ПРЕДИСЛОВИЕ

Монография «Чаша Грааля» является замечательным достижением в области генеалогических исследований. Редко можно встретить историка, знакомого с теми интереснейшими фактами, которые приведены в данном труде. Совершенно восхитительные откровения автора, несомненно, будут по достоинству оценены большинством как весомый вклад в сокровищницу просвещения. А посему это произведение имеет существенное значение для истории тех основополагающих вопросов, которые способствовали формированию христианской церкви в Европе и государствах крестоносцев.

Возможно, освещение в книге ряда фундаментальных проблем кому-то покажется еретическим по своей природе. Поскольку открытия, свойственные данному труду, совершенно не вяжутся с ортодоксальными традициями, то за каждым индивидуумом сохраняется право принимать или не принимать данную точку зрения. Тем не менее, не подлежит сомнению тот факт, что Лоренс Гарднер, проникнув в самую суть всех доступных манускриптов и архивных документов, касающихся данной темы, вышел далеко за пределы общепринятых концепций. Полученная в результате информация представлена в ее истинном свете и преподносится автором в ясной, живой и увлекательной манере.

Выносимый на суд читателя труд представляет удивительную возможность постижения многовековых, продиктованных политическими мотивами соглашений между правителями, а также связанных с ними обманов и интриг. Ведь на протяжении почти двух тысячелетий судьбами миллионов людей вершили единственные в своем роде, хотя зачастую и эксцентричные, личности, извратившие духовные устремления человеческого общества. Непринужденно, объективно и очень подробно автор излагает содержание многочисленных изъятых из обращения документов, касающихся наследия человечества. Таким образом, он воскрешает из политического небытия намеренно замалчивающуюся историю непоколебимой королевской династии, которую церковь на протяжении длительного времени пытались устранить ради достижения своекорыстных целей. Остается лишь надеяться, что в нынешний век обновленного разума восторжествует истина и вновь из пепла возродится Феникс.

Его Королевское Высочество принц Майкл Олбани,

Глава королевского рода Стюартов

 

Глава первая

Начало родословия

КОМУ СЛУЖИТ ГРААЛЬ?

Принято считать, что после подавления восстания еврейского народа и взятия Иерусалима в 70 году от Р.Х. римские владыки уничтожили все письменные упоминания, касавшиеся права наследования потомками Спасителя Иисуса царства Давидова. Тем не менее уничтожено было далеко не все, и наследники Помазанника Божия сохранили имеющие отношение к данному делу документы, перенеся наследие Мессии с Ближнего Востока на Запад. Как утверждает в своей «Церковной истории» Евсевий — епископ Кесарии, живший в IV столетии, — наследники эти именовались деспозинами (что в переводе с древнегреческого означает «от Господа») — благоговейным титулом, которым величали исключительно тех, кто принадлежал к тому же самому колену, что и сам Иисус. К числу владетелей священного наследства относились и потомки царственного семейства Иуды — династической ветви, здравствующей и поныне.

В процессе повествования, изучая детальные генеалогические отчеты о царственном происхождении потомков Мессии по прямой линии от Иисуса и его брата Иакова, мы познакомимся с захватывающей историей этого величественного рода. Однако для того, чтобы продвинуться в этом направлении, необходимо в первую очередь рассмотреть библейские и евангельские сказания с совершенно отличной от общепринятой точки зрения. Это не переписывание истории заново, а облечение в новую форму общеизвестных событий — скорее возвращение истории к своей изначальной первооснове, а не перелицовка из стратегических соображений мифов на современный лад теми, чьи интересы простираются в совершенно противоположном направлении.

Несомненно, кое-кто будет оспаривать нижеизложенное в отношении последнего утверждения. Найдутся и такие, кто, энергично пытаясь отстоять привычные идеалы, подвергнет эти страницы уничтожающей критике. В этом случае остается надеяться на то, что доводы критиков будут тщательно взвешены, ибо, как установил в 1922 году преподобный Льюис из Гластонбери, уничтожающая критика зачастую губит саму себя, в то время как предполагаемая жертва остается далеко за пределами ее досягаемости.

К тому же эта книга всецело предназначена для непредубежденных и пытливых умом читателей. Ее авторитет покоится на богооткровенном толковании древних документов Святой земли, таких как «Свитки Мертвого моря», а также на множестве евангельских и раннехристианских текстов, изъятых из свободного пользования. Приведенные в ней документальные факты были также извлечены из кельтских летописей и исторических хроник средневековья, а также государственных, церковных и рыцарских архивов Европы.

Действуя по тайному сговору, церковь и светская власть на протяжении столетий узурпировали право мессианского наследования. Началось это во времена, когда имперский Рим, приспосабливаясь к альтернативному идеалу, взял курс на христианство, и продолжается до сих пор.

Множество не связанных, на первый взгляд, между собой исторических событий на самом деле были звеньями этого непрекращающегося подавления рода. Начиная с Иудейских войн I века вплоть до Войны за независимость Соединенных Штатов и позднее, правительства Англии и других европейских стран вкупе с англиканской и римской католической церквями ни на мгновение не прекращали строить свои козни. Пытаясь ограничить Иудею в праве царственного первородства, высшая церковная иерархия устанавливала монархические режимы, возглавляемые номинально правящими суверенами, к числу коих относились и собственно британские — Ганноверская и Саксен-Кобург-Готская династии. Такого рода «самодержцы», возведенные на трон взамен низложенных проповедников веротерпимости, обязаны были насаждать определенные вероучения.

Теперь, в преддверии нового тысячелетия, в цивилизованном мире наступает время размышлений и преобразований. А для проведения таких преобразований надлежит переосмыслить все достижения и ошибки прошлого. И трудно найти для этой цели лучший архив, чем тот, который существует в летописях Сангреаля.

Понятие Святой Грааль впервые появилось в средневековье в качестве литературной концепции, основанной (как это будет показано позднее) на ряде неправильных истолкований древних текстов переписчиками. Оно является буквальным переводом выражения Saint Grail, которое ведет свое происхождение от более архаичных форм San Graal и Sangréal. Древний орден Сангреаля — династический орден шотландских королей дома Стюартов — был связан прямыми родственными узами с европейским орденом Сионского Царства. Рыцари обоих орденов являлись приверженцами Сангреаля, который (как показано выше) устанавливает истинно царственное происхождение Иудейской династии, ведущей свой род от Святого Грааля.

Не считая своего чисто династического аспекта, Святой Грааль имеет и духовный смысл. Он отображался посредством множества символов, но, как материальный предмет, чаще всего он представлялся в виде чаши, в особенности чаши, содержащей или когда-то содержавшей кровь Иисуса. Кроме того, Грааль изображался в виде вьющейся виноградной лозы, пробирающейся по анналам времени. Плод лозы — виноград, а из винограда получается вино. В этом отношении элементы символики чаши и виноградной лозы совпадали, ибо вино уже давно отождествлялось с кровью Иисуса. Действительно, эта традиция заложена в самой сути таинства евхаристии (Святого причастия), и неиссякаемая кровь чаши Грааля представляет собой не что иное, как бессмертный род Мессии.

В эзотерическом (тайном, предназначенном исключительно для посвященных) учении о Граале чаша и вино олицетворяют идеал служения, а кровь и вино соответствуют неизменному стремлению к полной самоотдаче. Поэтому духовный поиск Грааля суть желание реализовать свои возможности через служение другим и принятие их службы. Так называемый «Кодекс Грааля» — служить и посредством служения достичь цели — сам по себе в условиях земной жизни представляется иносказанием в том смысле, что это поиск нас самих. Проблема заключается в том, что заповедь кодекса была подавлена комплексом алчности общества, основанном на принципе «выживания наиболее приспособленных». В наши дни ни для кого не секрет, что для приспособления к жизни в обществе более важно не здоровье, а благосостояние. Другим критерием социального благополучия является послушание закону.

Но куда важнее подобного рода соображений является необходимость строго соблюдать партийную дисциплину, изъявляя подобающее почтение к «полубогам» власти. Данное непременное условие не имеет никакого отношения к законопослушанию или приличному поведению, — оно целиком опирается на требование «не раскачивать лодку» и придерживаться мнения, которого не разделяешь. Тех, кто нарушает единство рядов, объявляют смутьянами, еретиками и назойливыми типами, сующими везде свой нос, их считают в общественном отношении бесполезными для правящего истэблишмента. В целях сохранения административного статус-кво, понимаемая в таком виде «общественная полезность» достигается путем методичного «промывания мозгов» и подавления каждой отдельной личности. Но по любым общепринятым меркам это едва ли можно назвать демократическим образом жизни.

Демократический идеал определен выражением «власть народа для народа». В стремлении способствовать процессу демократизации простые люди сплачиваются по выборному принципу в организации, где меньшинство представляет интересы большинства. Хотя полномочные представители избираются народом, чтобы править ради его блага, — весь парадокс состоит в том, что на деле правительство, как правило, властвует над народом. Это противоречит всем принципам демократии и не имеет ни малейшего отношения к служению, а поэтому представляет собой прямую противоположность «Кодексу Грааля».

В течение продолжительного времени выборным представителям на государственном и местном уровнях, возвышающим себя на пьедестале над электоратом, удается переставлять гармоничный идеал служения с ног на голову. На этом основании права, свобода и благосостояние личности регулируются политическими предписаниями; и такие предписания в любое данное время определяют, кто пригоден, а кто непригоден для общества. Во множестве случаев такое определение равнозначно решению о том, кому суждено выжить, а кому — нет.

Есть много таких, которые откровенно стремятся занять влиятельное положение в обществе ради того, чтобы получить власть над другими. Служа своим собственным интересам, они превращаются в общественных махинаторов, лишаясь при этом доверия большинства. В итоге получается, что большинство, вместо того, чтобы быть «обслуженным по первому разряду», низводится до рабского состояния.

Не случайно, что со времен средневековья на гербе принцев Уэльских значилось «Я служу». Девиз был взят непосредственно из «Кодекса Грааля» еще в рыцарские времена. Приходя к власти по праву родового наследования, а не в результате выборов, старший в роду считал важным для себя еще более возвысить идеал служения. Но действительно ли служили монархи? Или — поставим вопрос более конкретно — кому они служили? Как правило, — и, несомненно, в эпохи феодализма и капитализма, — они правили, действуя в тайном сговоре со своими министрами и церковью. Правление — не служение и никоим образом не связано со справедливостью, равноправием и терпимостью к демократическим идеалам. По этой причине оно совершенно несовместимо с этическими максимами Святого Грааля.

Содержание данной книги не ограничивается генеалогическими описаниями и рассказами о политических интригах. На ее страницах можно найти ключ к пониманию сущности «Кодекса Грааля» — ключ к разгадке не только тайн истории, но и постижению смысла жизни. Эта книга рассказывает о хороших и плохих правительствах. Она повествует о том, как патриархальная власть короля над народом была подменена тиранией догматиков и диктатом властителей земель. Это путешествие вглубь веков и открытие мира прошлого с взглядом, устремленным в будущее.

В нынешний век компьютерных технологий, спутниковых телекоммуникаций и международного освоения космоса научный прогресс принимает просто угрожающие масштабы. И на каждой новой ступени развития общества, все быстрее и быстрее сменяющей предыдущую, уцелевшими будут считаться функционально подготовленные личности. Остальных самонадеянная правящая верхушка, тешащая свои собственные амбиции и не пекущаяся о своих подчиненных, отнесет к разряду неприспособленных.

Так какое же отношение все это имеет к Граалю? Прямое. Как будет выяснено позднее, Грааль обладает многоликой внешностью и множеством атрибутов. Однако, каким бы его не изображали, поиск Грааля обуславливается доминирующим желанием достичь цели честным путем. Это тот путь, следуя которым может уцелеть любой из числа приспособленных, ибо он является ключевым способом достижения гармонии и единства на всех общественных и природных уровнях. «Кодекс Грааля» рассматривает прогресс как ценное достижение и признает общественный строй, но самое главное, что он демократичен по сути. Вне зависимости от того, осознаются ли его физические или духовные стороны, Грааль в равной степени принадлежит как вождям, так и их сторонникам. Он суть принадлежность земли и окружающей среды, предписывающий, чтобы все, как один, сплотились воедино вокруг служения.

Для того чтобы числиться среди приспособленных, необходимо быть всесторонне информированным. Только осведомленность может помочь встретить будущее во всеоружии. Диктаторская форма правления не открывает пути к знаниям; это настоящий крепостной вал, построенный для предотвращения свободного доступа к истине.

Так кому же все-таки служит Грааль? Он служит тем, кто ищет, невзирая на огромные трудности, ибо они — поборники просвещенности.

ЯЗЫЧЕСКИЕ ИДОЛЫ ХРИСТИАНСТВА

Во время нашего путешествия мы столкнемся с целым рядом утверждений, которые могут на первый взгляд показаться просто потрясающими. Но такое случается часто в процессе установления исторической истины, поскольку большинство из нас было приучено воспринимать толкование некоторых исторических фактов как нечто само собой разумеющееся. Изучали историю, главным образом, с идеологических позиций — в форме религиозной или политической пропаганды. Историческая наука была частью административной системы; она отделяла слуг от хозяев и «приспособленных» от «неприспособленных». Политическая история, разумеется, долгое время писалась самими хозяевами — меньшинством, решавшим судьбу большинства. Ничем от нее не отличается и история религии, задуманная как инструмент управления посредством внушения страха перед неизвестностью. Таким образом, за счет верующих, которые в самом деле ищут духовного просветления и спасения, церковные иерархи сохранили свое верховенство.

Что касается политической или религиозной истории, то ни для кого не секрет, что вероучения государственного истэблишмента зачастую сами переходят грань реальности, но, тем не менее, такие доктрины редко ставятся под сомнение. Они могут быть менее эксцентричны и надуманны, но зато в такой степени запутаны и туманны, что при сколько-нибудь детальном рассмотрении кажутся по-настоящему бессмысленными.

По библейскому летоисчислению, в соответствии с Книгой Бытия, поиск нашего Грааля начинается с сотворения мира. Чуть более двух столетий назад, в 1779 году, Лондонским консорциумом книготорговцев была выпущена гигантская 42-томная «Всемирная история», позднее ставшая наиболее авторитетным изданием в своей области. На ее страницах с непоколебимой уверенностью утверждается, что Бог приступил к своей работе по творению Мироздания 21 августа 4001 года до Р.Х.  Поскольку часть богословов склонялась к мысли, что более вероятной датой следует считать 21 марта, начались длившиеся добрый месяц дебаты. Однако все сошлись на том, что год был определен точно, а между вселенским небытием и появлением на свет Адама прошло всего лишь шесть дней.

Во времена публикации книги Великобритания была охвачена промышленной революцией. Это был период необычных изменений и бурного развития, но, как и в нынешний век ускоренного прогресса, обществу приходилось чем-то жертвовать. Высоко ценимые в недавнем прошлом промыслы и ремесла быстро устаревали, уступая преимуществам серийного производства, и общество перегруппировывалось, приспосабливаясь к базирующемуся на экономике общественному строю. Рождалось новое поколение «победителей», в то время как большинство пыталось как-то выпутываться в непривычной для себя обстановке, не имевшей ничего общего с той, в которой они воспитывались. Правильно или неправильно, но данное явление называется прогрессом, и его безжалостный критерий сформулирован английским естествоиспытателем Чарльзом Дарвином в его законе: выживает наиболее приспособленный . Трудность Заключается в том, что шансы людей на выживание часто снижаются эксплуатирующими их и пренебрегающими ими хозяевами, — теми самыми «первопроходцами», которые проторили дорогу к прогрессу, способствуя (если не сказать гарантируя) свое собственное выживание.

В наше время не представляет труда понять, что вышедшая в 1779 году «Всемирная история» содержала ошибки. Нам известно, что мир был «сотворен» не в 4001 году до Р.Х. Мы также знаем, что первым человеком на планете был вовсе не Адам . Человечество в процессе взросления избавилось от столь архаичных воззрений. Но для живших в конце XVIII столетия эта впечатляющая книга представляла собой творение людей более образованных, чем они сами, и, естественно, воспринималась вполне серьезно. В связи с этим стоит задать себе вопрос: какое количество признаваемых ныне научных и исторических фактов будет также казаться устаревшими в свете открытий будущего?

Догма не обязательно является истиной; она представляет собой энергично отстаиваемое толкование истины на основе имеющихся фактов. С появлением новых неопровержимых фактов, разумеется, меняются и научные постулаты, но с церковными догматами такое случается чрезвычайно редко. Содержание данной книги в особенности касается вероучения и положения в обществе христианской церкви, игнорирующей открытия и откровения, а также придерживающейся нелепых догм, уходящих корнями в средние века. Как метко заметил в начале нашего века Г. Дж. Уэллс, религиозная жизнь на Западе «протекает в историческом здании, построенном на песке».

Эволюционная теория Ч. Дарвина, сформулированная им в вышедшей в 1871 году книге «Происхождение человека» , не причинив никакого вреда самому Адаму, тем не менее, дискредитировала всякую мысль о нем, как о первом человеке на Земле. Как и все органические формы жизни на планете, люди в течение многих сотен и тысяч лет вовлечены в процессы генных мутаций и естественного отбора. Обнародование этого факта повергло в ужас религиозно настроенное общество. Некоторые просто отказывались воспринимать новое учение, а большинство впало в отчаяние. Если Адам и Ева не были прародителями рода человеческого, то, стало быть, и не было первородного греха, а посему — сам повод для его искупления не имел под собой основания!

Для большинства верующих концепция «естественного отбора» была совершенно непонятна. Они заключили: поскольку выживают наиболее приспособленные, то успех должен зависеть от умения обойти своего соседа. Так рождалось еще одно поколение безжалостных скептиков. Как никогда прежде расцвел эгоцентричный национализм, а местные божества почитались как языческие боги прошлого. Символы национальной тождественности (подобно Великобритании и Ирландии) превратились в новых идолов христианства.

На этой нездоровой основе и зародилась империалистическая болезнь. Сильные и экономически развитые страны заявили о своих правах на эксплуатацию менее развитых наций. Новая эра создания империй началась с лишенной благородства борьбы за захват территорий. В 1871 году в результате слияния отдельных немецких государств образовался Германский рейх. Объединение других государств привело к образованию Австро-Венгерской империи. Значительно расширилась Российская империя, а Британская империя к концу прошлого столетия занимала не менее одной пятой всей площади земной суши. Это было волнующее время бесстрашных христианских миссионеров, большую часть которых направляла в свои заморские владения королева Англии Виктория. Подорвав до крайности основания веры дома, церковь, пересмотрев свою деятельность, старалась найти оправдание ей за рубежом. Особенного много работы было у миссионеров в таких местах, как Индия и Африка, где люди уже давно поклонялись своим богам и ничего не слышали об Адаме. И, что еще более важно, они слыхом не слыхивали о Чарльзе Дарвине!

Из работодателей периода промышленной революции в Великобритании сформировалась новая общественная прослойка. Эта отпочковавшаяся от среднего класса социальная группа (в большей степени, нежели все богатые люди в целом) представляла собой истинную аристократию и правящий истэблишмент, эффективно создавая реальную классовую структуру — систему разделения труда, — где каждый занимал определенное место. «Вожди» купались в роскоши, а оппортунисты из среднего класса конкурировали между собой за «место под солнцем». Рабочий люд встретил свою крепостную зависимость с верноподданническими песнями, мечтой о «Надежде и славе», а также портретом родовой жрицы Британии на каминной полке.

Ученые-историки понимали, что противостояние империй долго продолжаться не может, и предсказывали день, когда конкурирующие державы натолкнутся на мощное противодействие. Конфликт начался, когда Франция предприняла попытку возвратить себе оккупированные Германией Эльзас и Лотарингию, — обе страны длительное время сражались за право владеть этим районом, богатым месторождениями железной руды и угля. Россия и Австро-Венгрия сцепились в схватке за владения на Балканах. Колониальные амбиции по поводу владений в Африке и других частях света породили споры. Фитиль был подожжен в июне 1914 года, когда сербский националист Гаврило Принцип застрелил наследника австрийского престола эрцгерцога Франца-Фердинанда. Вслед за этим в Европе вспыхнула крупномасштабная война, спровоцированная, главным образом, Германией. Она начала военные действия против России, Сербии, Франции и Бельгии; контрнаступление союзных держав возглавила Великобритания.

Борьба продолжалась более четырех лет и закончилась тем, что в Германии разразилась революция, а кайзер Вильгельм II бежал из страны.

Следуя за всеми технологическими нововведениями промышленной эпохи, историческая наука не могла похвалиться успехами в области общественных отношений. Достижения инженерной мысли привели к беспрецедентному росту военного могущества, в то время как разобщенное христианство узнать возможно было лишь с трудом. Тщеславие Британии осталось непоколебленным, но Германский рейх не собирался так легко смириться с потерями. После свержения старого режима у кормила власти встала новая энергичная политическая партия. Ее самовластный фюрер Адольф Гитлер аннексировал в 1937 году Австрию, а два года спустя напал на Польшу. Так началась вторая, на этот раз действительно мировая война, — самое жестокое до настоящего времени сражение за овладение земным пространством. Боевые действия велись в течение шести лет, и главный удар был нанесен в самое сердце христианской веры — по праву каждого жить в цивилизованном окружении.

Совершено неожиданно до сознания людей и церкви дошло, что религия не имеет, да и никогда не имела никакой связи с датами и чудесами. Она связана с верой в мирное сосуществование и добрососедские отношения, с применением этических норм и сохранением духовных ценностей, с верностью и милосердием, а также с постоянным поиском свободы и независимости. Наконец-то прекратились бесконечные споры по поводу эволюционного пути развития человечества,— эта область принадлежала ученым. Большинство восприняло данный факт со вздохом облегчения.

Церковь теперь представляла собой куда менее грозного оппонента ученых, а новая обстановка благоприятствовала всем заинтересованным сторонам. Для многих библейские тексты перестали быть непреложной догмой, почитаемой самой по себе. Религия на деле, а не на бумаге олицетворяла собой евангельские заповеди и законы. Библия, в самом деле, представляла собой книгу рассказов об исторических событиях — сборник древних текстов, заслуживающий исследования и изучения, как и многие другие.

Этот новый взгляд на Священное писание открывает неограниченные возможности для умозрительных рассуждений. Если Ева была в те времена единственной женщиной, существовавшей в природе и родившей трех отпрысков мужского пола, то на ком женился ее сын Сиф, породивший колена Израилевы? Если Адам не был первым человеком на Земле, то в чем его значение? Кем или чем были ангелы? В Новом завете также содержится несколько загадок. Кто такие были апостолы? Творились ли на самом деле чудеса? И самое главное, правда ли, что действительно имело место рождество Христово и Воскресение из мертвых?

Прежде, чем отправиться в длительное плавание по родословной Грааля, мы подробно рассмотрим все эти вопросы. Для того, чтобы осознать факты бракосочетания и отцовства Иисуса, действительно необходимо понять историческую и бытовую обстановку того времени. Во время нашего путешествия многие читатели ступят ногой на новую, доселе совершенно неведомую им землю, — землю давно существовавшую, но устланную ковром и скрытую от их взора теми, кто ради удержания власти старался замалчивать правду. Только свернув ковер и обнажив этот длительное время скрываемый участок суши, мы можем преуспеть в своих поисках Святого Грааля.

НАЧАЛО РОДОСЛОВНОЙ

В наши дни принято считать, что чтение Ветхого завета не дает, как это можно предположить, точного представления об истории Древнего мира. Уточним — в нем представлена история одного семейства, семейства, которое со временем стало многоплеменным народом, который, в свою очередь, превратился в еврейскую нацию. Если бы Адама можно было назвать первым представителем вида «гомо сапиенс» (несмотря на всю эволюцию человека, предшествующую его появлению на свет), то он определенно был прародителем евреев и колен Израилевых.

Двумя наиболее занимательными персонажами Ветхого завета являются Иосиф и Моисей. Каждый из них сыграл важную роль в формировании еврейской нации, и историческую подлинность их личностей, совершенно независимо друг от друга, можно установить по Библии. В Книге Бытия (41:39—43) рассказывается о том, как Иосиф стал правителем Египта:

«И сказал фараон Иосифу: „… Ты будешь над домом моим и твоего слова держаться будет весь народ мой; только престолом я буду больше тебя“. …И поставил его над всей землей Египетской».

О Моисее подобное сообщается в Книге Исход (11:3):

«…да и Моисей был весьма велик в земле Египетской, в глазах рабов фараоновых и в глазах народа».

Тем не менее, при всем своем величии и видном положении, ни Моисей, ни Иосиф не фигурируют под этими именами ни в одной древнеегипетской летописи. В хрониках времен Рамсеса II (1304—1237 года до Р.Х.) говорится о семитских племенах, поселившихся на земле Гошен. Далее объясняется, что пришли они с земли Ханаанской в поисках пищи. Зачем же нужно было писцам Рамсеса упоминать об этом поселении в Гошене? В соответствии с общепринятой библейской хронологией евреи появились в Египте почти за три столетия до эпохи Рамсеса и совершили свой исход оттуда приблизительно в 1491 году до Р.Х., — задолго до восшествия этого фараона на трон. Таким образом, судя по записи современника тех событий, общепринятая библейская хронология в ее нынешнем виде выглядит некорректно.

Существует общепринятое мнение, что Иосиф был продан египтянам в рабство в 1720 году до Р.Х., а примерно десять лет спустя стал наместником фараона. Позднее его отец Иаков (Израиль)  с семьюдесятью членами своего семейства, спасаясь от свирепствовавшего на земле Ханаанской голода, прибыли в Гошен. Несмотря на это, в книгах Бытие (47:11), Исход (1:11) и Числа (33:3) говорится о «земле Рамсеса». В Гошене существовал комплекс зернохранилищ, построенный евреями «для Рамсеса II» спустя триста лет после того, как они, по общему мнению, покинули Египет!

На основании этого становится ясным, что иудейское летоисчисление гораздо точнее датирует события, нежели «общепринятая хронология». Иосиф пришел в Египет не в начале XVIII, а в начале XV столетия до Р.Х., где и был назначен первым министром Тутмоса IV (правил в 1413—1405 годы до Р.Х.). Египтянам «визирь Иосиф» был более известен под именем Юя, и его история особенно примечательна своим откровением о библейской значимости не только Иосифа, но и Моисея. Историк и лингвист Ахмед Осман, родившийся в Каире, всесторонне исследовал деятельность этих выдающихся личностей в исторической обстановке Древнего Египта, сделанные им открытия имеют огромное научное значение.

После смерти фараона Тутмоса его сын, взошедший на престол под именем Аменхотепа III, женился на своей сводной сестре Ситамон. В те времена такие браки в Египте были широко распространенным обычаем, особенно в царских семьях. Вскоре после этого он взял также в жены Тейе — дочь своего первого министра Юя-Иосифа. При этом, однако, был издан указ, согласно которому ни один из сыновей новой супруги фараона не обладал правом престолонаследия. Объяснялось это не покидавшими египтян в течение всего периода наместничества ее отца Иосифа опасениями, что евреи захватят власть в их стране. Поэтому, когда Тейе забеременела, было отдано специальное распоряжение об умерщвлении ее ребенка при рождении, если им окажется мальчик. Родственники-евреи Тейе проживали в Гошене, а сама она в ожидании родов находилась в собственном летнем дворце вблизи Зарва, расположенного немного выше по течению Нила. И она, в самом деле, родила-таки сына! Но придворные повитухи, сговорившись с молодой матерью, положили младенца в корзину из тростника и пустили ее вниз по течению к дому Леви, единокровного брата Иосифа.

Мальчик по имени Аминодав, родившийся приблизительно в 1394 году до Р.Х., получил надлежащее образование у жрецов храма Ра, располагавшегося в восточной части дельты Нила. В юношеские годы он перебрался на жительство в Фивы. К тому времени его мать приобрела при дворе значительно большее влияние, нежели старшая жена фараона. Произведя на свет единственную дочь, названную Нефертити, царица Ситамон так и не смогла родить своему супругу сына и наследника престола. Аминодав отверг весь сонм фиванских божеств с мириадами идолов и ввел новый культ Атона — всемогущего бога, изображавшегося в виде солнечного диска с отходящими от него человеческими руками. Атон соответствовал иудейскому богу Адонаю и финикийскому Адонису, имя которого означало «владыка». В это же время Аминодав (по-древнеегипетски Аменхотеп — «Слуга Амона») поменял свое имя на Эхнатон («Угодный Атону»).

Восседавший тогда на троне фараон Аменхотеп III страдал от неизлечимой болезни и не имел прямого наследника престола по мужской линии. Для того чтобы управлять страной в это трудное время, Эхнатон взял в жены и соправительницы свою единокровную сестру Нефертити. По прошествии определенного срока Аменхотеп III скончался, и Эхнатон смог взойти на престол, формально приняв имя Аменхотепа IV.

У Эхнатона и Нефертити было шесть дочерей и сын по имени Тутанхатон. Фараон закрывал фиванские храмы, исповедовавшие культы многочисленных египетских божеств, и возводил новые, посвященные Атону. Он лично управлял царским двором, состоявшим целиком из его домочадцев, — что совершенно не соответствовало обычаям фараонов того времени. Нововведения фараона-реформатора не встретили широкого отклика в стране, и среди своих подданных он не пользовался популярностью. В особенности это касалось униженных им жрецов местного бога Амона и солнечного божества Ра. Заговоры против него зрели один за другим. Раздавались громкие угрозы поднять вооруженный мятеж, если монарх не позволит поклоняться традиционным богам наравне с безликим Атоном. Но Эхнатон не уступал и был вынужден, в конце концов, отречься от престола в пользу своего двоюродного брата Сменкхара, которого в скором времени сменил на троне сын Эхнатона Тутанхатон. Взойдя на престол в возрасте одиннадцати лет, Тутанхатон был обязан сменить свое имя на Тутанхамон. Но и он жил и царствовал недолго, встретив свою смерть в возрасте двадцати лет.

Между тем Эхнатон был изгнан из Египта. Захватив с собой увенчанный бронзовой змеей царский скипетр, он с горсткой верных людей укрылся в одном из отдаленных уголков Синайского полуострова. Для своих приверженцев он остался единственно законным монархом и наследником престола, которого был лишен. И они по-прежнему уважительно называли его Мосом, Мосисом или Моисеем («потомком» или «рожденным от»), — по аналогии с Тутмосом («Рожденным от Тута») и Рамсесом («Потомком Ра»).

Египетские находки А. Османа свидетельствуют, что Моисей (Эхнатон) вел свой народ от Пи-Рамсеса (вблизи современного города Кантра) на юг через Синайский полуостров к озеру Тимаш. Эту сильно заболоченную местность еще как-то можно было пересечь пешком, но движущиеся по ней лошади и повозки увязли бы в трясине.

Среди тех, кто вместе с Моисеем спасался бегством из Египта, находились сыновья и родственники Иакова (Израиля). По наущению своего предводителя сыны Израилевы соорудили у подножья горы Синай скинию , а после смерти Моисея начали свое нашествие в страну, покинутую их пращурами еще в незапамятные времена. Но земля Ханаанская (нынешняя Палестина), подвергавшаяся набегам финикийцев и филистимлян, сильно изменилась с тех пор. Летописи повествуют о крупных морских сражениях и огромных армиях, маршировавших на войну. В конце концов, евреи, ведомые своим новым предводителем Иисусом Навином, добились успеха. Сыны Израилевы перешли реку Иордан и, отвоевав у ханаанцев Иерихон, захватили плацдарм на своей передаваемой из поколения в поколение Земле Обетованной.

После кончины Иисуса Навина наступил период назначаемых «судей Израилевых», представлявший собой вереницу бедствий еврейского народа, продолжавшихся вплоть до 1055 года до Р.Х., когда доведенные до отчаяния племена израильтян, наконец, были объединены своим первым царем Саулом. После частичного завоевания Палестины (Ханаана), взяв в жены дочь Саула, царем Иудейским стал Давид из рода Авраама. К 1048 году до Р.Х., покорив Израиль, то есть объединив под своей властью всю территорию Палестины, он стал царем всех евреев. Так началось родословие Святого Грааля.

 

Глава вторая

В начале

ИЕГОВА И БОГИНЯ

Одновременно с военными успехами евреев-израильтян в Ветхом завете описывается также и продолжавшаяся со времен Авраама эволюция иудейского вероучения. Эта не рассказ о народе, объединенном преданностью богу Иегове, а история фанатичной секты, стремившейся во что бы то ни стало сделать поклонение этому богу господствующей религией еврейского государства. По их убеждению, Иегова принадлежал к мужскому полу, и эта еретическая концепция создала множество серьезных проблем.

В ту далекую эпоху, как правило, понимали, что рождение жизни должно происходить при слиянии мужского и женского начал. В соответствии с этим во многих религиях, будь то в Египте, Месопотамии или другом месте, существовали божества обоих полов. Верховный бог по большей части ассоциировался с солнцем или небом, а верховная богиня отождествлялась с землей, морем или плодородием. Солнце отдавало свое тепло земле и воде, где и зарождалась жизнь, — вполне естественное и логичное объяснение.

В связи с такого рода теистическими идеями необходимо отметить, что один из самых уступчивых персонажей, упоминаемых в Библии, — Соломон, сын царя Давида, превозносится не только за величие и благородство своего правления, но также и за свою человеческую мудрость. Гораздо позднее наследие Соломона сыграло решающую роль в формировании нарождавшегося учения о Граале, ибо он был истинным сторонником веротерпимости. Соломон царствовал за несколько столетий до вавилонского пленения евреев и был неотъемлемой частью исторической обстановки прошлого. В его эпоху Иегова имел огромное значение, но наравне с ним почитались и другие боги. Это было временем духовной неопределенности, и люди не так уж редко старались на всякий случай перестраховаться и почитали различных божеств. В конце концов, с таким множеством почитаемых богов и богинь было бы просто недальновидно хулить чуть ли не всех, кроме одного. Кто мог поручиться, что благочестивые иудеи остановят свой выбор на «правильном» боге?!

В этом отношении легендарная мудрость Соломона зиждилась на взвешенных суждениях. Даже если сам он поклонялся Иегове — богу малочисленной секты, — у него не было оснований отказывать своим подданным в праве исповедовать свою собственную религию (Первая книга Царств 11:4—10). Он даже сохранил веру в божественные силы природы, не придавая значения тому, кто или что управляло ими.

Почитание верховного женского божества было давней традицией в Ханаане, где оно приняло обличье богини Ашторет. Она соответствовала главной шумерской богине Иштар, которой поклонялись жители Двуречья и чей храм находился в городе Урук (библейский Эрех и современный Варка). В соседних государствах Сирии и Финикии она, по сообщениям древних греков, обычно именовалась Астартой.

Святая Святых, или внутренний алтарь храма Соломона, напоминает, как полагают, чрево Ашторет (иначе именуемую Ашерой, как несколько раз упоминается в Ветхом завете). Ашторет открыто почиталась народом Израиля вплоть до VI века от Р.Х. «Владычица Ашторет» была небесной супругой Эла — верховного мужского божества, вместе с которым они составляли «небесную пару». Их дочь Анат титуловалась «небесной царицей», а сына — «небесного царя», именовали личным местоимением — «Он». Со временем отдельные личности Эла и «Его» слились воедино и породили Иегову. Аналогичным образом соединились Ашера и Анат, превратившись в супругу Иеговы, известную под именем Шекина или Матронит.

Имя Иегова представляет собой более позднюю и в некоторой степени англизированную транслитерацию имени Яхве, которое само является четырехбуквенной аббревиатурой «YHWH», написанной на иврите. Изначально эти четыре согласные (которые только позднее стали чем-то вроде акронима для обозначения имени Единого Бога) символизировали четырех членов божественного семейства. Буква «Y» символизировала отца Эла, «H» обозначала мать Ашеру, «W» соответствовала сыну («Ему») и «H» была дочерью Анат. В соответствии с традициями царских семей того времени непостижимая невеста Бога считалась также и его сестрой. Двуполый образ Иеговы был увековечен в иудейском культе каббалы — мистическом учении, достигшем своего расцвета в средневековые времена. Божественная брачная палата являлась Святая Святых Иерусалимского храма. Однако с момента его разрушения Матронит было предопределено вечно скитаться по Земле, в то время как мужская ипостась Иеговы, оставшись на небесах, продолжала править в одиночестве.

На самом же деле мысль о едином боге-мужчине, скрепляющая неразрывными узами всех иудеев, появилась лишь где-то в 536 году до Р.Х., после семидесятилетнего пленения в Вавилоне. Когда евреи были угнаны в плен Навуходоносором, они поначалу представляли собой, по сути дела, разнородные племена, принадлежавшие, по крайней мере, к двум этническим группам — израильской и иудейской. Вернулись же они на Святую землю в качестве объединенного общенациональной идеей «избранного народа» Иеговы.

Большая часть того, что мы привыкли называть Ветхим заветом (еврейской Библией), писалось в Вавилоне. Поэтому не стоит удивляться, что шумерские и месопотамские легенды перекочевали в первые исторические предания евреев, включая сообщения о садах Эдема («рае Эриду») , всемирном потопе  и Вавилонской башне . Сам основатель рода Авраам перебрался из халдейского города Ура (Двуречье) на землю Ханаанскую, поэтому культурные заимствования, несомненно, могут быть оправданы. Тем не менее, факт остается фактом: сюжеты, подобные изложенному в рассказе об Адаме и Еве, встречались не только в еврейских преданиях.

Истории, аналогичные ветхозаветному рассказу об Адаме и Еве, можно найти в сочинениях древних греков, сирийцев, египтян, шумеров и абиссинцев. В одном из вариантов сюжета у Каина и Авеля были сестры-близнецы — Лулува и Аклемия. Еще по одной версии у Сифа была сестра по имени Норая.

Есть даже письменные источники, в которых говорится о том, что первой супругой Адама, еще до того, как он влюбился в Еву, была Лилит. Лилит, бывшая служанкой Матронит, покинула Адама потому, что тот пытался подчинить ее своей воле. Бросившись в волны Красного моря, она крикнула: «Почему я обязана стелиться под тебя? Я равная тебе!» На шумерском керамическом барельефе, датируемом приблизительно 2000 годом до Р.Х., Лилит изображена обнаженной и крылатой, стоящей на спинах двух львов. Ее воплощенный дух, хотя и не божественный в традиционном понимании этого слова, пышно расцвел в самой знаменитой любви Соломона — любви к царице Савской. В эзотерическом учении мандеев Месопотамии Лилит живописуется как «дочь загробного мира» . Во все времена вплоть до наших дней она олицетворяла собой фундаментальное учение о нравственных возможностях женщины.

После того, как народ Израиля возвратился в Иерусалим, пять первых книг Моисея (Пятикнижие)  были сброшюрованы в одну, получившую название Тора (Закон). Остальные тексты Ветхого завета, не вошедшие в иудейскую Библию, рассматривались как самостоятельные, ибо на протяжении многих столетий к ним попеременно относились то с почтением, то с подозрением. Со временем, однако, именно книга Пророков  стала играть особо важную роль в упрочении еврейского наследия . Причиной колебаний было отношение Иеговы к избранному им народу, с которым он на самом деле обращался отнюдь не так уж милосердно. Он был всемогущим Богом иудейского племени и обещал его родоначальнику Аврааму возвысить евреев над остальными народами. Но, несмотря на посулы, они только стойко переносили войны, голод, изгнание и плен! Дабы сдержать растущее в народе разочарование, книга Пророков подкрепляет обещание Иеговы заявлением о пришествии Мессии, Помазанника Божия, который будет служить людям и приведет их к спасению.

Данное пророчество сыграло немаловажную роль в восстановлении храма Соломона и Стены Плача в Иерусалиме, но… Спаситель-Мессия не появился. На этом в IV веке от Р.Х. и заканчивается повествование Ветхого завета. Между тем родословие Давидово продолжалось, хотя это и не было историей деятельного царствования.

Только по прошествии более трех столетий, когда во владения государства гордо вступил революционно настроенный наследник иудейского престола, началась совершенно новая глава истории верховной власти. Им был Иисус из Назарета — царь Иудейский де-юре.

МЕССИАНСКОЕ НАСЛЕДИЕ

Новый завет возобновляет вышеизложенное повествование, рассказывая о событиях последних лет дохристианской эры. Однако неосвещенный в Евангелии промежуточный период имел огромное значение в формировании той политической обстановки, в которой суждено было появиться долгожданному Мессии.

Эпоха началась с усиления могущества державы Александра Македонского, разбившего в 333 году до Р.Х. в битве при Гавгамелах персидского царя Дария III. Разрушив финикийский город Тир, македонский царь двинулся в Египет, где основал город Александрию. Захватив Междуречье, Александр направил свое войско на восток в Среднюю Азию, а затем — на юг, в Индию, где, завоевав Пенджаб, вышел, в конце концов, к Индийскому океану. После его ранней кончины в 323 году до Р.Х. полководцы-диадохи разделили власть в империи Александра между собой. Птолемей стал правителем Египта, Селевк властвовал в Вавилоне, а Антигон правил Македонией и Грецией. В этом же столетии в состав державы Александра вошла и Палестина.

В этой обстановке на европейской сцене появилась новая движущая сила — Римская республика. В 264 году до Р.Х. римляне изгнали карфагенян с острова Сицилия, а затем отобрали у них Сардинию и Корсику. Великий карфагенский полководец Ганнибал нанес ответный удар, захватив Сагунт (нынешняя Испания) и направив свою армию через Альпы в Италию. После блестящих побед над римлянами в битвах у Тразименского озера и при Каннах пунийцы потерпели сокрушительное поражение в сражении у небольшого городка Зама. Карфаген лишился своих владений и оказался в полной зависимости от Рима. В то же время Антиох III (потомок македонского полководца Селевка) стал царем Сирии, а к 198 году до Р.Х., избавившись от египетской зависимости, превратился в полновластного правителя Палестины. Его сын Антиох IV Епифан под угрозой смертной казни запретил евреям выполнять законы Яхве. В ответ на это вспыхнуло восстание иудеев, которое возглавил Иуда Маккавей из рода Хасмонеев . Сам Иуда был убит в одном из сражений, но освободительная война закончилась в 142 году до Р.Х. обретением евреями независимости.

Продолжительная война Рима с пунийцами закончилась полным разрушением города Карфагена и основанием на его месте римской провинции Северная Африка. Военные кампании на востоке привели к тому, что под власть Рима попали Греция, Македония и Малая Азия. Но, несмотря на военные успехи, в самой Италии зрело недовольство. Пунические войны, разорив крестьян-плебеев, в то же время обогатили аристократию, которая, используя труд рабов, строила себе огромные латифундии. Народный трибун Тиберий Гракх, отстаивая интересы плебса, пытался провести в 133 году до Р.Х. аграрную реформу, но был убит в результате заговора сенаторов. Его брат Гай попытался продолжить начатое дело, но также был убит знатью. После гибели братьев руководство партией популяров перешло в руки военачальника Гая Мария.

После того как Гай Марий был избран в 107 году до Р.Х. римским консулом, сенат нашел себе защитника в лице Луция Корнелия Суллы, который, в конце концов, низложив Мария, сам стал в 82 году до Р.Х. единовластным диктатором. Царство кровавого террора длилось до тех пор, пока демократически настроенные государственные мужи во главе с Юлием Цезарем не завоевали популярности в народе, а последний не был законным путем избран на высшую должность.

В тот же самый год римские легионы вступили на Святую землю, уже тогда раздираемую религиозными распрями. Фарисеи, довольно строго соблюдавшие древние иудейские законы, протестовали против усиливавшегося влияния в стране более либеральной эллинистической культуры. Одновременно с этим они обрушивались с резкой критикой на священническую касту саддукеев — политическую и экономическую элиту еврейского общества. Беспокойная обстановка в государстве делала его уязвимым и способствовала вторжению извне. Воспользовавшись благоприятной возможностью, римляне под предводительством Гнея Помпея покорили Иудею и захватили Иерусалим, аннексировав впоследствии также Сирию и оставшуюся часть Палестины.

Тем временем верховная власть в Риме тоже переживала потрясения. В 59 году до Р.Х. Юлий Цезарь, Гней Помпей и Марк Красс создали первый правящий триумвират, но совместное правление не заладилось с самого начала — Цезарь был отправлен покорять Галлию, а Красс возглавил военную кампанию против Парфянского царства. В их отсутствие Помпей, оставив оптиматов, переметнулся в лагерь провозгласивших его консулом республиканцев. Получив это известие, Цезарь двинул свои легионы на Рим. Напуганный таким поворотом событий, Помпей вместе с сенатом бежал из страны. Началась гражданская война, закончившаяся полной победой Цезаря в битве при греческом городе Фарсале. Помпей, спасая жизнь, бежал в Египет, где был убит египтянами, которые преподнесли потом в качестве подарка Цезарю голову его соперника.

В те времена Египтом правила Клеопатра VII совместно со своим братом Птолемеем XIII. В период пребывания Цезаря в Александрии между ним и царицей Египта завязалась любовная связь. Подослав к своему брату наемных убийц, Клеопатра с помощью римских мечей единолично заняла трон. Завершив победоносно кампанию в Северной Африке и Малой Азии, Цезарь вернулся в Рим в 44 году до Р.Х., где был убит в сенате заговорщиками-республиканцами на 15-й день мартовских ид. Его племянник Гай Октавиан вместе с военачальником Марком Антонием и сенатором Марком Лепидом сформировал второй триумвират. В битве при Филиппах в Македонии триумвиры разгромили войско убийц Цезаря — Брута и Кассия. Вскоре после этого Антоний, покинув свою жену Октавию (сестру Октавиана), женился на царице Клеопатре и стал жить в Александрии. Октавиан объявил бывшего союзника врагом отчества и разбил флот Антония в битве при Акциуме у берегов Греции. Антоний и Клеопатра покончили жизнь самоубийством, а царство Птолемеев было присоединено к Римской империи.

Палестина в это время состояла из трех отдельных провинций: Галилеи на севере, Иудеи на юге и находившейся между ними Самарии. Прокуратором Иудеи Юлий Цезарь назначил идумеянина Антипатру, а правителем Галилеи — его сына Ирода. Антипатр вскоре погиб, поэтому Ирод был вызван в Рим и там назначен царем Иудеи.

В глазах большей части своих подданных Ирод был арабским самозванцем и узурпатором. Он исповедовал иудаизм, но не принадлежал к роду Давидову. Власть Ирода практически ограничивалась Галилеей, а Иудея на самом деле управлялась римским прокуратором, резиденция которого находилась в Цесарии. Режим, поддерживаемый ими обоими, был до крайности жесток; для удержания населения в повиновении на крестах было распято более 3 тысяч человек. Взимались запретительные налоги, пытки были обычным явлением, а число самоубийств среди евреев угрожающе росло.

В этой жестокой обстановке безжалостного притеснения со стороны марионеточного самодержца, опиравшегося на военную мощь захватчиков, и родился Иисус. Евреи приходили в отчаяние от бесконечно долгого ожидания Мессии («Помазанника», от слова «машиах» на иврите — «помазать»), — но у них даже мысли не возникало о какой-то божественной природе Спасителя. Народ нуждался лишь в могучем освободителе, который избавил бы его от гнета римских завоевателей. Среди знаменитых свитков, найденных в Кумранских пещерах у Мертвого моря, есть текст, называемый «Законы войны». В нем провозглашается стратегия «бескомпромиссной битвы», в которой Мессия будет верховным командующим израильского воинства.

СВИТКИ И ТРАКТАТЫ

«Свитки Мертвого моря» являются в наше время своего рода наглядным пособием для понимания иудейской культуры дохристианского периода . Однако найдены они были только в 1947 году, и то по чистой случайности. Мальчик-пастух из племени бедуинов по имени Мохаммед-ад-Диб в поисках пропавшей козы забрел в одну из Кумранских пещер, расположенных на холмах неподалеку от города Иерихона. Там он обнаружил большое количество высоких глиняных кувшинов. Были приглашены опытные археологи, а затем проведены раскопки не только в Кумране, но и в близлежащих Мураббате и Мирде, находящихся в Иудейской пустыне. Значительно большее количество кувшинов найдено было еще в одиннадцати различных пещерах. В них находилось порядка 500 манускриптов, написанных на иврите и арамейском языке. Среди находок были рукописные тексты из Ветхого завета и многочисленные общинные летописи, в которых отдельные записи датируются приблизительно 250 годом до Р.Х. Свитки были спрятаны в ходе Иудейских войн между 66 и 70 годами от Р.Х. В книге Иеремии (32:14) пророчески сказано: «Так говорит Господь Саваоф… возьми сии записи… и положи их в глиняный сосуд, чтобы они оставались там многие дни».

Одним из наиболее важных рукописных документов является так называемый «Монетный свиток», в котором приведена инвентарная опись имущества, а также указаны места захоронения кладов в Иерусалиме и на кладбище в долине Кедрон. «Военный свиток» содержит полный перечень тактических и стратегических приемов боевых действий. В «Наставлениях о порядке», наряду с подробным изложением законов и правовой практики, приводится описание общепринятых ритуалов и подчеркивается значение выборного «Совета двенадцати» для сохранения веры предков. Восхитительная рукопись «Экзегезы книги Аввакума» содержит оценки деятельности выдающихся личностей тех лет и комментарии к важнейшим событиям эпохи. В собрание манускриптов также входит законченный набросок книги пророка Исаии длиною более 9 метров. Это самый длинный из свитков, который на целое столетие древнее любой из известных рукописных копий Библии.

Дополняет эти открытия другая важная находка, относящаяся уже к постевангельскому периоду. В Египте, за два года до описываемых событий, в декабре 1945 года два брата-феллаха Мухаммед и Халифа, копая на кладбище близ городка Наг-Хаммади, наткнулись на большой закупоренный кувшин. В нем находилось 13 переплетенных в кожу книг, папирусные страницы которых содержали разнообразные рукописные тексты, написанные в духе гностицизма — философско-религиозного направления раннего христианства. Эти в основе своей христианские трактаты с едва различимым налетом иудаизма вскоре получили название «Библиотека Наг-Хаммади».

Труды были написаны на древнекоптском языке в период становления христианства. Сотрудники Коптского музея в Каире установили, что они, по сути дела, представляют собой копии более древних трудов, написанных первоначально на древнегреческом языке. Действительно, некоторые рукописи, как выяснилось, имели весьма древнее происхождение и включали предания, относящиеся к событиям, предшествующим 50 году до Р.Х. В них было представлено 52 отдельных трактата на различные религиозные темы, а также некоторые неизвестные до того времени стихи из Евангелия. Даваемое в них описание обстановки и быта того времени очень отличается от традиционного библейского изложения событий. Города Содом и Гоморра, к примеру, в них представлены не средоточием распущенности и порока, а обителями премудрости и учености. Что касается темы нашего повествования, в них приводится описание мира, в котором Иисус, полностью отдавая себе отчет, всходит на Голгофу, а его отношения с Марией Магдалиной освещаются в совершенно новом ракурсе.

ТАЙНОПИСЬ НОВОГО ЗАВЕТА

При раскопках в Кумране были обнаружены остатки материальной культуры, датируемые приблизительно 3500 годом до Р.Х. и относящиеся ко времени бронзового века, когда на этом месте находилось поселение бедуинов. Фактическое заселение территории, по всей видимости, началось примерно в 130 году до Р.Х. Еврейские историки сообщают о катастрофическом землетрясении, происшедшем в Иудее в 31 году до Р.Х., о чем свидетельствует перерыв между двумя отчетливыми периодами существования на данном месте поселений. Согласно «Монетному свитку», древний Кумран именовался Шехахой, а второй период заселения начался во времена царствования Ирода Великого (правил в 37—4 годы до Р.Х.). Кроме приводимых в свитке свидетельств, на развалинах поселения была также собрана коллекция монет, относящихся к временному интервалу между правлением Иоанна Гиркания из рода Хасмонеев (135—104 годы до Р.Х.) и Иудейскими войнами 66—70 годов от Р.Х.

Как было указано выше, восстание 148 года до Р.Х., в котором выдающуюся роль сыграли Маккавеи, было вызвано, главным образом, действиями царя Сирийского Антиоха IV Епифана, пытавшегося навязать иудейской общине Иерусалима исповедание языческого культа греков. Но каковы бы ни были военные достижения Маккавеев, восстановивших святость Соломонова храма, иудейской общине был нанесен непоправимый урон из-за необходимости ведения боевых действий в священный день Саббат. Категорически возражало этому сплоченное ядро наиболее ортодоксальных ревнителей иудейской веры, называемых хасидами («благочестивыми» — иврит). Когда торжествующий род Маккавеев взял в свои руки власть, выдвинув из своих рядов царя и первосвященника, хасиды не только заявили протест, но, толпами покинув город, основали собственную «непорочную» общину вблизи Кумранской пустыни. Строительство поселения началось приблизительно в 130 году до Р.Х.

В ходе раскопок древних могил, проведенных в 1950-х годах в окрестностях Кумрана, было найдено большое количество предметов материальной культуры того времени. Был также обнаружен огромный, относящийся ко второму периоду заселения, монастырский комплекс с множеством молитвенных комнат и гипсовых скамей, с огромным водоемом и лабиринтом водопроводных труб. В комнате писцов были найдены чернильницы и остатки столов, достигавших в длину 5 метров, на которых разворачивались свитки. Находки подтвердили, что первое поселение было разрушено землетрясением и отстроено заново пришедшими сюда в конце царствования Ирода ессеями. Ессеи, наряду с фарисеями и саддукеями, являлись представителями одного из трех основных направлений иудаизма.

Во время археологических раскопок в Кумране было обнаружено множество рукописей, имеющих отношения к таким библейским текстам, как Бытие, Исход, Второзаконие, и книгам пророков Исаии и Иеремии. Отдельные религиозные тексты, а также разнообразные правовые и летописные документы сопровождаются комментариями. Среди этих книг есть самые древние из всех когда-либо найденных манускриптов; они написаны ранее любого из первоисточников, послуживших основой для перевода Ветхого завета в его нынешнем виде. Особый интерес представляют некоторые примечания к Библии, составленные переписчиками таким образом, чтобы соотнести ветхозаветное повествование с историческими событиями их собственного времени. Такая связь особенно ярко проявляется в комментариях писцов к Песне Песней Соломона, а также к книгам пророков Наума, Аввакума и Осии. Прием, используемый для связи подобных библейских текстов с новозаветной эпохой, основан на эсхатологических понятиях ; он представлял собой систему криптографических образов, в которой обычным словам и фразам приписывались особые, актуальные для того времени значения. Смысл их был понятен только посвященным в тайнопись.

Ессеи умело пользовались таким «аллегорическим шифром», встречающимся в евангельских текстах, в особенности в тех иносказаниях, которые предваряются словами «имеющие уши, да услышат». Когда переписчики, например, намекали на римлян, то писали о хеттах, народе, некогда населявшем восточное Средиземноморье. Это название применялось также и к халдеям, характеризуемых Библией как «…народ жестокий и необузданный, который ходит по широтам земли, чтобы завладеть не принадлежащими ему селениями» (Книга пророка Аввакума 1:6). Ессеи вновь ввели в употребление древнее слово, дав читателям понять, что под «хеттами» всегда следует понимать римлян.

Для того чтобы сделать содержание Нового завета недоступным пониманию римлян, они щедро насытили его пассажами с «двойным дном», — евангельский текст на поверхности искусно скрывал таящийся за ним политический смысл. Подобранные с большой осмотрительностью обращения к читателям составлялись, как правило, на основе принятых среди переписчиков подстановок кодовых слов.

В соответствии с этим, любая ссылка на «Вавилон» в действительности подразумевала Рим. Однако практическое овладение системой тайнописи стало возможно лишь после публикации некоторых находок Кумранских пещер. Только тогда, в результате проникновения в тонкости криптографической техники, удалось лучше понять ту политическую обстановку, которая скрывалась за новозаветными текстами. Наиболее глубокие исследования в этой области провела известный богослов Барбара Тиринг, с 1967 года преподаватель Сиднейского университета.

Д-р Тиринг объясняет суть тайнописи в весьма простых выражениях. Иисус, к примеру, упоминается как «слово Божие». Таким образом, внешне ни чем не примечательные стихи, — такие как во Втором послании к Тимофею (2:9) «Но для слова Божия нет уз», — следовало понимать, как относящиеся к Христу и означающие в этом случае, что он свободен. Подобным образом, римский император назывался «львом», а выражение «вырваться из пасти льва» означало высвободиться из цепкой хватки императора и его наместников.

Исследование свитков, в особенности «Экзегез», «Наставлений о порядке», «Закона общины» и «Ангельской литургии», выявило такие тайнописные толкования и псевдонимы, которых ранее не понимали или которым просто не придавали значения.

Например, слово «бедные» вовсе не относилось к живущим в нищете и лишенным прав гражданам; ими были те, кто, будучи избранными в совет старейшин общины, был обязан оставить свое имущество и земные сокровища. Словом «многие» титуловали старейшин монашеских общин, в то время как «толпой» называли местных тетрархов (правителей), а «множеством» — римских прокураторов. Послушников внутри религиозных общин именовали «детьми»; вероучение называли «путем истинным», а тех, кто следовал его основным принципам — «детьми света».

Понятие «прокаженный» относилось к тому, кто не был принят высшим обществом, или же был им отвергнут. «Слепым» именовали того, кто не следовал «путем истинным», и поэтому не мог видеть «Света». В этом аспекте упоминание в евангельских отрывках об «исцелении слепых» или «исцелении прокаженных» в конкретном случае относится к процессу наставления на «путь истинный». Принятие в лоно религиозной общины после отлучения описывалось как «воскрешение из мертвых» (данное понятие имеет важное значение, и к нему мы вернемся позже). Определение «нечистый» относилось, главным образом, к неевреям, не подвергнутым обряду обрезания, а словом «расслабленный» именовали тех, кто запятнал свою репутацию в глазах общества и церкви.

Эта скрытая в Новом завете информация, бывшая весьма актуальной для той эпохи, не утратила большого значения и в наши дни. Для маскировки истинных значений слов прибегали к аллегориям, символике, метафорам, сравнениям, к сугубо специальным понятиям и псевдонимам. Истинный их смысл, тем не менее, был очевиден для тех, кто «имел уши и слышал».

В современном английском языке существуют весьма похожие жаргонные выражения. Иностранцам было бы трудно понять такие расхожие английские фразы как «спикер обращается к будуару (кабинету министров)», «шелк (королевский адвокат) ведет дело» или «кресло (председатель) не согласно с подмостками (правлением)». То же самое было и в эзотерическом языке Нового завета, который пестрил такими словами как «облака», «овцы», «рыба», «хлеба», «вороны», «голуби» и «верблюды». Все они были вполне уместны, — равно как и современные «шланги», «чайники», «ослы», «волки», «акулы», «ангелы» и «звезды», — поскольку подразумевали людей.

Следует добавить, что некоторые эзотерические понятия в Новом завете были не просто описанием общественного положения человека, но также и званиями, имевшими особую важность и в ветхозаветных преданиях. Вероучение, рассматривавшееся религиозной общиной в качестве своей руководящей идеи, именовалось «Светом». «Свет» представлялся в виде высокопоставленных триархов (соответствовавших первосвященнику, царю пророку), которые носили титулы, символизировавшие монаршее звание, власть и славу. В церковной иерархии верховным властителем был Отец, а двумя его непосредственными заместителями — Сын и Дух Святой.

АРМАГЕДДОН

Некоторые наиболее важные жизнеописания новозаветной эпохи сохранились в трудах древнееврейского историка Иосифа Флавия. Его «Иудейские древности» и «Иудейские войны» отражают личную позицию автора, который в период восстания иудеев в первом столетии христианской эры возглавлял оборону Галилеи.

Согласно Флавию, ессеи в совершенстве владели искусством врачевания, и их лекарский опыт уходил корнями в глубокую древность. Действительно, название «ессеи» вполне соответствовало такой квалификации, так как арамейское слово «ассайя» и древнегреческое «ессеной» обозначали человека, занимавшегося целительством.

Основополагающим принципом вероучением ессеев являлась вера в то, что в основе мироздания лежит борьба двух противоположных начал — духов Света и Тьмы. Свет олицетворял собой истину и справедливость, а Тьма была средоточием зла и порока. Баланс обеих сил определялся движением небесных светил, и в процессе его установления, сообразно расположению планет в момент рождения, принимала участие душа каждого человека. Таким образом, космическое сражение между Светом и Тьмой было перенесено на род человеческий и увековечено в душах людей. Души людские бились между собой; одни из них вмещали в себя какое-то количество «тьмы», другие, соответственно, состояли из определенного количества «света».

Бог почитался верховным правителем обеих противоборствующих начал, но человеку для нахождения пути истинного к Свету требовалось следовать долгой и многотрудной дорогой конфликтов. Своей кульминации путь достигает в Судный День, когда на весах справедливости взвешиваются все пороки («тьма») и добродетели («свет») человека. Считалось, что, по мере приближения светопреставления, духи Тьмы будут накапливать силы в так называемый «Век Искушения». Люди, естественно, должны были подвергнутся при этом суровому испытанию. Те, кто следовал путем истинным к Свету, таким образом старались избежать соблазна, прибегая к молитве: «И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого».

По традиции Верховного демона Тьмы отождествляли с Велиалом («никчемным» — иврит), чьи дети (Второзаконие 13:13) поклонялись иным богам, нежели Иегова. Дух Света изображался символически в виде меноры — ритуального светильника с семью лампадами или свечами. Во времена царствования потомков Давида наиболее ревностными приверженцами Духа Света являлись первосвященники из рода Садока.

Подобно Духу Света, своих представителей на Земле имел также и Верховный демон Тьмы. Исполнение этих функций выпадало на долю главного писца, что обеспечивало существование формальной «оппозиции» внутри иерархической системы. Изначально обязанности назначенного «Князя Тьмы» заключались в проверке на девственность принимаемых в религиозную общину женщин, и в этом качестве он титуловался на иврите Сатаной («обвинителем»). Равнозначным ему было древнегреческое слово Диаболос («зачинщик») от которого и произошло имя врага рода человеческого, — Дьявол. (Интересно сравнить все это с обязанностями «адвоката дьявола», старающегося выяснить всю подноготную «кандидата в святые» в процедуре канонизации, принятой в католической церкви.)

В книге Откровения Иоанна Богослова (16:16) предрекается заключительное сражение в великой войне между светом и тьмой, между добром и злом. Оно произойдет у города Армагеддон (Хар Мегиддо — «холмы Мегиддо»), — получившего известность, как место кровавых битв и умерщвления Иосии. В «Военном свитке» грядущая схватка между «детьми света» и «сыновьями тьмы» описывается во всех деталях . На одной стороне будет племя Израилево, а на другой — «хетты» (римляне) с ордою варваров. В описании этого кульминационного момента великой битвы, тем не менее, не упомянут всемогущий Сатана, поскольку его мифическая личность, по представлениям религиозной общины, не принимала участия в событиях Судного Дня. Сущность конфликта заключалась в схватке не на жизнь, а на смерть, исключительно между «светом», представленным народом Израиля, и «тьмой» имперского Рима.

Гораздо позднее это основополагающее понятие древнего вероучения было усвоено нарождавшейся римской церковью и приспособлено сообразно своим нуждам. Знаменательное сражение при Хар Мегиддо было перемещено из своего места и развернуто в мировом масштабе, а Рим (прежняя «тьма») присвоил себе полномочия «света». Ради торжества власти епископов римских было немедленно заявлено, что День Страшного суда еще не наступил. Тем, кто с этого момента строго соблюдал пересмотренные правила католической церкви, епископы торжественно обещали право входа в Царство Небесное. В результате некогда существовавшая крепость на холмах Мегиддо была окутана настолько сверхъестественной завесой тайны, что само слово «Армагеддон» приняло форму жуткого намека на апокалиптические ужасы. Оно подразумевало страшный конец всего сущего, и единственный способ спасения от него был в полной покорности власти Рима. В этом отношении маневр католической церкви оказался одним из остроумнейших политических ходов за всю историю человечества.

 

Глава третья

Иисус, Сын человеческий

РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО

Четыре новозаветных Евангелия написаны в манере, которая не характерна для других литературных произведений. Способ изложения материала в них, тем не менее, не был случаен, поскольку все книги имели одну и ту же четко сформулированную цель и не предназначались для повествования об исторических событиях. Главная их задача состояла в передаче евангельской (по-гречески «благовестной») идеи. В значительной степени Евангелия можно рассматривать как восторженную проповедь и по этой причине, не принимая за чистую монету, следует воспринимать их содержание весьма осторожно.

Первое неотредактированное Евангелие от Марка (вдохновленное святым Петром) было написано в Риме приблизительно в 66 году от Р.Х. Священнослужитель Климент, живший во II столетии в Александрии, подтвердил, что книга была выпущена в то время, когда иудеи подняли восстание против римских поработителей и их тысячами распинали на крестах. Автор Евангелия, разумеется, по соображениям собственной безопасности, едва ли мог опубликовать документ явно антиримского содержания. Его миссия заключалась в распространении благой вести, не давая при этом повода для ее осуждения. Евангелие от Марка было проповедью братской помощи и обещанием всеобщего спасения для бедствующих людей, покорившихся безграничной власти Рима. Такое предсказание об избавлении от мук смягчало души людей и помогало легче переносить гнет правителей, чей деспотизм ощущался во всех уголках растущей империи. Впоследствии Евангелие от Марка превратилось в первоисточник, на который ссылались как Матфей, так и Лука, по очереди расширявшие и развивавшие данную тему.

Евангелие от Луки появилось на свет, по всей видимости, в Антиохии около 80 года от Р.Х. и могло на самом деле принадлежать перу «врача возлюбленного» (Послание к Колоссянам 4:14). Труд, приписываемый Матфею (вынесенный на суд читателей священником Матфеем Аннасом), впервые был издан в Коринфе пятью годами позже. Оба евангелиста в качестве первоисточника частично использовали вариант текста Марка. По этой причине все три получили название «синоптических евангелии» (от греч. «синоптикос» — способный все обозреть), даже несмотря на то, что во многих отношениях они не совпадают.

Евангелие от Иоанна отличается от всех вышеозначенных благовествований своим содержанием, стилем и общей концепцией, а также значительно большей трудностью датировки событий. Увидевшее свет в Самарии Евангелие было написано Иоанном-Марком (Деяния святых апостолов 12:12) в соавторстве с евангелистом Филиппом. Его содержание в значительной степени навеяно традициями специфического религиозного течения, и это далеко не простодушное изложение истории Иисуса. Разумеется, Евангелие имеет своих приверженцев среди верующих, которые тщательно следят за соблюдением этих характерных черт, отличающих его от других благовествований. Оно содержит бесчисленное множество мелких подробностей, которые не встречаются ни в одной из книг о жизни Иисуса Христа. Данный факт привел многих схоластов к выводу, что оно является более точным в отношении данных, касающихся исторических событий и хронологии. И хотя Евангелие от Иоанна увидело свет позже всех остальных, его необнародованный текст был закончен не позднее 37 года от Р.Х.

В первом опубликованном святом благовествовании (Евангелии от Марка) нет ни малейшего упоминания о зачатии от Духа Святого. И хотя в книгах Матфея и Луки его «ввели в игру» и живописали с различной степенью детальности и густоты красок, оно полностью игнорировалось Иоанном. Как в прошлом, так и в настоящее время клирики, схоласты и проповедники, столкнувшись с трудностями при анализе евангельских разночтений, решили положиться на собрание документов, зачастую содержащих лишь обрывочные сведения. Из каждого Евангелия было изъято столько отдельных пассажей и фрагментов (не считаясь с тем, как соотносится содержащаяся в них информация), что в результате получилась совершенно новая, никем не писанная книга. Учащимся просто говорили, что «в Библии говорится это» или «в Библии сказано то». Когда изучалось зачатие от Духа Святого, их отсылали к Матфею или Луке. При изучении других тем учащимся рекомендовали Евангелия, в которых данные аспекты были освещены, — так как словно подразумевалось, будто бы эти книги являлись составными главами единого труда. Само собой разумеется, это не соответствовало действительности.

За прошедшие с того времени годы различные догадки и предположения относительно содержания Библии превратились в экзегезы, которые были узаконены церковью в качестве догм. Возникшие буквально из ничего доктрины, будто абсолютные истины, стали неотъемлемой частью общества. В церквях и школах детям редко говорили о том, что у Матфея Мария была девственницей, а у Марка — нет. Не часто можно было услышать и о том, что Лука упоминает ясли, в которые положили новорожденного Иисуса, чего нет в других Евангелиях; и, наконец, о том, что ни в одном из них нет даже малейшего намека на хлев, ставший составной частью народных преданий. Такого рода выборочный подход применяется не только к рождеству Христову, но и ко многим случаям из увековеченной жизни Иисуса. Вместо правды детям христиан рассказывают слащавую сказку, — сказку, где собраны самые занимательные эпизоды из каждого Евангелия и слиты в единую приукрашенную домыслами историю, которую никто никогда не писал.

Идея непорочного зачатия Иисуса лежит в самой основе христианских традиций, но даже в этом случае о нем упомянуто лишь в двух из четырех Евангелий. И никто кроме Матфея (1:18—25) не пишет об этом подробно.

«Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святого.

Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее.

Но когда он помыслил это, — се, Ангел Господень явился ему во сне и сказал: Иосиф, Сын Давидов! Не бойся принять Марию, жену твою; ибо родившейся в Ней есть от Духа Святого.

Родит же сына, и наречешь ему имя: Иисус; ибо Он спасет людей Своих от грехов их.

А все сие произошло, да сбудется реченное Господом чрез пророка, который говорит:

„Се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил, что значит: с нами Бог“».

«Пророком», на которого сделана ссылка, был Исаия. В 735 году до Р.Х., когда Иерусалим подвергся угрозе нападения со стороны сирийцев, он возгласил смущенному царю Ахазу: «Слушай же дом Давидов! …се, Дева во сне приимет, и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил». Нет никакого основания предполагать, что Исаия предрекал появление на свет Иисуса Христа за 700 лет до его рождения. Маловероятно, чтобы в годину суровых испытаний Ахаз смог извлечь хоть какую-то пользу из такого анахроничного богооткровения! Подобно множеству отрывков из Нового завета, данный пример иллюстрирует, как евангельские события зачастую истолковываются сообразно двусмысленным пророчествам.

Более того, Мария и Иосиф на самом деле назвали своего сына вовсе не Еммануил (Имману-Ил — «С нами Бог») , а Иисус (Иешуа — «Иегова спасает»).

Не считая вышеозначенного недоразумения, общепринятое восприятие евангельских текстов базируется на множестве иных неправильных представлений. Семитское слово «алма», переведенное как «девственница», на самом деле значит «молодая женщина». Словом для обозначения на иврите «физиологической девственницы» (по-латыни «вирго интакта») является «бетула». Латинское слово «вирго» не что иное, как «незамужняя женщина», а определение «интакта» подразумевает отсутствие опыта половой жизни.

Приписываемая Марии физиологическая девственность становится еще более невероятной в связи с догматическим утверждением католицизма о ее вечной непорочности . Ни для кого не секрет, что у Марии были также и другие отпрыски, это подтверждается во всех канонических Евангелиях: «Не плотников ли Он сын? не его ли мать называется Мария, и братья Его Иаков, Иосий, и Симон и Иуда?» (Матфей 13:55). И у Луки (2:7), и у Матфея (1:25) Иисус упоминается как «первенец» Марии. Кроме того, выдержка из Евангелия от Матфея указывает на то, что Иисус был «плотников сын» (то есть сын Иосифа), а Лука (2:27) недвусмысленно называет Иосифа и Марию его «родителями».

Изображение Иисуса в качестве сына «плотника» представляет собой, тем не менее, еще один наглядный пример того, как в современных языках произошло искажение значений древних слов. Хотя неправильный перевод необязательно был умышленным, он демонстрирует, что некоторые древние иудейские и арамейские слова не имеют прямых аналогов в других языках. То, что было переведено на русский язык как «плотник», представляет собой узкоконкретное значение древнегреческого слова «отектон», которое, в свою очередь, является переводом семитского слова «наггар». Как указал венгерский семитолог Геза Вермеш, это дескриптивное определение могло характеризовать не только ремесленника, но и в равной степени относится к ученому и учителю. Оно, безусловно, не указывало на то, что Иисус и Иосиф были специалистами по деревообработке. Более точно, оно квалифицировало их как специалистов, умелых людей, которые были мастерами своего дела. Действительно, греческое слово «отектон» можно перевести как «цеховой мастер», что применительно к современным масонским братствам соответствует званию «мастера ложи».

Точно так же упоминание Луки о младенце Иисусе, которого положили в ясли, породило мысль о том, что родился Спаситель в хлеву в компании всем знакомых домашних животных. Однако для таких предположений нет никаких оснований, поскольку ни хлев, ни стойло не упомянуто ни в одном из Евангелий. В самом деле, Матфей (2:11) заявляет вполне определенно, что младенца Иисуса положили в доме: «И вошедши в дом, увидели Младенца с Марией, Матерью Его, и падши поклонились Ему» .

Не имеет ровным счетом никакого значения и точный смысл слов Луки (2:7) о том, что Иисуса положили в ясли потому, что в гостинице, — а не при гостинице , как это часто неправильно цитируется, — не было места для семьи. Журналист и биограф А.Н. Уилсон точно установил, что в греческом оригинале (с которого и был сделан перевод Нового завета) в самом деле говорится об отсутствии места в комнате. В действительности же, замена колыбели яслями (кормушкой для скота в виде ящика) была в те времена не таким уж редким явлением.

ДИНАСТИЧЕСКИЙ БРАЧНЫЙ СОЮЗ

Согласно Посланию к Евреям (7:14), Иисус происходил из колена Иудина. Из этого следует, что он вел свою родословную от царя Давида. В Священном писании Иисуса часто называют Назареем, но это не значит, что он был родом из города Назарета. Хотя Лука (2:39) и подразумевает, что семейство Иосифа происходило из Назарета, слова «назарей» или «назарейский» относились сугубо к религиозным течениям и не имели никакого отношения к городу.

В Деяниях святых апостолов (24:5) Павел предстает перед судом правителя Кесарии по обвинению в подстрекательстве к бунту: «Нашедши сего человека язвою общества, возбудителем мятежа между Иудеями, живущими по вселенной, и представителем Назарейской ереси». В современном арабском языке христиан называют «назрани», а Коран именует их словами «насара» или «назара». Все эти вариации в конечном счете ведут свое происхождение от слова «нозрим» — множественной формы, образованной от словосочетания «назри ха-брит», что в переводе с иврита означает «хранители завета». Так на заре христианской эры именовалась религиозная община ессеев, находившаяся у поселения Кумран вблизи Мертвого моря.

По правде говоря, само существование Назарета во времена жизни Иисуса является спорным вопросом. Город не отмечен ни на одной из карт тех лет; он не упомянут ни в каких книгах, документах, летописях или военных хрониках того периода, составленных как римлянами, так и иудеями . Даже апостол Павел, описавший в своих посланиях многие деяния Иисуса Христа, ни разу не ссылался на Назарет. По данной причине любое упоминание Назарета в русском (да и не в нем одном) переводе Евангелия следует рассматривать как ошибочное, проистекающее от неправильного понимания значения слова «назарей». Насколько можно было убедиться, поселение Назарет (не фигурирующее в еврейском Талмуде) в масштабе Иудеи, в период предшествовавший разрушению римлянами Иерусалима (в 70 году от Р.Х.), было незначительным.

Хотя назареями были как Иоанн Креститель, так и брат Иисуса Иаков, само это понятие, обозначавшее религиозное течение, восходит к ветхозаветным временам Самсона и Самуила. Как повествует Моисей (Числа 6:2—21), назареи были подвижниками, связывавшими себя на предопределенные периоды строгими обетами воздержания. В евангельскую эпоху они объединились в религиозную общину ессеев, обосновавшуюся вблизи Кумрана, где обитали Мария и Иосиф.

Внутри общины строго соблюдался установленный порядок в отношении династических обручений и супружества. В связи с этой весьма специфичной обстановкой, в которой жила Мария, необходимо рассмотреть вопрос об ее уже упомянутой ранее девственности.

Как утверждают Матфей (1:18) и Лука (2:5), Мария «сочеталась» с Иосифом и по данной причине считалась его «женой». В этом контексте слово «сочетаться» вовсе не означает обручение или помолвку, а связано с понятием «брачного договора». Но при каких обстоятельствах замужняя женщина могла бы также быть и девственной? Чтобы ответить на этот вопрос, следует обратиться к написанному на иврите оригиналу Библии. Часто встречающееся там древнееврейское слово «алма» в большинстве случаев неправильно переводилось как «девственница» в значении «незамужняя женщина, не вступавшая ни разу в половую связь».

Как уже было показано, в действительности слово «алма» означает просто «молодая женщина» и не имеет дополнительного значения, характеризующего опыт половой жизни. На этом основании вполне допустимо, что Мария могла быть одновременно как «алмой», так и супругой Иосифа. Стоит еще раз обратить внимание на то, как Матфей описывает все последующие события. Когда Иосиф узнал о беременности Марии, он должен был решить, стоит ли скрывать ее от людских глаз. Само собой разумеется, что беременность жены рассматривается как совершенно нормальное явление, однако в случае с Марией все обстояло иначе.

Как жена «династического» мужа, Мария была обязана руководствоваться предписаниями, установленными для мессианского («помазанного») рода, представителями которого являлись царь Давид и первосвященник Садок. В действительности она, как принадлежавшая к династической иерархии замужняя женщина, соблюдала установленный законом период воздержания — период, в течение которого всякие половые контакты между супругами исключались. Поэтому замешательство Иосифа по поводу неожиданной беременности супруги вполне понятно и объяснимо. Все сомнения были разрешены лишь после того, как первосвященник Авиафар (называвшийся Гавриилом) утвердил непорочность Марии.

Со времен царя Давида за родом Авиафара (Самуил 20:25) было закреплено первосвященничество. Он был вторым по старшинству после рода Садока по праву наследования высшего иерархического чина. Кроме традиционного титулования священнослужителей ессеи также сохранили своим духовным иерархам имена ветхозаветных архангелов. Поэтому, — вне зависимости от имени, данного при рождении, — каждого первосвященника из рода Садока величали архангелом Михаилом («кто, как Бог»), а любого потомка Авиафара именовали ангелом Гавриилом («крепостью Божьей»). Согласно ангельской иерархии Гавриил-Авиафар находился в подчинении у Михаила-Садока и был его вестником. Духовная природа и служение ангелов подробно описывается в книге Еноха (4:9), а чины и степени мира ангельского перечисляются в «Военном свитке» (9:15—17).

В повествовании Луки указывается, что именно благодаря посредничеству ангела Гавриила, возвестившего Марии о сошествии на нее Святого Духа, была утверждена целомудренность Богородицы. Это событие получило название «Благовещения», но дело здесь было не столько в принесении благой вести, сколько в санкционировании случившегося.

В те времена священником из рода Садока («архангела Михаила») был некий Захария. Его жена Елисавета  состояла в родстве с Марией, а помощником из чреды Авиафара («ангела Гавриила») был ессей Симеон. Именно Захария, несмотря на то, что Иосиф с супругой нарушили предписания династического брачного союза, фактически утвердил целомудрие Марии.

Очевидно, что эти династические предписания по сути своей были весьма необычны и совершенно не похожи на иудейские законы о супружестве. Направленность их действия ясно просматривалась — диктовать целомудренный образ жизни и допускать половые контакты лишь в установленные сроки и исключительно с целью производства потомства. «Первый брак», сопровождаемый миропомазанием, заключался через три месяца после обручения и приурочивался к сентябрю. Только после свадьбы, легализовавшей супружеские отношения, и только в первой половине декабря допускалась физическая близость. Делалось это для того, чтобы обеспечить в искупительном месяце сентябре появление на свет потомков мессианского рода. Если «невеста» не могла зачать в этот период, то интимные отношения прекращались до декабря следующего года. И так могло продолжаться несколько лет.

Когда же находящаяся на испытании жена, наконец, беременела, для придания брачному союзу законного статуса заключался «второй брак», также сопровождаемый миропомазанием. Тем не менее испытуемая считалась «алмой» (молодой женщиной) вплоть до самой «второй свадьбы», которая Игралась на третьем месяце беременности «невесты». Такая отсрочка имела целью избежать возможного выкидыша. Таким образом, второй брак всегда заключался в марте. Предписание о возможности заключения полноценного брачного союза лишь после окончательного установления беременности супруги было основательно мотивировано с династических позиций. Оно позволяло высокородному мужу в том случае, если испытуемая супруга оказывалась бесплодной, взять себе законным путем новую жену.

В случае Иосифа и Марии законы династического брака были нарушены, поскольку Мария разрешилась от бремени в не предписанное для этого время, — в воскресенье 1 марта 7 года до Р.Х. . Плотское соитие, очевидно, имело место на шесть месяцев ранее предназначенного для этих целей декабря, то есть 8 июня, — примерно во время их первой помолвки, за три месяца до заключения «первого брака» в сентябре. Случилось так, что Мария не только зачала, будучи «алмой», но и, оставаясь ею, произвела на свет Иисуса до заключения своего «второго брака».

Поскольку неправомочная беременность Марии была одобрена свыше, Иосифу следовало бы предоставить возможность не участвовать в церемонии заключения «второго брака». Дабы выйти из затруднительного положения, он мог бы передать Марию на попечение монастыря (по Матфею, «хотел тайно отпустить Ее»), где будущего ребенка взрастили бы святые отцы.

Но если бы родился мальчик, он стал бы первородным потомком Иосифа и наследником Давида. В этом случае было бы просто неразумно воспитывать ребенка как безродного сироту, оставляя за его возможно родящимся младшим братом право занять место старшего в царственном роду. Еще не родившийся ребенок Марии и Иосифа вселял великие надежды и, как исключение из общих правил, требовал особого обращения. Поскольку на карту ставилось священное наследие, ангел Гавриил посоветовал Иосифу не мешкать с «окончательной» брачной церемонией, «…ибо родившееся в Ней есть от Духа Святого» (Матфей 1:20).

После освобождения свыше от соблюдения данного пункта норм семейной жизни вновь вступил в силу строгий матримониальный закон, допускавший физическую близость между мужем и женой только по прошествии определенного срока после рождения ребенка. «Встав ото сна, Иосиф поступил, как повелел ему ангел Господень, и принял жену свою. И не знал ее, как наконец Она родила Сына Своего первенца, и он нарек имя Ему: Иисус» (Матфей 1:24—25). Для читателей Евангелия весь ход событий был окутан непроницаемым мраком тайны, и все это стало возможным лишь благодаря ветхозаветному пророчеству Исаии.

На заре христианского вероучения существовало множество евангелий, повествовавших о жизни Иисуса Христа. И только после 367 года от Р.Х. Новый завет начал принимать всем нам знакомый вид. Именно в то время епископом и богословом Афанасием Александрийским были отобраны и соединены в единый труд разрозненные христианские рукописи. На поместных Гиппонском (393 год) и Карфагенском (397 год) соборах эти тексты были признаны верными и утверждены. В более поздние годы по идейным соображениям выбор был еще более сужен, и множество содержательных евангельских повествований из Нового завета было изъято. Действительно, только четыре благовествования в конечном счете были признаны Тридентским собором 1546 года каноническими: Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. 

Совсем недавно среди старинных рукописей Кумранских пещер всплыли еще несколько благовествований. Среди них Евангелия от Филиппа, Фомы и Марии Магдалины. Иногда содержание их отдельных пассажей совпадает с текстом Священного писания, но в большинстве случаев оно отличается от канонического, и местами весьма заметно. Особый интерес, например, представляет благовествование от Филиппа, где говорится: «Некоторые заявляют, будто Мария восприняла от Святого Духа. Они заблуждаются, ибо не ведают, что говорят».

Другой раннехристианский труд, «Протоевангелие», по предположению Оригена Александрийского (185—204), — богослова и философа, пытавшегося соединить платонизм с христианством, — был написан Иаковом, братом Иисуса. В этой древнейшей книге говорится о том, что Мария была одной из семи монахинь Иерусалимского храма — священно неприкосновенной «алмой». В свете всего этого, сугубо из практического интереса, можно допустить (хотя это звучит довольно двусмысленно), что девственница зачала и родила сына.

ИЗ РОДА ЦАРЯ ДАВИДА

Может показаться странным, но в Евангелии от Марка, которым руководствовались Матфей и Лука, не содержится никакого упоминания о рождестве Христовом. Хотя Иоанн (7:42) косвенно и намекает на рождение Иисуса в Вифлееме, но говорит об этом не как о каком-то сверхъестественном событии. Не предполагает апостол также и то, что зачатие Марии было непорочным. По сути дела, Иоанн говорит об Иисусе лишь как о потомке Давида: «Не сказано ли в Писании, что Христос придет от семени Давидова и из Вифлеема. Из того места, откуда был Давид?» Даже Евангелие от Матфея, определенно содержащее концепцию зачатия от Святого Духа, начинается с заявления: «Родословная Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова».

Апостол Павел в своем Послании к Римлянам (1:3—4) говорит, что Иисус Христос «родился от семени Давидова по плоти и открылся Сыном Божиим». Опять же, как Марк (10:47), так и Матфей (22:42) называют Иисуса «Сыном Давидовым». В Деяниях святых апостолов (2:30) Петр, упоминая царя Давида, называет Иисуса «плодом чресел его во плоти».

В начале II века ученик святого Иоанна, епископ Игнатий из Антиохии, писал: «Иисус Христос, будучи зачат по произволению Господнему, происходил как от семени Давидова, так и от Духа Святого». О том же можно прочесть и в Деяниях апостолов (13:22—23): «Нашел Я мужа, Давида, сына Иессеева… Из его потомства Бог по обетованию воздвиг Израилю Спасителя, Иисуса».

При всестороннем рассмотрении можно убедиться, что божественность Иисуса живописуется метафорически, в то время как о его человеческом происхождении от Давида («во плоти») заявляется со всей непреложностью . Иисус принадлежал к роду Давидову (что подтверждается в Новом завете многочисленными примерами) по своему отцу Иосифу — признанному потомку великого царя. С этим был согласен даже Лука (1:32), — несмотря на высказанную им ранее мысль о плотской непорочности Марии и вмешательстве небесных сил, — поскольку в Евангелии действительно говорится о том, что «даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его».

Неоднократное упоминание Иисусом об «Отце Небесном» привело многих к убеждению, что он действительно был каким-то особым, в сверхъестественном смысле Сыном Божи— им. Христиане, однако, в своей молитве к Господу обращаются вполне определенно: «Отче наш», а в Новом завете встречается множество намеков на то, что детьми Божиими являются все верующие. Относительно этого у Иоанна (1:12) говорится так: «А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими». То же самое можно прочесть и в Послании к Римлянам (8:14): «Ибо все водимые Духом Божиим, суть сыны Божии», а также во Втором послании к Коринфянам (6:17—18): «Я прииму вас; И буду вам Отцом, и вы будете Моими сынами и дщерями». Об этом также говорится и в Первом послании Иоанна (3:1): «Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими».

Сам Иисус, как правило, называл себя Сыном Человеческим. Будучи однажды спрошен первосвященником о том, не является ли он сыном Божиим, Иисус ответил: «Ты сказал», подразумевая при этом, что не он, а первосвященник назвал его сыном Божиим (Матфей 26:63—64). Практически теми же самыми словами Иисус отвечает и в повествовании Луки (22:70): «И сказали все: итак Ты Сын Божий? Он сказал им: вы говорите, что Я».

Не считая евангельских отрывков, поименование Иисуса «Сыном Человеческим» встречается также и в Деяниях святых апостолов (7:56). Такому титулованию придавалось особое значение, поскольку оно имело прямое отношение к ангельской иерархии. Являясь верховным представителем своего народа, род Давида не был связан со священническим служением. Иисус вел свою царственную родословную непосредственно от колена Иудина и вовсе не имел наследственного сана священнослужителя. Такое право было закреплено за духовными лицами колен Аарона и Левия. В те времена Иисус, как духовный сын ангела Гавриила, взамен Давидова наследства, живя в миру, был приобщен к ангельским чинам. Имя Гавриил в переводе с иврита означает «человек Божий» и, согласно книге пророка Иезекииля (1:5), «облик его был как у человека». Таким образом, Иисус являлся «сыном человека (Божиего)».

Являясь номинально представителем народа, Иисус олицетворял собой истинного правителя, на деле проводящего политику защиты своих подданных, даже от правящей верхушки. Это было выполнением мессианского долга, унаследованного позднее уже фактическими представителями его династии и легшего в основу «Кодекса Грааля». Как мы в дальнейшем увидим, он подразумевал, что монархи скорее являлись «обычными отцами» народов, нежели верховными властителями государств. Он соответствовал духу искреннего благородства и непоколебимой преданности, воспетому в романтической литературе. Галантный епископ или доблестный бургомистр никогда не скакали на выручку притесняемому и не спасали попавшую в беду даму, — ибо это было привилегией и священным долгом принцев, а также посылаемых ими рыцарей.

СПОР О МЕССИАНСТВЕ

Одна из основных трудностей Иисуса заключалась в том, что он появился на свет в обстановке споров относительно законности своего рождения. Именно по этой самой причине Иосиф и Мария принесли его в храм к Симеону-Гавриилу, чтобы свершить над ним законный обряд (Лука 2:25—35). Несмотря на старания родителей, рождение Иисуса вызвало противоречивую реакцию среди евреев. Иудейское общество разделилось на два противоположных лагеря по поводу законности его статуса в царственном роду. Он был зачат в непредусмотренное законом время года, а рожден до того, как супружеский союз Марии и Иосифа был узаконен «вторым браком». Шесть лет спустя, в точном соответствии со всеми династическими предписаниями, появился на свет его брат Иаков, законность рождения которого ни у кого не вызвала сомнений. Таким образом, каждая из противоборствующих партий получила своего «кандидата в Мессии».

Эллинисты (евреи, принявшие греко-римскую культуру) заявляли, что Иисус является законным Христом (Христос — по-гречески «помазанник»). Им возражали ортодоксальные иудеи, утверждая, что данный титул по праву принадлежит Иакову. Полемика не прекращалась на протяжении многих лет, но в 23 году от Р.Х. умер Иосиф (отец обоих «претендентов»), и возникла настоятельная необходимость так или иначе разрешить спор.

По существовавшему тогда старинному обычаю, цари Давидовой династии поддерживали тесную связь со священническим родом Садока, где старшим в те времена был родственник Иисуса, Иоанн Креститель. Он получил известность в 26 году от Р.Х., когда прокуратором Иудеи был назначен Понтий Пилат. Иоанн, как благочестивый иудей, строго соблюдал заветы Моисея, а Иисус, в известной степени, был эллинистом. По этой причине Иоанн принял сторону Иакова, несмотря на то, что он признавал Иисуса законнорожденным и даже крестил его в Иордане. Именно вследствие такого отношения к себе Иоанна Иисус ясно осознал, что должен четко определить свою позицию. Случись так, что надежда на возрождение Иудейского царства начала бы принимать реальные очертания, он, несомненно, проиграл бы своему брату Иакову в борьбе за престолонаследие. Приняв все это во внимание, Иисус решил создать организованную группу из числа своих собственных сторонников, — такую группу, которая не придерживалась бы общепринятой линии поведения в обществе. Его реальное восприятие обстановки основывалось на понимании того, что раздираемый междоусобными распрями еврейский народ никогда не сможет сокрушить могущества Рима. Но он также отдавал себе отчет в том, что евреи в целом не смогут выполнить своей исторической задачи, если будут держаться особняком от местных жителей, не исповедующих иудаизм. Мечтой Иисуса было превращение Израильского царства в единое гармоничное общество, и его просто приводила в отчаяние суровая непреклонность иудейских законов.

Иисусу было хорошо известно, что в старинных преданиях предсказывался приход Мессии, который приведет людей к спасению; и он также знал, как страстно жаждали появления этого Спасителя. Ведший отшельнический образ жизни и слишком замкнутый по натуре Иоанн Креститель не годился для такой роли. Иаков, между тем, умиротворенный ободрением первосвященника Каиафы и поддержкой Иоанна Крестителя, не делал ничего, что бы могло способствовать его карьере.

Итак, приняв решение даровать народу его долгожданного Мессию, Иисус с заранее обеспеченных позиций вступил в сферу общественных отношений. В конце концов, он был первородным сыном своего отца, и неважно, что сказали бы по данному поводу вечно спорящие священнослужители и политики. Более того, в глазах эллинистов, а также поддерживавших его неиудеев и прозелитов он был признанным представителем Давидовой династии, — духовным сыном ангела Гавриила. За короткое время Иисус собрал вокруг себя учеников и, назначив из их числа двенадцать приближенных апостолов, начал проповедовать свое вероучение.

Действуя таким образом, Иисус стал представлять опасность не только для римлян и Ирода с его приспешниками, но также и для националистически настроенных представителей сект фарисеев и саддукеев, стремившихся к духовному верховенству над неиудеями. Не придавая значения своему высокородному происхождению и пренебрегая законами религиозной общины, Иисус бросил вызов правящей верхушке. Возвышая идеал царственного служения, он жаждал признания себя монархом и духовным пастырем того мира, где в его понимании не существовало разделения людей по классовому, имущественному или религиозному признаку. И этому суждено было стать знамением того времени.

 

Глава четвертая

Начало служения

КТО ТАКИЕ АПОСТОЛЫ?

При всем своем очевидном смирении, в образе Иисуса нет ничего такого, что бы указывало на его трусость или миролюбие. Он отлично понимал, что стоящая перед ним задача сделает его весьма непопулярным в высших кругах власти. Его будут преследовать по пятам не только римские власти, но и местный совет иудейских старейшин — могущественный синедрион. Тем не менее, Иисус вошел в этот мир подобающим образом, заявив прямо с порога: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч» (Матфей 10:34).

Может показаться довольно странным, что при таких обстоятельствах группа людей, изо дня в день зарабатывавших на хлеб насущный, вдруг оставила средства к существованию и устремилась за вожаком, который возгласил, что «будете ненавидимы всеми за имя Мое» (Матфей 10:22). В те давние времена христианского вероучения номинально не существовало, а Иисус не сулил своим последователям ни заработка, ни высокого общественного положения. Но, несмотря на это, в Евангелиях ясно указывается, что избранные, бросая свои занятия, слепо следовали в неизвестность, чтобы стать «ловцами человеков».

Кем же были эти таинственные апостолы? Может ли что-нибудь из документов Кумранских пещер внести ясность в евангельский текст, сделав сами их личности и намерения более понятными?

Лука (6:13 и 10:1) рассказывает, что Иисус избрал себе всего 82 ученика, из которых 70 отправил проповедовать по стране, а оставшиеся 12 апостолов составили его ближайшее окружение. Для тех, кто читал Библию, вовсе не секрет, что апостолы были вооружены, хотя в воскресных школах говорится совершенно обратное. Иисус удостоверился в их боеспособности в самом начале своей кампании, сказав при этом, что «у кого нет меча, продай свою одежду и купи его» (Лука 22:36).

Все четыре благовествования согласны с тем, что первым был рекрутирован Симон; три Евангелия упоминают при этом и его брата Андрея. Есть, правда, некоторые расхождения между синоптическими Евангелиями и повествованием Иоанна относительно точного места вербовки Иисусом своих сторонников. Произошло это либо на берегу Галилейского моря (Геннесаретского озера), где братья чинили рыболовные сети, либо в Вифаваре у Иордана при крещении. В этом месте тексты вновь разнятся в отношении числа лиц, присутствовавших при данном событии. Иоанн (1:28—43) заявляет, что при сем присутствовал Иоанн Креститель, а Марк (1:14—18) утверждает, что все это произошло, когда Предтеча сидел в темнице.

Что касается назначения первого апостола в марте 29 года от Р.Х., то здесь благовествование Иоанна, несомненно, следует считать более точным. В своих «Иудейских древностях» Иосиф Флавий (родился в 37 году от Р.Х.) говорит, что Иисус начал проповедовать свое учение в пятнадцатый год правления Тиберия Цезаря, то есть в 29 году. Иоанн Креститель был оклеветан и брошен в темницу годом позже, в марте 30 года, как утверждается у Иоанна (3:24); в сентябре 31 года по повелению Ирода-Антипы он был обезглавлен.

Лука (5:11) передает историю привлечения Симона со слов Марка, но не упоминает при этом Андрея. Следующими на месте событий появляются Зеведеевы сыновья Иоанн и Иаков. Марк и Лука утверждают, что в то же самое время Иисус призвал под свои знамена и Левия. У Матфея, однако, следующего апостола зовут не Левий, а Матфей. У Иоанна одним из первых был рекрутирован Филипп из Вифсаиды, откуда также были родом Симон и Андрей. Филипп, в свою очередь, приобщил к пастве Нафанаила из Каны. С этого момента о персональных зачислениях к группе Христовых избранников больше ничего не говорится.

Вместо этого далее разъясняется, что Иисус собрал всех своих учеников и избрал из них двенадцать апостолов. Затем начинает происходить нечто странное. Левий, равно как и Нафанаил, исчезает, но зато Матфей начинает фигурировать во всех перечислениях. Среди двенадцати последователей Христа евангелисты Матфей и Марк называют Леввея по прозванию Фаддей, в то время как в других Евангелиях он отсутствует. В благовествовании Луки и Деяниях святых апостолов среди двенадцати упоминается Иуда, брат Иакова, хотя далее он нигде в таком контексте не фигурирует. У Матфея и Марка можно встретить Симона Кананита, который в Евангелии от Луки и Деяниях именуется Симоном Зилотом.

Марк повествует о том, как Иисус после знакомства с братом Андрея Симоном дал последнему имя Петр. Лука же и Матфей указывают на то, что этим двойным именем его уже называли и раньше. У Иоанна мы узнаем, что Симон и Андрей были сыновьями Ионы, а Иисус нарек Иоанна и Иакова Зеведеевых Воанергес, что значило «сыны Громовы». Марк и Лука называют мытаря Левия сыном Алфея, в то время как указанный в окончательном списке апостолов Иаков является еще одним сыном этого человека. Фома, постоянно упоминаемый всеми Евангелиями в числе двенадцати избранных, у Иоанна и в Деяниях святых апостолов именуется Близнецом.

Такой участи избежали только Филипп, Варфоломей и Иуда Искариот, каждый из которых упоминается всеми евангелистами.

Совершенно ясно, что апостолы не были бессловесным стадом альтруистов, бросивших все и слепо последовавших за харизматическим лидером. Несмотря на царственное происхождение, будущее Иисуса было далеко не ясно, и в тот момент он еще не успел завоевать признания как посланник небес. На основании этого можно заключить, что от внимания евангелистов ускользнуло нечто жизненно важное. Но не следует спешить с выводами, лучше вспомнить, в какой исторической обстановке писались Евангелия. Дабы не вызвать подозрения со стороны римских правителей, их текст был переложен на изотерический язык аллегорий для того круга читателей, которые сумеют понять все то, что написано между строк.

Наше внимание часто привлекают характерные стихи текста, начинающиеся (как, например, у Марка 4:9), словами: «Кто имеет уши слышать, да слышит!» Теперь мы вступаем в мир раскрытой тайнописи Нового завета, где величайшим представителем искусства перевода древних криптограмм является Барбара Тиринг. Изучая на протяжении почти двадцати пяти лет «Свитки Мертвого моря», д-р Тиринг широко распахнула двери перед новым проникновением в духовное богатство Евангелия. Теперь, открывая двери апостолам, мы сами сможем осознать ту грандиозную историческую роль Иисуса Христа, как Мессии и потомка царя Давида.

Иаков и Иоанн

Иисус емко и образно называл Иакова и Иоанна (сыновей Зеведея) Воанергес, то есть по-гречески «сыны громовы» (Марк 3:17). Перед нами наглядный пример зашифрованной информации о тех, кто посвящен в тайну. «Громом» и «молнией» величали двух первосвященников, совершавших религиозные обряды в Святая Святых. Эти глубоко символичные титулы своим происхождением обязаны знаменитому явлению на горе Синай, описанному в Книге Исход (19:16). Гремели громы и сверкали молнии, а густое облако окутало вершину горы, когда шел Моисей из стана на сретение с Богом. Святая Святых символизировала скинию (святилище), а святилище ессеев находилось в Мирдском монастыре, в 9 милях к юго-востоку от Иерусалима, на месте некогда существовавшей крепости Хасмонеев.

Человек, известный Иисусу под именем «Гром», был Ионафаном Анной — сыном саддукея Анания, первосвященника с 6 по 15 год от Р.Х. Ионафана («подарок Иеговы») иначе называли Нафанаилом («дар Бога»), что, в сущности, было одним и тем же именем. Его двойником и политическим соперником, носившим прозвище «Молния», был Симон Маг (также называвшийся Зеведеем — «Иегова дал») — верховный предводитель самаритянских волхвов. В Евангелии он более известен как Симон Кананит или Симон Зилот (под этим именем он и будет фигурировать в следующем разделе главы).

Так чьими же сыновьями были Иаков и Иоанн, «громовыми» (Ионафана Анны) или «молниевыми» (Симона Мага)? Как ни странно, но обоих! И не по крови, а по личным качествам. Как Воанергес, Иоанн и Иаков являлись духовными сыновьями (помощниками) священнического рода Анания; но они также выполняли и указания Симона, которому в свое время суждено было унаследовать первосвященничество, то есть стать «отцом».

Вместе с тем, картина общественного положения апостолов представляется весьма пестрой. Даже Иаков и Иоанн, чьи личности отождествляются с «ловцами», на самом деле были выдающимися деятелями эллинистического общества. Но почему же они (как, впрочем, и Андрей с Петром) изображаются в антураже рыбацких лодок? Здесь следует воздать должное отличному от других повествованию Иоанна, ибо символическая «ловля рыбы» была частью традиционного обряда крещения иудеев.

Неевреи, стремившиеся быть принятыми в иудейскую общину, могли принимать участие в обряде крещения, однако совершать данный обряд в воде им не разрешалось. Выйдя вместе с евреями-прозелитами на лодках в море, они лишь получали священническое благословение, после чего их огромными сетями втаскивали на борт корабля. Священнослужителей, совершавших обряд, называли «ловцами». В этот сан и были рукоположены Иаков и Иоанн. Симон же и Андрей находились среди тех мирян, которые тащили сети. В словах Иисуса, сказавшего им «идите за Мною, и Я сделаю, что вы будете ловцами человеков», содержался скрытый намек на их будущее пастырство и возведение в духовный сан.

Апостолы представляли собой не шайку оборванцев и набожных святош, а могущественный «Совет двенадцати», руководимый их верховным вождем Иисусом Христом. Имя Христос, в переводе с греческого означавшее «помазанник» или «царь», изначально было титулованием Спасителя и лишь значительно позднее превратилось в имя собственное. Здесь стоит вспомнить, что в «Наставлениях о порядке» из Кумранских пещер подчеркивалось значение деятельности «Совета двенадцати» для сохранения веры отцов.

Симон Зилот

Симон Маг (или Зеведей) возглавлял  так называемых «самаритянских мудрецов» — элиту религиозных философов, всемерно поддерживавших династическую правопреемственность Иисуса. Это именно их посланцы (волхвы или чародеи) преклонили колени в Вифлееме в знак почтения перед младенцем Иисусом. Симон проявил себя во многих областях знаний того времени, и в его жизнеописаниях можно встретить упоминание о космологии, естественном магнетизме, левитации и телекинезе. Он слыл убежденным сторонником войны с Римом и, в соответствии с этим, получил прозвище Симон Кананит (по-гречески «фанатик»).

Являясь, в смысле общественного положения, несомненно, наиболее выдающейся фигурой среди апостолов, Симон также проявил себя и как энергичный военачальник зелотов , за что часто именовался Симоном Зилотом. Зелоты были вооруженными повстанцами, мстившими римлянам за захват своей земли и поругание иудейских святынь. Для римских властей, тем не менее, зелоты всегда оставались лестами — разбойниками.

Личности апостолов, в сравнении с привычными евангельскими образами, уже начинают приобретать все менее и менее смиренный характер; но цели их остаются неизменными: оставаясь элитой общества на своей родине, помогать слабым и защищать обездоленных. Многие из них были опытными священнослужителями, умелыми лекарями и образованными наставниками; они могли бы проявить себя в милосердном искусстве врачевания и, как мудрые и доброжелательные риторы, растолковать все до мелочей.

Иуда Искариот

Еще одним из высокородных вождей националистов был Иуда — выдающийся представитель книжников. Под его неусыпным наблюдением, а также руководством его предшественника, неистового Иуды Галилейского, основателя движения зелотов, были созданы «Свитки Мертвого моря».

Иуда отличался академической ученостью, он возглавлял восточную ветвь рода Манассия и являлся одновременно военным правителем Кумрана. Римляне наградили его кличкой Сикарий, что значит «головорез» или «наемный убийца» (от латинского «сика» — кривой кинжал убийц). Греческий эквивалент прозвища Сикариотес, постепенно искажаясь, со временем превратился в Искариота .

Постоянно помещаемый в конец апостольского списка, Иуда, тем не менее, по старшинству уступал только Симону Зилоту.

Фаддей, Иаков и Матфей

Леввей по прозвищу Фаддей причисляется к сыновьям Алфея и в двух благовествованиях упомянут под именем Иуды. Он был влиятельным руководителем религиозной общины, а также еще одним начальником вооруженных отрядов зелотов. Более пятидесяти лет, начиная с 9 года до Р.Х., Фаддей возглавлял Братство целителей, духовное объединение аскетов-подвижников, основанное в период захвата Кумрана египтянами. Он был соратником Иосифа, отца Иисуса, и в 32 году от Р.Х. принимал участие в восстании против Понтия Пилата.

Иаков, которого считают вторым сыном Алфея, на самом деле был Ионафаном Анной — предводителем «громовой» партии. Имя Иаков представляло собой патриархальное величание Ионафана, сохранявшееся за старейшинами общин, равно как имена ангелов и архангелов за представителями высшего духовенства. Советом старейшин руководил триумвират специально назначенных государственных чиновников, которым присваивались полагавшиеся по должности имена Авраама, Исаака и Иакова. В этом отношении, выражаясь современным языком, Ионафан Анна «исполнял служебные обязанности» патриарха Иакова.

Что касается Матфея (называемого также Левий), то он также отнесен к сыновьям Алфея. В действительности он был Матфеем Анной (братом Ионафана), унаследовавшим в 42 году первосвященничество и отстраненным от духовной власти Иродом-Агриппой I. Матфей был лично заинтересован в публикации жизнеописания Иисуса Христа и активно содействовал изданию Евангелия от своего имени. Как преемник Ионафана в качестве первосвященника левитов, он носил номинальный титул Левия. Он также был назначен мытарем (сборщиком налогов), отвечавшим за поступление в казну доходов от иудеев диаспоры (проживавших за пределами родины), но подлежавших налогообложению . Собираемые левитами в Малой Азии деньги оседали в находившейся в Иерусалиме государственной казне. «Проходя оттуда, Иисус увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфея» (Матфей 9:9). Аналогично описывается это же самое событие и у Луки (5:27): «После сего Иисус вышел, и увидел мытаря, именем Левия, сидящего у сбора пошлин».

Хотя Фаддей, Иаков и Матфей (Левий) причисляются к «сыновьям Алфеевым», но не все они были братьями. Как и везде, слово «сын» используется здесь в значении «заместитель». Величание «Алфеевы» не подразумевает связи с человеком или местом, а просто означает «последователи» или «правопреемники».

Филипп, Варфоломей и Фома

Как указывает Иоанн (1:45—49), Филипп был товарищем Ионафана Анны (иначе называвшегося Нафанаилом). Будучи не подвергнутым обрезанию прозелитом , он долгое время возглавлял Братство Сима . Его перу принадлежит написанное на коптском языке Евангелие.

Варфоломей (известный также под именем Иоанна Марка) являлся духовным и политическим соратником Филиппа. Он был главою прозелитов и видным представителем влиятельного Братства целителей в Кумране.

В Евангелиях мало говорится о Фоме, тем не менее, он был одним из наиболее авторитетных евангелистов. По имеющимся сведениям он проповедовал христианство в Сирии, Индии и Персии и, в конце концов, пронзенный копьем насквозь, встретил свою смерть где-то в окрестностях Мадраса. Фома, носивший прежде имя Филиппа и титул наследника Иудейского престола, происходил из семейства Ирода Великого , но в одночасье лишился права престолонаследия. Произошло это после того, как Ирод расторг брак с его матерью Мариам II, покушавшейся на жизнь своего царственного супруга. Ирод-Антипа, единокровный брат Филиппа, впоследствии стал тетрархом Галилеи. Как бы в насмешку, жители Иудеи сравнивали царевича Филиппа с Исавом — сыном Исаака, лишенным одновременно права первородства и отеческого благословения в пользу своего брата-близнеца Иакова (Бытие 25—27). Они называли его Теомой, что в переводе с арамейского означает «близнец». В греческой транслитерации это имя звучало как Фома и значило тоже самое.

Петр (Симон) и Андрей

Данный раздел главы посвящен двум апостолам, которых принято считать наиболее выдающимися учениками Иисуса, но в нашем обзоре они помещены на последнюю позицию. В самом деле, порядок, в котором здесь перечислены апостолы, представляет собой практически зеркальное отражение евангельского списка. Это видно из того, что такие личности, как Фаддей, Симон Зилот и Иуда Искариот, традиционно помещаемые в конец перечня, в действительности были куда более могущественными. Но авторы Евангелий отнюдь не случайно перечисляли имена в вышеозначенном порядке, — таким путем они отвлекали внимание римлян от тех апостолов, которые находились на самом переднем крае общественной жизни.

Таким образом, в апостольском «табеле о рангах» первые позиции обычно отводят наименее авторитетным ученикам Иисуса — Петру и Андрею, которые были простыми деревенскими ессеями и не занимали никаких государственных постов. Их роль в обряде крещения, как «рыбаков», а не «ловцов человеков», была сугубо мирской. Они отвечали за сети и не могли исполнять священнические обязанности (такие как дарование благословения), как это делали рукоположенные в сан «ловцов» Иаков и Иоанн.

Несмотря на все это, Иисус высоко ценил отсутствие у Петра и Андрея официального статуса. Это позволяло ему по сравнению с теми, кто должен был выполнять пастырские и законодательные обязанности, более свободно распоряжаться обоими братьями. В результате Петр стал ближайшим помощником Иисуса и, обладая, по всей видимости, определенной твердостью характера, получил прозвище Кифа («камень»). В благовествовании Фомы Иисус называет Петра своим «добрым гением», подразумевая, что тот был его главным телохранителем. Потеряв жену, Петр стал выдающимся проповедником евангельских идей. Несмотря на случавшиеся время от времени размолвки с Иисусом, именно благодаря его усилиям христианство, в конце концов, утвердилось в Риме. Он принял мученическую смерть на кресте во времена массовых гонений на христиан при императоре Нероне.

СВЯЩЕННИКИ И АНГЕЛЫ

Мы уже упоминали о том, что внутри священнической иерархии кумранской общины были установлены чины и порядок мира ангельского, — и поэтому первосвященник являлся не только представителем рода Садока, но и олицетворял собой архангела Михаила. Таким образом, он величался Михаилом-Садоком (Мелхиседеком). Вторым по священническому сану был представитель рода Авиафара, воплощавший собой ангела Гавриила. Теперь, для того чтобы еще лучше понять социальный статус апостолов, — имена которых повторяются неоднократно, — стоит поближе познакомиться с самой ангельской иерархией. Одновременно с этим станет понятен смысл патриархально-родовых и религиозных ритуалов, что, вполне естественно, приведет к совершенно новому осмыслению сути свершенных Иисусом чудес.

В первую очередь следует заметить, что в самом слове «ангел» нет ничего бесплотного или духовного. В переводе с греческого оно значит не что иное, как «посланник» или «вестник». Таким образом, под выражением «ангел Божий» следует понимать вестника или, более правильно, посланника Господа. Архангелы (архи — приставка, обозначающая высшую степень чего-либо, например, архиепископ или архиплут) представляли собой небесных посланников высшего чина.

В Ветхом завете упоминается два вида ангелов, подавляющее большинство которых ведет себя подобно обычным человеческим существам. Например, в Книге Бытия (19:1—3), когда два ангела посещают дом Лота, «он сделал им угощение, и испек пресные хлебы; и они ели». Большая часть ветхозаветных ангелов относится к категории обычных существ, таких, как тот ангел, что встретил Агарь, служанку Сары, у водного источника, или тот, который остановил на дороге Валаамову ослицу. К данному разряду причислены и ангел, который разговаривал с Маной и его женой, а также тот, что сидел вмести с Гидеоном под дубом.

В другой ангельский класс, по всей видимости, входили не просто посланники, а те небесные существа, которые обладали устрашающей разрушительной силой. Ангел-мститель данного типа фигурирует в первой книге Паралипоменон (21:14—16): «И послал Господь ангела в Иерусалим, чтобы истребить его… стоящего между землей и небом, с обнаженным в руке его мечом». Описания ангелов, держащих в руке меч, встречаются достаточно редко, и уж совсем невозможно найти в тексте упоминания об их божественности и малейшего намека на благородные крылья (привычные теперь для нас крылья являются изобретением художников и скульпторов и символизируют божественное превосходство посланников небес над земной суетностью).

Это подводит нас к рассмотрению другой категории необыкновенных ветхозаветных явлений, которые связаны с подъемом над поверхностью земли механических средств передвижения. Их никогда не называли ангелами, и, как правило, данные горящие ярким огнем устройства были снабжены колесами, как это описывается в Книге пророка Даниила (7:9): «Престол Его — как пламя огня, колеса Его — пылающий огонь». У пророка Исаии (6:1—2) встречается аналогичное описание переносящегося по воздуху трона, «вокруг которого стояли серафимы; у каждого из них по шести крыл». Другое упоминание о такого рода летательном аппарате есть также и в Книге Иезекииля (1). Здесь — полное и довольно подробное описание его действия, под стать всему антуражу, включающему огонь, колеса и грохочущие ободья.

В не имеющем отношения к Библии древнем трактате «Бытие», написанном в Александрии в III столетии, говорится о бессмертной Софии и правителе Саваофе, «создавшем огромный трон на четырехкрылой колеснице, называемой херувимом… и водрузившем над ним несколько драконоподобных серафимов».

Занимательно, что в Книге Бытия (3:24) повествуется о том, как Господь поставил у садов Эдема херувима (колесницу или подвижный трон) и вращающийся огненный меч для охраны пути к древу жизни.

Херувим вновь появляется в древнегреческом труде под названием «Ипостаси властелина», в котором рассказывается о правителях всего сущего и сотворении Адама. И опять это связывается с Саваофом и его небесной колесницей (херувимом).

Упоминание об аналогичном транспортном средстве можно найти в четвертой Книге Царств (2:11), где описывается, как пророк Илия был вознесен в огненной колеснице на небо. Есть также и другое описание похожего перевозочного средства в эпическом цикле о герое Древнего Двуречья (территории современного Ирака) Гильгамеше .

В задачу данной книги не входит выяснение причин подобных явлений, ее цель — просто представить их в таком виде, какими они описываются в древних текстах. Однако можно сказать определенно, что таким летающим колесницам (херувимам) и сопровождавшим их серафимам (огнедышащим устройствам в форме драконов) никогда и ни при каких условиях не приписывалось, в отличие от ангелов, человеческих черт. Лишь в более позднее время догматы религиозного римского истэблишмента преобразили этих серафимов и херувимов в обожаемых небесных путти — мальчиков с крылышками на картинах итальянских художников эпохи Возрождения.

Тем не менее, какими бы ни были эти бьющие на эффект механизмы, все без исключения новозаветные ангелы безусловно являлись людьми, а их производство в ангельский чин носило сугубо наследственный характер. Книга Еноха, представляющая собой жизнеописание седьмого от Адама патриарха допотопного мира, была написана во II веке до Р.Х. В ней предрекается возрождение Мессианских родов и утверждаются основные принципы построения священнической иерархии. Исходным пунктом рассуждений является условие, заключавшееся в том, что все сменяющиеся главы династий, дабы подчеркнуть свой сан и положение, были обязаны носить передававшиеся из поколения в поколение имена ангелов и архангелов.

В ветхозаветные времена царя Давида первосвященниками, в порядке старшинства родов, были Садок, Авиафар и Левий. Кумранские ессеи, как уже можно было убедиться, сохранили свое священническое наследие, использовав имена Садока, Авиафара и Левия в качестве титулов. Согласно Книге Еноха, имена архангелов, принимавшиеся в виде духовного обета, служили символом принадлежности к священнической касте. Первородные представители клана Садока именовались Михаилами, Авиафара — Гавриилами, а Левия — Селафиилами.

Сообразуясь с вышесказанным, под битвой архангела Гавриила с драконом (Апокалипсис 12:7) следует понимать конфликт между потомками Садока и «зверем богохульствующим» — имперским Римом. «Другим зверем, выходящим из земли», была непреклонно суровая политика фарисеев, препятствовавших устремлениям евреев-эллинистов объединить иудеев и тех, кто не исповедовал эту религию. Этому зверю (или имени его) приписывалось число 666 (Откровения Иоанна 13:8), что при переворачивании цифр вверх ногами соответствовало численному значению «духовной энергии воды», выраженной в «солнечных силах».

От тех, кто носил высокий духовный сан, требовалось, как это подробно излагается в «Храмовом свитке», строгое соблюдение обета безбрачия. По этой причине опытные священнослужители пользовались большим спросом, их зачастую воспитывали в общинных монастырях как незаконнорожденных сыновей. Иисус вполне мог быть таким воспитанником, чью мать, без какого бы то ни было продуманного вмешательства ангела Гавриила, «тайно отпустили». Иными словами, главам царственных и священнических династий для продления их родов определенно требовалось вступать в брак.

Когда начиналось воспроизводство потомства, представитель священнической династии (такой как Садок) временно слагал с себя пастырские обязанности и передавал духовные полномочия другому. После завершения матримониальных отношений с супругой он мог вновь расстаться с нею и вернуться к целомудренному образу жизни.

Как уже отмечалось выше, представителем рода Садока (Михаила) во времена евангельских событий был Захария — муж Елисаветы. Его заместителем по пастырскому служению являлся Симон. История оставления Захарией своих обязанностей ради воспроизводства потомства излагается Лукой (1:15—23) весьма туманно, но то, что он «оставался нем» в храме, на самом деле означает невозможность для него говорить в своем привычном качестве священнослужителя. Для того, чтобы Елисавета могла носить ребенка, Захария из рода Садока, обеспокоенный неумолимо надвигавшейся старостью, передал свои духовные полномочия Симону из колена Авиафара. Родившемуся сыну Иоанну суждено было впоследствии возглавить чреду Садока и стать предтечей Спасителя.

Во времена, когда Иисус начинал свое пастырское служение, главой священнического рода Левия был Ионафан Анна. Как предстоятель этой династии он носил третий по субординации чин Селафиила и, как таковой, величался царским священником. Наряду с этими тремя верховными архангелами — (главными посланниками) Михаилом (Садоком), Гавриилом (Авиафаром) и Селафиилом (Левием) — существовали также и те, кто по духовному званию превосходили всех иных. Должности эти, однако, не передавались по наследству, а занимавшие их величались характерными титулами «отца», «сына» и «духа». Титул «отца» в более поздние времена стал соответствовать сану папы римского (от греческого «паппас» — «отец»), — таким образом, традиционно католическое поименование напрямую заимствовано из иудейского первоисточника. По существу, «сын» и «дух» «отца» представляли собой его духовных и телесных заместителей. Должность «отца» была выборной и предполагала отказ от выполнения некоторых других обязанностей. Например, когда Ионафан Анна стал «отцом», к его брату Матфею (апостолу) перешло по наследству главенство в священническом роду Левия. Таким образом Матфей и превратился в «Левия Алфеева».

Священнослужители из рода Левия (левиты) находились в подчинении у архангелов, а во главе их стоял (в отличие от первосвященника) главный священник — более молодой представитель династии. Его величали именем ангела Рафаила. Занимавших же более высокое положение в духовной иерархии священнослужителей титуловали (как это указано в Книге Бытия 29:34), в соответствии с подлинными именами сыновей Левия, — Каафой, Гирсоном и Мерари. Следующим по старшинству священником был Амрам (ветхозаветный сын Каафы), за ним следовали Аарон, Моисей и Мириам, которые, в свою очередь, являлись старшими по отношению к Надаву, Авиуду, Елеазару и Ифамару.

Наследник царственного рода Давида не носил ангельского звания и не исполнял священнических обязанностей. Этот момент и выявляет важнейший аспект «Кодекса Грааля». Царь был обязан служить своему народу, и непосредственным долгом монарха являлась защита людей от притеснений «сильных мира сего». Само имя Давид означает «возлюбленный»; и, как горячо любимый слуга и защитник своего народа, Иисус мог бы стать весьма достойным царем. Именно эту идею беззаветного служения оказалось так трудно постичь в своем помазанном вожде ученикам-мирянам. Это наглядно показано Иоанном (13:4—11) в сцене омовения Иисусом ног апостолов во время Тайной вечери. Петр, подвергнув сомнению свершаемое Учителем действо, спросил его: «Господи! Тебе ли умывать ноги мои?» Но Иисус, настояв на своем, ответил тоном, не допускающим возражений: «Я дал вам пример, чтоб и вы делали то же, что Я сделал вам».

Такое проявление милосердия вовсе не характерно для жаждущего власти представителя древней династии, ибо является символом «общего отцовства», чем-то в духе истинного царственного достоинства Грааля.

 

Глава пятая

Иисус — мессия

ХЛЕБА И РЫБА

Хотя Евангелия, повествуя о жизни Иисуса Христа, последовательно излагают события и факты, их не следует считать документальной историей в традиционном смысле этого слова. Временами они согласуются, а иногда противоречат друг другу. В некоторых случаях события, упоминаемые в одних благовествованиях, вовсе не находят отражения в других. Вместе с тем необходимо помнить, что главная цель Евангелий заключалась в распространении насущной социальной идеи, главным носителем которой был Иисус.

Тем не менее, данная идея преподносилась отнюдь не в явном виде. Иисус, как известно, часто говорил притчами, делая посредством аллегорических рассуждений свою речь более доступной для понимания слушателя. Некоторым такие нравоучительные истории могли казаться несерьезными, но содержавшийся в них зачастую скрытый политический смысл зиждился на реальных людях и событиях.

Все Евангелия скроены по единому образцу и подобию, поэтому нужно признать, что множество рассказов о жизни самого Иисуса, по сути дела, являются теми же самыми притчами. Действительно, большая часть деяний Иисуса была умело «замаскирована» в контексте «отвлекающих» историй. Делалось это, дабы «имеющие уши, чтобы слышать» поняли то, что ускользало от внимания остальных.

Ради того, чтобы ускользнуть от бдительного внимания римских цензоров, повествование в Евангелиях велось в завуалированной форме. По данной причине книги содержат множество символических деталей, которые даже в наши дни затрудняют в целом понимание смысла большинства событий. Подобного рода туманные ссылки и скрытые намеки, а также использование аллегорической тайнописи древних религиозных течений способствовали совершенно неправильному толкованию того, что на самом деле имело место. Некоторые из этих событий были безапелляционно восприняты как сверхъестественные.

Мы уже сталкивались с примером откровенного непонимания сущности и задач «ловцов человеков», крестивших неиудеев после того, как последних «рыбаки» вытягивали из воды в огромных сетях. Другой хороший пример якобы сверхъестественного явления можно найти у Иоанна (2:1—10) в рассказе о том, как Иисус подменил воду вином на свадебном пиру в Кане.

Это всем известное событие стало первым из длинной цепи самоуверенных поступков Иисуса, благодаря которым он заслужил репутацию ниспровергателя древних устоев.

Воспитанный в суровых условиях общественного строя своего времени, зиждившегося на неукоснительном соблюдении древних традиций и законов, Иисус понял, что Рим может быть побежден лишь тогда, когда прекратится религиозная междоусобица в самом иудейском обществе. Такого понятия, как христианство, в те годы не существовало, и религией Иисуса был иудаизм. Все евреи поклонялись единому Богу, но даже они (состоявшие, как предполагалось, в особых отношениях с Яхве и находившиеся у него на положении так называемого «избранного народа») были разобщены множеством религиозных общин, каждая из которых придерживалась собственного вероучения. Что касалось самих евреев, то Иегова являлся исключительно их богом; Иисус же стремился разделить веру в него и с неевреями. Более того, он жаждал разделить веру в Иегову таким путем, чтобы не требовать от неевреев обретения всех парадных сторон ортодоксального иудаизма. Иисус, поступая таким образом, стремился под знаменем единого Бога к объединению всего народа Палестины в борьбе с могуществом Римской империи.

Иисус, безусловно, принадлежал к эллинистам, — евреям, перенимавшим культуру Запада, — поскольку противопоставлял себя непоколебимым в своей вере иудеям, подобным Иоанну Крестителю. Его просто выводил из себя ригоризм религиозных убеждений таких иудейских партий, как секта фарисеев. Он имел необычайно широкий взгляд на вещи и считал своей задачей освобождение народа. Но Иисус знал, что угнетаемые люди до тех пор не станут свободными, пока сами не избавятся от непреклонного сектантства. Он полностью отдавал себе отчет в том, что долгожданному Спасителю-Мессии, приход которого предрекался в последнем пророчестве, надлежало появиться именно в то самое время. Как предполагалось, с приходом Мессии начнется новая эра свободы, — он будет революционен во взглядах на будущее и не станет придерживаться установившихся обычаев. Будучи наследником царственного престола Давида, Иисус осознавал свою правомочность называться Спасителем-Мессией, а также то, что если бы он вдруг объявился в таком качестве, никого бы это особенно не удивило.

Чего у Иисуса не было, так это каких-либо официально утвержденных полномочий, — он не являлся ни правящим монархом, ни первосвященником. Какое-то время он формально даже не был помазан на царство и не мог, — будь хоть у него все остальные атрибуты власти, — заявлять свои законные права на статус Мессии. Тем не менее, таким техническим сторонам дела не суждено было стать помехой на пути Иисуса, и он, несмотря на формальное отсутствие полномочий, продолжил осуществлять свои связанные с обрядностью (как религиозной, так и гражданской) нововведения.

При первой благоприятной возможности в Кане он поначалу проявил нерешительность, сказав: «Еще не пришел час Мой» (имея в виду, что он еще не был помазан). Мать его, однако, игнорируя подобного рода условности, приказала слугам: «Что скажет Он вам, то и делайте».

О превращении Иисусом воды в вино, считающемся первым из его чудес, говорится только в Евангелии от Иоанна. Следует отметить, что евангелист не упоминает о том, что вино кончилось на свадьбе, как это зачастую неправильно цитируется в Переводах. На самом деле в тексте говорится так: «И как недоставало вина, то Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них». Согласно ритуалу, описываемому в «Свитках Мертвого моря», объясняется все очень просто. В данном обряде (соответствующем таинству евхаристии) причащаться вином разрешалось только давшим (в присутствии священнослужителя) обет целибата. Все остальные присутствовавшие относились к категории непосвященных, и их участие в церемонии ограничивалось ритуалом очищения водой. Среди них были женатые люди, новообращенные, неевреи и иудеи-миряне. Далее в Евангелии говорится: «Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших по обычаю очищения Иудейского». Огромное значение поступка Иисуса состоит в том, что он взял на себя задачу ниспровергнуть древнюю традицию, — полностью отказавшись от воды, он позволил «нечистым» гостям причаститься священным вином. «Распорядитель», отведавший вина, «не знал, откуда это вино, знали только служители, почерпавшие воду». Он никак не прокомментировал чудесное превращение, а только выразил свое удивление по поводу того, что «лучшее вино» (в отличие от воды — «худшего вина») было подано на столь поздней стадии торжества.

Мария поступила правильно, приказав слугам во всем повиноваться Иисусу, ибо в данном эпизоде он «явил славу Свою; и уверовали в Него ученики Его».

Причащение освященным вином и хлебом являло собой многовековую традицию ессеев, а не нововведение более позднего христианства. Со временем христианская церковь, присвоив себе старинный обычай, представила его как собственное таинство евхаристии, символизирующее Тело и Кровь Христову. Согласно подложной евангельской ссылке, учреждение таинства якобы произошло во время Тайной вечери (например, у Матфея 26:26—28).

В схожей аллегорической форме представлен в Евангелии и известный эпизод, носящий название «Насыщение пяти тысяч». Иудейские законы были строги, а Иисус в своем новом пасторстве стремился быть великодушным. Как правило, неевреям разрешалось присутствовать на иудейских религиозных ритуалах лишь при условии их твердой решимости обратиться в новую веру и гарантии соблюдения ими иудейских обычаев (включая и обрезание, если они мужского пола). Мысли Иисуса, однако, были устремлены к не подвергнутым обряду обрезания неевреям, — а почему бы и им не даровать возможность общения с Иеговой? В конце концов, ведь он же разрешил им в Кане причаститься освященным вином!

Концепция веры в Бога, разделенной поровну между иудеями и неевреями, превратилась в движущую силу миссии Иисуса. Но эта идея была более чем революционна; твердокаменным иудеям-ортодоксам она казалась просто возмутительной, ибо Иисус присвоил себе право распоряжаться тем, что было их собственной исторической привилегией. Он делал Иегову, бога «избранного народа», доступным для всех, — доступным, практически без всяких оговорок, даже для «нечистых».

Как мы уже видели, неевреев, желавших обратиться в иудаизм, подвергали обряду крещения, в котором они, дабы получить благословение «ловца душ человеческих», под видом «рыб» втаскивались «рыбаками» в лодки. Подобную картину можно было бы наблюдать, мысленно перенесясь в Святая Святых (часть святилища иудейского храма), где священников-левитов именовали «хлебами». При таинстве священства (церемонии возведения в духовный сан) совершавшие богослужение первосвященники-левиты подавали священникам по семь хлебов, а принесшим обет безбрачия рукополагаемым — по пять хлебов и две рыбы. Во всем этом был некий важный, основанный на Моисеевых законах, символизм — хотя неевреи могли принять крещение в качестве «рыб», но стать «хлебом» строгий закон позволял только иудеям.

Иисус еще раз решился пренебречь условностями и позволил «нечистым» неевреям принять участие в том, что обычно предназначалось исключительно для иудеев, — и отнюдь не для любых иудеев, а только тех, кого предполагалось возвести в духовный сан. В качестве объекта своей милости Иисус выбрал не подвергнутых обряду обрезания представителей подвижнического Братства Хама (метафорически называвшегося «Пятью тысячами» ). Он даровал их «множеству» (административному совету) символическое право на пастырское служение, оделив их «пятью хлебами и двумя рыбами», традиционно вручаемых возводимым в духовный сан иудеям (Марк 6:34—44).

В отдельном эпизоде, называемом «Насыщение четырех тысяч» , Иисус предложил уже семь «священнических хлебов» необрезанному «большинству» Братства Сима (Марк 8:1—10).

При обряде крещения «рыбаки», вылавливавшие «рыб» — неевреев, сначала отводили свои лодки на некоторое расстояние от берега, а затем готовившиеся к принятию иудаизма шли вброд по воде к лодкам. После того как все было готово, рукоположенные «ловцы человеков» покидали берег и, «идя по воде», брели своим собственным путем по молу к заякоренным лодкам. Принадлежавший к колену Иудину, а не к роду Левия, Иисус не был наделен правами священника, совершающего обряд крещения. Тем не менее, он взял на себя смелость, не обращая внимания на официальную церковь, узурпировать священнические полномочия, «идя по морю» к лодке своих учеников (Матфей 14:25—26). Он даже подбивал Петра присвоить себе то же самое право… но Петр, опасаясь погибнуть в волнах репрессий, не был способен совершить такой поступок (Матфей 14: 28—31).

Эта приобретенная нами способность нового проникновения как в завуалированную суть евангельских формулировок, так и в политические мотивации поступков Иисуса, вовсе не умаляет его вполне правдоподобное искусство врачевателя. Как член Братства целителей в Кумране, он мог и не быть в этой области таким уж уникальным специалистом. Даже выдающийся целитель не соответствовал сформировавшемуся образу долгожданного Мессии-Спасителя, призванного освободить народ от римского ига. Но особо примечательным в образе этого поборника справедливости было то, что он применял свой медицинский опыт во благо «недостойных» неевреев; он не ограничивался оказанием помощи одному лишь иудейскому обществу, как это предпочитали делать фарисеи и им подобные. Такой вид духовного пастырства, — пастырства в форме царственного служения, провозглашенного позднее в «Кодексе Грааля», весьма показателен для понимания Иисусом мессианского идеала объединенного народа.

ЦАРЬ И ЕГО ОСЛИЦА

Вскоре после того, как Иисус начал свою деятельность в качестве Мессии, был схвачен и брошен за решетку Иоанн Креститель, разгневавший правителя Галилеи Ирода-Антипу. Антипа был женат на Иродиаде, бывшей супруге его единокровного брата Филиппа (Фомы), а Иоанн (из рода Садока) публично осуждал этот брак, называя его греховным. В результате он около года просидел в темнице, а затем был обезглавлен. После бесславной кончины Предтечи многие из его сторонников изъявили преданность Иисусу. Некоторые полагали — и даже надеялись, — что Креститель и был тем самым долгожданным Мессией-Спасителем; однако множество его пророчеств так и не сбылось, поэтому в отношении истинности данного предположения можно было усомниться . Одной из причин того, что предсказания Иоанна и других пророков оказались неточными, были неустранимые различия между широко используемыми тогда лунным и солнечным календарями. Введение римлянами юлианского календаря еще более углубило их, усложнив до предела точность датировок.

Ессеи были убежденными сторонниками древнегреческого философа Пифагора (570—500 годы от Р.Х.), который в своем великом труде по изучению чисел и пропорций пытался посредством математических формул постигнуть физическую и метафизическую сущность мира. В течение многих столетий на основании разработанных им методов события на планете прогнозировались с удивительной точностью. Особое место среди них отводилось наступлению эры «нового мирового порядка», начало которой во многих слоях общества связывали с пришествием Спасителя-Мессии.

Таким образом, в той эпохе (которая ныне обозначается аббревиатурой до Р.Х.) отсчет времени велся в обратном направлении и был предопределен задолго до рождения Иисуса. Получилось так, что по используемой в те времена хронологической шкале в прогнозе, если он был сделан в отношении Иисуса Христа, в действительности ошиблись на семь лет. Теперь понятно, почему он (если это в самом деле касалось его) родился в 7 году до Р.Х., а не в воображаемом нулевом (754 году от основания Рима) . Однако его брат Иаков действительно появился на свет в «правильное время» и по этой причине признавался многими законным наследником. Значительно позже, уже после введения римлянами новой системы счисления времени, воображаемому нулевому году присвоили наименование 1 года от Р.Х.

Перестав придерживаться сурового вероучения Иоанна Крестителя, даже царь Ирод-Агриппа начал относиться к Иисусу как законному наследнику Давида, предоставив Иакову с немногочисленными приверженцами самому отстаивать свое дело. Воодушевленный таким поворотом дел Иисус решил форсировать события, но, действуя слишком поспешно, совершил проступок, оскорблявший достоинство правителей и старейшин.

На протяжении многих столетий иудеи придерживались обычая праздновать Иом Киппур (день покаяния). В этот день любой человек мог получить прощение за все совершенные им неблаговидные поступки. Торжественное богослужение свершалось в начале сентября. У ессеев священнодействие отправлялось «отцом» в уединении в Святая Святых (внутреннем святилище) в монастырском храме вблизи Мирда (эта обитель упоминается в Евангелии как «пустыня»). Для свидетельствования покаяния в помощь ему при церковной службе отряжался один священнослужитель — символический «сын». В 32 году от Р.Х. «отцовские» обязанности исполнял Симон Зилот, а назначенным «сыном» был его непосредственный заместитель Иуда Искариот. Иоанн (13:2) наделяет Иуду статусом «сына» Симона, но точная степень их родства, а также духовный смысл слова остаются неясными.

Когда богослужение завершалось, трем помощникам первосвященника полагалось подняться на возвышение в западной части храма и огласить данный факт, символически обращаясь ко всем иудеям, проживавшим в других землях (евреям диаспоры — рассеяния). В данном случае назначенные помощники — Иисус (представлявший царя Давида), Ионафан Анна (игравший роль великого мистика Илии) и Фаддей (олицетворявший Моисея) — символически соответствовали (в вышеозначенном порядке) личностям царя, священника и пророка. Но когда же настала очередь Иисуса сделать официальное заявление, он появился не в царском облачении, а в наряде первосвященника. «И преобразился перед ними: одежды Его сделались блистающими, весьма белыми как снег, как на земле белильщик  не может выбелить… И явился им Илия с Моисеем; и беседовали с Иисусом».

По прошествии некоторого времени Симон Зилот, основательно разругавшись с официальными властями, возглавил закончившийся провалом мятеж против прокуратора Иудеи Понтия Пилата. Поводом к мятежу стало использование Понтием Пилатом денег из общественных фондов для ремонта личного водопровода. В суд на него была подана официальная жалоба, после чего солдаты прокуратора лишили жизни двух известных истцов. Немедленно вспыхнуло вооруженное восстание, возглавленное выдающимися зелотами — Симоном Зилотом, Иудой Искариотом и Фаддеем. Вооруженное выступление, по вполне закономерным причинам, закончилось полным провалом, и по эдикту царя Ирода-Агриппы Симон («молния») был отлучен от общества. В результате происшедших событий Ионафан Анна («гром»), политический оппонент Симона, таким образом, вступил в высшую должность «отца».

Согласно действовавшему в то время законодательству, сама процедура отлучения (которую следовало рассматривать как духовную казнь) до полного своего завершения длилась четыре дня. В это время осужденный облачался в саван, сажался под замок и содержался так, чтобы «заболеть к смерти». Учитывая его прежнее положение, Симона заперли в фамильном склепе близ Кумрана, носившем название — по имени самого первого «отца» — «Лоно Авраама». «Сестры» Симона (которые были его сестрами лишь в религиозном смысле), Марфа и Мария, понимали, что душа его будет навеки проклята (потеряна навсегда), если он на третий день не получит отсрочки приведения в исполнение смертного приговора (воскреснет). По этой причине они сообщили Иисусу, что тот, кого он любит, «болен».

Поначалу Иисус был бессилен что-либо предпринять, — только «отец» или первосвященник мог «воскресить», — а он не обладал никакими священническими полномочиями. Однако случилось так, что в это же самое время царь Ирод-Агриппа затеял спор с римскими властями и в результате его полномочия на некоторое время перешли к его дяде Ироду-Антипе, — стороннику движения зелотов. Воспользовавшись благоприятной возможностью, Антипа отменил приказ о духовной казни и дал указание, чтобы Симона «воздвигли из мертвых». Иисус был поставлен в затруднительное положение. Будучи наследником царственного рода, да еще всенародно демонстрируя честолюбивое желание стать первосвященником и нарушая при этом благочиние обряда покаяния (названного, правда, преображением), он, тем не менее, хотел прийти на помощь своему другу и преданному стороннику. Так он и поступил, руководствуясь тем, что являлся «помощником» Симона на торжественном богослужении. И хотя время «духовной смерти» Симона (по истечении четырех дней после приговора) уже наступило, Иисус, невзирая ни на что, решил-таки возложить на себя священнические обязанности и освободить товарища из заключения. При этом он заявил, что «духовная смерть» Симона стоит в одном ряду со смертью слуги Авраама — Елеазара (искаженному в Евангелии до Лазаря), и, назвав его этим знаменитым именем, приказал «выйти вон».

Случилось так, что «Лазарь был воздвигнут из мертвых» как без официальной санкции нового «отца», так и без благословения первосвященника или одобрения синедриона. Иисус уже в который раз вопиюще нарушил закон. Но Ирод-Антипа, прибегнув к своей власти, поддержал действия Иисуса, принудив Ионафана Анну молча признать совершившийся факт. Для народа в целом такое беспрецедентное событие было в действительности настоящим «чудом».

Иисус добился именно того, чего хотел. Имея за своими плечами столько впечатляющих деяний, ему оставалось лишь принять официальное помазание и явить себя народу в качестве Мессии-Спасителя так, чтобы ни у кого на этот счет не возникло и тени подозрения. А как достигнуть такого признания, известно было давно, ибо появление Спасителя предрекалось в ветхозаветной Книге пророка Захарии (9:9): «Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице».

Приготовления были сделаны уже в Вифании, где Иисус и его ученики находились в течение недели перед еврейской Пасхой в марте 33 года от Р.Х. Сначала, как повествуют Матфей (26:6—7) и Марк (14:3), женщина по имени Мария вылила Иисусу на голову целый кувшин драгоценного мира . Затем было найдено подходящее вьючное животное и, в соответствии с пророчеством Захарии, Иисус верхом на ослице въехал в Иерусалим .

Во все времена всенародно признавалось, что это было проявлением смиренной покорности судьбе. Да, это так, но в этом было и нечто большее. Со времен царя Соломона и вплоть до «Вавилонского пленения» иудеев, последовавшего вслед за падением в 586 году до Р.Х. Иерусалима, все самодержцы Давидовой династии ехали к месту своей коронации верхом на муле. Обычай демонстрировал доступность монарха даже для подданных, занимавших самое скромное положение. Это являет собой еще один пример мессианского закона служения.

ЖЕНИХ И НЕВЕСТА

Много раз говорилось, что в Новом завете нигде прямо не сказано о том, что Иисус был женат. Тем не менее, доказательством обратного служит тот важный факт, что нигде также не заявляется и о его безбрачии. В действительности же в Евангелиях содержится множество характерных намеков на то, что Иисус имел статус женатого человека. Было бы крайне удивительно (если не сказать, немыслимо), если бы он, при всей недвусмысленности на этот счет династических законов, вдруг остался холостым. Наследников Давидова рода закон обязывал не только жениться, но и произвести на свет не менее двух сыновей. Брак являлся не только неотъемлемой частью продолжения наследственной линии мессианской династии, но и был промежуточной ступенью наследника на пути от инициации до полноценного членства в царском роду.

Как уже можно было убедиться, законы династического брачного союза представляли собой далеко не обычные предписания. Недвусмысленно обозначенные условия диктовали целомудренный образ жизни и допускали интимную близость лишь в строго регламентированные периоды воспроизводства потомства. За продолжительным периодом обручения следовал приуроченный к сентябрю «первый брак», а затем в декабре разрешались плотские отношения. В случае зачатия невесты, для придания брачному союзу законного статуса, в марте заключался «второй брак». В течение всего «испытательного» периода, вплоть до заключения «второго брака», «невеста» (была ли она беременна или нет) по закону считалась «алмой» — молодой женщиной или, как это было принято говорить, девственницей.

Одной из самых ярких ветхозаветных книг является Песнь Песней Соломона, представляющая собой серию любовных гимнов, которыми обмениваются царственный жених и его невеста. В Песне любовному напитку супружества уподобляется благовонная мазь, называемая миром . Это то самое драгоценное миро, которым Мария из Вифании помазала Иисуса в доме Лазаря (Симона Зилота). Дальнейшее исследование приводит к обнаружению еще одного подобного случая (описываемого Лукой 7:37—38), произошедшего несколько ранее, когда женщина помазала миром ноги Иисуса и вытерла их своими волосами.

Иоанн (11:1—2) также упоминает это более раннее помазание и вполне определенно называет женщину Марией. Затем Иоанн объясняет, как ритуал помазания ног Иисуса был совершен еще раз той же самой женщиной в Вифании. Когда Иисус сидел за столом, Мария, «взявши фунт нардового драгоценного чистого мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира» (Иоанн 12:3).

В Песне Песней Соломона (1:11) встречается свадебный рефрен: «Доколе царь был за столом, нард мой издавал благовоние свое». В марте 33 года от Р.Х. Мария из Вифании не только помазала голову Иисуса в доме Симона (Матфей 26:6—7 и Марк 14:3), но также помазала его ноги и вытерла их после этого своими волосами. Двумя с половиной годами ранее, в сентябре 30 года от Р.Х., она свершила тот же самый ритуал помазания ног, исполненный через три месяца после свадебного пира в Кане. В обоих случаях помазание свершалось в то время, когда Иисус сидел за столом, — точно так же, как царь, согласно рефрену Песни.

В этом заключается намек на древний обряд, в соответствии с которым царская невеста накрывала на стол своему жениху. Использование в данном обряде мира (елея) представляло собой исключительную привилегию невесты мессианского рода, и свершалось помазание елеем лишь при церемонии заключения «первого» и «второго брака». Только как законная супруга Иисуса и полноправная священнослужительница могла Мария помазать его голову и ноги освященным миром.

В 22-м псалме (по всей видимости, наиболее известном во всей Псалтыри) изображен Бог в той двуполой ипостаси, в коей его привыкли воспринимать в ту эпоху, — как пастырем, так и невестой. От имени невесты там сказано: «Ты приготовил предо мною трапезу… умастил елеем голову мою». В точном соответствии с этим священным брачным ритуалом шумеров (на древней земле которых жили Ной и Авраам) великая мать-богиня Иштар взяла себе в мужья пастуха Таммуза. Именно в их браке был зачат Иегова-Матронит, прошедший на земле Ханаанской стадию промежуточных божеств Ашеры и Элогима.

Изначально помазание царей было сугубо египетским обычаем (унаследованным, впрочем, от шумеров Древнего Двуречья) и являлось преимущественным правом полубожественных сестер-невест фараонов. Используемым при этом снадобьем был крокодиловый жир, ассоциировавшийся у древних египтян с половой потенцией (и в самом деле, слово «крокодил» звучало на египетском языке как «мессех», что соответствовало древнееврейскому мессии — «помазаннику»). Фараоны предпочитали жениться на своих сестрах, поскольку считалось, что истинная династическая наследственность передается лишь по женской линии. Иудейские цари не переняли этот обычай фараонов, но и они рассматривали женскую линию рода, как средство передачи царского сана и иных важных наследственных регалий (даже в наше время настоящим евреем считают лишь того, у кого мать еврейка). Например, Давид получил монаршее звание, женившись на Малхоле, дочери царя Саула. Значительно позднее подобным образом получил царственный статус Ирод Великий, взяв в жены Мариам из мессианского рода Хасмонеев.

Подобно мужчинам, принимавшим при вступлении в наследственную должность символические имена своих предков, — таких как Исаак, Иаков и Иосиф, — поступали и женщины, величаясь сообразно своей родословной и общественному рангу. Такими величальными титулами были имена Рахиль, Ревекка и Сара. Именами жен мужской линии родов Садока и Давида являлись, соответственно, Елишева (Елисавета) и Мариам (Мария). Вот почему мать Иоанна Крестителя в Евангелии называется Елисаветой, а мать Иисуса — Марией. По той же самой причине, в строгом соответствии с таким обычаем, собственная супруга Иисуса должна была бы также именоваться Марией. Эти женщины допускались к церемонии заключения «второго брака» лишь после того, как срок их беременности достигал трех месяцев; с этого момента невеста уже не считалась «алмой» и становилась матерью.

Половые отношения между мужем и женой допускались только в декабре, а всю остальную часть года супруги жили отдельно друг от друга. С началом периода раздельного проживания жена переходила в категорию вдов (что в социальном плане было рангом ниже «алмы») и должна была рыдать от тоски по своему мужу. Пример тому можно найти у Луки (7:38), когда Мария из Вифании при своем первом появлении, как говорится, «ставши позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами». С тех пор как было учреждено это символическое «вдовство», на протяжении всего долгого периода раздельного проживания жена условно именовалась «сестрой», как это принято сейчас при обращениях к монахиням.

Так кем же на самом деле была эта Мария из Вифании, — женщина, в соответствии с мессианскими традициями, дважды помазавшая Иисуса миром?

Все дело в том, что в действительности она никогда не была «Марией из Вифании». В Священном писании они с Марфой постоянно величают друг друга «сестрами» лишь в доме Лазаря (Симона) в Вифании. Полное имя этой женщины — Мариам Магдала или, как ее чаще называют, Мария Магдалина.

Григорий I, епископ римский (с 590 по 604 год), а также св. Бернард (1090—1153), настоятель цистерцианского аббатства Клерво, в один голос утверждают, что прозвание «Мария из Вифании» синонимично имени Марии Магдалины.

Во втором случае, когда Иисус был вновь помазан елеем в доме Симона Зилота, Иуда Искариот заявил о своем решительном несогласии с таким поворотом событий. Он выразил твердый протест (Иоанн 12:4—5) и таким образом подготовил почву для предательства Иисуса. После подавления Пилатом восстания зелотов Иуда превратился в изгоя. Иисус, не имевший никакого влияния в синедрионе , едва ли был для него полезен как политик; и Иуда решил сделать беспроигрышную ставку на его младшего брата Иакова, который в те времена в действительности являлся членом совета старейшин. Иуда, таким образом, не только не был заинтересован в помазании Иисуса как Мессии, но ему так же, как новому приверженцу Иакова, все произошедшее должно было казаться крайне неприятным. Но Иисус был непреклонен в своей вере в значимость совершенного Марией (Марк 14:9): «Истинно говорю вам: где ни будет проповедовано Евангелие сие в целом мире, сказано будет в память ее».

Если не считать того, что сказано о любви Иисуса к Марии Магдалине, в благовествованиях больше ничего не указывает на их интимную близость вплоть до того момента, пока Мария вместе с матерью Иисуса и Саломией (супругой Симона Зилота ) не появляются на Голгофе. В изложении Филиппа, однако, вся эта история звучит несколько иначе, и отношения между Иисусом и Марией обсуждаются вполне открыто:

«А верным другом Иисуса была Мария Магдалина. И любил Христос ее более остальных учеников Своих, и лобызал ее не единожды в уста ее. Остальные же ученики, оскорбленные тем, осуждали Его. Говорили они Ему: почему Ты привечаешь ее больше нас? Спаситель ответствовал им, и сказал так: почему же Мне не любить ее больше вас? …Велико таинство супружества,— ибо без него не стало бы мира. Бытие же мира подвластно роду человеческому, а бытие же рода человеческого браку подвластно».

Не говоря уже о характерных ссылках в данном отрывке на значение брака, не менее актуально и упоминание о «лобызании в уста»; оно касается священных обязанностей жениха и невесты и вовсе не связано с проявлением какой-то особой супружеской любви или дружбы. Не считая рефрена царской невесты, такое целование является главной темой самой первой Песни Песней Соломона, которая начинается словами «Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина».

В Евангелии от Иоанна речь не идет о какой-либо брачной церемонии в Кане — упоминаются лишь свадебный пир, вино, вода. Там присутствовали апостолы и гости, включая неевреев и прочих официально «нечистых». Следовательно, это было не самим заключением брака, а всего лишь освященной трапезой, которая предшествовала Обручению. Обычай требовал того, чтобы на празднестве присутствовал (как это явствует из текста) номинальный хозяин; таковым был облеченный всеми правами «распорядитель пира». Вспомогательные обязанности по руководству церемонией целиком лежали на плечах жениха и его матери. Это весьма важно для понимания того момента, когда зашла речь о причащении вином и мать Иисуса сказала слугам: «Что скажет Он, то и делайте». Ни один из приглашенных гостей не обладал правом отдать подобного рода распоряжение. Из этого совершенно ясно, что Иисус и жених были одним и тем же лицом.

Данная церемония обручения (6 июня 30 года от Р.Х.) произошла ровно за три месяца до того, как Мария впервые помазала ноги Иисуса елеем в доме Симона (3 сентября 30 года от Р.Х). Как мы уже видели, поведение супругов было строго ограничено рамками закона. Такого рода поступок, в соответствии с вековечными традициями мессианского рода, Мария могла совершить, только будучи невестой Иисуса. После заключения «первого брака», как и полагалось в сентябре, Марии еще предстояло умыть лицо слезами перед расставанием с мужем на установленный законом период раздельной жизни. До окончания этого срока ей, как обрученной «алме», суждено было считаться грешницей и быть наравне с женщиной-инвалидом. Супружеская пара не могла вступить в любого рода физический контакт вплоть до наступления декабря.

ИЗЪЯТИЕ СВИДЕТЕЛЬСТВ О БРАКЕ

Одной из причин, по которой в Новом завете невозможно найти упоминаний об Иисусе, как о женатом человеке, является то, что все свидетельства по этому поводу были намеренно изъяты из него постановлениями церкви. Это обнаружилось только в 1958 году, после того как в монастыре близ Map Шаба (к востоку от Иерусалима) была найдена рукопись Константинопольского патриарха. Автором находки был профессор древней истории Колумбийского университета Мортон Смит, и приведенные ниже выдержки взяты из его последующих работ.

В сборнике трудов св. Игнатия из Антиохии находилась копия письма епископа Климента Александрийского (150—215 годы от Р.Х.) — одного из отцов христианской церкви, — адресованного его коллеге Феодору. К письму прилагалось несколько неизвестных разделов Евангелия от Марка. В своем послании Климент отдает распоряжение об изъятии части авторского текста, поскольку тот не соответствует требованиям церкви. В письме говорится:

«Если бы кто-то сказал нечто правильное, те кто любят Истину, даже в этом случае не должны соглашаться. Ибо не все правильное является Истиной; не следует ту истину, которая кажется верной в соответствии с мнением человека, предпочитать той настоящей Истине, которая находится в соответствии с верой».

Евангелие от Марка было опубликовано первым и частично использовалось как первоисточник для написания других синоптических благовествований от Марка и Луки. Письмо Климента Александрийского заканчивается официальным распоряжением о принятии мер по сохранению в тайне точного авторского текста Марка:

«Этому ни в коем случае нельзя давать огласки; пуская в оборот свои подделки, никто не должен признаваться в том, что сохраняемое в тайне Евангелие написано рукой Марка, — наоборот, все обязаны клятвенно отрицать это. Ибо не каждому человеку можно говорить всю правду».

В изъятой части благовествования есть версия рассказа о воскрешении Лазаря, но в ней говорится о том, что Лазарь (Симон Маг-Зилот) сам взывал к Иисусу из могилы еще до того, как отодвинули надгробный камень. Из этого со всей очевидностью следует, что человек, в физическом смысле, не был мертв, — а данный факт, разумеется, ставил под сомнение утверждение церкви о том, будто бы воскрешение следовало воспринимать как сверхъестественное явление или чудо.

И еще, в оригинальном тексте Марка отсутствуют какие-либо подробности о Воскресении Иисуса Христа и последующих событиях. Повествование заканчивается тем, что обе женщины в страхе бегут из пустой гробницы. Двенадцать строф из главы 16 Евангелия от Марка, в том виде, в котором оно публикуется в настоящее время, были дописаны чужой рукой значительно позже.

Вся значимость «воскрешения» Лазаря заключается в том, что оно является одним из звеньев той самой цепи событий, кульминационной точкой которой стало помазание Иисуса Марией Магдалиной в Вифании. Синоптические Евангелия не сообщают о том, что же произошло после прибытия Иисуса в дом Симона, поскольку эпизод «воздвижения Лазаря из мертвых» в них отсутствует. Об этом, однако, пишет Иоанн (11:20—29):

«Марфа, услышавши, что идет Иисус, пошла навстречу Ему; Мария же сидела дома…

[Марфа] пошла и тайно позвала Марию, сестру свою, говоря: Учитель здесь и зовет тебя.

Она, как скоро услышала, встала и пошла к Нему».

Трудно догадаться, что же является причиной столь нерешительного поведения Марии, хотя в целом стих представляется довольно понятным. Значительно подробнее этот случай описывается в официально запрещенной к публикации части благовествования Марка. Там объясняется, что Мария все-таки вышла из дома после того, как ее первый раз позвала Марфа, но, задержанная апостолами, была отослана в дом ожидать дальнейших распоряжений Учителя. Дело в том, что Мария, будучи супругой Иисуса, была обязана придерживаться строгих правил поведения невесты. Ей не разрешалось покидать дом до тех пор, пока ее муж не даст на это своего согласия. В повествовании Иоанна, хотя и более подробном, Мария, без каких-либо пояснений, остается там, где ей и положено находиться. По идейным соображениям авторский текст Марка так и не был допущен к публикации.

Изъятие истории о Лазаре объясняет, почему помазание в Евангелиях от Матфея и Марка происходит в доме Симона прокаженного, а не в доме Лазаря, как это описывается у Иоанна. Но само выражение «Симон прокаженный» представляет собой еще одно осторожное упоминание о Симоне Зилоте (Лазаре). Он относился к категории «прокаженных», поскольку Считался после своего исторжения из круга избранных отвратительно «нечистым». А это, в свою очередь, объясняет то совершенно ненормальное явление, когда «прокаженный» мог принимать в своем роскошном доме знаменитых людей того времени. Условное понятие «прокаженный» использовалось для того, чтобы скрыть истинное положение человека в обществе.

Самое главное было, однако, в том, что Иисус, въезжая на своей ослице в Иерусалим, являлся не только официально помазанным царем и Мессией, — имея супругу на третьем месяце беременности, он был также и будущим отцом.

 

Глава шестая

Предательство и смерть на кресте

ПЕСАХ И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНТРИГИ

Иисус Христос въехал в Иерусалим с подобающим блеском; путь был устлан людской одеждой и пальмовыми ветвями, а толпы народа, собравшиеся у дороги, приветствовали его криками: «Осанна Сыну Давидову» (Матфей 21:9). Следует сказать, однако, что весь этот неистовый пыл источали, главным образом, его ученики (как это следует из рассказа Луки 19:36—39). Разбрасывание пальмовых ветвей должно было напомнить народу о триумфальном въезде в Иерусалим Симона Маккавея — освободителя Палестины, сбросившего в 142 году до Р.Х. ярмо сирийских поработителей. Но лицо Иисуса в городе было мало кому знакомо, так как родными его местами была Галилея и ее окрестности. В самом деле, Матфей (21:10) заявляет по этому поводу, что «когда вошел Он в Иерусалим, весь город пришел в движение и говорили: кто Сей?»

Согласно дважды перепроверявшемуся пророчеству Иоанна Крестителя , было установлено, что в марте 33 года от Р.Х. объявится Спаситель-Мессия и будет возведен на престол Иудейский как законный царь. Подготовка к этому событию была произведена весьма тщательная — помазание елеем, пальмовые листья, ослица и так далее. Но в результате ровным счетом ничего не случилось! Как пишет Марк (11:11), Иисус вошел в храм и, «осмотрев все, как время было уже позднее, вышел в Вифанию с двенадцатью». Лука (19:40) рассказывает о том, что фарисеи потребовали от Иисуса, чтобы он угомонил своих апостолов и отчитал за устроенные беспорядки. Матфей (21:12) добавляет: «И вошел Иисус в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков, и скамьи продающих голубей». Затем он вернулся в Вифанию. Иоанн, сообщая о том, что Иисус разговаривал с народом на улице, резюмирует: «Столько чудес сотворил Он пред ними, и они не веровали в Него» (Иоанн 12:37).

В конечном счете неудавшийся визит в Иерусалим на поверку оказался событием сомнительной важности. Иисус не получил ожидаемого единодушного одобрения и понял, что дни его сочтены. Первосвященники и книжники «искали, как бы взять его хитростью и убить» (Марк 14:1). Его замысел о создании идиллического Иудейского государства, свободного от римских оков, потерпел крах.

Неудача объяснялась тем, что мечта Иисуса о едином народе (сплочении евреев и неевреев против гнета Рима) не нашла понимания у занятых религиозными распрями соотечественников. В особенности под знамена единения не желали становиться фарисеи, саддукеи и им подобные представители политико-религиозных течений. На повестке дня у них стоял единственный вопрос, как сохранить в неприкосновенности собственные законы и вероучение. Римляне же, по большей части, в их дела не вмешивались.

В это же самое время серьезный раскол наметился и в самой группе апостолов. Симон Зилот уже давно не ладил с Ионафаном Анной (Иаковом Алфеевым), и их политическое соперничество достигло критической стадии. Именуясь в соответствии с выполняемыми ими ритуальными функциями «громом» и «молнией», оба они были соискателями верховной должности «отца». Симон находился на этом посту с марта 31 года от Р.Х., но, совершив проступок и будучи изгнан из своего круга, был вынужден уступить верховенство Ионафану. Ионафану в свое время пришлось одобрить «воздвижение Лазаря», благодаря которому Симон возвратился к политической и общественной жизни; однако он вовсе не был расположен уступать только что обретенную власть, в особенности после того, как Симон был «воскрешен» вопреки установленным правилам.

Существовали также разногласия между Иисусом и Ионафаном по поводу того, нужно ли новообращенных в иудейство неевреев-мужчин подвергать обряду обрезания. Иисус выступал за то, чтобы позволить прозелитам самим решать данный вопрос, а Ионафан требовал сделать обрезание принудительным. В конечном счете Анна отверг план зелотов начать военные действия против римлян, в то время как пылкий на слова и поступки Симон поддерживал точку зрения сторонников войны. В этом отношении Иисус склонен был принять сторону Симона, — но не из-за того, что он стремился к разрешению проблемы военными методами, — просто ему не нравилось самодовольство Ионафана.

Между этих двух огней и оказался Иуда Искариот, решивший принять сторону того, кто в политическом отношении мог оказаться ему более всего полезен. Иуда был разоблачен как предводитель зелотов, и в свете этого его единственной надеждой являлся Ионафан, который, будучи новым «отцом», мог бы санкционировать восстановление инсургента в прежних правах и договориться от его лица с римским прокуратором Понтием Пилатом. В отношении того, должны ли были новообращенные в иудейство подвергаться обрезанию, Иуда был ярым противником Иисуса и поддерживал Ионафана. В то же время он не мог не понимать и шаткость положения Симона, которому могло быть предъявлено (вместе с Фаддеем и самим Иудой) обвинение в руководстве восстанием зелотов. Не исключалось также и то, что вместе с ними мог быть обвинен и Иисус, если бы вдруг выяснилась его принадлежность к фракции сторонников войны. Это предоставляло Иуде благоприятную возможность выйти из положения, ибо он мог обмануть доверие Иисуса и одновременно узнать местонахождение Фаддея.

Вскоре после вылившегося в катастрофу так называемого «триумфального» въезда в Иерусалим подошло время празднования Песаха (иудейской Пасхи). Толпы паломников присоединялись к жителям Иерусалима для совершения, в соответствии с законами Моисея (Исход 12:3—1), ритуала заклания пасхального агнца.

Между тем Иисус и его апостолы направили свои стопы в легендарную горницу, где им предстояло свершить на священной Тайной вечере свою последнюю трапезу. Но есть во всем этом какие-то подозрительные особенности. Как могло случиться, что в тот момент, когда все временные пристанища в городе ломились от народа, апостолам так легко удалось получить для себя помещение сравнительно внушительных размеров? А также, каким образом скрывавшиеся от правосудия зелоты Симон, Иуда и Фаддей могли позволить себе свободно передвигаться по Иерусалиму, находясь в розыске за участие в недавнем мятеже?

Ответ на эти вопросы можно найти в «Свитках Мертвого моря», из которых со всей очевидностью явствует, что Тайная вечеря состоялась вовсе не в Иерусалиме, а в Кумране. Действительно, Иосиф Флавий в своих «Иудейских древностях» разъясняет, что ессеи не участвовали в традиционных еврейских празднествах в Иерусалиме, а поэтому не придерживались обычая заклания агнца на праздник Песах.

Более чем за 160 лет до того, примерно в 130 году до Р.Х., благочестивые хасиды оставили Иерусалим и направились в Кумран, окрестности которого стали для них новым Святым Городом. Традиция была продолжена поселившимися здесь позднее ессеями, и в связи с этим они часто называли Кумран «Иерусалимом». Как свидетельствует один из документов «Свитков Мертвого моря», носящий название «Законы общины», знаменитая Тайная вечеря, по сути дела, соответствовала так называемой «мессианской трапезе». Как оказалось, по времени проведения она совпадала с празднованием Песаха в Иерусалиме, но смысл ее был совершенно иной. Главными распорядителями трапезы являлись первосвященник и мессия Израиля. Члены общины были представлены назначаемыми должностными лицами, составлявшими вместе Совет полномочных апостолов. В документе указывается точный порядок занимаемых по старшинству мест за столом и детали соблюдаемого во время принятия пищи ритуала. В нем говорится:

«А когда садятся за общинный стол… и перемешивают вино с водой для питья, никому не позволено первому прикасаться к вину или хлебу, прежде чем это сделает первосвященник. Ибо только он один может благословить первые дары хлеба и вина… Затем мессия Израиля должен протянуть руки к хлебу, а после него уже и все собрание общины, каждый сообразно его чину, благословит даруемую пищу».

Когда на трапезе подошло время причащения, Иуда под предлогом раздачи милостыни нищим покинул горницу (Иоанн 13:28—30). В действительности же он оставил собрание для того, чтобы сделать последние приготовления к своему предательству. Тогда Иисус, разгадав его намерения, сказал: «Что делаешь, делай быстрее» (Иоанн 13:27). Еще оставалось, однако, время для того, чтобы могло сбыться пророчество Иоанна Предтечи, касавшееся восшествия на Иудейский престол истинного царя. Но предельный срок, отпущенный для свершения предсказания, истекал этой самой ночью — в день весеннего равноденствия 20 марта. Иисус понимал, что если в течение этого времени не будет провозглашен Мессией, то все его честолюбивые мечты обратятся в тлен. По прошествии этой ночи не останется никаких надежд на исполнение пророчества, и его обвинят в самозванстве. После ухода Иуды время быстро приближалось к полночи.

После завершения трапезы Иисус и оставшиеся апостолы направились в сторону Кумранского монастыря, располагавшегося у подножья знаменитой в округе Масличной горы. В этом месте имеются некоторые расхождения в описании точной последовательности событий между благовествованиями Иоанна и синоптическими Евангелиями, но так или иначе, Иисус предрек свою судьбу и обрисовал в общих чертах ответное поведение своих товарищей. Он предсказал, что даже Петр («камень») перед лицом несбывшегося пророчества отречется от него. Пока часть учеников спала в монастырском саду, Иисус бродил между их распростертыми телами (Матфей 26:36—45), терзаемый мыслью о том, что его претензии на признание Спасителем-Мессией могут оказаться тщетны. Когда миновала полночь, появился Иуда Искариот с отрядом воинов.

Окончательный успех плана Иуды был обусловлен сохранением благожелательного к себе отношения «отца» — Ионафана Анны. Рассчитал ли Иуда все наперед, предпринимая рискованный шаг, или обговорил все условия с Ионафаном заранее, — сказать трудно. Не подлежит сомнению, однако, что в момент ареста Ионафан считал Иуду своим союзником. В этом на самом деле нет ничего удивительного, поскольку дочь Ионафана была замужем за первосвященником из партии фарисеев Каиафой, а Ионафан и Иуда являлись политическими противниками Симона Зилота, близкого друга Иисуса.

После ареста «воины и тысяченачальник и служители иудейские взяли Иисуса, и связали его. И отвели Его сперва к Анне; ибо он был тесть Каиафе, который был на тот год первосвященником» (Иоанн 18:12—13).

Более чем странным кажется то, что Симон Зилот, который, безусловно, был обязан присутствовать при данных событиях, не упоминается ни в одном из Евангелий. В то же самое время у Марка (14:51—52) имеется не менее любопытное упоминание в туманных выражениях о неком человеке, который вполне мог быть Симоном. «Один юноша, завернувшись по нагому телу в покрывало, следовал за Ним; и воины схватили его. Но он, оставив покрывало, нагой убежал от них». Выражение «нагой убежал» для человека, в положении которого находился Симон, символизировало бы лишение его того высокого духовного сана, который он носил прежде. Упоминание же о нем как о «юноше» могло бы означать низведение до уровня послушника, только что принятого в религиозную общину.

«РАСПНИ ЕГО!»

Последующее судебное разбирательство с Иисусом едва ли можно было вообще назвать судом, а весь его процесс полон двусмысленности. Матфей (26:57—59) представляет дело следующим образом: «А взявшие Иисуса отвели Его к Каиафе первосвященнику, куда собрались книжники и старейшины… Первосвященники и старейшины и весь синедрион искали лжесвидетельства против Иисуса, чтобы предать Его смерти». Почти то же самое можно прочитать и у Марка (14:53): «И привели Иисуса к первосвященнику; и собрались к нему все первосвященники и старейшины и книжники».

Даже если с большой долей условности допустить, что все эти первосвященники, книжники и старейшины могли по первому сигналу каким-то образом мгновенно собраться, то один только факт, что заседание синедриона происходило ночью, сам по себе выходил за рамки закона. Лука (22:66) указывает на то, что хотя Иисус и был сначала доставлен к Каиафе, заседание совета старейшин началось только днем. Но даже в этом случае оно было бы незаконным, поскольку никаких официальных собраний в период празднования Песаха законом не допускалось.

Во всех Евангелиях говорится о том, что Петр проследовал за Иисусом до дома Каиафы, где, как и предсказывалось, трижды отрекся от него. Дом, о котором идет речь, однако, находился вовсе не в Иерусалиме, а в Кумране, и представлял собой помещение для молитвенных собраний. Как выполнявшему обязанности первосвященника, Каиафе (в соответствии с «Законами общины») надлежало в то время находиться на мессианской трапезе. По этой причине в ночь накануне Песаха он вместе с другими должностными лицами синедриона находился в кумранской общине.

Но в Евангелии от Иоанна (18:15—16) появляется новый персонаж, следовавший по пятам за Петром:

«За Иисусом следовали Симон Петр и другой ученик; ученик же сей был знаком первосвященнику и вошел с Иисусом во двор первосвященнический.

А Петр стоял вне за дверями. Потом другой ученик, который был знаком первосвященнику, вышел, и сказал придвернице, и ввел Петра».

Этот «другой ученик», свободно разгуливавший по двору и чье знакомство с первосвященником неоднократно подчеркнуто, несомненно, в отличие от Иисуса, не был пленником. В данных обстоятельствах, судя по описанию, им вероятнее всего был Ионафан Анна (Иаков Алфеев), — тесть первосвященника Каиафы.

Все евангелисты согласны с тем, что Каиафа передал Иисуса в руки римского прокуратора Понтия Пилата, чье присутствие в Иерусалиме в период пасхальных празднеств облегчило допрос арестованного. Это подтверждает Иоанн (18:28—31), чье описание, правда, вносит дополнительную путаницу:

«От Каиафы повели Иисуса в преторию. Было утро; и они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху.

Пилат вышел к ним и сказал: в чем вы обвиняете Человека Сего?

И они сказали ему в ответ: если бы Он не был злодей, мы не предали бы его тебе.

Пилат сказал им: возьмите Его вы и по закону вашему судите Его. Иудеи сказали ему: нам не позволено предавать смерти никого».

Что касается последнего утверждения, то синедрион был облечен всей полнотой власти и мог не только предъявлять обвинение преступнику, но также выносить смертный приговор и в случае надобности приводить его в исполнение.

В Евангелиях также утверждается, что Пилат предложил освободить Иисуса, поскольку «на праздник же Пасхи правитель имел обычай отпускать народу одного узника, которого хотели». Это просто неправда — такого обычая никогда не существовало.

В этот момент вновь появляется Иуда. Раскаявшись в свершенном предательстве, он «возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам… Сделавши же совещание, купили же на них землю горшечника» (Матфей 27:3—7). Стих очень напоминает пассаж из ветхозаветной Книги пророка Захарии (11:13): «И взял Я тридцать сребреников и бросил их в дом Господень для горшечника». Далее у Матфея (27:5) говорится, что после того как Иуда возвратил священникам подкупные деньги, он «вышел, пошел и удавился». Точнее сказать, он инсценировал собственную гибель, поскольку его смерть описывается в Деяниях святых апостолов (1:16—18).

Если Иуда и Симон в евангельских повествованиях, так или иначе, упоминаются в связи с арестом Иисуса и последующим судебным расследованием, то может показаться, что Фаддей — последний из трех руководителей мятежных зелотов — просто исчезает после Тайной вечери. Но в действительности в сцене суда, хотя и не явно, он принимает-таки участие. Фаддей «Алфеев» являлся заместителем «отца» и в духовном смысле был его «сыном». На иврите выражение «сын отца» звучит как «вар-авва», следовательно, Фаддея на древнееврейском языке вполне могли титуловать Вараввой. А человек с таким именем имел непосредственное отношение к решению Пилата, определившему судьбу Иисуса. Матфей (26:16) говорит о Варавве как об «известном узнике»; Марк (15:7) пишет, что он «во время мятежа сделал убийство»; у Луки (23:9) он — человек, который «был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство»; а Иоанн (18:40) просто называет Варавву «разбойником». Определение Иоанна довольно-таки расплывчато, поскольку обычных разбойников не так уж часто приговаривали к распятию на кресте. Дело в том, что перевод не точно отражает подлинное значение греческого слова «лестес», обозначающего скорее человека, объявленного вне закона, нежели разбойника. Описание Марка более точно указывает на руководящую роль «Вараввы» в недавнем мятеже зелотов.

По всей видимости, события развернулись таким образом, что все три узника, Симон, Фаддей и Иисус, предстали пред Пилатом. Дело Симона и Фаддея представлялось совершенно ясным — они были признанными вождями зелотов и уличены в преступных действиях с момента начала восстания. С Иисусом все было сложнее, Пилат пришел к заключению, что вину его доказать чрезвычайно трудно. В самом деле, толпа иудеев, желая избавиться от надоевшего ей соотечественника, привела его вместе с преступниками к Пилату для вынесения приговора. Пилат попросил иудейских иерархов дать хоть какой-либо повод для обвинения Иисуса: «В чем вы обвиняете Человека Сего?» — но так и не получил удовлетворительного ответа. В отчаянии прокуратор предложил им увести Иисуса и судить своим судом. Евреи под фальшивым предлогом отказались от этого, ответив, что им «не позволено предавать смерти никого».

Тогда Пилат обратился с вопросом к обвиняемому. «Ты Царь Иудейский?» — спросил он. Иисус ответил вопросом на вопрос: «От себя ли ты говоришь это, или другие тебе сказали обо Мне?» Окончательно сбитый с толку Пилат ответил: «Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал?» Допрос продолжился. В конце концов, Пилат «вышел к Иудеям и сказал им: „Я никакой вины не нахожу в Нем“» (Иоанн 18:38).

В этот момент на месте событий появился прибывший из Галилеи Ирод-Антипа (Лука 23:7—12). Он не был в дружеских отношениях со священническим родом Анны, и освобождение Иисуса вполне отвечало его намерениям вывести из себя своего племянника, царя Ирода-Агриппу. По этой причине Антипа заключил с Пилатом сделку, гарантировавшую Иисусу выход на свободу. Договор Иуды Искариота с Ионафаном Анной, таким образом, был аннулирован без какой-либо инициативы со стороны каждого из них, а в силу соглашения между тетрархом Иродом и римским прокуратором. С этого момента Иуда лишился последней надежды на прощение своих инсургентских «подвигов», и дни его были сочтены.

В соответствии с новым соглашением, Пилат заявил старейшинам синедриона:

«Вы привели ко мне Человека Сего, как развращающего народ; и вот я при вас исследовал и не нашел Человека Сего виновным ни в чем том, в чем вы обвиняете его.

И Ирод тоже: ибо я посылал Его к нему, и ничего не найдено в Нем достойного смерти.

Итак, наказав Его, отпущу».

(Лука 23:14 — 16)

Дождись члены синедриона окончания Песаха, они могли бы провести свой собственный судебный процесс по делу Иисуса в полном соответствии с буквой закона. Но они сделали хитрый ход, переложив всю ответственность на плечи Пилата, поскольку понимали, что подкрепить обвинение вескими доказательствами невозможно. Они, конечно же, не взывали к чувству справедливости прокуратора и не требовали вмешательства Ирода-Антипы. Но Пилат, стремясь совместить несовместимое, сумел собственноручно погубить свои благие устремления. Он попытался осуществить освобождение Иисуса посредством пасхального помилования и тем предоставил иудеям право выбора между ним и Вараввой. В ответ на это «весь народ стал кричать: „Смерть Ему! А отпусти нам Варавву“» (Лука 23:18).

Пилат продолжал вести свою линию в защиту Иисуса, но иудеи требовали: «Распни его!» Тем не менее, Пилат спросил вновь: «Какое же зло сделал Он? Я ничего достойного смерти не нашел в Нем». Но обстоятельства были не в его пользу, и, отступая от своих обязательств, введенный в заблуждение прокуратор отпустил «Варавву» (Фаддея). Римские легионеры возложили терновый венец на голову Иисуса и обрядили в багряницу. Передавая его в руки священников, Пилат сказал: «Вот я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины» (Иоанн 19:4).

НА ПУТИ К ГОЛГОФЕ

На этой стадии у иудейских старейшин все шло благополучно, и их план почти удался. Стареющего Фаддея (Варавву) можно было выпустить на свободу, но Иисус и Симон, а вместе с ними и Иуда Искариот, находились под стражей. Не подлежит сомнению, что архипредателем являлся торжествующий «отец» Ионафан Анна,— бывший апостол, известный также под именами Иакова Алфеева и Нафанаила. На Лобном месте (или иначе Голгофе) было в должный срок сооружено три деревянных креста, нести которые предназначалось Иисусу и двум вожакам партизан-зелотов — Симону и Иуде Искариоту.

По пути следования к месту казни произошло знаменательное событие — загадочную личность по имени Симон Киринеянин заставили нести крест Иисуса (Матфей 27:32). Множество теорий выдвигалось насчет того, кем он мог быть на самом деле, хотя его подлинное имя не имеет особого значения. Важно лишь то, что он вообще там присутствовал. Есть интересная ссылка на него в написанном на коптском языке древнем труде под названием «Второй трактат о великом Сифе», найденном среди рукописей Наг-Хаммади. Объяснив, что при движении к Лобному месту была осуществлена подмена по крайней мере одного из трех осужденных, автор в этой связи упоминает и Киринеянина. Замена, по всей видимости, удалась, поскольку в трактате говорится о том, что Иисус не погиб, как это принято считать. Он сам заявил об этом впоследствии. «Что касается смерти моей, — которая всем казалась достаточно достоверной, — то убедительной она была лишь по причине всеобщей слепоты и непонимания».

Но в данном случае подменен был не Иисус, а Симон Зилот. Совершенно очевидно, что казнь двух таких людей, как Иисус и Симон, не могла пройти при полном непротивлений со стороны их приверженцев. Решено было перехитрить иудейские власти, свалив в конечном счете всю вину на людей Пилата. Замысел строился на использовании повергающего в бессознательное состояние яда и применении физических трюков.

Если кто-либо и мог осуществить такую мистификацию, то этим человеком был Симон Зилот — предводитель самаритянских волхвов, имевший репутацию величайшего мага своего времени. Как в «Деяниях святого Петра», так и в «Апостольских установлениях» пересказывается история о том, как за несколько лет до того Симон вознесся в воздух на глазах всех собравшихся в римском форуме. На Голгофе, однако, дело обстояло совсем иначе — Симон следовал к месту казни под усиленной охраной.

Поскольку в первую очередь необходимо было вывести из затруднительного положения Симона, ему нашли замену в лице Киринеянина, находившегося, по всей видимости, в сговоре с незадолго до того освобожденным Фаддеем («Вараввой»). Операция по спасению Симона началась при следовании на Голгофу, когда Киринеянин, приняв ношу Иисуса, сумел затеряться в толпе шествующих. Сама подмена осужденного произошла на месте казни, в суете воздвигаемых крестов и общей организационной неразберихе. Воспользовавшись суматошной обстановкой, Киринеянин в нужный момент исчез, заняв, по сути дела, место Симона . В Евангелиях, где вся эта последовательность событий тщательно затушевана, приводится чрезвычайно мало сведений о людях, распятых вместе с Иисусом, если не считать того, что они названы «ворами».

Итак, инсценировка завершилась успешно: Симон (Зилот) Маг обрел свободу и мог теперь осуществлять режиссуру дальнейших действий.

«ЛОБНОЕ МЕСТО»

Хотя казнь на кресте обычно живописуется как массовое мероприятие, в Евангелиях утверждается (например, у Луки 23:49), что зрителям разрешалось наблюдать «сие зрелище», только стоя «вдали». У Матфея, Марка и Иоанна местность, где производилась экзекуция, названа Голгофой, а у Луки — «лобным местом». Но слово «галголеф» переводится с иврита как «лоб» или «череп», поэтому такая инверсия топонима вполне правомерна.

Три столетия спустя, когда христианство начало расширять сферу своего влияния, множество мест в Иерусалиме и его окрестностях было переименовано и окрещено в соответствии с их предполагаемой связью с новозаветными событиями. В большинстве случаев просто находилось нечто во всех отношениях подходящее, и за ним закреплялось соответствующее название. Иногда, ради привлечения туристов и пилигримов, таким местам Приписывались совершенно неудачные названия. Определено было и местоположение Голгофы. Путь, по которому шел Иисус, неся свой крест, был нанесен на карту и впоследствии получил название «Дороги Скорби». Застолбили также удобный участок и для гробницы, символизировавшей место его упокоения.

В связи со всем этим топонимическим творчеством хотелось бы заметить, что по рассказам современников Голгофа находилась к северо-западу от Иерусалима, за стеной Ирода. Представляла она из себя пустынный холм, названный так из-за своего, с позволения сказать, сходства с лысым черепом. Более поздние предания приукрасили «зеленый холм на горизонте», ставший излюбленной темой многочисленных вариаций художников. Несмотря на всякого рода фантастические идеализации, ни в одном из благовествований нет ни малейшего упоминания о каком-либо холме. Согласно Иоанну (19:41) это был сад, где находился личный склеп, принадлежавший, как указывалось, Иосифу из Аримафеи (27:59—60). Не тешась фольклорными преданиями, а основывая свою точку зрения на документальных свидетельствах Евангелия, можно прийти к очевидному выводу. Распятие не было представлением на вершине холма с огромными, упиравшимися в небо крестами и баснословным количеством зрителей. Наоборот, это было мелкомасштабным мероприятием на ограниченном пространстве частного сада, который, так или иначе, являлся «лобным местом» (Иоанн 19:17).

Евангелие мало чего может добавить по данному поводу, но в Послании к Евреям (13:11—13) имеется несколько существенных намеков относительно его местоположения:

«Так как тела животных, кровь которых для очищения греха вносится первосвященником во святилище, сжигаются вне стана, —

То и Иисус, дабы освятить людей Кровию Своей, пострадал вне врат.

Итак, выйдем к Нему за стан, нося Его поругание».

Отсюда мы делаем вывод, что Иисус принял муки «вне врат» и «вне стана». Возникают также определенные ассоциации с тем местом, где тела жертвенных животных сжигались.

Барбара Тиринг подчеркивает особую важность данного упоминания, поскольку места, где сжигались останки животных, традиционно считались «нечистыми». Она также указывает на то, что, в соответствии с текстом книги Второзакония (23:10—14), понятием «вне стана» обозначались участки, отведенные под выгребные ямы, свалки мусора и общественные уборные, которые в буквальном и ритуальном смысле были «нечистыми». По тому же принципу выражение* «вне врат» обозначало множество других «нечистых» мест, включая и обычные кладбища.

Это весьма важно, так как из Кумранских документов явствует, что, поскольку перешагивание через умерших представлялось действием кощунственным, оскверняющим память покойных, то места захоронения людей обозначались на местности знаком черепа (лба). Из этого, вполне естественно, следует, что «лобное место» (Голгофа) было кладбищем, — или, проще говоря, кладбищенским садом для ограниченного круга лиц, внутри которого располагался пустой склеп, находившийся на попечении Иосифа из Аримафеи.

Поскольку мы имеем дело с предопределенным местом последнего пристанища помазанного царя и высокопреосвященного «отца», то подходящий его рангу некрополь мог бы располагаться лишь в «Лоне Авраама» (откуда уже «воскресал» заточенный Симон-Лазарь) в Кумране или где-то в непосредственной близости. Действительно, так оно и было, к югу от помещения для молитвенных собраний находился кладбищенский сад — «лобное место».

Кроме того, в Откровениях св. Иоанна (11:8) утверждается, что Иисус был распят в «великом городе, который в духовном смысле называется Содом и Египет». Это определенно указывает на Кумран, который именовался «Египтом» в честь обосновавшегося там подвижнического Братства целителей, представленного, главным образом, выходцами из Египта. Кумран также в географическом отношении ассоциировался с библейским Содомом.

Однако если здесь располагалось место, предназначенное для погребения представителей мессианских и первосвященнических родов, то почему там находился склеп, принадлежавший Иосифу Аримафейскому?

В Евангелиях Иосиф изображен «как знаменитый член совета [синедриона], который и сам ожидал Царствия Божия» (Марк 15:43). Был он также «ученик Иисуса, но тайный — из-за страха от Иудеев» (Иоанн 19:38). И хотя Иосиф скрывал от старейшин синедриона свою приверженность Иисусу, она не удивила Понтия Пилата, который воспринял его вмешательство в дело казненного без вопросов. Это самое вмешательство не стало сюрпризом для матери Иисуса Марии, а также Марии Магдалины и Саломии. Все они были вполне довольны тем, что делал Иосиф, и восприняли его право распоряжаться без ропота и возражений.

Слово «Аримафея», иногда связывавшееся с названием селения Аримех, располагавшегося на Геннисаретской равнине, на самом деле представляет собой такой же описательный титул, каких в Новом завете великое множество. И он соответствует исключительно высокому духовному сану. Так же как Матфей Анна (брат Ионафана) носил отличительное священническое поименование «Левий Алфеев» («преемник Левия»), подобным образом и Иосиф титуловался «Аримафейским». Однако, в отличие от Левия, свое первое имя Иосиф получил не при крещении, а поименование «Аримафеев» являлось еще одним описательным определением. Определение «Аримафейский», образованное сочетанием древнееврейского слова «рам» («высокий») и греческого «фео» («бог»), означало «божественное высочество» и подчеркивало исключительность занимаемого положения.

Между тем нам известно, что отцом Иисуса был Иосиф, а сам Иисус являлся наследником престола Давидова. Патриархальный титул «Иосифа» носил второй по старшинству наследник царственной династии Давида. В этом отношении Иисус считался «Давидом», а его младший брат Иаков, поименованный «Иосифом», был в те времена его признанным правопреемником. Подойдем к вопросу несколько иначе. Если Иисус являлся Богом-Царем («божественным величеством» или, в более привычном титуловании, Господом Богом Иисусом Христом), то Иаков был Великим Князем и Наследником Престола («божественным высочеством» или Иосифом Аримафейским). Тогда получается, что Иосиф Аримафейский есть не кто иной, как Иаков — родной брат Иисуса.

По этой причине совершенно неудивительно то, что Иисус был погребен в склепе, являвшемся фамильной собственностью его царственного рода. Не вызывает также удивления ни то, что Понтий Пилат позволил родному брату казненного принять на себя заботы по его похоронам, ни то, что женщины из семьи Иисуса восприняли все приготовления «Иосифа» как нечто само собой разумеющееся. Причина, по которой «Иосиф» сохранял в тайне от синедриона свою личную преданность Иисусу, очевидна — у него самого были свои приверженцы во всех слоях иудейского общества.

После того как в 1947 году в окрестностях Кумрана были найдены древние манускрипты, археологические раскопки велись вплоть до середины 1950-х годов. В течение этого времени в близлежащих пещерах было сделано еще несколько важных открытий. Археологи, в частности, обнаружили, что одна из пещер разделялась на два помещения (получившие порядковые номера 7 и 8), имевшие два отдельных, не связанных один с другим входа. Доступ в основную комнату осуществлялся через отверстие в своде, в то время как в соседнее помещение можно было попасть через боковой вход. От потолочного входа вниз вели вырубленные в скале ступени, а само отверстие, в целях предотвращения попадания в пещеру атмосферных осадков, закрывалось огромным камнем. Согласно «Монетному свитку» этот склеп использовался в качестве сокровищницы и по этой причине был окрещен «Пещерой богача». Но, что более важно, он принадлежал «кронпринцу Иосифу» и располагался строго напротив «Лона Авраама».

Пророчество о том, что помазанный царь въедет в Иерусалим верхом на ослице, в ветхозаветной Книге Захарии было не единственным предсказанием, касавшимся Мессии. В двух других пророчествах Захарии (12:10 и 13:6) предрекалось, что он будет пронзен, а смерть его оплакана жителями Иерусалима; в них также говорилось о том, что в доме друзей он будет избит, а на руках его появятся рубцы от ран. Иисус понимал, что, будучи распят на кресте, он во всех отношениях будет соответствовать этим требованиям. Он мог пропустить тот контрольный срок пришествия Мессии, который обозначил в своем пророчестве Иоанн Креститель, ведь распятие давало ему новый шанс… разумеется, если все то, что произойдет, заранее надлежащим образом организовать. Как говорит Иоанн (19:36), имея в виду Захарию: «Сие произошло, да сбудется Писание».

В евангельском повествовании отсутствуют какие-либо указания насчет того, присутствовал ли при казни Ионафан Анна. Несмотря на это, скорее всего он там был, даром что апостолы все еще признавали в качестве законного «отца» («Авраама») Симона Зилота. Для них он по-прежнему оставался «Илией». В Евангелии от Марка (15:34) можно прочесть, что «в девятом часу возопил Иисус громким голосом: „Элои, Элои! Лама савахфани?“» У Матфея (27:46) та же самая фраза звучит как: «Или, Или! Лама савахфани?» Слово «Или» на иврите («Элои» — на арамейском) означает «Боже мой», а все восклицание может быть переведено как: «Боже мой! Боже мой! Для чего ты меня оставил?»

Но, согласно Евангелиям, наблюдатели, находившиеся в пределах слышимости, истолковали данную мольбу совсем иначе. «Некоторые из стоящих тут, услышавши, говорили: вот, Илию зовет… посмотрим, придет ли Илия снять Его» (Марк 15:35—36). Присутствовавшие при этой сцене не сомневались в том, что Иисус зовет патриархального «Илию» — Ионафан Анну — апостола и тогдашнего «отца», который и в самом деле оставил его.

Распятие на кресте являлось как казнью, так и своего рода наказанием, — смертью от мучительной пытки, длившейся не один день. Сначала растянутые в стороны руки жертвы за кисти привязывали к брусу, а затем брус поднимали и укрепляли в горизонтальном положении на врытом в землю столбе. Иногда руки прибивались к перекладине гвоздями. Но сами по себе гвозди были бы бесполезны, так как у подвешенного лишь за руки человека под тяжестью собственного тела произошло бы сдавливание легких и он довольно-таки быстро умер бы от удушения. Для ослабления нагрузки на грудную клетку и продления агонии ноги жертвы крепили к вертикально стоящему столбу. Поддерживаемый снизу таким образом человек мог жить несколько дней, возможно, неделю или больше. По прошествии некоторого времени, для того чтобы ускорить смерть и освободить крест, палачи перебивали жертве ноги, увеличивая таким путем нагрузку на грудь и вызывая удушение (асфиксию).

В пятницу 20 марта 33 года от Р.Х. не существовало никаких оснований для того, чтобы умертвить всех трех распятых в течение одного дня. Тем не менее, Иисусу поднесли немного уксуса, вкусив который, он «предал дух» (Иоанн 19:30). Вскоре после этого он был официально признан мертвым. Поскольку в это же самое время Иуда и Киринеянин все еще не собирались умирать, то им перебили голени. Центурион проткнул копьем ребра Иисуса, и последующее кровотечение (определенное в оригинале как истечение крови и воды) послужило свидетельством его смерти (Иоанн 19:34). В действительности же венозное кровотечение является признаком того, что организм жив, а не мертв.

В Евангелиях не указывается, кто дал распятому Иисусу уксус, но Иоанн (19:29) специально упоминает о том, что сосуд на месте казни уже стоял заранее. У Матфея (27:34) в том же самом эпизоде несколько ранее говорится, что этим зельем был «уксус, смешанный с желчью» — то есть скисшим вином, смешанным со змеиным ядом. В зависимости от пропорций такая смесь может вызвать потерю сознания или даже смерть. В данном случае Иисус принял яд не из чаши, а получил его в виде выверенной дозы, когда его губы обтерли тростниковой губкой. Человеком, который дал Иисусу снадобье, вне всякого сомненья, был Симон Зилот — тот, кто сам должен был находиться на одном из этих крестов. И он действительно здесь присутствовал, только в качестве смещенного (но все еще почитаемого) «отца», ухаживающего за своим Царем-Мессией. В порыве истинного «изъявления веры» он обратился к своему преданному союзнику: «Отче! В руки Твои предаю дух Мой» (Лука 23:46).

Между тем брат Иисуса Иаков («Иосиф из Аримафеи») вел переговоры с Понтием Пилатом о снятии тела брата с креста и помещении его до наступления субботы в фамильный склеп. Прокуратор отнюдь не без оснований был удивлен, что Иисус успел умереть за столь короткий промежуток времени. «Пилат удивился, что Он уже умер; и, призвав сотника, спросил: давно ли умер?» (Марк 15:44). Для того чтобы дело продвигалось быстрей, «Иосиф» процитировал Пилату древнееврейский закон, записанный во Второзаконии (21:22—23) и подтвержденный «Храмовым свитком»: «Если в ком найдется преступление, достойное смерти, и он будет умерщвлен, и ты повесишь его на дереве: То тело его не должно ночевать на дереве, но погреби его в тот же день». По сей причине Пилат санкционировал изменение процессуальной нормы с «повешения» (выразившегося в распятии на кресте) на погребение, а затем возвратился в Иерусалим, оставив «Иосифа» распоряжаться делами.

В этой связи важно отметить, что в отрывках Деяний святых апостолов (5:30, 10:39 и 13:29) говорится о том, что Иисуса умертвили «повесивши на древе».

Внешне абсолютно безжизненный Иисус (в действительности находившийся в коматозном состоянии), а также Иуда и Киринеянин с перебитыми ногами были сняты со своих крестов, пробыв на них, в общей сложности, менее полусуток. Факт снятия с крестов последних двух в одно и то же время с Иисусом подтверждается Иоанном (19:31):

«Иудеи, дабы не оставить тел на кресте в субботу… просили Пилата, чтобы перебить у них голени и снять их».

В этом отрывке не сообщается о том, что люди были мертвы; прежде чем упоминается просьба перебить ноги, разговор идет о телах (о телах, в которых бьется жизнь, в отличие от безжизненных трупов). Все сказанное выше вполне применимо и к телу Иисуса.

Евангельские истории о том, что произошло дальше, изложены не только кратко, но и достаточно туманно. Все евангелисты согласны с тем, что «Иосиф» завернул тело Иисуса в плащаницу и поместил в склеп, а также сообщают о том, что Никодим прибыл с непомерным количеством смирны и алоэ. Только в двух благовествованиях сказано, что «Иосиф» привалил дверь гробницы камнем, а три Евангелия утверждают, что место захоронения видели мать Иисуса и Мария Магдалина. И в то же время в Евангелиях отсутствует какая-либо информация о том, что же произошло в оставшуюся часть дня.

 

Глава седьмая

Воскресение

«ТРИ ЧАСА ТЬМЫ»

Следующим днем была суббота, о которой мало что сказано в Евангелиях. Только у Матфея (27:62—66) есть кое-какие упоминания об этом дне, но все они касаются разговора между Пилатом и старейшинами синедриона в Иерусалиме, после которого прокуратор распорядился поставить у гробницы Иисуса двух стражников. Не считая этого, все четыре евангелиста возобновляют свое повествование, начиная с утра следующего дня, то есть в воскресенье.

Все же, если какой день и имел значение для рассматриваемого хода событий, то им была суббота — день, о котором так мало сообщается. Этот неукоснительно соблюдаемый и почитаемый иудеями день отдыха является ключом для понимания всего случившегося. Именно произошедшее в субботу вызвало такое удивление женщин, обнаруживших на рассвете, что камень у входа в гробницу отвален. В том, что камень был перемещен, в практическом отношении нет ничего удивительного, — это мог сделать любой. В действительности и сами женщины могли бы откатить его в сторону, поскольку не имели оснований полагать, будто бы вход для них закрыт. Во всей этой истории самое невероятное то, что камень был отодвинут в субботу, — в священный день, когда категорически запрещено перемещать тяжести. Допустить, будто бы камень был отодвинут в этот день, совершенно невозможно!

Есть некоторые разночтения в Евангелиях относительно того, что произошло на третий день, в воскресенье. Матфей (28:1) сообщает о том, что к гробнице направились мать Иисуса с Марией Магдалиной, а Марк (16:1) добавляет к ним и Саломию. Лука (24:10) вводит Иоанну, но не упоминает Саломию, в то время как у Иоанна (20:1) Мария Магдалина прибывает к могиле в одиночестве. Марк, Лука и Иоанн заявляют, что по прибытии женщин (женщины) камень уже был перемещен. У Матфея он, однако, оставался на прежнем месте, а могила охранялась двумя стражниками. Затем, к изумлению женщин и часовых, «ангел Господень, сошедший с небес… отвалил камень».

Впоследствии выяснилось, что Иисуса на том месте в гробнице, где он лежал, уже нет. Согласно Матфею (28:5—6), в склеп женщин ввел ангел. У Марка (16:4—5) они зашли туда сами и встретились с молодым человеком в белой одежде. Лука (24:3—4), однако, говорит о двух мужчинах, которые там предстали перед ними. Иоанн (20:2—12) повествует о том, что Мария Магдалина, перед тем как войти в склеп, сходила за другими апостолами. После расставания со своими товарищами Мария обнаружила двух ангелов, сидевших у гроба.

В конечном счете неясно, присутствовали ли при всем этом стражники, и сколько было женщин — одна, две или три. Находился ли вблизи Петр, или, возможно, его не было. Спустился ли ангел с небес, или же юноша сидел внутри склепа. Или, наоборот, находившиеся внутри двое ангелов могли либо сидеть, либо стоять. Что касается камня, то он мог оставаться в прежнем положении или же быть уже перемещенным.

В историях, рассказываемых евангелистами, совпадает только то, что Иисуса в то время там уже не было. Впрочем, здесь тоже есть определенные разногласия. По утверждению Иоанна (20:14—15), когда Мария Магдалина, беседуя с ангелами, повернулась назад, то, увидев Иисуса, приняла его за садовника. Ее попытка приблизиться к нему была остановлена его словами: «Не прикасайся ко Мне» (Иоанн 20:17).

Несмотря на то, что эти четыре евангельских повествования легли в основу предания о Воскресении Христа, они противоречат друг другу почти по каждому пункту. Это послужило причиной не утихавших в течение столетий споров по поводу того, кто видел первым воскресшего Иисуса — Мария Магдалина или же Петр.

Но можем ли мы восстановить подлинную картину всего произошедшего, после того как в предшествовавшую пятницу «Иосиф» оставил Иисуса в фамильном склепе?

Первоначально Киринеянина и Иуду Искариота с перебитыми ногами, но еще полных жизненных сил, поместили во вторую комнату пещеры. Погребение заживо практиковалось с давних времен и являлось одним из видов смертной казни. Тело Иисуса перенесли в основное помещение, где с лампами и другим необходимым для операции инструментом его уже поджидал Симон Зилот (любопытно, что среди прочих находок 1950-х годов в Кумранских пещерах была и лампа).

Затем, по утверждению Иоанна (19:39), прибыл Никодим, доставивший с собой «сто  литр состава из смирны и алоэ». Экстракт смирны, представлявший собой одну из разновидностей обезболивающих средств, широко использовался в медицинской практике того времени — но зачем такое огромное количество алоэ? Ответ на вопрос дает современная фармакопея. Сок алоэ является сильным и быстродействующим слабительным средством — именно тем, что было необходимо Симону для вывода «желчи» (яда) из организма Иисуса.

Большое значение имеет тот факт, что следующим днем после казни была суббота. В самом деле, выбор временных рамок для проведения операции по «воскрешению Иисуса из мертвых» опирался на точное определение того критического момента, начиная с которого можно было считать, что уже наступила суббота. В те дни не существовало такого понятия, как разбиение суток на фиксированные промежутки времени в виде часов и минут. Регистрация и измерение времени являлись одной из узаконенных обязанностей левитов, которые определяли его течение по изменению длины теней на специальных площадках. Начиная приблизительно с 6 года до Р.Х., они научились пользоваться также и солнечными часами. Однако, когда солнце садилось и тени исчезали, солнечные часы и отметки на земной поверхности становились бесполезными. Как следствие, сутки подразделялись на двенадцать «дневных часов» (света) и, соответственно, двенадцать «ночных часов» (темноты). Последние (подобно каноническим «часам» в современной католической церкви) измерялись в монастырях по срокам сбора на молитву. В самом деле, общераспространенная молитва Пресвятой Богородице, возносимая на заутрене, обедне и вечерне, — уходит корнями в древние религиозные обряды левитов. Проблема, однако, заключалась в том, что по мере того как ночи становились короче, а дни длиннее, возникала необходимость вносить поправки там, где дневные и ночные часы начинали «накладываться» друг на друга.

Вследствие необходимости внесения в ту самую пятницу Распятия Христа временной поправки на три часа вперед в описаниях Марка и Иоанна обнаруживаются существенные расхождения в отношении хронометража событий того дня. Марк (15:24) заявляет, что Иисус был распят в три часа, а Иоанн (19:14—16) утверждает, будто казнь свершилась приблизительно в шесть часов. Такое несоответствие своим происхождением обязано тому, что в Евангелии от Марка используется римская система исчисления времени суток, а благовествование Иоанна придерживается иудейского метода отсчета. В результате такой временной разницы Марк (15:33) пишет, что «в шестом же часу наступила тьма по всей земле и продолжалась до часа девятого». Эти «три часа тьмы» были всего лишь символом и длились доли секунды, — точно так же как изменяется время, когда мы пересекаем часовой пояс или переводим часы на час вперед или назад. Таким образом, в данном случае конец пятого часа означал немедленное наступление девяти часов.

Ключ к пониманию истории Воскресения Христа скрывается в этих трех часах дневного времени, которые стали ночными. Такое изменение связано с тем, что начало субботы, пересчитанное на новое время, приходилось по старому времени на девять часов вечера, которые, вследствие этого, стали считаться двенадцатью. Но самаритянские волхвы (предводителем которых являлся Симон Зилот) упорно придерживались астрономической системы отсчета времени и, не признавая официально принятой трехчасовой поправки, ориентировались на старое время. А это значило, что никоим образом не нарушая субботнего запрета на работу, Симон имел в своем распоряжении целых три часа, за которые мог делать все необходимое, даже тогда, когда другие уже приступили к священному отдыху. Этого времени было достаточно, чтобы дать лекарства Иисусу и заняться сломанными костями Киринеянина. С Иудой Искариотом, учитывая обстоятельства, обошлись куда менее милосердно. Судя по косвенным намекам в Деяниях святых апостолов (1:16—18), он разбился насмерть, будучи сброшен с обрыва.

ПУСТАЯ МОГИЛА

Когда по времени волхвов закончилась суббота (на три часа позже принятого у иудеев времени), оставалось еще три добрых ночных часа прежде, чем с первым рассветом новой недели сюда прибыла Мария Магдалина. Совершенно неважно, стояла в ту ночь на посту стража или нет, так как наведываться в пещеру Симон и его товарищи могли через второй вход, расположенный на некотором удалении. И то, что был отодвинут камень или нет, в равной степени несущественно. Важен лишь тот факт, что когда Иисус появился, он был жив и здоров.

В отношении ангела, который отодвинул камень на глазах женщин, у Матфея (28:3) можно прочесть: «Вид его был как молния, и одежда его была бела как снег». Как уже можно было убедиться, Симон Маг (Зилот) по выполняемым ритуальным функциям именовался «молнией», облачение его было белым, а по духовному чину он в самом деле являлся «ангелом». Таким образом, приведенное выше предложение может звучать так: «По внешнему виду он напоминал Симона Зилота в священническом облачении». Но почему же это так удивило женщин? Ответ прост — они находились в полной уверенности, что Симон распят и с перебитыми ногами погребен.

Но в этой сцене появился не только Симон, но и Фаддей. «И вот сделалось великое землетрясение, ибо ангел Господень, сошедши с небес…» (Матфей 28:2). Так же как Симон титуловался «молнией» (а Ионафан Анна — «громом»), так и Фаддея, в свою очередь, величали «землетрясением» — по аналогии с явлением, наблюдавшимся на горе Синай (Книга Судей 5:4—5). Следовательно, Симон и Фаддей были теми самыми двумя ангелами, которые встретились Марии (Иоанн 20:11—12). Симон также был «юношей» в белой одежде (Марк 16:5), где его молодой возраст указывал на понижение в духовном чине до «послушника» в точном соответствии с эпизодом его ареста в Гефсиманском саду.

Сад, в котором был распят Иисус, находился в ведении Иосифа Аримафейского (его брата Иакова), и представлял собой заповедное место, символизировавшее Эдем. В этом отношении Иаков считался «Адамом», то есть хозяином Эдемского сада. Все это объясняет, почему Мария Магдалина, впервые увидев Иисуса после «воскрешения», приняла его за «садовника», — женщина полагала, что видит Иакова. Причина, по которой Иисус не позволил Марии дотронуться до себя, заключалась в ее беременности. В соответствии с законами династического брака ей в этот период запрещались всякие физические контакты с супругом.

Совершенно очевидно, что Мария и большинство апостолов не были участниками хитрых уловок и мистификаций, имевших место в пятницу и субботу. В собственных же интересах Симона было сохранить все дело в тайне. Вырвавшись из погребальной пещеры живым и с целыми ногами, он мог бы лишний раз подтвердить свою и без того высокую репутацию. Иисусу также было на руку, чтобы его повторное появление произвело ошеломляющий эффект. В данном случае их совместные с Зилотом усилия плюс поддержка Фаддея, Киринеянина и брата Иакова позволили спасти едва не рухнувшее дело, дав возможность апостолам продолжить работу. Если бы Иисус и вправду умер, его ученики разбежались бы в страхе и смятении, а все им задуманное погибло бы вместе с ним . Так миссия получила новый жизненный импульс, результатом которого стало рождение христианства.

ВОСКРЕСШИЙ ИЗ МЕРТВЫХ

«Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес;

А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша.

Ибо если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес».

Вот так Воскресение, как один из обязательных пунктов веры, представил св. Павел в своем Первом послании к Коринфянам (15:13—16). Необходимо сказать, что в нем не содержится каких-то убедительных доводов в пользу того, что, бесспорно, является основополагающим для христианского вероучения. В силу своей внутренней сути оно само себя фактически обрекает на провал. Если бы Павел выражался фигурально, его современники, возможно, с большей готовностью восприняли бы его утверждения. Но он поступил иначе, говоря об этом в буквальном смысле и ссылаясь на представление о возвращении к жизни покойников в соответствии с пророчеством Исаии (26:19): «Оживут мертвецы Твои, и восстанут мертвые тела!»

Мысль о бессмертии души (в отличие от воскрешения тела) возникла задолго до появления Иисуса. В Древней Греции выразителем этой идеи являлся основатель афинской школы философов Сократ (469—399 годы до Р.Х.). Мыслитель античного времен Платон утверждал, что основой бытия является дух, а не материя. Еще раньше философ и математик Пифагор (570—500 годы до Р.Х.) изложил свое учение о реинкарнации — переходе души после смерти из одной телесной оболочки в другую, где она начинает новую жизнь. Действительно, вера в перевоплощение легла в основу множества религий и верований (включая буддизм и индуизм).

Но слова Павла не относились к переселению душ. Он излагал то положение, которого из всех мировых религий придерживается одно лишь христианство. Апостол утверждал, что мертвецы возвратятся к жизни во плоти. В «Апостольском символе веры» говорится о том, что Иисус «распят был, умер и погребен… на третий день воскрес из мертвых». Ученые долго оспаривают столь буквальное толкование этого заявления, а в последнее время его стали ставить под вопрос и множество священнослужителей. Однако старые доктрины изживаются с трудом, и к тому же многие полагают, что отказ от данной концепции был бы равнозначен отказу от морали, составляющей суть самого христианства.

И все же, если у христианства имеется достойный моральный фундамент, — а он, разумеется, у него есть, — то должен он покоиться на нравственном кодексе и учении самого Иисуса. Нравственный кодекс и связанное с ним вероучение — это как раз то, о чем повествует само Евангелие, — и составляют сущность благой вести.

Многократно подчеркивалось, что по прошествии двух тысяч лет почти три четверти жителей планеты не поддерживают идею телесного воскрешения. У многих в наше время эта мысль скорее вызывает тревогу, нежели воодушевление. В результате распространение христианского послания всемерно сдерживается. Едва ли найдется хоть одно такое религиозное учение, которое стало бы оспаривать вдохновляющие социальные мотивы мессианского идеала Иисуса, — идеала гармонии, единства и служения в братском обществе. И, тем не менее, наряду с бесконечными раздорами по поводу токования Библии и церковных обрядов преобладают принуждение и догма. До тех пор пока продолжаются подобные споры, не может быть истинной гармонии, а разделенная церковь способна лишь с трудом обслуживать саму себя.

Одна из главных проблем, связанных с плотским воскрешением Иисуса после биологической смерти, состоит в том, что его логическая предпосылка, если угодно, практически не обосновывается в благовествованиях. Ранее было отмечено, что сфабрикованные стихи с 9-го по 16-й главы Евангелия от Марка были приписаны значительно позже того, как книга увидела свет. А если повествование Марка было первым из синоптических Евангелий и являлось первоисточником для написания остальных, то возникает законное сомнение в отношении подлинности заключительных отрывков Матфея и Луки.

Однако если пренебречь всем этим и принимать все четыре Евангелия такими, какие они есть, то перед нами предстанет весьма туманная картина, в которой многие детали не только не связаны между собой, но и противоречат друг другу. Сперва Мария Магдалина принимает Иисуса за кого-то другого. Затем Петр и Фома-Близнец разговаривают с ним в течение нескольких часов как с абсолютно незнакомым человеком. И только когда Иисус сел пообедать со своими учениками, апостолы наконец-то узнали его.

Из всего сказанного вытекает, что Воскресение, каким мы его привыкли воспринимать в наши дни, было в то время совершенно неизвестно. Не считая тех, кто был непосредственно связан с инсценировкой на Голгофе, все остальные апостолы находились в полном неведении относительно того, что произошло на самом деле. Они искренне верили в то, что их учитель мертв, и были совершенно сбиты с толку при его появлении. Они были не высокопреосвященными особами вроде Симона, Левия и Фаддея, а куда менее искушенными в житейских делах апостолами наподобие Петра и Андрея. Тем не менее, они прекрасно понимали, что собственное пророчество Иисуса о том, что он «свой храм» воздвигнет «в три дня» (Иоанн 2:19), не имеет ничего общего с более поздним толкованием, в котором полностью выхолощен смысл символической смерти.

Как уже отмечалось ранее в связи с историей «Лазаря», духовная смерть человека по распоряжению свыше наступала после отлучения его из общества и лишения гражданских прав. В этом случае он признавался «мертвым». Вся процедура до полного ее завершения занимала четыре дня, и в течение этого периода изгой считался «больным к смерти». Что касается Иисуса, то в этом отношении он был официально осужден старейшинами синедриона, первосвященником Каиафой и новым «отцом» Ионафаном Анной. Его отлучение являлось абсолютным, и с наступлением пятницы он официально признавался «больным». Единственная возможность на четвертый день избежать «смерти» заключалась в заблаговременной отмене наказания («воскрешении») «отцом» или первосвященником. Вот почему Иисус считал столь важным для себя «воскреснуть» именно на третий день. В любых других условиях трехдневный срок вообще бы не имел никакого смысла. Но если официальная церковь была настроена в отношении его столь непреклонно, то кто же мог совершить такое «воскрешение»?

Единственным человеком, который взял бы на себя смелость свершить этот ритуал, был низложенный «отец» — преданный Симон Зилот. Несмотря на происки недоброжелателей в Иерусалиме, его положение как законного «отца» все еще признавалось многими. Но Симон был распят вместе с Иисусом, по крайней мере, так думала большая часть апостолов. Но, как известно, он в добром здравии объявился вместе с Иисусом, которого в субботу «воздвиг из мертвых». В предыдущем случае подобного рода услугу Симону оказал сам Иисус, когда извлек его на свет из могилы.

Для тех, кто не участвовал в заговоре, воскресение Иисуса и в самом деле было настоящим чудом. И как говорится в благовествовании: «Когда же воскрес Он из мертвых, то ученики Его …поверили Писанию и слову, которое сказал Иисус» (Иоанн 2:22).

Именно апостол Павел (иудей по происхождению, склонившийся впоследствии к эллинизму) провозгласил догмат о воскрешении во плоти, но даже его энтузиазм был недолговечен. За столь эмоциональное выражение мыслей по данному вопросу и подкрепление своей горячности безосновательными доводами («Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес…» и т.п.) Иаков, брат Иисуса, чьи назареи никогда не проповедовали воскресения, считал Павла фанатичным еретиком. По прошествии времени интерес к воскресению как основополагающему фактору заметно снизился. Это со всей очевидностью явствует из более поздних посланий Павла и других книг Нового завета, где оно практически не фигурирует.

Гораздо важнее стало признание того факта, что Иисус был готов принять муки ради своих собственных идеалов, и Павел, стремясь найти в конечном счете более убедительное основание для своего вероучения, заявляет:

«Есть тело душевное, есть тело и духовное.

Плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления.

Говорю вам тайну».

(Первое послание к Коринфянам 15:44, 50—51)

Необходимо напомнить, что Иисус не был христианином. Он был евреем-эллинистом и исповедовал радикальный иудаизм. Со временем, однако, его истинные жизненные устремления были незаконно присвоены и использованы религиозным течением, которое в целях сокрытия законных наследников Иисуса было названо его именем. Это зародившееся в Риме течение основывало самопровозглашенные полномочия на тексте Матфея (16:18—19), по которому Иисус якобы сказал: «Ты — Петр, и на камне сем Я создам Церковь Мою». К сожалению, греческое слово «петра» («скала»), связывавшееся с выражением «Скала Израиля», было переведено так, как будто в подлиннике стояло «петрос» («камень»), относившееся к Петру (который в самом деле звался Кифой — «камнем», как указано у Иоанна в 1:42). В действительности же Иисус утверждал, что его миссия зиждется на Скале Израиля, а не на Петре. Несмотря на это, новое течение заявило о том, что руководителем христианской церкви может быть лишь тот, кто получил свою власть непосредственно из рук Петра. Это было остроумной идеей, позволившей сосредоточить всю власть в руках горстки избранных самозванцев. Последователи гностического учения Симона Зилота называли это «верой в глупость» .

В благовествовании Марии (Магдалины) говорится о том, что в первое время после «воскрешения» Иисуса часть учеников ничего не знала о случившемся и продолжала пребывать в уверенности, что их Учитель погиб на кресте. Апостолы, «обливаясь слезами, причитали: „Как же можем идти мы к неверующим в Иегову и нести благую весть о Царстве Сына Человеческого? Коли они безжалостны были к Нему, то не поступят ли они также немилосердно и с нами?“» Успев уже побеседовать с Иисусом у гробницы, Мария с полным на то основанием могла сказать: «Прекратите стенания — нет нужды печалиться. Приободритесь лучше, ибо слава Его будет с вами, вокруг вас, и предохранит вас от всего».

На это Петр сказал Марии: «Сестра, нам известно, что Спаситель любил тебя более, нежели иных женщин. Расскажи нам все, что помнишь из сказанного тебе Им наедине — все, что ты знаешь о Нем, и что неведомо нам».

Мария пересказала апостолам, что говорил ей Иисус: «Благословенна ты среди жен, коли не усомнилась, увидев Меня; ибо там, где рассудок, там и сокровище». После этого «Андрей ответствовал и сказал братии так: „Послушайте, что бы вы ни думали о рассказанном нам, что касается меня, то я не верю, будто сие было сказано Спасителем“». Петр согласился с Андреем и добавил: «Неужто и вправду стал бы Он тайно говорить с женщиной, не открывшись сперва нам?»

В ответ на это

«Мария залилась слезами и сказала Андрею: „…Не думаешь ли ты, что все это идет от меня, или может быть я не говорю всей правды о Спасителе?“

Ответил тогда Левий и сказал Петру так: „…Ты всегда был горяч. А теперь я вижу, как ты перечишь этой женщине, словно вы недруги с ней. Уж коли сам Спаситель нашел ее достойной, то кто ты такой, в самом деле, чтобы отказывать ей в вере? Спаситель уж конечно знает ее вполне изрядно.“»

«Левием», как нам уже известно, был Матфей Анна — священник и заместитель «Алфея». Его здравомыслящий взгляд на этот вопрос явился плодом интеллекта и учености. Петр и Андрей, с другой стороны, были малообразованными деревенскими жителями, которые, несмотря на длительное пребывание в обществе Иисуса и более образованных апостолов, все еще придерживались патриархальных взглядов на слабый пол. В конце концов, как выяснилось, женоненавистнической позиции Петра, суждено было возобладать в созданном на основе его доктрины католическом вероучении.

Епископы раннехристианской церкви, передавая путем возложения рук по наследству свои полномочия, заявляли свои права на передачу апостольской благодати. В гностическом «Апокалипсисе Петра» эти самые пастыри сравниваются с «высохшими водотоками». Далее в этом труде говорится, что

«они именуют себя епископами и диаконами так, как будто получили свою власть непосредственно от Господа… Не постигнув Истины, они все же бахвалятся тем, что разгадка тайны является их исключительной собственностью».

Что касается Воскресения, то в самом этом вопросе заключен парадокс. С одной стороны, ему придают огромное значение, когда в этом нет нужды, а, с другой стороны, оно полно внутренней многозначительности, непостижимой для большинства людей. Как сказал Иисус в благовествовании Фомы: «Если тело вызывает к жизни душу, то это — чудо из чудес».

 

Глава восьмая

Продолжение родословия

«ВРЕМЯ СОВЕРШЕНИЯ»

Как уже упоминалось ранее, во время распятия на Голгофе Мария находилась на третьем месяце беременности. Свой «второй брак» с Иисусом они скрепили помазанием в Вифании в марте 33 года от Р.Х. Не говоря уже о том, что эти сведения можно почерпнуть непосредственно из евангельских источников, они также, учитывая недвусмысленность на этот счет законов, могут служить и материалом для прямых расчетов. Наследнику царственного рода мужского пола, в соответствии с принятыми нормами, полагалось обзавестись первым сыном в возрасте около сорока лет (сорок лет считались общепризнанной разницей между поколениями царственных династий). Рождение сына и наследника рода всегда приурочивалось к сентябрю — самому священному месяцу иудейского календаря. По этой причине половая связь между супругами допускалась только в декабре.

В сентябре — месяце священного дня покаяния — заключался также и «второй брак». Таким образом, в идеале совершение церемонии династического брака относилось по сроку к приходящемуся на сентябрь тридцатидевятилетию жениха, с последующим началом половой жизни супругов в декабре. В реальной жизни всегда существовала вероятность того, что первым ребенком могла оказаться девочка, и в качестве меры предосторожности на такой случай церемония заключения «первого брака» переносилась на более ранний срок — на тридцатишестилетие жениха. В этом случае рождение первого ребенка приходилось на тридцатисемилетие будущего отца. Если зачатия ребенка в первом декабре супружеской жизни не происходило, пара повторяла попытку через год и т.д. По династическим стандартам того времени рождение сына сорокалетним отцом было вполне обычным.

После того как на свет появлялся сын, все половые контакты между супругами прекращались на шестилетний срок. С другой стороны, если рождалась девочка, последующий период воздержания до «времени совершения» (возврата в состояние брака) ограничивался тремя годами.

Как уже было сказано, церемония «второго брака» (при условии подтверждения факта зачатия) совершалась в марте, когда невеста находилась на третьем месяце беременности.

В соответствии с этими законами и обычаями «первый брак» Иисуса был заключен в сентябре 30 года от Р.Х. (в год его тридцатишестилетия), в тот самый день, когда Мария Магдалина помазала миром его ступни (Лука 7:37—38). Зачатия, однако, не произошло ни в декабре того года, ни в декабре следующего. Но в декабре 32 года от Р.Х. Мария все-таки забеременела и, как полагалось, в марте 33 года от Р.Х. возлила на голову Иисуса миро в Вифании (Матфей 26:6—7, Марк 14:3 и Иоанн 12:1—3), официально освящая их «второй брак».

Иисус, вопреки всем династическим канонам, появился на свет 1 марта 7 года до Р.Х., но для приведения его династического статуса в соответствие с требованиями мессианских законов официальный день рождения Мессии был закреплен за 15 сентября. Даже в более поздние времена у части монархов бытовала традиция иметь два дня рождения — один официальный, а другой фактический. Лишь после того, как римский император Константин Великий волевым решением перенес дату появления на свет Иисуса на 25 декабря, — день, который празднуется и в настоящее время, — многие стали считать это число фактическим днем рождения Спасителя. Причина такого изменения имела двойную подоплеку. Во-первых, уничтожение какой бы то ни было связи христианского праздника с еврейским внушало мысль о том, что Иисус был христианином, а не иудеем (позднее подобным образом христианская Пасха была отделена от традиционного еврейского Песаха). Во-вторых, император, приурочивая официальную дату рождения Иисуса к отмечавшемуся в те времена языческому Празднику Солнца, заменял таким путем нехристианское торжество христианским. Однако 15 сентября 33 года от Р.Х., через шесть месяцев после распятия на Голгофе (в день официального тридцатидевятилетия Иисуса), Мария родила дочь. Ее назвали Тамарой («пальмой») — традиционным женским именем в Давидовом роду.

С этого момента Иисус был обязан в течение трех лет, вплоть до так называемого «времени совершения» (о котором обстоятельно изложен в Деяниях 3:20—21), вести целомудренный образ жизни: 

«Да пошлет Он вам предназначенного Иисуса Христа, которого небо должно было принять до времен совершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века».

В этом же самом сентябре 33 года от Р.Х. Симон Зилот был восстановлен в своем высокопреосвященном звании «отца» общины. При таких обстоятельствах Иисус в конечном счете был возведен в духовный сан, то есть «вознесен на небеса».

Будучи признанным большинством в качестве царственной особы Давидова рода, Иисус, тем не менее, стремился войти в круг священнослужителей и, в частности, в святая святых высшего духовенства — преосвященную монастырскую обитель, называемую «Царством Небесным». Поскольку Симона Зилота восстановили в прежнем статусе, сокровенная мечта Иисуса сбылась — он был рукоположен в священники и препровожден на «небеса» своим собственным братом Иаковом — «поводырем странников». В этой братской обстановке, в традициях ветхозаветных образов, Иаков именовался «облаком». Именно облако показывало древним израильтянам путь к Земле Обетованной (Исход 13:21—22) и, наряду с громом и молнией, сопровождало явление Бога Моисею на горе Синай (Исход 19:16). Таким образом, подобно «грому», «молнии» и «землетрясению», символическое титулование «облако» также было сохранено внутри религиозной общины.

Возведение Иисуса в духовный сан нашло свое документальное отражение в Новом завете, где оно связывается с общеизвестным событием, получившим название «Вознесения». Не один Иисус мог говорить притчами, аналогичным образом поступали и авторы Евангелий, прибегая к аллегориям и аналогиям, содержавшим глубокий смысл, понятный тем, кто «имел уши, дабы слышать». Таким образом, отрывки евангельских текстов, кажущиеся на первый взгляд незатейливым повествованием (каким бы сверхъестественным ни выглядело их содержание), также представляют собой аллегории. Как сказал Иисус своим ученикам (Марк 4:11—12):

«Вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах.

Так что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют…»

Вознесение, как об этом пишется в Деяниях (1:9), в таком случае является еще одной притчей. «Сказав сие. Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их». В то время когда Иисус направлялся в священническое «Царство Небесное», неожиданно появились два ангельского вида священнослужителя и известили всех о том, что он когда-нибудь вернется назад точно таким же манером:

«…вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: „мужи Галилейские, что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас… приидет таким же образом, как видели Его восходящим на небо“».

Деяния (1:10—11)

Таким вот образом Иисус на три года расстался с суетным миром. В течение этих трех лет Мария Магдалина, мать его ребенка, не должны была поддерживать с ним никаких физических контактов.

По прошествии шести месяцев беременности Мария получила право именоваться матерью, но после рождения дочери ей предстояло в течение трех лет находиться на положении вдовы. Высокородные дети воспитывались и получали образование при монастырских обителях общины, где также жили и их матери — жены в безбрачии, получившие статус «вдов» и «женщин-калек». Сам Иисус также воспитывался в условиях затворнической жизни женского монастыря, и поэтому в Евангелии так мало сказано о его детских годах.

РОЖДЕНИЕ СЫНА

Трехлетний срок монастырского заточения Иисуса, по завершении которого допускались плотские контакты с супругой, истекал в сентябре 36 года от Р.Х.

Одно из очевидных свойств используемого в Новом завете языка состоит в том, что слова, имена и титулы, имеющие скрытый смысл, используются повсюду в «том же самом» значении. Они не только имеют одинаковое значение в любом контексте, но и употребляются каждый раз, когда необходимо придать выражению тот же самый смысл. Не подлежит сомнению тот факт, что наиболее доскональные исследования в этой области проведены Барбарой Тиринг. Ее труд основывался на информации, содержавшейся в найденных среди документов Кумранских пещер комментариях к ветхозаветным книгам. Эти комментарии, составленные учеными книжниками Кумрана, составляющие содержание «Экзегез», и являются главным ключом к разгадке библейских тайн.

В отдельных случаях этимология некоторых кодированных имен или титулов может быть запутанной и непонятной, но чаще всего их происхождение вполне логично, хотя не всегда лежит на поверхности. Зачастую криптографическая информация в благовествованиях предваряется сообщением, предназначенным для «имеющих уши, дабы слышать». Эта сакраментальная фраза — непременный предшественник пассажей со скрытым смыслом для посвященных в секреты тайнописи. Основные ее правила четко зафиксированы, и, как в случае с самим Иисусом, символика остается неизменной.

Посредством «Экзегез», как это установлено по начальным строкам Евангелия от Иоанна, Иисус отождествляется со «Словом Божиим»:

«В начале было Слово, и Слово было у Бога…

И Слово стало плотью и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его…»

(Иоанн 1:1, 14)

Евангельские тексты характеризуются постоянством: где бы выражение «Слово Божие» (начинающееся с прописной или строчной буквы «с») ни встречалось, оно всегда подразумевает, что Иисус либо является участником событий, либо предметом разговора, — как, например, у Луки (5:1), когда «слово Божие» стояло на берегу Геннесаретского озера.

Данное выражение также использовано в Деяниях святых апостолов для установления местонахождения Иисуса после Вознесения. Поэтому, читая, что «находившиеся в Иерусалиме апостолы, услышавши, что самаряне приняли слово Божие…» (Деяния 8:14), мы сразу же должны понять, что Иисус находился в то время в Самарии.

Из этого следует: когда мы читаем, что «слово Божие росло», то это следует понимать как «рост» самого Иисуса. Этот «процесс» символически отображен в притче о сеятеле (Марк 4:8): «И иное [зерно] упало на добрую землю и дало плод, который взошел и вырос…» Короче говоря, выдержка из Деяний подразумевает, что Иисус [дал плод и] «вырос», — иными словами, обзавелся сыном.

Как того требовали законы мессианского рода, появление на свет наследника произошло в 37 году от Р.Х., через год после того как Иисус вернулся к супружеской жизни, — ко «времени свершения». Однако, как следствие рождения сына, ему теперь предстояло не менее шести лет вести целомудренную монашескую жизнь.

В православном храме Св. Марии Магдалины в Иерусалиме есть ее великолепный портрет, на котором она изображена держащей в руках обращенное к зрителям красное яйцо — высший символ плодоносности и зарождения жизни. В аналогичном духе выдержано выполненное в эзотерической манере живописное полотно художника XV столетия Яна Провоста «Священная аллегория». На ней изображены держащий в руке меч Иисус и увенчанная короной его жена Мария; облаченная в черный наряд назареев, она выпускает голубя, олицетворяющего Святого Духа.

Наверное, совсем неудивительно, что первого своего сына, к которому мы еще вернемся, супруги назвали Иисусом.

МИФИЧЕСКИЙ ИИСУС АПОСТОЛА ПАВЛА

В те годы, когда Иисус пребывал в монастырском уединении (в «божественном состоянии»), апостолы продолжали проповедовать его учение. Однако у них и мысли не возникало о создании новой религии. Хотя их целью и были радикальные изменения, но, все еще оставаясь иудеями, они вместе с находившимся на переднем крае евангельской миссии Петром стремились лишь к реформированию иудаизма.

В прямой оппозиции развивавшемуся религиозному движению находился Савл из малоазийского города Тарса — непоколебимый ревнитель веры отцов, бывший одно время наставником сына царя Ирода-Агриппы. У Савла не было времени вникать в эллинистическую концепцию Иисуса. Он был убежден в превосходстве евреев над всеми остальными народами и считал законным Помазанником Божиим Иакова.

В лето 37-е от Р.Х. по всей Римской империи прокатилась волна смены правителей, в особенности коснувшаяся Палестины. После смерти императора Тиберия его преемник Гай Калигула, уволив в отставку Понтия Пилата, посадил на место прокуратора Иудеи своего ставленника Феликса. Также лишились своих постов первосвященник Каиафа и преосвященный «отец» Симон Зилот. Первосвященнические обязанности принял на себя Феофил, брат Ионафана Анны. К исполнению обязанностей на местах приступил совершенно новый административный аппарат, отвечавший более чем когда-либо интересам Рима.

В 40 году от Р.Х. Иисус находился в Дамаске, где в то время для обсуждения своих позиций в отношении Рима собрались видные представители еврейского народа. Насколько Иисус был убежден в бесперспективности борьбы с Римом вне союза с неиудеями, ровно настолько же Савл уверовал в то, что единение с иноверцами являлось демонстрацией слабости, оставляющей евреев незащищенными и уязвимыми. Особое негодование Савла вызвало водружение статуи Калигулы в Иерусалимском храме. Всю ответственность за это кощунственное поругание иудейской святыни он возложил непосредственно на Иисуса и эллинистов, виновных в расколе иудейской нации. Он также отправился в Дамаск, чтобы изложить свое мнение по данному вопросу.

В тексте Деяний святых апостолов намекается на то, что Савл прибыл в Дамаск с наказом Иерусалимского первосвященника, однако в действительности этого быть не могло. Власть синедриона не распространялась на Сирию. Вероятнее всего, что Савл, сохранявший верность Иродовой династии, на самом деле действовал по указке римлян, стремившихся задушить движение назареев.

Прежде чем Савл дал собравшимся почувствовать свое присутствие, Иисус встретил его в тиши монастырской обители. Когда Савл вошел в помещение молитвенных собраний, солнце стояло в зените прямо над застекленной крышей. Здесь же находился и Иисус, смотревший без страха в лицо своего обвинителя:

«внезапно осиял его свет с неба;

Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: „Савл, Савл, что ты гонишь Меня?“»

(Деяния 9:3—4)

Выслушав убедительную проповедь Иисуса, Савл понял, что до сих пор был «ослеплен» закоснелой догмой (Деяния 9:8).

Затем Иисус поручил своему ученику Ананию заняться дальнейшим просвещением. Тот, однако, считая Савла вражеским лазутчиком, высказал на этот счет сомнение: «Господи, я слышал от многих о сем человеке, сколько зла сделал он святым Твоим в Иерусалиме» (Деяния 9:13). Тем не менее, ученик подчинился, сказав при этом: «Брат Савл! Господь Иисус, явившийся к тебе на пути, которым ты шел, послал меня, чтобы ты прозрел» (Деяния 9:17). Поскольку, как уже упоминалось ранее, главным понятием исповедуемого общиной вероучения являлся «Путь», то и в приведенных отрывках слова «прозрел» и «путь» несут в себе скрытый смысл. После ознакомления с основами эллинистического мировоззрения Савл смог ясно «видеть», что путь к спасению лежит через единение с иноверцами. «И тотчас как бы чешуя отпала от глаз его, и вдруг он прозрел; и, встав, крестился» (Деяния 9:18) .

Подвергнувшись такому жизненному испытанию, Савл превратился в убежденного эллиниста и сразу же начал выступать с проповедями в Дамаске. Однако появились и серьезные проблемы, поскольку люди не могли поверить, что человек, примчавшийся бросить вызов Мессии, вдруг вместо этого стал энергично поддерживать его. Сбитые с толку и охваченные подозрениями иудеи пришли в ярость. Жизни Савла стала угрожать опасность, и апостолы вынуждены были тайно вывезти его из города. Тем не менее, к 43 году от Р.Х. Савл превратился в пламенного проповедника слова Христова, достаточно хорошо известного под принятым им именем Павла и ассоциировавшегося в воображении народа с апостолом Петром.

Все же куда более сложная ситуация поджидала впереди. Его обращение в веру было столь болезненным, а смена чувств так глубока, что Павел сталь считать Иисуса не земным проводником вдохновенной общественной идеи, а несомненным Сыном Божьим — неземным владыкой.

Миссионерская деятельность забрасывала Павла в малоазийскую Анатолию и другие области Средиземноморья с грекоязычным населением. Но в его коренным образом переработанной версии Благой Вести рассказывалось о том, как внушающий благоговейный страх Спаситель вскоре установит во всем мире царство высшей справедливости. Ценную помощь в этом ему оказали содержащиеся в ветхозаветной книге Даниила строки с туманным смыслом (7:13—14):

«Видел я в ночных виденьях, вот, с облаками небесными как бы шел Сын человеческий…

И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему».

Писавшиеся в свое время строки не имели ни малейшего отношения к Иисусу, но для Павла они являлись достаточно сильным стимулятором и обеспечили необходимое вдохновение для его инвективы. С усердием ветхозаветных пророков он возбужденно говорил о «гневе Божием» и, выставляя неимоверные требования, привлекал к себе беспрецедентное внимание.

В Первом послании Фессалоникийцам (4:16—17) он заявлял:

«Потому что Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде;

Потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем».

Благодаря впечатляющей образности учения Павла возникло совершенно новое представление об Иисусе. Он перестал быть просто долгожданным «помазанником», Мессией, который должен был восстановить былую славу рода Давидова и избавить евреев Палестины от угнетения. Теперь он являл собой сошедшего с небес Спасителя целого мира!

«Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари;

Ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое…

И он есть глава тела Церкви… дабы иметь Ему во всем первенство;

Ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нем обитала всякая полнота».

(Послание Колоссянам 1:15—19)

Пока Иаков и Петр, каждый сам по себе, излагали свои куда менее впечатляющие откровения, Павел блуждал в невообразимом мире чистейших фантазий. В своем необузданном вдохновении он сочинил необъяснимый миф и самонадеянно изрек целый ряд сомнительных пророчеств, которые так и не сбылись.

И все же, не считая благовествований, именно сочинения Павла, а не Петра или Иакова, доминируют в общей массе новозаветных книг. Сила его учения была такова, что евангельский Иисус, всецело отдававший себя служению другим, принял вид Всемогущего Бога… а тот Иисус, — династический Мессия и царственный наследник колена Иудина, — был в одночасье потерян для истории церкви.

Возложенная на Павла задача заключалась в дальнейшем просвещении не исповедовавших иудаизм народов Средиземноморья, а также в несении слова Иисуса евреям, проживавшим за пределами Ближнего Востока. Однако случилось то, что и должно было, по-видимому, произойти: презрев основную цель, он начал вербовать приверженцев придуманного им самим культа. Для искупления грехов и входа в Царство Небесное, по мнению Павла, было достаточно одного лишь благоговения и самозабвенного преклонения перед Иисусом. В своем стремлении одолеть все многообразие языческих верований Павел отбросил за ненадобностью те общественные ценности, которые так настойчиво проповедовал Иисус.

В пределах древнего Средиземноморья в те времена исповедовалось множество религий, чьи боги и пророки, как предполагали, появились на свет непорочным путем и, так или иначе, бросили вызов смерти. Все они были сверхъестественного происхождения и обладали поразительной властью над простыми смертными. Справедливости ради следует сказать, что Павел определенно столкнулся с такими проблемами, с которыми Иаков и Иисус в своей родной среде никогда не встречались. Путь Павла к успеху в столь неблагоприятных условиях лежал через живописание Иисуса в таких красках, в каких он мог бы затмить даже этих паранормальных идолов. Таким образом, он создал настолько удаленный от реальности образ Иисуса, что иудейское общество сочло его поддельным. Однако, несмотря ни на что, именно это изображение возвышающегося над всем Христа стало впоследствии каноническим для всего ортодоксального христианства.

ДИТЯ ГРААЛЯ

В начале 40-х годов I века христианской эры, в то время как Иаков со своими назареями по-прежнему трудился в Иерусалиме, Петр и Павел начали совместную деятельность на сирийской земле в Антиохии. Дальнейший разброд в рядах апостолов стал очевиден после того, как Симон Зилот (Маг) выбрал остров Кипр  в качестве обособленного опорного пункта для возглавляемого им эзотерического течения гностицизма.

Петр был ближайшим помощником Иисуса, и в силу этого на нем лежали обязанности по охране Марии Магдалины в годы символического «вдовства» — раздельной жизни с супругом. Петр, однако, был невысокого мнения о женщинах и не собирался быть на побегушках у жены своего учителя. Мнение Павла о представительницах слабого пола было еще менее лестным, и он резко возражал против их вмешательства в религиозные дела. По этой причине двое мужчин намеренно не позволили Марии занять какое-либо положение в создаваемом ими новом религиозном течении. Гарантируя полное невмешательство женщины в свои дела, они публично объявили Марию еретичкой, избрав в качестве предлога ее дружескую связь с Еленой-Саломией, женой Симона Зилота.

В ходе всех этих событий, в 43 году от Р.Х., через шесть лет после рождения своего первого сына, Иисус и Мария еще раз возобновили супружеские отношения. Иисуса, хорошо знавшего характер Петра и осведомленного о фанатизме Павла, не особенно беспокоило их отношение к своей жене. В действительности же он скорее бы предпочел, чтобы его жена связалась с гностиками-раскольниками Симона и Елены (или назареями Иакова), чем с новым направлением пастырства с женоненавистническим уклоном, которое учредили Петр и Павел. По крайней мере, Мария вместе с Марфой были в Вифании «благочестивыми сестрами» Симона-Лазаря и хорошо знали его.

В это время Мария забеременела еще раз. Весной 44 года от Р.Х. Иисус вместе с предводителем прозелитов (обращенных в иудейство инородцев) Иоанном Марком предпринял путешествие в малоазийскую область Галатию.

За время их отсутствия Иаков со своими назареями превратился в политическую силу, представлявшую угрозу римской администрации в Иерусалиме. Прямым следствием этого стала смерть апостола Иакова, брата Иоанна, которого в 44 году от Р.Х. Ирод собственноручно зарубил мечом (Деяния 12:1—2). Возмездие не заставило себя долго ждать, и Симон Зилот отравил гонителя. Ирод-Агриппа кончил жизнь в страшных мучениях, «быв изъеден червями», но сам мститель вынужден был поспешно спасаться бегством. Не столь удачливый Фаддей, однако, был схвачен иродианами при переправе через Иордан и на месте предан смерти. Эти события поставили готовившуюся стать матерью Марию в опасное положение, так как сторонники Ирода знали о ее дружеских отношениях с Симоном. С мольбой о защите она обратилась к бывшему ученику Павла — семнадцатилетнему Ироду-Агриппе II. Молодой правитель должным образом организовал ее переезд в свое фамильное поместье в Галлии, где в то время находились в изгнании Ирод-Антипа и его брат Архелай.

В конце этого года Мария произвела на свет в Провансе своего второго сына. В Новом завете есть характерная ссылка на это событие: «Слово же Божие росло и распространялось» (Деяния 12:24). Это имевшее первостепенное значение «дитя Грааля» получило имя Иосифа.

СПРЯТАННЫЕ РУКОПИСИ И ДЕСПОЗИНЫ

Выполнив свои династические обязательства в отношении производства на свет двух наследников, Иисус, с которого в должное время были сняты все ограничения, мог снова вернуться к нормальной жизни. С 46 года от Р.Х. его старший сын, девятилетний Иисус, обучался в Кесарии. Три года спустя в Провансе он был подвергнут церемонии своего «Второго рождения». В соответствии с обычаем он должен был символически «появиться вновь на свет» из чрева матери в возрасте двенадцати лет. После посвятительного ритуала начинался его «первый год» жизни в качестве полноценного представителя рода. Среди присутствовавших на церемонии находился и его дядя Иаков (Иосиф Аримафейский), который впоследствии взял племянника с собой в поездку на запад Англии.

В 53 году от Р.Х. в коринфской синагоге Иисус-младший был официально провозглашен наследником трона Давидова и получил подобающий положению кронпринца титул «праведного» (или «чтящего Бога», как это указано в Деяниях 18:7). По этой причине он формально как наследник престола преемствовал своему дяде, Иакову Благочинному. Достигнув шестнадцатилетия, Иисус Праведный стал также и предводителем назареев, получив право ношения приличествовавшего его сану черного одеяния, в которое традиционно облачались жрецы Исиды — вселенской праматери-богини.

Его отец Иисус Христос в 60 году от Р.Х. отбыл в Рим, посетив по дороге Крит и Мальту. Исколесив порядком Древний Мир, Павел со своим лекарем Лукой тем временем возвратился в Иерусалим. Едва успев ступить на Святую Землю, он тут же однако, был обвинен в заговоре против Ионафана Анны, умерщвленного перед его приездом римским прокуратором Феликсом. Прокуратор был вызван в Рим, где предстал перед судом императора Нерона, а вместе с ним в столицу вынужден был отправиться и Павел. По прошествии некоторого времени Феликса оправдали, а Павла оставили под стражей за связь со своим бывшим учеником Иродом-Агриппой II, которого Нерон просто ненавидел. В тот же самый период в Вечном Городе обретался и Иисус Праведный (Послание к Колоссянам 4:11).

Примерно в то же время, но вдалеке от опасностей римской жизни, его младший брат Иосиф, закончив обучение в школе друидов, обосновался вместе с матерью в Галлии. Немного позже к ним присоединился постоянно путешествовавший по Западу дядя Иаков, которого гонения заставили покинуть Иерусалим. Его назареи подверглись жестокому преследованию со стороны римлян, а самого Иакова синедрион обвинил в проповедовании запрещенного вероучения . В результате он был приговорен к побитию камнями и отторгнут от общественной жизни, то есть провозглашен иудейскими старшинами в духовном смысле «мертвым». Вот так «знаменитый член совета» и потенциальный Мессия еврейского народа был низвергнут с вершин мирской и духовной славы. Это событие впоследствии нашло символическое отражение в предании о том, как во время проповеди он был сброшен иудеями с кровли храма и растерзан на земле.

Лишившись, с точки зрения действовавшего в ту пору законодательства, духовного доверия, Иаков вновь принял наследственный титул. Величаясь Иосифом Аримафейским, он устремился на запад, чтобы воссоединиться в Галлии с Марией и ее единомышленниками.

В Рим времен Нерона прибыл также и Петр, чтобы принять на себя руководство движением павликиан, именовавшихся к тому времени уже «христианами». Само существование христианской общины вызвало у императора приступы неистового гнева, и, дабы сократить число приверженцев этой веры, Нерон установил режим фанатичного преследования христиан. Его излюбленной казнью стало сжигание их заживо на кострах. Несчастных привязывали к столбам, опоясывавшим стены дворцового сада, а затем устраивали из них сверкавшие в ночи живые факелы. Такие действия в 64 году от Р.Х. вызвали волну открытых выступлений христиан, в ходе которых пламя страшного пожара охватило весь Рим. Императора небезосновательно подозревали в причастности к поджогам, однако он свалил всю вину на христиан, предав Петра и Павла смерти.

Перед смертью Павел успел отправить послание к Тимофею, в котором сообщил о том, что Иисус находился в безопасном месте, хотя и не указал в каком именно. Некоторые полагали, что Иисус направился по следам апостола Фомы в Индию. Как считают, он умер и был погребен в Сринагаре (Кашмир), где, по общему мнению, и находится его могила.

Вскоре после того, как Иаков (Иосиф Аримафейский) окончательно переселился на Запад, Симон Зилот в 65 году от Р.Х. вывел из Иерусалима большую часть назареев. Устремившись на восток, он перевел их через Иордан (в том месте, где был обезглавлен его покойный соратник Фаддей), где они и разбрелись по просторам Междуречья.

Насаждаемый Нероном режим привел к крайнему обострению политической обстановки на Земле Обетованной, где напряженность достигла взрывоопасного уровня. Началось все с отдельных вооруженных столкновений между зелотами и римлянами в районе Кесарии. За короткий промежуток времени боевые действия переместились в Иерусалим, где зелоты быстро захватили множество стратегически важных объектов. Повстанцы удерживали город в течение четырех лет… пока легионеры под предводительством Тита Флавия в 70 году от Р.Х. не сравняли Иерусалим с землей. Сбылось в точности пророчество Иисуса, изреченное им за много лет до того: храм пал и вместе с ним погибло все остальное. Большая часть жителей погибла, уцелевших продали в рабство, а Святой Город лежал в развалинах в течение последующих шести десятилетий.

В результате этой катастрофы еврейский народ был повержен в состояние полного замешательства. Пали не только Иерусалим и Кумран, со временем захватчиками был взят последний бастион восставших, располагавшийся к юго-востоку от Мертвого моря, — знаменитая крепость Масада. Здесь менее шести защитников цитадели героически противостояли непрекращавшимся приступам многократно превосходившего по силе противника. Завершающий акт трагедии разыгрался в начале 74 года от Р.Х., когда у осажденных заканчивались боеприпасы и провизия. Осознавая безнадежность своего положения и предпочитая смерть рабству, возглавлявший оборону крепости Эльазар бен Яир организовал массовое самоубийство последних защитников иудейской твердыни. Избежать этой участи удалось лишь двум женщинам и пятерым детям, донесшим впоследствии до своих современников все подробности этой катастрофы .

Множество назареев-беженцев спешно покидало Святую Землю, дабы сохранить в неприкосновенности свои традиции на сопредельных землях — Сирии, Месопотамии и Малой Азии. Историк того времени Юлий Африкан, проживавший в начале II столетия в малоазийском городе Эдесса, изложил в своих трудах все подробности этого исхода . С самых первых дней иудейского восстания римские правители, дабы исключить в будущем возможность доступа к документам, удостоверяющим родословную семейства Иисуса, распорядились предать огню все гражданские архивы в Иерусалиме. В ходе самой иудейской войны все летописи стали предметом охоты римских легионеров, которым было приказано уничтожать также частные архивы и любые документальные свидетельства, которые они смогли бы обнаружить. Тем не менее, несмотря на принятые меры, уничтожить все документы не удалось, некоторые из них благополучно сохранились в тайниках.

Повествуя о таком злонамеренном истреблении документации, касающейся мессианского рода, Африкан писал: «Некоторые предусмотрительные люди, имевшие собственные семейные архивы и считая делом чести сохранение памяти о своем аристократическом происхождении, избавлялись от бумажных копий и заучивали наизусть имена». Он называл этих высокородных наследников Деспозинами («потомками Господа» или «принадлежащими к роду Учителя»). На протяжении первых столетий христианской эры различные родственные ветви Деспозинов подвергались суровым гонениям со стороны римской деспотии. Сначала гонителем была Римская империя, а позже — римская церковь. Евсевий утверждал, что во времена имперского Рима деспозины становились главами своих религиозных орденов в соответствии со «строгой династической последовательностью». Однако, где бы то ни было, их преследовали до самой смерти, выслеживая как отъявленных преступников и предавая мечу по распоряжению Рима.

Вся правда о таком селективном истреблении, разумеется, скрывалась, но аллегорические предания о нем сохранились. Они уцелели благодаря учению о Граале, картам Таро, романам Артурова цикла, песням трубадуров, гобеленам с изображением единорога и нескончаемому почитанию наследия Марии Магдалины. Предания оказались столь убедительны, что даже в наши дни поиск Святого Грааля продолжает оставаться всепоглощающей целью. Но, как бы ни было все это увлекательно и романтично, ортодоксальный религиозный истэблишмент считает все это вышеозначенное ересью. По какой причине? По той самой, что конечная цель этого непрекращающегося поиска по-прежнему представляет страшную угрозу для церкви, отвергшей мессианский род ради самотитулования.

 

Глава девятая

Мария Магдалина

ЦАРСКАЯ НЕВЕСТА И МАТЬ

Прожив на этом свете шестьдесят лет, Мария Магдалина скончалась в 63 году от Р.Х. Ее могила находится в окрестностях городка Сент-Бом на юге современной Франции — вдали от отчего дома и того места, где предположительно погребен ее супруг.

В последних главах мы изучили жизнь Иисуса и смысл некоторых ее существенных деталей. Также мы в хронологической последовательности проследили связанные с Иисусом случаи из жизни Марии. Но мы еще не успели исследовать ее значения в связи с историей церкви того и более позднего периода.

Во времена существования кумранской общины слово «Мария» служило не только для обозначения имени, но и отличительного влияния. Оно являлось одной из форм имени Мариам — родной сестры Моисея и Аарона. Мариам (Мария) участвовала в торжественных богослужениях, свершаемых внутри религиозных общин, подобных подвижническому Братству целителей.

Пока «Моисей» совершал богослужения в обществе мужчин, «Мариам» аналогичным образом справляла церковную службу в кругу женщин, держа в руке тимпан (бубен), как •это объясняется в Книге Исход (15:20).

В своем первом евангельском описании Мария представляется женщиной, «из которой вышло семь бесов» (Лука 8:2). Далее в том же самом благовествовании о ней говорится как о «грешнице». Кроме того, во всех Евангелиях она изображается самым близким и преданным другом Иисуса. Данное Лукой описание Марии опять-таки составлено в криптографической форме.

До вступления в брак «марии» находились под присмотром главного книжника, должность которого в описываемое время занимал Иуда Искариот. Старшина книжников по традиции также именовался «седьмым бесовским жрецом» , входившим в группу семи так называемых «почитателей демонов». Эти «служители тьмы» символически противопоставлялись другой группе священнослужителей, именовавшихся «семью светочами меноры» (иудейского ритуального светильника с семью лампадами). В их обязанности входило наблюдение за незамужними женщинами общины. Перед замужеством Мария, вполне естественно, избавилась от такой опеки. Поскольку «семь бесов вышли из нее», то ей разрешалось, как указывалось ранее, вести половую жизнь по установленным правилам. Как уже упоминалось, ее брак не был обычным, и Марии надлежало стойко переносить долгие периоды раздельной жизни с супругом. В течение всего времени разлуки она находилась на положении не жены, а сестры (в духовном смысле, уподобляясь монахине). Вместе с Марфой они приходились «сестрами» тогдашнему «отцу» Симону Зилоту («Лазарю»). Имя Марфа (означавшее «госпожа»), равно как и Мария, символизировало общественный статус, и все различия между «марфами» и «мариями» заключались в том, что первым разрешалось иметь личную собственность, а вторым — нет. Внутри общины «сестры» приравнивались по социальному положению к «вдовам» («искалеченным женщинам»), что было рангом ниже «алмы». Таким образом, когда «алма» (девственница) выходила замуж, то «повышалась в чине» до положения «матери»; в периоды же раздельного существования с супругом она «разжаловалась» до своего первоначального «звания» незамужней девушки.

Отец Марии Магдалины принадлежал к священническому роду Иаирову. Священнослужители этого рода совершали богослужения в огромной мраморной синагоге в Капернауме и пользовались совершенно другими правами, нежели представители династий Авиафара и Садока. Эта наследственная должность была закреплена за потомками Иаира еще во времена царствования Давида (Числа 32:41). Тому можно найти подтверждение во 2-й Книге Царств (20:25—26): «Суса — писцом; Садок и Авиафар — священниками; также и Ира Иаритянин был священником у Давида».

В действительности самым первым упоминанием в Новом завете о Марии Магдалине является история о том, как она была воскрешена из мертвых в качестве дочери Иаира. Символическое «воскрешение» из вечного мрака подразумевает либо продвижение по «Пути», либо избавление от духовной смерти, сопровождавшей отлучение отверженного обществом. Данный термин до сих пор находится в ходу у представителей современных масонских лож. Поскольку второе (отлучение) исключалось, то можно считать, что разговор шел просто об инициации Марии.

По традиции первое «воскрешение» мальчиков происходило в двенадцатилетнем, а девочек — в четырнадцатилетнем возрасте. Приняв в качестве отправной даты ее «воздвижения из мрака» 17 год от Р.Х., после несложных вычислений можно определить, что родилась Мария в 3 году от Р.Х. Следовательно, она была на девять лет моложе Иисуса и вступила с ним в «первый брак» в 30 году от Р.Х. в возрасте двадцати семи лет. Забеременев в декабре 32 года от Р.Х., тридцатилетняя Мария заключила «второй брак» в следующем (33-м) году от Р.Х. и родила дочь Фамарь. Четыре года спустя она произвела на свет Иисуса-младшего, а в 44 году от Р.Х., сорока лет от роду, Мария дала жизнь второму сыну, Иосифу. К тому времени она уже находилась в Массилии (нынешнем Марселе), где вплоть до V столетия официальным языком считался греческий. Хотя данный факт не получил широкого признания, следует, по всей видимости, подчеркнуть то, что язык Иисуса, апостолов и всех тех, кто имел отношение к эллинизированному иудаизму, сформировался под сильным влиянием греческих диалектов. Все евреи, разумеется, общались и на родном иврите. Вот почему такие словообразования, как «Алфеев» и «Аримафейский», представляют собой комбинацию древнееврейских и древнегреческих корней. Кроме того, при столь длительном пребывании под властью Рима не могло не сказаться и влияние латинской языковой культуры. Свою лингвистическую лепту в евангельскую лексику внесло также общение с иноверцами (неиудеями) и прозелитами (новообращенными в иудаизм). Таким путем при всем языковом многообразии достигалось всеобщее понимание.

В соответствии с традициями гностицизма образ Марии Магдалины ассоциировался с Мудростью (Софией), символически изображавшейся в виде окруженных звездным ореолом луны и солнца. Женским началом Мудрости считался Святой Дух, воплотившийся в земной жизни в образе Марии Магдалины, уносящей в утробе в изгнание младенца Иисуса. Иоанн в своих Откровениях (12:1—17), повествуя о Марии и ее сыне, описывает гонения на нее, побег и непрекращавшееся преследование со стороны римлян «прочих семени ее» (то есть потомков).

«И явилось на небе великое знамение — жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на голове ее венец из двенадцати звезд.

Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения.

И другое знамение явилось на небе: вот большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, на головах его семь диадем.

…Дракон сей стал пред женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца.

И родила она младенца мужского пола…

А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога…

И произошла на небе война: Михаил и ангелы его воевали против дракона…

И низвержен был великий дракон, древний змий…

Они победили его кровию Агнца и словом свидетельства своего…

Когда же дракон увидел, что низвержен на землю, начал преследовать жену, которая родила младенца мужского пола.

И даны были жене два крыла большого орла, чтобы она летела в пустыню в свое место от лица змия…

И рассвирепел дракон на жену и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельства Иисуса Христа».

Кроме Марии в Галлию к 44 году от Р.Х. прибыли и другие переселенцы, включая Марфу со своей служанкой Марцеллой. Находились там в то время и апостол Филипп, Мария Иаковлева, а также Елена-Саломия. Местом их высадки на берег Прованса стал небольшой портовый городок Ратис, в более позднее время называвшийся Ла-Сен-сюр-Мер.

Хотя в евангельских повествованиях фигуры Марии и Марфы занимают видное место, ни в Деяниях святых апостолов, ни в посланиях апостола Павла нет ни малейшего упоминания о них после их отбытия в 44 году от Р.Х. в западном направлении.

Множество преданий о Марии, уходящих корнями во времена, предшествовавшие началу V столетия, содержится в книге Рабана Маара (776—856), епископа Майнцкого. Копия манускрипта Маара, извлеченная на свет в начале XV века из архивов Оксфордского университета, подвигла Вильяма из Вейфлита в 1448 году на основание колледжа Марии Магдалины. Ссылки на данный труд встречались также ранее в «Больших хрониках» Матфея Парижского (изданных приблизительно в 1190 году). Внесен трактат Маара и в Оксфордский «Реестр духовной литературы по истории царственных родов». Король Франции Людовик XI (правивший с 1461 по 1483 год) настаивал на принадлежности Марии к династии французских монархов. Особенно содержательными работами по данной теме являются «Святая Мария Магдалина» монаха-францисканца Пьера Лакордэра (опубликованная после Великой французской революции) и «Легенда о св. Марии Магдалине» Джакопо де Вораджини, архиепископа Генуэзского. И Маар, и Вораджини утверждают, что мать Марии, Евхария, принадлежала к царскому семейству Израиля. Скорее всего, это был царственный род Хасмонеев, нежели Давидова династия от колена Иудина.

Другим знаменитым трудом Вораджини является «Золотая легенда» — одна из первых печатных книг, выпущенная Вильямом Какстоном в 1483 году в Вестминстерском аббатстве. Первое издание книги вышло на французском языке и латыни. Готовился также к печати и английский перевод, но был он неполным, и некоторые важные разделы в нем отсутствовали. По настоятельной просьбе графа Арундельского, переработав целый ряд разрозненных манускриптов, Какстон издал полный вариант текста. Книга представляет собой собрание церковных хроник, описывающих во всех подробностях жизнь выдающихся праведников. Публичные чтения этого высоко почитаемого труда регулярно устраивались в монастырях и церквях средневековой Европы.

Одно из повествований книги Вораджини, в котором ведется речь о св. Марфе из Вифании и ее сестре Марии Магдалине, заслуживает особого внимания. Следующий отрывок очень напоминает современное резюме:

«Св. Марфа, домоправительница Господа Иисуса Христа, родилась в царской семье. Отца ее звали Сарием, а мать носила имя Евхарии; отец был родом из Сирии. Получив вместе со своей сестрой наследство от матери, Марфа вступила во владение недвижимой собственностью: замками в Магдалине, Вифании и Иерусалиме. После Вознесения Господа нашего, когда апостолы разбрелись по свету, она вместе с братом Лазарем и сестрой Марией, а также св. Максимом погрузились на корабль, на котором, — благодаря заступничеству Господа нашего, — все благополучно добрались до Марселя. Оттуда они направились в сторону Экса, обращая по дороге местных жителей в свою веру».

Прозвание «Магдалина» происходит от слова «мигдал», что в переводе с иврита означает «башня». На самом деле заявление о том, будто «сестры» владели тремя замками, несколько сомнительно — в особенности по причине того, что «мариям» вообще не полагалось иметь личной собственности. В действительности совместное наследование подразумевало личный статус; иначе говоря, они унаследовали высокое положение внутри общины («замки» и «башни»), связанные с попечительской деятельностью, подобные «башне стада» в Книге пророка Михея (4:8).

Особое распространение культ Марии Магдалины получил в Ренне-ле-Шато, в провинции Лангедок. Множество храмов и часовен в ее честь было возведено и в других областях Франции. К числу особо почитаемых святых мест относится усыпальница Марии в Сент-Максиме, где склеп и алебастровое надгробие сохранились монахами-кассианитами еще с начала V столетия.

У монашеского ордена кассианитов интересная история. Хотя «отцом западного монашества» принято считать св. Бенедикта, его, по сути дела, опередил Иоанн Кассиан, основавший приблизительно в 410 году первый кассианитский монастырь. Хотя и он, по правде сказать, следовал в этом деле новаторским общественным начинаниям св. Максима, епископа Турского, и Гонорация, архиепископа Арльского. Важным положением учрежденного Кассианом монастырского устава (традиции которого продолжил св. Бенедикт и другие) являлись его независимость и отделение от организованной епископальной церкви. Кассиан осудил рукоположение в духовный сан как «порочную практику» и заявил, что монахам следует «любой ценой держаться подальше от епископов». Иоанн Кассиан, анахорет-подвижник из Вифлеема, основал в Марселе две однотипные семинарии: одну для женщин, а другую для мужчин. Со временем Марсель стал признанным монастырским центром и местом рождения праздника Сретения Господня, пришедшего на смену древнему факельному шествию в честь античной богини подземного мира Персефоны. Подобным образом в марсельской базилике св. Виктора возник обычай праздновать рождество Богородицы.

Еще одно знаменитое место поклонения Марии Магдалине находилось в Желлоне, где на протяжении IX столетия в монастыре св. Гильома Пустынника процветала Иудейская академия наук. В 1059 году в Рене-ле-Шато был освящен храм св. Марии Магдалины, а в 1096 году (в год Первого крестового похода) был заложен первый камень названной в ее честь величественной базилики в Везелэ. Именно здесь в 1217 году св. Франциск Ассизский основал свое знаменитое братство францисканцев, впоследствии получивших название капуцинов. В 1147 году, также в Везелэ, цистерцианский аббат св. Бернард Клервоский призывал ко Второму крестовому походу, обращаясь к королю Людовику VII, королеве Элеоноре, их рыцарям и стотысячной толпе народа. И в самом деле, энтузиазм крестовых походов во многом был обязан благоговейному почитанию Марии Магдалины.

Цистерцианцы, францисканцы, доминиканцы и множество других монашеских братств той эпохи, таким образом, вели независимый от епископа римской церкви образ жизни. Но всех их объединяло общее преклонение перед образом Марии. При составлении в 1128 году устава рыцарского ордена тамплиеров св. Бернард особо упомянул о необходимости «почтительного отношения к Вифании, замку Марии и Марфы». Поэтому, совершенно очевидно, что величайший из европейских храмов — собор Парижской Богоматери, возведенный по замыслу тамплиеров и цистерцианцев, — посвящен не Марии, матери Иисуса, а «деве Марии» Магдалине.

«ЖЕНЩИНА В ПУРПУРЕ» — «ЧЕРНАЯ МАДОННА»

В раннехристианских текстах о Марии Магдалине пишется как женщине, которая «знала все»; она была одной из тех, кого «Христос любил больше остальных учеников». Она была апостолом, «значительно более Петра наделенным знаниями, даром предвидения и проницательностью»; и была она также возлюбленной невестой, помазавшей миром Иисуса в священный день их бракосочетания в Вифании.

Несмотря на все это, римская церковь в стремлении возвеличить свекровь Марии, мать Иисуса, решила в свое время дискредитировать ее саму. Для воплощения в жизнь этого замысла в ход было пущено двусмысленное толкование в Новом завете образа Марии Магдалины. В самом начале евангельского повествования незамужняя Мария представлена как «грешница»; в действительности это подразумевало, что она была целомудренной «алмой», подвергавшейся проверке после помолвки.

Лицемерные епископы, тем не менее, решили, что грешная женщина непременно должна быть блудницей, и поэтому на Марии было поставлено клеймо распутницы! Даже в нынешнее время одной из дефиниций слова «Магдалина» в Оксфордском словаре является «исправившаяся проститутка». Множество художников, однако, весьма скептически относились к этому поставленному церковью пятну на ее репутации, изображая Марию в белом платье, отделанном изнутри белым шелком плаще — символами ее чистоты.

Существует удивительное сходство между Марией и одной из ее знакомых, переселившихся в Галлию. Женщина, о которой идет речь, — Елена-Саломия.

Вследствие своего неприязненного отношения к женщинам, и особенно образованным, Петр всегда считал Елену-Саломию колдуньей. Ему не было дела до того факта, что она находилась в дружеских отношениях с матерью Иисуса и сопровождала ее на Голгофу. Елена как супруга Симона Зилота (Зеведея) являлась, по сути дела, монастырской «матерью» апостолов Иакова и Иоанна Воанергес. В отличие от Марии Магдалины, числившейся по внутриобщинному чину Дана, Елена принадлежала к чину Ашера, где женщинам разрешалось иметь личную собственность. В своем чине Елена занимала высшую иерархическую ступень, соответствовавшую сану первосвященника, и в силу этого обладала правом ношения красной одежды, — точно так же, как в наше время с головы до пят во все красное облачены католические кардиналы. Римская церковь унаследовала от Петра его неприязнь и тот же самый страх, ибо за пределами женских монастырей представительниц слабого пола среди католического духовенства не наблюдается. Таким образом, высоко почитаемый некогда образ «женщины в пурпуре» был трансформирован и перенесен на проституток. «Жрицы любви» до сих пор пользуются этим извращенным церковью образом для ношения красной одежды или вывешивания красных фонарей у мест своего обитания.

Женщины чина Дана происходили из мирян-назареев. Мария Магдалина в качестве «Мариам» именовалась «старшей сестрой» братства (что соответствовало сану архиепископа) и, подобно всем назареям и жрицам богини Исиды, имела право на ношение черной одежды. Установлено также, что наряду с древним почитанием Марии Магдалины существовал культ так называемой «Черной Мадонны», возникновение которого восходит к 44 году от Р.Х. Среди множества изображений «Черной Мадонны», дошедших до наших дней, одним из лучших является статуя, выставленная в музее Вервье вблизи Льежа. Совершенно черное изваяние женщины, держащей в руке золотой скипетр, увенчано окруженной звездным нимбом Софии короной. Золотая корона, как знак царственного достоинства, находится и на голове ее младенца.

В противоположность мрачности образа «Черной Мадонны», Мария Магдалина часто изображалась в красном платье с накинутым поверх него зеленым плащом — символом плодородия. Примером тому служит знаменитая фреска Пьеро делла Франческа «Святая Мария» (около 1461 года) в готическом храме в Ареццо вблизи Флоренции. Она одета в ту же одежду, что и на картине Боттичелли «Мария у подножия Креста». Красным цветом подчеркивается (по аналогии с сутанами кардиналов) принятие Марией высокого духовного сана.

Мысль о женщине духовного звания в кардинальской шапочке постоянно приводила в ярость ватиканских иерархов. Несмотря на исключительно благоговейное отношение церкви к матери Иисуса (в особенности после III Вселенского Собора в 431 году в Эфесе), католические епископы полагали, что художникам не следует удостаивать ее тех же самых привилегий, которые были жалованы Марии Магдалине. В 1659 году Рим посчитал своей обязанностью выпустить постановление, согласно которому мать Иисуса («Белая Мадонна») на всех картинах должна была изображаться исключительно в «голубом и белом одеянии». Это возымело желаемое действие, и матери Иисуса Марии, возвеличенной и даже боготворимой церковью, тем не менее было отказано в признании как духовного лица.

Католическая иерархия всячески препятствовала возведению женщины в духовный сан. Перевод женщин в категорию неполноценных и отказ в освященном веками статусе даже Богородице все дальше смещали Марию Магдалину на задний план. Посредством того же самого метода были полностью отодвинуты в тень и законные наследники Иисуса; и епископы получили возможность подкрепить свои претензии на священную власть с помощью придуманной ими самими «мужской преемственности». Наследование шло не по мессианской линии Иисуса, как это должно было быть на самом деле. Это даже не являлось продолжением родственной ветви «принца Аримафейского» Иакова Праведного, брата Иисуса. Надуманная «наследственная линия» велась от апостола Петра — упрямого сельского ессея, ни во что не ставившего женщин.

В это же самое время раннехристианская церковь упорно боролась с поклонением великой Вселенской Богине. Тогдашние народы Средиземноморья почитали ее особо, и вера в нее еще более укрепилась во время споров духовенства по вопросу религиозной дискриминации женщин. Еще с доисторических времен Вселенская Богиня принимала множество обликов и была известна под самыми различными именами, включая Кибелу, Диану, Диметру и Юнону. Но, в каком бы образе она ни воплощалась, она всегда отождествлялась с Исидой — «Вселенской Матерью, владычицей всех стихий, первенцем времени, повелительницей всего сущего и единственным проявлением всего».

Для древних египтян Исида была сестрой и супругой бога Осириса, основавшего цивилизацию и вершившего суд над душами умерших. Исида, как Вселенская Богиня, считалась покровительницей материнства, и культ ее распространен был повсеместно. Богиню часто изображали с ребенком на руках — богом Гором, чьим земным воплощением являлись сами фараоны. Точно установлено, что образ «Белой Мадонны» полностью соответствует изображению Исиды в ее ипостаси кормящей матери. Именно она вдохнула жизнь в загадочную «Белую Мадонну» и во многом подвигла художников на создание этого образа, воплощенного к XVI столетию во Франции почти в двухстах скульптурных и живописных изображениях. Во всем мире их к настоящему времени насчитывается около 450, и даже боготворимая французами святая заступница Светлая Богородица («Нотр-Дам де Люмьер») восходит к Вселенской Богине.

Изображения «Черной Мадонны» с младенцем были постоянной головной болью церкви, в особенности это касалось статуй, находившихся в знаменитых храмах и воздвигнутых в святых местах Европы. Некоторые изваяния были целиком черные, но у большинства в аспидный цвет были окрашены лишь лица, руки и ноги. И проблема заключалась не в изменении цвета, как полагала часть смущенных клириков. Некоторые статуи (для приведения в соответствие с представлением об образе Богоматери) были перекрашены в бледно-розовые тона; с другими поступили еще проще, убрав со всеобщего обозрения. Черты лица «Черной Мадонны», в расовом смысле, никоим образом не негритянские, просто само изваяние такого цвета. На одних статуях довольно скромное убранство, весьма напоминающее по фасону традиционную одежду «Белой Мадонны»; другие, выставляя напоказ роскошь и великолепие, облечены в изысканно украшенное одеяние.

Духовным прообразом «Черной Мадонны» является царица Исида, а идейные корни ее восходят к доисторической Лилит. По этой причине она символизирует силу и равноправие женского пола. Гордая, решительная и волевая личность, она резко контрастирует на фоне маловыразительного изображения «Белой Мадонны», — запечатленного в церковном сознании традиционного образа Матери Иисуса. Уже говорилось о том, что и Лилит, и Исиде было известно тайное имя Бога, — секрет, хранившийся также и Марией Магдалиной, «женщиной, которая знала все». Таким образом, «Черная Мадонна» является также и символическим изображением Марии Магдалины, которой, согласно учению гностиков, «Иисус открыл тайну истины». Действительно, традиционный культ Марии Магдалины связан с теми местами, где с давних времен находились изображения «Черной Мадонны». Она черная, поскольку это цвет мудрости, существует во мраке хаоса перед сотворением мира. Мудрость гностики отождествляли со Святым Духом, — великой и бессмертной Софией, произведшей на свет из глубин небытия Вселенского Праотца. Предполагалось, что София в виде Святого Духа воплотилась в царственной личности Марии Магдалины, и именно она следила за неукоснительным соблюдением веры.

МАРИЯ И ЦЕРКОВЬ

Несмотря на величие идеала богини, случалось так, что в период становления ортодоксального христианства всех сторонников женской первоосновы бытия считали еретиками. Условия для этого отцы раннехристианской церкви, подобные Тертуллиану, создали задолго до Константина Великого. Тертуллиан писал по этому поводу:

«Женщине не позволено ни говорить в храме, ни свершать обряд крещения, ни служить благодарственный молебен, ни притязать на выполнения каких-либо мужских обязанностей и паче всего — на пастырское служение».

Тертуллиан всего лишь выражал мнение живших до него предводителей церкви, в особенности Петра и Павла.

В апокрифическом Евангелии Марии говорится о том, что Петр ставит под сомнение взаимоотношения Иисуса с Марией: «Неужто и вправду стал бы Он тайно говорить с женщиной, не открывшись сперва нам? Почему мы должны изменить свои помыслы и довериться ей?» В написанном на коптском языке трактате под названием «Мудрость веры» Петр жалуется Иисусу на частые нравоучения, читаемые Марией, и просит его заставить ее замолчать, дабы не подрывать мужской авторитет. Иисус, однако, укоряет Петра, а позже Мария сообщает ему по секрету: «Петр заставляет меня усомниться в своей правоте. Я опасаюсь его, поскольку он ненавидит женщин». На это Иисус ответил: «Что бы Дух Святой ни внушил человеку, будь то мужчина или женщина, свыше предопределено говорить». У Марии имелись основательные причины опасаться Петра, так как его отношение к слабому полу проявлялось во множестве случаев. Пример тому можно найти в неканоническом благовествовании Фомы. Возражая против присутствия Марии в обществе апостолов, Симон Петр сказал им: «Пусть Мария покинет нас, ибо женщины не достойны жизни».

В Евангелии Филиппа о Марии Магдалине говорится как о «символе божественной мудрости». Все подобного рода тексты, однако, подвергались жестокой цензуре со стороны римских епископов и безжалостно изымались из обращения, как подрывающие устои сугубо мужского по составу клира. Вместо них в Новом завете изложено учение Павла:

«Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью.

А учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии».

(Первое послание к Тимофею 2:11—12)

Такие не допускающие возражений указания были особенно действенны, поскольку скрывали истинную цель. Суть замысла заключалась в том, чтобы любой ценой убрать женщин со своего пути. Если бы этого не произошло, затянувшееся присутствие Марии Магдалины было бы воспринято как ее полная победа. Как супруга Иисуса, она была не только царицей в мессианском роду, но и матерью законных наследников. На протяжении многих столетий после смерти Марии ее наследство представляло величайшую опасность для перепуганной церкви, которая обошла им мессианское потомство в угоду «апостольского рода».

Как правило, те верования и религии, которые оказывали сопротивление натиску Западного христианства и относились Римом к языческим и еретическим, в действительности не были ни богомерзкими, ни варварскими, ни сатанинскими. Но для латинской церкви все они, тем не менее, оставались таковыми, поскольку признавали равенство мужского и женского начала. Для приверженцев гностицизма женским элементом, по сути своей, являлся Святой Дух, объединявший Бога-Отца и Бога-Сына. Рим, однако, провозгласил Троицу «единосущным Богом». И хотя на этом основании Марии, матери Иисуса, была сделана уступка как Богородице, она не вошла в состав Святой Троицы, представители которой относились сугубо к мужскому полу.

Результатом миссии Иисуса явилось принятие христианством Бога народа Израиля. Так поступили гностики и назареи, чьи женщины совершенно свободно могли трудиться в качестве учителей, врачей, проповедников и даже священнослужителей. В среде латинизированных христиан, однако, все реликты женского равноправия быстро исчезли. Одно из наиболее знаменитых матриархальных религиозных течений II столетия проповедовало вероучение, унаследованное непосредственно от Марии Магдалины, Марфы и Елены-Саломии. Тертуллиан гневно порицал это духовное объединение:

«Еретички! Как они только посмели! Мало того, что у них хватило бесстыдства учить и вступать в дискуссии, они еще изгоняют бесов, лечат болезни и, возможно, даже совершают крещение!»

В религиозных общинах иудеев женщины в течение длительного времени практически отстранялись от повседневной жизни коммуны. Они не принимали участия в образовательном процессе, религиозных церемониях и, уж действительно, не проявляли себя в общественной и политической деятельности за пределами семейного круга. Совершенно иначе дело обстояло в эллинистических коммунах. Здесь идеалы были навеяны культурной жизнью Эллады и Малой Азии, где женщины наравне с мужчинами почитали Исиду. Во времена Иисуса особенно высокого уровня эмансипации достигли женщины Египта. Таким же образом и женщины из состоятельных слоев римского общества могли подобно мужчинам заниматься трудовой деятельностью, политикой, литературой, математикой и философией. Единственным исключением являлась римская церковь. И отличалась она от всех по архиважной причине: ей было необходимо лишить потомков Исиды династического наследия, символом которого была Мария Магдалина.

Множество образованных женщин, официально именовавшиеся еретичками, возглавляли духовные объединения и распространяли учение, зиждившееся на принципах подвижнического братства целителей. В отличие от весьма прагматичной формы христианства, культивировавшегося в Риме, учение это тяготело к духовности и, соответственно, воспринималось как смертельная угроза. Тактика Рима в отношении ученых женщин была прямолинейной: все они объявлялись грешницами, обязанными подчиняться авторитету апостола Павла.

«Ибо прежде создан Адам, а потом Ева;

И не Адам прельщен, но жена, прельстившись, впала в преступление».

(Первое послание к Тимофею 2:13—14)

Как раз в это время, придав дополнительный оттенок значения выражению «женщина в красном», этих женщин-учителей и стали впервые именовать блудницами. Церковь провозгласила их всех распутными девками, и это злонамеренно искаженное представление бытует до наших дней.

К началу II столетия от Р.Х. процесс сегрегации в рамках христианской церкви был завершен: мужчины отправляли торжественные богослужения, женщины поклонялись Богу в полной тишине. Но к концу века даже такая степень участия в отправлении культовых обрядов стала невозможна, — женщинам вообще запретили свершать какие-либо религиозные ритуалы. На любую женщину, причастную к такого рода религиозной деятельности, ставили клеймо «распутницы и колдуньи».

Как уже говорилось, Левий (Матфей Анна), в соответствии с благовествованием Марии, возражал Петру по поводу прав Марии Магдалины: «Уж коли сам Спаситель нашел ее достойной, то кто ты такой, в самом деле, чтобы отказывать ей в вере? Спаситель уж конечно знает ее изрядно, поэтому и любил больше нас всех». В противоположность Петру и его брату Андрею, остальные ученики, как следует из повествования, согласились с Левием, ибо воодушевленные словами Марии с готовностью восприняли ее учение. Евангелия, которые рисовали образ Марии в таком свете, попросту объявили апокрифами и не включили в каноническое издание Нового завета. Но люди в большинстве своем, даже несмотря ни на какие официально одобренные Библии, ясно осознавали значение Марии. Сказания о ней, передаваемые из поколения в поколение в Англии и Франции, бережно хранились со времен мрачного средневековья до эпохи Проторенессанса. В этот период Мария Магдалина, олицетворявшая собой образ Богоматери, являлась вдохновляющим фактором первых крестовых походов и строительства величественных готических храмов.

Но если все это имело место, то каким образом церкви удалось убрать ее с передовых позиций своей апостольской структуры?

Началось все с того, что особое внимание римской церкви привлекли два отрывка из библейских стихов в Книге Бытия (3:16) и в Первом послании Коринфянам (11:3). Оба они приведены в «Апостольском уложении» IV столетия. В первом отрывке говорится о том, что Господь Бог сказал Еве про Адама: «И он будет господствовать над тобой». Во втором отрывке, где цитируются слова св. Петра, сказано: «Жене глава — муж».

Был выпущен специальный документ, в котором излагалась позиция церкви в отношении Марии Магдалины. Назывался он «Апостольским уставом» и представлял собой, по сути дела, стенограмму воображаемой беседы апостолов по завершении Тайной вечери. Частично опровергая свои же собственные заявления в отношении женщин, в нем утверждался не приведенный ни в одном из канонических благовествований факт присутствия при сем Марии и Марфы. Ниже приводится выдержка из этого якобы имевшего места разговора.

«Иоанн сказал: Когда Учитель благословил хлеб и вино, знаменовал свое действо словами „Сие есть Тело Мое и Кровь Моя“, он не предложил находившимся с нами женщинам подойти к причастию.

Марфа сказала: Он не предложил причаститься Марии, так как видел, что она смеялась над этим».

На основании этой чистейшей воды выдумки церковь утверждала, будто первые апостолы недвусмысленно заявили о том, что женщинам из-за их легкомысленного склада характера непозволительно быть священнослужителями! Суть этого выдуманного от начала до конца разговора легла в основу официального догмата церкви, и, как следствие, Мария Магдалина была объявлена не вызывающей доверия диссиденткой.

Значительно раньше, примерно в 180 году от Р.Х., епископ Климент Александрийский написал нечто совершенно противоположное. Выдающийся отец церкви заявил:

«Мужчина и женщина равны в своем совершенстве и поэтому достойны одного и того же образования и благополучия. Ибо понятие „род людской“ в одинаковой степени применимо как к мужчинам, так и женщинам. А для нас Христос не принадлежит ни к женскому, ни к мужскому полу».

В подтверждение своих слов Климент приводит в качестве примера множество женщин, занявших видное место в истории, в особенности в отношении академической образованности. Его точка зрения нашла широкую поддержку у образованных людей того времени. Не зря же восседавшие позже на престоле св. Петра римские понтифики указывали на заблуждения Климента. Ими громогласно с непререкаемым авторитетом было заявлено, что «женщина не может быть священнослужителем, поскольку Господь наш является мужчиной»!

«ДАМА У ОЗЕРА»

В 633 году в гавань города Булонь-сюр-Мер на северо-западе Франции зашла загадочная лодка. На ее борту не было никого за исключением трехфутовой статуэтки «Черной Мадонны» с младенцем и рукописной копией Евангелия на арамейском языке. Откуда бы ни была лодка, но ее появление основательно взбудоражило город. Таинственная статуя, получившая название «Богоматери Святого Семейства», стала символом кафедрального собора в Булони. Более тысячелетия она являлась объектом массового преклонения, пока не была разрушена во время Великой французской революции.

Булонская «Черная Мадонна» еще более укрепила в общественном сознании связь Марии с морем. Изображение «Марии на море» (заимствованное из эмблемы Булони) использовалось паломниками в качестве отличительного знака еще до времен Карла Великого. Разновидность данной эмблемы попала в Шотландию еще до того, как на Британских островах получили широкое распространение гербовые печати. В IX веке эдинбургский портовый поселок Лейт утвердил в качестве своего официального герба изображение «Марии на море» с ее «дитем Грааля», плывущих на корабле под сенью облака (последнее представляется косвенным намеком на Иакова [«Иосифа Аримафейского»], кто некогда именовался «облаком» — «поводырем странников»).

По определенным соображениям специалисты по геральдике считали целесообразным игнорировать важность такого рода женских гербов. Вина за пренебрежение к генеалогии по женской линии лежит также на составителях фамильных родословных и «Книги пэров». В особенности это характерно для времен правления королей Георгов и викторианской эпохи, породивших массу томов недоброкачественной информации. Возможно, грядущая эра Водолея и положит конец доминированию в истории представителей сильного пола, но во времена, о которых идет речь, такие труды непременно выдерживались в «добром старом духе». Тем не менее, почти не требуется времени для того, чтобы убедиться в том, что концепция определяемого по женской линии порядка наследования полностью признавалась на протяжении всего средневековья.

Принято считать, что геральдика (составление и истолкование фамильных гербов) возникла в XII веке. На Британских островах, возможно, так оно и было, но не британцам, как пытаются нас в этом убедить герольдмейстеры, пришла в голову мысль о гербоведении. Известные в данном вопросе авторитеты — Геральдическая и Гербовая палаты — были учреждены для составления реестра обладателей гербов только в конце XIV столетия. В те времена рыцарь обязан был носить разукрашенный гербовый щит, чтобы его, закованного с головы до ног в латы, можно было узнать при встрече. Флаги и иные эмблемы, указывающие на фамильную принадлежность или место обитания их владельца, появились еще раньше во Фландрии и на севере Франции.

Но, несмотря на это, немногие на Британских островах видели эмблемы, относящиеся ко времени, предшествовавшему XII веку. И в особенности те символы, происхождение которых не было связано с рыцарством. Таким образом, герб портового города Лейта уникален как в отношении эпохи, так и по своему не феодально-родовому, связанному с женщиной, происхождению.

Роскошно оформленный манускрипт архиепископа Рабана Маара «Жизнь Марии Магдалины» состоит из пятидесяти глав, переплетенных в шесть томов. Кроме всего прочего, в нем рассказывается о том, как Мария, Марфа и их спутники покинули

«берега Азии и, подгоняемые восточным ветром, поплыли по Средиземному морю между Африкой и Европой, обогнув с запада Сицилию, двинулись вдоль побережья Италии к Риму. Затем они успешно изменили курс, направив корабль на северо-запад, и высадились на берегу галльского города Массилия (Марсель) у места впадения реки Роны в море. После этого, возблагодарив Господа Вседержителя, они расстались».

В библиотеках Парижа хранится множество древних рукописей, написанных даже раньше книги Маара, в которых содержатся факты из рассматриваемого периода жизни Марии. Ее поездка в Прованс конкретно упомянута в хвалебной песне за номером 600, помещенной в сборнике под названием «Святые деяния», — популярном издании, выпускавшемся в XVII веке иезуитом Жаном Болланом. Говорят, что подруги Марии, Елена-Саломия и Елена Иаковлева, погребены в подземной часовне под церковью св. Марии в Камарге. Задолго до того, как в IX веке был воздвигнут данный храм, на этом месте стояла церковь св. Марии Ратисской. Здесь у главного нефа сохранились остатки скульптурного изображения «Марии на море».

Связь Марии Магдалины с Галлией с художественной точки зрения была отображена двумя различными способами: наглядным и аллегорическим. В отдельных случаях она изображается на пути к Марселю, как о том свидетельствуют документы. Наиболее характерным примером данного изобразительного стиля, по всей видимости, является выставленная в храме св. Марии картина художника IX века Анри де Гадермари. На ней изображено прибытие Марии на корабле к берегам Прованса; картина демонстрировалась на Всемирной выставке в Париже в 1886 году. Другой знаменитой картиной с аналогичным сюжетом является «Морское путешествие» немецкого живописца Лукаса Мозера. Она представляет собой часть отделанного золотой и серебряной фольгой запрестольного образа алтаря св. Магдалины церкви в Тифенбронне на юге Германии.

На полотнах с аллегорическим сюжетом Мария изображалась движущейся над землей к высотам божественных знаний (в апокрифической литературе это являлось ее каждодневным занятием); иногда на картинах она неслась по небу в западном направлении, как это описывалось в Откровениях св. Иоанна Богослова. Великолепным примером такого изобразительного стиля является полотно «Мария Магдалина, возносящаяся ангелами» кисти итальянского художника начала XVII века Джованни Ланфранко. На картине, выставленной в Национальной галерее Каподимонте в Неаполе, изображена обнаженная Магдалина, парящая вместе с тремя путти над пустынным европейским ландшафтом.

Останки Марфы покоятся в Тарасконе, департамент Вьенна. В жалованной грамоте Людовика XI, датируемой 1482 годом, упоминается о посещении в V веке места захоронения святой королем Франком Хлодвигом из династии Меровингов. Останки самой Марии Магдалины долгое время хранились в аббатстве Сент-Максим, расположенном примерно в тридцати милях от Марселя. В 1279 году по повелению короля Сицилийского и графа Прованского Карла II были отчленены череп и плечевая кость Марии. Вставленные для всеобщего обозрения в оправы из золота и серебра, они сохранились в таком виде до нынешних дней. Оставшийся прах Марии был собран в урну и так хранился до тех пор, пока не был варварски уничтожен во времена Великой французской революции.

«Грот уединения» Марии расположен неподалеку от города Сент-Бом. Именно эту пустынь в 1254 году по возвращении из Седьмого крестового похода и посетил знаменитый хронист Жуанвиль вместе с королем Людовиком IX Святым. Впоследствии он писал, что они

«добрались до городка Экс в Провансе, дабы преклонить колени перед могилой Пресвятой Магдалины, чей прах покоится в одном дне езды отсюда. Мы приехали в селение под названием Бом, расположенное на скалистых обрывистых утесах, где, как рассказывают, Благословенная Мария долгое время вела отшельническую жизнь».

Тремя веками ранее Вилерм Жерардю, маркиз Прованский, совершил паломничество в эти края. Находящаяся в высоком гроте церковь вблизи Сент-Бом, с ее многочисленными алтарями и скульптурой Марии Магдалины, на протяжении веков притягивала к себе толпы пилигримов.

Город Экс-ан-Прованс, где с 63 года от Р.Х. покоился прах Марии Магдалины, во времена Римской империи носил название Аква-Секстиа. Название городу дали источники горячей воды, которыми изобилует этот край. Латинское слово «аква» (вода) в результате последовательного искажения во времена средневековья стало произноситься как «акса» («экса»). В преданиях Лангедока Мария упоминается как «Владычица вод». Как мы уже знаем, она называлась также и «Марией на море». Очевидно, что в обоих случаях налицо ассоциация Марии Магдалины с водой. Женщины, вызывающие чувство религиозного благоговения, у гностиков (так же, как и у кельтов) зачастую ассоциировались с реками, ручьями, источниками и озерами. Знание («гносис») и Мудрость связывались с женского рода Святым Духом, который «носился над водою» (Бытие 1:2). Это был Святой Дух Софии (Мудрости), воплотившийся впоследствии в образе Марии Магдалины.

В предыдущих главах о священнослужителях, совершавших обряд крещения, говорилось, как о «ловцах человеков». С того момента, как Иисус был возведен в священнический чин Мелхиседека (Послание к Евреям 5), он также стал именоваться «ловцом». Наследственная линия колена Иудина, таким образом, превратилась в своеобразную династию царей-первосвященников. Их потомков, в соответствии с учением Грааля, в более поздние времена величали «царями ловцов».

Чреда потомков Иисуса и Марии, продолживших династические традиции в виде «царей ловцов», сохранила дух материнской линии Экса, превратившись в «семейство на водах» — династию Аксов.

Семейство это занимало видное положение в Аквитании — исторической области Франции, название которой также связано с водной стихией. В этих краях из рода Меровингов , восходящего по линии родства через «царей ловцов» к Иисусу, вышли графы Тулузские, Нарбонские и принцы Септиманские (Септимания — область на юге Франции, граничащая с Испанией). Другой фамильной ветви, состоявшей в родстве с мессианским родом по женской линии, были пожалованы в наследство владения кельтской церкви в Аваллоне. Их признанной наследственной владелицей, носившей королевский титул, стала в начале VI столетия Вивиана д'Акс. В Бретани, соответственно, мужская линия Прованского рода д'Акс получила по наследству от правнучки Вивианы I, Морганы, титулы графов Леонских.

Со времени написания Кретьеном де Труа в XII столетии своей повести «Ивен и дама у источника», — в которой «дама» соответствует «Владычице вод», — наследие Аксов стало одной из постоянных тем цикла романов о короле Артуре.

Порядок наследования, остававшийся главным предметом разговора, был также непосредственно связан со «священными водами», ассоциировавшимися с Книгой Бытия, Софией и Магдалиной. В 1484 году Томас Мэлори в романе «Смерть короля Артура» маргинально сблизил различия путем фонетического уподобления слова «д'Акс» слову «д'Ларк». В результате такой замены «Дама у источника» (Вивиана II, мать рыцаря Ланселота) при переводе на английский язык превратилась в «Даму у озера».

По мере нашего повествования будут постепенно обнаруживаться все новые и новые ветви потомков Иисуса и его брата Иакова. Мы также узнаем, по какой причине романы Артурова цикла и учение Грааля продолжают жить полнокровной жизнью, несмотря на непрекращающиеся обвинения в ереси, выдвигавшиеся церковью в их адрес.

Теперь же, однако, следует перейти к брату Иисуса, Иакову праведному, хотя в этом смысле он более известен как Иосиф Аримафейский.

 

Глава десятая

Иосиф Аримафейский

ИОСИФ В ГЛАСТОНБЕРИ

В 1601 году хранитель ватиканских архивов кардинал Бароний написал в «Церковных анналах» о том, что Иосиф Аримафейский впервые прибыл в Марсель в 35 году от Р.Х. Отсюда он и его спутники, двинувшись на север, пересекли Галлию и, высадившись на Британские острова, начали выступать с евангельскими проповедями. О данном факте сообщалось и значительно ранее хронистом Гилдасом-третьим (516—570), который в своем труде «Возвышение Британии» утверждал, что христианские заповеди были привнесены на остров в последние дни правления императора Тиберия Цезаря, скончавшегося в 37 году от Р.Х. Но даже еще до Гилдаса такие выдающиеся деятели церкви, как архиепископ Евсевий Кесарийский (260—340) и св. Илларион из Пуатье (300—367), писали о посещениях апостолами Альбиона. Таким образом, временной отрезок с 35 по 37 год от Р.Х. является одним из древнейших периодов евангельской миссии, нашедших отражение в летописной истории. Он соответствует по времени событиям, последовавшим непосредственно за распятием на Голгофе, — до того, как Петр с Павлом обосновались в Риме и были написаны первые Евангелия.

Знаменитой фигурой в Галлии I столетия был св. Филипп.  По словам Гилдаса и Вильямса из Малмсбери, именно он был главным вдохновителем поездки Иосифа в Англию. В манускрипте Вильяма «Святой Иосиф Аримафейский» говорится о том, что «через пятнадцать лет после Успения Богородицы [иными словами, в 63 году от Р.Х.] он [Иосиф] пришел к Филиппу, апостолу среди галлов». Фрекульф, занимавший в X веке епископскую кафедру в Лисье, писал, что св. Филипп был послан в Англию с поручением «принести туда благую весть о слове жизни и проповедовать воплощение Господа во Христе».

Высадившиеся в Уэльсе Иосиф и его двенадцать помощников миссионеров были приняты довольно-таки прохладно обитавшими там бриттами. Однако король силуров Арвираг — брат пендрагона Карактака — принял их относительно сердечно и, посовещавшись с другими вождями, пожаловал двенадцать гайд земли около селения Гластонбери. Гайдой в те времена называли обычно участок земли, который можно было возделывать в течение года одним плугом с упряжкой в 4 пары волов. В зависимости от места, эта мера земельной площади изменялась от 80 до 120 акров. Здесь проповедники построили своеобразную маленькую церковь, напоминавшую скинию  древних евреев. На протяжении многих столетий эта земельная собственность не облагалась никакими налогами. Как записано в книге земельной описи Англии, проведенной Вильгельмом Завоевателем в 1086 году: «Церковь в Гластонбери владеет собственным поместьем в двенадцать гайд земли, за которую никогда не вносились подати в государственную казну». Во времена Иосифа христиане из-за непрекращающихся гонений строили свои церкви глубоко под землей, в катакомбах. Но с тех пор, как на земле Гластонбери из переплетенных прутьев и глины была сооружена церковь св. Марии, британцы могли гордиться первым в мире наземным христианским храмом.

К церкви позднее была построена монастырская обитель, а в VIII веке саксы перестроили заново весь комплекс. После катастрофического пожара 1184 года английский король Генрих II даровал общине привилегию, согласно которой храм в Гластонбери объявлялся «матерью и местом упокоения святых, заложенным самими учениками Господа нашего» . В то же время была построена и каменная часовня Богоматери, а позднее все, расширившись и разросшись, превратилось в огромное аббатство бенедиктинцев, уступающее по размерам и значению лишь Вестминстерскому. Среди авторитетных фигур, имевших отношение к Гластонбери, — св. Патрик, бывший настоятелем монастыря в V веке, и св. Дунстан, исполнявший аналогичные обязанности с 940 по 946 год.

Кроме рассказов о жизни Иосифа Аримафейского в Гластонбери, существуют письменные источники, в которых говорится о его связях с Галлией и торговле оловом в Средиземноморье. Джон из Гластонбери (составитель «Гластонберийских хроник», живший в XIV столетии) и Джон Кэпгрейв (патрон монашеского братства доминиканцев в Англии середины XV века), каждый в отдельности, ссылаются на книгу, найденную императором Феодосием (правившим с 375 по 395 год) в преториуме Иерусалима. Кэпгрейв в своем «Святом Иосифе из Аримафеи» повествует о том, как старейшины иудеев после распятия Христа заключили Иосифа в темницу. Данный факт описывается также и в апокрифическом сочинении «Деяния Пилата». Епископ и историк Григорий Турский (544—595) в своей «Истории франков» упоминает об аналогичном случае с Иосифом, имевшим место после событий на Голгофе. И, наконец, в XII столетии эта история была еще раз подробно пересказана бургундским хронистом Грааля Робером де Бороном.

«Великая история Гластонбери» и другие манускрипты повествуют о том, как Иосиф впоследствии был помилован и выпущен на свободу. Несколько лет спустя он прибыл в Галлию вместе со своим племянником, Иосифом, которого там крестил апостол Филипп. Молодой Иосиф (второй сын Иисуса и Марии) традиционно именовался Иосифом младшим, — так мы впредь будем его называть в нашей книге, дабы не путать с его дядей, Иосифом Аримафейским.

Пожар 1184 года в Гластонбери уничтожил огромное количество рукописных документов и ценных реликвий. Еще больше их было разграблено после закрытия монастырей в эпоху правления Тюдоров. В ходе этих последних разрушительных действий одним из приспешников Генриха VIII был зверски умерщвлен гластонберийский аббат Ричард Уайтинг. К счастью, копии некоторых важных манускриптов удалось спасти. В одном из них, приписываемом Гилдасу-третьему, Иосиф Аримафейский упоминается как «прославленный декурион». В IX столетии архиепископ Рабан Маар таким же образом описывал его как «знатного декуриона». Декурионами в ту эпоху называли надзирателей, контролировавших горнорудные разработки в частных владениях. Название это возникло в Испании, где, начиная с VI века до Р.Х., в знаменитых литейных мастерских Толедо трудились специалисты по художественной обработке металла из Иудеи . Вовсе не исключается, что интерес Иосифа к горному делу был одной из причин, по которой король Арвираг  даровал пришельцам изрядный земельный надел. В конце концов, Иосиф был известным торговцем металлом и специалистом по его обработке, так же как и ветхозаветные персонажи Тувал-Каин и Хирам Авий, образы которых фигурируют в современном масонстве.

В «Святом Иосифе из Аримафеи» говорится о том, что построенная Иосифом глинобитная церковь св. Марии была освящена «В 31-й год от страстей Господних», то есть в 64 году от Р.Х. Это вполне сообразуется со временем начала строительства, которое Вильям из Малмсбери датирует 63 годом. Что касалось факта посвящения храма св. Марии, то он стал предметом разногласий. Некоторые полагали, что церковь была названа в честь матери Иисуса, усопшей примерно за пятнадцать лет до ее возведения, поскольку в этих краях уже несколько столетий существовало нечто, напоминающее культ Пресвятой Богородицы. Большинство предполагало, что столь древняя церковь вероятнее всего была посвящена какому-либо архангелу или даже самому Иисусу. Однако, как подтверждают «Хроники» XII—XIII веков Матфея Парижского, год 63-й был тем самым годом, в котором умерла в Сент-Боне другая Мария — Мария Магдалина.

Из всех посещений Иосифом Британских островов два визита на Альбион имели особое значение и впоследствии не раз упоминались множеством клириков и религиозных корреспондентов. Первое из них, по словам кардинала Барония, состоялось сразу же после освобождения Иосифа из-под первого ареста, произведенного по указанию синедриона. Этот визит 35 года от Р.Х. точно согласуется по времени с сообщением о пребывании св. Иакова Праведного в Европе. Едва ли это может вызвать удивление, поскольку Иосиф Аримафейский и св. Иаков являлись одним и тем же лицом. Преподобный отец Льюис (гластонберийский викарий 1920-х годов нашего столетия) также подтверждал документами своего архива, что св. Иосиф в 35 году от Р.Х. находился в Гластонбери. Второй визит Иосифа в Англию состоялся в 62 году от Р.Х. после побития камнями и отлучения (духовной смерти) Иакова Праведного по приговору синедриона в Иерусалиме .

Кресси, монах-бенедиктинец, живший в период Контрреформации, писал, что

«в сорок первую годовщину рождения Христа [то есть в 35 году от Р.Х] св. Иаков, возвратившись из Испании, посетил Галлию, Бретань и города венецианские, где проповедовал Евангелие; а затем он вернулся в Иерусалим, чтобы посоветоваться с Пресвятой Богородицей и св. Петром по делам большой важности и значения».

Упомянутые Кресси «дела большой важности» были связаны с необходимостью принять решения о допущении в назарейскую церковь инородцев, не подвергшихся обряду обрезания. Как первый епископ Иерусалима, Иаков председательствовал на совете, обсуждавшем спорный вопрос.

Во множестве древних преданий св. Иаков упоминался в связи с Сардинией и Испанией, но очень часто это относилось к другим святым Иаковам. Главным образом именно по этой причине апостол Иаков Воанергес (иногда именовавшийся Иаковом Большим в отличие от тезки Алфеева — Иакова Малого) какое-то время отсутствует в новозаветных повествованиях.

Недоразумения, вызванные очевидными неувязками и дублирующими друг друга записями об Иосифе Аримафейском и Иакове Праведном, стали в 1434 году причиной определенной полемики между епископами на церковном соборе в Базеле. В результате каждая страна стала следовать своим собственным традициям. Тот самый «св. Иосиф», который часто упоминается в связи с историей христианства в Британии, в Испании почитается как «св. Иаков». Именно так, пойдя на компромисс, поступили правители Англии, соединив его имя с монархией, когда резиденцией королевского двора в Лондоне стал дворец св. Иакова.

Спор епископов явился продолжением полемики, начатой еще в 1409 году на церковном соборе в Пизе, где обсуждался вопрос о возрастном старшинстве национальных церквей Европы. Главными соискателями звания «дуайена» стали Англия, Франция и Испания. Дело разрешилось в пользу Англии по причине того, что храм в Гластонбери был основан «вскоре после страстей Господних». С этого времени и впредь французский монарх титуловался «его христианнейшим величеством», а испанского короля именовали «его католическим величеством». Титул «его священного величества», за который велась ожесточенная борьба, был сохранен за королем Англии. В протоколах заседаний говорится о том, что Англия выиграла дело, поскольку святому не только была дарована королем Арвирагом земля в Уэльсе, но и сам он в действительности был погребен в Гластонбери. Возможность того, что другой святой Иаков (Воанергес) мог в это же самое время посетить Испанию, к рассматриваемому делу не относится.

Удостоверившись в том, что Иосиф-Иаков был похоронен в Гластонбери, следует разобраться, на каком основании в цистерцианском трактате «Истоки Святого Грааля» утверждается, будто он был погребен в аббатстве Глас, в Шотландии. Здесь нет никакого противоречия, как это может показаться на первый взгляд, так как ко времени кончины Иосифа шотландские кельты еще не успели заселить Далриаду (северо-запад Шотландии). В ту эпоху племена скоттов, составлявшие коренное население Ольстера (Северной Ирландии), начали постепенно проникать в юго-западную часть Британии. Западная часть острова, заселенная скоттами, в те времена часто именовалась «Шотландией»; в то время как крайняя северная часть Великобритании (территория современной Шотландии) называлась Каледонией. Более того, слово «глас», столь часто встречавшееся в именах древних скоттов, переводится с гаэльского языка как «ручей» или «речушка». Например, фамилия Дуглас, образованная сочетанием слов «дух» и «глас», переводится на русский язык как «мутный ручей». Древнее поселение в Гластонбери располагалось в болотистой, изобилующей водотоками местности и по этой причине часто называлось «Островом Глас» (то есть речным островом). Таким образом, когда говорилось о захоронении Иосифа в «аббатстве Глас», на самом деле имелось в виду аббатство в Гластонбери.

В первом столетии христианской эры остров Великобритания (Англия, Уэльс и Шотландия) обычно называли Альбионом. Древние жители Ирландии именовали его Альбой — названием, которое впоследствии сохранилось лишь за северной частью Шотландии после того, как ирландские кельты заселили Далриаду. В начале X века Альба была переименована в Олбани, а альтернативное название страны Шотландия (или Скотия)  появилось лишь столетия спустя.

«ВЛАДЕНИЕ ГРААЛЕМ»

Отличительное имя «Иосиф» (означавшее в переводе с иврита «он присовокупит») жаловалось старшему сыну каждого поколения Давидовой династии. Когда первородный сын колена Иудина (какое бы имя он ни носил) вступал в наследственные права, становясь «Давидом», его старший сын начинал именоваться «Иосифом» (с тем же самым значением «он присовокупит», подчеркивая свое положение наследника)! Если в момент вступления «в должность Давида» у преемника не было сыновей или сыну не исполнилось еще шестнадцати лет, то отличительное имя «Иосиф» временно носил младший брат новоиспеченного главы рода. По достижении племянником правонаследного возраста этот титул от дяди переходил к нему.

В Иудее потомки царских священников, ангельских и патриархальных родов носили множество династических и правонаследственных титулов, являвшимися отличительными признаками их положения и полномочий. Таким образом, могло случаться так, что старший представитель династии был известен, в зависимости от момента, одновременно под несколькими именами. Как уже можно было убедиться, Матфей в своей официальной должности величался Левием. Захария звался Садоком, а в ангельском чине к тому же — и Михаилом. Ионафан Анна (иногда называвшийся Нафанаилом) был также Иаковом Алфеевым и, в дополнение ко всему, Елиазаром. Поэтому несложно понять, что, благодаря этим иерархическим и патриархальным величаниям, Иаков Праведный (брат Иисуса) был известен под именем Иосифа Аримафейского — «Он присовокупит божественное высочество». В разные времена, разумеется, существовали и другие «Иосифы Аримафейские». Теперь имея в своем распоряжении вышеуказанные факты, следует рассмотреть ситуацию с чисто хронологической точки зрения.

Не считая нескольких довольно-таки туманных описаний, в Новом завете нет никаких намеков на то, какое отношение прозвание «Аримафейский» имеет к семейству Иисуса. Не упоминается ничего в Евангелии и о возрасте Иосифа. Тем не менее, за пределами Священного писания Иосиф получил широкую известность как дядя Богородицы, то есть двоюродный дед самого Иисуса. На живописных полотнах и в книжках с картинками, отражающих события 30-х годов от Р.Х., он постоянно изображается уже довольно пожилым человеком. Огромное количество документальной информации из различных источников свидетельствует о том, что тридцать лет спустя, в 63 году от Р.Х., он прибыл в Гластонбери. «Церковная история» Кресси, включающая в себя летописи Гластонберийского монастыря, утверждает, что Иосиф Аримафейский скончался 27 июля 82 года от Р.Х.

Если Мария, мать Иисуса, как принято считать, родилась около 26 года до Р.Х., то ей должно было быть 19 лет (или около того), когда она родила Христа. Ко времени событий на Голгофе ей должно было быть пятьдесят с небольшим лет. Если Иосиф являлся бы ей дядей, то он, скажем, был лет на двадцать старше Марии, и в тот момент ему должно было перевалить за семьдесят. Но, несмотря на все это, тридцать лет спустя (несомненно, в возрасте ста с лишним лет), как предполагается, он начал на Западе совершенно новую жизнь в качестве евангелиста и декуриона! Но этого мало, в летописях указывается, что он умер только по прошествии двадцати лет!

Совершенно ясно, что ничего из сказанного выше не имеет под собой никакого смысла. По этой причине следует рассматривать личность «Иосифа Аримафейского» с позиции традиционных отличительных признаков. Таким образом, выяснилось, что Иосиф во времена распятия Христа именовался Иаковом Праведным, родившимся в 1 году от Р.Х. Умер он в 82 году от Р.Х., будучи за двадцать лет до этого в Иерусалиме официально изгнанным из общества.

Также очевидно, что в Библии отсутствует какая-либо информация о прошлом Девы Марии (матери Иисуса) и ее семье. И это неудивительно, поскольку церковь считает, что ее беременность — результат непорочного зачатия. Основные сведения о Марии можно почерпнуть не из канонических благовествований, а из таких апокрифических сочинений, как Евангелие от Марии и «Протоевангелие». Из этих письменных источников черпали свое вдохновение художники, создавая полотна, на которых изображались эпизоды из жизни Марии и ее семьи. Идеальным примером на эту тему является знаменитая картина Альбрехта Дюрера «Встреча Анны и Иоакима», изображающая родителей Марии. Наиболее исчерпывающей, по общему признанию, на данную тему работой является «Рассказ о святой Анне, матери Пресвятой Девы Марии, и о Иоакиме». В этом всеобъемлющем труде прослеживается связь родителей Богоматери с царским родом Израиля, но в нем не упоминается ее «дядя» — Иосиф Аримафейский.

Выдвинутая церковью мысль о том, что Иосиф был дядей Марии, возникла на пороге X столетия в Византии. До того времени ни разу он не упоминался в таком качестве. Мысль эта со временем укрепилась в сознании церкви, когда ее предусмотрительные боязливые соборы вели дело к тому, чтобы утвердить все написанное в Новом завете. До тех пор, пока Иосиф Аримафейский считался второстепенной фигурой в роду Давида и не связывался с основной мессианской ветвью, наследники его царского титула не могли причинить никаких неудобств самозванной «передаче апостольской благодати» римских епископов.

Посредством данной стратегии на Западе также удалось без лишних хлопот скрыть существование Иосифа-младшего, сына Иисуса и Марии. Как правило, его выдавали за сына Иосифа Аримафейского, а иногда — за его племянника, коим он, действительно, являлся. Ни в одной из этих ролей он не представлял угрозы для тайных замыслов высших иерархов церкви. И, действительно, оба определения его родственных отношений (сын и племянник) имели реальное обоснование, так как он являлся наследником Иосифа Аримафейского по отличительному титулу «рама — фео» (Аримафейский). Когда Иисус стал «Давидом», его брат Иаков начал именоваться «Иосифом». (Отсюда и титул — «Иосиф Аримафейский»). Положение изменилось лишь после того, как подошло время Иисусу младшему наследовать титул. После смерти Иисуса Христа его старший сын, Иисус Справедливый, взял роль «Давида» на себя. Второй сын Иисуса, Иосиф-младший, став «Иосифом» (по положению) и наследным принцем, начал величаться «Аримафейским». А пока его старший брат, Иисус II Справедливый, находился за границей, посещая Рим и Иерусалим, приемным отцом и официальным опекуном Иосифа младшего являлся его дядя Иаков («Иосиф Аримафейский»).

Позднее у Иисуса Справедливого родился первый сын, названный Галеном. В соответствии с традициями династического брака (см. главу третью) Иисус Справедливый должен был заключить «первый брак» в сентябре 73 года от Р.Х.; женой его была внучка ранее уже упоминавшегося Никодима. Право наследования Давидова царского титула (которое впоследствии символически изображалось вступлением во «владение Граалем») было завещано Галену и со временем официально перешло к нему от его дяди и опекуна Иосифа младшего. Но Гален оказался убежденным холостяком и умер, не оставив после себя потомства. Поэтому право наследования «владений Грааля» перешло к линии Иосифа младшего, восприемником которого стал его сын Иосия — родоначальник «царей ловцов» (царей — священников).

Как мы могли убедиться, в 49 году от Р.Х. Иосиф Аримафейский находился на острове Великобритания со старшим сыном Марии, двенадцатилетним Иисусом Справедливым. Это событие увековечено в преданиях западной части острова, о чем свидетельствует знаменитая баллада Вильяма Блейка «Иерусалим». В ней говорится о том, как юный Иисус шагает по болотистому побережью Эксмура и приближается к селению Мендип на речушке Придди. В действительности эти царственные ноги никогда не «ступали по зелени холмов Англии», хотя относится это скорее к ногам сына, нежели отца. По этой причине мемориальный камень в память его родителей, Иисуса и Марии Магдалины, в конце концов, был вмурован в южную стену Гластонберийской церкви св. Марии. Данный камень, оставшийся лежать на месте некогда стоявшего здесь глинобитного холма, в свое время был украшен надписью «Иисус Мария». Как одна из наиболее почитаемых реликвий аббатства, он превратился в средние века в своего рода «остановку на крестном пути» для множества пилигримов. Строительство церкви было начато в 63 году от Р.Х., сразу же после смерти Марии Магдалины. Во всех анналах того времени говорится о том, что Иисус «лично освятил храм в честь своей матери». На основании этого можно заключить, что Гластонберийская церковь была посвящена не Марии, матери Иисуса Христа, а Магдалине ее старшим сыном Иисусом Справедливым в лето 64-е от Р.Х.

«ЩИТ ДОСТОЙНЕЙШЕГО»

Ко времени смерти Марии Магдалины, последовавшей в 63 году от Р.Х., ее сын Иосиф младший уже занимал епископскую кафедру в Саразе. В книге Мэлори «Смерть короля Артура» город Сараз — упоминаемый в рассказе о рыцаре Галааде, сыне Ланселота, — фигурирует в качестве владений царя Эвелака. История начинается с того, что Галаад, получив по наследству обладающий сверхъестественными свойствами щит Иисуса Христа, встречает загадочного Белого Рыцаря:

«И тогда он подошел к тому месту, где Белый Рыцарь поджидал его в одиночестве, и оба они учтиво поприветствовали друг друга.

— Сударь, — сказал Галаад, — должно быть, много необычайных дел выпало на долю сего щита?

— Сударь, — ответил Белый Рыцарь, — приключилось сие по прошествии тридцати двух лет со времени страстей Господа нашего Иисуса Христа. Иосиф Аримафейский, благородный рыцарь, снявший нашего Господа со Святого Креста, отбыл в это время из Иерусалима со множеством своих родных и близких. И так они двигались по дороге, пока не достигли города, именуемого Сараз. И в то самое время, когда Иосиф прибыл в Сараз, правивший там царь, величавшийся Эвелаком, вел тяжелую войну с сарацинами. И особо беспощадную войну он вел с одним сарацином, который приходился Эвелаку двоюродным братом, — богатым и могущественным царем, чья армия стояла у границ этой земли и имя которому было Толлем Притворщик. И вот настал день, когда они встретились, чтобы сразиться…»

Город Сараз находился на побережье Средиземного моря и более известен в древней и современной истории под названием Газа. Был он некогда столицей филистимлян и тем местом, где Самсон встретил свою смерть (Книга Сует 16).

В летописных источниках отсутствуют какие-либо упоминания о царе Эвелаке, как об исторической личности. Однако само имя представляет собой один из литературных вариантов титула «авалах», который можно встретить в генеалогических описаниях царских и священнических родов. Он может принимать множество форм, таких как «абалех», «арабах» и даже «амалах», но все они в конечном счете представляют собой искажение египетско-греческого слова «алабарх». Опять же, оно не является ни именем и ни фамилией, а титулом. Св. Иероним (340—420), автор перевода Библии на латынь, утверждал, что Тиберий Александр (прокуратор Иудеи с 46 года от Р.Х.) приходился сыном Александру Лисимаху, алабарху Александрийскому. Хотя слово «алабарх» в должном отношении и применимо к мировым судьям, отправлявшим правосудие в еврейской среде, титул этот, по сути дела, относился к старейшинам религиозных общин.

В рассказанной выше истории Белого Рыцаря о царе Эвелаке говорилось о его кровном враге Толлеме Притворщике, имя которого также упомянуто в «Иудейских древностях» Иосифа Флавия:

«Отъявленный разбойник Толлем спустя некоторое время был доставлен к нему связанным по рукам и ногам и предан смерти; однако до того он успел причинить уйму вреда арабам и идумеянам».

Человеком, к которому из Сараза доставили Толлема, был прокуратор Иудеи Куспий Фад (предшественник Тиберия Александра), казнивший племянника в 45 году от Р.Х.

Далее Белый Рыцарь рассказал о том, как епископ Иосиф предупредил царя Эвелака о его неизбежной гибели от рук Толлема, если тот «не откажется от веры старым заветам и не примет новое вероисповедание». Затем Иосиф «показал ему истинную веру в Святую Троицу». Эвелак мгновенно принял новое вероисповедание и, получив «Щит достойнейшего», вскоре разбил Толлема. Позднее, перед тем, как отправиться с евангельской миссией в Британию, Иосиф младший свершил обряд крещения царя Эвелака.

Чудодейственная сила белого щита была заключена в начертанном на нем красном кресте и покрывающей его магической вуали с изображением Иисуса. Данный случай вызывает воспоминание об обращении в христианство сына императора Веспасиана. Как повествуется об этом в анонимном труде «Справедливость Спасителя», юноша излечился от проказы, прикоснувшись к воздушному савану, в который была облачена статуя Мессии .

В заключение Белый Рыцарь поведал о том, что в соответствии с последующим распоряжением Иосифа щит был передан на хранение святому отшельнику Насиену. После смерти анахорета щит находился в аббатстве рядом с его прахом до тех пор, пока им, в конце концов, не завладел рыцарь Галаад. В своем предсмертном слове епископ Иосиф изрек: «Последний в роду моем будет держать его у груди, и совершит он множество славных дел». Во всех письменных источниках, однако, имя Насиена упоминается не в контексте бытности его отшельником в аббатстве, а в связи с ношением им титула суверена. В историческом плане, Насиен, принц Септимании, был родоначальником франкской династии Меровингов, и его потомки в XI столетии занимали должности сенешалей (главных управляющих) королевских дворов в Доле и Динане. Эти могущественные майордомы Бретани также вели свой род от матери Ланселота, Вивианы II д'Акс, королевы Аваллона, и являлись прародителями наиболее влиятельной из всех родственных ветвей деспозинов — шотландской королевской династии Стюартов.

АПОСТОЛЬСКАЯ МИССИЯ НА ЗАПАДЕ

Самым незаменимым помощником Марии Магдалины в Провансе был верный друг ее мужа Симон Зилот. Он более не был «отцом» («Авраамом») и величался титулом, данным ему Иисусом при «воскрешении», — то есть именем слуги ветхозаветного Авраама, — Елиазаром (Лазарем). Под этим именем он стал первым епископом Марсельским, и его статуя в настоящее время находится в храме святого Виктора. Проход, ведущий от нефа в подземную часовню, был проделан в IV веке обитавшими здесь монахами кассианитами. Эта древняя крипта, специально размещенная под тем местом, где в бытность свою епископом в Марселе обретался Лазарь, в первые годы ревностно охранялась монахами. Не кто иной, как Лазарь, именовавшийся также «Максимом» («великим»), похоронил в 63 году от Р.Х. Марию Магдалину в ее первой алебастровой усыпальнице в Сент-Максиме. До ее кончины он какое-то время находился в Иерусалиме и Антиохии, а затем вновь отправился в Палестину перед тем, как вернуться в Галлию и объединить усилия на миссионерском поприще с Иосифом Аримафейским.

На Британских островах Лазарь был более известен под своим апостольским именем Симона Зилота. Никифор, патриарх Константинопольский и византийский историк (758—829), писал, что

«св. Симон по прозванию Зилот… проповедуя слово Христово, прошел Египет и Африку, а затем исходил всю Мавританию и Ливию. И то же самое вероучение он нес народам Западного моря и островов, именуемых Британией».

Почти на пять столетий ранее, в 303 году, епископ Тирский Дорофей писал в своем «Апостольском синопсисе» о том, что «Симон Зилот проповедовал слово Господне по всей Мавритании, а впоследствии и в Африке. В конце своего пути он был в Британии распят, умерщвлен и погребен». В 1601 году кардинал Бароний подтвердил в «Церковных анналах» факт мученической смерти Симона в Британии. Он был распят римскими легионерами Ката Дециана в Линкольншире. По личной просьбе святого, однако, его бренные останки позднее были перезахоронены в Провансе вместе с прахом Марии Магдалины.

Еще одной фигурой, связанной с пребыванием Иосифа Аримафейского в Британии, был Аристовул, дядя Ирода-Агриппы II. В свое время он был надежным союзником Марии Магдалины, предоставившим ей убежище в поместье Иродиан во Вьенне . Некоторые комментаторы предполагали, что сторонником Марии был другой, более молодой Аристовул, — второй супруг доплясавшейся до смерти Саломии, дочери Ирода-Агриппы I. Однако он в это время находился в Малой Армении в качестве царского наместника. Относящийся к данному делу Аристовул, упоминаемый в летописных документах, был братом Ирода-Агриппы I, Архелая и Иродиады (матери Саломии).

В своих сочинениях римский клирик Ипполит (родился около 160 года от Р.Х.) причисляет Аристовула к епископам бриттов. Кресси подтверждает этот факт, указывая на то, что в звание епископа Британского он был рукоположен самим св. Павлом. В мартирологе греческой православной церкви утверждается, что Аристовул был предан мученической смерти в Британии «после того, как воздвиг на острове храмы и возвел в духовный сан пресвитеров и диаконов». Дальнейшее подтверждение этому можно найти в «Мартирологе Адониса», составленным св. Адо (800—874), архиепископом Вьеннским. Еще раньше, в 303 году, епископ Тирский св. Дорофей писал о том, что Аристовул находился в Британии, когда св. Павел передал в Риме привет его домашним: «Приветствуйте верных из дома Аристовула» (Послание к Римлянам 16:10). В дополнение к этому в иезуитском трактате «Царственная верность» утверждается, что «когда св. Павел возвратился в Рим, Аристовул, вполне определенно, находился в Британии». По документальным данным казнен он был римлянами в Веруламиуме  (современный Сент-Олбанс) в 59 году от Р.Х.

В дополнение к тому, что св. Иаков Справедливый был широко известен под именем Иосифа Аримафейского, хронисты Уэльса величали его еще и титулом «Ллид». Основав евангельскую миссию в Коръюргане, он стал покровителем храма Лланллид в Гвенте. В «Послании св. Марии Магдалины» из синопсиса «Гестун Кериог» Иосиф именуется Ллидом, как и в манускрипте «Речения мудрых». Слово «ллид», как полагают, представляет собой кельтский эквивалент древнееврейского «Эли», означающего «мой Бог». В «Ахан сант Придан» («Родословные святых Британии») говорится, что «из Рима с Браном Благословенным прибыли Аристовул, Ллид и Киндаф, — люди Израиля, а также Мо, сын Киндафа». В «Манускрипте Иоло», где подробно излагается теория о том, как Юрган, супруга Карактака, короля Камулода, вызвала в Британию Ллида, говорится: «Этот самый Ллид в рассказах о своей жизни именовал себя Иосифом».

Бран Благословенный, верховный друид силуров, был женат на дочери Иосифа Аримафейского Анне, именовавшейся консабриной Пресвятой Марии, матери Иисуса Христа. Поскольку самого Иосифа иногда по ошибке принимали за дядю Марии, то слово «консабрина» воспринималось как синоним двоюродной сестры и в качестве такового часто использовалось. На самом же деле определение слова «консабрина» было весьма расплывчатым и указывало ни на что иное, как на молодую родственницу, занимающую в роде более низкое положение. Это слово было незаменимым в случае неопределенности генеалогических взаимоотношений, а также тогда, когда возникала необходимость оставить их таковыми, как в точности и было в данном случае.

В 51 году от Р.Х. Бран и пендрагон Карактак были взяты римлянами в качестве заложников и отправлены в Вечный Город. Находясь в Риме, Глэдис, младшая дочь Карактака, вышла замуж за Руфия Пуда и стала, таким образом, именоваться Клавдией Руфиной Британикой. В 68 году от Р.Х. факт ее вступления в брак был подтвержден известным римским поэтом Марциалом. Другой дочерью Карактака была св. Юрган из Лланллида, жена Салога, лорда Салисберийского. Его знаменитый сын, принц Линий, стал первым избранным епископом римским. Во Втором послании к Тимофею (4:21) апостол Павел пишет: «Приветствуют тебя Еввул, и Пуд, и Линий, и Клавдия, и вся братия». Еввул («еу-вулос» — «осмотрительный», «благоразумный») представлял собой вариацию имени Аристовула («аристо-вулос» — «превосходный советник»).

Тем временем в Британии начинание Иосифа Аримафейского было поддержано двенадцатью давшими обет безбрачия анахоретами, составлявшими его ближайшее окружение. Когда кто-либо из них умирал, его место тут же занимал другой. В учении Грааля эти отшельники именовались «братией Алена (Галена)», который, как помнит читатель, мог быть отнесен и к их числу. В этом качестве они являли собой символических сыновей Брана, «Ильи», патриарха Хеврона, — «отца», по старому чину, в отличие от новомодного титула «епископа римского». По этой причине в некоторых литературных источниках Ален ошибочно называется сыном Брана. После смерти Иосифа в 82 году от Р.Х. группа распалась, главным образом, из-за изменения римлянами характера управления Англией.

Мы уже убедились в том, что царившая в литературе того времени путаница своим существованием во многом обязана различным именам, приписывавшимся Иосифу: Иосиф Аримафейский, св. Иаков Праведный, Ллид и т.д. Однако несомненно и то, что ряд трудов в области народных преданий впоследствии еще более запутал и без того непростое исследование наследственных линий. К ним относятся «Брут», «Триады», «Мавиногион» и «Королевские циклы». В историческом плане они все представляют большую ценность, поскольку не являются выдумкой от начала до конца, и большая часть преданий, по самой их природе, зиждилась на фактах прошлого. Однако сами истории с нарочито нереальной сюжетной конструкцией не могли не вызвать безжалостных нападок со стороны скептически настроенных историков. В равной степени достоин сожаления тот факт, что этими полуфантастическими трудами вполне охотно руководствовались и другие писатели. Вследствие этого, в книгах, которые на первый взгляд кажутся основанными на непререкаемо авторитетных источниках, содержится изрядная порция непригодной в генеалогическом отношении информации.

Весьма прискорбно и то, что романтическая литература обращает мало внимания на правильную хронологическую последовательность событий, и относящиеся к делу персонажи волей-неволей скачут из одного приключенческого эпизода в другой. Написанная примерно в 1220 году «Полная история Святого Грааля» являет собой наглядный пример такого рода литературы. В частности, в ней утверждается, что живший в V столетии Персеваль, один из рыцарей Круглого стола короля Артура, приходился внучатым племянником Иосифу Аримафейскому. В тексте сказано: «Славным рыцарем он был по праву, ибо принадлежал к роду Иосифа Аримафейского; а этот Иосиф был дядей его матери». Корни генеалогического древа указаны точно, а вот родственные отношения в таком виде, в котором они даны, просто неправдоподобны.

 

Глава одиннадцатая

Религия и родословная

СЛАВНЫЙ КОРОЛЬ ЛУЦИЙ

В середине II столетия правнук Арвирага король Луций воскресил в Британии дух первой апостольской миссии. За свои добрые деяния он получил всенародное признание как «хранитель огня», зажженного первыми миссионерами Иосифа, и в соответствии с этим стал величаться Ллейффером, Мавром («Великим Светилом»). Его дочь Юрган выковала первое звено цепи, соединяющей две главные ветви Давидова рода: Иисуса и Иакова (Иосифа Аримафейского). Это произошло после заключения ею брака с Амидабом, правнуком Иисуса и Марии Магдалины по линии епископа Иосифа младшего.

В 156 году от Р.Х. Луций открыто подтвердил в Винчестере свою приверженность христианству, и побудительные причины к тому в 177 году от Р.Х. приняли еще более возвышенный характер в результате массового преследования христиан римлянами в Галлии. В особенности широкий размах они приняли в исконно Иродианских районах Лиона и Вьенна, где в течение тридцати лет были преданы смерти 19 тысяч христиан во главе со св. Ирением. В период этих гонений значительная часть галльских последователей учения Иисуса, стремясь найти поддержку у доброго короля Луция, бежала на Британские острова, и в особенности в Гластонбери. Само собой разумеется, что в те времена еще не существовало официальной латинской церкви, и за советом король обратился к тогдашнему римскому епископу Элевтерию. Луций, честно изложив дело в своем письме, просил у пастыря наставлений по христианскому правлению.

Ответное письмо, сохранившееся до настоящего времени, содержится в ватиканских архивах Священной Коллегии. Элевтерий полагал, что добрый правитель всегда в праве отвергнуть законы Рима, но обязан покориться законам Божиим. Ниже приводится выдержка из его пастырского послания:

«Верующих в Христа, как и весь народ королевства, следует считать королевскими чадами. Они находятся под твоим покровительством… Король славен своим правлением, а не тем, как он удерживает власть над своими земляками. Пока ты правишь, как подобает, ты останешься королем. Но стоит тебе поступить иначе, как титул королевский утратит свою силу и ты не сможешь более именоваться королем».

Джон Кэпгрейв (1393—1464), наиболее образованный член монашеского братства августинцев, и архиепископ Джеймс Ашер Армагский в своем труде «Рождение британской церкви», — оба считают, что кроме обращения в Рим за советом Луций также отправил миссионеров в графства Мидуэй и Элфан. В конце концов, посланцы возвратились вместе с эмиссарами епископа, которых в хрониках Уэльса именуют Фаганом и Дифаном и чье прибытие подтвердил в VI веке Гилдас. Об обращении короля пишет также Беда Достопочтенный (673—735), и об этом также упоминается и в «Англосаксонских хрониках».

Фаган и Дифан восстановили чин анахоретов (набожных затворников) в Гластонбери, и это событие с тех пор рассматривали, как возрождение в Британии христианства. После этого молва о Луции разошлась по всей южной части острова. Уже к 167 году от Р.Х. он прославился как основатель первой в Гластонбери башни, посвященной св. Михаилу, и теперь в его честь, под именем Ллервига Великого, была названа церковь в Лланаффе.

Еще более впечатляет тот факт, что он был инициатором основания в Лондоне первой архиепископской кафедры. На мемориальной доске, укрепленной над камином ризницы собора Св. Петра в лондонском Сити, можно прочитать на латыни:

«В лето 179-е от рождества Господа нашего Луций, первый христианский король сего острова, ныне именуемого Британией, основал в Лондоне первый храм, известный как собор Св. Петра в Корнхилле. Учредил он там архиепископскую кафедру и епархию при ней, сделав храм материнской церковью королевства. Так он там и стоял на протяжении четырех сотен лет, пока не явился св. Августин… А затем, действительно, кафедра и паллий архиепископские из вышеупомянутого храма Св. Петра в Корнхилле были перенесены в Доробернию, которая ныне именуется Кентербери».

Совет, данный епископом Элевтерием по просьбе славного короля Луция, просто восхитителен, ибо он полностью соответствует основополагающему принципу служения, которым проникнут мессианский «Кодекс Грааля». Короли Британии и Франции, являвшиеся представителями династии Грааля, всегда были «отцами» всех своих подданных, а не правителями земель. (Последняя концепция по своему существу являлась исключительно феодальной и имперской, полностью подрывала основы Кодекса.) Самодержцы, к примеру, видели существенное отличие между «королями франков» и «королями Франции», «королями скоттов» и «королями Шотландии». Понимание этого превращало монархов династии Грааля скорее в поборников прав своего народа, нежели в защитников интересов клириков и политиканов. С тех пор как деятельность монархов стала регулироваться постановлениями парламента и церкви, титулы короля и королевы превратились в никчемные атрибуты. При таком положении дел ни один из них не обладал полномочиями, сравнимыми с властью церкви или парламента, а поэтому не мог действовать в одиночку во благо народа. Короли Грааля именовались «попечителями государства». В этом отношении совет епископа Элевтерия королю Луцию был искренним и просвещающим: «…весь народ королевства следует считать королевскими чадами. Они находятся под твоим покровительством».

ВОЗВЫШЕНИЕ РИМСКОЙ ЦЕРКВИ

В 66 году от Р.Х. Иосиф Флавий из рода Хасмонеев возглавил оборону Галилеи. Будучи фарисеем, он первоначально готовился к карьере священнослужителя, но когда вспыхнуло восстание евреев против владычества Рима, Иосиф согласился взяться за оружие. Впоследствии он стал самым выдающимся летописцем своей эпохи, и его работы «Иудейские войны» и «Иудейские древности» позволяют всесторонне и глубже изучить историю нации со времен первых пророков до периода римской деспотии. В контексте его труда интересно отметить одно-единственное упоминание об Иисусе. Оно помещает его в живую канву исторических событий без всяких ссылок на божественность Иисуса или каких-либо ветхозаветных мотиваций:

«И как раз приблизительно в это время появился Иисус, мудрый человек, если, конечно, можно назвать человеком того, кто творил чудеса. Он был учителем людей, готовых с удовольствием выслушать правду, и привлек на свою сторону множество иудеев, а также иноверцев. Он звался Христом, и, когда Пилат, по внушению начальных над нами людей, осудил его на распятие, те, кто любил Иисуса с самого первого дня, не покинули его. Ибо он явился им вновь живой на третий день — так как святые пророки предрекали о нем, а также еще и о десяти тысячах чудес с ним связанных. А течение христиан, названное его именем, вполне благополучно продолжает существовать даже в наши дни».

Академический труд, состоящий из шестидесяти тысяч строк рукописного текста, был написан Иосифом в 80-х годах христианской эры во время его пребывания в Риме, где незадолго до этого увидело свет Евангелие от Марка. Хотя апостолы Петр и Павел были казнены во времена правления Нерона, евангельские писания той эпохи не имели антиримской направленности. Действительно, первые христиане были склонны винить в преследовании Иисуса скорее евреев, нежели Пилата. А в результате поражения Иудейского восстания 66—70 года от Р.Х. они еще тверже уверовали в то, что Бог перенес свою благосклонность с евреев на них самих.

Но, несмотря на все это, положение христиан в расширяющейся Римской империи было опасным, и они представляли собой весьма малочисленную группу, не имеющую законного статуса. Со времен распятия Нероном апостола Петра до Миланского эдикта 313 года, по которому христианство получило официальное признание, в Риме было избрано по меньшей мере тридцать христианских епископов. Первым епископом римским, возведенным в это достоинство апостолом Павлом в 58 году от Р.Х. еще при жизни св. Петра, был Линий, принц Британский, сын короля Карактака. (О Линии пишут, будто он был рабом, однако все это более поздние измышления церкви, и мы еще вернемся к данной теме по причине ее первостепенной важности.) Около 120 года от Р.Х. назначения епископов стали проводиться на основе всеобщих выборов, причем кандидаты на данную должность обязаны были являться гражданами Рима. Ко времени занятия епископской кафедры Игинием (с 136 года от Р.Х.) уже почти не существовало какой-либо связи между христианским учением павликиан и назареями, последователями иудейского вероучения самого Иисуса. Последние создавали свои поселения, главным образом в Месопотамии, Сирии, Малой Азии и Египте, — не говоря уже о постоянной миграции в Галлию и Британию. Тем временем христиане Рима, чья вера рассматривалась как вызов традиционной божественности цезарей (императоров), подвергались постоянным притеснениям. Со временем притеснение еще более ужесточилось и, еще раз достигнув масштаба времен правления Нерона, превратилось в неприкрытое преследование.

Государственной религией имперского Рима являлся политеизм, коренившийся в традиционном почитании природных божеств полей, лесов и вод. По мере того как Рим приобретал статус государства, к пантеону латинских богов присоединились божества соседей, этрусков и сабинов. Среди них были Юпитер (верховный бог-громовержец) и Марс (бог войны). Не были обойдены вниманием также религиозные культы греков. Начиная с 204 года до Р.Х., с ритуалами поклонения Кибеле, азиатской богине земли, начали состязаться в популярности вакхические оргии гедонистов, почитателей Диониса (бога вина). По мере расширения империи на восток римляне приобщились, наряду с эзотерическим культом Исиды (вселенской матери), и к мистическому культу Митры (бога света, истины и справедливости). В конце концов, после завоевания Сирии к сонму римских божеств добавилось и Всепобеждающее Солнце, поклонение которому превратилось во всепоглощающую религию. Ее представление о солнце, как о первоисточнике всего сущего на земле, давало возможность под эгидой этого культа объединить все остальные вероучения, поклоняясь императору, как живому воплощению божества.

К середине II столетия истинные назареи (последователи учения Иисуса и Иакова) не только не пользовались расположением римлян, но и подвергались яростным нападкам со стороны павликиан, и в особенности епископа Иринея Лионского. Он обвинил их в ереси за то, что те считали Иисуса обычным человеком и отказывали ему в божественном происхождении, как того требовала новая вера. Он даже заявил о том, что Иисус насаждал ошибочное учение и исповедовал ложную веру! Называя назареев эбонитами (то есть нищими), Ириней писал, что

«они, как и сам Иисус, подобно тому, как ессеи и потомки Садока два века назад, толкуют ветхозаветные книги пророков. Они отвергают не только Павловы послания, но и самого апостола Павла, называя его вероотступником».

В качестве воздаяния назареи церкви деспозинов называли Павла «изменником» и «лжеапостолом», заявляя, что «все его идолопоклоннические письмена» следует «отринуть без разбора».

В 135 году от Р.Х., на этот раз при императоре Адриане, Иерусалим вновь был осажден римскими легионерами и подвергнут жесточайшему разрушению. Местным жителям под страхом смертной казни было запрещено селиться на этом месте, и евреи, бесконечной чередой покидая свою родину, начали рассеиваться по всему свету. А оставшиеся в Палестине, впав в отчаяние от столь сокрушительного поражения, довольствовались исключительно религиозной жизнью и соблюдением раввинских законов. Меж тем секта павликиан, окончательно порвав со своим иудейским прошлым, причиняла все больше и больше беспокойства властям.

Достигнув своего наивысшего расцвета в эпоху Адриана (правил в 117—138 годы от Р.Х.), Римская империя начала постепенно клониться к закату во время принципата Ком-мода. Его немудрое правление (в 180—192 годы от Р.Х.), сталкивавшее лбами военачальников и натравливавшее их на центральную власть, во многом способствовало разладу в государстве и повлекло за собой многолетнюю гражданскую войну. Конфликт разгорелся вокруг того, кто должен носить императорскую корону, и каждая из противоборствующих групп военных начала возводить на трон собственных правителей. Император Луций Север (правил в 193—211 годы от Р.Х.), используя в разумных пределах преторианскую гвардию (военную элиту и личных телохранителей цезаря), сумел навести некое подобие порядка, продолжавшегося, правда, недолго. Длившиеся в течение всего III столетия внутренние раздоры открыли границы для вторжения в пределы империи персидским Сасанидам и готам из Причерноморья.

В 235 году от Р.Х. император Максимин издал указ, согласно которому все христианские епископы и священники подлежали аресту, их личное имущество конфисковывалось, а церкви сжигались. Пленники подвергались различного вида наказаниям, включая и рабский труд на свинцовых рудниках Сардинии. По приезде на место отбытия наказания каждому осужденному выкалывали один глаз и, для ограничения его передвижения, калечили левую ступню и правое колено. Зачастую несчастных подвергали также и оскоплению. Если и это не давало ожидаемого результата, заключенных за талию приковывали кандалами к лодыжке так, чтобы они не могли выпрямиться. Неудивительно, что большинство из них в таких условиях не протягивало и полугода. Быть христианином в те времена само по себе означало подвергать себя опасности, а уж занимать видное положение в христианской общине было равнозначно подписанию самому себе смертного приговора.

К временам принципата императора Деция (249 год от Р.Х.) христиане превратились в настолько неуправляемую социальную группу, что были объявлены преступниками, и массовая травля их велась на законном основании. Гонения продолжались и при правлении Диоклетиана, коронованного императором в 284 году от Р.Х. Обойдясь без каких-либо процедурных формальностей, он волевым решением учредил абсолютную монархию. От христиан требовали совершать жертвоприношения во славу божественного императора, а в случае неповиновения подвергали суровейшему наказанию. В соответствии с принятыми постановлениями все молитвенные дома христиан подлежали сносу. Апостолов, организовавших альтернативное политическое собрание, казнили. Вся церковная собственность конфисковывалась магистратом, а Библии, Евангелия и рукописные догматы веры публично сжигались. Христианам знатного происхождения закрывалась дорога на государственную службу, а христиане-рабы лишились последней надежды получить свободу. Христианам было отказано в покровительстве закона, и тех, кто ставил под сомнение справедливость указов, поджаривали живьем на медленном огне или отдавали на растерзание диким животным на аренах цирков.

Пытаясь сдержать непрекращающиеся вторжения полчищ варваров, Диоклетиан, децентрализовав управление империей, разделил ее на две части. С 293 года управление Западом осуществлялось из Галлии, а центром Востока стал расположенный в проливе Босфор город Византий. Однако атаки извне продолжались, в особенности в западной части государства, где возникла угроза вторжения германских племен франков и алеманов, прежде удерживаемых за Рейном. Римляне, перестав быть завоевателями, превратились в жертвы постоянных внутренних беспорядков.

Одним из самых безжалостных преследователей христианства времен Диоклетиана был Галерий, правитель западных провинций. По его приказу каждого, кто не почитал императора выше всех остальных божеств, предавался мученической смерти. Однако и он, на удивление всем, незадолго до своей смерти в 311 году издал указ, предоставив христианам право «свободно собираться на свои сходки» и «возносить молитвы о безопасности императора». После двух с половиной лет страха и притеснений христиане вступили в новую эпоху относительной свободы.

В 312 году августом Запада римский сенат провозгласил Константина, ставшего вместе с властвовавшим на Востоке Лицинием соправителем империи. К тому времени христианство, существенно увеличив число своих приверженцев, стремительно распространялось по всем территориям римского мира: Германии, Галлии, Греции, Иберии и Малой Азии. Проповедники христианства даже в таких отдаленных местах, как Персия и Центральная Азия, по сути дела, преуспели в деле покорения варваров куда больше, чем все вместе взятые легионы римлян. Когда империя трещала по швам, Константину не стоило большого труда понять, что притеснением христиан едва ли можно было добиться какого-то практического результата. Он сумел разглядеть в них ту объединяющую силу, которую можно было бы с выгодой обратить в свою пользу.

Хотя звание цезаря Константин унаследовал от своего отца, в лице своего зятя Максенция он имел сильного соперника за высший имперский титул. Их армии встретились в 312 году у Мульвианского моста возле Рима, где Константин одержал победу. Эта военная кампания предоставила Константину исключительно благоприятную возможность, воспользовавшись моментом, взять под свое личное покровительство христианство. Он заявил во всеуслышание, что накануне сражения ему явилось видение огненного креста на небе. Затем ангельский голос возвестил: «Сим победишь». Больше всего лидеров христианского движения потрясло то, что император одержал победу под их собственным знаменем.

Затем Константин призвал к себе престарелого епископа Мильтиада. Целью цезаря было не обращение в новую веру, а принятие управления христианством во всей его полноте. Среди его первых указаний, данных дряхлому пастырю, было и распоряжение о доставке ему гвоздей с креста, на котором был распят Иисус. Одну из этих священных реликвий император укрепил на своей короне. Его обращение к смущенному Мильтиаду ознаменовало изменение на вечные времена иерархической структуры христианства: «Впредь, как Апостол Христов, Мы будем помогать в избрании епископа римского». Провозгласив себя апостолом, Константин объявил, что резиденцией епископа в будущем станет величественный Латеранский дворец.

Скончавшийся в 314 году Мильтиад был первым из длинной череды римских епископов, кто умер естественной смертью. Довольно неожиданно христианство получило признание и было утверждено в качестве государственной религии. Константин, приняв в 324 году титул цезаря всей Римской империи, впредь стал именоваться Константином Великим.

На место Мильтиада, вопреки установившейся традиции, Константин поставил своего товарища Сильвестра, ставшего первым епископом империи. Он был коронован с невиданным доселе великолепием и торжественностью, не идущими ни в какое сравнение с полными риска тайными ритуалами, привычными для раннего христианства. Дни страха и гонений бесследно миновали. Но ценой долгожданной свободы стало именно то, чего носители христианства так старались избегать — поклонение императору. Рядовым верующим выбирать не приходилось, а священнослужителям просто объяснили, что их церковь теперь официально переходит в подчинение империи. И теперь она называлась уже римской церковью.

Сильвестр также был слишком ошеломлен, чтобы разглядеть ту западню, в которую он ведет преемников св. Петра. Единственный путь к спасению он видел лишь в том, что было предложено Константином. Хотя этот исторический шаг предоставлял христианам право свободного перемещения в обществе, их иерархи упаковали себя в золото, горностаевый мех, драгоценные камни и всю прочую парадную амуницию, которую так порицал сам Христос. Многих приверженцев веры охватило негодование по поводу того, что их иерархов совратил и растлил тот самый режим, который нес гибель их предшественникам. Они заявили, что вновь обретенный статус приемлемости в обществе никоим образом не является победой. Он был зловещим знамением абсолютного поражения, осквернением всех тех принципов, которые они так долго считали священными.

К данному моменту христианская миссия уже получила поддержку во всех слоях общества. Те, кто нес народу благую весть, понимали, что Константин и его предшественники безнадежно теряли силу в глазах неуклонно крепнувшей церкви. В конце концов, это было одной из причин, по которой отец Константина взял в жены британскую принцессу-христианку Елену. Сильвестр и его коллеги в Риме, должно быть, рассматривали заключение нового альянса как ловкий политический трюк. Но эмиссары «противной стороны», точно разобравшись в истинной сути маневра, усмотрели в нем попытку врага «дать отступного». Они заявили о том, что духовное послание св. Петра было подменено идолопоклонством своекорыстной иерархии, силящейся сохранить за собой право имперского престолонаследия. Новый церковный режим, по существу, упразднил саму конечную цель христианства. После почти трех столетий борьбы и напряженных усилий в одночасье был отринут собственный идеал Иисуса.

Кроме различных культовых верований римляне почитали императоров в качестве богов, ведущих свой род от таких обитателей Олимпа, как Нептун или Юпитер. На церковном соборе в Арле 314 года Константин сохранил за собой статус небожителя, представив всемогущего Бога как своего поручителя. Борясь с определенной непоследовательностью вероучения, он заменял некоторые христианские ритуалы сходными с ними по форме языческими традициями почитания солнца, а также религиозными обрядами сирийского и персидского происхождения. Короче говоря, исповедуемая римской церковью религия являла собой сложный гибрид верований, умиротворяющий все непримиримые фракции Поступая таким образом, Константин устремлял свой взгляд в сторону единой и всеобщей «мировой» религии («католической», в переводе — «вселенской»), во главе которой он видел самого себя.

ДЕСПОЗИНЫ И ИМПЕРАТОР

Из содержания множества книг, повествующих о становлении христианства, можно легко сделать вывод, будто бы римская церковь представляла собой истинный храм Иисуса, а иные, касающиеся Христа верования, были еретическими и нечестивыми. Это далеко от настоящего положения вещей, ибо большинство направлений христианства были куда менее языческими, нежели изобретательная в политическом отношении церковь Рима. Они презирали идолов и роскошные облачения римских первосвященников, а за свои труды заслуженно объявлялись императорскими указами вне закона. В частности, эзотерическое учение гностиков предавалось анафеме как языческое за упорствование в том, что дух был добродетелен, материя — порочна. Такое разграничение определенно не устраивало насквозь пропитанную материалистическим духом новую церковь. Аналогичным образом за проповедование того, что материализм это зло, вторгающееся в священные пределы души, осуждалось и уходящее корнями в гностицизм манихейство.

И все же еще оставались те хранители назарейских традиций, которые ревностно берегли исконное дело Иисуса, отвергая эклектичное и приукрашенное выдумкой учение Павла, по практическим соображениям присвоенное Римом. Эти приверженцы традиционной иудаистско-христианской школы в царствование Константина контролировали на Ближнем Востоке множество епархиальных храмов. Более того, ими руководили не кто иные, как потомки семьи Иисуса — деспозины.

В 318 году делегация представителей рода деспозинов отправилась морем до Остии. Оттуда на ослах они проследовали в Рим, где в Латеранском дворце удостоились аудиенции епископа Сильвестра. Через выразителя своих интересов Иосии (к слову сказать, потомка брата Иисуса Иуды) они упорно настаивали на том, что престол церкви по праву должен находиться в Иерусалиме, а не в Риме. Они требовали, чтобы титул епископа Иерусалимского стал наследным достоянием деспозинов. Епископами же других церковных центров, таких как Александрия, Антиохия и Эфес, деспозины предлагали назначить тех, кто хотя бы состоял с ними в родстве. Но их требования оказались гласом вопиющего в пустыне, так как Сильвестр был. решительно настроен воплощать в жизнь постановления императора. Он уведомил делегатов, что для них не зарезервировано место в новой структуре христианской церкви. Учение Иисуса было вытеснено доктриной, переработанной в соответствии с имперскими потребностями. Без околичностей Сильвестр недвусмысленно заявил, что право даровать спасение теперь является исключительной прерогативой императора Константина, а не Иисуса Христа!

Официально провозглашая себя преемником апостолов, Константин следовал традициям своих предшественников, которым в течение столетий воздавалось подобающее земным божествам почтение. Однако оставался еще нерешенным один весьма немаловажный вопрос. После отъезда деспозинов, весьма своевременно, в 325 году на Никейском вселенском соборе он вплотную занялся его решением. Павликиане верили в то, что рано или поздно, но должно состояться Второе Пришествие их Спасителя, и Константину необходимо было лишить их этой надежды. Миссия Иисуса, заключавшаяся в свержении римского господства, потерпела крах из-за отсутствия единства в рядах вовлеченных в религиозные распри иудеев. Император извлек выгоду из этой неудачи, заронив в душах верующих семена сомнения: а был ли в самом деле Иисус тем долгожданным Мессией?! Кроме того, раз уж он был кесарем, даровавшим христианам свободу в империи, то кому как ни Константину быть истинным Спасителем! В конце концов, его мать Елена была представительницей Аримафейского рода. Император, разумеется, понимал, что Иисуса как Сына Божия чтил апостол Павел, но такая концепция уже не имела права на существование. Бог и Иисус должны явить себя в единосущности с тем, чтобы Бога-Сына отождествляли с Богом-Отцом. Это произошло на вселенском соборе в Никее, когда официально было провозглашено триединство Господа. Божественная сущность стала принадлежать в равной степени всем трем ипостасям Троицы: Отцу, Сыну и Духу Святому.

Эти ипостаси (лица) Троицы имели легко угадываемое сходство с тремя священническими достоинствами «отца», «сына» и «духа», бывших задолго до этого в обиходе ессеев Кумрана.

Тем не менее нашлись несколько епископов, выражавших свое несогласие с новым догматом. Многие делегаты были представителями старой богословской школы, которые утверждали, что, поскольку Иисус был Сыном Божиим, сотворенным Всевышним, то, следовательно, сам он не являлся Богом. Духовным вождем данного течения был пресвитер одного из александрийских приходов Арий. Но как только Арий встал со своего места, чтобы обратиться к собравшимся, один из святых отцов, Николай из Миры, бросился на него с кулаками. Подобным образом отцы церкви поступили и с остальными участниками оппозиции. В качестве основополагающего принципа нового ортодоксального вероучения на соборе был утвержден Никейский символ веры. Арий и его единомышленники, впоследствии называвшиеся арианами, были отправлены в далекое изгнание. Часть епископов, — в том числе Евсевий Никомедийский, — готовых пойти на компромисс, не хотела подписывать содержавшиеся в конце текста постановления анафематизмы. Однако в тех условиях это оказалось невозможным, и под нажимом они вынуждены были полностью покориться решению церковного форума. Так получилось, что в результате взаимопроникновения божественных сущностей Отца и Сына, Иисус, как фигура, имевшая практическую значимость, был ловко обойден. Мессианским божеством теперь считался не кто иной, как император, и не только с этого момента, а по наследственному праву, закрепленному за ним, как считалось, «с сотворения мира».

Огородившись ревизованной концепцией, римская церковь мнила себя застрахованной от появления каких-либо иных поборников христианства. С тех пор как исторический Иисус по определенным соображениям был отодвинут в тень, его учение — христианство, как было заявлено, получило свое название по имени некого Христуса. Этот человек, как утверждалось, в 49 году от Р.Х. был организатором возмущений, приведших к выдворению из Рима огромного числа евреев. Теперь официально существовало лишь два объекта почитания: Святая Троица и сам государь император, только что провозглашенный Спасителем мира. Каждый, кто, так или иначе, ставил это под сомнение, сразу же объявлялся еретиком. К христианам, пытавшимся сохранить верность Иисусу, как Мессии, императорская церковь относилась как к безбожникам.

Между тем со времен принца Линия у исполняющих обязанности епископов римских вошло в традицию назначать перед смертью своего преемника. Естественно, с тех пор как Константин провозгласил себя наместником Господа на Земле, такой обычай был отменен. Утверждение кандидатов на эту должность стало исключительным правом императора. Сторонникам же претендентов на высокий пост оставалось лишь выяснять отношения в уличных потасовках, нередко выливавшихся в кровавые побоища. Принцип апостольской преемственности был восстановлен, но сами выборы преемника превратились в настоящий фарс. Епископы римские впредь избирались на эту должность самим цезарем.

В 330 году Константин перенес столицу империи в Византий, переименовав его в Константинополь. На следующий год он созвал в этом городе поместный собор для утверждения решений, принятых за шесть лет до того в Никее. В этом случае учение ересиарха Ария, привлекшее за истекший период на свою сторону огромное число сторонников, официально было объявлено богохульным. Управление делами церкви являло собой одну из сторон его общего самовластного стиля руководства. Его правление было абсолютным, а церковь была не чем иным, как одним из департаментов его обширной империи. Сильвестр, как епископ римский, вполне мог бы стать главным епископом империи. Тем не менее, его имя редко фигурирует в череде событий, которые происходили по указанию Константина, навеки изменив свою природу и задачи церкви.

После того как эта форма христианства превратилась в новую религию империи, по повелению императора Феодосия (правил в 379—395 годы) был издан еще более суровый эдикт. В 381 году в Константинополе был созван Второй вселенский собор, ставивший своей целью покончить с арианской ересью. Феодосий посчитал для себя неприемлемым выполнять августейшие обязанности Помазанника Божия, пока ариане проповедовали, что Сын (Иисус) был творением Создателя, Святой Дух нисходил от Отца к Сыну. Эту идею следовало искоренить, а самого Иисуса окончательно сбросить со счета.

Руководствуясь такими соображениями, церковь заявила, что догмата о триединстве Бога обязаны придерживаться все без исключения. Богом был Отец, Богом был Сын, и Богом являлся Дух Святой, — и спорить больше не о чем! Десять лет спустя Феодосий придумал способ, как положить раз и навсегда конец полемике с арианами. Реализацию замысла ускорили жители греческого города Фессалоники, бросив открытый вызов его власти, убив императорского сановника. Страшно разгневанный Феодосий повелел загнать народ в цирк, где по его приказу перебили правых и виноватых общим числом 19 тысяч человек. После этой кровавой бойни, в 391 году, под страхом смертной казни он запретил исповедование всех видов культов и отправление любых религиозных ритуалов, кроме тех, что насаждала римская церковь. Особой его нелюбовью пользовались собрания христиан, не принадлежавших к ортодоксальной конфессии.

ПАДЕНИЕ ИМПЕРИИ

Несмотря на все это, назареи продолжали хранить свои традиции. Со времен первых Иудейских войн они, ведомые деспозинами, сохраняли верность своей религии. Течение назареев процветало в Двуречье, на востоке Сирии, в Малой и Юго-Западной Азии. Их вероучение, оторванное от профанированного римского христианства, было ближе любых других конфессиональных концепций к изначальной идее Иисуса. И зиждилось оно, по сути своей, скорее на индуизме, чем на идолопоклонническом почитании солнца или иных мистических культах. По существу, назареи являлись самыми истинными христианами всего христианского мира. Их подход к Святой Троице был предельно прост: Бог оставался Богом, а Иисус являл из себя человека — наследного Мессию и потомка Давидова из рода человеческого. Взгляд их на данный вопрос был однозначно определенным, и, кроме того, назареи совершенно не приемлели утверждение о том, что мать Иисуса Мария была в физиологическом отношении девственницей.

В то же самое время были и те, кто, несмотря на свою готовность принять догмат о триединстве Бога, все еще продолжали верить в божественное происхождение Иисуса. В этом отношении их точка зрения существенно расходилась с концепцией назареев, ибо они верили словам св. Павла, утверждавшего, что Иисус был Сыном Божиим. Это привело к появлению в 390 году еще одного символа веры, получившего название Апостольский. Он начинался словами: «Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли, и в Иисуса Христа, Сына Его единственного, Господа нашего».

Едва ли это новое определение положения Иисуса подходило к императорскому статусу Спасителя. Однако в последующие несколько лет Вечный Город подвергся опустошительным набегам готов, и Западная Римская империя пришла в состояние полного упадка.

В этот самый момент в спор о сущности Троицы в 428 году вмешался поборник новых идей — Константинопольский патриарх Несторий. Подобно назареям Несторий утверждал, что полемика по поводу того, был ли Иисус Богом или Сыном Божиим, совершенно неуместна. По его мнению, само собой разумелось, что он являлся человеком, появившимся на свет вполне естественным путем. С этой платформы патриарх обрушился на своих ортодоксальных коллег, воскрешавших память об Иисусе в тот момент, когда рушилась империя. В молитвах и песнопениях Мария на протяжении веков величалась Богородицей или Матерью Божией (по-гречески «теотокос»), новое же слово «Человекородица» (по-гречески «антропотокос») не только противоречило вероучению, но и было чуть ли не вдвое длиннее, резало слух и разрушало привычные молитвенные ритмы. В результате представление назареев и несториан о Марии, как о женщине, ничем не отличавшейся от других, было осуждено на соборе в Эфесе (Третьем вселенском) в 431 году, а Марию с тех пор стали почитать как заступницу (ходатая) простых смертных перед Богом. Что касается Нестория, то собор признал его убеждения еретическими, и он был отправлен в ссылку. Правда, спустя некоторое время ересиарх оказался среди друзей и единомышленников в Египте и странах Среднего Востока, где созданная им в 489 году в Эдессе несторианская церковь благоденствовала на протяжении целого тысячелетия. Именно в этом городе Юлий Африкан в свое время писал о намеренном уничтожении римлянами документов, касавшихся царского наследия рода деспозинов. В своих хрониках он также писал о существовании традиции непрерывной передачи из поколения в поколение информации о родословных, сообщая о том, что Давидов семейный клан руководствовался при этом «строгой династической преемственностью».

С середины V столетия началось сравнительно раздельное существование римской церкви на Западе и православной церкви на Востоке с патриаршими центрами в Константинополе, Александрии, Антиохии и Иерусалиме. Неразрешенный вопрос о Святой Троице вбил клин между двумя церквями, каждая из которых претендовала на звание исповедника истинной веры.

Римская церковь реформировалась под руководством выбранного административного органа — коллегии кардиналов (от латинского «кардо» — «дверная петля», «крюк»), являвшихся опорой общинной жизни. Все двадцать восемь священнослужителей, назначаемых в этот совет, размещались на Ватиканском холме.

Пока латинская церковь занималась своим внутренним переустройством, Западная Римская империя рухнула под ударами вестготов и вандалов. В 476 году предводитель германцев Одоакр сверг последнего императора Ромула Августула и провозгласил себя королем Италии. Воспользовавшись отсутствием императора, римский епископ Лев I  своевременно унаследовал его титул верховного понтифика — жреческое звание «главного мостостроителя». На Востоке, однако, все сложилось по-иному, и Византийской империи суждено было еще благоденствовать без малого тысячу лет.

В результате крушения власти Рима ослабло и влияние римской церкви. Отождествлявшие себя с Богом христиан императоры ушли в небытие, и их духовное верховенство стало достоянием понтификов. Но Рим теперь представлял религию меньшинства, находясь в окружении исповедовавших учение Христа гностиков, ариан, назареев и нарождавшейся кельтской церкви.

КОРОЛИ-ПРОВИДЦЫ ИЗ ДИНАСТИИ МЕРОВИНГОВ

Самую страшную опасность для доживавшей последние дни Римской империи представляла королевская ветвь деспозинов в Галлии. Ею были представители династии Меровингов — потомки «царей ловцов» по мужской линии, а также правонаследники сикамбрийского королевского рода по женской линии. Сикамбры, получившие свое название по имени легендарной предводительницы Камбры, населяли в IV веке до Р.Х. Северное Причерноморье, но были вытеснены оттуда скифами. Сами представители этой древней династии называли себя новомагами (то есть «заново породненными»).

В Национальной библиотеке в Париже хранится факсимильная копия пользующейся заслуженным авторитетом «Хроники Фредегара», — всеобъемлющего исторического труда VII столетия, на составление оригинала которого ушло около 35 лет. Издание манускрипта Фредегара было представлено прославленному двору Нибелунгов и признано экспертами того времени исчерпывающим официальным отчетом об исторических событиях эпохи. Труд Фредегара, состоявшего в середине VII столетия летописцем при бургундском королевском дворе, охватывает период, начиная со времен первых еврейских патриархов и кончая эпохой правления Меровингов. В нем содержится множество выдержек из различных документальных источников, а также перекрестных ссылок на сочинения таких авторов, как св. Иероним (первый переводчик Библии на латынь), архиепископ Исидор Севильский («Энциклопедия знаний») и епископ Григорий Турский («История франков»).

В предисловии Фредегар утверждает, что, во всяком случае, его исследования были более тщательны, нежели у цитируемых им летописцев истории. Далее он пишет:

«Я полагаю для себя обязательным быть скрупулезным в своем анализе, дабы достигнуть необходимой точности… и поэтому я включил… (как возможный первоисточник будущих работ) описания царствования всех монархов и их хронологию».

Доскональность его исследований объясняется тем, что Фредегар, высоко ценившийся членами Бургундской королевской фамилии, имел доступ к всевозможным церковным летописям и государственным анналам. Он повествует о том, как сикамбрийская ветвь франков (от коих носит свое название Франция), получила это имя в честь своего легендарного вождя Франсио — потомка библейского Ноя, скончавшегося в 11 году до Р.Х. Еще до бытности своей сикамбрами в степях Причерноморья пращуры народа Франсио обретались в Древней Трое малоазийском городе на побережье Эгейского моря. В честь этого античного поселения получил свое название французский город Труа. Подобным образом Париж носит имя Париса, сына троянского царя Приама, чья любовная связь с Еленой, женой спартанского царя Менелая, послужила поводом для начала Троянской войны.

В IV веке сикамбрийские (салические) франки жили к югу от устья Рейна и Нижнего Мааса, куда они пришли из Паннонии (современной Венгрии) под предводительством своих вождей Генобода, Маркомера и Суннона. Поселившись в этом районе Германии, франкские конунги сделали своим престольным городом Кёльн. В следующем столетии племена франков вторглись в Галлию и захватили всю ее северо-восточную часть. В это же самое время Арготта, дочь Генобода, вышла замуж за короля Фарамунда (правил в 419—430 годы), представителя династии «царей ловцов», который часто упоминался как родоначальник французских монархов. Фарамунд приходился внуком Анфорту (к которому мы еще вернемся) и был прямым потомком Аминодава (Христова родственная линия), женившегося на Юрган, дочери короля Луция (Аримафейская родственная линия).

Однако из вступивших в брак сторон Фарамунд не являлся единственным обладателем права наследования мессианства. Сама Арготта являлась потомком сестры Луция Атильды, вышедшей замуж за предводителя сикамбрийских франков Маркомера — потомка Франсио в восьмом колене. Таким образом, королевский род Меровингов, родоначальниками которого стали Фарамунд и Арготта, по обеим линиям происходил от деспозинов.

Франкский конунг Генобад, отец Арготты, был единственным представителем мужского пола в роду, поэтому его сын Хлодион по праву стал следующим покровителем франков Галлии.

В 481 году, как и полагалось, покровителем (конунгом) был провозглашен сын Хлодиона, легендарный Меровей, в честь которого этот род, взошедший на трон Франкского государства, стал называться династией Меровингов. Ее представители правили не потому, что были коронованы или избраны на королевство. Власть передавалась из поколения в поколение в соответствии с их наследственным правом мессианства, как потомков «царя ловцов» Фарамунда.

Несмотря на то, что Меровей упомянут во всех родословных своего времени, сведения о его происхождении в монастырских анналах выглядят на удивление запутанными. Являясь законным сыном Хлодиона, он, тем не менее, по утверждению историка Приска, был произведен на свет морским чудовищем (это будет рассмотрено в следующей главе). Было, по-видимому, что-то необычное в самом короле Меровее и его одухотворенных преемниках, раз уж они пользовались особым почтением и славой непревзойденных знатоков в эзотерике и оккультных науках . Григорий Турский в VI столетии писал, что предводители франков, потомки Киммерийской династии по женской линии, славились не столько своим аскетизмом, сколько ученостью. Эти высокообразованные правители, которых он называл «благороднейшей ветвью своего рода», явились из преданий назареев, превратившись в «длинноволосых королей-кудесников».

Согласно книге Чисел (6:1—13) и другим ветхозаветным писаниям, назареями называли иудеев, которые, подобно Самсону и Самуилу, связали себя обетом строгого воздержания:

«…он должен воздержаться от вина и крепкого напитка…

Во все дни обета назарейства его бритва не должна касаться головы его. До исполнение дней, на которые он посвятил себя в назареи Господу, свят он; должен растить волосы на голове своей.

И вот закон о назарее…»

(Числа 6:3, 5, 13)

Обет назарейства давался на строго определенные сроки, в соответствии с традициями ессеев устанавливались также и периоды абсолютного целомудрия. Титул верховного назарея по традиции принадлежал наследному принцу, который носил установленное ритуалом черное одеяние. В данном качестве царственного главы духовного чина некогда пребывал и брат Иисуса Иаков Праведный; а за ним и череда официальных наследников престола Иудеи возводилась в это достоинство и принимала на себя связанные с ним обязанности.

Невзирая на свое в конечном счете иудейское происхождение, Меровинги никогда не исповедовали иудаизм. В равной степени они чурались и других, не связанных с христианством римского толка веровании, уходивших корнями в иудаизм. Католик Григорий Турский говорил о них, как о «приверженцах идолопоклонства», но духовно возвышенные представители этой династии никоим образом не были языческими в смысле необразованности. Их религиозный культ совсем не отличался от того, что исповедовали друиды, и их высоко чтили как учителей эзотерики, судей, целителей и провидцев. Несмотря на свои тесные связи с Бургундией, Меровинги не поддавались влиянию арианства, а их государственное устройство не было ни галло-романским, ни тевтонским. Это, как говорили, было «нечто совершенно новое»: культура, казалось бы, возникшая из ничего.

Короли из рода Меровингов не управляли землями и не проявляли политической активности; административные функции в государстве вместо них выполняли майордомы — изначально управлявшие королевским двором, а затем и всей страной. Короли по большей части занимались военными и общественными делами. Областью их главных интересов были образование, сельское хозяйство и морская торговля. Они настойчиво стремились овладеть искусством монаршего правления в лучших традициях древности. Их образцом в этом отношении был царь Соломон, сын Давида. Государственный порядок Меровингов зиждился на идеях Ветхого завета, но Рим, тем не менее, объявил их безбожниками.

Меровинги не только находились в кровном родстве с первыми назареями, но и сохранили их обычаи библейских времен. В соответствии с традициями ессеев, «мальчики рождались заново» в возрасте двенадцати лет. Одетые в простое платье, они подвергались ритуалу повторного утверждения своего рождения — «второму рождению», как указывалось ранее в отношении Иисуса Справедливого. Мальчик, таким образом, «вновь появлялся на свет из чрева матери» и занимал свое место в общине. Королевская семья Меровингов придерживалась аналогичного обычая: право престолонаследия передавалось королевским сыновьям при инициации в двенадцатилетнем возрасте. По этой причине отпадала необходимость и в дальнейшей коронации. Представители этого рода были не династией возведенных на трон, а чередою королей естественного происхождения, чье право на корону утверждалось автоматически путем простого благословения. Как мы успели убедиться, Меровинги были не только потомками ветви Иисуса Христа, но также вели свой род и от Иакова Праведного (Иосифа Аримафейского) по линии сестры и дочери короля Луция.

В Евангелии, хотя вследствие неправильного перевода и очень туманно, но подтверждается бытовавший у ессеев обычай «второго рождения». В повествовании Луки (2:1—12) церемония «второго рождения» Иисуса в хронологическом отношении перепутана с датой его фактического появления на свет. Что касается самого рождества Христова, то Лука относит его к последним годам царствования Ирода Великого, умершего в 4 году до Р.Х. Но Лука также заявляет, что наместником в Сирии тогда был Квириний и что в тот же год по повелению императора Августа в Палестине проводилась перепись населения. На самом же деле Квириний никогда не занимал поста наместника при жизни Ирода и был назначен на эту должность в 6 году от Р.Х. И только тогда, как утверждает Иосиф Флавий в своих «Иудейских древностях», он по повелению кесаря произвел подсчет жителей Иудеи. В летописных документах данного региона эта перепись населения была единственной. И ее никогда не проводили во времена Ирода. Следовательно, перепись производилась через 12 лет после «первого рождения» Иисуса (реального появления на свет) — точно в год его «второго рождения» (инициации).

Эта ошибка, в свою очередь, повлекла за собой хронологическую путаницу, которая сопутствует истории о том, как во время посещения с родителями Иерусалима Иисус задержался в храме (Лука 2:41—50). Случай этот, как сообщается, произошел, когда Иисусу исполнилось двенадцать лет. Однако в реальности это относилось к его предопределенному «двенадцатому году», — то есть не к двенадцатому году после вхождения в мир, а к двенадцатому году после «рождения в общине». Тогда в канун иудейской Пасхи Иисусу на самом деле должно было исполниться 24 или (по «официальному», сентябрьскому дню рождения) 23 года. В этом возрасте, согласно обычаю, он был обязан пройти обряд посвящения во взрослые мужчины. Поэтому вместо того, чтобы сопровождать родителей на упомянутых торжествах, Иисус остался в храме, чтобы «обсудить дела с отцом». Его духовным отцом в те времена был Елеазар Анна.

Все свое детство и юность Иисус был связан с блестящими педагогами и учеными, в частности, с умудренными жизнью волхвами, которыми так восхищались Меровинги. Во времена Меровингов три мудрых волхва, — приветствовавших рождение Иисуса, — окрещенные надуманными именами Каспар, Мельхиор и Валтасар, стали святыми — покровителями столицы франков Кёльна.

Короли из династии Меровингов были знаменитыми провидцами наподобие самаритянских волхвов и твердо верили в тайную силу медовых сот. Поскольку медовые соты имеют форму призм с основаниями в виде правильного шестиугольника, то все философы считали их проявлением божественной гармонии в природе . Их строение связывалось с познанием и мудростью, как это подробно объясняется в притчах Соломоновых (24:13—14):

«Ешь, сын мой, мед, потому что он приятен…

Таково и познание мудрости для души твоей…»

Для Меровингов пчела была свято чтимым существом. Это эмблема царского семейства египетских фараонов стала символом мудрости. При раскопках в 1653 году могилы Хильдерика I (сына Меровея) на его плаще были обнаружены пришитыми около 300 небольшого размера золотых пчел. В 1804 году Наполеон прикрепил их к своему коронационному облачению. Он обосновывал свое право тем, что был потомком Иакова Стюарта Роанского, — внебрачного сына английского короля Карла II Стюарта и герцогини Маргариты Роанской, усыновленного в 1677 году. Стюарты, в свою очередь, равно, как и герцоги Роанские, имели право на ношение этого символа королевского достоинства, поскольку вели свой род от Фредемунда, брата Хлодиона. Таким образом, будучи связаны кровными узами с Меровингами, они в равной степени были потомками «царей ловцов» и по линии короля Фарамунда. Пчелы Меровингов в качестве геральдического символа были заимствованы находившимися в изгнании Стюартами, поэтому выгравированных на стеклянной посуде благородных насекомых все еще можно увидеть в европейских домах потомков якобитов.

После того как в 481 году умер сын Меровея Хильдерик, на франкский престол взошел его сын Хлодвиг — наиболее выдающийся представитель династии Меровингов и фактический основатель французской монархии. Хлодвиг, матерью которого была бывшая королева германского племени тюрингов Басина, в пятнадцатилетнем возрасте унаследовала от отца лишь небольшую область в районе города Турне. Однако в течение следующих пяти лет, двинув свои полки через Арденны и вытеснив римлян из Галлии, он захватил к 486 году территорию между Сеной и Луарой. Римлянам удалось удержать лишь небольшую область, управляемую наместником Сиагрием. В решающей битве при Суассоне Хлодвиг разгромил его войска, и, спасаясь бегством, Сиагрий укрылся при дворе короля вестготов Алариха. Хлодвиг потребовал выдачи своего противника, пригрозив в случае отказа Алариху войной, и связанный Сиагрий был отдан ему на расправу. Одержавшему в двадцать с небольшим лет победы над римлянами и вестготами Хлодвигу предначертано было стать влиятельной политической фигурой Запада.

В те времена римская церковь была охвачена непомерным страхом в связи с растущей популярностью в Галлии арианского учения. Католицизм находился на грани уничтожения в Западной Европе, где большинство действующего епископата составляли приверженцы Ария. Но Хлодвиг не был ни католиком, ни арианином, и поэтому римским иерархам пришла в голову мысль о том, что возвышение короля франков можно обратить в свою пользу. И вышло так, что сам того не желая, Хлодвиг оказал им огромную услугу, женившись на бургундской принцессе Клотильде. Бракосочетание состоялось в аббатстве Ферье, одном из традиционных центров почитания «Черной Мадонны».

Хотя бургунды, по своему обыкновению, исповедовали арианство, сама Клотильда, будучи католичкой, поставила себе задачу проповедовать Евангелие по своей вероисповедательной версии. Поначалу все ее попытки внедрить христианские убеждения в сознание своего супруга заканчивались безрезультатно, но в 496 году ей все же улыбнулась удача. Произошло это под Кёльном, когда войска Хлодвига сошлись в битве с вторгшимися в их страну полками алеманов. Завязалось ожесточенное сражение, и в какой-то момент Хлодвигу показалось, что франки впервые в его головокружительной военной карьере терпят сокрушительное поражение. В отчаянии, возведя руки к небу и умилившись сердцем, Хлодвиг произнес имя Иисуса Христа, моля его даровать войску франков победу. И как только вознес он свою молитву, в тот же миг пал сраженный на поле боя король алеманов. Потеряв своего предводителя, алеманы дрогнули и ударились в паническое бегство. Не теряя времени, Клотильда тут же заявила, что победу Меровингам даровал Иисус. Хлодвиг не был в этом особенно убежден, но его жена немедленно послала за св. Ремигием, епископом Реймсским, который и крестил короля. По преданию пастырь сказал при этом Хлодвигу: «Покорно склони выю, Сикамбр, поклонись тому, что сжигал, и сожги то, чему поклонялся» .

Изъявляя должную преданность своему вождю, вслед за Хлодвигом к купели проследовала добрая половина его дружинников. Вскоре прошел слух о том, что могущественный государь Запада принял крещение по латинскому обряду, и это сулило огромную выгоду римскому епископу Анастасию. Мощная волна массовых обращений в католичество прокатилась по Западной Европе, и, казалось бы, уже неизбежно гибнущая римская церковь была неожиданно спасена. По сути дела, если бы не крещение короля Хлодвига, то вполне возможно, что в настоящее время основным направлением христианской религии на Западе стало бы арианство. Тем не менее, согласие короля принять христианство не являлось сделкой, выгодной лишь одной из сторон. Взамен этого римские иерархи принесли клятву вечной верности ему и его потомкам, пообещав, что новая «священная империя» будет создана под эгидой Меровингов. У Хлодвига не было оснований сомневаться в искренности стремлений Рима к этому альянсу, однако, сам того желая, он стал инструментом заговора епископов против мессианского рода. Получив благословение церкви и заручившись ее поддержкой, Хлодвиг двинул свои дружины в Бургундию и Аквитанию. По замыслу церкви, поход франков должен был привести к принятию арианами католичества. Но в Риме также был разработан план, рассчитанный на далекое будущее. Суть его заключалась в том, чтобы со временем посредством ловких интриг убрать Меровингов с политической сцены, предоставив верховную власть в Галлии епископу римскому.

Осуществив ряд территориальных завоеваний, король Хлодвиг скончался в Париже в возрасте сорока пяти лет. Ему наследовали четверо его сыновей, раздробивших в 511 году Франкское государство на уделы. Феодерик унаследовал от отца Австразию, область вдоль среднего течения Рейна с центром в городе Метц. Восседая на троне в Орлеане, Хлодомир владел районом долины реки Луары и западной частью Аквитании с городами Тулуза и Бордо. Хильдеберту досталась Нейстрия, область, протянувшаяся от берегов Мааса до Арморики (Бретани), со столицей в Париже. Лотарь получил в наследство небольшое королевство в междуречье Соммы и Шельды, избрав своей резиденцией город Суассон. Годы совместного правления преемников Хлодвига стали временем бурных событий в истории государства. Непрерывные военные конфликты с племенами вестготов привели, в конце концов, к проникновению Меровингов в восточные районы Аквитании и окончательному присоединению к своим владениям Бургундии.

Лотарю, умершему последним из четырех братьев в 561 году, удалось перед смертью на короткое время объединить всю территорию государства. Ему наследовали его сыновья, Сигеберт, а затем Хильперик, чей праправнук Дагоберт II в 674 году взошел на королевский престол Австразии. К тому времени ежегодно созывавшиеся соборы епископата, расширив круг полномочий клириков и утвердив неподсудность церкви светским властям, ограничили права королевского дома в сфере налогообложения и снизили его роль в деле управления страной. Вследствие такой политики ключевые посты королевства Меровингов перешли под непосредственный контроль майордомов, тесно связанных общностью интересов с католическими епископами. Рим начал отстранение Меровингов от верховной власти.

 

Глава двенадцатая

Основные особенности преданий о короле Артуре

АНФОРТ, СВ. МИХАИЛ И РЫЦАРЬ ГАЛААД

Франки — сикамбры, от которых по женской линии вели свой род Меровинги, до переселения к берегам Рейна обретались в Аркадии, области Древней Греции на юге Пелопоннеса. Как мы уже успели убедиться, они именовали себя новомагами, — «народами Нового завета», тем же самым именем, под которым некогда были известны ессеи Кумрана. Именно своим аркадским пращурам обязаны Меровинги тем легендарным морским чудищем, которое символически фигурировало в их родословной. Морским владыкой, о котором шла речь, был бог античной Аркадии Паллас, преемник великого Океана.

По преданиям, живым воплощением в земной жизни этого бессмертного властелина морей являлись представители древних морских династий, чьим символом принадлежности к монаршему роду, как и у Иисуса, была рыба. Слово «рыба» на греческом письме передается буквенным сочетанием «ichtys». Эллинизированные евреи, повсеместно применявшие в своем обиходе греческую транслитерацию, использовали этот буквенный образ для увековечения достопамятного акронима, знаменовавшего Имя Спасителя:

Iesus Christos Theos — Иисус Христос, Бог.

Рыба, наряду со львом — державным символом Иудеи, — была геральдической эмблемой королевского рода Меровингов. В конце V века король Хлодвиг для того, чтобы выделить из прочих королевский род Франции, добавил к символике герба геральдические лилии. Но еще до этого иудейский трилистник символизировал положенный между Богом и евреями завет обрезания. И геральдические линии, и вздыбленный лев в более поздние времена были увековечены в гербе королевского дома Шотландии. Более того, по выгравированному рисунку на средневековых печатях и филиграни можно убедиться в том, что часто сочетавшиеся со львом и рыбой геральдические линии — свидетельство единого происхождения монарших фамилий Иудеи и Франции. В преданиях о короле Артуре в качестве прямых потомков царственного колена Давидова выведены «цари ловцов» из рода святого Грааля; родственная линия старшего в роду обозначалась прозванием Анфорт, — символическим именем, образованным от искаженного латинского выражения «in fortes» — «сильный, крепкий» Ветхозаветное имя Воаз (прадед царя Давида, увековеченный в ритуалах современного масонства) имеет аналогичное значение.

Воазом также называлась одна из двух медных колонн, стоявшая по левую сторону в притворе храма царя Соломона. Вторая колонна, установленная справа, именовалась Иахином, что значит в переводе с иврита «он утвердит» (Первая кн. Царств 7:21 и Вторая кн. Паралипоменон). Капители обоих колонн были украшены вылитыми из меди плодами граната (Первая кн. Царств 7:41—42), являвшимися символами мужской способности к воспроизводству потомства (Песня Песней Соломона 4:13). Отнюдь не случайно то, что на обоих знаменитых полотнах, принадлежащих кисти Сандро Боттичелли, «Богородица с гранатом» и «Богородица во славе», младенец Иисус сжимает в руке спелый очищенный плод гранатового дерева . Боттичелли (подлинное имя — Алессандро Филипепи) в действительности с 1483 по 1510 год носил звание «кормчего Приората Богоматери Сионской» — тайного общества, объединенного идеей поиска Грааля. В духе лучших традиций Грааля времен Боттичелли, в образе короля Пеллеса из Артуровых преданий безошибочно угадывается властелин морей Паллас: «Меня величают Пеллесом, королем чужеземной державы и двоюродным братом Иосифа Аримафейского». Ни кто иной, как его дочь Элейн носила титул «хранительницы чаши Грааля со Священной Кровью», а также была супругой Ланселота и матерью Галаада.

Храм св. Михаила в Гластонбери был сооружен по указу короля Луция на месте древнего языческого капища. Св. Михаил, чьим именем названо множество церквей, не был ни легендарным духовным просветителем, ни святым великомучеником. Он отождествляется с архангелом Михаилом, лишь однажды упомянутым в Новом завете (Апокалипсис 12:7). В своем труде «Иудейские войны», написанном на заре первого тысячелетия христианской эры, Иосиф. Флавий утверждал, что ессеи Кумрана дали обет сохранить имена ангелов внутри своей священнической иерархии. Носителями ангельского величания «Михаил» были представители священнического рода Садока. Потомком патриарха династии, того самого Садока, бывшего первосвященником в эпоху царствования Давида, во времена Иисуса являлся Иоанн Креститель, унаследовавший этот духовный чин от своего отца Захарии.

Вплоть до того момента законные государи чреды Давидовой никогда не приравнивались по своему достоинству к носителям ангельских званий Михаила, Гавриила, Селафиила и Рафаила. Тем не менее, роды Садока и Давида были строго династическими. Когда Иоанн Предтеча ушел из жизни, не оставив потомства, Иисус несколько раз пытался получить признание как особа духовного звания. Он даже сумел явить себя ученикам в таком качестве, которое впоследствии получило название Преображения. И только после Воскресения его священничеству был придан законный статус посредством «вознесения в Царство Небесное» (в духовную элиту) и возведения в сан первосвященника по чину Мелхиседека (Послание к Евреям 5:3 и 5:6). С тех пор роль Иисуса, как представителя династии, стала в двояком смысле мессианской: как царя, так и священника или как «царя ловцов», в соответствии с особенностями терминологии Грааля. Впервые со времен Давида Садока царское достоинство и ангельские чины воссоединились в лице Иисуса, ставшего одновременно «Давидом» и «Михаилом»:

«Куда предтечею за вас пошел Иисус, сделавшись первосвященником навек по чину Мелхиседека».

(Послание к Евреям 6:20)

Фрагменты рукописи «Принц Мелхиседек», обнаруженные среди «Свитков Мертвого моря», указывают на то, что Мелхиседек и Михаил были одним и тем же лицом. Именно в этом свете трактуется эпизод из Откровения св. Иоанна, в котором архангел Михаил (наследуемая Мессией священническая власть рода Садока) сражается с драконом римского деспотизма.

Для подтверждения того, что истинным отцом Иисуса является Иосиф, в Послании к Евреям (7:14) полностью игнорируется евангельская трактовка рождества Христова. Там говорится следующее: «Ибо известно, что Господь наш воссиял из колена Иудина, о котором Моисей ничего не сказал относительно священства». Далее там же объяснено, что в связи с принятием Иисусом нового архангельского достоинства необходимы и перемены в законе и священстве (7:12).

С того самого времени династическая преемственность Мелхиседеков, передаваемая через «царей ловцов», продолжилась в мужской линии рода Иисуса. Эта была линия Давидова Сангреаля, царствующего рода Иудеи, чаще романтично именуемого «Семейством Грааля». В те давние дни его представители не были монархами де-факто, но являлись царями-священниками де-юре. И только в V столетии, после того как потомок «царей ловцов» Фарамунд женился на принцессе Арготе, наследнице Сикамбрийского королевского дома, — Христова родственная линия начала свое стремительное возвышение. И не случайно присутствие св. Михаила было отмечено в 495 году в Корнуолле, а в 580 году — в Галлии: династический титул «Михаил» носил каждый старший в роду. Название корнуолльского города Марасион (в переводе с корнийского языка — «Сионская ярмарка») синонимично Иерусалиму. По дороге, проложенной по гребню приливной плотины, от Марасиона можно добраться до горы св. Михаила — места, где стоит древний кельтский монастырь. В VIII веке он стал обителью монахов-бенедиктинцев, превратившийся со временем в аббатство св. Михаила.

В историях, обыгрывающих традиционный сюжет поиска Грааля, с завидным постоянством фигурируют имена как доподлинно иудейские, так и явно подразумевающие их еврейское происхождение. Среди героев романов Артурова цикла можно встретить Иосифа, Лота, Галаада, Брона, Хеврона, Пеллеса, Иону и так далее. Почти во всех легендах, включая и завершающий Артуров цикл роман Томаса Мэлори, постоянно встречаются акцентируемые отклонения от основной темы повествования, где говорится о «царях ловцов». Кроме того, в произведениях данного жанра есть множество упоминаний об Иосифе Аримафейском, царе Соломоне и царе Давиде. Даже Иуда Маккавей из священнического рода Хасмонеев (умерший в 161 году от Р.Х.), чьи воины отстояли Иерусалим, и тот не обойден вниманием авторов. По прошествии стольких лет многим стало казаться странным, что к этому высокородному герою иудеев относятся с таким глубоким почтением в сугубо христианской по внешнему виду истории о Граале:

«— Господин рыцарь, — обратился он к мессиру Говэну, — молю вас, останьтесь… и завоюйте этот щит, иначе мне придется победить вас… ибо он принадлежал самому верному рыцарю из тех, что видел свет… и мудрейшему.

— И кто же это такой? — спросил мессир Говэн.

— Иуда Маккавей был тем рыцарем…

— Да, ты говоришь правду, — сказал мессир Говэн . — А как звать тебя?

— Сударь, мое имя Иосия, и я веду свой род от Иосифа Абаримасейского. Отец мой, что сейчас в лесу, король Пеллес, король Рыбак — мой дядя».

Доподлинно известно, что образы некоторых персонажей романов о рыцарях Круглого Стола были списаны с реально существовавших личностей. В частности, к ним можно отнести Ланселота, Борса и Лионела, которые находились в родственных отношениях с ветвью д'Аксов из семейства Грааля. А что же в отношении остальных? Есть признаки того, что большинство героев имели прототипов, правда, не обязательно живших в эпоху короля Артура. Большая часть романов на тему Грааля писалась в эпоху средневековья, когда евреи в Европе особой любовью населения не пользовались. Рассеявшись по всему Старому Свету после изгнания из Палестины, они, не имевшие собственной земли, которую могли бы обрабатывать, обратились к торговле и ростовщичеству. Это их начинание не встретило понимания ни со стороны простых верующих, ни со стороны римской церкви, запрещавшей ссужение денег под процент. Учитывая все это, король Эдуард I в 1209 году, сделав исключение лишь для высококвалифицированных медиков, выдворил из Англии всех евреев. Совершенно очевидно, что в такой атмосфере средневековые писатели (будь то обитатели Британии или континентальной Европы) сочли противоестественным или в политическом плане ошибочным использовать для местных героев, рыцарей и королей звучащие на иудейский манер имена. Тем не менее, имена эти продолжали существовать, начиная от такого древнего персонажа, как Иосиф, и кончая более поздним героем Галаадом.

Имя собственное «Галаад», ставшее синонимом истинного рыцарства, несколько раз упоминается в ветхозаветных писаниях. Изначально Галаадом именовался сын Махира и праправнук патриарха Иосифа (Числа 26:29—30). Галаадом также называлась гора (Бытие 31:21—25), при которой Иаков и Лаван воздвигли из камней «холм-свидетель» в знак своего мирного союза (Бытие 31:46—48). Подражая Бернарду Клервоскому, Гильберт, настоятель Линкольнширского аббатства цистерцианцев, в своих «Духовных гимнах» причисляет артуровского Галаада непосредственно к семейству Иисуса. Христианские писатели никогда бы не стали возводить в высокое достоинство лиц еврейского происхождения в рыцарских романах, не будь их имена уже хорошо известны и общеприняты. По всей видимости, персонажи производили впечатление вполне реальных личностей даже при том, что были выхвачены из контекста своей эпохи и поставлены для придания романтичности в общие временные рамки.

КАМЕЛОТ И ПЕНДРАГОНЫ

Приблизительно с VII века до Р.Х. Британию начали заселять племена кельтов (в переводе — «чужаков»), обитавших на обширной территории Западной и Центральной Европы. Достигнув в железном веке высокого уровня цивилизации, они контролировали почти всю равнинную часть острова. В течение последующих столетий по Альбиону прокатилось еще несколько волн кельтских переселенцев с континента, последними из которых были белги, осевшие в юго-восточной части страны. Прежние обитатели Британии оттеснялись на север и запад, где основывали новые поселения, такие как Гластонбери в Сомерсетшире и Мейден-Касл в Дорсетшире. В 54 году до Р.Х. римские легионы, ведомые Юлием Цезарем, пересекли Ла-Манш и вторглись на территорию Британии. Несмотря на непрекращавшееся сопротивление, кельты, возглавляемые такими выдающимися предводителями, как Карактак и Будикка, вынуждены были отступить в западные районы острова. Римляне называли местных жителей бретанами. Слово это было заимствовано ими из языка кимров, населявших древний Уэльс, именовавших остров Бретаном, что в переводе означало «Земля обетованная».

Римляне добились больших успехов в деле завоевания Британии, но им так и не удалось сломить сопротивление кельтов, населявших самую северную окраину острова — Каледонию. По этой причине для разделения двух цивилизаций по приказанию императора Адриана (правил в 117—138 годы от Р.Х.) вдоль всей границы была возведена система укреплений, получившая название «Адрианова вала». Большинство кельтов, обитавших к югу от оборонительного рубежа, восприняла жизненный уклад римлян, чего нельзя было сказать об их вспыльчивых сородичах с севера, продолжавших яростно сражаться с пришельцами. Гористую местность и острова Каледонии населяли пикты («пикти», по-латыни — «раскрашенные люди»), получившие название за яркую краску, наносившуюся на лицо и руки перед боем. Северная часть Ирландии и была вотчиной скоттов — шотландских кельтов.

Правители располагавшихся на территории древнего Уэльса земель Поуис и Гуинет вели свой род от Аваллака по линии Бели Мавра (то есть Бели Великого, иногда называемого Билли или Хели). Бели Великий — властелин бриттов I столетия до Р.Х. — яркий пример личности, в датировке времени жизни которого царит путаница. Виной тому невероятное количество мифов и легенд, которыми обросло его имя. Внуком его был архидруид Бран Благословенный, зять Иосифа Аримафейского. В силу исторических ассоциаций Бели и Брана часто ошибочно принимают за живших в давние времена братьев Белина и Бренна. Эти сыновья предводителя пиктов Поррекса, воспевавшиеся как боги в древних кельтских преданиях, вели между собой борьбу за власть в начале V столетия до Р.Х. на севере Британии.

Еще больше запутывают дело высказывания о том, что Бран Благословенный был «отцом» Карактака. Они действительно были современниками, жили в I веке от Р.Х., но отцом Карактака на самом деле являлся Кимбелин, правитель Камулода. Эти бесконечные несуразности вносили постоянную неразбериху в родословные книги раннего средневековья, однако вопрос разрешается весьма просто. Отцом Брана был король Ллир (Лир), происходивший из рода Бели Мавра. Спустя три-четыре столетия эти же самые имена носили несколько потомков короля Луция. Правивший Уэльсом в более поздние времена Ллир Ледиат приходился отцом другому Брану, имевшему сына по имени Карадак (или Карактак). Дело также усложняет и тот факт, что верховный друид Бран являлся «отцом» в ритуально-жреческом отношении. В этом смысле он был таким же «отцом» Карактака, как Елеазар Анна и Симон Зилот были «духовными отцами» Иисуса в Иудее.

Аваллах, потомок архидруида, приходился внуком дочери Иосифа Аримафейского Анне, жене Брана Благословенного. Собственная жена Иосифа также носила имя Анна. Как уже говорилось ранее, имя Аваллак представляло собой отличительный титул. Точно таким же образом и имя Бели являлось титулом, носителем которого был верховный правитель. Другим потомком Бели Мавра являлся король Ллуд — прародитель королевских домов Колчестера, Силурии и Стратклайда, — чье семейство породнилось знаменательными браками с потомками рода Иосифа Аримафейского (Иакова Праведного). Из принцев Уэльских Аримафейского рода вышли основатели и правители герцогства Бретань (Малая Британия) — области на северо-востоке Франции, именовавшейся ранее Арморикой (буквально «обращенной к морю»).

Могущественный Кимбелин, внук короля Ллида и отец Карактака, еще при жизни Иисуса был возведен в достоинства пендрагона Британии. Пендрагон, или Верховный дракон острова, именовался «царем царей» и «покровителем острова кельтов». Но титул этот не был династическим, и пендрагонов из представителей королевских родов выбирал жреческий совет старейших друидов. Избрав своей резиденцией Колчестер — наиболее величественное укрепление времен железного века, Кимбелин правил племенами белгов, именовавшихся катувелланами и триновантами. Колчестер в те времена носил имя Камулода, что в переводе с кельтского языка означало «неровный свет». Это укрепленное поселение впоследствии стало прообразом замка с похожим названием Камелот из цикла Артуровых романов. К северу от владений Кимбелина обитал народ исенов, которыми правил король Прагутаг. Его легендарная супруга Будикка в 60 году от Р.Х. возглавила великое, но безуспешное восстание кельтов против римского владычества, вдохновляя своих воинов знаменитым боевым кличем: «И гвир эрбин и бид — справедливость против мира». Это произошло вскоре после того, как Иосиф Аримафейский, прибыв из Галлии, на глазах у имперского Рима воздвиг Гластонберийский храм.

Образ дракона в кельтской мифологии своим происхождением обязан священному крокодилу («мессеху») древних египтян. Фараоны помазывались крокодиловым жиром и таким путем сохраняли стойкость и силу духа «мессеха» (отсюда и слово «мессия» — «помазанник»). Образ неустрашимого «мессеха» постепенно трансформировался и принял обличие дракона, ставшего символом королевского могущества. Изображение пурпурного дракона красовалось на штандартах римских легионеров. Этот имперский символ нашел отражение в эпизоде из Откровений св. Иоанна (12:3), где архангел Михаил противостоит «красному дракону с семью головами». Как уже указывалось ранее, этим драконом был Рим, вошедший в историю под названием «Города семи царей» (голов!) — по числу самовластных правителей города до установления республики.

Являясь бесстрашными защитниками своего народа, кельтские короли Британии, в соответствии с египетскими традициями «мессехов», именовали себя «драконами». Но до того как Англия стада объединенным государством под эгидой саксонских монархов, на острове существовало множество отдельных королевств. По этой причине возникла необходимость избрания «царя царей» — верховного монарха, стоявшего над всеми и возглавлявшего разноплеменную армию. Первым пендрагоном (Верховным драконом или первым монархом) стал Кимбелин.

После того, как последние римляне в 410 году покинули пределы Британии, власть на местах вновь возвратилась к вождям племен. Одним из них был Вортигерн, правитель Поуиса в Уэльсе, женатый на дочери последнего римского наместника Магна Максима. Захватив в 418 году всю власть в Уэльсе, в 425 году он был избран пендрагоном острова, взяв себе в качестве герба изображение красного дракона. Этот национальный символ валлийцев до сих пор украшает государственный флаг Уэльса.

К тому времени из Аримафейского рода по линии Анны и Брана Благословенного выделилось несколько самостоятельных королевских ветвей. Наиболее выдающимся их представителем стал Канедда — правитель северного королевства Манау у берегов залива Ферт-оф-Форт. В параллельной фамильной ветви выделялся своим мудрым правлением Коль Хен, предводительствовавший «Северным народом» (Гвир-и-Гогледд). Увековеченный в детских виршах — «дядюшка Коль — славный король» — правил Регедом из своей камберлендской резиденции в Карлайле. Другим видным вождем кельтов был Серетик, потомок короля Луция. Владея обширными землями вдоль берегов реки Клайд, он избрал местом своего пребывания шотландский город Дамбартон. Эти королевские фамилии дали самых знаменитых кельтских святых и, в соответствии с этим, заслуженно именовались «святыми семействами Британии».

Выполняя просьбу Вортигерна об изгнании нежеланных ирландских поселенцев, в середине V века Канедда и его сыновья ввели свои дружины на территорию Северного Уэльса. В ходе боевых действий он основал на побережье острова к западу от Поуиса королевство Гуинет. В это же самое время племена каледонских пиктов, воспользовавшись отсутствием Канедды, совершили ряд приграничных набегов вдоль Адрианова вала. Дабы изгнать непрошеных гостей, на помощь были срочно призваны отряды наемников из германского племени ютов. Однако наемники, возглавляемые Хенгестом и Хорсой, справившись с задачей, обратили свое внимание на юг и захватили королевство Кент. Вслед за ними на Британские острова из континентальной Европы хлынули родственные ютам племена англов и саксов. Саксы, захватив, главным образом, южную часть острова, основали королевства Уэссекс, Суссекс, Миддлсекс и Эссекс. Оккупировав остальную часть страны от устья Северна до Адрианова вала, англы создали Нортумбрию, Мерсию и Восточную Англию. Все эти новоявленные государства вкупе стали называться Англией, то есть «страной англов». Захватчики дали название и полуострову на западе страны: «Уэльс», что означало «земля чужестранцев».

В эти неспокойные времена надежным пристанищем для монахов и ученых стала Ирландия, отделенная морем от бушующей в водовороте этнических катаклизмов Британии. Такой поворот событий привел к возникновению уникального феномена — кельтского христианства. Уходя своими корнями в Египет, Сирию и Месопотамию, оно, несомненно, придерживалось заповедей назареев. Поскольку основа веры зиждилась на учении самого Иисуса, а Моисеевы заветы, как и подобает, хранились в памяти, то богослужение совершалось строго по александрийскому чину. Соблюдались древние иудейские законы о браке, а также праздновались субботний день и Пасха. Что касалось божественного происхождения Иисуса и догмата о Святой Троице, то они не нашли своего отражения в исповедуемом вероучении. В кельтской церкви не существовало епархиального епископата, и управлялась она, главным образом, аббатами — старейшинами монастырей. Все было организовано по клановому принципу, и основной упор делался на образованность и ученость.

Канедда остался в Северном Уэльсе и, унаследовав в 464 году после кончины Вортигерна титул пендрагона, стал также верховным предводителем боевых отрядов бриттов. Обладатель последнего звания именовался кельтами «гулетиком». После смерти Канедды пендрагоном был назначен зять Вортигерна, король Брекнока Брихан, а пост гулетика достался Серетику, правителю Стратклайда. Тем временем из Бретани на родину вернулся внук Вортигерна Аврелий. Обладая огромным опытом ведения боевых действий на континенте, он прибыл, чтобы дать достойный отпор наседающим саксам. Будучи жрецом-друидом, Аврелий носил звание «принца святилища». Святилище, о котором идет речь, представляло собой ритуальный шатер, именовавшийся «амброй» и символизировавший собой древнееврейскую скинию. («И устроят они мне святилище, и буду обитать посреди их» — Исход 25:8). Хранители амбры персонально величались «Амвросиями» и носили пурпурный плащ. Обосновавшись в крепости на горе Сноудон, Аврелий Амвросий создал оборонительный рубеж на восточной границе Уэльса, а после смерти Брихана стал его преемником на посту гулетика.

СВЯТОЙ КОЛУМБАН И МЕРЛИН

В начале VI столетия Брихан II, сын покойного Брихана I, как принц Манау, двинулся к берегам залива Ферт-оф-Форт. Там он в графстве Форфаршир основал еще одно укрепленное поселение с названием Брекнок, которое валлийцы с тех пор именовали Брекноком-на-Севере. Замок Брихана I в Уэльсе назывался Бреконом, поэтому сын точно таким же именем окрестил и свою цитадель на севере. Дочь Брихана II вышла замуж за принца Габрана из Далриады, который впоследствии, унаследовав замок в Аберфойле, стал лордом Форта.

В 514 году ирландские кельты, изгнанные из Гуинета, под предводительством короля Антрима Кайрилла нанесли обидчикам ответный удар, высадившись на побережье Манау. Вторжение было успешным, и вскоре обширная территория вокруг Форта подпала под власть ирландцев. Как и полагается в таких случаях, Брихан обратился за помощью к своему зятю, принцу Габрану, и гулетику Аврелию. Не пытаясь выдворить ирландцев из Манау, предводители объединенных сил решили атаковать Антрим с моря. В 516 году флот скоттов под командованием Габрана, приняв на борт своих кораблей отряды гулетика Аврелия, вышел из пролива Джура и взял курс к берегам Ирландии. Объектом их нападения стал замок короля Кайрилла, непреступная крепость на холме близ Данбедана. Воины гулетика успешно справились с задачей, и после яростного штурма цитадель пала. В 560 году хронист Гилдас (516—570) писал об этом сражении в своей рукописи «Упадок и завоевание Британии»; фигурирует битва у Данбедана как в шотландских, так и в ирландских хрониках того времени. Спустя несколько лет после победоносного рейда к берегам Антрима, в 537 году Габран стал королем скоттов. Его королевский двор размещался в Данедде (Западная Шотландия), на берегу озера Лох-Кринан.

В это время пендрагоном был избран правнук Канедды, король Гуинета Мэлгвин. Его преемником на этом посту со временем стал сын короля Габрана, принц Далриады Эдан. Возложив на себя корону короля скоттов в 574 году, Эдан стал первым из британских монархов, церемония возведения на престол которого проводилась в строгом соответствии со всеми христианскими канонами.

Человеком, совершившим помазание Эдана на королевство, был св. Колумбан. Рожденный в 521 году, этот потомок королевского рода Ирландии имел законное право на ее корону, но, решив посвятить себя служению Богу, отрекся от права престолонаследия и принял монашеский постриг. Какое-то время он преподавал в церковной школе графства Даун, а затем основал несколько монастырей в окрестностях Дерри. Но главную цель своей жизни ему было предопределено осуществить в Западной Шотландии и на населенных скоттами островах Далриады, ибо в 563 году Колумбана выдворили из Ирландии. Ополчившись с собранной им армией своих сторонников против несправедливостей, творимых правителем королевства Слиго, он был заточен в тюрьму Тары, а впоследствии, в возрасте 42 лет, изгнан из страны. Вместе с двенадцатью учениками Колумбан отправился морем к острову Иона, где основал знаменитый монастырь, названный его именем. Несколько позже и значительно севернее, в Каледонии, его высокородное происхождение получило достойное признание со стороны короля пиктов Бруида, при дворе которого он занял видное положение. Получив в свое распоряжение флотилию парусных судов, Колумбан посетил остров Мэн и Исландию. Где бы он ни побывал, — не только в Каледонии, но и на островах и в Нортумбрии, — Колумбан везде оставлял в память о себе школы и монастыри.

В те времена на территории равнинной Шотландии размещалось тринадцать самостоятельных королевств. На юге они граничили с Нортумбией, а на севере примыкали к владениям пиктов. Находившиеся в географическом отношении далеко за пределами Уэльса районы Лотиана, Голлоуэя, Твиддейла и Эйршира, тем не менее, все время управлялись принцем Уэльским. Один их таких династических управляемых районов к северу от Адрианова вала населял «северный народ», королем которого был Гвенддоло.

Незадолго до церемониального возведения Колумбаном на королевский престол Эдана, король Стратклайда Риддерх в битве у Карлайла сразил Гвенддоло насмерть. Поле битвы находилось между рекой Эск и укрепленным поселением Лиддел-Уотер, к северу от Адрианова вала. (Интересно, что именно у крепости Лиддел разворачивается действие одного из преданий Артурова цикла под названием «Фергюс и Черный Рыцарь».) Главным советником (мерлином) Гвенддоло в то время был Эмрис из Поуиса, сын Аврелия. После гибели Гвенддоло мерлин, спасая жизнь, укрывался в Каледонском лесу, а затем искал убежища при дворе короля Эдина в Даннаде.

Звание мерлина (то есть королевского провидца) восходит к жреческим традициям друидов. До Эмрина этого титула удостаивался Талисин Сказитель, супруг Вивианы I д'Акс. После его смерти титул мерлина перешел к Эмрису из Поуиса, который стал прототипом знаменитого волшебника Мерлина из сказаний Артурова цикла. Эмрис приходился двоюродным дядей королю Эдану, а поэтому был вправе требовать от нового монарха ответных действий в отношении убийцы Гвенддоло. Эдан выполнил наказ родственника и в должное время предал огню и мечу королевский двор Риддерха в Дамбартоне.

В те времена самым крупным городом на севере Британии являлся Карлайл. В период римского владычества он представлял собой хорошо укрепленное военное поселение, а к 369 году превратился в один из центров провинций Британии. В своей «Жизни св. Кутберта» Беда Достопочтенный упоминает о том, что христианская община в Карлайле существовала задолго до проникновения в этот район англосаксов. Чуть севернее Карлайла, вблизи Керкби находятся развалины замка пендрагона. В эпоху короля Артура Карлайл также назывался Кардеолом или Карлеоном, и именно сюда писатели, развивавшие тему Грааля, помещали второй королевский двор Артура. Карлайл фигурирует во французском романе «Потомство Мерлина», а также в британских сказаниях «Сэр Говэн и Карл из Карлайла» и «Признание короля Артура».

Хотя верховная должность пендрагона просуществовала почти 650 лет, но ни в одном историческом документе этого периода невозможно найти упоминания о пендрагоне Утере — легендарном отце короля Артура. В реальной жизни, по крайней мере, он никогда не существовал под этим именем, хотя, как мы увидим, отец Артура был знаменитым пендрагоном.

ИСТОРИЧЕСКИЙ КОРОЛЬ АРТУР

Принято считать, что первое документальное упоминание об Артуре относится к IX столетию: в «Истории бриттов» валлийского монаха Ненния легендарный король фигурирует как участник множества легко угадываемых сражений. Однако еще до Ненния в манускрипте аббата Адамнана Ионийского (627—704) «Жизнь св. Колумбана» можно встретить это имя. Упоминает об Артуре и валлийский бард второй половины VI века Анейрин в своей поэме «Годдоин».

Когда в 574 году Колумбан возвел принца Эдана в королевское достоинство, то наследником престола стал его старший сын Артур (родился в 557 году). В «Жизни св. Колумбана» рассказывается о том, как святой предрек Артуру, что тот умрет прежде, чем унаследует корону отца. Далее автор подтверждает, что пророчество оказалось верным, и молодой наследник погиб в боевой стычке за несколько лет до смерти самого св. Колумбана, произошедшей в 597 году.

Предположение о том, что имя Артур произошло от латинского имени Арторий, является общепринятым. Тем не менее, это абсолютно неверно. На самом деле все обстоит иначе. Имя предводителя рыцарей Круглого Стола сугубо кельтское, а точнее, ирландского происхождения. Слово «арту» в переводе с языка кельтов означает «медведь», и производные от него имена встречались в те времена довольно часто. Дабы не быть голословными, можно привести пример: сыновей жившего в III веке короля Арта звали Кормаком и Артуром. Римская языковая культура не оказала никакого влияния на ирландские имена, и корни имени Артур уходят в глубокую древность. Например, правившего в V столетии до Р.Х. Лагэном короля звали Арту Мак-Делманн.

В своем повествовании Ненний перечисляет несколько сражений, из которых Артур вышел победителем. Среди упоминаемых районов боевых действий — Каледонский лес, расположенный к северу от Карлайла, и форт Бремением в горах Чевиот-Хиллс, откуда были выбиты англосаксы. Также Ненний в ярких красках описывает битву Артура у реки Глен в Нортумбрии, протекавшей в укрепленном районе, который с середины VI века стал центом боевых действий. Среди других полей сражений, связанных с именем Артура, были упомянуты форт Карлайл и округ Линн, где Бен Артур стоял с войском у местечка Аррохар в северной оконечности озера Лох-Ломонд.

Для того чтобы поместить Артура в реальную историческую обстановку, необходимо ясно осознавать, что такие величания, как пендрагон и мерлин, были всего-навсего титулами. Они давались не одному человеку и с течением времени меняли хозяев. Отец Артура, король скоттов Эдан Мак-Габран, стал пендрагоном потому, что приходился внуком принцу Брихану. Что касается пендрагона Утера, то его просто не существовало, несмотря на то, что значительно позднее это имя прижилось в английской литературе. Утер Пендрагон был придуман сочинителем романов Гальфридом Монмутским, валлийским священником, а затем — епископом. Гаэльское слово «утер» не что иное, как прилагательное, означающее «грозный». Известен всего лишь один Артур, носивший титул пендрагона, — им был Артур Мак-Эдан, король Далриады.

В годовщину своего шестнадцатилетия (в 575 году) Артур стал верховным гулетиком — предводителем объединенных войск. Кельтская церковь признала его мать, Игерну д'Акс, правомочной верховной правительницей кельтских королевств. Матерью самой Игерны, ведшей свой род по прямой линии от Иисуса, была Вивиана I — наследственная королева Аваллона. Исходя из этого, священнослужители, вслед за возведением отца Артура на трон короля скоттов, помазали его на королевство в качестве верховного правителя бриттов. Игерна, зачавшая Артура от Эдана, во время вынашивания ребенка формально находилась в браке с Гвирлеем, дуксом Карлайла.

В «Истории Британских королей» Гальфрида Монмутского Гвирлей, дукс (воевода) Карлайла, в буквальном смысле испаряется, трансформировавшись на юго-западе острова в Горлоя, дюка (герцога) Корнуолльского . Такая корректировка фактов легко объяснима, ибо покровителем Гальфрида был норманнский граф Роберт Глостерский. Работа над книгой (в 1147 году) оплачивалась норманнскими деньгами, и заказчик, несмотря на то, что король Артур не фигурировал в «Англосаксонских хрониках», выразил настойчивое желание увековечить его в английских преданиях.

И хотя книга была представлена читателям, как основанная на фактах история, опус Гальфрида Монмутского заслужил репутацию недоброкачественного во многих отношениях труда. Историк Вильям из Малмсбери назвал его «сомнительной книжонкой». Его коллега Вильям из Ньюбери пошел еще дальше, заявив, что «все написанное этим человеком с таким старанием об Артуре и его предшественниках — высосанный из пальца вздор».

В особенности многих озадачивал тот факт, что Горлой титуловался герцогом (дюком) Корнуолльским, так как этого титула в V веке в Англии не существовало. Древний титул дукса вовсе не соответствовал тому, что в более поздние времена стало именоваться герцогским достоинством. Это было сугубо военное звание, не имевшее никакого отношения к феодальному праву собственности на землю. Еще одним нонсенсом являлось утверждение Гальфрида о том, будто бы Артур появился на свет в замке Тинмут. В то время там никакого замка не существовало, и был он возведен лишь в начале XI века первым графом Корнуолла на месте разрушенного кельтского монастыря.

Другим неправомочным носителем звания «сына пендрагона» стал вошедший в предания один из королей Уэльса. Его действительно звали Артуром, и жил он в самом деле в VI веке. Однако этот монарх, по сути дела, являлся представителем другой королевской семьи той эпохи. Кроме того, он не был сыном пендрагона и прототипом короля Артура, фигурировавшего в учении Грааля. Этот «не тот» Артур, — даром что сам он и его предки являлись заклятыми врагами местных валлийцев, — был в 506 году возведен св. Дубрикием в достоинство принца Диведа. В действительности он был потомком королевского рода Дейси, лишенного прав наследования и изгнанного из Ирландии в конце IV столетия. После того как римские легионы в 383 году окончательно покинули Южный Уэльс, предводители кланов Дейси, выдворенные из Ленстера, завладели Диведом. Артур, принц Диведа, заслужил репутацию сумасбродного деспота. В народных преданиях он живописуется как неугомонный возмутитель спокойствия, вечно вмешивавшийся не в свои дела.

В романах, объединенных Артуровой тематикой, путаница между Артуром шотландским и Артуром Валлийским во многом определялась их связью с мерлинами. Как уже говорилось, мерлин Эмрис был сыном Аврелия. В то же время супруга Аврелия Ниниана приходилась родной сестрой правителю Диведа Артуру. Аврелий вступил в этот брак, пытаясь таким образом воспрепятствовать вторжению в Поуис представителей рода Дейси, однако надежды его были вскоре развеяны. Это значило, что мерлин Эмрис приходился, с одной стороны, племянником Артуру Диведскому, а с другой — был кузеном пендрагона Эдана Мак-Габрана и назначенным опекуном его сына — Артура Далриадского.

В написанных в X веке анонимных «Анналах Камбрии» (Камбрия — древнее название Уэльса) указано, что Артур погиб в битве у Камблана. Но о каком Артуре идет речь в этом историческом документе? Суть сказанного заключается в том, что в анналах говорится о собирательном образе Артура, возникшем задолго до упомянутого события и вобравшем в себя черты обоих исторических лиц: принцев Далриады и Диведа.

В инкунабуле XV столетия, носящей название «Красной книги Хергеста», сборнике валлийских народных сказаний, утверждается, что битва при Камблане состоялась в 537 году. Если под этим населенным пунктом подразумевается Мескамлан, расположенный южнее Динамоди, то вполне вероятно, что Артур, принц Диведа, воевал в этих местах. Он прославился тем, что лично возглавлял набеги на соседние Поуис и Гуинет. Тем не менее, определенно можно утверждать, что Артур Далриадский позднее указанной даты участвовал в сражении при Камелоне, расположенном к западу от Фолкерка. В «Хрониках пиктов и скоттов» это вооруженное столкновение названо «сражением при Камелине». Был он также участником битвы при Камблане, — населенном пункте у Адрианова вала, — закончившейся его тяжелым ранением и кончиной.

Что же касается Гальфрида Монмутского, то он, игнорируя все топонимические признаки, «ничтоже сумняшеся», перенес свое фантастическое сражение на берега реки Камел в Корнуолле. Гальфрид также отождествляет битву при Бадон-Хилле (Дан-Бэдан) в Ирландии со сражением у Бата, по той лишь причине, что последний некогда именовался Баданчестером.

В своем манускрипте «Жизнь св. Колумбана» аббат Адамнан излагает историю о том, как в конце VI столетия король скоттов Эдан решил посоветоваться со св. Колумбаном относительно будущего наследника Далриады. «Кому из трех моих сыновей править королевством: Артуру, Ихаду Финду или Домангарту?» — спросил он святого. И тот ответил, что

«ни одному из троих не бывать повелителем, ибо падут они в битве, сраженные недругами; но если есть у тебя сын помоложе, позволь мне взглянуть на него».

Был доставлен четвертый сын короля — Ихад Буид, которого святой благословил на королевство. «Вот кто переживет всех твоих наследников», — сказал он Эдану. Далее в повествовании Адамнана говорится:

«Как предсказывалось, так оно все в надлежащее время и произошло. Артур и Ихад Финд погибли один за другим от рук миатов, а Домангарт был сражен в битве с саксами. И тогда Ихад Буид унаследовал после смерти отца королевство».

Миатами, упомянутыми Адамнаном, назывались племена бриттов, селившиеся двумя отдельными группами к северу от Адрианова и Антониева валов. Антониев вал тянулся от залива Ферт-оф-Форт на запад до устья реки Клайд. Адрианов вал пересекал низменную часть Южной Шотландии от залива Солуэй-Ферт до поселения Таунмаунт. В 559 году, захватив земли Дейры (нынешнего Йоркшира), англы оттеснили миатов к северу. В 574 году ведомые конунгами дружины англов вторглись в Нортумбрию. Одна часть миатов решила укрыться за Южным валом и с выгодой использовать для себя этот оборонительный рубеж. Другая группировка, двинувшись еще дальше на север, нашла убежище за стенами «линии Адриана».

Главной твердыней северной группы миатов стала крепость Данмиат, расположенная в пределах современного Клакманнаншира на берегу реки Форт. Здесь им суждено было разделить судьбу ирландских переселенцев из Антрима, что не добавило им симпатий со стороны скоттов и валлийцев. Несмотря на сокрушительное поражение короля Кайрилла при Антриме, ирландцы представляли серьезную опасность в Манау. В 575 году вооруженные отряды гулетика совершили еще одно вторжение в Ольстер. Этот второй штурм Дан-Бэдана как раз и упомянут Неннием, который правильно указал на участие в этой военной операции Артура. В то же время Гилдас, повествуя о более раннем сражении 516 года, также верно предводителем отрядов называет Амвросия Аврелия. Однако Ненний воздает Артуру похвал больше, нежели тот заслуживает, ибо в этот раз скотты были разбиты. Отец Артура — король Эдан после неудачной вылазки был вынужден сдаться на милость принца Бэдана Мак-Кайрилла в местечке. Рос-на-Риг на побережье Белфастской бухты.

После смерти короля Бэдана Мак-Кайрилла, последовавшей в 581 году, шотландскому Эдану удалось, в конце концов, выдворить ирландцев из Манау и долины Форт. Позднее в 596 году конная дружина Артура изгнала ирландцев и из шотландского Брекнока. К тому времени Артуровы младшие братья Бран и Домангарт уже погибли в сражении у Брекона, но отец, король Эдан, в битве принимал участие.

В ходе боевых действий против ирландцев в Манау объединенным отрядам гулетика пришлось также натолкнуться на упорное сопротивление миатов. Они успешно справились с этой задачей, оттеснив большую часть пришельцев назад в их исконные южные районы. Те племена миатов, которые все же остались на этих землях после ухода армии гулетика, были вынуждены бороться с молниеносно нагрянувшими в их владения пиктами. В конце столетия объединенные силы пиктов и миатов встретились со скоттами на поле сражения близь Камелона, располагавшегося к северу от Антониева вала. На этот раз военная удача была на стороне скоттов, и пикты были вынуждены отойти на север. В память об этом событии построенный неподалеку от поля брани чугунолитейный завод впоследствии получил шутливое название «Кузницы Артура». Он много лет существовал как местная достопримечательность, пока не был снесен в период промышленного переворота второй половины XVIII столетия.

По прошествии трех лет с момента битвы при Камелоне скоттам пришлось сразиться с южными миатами, выступавшими в союзе с англами Нортумбрии. Это вооруженное противостояние разрешилось двумя битвами, разделенными небольшим временным интервалом. Первое сражение как бы переросло во второе после непродолжительного отступления разбитых скоттов и занятия ими новых рубежей. Изначально противоборствующие стороны встретились у Камблана — древнего форпоста римлян у Адрианова вала. В отличие от предыдущей победоносной битвы у стен этой цитадели, упомянутой в «Хрониках пиктов и скоттов», военное счастье изменило скоттам, они потерпели на сей раз полное фиаско. Поддавшись на тактическую уловку миатов, они позволили англам зайти себе в тыл и начать энергичную атаку с заранее намеченных позиций в направлении Галлоуэя и Стратклайда. С тех пор вошло в традицию все начисто проигранные сражения награждать нелестным эпитетом «дорога на Камблан».

Всего лишь за несколько месяцев до описываемых событий король англов Этельфрит со своей дружиной разбил в битве у Карлайла войска короля Риддерха и захватил новые земли по обоим берегам Солуэя. Складывавшаяся обстановка, таким образом, требовала определенного вмешательства в ход событий вооруженных формирований скоттов, возглавляемых Эданом и Артуром. Только так возможно было остановить дальнейшее продвижение англов на север. Рассказывают, что скоттам удалось собрать под свои знамена многочисленные вооруженные отряды, возглавляемые удельными правителями Уэльса. Более того, им даже удалось заручиться поддержкой сына своего злейшего врага — короля Антрима Мэлума Мак-Бэдана. В этом нет ничего удивительного, ибо сами ирландцы были запуганы маячившей на горизонте угрозой англосаксонского вторжения на Эйре.

МОДРЕД И КЕЛЬТСКАЯ ЦЕРКОВЬ

Необходимо отметить, что король Эдан являлся христианином кельтского обряда, учрежденного Священным братством св. Колумбана. И действительно, жители Далриады, в массе своей, были привержены этому духовному течению. Оно было, несомненно, взлелеяно назарейскими традициями. Но сохранило в своей обрядности некоторые особенности ритуалов местных друидов.

Несмотря на это, сам Артур был в такой степени одержим идеями христианства римского толка, что начал считать свою объединенную кавалерию неким подобием воинства небесного. Такое положение дел беспокоило кельтскую церковь, ибо Артуру, в конце концов, предопределено было стать следующим королем скоттов. Старейшин кланов в первую очередь тревожила возможность насаждения им католической веры в королевстве по восшествии на престол Далриады. На этой почве Артур приобрел даже врага в лице собственного сына Модреда, бывшего в те времена протоиереем Священного братства. Модред находился в дружеских отношениях с властителем Элмета (западной части нынешнего Йоркшира), королем саксов Сердиком, который, в свою очередь, являлся союзником Этельфрита, короля Берники. Поэтому не стоило большого труда уговорить Модреда выступить на поле брани против своего отца в союзе с англосаксами, дабы попытаться сохранить традиции друидов в королевстве скоттов.

И случилось так, что когда скотты в 603 году встретились лицом к лицу с англами и миатами у стен Камблана, Эдану и Артуру противостоял не только король Этельфрит, но и их собственный принц Модред. Первая стычка противников у Камблана оказалась скоротечной. Скоттам не оставалось ничего другого, как, срочно перестроив боевые порядки, ринуться на зашедшего в тыл неприятеля. Однако контратака быстро захлебнулась, и смятые мощным натиском англов бритты были вынуждены отступить, преследуемые по пятам наступающим противником. Отряды Этельфрита настигли объединенные силы кельтов у селения Доустон, где на берегах реки Солуэй и развернулось решающее сражение. Появление протоиерея Модреда в стане врага сильно поколебало боевой дух кельтов, и именно здесь нашли свою смерть сорокачетырехлетний Артур и Мэлума Мак-Бэдан.

Сражение, начавшееся у Камблана и закончившееся вблизи Доустона, — одно из самых кровопролитных в кельтской истории. В «Анналах Тигернаха» с прискорбием сообщается, что «в этот день полегла костьми половина мужского населения Шотландии». Несмотря на то, что Этельфрит вышел победителем из этой схватки, тяжелые потери понесли обе стороны. Вместе со своими дружинами остались лежать на поле сражения его родные братья Теобальд и Энфрит. Недосчитавшись двух сыновей, Артура и Ихада Финда, а также внука Модреда, покидал ратное поле и престарелый король Эдан.

Этельфриту так и не удалось овладеть Стратклайдом, но его успех при Доустоне позволил расширить территорию Нортумбрии в северном направлении до залива Ферт-оф-Форт. Десять лет спустя, в 613 году, Этельфрит вынудил сдаться крепость Честер и подчинил власти англов всю Камбрию. Англосаксонская экспансия, образно говоря, вбила долговременный клин между исконными землями бриттов Уэльса и Стратклайда. Затем англы Мерсии, устремившись на запад, оттеснили валлийцев за тот рубеж, который впоследствии стал именоваться Валом Оффы. Их соседи саксы Уэссекса, вторгшись в пределы Экстера, постепенно захватили всю юго-западную часть полуострова Корнуолл.

Со временем некогда единые кельтские земли Уэльса, Стратклайда, Девона и Корнуолла стали совершенно разобщенными друг от друга, — и братство св. Колумбана ставило все это в вину Артуру. Он не справился со своими обязанностями гулетика и верховного монарха. Его отец, король Далриады Эдан, скончался спустя пять лет после поражения под Камбланом, и это, как говорится, открыло англосаксам прямую дорогу к окончательному завоеванию Британии. Дни кельтских правителей были сочтены, и завершая более чем шестивековую традицию, последним пендрагоном Уэльса был избран Кадваладр — потомок в 26-м колене Иосифа Аримафейского.

В результате поражений в битвах при Камблане и Доустоне перестали существовать древние королевства британского Севера. Скотты, отрезанные от своих прежних валлийских союзников, поняли, что единственный способ сохранить земли Альбы (Шотландии) — союз с каледонскими пиктами. Это знаменательное событие произошло в 844 году, когда потомок прославленного Эдана, король Кеннет Мак-Альпин, сплотил под своим скипетром и державой пиктов и скоттов в единую нацию . Летописи, в которых содержится описание церемонии коронации Кеннета, свидетельствуют о его истинно высокородном происхождении, причисляя короля шотландцев к потомкам королей Аваллона.

Уцелей Модред в битве под Камбланом, он, пользовавшийся исключительным расположением друидов и кельтской церкви, несомненно, стал бы пендрагоном. Артурова мать Игерна приходилась старшей сестрой Моргаузе, вышедшей замуж за правителя Оркнейских островов Лота Лотианского. От этого брака появились на свет три представителя мужского пола Оркнейской династии: Говэн, Гаэрис и Гарет. Также как и ее сестра Игерна, Моргауза была младшей сестрой Вивианы II — супруги короля Бана Благословенного Тела, потомка деспозинов по линии Фарамунда и «царей ловцов». Вивиана и Бан произвели на свет Ланселота д'Акс. После смерти своего первого мужа, дукса Карлайла, Игерна вышла замуж за Эдана, короля Далриады, усыновила таким образом родившегося вне брака Артура и обеспечила ему статус королевского наследника. Этот брачный союз впервые за последние три с половиной сотни лет соединил в лице Артура родственные ветви Иисуса и Иакова (Иосифа Аримафейского).

Бабушкой Артура по материнской линии была Вивиана I — наследственная королева Аваллона и кровная родственница Меровингов. Его тетка Вивиана II носила официальный титул «хранительницы кельтских тайн», который в должное время унаследовала дочь Игерны — Моргэн. Артур был женат на бретонке Гвинифере, но брак этот оказался бездетным. Но, с другой стороны, он стал-таки отцом Модреда, которого ему принесла Моргэн. Судя по таким метрическим документам, как «Реестр Кроматри», можно предположить, что у Артура также была дочь по имени Тортолина. Однако это не так, ибо была она дочерью Модреда и, следовательно, приходилась ему внучкой. Моргэн, иногда именуемая Морганной, была замужем за королем Уриеном , правителем Регеда и Гоури, который в романах Артурова цикла величается Уриеном де Гором. Их сын Ивэн стал родоначальником бретонской династии д'Аксов, представители которой носили титулы графов. Сама Моргэн по праву величалась «святой сестрой Аваллона» и «верховной жрицей кельтов».

Некоторые авторы полагали, что у Артура со своей единоутробной сестрой Моргэн были сексуальные отношения. Однако британские кельты трактовали это совершенно иначе. В те давние времена господствовало мнение о двойственной природе Бога и в равной степени превалировал древний принцип «священной сестры-невесты», благоговейно чтившийся в религиозных ритуалах Месопотамии. В этом отношении кельтская молитва к Богу начиналась словами: «Отец и Мать наши небесные…» В связи с этим существовал особый ритуал, призванный символизировать воплощение «этой двуполой сущности» в образе простых смертных. В качестве земного проявления богини Керридвин Моргэн олицетворяла женское начало такой двойственности. Артур, в соответствии с установившимися традициями времен египетских фараонов, исполнял роль ее неотъемлемой половины. На празднике Белтана, отмечавшемся в день весеннего равноденствия, Артур, воспринимаемый как божество в человеческом обличье, был обязан участвовать в ритуале священного соития двух воплощенных в человеческих существах ипостасей «отца» и «матери». Учитывая символическую божественность Артура и Моргэн в ходе данного обряда, любой отпрыск мужского пола, появлявшийся на свет в результате телесного единения, впредь именовался «кельтским Христом» и в должное время помазывался на верховное правление. В силу такого положения вещей не Артуру, занявшему впоследствии заметное место в романтической литературе, а его сыну Модреду суждено было возглавить духовную иерархию королевства. Он стал носителем титула «помазанника Британии», был возведен в сан протоиерея Священного братства св. Колумбана и «царя ловцов».

Хотя в зрелые годы Артур стал приверженцем римских традиций, он не прилагал усилия, чтобы соединить древние кельтские верования с основами христианской доктрины. Эту славу заслужил протоиерей Модред, относившийся в равной степени почтительно, как к друидам, так и христианским пастырям. И именно эта существенная разница в характере отца и сына стала причиной их конфликта. Артур превратился в ревностного католика, тогда как Модред всегда оставался сторонником веротерпимости в духе истинных традиций королей Грааля. Несмотря на головокружительные успехи, достигнутые Артуром в начале своей монаршей карьеры, его католический фатализм стал причиной нарушения им клятвы верности кельтским традициям. Будучи верховным монархом бриттов, он был обязан стать защитником веры, а вместо этого он навязывал кельтскому народу чуждые ему религиозные идеи. В 603 году он и его сын погибли под Камбланом, но смерть Артура не оплакивалась кельтской церковью, хотя помнили о нем всегда. Держава Артурова пала по причине его отказа от принципов верности и служения. Его крайнее пренебрежение ими способствовало окончательному завоеванию англосаксами Туманного Альбиона. И теперь его верным рыцарям предстоит скитаться по заброшенной земле вплоть до нового пришествия Грааля. Вопреки всем мифам и легендам, не Артура, а умирающего протоиерея Модреда вынесли с поля боя святые сестры его матери Моргэн.

ОСТРОВ АВАЛОН

Как указывал в своем романе Гальфрид Монмутский, под островом Авалоном традиционно понимался потусторонний мир. Именно здесь, в этой вечной обители, обретался легендарный Артур, окруженный заботой юных дев. Фея Морганна обещала излечить Артуровы раны. Когда Гальфрид писал свою историю, он даже не догадывался о том, какой фурор вызовет его книга. И дело было даже не столько в том, что роман буквально кишел неточностями, сколько в допущении его автором возможности «второго пришествия короля». Наряду с той магической силой, которой Гальфрид наделил женские персонажи, это делало роман совершенно неприемлемым для римской церкви. В более позднее время Томас Мэлори пошел на компромисс. По его версии, Бедевер просто переносит раненого Артура в плавучий дом, а живущие в нем женщины берутся доставить его на Авалон. Далее у автора Бедевер бредет по лесу и случайно натыкается на одинокую часовню, которая, как выясняется, стала местом упокоения короля.

И хотя сама идея Авалона, несомненно, была навеяна Гальфриду Монмутскому представлениями древних кельтов о своеобразном языческом рае, его описание более соответствует Островам Блаженства, где люди обретают бессмертие, а плоды сами падают в рай с деревьев. В соответствии с установившейся в мифологии традицией эти острова вечной жизни находились «за Западным морем». Точное местоположение этого острова не указывалось ни одним из ранних авторов, ибо такового просто не существовало, по крайней мере, в мире живых. Вся его прелесть заключалась в том, что он был вечным раем.

В 1191 году все в одночасье переменилось, когда с Авалоном стали отождествлять Гластонберийское аббатство в Сомерсетшире. Именование «островом» этого расположенного в глубине страны городка было в известной степени оправдано. Гластонбери располагался в болотистой и изобилующей водотоками местности, вблизи датируемых III веком до Р.Х. построек на озерах Миэр и Годни. Этот топонимический парадокс породил еще одно, не менее популярное название данного края — «Юдоль Авалонская». До этой даты, однако, никто не усматривал возможной связи между Артуром и Гластонбери, если не считать случайного упоминания об этом Кардока Лланкарфанского. В 1141 году он писал о том, что аббат Гластонберийский сыграл важную роль в освобождении Гвиньевры, находившейся в плену у короля Сомерсета Мелуоза. Но ни он, ни кто другой не предполагали, что Гластонбери и Авалон — суть одно и то же.

В 1191 году монахи Гластонберийского аббатства сумели извлечь пользу из преданий о короле Артуре таким способом, который, несомненно, потряс бы даже современных специалистов по маркетингу. С тех пор одни писатели клеймят позором действия монахов и называют их откровенно мошенническими, другие — приводят доводы в их защиту, утверждая, что те сами волей обстоятельств были введены в заблуждения. Но как бы то ни было на самом деле, монашеская братия не только спасла свою обитель от вымирания, но и явила на свет совершенно новое предание о самом Гластонбери. В 1184 году аббатство сильно пострадало в результате пожара, и Генрих II принял решение о финансировании его реконструкции. Вступивший после его смерти в 1189 году на престол Ричард I Львиное Сердце был более заинтересован в расходовании государственных средств на нужды крестовых походов, и поэтому финансирование было прекращено. Оставшимся без копейки монахам не оставалось ничего другого, как только вырыть яму между двумя саксонскими памятниками к югу от часовни Богоматери и (к всеобщему изумлению) обнаружить бренные останки Артура и королевы Гвиньевры!

На глубине порядка 16-ти футов, в выдолбленном из дуба челне, они обнаружили кости высокого мужчины, а также кости меньшего размера с длинным локоном золотистых волос. Сама по себе такая находка едва ли повлекла за собой какие-либо серьезные последствия, но монахам сопутствовала удача, ибо чуть выше крышки фоба находился вделанный в камень свинцовый крест. Надпись на латыни вдоль поперечины креста гласила: «Здесь на острове Авалон покоится в мире прах прославленного короля Артура и его второй супруги Гвиньевры». Святые отцы не только нашли могилу Артура, но также получили письменное доказательство того, что Гластонбери и был тем самым мистическим островом Авалон!

Церковь, правда, несколько смущал тот факт, что на эпитафии Гвиньевра значилась «второй» супругой короля, и по этой причине сочли надпись явно ошибочной . Некоторое время спустя, измененный по объему и содержанию, а также лишенный какого бы там ни было упоминания о Гвиньевре, на надгробии чудесным образом появился новый текст. Теперь он в большей степени отвечал потребностям аббатства: «Здесь на острове Авалон покоится в мире прах прославленного короля Артура».

Почему монахам потребовалось копать именно в данном месте, совершенно не ясно. И даже если они все-таки нашли кости, как было заявлено, то не было никаких оснований связывать находку с легендарным королем Артуром. Идентификационным признаком стала надпись на свинцовом кресте. Впрочем, понятная всем в средние века латынь в той же степени отличалась от латыни эпохи Артура, в какой современный английский язык отличается от языка времен Тюдоров.

Тем не менее, что бы там ни говорили, находка хорошо послужила монахам, и после успешной рекламной компании толпы паломников валом повалили в Гластонбери. За счет их пожертвований аббатству удалось существенно поправить свое финансовое положение, и монастырский комплекс был перестроен в строгом соответствии с намеченным планом. Что касается предполагаемых останков Артура и Гвиньевры, то они были уложены в два покрытых росписью сундука и помещены в отделанное черным мрамором углубление перед главным престолом.

Поскольку погребенные останки оказались сущим соблазном для множества верующих, монашеская братия решила извлечь еще большую выгоду из новооткрытой приманки для пилигримов. Если кости Артура вызвали такой интерес населения, то можно было не сомневаться в том, что останки одного или двух святых вызовут настоящий фурор. Поэтому святые отцы вновь взялись за лопаты, и (подумать только!) через некоторое время было объявлено о новых открытиях. Аббатство обрело не только кости св. Патрика и св. Гилдаса, но и останки архиепископа Дунстана, тело которого (как всем было известно) уже двести лет к тому времени покоилось в Кентерберийском кафедральном соборе!

Ко времени правления Генриха VIII, когда началась государственная кампания по закрытию монастырей, Гластонберийское аббатство могло похвастать не одним десятком священных реликвий. Среди них были нить из савана Богородицы, кусочек серебра из жезла Аарона и даже камень, который Иисус якобы отказался превратить в хлеб. С закрытием обители, однако, дни благоденствия монашеской братии закончились, а вышеупомянутые реликвии бесследно исчезли. С тех пор уже больше никто не видел мнимых останков Артура и Гвиньевры; все, что от них осталось, — знак, отмечающий место их прежнего захоронения. Тем не менее, для множества людей Гластонбери всегда будет ассоциироваться с Авалоном. Некоторые, правда, готовы поддержать мысль Гальфрида, связывавшего этот остров с Тинтагелем; а кто-то решительно «застолбил» участок на острове Бардси или Холи-Айленде. И все же, если не считать реально существующего городка с названием Авалон в Центральной Франции, совершенно ясно, что кельтское «царство теней» представляло собой мифический мир, предания о котором уходили корнями в доисторическое прошлое.

Если мистический остров и существовал в земной юдоли, то он был сродни загробному царству вечного блаженства, который протогаэльское племя фирболгов именовало Арунмором. Фирболги населяли современную ирландскую провинцию Коннахт за много веков до наступления христианской эры. В соответствии со своими религиозными воззрениями это древнее племя избрало в качестве убежища вечной обители своего короля Энгуса Мак-Мойра некий сверхъестественный остров. Туда, по преданию, перенеслись души воинов, погибших в легендарной битве при Маг Туреде. Волшебный остров, в соответствии с поверьями, располагался в море, где-то между Антримом и шотландским Эршером. Арунмору в этом отношении соответствовал остров Арран в Ирландском море, где, согласно древним кельтским легендам, обретался морской бог Мананнан.

МОРГАННА И ЦЕРКОВЬ

В «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского фея Морганна была предводительницей святых сестер-покровительниц острова Авалон. Нечто подобное отмечал в своих трудах еще в I столетии географ Помпоний Мела, когда писал о девяти таинственных жрицах острова Сейн, принесших обет целомудрия. Мела рассказывал об их способности исцелять болезни и предсказывать будущее, и в этом отношении они очень напоминали Моргэн д'Акс — верховную жрицу кельтов, обладавшую целительским и пророческим даром. Церковь, разумеется, не могла мириться с тем, что такие качества приписывались женщине, и поэтому монахам-цистерцианцам надлежало создать вымышленный образ феи Морганны в «общедоступном цикле» романов на Артурову тему.

Цистерцианцев в этом отношении отождествляли с рыцарями Иерусалимского ордена тамплиеров, ибо тема Грааля родилась непосредственно в среде храмовников. И хотя все графы Эльзасские, Шампанские и Леонские, — с которыми узами родственных отношений были связаны такие писатели, как Кретьен де Труа, — были членами этого духовного союза, в сфере общественной жизни по-прежнему безраздельно царствовала католическая церковь. Для публикации печатных изданий в Европе следовало придерживаться определенных правил. Недаром Тридентский собор в 1545 году, не предоставивший женщинам права священнического и пастырского служения, предал роман «Пророчества Мерлина» анафеме и занес его в «Индекс запрещенных книг». В довершение всего, с середины XIII века Моргэн, наследная представительница династии и святая сестра Авалона, стала изображаться в виде злобной колдуньи Морганны. В английской поэме «Говэн и Зеленый Рыцарь» (написанной приблизительно в 1380 году) не кто иной, как завистливая Морганна, стараясь запугать более удачливую соперницу, превращает рыцаря Берсилака в Зеленого Великана.

По аналогии с матриархальными обычаями пиктов благороднейшая Авалонская династия, представительницей которой являлась Моргэн, продолжалась по женской линии. Это значило, что дочери королев занимали более высокое положение, нежели их сыновья, так как честь продолжения рода извечно принадлежала женщинам. Игерна, мать Моргэн, была дочерью Вивианы I д'Акс. Символические королевы кельтского Авалона, ведшие свой род от Иисуса, появились одновременно с королями династии Меровингов. Другой генеалогической ветвью этого древнего рода стали потомки королей Септимании и Бургундии. Ивэн, сын Моргэн, стал родоначальником правящей в Бретани благородной Леонской династии д'Аксов, гербом которой впоследствии стал черный лев Давида на золотом поле.

В некоторых книгах высказывается предположение, что сын Ивэна — граф Леонский Витур д'Акс и есть тот легендарный Утер Пендрагон, о котором упоминалось выше. Отождествление этих двух лиц базируется в этих исторических трудах на чисто внешнем сходстве имен. Но в действительности Витур — имя баскское и его корнуолльским эквивалентом является Гвитер. Графство Леонское было основано приблизительно в 530 году, во времена правления бретонского короля Оэля I. Он являлся представителем валлийской ветви Аримафейского рода, и его сестра Алинор стала супругой Ивэна.

В те времена в Бретани существовало два уровня власти. В ходе продолжительного переселения кельтов с Британских островов на континент здесь к 520 году образовалось новое государство, но оно не являлось королевством, как таковым. Появилась целая чреда королей, таких как Оэль, но, по существу, были они не монархами в общепринятом понимании этого слова, а всего лишь правителями переселенцев. В течение всего этого периода Бретань оставалась вотчиной рода Меровингов, и местные короли подчинялись власти графов, назначаемых из числа франков. Верховным франкским правителем Бретани в 540—544 годы был Крономор — уроженец Франкского государства, уполномоченный Меровингами следить за деятельностью переселенцев с Британских островов. Предки Крономора были майордомами Нейстрии, а сам он получил наследственный титул графа де Поора. Со временем потомки тетки Ивэна, королевы Вивианы II, стали полновластными графами всей Бретани.

В романах, объединенных Артуровой темой, Бретань занимает видное место. В Пемпоне, приблизительно 30 миль от Рена, находится очаровательный «Лес Броселианды». Отсюда же начинается «Долина, из которой нет возврата» — место, где Морганна содержала в заточении своих возлюбленных. Легко могут быть найдены волшебный «Источник Барентона» и «Сад радости» Мерлина. И все же большая часть историй Броселианды, заимствованных из жизнеописаний исторического лица, мерлина Эмриса, в действительности происходила в Каледонском лесу, на севере Шотландии.

 

Глава тринадцатая

Тайный заговор против рода

ВЕК СВЯТЫХ

Будучи оторванной от Византийской метрополии, церковь Рима примерно в начале VII века придала законченную форму апостольскому символу веры. Добавленные места хорошо знакомы всем и в наши дни. Бог стал «творцом неба и земли», а Иисус, изображенный отнюдь не по библейским канонам, перед тем, как на третий день воскреснуть, «претерпел при Понтии Пилате», а затем «сошел в преисподнюю». В вероисповедальный символ в то же время была включена концепция «святой кафолической церкви» и «причащения святых».

В течение VI и VII веков якобы еретическое несторианское вероучение, получив широкое распространение в Малой Азии и Персии, достигло пределов Южной Индии. Оно проникло даже в Китай, где прибывших миссионеров в 635 году принял в своем дворце император Танской династии Тайцзу. На повелителя Поднебесной новая религиозная доктрина произвела столь сильное впечатление, что он потребовал немедленного перевода несторианского вероисповедального символа на китайский язык и одновременно санкционировал возведение памятной несторианской церкви и монастыря. Почти полтора столетия спустя, в 781 году, в Сиане был воздвигнут монумент в честь самого Нестория.

Между тем ариане, также не приемлевшие божественную сущность Иисуса, основательно утвердились в европейском обществе. В истории, пишущейся с позиций католицизма, ариане — как, впрочем, и вестготы, остготы, вандалы, лангобарды и бургунды, — неизменно характеризуются словом «варвары». Но такая характеристика определяет лишь несхожесть их духовных культур. И это вовсе не значит, что эти народы по природе своей были кровожадными безбожниками. Открытая враждебность вышеупомянутых варваров к Риму и Византии была не более варварской, чем то дикарское отношение самих римлян к покоренным ими народам. Будучи в свое время язычниками (как в сущности и сами римляне), эти племена в течение IV столетия по большей части превратились в убежденных приверженцев учения Ария. К началу VII века в Испании и Южной Франции, в Причерноморье и населенной германцами части Европы подавляющее большинство христиан являлись арианами.

Другим вероучением, в известной степени родственном арианству и несторианству, стала религиозная доктрина, проповедовавшаяся в IV веке пресвитером Присциллианом из Авилы. Эта разновидность христианства, зародившаяся на северо-западе Испании, за короткий срок приобрела значительное число приверженцев в Аквитании и Гаскони. Основополагающим принципом учения Присциллиана, заимствованным им у христиан Сирии, Египта и Месопотамии, была твердая вера в принадлежность Марии к категории простых смертных в противоположность тому полубожественному образу, который насаждался католической церковью. Присциллиан был казнен в 386 году в Трире, но тело его впоследствии переправили для погребения в Испанию.

Принимая во внимание столь широкое распространение альтернативных христианских течений, совсем нетрудно догадаться, что католическая церковь отнюдь не занимала ведущих позиций в христианском мире Запада. Католицизм соседствовал с множеством других форм христианства, каждая из которых, так или иначе, воздействуя на него, несла знамя своих идей. Тем не менее, при всем их многообразии, религиозные направления базировались, главным образом, на иудейских традициях, а не на доктрине Павла, принятой и пересмотренной Римом. За исключением небольшого числа религиозных сект внутри движения гностиков, все они исповедовали веру, духовно близкую традициям деспозинов. Распространяя назарейское вероучение об истинно человеческой природе Иисуса, эти люди скорее проповедовали его слово, а не поклонение его личности.

На окраинах католического мира к тому времени, параллельно официальным структурам римской церкви, стали возникать духовные объединения с определенной философской направленностью. Речь идет о монашеском движении, отвергавшем церковную иерархию и зиждившемся, главным образом, на религиозных концепциях Востока. То духовное благочиние, которое характеризовало строго регулируемую религиозными установлениями жизнь ессеев кумранской общины, было продолжено их последователями в отдаленных пустынных регионах. Эта суровая жизнь затворников, составлявшая саму суть монашеского бытия, — будь то небольшая община или уединившийся подвижник-анахорет, — создавала идеальные условия для занятий наукой и философских размышлений.

Основатель монашеского движения святой Мартин (316—397) запомнился современникам тем, что был готов поделиться последним куском хлеба с голодающим нищим. Будучи выходцем из Паннонии, он доблестно сражался в рядах имперской армии и мог сделать на этом неплохую карьеру. Однако обуреваемый более возвышенными идеалами Мартин оставил службу и поселился в Пуатье, где вскоре основал в Мормутье первый в Галлии монастырь. Около 371 года он был рукоположен в сан епископа и занял кафедру в городе Туре, не изменив, правда, при этом своей приверженности монашеской жизни. После смерти он был причислен к лику святых и провозглашен небесным покровителем Франции.

Одним из первых миссионеров, посетивших Британские острова, был св. Герман Осерский. Он также являлся духовным наставником св. Патрика и напутствовал его перед отправкой с христианской миссией в Ирландию. Патрик происходил из богатой галльской семьи, но в юношестве был похищен пиратами и продан рабом в Ирландию. После нескольких лет, проведенных в неволе, он бежал с острова и поступил в монастырь св. Мартина Турского, где готовился к деятельности проповедника христианства.

Проповедовавшееся св. Патриком учение во многих отношениях отличалось от утвержденной Римом доктрины, и в его трудах ясно прослеживается склонность к арианской и несторианской концепции. В действительности он вовсе не пользовался любовью католической церкви, иерархи которой в один голос категорически заявляли о его полной непригодности для пастырского служения. Но Патрик в своем вероучении целиком полагался на Священное писание. У него не было времени ставить под сомнение авторитет епископов римских, ибо главным жизненным интересом св. Патрика стали монашеские братства кельтской церкви.

Одной из наиболее выдающихся фигур, сыгравших решающую роль в становлении европейского монашества, несомненно, являлся св. Бенедикт (488—544). Он происходил из итальянского рода Нурсия и первоначально вел жизнь отшельника в одной из пещер неподалеку от Рима. Здесь же у него появились и первые ученики. Спустя некоторое время Бенедикт посчитал целесообразным перебраться вместе со своими последователями в местечко Монте-Касино, расположенное между Римом и Неаполем. Само селение находилось на вершине живописного холма рядом с руинами древнего храма Аполлона. Языческое капище едва ли могло прийтись по нраву католическим епископам, но у Бенедикта вскоре появилось огромное число приверженцев, среди которых был и будущий римский епископ Григорий Великий (590—604) . За невероятно короткий промежуток времени бенедиктинцы приобрели огромный политический авторитет. В особенности успешной была их попытка по примирению в Италии вестготов с воинственными лангобардами.

Устав св. Бенедикта предписывал смиренное послушание, строгое соблюдение установленных молитвенных часов и общую собственность во всех сферах монастырской жизни. Полновластным руководителем монашеской братии по уставу являлся аббат — настоятель монастыря. Со временем Бенедикт основал двенадцать монастырей, в каждом из которых проживало по двенадцать монахов. За выдающуюся деятельность на этом поприще потомки назвали его «отцом монашеских орденов западного христианства». С тех давних времен главная заслуга в сохранении высокой культуры образования, церковной живописи и музыки в захлестываемой волнами варварского невежества Европе принадлежала бенедиктинцам.

Эта эпоха возникновения монашеских орденов бенедиктинцев знаменует собой начало периода, называемого иногда «веком святых» — веком, на протяжении которого традиции римского католицизма, если так можно сказать, продолжали эволюционировать.

Однако в то время, когда церковь Рима была всецело поглощена упорядочением догматики и иерархической структуры, кельтская церковь проявляла интерес к душам и сердцам простых людей. К 597 году кельтская модель христианства получила столь широкое распространение, что это вызвало отнюдь не безосновательные опасения Рима. Поэтому для проведения исповедываемой бриттами веры в полное соответствие с католическими канонами, епископ римский Григорий специально направил в. Южную Англию большой отряд монахов-бенедиктинцев во главе с Августином. Время прибытия римского эмиссара было выбрано не случайно, ибо незадолго до его появления на острове скончался знаменитый «отец священного братства», нежно любимый кельтами св. Колумбан. Августин начал свою деятельность на юго-востоке Туманного Альбиона, а если точнее, то в Кенте, где супруга местного короля Этельберта была по рождению католичкой. В 601 году Августин был провозглашен епископом Кентерберийским, а два года спустя предпринял попытку стать также и примасом кельтской церкви. Однако в стране, чья церковь была по духу гораздо ближе к назарейской, нежели римской, такая затея заранее была обречена на провал. Замысел Августина в действительности заключался не в придании ритуального единообразия обеим церквям, а в достижении любыми средствами полного подчинения Риму той национальной церкви, которую он объявил более или менее еретической.

И только в 664 году, на поместном соборе в Уитби, на севере Йоркшира, Риму удалось одержать первую в области догматики победу над кельтской церковью. Основные дебаты развернулись вокруг времени празднования Пасхи, поскольку верховный понтифик того периода решил, что христианская Пасха более не должна ассоциироваться с иудейским Песахом. Вопреки всем существовавшим кельтским традициям и обычаям римские пастыри преуспели в достижении своей цели, оборвав навеки исторические связи между евреями и кельтами. По английской традиции, однако, празднование Пасхи никоим образом не связывалось с отмечанием Песаха иудеями. Кроме того, британские пасхальные торжества никоим образом не были связаны и с Иисусом. Пасха, в действительности, символизировала ежегодное рождение кельтской богини весны Эстры, праздник которой отмечался еще с языческих времен и не имел никакого отношения к христианству.

По завершении собора Рим усилил свой нажим на Британию, но подчинить кельтскую церковь возможно было лишь, открыто объявив войну Ирландии. Однако времена Римской империи давно миновали, и армии, которую католическая церковь смогла бы призвать под свои знамена, никогда бы не удалось разбить бесстрашные дружины ирландских королей. И, как результат, кельтская церковь продолжила активную деятельность в Британии, а Священное братство св. Колумбана стало духовной вотчиной королей скоттов.

Вследствие такого положения дел, наибольшее беспокойство епископов римских вызывала их собственная неспособность добиться верховенства над королевскими династиями бриттов. Определенные надежды на успех Рим связывал с королем Артуром, но тот погиб, а право наследования друидических и назарейских традиций было навечно закреплено за потомками его единокровного брата Ихада Бруида. Вскоре после восшествия Ихада на престол, в 610 году епископ Бонифаций IV добавил к своему званию понтифика («мостостроителя») еще и титул папы римского. Это была совершенно откровенная попытка конкуренции с овеянным вековыми традициями отличительным величанием «отца», унаследованном кельтами от ессеев и назареев. И когда Рим обратился к аббату Бангорскому Дианоту с позиций своего нового папского верховенства, то пастырь ответил, что ни сам он, ни его коллеги не признают подобного рода полномочий. Они были готовы, как он сказал, признать церковь Бога, «но что касается лона церкви, то мы не знаем ни одного, кого бы нужно было величать вашим титулом „папа“ (или епископом над епископами)».

На протяжении многих столетий неоднократно предпринимались попытки лишить кельтскую церковь ее священнического и патриархального наследия. А оно было в достаточной степени авторитетным, чтобы возбудить нездоровый интерес Ватикана. Католическое таинство священства, как было принято считать, зиждилось на передаче апостольской благодати. Однако возможно ли было подтвердить законность такой передачи, если сам апостол Петр — с которого якобы все и началось — на самом деле никогда не был епископом. Первым официально возведенным в достоинство епископа римского был британский принц Линий — сын пендрагона Карактака. Как записано в «Апостольских постановлениях», истинную передачу благодати начал именно он, после того как в 58 году от Р.Х., Павел, еще при жизни св. Петра, поставил его на епископство. Позднее, в 180 году от Р.Х. епископ Ириней Леонский писал, что «апостолы, заложив и возведя храм в Риме, передали право пастырского служения в нем Линию». Для того, чтобы скрыть истинно королевское происхождение Линия, его зачастую умышленно изображали низкородным рабом. Но, несмотря на все ухищрения, он так и остался бельмом на глазу католической церкви, вынужденной вследствие этого считать папский догмат «непогрешимым». В противной случае рушилась стройная концепция передачи всему сонму первосвященников апостольской благодати от Петра, который никогда не был епископом ни в Риме, ни в любом другом месте.

В 820 году епископ Феодосий попытался восстановить связующее апостольское звено, заявив об обнаружении в испанском городке Компостела останков св. Иакова Воанергес (Иакова Большего). В 899 году на месте поклонения был выстроен храм, разрушенный в 997 году маврами и вновь восстановленный в 1073 году. Однако всем, когда-либо читавшим Новый завет, было хорошо известно, что Иакова Воанергес в 44 году от Р.Х. казнил в Иерусалиме царь Ирод-Агриппа I (Деяния 12:2). Поэтому найденные кости, если действительно вообще принадлежали человеку по имени Иаков, то скорее им был Иаков Алфеев, отправившийся вместе с супругой и Марией Магдалиной в путешествие на Запад. Но даже если в этом и есть какая-то доля вероятности, то отнюдь не без основания можно было бы предположить, что владельцем этих останков являлся Присциллиан из Авилы.

РАСКОЛ В ХРИСТИАНСТВЕ

Окончательный разрыв между Римом и восточной православной церковью произошел в 867 году после того, как последняя заявила, что только ей принадлежит истинная апостольская преемственность. Поместный собор в Риме выразил с этим свое несогласие, после чего папа Николай I и константинопольский патриарх Фотий взаимно отлучили друг друга от церкви.

Это привело к новому витку жаркой полемики, развернувшейся вокруг вероисповедальной сущности Святой Троицы. Западная церковь решила ратифицировать принятый в 598 году на поместном соборе в Толедо так называемый «догмат филокве» — дополнение к Апостольскому символу веры. В нем говорилось о том, что Дух Святой исходит «от Бога-Отца и от Бога-Сына» (по латыни «филокве» — «и от сына»). Восточная церковь с этим категорически не согласилась, заявив, что Дух Святой исходит «от Отца через Сына». Предмет богословского спора был довольно необычен и представлял собой нечто в известной степени непостижимое, но этого было вполне достаточно, чтобы расколоть существовавшую церковь снизу доверху. На самом деле, разумеется, он являлся лишь тривиальным поводом для продолжения спора по поводу того, кто должен править вселенской церковью: Рим или Константинополь.

Конечным результатом теологических дебатов, закончившихся в 1054 году взаимным положением анафематствований, стало образование из одной и той же первоосновы двух совершенно различных церквей .

С течением времени православная церковь претерпела сравнительно незначительные изменения. Ориентируясь на свою метрополию в Константинополе, она строго придерживалась евангельских заветов, уделяя особое внимание в своей обрядности таинству евхаристии — причащению хлебом и вином.

Католицизм, напротив, подвергся многочисленным изменениям, к которым следует отнести появление новых догматов, а также корректировку и доведение до логического завершения старых концепций. Например, было введено понятие о чистилище — месте, где содержатся души умерших людей перед тем, как очищенными от грехов предстать перед Богом. Продолжительность пребывания в чистилище находится в прямой зависимости от степени соблюдения верующими церковных предписаний в земной жизни. Те, кто не выказывали должного смирения и покорности, неизбежно обрекались на вечные адские муки! Начиная с XII столетия, принято было считать, что святые таинства, — хотя и не все они являлись обязательным условием спасения, — представляют собой передачу живущим в этом мире Божией благодати. Всего их насчитывалось семь: крещение, миропомазание (конфирмация), евхаристия (причащение), покаяние (исповедь), брак, священство (рукоположение) и елеосвящение (соборование) больных и умирающих. В дальнейшем было декретировано, что освященные хлеб и вино причастия превращаются в тело и кровь Христовы (догмат о пресуществлении).

Ввиду того, что еще во времена Константина римская церковь явила себя миру как некий религиозный конгломерат, то и внутренняя структура ее продолжала оставаться громоздкой и сложной. Для осуществления централизованного контроля над верующими непрерывно разраставшегося католического общества разрабатывались новое мировоззрение и теории. Таким образом, развитие католицизма происходило на основе строгого регулирования, и поэтому некоторые его догматы, кажущиеся сегодня овеянными многовековыми традициями, на самом деле были установлены совсем недавно. И только в викторианскую эпоху некоторые аспекты католического кредо, до той поры лишь подразумеваемые, были ясно сформулированы как неотъемлемые символы веры. Например, догмат о непорочном зачатии был официально утвержден только в 1854 году, после того, как папа Пий IX издал постановление, согласно которому сама Дева Мария, мать Иисуса, была зачата «вне первородного греха». «Вознесение» Марии на небеса было декретировано лишь в 1950 году папой Пием XII, и только в 1964 году папа Павел VI провозгласил ее «матерью церкви».

Сами по себе такие декреталии стали возможны лишь благодаря безоговорочному признанию высшего авторитета — то есть «папской непогрешимости». С этой целью в 1870 году на Первом Ватиканском соборе был принят специальный догмат. В этом документе категорично было заявлено, что «папа не может ошибаться, когда высказывает свое суждение по вопросам веры и морали с высоты апостольского престола»!

КОНТРОЛЬ НАД РЕЛИГИОЗНЫМ ИСКУССТВОМ

Римская католическая церковь была заинтересована в сохранении контроля не только над историческими документами и романтической литературой. В действительности епископы относились с нескрываемой враждебностью ко всему тому, что на первый взгляд противоречило их догматическим понятиям. Поэтому для придания искусству истинно христианской благопристойности творческая деятельность во всех его сферах регулировалась строгими предписаниями. О том, что Богоматерь должна изображаться в бело-голубых тонах, уже упоминалось ранее; однако существовали и другие законы, которыми вообще должно было руководствоваться священное искусство. Некоторые художники, такие как Боттичелли и Пуссен, успешно использовали в своих работах символические элементы, которые были недоступны пониманию непосвященных. Тем не менее, в целом европейское искусство строго регламентировалось Ватиканом.

С самого первого дня существования Римской церкви определенные неудобства доставляли ей родственники Иисуса мужского пола. С проблемой удалось успешно справиться, переместив их на задний план церковных традиций и выдвинув вперед Богородицу. Невезучие Иаков и Иосиф, отец Иисуса, — в действительности связующие звенья царственного рода, — были намеренно отодвинуты в тень, тогда как культ Девы Марии приобрел небывалое значение. Вот так, прибегнув к продуманной стратегии, удалось без лишних хлопот утаить от общества информацию о продолжении колена Иудина.

Церковь сама определила правила в отношении того, кто и в каком виде мог изображаться на полотнах. Анна, мать Марии, редко появлялась на картинах в обществе своей дочери, так как ее присутствие отвлекало бы внимание зрителей от божественного образа будущей Богородицы. Если все же видимое присутствие Анны было необходимо, то в композиционном плане ее образ должен был занимать подчиненное положение. Хорошим примером такого композиционного построения является картина Франческо Сангалло «Святая Анна и Богородица», где мать изображена стоящей позади дочери. На полотне Чези «Видение святой Анны» мать стоит на коленях перед воздушным видением Марии. Леонардо да Винчи в картине «Богородица с младенцем и святая Анна» сумел искусно поместить взрослую Марию на колени своей матери, выдвинув, таким образом, ее на первый план. На полотне Пьетро Перуджино «Семейство Богородицы» Анна, как и подобает, стоит позади своей дочери.

Иосиф, муж Марии, и отец ее Иоаким на живописных полотнах, как правило, занимали подчиненное положение или переводились на задний план. Оба персонажа создавали постоянные проблемы по причине того, что их отеческие обязанности не соответствовали концепции непорочного зачатия и девственного целомудрия Девы Марии. Уже со времен фресок Таддео Гадди (умершего в 1366 году) художники считали необходимым подчеркнуть невысокое положение, запечатляя Иоакима в состоянии крайнего унижения. По данной причине его часто изображали изгоняемым из храма первосвященником Иссахаром, когда он в праздничный день, еще не будучи отцом, осмелился принести туда жертвенного агнца. На картине Микеланджело «Святое Семейство» Мария восседает на высоком троне, занимая центральное место в композиции. В то же время ее муж Иосиф, изображенный на заднем плане, опирающимся на парапет, судя по внешнему виду, целиком погружен в мысли, не имеющие никакого отношения к сюжету.

Церковь охотно согласилась бы с тем, что Мария никогда не выходила замуж, но художники не имели права отклоняться от евангельского первоисточника. Тем не менее, в картинах не было даже малейшего намека на какую-то плотскую близость между Иосифом и Марией. По этой причине Иосифа, как правило, изображали намного старше своей жены, лысым и, как это видно из картины Доменико Гирландайо «Поклонение пастухов» (1485), проявляющим мало интереса к остальным членам своей семьи. На полотне Караваджо «Отдых на пути в Египет» Иосиф запечатлен в виде полностью облысевшего, седобородого старца. Нередко Иосиф предстает перед зрителем совершенно немощным и неловко опирающимся на костыль, в то время как Мария всегда выглядит молодой и воздушно прекрасной, как на картине Паоло Веронезе «Святое Семейство».

Когда же в XVI веке Иосиф сообразно заслугам наконец-то был причислен к лику святых, мало что изменилось в его пользу. Посредством едва различимых символов он по-прежнему представал лишь в образе приемного отца Иисуса, держащего в руках белую лилию — знак чистоты своих отношений с Марией. К этой категории относится и знаменитая картина Рафаэля «Обручение Марии», на которой Иосиф, хотя и выглядит моложе, чем обычно, держит в руке увенчанный лилией жезл.

Как лилия являлась общепризнанным знаком непорочности Марии, так и роза представляла собой символ ее красоты. Художники зачастую изображали ее с розой в руках, либо помещали в антураж розового сада, как это видно из картин Чезаре Сессо «Мадонна» и Мартина Шена «Богородица у розового куста». С незапамятных времен лилию называли «цветком Марии». Именно по этой причине гладиолусы (в их иудейской форме геральдических лилий) были вынесены на герб Меровингов, стремившихся подчеркнуть таким путем свое мессианское происхождение.

Необходимость присутствия Иосифа создавала определенную проблему для художников, изображавших на своих полотнах рождество Христово. Но трудность эта была преодолена на картинах художников XVI столетия, подобных Алессандро Моретто, запечатлевшего отца Иисуса в облике согбенного старца, опирающегося на костыль. Иногда Иосиф представал перед зрителем даже дряхлым маразматиком или спящим, как на портрете кисти Лоренцо Креди. Так или иначе, но этот потомок царственного рода Давидова постепенно был низведен до состояния постороннего наблюдателя (как в «Поклонении волхвов» Ганса Мемлинга), и ему редко позволяли быть участником действий, связанных с сюжетом картины. Более того, на таких полотнах, как «Бегство в Египет» Ван Дейка, Иосиф выглядит вообще не способным ни на какие действия. Он скорее готов рухнуть у ног Марии и отправиться вслед за ее отцом Иоакимом по дороге официального забвения.

ОТ МЕРОВИНГОВ К КАРОЛИНГАМ

К 655 году Рим уже был готов начать процесс отрешения Меровингов от власти в Галлии. Майордом Австразии к тому времени находился всецело в руках папского престола. После смерти короля Сигеберта II, когда его сыну и наследнику престола Дагоберту едва минуло пять лет от роду, майордом Гримуальд приступил к решительным действиям. Сначала он похитил малолетнего сына покойного короля и препроводил его в Ирландию, где тот должен был жить в изгнании среди чужого народа. Затем, полагая, что уже больше никогда не увидит молодого наследника, Гримуальд сообщил вдовствующей королеве Иммахильде о смерти ее сына.

Принц Дагоберт, получив образование в одном из монастырей в окрестностях Дублина, в возрасте пятнадцати лет женился на кельтской принцессе Матильде. Чуть позже он перебрался в Йорк под покровительство св. Уильфреда. Однако после того, как умерла его супруга Матильда, Дагоберт все-таки решил вернуться на родину, где он вскоре и появился к вящему изумлению своей матери. К тому времени Гримуальд уже успел посадить на престол Австразии своего сына. Однако Уилфред Йоркский и те, кто симпатизировал принцу, сделав историю о вероломном поступке палатного мэра достоянием широкой гласности, полностью дискредитировали новоиспеченную династию Гримуальда. Женившись на племяннице короля вестготов Гизелле Разесской, Дагоберт в 674 году после почти двадцатилетнего отсутствия был восстановлен на престоле Франкского государства. Инспирированный Римом заговор не достиг цели, но происки папского престола против династии Меровингов не прекратились.

Дагоберт II правил недолго, но действенно, — главным достижением его царствования стало укрепление верховной власти монарха. Однако католическое движение твердо вознамерилось лишить его мессианского наследия, ибо оно затеняло верховное главенство папства. В рядах завистливых недоброжелателей Дагоберта находился и его собственный майордом — могущественный Пепин Толстый или Геристальский. За два дня до наступления Рождества 679 года Дагоберт находился на охоте в Арденнах. Отдалившись от своей свиты, король столкнулся с поджидавшими его приспешниками Пепина, один из которых ударом копья пригвоздил его намертво к дереву. Церковь Рима, поспешно оправдав убийство, немедленно санкционировала переход власти в руки честолюбивого майордома.

Преемником Пепина Геристальского в должное время стал его внебрачный сын Карл, получивший впоследствии за свои громкие победы прозвище Мартелл, то есть «Молот». В битве у Пуатье (732) он одержал решительную победу над вторгнувшимися с Пиренейского полуострова в Южную Галлию маврами. Карл Мартелл совершил ряд походов в Тюрингию и Алеманию и подчинил своей власти обе области, поддержав, таким образом, претензии Рима на власть над землями Меровингов. После того как в 741 году умер Карл Мартелл, единственным во Франкском государстве достойным короны представителем династии Меровингов остался племянник Дагоберта II — Хильдерик III. Вплоть до того момента (если не считать случая с Гримуальдом) монархия Меровингов была сугубо династической — наследственная передача власти осуществлялась автоматически и являлась священным правом королевского рода. В этом деле церковь не имела официального права голоса. Но такой традиции суждено было быть ниспровергнутой после того, как Рим, воспользовавшись благоприятной возможностью, папской властью начал сам возводить на престол королей. Пепин Короткий — сын Карла Мартелла и майордом Нейстрии, лелеявший мечту занять вместо Хильдерика франкский престол, решил заручиться поддержкой папы Захария. Для этого он отправил посольство к понтифику с лицемерным вопросом, хорошо ли, что во Франкском государстве управляют короли, не обладающие действительной королевской властью? Понимая, какие выгоды это сулит Апостольскому престолу, папа ответил: «Лучше именовать королем того, кто имеет власть, нежели того, кто проживает, не имея королевской власти». После этого в 756 году Захария короновал Пепина Короткого. Вожделенная мечта церкви воплотилась в жизнь — выбор и коронация монархов стали впредь исключительной прерогативой Рима, пожалованной им себе самому.

Хильдерик был отрешен от власти, а корону короля франков с благословения папы возложил на себя Пепин. Клятва нерушимой верности, которую римская церковь в 496 году принесла королю Хлодвигу и его потомкам, была предательски нарушена. По прошествии двух с половиной столетий церковь, действуя в нужный момент в соответствии с намеченным планом, незаконно присвоила себе наследственное право рода Меровингов управлять Франкским государством. Епископы подвергли Хильдерика публичному унижению. Его длинные волосы, в которых видели особую силу, были безжалостно острижены, а сам он — заточен в монастырь, где и умер четыре года спустя.

Так родилась новая династия франкских королей, получивших от часто встречающегося в этом роду имени Карла название династии Каролингов.

Неудивительно, что «официальная» история той эпохи составлялась ватиканскими хронистами или теми, кто действовал по указке Рима. Неизбежным результатом столь «непредвзятого» отношения к историческим событиям явилось полное исчезновение из летописей каких-либо упоминаний о Дагоберте, будто его и вовсе не существовало. Не стали достоянием гласности истинные факты его жизни и в последующее тысячелетие. И только по прошествии многих веков стало известно, что у Дагоберта был сын по имени Сигеберт, которому в 679 году удалось вырваться из когтей майордома. После убийства в Арденнах отца он удалился в Лангедок, где поселился в родовом поместье своей матери Ренне-ле-Шато. Ко времени низложения Хильдерика Сигеберт (а правильнее Сигеберт III) уже стал графом Разесским, получив этот титул от своего вестготского деда по материнской линии. В более позднее время одним из потомков рода Меровингов по линии Сигеберта стал знаменитый предводитель крестоносцев Готфрид Бульонский — «защитник Гроба Господня».

ЦАРЬ ИУДЕЕВ

После нескольких поражений в 30-х годах VIII века от Карла Мартелла мавры (арабы-мусульмане), оттесненные на самый юг Франции, укрепились в городе Нарбонн, ставшем оплотом их сопротивления. Такое положение дел не устраивало Пепина Короткого, видевшего в магометанах постоянный источник опасности и серьезных проблем для своего государства. Для решения этой проблемы он решил прибегнуть к помощи евреев, которые во множестве населяли Нарбонн. В конце концов, ему удалось склонить их к союзу, правда, на определенных условиях. Евреи согласились взяться за дело, но потребовали от короля гарантировать создание на территории Бургундии иудейского царства во главе с признанным потомком царственного рода Давида.

Пепин принял условия, а евреи, разбив мавров, выдворили их за пределы города.

Еврейское царство в Септимании со столицей в Нарбонне было основано в 768 году. Прежде этой областью правил Теодорик IV, представитель династии Меровингов, отрешенный в 737 году Карлом Мартеллом от власти в Нейстрии и Бургундии. Женат он был на дочери Пепина Короткого Альде. Их сын — граф Гильом Тулузский и стал тем представителем древнего рода, который взошел как царь иудейский в 768 году на новый престол Септимании. Гильом не только принадлежал к династии Меровингов, но и был признанным властителем Иудеи, носившим патриархальный титул «Исаака».

После смерти Пепина Короткого власть в королевстве перешла к его сыну Карлу, вошедшему в историю под именем Карла Великого. Взойдя в 771 году на престол Франкского государства, Карл Великий охотно подтвердил право Гильома на династический суверенитет в Септимании. Возведение в монаршее достоинство было также поддержано халифом Багдадским Гарун-ар-Рашидом и, неохотно, папой римским Стефаном. Все признавали царя Гильома из колена Иудина истинным потомком по прямой линии царя Давида. Гильом пользовался особым авторитетом при королевском дворе Каролингов и сделал головокружительную военную карьеру. Несмотря на видное положение, мировоззрение Гильома сформировалось под сильным воздействием подвижнических идей св. Бенедикта. Он основал свой собственный монастырь в Желлоне и учредил в 791 году Иудейскую академию наук св. Гильома. Впоследствии о нем написал хронист Святого Грааля Вольфрам фон Эшенбах.

Супруга Гильома — Гибора родила ему четырех сыновей — Бернарда, Хериберта, Беру и Теодорика. Старший сын Бернард, наследный принц Септимании, стал камергером имперского двора и вторым человеком в государстве после императора. Он был ведущим государственным деятелем в империи Карла Великого и женился на его дочери Дуаде. Церемония их бракосочетания состоялась в имперском дворце Экс-ла-Шапель в июне 824 года. У них было двое сыновей: Вильгельм (родился в 826 году) и Бернард (родился в 841 году). Вильгельм впоследствии стал выдающимся военачальником, а Бернард, взошедший на престол Аквитании как Бернард II, по власти и влиянию в регионе соперничал с королем Людовиком II.

По прошествии более трех веков потомки династии Давида продолжали жить на территории Испании, хотя еврейское царство как государство в государстве прекратило свое существование. В 1144 году кембриджский монах Теобальд, выдвигая против евреев Нориджа обвинения в ритуальном убийстве, заявил, что

«начальствующие люди из евреев и раввины, проживающие в Испании, собираются в городе Нарбонне, где обретается их царский род, который они высоко чтут».

В 1166 году испанский летописец Бениамино Наваррский писал о том, что правящим потомкам рода Давидова на Пиренейском полуострове все еще принадлежали обширные земельные владения:

«Нарбонн — это древний город, где чтут Тору   [79] …Живут там мудрецы, вельможи и князья, правит которыми Калоним, сын блаженной памяти великого князя Тодора, потомок рода Давидова, как значится в его фамильной родословной. Он имеет право распоряжаться имуществом и землями, передаваемыми другим по наследству, и никто не смеет приказывать ему».

СВЯЩЕННАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ

Карл Великий существенно расширил границы Франкского государства, окончательно усмирив непокорных саксов и добавив к своему титулу короля франков и титул короля лангобардов. Государю такой сильной и могущественной страны королевский титул стал казаться недостаточно почетным. В первый день Рождества 800 года во время торжественного богослужения в храме Св. Петра папа Лев III возложил на коленопреклоненного Карла императорскую корону. Своим действием римская церковь знаменовала рождение новой империи, владевшей большей частью территории Западной и Центральной Европы. Сын и преемник Карла Людовик Благочестивый не отличался ни талантами, ни энергией своего отца. В 840 году он умер, оставив свое государство в расстроенном состоянии. Последовавшая вслед за этим трехлетняя междоусобица его трех сыновей закончилась в 843 году Верденским договором, оформившим распад империи Карла Великого на три части. Один из его внуков — Карл Лысый получил по договору владения на западе от Рейна — Западнофранкское государство (то есть будущую Францию). Другой внук — Людовик Немецкий завладел землями к востоку от Рейна — Восточнофранкским государством (то есть будущей Германией). А старший внук — Лотарь получил земли по левобережью Рейна (будущую Лотарингию) и Северную Италию.

Не считая Карла Великого, заложившего основы территориальной и культурной общности трех наций, Каролинги в большинстве своем были неумелыми правителями. Их вассалы, герцоги и графы, практически не зависели от монархов и чувствовали себя полными хозяевами своих земель. Каролинги не смогли противостоять вторжению норманнов и позволили им в начале X века образовать на севере Франции герцогство Нормандия. Последним представителем этого королевского рода был Людовик V Ленивый, владевший лишь городом Ланом и его окрестностями. В 987 году династия Каролингов во Франции пресеклась, и корона досталась графу Гуго Капету, который и открыл собою новую династию Капетингов, правившую государством вплоть до 1328 года.

После того как Капетинги унаследовали французский престол, право выдвигать из своих рядов императора перешло к представителям Саксонской династии германских королей. Начиная с XI столетия и далее на имперском троне восседали, главным образом, уже потомки Гогенштауфенов. Со временем они достигли такого могущества, что в вопросах политического главенства в Европе стали соперничать с папством. Основная борьба развернулась в 1075 году по вопросу инвеституры, то есть права назначения и наделения земельными владениями епископов в обмен на их верноподданническую клятву.

В контексте этой непрекращающейся борьбы с господством Ватикана вся Италия разделилась на два больших враждебных лагеря: на гибеллинов (по имени одного из замков Гогенштауфенов), которые были приверженцами императора, и на гвельфов (по имени баварского герцога Вельфа), которые были сторонниками папства. Гибеллины занимали в Италии ведущее положение вплоть до 1268 года, пока папство в союзе с Карлом Анжуйским окончательно не разделалось с ненавистной Апостольскому престолу династией Гогенштауфенов. С тех пор объединенная германская держава носила название Священной Римской империи, а императорами неизменно избирались представители королевского семейства Габсбургов, известного с конца XI века как правители земель Западной Швейцарии и Эльзаса. Начиная с 1278 года Габсбурги владели австрийской короной, а в 1516 году стали также наследниками престола Испании. На протяжении пяти столетий представители этой наиболее выдающейся монаршей династии Европы почти непрерывно правили Священной Римской империей, пока она в 1806 году не была окончательно упразднена Наполеоном Бонапартом.

 

Глава четырнадцатая

Храм Грааля

НАСЛЕДИЕ СВЯЩЕННЫХ РЕЛИКВИЙ

Во всех романах, объединенных Артуровой тематикой, красной нитью проходит наиболее романтическая тема поиска и обретения Святого Грааля. Благодаря живучим традициям Грааля сохраняется томительная неопределенность относительно его временных и пространственных координат. Образы его благородных витязей отображались в начале первого тысячелетия, в Артурову эпоху и средние века. Грааль, по сути своей, — вечен.

Он символически изображался посредством множества вещей: блюда, чаши или кубка, камня, ларца, ауры, драгоценностей и вина. Одни его ищут, а другим удается его увидеть. Иногда в присутствии специальных стражей и девственно чистых хранительниц он доступен осязанию. Но чаще всего Грааль бесплотен и проявляется во множестве обликов, включая и самого Христа. Но в любой из своих ипостасей он имеет четко обозначенную цель и традиции, принятые в семействе Грааля. Помимо прочей символики, Грааль, как правило, сопровождает копье с окровавленным наконечником. В нем заключена энергия омоложения, питательная сила и мощь знаний. Как Иисус был целителем, кормильцем и учителем, так и Грааль в полной мере наделен этими качествами. Его называли Граалем, Сангреалем, Сангруаялем и Святым Граалем. Но, как бы ни воспринималось на слух это имя, дух подвига неизменно коренится в его сути.

Хотя наследие Грааля зиждется на древних реликвиях раннего христианства, сама христианская церковь никогда не признавала данного факта. Несмотря на свое в равной степени романтическое и религиозное происхождение, учение Грааля остается непровозглашенной ересью. Оно связывается с языческими традициями, кощунством и дьявольскими обрядами. Более того, римская церковь открыто осудила идею Грааля за ее тесную связь с женским полом, в частности за дух куртуазной любви, царивший в романах средневековья. К рыцарским романам и песням трубадуров церковь относилась с нескрываемым презрением, поскольку в них женщина, вопреки религиозным догмам, возводилась на божественный пьедестал. Однако еще большее нежелание выражает церковь по вопросу признания традиций Грааля, вытекающих из точно установленного мессианского происхождения его семейства.

В своем наиболее популярном виде Святой Грааль отождествляется с чашей, из которой Христос пил во время Тайной вечери. По преданию, после распятия Иисуса Иосиф Аримафейский собрал в нее его кровь. Хотя эта идея впервые возникла в XII веке, но увековечена она была, главным образом, благодаря роману Альфреда Теннисона «Святой Грааль», опубликованному в 1859 году, и опере Рихарда Вагнера «Парцифаль», написанной в 1882 году.

Впервые выражение «Святой Грааль» употребил в своем одноименном романе, написанном в XV столетии, Томас Мэлори. Автор писал о «священном сосуде», а также говорил о Граале как о «благословенной крови Христа», и оба этих определения появляются в одном и том же повествовании. Не считая этих упоминаний, Мэлори не приводит никаких описаний Грааля, кроме того, что он появился в Камелоте, «покрытый венецианской парчой», то есть тонким шелком. Он явился Ланселоту в видении и, в конце концов, был обретен Галаадом. В романе Мэлори рыцарями, отправившимися на поиски Грааля, были Борс, Персеваль, Ланселот и его сын Галаад. О последнем сообщается, как о «молодом рыцаре королевского происхождения, состоявшем в кровном родстве с Иосифом Аримафейским и приходившимся внуком царю Пеллесу».

В преданиях средневековья говорилось о том, что Иосиф Аримафейский доставил Грааль на Британские острова. Более древние европейские легенды повествовали даже о том, что изначально Сангреаль был привезен Марией Магдалиной в Прованс. Примечательно, что вплоть до XV столетия большая часть романов, связанных с темой Грааля, увидела свет в континентальной Европе. Даже такие сказания, как валлийский «Передур», во многом заимствованы из европейских текстов. В кельтских преданиях Ирландии и Уэльса фигурировали волшебные котлы, и, отчасти благодаря им, под Граалем стали понимать кубок или чашу. Мысль эта представлялась не такой уж неуместной, ибо то, что королевскую кровь следовало перевозить в какого-то рода сосуде, было всего лишь предположением.

Первое документальное упоминание о Граале восходит к 717 году, когда британскому отшельнику по имени Волеран явилось видение Иисуса Христа и Грааля. В начале XIII века манускрипт Волерана упомянул в своем труде французский монах Элианд, а чуть позже на него сослался в «Церковных хрониках Гластонбери» Иоанн Гластонберийский. В 1604 году в монографии «Умозрительная история» Винсент Бове также привел выдержки из труда британского подвижника. В каждом тексте излагалась история о том, как Иисус вручил Волерану книгу. Начиналась она словами:

«Вот книга твоего потомства;

В ней начинается история Сангреаля».

В общедоступной литературе понятие «грааль» в письменной форме появилось в 80-е годы XII столетия. Слово это писалось со строчной буквы и не было связано ни со святыми реликвиями, ни с кровью Иисуса. В своей книге «История грааля. Роман о Персевале» Кретьен де Труа пишет:

«Держа в обеих руках грааль, вошла девица в сопровождении оруженосцев… И когда она вошла… вдруг стало так ослепительно светло, что горящие свечи потускнели. Вслед за ней вошла еще одна девица. Держа в руках серебряное блюдо. Грааль, который несли первым, был изготовлен из чистого золота и усыпан различными драгоценными камнями… Юноша [Персеваль] смотрел, как они движутся мимо него, но не осмелился спросить, что это за грааль и кому его подавали».

В этом первом случае в замке раненого царя ловцов грааль не описывается как кубок и не связывается с кровью. Далее, однако, Кретьен в своем повествовании уточняет:

«Не думайте, что он [царь ловцов] вытащил из него щуку, миногу или лосося; благочестивый человек поддерживал жизнь и подкреплял силы лишь одной опресночной облаткой. Настолько священной вещью был тот грааль, а сам он в такой степени был набожен, что для питания ему не нужно было ничего кроме той опресночной облатки, которую принесли в граале».

Если грааль Кретьена был достаточно велик, чтобы вместить крупную рыбу, то совершенно очевидно, что в данном контексте он представлял собой не кубок, а подходящего размера супницу. Тайна кроется в том, что в нем содержалась «лишь одна опресночная облатка». В другом месте у Кретьена есть упоминание о том, что «в граале подавали сотню кабаньих голов», а аббат Фруадмонтский (около 1215 года) описывал грааль как глубокое блюдо, которым пользовались состоятельные люди.

Вплоть до того момента не наблюдалось никакой связи между граалем царя ловцов и легендарным Сангреалем. Все, однако, изменилось в самом конце XII века, когда бургундец Робер де Борон выпустил свою книгу «Иосиф Аримафейский. Роман о Граале». Он переименовал фигурировавшего у Кретьена царя ловцов — изначально современника короля Артура — в Брона, родственника Иосифа Аримафейского со стороны своей супруги. В его произведении впервые была зафиксирована тема Святого Грааля — «чаши со священной кровью».

Согласно версии де Борона, Иосиф Аримафейский, получив эту пасхальную чашу от Понтия Пилата, заполнил ее кровью снятого с креста Иисуса. Будучи заключенным иудеями в тюрьму, он, тем не менее, сумел передать священный сосуд своему зятю Хеврону, который увез его в «долины Аваронские». Там он и превратился в Брона, «богатого ловца». У Брона и его жены Эниген (сестры Иосифа) родилось двенадцать сыновей, одиннадцать из которых обзавелись семьями, а двенадцатый, Ален, остался холостым. Тем временем Иосиф Аримафейский, воссоединившись со своими родными и близкими за пределами родины, изготовил стол, посвятив его Граалю. У этого стола было особое сиденье, получившее название «трона опасности». Оно символизировало место Иуды Искариота за столом на Тайной вечере и было специально зарезервировано для Алена. В более позднее время «трон опасности» превратился в особое место за Круглым Столом короля Артура, предназначавшееся для рыцаря, прошедшего посвящение, и бывшее гибельным для всех остальных. Оно находилось в замке Камелот и было закреплено за целомудренным рыцарем Галаадом.

С появлением «Иосифа Аримафейского» де Борона по времени приблизительно совпал выход в свет другого связанного с ним литературного труда некого Вошье. В значительной мере он представлял собой продолжение истории Кретьена. В данном повествовании Грааль принимает совершенно новые очертания, материализуясь и выполняя вещественные функции:

«Затем Говэн увидел, как в дверях появился роскошный Грааль, который начал прислуживать рыцарям за столом, аккуратно раскладывая перед каждым из них хлеб. Он также исполнял обязанности виночерпия, наполняя огромные золотые кубки и расставляя их вдоль стола. Закончив это дело, он без промедления поставил на каждый стол обеденный прибор на огромном серебряном подносе. Наблюдая всю эту процедуру, мессир Говэн искренне восхищался тем, как Грааль прислуживает гостям. Он так увлеченно искал глазами каких-либо других слуг, что едва сумел прикоснуться к пище».

В определенном отношении версия Вошье объединяет сюжетные линии Кретьена и де Борона. Кроме фигурировавших в повествовании рыцарей короля Артура автор также подробно описывает историю об Иосифе Аримафейском. Он разъяснил читателям, что Геллан Генло, покойный отец Персеваля, являлся прямым потомком Иосифа. Это заявление вполне соответствовало упоминанию в более ранних текстах о вдовстве матери Персеваля.

Данный роман, известный в исторической литературе под названием «Перлево» или «Полная история Святого Грааля», был написан во Фландрии в начале XIII века. Произведение это имеет особое значение для родословной Грааля. В нем, повторяя важные династические принципы, изложенные в манускрипте Волерана VIII столетия, доказывается, что Сангреаль представляет собой вместилище древних королевских традиций. В «Перлево» Грааль появляется не в виде некого материального объекта, а в форме ауры многозначительных образов христианства. В этом труде «Тело Христово», символически изображенное у Кретьена в виде опресночной облатки, проявляется в непрерывной чреде образов самого Спасителя.

Что касается символического изображения самой чаши, то на этот счет в «Перлево» сказано следующее:

«Мессир Говэн пристально вглядывался в Грааль, и казалось ему, будто бы внутри него он видит кубок, хотя в то же самое время ничего там не было».

Говэн, Ланселот и Персеваль являются непременными участниками всех событий романа «Перлево», ставящими перед своими героями первостепенной важности вопрос: кому служит Грааль? Только получив ответ на этот вопрос, сможет Персеваль залечить рану в паху царя ловцов и вернуть к жизни опустошенные земли. В «Перлево» царь ловцов (царь-священник) носит имя Мессиоса, таким образом, подчеркивается его мессианское положение. В других произведениях этого цикла царя ловцов называют Анфортом (что по смыслу соответствует библейскому имени Воаз, переводимому как «крепость» или «сила»), указывая, таким образом, на его связь с родом Давида. Иногда царем ловцов является Пеллес, имя которого явно соответствует Палласу — древнему морскому божеству прародителей Меровингов.

Одной из немаловажных особенностей романа «Перлево» является совершенно очевидное упоминание в нем рыцарей тамплиеров. На сказочном острове Агелесс Персеваль попадает в зеркальную залу, где встречается с двумя магистрами рыцарского ордена. Один из них оказывается близким знакомым королевского рода Персеваля. Хлопнув затем в ладоши, магистры вызвали в залу еще тридцать три рыцаря, «каждый из которых был облачен в белое одеяние» и носил «на груди красный крест». Красный крест храмовников был изображен на щите и самого Персеваля. Сюжет этой истории, вне всякого сомнения, зиждется на преданиях Артуровой эпохи, однако действие ее отнесено к более поздним временам, когда Святая Земля находилась в руках сарацинов.

К этим самым временам — началу XIII века — относится написание самого значительного романа на тему Грааля «Парцифаль», авторство которого принадлежит баварскому рыцарю Вольфраму фон Эшенбаху. Здесь также прослеживается очевидная сюжетная связь с храмовниками, так как рыцари Тампля изображены в романе хранителями Храма Грааля, расположенного на горе Монсальваш. Здесь же царь ловцов совершает граальское богослужение, в процессе которого он запечатлен в образе царя-священника подобно Иисусу, правителям из династии Меровингов и королям скоттов. Монсальваш в географическом отношении часто отождествляется с горной цитаделью Монсегюр, располагавшейся на юге Франции, в Лангедоке.

По утверждению Эшенбаха, история Грааля, изложенная Кретьеном, не отличалась достоверностью. В качестве своего первоисточника он привел древний манускрипт образованного провансальского тамплиера, написавшего свой труд о Граале еще в бытность свою освободителем Гроба Господня в Палестине. Этого ученого мужа звали Флегетан, и был он

«склонен к наукам, вел свои род от Соломона и родился в семействе, предки которого исповедовали иудейскую веру до тех пор, пока крест Господень не стал щитом от адского пламени».

Подобно автору «Перлево» Вольфрам фон Эшенбах в своем «Парцифале» неоднократно подчеркивает значение родословной Грааля. Он вводит в свое повествование нового героя — Лоэнгрина, рыцаря Лебедя и сына Персеваля. По лотарингским преданиям Лоэнгрин являлся мужем герцогини Брабантской, и отцом его, как указывается в «Парцифале», был Гамурет, а не Геллон, выведенный в истории Вошье. Там же говорится о том, что царем ловцов во времена Персеваля являлся Анфорт, сын Фримутела и внук Титурела. Сестра царя ловцов, Харцельда, в соответствии с древними сказаниями, была матерью Персеваля и вдовой. Подробно изъясняя значение каждого из многочисленных мистических качеств Грааля, автор называет их носительницу «королевой семейства Грааля»:

«Она была облачена в арабские шелка и несла покоящееся на скатерти из зеленой парчи неземное совершенство, подобное ветви райского древа. Оно превосходило любой мирской идеал и было тем, что люди именуют Граалем».

Следует упомянуть, что Грааль также отождествлялся с «камнем молодости и возрождения» или философским камнем алхимиков. Вольфрам фон Эшенбах поясняет:

«Чудодейственная сила этого камня превращает птицу Феникс в пепел, но пепел быстро возвращает ее к жизни. Таким путем Феникс воссоздает и видоизменяет свой наряд, который становится таким же прекрасным и сверкающим, как прежде».

Во время таинства евхаристии, которое совершает царь ловцов, на камне Грааля появляются имена тех, кто призван им к служению. Но не каждому удается прочитать их:

«На внешней стороне камня запечатлена надпись с именами и родословными тех, будь то девушки или юноши, кто призван совершить путешествие в Грааль. И никому не нужно стирать эту надпись, ибо, будучи прочитанной, она тут же исчезает».

Нечто очень похожее можно найти в Откровениях св. Иоанна (2:17), который пишет:

«…побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает».

Вольфрам фон Эшенбах (писавший также и о Гильоме Желлонском, короле Септимании) утверждал, что оригинал рукописи Флегетана хранился у представителей Анжуйской династии, высокородного семейства, поддерживавшего тесные связи с тамплиерами. Кроме того, он заявил, что в жилах Персеваля также текла кровь предков этого королевского дома. В романе «Парцифаль» двор короля Артура располагается в Бретани, а в другом своем сочинении Эшенбах переносит замок Грааля в Пиренеи. У него также есть особое упоминание о том, что графиня Эдинбургская находилась в свите королевы Грааля.

Цистерцианский «общепринятый цикл» романов о рыцарях Круглого Стола к началу XIII столетия включал в себя «Историю Грааля», «Жизнь Ланселота», а также множество других преданий об Артуре и Мерлине. На описание Грааля в этих произведениях большое влияние оказали концепции Кретьена и де Борона. В «Истории Грааля» рассказ об Иосифе Аримафейском получает дальнейшее развитие, и в него включены эпизоды из жизни Иосифа на Британских островах. Там же его наследник, епископ Иосиф Сарасский, упоминается как предводитель братства Грааля. Брон (фигурирующий у Робера де Борона как «богатый ловец») появляется в этой книге в образе царя ловцов. Грааль тем временем приобретает вид блюда с пасхальным агнцем. Как в «Истории Грааля», так и в «Поиске Святого Грааля» замок Грааля носит мистическое название Корбеник, то есть «благословенное тело». В «Поиске» Галаад представлен как «потомок благороднейшего рода царя Давида», а также, что еще более важно, в книге указывается на его происхождение по прямой линии от царя Соломона.

Книга «Жизнь Ланселота» (в которой впервые появляется мессир Говэн) продолжает разрабатывать тему Галаада, отводя ему роль сына Ланселота от брака с дочерью Пеллеса. Зовут ее Элейн Корбеник, и носит она титул принцессы Грааля. Сам Пеллес в романе представлен сыном раненого царя ловцов. А в более позднем произведении Мэлори он уже сам является носителем монаршего достоинства.

Хотя образ Артура и появлялся в первых романах, объединенных темой Грааля, но подобающее в литературе место он занял лишь в XIII веке после выхода «Общедоступного цикла». Однако с падением в 1291 году последнего оплота крестоносцев на Святой Земле публика потеряла интерес к легендам Грааля. Только в XV столетии Томасу Мэлори удалось оживить эту тему в своей повести «Сангреаль — благословенная кровь нашего Господа Иисуса Христа».

ЖЕЗЛ ИЕССЕЕВ

Тем временем упоминание Святого Грааля приобрело сугубо символический характер. Даже изобретательные монахи из Гластонбери не могли придумать ничего такого, что имело хотя бы отдаленное отношение к Граалю, по причине того, что до их авантюрной эпопеи с раскопками он не числился среди христианских реликвий. И хотя Роберу де Борону в недалеком будущем предстояло отождествить Сангреаль с чашей, использовавшейся на Тайной вечере, монахи о таковой и слыхом не слыхивали, — не был Святой Грааль упомянут ни в Библии, ни в других канонических писаниях. Более того, поскольку легенды о Граале исходили, главным образом, из-за пределов Англии, не существовало никаких вещественных доказательств их связи с Гластонбери… если не считать, разумеется, их связи с Иосифом Аримафейским.

Итак, дабы еще раз подтвердить свою непревзойденность, святые отцы заявили о находке двух потирных чаш, захороненных, по их утверждению, вместе с останками Иосифа. Прежде об их существовании около 540 года упоминал дядя св. Давида, король Гуинета Мэлгвин, писавший, что

«вместе с телом Иосифа в саркофаге находились две потирные чаши — прозрачная и серебряная, заполненные кровью и потом нашего пророка Иисуса».

Изображения этих чаш запечатлены в оконных витражах храма св. Иоанна в Гластонбери, а также церквей в Лангпорте (Сомерсетшир) и Плимуте (Девоншир).

Потирные чаши, однако, никогда не выставлялись на всеобщее обозрение, и отсутствие видимых доказательств несколько столетий спустя породило совершенно новое гластонберийское предание, вполне осязаемое и различимое визуально, — волшебный колючий кустарник. В 1520 году в местной литературе был описан куст, произраставший в небольшом городке Уэриолл-Хилл, который покрывался свежей листвой и цвел как на Рождество, так и в мае. Сам куст был уничтожен во времена Английской буржуазной революции (1642—1651), но побеги удалось пересадить во внутренний двор. И каждое растение продолжило расти так же, как и раньше. Специалистам-ботаникам удалось определить, что кустарник этот не местного происхождения, и скорее всего его родиной являлся Левант. Так было положено начало зарождению еще одного мифа Сомерсетшира.

В 1716 году один хозяин местного постоялого двора заявил, что необычное колючее растение выросло из посоха Иосифа Аримафейского, посаженного им в землю и расцветшего на Рождество. Мысль о том, что жезл Иосифа должен был буйно зацвести цветами именно в этот день, проистекала непосредственно из пророчества Исаии (11:1): «И произойдет отрасль от корня Иессева [отца Давида], и ветвь произрастет от корня его». На некоторых живописных полотнах религиозной тематики и в части апокрифических писаний посох царственного рода с набухшими почками изображался в руках отца Иисуса — Иосифа.

И только после того, как Альфред Теннисон выпустил в XIX веке цикл поэм «Королевские идиллии», основанных на Артуровых легендах, Гластонбери стал по-особому связываться со Святым Граалем. Необычайно красноватого цвета воды меловых отложений знаменитого Гластонберийского родника (окрашенные на самом деле таким образом благодаря наличию окислов железа) были сразу же связаны с кровью Иисуса. Родник поэтому переименовали в «Источник Чаши», а цвет воды объяснили содержимым потирной чаши, погребенной по соседству. Знаменитая крышка шахты колодца была изготовлена в кельтском стиле из литого железа после Первой мировой войны по чертежам архитектора Фредерика Бонда. Несмотря на наличие в Гластонбери целого набора памятных реликвий, связанных с Артуром и различными святыми (частью действительных, а частью сфабрикованных), связь с Британией самого Иосифа Аримафейского подтверждена в историческом плане не в пример основательней. Вопрос о том, могут ли англичане претендовать на то, что их знакомство с христианством состоялось задолго до того, как оно обосновалось в Риме, стал предметом жарких дискуссий на множестве европейских церковных соборов. На религиозном форуме в Пизе (1409) разгорелась даже полемика по поводу того, были ли Иосиф и Мария Магдалина первыми из апостолов, кто обосновался на Западе. В те дни казалось, что церковь готова допустить, что Мария и Иосиф вообще туда никогда не приезжали.

ДРУИДИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ И ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ

Мы уже могли убедиться в том, что Иисус и младший сын Марии Магдалины Иосиф посещали жреческую школу друидов. Учебные заведения подобного рода пользовались в те времена международной известностью. Не менее шестидесяти существовавших в ту пору в Европе таких колледжей и университетов могли гордиться тем, что их посещали более шестидесяти тысяч студентов. Жрецы-друиды не являлись составной частью кельтской церкви, но они представляли собой укоренившийся и неотъемлемый элемент кельтского общества в Британии, Галлии и Ирландии. Древнегреческий историк и географ Страбон описывал их в I веке до Р.Х. как «людей, изучающих природу и нравственную философию». В своих записках он далее сообщал, что

«их считают самыми справедливыми людьми, и поэтому им доверяют принятие решений по делам как отдельных людей, так и всего народа в целом. В стародавние времена они выступали третейскими судьями в войнах и были способны умиротворить противников в тот момент, когда те уже разворачивали свои силы для сражения. Им часто доверялось вынесение судебного решения по делам, связанным с убийством».

Диодор Сицилийский, историк того же времени, называл друидов великими «философами и богословами, к которым относятся с особым почитанием». В одном из трудов того времени утверждается, что

«друиды — ученые люди, но они также и люди Божии, вступающие в непосредственную связь с богами и способные говорить от их имени. Они могут влиять к тому же и на судьбы людей, заставляя тех, кто к ним обратился, соблюдать строго определенные правила и ритуальные запреты, а также определяя дни, в которые можно или нельзя совершать задуманные действия».

В более поздние времена римская церковь, стремясь найти малейший предлог для осуждения жрецов-друидов и монахов кельтской церкви, усматривала признаки греха даже в их прическе. Как жрецы, так и монахи носили длинные, ниспадающие на плечи и спину волосы, сбривая их спереди у висков и иногда оставляя пучок волос на лбу. Нарождавшееся римское духовенство в качестве альтернативной прически избрало тонзуру — пучок коротко остриженных на голове волос с выбритой макушкой, символизировавший нимб. В соответствии с воззрениями Рима, кельтская манера ношения волос была еретическим символом волхвов и по этой причине именовалась «тонзурой Симона Мага».

Когда в I столетии до Р.Х. Диодор писал о бриттах, то ссылался на известные труды другого древнегреческого автора — географа и историка Гекатея Милетского, жившего за три века до него. В соответствии с существовавшими тогда понятиями, он именовал жителей Британских островов гипербореями — буквально, живущими дальше Борея, северного ветра — сказочным народом, обитавшим на крайнем севере. Он писал о том, что бог Аполлон посещает храм гипербореев «каждые девятнадцать лет — период, в течение которого звезды совершают на небе полный оборот и занимают прежние места». Данный девятнадцатилетний цикл использовался друидами для календарных расчетов, как подтверждает найденный в 1897 году во французском департаменте Эн так называемый «Календарь Колиньи».

Составление календаря, представляющего из себя обломки бронзовой плиты, датируется I веком христианского летоисчисления, и он является самым объемным из всех древних документов, обнаруженных в Галлии. В нем последовательно приведены 62-месячные астрономические таблицы (охватывающие период порядка пяти солнечных лет), в каждом месяце насчитывается от 29 до 30 календарных дней. Параллельно присовокуплен лунный календарь, тринадцать месяцев которого соответствуют полному солнечному году. Все дни каждого месяца связаны между собой переходами от светлого к темному времени суток и снабжены комментариями относительно их благоприятности и неблагоприятности. Вместе с тем «Календарь Колиньи» демонстрирует знания его составителей в астрономической науке, сродни той, которой обладали жрецы Древнего Вавилона.

Астрономия имела первостепенное значение для друидов, о которых говорили, что они «обладают огромными познаниями в области движения звезд, размеров Земли и Вселенной, а также натуральной философии». Кроме того, они верили в реинкарнацию — переселение душ, являвшуюся основной философской концепцией пифагорейцев. Еще в VI веке до Р.Х. древнегреческий философ Пифагор разработал одно из древнейших мистических учений, развив на его базе идею модели мировоззрения, опиравшуюся на факт вращения Земли вокруг Солнца. Но даже много столетий спустя польскому астроному XVI века Николаю Копернику за приверженность гелиоцентрической системе мира грозило не только отлучение от церкви, но нечто более страшное. Выдвигая свою теорию, Коперник подвергся оскорбительным нападкам со стороны католической церкви, настаивавшей на том, что центром Вселенной является наша планета. Жившим в значительно более раннее время друидам, обладавшим передовыми знаниями в области движения небесных тел, сама идея гелиоцентрической системы мироздания казалась бы немыслимой.

Подобно самаритянским волхвам кумранской эпохи, друиды являлись специалистами в науке о магических числах и врачевании. В евангельскую эпоху особый интерес к математике, являвшейся первоосновой мирового порядка, проявляли ессеи Кумрана. Их культура, формировавшаяся в значительной степени под воздействием пифагорейских идей, была унаследована самаритянскими волхвами, религиозным братством, основанным в 44 году до Р.Х. Менаимом. Преемником Менаима в качестве главы ученых мудрецов, как уже можно было убедиться, стал товарищ Марии Магдалины — Симон Зилот (Маг), чьи гностики обладали уникальными изотерическими знаниями, значительно более глубокими, нежели представители христианской науки.

В документе гностиков, обнаруженном во время археологических раскопок древнеегипетского города Хенобоскион, который носит название «Трактата о Гермесе Трисмегисте», говорится:

«И таким образом посвященные, постепенно ступив на путь бессмертия, постигнут сущность Огдоада, который откроет им в свою очередь суть Эннеада».

Огдоад («восьмикратная») соответствует небесной сфере всех планет, а Эннеад («девятикратная») представляет собой огромную внешнюю небесную сферу Вселенной. Отдельная небесная сфера Земли получила название Хебдомада — «семикратной». В понимании гностиков космическое пространство представляло собой строго стратифицированную субстанцию, окружавшую Землю, планеты и звезды. И хотя небеса приобрели некую мистическую сущность, в логической концепции гностиков было мало сходства с космогоническими принципами римской церкви, столетиями настаивавшей на том, что Земля плоская, а небеса просто «подвешены сверху» .

Некоторые из схоластов даже предполагали, что и небеса также имеют уплощенную форму и подпираются невидимыми столбами.

Гермесом Трисмегистом неоплатоники называли бога древних египтян Тота, почитавшегося первооткрывателем алхимии и геометрии. Следуя учению Платона (429—347 годы до Р.Х.), неоплатоники утверждали, что человеческий интеллект не связан с материальным миром и духовность индивидуума будет возрастать по мере пренебрежения им земными благами. Уместность в данном контексте связи с Гермесом обусловливалась обладанием им особых знаний, символизировавших, по общепринятому мнению, так называемую «утраченную мудрость Ламеха» — потомка сына Адама Каина в семнадцатом поколении (Бытие 4:18—22). Подобно тому, как Ной во времена Всемирного потопа спас от гибели различные формы жизни, так и трое сыновей Ламеха — Иавал, Иувал и Тувал-Каин — сберегли древние навыки созидательного труда, запечатленные в камне «допотопных столбов». Один сын был математиком, другой — каменщиком, а третий — кузнецом. Один из столбов был обнаружен Гермесом, увековечившим изображенные на нем священные геометрические фигуры на изумрудной пластине. Последняя в свое время была унаследована Пифагором, которому принадлежит честь открытия второго столба.

Ассоциация священных космических знаний с изумрудной пластиной навевает воспоминания о «Парцифале» фон Эшенбаха, в котором Грааль отождествляется с камнем и уподобляется «драгоценному смарагду». Кроме того, надпись на изумрудной пластине Гермеса появляется на картах Таро, носящих символическое название «умеренность»:

«Проникни в недра земли и, очистившись, добудешь скрытый камень».

Вследствие связи с загадочным камнем Грааль ассоциировался с алхимией — наукой о концентрации жизнетворных потоков и энергии. Во времена католической инквизиции алхимики тщательно скрывали искусство под маской металлургии, заявляя о своем стремлении лишь превратить исходные металлы в золото. Используя язык философов и метафизиков, можно сказать, что деятельность алхимиков скорее была связана с трансформацией поглощенной земными интересами личности (свинца) в духовно просвещенную натуру (золото). Подобно тому, как золото подвергалось проверке огнем, так и человеческая душа проходила сквозь тяжелые жизненные испытания. И катализатором такого процесса просвещения личности считался Святой Дух.

Неудивительно, что учение о способности человека к совершенствованию посредством духовного «просвещения» представлялось церкви еретическим, ибо оно вытесняло ее собственную религиозную доктрину. И хотя традиции Грааля зиждились на иудейско-христианской основе, они отождествлялись с алхимией, которая сама по себе трактовалась как ересь. Описание «скрытого камня» можно найти в алхимическом трактате «Философский розарий», где оно приводится на языке геометрических понятий:

«Опиши круг вокруг фигуры мужчины и женщины, впиши этот круг в квадрат, а вокруг квадрата опиши треугольник. Впиши все это в новый круг, и ты получишь философский камень».

Подобно философскому камню, Грааль символизировал ключ к знаниям и сумму всего сущего. В своем номинальном значении понятие «Грааль» этимологическими корнями восходит к кельтскому слову «гар», переводящемуся на русский язык как «камень». По этой причине словообразование «гар-аль» в переводе с кельтского будет обозначать «каменную чашу». Как мы уже видели, Иисус являлся священником по чину Мелхиседека, изображенного над северным порталом готического храма в Шартре. Здесь у «двери посвященных» он запечатлен, в соответствии с книгой Бытия (14:18—20), хозяином, принимающим Авраама. Он подносит своему гостю чашу, изготовленную из священного камня и содержащую невидимую манну — духовную пищу.

Гильдия каменщиков, построившая собор в Шартре и ряд других французских храмов, именовала себя «детьми Соломона». Хирам-Авий, зодчий, воздвигший храм царя Соломона, владел тайным искусством алхимии и был известен как «мастер, умеющий делать изделия из золота, серебра, меди и железа». Его древним предшественником являлся Тувал-Каин (Бытие 4:22), сын Ламеха и учитель всех своих потомков. Во франкмасонстве Хирам-Авий отождествлялся с «сыном вдовы», а в учении о Граале точно таким же эпитетом постоянно характеризуется Персеваль. Первой «вдовой» в родословной Грааля была моавитянка Руфь (героиня одноименной книги Ветхого завета), вышедшая замуж за Воаза и ставшая прабабушкой царя Давида. Все ее потомки именовались «сыновьями вдовы».

Руководящий принцип Гермеса Трисмегиста — «Что внизу, то и вверху» — указывал на то, что гармония земных пропорций является символом вселенского совершенства. Иными словами, земные пропорции представляют собой мирское отождествление космического порядка. Предвечные геометрические законы продолжают действовать как в пределах крошечных органических клеток, так и на бескрайних галактических просторах, — и это понимали с древнейших времен.

СОСУД И ВИНО САНГРЕАЛЯ

Изображаемый в виде философского или драгоценного камня Грааль символизирует собой вместилище духовной мудрости и вселенских знаний, знаменуя, таким образом, осуществление потенциальных возможностей. Запечатленный как чаша или блюдо, в которой переносится опресночная облатка для причащения или жертвенный агнец, он олицетворяет собой бессмертный идеал служения. Его изображение в виде потирной чаши, содержащей кровь Иисуса, является сугубо женским образом, обозначаемым символом цветоложа «V». И хотя Грааль привержен христианским традициям, именно представление о нем как о священном сосуде заставило церковь удалить учение Грааля на идеологические задворки. Священный сосуд церковь связывала с язычеством, поэтому образ Грааля был перенесен в удобный для нее мир аллегорий.

В языческих преданиях Граалю уподоблялся магический котел кельтских легенд — рог изобилия, хранивший в себе тайны поддержания жизни и возрождения. У верховного бога ирландцев Дагда имелся специальный чан, в котором он готовил пищу только для героев. И мясо, сваренное в роге Карадока, отнюдь не предназначалось для подлых трусов. В горшке богини Керидвен хранилось волшебное снадобье высшей мудрости, и подобного рода сосудами также располагали валлийские боги Матолох и Бран. Сходство величания последнего из упомянутых божеств с именем Брона, «богатого рыбака», неоднократно подчеркивалось. Высказывалось предположение, что одно из имен является производным от другого.

У древних греков «сосудом тайн» часто именовался вулканический кратер. В сугубо бытовом смысле кратером жители античной Эллады называли каменную чашу для смешивания вина. По философским воззрениям той эпохи кратер содержал основы жизни и, согласно Платону, являлся вместилищем солнечного света. У алхимиков имелся свой сакраментальный сосуд, из которого появился на свет Меркурий, «сын философов» — божественное дитя, символизировавший «лоно мудрости». В то же самое время сосуд Гермеса олицетворял собой «чрево знаний». И именно данный единоутробный аспект магического сосуда имеет столь важное значение для науки о Граале. В средневековой литании Лоретто Богоматерь уподобляется ни больше ни меньше как «духовному сосуду». В эзотерическом учении чрево отождествлялось с «сосудом жизни» и обозначалось символом женского начала — «V» — потирной чашей. На надгробиях доисторических усыпальниц, относящихся к середине четвертого тысячелетия до Р.Х., знак «V» ассоциировался с утробой богини-прародительницы. Зеркальным отображением женского символа стал мужской знак «L», символизировавший острие копья или рога. Часто он отождествлялся с лезвием меча, однако самым выразительным его аллегорическим образом являлся сказочный единорог. В Псалтыри (91:11) можно прочесть: «А мой рог ты возносишь, как рог единорога». Наряду с иудейским львом легендарный единорог, являвшийся символом помазанного на царство колена Иудина, впоследствии занял свое место на родовых гербах шотландских кланов.

Святой Грааль стал уподобляться сосуду, поскольку, как было уже сказано, служил вместилищем священной крови Иисуса. Подобно тому, как кратеры и магические котлы хранили свои многочисленные тайны, так и чаша должна была скрывать в себе кровь Христову (Сангреаль). Однако той «чашей», которая несла Сангреаль во чреве, была сама Мария Магдалина. Именно она вдохновила трубадуров, с которыми так жестко обходилась инквизиция, на создание образа Домны, которую они называли «Граалем мира».

В романе «Парцифаль» сказано о том, что королева Грааля «несла… неземное совершенство, подобное ветви райского древа». Согласно Евангелию от Иоанна (15:5), Иисус говорил: «Я есмь Лоза, а вы ветви». В Псалтыри (79:9) сказано: «Из Египта перенес ты виноградную лозу, выгнал народы, и посадил ее».

Генеалогическое древо королей из династии Меровингов изображалось в виде виноградной лозы. «Лозой» в Библии называются потомки колена Израилева, а род Иуды представлен в известной степени любимым насаждением Господа Саваофа (Исаия 5:7). На некоторых рисунках эпохи средневековья Иисус представлен в образе винодела, отжимающего виноград. Изображения такого рода часто сопровождались его словами: «Я есмь истинная виноградная Лоза» (Иоанн 15:1). На некоторых эмблемах и филиграни, относящихся к теме Грааля, изображается чаша, заполненная гроздями винограда — плодами и семенами лозы. Из винограда изготавливается вино, а вино евхаристии представляет собой вечный символ крови Иисуса.

В изначальных легендах о Граале постоянно упоминались семейства Грааля, граальская династия, а также стражи (или хранители Грааля). Не говоря уже о старинных преданиях, официальным стражем Сангреаля в Палестине являлся орден рыцарей Храма Соломона. Близкий ему по духу Приорат Богоматери Сионской находился в особо доверительных отношениях с представителями династии Меровингов. В 1099 году не кто иной, как потомок Меровингов, лотарингский герцог Готфрид Бульонский, был в качестве правителя Иерусалима удостоен почетного титула «защитника Гроба Господня».

Отложив на время рассуждения о чашах и камнях, можно сказать, что значимость Грааля заключается в самом его определении как Сангреаля — «царственном происхождении» или «королевской крови», содержавшейся в «утробном сосуде» Марии Магдалины. Как это было подробно изложено в средневековых письменных документах, Грааль уподоблялся семейству и династии. Он был «Лозою Иудеи» деспозинов, распространившей, благодаря крови Мессии, свои побеги на Запад, где потомками Иисуса стали «цари ловцов» и Ланселот д'Акс. Он передался по наследству франкским королям из династии Меровингов и шотландским монархам династии Стюартов; его представителями стали такие выдающиеся личности как Гильом Желлонский и Готфрид Бульонский.

Ведшие свой род от брата Иисуса, Иакова (Иосифа Аримафейского), представители семейства Грааля основали королевскую династию Камулода (Кольшира) и династию принцев Уэльских. Из этих родов вышли такие выдающиеся личности как король Луций, Коль Хен, императрица Елена, гулетик Серетик и король Артур. Божественное наследие Сангреаля было увековечено в самых благородных и высокороднейших королевских семействах континентальной Европы и Британии, сохранившихся до наших дней.

Удостоверившись в том, что виноградная лоза символизирует собой мессианский род, мы приходим к неизбежному выводу — под словом «виноградник» должно подразумеваться то самое место, где эта «лоза» буйно разрастается. Спустя два столетия по завершении Констанцкого собора (1417) архиепископ Джеймс Ашер Армагский (упорядочивший в XVII веке библейскую хронологию) прокомментировал ряд документов этого церковного форума. В частности, он привел одну интересную выдержку: «Вслед за страстями Господними, Иосиф Аримафейский… приступил к возделыванию виноградника Божия, проще говоря, Англии». Из содержания сборников жизнеописаний святых и родословных бардов со всей очевидностью следует, что мессианская ветвь Сангреаля попала на Британские острова в I столетии, переместившись из Галлии. В «винограднике Божием» эта родственная ветвь буйно разрослась и положила начало династии принцев Уэльских. Первые ее отпрыски стали также родоначальниками правящих кланов Гвир-и-Гогледда на севере острова.

Наряду с этим другая родовая ветвь «виноградной лозы» соединилась родственными узами с королевскими семействами Силурии и Камулода. И отнюдь не случайно принц Линий, сын Карактака, стал первым епископом римским. Нельзя также отнести к категории неожиданной удачи и тот факт, что принцесса Елена, дочь короля Коля II Камулодского, вышла замуж за римского императора Константа. Посредством такого альянса Рим связал себя родственными отношениями с потомками царского рода Иудеи, которых он впоследствии всеми средствами пытался убрать со своего пути. Святая Елена стала матерью Константина Великого. Будучи сыном христианки из рода деспозинов, Константин — даром, что предшественники его отца подвергали жестокому преследованию христианское движение — незамедлительно провозгласил себя истинным Мессией.

СВЯЩЕННЫЕ РЕЛИКВИИ ГРААЛЯ И КАРТЫ ТАРО

Таинственное белое копье с окровавленным наконечником, являвшееся почти непременным атрибутом Грааля, было принято считать тем самым оружием, которое пронзило бедро царя ловцов. Оно отождествлялось с библейским копьем сотника Лонгина, завершившим крестную муку Христа. Наряду с чашей, мечом и блюдом, копье являлось священной реликвией замка Грааля. Вслед за учреждением папой Григорием IX в 1231 году католической инквизиции церковь осудила учение о Граале. Хотя оно не было открыто заклеймено как еретическое, но все касающиеся его материалы были изъяты из общего пользования. В результате все традиции переместились в область тайной символики, выразившейся, в частности, в картах Таро. Их создание относится к XIV веку, когда они впервые появились на севере Италии, в Марселе и Лионе. Одна из наиболее занятных работ, касающихся карт Таро и графической символики в целом, вышла недавно из-под пера американской писательницы Маргарет Старберд. Ее труд находится в полном соответствии с заветами и традициями Грааля.

Четырьмя мастями колоды «малой тайны» Таро (состоящей из 56 листов, включая фигурные карты — короля, королеву, рыцаря и оруженосца) являлись мечи, чаши, пентакли (магические фигуры) и жезлы. Они соответствовали священным реликвиям Грааля: мечу, чаше, блюду и копью. В конце концов, масти были переименованы и приобрели вид современных пик (♠), треф (♣), червей (♥) и бубен (♦). Пики изначально представлялись клинками (мужским символом «Λ»), а черви символизировали потирные чаши альтернативной церкви (обозначаемые женским знаком «V»). Прообразом бубен были драгоценные диски пентаклей (символизировавшие также блюда служения), а трефы (обозначавшие непрерывность Давидова рода) являли собой символическое изображение дающего побеги жезла Иессея.

С древнейших времен символы «Λ» и «V» употреблялись для обозначения священного единства брачного союза. Мужской клинок и женская чаша — символы противоположных полов, помещенные один над другим, образовывали знакомый знак «X». Данная графическая фигура, представлявшая собой изначальное изображение святого креста, являла собой сакральный символ крещения и инициации еще задолго до времен Иисуса. Как подтверждают документы Кумранских пещер, этот знак изображался на лбу тех, кто скорбел и воздыхал по Иерусалиму (Иезекииль 9:14), а также служил отличительным признаком возведения в высший духовный чин общины при обряде инициации в Святая Святых.

В более поздние времена, благодаря стараниям Рима, форма креста была видоизменена, и он превратился в прямой латинский крест церкви Петра с высоко поднятой поперечиной. Однако истинные христиане по-прежнему хранили верность косому кресту, считая латинское распятие символом римских гонений. Поэтому исконно христианский знак «X» в глазах римской церкви превратился в средоточение ереси. Его «богопротивное» изображение вплоть до нынешних времен продолжает связываться с плотским грехом и дьявольскими кознями — по аналогии с помеченными знаком «X» порнографическими фильмами. В самом деле, неприятие его церковью внедрилось в сознание учащихся весьма простым способом — знак «X» использовался для обозначения чего-нибудь неправильного, что нужно было зачеркнуть.

Но, несмотря на существование канонического латинского креста св. Петра, предания о его брате Андрее связывались с крестом косым, получившим название креста св. Андрея Первозванного. Андрей принял мученическую смерть в Патрах, городке вблизи Черного моря, где проповедовал слово Божие скифам еще до того, как они начали Свое движение на запад в сторону Каледонии. Впоследствии он стал святым — покровителем Шотландии, а знаменитый андреевский крест занял место на ее национальном флаге и гербе. Поскольку Рим не устраивало повторное появление на свет этого древнего эзотерического символа, то была придумана оправдательная история о том, будто бы Андрей сам распорядился распять себя на кресте X-образной формы.

Позднее появился «компромиссный» вариант этого христианского символа, — не похожий ни на распятие, ни на эзотерический X-образный знак. Это был прямой центрально-симметричный крест св. Георгия, распространение культа которого на Западе во многом обязано крестоносцам. После Женевской конференции 1884 года он стал символом Международной организации Красного Креста, флаг которой явился зеркальным отражением цветовой гаммы швейцарского национального Стяга.

После того как в 1252 году специальным постановлением папы инквизиторы получили право применять пытки, вершить тайные суды и отправлять на костер, власть «Святой палаты» стала почти неограниченной. В Испании преследование еретиков выразилось в начатых в 1478 году яростных гонениях на маранов и морисков — иудеев и мусульман, насильственно обращенных в католичество, но продолжавших тайно исповедовать веру отцов. В 1542 году по распоряжению папы Павла III римская инквизиция обрушилась на протестантов. Таким образом, единственной возможностью самовыражения скрывающих свои взгляды христиан-диссидентов стали тайные водяные знаки и графические символы. Из-за своей простоты знак «X», получив широкое распространение, зачастую использовался открыто и довольно умело. На полотне Боттичелли «Богородица с гранатами» ангел носит на груди отделанный красной тесьмой косой крест. На другой картине того же автора — «Богородица с Библией» на лифе Марии запечатлен красный косой крест, а младенец Иисус изображен сжимающим в своей руке три миниатюрные золотые стрелы. Этот эзотерический символ, именовавшийся «тремя лучами просвещения», являлся руководящей мыслью в творчестве алхимиков, последователей Гермеса Трисмегиста.

Главный секрет колоды Таро заключался в 22 козырных картах, картах «великой тайны». Старофранцузское слово «тромп», служившее для их обозначения, переводится как «труба». Именно трубный глас этих духовных инструментов в фигуральном смысле расколол церковь св. Петра пополам. Тромпы-козыри именовались «книгой Тота», символизировавшей хранилище тайных знаний. Римская церковь, осуждавшая карты «малой тайны», совершенно недвусмысленно запретила тромпы, считая их святотатственными. По правде говоря, в игральных картах не было ничего антихристианского, хотя антицерковная направленность их была очевидна. Христианский дух карт Таро был сродни христианским воззрениям учения о Граале и не имел никакого отношения к католицизму. И то, что цыгане впоследствии стали использовать карты Таро для гадания, являлось делом случая и совершенно не соответствовало их изначальному предназначению. Но именно благодаря такому их побочному употреблению, церковь сумела навязать обществу мнение о колоде Таро как о воплощении сущего порока.

В современных игральных картах из колоды Таро сохранилась лишь одна — джокер. Пусть даже он и глупец, но джокер всегда выигрывает. Подтверждение тому можно найти в Первом послании к Коринфянам:

«Господь знает умствования мудрецов, что они суетны.

Итак, никто не хвались человеками… (3:20—21)

Мы безумны Христа ради… (4:10)»

Литературное воплощение джокера наглядно проявляется в образе Персеваля, бесхитростного простака, добивающегося успеха там, где искушенные и опытные люди терпят фиаско. Другие фигурные карты Таро не обошли своим вниманием вселенские понятия в целом. Не последнее место среди них занимает женский образ карты «правосудие». На ней запечатлена небесно целомудренная дева, сжимающая в одной руке обоюдоострый меч и держащая в другой — весы. Изображение, на самом деле, скорее имеет отношение к дискриминации, нежели справедливости, ибо гармония и равновесие природы сочетаются с орудием судейского произвола. Первоначально карта символизировала незавидное положение церкви Грааля по отношению к безжалостной мощи римской инквизиции. Именовалась она в те времена «картой Магдалины».

Другими картами, связанными с образом Марии Магдалины, являлись «башня», «мир» и «сила». В соответствии с традициями Грааля, «башня» символизировала «магдалу» — библейскую «башню стада» (Михей 4:8) и весьма походила на шахматную ладью (туру). Пораженная ударом молнии или подвергнутая воздействию иной магической силы, она аллегорически отображала то плачевное состояние эзотерической церкви, до которого ее довел безжалостный римский истэблишмент.

Дух Марии ясно проявлялся и в карте «мир». Стоя или танцуя внутри овального венка, как обнаженная, так и в одежде, женщина держала в руке скипетр либо другой знак верховной власти. На некоторых картах она запечатлялась возвышающейся над окружающим ландшафтом. Это изображение в известной степени напоминало иллюстрацию в «Часослове Сфорца», на которой укрытая с головы до ног своими волосами Мария парила над суетной землей.

На карте «силу» обычно изображала женщина, присматривающая за львами либо подпирающая треснувшую колонну. На некоторых картах помещались оба варианта рисунка. Первый представлял геральдического льва колена Иудина, а второй символизировал столб Воаза в храме Соломона. И в том, и в другом случае женщина олицетворяла собой верховную представительницу и опору царственного рода.

«И будет непоколебим дом твой и царство твое на веки перед лицом Моим, и престол твой устоит во веки».

(2-я книга Царств 7:16)

В части колод наиболее раннего по времени изготовления эта карта снабжалась символикой Грааля, а женщина отождествлялась с Марией Магдалиной. Рисунок этот символизировал непрерывающийся род Давидов, как об этом сказано в Псалтыри (88:5): «Навек утвержу семя твое и воздвигну престол твой для всего рода».

 

Глава пятнадцатая

Хранители Грааля

РЫЦАРИ-КРЕСТОНОСЦЫ

В 1066 году, когда Вильгельм, герцог нормандский, окончательно завоевал Англию, исполнилось почти три сотни лет с тех пор, как династия Меровингов во Франции была официально предана забвению. Но род этот вовсе не пресекся, память о нем в интересах церкви была намеренно вытравлена из сознания общества послушными Риму историками. В период своего царствования, однако, Меровинги ввели в обиход ряд обычаев, которые продолжали существовать даже после установления в стране феодальной формы управления. К числу таких нововведений относились учрежденные системы регионального административного надзора, осуществляемого высшими должностными лицами, именовавшимися графами. Будучи наместниками короля, графы выполняли функции исполнительной и судебной власти, а также являлись одновременно командующими вооруженных формирований края. В этом отношении они мало чем отличались от британских эрлов, хотя титулярная значимость обоих званий, по мере приобретения земельной собственности, в феодальную эпоху существенно изменилась.

В XI столетии на передовые позиции фламандского общества выдвинулись графы Фландрские и Бульонские. Обладание графом Готфридом Бульонским наследственными правами династии Давида, перешедшее к нему от Меровингов, было вполне достаточным условием того, чтобы после Первого крестового похода удостоиться титула короля Иерусалима. Эта военная кампания, предпринятая в 1095 году, была инициирована захватом мусульманами Иерусалима. Одним из главных вдохновителей этого предприятия стал Петр Пустынник, который возглавил злополучный крестовый поход крестьян с их женами и детьми через всю Европу ради освобождения Святой Земли. Большая их часть не достигла цели; тысячи ополченцев погибли в пути, истребляемые разбойниками, местными жителями и своенравными византийскими воинами. В колоде Таро на карте «отшельник» (намек на Петра Пустынника) изображен странник, освещающий себе фонарем путь.

Сразу же после завершения неудачного похода Петра Амьенского папе Урбану II удалось в кратчайший срок призвать под Христовы знамена огромную армию, которую возглавили лучшие рыцари Европы. Координацией действий ополчений занимался епископ Адемар из Ле-Пюи, а в авангарде войска встали герцог Роберт Нормандский, брат французского короля, граф Гуго Вермандуа и князь Боэмунд Тарентский. Лотарингское ополчение возглавил граф Готфрид Бульонский, отправившийся в поход вместе со своим братом Балдуином. Предводителем рыцарей Южной Франции был Раймонд, граф Тулузский.

В те времена Готфрид Бульонский носил титул герцога Нижней Лотарингии, который он унаследовал от своей матери, знаменитой св. Иды — вдохновительницы перестройки большого кафедрального собора в Булони. От своей матери Готфрид получил в наследство замок и земли во Фландрии, но ради финансирования похода в Палестину заложил всю свою недвижимость епископу Льежскому. Уже на подходе к Святой Земле Готфрид принял на себя общее командование рыцарскими дружинами и после победоносного завершения кампании в 1099 году был провозглашен правителем Иерусалима. Он, правда, отказался носить титул короля и золотую корону в той стране, где Иисус Христос носил венец терновый, и предпочел удостоиться звания «защитника Гроба Господня».

Из всех восьми крестовых походов, которые продолжались вплоть до 1291 года и направлялись в земли Египта, Сирии и Палестины, только Первый поход, возглавлявшийся Готфридом, достиг какой-то конечной цели. Но даже он был омрачен кровавыми инцидентами, виновниками которых стали наиболее фанатично настроенные крестоносцы. Опьяненные победой «воины Христовы» устроили на улицах Иерусалима массовое избиение мусульман. Город являлся святыней не только для иудеев и христиан, он стал третьим по значению после Мекки и Медины священным городом в мире ислама. И этот тройственный статус города стал предметом жарких споров, не прекращающихся и в наше время.

Второй крестовый поход на Эдессу, который возглавили французский король Людовик VIII и германский император Конрад III, закончился полным фиаско. Подавленные неудачей и огромными потерями в живой силе государи вернулись в Европу с пустыми руками. Дела христиан на востоке шли все хуже и хуже. Через сто лет после завоевания Готфридом Бульонским Иерусалима город был захвачен войсками могущественного султана Салах-ад-Дина. Это послужило поводом для организации в 1187 году Третьего крестового похода, который возглавили три короля-воина: германский император Фридрих 1 Барбаросса, французский король Филипп II Август и английский король Ричард I Львиное Сердце. Поход, сопровождавшийся сплошными бедами, закончился также бесславно, как и предыдущий — в итоге Иерусалим освободить так и не удалось. Четвертый крестовый поход (1202) сравнял с «неверными» православных христиан-византийцев и привел к разрушению Константинополя. Последовавшие затем четыре похода рыцарей на Восток успеха не принесли. Правда, во время Шестого похода императору Фридриху II в 1229 году удалось освободить Иерусалим, но мусульмане через 15 лет вернули себе утраченное. После провалов Седьмого и Восьмого крестовых походов французских рыцарей в Северную Африку и гибели там короля Людовика IX Святого военные кампании по освобождению Гроба Господня вообще прекратились.

В эпоху крестовых походов образовалось несколько рыцарских духовных орденов, среди которых был и орден рыцарей Сиона , основанный в 1099 году Готфридом Бульонским. Другими духовными братствами рыцарей того времени стали орден защитников Гроба Господня и орден рыцарей Храма.

Вскоре после своего Иерусалимского триумфа скончался Готфрид Бульонский, и королевскую корону унаследовал в 1100 году его младший брат Балдуин I Фландрский. По прошествии 18 лет (то есть в 1118 году) на иерусалимский трон взошел его двоюродный брат Балдуин II Буржский. В этот же самый год, согласно заслуживающим доверия источникам информации, тамплиеры основали свое «Тайное рыцарство Христово и Храма Соломона». Создание ордена, как утверждалось, было провозглашено девятью французскими рыцарями, давшими обет целомудрия, бедности и послушания и принесли клятву защищать Святую Землю.

Французский хронист Гильом Тирский в самый разгар (около 1180 года) крестовых походов писал о том, что целью храмовников было «по возможности заботиться о дорогах и путях, и особенно об охране паломников». Однако при всей необъятности такого рода задачи совершенно непостижимо, как могли с этим справиться девять бедных рыцарей до своего возвращения во Францию без привлечения в свои ряды новых волонтеров. Сказать по правде, круг интересов ордена простирался гораздо дальше, чем это явствует из повествования Гильома. Орден, основанный Хуго де Пейнсом, существовал уже несколько лет до своего официального признания в 1128 году на церковном соборе в Труа (Шампань), и свою задачу тамплиеры видели отнюдь не в патрулировании дорог. Они были главными эмиссарами короля, ведшими невидимую борьбу в самой гуще мусульманского мира. И в этом своем качестве храмовники делали все, чтобы внести надлежащие коррективы в действия буйных крестоносцев в отношении беззащитных подданных султана. Епископ Шартрезский еще в 1114 году, упоминая в своих записях тамплиеров, называл их «воинством Христовым». К тому времени рыцари уже размещались в покоях Балдуина, внутри мечети, возведенной на месте разрушенного храма Соломона. После того, как Балдуин перебрался под своды башни Давида, помещения дворца полностью перешли в распоряжение тамплиеров.

Хуго де Пейнс, первый Великий магистр ордена, являлся вассалом своего кузена графа Шампанского. Его правой рукой был фламандский рыцарь Готфрид Сент-Омер, а еще одним членом братства стал Андрэ де Монбар, родственник графа Бургундского. В 1120 году в орден был принят граф Фульк Анжуйский (дед Генриха II Плантагенета), а вслед за ним в 1124 году в тамплиеры был посвящен и Хуго, граф Шампанский. Рыцари, по всей видимости, были людьми далеко не бедными; и не существует никаких свидетельств тому, чтобы эти прославленные аристократы поддерживали порядок на наводненными бедуинами караванных путях. И уж королевский хронист Фульк де Шартре определенно не изображал их в таком качестве.

Задача по сопровождению пилигримов в действительности ложилась на плечи госпитальеров — членов «Ордена всадников госпиталя святого Иоанна Иерусалимского». Стоявшие особняком от храмовников члены этого очень специфичного духовно-рыцарского братства давали не похожую ни на какие другие клятву послушания. Они клялись повиноваться не королю и не своему Великому магистру, а св. Бернарду (умершему в 1153 году) — аббату цистерцианского монастыря в Клерво . Святой Бернард состоял в родственных отношениях с графом Шампанским, а через него приходился родственником и Хуго де Пейнсу. Именно на земле, пожалованной графом, основал Бернард в 1115 году свое знаменитое аббатство в Клерво. Матерью св. Бернарда была Алет, сестра Андрэ де Монбара, а членами орденского братства стали отобранные им лично фламандцы. В их числе были Аркамбо де Сент-Аман, Анри Бизоль, Розаль, Гондемар и Пейн де Мондидье.

Не кто иной, как св. Бернард спас погибавшую кельтскую церковь Шотландии и восстановил монастырь св. Колумбана на острове Иона. Именно св. Бернард в 1128 году первым перевел «Священную геометрию» строителей храма царя Соломона и призывал ко Второму крестовому походу в Везеле короля Людовика VII и собравшуюся там стотысячную толпу народа. В Везеле находилась величественная базилика св. Марии Магдалины; и в связи с этим необходимо отметить, что клятва, приносимая иоаннитами-госпитальерами св. Бернарду, требовала «послушания Вифинии — замку Марии и Марты».

Совсем не случаен тот факт, что свой труд «Граф Грааль», написанный в XII столетии, Кретьен де Труа посвятил Филиппу д'Альзасу, графу Фландрскому. И нет никакого случайного стечения обстоятельств в том, что работа Кретьена субсидировалась и поощрялась графиней Марией и ближними графа Шампанского. Учение о Граале родилось в среде первых храмовников, в романе «Перлево» эти рыцари изображены хранителями великой и священной тайны. В своем легендарном произведении «Парцифаль» Вольфрам фон Эшенбах называет их «защитниками семейства Грааля».

ТАЙНЫ КОВЧЕГА

Глубоко под землей на том месте, где когда-то стоял Иерусалимский храм, находилась огромная конюшня царя Соломона, надежно укрытая с библейских времен и никем с тех пор не посещавшаяся. О неимоверных размерах подземного укрытия можно судить по высказыванию одного крестоносца, заявившего, что «в конюшне таких размеров и вместимости можно было бы содержать более 2 тысяч лошадей». Важнейшей секретной миссией рыцарей-храмовников являлось обнаружение этого хранилища и проникновение в него. По сведениям св. Бернарда, в нем хранился Ковчег Завета, в котором, в свою очередь, находилось величайшее из всех сокровищ — Скрижали Откровения.

Вполне резонно может возникнуть вопрос, почему эти реликвии времен Моисея стали объектом так тщательно скрываемой миссии, украшенной участием аббата-цистерцианца и цветом фламандской знати. Современная церковь, утвердив текст Священного писания, заявляет, что Скрижали Моисея содержат Декалог — Десять Заповедей, начертанных рукой самого Господа. Тем не менее, суть этих хорошо известных законов нравственного благочиния едва ли могут представлять из себя какую-либо тайну. Скрижали, разыскивавшиеся рыцарями, в действительности имели исключительное значение, ибо содержали куда больше, чем знакомые каждому нравственные поручения. Начертанное на скрижалях Откровение представляло собой Космическое Управление — божественный закон чисел, мер и весов. Искусство расшифровки таинственных письмен заключалось в использовании криптографической системы Каббалы.

Десять Заповедей, взятые совокупно, являлись также еще кое-чем. Они были теми первыми наставлениями, которые Бог передал Моисею и его народу на горе Синай (Исход 20 и 23), сопроводив их рядом устных распоряжений (Исход 24:12):

«И сказал Господь Моисею: взойди ко мне на гору, и будь там; и дам тебе скрижали каменные, и закон и заповеди, которые Я написал для научения их».

В стихе перечисляются три отдельных вещи: закон, каменные скрижали и заповеди. Далее Бог сказал: «И положи в Ковчег откровение, которое Я дам тебе» (Исход 25:16). Затем в Книге Исход (31:18) говорится о том, что Господь «дал ему две скрижали откровения, две скрижали каменные, на которых написано было перстом Божиим».

Первые полученные от Бога скрижали Моисей разбил, когда, увидев пляшущих вокруг тельца соплеменников, в гневе бросил их на землю (Исход 32:19), Впоследствии Господь сказал Моисею (Исход 34:1):

«Вытеши себе две скрижали каменные, подобные прежним, и Я напишу на сих скрижалях слова, какие были на прежних скрижалях, которые ты разбил».

Позже Бог изустно повторил заповеди и сказал Моисею, чтобы тот записал сии слова. После чего Моисей «написал на скрижалях слова завета, десятисловие» (Исход 34:27—28).

Возникло существенное различие между «Скрижалями Откровения», начертанными перстом Божиим, и Десятисловием, написанным рукой Моисея.

На протяжении столетий церковь подразумевала, что Десять Заповедей представляли собой саму суть Божиего завета, вследствие чего истинное значение Ковчега Откровения по известным соображениям намеренно игнорировалось.

Начиная с 25 главы Книги Исход и далее, приведены точные указания по сооружению ковчега во всех его деталях. В аналогичном ключе излагаются способы его транспортировки, а также приводится подробный перечень одежды и обуви, которую следует носить его хранителям и попечителям. Кроме того, дается исчерпывающее описание материалов для сооружения скинии, в которой должен содержаться ковчег, а также ее конструкции и места расположения алтаря. Однако, несмотря на все вышеозначенное, в главах с 37 по 40-ю приводится доскональное описание того, как этих инструкций следует придерживаться в точности, — поэтому все повторяется сначала. Таким образом, исключалась малейшая ошибка, любое незначительное отклонение от составленного проекта. Все строительные работы были доверены Веселиалу, сыну Урия из колена Иудина.

Если выполнять все конструкторские работы в точном соответствии с ветхозаветной технологией, то выясняется, что ковчег представляет собой не просто искусно сделанный сундук, но и электрический конденсатор, выполненный из смолистой древесины и выложенный снаружи и изнутри золотыми пластинами. Об этом факте в сходной манере неоднократно заявляли ученые и богословы. Между пластинами, несущими на себе положительный и отрицательный заряд, может создаваться напряжение в несколько сотен вольт — вполне достаточно даже для того, чтобы убить человека. Озия убедился в этом ценою собственной жизни, когда прикоснулся к ковчегу (2-я Царств 6:6—7 и 1-я Паралипоменон 13:9—10). Кроме того, ковчег, снабженный крышкой киота, расположенный между двумя создающими магическое поле херувимами, также выполняет функции переговорного устройства при общении Моисея с Богом (Исход 25:22).

Десять Заповедей читаются, пишутся, обсуждаются и заучиваются так же, как и много лет назад. Они никогда и ни для кого, в отличие от Скрижалей Откровения, не были тайной за семью печатями. Эти бесценные каменные таблицы были помещены в оснащенный «противовзломным» устройством ковчег, находившийся под присмотром левитов. После полного драматических событий путешествия через Иордан и всю Палестину (Иисус Навин и 1-я кн. Царств) он был благополучно доставлен Давидом в Сион (Иерусалим). По распоряжению его сына, царя Соломона, зодчий Хирам-Авий возвел храм, в Святая Святых которого и был установлен ковчег. Доступ в святилище был строжайше запрещен, только первосвященник один раз в году мог войти туда с ритуальной инспекцией. Кроме приведенных выше ссылок на Священное писание, это сообщение являлось последним библейским упоминанием о Ковчеге Завета. Ходили слухи о том, что он был переправлен в Эфиопию (Абиссинию), но в Апокалипсисе (11:19) указывается, что ковчег остался «в храме Божием на небе». Несомненно, ковчеги скрижали представляли собой вожделенную добычу для любого нежеланного гостя в Иерусалиме. Однако во времена разрушения Навуходоносором храма Соломона ни то, ни другое в списках награбленного не числилось.

К 1127 году поиски тамплиеров успешно завершились. Они отыскали не только ковчег, но и несметное количество золотых слитков и спрятанных драгоценностей, — все то, что в целости и сохранности пролежало под землей в течение долгого периода грабежа и разрушений, чинившихся римлянами в 70 году от Р.Х. И только совсем недавно, в 1956 году, в Манчестерском университете обнаружились свидетельства, подтверждающие достоверность находки храмовников. В том году завершилась расшифровка «Монетного свитка» из Кумранских пещер. Текст его свидетельствовал о том, что «несметные сокровища» вместе с огромным штабелем золотых слитков и драгоценностей были погребены под Иерусалимским храмом.

Извещенный об ошеломляющем успехе тамплиеров св. Бернард немедленно отправил Хуго де Пейнсу послание, предписывавшее тому прибыть на открывавшийся в скором времени церковный собор в Труа. Съезд духовенства должен был проходить под председательством посланника Апостольского престола папского легата во Франции. Хуго и его рыцарская команда, захватив с собой предвещавшую блестящие перспективы находку, в должное время покинули Святую Землю, а св. Бернард объявил о достойном выполнении храмовниками своей задачи. Он писал о том, что

«работа с нашей помощью была завершена, и рыцари отправлены с грузом через Францию и Бургундию ко двору графа Шампанского, под защитой которого могут быть предприняты все меры предосторожности, исключающие вмешательство светских и духовных властей».

Придворные графа Шампанского в Труа были хорошо подготовлены к предстоящей работе по дешифрированию Тайнописи. Графский двор в течение продолжительного времени охотно финансировал пользовавшуюся авторитетом школу, где изучалась Каббала и прочие эзотерические учения. Поместный собор в Труа, как и планировалось, состоялся в 1128 году. К этому времени св. Бернард, имея в качестве личного герба пчелиный улей, уже стал шефом и покровителем рыцарей-храмовников. В том же году рыцарскому братству был пожалован статус суверенного ордена, а штаб-квартира тамплиеров в Иерусалиме превратилась в резиденцию правительства столичного города. После официального признания церковью ордена рыцарей Храма Хуго де Пейнс был провозглашен первым Великим магистром.

В знак особого отличия тамплиеров, относившихся к духовному сословию монахов-воинов, они удостоились права ношения белого плаща — символа непорочности. Такая привилегия не была дарована ни одному из существовавших тогда духовно-рыцарских братств. Храмовники были обязаны отращивать бороду, что отличало их от чисто выбритых представителей других орденов. В 1148 году бывший цистерцианец папа Евгений III утвердил в качестве орденской эмблемы рыцарей Храма знаменитый восьмиконечный красный крест на белом фоне.

В отличие от рыцарей-храмовников госпитальеры (или иоанниты), также использовавшие в своей орденской символике восьмиконечный крест, пользовались другой цветовой гаммой — «белое на черном». Их странноприимный дом (таково было первоначальное значение слова «госпиталь») для паломников в Иерусалиме был основан еще в 1071 году, еще до крестовых походов. После вытеснения христиан в XIII веке из Палестины иоанниты, главной обязанностей которых к тому времени стала война с неверными, обосновались на Кипре. В 1307 году иоанниты штурмом овладели островом Родос и, создав там мощные оборонительные сооружения, в течение более чем двухсот лет являлись форпостом христианства на Востоке. Вытесненные в XVI веке турками-османами госпитальеры поселились на Мальтийском архипелаге и отныне назывались орденом мальтийских рыцарей. В 1798 году Бонапарт со своей армией оккупировал остров Мальта и изгнал оттуда мальтийских рыцарей. На короткое время они нашли приют в России, императора которой в знак благодарности они провозгласили Великим магистром. К середине XIX века мальтийский орден превратился из военной в духовно-благотворительную организацию, коей остается и поныне.

После собора в Труа тамплиеры на удивление быстро заняли видное положение во всех сферах европейской жизни. Они активно занимались государственной политикой и дипломатической деятельностью, давали советы монархам и воздействовали на парламенты. Одиннадцать лет спустя, в 1139 году, папа Иннокентий II (также бывший цистерцианец) перевел орден в свое личное подчинение, освободив храмовников от обязанности исполнять волю каких бы то ни было властей. Для рыцарей Храма более не существовало ни государей, ни кардиналов, ни правительств — они подчинялись только папе римскому. Однако еще до папского постановления ордену были пожалованы солидная недвижимая собственность и обширные земельные владения, разбросанные по всей Европе, — от Британских островов до Святой Земли. В «Англосаксонских хрониках» сообщается о том, что при посещении Хуго де Пейнсом Англии король Генрих I «принял его с большим почетом и наградил богатыми подарками». После того как испанский монарх Альфонс Арагонский передал во владение храмовников третью часть своего королевства, под башмаком ордена находился уже весь христианский мир.

СОБОРЫ БОГОМАТЕРИ

Когда распространилась весть о невероятной находке тамплиеров, все стали относиться к рыцарям с большим почтением и, несмотря на уже имевшееся у орденского братства иерусалимское богатство, крупные пожертвования посылались со всех сторон. Никакая цена не могла показаться достаточно высокой в качестве вступительного взноса, и через десять лет после своего возвращения из Палестины храмовники превратились, возможно, в самую влиятельную из когда-либо существовавших в мире организаций. Тем не менее, несмотря на сказочные богатства ордена, рыцари продолжали давать обет бедности. Какое бы общественное положение ни занимал вступавший в братство, он был обязан отречься от своего титула и безвозмездно принести в дар ордену все свое состояние. Так поступил даже первый Великий магистр — Хуго де Пейнс. И все же толпы высокородных отпрысков словно магнитом тянуло к ордену, куда они вступали в качестве простых воинов, сражавшихся в крестовых походах, либо посланников в чужие земли или политических советников. Благодаря столь блестящему финансовому положению, тамплиеры учредили целую сеть банков, ссужая деньги поиздержавшимся монархам и тем самым влияя на государственные дела.

Подобно тому, как росло и крепло политико-финансовое положение тамплиеров, аналогичным образом удача не обходила своим благосклонным вниманием и цистерцианцев. В 1155 году св. Бернард построил первую монастырскую обитель в Клерво, и в течение последующих десяти лет было учреждено еще несколько духовных центров цистерцианцев. Через 25 лет после завершения собора в Труа члены монашеского братства св. Бернарда уже могли похвастать более чем тремястами аббатств. И это было далеко не все, ибо народ Франции затем стал свидетелем ошеломляющих последствий проникновения тамплиеров в тайну «вселенского уравнения». По мере того как вздымались к небу величественные готические арки огромных соборов Богоматери, существенно изменилась и сама панорама городов. Искусство зодчих достигло необычайного, или, как говорили тогда некоторые, немыслимого уровня. Взметнувшиеся вверх стрельчатые своды тонко рифленых арок и парящих контрфорсов заполняли доселе недостижимое пространство неба. Все было устремлено ввысь, и, несмотря на тысячи тон декоративного камня, вся конструкция производила впечатление магической невесомости и воздушности.

Обратившись к Скрижалям Откровения и применив на практике законы «священной геометрии», зодчие тамплиеров создавали на все времена изумительнейшие божественные памятники во славу христианского мира. У северного фасада собора Богоматери в Шартре («портала посвященных») на небольшой колонне помещено рельефное изображение фрагмента библейского путешествия Ковчега Завета. Расположенная выше надпись гласит: «Пусть события идут своим чередом ты должен доставить ковчег».

Как сама идея построения соборов Богоматери, так и разработка проектов целиком принадлежит тамплиерам и цистерцианцам. Слово «готический» применительно к архитектурному стилю не имеет вообще ничего общего с племенем готов и восходит к греческому «готик» — «магический». Несмотря на то, что для окончательного завершения строительства отдельных храмов потребовалось более сотни лет, большая часть соборов была воздвигнута приблизительно в одно и то же время . Строительство собора в Париже было начато в 1163 году, в Шартре — в 1194 году, в Реймсе — в 1211 году и в Амьене — в 1221 году. Другие соборы Богоматери в ту же эпоху возводились в Байё, Абвиле, Руане, Лане, Эврё и Этампе. В точном соответствии с принципом Гермеса Трисмегиста — «что вверху, то и внизу», общая схема размещения на карте соборов Богоматери является копией расположения звезд в созвездии Девы.

Примечательно, что из всех храмов собор Богоматери в Шартре, как утверждают, располагается на самом священном месте. Среди крупных специалистов по истории храма в Шартре видное место занимает Луи Шарпантье, чьи исследования и научные труды внесли существенный вклад в понимание готической архитектуры в целом. В районе Шартре величина теллурических токов в недрах земли достигает максимальных значений, и еще со времен друидов данная местность славилась своим божественно целебным воздухом. Холм, на котором расположен собор Богоматери, считался настолько священным и высокопочитаемым местом, что на земле его не удостоился чести быть захороненным не только ни один король, епископ, кардинал или каноник, но и вообще никто. На могильном кургане некогда находилось языческое капище, посвященное богине-праматери, — и это место пользовалось популярностью у богомольцев еще задолго до появления на свет Иисуса. Над так называемым «Гротом друидов», отождествлявшимся с «Чревом Земли», располагался мегалитический жертвенник, а внутри его находился священный дольмен .

Одной из величайших тайн готической архитектуры цистерцианцев являются цветные витражи, украшающие окна собора. Появившись неожиданно в начале XII века, они также внезапно исчезли в XIII столетии. Ничего подобного им ни до, ни после никто не видел. И не только потому, что яркость настоящих готических витражей превосходит в этом отношении все остальные орнаментальные композиции из цветного стекла; их преимущество заключается в существенно большей способности усиливать проходящий через них свет. В отличие от витражей других архитектурных стилей их внутренний осветительный эффект постоянен вне зависимости от того, солнечно или пасмурно снаружи. Даже в сумерки эти цветные стекла продолжают искриться так, как никакие другие.

Витражи готических соборов также обладают уникальной способностью трансформировать губительное для всего живого ультрафиолетовое излучение в благодатный свет. Секрет их изготовления, однако, так и не раскрыт до нашего времени. Хотя известно, что цветное стекло производилось в соответствии с алхимическими рецептами Гермеса Трисмегиста, проникнуть в их тайну невозможно даже с помощью новейших аналитических технологий. Среди тех, кто занимался исследованиями в области совершенствования оптических свойств цветного стекла, был ирано-таджикский писатель, математик и философ Омар Хайям. Алхимики утверждали, что их метод окрашивания связан с «вселенским духом» — космическим дыханием Мироздания — или, выражаясь современным языком, мощной проникающей радиацией.

Готические соборы повсеместно изобилуют выполненными из стекла и камня произведениями искусства на библейские и евангельские сюжеты, где особое место уделяется жизни Иисуса Христа. Некоторые из этих экспонированных работ были помещены на экстерьере собора уже после начала XIV века, и характерно, что среди них нет ни одного изображения Распятия, относящегося к готической эпохе. Руководствуясь письменами доевангельских времен, найденными рыцарями Храма в Иерусалиме, тамплиеры не приемлели Распятие в том виде, в каком ход его событий был изложен в Новом завете, а по этой причине никогда не изображали данной сцены. На западном фасаде собора в Шартре в одном из окон XII столетия помещен медальон с рельефным изображением Распятия Христа. Однако он был перенесен сюда в более позднее время из другого места — скорее всего из Сен-Дени, расположенного к северу от Парижа. Заимствованные аналогичным путем окна имеются и в других соборах Богоматери.

Кроме золотых слитков тамплиерам удалось отыскать в Иерусалиме также и множество рукописных книг на древнееврейском и восточно-арамейском языках. Как уже упоминалось выше, многие из них относились ко времени, предшествовавшему созданию Евангелия, и содержали сведения, написанные рукой непосредственных участников событий того времени. Данные манускрипты, разумеется, никогда не публиковались, да и не могли быть допущены церковной иерархией для массового пользования. Бытовало общепринятое мнение, что рыцари Храма обладали способностью столь глубокого проникновения в суть вещей, которое затмевало величие ортодоксального христианства. Эта способность позволила тамплиерам прийти к выводу о том, что церковь неверно трактовала как рождество Христово, так и Воскресение. Тем не менее, несмотря на это укоренившееся мнение о храмовниках, они по-прежнему почитались праведными людьми, непоколебимо преданными папам-цистерцианцам той эпохи.

По прошествии определенного времени, однако, эти высокопочитаемые познания храмовников стали причиной их яростного преследования со стороны инквизиторов-доминиканцев. Произошло это в XIV веке, в тот самый момент истории христианства, когда исчезли последние признаки свободомыслия. Ни специальные познания, ни доступ к истине не принимались более во внимание Римом, проводившим жесткую политику репрессий. Подобным образом в религии исчезли все следы женского представительства, если не считать Марии, матери Иисуса, представлявшей теперь в церкви всю женскую половину человечества. Практически же полубожественный образ Богородицы был настолько удален от реалий бытия, что Мария, по сути дела, в сознании людей уже ни с кем не связывалась. Несмотря на все это, луч надежды продолжал светить сквозь мрак столетий, — ибо другой женский образ воссиял над собором Богоматери. Многовековой культ Марии Магдалины — земного воплощения Мудрости-Софии — остается главенствующей идеей этих божественных монументов. На одном из прекраснейших оконных витражей, где запечатлен ее бессмертный образ, имеется надпись, которая гласит: «Даровано водоносами». Мария была носительницей Святого Грааля, и она, несомненно, еще более возвеличится в своем новом качестве «вдохновляющего образа» Эры Водолея — эпохи обновленного интеллекта и Вселенского Закона из Ковчега Завета.

БРАТСТВО «ТРЕТЬЕЙ СТЕПЕНИ»

Соборы Богоматери и крупные сооружения в готическом стиле были возведены, главным образом, усилиями «Детей Соломона» — гильдии каменщиков, работавших под руководством ордена цистерцианцев св. Бернарда. Св. Бернард, как известно, сумел раскрыть секрет «тайной геометрии» каменщиков царя Соломона и их руководителя Хирам-Авия, отличавшихся глубокими познаниями и высоким уровнем профессионального мастерства. Соломон, приступив к исполнению завещания отца своего, царя Давида, специально обратился с просьбой о содействии к царю Тирскому Хираму, попросив того прислать ему Хирам-Авия — зодчего и специалиста по обработке металлов, владевшего секретами «священной геометрии». Несмотря на то, что Тир являлся языческим центром поклонения богине-проматери, Хирам-Авий стал главным проектировщиком храма Иеговы и каменщиком-подрядчиком строительных работ. В силу этого ему предстояло впоследствии стать ключевой символической фигурой франкмасонства.

В средневековой Франции существовали и другие братства каменщиков, носившие название «Детей отца Субиза» и «Детей мастера Жака». Когда в XIV столетии возглавляемая доминиканцами инквизиция развернула широкомасштабные действия против тамплиеров, в равной степени с храмовниками в опасном положении оказались и члены этих гильдий. Будучи представителями цеха каменщиков, они, в зависимости от достигнутой степени, владели конфиденциальной информацией, касавшейся работ, связанных с применением «священной геометрии» и Вселенского Закона. Таких степеней профессионального мастерства у каменщиков было три: ученик, подмастерье и мастер, — точно так же, как и в современных направлениях франкмасонства. Вот почему со времен преследования инквизицией тамплиеров жестокий допрос с целью выведать наиболее секретную и жизненно важную информацию стал часто называться «допросом третьей степени».

И хотя считается, что современное франкмасонство уходит своими корнями в гильдии каменщиков средневековья, сами братства имеют куда более древнее происхождение. В резных изображениях на египетском обелиске, находящемся в Центральном парке в Нью-Йорке, учеными были опознаны масонские символы, относящиеся к временам фараона Тутмоса (1468—1436 годы до Р.Х.) — прапрадеда библейского Моисея. Тутмос являлся основателем влиятельного тайного общества ученых и философов, ставивших своей целью сохранение священных знаний. В более позднюю эпоху представителями подобного духовного объединения были самаритянские волхвы — последователи египетского подвижнического Братства целителей, коммуна которых располагалась вблизи Кумрана. И именно у египтян позаимствовал Моисей идею храмового богослужения, построив для народа Израиля скинию у подножия горы Синай. Подобным образом и само понятие священничества было связано с культурой древних египтян, которые, в свою очередь, унаследовали его от шумеров Месопотамии. Иудейские патриархи, жившие еще до Моисея, в качестве места культового поклонения и совершения ритуальных жертвоприношений использовали стоявшие на открытом воздухе каменные алтари — такие, которые воздвигали Ной и Авраам (Бытие 8:20 и 22:9).

Второй египетский обелиск из храма Солнца стоит на набережной Темзы в Лондоне. По какой-то непонятной причине он именуется «Иглой Клеопатры» и связывается с именем египетской царицы Клеопатры VII, хотя по возрасту монумент старше ее, по крайней мере, на тысячу лет. При весе в 186 тонн высота памятника почти достигает 21 метра. Первоначально оба гранитных обелиска располагались перед входом храма в Гелиополе (нынешний Баальбек), а в 12 году до Р.Х. были перевезены в Александрию. В последней четверти XIX столетия монументы были демонтированы и переправлены в Лондон и Нью-Йорк, где находятся и поныне.

В соответствии с традицией древних египтян устанавливать перед входом в храм свободно стоящие колонны, Хирам-Авий при строительстве в Иерусалиме храма царя Соломона применил ту же самую конструкцию паперти. Колонны с их округлыми капителями были аналогичны тем, что стояли у входа в храм богине-праматери в Тире. На них были изображены те же самые символы способности к воспроизводству потомства, которые в Ханаане посвящались богине Астарте. Колонны, именовавшиеся Иахином и Воазом, внутри были полые и служили хранилищами для архивных материалов по строительству сооружения. Кроме того, хотя храм посвящался Иегове и задумывался, главным образом, как вместилище Ковчега Завета, его конструкция не ограничивалась сугубо мужской первосущностью Бога иудеев. Храм был сконструирован в значительной степени в соответствии с традиционными представлениями о божественной сути и совмещал в себе геометрические символы мужского и женского начал.

Возведение храма продолжалось в течение семи лет, а по завершении строительства Хирам-Авий был убит и погребен в неглубокой могиле. Причиной его смерти, как утверждают, стал отказ мастера поделиться своими секретами с непосвященными в тайны «священной геометрии» простыми каменщиками. В наши дни символическое убийство зодчего во всей его многозначительности фигурирует в церемонии посвящения в третью степень масонства. Мастер ложи, используя свое масонское рукопожатие-захват, валит посвящаемого во мрак могилы и вновь извлекает его на свет.

Современное франкмасонство имеет скорее философскую, нежели действенную направленность, но даже в дни Хирам-Авия сословие ремесленников, к коему он принадлежал, имело свои ложи, символы и пароли. Одним из самых наглядных символов был мастерок каменщика — эмблема, использовавшаяся пифагорейцами и ессеями. Его можно найти в римских катакомбах, где изображение ритуала посвящения в каменщики запечатлялось на могилах невинно убиенных жертв гонений на христиан.

РЕЗНЯ В ЛАНГЕДОКЕ

К западу от Марселя, вдоль побережья Лионского залива раскинулись благодатные земли исторической провинции Франции Лангедока. В 1208 году жители этого цветущего края были обречены папой Иннокентием III на поголовное истребление лишь за то, что они, по мнению Рима, вели антихристианский образ жизни. В том году сюда пришла тридцатитысячная папская армия, возглавляемая авантюристом Симоном де Монфором. И хотя его воины цинично нацепили на свою грудь красные кресты защитников Святой Земли, цели их не имели ничего общего с освобождением Гроба Господня. В действительности это так называемое «воинство Христово» было послано для искоренения альбигойской ереси — аскетического религиозного течения катаров. В соответствии с убеждениями римского первосвященника и французского короля Филиппа II Августа, эти населявшие Лангедок люди являлись закоренелыми еретиками и подлежали беспощадному уничтожению. Кровавая бойня продолжалась в течение 35 лет, унося десятки тысяч человеческих жизней и опустошая район. Апофеозом этой жуткой драмы стал адский кошмар Монсегюра, где в 1244 году были заперты в духовной семинарии и заживо сожжены две сотни заложников.

В религиозном отношении вероучение катаров по сути своей являлось гностическим, и сами катары были исключительно одухотворенными людьми, верившими в чистоту духа и порочность физической плоти. И хотя их убеждения не совпадали с алчными устремлениями ортодоксальной римской церкви, ненависть папы к альбигойцам была вызвана на самом деле кое-чем другим, представлявшим куда более страшную угрозу для Рима. Было принято считать, что катары являются хранителями величайшего священного сокровища, связанного с фантастическими знаниями древности. Земли Лангедока в VIII веке являлись частью существовавшего здесь тогда королевства Септимании, управлял которым потомок рода Меровингов, Гильом Желлонский. Вся область Лангедока и Прованса была привержена древним иудейским традициям и буквально наводнена преданиями о Лазаре (Симоне Зилоте) и Марии Магдалине. Местные жители глубоко чтили память Марии, называя ее «матерью Грааля» истинного христианства Запада.

Подобно тамплиерам, альбигойцы проявляли в высшей степени веротерпимость к религиям мусульман и иудеев, а также были убежденными сторонниками равноправия полов . Тем не менее, католическая инквизиция (официально учрежденная в 1233 году), обвинив их во всевозможных деяниях, предала катаров анафеме и жестоко расправилась с ними.

Опровергая все обвинения, факты свидетельствовали о том, что церковь катаров была церковью всепоглощающей любви к ближним, а сами альбигойцы являли собой пример беззаветной преданности делу Иисуса. Веря в Бога, Святой Дух и вознося молитвы Всевышнему, они создали образцовое общество со своей собственной системой социального патронажа, с приютами для бедных детей и больницами для неимущих. Катары даже Библию перевели на провансальский диалект, их альтруистическая деятельность в равной степени приносила пользу и остальным жителям Лангедока.

Альбигойцы не были еретиками, они просто не принадлежали к официальной церкви. Проповедуя свои идеи исключительно благопристойно, они не нуждались ни в назначаемых сверху священниках, ни в богатом убранстве церквей своих соседей-католиков. Святой Бернард говорил, что «нет проповедей более христианских, нежели у катаров, — их нравственность безупречна». И все же армия папы, прикрываясь маской богоугодного деяния, пришла, чтобы стереть их общину с лица земли.

Папский эдикт об уничтожении касался не только загадочных катаров, но и всех тех, кто их поддерживал, — а к таким людям относилась большая часть населения Лангедока. Для еще более убедительного основания правомочности действий инквизиторов монахи-доминиканцы обвинили местных жителей в занятиях половыми извращениями. Позднее такое обвинение стало причиной всевозможного рода домыслов, касавшихся природы таких биологических аномалий. На самом же деле то, чем занимались просвещенные провансальцы, было не чем иным, как регулированием рождаемости. Согласно существовавшим в те времена нормам воспитанности и интеллектуального развития, катары, по всей видимости, являлись наиболее культурными людьми Европы. Их дети вне зависимости от пола имели равные возможности получения образования.

В те времена Лангедок не входил в состав королевства Франции и являлся вполне самостоятельным государством. В политико-экономическом отношении он скорее был связан с Северной Испанией. Оставаясь реликтом королевства Септимании, область управлялась графами Тулузскими. В учебных заведениях здесь вместе с классическими языками изучались литература, философия и математика. Край этот был вполне богатым и в экономическом отношении стабильным, однако все резко изменилось после того, как в 1209 году в предгорьях Пиренеев появилось папское воинство. Как зловещий намек на исторический центр Лангедока и главный оплот катаров — город Альби, эта беспрецедентная по жестокости военная кампания получила название «Альбигойского крестового похода».

Из всех религиозных культов, процветавших в средние века, альбигойство было наиболее безобидным. Тот факт, что катары имели отношение к специфическим древним знаниям, сам по себе не был откровением — более четырех веков тому назад Гильом Тулузский, король Септимании, уже учредил Иудейскую академию наук. Но альбигойцы пользовались славой адептов оккультной символики Каббалы, и их специальные знания могли бы принести существенную пользу рыцарям-храмовникам, которые, как полагали, доставили Ковчег Завета и свой иерусалимский клад именно в этот район. Все это — вместе с убеждением в том, что катары обладают бесценным сокровищем, историческая значимость которого несравненно выше изначальных идей христианства, — привело Рим к заключению, что Скрижали Откровения и иерусалимские манускрипты христианской эпохи должны храниться в Лангедоке.

Кроме того, начиная с I столетия в преданиях Прованса постоянно присутствовала тема рода Грааля, а церковь в Ренно-ле-Шато была посвящена в 1059 году Марии Магдалине. Провансальцы утверждали, что толкование Римом смысла распятия Христа являлось умышленным обманом. Также как и тамплиеры, катары никоим образом не разделяли убеждения в том, что Иисус умер на кресте. Хотя в самих ритуалах альбигойцев не было ничего угрожающего, предполагалось, что духовное течение владеет достаточно существенной информацией, чтобы обнажить во всей неприглядности основополагающие концепции римской церкви. Доведенному до отчаяния изуверскому режиму не оставалось ничего другого, как только бросить клич: «Убивайте их всех!»

Люди кровожадно умерщвлялись тысячами, и их дома сравнивались с землей, но сокровище так и не было найдено. Церковь не могла понять: то ли сокровище в ходе массовой бойни было перевезено в другое место, то ли оно все еще не было найдено. Так или иначе, его проклятие дамокловым мечом висело над папой, и смертельная угроза продолжала сохраняться. Рыцари Храма смогли бы ответить на этот вопрос, но вслед за кровавой бойней в Лангедоке настал и их черед подвергнуться аналогичным гонениям.

ПРЕСЛЕДОВАНИЕ РЫЦАРЕЙ ХРАМА

Лжекрестовый поход завершился в 1244 году, но прошло еще 62 года прежде, чем папа Климент V и король Филипп IV Красивый в своих домогательствах таинственного сокровища решились потревожить храмовников. К 1306 году орден рыцарей Храма достиг такого могущества, что Филипп IV взирал на него с нескрываемым трепетом, — он задолжал тамплиерам огромную сумму денег, возвратить которую был не в состоянии. Французский монарх также опасался их политической и духовной власти, которая, как ему было известно, была намного сильнее его собственной. Прибегнув к помощи папы, король начал преследовать рыцарей во Франции и пытался уничтожить представителей ордена за рубежом. Тамплиеры подверглись арестам в Англии. Но к северу от ее границы с Шотландией папские буллы не возымели никакого действия. Это объяснялось тем, что в то время король Роберт Брюс и весь шотландский народ были отлучены от церкви за вооруженное выступление против зятя Филиппа — английского государя Эдуарда II.

Вплоть до 1306 года тамплиеры действовали без какого-либо вмешательства со стороны пап, но Филипп сумел изменить такое положение дел. Страдавший от безденежья монарх обратил внимание на доходы французского духовенства и обложил его налогами без разрешения папы римского. Бонифаций VIII на действия короля отреагировал отлучением того от церкви. Последний, не желая мириться с произволом понтифика, направил в Италию команду своих людей, захвативших папу и подвергших его всяческим оскорблениям. Не выдержав потрясения, Бонифаций VIII потерял рассудок и вскоре умер. Понтификат его преемника Бенедикта XI длился недолго. Как-то во время обеда к нему явился молодой клирик, переодетый монахиней, и преподнес блюдо с фигами, которые якобы были присланы аббатисой какого-то монастыря. В тот же вечер папа скончался в страшных конвульсиях. На его место король Филипп IV выдвинул своего ставленника — архиепископа Бертрана Бордоского, который в должное время взошел на Апостольский престол под именем папы Климента V. Имея в своем полном распоряжении папу-марионетку, находившегося в неоплатном долгу перед королем, Филипп Красивый составил длинный перечень обвинений, предъявляемых тамплиерам. Самым легким из них являлось обвинение в ереси, ибо всем было известно, что храмовники не придерживались ортодоксального взгляда на распятие Иисуса Христа и не носили канонического латинского креста. Также было установлено, что коммерческие и дипломатические дела связывали рыцарей ордена с иудеями, гностиками и мусульманами.

В 1307 году по приказу Филиппа его приспешники тайно произвели аресты всех тамплиеров на территории королевства. Схваченные рыцари были брошены в застенок, допрошены с пристрастием, подвергнуты пыткам и, в конце концов, отправлены на костер. Для дачи показаний против ордена вызывались подкупленные свидетели, сделавшие несколько воистину невероятных заявлений. Тамплиеры обвинялись во множестве всевозможных неприглядных деяний, в числе которых упоминались некромантия, содомия, аборты, поношение святых и черная магия. При каких обстоятельствах ни давались бы свидетельские показания — за взятку или под принуждением, — после дознания все свидетели исчезли бесследно. Несмотря на это, король не добился своей главной цели, ибо ковчег и сокровище по-прежнему находились вне пределов его досягаемости. В тщетных усилиях клевреты Филиппа обрыскали вдоль и поперек Лангедок и Шампань — клад находился далеко на севере, спрятанный в одной их подземных сокровищниц Парижа.

В те времена Великим магистром ордена был приор Нормандии Жак де Моле. Отчетливо осознавая, что папа Климент V является лишь пешкой в крупной игре Филиппа, он организовал отправку сокровищ морем. Достояние рыцарского братства погрузили на восемнадцать галер, которые вышли из порта Ла-Рошель. Большая их часть пристала к берегам Шотландии, но французский монарх, находясь в полном неведении относительно этого, пытался договориться с остальными государями Европы о преследовании храмовников за пределами Франции. Впоследствии Филипп Красивый заставил папу Климента V объявить тамплиеров вне закона и распустить орден. Два года спустя, в 1314 году, на одной из парижских площадей, при огромном стечении народа, был сожжен на медленном огне и сам Жак де Моле.

Английский король Эдуард II не изъявил особого желания начинать преследование храмовников, но, как зять Филиппа, он был вынужден уступить настойчивым требованиям своего тестя. Таким образом, получив ясные указания от папы, он полностью подчинился правилам игры, диктуемым инквизиторам. Последовали повальные аресты тамплиеров в Англии; земли и собственность их были конфискованы и позднее перешли во владения госпитальеров.

В Шотландии, однако, события разворачивались по совершенно другому сценарию — папские буллы здесь игнорировались полностью. Еще в 1128 году, вслед за собором в Труа, Хуго де Пейнс впервые встретился с королем Шотландии Давидом I, а св. Бернард Клервоский объединил кельтскую церковь с орденом цистерцианцев. Король Давид пожаловал Великому магистру и его рыцарям земли Баллантрадоха на побережье залива Ферт-оф-Форт, где тамплиеры в Южном Эске основали свою главную резиденцию. Поддержку и содействие ордену оказывали также все последующие монархи, в особенности, Вильям Лев. Рыцарям были переданы во владения огромные пространства земли — в частности, в окрестностях Лотиана и Абердина. Тамплиеры также получили в дар значительную по объему недвижимую собственность в Эршире и на западе Шотландии. Крупный воинский контингент храмовников в 1314 году принимал участие в битве при Баннокберне, после которой слава о доблести тамплиеров прогремела по всему Аргайлширу и Лорнширу. С тех времен каждый последующий наследник династии Брюсов и Стюартов становился тамплиером с момента своего рождения, в силу чего в королевском роду Шотландии кроме царей-священников появились и рыцари-священники.

В исторических книгах и энциклопедических справочниках говорится о том, что храмовники прекратили свое существование в XIV веке. И это абсолютно не соответствует действительности. Орден рыцарей Храма и поныне благоденствует в континентальной Европе и Шотландии.

 

Глава шестнадцатая

Возвышение королевской династии Стюартов

ПРЕДШЕСТВЕННИКИ — БАНКО И ЛЕДИ МАКБЕТ

Мы находимся на пороге королевского дома Стюартов, проявивших себя после отрешения от власти Меровингов как наиболее выдающаяся правящая династия. Но прежде, чем познакомиться с представителями этого достойного рода, мы должны совершить небольшой экскурс в прошлое, дабы окунуться в историческую атмосферу эпохи, предшествовавшей их появлению в Шотландии. Род Стюардов имел частично шотландские и частично бретонские корни, и что касается шотландских предков, то самой знаменитой личностью в истории данной династии является Банко — тан Лохабера в XI веке.

Со времен Кеннета Мак-Альпина, объединившего в единое государство скоттов и пиктов, все шотландские короли получали корону в соответствии с существовавшей издревле у кельтов системой выборного наследования. И хотя у скоттов трон переходил от мужчины к мужчине, пикты традиционно придерживались порядка наследования по женской линии. Для восстановления статус-кво был найден выход, устраивающий обе стороны, — принцессы пиктов стали выходить замуж за королей скоттов. Но и в этом случае наследование шло не по одной родственной линии. Заранее избираемые из сыновей, племянников и двоюродных братьев короля, они принадлежали к параллельным родовым ветвям, восходившим к общему предку. В данном конкретном случае таким общим предком являлся король Кеннет. На схеме «Первые короли скоттов» видно, как действовал принцип выборного наследования, — королевский титул попеременно переходил к представителям то одной, то другой родственной ветви. Важнейшее преимущество такого селективного принципа заключалось в том, что младшие в роду никогда не удостаивались короны, как это стало позднее случаться в ущерб интересам Шотландии после упразднения этой системы.

По прошествии почти двухсот лет непрерывной смены на престоле Шотландии выборных монархов традиция была нарушена Малькольмом II. Его поступок вызвал бурю негодования и стал поводом для яростной полемики. Вместо того, чтобы передать, как полагалось, монарший титул своему более молодому кузену Биду, тану Даффа, король решил, что корону должен унаследовать его собственный отпрыск. Но вся проблема заключалась в том, что у Малькольма вообще не было сыновей. Правда, он имел трех дочерей, старшая из которых, Беток, была замужем за Кринаном — протоиереем Священного братства св. Колумбана . Так же, как и сам св. Колумбан, Кринан являлся потомком ирландского королевского семейства Конейла. Вторая дочь Малькольма, Донада, была замужем за Финдлехом Мак-Рори, таном Мори; а самая младшая, Олит, являлась женой принца датского и ярла Оркнейских островов Сигурда II. Дополнительные сложности возникали также из-за того, что сестра Малькольма Дунклина была женою тана Лохабера Кеннета. Последний, как кузен Бида и потомок Кеннета Мак-Альпина, в соответствии с существовавшей системой выборного наследования, являлся вторым после тана Даффа претендентом на корону.

После смерти Малькольма в 1034 году все без исключения сыновья, рожденные от этих браков, имели шансы на получение королевского титула. В числе этих сыновей находился обладавший равными со всеми остальными правами наследовать и сын Дунклина — тан Лохабера. И все же, в соответствии с последним распоряжением Малькольма, престол под именем Дункана II унаследовал сын его старшей дочери. Являясь также сыном и потомственным преемником протоиерея Кринана (убитого в 1045 году викингами), Дункан, подобно представителям династии Меровингов, стал первым в Шотландии королем-священнослужителем. С тех пор в сознании скоттов прочно укоренилось представление о своем монархе как верховном властителе и одновременно патриархе национальной церкви.

Результатом столь произвольного определения порядка наследования стал вспыхнувший еще при жизни Малькольма мятеж, инспирированный дочерью обойденного тана Бида, леди Грох. При подавлении мятежа Бид был сражен рукой самого короля, оставившего, таким образом, за его наследницей суверенное право взывать к законам выборной системы наследования. Леди Грох сумела сплотить вокруг себя непримиримых противников короля, на что тот отреагировал расправой с ее мужем Гиллакомгеном, таном Мори. Грох, которая к тому времени была беременной, нашла прибежище у своего кузена Макбета, сына Донады и Финдлеха. Вскоре после этого, в 1032 году, она вышла замуж за своего покровителя и стала впредь именоваться леди Макбет.

После смерти Малькольма II в 1034 году Грох убедила Макбета оспорить у своего двоюродного брата Дункана права наследования престола Шотландии. Она была не одинока в своей неприязни к Дункану, и вскоре вспыхнула целая серия восстаний, возглавлявшихся вождями многочисленных шотландских кланов. Бунтовщиков не смог утихомирить даже Банко, капитан королевской гвардии Дункана. По этой причине был созван военный совет, на котором Макбет, взяв управление войсками в свои руки и подавив мятеж, сумел сделать то, что не удавалось другим. Затмевая своим достижением славу самого короля, он тем самым еще усиленней подогревал честолюбивые устремления леди Макбет, понимавшей, что корона находится в пределах досягаемости ее мужа. А что же король Дункан? История его кончины все еще остается неясной. Хроники говорят о том, что он погиб в стычке под Ботнагованом (современное графство Элгиншир), тогда как в романтической литературе повествуется о его насильственной смерти в замке Макбет. Как бы там ни было на самом деле, но Макбет стал королем Центральной и Южной Шотландии, а его двоюродный брат Торфинн — сын Олит и Сигурда — правил оставшейся частью страны.

В течение семнадцати последующих лет Макбет содержал в образцовом порядке свои владения, а его супруга руководила пользовавшимся доброй славой королевским двором. Вначале, правда, тан Банко предпринял попытку вернуть корону сыну Дункана — принцу Камбрии Малькольму Канмору. Отстаивая свои права, Макбет убил двух сыновей Банко, а на самого тана и его старшего сына Флинса устроил засаду. В результате сам Банко погиб в неравном бою, а Флинсу удалось укрыться в замке принца Гуинета Груффида на северо-западе Уэльса. Там он стал мужем дочери принца Несты, с которой прожил в браке какое-то время. После его внезапной кончины Неста повторно вышла замуж за Осберна Фитцричарда Леонского.

На протяжении всего времени правления Макбета Малькольм продолжал упорствовать в своих притязаниях на престол и, заручившись поддержкой дружин Торфинна, заставил короля отступить в битве при Лумфанане. Предчувствуя близкую гибель, леди Макбет покончила жизнь самоубийством, а вскоре смерть настигла и ее супруга. В сражении погиб также и Торфинн, и его вдова Ингибора была вынуждена вступить в брак с Малькольмом Канмором. Несмотря на победу, сразу же получить корону Малькольму не удалось, так как все еще находившиеся у власти сторонники Макбета возвели на престол сына леди Грох от первого брака Лулаха. Однако спустя несколько месяцев Лулах погиб в сражении у городка Стратбоги, и в 1058 году Малькольм III Канмор был провозглашен королем скоттов .

Историки расходились и расходятся во мнениях относительно истинной трактовки предания о Макбете, леди Макбет и Банко. Тем не менее, их легендарные образы продолжают жить в знаменитой пьесе Вильяма Шекспира, основанной на «Хрониках Англии, Шотландии и Ирландии» Рафаэля Холиншеда, умершего в 1580 году, «Макбет» Шекспира был написан спустя шесть столетий после имевших место исторических событий, поэтому, вкладывая пророчества в уста «трех богинь судьбы», драматург уже точно знал, что произойдет в будущем. Посовещавшись в начале пьесы относительно своих предсказаний, колдуньи сообщают Макбету о том, что он будет королем. Они также уведомили Банко в том, что, хотя ему и не суждено царствовать, но он станет прародителем будущих королей. Так оно и произошло на самом деле.

ПЕРВЫЕ СТЮАРТЫ

Родовое имя Стюартов произошло от названия высшего должностного лица королевства — стюард (сенешаль), наследственного титула этой династии. Позднее ее представители, взошедшие впервые на шотландский престол в 1371 году, стали именовать себя на французский манер Стюартами. С самых древних времен было известно, что Стюарты являлись потомками Банко; и то, что этот род восходил корнями через высокородного тана Лохабера в конечном счете к самому королю Альпину (отцу Кеннета I), было указано во всех родословных списках того времени (к этому вопросу мы еще вернемся в следующих главах). Было также известно, что предки Стюартов были в XI веке сенешалями Дола  в Бретани. С точки зрения державной полновластности этой династии такое сочетание происхождений имело огромное значение. По линии шотландских предков Стюарты вели свой род от Иосифа Аримафейского, а их бретонская ветвь через «царей ловцов» восходила к самому Иисусу Христу.

Родоначальником бретонской ветви являлся живший во второй четверти XI столетия сенешаль Дола и Динана Алан — современник Банко и Макбета. Сыновьями Алана были Флаальд, Алан (потомственные сенешали Дола) и Риваллон (лорд Дола). Средний сын Алан являлся участником Первого крестового похода, и его имя фигурирует в «Реестре аббатства св. Флорента» в качестве благодетеля монастырской обители. Его брат Флаальд носил титул барона Сеймура и был женат на Эвелине, дочери фландрского сеньора Арнульда Эсдинского. Третий брат, лорд Риваллон, в 1082 году стал настоятелем аббатства св. Флорента в Сеймуре.

В некоторых книгах пэров Эвелина фигурирует как жена Алана, сына Флаальда, но эта запись не соответствует действительности. При рождении Алан Фитцфлаальд унаследовал от своей матери Эвелины титул сеньора Эсдинского. В «Реестре аббатства св. Георгия в Эсдине» сообщается о ее согласии передать в собственность монастырю земельные владения ее отца в Англии. После того как сеньор Арнульф (брат графа Энгерранда Эсдинского) отправился в 1090 году в крестовый поход, его права в Англии перешли к Эвелине. Она титуловалась леди Нортон, а ее сын Алан Фитцфлаальд Эсдинский во времена царствования Генриха I именовался бароном Освестри. Алан женился на дочери шерифа шорпширского Аделизе и в свое время унаследовал титул и должность тестя. Он также основал в Норфолке небольшой монастырь — дочерний приорат аббатства св. Флорента в Сеймуре.

У сенешаля Алана родилось двое сыновей — Вильям и Джордан Фитцаланы. После кончины своего кузена Алана Вильям унаследовал титул барона Освестри и шерифа Шорпшира, став родоначальником клана Фитцаланов, эрлов Арундела. Джордан получил в наследство потомственный титул сенешаля Дола, а также земельные владения в окрестностях Тахсфорда, Бертона и Уорсопа в Англии. Была также у Алана и дочь по имени Эмма, вышедшая замуж за тана Лохабера Уолтера — сына Флинса и принцессы Несты из Гуинета. Их сын Алан, тан Лохабера, женился на своей кузине Аделине — дочери Алана Фитцфлаальда и баронессы Освестри. А они в свою очередь произвели на свет Уолтера Фитцалана (умершего в 1177 году), который стал первым Великим сенешалем Шотландии.

В некоторых опубликованных генеалогических схемах рода Стюартов титул Великого сенешаля ошибочно приписывается деду Уолтера Фитцалана, Уолтеру, тану Лохабера. Путаница объясняется наличием двух форм произношения одного и того же имени: Алан и Флан. Последняя часто отождествлялась с Флинсом — именем сына Банко.

В действительности, именно Уолтер Фитцалан был назначен королем Давидом I (1124—1153) Великим сенешалем скотов. Уолтер прибыл в Шотландию примерно в 1138 году, где ему королем Давидом I были пожалованы земли в Западном Лотиане и Ренфрушире. Удостоившись звания Великого сенешаля — наивысшего из жалуемых титулов королевства, Уолтер также был назначен канцлером государственного казначейства. Последняя должность привела к появлению на фамильном гербе Стюартов геральдической эмблемы в виде клетчатой щитовой планки, ибо разлинованный в шахматную клетку стол в те времена использовался для денежных расчетов.

Во времена царствования внука Давида, Малькольма IV, Уолтер основал в Пейсли клюнийский монастырь и был назначен командующим королевской армией. В 1164 году у побережья Ренфрушира появились 160 боевых кораблей норвежцев, возглавляемых могущественным ярлом Сомерледом. На кораблях находилось более шести тысяч воинов, твердо решившихся захватить эту землю. Однако, высадившись на берег, норвежцы были разбиты значительно уступавшим им по численности отрядам под командованием королевских рыцарей Уолтера. В библиотеке Кембриджского колледжа Тела Христова находится манускрипт монаха Вильяма из Глазго, в котором приводится описание сражения в Ренфрушире, сделанное рукой очевидца. Летопись сообщает о том, что Сомерлед был убит в самом начале сражения, в ходе которого захватчики, понеся тяжелые потери, были изгнаны с шотландской территории.

Из всех королей скоттов самым безвольным оказался Малькольм IV, получивший за это качество характера прозвище Девица. Свою репутацию он подтвердил, уступив английскому королю Генриху II вожделенные земли Камбрии. Отбыв затем в возрасте 14 лет в Тулузу, он большую часть из отмеренных ему еще Господом десяти лет жизни провел за границей. Его отсутствие в равной степени благоприятно сказалось и на самой Шотландии, так как оставшийся вместо короля сенешаль Уолтер смог справиться с финансовыми, политическими и военными делами государства. Сменивший Малькольма IV на троне в 1165 году его брат Вильям обладал куда более твердым характером, за что и был прозван в народе Львом. Вскоре после восшествия на престол, стремясь отвоевать у Генриха II утраченные Нортумберленд и Камберленд, Вильям встретился с ним в 1174 году на поле битвы у Аливика. В те времена английский монарх был женат на Алиеноре Аквитанской, бывшей супруге французского короля Людовика VII. Однако сыновья их, — с одобрения Алиеноры — в споре относительно Камбрии приняли сторону Вильяма, выступив со своими дружинами на поле брани против отца. В конечном счете Вильям был разбит и, попав в плен, принужден к подписанию так называемого «Ленного договора», согласно которому английский король признавался верховным правителем Шотландии. После этого король скоттов содержался под стражей, и бразды правления государством в очередной раз перешли в руки Великого сенешаля Уолтера.

Уолтер Фитцалан скончался в 1177 году и был сменен на посту Великого сенешаля своим сыном Аланом. В 1189 году Алан участвовал в Третьем крестовом походе вместе с сыном и наследником Генриха II, королем Ричардом I Львиное Сердце. Перед тем как покинуть с Аланом Святую Землю, Ричард заявил, что «Ленный договор» утратил законную силу и подтвердил право Шотландии на независимость. Алан умер в 1204 году, и третьим по счету Великим сенешалем стал его сын Уолтер, занимавший этот пост во время правления сына и наследника короля Вильяма — Александра II. Этот Уолтер стал первым в роду, кто носил фамилию Стюарта, и именно он в 1219 году присвоил приорату в Пейсли статус аббатства. С 1230 году он выполнял обязанности юстициария (верховного судьи и наместника короля), а также канцлера земель, располагавшихся к северу от залива Ферт-оф-Форт.

Следующий король Александр III стал одним из наиболее выдающихся правителей скоттов, несмотря на то, что начало его правления было связано с частичным регентством четвертого из рода Стюартов Великого сенешаля, сына Уолтера — Александра. В те времена норвежские захватчики вновь стали причинять беспокойство шотландской короне; в 1263 году их флот под командованием короля Хаакона появился в устье реки Клайд. Потомки викингов были разгромлены в битве у Ларгаса отрядами шотландцев, ведомых Александром Стюартом, который за эту блестящую победу удостоился титула лорда Голлоуэя.

Женившись на дочери английского короля Генриха III Плантагенета Маргарите, Александр III заключил мир с королем норвежцев и впоследствии выдал свою дочь, принцессу Маргариту, за будущего короля Эрика II. К несчастью, она вскоре умерла от родов. Случилось это за два года до кончины ее отца, пережившего всех своих сыновей и не оставившего после себя наследника мужского пола. Это означало, что единственной наследницей королевства скоттов становилась внучка Александра — «Дева Норвегии», которой в то время было всего лишь три года. Таким образом, пятый из рода Стюартов Великий сенешаль — сэр Джеймс, сын Александра — стал регентом Шотландии.

Шотландцы в те времена были озабочены тем, что их страна может попасть под власть норвежской короны, и по этой причине епископ Глазго обратился за советом к дяде юной наследницы — английскому королю Эдуарду I. Однако, принимая во внимание неуемное стремление Плантагенетов полностью подчинить себе Шотландию, ответ монарха предугадать было нетрудно. Король предложил выдать норвежскую принцессу замуж за своего сына, Эдуарда, наследника престола, и воспитывать в дальнейшем при английском королевском дворе. Эдуард I рассматривал свое предложение как в полном смысле слова помолвку, но шотландцы не согласились с такой постановкой вопроса и не считали себя связанными какими-либо обязательствами. Через четыре года было принято решение в любом случае доставить юную принцессу в Шотландию.

В сентябре 1290 года семилетняя Маргарита, королева Шотландии, отправилась в плавание к берегам своей державы лишь для того, чтобы, достигнув Оркнейских островов, внезапно умереть при загадочных обстоятельствах. После случившейся трагедии сэр Джеймс Стюарт попытался было сохранить мир в отечестве, но Шотландии было предопределено на многие годы погрузиться в пучину смут, вызванных войнами за независимость и королевское наследство.

РОБЕРТ БРЮС

Основными претендентами в борьбе за наследство королевы Маргариты были Джон Комин (потомок короля Дональда Бана), Джон Баллиол (эрл Хантингдона и потомок принца Давида), а также Роберт Брюс (лорд Аннандела и еще один потомок принца Давида). Изначально главным фаворитом являлся Брюс, но в преддверии предполагаемого обручения своего сына английский король Эдуард I провозгласил себя верховным правителем Шотландии. Завладев с помощью ловкого политического маневра главной крепостью страны, он добился согласия нескольких шотландских аристократов на право самому вынести решение по данному вопросу. Затем специально назначенный им комитет, представителей которого он называл «мудрейшими людьми Англии», сделал свой выбор. Совет настаивал на том, что новый король скоттов должен был править, подчиняясь английскому монарху. Выбор шотландцев пал на Роберта Брюса, но тот отказался покориться Эдуарду, заявив:

«Если я смогу править вышеозначенным королевством по своей воле и разумению, — ладно. А если нет, — то я никогда не стану добиваться этого королевства с тем, чтобы унизить его до рабского положения».

Джон Баллиол, напротив, согласившись со всеми требованиями, был назначен королем и принес необходимую присягу:

«Я, Джон, король скоттов, клянусь быть верным и преданным слугой его величества Эдуарда, милостью Божией короля Англии, а также пэра и верховного правителя Шотландии, которой я правлю и обещаю править от его имени».

Баллиол взошел на престол в 1292 году, когда на посту Великого сенешаля все еще находился сэр Джеймс Стюарт. Сам сэр Джеймс являлся сторонником Роберта Брюса и убежденным противником короля Эдуарда и Баллиола. Эдуард заставил Баллиола снабжать английскую армию деньгами и людскими ресурсами. И эти действия английского монарха привели в конечном счете к вооруженному выступлению, которое возглавил уроженец Пейсли, рыцарь Вильям Уоллес. Предводителю восстания, поддерживаемому сэром Джеймсом, поначалу сопутствовала удача. Такой поворот событий побудил Эдуарда в 1296 году, низложив Баллиола, взять власть в Шотландии в собственные руки. В 1297 году Уоллес одержал славную победу под Стирлингом, в результате которой был провозглашен правителем страны. Год спустя, однако, он потерпел под Фолкерком сокрушительное поражение от лучников Эдуарда, а в 1305 году был захвачен англичанами в плен и казнен. Его насаженную на кол голову выставили на лондонском мосту, а остальные части тела, расчлененные на куски, разослали для устрашения по городам Шотландии.

С этого самого момента за дело скоттов взялся новый лидер — Роберт Брюс, старший сын и тезка соискателя королевского титула. Не придавая значения возможным интересам Плантагенетов, шотландцы в 1306 году возвели его на королевский престол. Когда войска Эдуарда II в 1314 году вторглись в пределы Шотландии, Брюс разгромил их в битве при Баннокберне и провозгласил независимость своего народа.

КОРОЛЕВСКАЯ ДИНАСТИЯ СТЮАРТОВ

Сэр Джеймс скончался через три года после коронации Брюса, и титул Великого сенешаля был унаследован его сыном Уолтером. В сражении при Баннокберне Уолтер командовал левым флангом шотландского войска и тут же на поле битвы был возведен Робертом Брюсом в рыцарское достоинство. В 1315 году Роберт женился на дочери Брюса Марджори. Несколько месяцев спустя, когда король, убыв в Ирландию, оставил страну на попечение Уолтера, Марджори, не прожив и года в браке, погибла в результате несчастного случая, произошедшего во время верховой езды. В момент смерти принцесса была беременной, но еще не родившегося ребенка удалось спасти, произведя кесарево сечение. Со временем этому спасенному мальчику было суждено стать седьмым по счету в роду Стюартов Великим сенешалем. В возрасте девятнадцати лет Роберт был назначен регентом при малолетнем сыне Брюса — будущего короля Давида II — и выполнял эти обязанности вплоть до достижения в 1341 году молодым монархом совершеннолетия.

В скором времени Эдуард III Плантагенет развернул боевые действия против Франции, ставшие началом Столетней войны. Король Давид, решивший выступить на стороне французов, был разбит и пленен в 1346 году англичанами в битве у селения Невилл-Кросс. В течение одиннадцати лет шотландский монарх находился под стражей, и все это время делами королевства занимался сэр Роберт Стюарт — Великий сенешаль. Лишь после принятия условий, продиктованных Эдуардом III, Давид, в конце концов, был выпущен на свободу. Обратившись к шотландскому парламенту, король заявил, что, если он умрет, не оставив после себя потомства, корона Шотландии должна перейти к английскому государю. Ответ парламентариев не оставил за собой возможности двоякого толкования: «До тех пор, пока хоть один из нас будет способен держать оружие, мы не позволим англичанину править нами». С этого самого момента скотты перестали считаться с мнением своего монарха. А когда в 1371 году Давид II ушел из жизни, не оставив наследника, преемника ему шотландский народ решил выбрать сам.

Существовал всего лишь один-единственный человек, который мог бы наследовать корону, — человек, правивший Шотландией на протяжении многих лет, предки которого в шести поколениях являлись главными помощниками королей. Им был Роберт Стюарт — седьмой в своем роду наследственный Великий сенешаль.

26 марта 1371 года стало днем основания королевской династии Стюартов, первый представитель которой взошел тогда на престол под именем Роберта II. Впервые со времени правившего в VI веке Далриадой Артура Мак-Эдана, соединив в королевском семействе скоттов ключевые британские и европейские родственные линии Грааля, Стюарты воплотили в жизнь свое историческое право на престолонаследие.

 

Глава семнадцатая

Век рыцарского духа

ВОЙНА И «ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ»

XIV век являлся периодом нескончаемых раздоров и всеобщего беспорядка в Европе. Он был не только столетием непрерывных войн, но повторявшихся эпидемий чумы, одна из которых унесла в могилу почти треть населения Англии. В последнее десятилетие XIII века шотландцам постоянно не давал покоя королевский дом Плантагенетов, но в 1314 году Брюс в битве при Баннокберне нанес сокрушительное поражение захватчикам. Впоследствии независимость Шотландии была официально признана Эдуардом II, подписавшим в 1328 году договор в Нортгемптоне.

Вскоре Англия вступила в войну с Францией, причиной которой стал давнишний спор между Эдуардом II и французским монархом. Являясь ко всему прочему герцогом Аквитании, английский король в формально-юридическом отношении был вассалом Карла IV. Однако Эдуард отказался признать сюзеренитет французской короны, на что Карл в 1324 году отреагировал захватом принадлежавших англичанам в Гаскони земель. В ответ на действия французского государя Эдуард II, пригрозив прекращением торговли с Фландрией, заключил военный союз с герцогом Бургундским. Пикантность создавшейся ситуации придавал тот факт, что английский король был женат на родной сестре французского монарха Изабелле. Последняя в результате территориального конфликта стала настолько одиозной фигурой в Англии, что в 1325 году была вынуждена вернуться на родину. Здесь, во Франции, вместе со своим английским любовником Роджером Мортимером, бароном Вигморским, она сплела нити заговора против своего супруга, закончившегося в 1327 году низложением Эдуарда II и его убийством.

В следующем году скончался Карл IV — последний представитель рода Капетингов, и на французский престол под именем Филиппа VI вступил его двоюродный брат, граф Валуа. Но право престолонаследия Филиппа было оспорено новым английским королем Эдуардом III. Благодаря убийству отца (инспирированному его же собственной матерью), Эдуард, как внук Филиппа IV Красивого, получил формальное право провозгласить себя единственным истинным королем Франции. В 1330 году Эдуард III обезглавил Мортимера и заключил в тюрьму свою мать Изабеллу. В 1346 году его лучники в битве при Кресси, начисто выкосив градом стрел стройные ряды французских рыцарей, принесли Англии первую безоговорочную победу. Так началась Столетняя война, сразу набрать полный ход которой помешала лишь охватившая Англию в 1348 году эпидемия «Черной смерти».

В том же самом году, среди общей сумятицы сражений и чумного поветрия начался «Век рыцарского духа». Предания говорят о том, что это произошло в 1348 году, когда король Эдуард заметил, как некоторые из его придворных посмеивались над графиней Селисберийской, уронившей в их присутствии свою подвязку. Подняв у всех на виду этот предмет женского туалета, король демонстративно прикрепил его к своей ноге, сопроводив данное действие словами: «Hony soit qui mal y pense — Да будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает». Эдуард, чьи рыцарские турниры получили широкую известность, отобрав две дюжины наиболее достойных дворян, торжественно посвятил их в учрежденный им орден Подвязки. Романтические традиции Круглого Стола короля Артура стали для Эдуарда образцом рыцарского равенства. Разработанный на их основе кодекс чести требовал от рыцаря служения Богу и королю, отстаивания своего доброго имени, а также уважения и защиты достоинства дам.

Старшим сыном Эдуарда III был Эдуард, принц Уэльский, прозванный впоследствии историками за цвет своих доспехов Черным Принцем. Особенно отличившись в сражении при Кресси, он заслужил плюмаж из трех страусовых перьев и личный девиз «Я служу», который с тех пор украшал фамильный герб принцев Уэльских. В течение восьми лет Черный Принц был наместником английского короля в Аквитании, где проявил себя как безжалостный, наводивший на всех страх правитель. В Англии, тем не менее, он стал образцом рыцарского благородства и одним из излюбленных героев романтической литературы в тот мрачный период нескончаемых войн и страданий.

РОМАНЫ АРТУРОВА ЦИКЛА

Легенды о короле Артуре, ставшие в «Век рыцарского духа» образцом для подражания, имели мало общего с историческим прототипом этого героя — «верховным королем» кельтов и гулетиком не ведавших в VI веке пощады бесстрашных воинов. Однако предания о Граале перенесли Артура в историческую обстановку позднего средневековья, и истории о его странствующих рыцарях получили широкую известность. Таким образом, во времена учреждения ордена Подвязки образы рыцарей короля Артура были приведены в соответствие с требованиями эпохи и превратились в великодушных поборников справедливости того времени. В Винчестерском замке в настоящее время хранится огромный дубовый Круглый Стол династии Плантагенетов, диаметром 5,5 метра и весом 1,25 тонн. Применение радиоуглеродного метода позволяет отнести его ко времени правления Генриха III (1216—1272). Однако стилизованные под эпоху Артура живописные украшения были выполнены позднее и, судя по художественному замыслу, относятся к эпохе короля Генриха VIII Тюдора.

В предшествующей главе мы уже рассматривали образ Артура с позиций исторической достоверности; и теперь было бы уместно взглянуть на легендарного Артура — вдохновителя «Века рыцарского духа», история которого родилась после написания в 1147 году Гальфридом Монмутским «Истории бриттов». Выполняя заказ своего нормандского благодетеля, графа Глостерского, Гальфрид перенес Артура Мак-Эдана из Далриады в западные районы острова; он превратил Гвирлло, дукса Каруэля, в герцога Горлоя Корнуолльского; писатель придумал Утера Пендрагона и ввел в свое произведение ряд персонажей и тем, которые удовлетворяли потребностям феодального общества той эпохи. Помимо всего прочего, наиболее фантастичным нововведением Гальфрида стал Калибурн — волшебный меч короля Артура, выкованный на острове Авалон.

В 1155 году джерсейский поэт Роберт Уэйс написал «Балладу о Бруте». Произведение представляло собой стихотворную переработку «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского, основанную на традиционном представлении о том, что цивилизация на Британских островах возникла в 1130 году до Р.Х. после поселения здесь троянских изгнанников во главе с Брутом . Копия баллады Уэйса, содержавшая самую первую ссылку на рыцарей Круглого Стола, была подарена Алиеноре Аквитанской. В этой достойной внимания работе выведенная у Гальфрида королева Ганумара более правильно называлась Гвиниферой, а волшебный меч Артура был переименован из Калибурна в Экскалибур .

Приблизительно в 1190 году вустерширский священник Леймен перевел поэму Уэйса на английский язык, но несколько раньше во Франции вышел еще более увлекательный роман на данную тему. Его автором был Кретьен де Труа, создававший свое произведение под идейным руководством графини Марии Шампанской. Кретьен, присвоив Гвинифере более поэтическое имя Гвиньевры, трансформировал и без того красочное предание об Артуре в совершенно фантастическую легенду. Пять его связанных между собой историй появились в 1175 году, и именно в написанном его рукой рассказе о Ланселоте («Рыцарь на двуколке») Камелот впервые фигурирует в качестве резиденции королевского дворца. В таких произведениях, как «Ивэн — Рыцарь Льва», Кретьен де Труа переносит действие в аристократические круги, где все герои списаны с реальных лиц, представлявших цвет высокородного общества Леона с VI по XI столетие. Отличительным признаком родового герба графов Леонских являлся черный лев на золотом поле, что дало повод называть их «рыцарями льва».

Именно в то время романисты континентальной Европы начали включать в произведения Артурова цикла предания о Святом Граале. По просьбе графа Филиппа Эльзасского Кретьен де Труа начал писать продолжение своей знаменитой «Истории о Персевале». Однако в процессе работы над книгой он скончался, и труд его был завершен другими писателями.

Вслед за ним за разработку Артуровой темы взялся бургундский поэт Робер де Борон. Среди его поэм, написанных в 90-х годах XII века, выделяется «Иосиф Аримафейский. Исторический роман о Святом Граале». Однако в отличие от повествования Кретьена де Труа, герои де Борона не являются современниками короля Артура. Произведение его, по существу, было связано со временем жизни Иосифа Аримафейского.

Примерно к тому же самому времени относится и написание анонимного манускрипта под названием «Перлево». В данном труде, принадлежащем перу тамплиеров, утверждалось, что Персеваль приходился внучатым племянником Иосифу Аримафейскому. Затем, в самом начале XIII столетия на суд читателей выносится роман «Парцифаль», автор которого баварец Вольфрам фон Эшенбах излагает во всех подробностях историю семейства Грааля.

Более полно тема короля Артура была раскрыта в серии из пяти историй, увидевших свет в период с 1215 по 1235 год и получивших название «общедоступного цикла». В этом написанном монахами-цистерцианцами труде фигурировал рыцарь Галаад, сын Ланселота, и его мать — дочь царя ловцов Элейн Корбеник. Центральной фигурой повествования по-прежнему оставался величайший из рыцарей Круглого Стола — Персеваль. В романах «общедоступного цикла» за Артуром сохранялся появившийся в поэме Уэйса меч Экскалибур, а также говорилось о том, что он получил это оружие от Озерной Владычицы. В тот момент история о том, как Артур извлек свой меч из камня, вообще не связывалась с Экскалибуром. Данная версия была связана с совсем иным случаем, описанным Робером де Бороном в своем романе «Мерлин». Только в XIX столетии Экскалибур и камень соединились единой сюжетной линией.

На протяжении всего этого периода господства франко-германской романтической литературы образ короля Артура не занимал сколь-нибудь заметного места в сочинениях британских авторов. Английская поэма «Артур и Мерлин» появилась лишь в конце XIII века. В Уэльсе в начале XIV столетия вышла в свет «Книга Талисина», в которой описывалось пребывание Артура в фантастическом потустороннем мире. Он также упомянут в «Белой книге Риддерха» (около 1325 года) и в «Красной книге Хергеста» (около 1400 года). Упоминания об Артуре можно было найти как в валлийских «Триадах», так и в «Черных ветвях Мавиногов». Последнее произведение было в XIX веке переведено на английский язык Шарлоттой Гест и издано под исправленным названием «Мабиногион».

И только в XV столетии — по прошествии почти восьми веков со времен подлинного Артура — все предания были сведены воедино в том виде, в котором мы привыкли видеть их в наши дни. Это произошло при издании собрания сочинений Томаса Мэлори из Уоркшира, вышедшего в свет в 1485 году под общим названием «Смерть Артура». Будучи одной из первых книг, напечатанных Вильямом Какстоном, произведения Мэлори заслужили репутацию образцового литературного труда по Артуровой теме. Следует сказать, тем не менее, что книга не являлась документальным отчетом о каких-либо подлинных исторических событиях. Произведение писалось по заказу Маргариты Бофорт, графини Сомерсетширской и матерью человека, который в тот самый год взошел на английский престол под именем Генриха VII Тюдора. Именно в тот же период имена Артура и Утера начали фигурировать во вновь составленных родословных, и на то имелись веские причины. Когда Генрих Тюдор отобрал у Ричарда III корону Плантагенетов, то свои претензии на право престолонаследия он мог обосновать лишь тем, что являлся сыном праправнучки короля Эдуарда III. Для того чтобы представить наследственные права Тюдоров в наиболее благоприятном свете, Генрих дал указания составить новые родословные, в которых убедительно доказывалось бы его происхождение из рода принцев Уэльсских. Специалисты по генеалогии, составлявшие эти в основе своей точные родословные древа, стремясь внести в них элемент некой загадочности, правда, перестарались. Наряду с историческими личностями к Корнуолльскому роду были причислены также Утер Пендрагон и Артур.

Знаменитые истории Мэлори представляли собой компиляцию наиболее популярных преданий, заимствованных из различных источников. В ход были пущены все известные имена, и в угоду Генриху VII замок Камелот переместился в Винчестер — родовое владение Тюдоров в Гемпшире. Наряду с тем, что старые предания обогатились различного рода подробностями, были также разработаны и новые сюжетные линии. Не последнее место среди них занимала любовная история Ланселота и Гвиньевры. Рыцарские принципы занимали центральное место в творчестве Мэлори, хотя сам он был довольно известным нарушителем законов. Он неоднократно попадал в тюрьму за воровство, изнасилование, кражу скота, долги, вымогательство и покушение на жизнь герцога Букингемского. Несколько раз в период с 1451 по 1470 год он отбывал наказание, находясь под стражей в тюремных камерах Коулхилла, Колчестера, Лудгейта, Ньюгейта и лондонского Тауэра.

Мэлори поместил Артура в историческую обстановку средневековья, и его персонажи, сбросив традиционный кельтский наряд, облачились в сверкающие доспехи. Он назвал свой вдохновенный труд «Полной книгой о короле Артуре и его благородных рыцарях Круглого Стола», — впрочем, так называлось последнее повествование, в котором автор собирался объединить все романы данного цикла. Всего им было написано восемь переплетающихся в сюжетном плане произведений: «История о короле Артуре», «Благородная история о короле Артуре и императоре Луции», «Благородная история о сэре Ланселоте», «История о сэре Гарете», «Книга о сэре Тристраме Лионском», «История о Сангреале», «Книга о сэре Ланселоте и королеве Гвиньевре» и «Весьма прискорбная история о смерти Артура».

Начиная со времен Томаса Мэлори легенды о короле Артуре превратились в составную часть культурного наследия Британии. Они во всем величии переживали свое второе рождение в эпоху Романтизма — в основе своей националистического направления в духовной культуре XIX столетия, взывавшего к ностальгическим чувствам Викторианской эпохи по утраченному Золотому веку. Именно тогда Альфред Теннисон, лорд и придворный поэт, написал свои знаменитые «Королевские идиллии», а артуровские темы отчетливо просматривались в выразительных полотнах членов «Братства Прерафаэлитов».

«СЛАВНАЯ АНГЛИЯ»

Смутные времена средневековья по укоренившейся традиции часто называли (и называют) временем благоденствия «merry England — славной Англии». Это стереотипное мнение продолжает бытовать, несмотря на суровую, полную тягот и лишений жизнь той эпохи. Само определение «славная — merry» едва ли имеет какое-то отношение к Англии. Оно скорее связано с именем Марии (Mary) Иаковлевой, — св. Марии Цыганки, — прибывшей в 44 году от Р.Х. вместе с Марией Магдалиной в Западную Европу. Культ Марии Цыганки наряду с почитанием Марии Магдалины получил широкое распространение в средневековой Англии. Само имя Мария, являясь греческим эквивалентом еврейского имени Мириам, как уже было показано, всегда ассоциировалось с морем и водой в целом. Как следствие, Мария Цыганка отождествлялась с богиней Афродитой, рожденной, по преданиям, «из пены морской».

Св. Мария Иаковлева (жена Клеопы) являлась служительницей культа и иногда именовалась Марией Египетской. За пределами католического вероучения Святому Духу приписывалась принадлежность к женскому полу и постоянная связь с водой. Часто запечатляемая с рыбьим хвостом св. Мария стала прототипом мифических русалок, получив атрибутивное имя Марианна. Вместе с Марией Магдалиной она изображена в витраже парижского храма св. Марии, и в качестве девы Марианны ее культ увековечен в легендах о Робине Гуде. Легендарное отражение получила в кельтских преданиях и личность Марии Магдалины, воплотившаяся в образе сказочной феи Морганны. Личности обеих Марий часто путают между собой, поскольку обе они связаны с Провансом и морем.

На заре христианской эры император Константин наложил запрет на почитание Марии Цыганки, но культ ее, продолжая существовать, проник из Испании в Англию. Как тому свидетельствуют хранящиеся в архивах Ватикана манускрипты «Деяния Марии Магдалины» и «История Британии», Мария Иаковлева высадилась в Ратисе (современный Ла-Сен-сюр-Мер) вместе с Марией Магдалиной и Еленой Саломией. Наиболее выразительным символом, знаменующим ее личность, является створка раковины морского гребешка — так эффектно изображенная вместе с нею самой в образе Афродиты на картине Боттичелли «Рождение Венеры». Даже в наши дни пилигримы, совершающие паломничество к мнимой могиле св. Иакова в Сантьяго-де-Компостела, несут с собой раковины жемчужниц. Мария Цыганка — священная блудница и жрица любви — нашла свое ритуальное отражение у англосаксов в лице «Майской королевы» — девушки, избираемой за красоту королевой праздника в день Первого мая. Ее почитатели (Mary's Men), обряжаясь в старинные костюмы, до сих пор устраивают обрядовые пляски на веселых деревенских гуляньях. Другой намек на почитателей Марии (Mary's Men) усматривается в мятежных «Merry Men — славных товарищах» Робина Гуда по Шервудскому лесу.

ШОТЛАНДИЯ И ГРААЛЬ

Многим шотландским семейным кланам зачастую приписывалось нормандское происхождение, хотя в действительности они являлись потомками выходцев из Фландрии. Выезд их предков в Шотландию активно поощрялся в XII и XIII веках правившими в те времена монархами Давидом I, Малькольмом IV и Вильямом Львом. Политика целенаправленного заселения страны заморскими гостями была обусловлена тем огромным опытом, которым обладали фламандцы в делах торговли, сельского хозяйства и градостроительства. Это совершенно не походило на непрошенное вторжение норманнов в Англию. Такие семейства, как Баллиолы, Комины, Брюсы, Дугласы, Флеминги, Линдсеи и многие другие, своими родовыми корнями уходят в землю Фландрии. В последние годы ряд глубоких исследований в этой области провел специалист по геральдике Берил Платтс.

В средневековой Шотландии отмечено совсем немного знаменитых нормандцев, но одно их семейство — род Сен-Клеров — заняло в XI веке действительное выдающееся положение в королевстве. Анри де Сен-Клер участвовал в Первом крестовом походе вместе с Готфридом Бульонским. По прошествии более двух столетий его потомок — также Анри де Сен-Клер — командовал отрядом рыцарей-храмовников в битве при Баннокберне. Семейство Сен-Клеров (со временем превратившееся в Синклеров, эрлов Кейтнесса) по обеим родственным линиям происходило от древних викингов — через герцогов Нормандских и ярлов Оркнейских. После начала преследования тамплиеров инквизицией и их последующего поселения в Шотландии Сен-Клеры стали посланниками скоттов как в Англии, так и во Франции. Анри де Сен-Клер (сын участника крестового похода) являлся членом Тайного совета, а его сестра Рашель вышла замуж за представителя семейства Шомон, в родстве с которыми состоял первый Великий магистр храмовников Хуго де Пейнс.

Тесная связь Сен-Клеров с тамплиерами обнаруживается в селении Росслин, расположенном к югу от Эдинбурга, в окрестностях Баллантрадоха — первоначальной резиденции храмовников в Шотландии. Здесь находится выстроенная в XV столетии часовня. На первый взгляд она напоминает готический храм со стрельчатыми арками окон и возвышающимися контрфорсами, увенчанными искусно сделанными пинаклями. При ближайшем рассмотрении выясняется, однако, что храм представляет собой причудливое смешение нормандского, кельтского и готического стилей.

Титул баронов Росслина был пожалован Сен-Клерам в 1057 году королем Малькольмом Канмором, а в следующем столетии они возвели близ селения свой родовой замок. Рассказывают, что глубоко в подземелье этой цитадели находятся замурованные тайники, в которых до сих пор хранятся сокровища тамплиеров, вывезенные из Франции во времена преследования их католической инквизицией. После того как флот храмовников покинул в 1307 году берега Бретани, большая часть кораблей с бесценным грузом на борту взяла курс на Шотландию. Часть судов повернула в сторону португальского побережья, где тамплиеры были приняты в орденское братство Иисуса Христа. Рыцарем этого ордена был в свое время знаменитый португальский мореплаватель Васко да Гама, первым проложивший путь в Индию вокруг мыса Доброй Надежды. В более раннее время Великим магистром ордена был португальский инфант Энрико, вошедший в историю под именем Генриха Мореплавателя (1394—1460).

Кроме эвакуированных из Франции рыцарей ряды тамплиеров в Шотландии пополнили и те, кому удалось тайно покинуть Англию. С 1185 года до той самой поры штаб-квартира храмовников располагалась в лондонском Темпле, к югу от нынешней Флит-стрит. После того как в XIV столетии храмовники были объявлены вне закона, этот участок заняли представители двух корпораций барристеров — Иннер Темпль и Миддл Темпль. Неподалеку находится возведенная в XII веке тамплиерами церковь округлой в основании формы. Лондонские ворота перед зданием Темпля, соединявшие Вестминстер и Сити, располагались между современной Флит-стрит и районом Стренд.

С тех времен, как селение Росслин перешло в собственность Сен-Клеров, часовня стала местом погребения всех выдающихся представителей этой фамилии. Единственным исключением была Розабелла, супруга Анри Крестоносца, погибшая в волнах моря вдали от родного берега. Молодая баронесса, оставившая неизгладимую память о себе в душах современников, была упомянута сэром Вальтером Скоттом в его «Песне о последнем менестреле»:

На всем протяжении первых десятилетий своего баронства род Сен-Клеров относился к наиболее титулованной части шотландской аристократии и числился среди ближайших соратников королей. В XIII столетии сэр Вильям де Сен-Клер не только являлся шерифом Эдинбурга, Лотиана и Дамфриса, но также и выполнял обязанности юстициария Голлоуэя. В дополнение к тому король Александр III назначил его воспитателем тогдашнего кронпринца Шотландии.

В 1329 году после смерти Роберта Брюса Вильям де Сен-Клер, епископ Данкельдский и потомок вышеупомянутого барона, поместил сердце покойного короля в серебряный ларец, который собирался захоронить в Иерусалиме. Вместе с сэром Джеймсом Дугласом и еще двумя рыцарями он направился в путешествие к Святой Земле. Достигнув Андалусии, путешественники натолкнулись на конный отряд мавров. Не видя выхода из создавшегося положения, четыре человека атаковали превосходящие силы противника и, разумеется, погибли в бою. Мавры, тем не менее, были настолько потрясены отвагой рыцарей, что возвратили шкатулку в Шотландию. Впоследствии сердце Брюса было похоронено в аббатстве Мелроуз, которое само было пропитано духом традиций тамплиеров и цистерцианцев.

Заложил в 1446 году первый камень в основание часовни в Росслине не кто иной, как его потомок — Вильям Синклер, эрл Кейтнесса, Великий адмирал и канцлер Шотландии. Семейство Сен-Клеров, сменившее к концу XIV века свое родовое имя на Синклер, к тому времени являлось прославленным хранителем королей (Сангреаля — Королевского рода) Шотландии. Пятью годами ранее король Иаков II Стюарт назначил сэра Вильяма на пост наследственного шефа и покровителя Гильдии шотландских каменщиков. Эти люди не были философствующими вольными каменщиками-франкмасонами; наоборот, они представляли собой работающих строителей, в совершенстве владевших математикой и архитектурной геометрией. Таким образом, сэр Вильям получил возможность воспользоваться услугами самых искусных в стране ремесленников и зодчих. После закладки основания в Росслине приступили к основным строительным работам, начавшимся в 1450 году. Возведение часовни было завершено в 1486 году сыном Вильяма Оливером. Изначально предполагалось, что она станет частью большой университетской церкви. Но все планировавшееся так и не было построено, и на земле все еще различимы места закладки фундамента.

Несмотря на свой возраст, часовня находится в отличном состоянии, и в ней до сих пор регулярно совершаются богослужения. Длина и ширина здания составляет соответственно 10,7 и 21,0 метра, а высота достигает 13,4 метра. Сотни резных изображений на камне украшают стены и потолок строения. На них запечатлены библейские сюжеты, а также многочисленные масонские символы и образцы иконографии тамплиеров. Среди них наряду с разнообразными изображениями храма царя Соломона в изобилии присутствуют мечи, компасы, мастерки каменщиков, угольники и молотки. Часовня в Росслине необычно радует сердце и глаз, чем буквально притягивает к себе посетителей. Хронист и биограф Эндрю Синклер, пространно излагая историю Росслина и семейства Синклеров, приводит подробное описание трансатлантического плавания, совершенного флотилией этого рода в 1398 году — задолго до предполагаемого открытия Америки Христофором Колумбом.

Не говоря уже о резных изображениях на иудейские и эзотерические темы, отчетливо просматриваются также и христианские мотивы, запечатленные на камне в виде разнообразных связанных между собой в сюжетном отношении рисунков. В этом духовном конгломерате постоянно прослеживаются элементы ислама, а все религиозное многообразие странным образом заключено в языческое обрамление из извивающихся змей, драконов и лесных деревьев. Со всех сторон сквозь каменную листву колонн и арок проглядывает искаженное гневом лицо бога Пана, символизирующего извечные силы природы и жизненный цикл. И все это облачено в наряд, сотканный из переплетающихся цветов, листьев, трав, виноградных лоз и фантастических растений райского сада. И хотя во всех своих деталях часовня в Росслине является, по всей видимости, наиболее экстравагантно украшенным храмом Шотландии, ни одно из созданных с большим мастерством художественных изображений нельзя рассматривать как искусство ради искусства. Каждый рисунок на камне имеет свое предназначение и в смысловом отношении взаимосвязан с последующими так, что, несмотря на кажущуюся двусмысленность картины, почти во всем царит магическая гармония.

Кроме всего прочего, часовня в Росслине является главным храмом Святого Грааля, и загадочный поиск занимает главенствующее место во всем ее архитектурно-художественном облике. Преданными хранителями семейства Грааля были рыцари-храмовники. Помещенный на серебряное поле гербового щита Сен-Клеров черный крест с зубчатыми краями свидетельствовал о том, что его владельцы также являлись рыцарями Грааля. Само родовое имя Сен-Клеров в переводе с французского языка означает «святой свет». Как было указано выше, эзотерический женский знак «V» символизирует «чашу» жизни, а его мужской символ «Л» является образным изображением «клинка» половой потенции. Помещенные один над другим, они образуют новый символ «X», олицетворяющий «единение», а поставленные рядом, они образуют зубчатую линию (wwww) «потомства». Таким образом, крест с зубчатыми краями указывает на принадлежность к «святому потомству».

В эмблемах и в графической символике Грааля принадлежность к мессианскому роду обозначается посредством женской чаши и мужского клинка. Как в самом Росслине, так и по всей Шотландии на стенах жилищ и надгробиях могил рыцарей Грааля помещены резные изображения этой двойной эмблемы. Это чаша на высокой ножке, обращенная полостью к зрителю. Изображенный на днище чаши и украшенный геральдическими лилиями символ «креста и розы» знаменует то, что в «утробном сосуде» содержится кровь Иисуса. Рядом с чашей находится клинок, стилизованный под рыцарский меч.

КАМЕНЬ СУДЬБЫ

Но рыцарям Грааля и тамплиерам в Шотландии вверялось не только сохранение королевского рода Стюартов, они стали также и стражами Сконского Камня — Камня Судьбы. Это священное для каждого скотта сокровище было доставлено в V столетии с острова Эйре в Шотландию Фергюсом Мак-Эрком, первым королем Далриады. По преданию, камень этот перед тем, как попасть в Ирландию, до 586 года до Р.Х. находился в Иудее. Рассказывали, что высокочтимая святая реликвия была тем самым Камнем Завета (называемым также «подушкой Иакова», Бытие 28:18—22), который Иаков положил себе в изголовье и увидел во сне спускающуюся с небес на землю лестницу. Бог пообещал спящему Иакову, что семя его положит начало царскому роду — роду, который со временем стал Давидовой династией.

Во времена нашествия на Землю Обетованную вавилонян на престол Иудеи в 598 году до Р.Х. взошел Седекия, сын царя Иосии и прямой потомок Давида. Двенадцать лет спустя Иерусалим был взят и разрушен войсками царя Навуходоносора, а Седекия уведен в Вавилон и там ослеплен. Его сыновья были умерщвлены, а дочери Фамари, увезенной пророком Иеремией, удалось через Египет и Испанию благополучно достичь Ирландской земли. Пророк доставил также из Иудеи на остров Эйре и помазанный миром Камень Завета, который впоследствии получил название Камня Судьбы.

Царевна Фамарь, чьим именем был назван престольный город правителей Ирландии, вышла замуж за «верховного короля» Ихада — предка Угена Великого. Впоследствии у этого священного камня в течение целого тысячелетия короновались преемники Ихада — правители острова. Затем наследие ирландских королей перекочевало в Шотландию, где эта иудейская реликвия традиционно связывалась с именами королей Далриады. Когда король Кеннет I Мак-Альпин (844—859) объединил в одном государстве пиктов и скоттов, камень по его указанию перевезли в Сконское аббатство. Ко времени правления Вильяма Льва (умершего в 1214 году) Камень Судьбы был уже свидетелем почти тысячи церемоний коронации царственных потомков Седекии.

Провозгласив себя в 1296 году верховным правителем Шотландии, английский король Эдуард 1 похитил то, что, по его мнению, являлось Камнем Судьбы. То, что в действительности досталось монарху, представляло собой лежавший прежде у монастырских ворот кусок песчаника, который с тех пор покоился под коронационным троном в Вестминстерском аббатстве. Этот крупный обломок бутового камня имеет размеры 60x28 сантиметров и весит около 150 килограммов. На государственных печатях первых шотландских монархов была выгравирована церемониальная глыба куда более солидной величины, но и она, также как и монастырский трофей короля Эдуарда, не имела никакого отношения к священному Камню Судьбы. Настоящий ритуальный камень, как утверждают, был меньшего размера и представлял собой не грубо отесанную глыбу песчаника, а естественно окатанный и испещренный надписями черный базальтовый валун. Он был спрятан в 1296 году аббатом Сконского монастыря, и местопребывание его до сих пор неизвестно. В преданиях говорится о том, что, помещая камень в тайник, аббат изрек пророчество, согласно которому наступит тот день, когда «Михаил» вернется, чтобы вернуть принадлежащее ему по праву наследие. Необходимо отметить, что знак «X», столь ненавидимый римской церковью, с ветхозаветных времен отождествлялся с личностью архангела Михаила (Мелхиседека). Наследие св. Михаила по праву принадлежало священнической династии Садока, а через нее право наследия символа передавалось потомкам мессианского рода. В более поздние времена этот знак, связывающийся с личностью св. Андрея, был назван андреевским крестом.

Неудивительно, что правители Шотландии никогда не пытались возвратить на родину эту мнимую реликвию. Даже Роберт Брюс, заключая в 1328 году с англичанами договор в Нортгемптоне, отказался от каких-либо претензий на этот счет. Значительно позже, правда, на Рождество 1950 года несколько молодых шотландцев похитили камень из Вестминстера и переправили его через северную границу. Однако без лишнего шума он был вскоре водворен на свое место в Лондон. Что касалось настоящего Камня Судьбы, то преподобный Дж. Маккей, пресвитер церкви св. Колумбана в Данди, заявил после этого: «Когда Шотландия добьется самоуправления, то камень появится вновь… А до той поры мы будем хранить этот древний символ нашей национальной принадлежности».

По этой причине дебатируемое в британском парламенте решение о возврате мнимого предмета материальной культуры Шотландии вообще не имеет никакого значения. Более того, даже если предположить, что камень в Вестминстере каким-то образом символизирует шотландскую государственность, то появляются все основания не передавать его в собственность скоттов. А это подразумевает, что королевские чиновники будут просто держать камень в Шотландии вместо Лондона с тем условием, что в случае будущей коронации его возвратят на прежнее место в Вестминстер. Короче говоря, это было бы абсолютно бессмысленным жестом. На самом же деле это явилось бы увековечиванием идеала властного принуждения, вынашивавшегося королём Эдуардом 1, путем постоянного напоминания шотландцам об их подчиненном в историческом плане положении.

ЖАННА Д'АРК

В середине XV столетия, когда возводилась часовня в Росслине, звание Великого кормчего Сионского приората носил Рене Анжуйский (родился в 1408 году) — граф Барский, Прованский и Пьемонтский, а также герцог Калабрийский и Лотарингский. Будучи потомком Готфрида Бульонского, он номинально носил и титул короля Иерусалимского. Наследницей Рене Анжуйского в качестве Великого кормчего стала его дочь Иоланда, среди преемников которой были Сандро Боттичелли и Леонардо да Винчи. Вторая дочь Рене, Маргарита, вышла замуж за английского короля Генриха VI.

Именно Рене Анжуйскому обязан своим происхождением знакомый всем лотарингский крест. Этот крест с двумя горизонтальными поперечниками, превратившийся в непременный символ свободной Франции, был использован в годы Второй мировой войны в качестве главной эмблемы бойцами французского движения Сопротивления. Одним из наиболее ценных предметов собственности Рене являлся египетский кубок из винного хрусталя, приобретенный им в Марселе. Рассказывали, что из него пили во время брачной церемонии Иисуса и Марии Магдалины в Кане. На кубке была выгравирована надпись:

«Тот, кто пьет, как подобает, увидит Господа. Тот, кто пьет залпом, увидит Господа и Марию Магдалину».

Литературный труд Рене Анжуйского под заглавием «Сражения и Орден рыцарства. Правление государей» в переводном варианте включен в так называемый «Росслинский манускрипт», хранящийся в настоящее время в личной библиотеке лорда Вильяма Синклера. На обернутую в кожу обложку из мореного дуба этой древнейшей из дошедших до нас работ в области шотландской прозы вынесены имена: «Иисус — Мария — Иоанн». На одной из стен аббатства Мелроуз можно прочесть аналогичную, выполненную из камня надпись: «Иисус — Мария — Любимый святой Иоанн».

Святой Иоанн («возлюбленный ученик» Иисуса) благоговейно почитался рыцарями Грааля и тамплиерами. Его вдохновляющий образ подвигнул госпитальеров на создание своего ордена в Иерусалиме, а в более позднее время стимулировал возникновение ассоциации госпиталей св. Иоанна. Весьма знаменательно, что в Евангелии от Иоанна (написанном приблизительно в 37 году от Р.Х.) не содержится каких-либо упоминаний о рождестве Христовом, а только указывается на то, что Иисус являлся потомком Давида. И что важнее всего, из всех Евангелий Нового завета только у Иоанна (2:1—11) приводятся описания знаменательного в историческом отношении бракосочетания в Кане. В «Росслинском манускрипте» св. Иоанн символически изображен в виде змеи гностиков на фоне эмблемы Грааля.

Среди подданных Рене Анжуйского была и знаменитая Орлеанская дева — Жанна д'Арк. Жанна, простая крестьянская девушка, родившаяся в 1412 году в селении Домреми, расположенном на границе Шампани и Лотарингии. В следующем году на королевский престол Англии взошел Генрих V, по всей видимости, наиболее одержимый жаждой власти из всех английских монархов. Хотя историки и постарались обрядить его в тогу народного героя, сами придворные Генриха, не жалея красок, живописали его как хладнокровного и циничного разжигателя войн. В те времена активность военных действий Плантагенетов против Франции резко снизилась, однако Генрих придал им новый импульс, предъявив претензии на французскую корону, сходные с теми, какие в свое время предъявлял Эдуард III. Обосновал он свои претензии тем, что мать вышеупомянутого Эдуарда приходилась дочерью умершему за столетие до этого французскому королю Филиппу IV Красивому.

В 1415 году Генрих V с 2 тысячами тяжеловооруженных всадников и 6 тысячами лучников, сокрушая все на своем пути, пронесся по Нормандии и ознаменовал начало войны блестящей победой при Азенкуре. В 1420 году он, вынудив душевнобольного короля Карла VI подписать позорный мир в Труа, провозгласил себя регентом Франции. Затем при деятельном участии вероломной французской королевы Изабеллы Баварской Генрих женился на ее дочери Екатерине Валуа и взял курс на отрешение от короны ее брата, дофина Карла, женатого на сестре Рене Анжуйского, Марии. Завершить начатое, однако, не удалось — через два года, как назло, в расцвете сил скончался Генрих V, а через несколько месяцев такая же участь постигла и короля Карла VI. Наследником английского престола был провозглашен малолетний сын умершего монарха, за которого стал править его дядя герцог Бэдфорд. Французский народ в известной степени тревожила его будущая судьба, но не все было еще потеряно, ибо на горизонте появилась вдохновенная Жанна д'Арк. В 1429 году она прибыла под стены крепости Вокулер, заявив, что в видениях святыми ей было приказано снять осаду англичан с Орлеана и короновать дофина Карла.

В семнадцатилетнем возрасте Жанна, вместе с шурином дофина Рене Анжуйским, прибыла в Шинон, где в те времена находился королевский двор. Молодой монарх принял Жанну через два дня. Здесь на берегах Луары она объявила о своей божественной миссии, обещая освободить от захватчиков Францию и спасти ее короля. Первоначально королевский двор отнесся с недоверием к благородным устремлениям девушки. Заручившись, однако, поддержкой Иоланды Анжуйской, тещи дофина и матери Рене, Жанне удалось добиться своего. Под ее начало было передано более 7 тысяч воинов, включая прославленных шотландских гвардейцев и выдающихся военачальников того времени. При поддержке отряда Рене Анжуйского войско Жанны разгромило в четырехдневной схватке армию англичан и, наконец, сняло осаду с Орлеана. Через несколько недель долина Луары вновь была в руках французов. Жанна настояла на том, чтобы дофин отправился в Реймс, где испокон веку короновались французские короли. После торжественной коронации, проведенной в Реймском кафедральном соборе архиепископом Рене Шартрезским, Карл VII превратился в единственного законного правителя Франции.

Год спустя в бою под стенами крепости Компьен Жанна попала в плен к бургундцам, которые продали ее за огромную сумму англичанам. Герцог Бэдфорд организовал суд над Орлеанской девой. Возглавлял судилище епископ Кошон, который обвинил девушку в ереси и колдовстве. В мае 1431 года девятнадцатилетняя Жанна была сожжена заживо на центральной площади города Руана.

Во время коронации дофина в Реймсе среди прочих важных лиц присутствовала и отважная пастушка из Лотарингии. В доспехах она стояла рядом с новым королем и держала в руках боевое знамя. На знамени были начертаны имена: Иисус и Мария. Те же самые имена были запечатлены на священном камне часовни в Гластонбери и выложены камнем на стене аббатства Мелроуз — имена, которые во все времена связывались с брачной церемонией в Кане и непрекращающимся родом Святого Грааля.

 

Глава восемнадцатая

Ересь и инквизиция

«МОЛОТ ВЕДЬМ»

После завершения преследования тамплиеров и их сторонников основные усилия «Святой палаты» католической инквизиции были сосредоточены, главным образом, на Франции и Италии. Основную массу назначаемых папой инквизиторов составляли францисканцы и доминиканцы, наделенные огромной властью и прославившиеся своей неслыханной жестокостью. В 1252 году папским декретом были узаконены пытки и тайные судилища. Если жертва признавалась в ереси, ее отправляли на костер или заключали в тюрьму. Тех, кто не делал подобных признаний, за непокорность ожидало точно такое же наказание.

К концу XV столетия инквизиция частично утратила свой наступательный порыв, однако новый импульс гонениям был дан на Пиренейском полуострове, где гнев испанских инквизиторов обрушился, главным образом, на мусульман и евреев. Великим инквизитором там в то время был жестокий доминиканец Томас Торквемада — духовник королевской четы Фердинанда II Арагонского и Изабеллы 1 Кастильской. Через несколько лет после завершения своего замысла испанская инквизиция устремила свой взор в сторону другого вероотступнического культа. Последовавшим вслед за этим репрессивным акциям предопределено было длиться более двух столетий, и не только в Испании, но и во всей христианской Европе. Ничего не подозревавшие жертвы характеризовались как самые злонамеренные еретики из всех тех, кто когда-либо замышлял ниспровергнуть католическую церковь.

В 1484 году два доминиканца Генрих Крамер и Яков Шпренгер опубликовали свое знаменитое сочинение «Молот ведьм». В этом крайне порочном, но написанном с большой долей воображения опусе авторы подробно рассказывали о том, какую жуткую угрозу представляют любители заниматься сатанинской магией. Книга была написана убедительно, так что два года спустя папа Иннокентий VIII издал буллу, в которой санкционировал беспощадное преследование святотатственной секты. К слову сказать, культ, именовавшийся колдовством, на самом деле не представлял угрозы ни для кого и объяснялся приверженностью крестьян к языческим обрядам и обычаям, передававшимся из поколения в поколение. Фактически колдовство представляло собой ни что иное, как отголосок древних верований в божественные силы природы. А олицетворением таких сил являлся в первую очередь Пан — проказливый бог аркадских пастушек. Пан традиционно изображался с козлиными копытами и рогами, но у изобретательных доминиканцев имелось иное мнение на счет этого играющего на свирели «рогоносца». Монахи так очернили его, что Пан стал казаться сущим Дьяволом. Для пущей убедительности авторы сочинения процитировали отрывок из законов Моисеевых (Исход 22:18—19), в котором говорилось:

«Ворожеи [колдуньи] не оставляй в живых. Всякий скотоложник да будет предан смерти».

Затем, с вопиющей злонамеренностью истолковав библейский текст, они обвинили почитателей Пана: во-первых, в сношении с нечистой силой (то есть колдовстве) и, во-вторых, в занятиях богомерзким развратом с «домашним» животным. Поскольку все инквизиторы принадлежали к мужскому полу, то колдовство решено было отнести к одной из форм греховности, связанной, по своей сути, с неуемной распущенностью женщин!

Магическая сила колдунов и чародеев у народа издревле ассоциировалась с ивой — деревом «трехликой лунной богини», существовавшей одновременно в ипостасях девушки, женщины и старухи. Существовало твердое убеждение в том, что почитатели этого дерева обладают сверхъестественным даром предсказания будущего, — как это красочно показал Шекспир в трагедии «Макбет» на примере трех колдуний-парок. Это позволило церкви с ее вольным толкованием понятия «колдовства» занести в проскрипционные списки всякого рода провидцев и цыганок-гадалок. Подвергшаяся пересмотру дефиниция оказалась в действительности настолько всеобъемлющей, что практически любой человек, не соблюдавший в точности всех ортодоксальных догматов, подозревался в занятиях черной магией.

Обвинение в колдовстве стало удобной ширмой для вынесения вердиктов по уголовным и политическим делам, и поэтому в широко расставленные сети неизбежно попадало множество неугодных духовному истэблишменту лиц. Зачастую двусмысленные и расплывчатые обвинительные заключения предъявлялись просто для того, чтобы запутать судебное разбирательство. Кроме того, организованная охота на ведьм была направлена, главным образом, против беззащитных сельских жителей. Несчастных жертв душили, топили и сжигали заживо, обвиняя их в поклонении Сатане, ночных оргиях с нечистой силой и совокуплении с демонами. Принадлежавшие же к привилегированным слоям общества, обладая настоящими эзотерическими познаниями и владея искусством Гермеса Трисмегиста, были вынуждены заниматься своими делами в тайных убежищах масонских лож и нелегальных клубов.

БУНТ ПРОТЕСТАНТОВ

В самые первые годы этой охоты монах-доминиканец Иоганн Тетцель задумал осуществить выгодную финансовую операцию, сулившую существенное пополнение ватиканской казны. Замысел касался отпущения грехов, которые искупались такими мерами покаяния, как пост, перебирание четок, молитва и искреннее раскаяние в содеянном. Идея Тетцеля заключалась в том, чтобы заменить эти традиционные наказания индульгенциями — бумажными декларациями об отпущении грехов, которые можно было бы приобрести за деньги. Одобренная постановлением папы Павла III продажа индульгенций очень быстро превратилась в основной источник пополнения доходов церкви.

На протяжении столетий ортодоксальное духовенство и связанные с ним монашеские братства страдали от грубого произвола, чинимого все более растлеваемой алчной иерархией. Проходя через горнила вопиющих беззаконий, клирики, тем не менее, смиренно, насколько это было в их силах, сносили диктат и хранили верность Ватикану. Но торговля спасением души переполнила даже их чашу терпения, и порочной практике был брошен открытый вызов. В октябре 1517 года монах августинец, преподававший богословие в университете немецкого города Виттенберга, прикрепил к дверям местной церкви какие-то листы бумаги. Это были знаменитые «95 тезисов против индульгенций» — официальный протест против папской политики, которому было суждено навсегда расколоть западную церковь. Он окончательно порвал с Римом в 1520 году, когда в присутствии студентов Виттенбергского университета сжег папскую буллу об отлучении его от церкви. Профессора-мятежника звали Мартин Лютер, и его единомышленники и последователи стали именоваться протестантами.

Попытка Лютера опротестовать один из видов деятельности католической церкви вылилась в конечном счете в широкое общественное движение — Реформацию, приведшую к созданию альтернативного христианского сообщества, неподвластного Ватикану. Важнейшим для Англии последствием Реформации стал официальный отказ от повиновения папе и замены его в качестве главы английской церкви королем Генрихом VIII Тюдором. В должное время это привело к учреждению независимой англиканской церкви, верховной правительницей которой стала отлученная в 1570 году Римом от церкви королева Елизавета 1. Шотландия из-под контроля Рима вышла в 1560 году, чему в немалой степени способствовала реформаторская деятельность Джона Нокса, кальвиниста и основателя национальной пресвитерианской церкви. Протест Мартина Лютера отнюдь не случайно нашел поддержку в некоторых весьма влиятельных кругах, ибо у Рима в высоких дворцах было немало недоброжелателей. На последнее место среди них занимали рыцари Храма и тайные общества Гермеса Трисмегиста, чье эзотерическое искусство осуждалось католической инквизицией. Суть заключалась не столько в той поддержке, которая была оказана Лютеру влиятельными лицами, сколько в том, что он стал послушным орудием в руках уже окрепшего движения, стремившегося всеми силами свергнуть ненавистный режим всемирного господства пап.

Разрыву протестантов с Римом способствовала атмосфера демократического свободомыслия, нашедшая свое концентрированное выражение в достижениях Королевского научного общества. Она была той питательной средой, в которой зрели духовные и культурные идеалы Ренессанса — подлинного возрождения цивилизации. Эпоха Высокого Возрождения (первая четверть XV столетия), по сути дела, создала благодатную почву для появления Лютера, бросившего вызов погрязшим в политических интригах прелатам. Она стала временем осознания личностного и общечеловеческого достоинства, той эпохой, когда Леонардо да Винчи, Рафаэль и Микеланджело довели до совершенства гармонию классицизма. Это был век обращения к культурному наследию античности, его мировоззрению и идеалам, приведшему к подъему на небывалую доселе высоту науки, архитектуры и искусства. Но самое главное заключалось в том, что Реформация противодействовала имперским устремлениям к воссозданию верховного господства Рима.

Отрешение в VIII столетии от власти королевской династии Меровингов являлось одним из звеньев глубоко продуманного плана Рима, направленного на Возрождение своего былого величия путем искусственного создания Священной Римской империи. Однако реализации замысла помешала Реформация, приведшая к духовному размежеванию народов Европы и разделению их на два враждующих лагеря. В результате испанская инквизиция, до той поры занимавшаяся, главным образом, иудеями и мусульманами, расширила область своей деятельности, включив в число преследуемых и протестантов. Первоначально инквизиторы преследовали их в основном в Нидерландах, однако в 1542 году папа Павел III специальным указом уполномочил «Святую палату» подвергнуть репрессиям всех диссидентов. Стоит ли удивляться, что протестанты вскоре взялись за оружие.

Главный удар протестантов приняла на себя могущественная держава Габсбургов, в состав которой входили Испания, «Священная Римская империя Германской нации» и обширные владения в Новом Свете. Сокрушительное поражение представителям этой древней династии нанес в 1588 году Френсис Дрейк, разметавший по волнам «Непобедимую армаду» — флот испанского короля Филиппа П. Габсбурги пострадали и в ходе Нидерландской революции, начавшейся в 1568 году, а также Тридцатилетней войны, основные события которой в 1618 году развертывались на территории Германии. Поводом для конфликта послужил отказ чешских протестантов признать своим законным правителем представителя династии австрийских Габсбургов, католика, Фердинанда П. Корона Чехии (входившей в те времена в состав австрийских владений) была предложена немецкому курфюрсту Фридриху Пфальцскому, состоявшему в родстве с предводителем французских гугенотов герцогом Генрихом Бульонским. Оказанная пфальцграфу честь, вызвавшая неистовый гнев римского первосвященника и императора Священной Римской империи, привела к началу многолетней войны. Сторону Чехии приняли протестанты Германии и Швеции, сформировав широкую антигабсбургскую коалицию. В ходе боевых действий раздробленная на множество мелких государств Германия, подвергнувшись опустошительным набегам союзников, практически истощила все свои материальные и людские ресурсы. В результате и без того слабая власть императора свелась к чисто номинальной роли верховного сюзерена немецких земель.

Незадолго до начала этой войны, в 1562 году, на борьбу против собственной католической монархии поднялись гугеноты Франции. Гугеноты являлись последователями швейцарского религиозного реформатора Кальвина, и само их название происходило от произносимого на французский манер немецкого слова «eidgenosse» — «объединенные в союз». Продолжавшиеся вплоть до 1598 года открытые столкновения между гражданами Франции получили в истории название религиозных войн. На престоле в то время находился Карл IX из династии Валуа, но правила страной фактически королева-мать Елизавета Медичи, стремившаяся извлечь выгоду для своей семьи из создавшегося конфликта. Она была племянницей папы Климента VIII, и именно на ней лежит львиная доля ответственности за кровавую бойню, учиненную католиками в недоброй памяти ночь накануне праздника св. Варфоломея В тот злополучный день жертвами религиозной расправы в Париже стали более 3 тысяч гугенотов, а по всей Франции за три дня резни их погибло около 12 тысяч. Кровавая оргия просто-таки привела в восторг папу Григория XIII, который не преминул направить свои личные поздравления королевскому двору!

Видную роль в религиозных войнах сыграло знатное семейство Гизов. Возглавляя Католическую лигу, представители этого древнего рода находились отнюдь не в дружеских отношениях с правящей династией Валуа. Более того, являясь членами Лотарингского дома, — одной из ветвей семейства Каролингов, — они ставили под сомнение законность правонаследия потомков Валуа и выдвигали свои претензии на королевскую корону. Такая политическая обстановка создавала определенные трудности для шотландских наемников, служивших при королевском дворе Франции. Они сыграли не последнюю роль в победе Жанны д'Арк под Орлеаном и какое-то время поставляли самых надежных телохранителей дому Валуа. Шотландская гвардия, не имевшая каких-либо религиозных обязательств ни перед католиками, ни перед протестантами, тем не менее, была связана клятвой верности королям рода Валуа. Основная проблема шотландцев заключалась в том, что королева скоттов Мария — дочь короля Иакова V Стюарта и Марии де Гиз — в 1558 году вышла замуж за сына Екатерины Медичи, дофина Франциска Валуа. В результате невезучие шотландские гвардейцы оказались между двух огней династического конфликта французов. Несмотря на то, что в 1558 году они составляли авангард армии Франсуа Гиза, пытавшегося отобрать у англичан город-порт Кале, честь обязывала их теперь хранить верность дому Валуа. В действительности получалось так, что, будучи телохранителями правящей династии Валуа, гвардейцы одновременно оставались традиционными приверженцами Лотарингского дома Гизов. Учитывая вышеуказанное, можно заключить, что шотландцы, в самом деле, были поставлены в весьма затруднительное положение.

Проблема уравновешивания противоборствующих интересов окончательно разрешилась лишь после того, как пресекся род Валуа. Начиная с 1589 года Францией на протяжении двух столетий управляли представители дома Бурбонов, перед которыми у шотландских гвардейцев не было никаких формальных обязательств.

Со времен первых франкских королей папству удавалось вытеснять с политической сцены любую, даже самую могущественную организацию, угрожавшую существованию эволюционирующей Священной Римской империи. Совершенно неожиданно, однако, оно столкнулось с непредвиденным оппонентом, — исправленным в целом более приятным зеркальным отражением его самого, — параллельно существующей независимой христианской церковью. Более того, данное оппозиционное течение возглавлялось теми самыми жертвами гонений и провозглашало те самые еретические идеи, с которыми, как мнилось Ватикану, церковь давно уже покончила. В просвещенный век разума протестанты вошли под объединяющим знаменем Креста и Розы — эмблемы, выгравированной на личной печати Мартина Лютера.

Розенкрейцеры — как они себя именовали, — проповедуя свободу, равенство и братство, являлись непреклонными борцами с деспотизмом и любого рода угнетением. Со временем им было суждено сыграть решающую роль в Войне за независимость США и Великой французской революции. После Реформации тайные общества розенкрейцеров стали идейными вдохновителями нового мышления и духовного осознания окружающего мира. Люди вдруг поняли, что апостольская история епископов римских являлась чистейшей воды выдумкой, а католическая церковь злонамеренно скрывала от народа правду о жизни Иисуса Христа. Стало также совершенно ясно, что розенкрейцеры — подобно альбигойцам и тамплиерам — имели доступ к сокровенным знаниям древности, более существенным, нежели все, что пропагандировалось до этого Римом.

Выстоять против столь мощного натиска Рим мог лишь, прибегнув к испытанному методу защиты — причислить все крамольное к ереси. Расправа должна была угрожать любому, кто не приемлел католического вероучения. По новым временам, однако, обвинение следовало выдвигать не в таком «несерьезном» преступлении, как просто ересь, — вполне достаточном в прошлом. Теперь противники католицизма, в какой бы форме это ни выражалось, получали особое клеймо «почитателей дьявола», и против воображаемого сатанинского заговора колдунов и ведьм начали применяться инквизиторские методы, излагавшиеся в «Молоте ведьм». Трудность заключалась в том, что никто в точности не знал, кем были эти пресловутые ведьмы и колдуны. Следствием такой неосведомленности стало изобретение целого рода до смехотворности нелепых способов распознавания ведовства и бесконечной серии инсценированных судебных процессов для его искоренения, закончившихся весьма трагически. Среди этого повального увлечения поисками нечисти настоящими идейными союзниками Рима проявили себя пуритане, устроившие Англии и Америке свою собственную охоту на ведьм. За почти два с половиной столетия на основании заключений следователей по делам лиц, обвиняемых в ведовстве, было предано смерти порядка одного миллиона безвинных мужчин, женщин и детей.

ОБЩЕСТВО РОЗЫ И КРЕСТА

В период с 1614 по 1615 год в Германии увидели свет два трактата, получивших названия «манифестов розенкрейцеров», под заголовком «Слава братства» и «Исповедь братства». Вслед за этими двумя воззваниями в 1616 году был опубликован связанный с ними идейно роман «Алхимический союз», написанный лютеранским пастырем Иоганном Андре. Появившиеся ранее манифесты если и не были творением рук самого Андре — старшего управителя Приората Богоматери Сионской, то, во всяком случае, вышли из-под пера родственных ему по духу авторов. В печатных изданиях провозглашалось начало новой эры просвещения и свободы алхимического творчества — эпохи открытия определенных тайн Мироздания и превращения их в достояние всего человечества. Принимая во внимание тот факт, что спустя несколько десятилетий миру явилось Королевское научное общество, несмотря на обличие в алхимическую форму, пророчество следует признать довольно точным. Главной темой литературных сочинений являлись путешествия Христиана Розенкрейца — легендарного основателя Братства креста и розы, якобы жившего в XIV—XV веках. В своих странствиях облаченный в одеяния тамплиеров рыцарь познавал окружающий мир.

Действие романа «Алхимический союз» разворачивается в сказочном замке жениха и невесты, где на каждом шагу встречаются каменные изваяния львов, а придворные заняты штудированием трудов Платона. В антураже, достойном лучших романов о Граале, дева-фонарщица предлагает всем взвеситься на весах, часы возвещают о движении небесных светил, а гостям преподносится золотое руно. Везде слышатся звуки струнных и духовых музыкальных инструментов, все погружено в атмосферу благородства, и всюду царствует дух рыцарского братства. В подземелье замка находится таинственная гробница с высеченной на камне загадочной надписью; а в гавани у замка стоят на якоре двенадцать кораблей, на матче каждого из которых развевается флаг со знаком зодиака. В этой необычной обстановке перед гостями разыгрывается захватывающая пьеса, повествующая о судьбах главных героев. В ней рассказывается о том, как безымянная принцесса, выброшенная в деревянном сундуке на берег моря, выходит замуж за принца без роду, без племени. Затем совместными усилиями им удается возвратить себе отобранное незаконным путем королевское наследство.

В свете содержания двух предшествующих «Алхимическому союзу» печатных публикаций тема Грааля в романе просматривается совершенно отчетливо. По этой причине церковь, не теряя времени, осудила вышедшие манифесты. Несмотря на сказочную обстановку, розенкрейцеры при описаниях места событий всегда изображали реально существовавший в те времена замок в Гейдельберге. Древняя цитадель являлась обиталищем «княжеского льва» — резиденцией курфюрста Фридриха Пфальцского и его супруги принцессы Елизаветы Стюарт, дочери короля Иакова VI Шотландского (или Иакова I Английского).

Хотя пробуждение розенкрейцеров и было связано с Реформацией, само Братство креста и розы имело весьма древнюю историю, восходя своими истоками к мистическому учению фараона Тутмоса III (1468—1436 годы до Р.Х.). Нашедшее свое отражение в таких трудах, как «Мудрость Ламеха» и «Таблицы Гермеса Трисмегиста», это древнее научное направление получило дальнейшее развитие в работах Пифагора и Платона. В более поздние времена, благодаря усилиям подвижнического Братства целителей в Кумране, оно еще в дохристианскую эпоху распространялось в Иудее. Идейными последователями целителей стали самаритянские волхвы, которых возглавлял лидер гностицизма Симон Зилот (Маг) — постоянный спутник и духовный брат Марии Магдалины. Философская школа самаритянских волхвов, получивших известность в связи с событиями рождества Христова, была основана в 44 году до Р.Х. Менаимом — представителем диаспоры ессеев и дедом Марии Магдалины. Менаим происходил из того же самого священнического семейства Хасмонеев, от которого вел свой род Иуда Маккавей, столь высоко почитаемый — как уже можно было убедиться на примере истории мессира Говэна — в легендах Артурова цикла и сказаниях о Граале.

«Возлюбленный ученик» Иоанн Марк, на деньги которого было осуществлено издание Евангелия от Иоанна, являясь страстным приверженцем египетских целителей, стал выдающимся специалистом в области фармакологии и терапевтических методов лечения. По данной причине св. Иоанн высоко почитался госпитальерами и был тем самым апостолом, которому Иисус перед распятием доверил заботу о своей матери: «И с этого времени ученик сей взял ее к себе» (Иоанн 19:27). В некоторых изданиях Священного писания, включая даже английский перевод Библии, к этой фразе по ошибке добавлено лишнее слово, и она звучит как «… к себе в дом». Однако последнее слово «дом», выделяемое, как правило, курсивом, не применимо к оригинальному тексту благовествования. Иоанн, по сути дела, назначался паранимфом (ходатаем по делам или заступником) Марии, а под выражением «к себе» подразумевалась передача матери Иисуса под опеку сестер милосердия из кумранской общины целителей. К тому же паранимфом, строго говоря, в Древней Греции называли дружку невесты, подводившего во время бракосочетания новобрачную к жениху.

Эмблемой кумранских целителей была змея — та самая, что вместе со знаком креста и розы на обложке «Росслинского манускрипта» Рене Анжуйского аллегорически символизировала св. Иоанна. «Змея мудрости» гностиков стала составной частью кадуцея  — знака различия медицинской службы армии Великобритании. Именно благодаря своей особой близости к семейству Иисуса, Иоанн сумел постигнуть истинную значимость священного бракосочетания в Кане. Царственная династия Иисуса обладала множеством достоинств, но то же самое можно было бы сказать о представителях рода Хасмонеев и порфироносных потомках Марии Магдалины. Она являлась хранительницей «мессианского сосуда», а также «Богоматерью света», и именно на ее потирной чаше всегда можно найти эмблему розы и креста Сангреаля.

В списке Великих магистров братства розенкрейцеров можно найти имя великого итальянского поэта и философа, автора «Божественной комедии» Данте Алигьери. Среди наиболее ревностных почитателей таланта мэтра поэзии Раннего Возрождения числился и Христофор Колумб. Великий мореплаватель, пользовавшийся покровительством королевского двора Испании, заручился финансовой поддержкой самого Леонардо да Винчи, — члена Ордена полумесяца, возвращенного к жизни Рене Анжуйским. Другим выдающимся магистром братства стал астролог и математик Джон Ди, организатор службы английской разведки и личный советник корлевы Елизаветы I. В начале XVII века звание Великого магистра носил философ-гуманист и писатель сэр Френсис Бэкон, лорд Сент-Олбанс. Во времена правления Иакова I Стюарта он занимал посты лорд-канцлера и генерального прокурора Англии. В связи с продолжавшейся деятельностью католической инквизиции особое беспокойство Бэкона вызывала перспектива широкомасштабного заселения испанцами Нового Света. Это, в свою очередь, побудило его принять самое активное участие в разработке мероприятий по колонизации Северной Америки, включая и организацию знаменитого трансатлантического рейса судна «Мейфлауэр». Среди товарищей Бэкона по братству розенкрейцеров следует отметить профессора медицины и богословия Оксфордского университета Роберта Фладда — одного из авторов перевода Библии на английский язык.

В эпоху Стюартов розенкрейцеры были связаны с нарождавшимся движением франкмасонов и Королевским научным обществом. Вполне естественно, что видное место среди членов Братства креста и розы занимали такие академики, как Роберт Бойль и Кристофер Рен. Цели и устремления братства были откровенны: способствовать изучению и применению в практических целях эзотерических знаний, науки о магических числах и вселенского закона. Розенкрейцеры, всемерно поддерживая и распространяя гуманные идеи египетских целителей, содействовали развитию международной системы оказания медицинской помощи беднякам. И вовсе не случаен тот факт, что самая авторитетная в мире организация в области оказания срочной врачебной и гуманитарной помощи (учрежденная на Женевской конференции 1864 года) ассоциируется у всех с хорошо знакомым красным крестом.

Ко времени правления короля Карла I общества розенкрейцеров основательно окрепли и пустили корни во множестве европейских стран, включая Англию, Францию, Германию и Голландию. Не обращая внимания на гневные осуждения папства, выражавшиеся в форме ватиканских декреталиев, деятельность обществ развивалась весьма успешно. И все же на фоне очевидных достижений свой взор на ученое братство устремил новый враг — недруг, пагубным усилиям которого суждено было стать многовековым тормозом духовного и технологического прогресса. На исторической сцене появились пуритане.

Весьма прискорбно, что зачастую на смену одному политическому режиму приходит другой, в равной степени несправедливый и чудовищный. Именно это и произошло после того, как Генрих VIII отделил английскую церковь от Рима. Хотя у образованных монахов Англии было мало чего общего с епископальной католической церковью, королю не потребовалось много времени, чтобы закрыть монастыри и распродать купечеству их земли. Подобным образом поступила и его дочь Елизавета I, учредившая в стране англиканскую церковь. Провозгласив себя верховной управительницей ирландских католиков, государыня отдала Ольстер на откуп «Лондонской купеческой компании», принудившей жителей Эйре либо стать своими рабами, либо покинуть родину.

Сам Генрих VIII, несмотря на расхожее мнение, так и не стал протестантом. Оставаясь на самом деле католиком, он считал своим долгом открыто осудить учение Мартина Лютера. Король добился того, к чему стремился: английская церковь была выведена из-под контроля Святейшего престола. Это ускорило его развод с Екатериной Арагонской, родственницей Карла V — короля Испании и императора Священной Римской империи. Предпринятые Генрихом меры предоставили ему также возможность свободно распоряжаться в Англии церковной собственностью и денежными фондами. Народ не испытал облегчения после его смерти, когда бразды правления страной на короткое время перешли к совету реформаторов-протестантов. Однако его положение еще более ухудшилось после того, как английская корона перешла к Марии Тюдор. Эта ревностная католичка, вышедшая замуж за испанского монарха Филиппа II, начала беспощадную травлю протестантов, посылая их одного за другим на костер. Приведя страну на грань всеобщего восстания, Мария, получившая в народе прозвище «Кровавой», сошла в могилу, предоставив своей единокровной сестре Елизавете I «расхлебывать заваренную ею кашу». Королеве-девственнице удалось утихомирить разбушевавшиеся страсти, учредив протестантскую по духу англиканскую церковь. Действия королевы в Ирландии были ускорены ее опасениями того, что эта страна могла быть использована Испанией в качестве плацдарма для вторжения в Англию. Но сиюминутные цели редко оправдывают рассчитанные на длительный период средства, и печальные последствия насильственных действий Елизаветы продолжают ощущаться даже в наши дни. Какими бы побуждениями ни руководствовались Генрих и Елизавета, их политика способствовала укреплению позиций купеческого сословия, объединившего свои усилия с голландскими торговцами в борьбе за вытеснение Испании с гегемонистских позиций на мировом рынке. Филипп II отреагировал на эти действия посылкой к английским берегам «Непобедимой армады», атака которой была успешно отражена, чему существенно способствовали благоприятствовавшие англичанам погодные условия. Англия предстала перед миром независимой в религиозном отношении державой, у руля которой твердо стояла англиканская церковь. Однако многое изменилось с тех пор, как за доброе столетие до того Мартин Лютер определил свою религиозную позицию.

Англиканская церковь проявляла не больше веротерпимости к другим религиозным конфессиям, нежели это делала до нее церковь Рима. Ко времени правления Карла I (1625—1649) она демонстрировала откровенную враждебность в отношении любого, кто осмеливался ставить под сомнение ее доктрину. Верующие-католики, по крайней мере, сохранили хоть какой-то элемент признания женщины, выражавшийся в их благоговейном отношении к матери Иисуса. Протестанты стерли даже этот последний след присутствия женского пола в религии. Разделяя печальную участь тамплиеров, ученые, астрономы, математики и мореплаватели из числа розенкрейцеров стали жертвами злонамеренной политики государственной протестантской церкви. Англиканское духовенство называло их так же, как именовала розенкрейцеров прежде католическая церковь, — язычниками, оккультистами и еретиками. По правде говоря, причины, обусловившие крах короля Карла I, связаны с его веротерпимостью и отношениями с этими великими представителями передовой науки куда более тесно, чем это пытаются представить ортодоксальные труды по истории.

Если деятели оккультных наук из высшего света подвергались преследованиям со стороны официальной церкви, то что оставалось делать тем представителям низших слоев общества, занимавшимся древними искусствами, которых инквизиция именовала ведьмами и колдунами? Они жили с тем постоянным чувством страха перед экстремистски настроенными протестантами, которое прежде испытывали перед католиками. А из протестантских течений наиболее близко по религиозному фанатизму инквизиции соответствовало движение пуритан (от латинского слова «пурус» — «чистый»). Это было тем самым направлением в протестантизме, которое откололось от англиканского епископата в целях еще большего «очищения от католической скверны». Если чего и достигли пуритане, так это того, что превратились в нетерпимых ханжей, лишенных какого-либо душевного интеллекта. В слепой приверженности к антидемократическим методам они избрали своим парламентским главой свирепого деспота, затмившего жестокостью самого Томаса Торквемаду. Именно в годы протектората Оливера Кромвеля необузданный террор заставил уйти с общественной сцены Королевское научное общество и превратиться в «Невидимую коллегию». И только спустя одиннадцать лет, после реставрации в 1660 году династии Стюартов выдающиеся розенкрейцеры еще раз явились миру, возглавляемые покровителем и благодетелем общества — королем Карлом II.

 

Глава девятнадцатая

Дом единорога

СОЮЗ КОРОН

Королевская династия Стюартов, — предками которой являлись, с одной стороны, представители франкского рода Меровингов, а с другой — короли британских кельтов, — возникла при слиянии в результате брачного союза наследственных ветвей Иисуса и его брата Иакова. На этом основании Стюарты предстали перед миром как исключительно своеобразная династия Грааля, именовавшаяся на протяжении долгих лет «Домом единорога». Мы уже имели возможность убедиться, что «рог» единорога в учении о Граале соответствовал клинку и так же, как последний, представлялся в виде мужского символа «Λ».

Единорог деспозинов вместе с Давидовым львом Иудеи и геральдическими лилиями франков стал элементом эмблемы герба королевского рода Шотландии. Единорог символизировал возмужавшего Иисуса и связывался с библейской картиной помазания (Псалтырь 91:11). Образ мифического животного являлся одним из важнейших символов альбигойцев Лангедока, подвергнутых инквизиторами столь чудовищным гонениям. В легендах средневековья единорог всегда ассоциировался со способностью к продолжению рода и целительной силой, а на гобеленах эпохи Возрождения он изображался с головой, покоящейся на коленях невесты. Во всем этот содержится скрытый намек на древний ритуальный текст, описывавший церемонию священного бракосочетания. «Царь подходит с высоко поднятой головой к священному подолу», — так в оригинале поэтически описывается этот древний обряд шумеров Месопотамии — земли Ноя и Авраама.

Катары верили в то, что лишь освященный рог единорога способен очистить От скверны низвергающийся с римских холмов бурный поток лжеучений. В связи с этим легендарное животное часто изображалось с рогом, погруженным в реку или фонтан. На других рисунках единорог часто запечатлялся за оградой сада — ограниченным в свободе передвижения, но еще весьма жизнеспособным. Семь хранящихся в Клюнийском музее Парижа декоративных панно с фигурой этого мифического существа, относящихся к эпохе средневековья, были вывезены в свое время из Леона. Семь других, выполненных во фламандском стиле панно с изображением охоты на единорога, находящиеся в галерее нью-йоркского музея Метрополитен, относятся к XVI столетию и поступили сюда из Лангедока. На каждом из них показана одна из сцен погони, ловли и принесения в жертву животного. Но даже будучи умерщвленным, находящийся в «саду невесты» единорог производит впечатление здорового и полного жизненных сил существа. Все это точная копия истории Иисуса.

Мифологический символ единорога занимал центральное место в так называемых «провансальских ересях», беспощадно осужденных церковью. Легендарное животное семейства Грааля вполне закономерно заняло место стража льва на Шотландском гербе вместе со знаком мужского и женского единения (Λ + V = X) — хорошо всем знакомым андреевским крестом.

После того как Роберт II Стюарт (внук Роберта Брюса) основал в 1371 году королевскую династию, шотландский парламент закрепил за его потомками право наследования монаршего титула. Представители династий Йорков и Ланкастеров, боровшиеся впоследствии за овладение английским престолом, в конце концов уступили корону Тюдорам. Королевский род Валуа, ведший во Франции непрерывные войны с другими претендентами на титул сюзерена, был сменен в свое время Бурбонами. И только Стюарты все это время непоколебимо сохраняли свои династические позиции.

Еще задолго до того, как «великие сенешали» стали королями скоттов, их семейные ветви заняли достойное, в смысле титулованности, положение в стране. А с течением времени Стюарты дополнительно присовокупили к своему величанию титулы эрлов, лордов и баронов Лорна, Иннермета, Дауна, Мори, Атолла, Леннокса и т.д.

После смерти бездетной королевы Елизаветы Тюдор Англия и Шотландия объединились под единой короной. Яков VI Шотландский, правнук Якова IV и сестры Генриха VIII Маргариты, представлялся самым близким из живших тогда родственников Елизаветы и поэтому был приглашен занять освободившийся трон. На самом деле у англичан имелся более подходящий претендент на королевский титул в лице потомка дочери Генриха VIII Марии — лорда Эдуарда Сеймура. Хотя большинство населения вовсе не возражало против признания законным наследником потомка Генриха VIII, находились и такие, которых вовсе не радовало появление на английском престоле короля скоттов. Эти люди, отнюдь не противившиеся объединению корон, охотно предпочли бы иную ситуацию, когда бы Шотландией правил английский монарх. И, как следствие, возник один из крупнейших в мировой истории заговоров, направленных против Якова и королей из рода Стюартов.

Когда Яков VI Шотландский прибыл в Лондон, чтобы стать Яковом I Английским, то сразу же столкнулся с двумя проблемами, требовавшими безотлагательного решения. Первая из них имела отношение к религии. Хотя и англичане, и шотландцы являлись протестантами, Яков получил пресвитерианское воспитание, тогда как его будущие подданные исповедовали англиканство. Вторая трудность заключалась в том, что весь аппарат Вестминстера целиком состоял из англичан, и шотландцам, родившимся до восхождения Якова на престол, путь на государственную службу был закрыт.

После множества безуспешных попыток взять управление Шотландией в свои руки, английский парламент с целью овладения собственностью скоттов применил обходной маневр, задуманный, вполне возможно, еще до приглашения на королевский престол Якова. Поскольку Якову предстояло взойти на троны обоих королевств, заранее был заготовлен план реализации давнишних устремлений, заключавшийся в следующем: (а) будущие короли Британии, в целях ограничения политического влияния шотландцев даже в делах самой Шотландии, должны были пребывать в Лондоне; (б) Вестминстер имел право в любое время распустить трехпалатный шотландский парламент; (в) в благоприятный момент Стюарты могли быть дискредитированы и низложены; и (г) на их место по выбору английского парламента мог быть в этом случае посажен во всем послушный воле Вестминстера монарх-марионетка. Ожидаемым итогом такого рода стратегии должно было стать воплощение в жизнь властных устремлений, лелеемых со времен Эдуарда I Плантагенета, — полное подчинение Шотландии власти Лондона. Так оно в точности и случилось в 1688 году, когда заговорщики из числа парламентариев и духовенства насильственно отрешили от власти и отправили в изгнание короля Якова II.

Еще раньше, в 1560 году, государственной религией Шотландии было провозглашено пресвитерианство, в котором главенствующее место было отведено скорее церковным старостам, а не епископам. Через три года, после одобрения королевой Елизаветой «Тридцати девяти статей», определивших религиозную доктрину, к югу от Адрианова вала была учреждена англиканская церковь. Предполагалось, что после того как Стюарты станут монархами обоих королевств, они будут поддерживать в равной степени оба главных религиозных направления, сосуществовавших без взаимных претензий. Такая задача оказалась невыполнимой, в частности, по той причине, что монарх считался главой англиканской церкви. Для достижения компромисса Стюарты учредили в Шотландии епископальную церковь, по структуре своей являвшуюся полнейшим аналогом англиканской церкви. Но теперь, когда король был обязан поддерживать и третью церковь, положение осложнилось еще больше. В довершение ко всему возникла также и другая проблема. Кроме того, что Стюарты являлись королями Британии, они также были и государями Ирландии (независимость которой была провозглашена лишь в 1921 году) и имели определенные обязательства перед ирландским народом, который по традиции исповедовал католичество.

Елизавета I, не особенно считавшаяся с мнением парламента, оставила после себя огромный государственный долг. Вследствие этого король Яков был вынужден увеличить размеры налогов. Одобрив данную меру, парламент, тем не менее, настоял на том, что монарх не должен копировать диктаторский стиль правления Елизаветы. Ограничив его деятельность целым рядом оговорок, депутаты, по сути дела, лишили короля какой бы то ни было личной власти. Яков отреагировал заявлением о том, что согласно шотландским традициям, он не подотчетен парламенту и несет ответственность только перед Богом и своим народом. Он утверждал, что долг его состоит в том, чтобы от имени народа следить за соблюдением писаной конституции Шотландии и, если возникнет необходимость, выступить с конституционных позиций против церкви и парламента. В отличие от Шотландии, у Англии не было (как и нет в настоящее время) своей писаной конституции, а поэтому люди не могли защитить своих прав и свобод. Существовали только сохранившиеся с феодальных времен традиции, облекавшие властью высшие слои общества.

На протяжении всего времени правления династии Стюартов на первый план неизменно выходили противоречия между соперничавшими фракциями христианской церкви. Силой проводя в жизнь постановление парламента «о религиозном единообразии», касавшееся единого чина богослужения, Яков VI (I) вывел из душевного равновесия католиков и способствовал тем самым возникновению «порохового заговора». Кроме того, насаждая принятый англиканской церковью свой авторизованный перевод Библии, он дал повод протестантам обвинить себя в сговоре с Римом. У королей из рода Стюартов не было другой возможности угодить англичанам, пресвитерианам и католикам, как только проявлять ко всем им полную терпимость. Главная трудность, однако, была в том, что состоявший из англикан парламент не реагировал должным образом на проявления такого рода чувства, в особенности если дело касалось евреев.

Сын Якова, Карл I, взойдя на престол, первым делом позаботился об искоренении в Вестминстере дискриминационного духа. Министры в такой степени погрязли в религиозных и территориальных распрях, что совершенно позабыли о делах государства. Руководствуясь вышеуказанными соображениями, Карл распустил в 1629 году причинявший одни лишь беспокойства парламент и учредил вместо него свою собственную администрацию. Своими действиями монарх завоевал большую популярность в народе. Ему также удалось впервые в XVII столетии сбалансировать государственный бюджет. За шесть лет своего правления он добился более благосклонного расположения своих подданных, нежели это удавалось любому из английских государей, начиная с Генриха VII (1485—1509). Однако по мере того, как крепла мощь закостенелых в своем догматизме пуритан, бразды правления государством ускользали из рук Карла.

Религиозные доктрины надменных англиканских епископов вызывали все большую антипатию в самых широких слоях общества. Неудивительно, что люди быстро принимали сторону пуританских проповедников, которые так же, как и они, осуждали епископат. Король Карл делал все, что мог, для спасения репутации англиканской церкви, но преуспел лишь в том, что потерял множество потенциальных сторонников. В ходе продолжавшейся войны с Испанией король связал себя союзом с Францией, заключив брак с дочерью Генриха IV принцессой Генриеттой-Марией. Этот шаг Карла привел в негодование как англиканскую церковь, так и пуритан, ибо по приезде в Англию супруга короля так и осталась католичкой.

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

После одиннадцати лет независимого правления обстоятельства вынудили Карла в 1640 году вновь создать парламент. Этому событию предшествовали серьезные проблемы, связанные с попыткой архиепископа Кентерберийского Лода ввести англиканскую церковную службу в Шотландии. Вмешательство в дела автономной пресвитерианской церкви было воспринято шотландцами как кощунственное оскорбление национальных чувств и вызвало всеобщее восстание. Палата общин Вестминстера, состоявшая из пуритан, сразу же обвинила архиепископа Лода в государственной измене, отправив его вслед за этим на эшафот. Участь прелата постигла и первого помощника короля, лорда Страффорда, обезглавленного при огромном стечении народа на одной из лондонских площадей. Затем пуритане энергично взялись за роспуск Звездной палаты — чрезвычайного королевского суда по политическим делам. В 1641 году парламентом была выработана так называемая Великая ремонстрация — длинный перечень злоупотреблений короля за время его единоличного правления.

Сгладив кое-как шотландскую проблему, Карл в следующем году столкнулся с новыми трудностями в Ирландии. Недовольные действиями английских лендлордов и политикой правительства, поощрявшего заселение Ольстера британскими протестантами, католики-ирландцы подняли вооруженное восстание. Карл попытался было подавить военными средствами движение инсургентов, однако парламент твердо решил не выпускать из своих рук контроля над вооруженными силами, резонно опасаясь, что король может обратить оружие в его сторону. После того как Карл попытался лично арестовать пятерых лидеров парламентской оппозиции, путь в Лондон королю был закрыт навсегда. Это было началом гражданской войны.

Король поднял свое знамя в Ноттингеме, сформировав армию из своих сторонников — кавалеров. Командование парламентскими войсками принял на себя Оливер Кромвель — честолюбивый сквайр, член парламента от графства Кембридж. Его кавалерия встретилась с роялистами у Эджгилла, однако сражение закончилось безрезультатно. В отличие от пышно разодетых кавалеров, сторонники Вестминстера имели истинно пуританский вид, подчеркиваемый коротко остриженными волосами. Кавалеры, длинные волосы которых ниспадали до плеч, тут же окрестили своих противников «круглоголовыми». Отличавшиеся отчаянной храбростью и стойкостью в бою латники Кромвеля заслужили кличку «железнобоких».

После сражения при Эджгилле круглоголовые заключили с шотландцами ковенант (общественный договор), согласно которому последние должны были оказать англичанам военную помощь. Парламент со своей стороны обязался ввести по примеру Шотландии государственную пресвитерианскую церковь и взял шотландскую армию на свое содержание. Все это вкупе с 30 тысячами фунтов стерлингов (огромной по тем временам суммой), выплачивавшихся ежемесячно в эдинбургскую казну, оказалось достаточным, чтобы заручиться поддержкой пресвитерианской церкви. Результатом такой помощи стала победа армии Кромвеля, одержанная в 1644 году над роялистами в сражении при Марстон-Муре, близ Йорка.

В следующем году парламентская армия «нового образца» разгромила войско Карла в битве при Нэзби (в Нортгемптоншире). Решающую роль здесь сыграла конница «железнобоких», обрушившаяся на фланг и тыл роялистов. И только после этого солдатам-шотландцам удалось понять истинную натуру своих собратьев по оружию — пуритан. До сих пор скотты видели в них просто представителей другого протестантского течения, родственного их собственному пресвитерианскому направлению. Но теперь они смотрели на вещи широко открытыми глазами. Стало известно, что после битвы при Нэзби круглоголовые жестоко расправились со всеми женщинами-ирландками, обнаруженными в лагере роялистов, зверски изувечили находившихся там же англичанок. Отобрав у шотландцев захваченных ими в бою пленных, они выкололи несчастным глаза, отрезали уши и вырвали языки. На юге Англии подавляющее большинство народа все еще поддерживало дело пуритан, но теперь это аскетичное религиозное течение явило себя в новом свете. Теперь многие видели в нем армию фанатичных преследователей, оспаривавших первенство по жестокости и бесчеловечности у «Святой палаты» католической инквизиции. В недалеком будущем этим самым изуверам суждено было с неистовой мстительностью обрушиться на своих недавних союзников в решимости извести ведьм и колдунов!

Все было кончено, и арест короля Карла являлся лишь вопросом времени. Сдавшись в плен шотландцам, он в 1646 году был близ Ньюарка передан в руки парламента. Бежав в следующем году из парламентского плена на остров Уайт, Карл начал переговоры с приведенной в глубокое замешательство пресвитерианской церковью. Ее руководители признали тот факт, что, приняв сторону пуритан, они активно содействовали крушению своей собственной королевской династии (в отличие от епископальной церкви Шотландии, до конца сохранявшей верность короне). К сожалению, исправить что-то было уже невозможно: выступившая в 1648 году на стороне короля шотландская армия потерпела у Престона катастрофическое поражение. В начале следующего года Карл предстал в Вестминстере перед Верховным судом, который не без колебаний вынес королю смертный приговор. 30 января 1649 года Карл I Стюарт при огромном стечение народа был обезглавлен на площади перед королевским дворцом Уайт-холл. Затем армия пуритан, сметая все на своем пути, ураганом промчалась по Ирландии. По приказу Кромвеля поголовно истреблялись гарнизоны сдавшихся крепостей, а его солдаты тысячами уничтожали ни в чем не повинных мирных жителей. И в этих зверствах огульно был обвинен весь несчастный английский народ.

Отменив законодательным актом королевскую власть, парламент в 1649 году провозгласил Англию республикой. В 1650 году Кромвель возглавил поход на Шотландию и в битве при Денбаре разгромил войско сына покойного короля — принца Уэльского Карла. Несмотря на это, шотландцы в 1651 году короновали принца, провозгласив его королем Карлом II. Новый монарх встретился еще раз с Кромвелем в сражении при Вустере и опять потерпел сокрушительное поражение, вынудившее его искать спасения во Франции.

Два года спустя Кромвель разогнал парламент и учредил республику. Назначив сам себя лордом-протектором, он ввел неприкрытую военную диктатуру — политический режим куда более суровый, нежели все существовавшие прежде. По его распоряжению налагался запрет на богослужение по англиканскому чину, а также празднование в любой форме Рождества и Пасхи. Образование сводилось к минимуму, ограничивалась свобода слова, а собственность подлежала конфискации. Супружеская неверность каралась смертной казнью, а матери-одиночки заключались в тюрьму. Сборища народа разгонялись, запрещались традиционные народные увеселения, а без разрешения государственных надзирателей нельзя было ни открыть таверну, ни произнести проповедь. Любой солдат по своему желанию мог наложить штраф на нарушителей постановлений. Те, кто осмеливался прибегнуть к молитве, молили Господа о скорейшем восстановлении прежних порядков.

Смерть Кромвеля в 1658 году ускорила крушение режима протектората, и диктаторские полномочия унаследовал его сын Ричард. К счастью он не смог долго удержаться на посту протектора. Не обладая ни политическими, ни военными талантами своего отца, Ричард Кромвель с самого начала оказался марионеткой в руках военной клики. В 1660 году собрался новый учредительный парламент — конвент, санкционировавший возвращение к власти Стюартов. Спустя одиннадцать лет после казни своего отца Карл II торжественно вступил в Лондон. Начался период Реставрации.

Карл показал себя умелым правителем и завоевал популярность в разных слоях английского общества. Он реформировал англиканскую церковь и декларировал равные права для всех религиозных конфессий. Несмотря на эти очевидные достижения, политики и духовенство продолжали упорно придерживаться своей линии поведения. Не принимая во внимание мнение короля, они не изъявили ни малейшего желания проявлять терпимость к тем, кто исповедовал иные религиозные убеждения. Особую непримиримость в этой связи они выказывали к иудеям и католикам. Более того, после женитьбы Карла на португальской принцессе Екатерине его противники настойчиво утверждали, что король склоняется в сторону латинской церкви. В связи с этим в 1673 году по настоянию оппозиции парламентом был принят «Акт о присяге», согласно которому присяга по англиканскому образцу была обязательна для каждого поступающего на государственную службу. Тем самым католикам и протестантам-диссидентам закрывали доступ к управлению государством и общественными делами.

«НЕВИДИМАЯ КОЛЛЕГИЯ»

Не секрет (хотя, возможно, и не столь общеизвестный факт), что появление первых масонских лож в Британии непосредственно связано с домом Стюартов. Идея ритуальной символики масонства, связанная с существовавшим в средневековье внутрицеховым разделением каменщиков по уровню профессионального мастерства, получила свое развитие во времена правления Карла I. Самые ранние упоминания о вступлениях во франкмасонские ложи относятся к 1640 году. Одной из главных целей этого духовного движения являлось приобретение систематизированных знаний в еще неисследованных областях науки. Следует отметить, что большая часть такого рода научных сведений хранилась в Шотландии еще со времен тамплиеров и цистерцианцев.

Франкмасоны времен первых английских Стюартов были в массе своей высокообразованными людьми, посвятившими свою жизнь изучению философии, астрономии, физики, химии и архитектуры. Многие из них являлись членами известных в стране академий и Королевского научного общества, вынужденного в годы протектората Кромвеля перейти на нелегальное положение и именовавшегося по данной причине «Невидимой коллегией». Общество было основано в 1645 году, во времена Карла I, а после Реставрации, в 1662 году, королевским указом Карла II получило официальный статус. Среди ее первых членов были Роберт Бойль, Исаак Ньютон, Роберт Гук, Кристофер Рен и Самуэль Пепис.

Для того, чтобы понять, насколько уникальными знаниями обладали члены Королевского общества, следует лишь взглянуть на перечень их научных достижений. Знаменитый естествоиспытатель Роберт Бойль (1627—1691) был не только выдающимся физиком и химиком, но также изучал труды Мишеля Нострадамуса и являлся признанным авторитетом в области учения о Граале. Бойль разделял воззрения итальянского математика и астронома Галилео Галилея относительно гелиоцентрического строения Солнечной системы. Он сделал множество открытий, касающихся свойств газов, и сформировал независимо от французского ученого Мариотта свой знаменитый закон. Его коллега, математик и механик Роберт Гук, прославился изобретением волосковой пружины, воздушного насоса, спиртового уровня и морского барометра. К этой плеяде принадлежал также математик, астроном и геофизик Эдмунд Галлей, посвятивший свою жизнь расчетам траекторий движения небесных тел и точно предсказавший регулярные появления в будущем кометы, названной его именем.

Величайший ученый всех времен Исаак Ньютон снискал особую известность открытием закона всемирного тяготения и исследованиями в области небесной механики. Был он также и талантливым химиком, получившим первым в мире в чистом виде кальций. Ему принадлежит честь открытия законов динамики и изобретения зеркального телескопа. Но точные науки не являлись единственным увлечением сэра Исаака. В одном из своих наиболее выдающихся трудов, касавшегося государственного устройства древних царств, Ньютон заявлял о верховенстве иудейского культурного наследия, как хранилища божественных знаний и тайн магических чисел. Ньютон был хорошо знаком с вселенским законом, священной геометрией и готической архитектурой. Будучи глубоко верующим человеком и авторитетом в области древних религий, он, тем не менее, открыто отрицал догмат о Троице и божественной сущности Иисуса. Великий ученый утверждал, что текст Нового завета перед публикацией подвергся значительному искажению. Исаак Ньютон был не только президентом Королевского научного общества, но и Великим кормчим Приората Богоматери Сионской.

Деятельность основанного тамплиерами ордена Сиона была направлена на приобщение иудеев и мусульман к христианскому братству храмовников. Вплоть до 1181 года оба ордена представляли собой единую организацию, возглавлявшуюся одним Великим магистром. И хотя в орден Храма принимались исключительно христиане, сами тамплиеры являли из себя образец веротерпимости, позволявших им успешно вести дипломатическую работу как в мусульманском мире, так и в иудейском обществе. Однако их либеральное отношение к евреям и арабам осуждалось римскими прелатами как «ересь» и стало в 1306 году одной из причин роспуска ордена и отлучения храмовников от церкви.

В 1188 году орден Сиона подвергся реформированию и, изменив направление своей деятельности, стал преследовать более узкие цели, связанные с преданным служением французскому королевскому роду Меровингов. Тамплиеры, в свою очередь, проявляли особую заинтересованность в поддержке нарождавшейся династии Стюартов. В действительности же оба братства тесно сотрудничали, ибо по сути дела были связаны с потомками одного и того же рода.

Еще одним выдающимся членом Королевского научного общества являлся Кристофер Рен (1632—1723) — знаменитый геометр и архитектор. По его проектам были возведены собор св. Павла, здание министерства финансов, Королевская Гринвичская обсерватория, а также множество храмов, дворцов и монументов. Кроме того, был он признанным астрономом и Великим магистром тайного общества розенкрейцеров. До него этот почетный пост занимали такие светила, как Роберт Бойль и лорд-канцлер Френсис Бэкон. Великим магистром розенкрейцеров довелось стать и Бенджамену Франклину (1706—1790) — автору известных открытий в области электричества, и Томасу Джефферсону — третьему президенту Соединенных Штатов Америки (правил в 1801—1809 годы).

У современных историков укоренилась вредная привычка, превознося до небес достоинства этих великих ученых, совершенно не обращать внимания на источник их мудрости. Не жалея красок, их изображают гениальными художниками, учеными, политиками, — словом, кем угодно, забывая упомянуть, что со времен Леонардо да Винчи до эпохи Ньютона, и с эпохи Ньютона до времен Франклина областью их общих интересов являлись алхимия Гермеса Трисмегиста и священные искусства древности. Их разнообразные открытия не обязательно представляли собой впервые явившиеся человечеству научные откровения; они, по сути дела, были результатом изучения космических законов и уравнений, существовавших с глубокой древности. Будучи сплоченной и организованной группой, эти люди всегда могли помочь друг другу в переводах, экспериментах и научных разработках. История о Ньютоне и падающем яблоке с известной долей юмора увековечила отправную идею открытия закона всемирного тяготения. Однако, как заметил сам сэр Исаак, подлинным источником его вдохновения стала концепция «музыки сфер», разработанная Пифагором еще в VI веке до Р.Х.

Во времена своего правления в Британии и в течение последующего периода изгнания короли из рода Стюартов находились на переднем крае шотландского франкмасонства, зиждившегося на самом древнем из эзотерических учений и вселенском законе. Их бретонские предки были связаны родственными узами с благородными семействами Булони и Иерусалима, а их нравственный облик сформировался под вдохновляющим влиянием идей тамплиеров. Поэтому не стоит удивляться, что именно во времена Карла I и Карла II, — доставлявших столько хлопот узколобым пуританам и англиканской церкви, — из недр Королевского научного общества появилась на свет «Невидимая коллегия». Эта плеяда замечательных ученых за короткий период патронажа Стюартов свершила целый ряд величайших в истории мировой науки открытий.

ЯКОБИТЫ

Первых Стюартов, с точки зрения вероисповедания, совершенно невозможно отнести к какой-либо определенной религиозной конфессии, ибо все они были просто христианами. И, тем не менее, один за одним представители этой династии становились жертвами ревностной подозрительности противоборствующих религиозных группировок, каждая из которых стремилась реализовать свои честолюбивые замыслы в ущерб другим. Вплоть до того момента, как брат и наследник Карла II, король Яков II (VII) заявил о своей личной приверженности католицизму, ни один из государей рода Стюартов не мог быть уличен в персональных экклезиастических предпочтениях. Однако не вызывает сомнения тот факт, что, несмотря на свои духовные привязанности, король Яков был наиболее терпимым в религиозном отношении монархом за всю историю Великобритании. Он не только воздерживался от навязывания своих убеждений, но и делал нечто совершенно обратное. В апреле 1687 года он обнародовал «Декларацию свободы совести», выдвинув идею всеобщей религиозной терпимости:

«По нашему глубокому убеждению, не следует ограничивать свободу совести, равно как и принуждать людей в вопросах веры, ибо насилие всегда претило нашим желаниям. Кроме того, мы полагаем, прекратить принуждение было бы и в интересах самих правительств, власть которых оно сводит к нулю за счет упадка ремесел, запустения страны и отпугивания иностранных торговцев. И, в конце концов, таким путем невозможно добиться желаемого результата…

Поэтому мы почли за благо изъявить нашу королевскую волю и желание, дабы незамедлительно было приостановлено действие всех законов (в делах экклезиастических), предусматривающих штрафные санкции за непосещение церковной службы, за отказ от приобщения святых тайн, за непринадлежность к англиканской церкви и за исповедование какой угодно иной веры. Более того, действие вышеозначенных законов, таким образом, должно быть приостановлено и впредь… Полагая, что дарованная свобода никоим образом не поколеблет мира и спокойствия в государстве, а также обеспечит безопасную деятельность правительства, мы посему соизволяем даровать нашим возлюбленным подданным право свободно поклоняться и служить Богу в соответствии с их верой, нравами и обычаями…»

Публикуя данную декларацию, Яков стремился рассеять гнетущую атмосферу религиозного фанатизма ради воцарения духа сочувствия и всеобщей терпимости. Единственно чего не удалось монарху, так это понять, что ни он, ни народ не вправе принимать подобного рода решения. К тому времени на политических подмостках Вестминстера появились две активные группировки, оформившиеся в партии, именовавшие друг друга бранными кличками. Это были тори (ирландское слово, означающее «воры») и виги (от шотландского «виггом» — «возчики»). Первые превратились в традиционных сторонников правительства, а вторые представляли в большинстве своем наиболее зажиточную часть крупных землевладельцев. После промульгации Яковом своего воззвания виги, составлявшие большинство парламента, не только открыто осудили действия короля, но и официально низложили его за то, что он осмелился признать равные права за католиками, пресвитерианами, иудеями, квакерами и другими представителями неангликанских религиозных конфессий. Хотя в качестве официального обвинения монарху предъявлялась его благорасположенность к католикам, целью нападок англиканской церкви в действительности еще с большим основанием могла бы стать веротерпимость Якова по отношению к иудеям. По этой причине становится совершенно ясно, что нападки на короля имели далеко не религиозную подоплеку. Обусловлены они были главным образом тем фактом, что монарх оспаривал правомочность парламента навязывать народу свою волю.

Вышесказанное, разумеется, переносит нас в самое начало книги — к понятию о служении. По существу король Яков действовал в полном соответствии с «Кодексом Грааля» — сводом законов, обязывающих тех, кто наделен высшими полномочиями (будь-то выборная или наследственная должность), заботиться не о должностных правах, а о должностных обязанностях.

В своем стремлении даровать народу религиозное равенство король Яков пытался преступить ограничивающий закон — «Акт о присяге» (1673), обязывавший поступающих на государственную службу исповедовать англиканство. В 1828—1829 годы «Акт о присяге» подвергся переработке, и в нем были упразднены статьи, касающиеся ущемления прав католиков, а в 1858 году из него были изъяты также пункты, ограничивавшие права исповедовавших иудаизм. В современной Великобритании всем религиозным конфессиям (христианского или любого другого направления) предоставлено право свободного вероисповедания — именно так, как это представлял себе три столетия назад король Яков II. Едва ли найдутся такие, кто упрекнул бы Якова в неправильности занятой им позиции, ибо он опережал свою эпоху.

Отнюдь не все иерархи англиканской церкви, однако, находились в оппозиции к королю Якову. В рядах его сторонников находились архиепископ Кентерберийский Санкрофт, епископы Бата, Вустера, Честера, Норвича, Питерборо и Чичестера. После свержения с трона законного монарха все они, как один, оставили свои кафедры и сложили с себя пастырские обязанности. История с тех пор старалась представить дело так, будто бы Яков был низложен только потому, что исповедовал католицизм. На самом деле короля лишили короны с целью гарантировать власть избираемому вовсе не демократическим путем парламенту.

В своем стремлении отстранить Якова II от власти нашли общий язык известные парламентские враги — тори и виги. В результате сговора главарей обеих партий в 1688 году зятю английского монарха принцу Вильгельму III Оранскому, штатгальтеру Голландской республики, было послано приглашение явиться в Англию с войском и вместе с женою Марией (дочерью Якова II) занять королевский престол. К тому периоду относится принятие ряда ограничивавших королевскую власть законов. Важное место среди них занимал вышедший в 1689 году «Билль о правах», в котором закреплялось «право» монарха повелевать не иначе как «с согласия парламента» и декларировались «свободные выборы» его депутатов. Однако депутаты парламента в ту эпоху избирались не путем свободного голосования. Правом голоса обладало лишь весьма ограниченное число крупных собственников мужского пола с солидным доходом, а расфранченные депутаты палаты общин вовсе не соответствовали облику простонародья, которое, как предполагалось, они должны были представлять.

Поскольку новоиспеченная королева Мария была протестанткой, то министров беспокоили личные отношения к Риму ее супруга Вильгельма. Голландия являлась основной провинцией независимых Нидерландов, долгое время входивших в состав Священной Римской империи, и, кроме того, костяк армии нового короля составляли наемники католического вероисповедания. В целях сохранения трона Великобритании за протестантами в 1701 году был принят закон о престолонаследии, закрепивший это право за порфироносными представителями этой религиозной конфессии. Закон продолжает действовать и поныне, несмотря на то, что был принят палатой общин большинством всего лишь в один голос!

Поскольку английский народ был связан со своим государем юридическим договором, то после отрешения короля Якова от власти палата лордов приняла «Соломоново решение». Несмотря на то, что в формально юридическом отношении престол не был никем занят, пэры объявили место на троне «не вакантным». Пока был жив Яков II, регентство представлялось наилучшим путем сохранения монархической формы правления в Англии.

Однако Вильгельм Оранский лично присутствовал на заседании учредительного парламента-конвента, состоявшегося 26 декабря 1688 года в Лондоне. Расставив своих вооруженных людей снаружи и внутри здания Вестминстера, он громогласно заявил, что не намерен становиться регентом, а также не согласен делить с кем бы то ни было власть. Его слова прозвучали настолько угрожающе убедительно, что в воздухе сразу же запахло войной. Охваченные страхом депутаты поняли, что Вильгельм завладеет короной невзирая ни на что. Тут же с лихорадочной поспешностью было проведено совещание палат лордов и общин. Пересмотрев принятое ранее решение, депутаты вынесли окончательный вердикт о «вакантности» королевского престола!

В то время, когда пишется эта книга, нынешний принц Уэльский стоит перед сложной дилеммой личного свойства, связанной с делами религии и церкви. Со времен Тюдоров английские монархи носили звание «защитников веры» — то есть веры англиканской. Его королевское высочество принц Чарльз заявил, что как будущий король в наш космополитический век он предпочел бы именоваться просто «защитником веры» вообще, без указания принадлежности к какому-либо конкретному вероисповеданию. Во всем этом слышатся многозначительные отголоски идей несчастного короля Якова VII (II) и его «Декларации о свободе совести». И все же мало что изменилось за предшествующие триста лет. Британских монархов по-прежнему облекают в мантию глав национальной церкви, а англиканские иерархи ведут себя так же по-секстантски отчужденно, как и вели себя их предшественники в XVII веке. Несмотря на то, что народы Соединенных Штатов и других стран Запада имеют свои официальные писаные конституции, защищающие свободы и права личности, жители Великобритании лишены такой протекции. В силу такого положения вещей парламент и церковь обладают верховной властью суверена над монархами (а посему и над народом), которую будут сохранять до тех пор, пока действуют «Акт о присяге» и закон о престолонаследии.

Совместное восшествие на британский престол Вильгельма III и Марии II в некотором смысле представляло собой продолжение династических традиций Стюартов в Уайтхолле. Мария являлась дочерью короля Якова VII (II) от его первого брака с Анной Хайд, а Вильгельм приходился внуком Карлу I, будучи сыном его дочери Марии. Однако, несмотря на очевидные родственные связи, скоттов совершенно не устраивала потеря своего законного династического монарха. В 1689 году, через год после отрешения Якова от Власти, вспыхнуло первое восстание якобитов. Во главе инсургентов встал виконт Грэхем, Великий приор ордена тамплиеров Шотландии, руководивший отрядами шотландских горцев в битве с правительственными войсками близ селения Килликренки. Скотты одержали победу, но их вождь получил в бою смертельное ранение и вскоре умер. В военном столкновении у Данкельда, состоявшемся месяц спустя, горцы были не столь удачливы. После этого, 1 июля 1690 года «оранжисты» короля Вильгельма в сражении при Бойне в Ирландии окончательно сокрушили войска сторонников Якова VII.

В этой обстановке некоторые шотландские кланы, и в первую очередь род Кэмпбеллов, решив снискать расположение нового государя, приняли участие в подавлении мятежа якобитов — приверженцев короля Якова. Король Вильгельм распорядился о том, чтобы все вожди шотландцев принесли ему лично присягу на верность. Большинство танов, однако, упорно отказывалось выполнить данное требование, так как в соответствии с древними традициями именно короли «клялись в преданности народу», а не наоборот. Для того чтобы форсировать события, министру по делам Шотландии Джону Далримплу было поручено проучить в назидание другим один из несговорчивых кланов. Его выбор пал на Мак-Дональдов из Гленкоу, не сумевших к контрольному сроку 1 января 1692 года исполнить волю короля. На самом деле пожилой Мак-Айен, глава рода Мак-Дональдов, пытался 30 декабря принести присягу в Форт-Уильяме. Однако в связи с отсутствием королевского чиновника церемонию пришлось отложить на целую неделю, и в результате распоряжение короля было выполнено лишь 6 января.

В отличие от других кланов, Мак-Дональды не располагали военной мощью и являлись легкой добычей. Их родовое селение находилось в долине между гор Гленкоу и представляло из себя скорее естественную западню, нежели крепость. 1 февраля, передав под командование Роберта Кэмпбелла две роты расквартированного в Аргайле полка, Далримпл приказал уничтожить ничего не подозревающий клан. Прибыв под видом миротворческой миссии, солдаты на несколько дней разместились на постой в домах гостеприимных хозяев. В то кошмарное утро 13 февраля, не пощадив ни женщин, ни стариков, ни детей, они вырезали всех, кого только смогли найти. Неудивительно, что кровожадная «резня в Гленкоу» возымела действие противоположное ожидавшемуся. Вместо того чтобы акцией устрашения принудить шотландцев поддержать новый режим, она привела к созданию мощной якобитской конференции, направленной против свирепого голландца и его жесткого правительства.

«СОГЛАШЕНИЕ ОБ УНИИ»

Когда после смерти Вильгельма III на престол в 1702 году взошла королева Анна, сестра королевы Марии, шотландцы не выказали по этому поводу никакого воодушевления. Анна покинула в трудную минуту своего отца короля Якова и открыто поддержала сторону зятя — Вильгельма Оранского. Так ни разу и не посетив Шотландии, она стала проклятием рода Стюартов. В 1706 году королева объявила о своем намерении распустить шотландский парламент. Получив монаршее послание, шотландские министры, однако, ответили, что в соответствии с законодательством скоттов такая акция является противозаконной. В подтверждение своих слов они процитировали выдержку из писаной конституции, так называемой «Арбротской декларации» 1320 года, где говорилось, что если монарх

«подчинит нас или наше королевство власти английской короны или англичан, то мы сделаем все, что в наших силах, дабы изгнать его прочь как врага нашего и человека, лишившего прав нас и себя. А вместо него мы постараемся избрать того, кто будет в состоянии нас защитить».

Совершенно очевидно, что замысел королевы заключался в полном подчинении земли скоттов диктату Вестминстера. И хотя шотландцы не могли «изгнать прочь» английскую королеву, им было даровано право внести на рассмотрение парламента «Билль о гарантиях» (1706 год). На основании этого документа и в полном соответствии с конституцией скоттам предоставлялось право отвергнуть избранного Анной наследника. Таким путем народ Шотландии сохранял за собой свободу выбора суверена из того королевского рода, который ему будет угоден, а не из того, который навяжет Англия. А то, что королева Анна скорее выберет себе преемника, нежели произведет на свет наследника, становилось все более очевидно. За время перенесенных ею восемнадцати беременностей она смогла родить живыми только пятерых детей, из которых лишь один достиг отроческого возраста, но скончался одиннадцати лет от роду. Анна остановила свой выбор на немецкой княгине Софии, супруге курфюрста Ганноверского.

В данном случае, несмотря на существование «Билля о гарантиях», королева смогла настоять на своем. Она пообещала скоттам прибегнуть к экономическим санкциям и пригрозила крупномасштабным военным вторжением. В марте 1705 года Вестминстер утвердил «Акт об отчуждении», в котором говорилось о прекращении всех видов товарообмена между Севером и Югом в случае неприятия шотландцами Софии Ганноверской в качестве законной наследницы престола. Отказ влек за собой запрет на ввоз в Англию шотландского угля, полотна и скота, а в Шотландию, соответственно, прекращались поставки английских товаров.

После того как Вестминстер захватил власть в созданном на условиях «Соглашении об унии» соединенном королевстве Великобритания, шотландский парламент в 1707 году прекратил работу, а короны Шотландии и Англии слились воедино. Не считаясь с этим, шотландские ковенанторы не признавали навязанный режим. Официально отвергая власть Анны, они провозгласили законным королем скоттов ее единокровного брата — Якова Френсиса Эдуарда Стюарта, сына короля Якова VII (II) от второго брака. Яков, как и его отец, исповедовал католицизм, однако пресвитерианам-ковенанторам не было дела до религиозных привязанностей своего монарха. В отличие от своих английских коллег шотландские короли могли не являться главами национальной церкви. Как пресвитериане, так и приверженцы епископальной церкви были куда более заинтересованы в сохранении независимости от английской короны своей национальной королевской династии.

После вхождения в силу «Соглашения об унии» за шотландцами сохранилось право исповедовать свою пресвитерианскую веру и пользоваться отдельной системой законодательства. Тем не менее, Вестминстер постоянно прибегал к различного рода парламентским мерам для того, чтобы поставить скоттов в более невыгодное по отношению к англичанам положение . Следует сказать, правда, не только скотты страдали от произвола власть предержащей, — бремя хищнических налогов Вильгельма и Марии на свет и воздух нес с 1695 года также и английский народ. Налог свыше пяти фунтов стерлингов в год за каждое отдельное окно в доме высотой более шести футов продолжал взиматься на протяжении 156 лет. Даже сейчас, особенно в сельских районах, во множестве старых домов до сих пор видны окна, заложенные кирпичом.

В 1714 году королева Анна скоропостижно скончалась, не оставив, как и предполагалось, после себя наследников. К тому времени также успела умереть и выдвинутая ей кандидатка на английскую корону княгиня София Ганноверская. Победившие на парламентских выборах виги, несмотря на громкие протесты фракции тори, возвели на престол ее сына курфюрста Георга. К вящему удовольствию лидеров вигов, новый король совсем не говорил по-английски и большую часть времени проводил за границей, всецело поглощенный делами своего Ганноверского курфюршества. Бразды правления государством он целиком передоверил своему министру финансов Роберту Уолполу. Заняв вскоре пост премьер-министра, Уолпол проявил себя как умный, твердый и расчетливый политик. Именно ему принадлежит идея создания антидемократического по своей сути кабинета министров — коллегии избранных, решавшей за закрытыми дверями вопросы государственной политики. С этого момента не только народ, но и большинство депутатов не могло ответить на вопрос, чем занимается их собственное правительство. Деятельность последних со временем стали регулировать парламентские партийные организаторы, руководствовавшиеся указаниями «теневого кабинета».

За пределами самой Шотландии союзниками якобитов стало множество представителей парламентской партии тори, стремившихся заменить на английском престоле Анну ее единокровным братом Яковом Френсисом Эдуардом Стюартом. Он являлся законным наследником шотландской династии, а также носил с 1707 года титул их короля Якова VIII. Несмотря на это, правительство вигов по причине несогласия Якова связать себя с англиканской церковью, упорно отказывалось признать его монархом. Шотландские и английские роялисты предприняли в 1715 году попытку вернуть корону Якову Стюарту, но их не получившее широкой поддержки выступление было без труда подавлено. В результате этой неудачи Якову еще раз пришлось пересечь Ла-Манш, чтобы провести остаток жизни в изгнании на земле Франции.

«МИЛЫЙ ПРИНЦ ЧАРЛИ»

В 1727 году Георг II унаследовал трон своего отца. А восемнадцать лет спустя, после того как «милый принц» Карл Эдуард Стюарт оспорил у Ганноверского дома право наследия британской короны, вспыхнуло очередное крупное восстание якобитов. Шотландское духовенство полностью поддержало повстанцев. В сентябре 1745 года в аббатстве Холируд епископальная церковь провела церемонию символической коронации короля Карла III. Засвидетельствовать и одобрить знаменательное событие прибыли и представители католической и пресвитерианской церквей.

Несмотря на то, что Яков VIII в то время еще находился в добром здравии, он посчитал необходимым в декларации от 23 декабря 1743 года официально обличить королевскими правами своего сына:

«Во благо наших королевств и владений мы почитаем монаршим долгом настоящим назначить и утвердить в наше отсутствие любезного нашего сына Карла, принца Уэльского, единственным правителем наших соединенных королевств Англии, Шотландии и Ирландии, а также всех иных владений».

Принц Карл стремился к восстановлению парламента и конституции, а также был убежден, что англичанам следует предоставить равные политические права и свободу вероисповедания. В своем первом воззвании 9 октября 1745 года в Эдинбурге Карл Эдуард заявил, что

«при всем уважении к так называемой унии двух наций, король просто не вправе утвердить ее, поскольку в обоих королевствах не прекращаются протесты против такого рода союза».

После своеобразной коронации Карл был возведен в звание Великого магистра ордена рыцарей Храма. Давая обет, он заявил:

«Смею вас заверить, что когда я вступлю в свои законные права, то восстановлю орден в том положении, которое он занимал в дни Вильяма Льва».

После успешного начала в битве у селения Престонпенс шотландцы стремительно двинулись на юг. Наступая все время в направлении Дерби, повстанцы совершенно не догадывались о той панике, которая охватила Лондон и представителей Ганноверского дома. Перепуганный Георг II даже распорядился погрузить драгоценности из королевской казны на стоявшее у причалов Темзы судно, готовое в любую минуту отчалить к берегам Германии. Политики поспешно открыли в печати «заградительный огонь» по противнику, усиленно массируя пропагандистские слухи о том, что Карл никогда не доберется до столицы. Как ни странно, желаемый эффект был достигнут: якобиты Англии и Уэльса поверили в это, а принц так и не получил ожидаемого подкрепления.

В тот момент армия инсургентов еще не имела дела с основными силами правительственных войск под командованием герцога Камберлендского, и лорд Джордж Муррей убедил вождей кланов в необходимости начать стратегический отход. Возвратившись в Шотландию, по его мнению, можно было бы перегруппировать силы и достойно встретить врага на своей территории. После нескольких боевых стычек на обратном пути и победного сражения у Фолкерка якобиты, в конце концов, встретились 16 апреля 1746 года у Куллоденских болот близ Инвернесса с огромной армией герцога Камберлендского. Шотландцы были слишком измотаны длинными переходами и недоеданием, чтобы сражаться в полную силу. Принятое ранее роковое решение привело к сокрушительному разгрому.

Как это ни смешно звучит, но не будь пропагандистской кампании на юге страны, горцы наверняка выступили бы из Дерби и с легкостью захватили столицу. «Ваш предок был абсолютно не прав, — говорил покойный король Георг V, обращаясь к Муррею, герцогу Атолльскому. — Если бы армия якобитов продолжила марш на Лондон, на троне Англии и Шотландии ныне восседал бы Стюарт, а в каждой из стран был бы свой парламент».

ПОСМЕРТНАЯ ДИСКРЕДИТАЦИЯ

Стремление Якова VII (II) утвердить в Британии всеобщее религиозное равенство приветствовалось большей частью населения страны как весьма желанное нововведение. Монарх взывал, главным образом, к чувству личной свободы своего народа. В свете таких помыслов короля виги, руководствуясь соображениями сохранения своего политического верховенства, посчитали жизненно важным очернить память о Якове и об остальных Стюартах. Нападки велись сугубо на личностном уровне, и первой их мишенью стала супруга Якова — королева Мария. Хотя она являлась законной дочерью герцога Моденского Альфонса IV, приспешники Ганноверского дома решили выставить ее как внебрачного ребенка папы римского!

Поскольку мало что было возможно поставить в упрек брату Якова и его непосредственному предшественнику Карлу II, сохранившим о себе в народе весьма добрую память, под огонь беспощадной критики попали Яков VI (I) и Карл I. В поисках пригодных для компрометации монархов материалов были тщательно просмотрены все анналы кромвелевских времен. Короля Якова VI, заслужившего репутацию британского Соломона, виги стали именовать «мудрейшим дураком христианского мира». Постоянно мучившие короля боли в желудке были использованы для создания впечатления о нем, как о ненасытном обжоре. Кроме того, против покойного короля было выдвинуто самое расхожее обвинение времен пуританской охоты на ведьм — монарха «уличили» в половых извращениях.

И все же основной удар клевретов Ганноверской династии был направлен на пользовавшегося широкой популярностью принца Эдуарда, представлявшего смертельную угрозу для Георга II. В то время как герцог Камберлендский после победы у Куллоденских болот продолжал силой оружия умиротворять шотландцев, в Лондоне «милого принца» изображали клятвопреступником и вероломным разжигателем войны. Несмотря на то, что именно его семейство было незаконным путем отрешено от власти, Вестминстер навесил на Карла ярлык опасного узурпатора. Вскоре номинальный властитель скоттов во всех отношениях выглядел в неприглядном свете. О нем писали как о горьком пьянице и женоненавистнике, а его многочисленное потомство, за исключением детей от брака с Шарлоттой Олбани, не удостоилось упоминания ни в одной из книг по истории Британии. Последнее в равной степени может быть отнесено к его возлюбленным, из длинной череды которых на печатные страницы попали лишь бездетная княгиня Луиза Штальберг да Клементина Уокиншоу, мать Шарлотты. И уж действительно не составляло особого труда уверить, что случавшиеся у принца в более позднее время приступы астмы и припадки эпилепсии были результатом продолжительных запоев.

Базирующаяся на официальной точке зрения история Англии до сих пор изображает Карла как послушную марионетку в руках папы римского. Разумеется, это совершенно не соответствует истине. В возрасте двадцати девяти лет принц обратился в англиканскую веру, и его взаимоотношения с Римом были далеко не дружелюбными. Впоследствии он писал, что

«для того чтобы мой разрыв с римской церковью выглядел наиболее достоверным… я прибыл в Лондон в 1750 году и в этой столице затем клятвенно отрекся от латинской веры и вступил в лоно англиканской церкви».

После смерти Карла Эдуарда, скончавшегося в 1788 году, в свет вышло множество жизнеописаний принца, составленных по документам из архивов Ганноверского дома. Определенная часть из опубликованных к настоящему времени биографий в значительной мере представляет собой компилятивную переработку одних и тех же материалов. Преднамеренно или случайно, но все эти биографии зиждятся на отчетах и докладах, сфабрикованных пропагандистской машиной Ганноверской династии. Но как бы то ни было, Шотландия, сохраняя национальное достоинство, продолжает чтить память о «милом принце».

Англичане живут сейчас ожиданием момента, когда Его королевское высочество Чарльз Виндзор, принц Уэльский, взойдет на британский престол под именем короля Карла III. В то же самое время многие шотландцы упорно придерживаются политического курса на возрождение независимости. Первым шагом в этом направлении, безусловно, станет восстановление в прежних правах шотландского парламента. У Шотландии уже есть своя писаная конституция, которая могла бы быть вновь введена в действие если и не в усовершенствованном, то по крайней мере в своем первозданном виде. А этот основной закон предоставляет нации право самой выбирать себе монарха, отвергая одновременно сюзеренитет Англии.

Если принц Чарльз все-таки станет королем Великобритании, маловероятно, что патриотически настроенные шотландцы с готовностью признают второго Карла III. После коронации Елизаветы II скотты открыто заявляли протест по поводу порядкового номера королевы. У шотландцев никогда не было Елизаветы I, так как Елизавета Тюдор правила Англией, а не Шотландией.

Таким образом, правящая династия стоит в настоящее время перед трудноразрешимой дилеммой. Быть может, стоит поискать ответы на вопрос в исторических параллелях? Ведь смогла же она в период Первой мировой войны ради умиротворения народа Великобритании сменить свое немецкое название Саксен-Кобург-Готской на Виндзорскую. Так может быть, следует подумать о том, чтобы предпринять подобный дипломатический шаг и в будущем? Раз уж дедушка принца Чарльза герцог Йоркский Альберт взошел на престол под именем короля Георга VI, то не случится ли так, что следующим британским монархом станет не Карл III, а Георг VII? Или наоборот, предположив, что церковь и парламент «держат козыри про запас», не может ли принц Чарльз быть каким-то образом обойден по причине несоответствия английским требованиям в отношении семейного положения и статуса «защитника веры»? Все это, разумеется, умозрительные предположения… но было бы интересно посмотреть, что произойдет на самом деле.

 

Глава двадцатая

Сангреаль сегодня

ДИНАСТИЧЕСКИЕ ИНТРИГИ

В наши дни принято считать, что официальная история в значительной мере базируется на увековеченной в документах государственной идеологии. Приводимые в них факты подбирались в первую очередь в соответствии с потребностями политической конъюнктуры и отнюдь не всегда отражали истинный ход событий. Короче говоря, официальная история представляет собой, как правило, тенденциозное освещение подлинных фактов. Например, английская историческая версия сражения 1415 года при Азенкуре по вполне понятным причинам отличается от интерпретации тех же самых событий французами. Подобным образом и точка зрения христиан на крестовые походы вовсе не обязательно разделяется мусульманами. У любой из историй существуют по крайней мере две стороны.

В 1763 году журналист Джон Уилкс обвинил правительство Георга III в умышленном искажении фактов, содержащихся в речи короля. По нынешним временам такие претензии представляют собой обычное явление, но тогда Уилкс был схвачен и брошен за решетку в лондонский Тауэр. Несмотря на существовавший в те дни запрет на свободу слова и изъявление политических убеждений, именно в этот период всеобщих ограничений появилось на свет огромное количество одобренных правительством «исторических документов».

В XX столетии с целью устранения накопившихся в последних изданиях ошибок и опечаток были подвергнуты перепроверке реестры титулованного дворянства. Многие неточности, однако, — большая часть которых так до сих пор и не исправлена, — по сути своей являлись не ошибками, а представляли собой намеренное искажение действительности. Целенаправленная политика Ганноверского дома привела к тому, например, что в Британии долгое время утверждалось, будто бы род Стюартов пресекся в изгнании. В британских трудах по истории на редкость единодушно заявляется о том, что Карл Эдуард Стюарт умер неженатым, не оставив после себя законнорожденных потомков мужского пола. И в этом они абсолютно не правы, ибо документы, находящиеся в архивах континентальной Европы, повествуют о совершенно иной истории.

Согласно укоренившемуся в Англии догматическому суждению, нынешним наследником королевского рода Стюартов является князь Франц Баварский. Как считают, чести наследования шотландской короны он удостоился в силу распоряжения на случай смерти, сделанного младшим братом Карла Эдуарда — кардиналом Генрихом, номинальным герцогом Йоркским. В данном завещании в качестве преемника Стюартов якобы назывался Карл Эммануил IV Сардинский, потомки по женской линии брата которого, Виктора Эммануила I, брачным союзом скрепили родство с баварской династией. Франц, наследовавший своему отцу, покойному князю Альбрехту Баварскому, таким образом, являлся в некоторой степени потомком короля Карла I по линии его дочери Генриетты. Все дело в том, однако, что в завещании Генриха Стюарта в качестве Преемника вышеозначенный Карл Эммануил вовсе не упомянут. Это чистой воды фантазия, перекочевавшая на страницы трудов по истории, являлась плодом злонамеренного искажения действительности политиками времен королей Георгов. Позднее этот целенаправленный обман общества был документально увековечен усилиями правительственных чиновников викторианской эпохи.

С тех пор как курфюрст Ганноверский взошел на британский престол под именем короля Георга I, в политике возобладал принцип практической целесообразности. В соответствии с требованиями момента, авторитет одних семейств безосновательно возвеличивался, в то время как сведения о других фамилиях усиленно скрывались и замалчивались. В целях оправдания воцарения на британском престоле немецкого рода особо яростным нападкам подвергся королевский дом Стюартов. В исторических трудах даже сегодня продолжают цитировать вздор, сочиненный в ту эпоху и позднее с целью дискредитации шотландской династии и родственных ей семейств. Благодаря тиражируемым измышлениям, в общественном сознании глубоко укоренились ложные представления об этом роде. Существовать им суждено до тех пор, пока историки будут копировать свои труды друг у друга.

В 1772 году Карл Эдуард Стюарт женился на австрийской княгине Луизе Штальберг, но брак оказался несчастливым. Луиза, признанная врачами не способной к деторождению, после нескольких лет супружеской жизни покинула Карла, избрав местом пребывания поместье своего любовника, итальянского графа Витторио Алфиери. Супружеская неверность послужила поводом для развода, и в 1784 году было получено разрешение папы римского на расторжение брака. Данный развод повсеместно трактуется как завершение Карлом Эдуардом семейной жизни, хотя на самом деле это далеко не так.

В архивах Стюартов, находящихся в Риме и Брюсселе, хранятся документы, которые свидетельствуют о том, что в Риме в ноябре 1785 года Карл сочетался браком с графиней Маргаритой де Люссан. Маргарита Мария Тереза д'Одибер де Люссан приходилась кузиной принцу по линии его внучатого дяди — короля Карла II. До 1769 года графиня находилась под опекой своего двоюродного дяди Луи Жака д'Одибера, архиепископа Бордоского. Бабушка Маргариты по отцовской линии, маркиза Тереза д'Обинье, была дочерью принца Якова Стюарта Роанского. Принц Яков являлся внебрачным сыном (усыновленным в 1667 году) короля Карла II и герцогини Маргариты Роанской.

В ноябре 1786 года тридцатисемилетняя графиня произвела на свет сына — Эдуарда Якова Стюарта, получившего известность под именем графа Стюарта. И хотя в Европе эта новость ни для кого не являлась тайной, Вестминстером распространение слухов о рождении Карла Эдуарда, законного сына и наследника, было пресечено в самом зародыше. С тех пор ученые-историки Великобритании упорно замалчивали этот факт, будто бы самого наследника и впрямь не существовало. В тот самый месяц дочь принца Шарлотта Олбани (рожденная в браке с Клементиной Уокиншоу) встретилась в Риме с братом короля Георга III, герцогом Вильямом Глостерским. Обеспокоенная прочностью своего статуса «законнорожденного» отпрыска Карла Эдуарда, она известила герцога о рождении царственного наследника и просила совета. Брат монарха уверил Шарлотту в относительной надежности ее статуса, однако больше всего его в этой связи тревожила судьба письма, посланного ее отцу королем Георгом III. В нем высказывалось предположение о том, что Карл Эдуард мог бы возвратиться из изгнания при условии, что будет жить на родине под именем графа Олбани. В свое время Карл отклонил приглашение, но дело теперь осложнялось тем, что новорожденный сын, став в будущем вторым графом, вполне мог бы пересмотреть решение отца и поступить наоборот.

После смерти Карла Эдуарда ловкая подмена завещания позволила скрыть от британской публики информацию как о самом браке, так и о рождении наследника. Умышленное сокрытие истины продолжалось на протяжении всей эпохи правления Ганноверской и Саксен-Кобург-Готской династии, и только в 70-х годах нынешнего столетия на поверхность всплыли подлинные факты этой истории.

В завещании, составленном Карлом в 1784 году, в качестве королевского наследника он упомянул своего брата — кардинала Генриха, номинального герцога Йоркского. В соответствии с его распоряжением, Шарлотта Олбани становилась единственной владелицей фамильной собственности. Все это достаточно хорошо изложено в опубликованных биографиях, опустивших, правда, одну существенную деталь. Данное распоряжение не являлось окончательным и было отменено другим, составленным незадолго до кончины Карла. Парламент Георга не только скрыл сам факт существования последнего завещания, но также и причину, по которой оно появилось на свет. Для того чтобы упрочить положение короля Георга III, его политики сочли целесообразным навсегда покончить с проблемой популярности Стюартов на Британских островах, объявив о прекращении их рода. В особенности такой шаг представлялся уместным после того, как якобиты приняли активное участие в Войне за независимость (1775—1783) английских колоний в Северной Америке. Эмиграция в Америку огромного числа шотландских беженцев явилась результатом жестокого подавления национального восстания и массовых преследований, развернутых Вестминстером после сражения у Куллоденских болот. Скотты, не сумев отвоевать независимость на родине, продолжили свое дело по ту сторону Атлантики, помогая своим американским друзьям сохранить свободу от посягательств Ганноверского дома.

В конце января 1788 года в покоях своего римского особняка Мутти-Палаццо в возрасте шестидесяти лет скончался номинальный правитель шотландцев Карл III, любовно называемый в народе «милый принц Чарли». Незадолго до своей кончины он составил свое последнее завещание, засвидетельствованное 13 января 1788 года его душеприказчиками — доминиканцем отцом О'Келли и аббатом Консалви. Согласно завещанию, в качестве сонаследников собственности упоминались дети Карла: Эдуард Яков и Шарлотта; королевское достоинство должен был унаследовать по достижении шестнадцатилетнего возраста его сын Эдуард, а обязанности временного регента на этот период возлагались на кардинала Генриха.

Сразу же после смерти Карла Эдуарда его честолюбивый брат, не теряя даром времени, провозгласил себя номинальным правителем шотландцев — королем Генрихом I. Для обоснования своих претензий вероломный братец представил не последнее завещание от 1788 года, а распоряжение на случай смерти, составленное ранее, в 1784 году. Это распоряжение, в связи с тем, что кардинал, по всем признакам, не собирался обзаводиться потомством, значительно больше устраивало британское правительство. В тайные происки были втянуты как О'Келли, так и Консалви, которым за их участие в подлоге было обещано быстрое повышение в духовном звании. И действительно, в скором времени первого назначили прокуратором доминиканцев, а второго возвели в сан кардинала. Шарлотта Олбани получила дом в городке Фраскати, а особняк Мутти-Палаццо остался за Маргаритой д'Одибер и принцем Эдуардом. В заговор был втянут также и прокуратор бенедиктинцев в Риме, аббат Яков Уотерс.

Провозглашая себя номинальным монархом, Генрих стремился аннулировать пункт в завещании своего брата, непосредственно касавшийся регентства. В январе 1789 года, однако, он составил свое собственное завещание, в котором отрекался на будущее от своих эгоистических помыслов. Из содержания данного документа явствовало, что всю свою собственность и наследственный статус Генрих завещал принцу Эдуарду или, как это звучало в подлиннике, «моему племяннику графу Стюартону». В качестве поверенных лиц и душеприказчиков при сем присутствовали кардиналы Эрколе Консалви и Анджело Чезарини, что удостоверялось ими обоими в своих мемуарах.

Случилось так, однако, что в ходе событий, связанных с Французской буржуазной революцией и последующим завоеванием Наполеоном Папского государства, Генрих основательно подорвал свое здоровье. В 1799 году ему было предложено стать пенсионером британской короны с ежегодной выплатой денежного вспоможения в размере 5 тысяч фунтов стерлингов (порядка 250 тысяч фунтов по современному номиналу). Взамен от кардинала требовалось лишь одно — переписать заново свое завещание. На совместной встрече принца Эдуарда, графини Маргариты и папы римского было достигнуто соглашение о приемлемой перефразировке, и в 1802 году было составлено новое распоряжение с внесенными в него коррективами. Право наследования в переделанном документе по-прежнему оставлялось за принцем Эдуардом, и менялась лишь формулировка заключительной фразы. Выражение «моему племяннику графу Стюартону» в новом завещании заменялось словами «в пользу того государя, которому оно [наследство] переходит в силу де-юре кровного родства».

После смерти Генриха Стюарта в 1807 году король Георг и британский парламент пришли к выводу о еще меньшей приемлемости последнего завещания по сравнению со всеми остальными. Поэтому, игнорируя документ 1802 года, решено было обратиться к завещанию, датированному 1789 годом. Как следствие такого решения, в прессе появилось сообщение о том, что Генрих завещал королевское наследство своему «родственнику графу Стюартону». Надо сказать, что в Англии никому даже в голову не пришло справиться о том, кем же мог быть этот самый «родственник граф Стюартон».

Успешно преодолев первое препятствие, министры Ганноверского дома затем представили исправленное завещание кардинала от 1802 года. Вследствие крайней расплывчатости формулировки («в пользу того государя, которому оно переходит в силу кровного родства») распоряжение Генриха было ловко истолковано в пользу Карла Эммануила IV, бывшего короля Сардинии. Отрекшийся незадолго до этого от престола и принятый в орден иезуитов, он представлялся весьма удобной кандидатурой, ибо наследие Стюартов в этом случае переходило к не имевшему потомства монаху. Карл Эммануил, будучи осведомлен о том, что Стюарты пребывают в добром здравии, направил британскому парламенту послание, в котором благоразумно отказался от предложенного титула. Необходимо сказать, что уверенность его в этом зиждилась не на пустом месте. Еще в бытность Карла Эммануила королем Сардинии, Маргарита и ее сын Эдуард, начиная с 1797 года, проживали в его римской резиденции. Вестминстер, тем не менее, совершенно игнорируя письмо бывшего монарха, полностью скрыл от британцев существование представителей шотландского рода. Историки теперь пишут о «побочной родственной ветви», потомки которой обосновались ныне в Баварии. В действительности же всеми признанный королевский род Стюартов существует и поныне, принимая живое участие в делах европейского конституционного правления.

В 1809 году между сыновьями Георга III вспыхнул жаркий спор, получивший название «войны братьев», касавшийся преданности приверженцев обоих суверенов. Принц Эдуард, герцог Кентский (отец королевы Виктории), принадлежал к обществу франкмасонов, а его брат, принц Август, герцог Сассекский, являлся членом братства тамплиеров. Проблема Эдуарда заключалась в том, что коллеги его брата, тамплиеры, были сторонниками Стюартов. Поскольку его энергичные попытки склонить их на сторону правящей Ганноверской династии закончились неудачей, принц довольствовался созданием внутри существовавшей масонской организации филиала, именовавшегося тамплиерским. Данное направление франкмасонства курировалось герцогом Кентским и придерживалось так называемого «йоркского ритуала». Тамплиеры духовно-рыцарского ордена соблюдали «шотландский ритуал» и находились под покровительством принца Якова Эдуарда Стюарта, второго графа Олбани.

Находясь в изгнании, Стюарты принимали самое деятельное участие в становлении и развитии масонского движения во Франции и Италии. Представители этого рода были неутомимыми пропагандистами и распространителями «шотландского ритуала», характеризовавшегося более высокими степенями масонства и более древними тайными обрядами по сравнению с другими направлениями этого религиозно-этического течения. Выдающееся положение среди деятелей этого движения занимал граф Сен-Жермен — кузен и духовный наставник Карла Эдуарда. Участие самих Стюартов в этих обществах, зиждившееся на строгом соблюдении установленных прав и привилегий, было продиктовано искренним желанием познакомить членов братства с подлинной культурой античности и происхождением древних искусств. В Британии масонские ложи стали удобным местом для организации тайных заговоров против правительства вигов и немецкой династии. Сплоченные по всей стране общностью интересов ложи тори и общества якобитов превратились в главную мишень секретной службы вигов, чьи высокопоставленные агенты умело проникали в эти духовные братства. В более позднее время английское франкмасонство обходилось уже без политических интриг, сосредоточиваясь больше на аллегорической символике, а также заповедях братской любви, веры и милосердия.

В 1817 году некий доктор по имени Роберт Уотсон приобрел в Риме документы, касавшиеся династии Стюартов. Заплатив за них 23 фунта стерлингов (около 610 фунтов по современному номиналу), он начал готовить материалы к публикации. Однако еще до того, как Уотсон попытался предпринять какие-то шаги в этом направлении, бумаги были конфискованы полицией Папского государства и, дабы их содержание не стало достоянием гласности, переадресованы в Лондон. Некоторое время спустя, в качестве возмещения за утраченную собственность доктор получил от Вестминстера денежную компенсацию. Не удовлетворившись этим, Уотсон попытался было оспорить свои права на бумаги в судебном порядке, однако в 1838 году был найден мертвым. По официальной версии, он якобы покончил жизнь самоубийством. А документы так до сих пор и не всплыли на поверхность.

Лишившись всех своих приобретений, аббат Уотерс, как и кардинал Генрих, стал пенсионером короля Георга. Аббат, являясь душеприказчиком Шарлотты Олбани, был также хранителем множества других семейных документов Стюартов. Его попечительская деятельность впоследствии обернулась фиксированным годовым доходом, выплачиваемым из казны Ганноверского дома. В 1805 году Уотерса обязали передать бумаги британскому правительству. Часть из них попала в архив Виндзорского замка, где они и хранятся до сих пор. Что касается остальных документов, то их местонахождение удобно считать неизвестным.

Посредством такого рода «ценных документальных приобретений» имя Эдуарда Якова было полностью стерто со страниц британских исторических анналов. Этого, однако, не случилось в континентальной Европе, где множество тщательно составленных бумаг, касающихся личности принца, хранится у поверенных в дела семейства Стюартов. В Старом Свете его имя фигурирует в трудах виконта Рене Шатобриана, аббата Плачидо, княгини Каролины Мюрат и других авторов. Несмотря на то, что британские власти игнорировали существование Стюартов, потомки принца Эдуарда Якова, графа Стюартона и второго графа Олбани на протяжении двух столетий принимали активное участие в социально-политической жизни континента. Стремясь воплотить в жизнь идеалы служения народу и веротерпимости, они часто выступали в качестве консультантов правительств по конституционным и дипломатическим делам, а также проявляли живой интерес к проблемам торговли, здравоохранения и образования.

В 1888 году внук принца Эдуарда Карл Бенедикт Яков Стюарт, четвертый граф Олбани, планировал посетить Великобританию, где он собирался присутствовать на крупной лондонской выставке, посвященной династии Стюартов. Устроителем выставки являлся Орден белой розы, а основные организационные функции взяли на себя граф Бертран Эшбернем и маркиз Мелвилл Рювеньи. Мероприятие, однако, было сорвано агентами Ганноверского дома, а сам Карл Бенедикт был найден мертвым (предположительно убитым) в Италии. В тот год экспозиция так и не была открыта вообще. Совершенно иного плана выставка состоялась в следующем году. Вместо того чтобы посвятить ее Стюартам, как планировалось ранее, она была устроена по случаю празднования двухсотлетней годовщины «Славной революции» вигов, которая лишила власти Якова VII и династию Стюартов! Устроительницей выставки являлась сама королева Виктория, и это событие было использовано как ширма для получения еще более ценных документов, касавшихся наследия Стюартов. Отстраненные от патронажа лорд Эшбернем и маркиз Рювеньи свою дальнейшую благотворительную деятельность связали с духовно-рыцарскими братствами: орденами Царства Сионского, защитников Гроба Господня и Сангреаля.

Несмотря на попытки королевы Виктории искоренить в народе добрую память о Стюартах, движение якобитов в конце XIX века испытало новый значительный подъем. Поэтому советники королевы, стремясь придать законный вид необоснованным претензиям своей государыни, начали выискивать возможности лишения рода Стюартов их исконно шотландских корней. В результате из пересоставленных викторианскими герольдмейстерами родословных реестров Стюартов исчезли тан Банко и вся шотландская ветвь короля Мак-Альпина. Лорд Лайен, один из пяти высших чиновников геральдической палаты, писал по этому поводу, что «укоренившееся мнение о том, что данное семейство ведет свой род от тана Банко, а через него и от древних королей скоттов, лишено каких-либо оснований». С этого времени на передний план была выдвинута бретонская линия Стюартов. Однако зачем кому-то потребовалось дискредитировать одну родственную ветвь ради возвеличивания другой — с точки зрения обычной логики совершенно необъяснимо. У каждого человека имеется по крайней мере две линии родства, и Стюарты в этом отношении не являлись исключением.

Члены королевского семейства Шотландии последующих поколений в ходе Второй мировой войны заняли видное место среди бойцов бельгийского движения Сопротивления. Большим другом Стюартов был премьер-министр Бельгии Юбер Перло, первым возвратившийся в 1892 году к изначальному написанию их фамилий. В том же году они перебрались в старинный замок Шато-дю-Мулен, расположенный в Арденнах, где и проживали вплоть до 1968 года. Замок был пожалован семейству еще в 1692 году французским королем Людовиком XIV, но в течение двухсот лет не использовался его владельцами. Еще совсем недавно, в 1982 году, город Брюссель чествовал Стюартов, оказав почетным гостям радушный прием. Спустя восемь лет, 14 декабря 1990 года, чиновниками государственного архива Бельгии был удостоверен подписями и скреплен печатью родословный реестр королевской династии Стюартов. В этом приведенном в соответствие с новейшими данными документе приводилась во всех подробностях полная родословная семейства от времен Роберта Брюса до наших дней.

В настоящее время существуют несколько родственных линий, ведущих свое происхождение от принца Эдуарда Якова, второго графа Олбани. К их числу принадлежат графы Дернлеи и герцоги Колдингемы. Самым выдающимся, однако, из признаваемых всеми потомков Карла Эдуарда Стюарта и его сына Эдуарда Якова по главной линии родства является нынешний седьмой граф Олбани — принц Михаил Яков Александр Стюарт, герцог Аквитанский, граф Блуа, глава Священного братства св. Колумбана, Великий магистр ордена рыцарей Храма и президент Европейского Совета монархов. В настоящее время принц Михаил готовит к печати свой литературный труд под названием «Забытая монархия», в котором детально излагается исправленная в политическом отношении история шотландского королевского рода.

Старший из ныне здравствующих потомков древней династии, постепенно удаляясь в своем исследовании вглубь веков, доходит, с одной стороны, до отца короля Артура принца Эдана, а с другой — до принца Септимании Насиена. Далее автор прослеживает восхождение ветви скоттов через короля силуров Луция к Брану Благословенному и Иосифу Аримафейскому, а также устанавливает происхождение провансальского рода Насиена по мужской линии Меровингов через «царей ловцов» от Иисуса Христа и Марии Магдалины. При обратной последовательности событий, излагаемых в генеалогическом исследовании, ветви сливаются воедино и уходят корнями родословного древа в царский род Иудеи. Основные ветви этого поистине уникального монаршего рода, порожденного царем Давидом, дали начало потомству Святого Грааля.

КОРОНА АМЕРИКИ

В густой сети катакомб языческой эпохи, располагающихся под римскими улицами, покоятся останки более 6 тысяч христиан, ставших жертвами религиозных гонений. По мрачной иронии судьбы в более поздние времена фанатизм инквизиции лишил жизни еще один миллион человек уже за то, что они предположительно не являлись христианами! Порожденный раннехристианской церковью антисемитизм стал в последующие столетия причиной преследования и гибели многих миллионов евреев. Начатая под предлогом наказания богоубийц организованная травля народа в конце 1930-х — начале 1940-х годов полностью вышла из-под контроля и приняла форму геноцида. Но, несмотря на весь этот кошмар, антисемитизм так до сих пор и не изжил себя. Более десяти миллионов жителей Советского Союза стали жертвами безжалостного сталинского диктата — деспотичного тоталитарного режима, отвергавшего религию в какой бы то ни было форме. Хотя такого рода ошеломляющие цифры выходят за пределы человеческого воображения, их не следует в своем представлении ограничивать временными рамками жестоких тираний прошлого. До сих пор во всем мире не прекратились религиозные междоусобицы и «этнические чистки» инквизиторского образца.

Теоретически целью построения коммунистического общества была реализация на практике утопических устремлений социологов. Мечты, однако, быстро развеялись по мере того, как набирала обороты гигантская машина государственных репрессий. С другой стороны, в равной степени несправедливой является и капиталистическая система, ставящая превыше всего финансовый баланс, а не заботу о человеке. В результате люди в беднейших странах обрекаются на голодную смерть, в то время как где-нибудь в другом месте могут храниться огромные горы продовольствия. Даже в Соединенных Штатах, где конституция провозглашает идеалами свободу и равенство, можно наблюдать, как постоянно увеличивается разрыв между классом имущих и низшими слоями общества. Богатые, огородившись мощной стеной, благоденствуют в своем мирке, тогда как система социального обеспечения на Западе обнаруживает полную несостоятельность.

На множестве исторических примеров можно убедиться, что абсолютная власть монархов или диктаторов ведет к социальному неравенству. В то же время и основанная на всеобщей выборности демократическая система правления далеко не всегда обеспечивает социальную справедливость. Даже сформированный в результате выборов парламент может блюсти лишь свои интересы и превратиться в инструмент деспотии в том мире, где те, кому доверено служить, считают себя вправе распоряжаться. Кроме того, в таких странах, как Великобритания с ее многопартийной системой, люди регулярно сталкиваются с фактом, когда у кормила власти находятся министры, представляющие интересы меньшинства. Кто в таком случае на этом собрании избранных представителей является поборником прав населения? Может быть, кто-то скажет — профсоюзы. Но не говоря уже об их явной склонности отстаивать свои собственные политические интересы, эти организации все еще находятся под контролем правительства. И хотя тред-юнионы могут иметь некоторое влияние за счет числа своих членов, полномочий, равных власти парламента, они не имеют. А что касается органов правосудия, то их задачей является защита правовой, а не нравственной справедливости.

Кто-то в Великобритании может высказать мысль, что защитником народа является королева. Однако в стране узаконена конституционная монархия, и это означает, что суверен может править только с согласия парламента. При отсутствии писаной конституции британские монархи, не обладая никакой реальной властью, совершенно бессильны бороться за личные права и свободы своих подданных. Нынешний наследник престола, искренне высказываясь по данному поводу, неоднократно пытался обойти эти ограничения, но лишь встретил обвинения со стороны истэблишмента. А пока банкиры и промышленные магнаты вершат судьбу нации, его, словно ребенка викторианской эпохи, должны «видеть, но не слышать».

Так часто приходится слышать от политиков цитаты из британской конституции, что может создаться впечатление, будто бы она действительно существует в документальном изложении. На самом деле основной закон представляет собой собрание старых парламентских обычаев и постановлений, связанных с некоторыми прецедентами, а также освещающих определенные аспекты законов. С тех пор как Англия в 1707 году «Соглашением об унии» аннулировала шотландскую «Арбротскую декларацию» от 1329 года, самой древней из ныне остающихся в силе писаных конституций является основной закон Соединенных Штатов Америки. Конституция США была принята в 1787 году, ратифицирована в 1787-м и введена в действие в 1789 году. В тот самый год началась Великая французская революция, уничтожившая остатки феодальных отношений и абсолютистский режим в стране, повлияв тем самым на политическую жизнь большей части Европы. За двести лет, прошедших со времени этой революции, Франция и другие европейские страны (за одним достойным внимания исключением в виде Великобритании) приняли свои писаные конституции, защищающие права и свободы личности. Но возникает вопрос: кто же является поборником конституционных прав и свобод народа?

Распространенной альтернативой монархии и диктатуры является республиканская форма правления. Республика Соединенных Штатов создавалась в первую очередь для того, чтобы защитить нарождающуюся нацию от деспотизма правящей Британией Ганноверской династии. Невзирая на это, ее граждане до сих пор склонны поддаваться чарующему влиянию притягательной концепции самодержавия. Каков бы ни был дух республиканцев, у них всегда сохраняется потребность в высшем символе. Выполнить эту объединяющую функцию не способны ни национальный флаг, ни даже президент, который в силу принадлежности к одной из партий руководствуется политическими мотивами. Республиканская форма правления по своему замыслу основывается на принципе равноправного общественного положения. Тем не менее, идеальное бесклассовое общество никогда не может существовать в той среде, где поощряется выставление напоказ своего превосходства над остальными по степени богатства и благосостояния.

Основными вдохновителями высоконравственных идей, легших в основу американской конституции, стали розенкрейцеры и франкмасоны. Среди них были такие выдающиеся личности, как Джордж Вашингтон, Бенджамин Франклин, Томас Джефферсон, Джон Адамс и Чарльз Томпсон. Последний из перечисленных кроме того являлся членом созданного Франклином Американского философского общества — концептуального двойника британской «Невидимой коллегии», был также и идейным творцом большой государственной печати Соединенных Штатов. Рельефный рисунок печати выполнен в соответствии с древними традициями алхимиков, унаследовавших аллегорическую символику египетского Братства целителей. Запечатленные на ней орел, пальмовая ветвь, стрелы и пентаграммы представляют собой магические символы противоположностей: добра и зла, мужского и женского начала, войны и мира, света и тьмы. В нижней части (так же как и на долларовых купюрах) изображена усеченная пирамида, свидетельствующая об утрате знаний древности, отвергаемых и загнанных в подполье официальной церковью. А над всем этим сияют лучи вечной надежды, исходящие от «всевидящего ока» — символа Великой французской революции.

Утверждая в своей стране республиканский строй, американцы никак не могли избавиться от довлеющей мысли об учреждении монархии — олицетворении не связанного с политикой патриотизма. Джорджу Вашингтону в действительности был предложен королевский титул. Однако первый американский президент отказался от этой чести, полагая, что не подходит для такой роли по происхождению, и обратил свой взор в сторону королевской династии Стюартов. В ноябре 1782 года в резиденцию находившегося в изгнании Карла III Стюарта — флорентийский дворец Сан-Клементо-Палаццо — прибыли четыре американца. Это были Голлоуэй из Мэриленда, двое братьев из Пенсильвании по фамилии Сильвестр и нью-йоркский адвокат Фиш. После сообщения о целях своего визита прибывшие были представлены Карлу Эдуарду его личным секретарем Джоном Стюартом. При встрече также присутствовали Чарльз Гарвей-Таунсхэнд (впоследствии посол Великобритании в Гааге) и будущая супруга принца — графиня Маргарита де Массийан. Документальная запись состоявшейся беседы, в ходе которой заокеанская проблема подверглась всестороннему обсуждению, хранится в архиве государственного сената США. О предложении Эдуарду Стюарту стать «королем американцев» можно прочесть у таких авторов, как Комптон Макензи и Чарльз Петри. В из литературных трудах упоминается, как тремя годами ранее принца с аналогичными целями посетили посланцы города Бостона.

После окончания Войны за независимость Джордж Вашингтон направил во Флоренцию своих собственных посланников. Для представителей Ганноверского дома было бы величайшей насмешкой судьбы уступить свои колонии в Северной Америке роду Стюартов. Но Карл отклонил предложение, руководствуясь множеством соображений, не последнее по значимости из которых заключалось в том, что он не имел в те времена законнорожденного наследника мужского пола. Принц понимал, что без правомочного преемника после его смерти Соединенные Штаты легко попадут под власть ганноверцев, и все усилия, отданные борьбе за независимость, окажутся напрасными.

ЗАПОВЕДЬ САНГРЕАЛЯ

С тех пор в мире произошло множество эпохальных событий: Великая французская революция, Октябрьская революция в России и две мировые войны. Масса радикальных изменений происходила также и в странах по мере того, как они переходили от одной формы правления к другой. Между тем конфликты на международном и внутригосударственном уровнях, точно так же как это было в эпоху средневековья, не затихают ни на секунду. Противоборство, связанное со столкновением торгово-промышленных и религиозных интересов, ведется под какими угодно знаменами ради оправдания одной-единственной, извечной цели — достижения экономического и территориального господства. Исчезла с карты Священная Римская империя, рухнули германские рейхи и распалась колониальная империя Британии.

Коммунизм, к которому склонялась Российская империя, дискредитировал себя и обратился в прах, а капитализм с трудом балансирует на грани приемлемости. С окончанием холодной войны в лице стран тихоокеанского региона Америка столкнулась с новой угрозой своему статусу сверхдержавы. Страны Европы между тем сплелись в такой тугой клубок, который изначально, судя по всему, задумывался как экономическое сообщество. Однако это межгосударственное объединение уже начинает испытывать те самые затруднения, обусловленные обычаями и национальными интересами субъектов, которые в свое время так мешали Священной Римской империи.

Находятся ли народы под властью военной диктатуры или избираемого парламента, управляются ли они самодержцами или демократами, а также называют ли те, кто находится у руля государства, себя монархистами, социалистами или республиканцами, — конечный результат всегда один и тот же: меньшинство вершит судьбы большинства. В случае диктаторского режима такой итог вполне закономерен, но этого не должно было бы происходить при демократическом государственном устройстве, основанном на принципе принимать решения большинством голосов. Подлинная демократия представляет собой такую форму правления, при которой избираемое народом правительство правит в интересах народа, игнорируя классовые различия и проявляя терпимость к мнению меньшинства. Идеи именно такого вида демократии и изложены в американской конституции, но… во всех без исключения странах всегда существует та многочисленная общественная группа, интересы которой не представлены находящейся у власти партией.

Поскольку президенты и премьер-министры не обладают политической свободой, а политические партии поочередно сменяют друг друга у кормила власти, то неизбежно утрачивается и политическая преемственность, в которой так заинтересованы народы. И хотя такое явление само по себе не обязательно заслуживает порицания, плохо то, что в такой обстановке вечной смены руководства не существует надежного общественного института, способного стать поборником гражданских прав и свобод. Великобритании, по крайней мере, удалось сохранить монархию; но это ограниченное в политическом отношении самовластие и как таковое не может выполнять функцию полноценного защитника интересов нации. В отличие от британцев, у американцев есть своя писаная конституция. Несмотря на это, в США нет такой силы, которая смогла бы заставить соблюдать ее принципы бесконечно меняющиеся правительства, преследующие свои собственные политические цели.

Есть ли какой-нибудь выход из этого ненормального положения? Существует ли решение данной проблемы — решение, которое не просто вселит надежду на лучшее будущее, но укрепит уверенность в завтрашнем дне? Да, разумеется, оно есть, но зависит от тех государственных служащих, которые осознают себя скорее представителями общества, нежели намереваются стать во главе его. Также и политическую администрацию, назначенного защитника конституционных прав, следовало бы наделить полномочиями пресекать любые возможные нарушения основного закона. Добиться данного результата можно было бы так, как это в свое время намечали сделать Джордж Вашингтон и отцы американской нации. Их первоначальный замысел заключался в том, что в стране наряду с демократическим парламентом должна была существовать и конституционная монархия. В этом случае суверен связывался бы обязательствами не перед собранием народных представителей или церковью, но перед народом и его конституцией. При таких условиях верховная власть полностью переходила бы в руки народа, а монарх, как подлинный страж государства, приносил бы присягу на верность нации. А это выгодно отличало бы Соединенные Штаты от Великобритании, где до сих пор народ принимает верноподданнические обязательства перед парламентом и монархией.

Так и не реализованный замысел отцов американской нации состоял в том, чтобы министры избирались народом на основе мажоритарной системы, но их деятельность при этом ограничивалась рамками конституции. Поскольку конституция принадлежит народу, то ее гарантом — как это понимал Джордж Вашингтон — следовало бы стать монарху, который связан обязательством не перед политиками или церковью, но перед суверенной нацией. Благодаря естественной системе наследования (когда люди с рождения готовятся к выполнению поставленной задачи), такие гаранты конституционных прав обеспечили бы неразрывную преемственность политики сменяющихся правительств. В этом отношении как монархи, так и министры являлись бы облеченными доверием общества служителями конституции. Идея высоконравственного правления, заложенная в самой сути «Кодекса Грааля», не выходит за пределы возможностей любого цивилизованного национального государства.

Один из ведущих британских политиков заявил недавно, что пользоваться популярностью не входит в его обязанности! Это не так, ибо популярный министр — человек, на которого можно положиться. Пользуясь заслуженным доверием электората, он способствует процессу демократизации. Ни один министр не способен правдиво изложить идею социального равенства, если априорно полагает, будто наделен какими-то качествами, возвышающими его над обществом. Классовая структура всегда навязывается сверху, а не снизу. Поэтому в интересах гармонии и единства тех, кто слишком возомнил о себе, необходимо сбросить с сооруженного ими пьедестала. Иисус Христос ни в коей мере не чувствовал себя униженным, когда омывал ноги апостолам. Наоборот, он, как истинный государь Грааля, вознесся над царством равенства и монаршего служения. Это и есть извечная заповедь Сангреаля, выраженная в учении о Граале предельно ясно. Чтобы зарубцевалась рана царя ловцов и вновь зацвела опустошенная земля, стоит только спросить: «Кому служит Грааль?»

 

ПРИЛОЖЕНИЕ I

Три стола Грааля

Предание гласит о том, что «Грааль покоился на трех столах: круглом, квадратном и прямоугольном. Все они имели один и тот Же периметр, а число три составляло два к одному». Такое туманное описание столов способствовало укоренению мысленного представления о Граале как о предмете подобном кубку или блюду. По этой причине данные предметы мебели уподоблялись столам короля Артура, замка Грааля и Тайной вечери. В действительности же указанное выше соотношение «два к одному» характеризует знаменитую золотую пропорцию и практически не имеет отношения к столам в утилитарном смысле.

Золотая пропорция, представляющая собой гармоническое деление отрезка, использовалась древнегреческим математиком Евклидом в I столетии до Р.Х. На самом же деле применение на практике этого метода началось задолго до Евклида и восходит ко времени Платона. Золотое сечение использовалось в античное время в пропорциях архитектурных сооружений, а в наши дни широко применяется в изобразительном искусстве, при конструировании и дизайне. Приблизительно это отношение равно 5/3, точнее 8/5, 13/8 и т.д.

В основу метода положено разделение линий на отрезки, пропорциональные квадратным корням, которое не требует линейных измерений и осуществляется лишь посредством циркуля. За основу берется квадрат со стороной, равной √1. Раствором циркуля, равным длине его диагонали, отсекаем на продолжении основания отрезок, соответствующий √2. Восстанавливаем из данной точки перпендикуляр, равный √1, и раствором циркуля, равным гипотенузе получившегося треугольника, отмечаем на основании отрезок, соответствующий √3. Продолжая построение далее, получим отрезок, равный √5, являющийся гипотенузой прямоугольного треугольника с соотношением сторон 2:1, представляющим собой вышеозначенную пропорцию Грааля.

Хотя сами отрезки несоизмеримы со стороной единичного квадрата, площади образованных ими квадратов выражаются рациональными числами. В свое время древнегреческие мыслители заключили, что арифметика не может служить основанием для геометрии. Геометрические величины, решили они, имеют более общую природу, чем числа и их отношения. По этой причине в основу всех расчетов была положена геометрия — соотношения длин заменялись соотношениями площадей. Всем известная теорема Пифагора понятна лишь применительно к площадям. Например, площадь квадрата со стороной √1 составляет ровно одну пятую площади квадрата, построенного на длинной стороне прямоугольника, равной √5. Таким образом, соотношение между подкоренными значениями длин сторон, показанных на рисунке прямоугольников, можно использовать для выражения площадей образуемых ими квадратов.

Диагональ прямоугольника с соотношением сторон 1:2 (т.н. сдвоенного квадрата, равная √5), непосредственно связана с золотой пропорцией, широко применявшейся при строительстве храмов и святилищ. Золотая пропорция показывает, что точка делит отрезок так, что большая часть относится к меньшей так же, как весь отрезок к большей части. Искомое отношение отрезков выражается числом Ф = (√5 + 1)/2 = 1,618034… Такое обозначение принято в честь древнегреческого скульптора Фидия, жившего в V веке до Р.Х. и руководившего постройкой храма Парфенон в Афинах. В пропорциях этого храма многократно присутствует число Ф.

Число Фидия обладает особыми математическими свойствами. В любой монотонно возрастающей геометрической прогрессии, где Ф является ее знаменателем, каждый последующий член равен сумме двух предыдущих. Это уникальное свойство позволяет путем несложных вычислений произвести всю последовательность.

Имея два первых члена ряда, можно с помощью циркуля и линейки легко достроить все остальное. Числовой вид данной последовательности придал итальянский математик XIII века Леонардо Фибоначчи. С тех пор эта последовательность, в которой каждый последующий член равен сумме двух предыдущих, получила название чисел Фибоначчи: 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34, 55, 89… Данный числовой ряд имеет не только значение для решения математических задач, — по его законам происходит развитие животного и растительного мира.

С числом Фидия (Ф) связана другая замечательная математическая константа — число Пифагора (я), выражающее отношение длины окружности к ее диаметру. Они связаны между собой соотношением: Ф2 = 10/12π. Отсюда, зная периметры квадратного и прямоугольного столов, можно легко рассчитать размеры круглого стола.

Своей формой Круглый Стол Грааля обязан окружности — древнейшему символу совершенства. Знаменитое изображение «человека Витрувия» представляет собой человеческую фигуру, символизирующую пятиконечную звезду, вписанную в окружность. Пользуясь циркулем и линейкой, на ней можно построить множество других геометрических фигур, размеры которых тесно взаимосвязаны. С древнейших времен дольмены, кромлехи и «ведьмины круги» считались «круглыми столами» вселенского единства.

В аллегорическом плане круглый стол олицетворяет интуицию, квадратный — символизирует интеллект, а прямоугольный — является воплощением мистицизма. Вовсе не случайно рыцари-тамплиеры возводили свои храмы на круглом основании.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ II

Музыка Грааля

Наиболее впечатляющее и внушающее благоговейный трепет воздействие геометрических принципов Грааля можно ощутить в готической архитектуре. Основное, что бросается в глаза при наблюдении готических построек, это стрельчатые своды, впервые появившиеся после возвращения тамплиеров из крестового похода в Святую Землю. Храмовники, а также руководимые св. Бернардом цистерцианцы сыграли исключительно важную роль во внедрении, разработке и совершенствовании готических конструкций. Что касалось расположения храмов на местности, то они намеренно выбирали так называемые «священные места» — участки, где в пределах верхней части земной коры теллурические токи достигали максимальных значений. В мегалитические времена для усиления подземных потоков в таких местах возводились искусственные каменные пещеры — дольмены или кромлехи, подобные тем, что можно видеть в Стоунхендже. Будучи естественными накопителями и усилителями звука, они способствовали теллурическому резонансу.

В готической архитектуре стрельчатые своды выполняют функции динамических вибраторов звука. В отличие от конструкций других архитектурных стилей, их космические силы, направленные вертикально вверх, заставляют теллурические потоки вздыматься и проходить сквозь находящихся в храме людей. Энергию звуковых волн в пределах стрельчатых сводов можно регулировать точно так же, как это делается в органе за счет различной длины и толщины аэрофонических труб. Резонансная способность каждого отдельного свода может меняться в широких пределах, поэтому готические строения зачастую «настраивают» подобно музыкальным инструментам. Крестовые своды, использованные вместе с висячими контрфорсами в потолочных конструкциях, позволяют осуществить еще более тонкую «настройку», устремляя энергетический поток на еще большую высоту. Все это способствует приведению молящихся в еще более возвышенное состояние. В этой рассчитанной в акустическом отношении среде некоторые музыкальные звуки способны резко усилить исходящие из земных недр теллурические потоки. В свое время с этой целью были сочинены григорианские песнопения, создававшие в храме торжественную атмосферу душевной приподнятости.

Учитывая, что геометрия Грааля является неотъемлемой частью готических конструкций, интересно отметить, что переходный коэффициент от Ф2 к π, равный 12/10, соответствует музыкальному интервалу — большой терции. Музыка, по существу, представляет собой геометрию звука. Она связана с теми же самыми гармоническими зависимостями, которые наблюдаются в архитектурных пропорциях. В музыке, точно так же как и в геометрии, существуют свои численные соотношения. Их можно представить в виде прямоугольного треугольника, горизонтальный катет которого соответствует приме, а гипотенуза — октаве. Проведенные из общей точки другие гипотенузы, соответствующие в данном масштабе промежуточным музыкальным интервалам, разобьют вертикальный катет на отрезки, пропорциональные частоте звучания нот. Полученная музыкальная шкала может быть использована при конструировании по высоте интерьера здания, что придаст ему определенное гармоническое «звучание». Данная идея была высказана в свое время Пифагором, заявившим, что все в мире подчинено закону чисел и те соотношения, которые приятны уху, должны радовать сердце и глаз. Музыкальные пропорции, как пример гармонии всего сущего, использовались и другим великим греком — Платоном.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ III

Символика Грааля в картах «великой тайны» Таро

В четырнадцатой главе данной книги указывалось на значение карт Таро в свете идейной символики Грааля, а также давалось подробное толкование эмблем некоторых карт «великой тайны». В контексте концептуальной значимости для Грааля имеет смысл кратко рассмотреть вкупе всю колоду.

№ VIII. ПРАВОСУДИЕ. Этот облеченный в женскую форму символ хорошо известен не только применительно к картам Таро. Небесная целомудренная дева сжимает в одной руке обоюдоострый меч, а в другой — держит весы. Изображение в действительности скорее имеет отношение к дискриминации, нежели справедливости, ибо гармония и равновесие природы сочетаются с судейским произволом. Изначально карта символизировала незавидное положение церкви Грааля по отношению к безжалостной мощи католической инквизиции. В эзотерических кругах она носила название «карты Магдалины».

№ II. ВЕРХОВНАЯ ЖРИЦА (ПАПЕССА). Она является высшей формой выражения женской первоосновы всего сущего; связана с тем положением, которого, подобно Елене-Саломии в гностицизме, могут достичь женщины. Отождествляемая с Исидой данная карта часто изымалась из обращения.

№ III. ИМПЕРАТРИЦА. Ее изображают, как правило, беременной и олицетворяет богиню любви Венеру. Данная карта, рассматривающаяся официальной церковью как воплощение ереси, также подлежала реквизиции.

№ XI. СИЛА. На данной карте, символизирующей женскую добродетель, обычно изображается женщина, присматривающая за львом или подпирающая треснувшую колонну. На некоторых картах помещаются оба варианта рисунка. Первый представляет геральдического льва колена Иудина, а второй — столб Воаза в храме Соломона. И в том и в другом случае женщина олицетворяет собой верховную представительницу и опору царского рода. «И будет непоколебим дом твой и царство твое навеки» (2-я книга Царств 7:16). В части колод наиболее раннего по времени изготовления данная карта снабжалась символикой Грааля, а женщина отождествлялась с Марией Магдалиной. Рисунок символизировал непрерывающийся род Давидов, как об этом сказано в Псалтыри (88:5).

№ XXI. МИР. В этой карте еще раз ясно проявляется дух Марии Магдалины, стоящей или танцующей внутри овального венка. Иногда обнаженная, а иногда в одежде, женщина держит в руке скипетр или какой-либо другой символ верховной власти. На одних картах она запечатляется возвышающейся над окружающим ландшафтом, на других — в обществе живых существ: людей, оленей, львов и орлов. Будучи старшим тромпом (козырем), она в конечном счете определяет успех в разгадке тайн и преодолении опасностей остальных карт колоды. Концептуально она схожа с рисунком парящей длинноволосой Магдалины на «Часослове Сфорца».

№ XVII. ЗВЕЗДА. Изображение нагой женщины-звезды уходит корнями в культ Марии Цыганки. Увенчанная звездным венцом Мудрости, она изливает из двух сосудов воды Жизни и Истины в струящийся поток, — подчеркивая этим значение женщины как первоисточника продолжения рода и мудрости. Картина символизирует изотерический «поток знаний», загнанный «под землю».

№ XIV. БЛАГОРАЗУМИЕ (СДЕРЖАННОСТЬ). Персонаж, олицетворяющий одно из женских достоинств, часто изображается крылатым. Это небесный алхимик, переливающий ртуть из одного сосуда в другой. Иногда поток жидкого металла растекается в двух противоположных направлениях, символизируя, таким путем, единство противоположностей. В некоторых случаях крылатое существо изливает воду на льва (колено Давидово) и огонь на орла (Рим), питая древо жизни одной церкви и подавляя свирепость другой. Карта отображает противостояние церкви Грааля католицизму.

№ VI. ВЛЮБЛЕННЫЕ (ДВЕ СТЕЗИ). Карта соединяет в себе женское и мужское начала. На ней изображается пара или несколько пар влюбленных, заключающих друг друга в объятия. Это могут быть Адам и Ева, а также и другие известные исторические и литературные персонажи. На рисунке, как правило, присутствует Купидон. Иногда мужчина помещается между двумя женщинами, одна из которых старше другой. Это его мать и невеста. Основная идея рисунка совершенно очевидна, а его варианты подразумевают два вида любви — плотскую и духовную, — которые связываются со стезями порока и добродетели. В символике Грааля карта отождествляется с жизненным партнерством и продолжением рода. В эзотерическом смысле она носит название «виноградной лозы».

№ XIX. СОЛНЦЕ. Солнце сияет в вышине над каменной стеной или рядом подсолнухов. На переднем плане помещены две обнаженные детские фигурки, заключающие друг друга в объятия либо резвящиеся на траве. В другом варианте рисунка может изображаться ребенок, играющий с ласковым домашним животным. Общий смысл всего этого — счастье и свобода. На некоторых картах первых выпусков запечатлялась спящая красавица, державшая в руках веретено, о которое она уколола свой палец. Она спала до тех пор, пока прибывший принц не снял поцелуем колдовские чары. Эта карта символизирует освобождение.

№ 0. ДЖОКЕР (ШУТ). Пусть даже он и глуп, но джокер всегда выигрывает. Подтверждение тому можно найти в Первом послании к Коринфянам: «Господь знает умствования мудрецов, что они суетны. Итак, никто не хвались человеками… Мы безумны Христа ради…» Литературное воплощение джокера — образ Персеваля, бесхитростного простака, добивающегося успеха там, где искушение и опытные люди терпят фиаско.

№ I. ЧАРОДЕЙ (ФОКУСНИК). Здесь изображен иллюзионист и математик, демонстрирующий на глазах у публики свои чудеса. Зачастую весь его реквизит связан с алхимическими опытами. Он отождествляется с Гермесом Трисмегистом, чьи искусность и проницательность способна разрушить любые коварные замыслы.

№ V. ПЕРВОСВЯЩЕННИК (ПАПА РИМСКИЙ). Персонаж, символизирующий господство мужчин в римской церкви, графически уподобляется зодиакальному знаку Овна.

№ IV. ИМПЕРАТОР. Еще одна карта мужского рода, символизирующая верховенство Рима. Изображается в виде зодиакального знака Тельца.

№ IX. ОТШЕЛЬНИК (МУДРЕЦ). На карте запечатлен человек, стремящийся к постижению истины. В руках у него, как правило, фонарь, а также печать Соломона. Это призывающий к Первому крестовому походу Петр Пустынник, воплотившийся в литературный образ отшельника Тревризента. Сей анахорет, посвящая Персеваля в тайны Грааля, посоветовал рыцарю смирить гордыню и проявить покорность.

№ XII. ПОВЕШЕННЫЙ. На карте символически изображаются страдания тяжело раненного царя ловцов, о котором также рассказывал Тревризент. Испытывая физические муки, он, подвешенный за одну ногу, висит вниз головой. Несмотря на свое незавидное положение, бедняга продолжает сжимать в каждой руке по увесистому мешку. Так аллегорически запечатляется церковь Грааля, продолжающая, невзирая на гонения, стремиться к своей цели.

№ VII. КОЛЕСНИЦА (СФИНКСЫ). Запряженная парой лошадей или сфинксом, она скорее напоминает драпированный тканями сундук, нежели повозку. На месте возничего, как правило, изображается одинокая фигура рыцаря или царственной особы. Колесница украшена разного рода геральдическими эмблемами, не последнее место среди которых занимают гербовые лилии Меровингов. Карта символизирует победу над превратностями судьбы.

№ XV. ДЬЯВОЛ. На данной карте мужского рода запечатлен ужасный демон или великан-людоед. В отличие от ЧАРОДЕЯ, все его уловки и хитрости направлены на причинение зла. Он являет собой зловещий символ чудовищного политического режима.

№ XIII. СМЕРТЬ. На карте мужского рода обычно изображается скелет (иногда в одежде или закованный в латы), сидящий верхом на лошади. В руках персонаж держит косу или дубину. В знаменитой колоде с названием «Карл VI» под копытом лошади всадника-скелета гибнут папа и его кардиналы. Карта знаменует крушение репрессивного теократического истэблишмента.

№ X. КОЛЕСО ФОРТУНЫ. Карта среднего рода, название которой говорит само за себя. Колесо, определяющее удачу или невезение, во времена господства римской и испанской инквизиций раскручивалось не в пользу эзотерической церкви. В 1307 году тамплиеры были отлучены от церкви, поскольку обладали большей, нежели папа римский, эзотерической силой.

№ XVI. БАШНЯ (ДОМ БОЖИЙ). Хотя данная карта и не обладает выраженными родовыми признаками, она, тем не менее, связана с образом Марии Магдалины («Магдала» — «башня стада»). Рисунок идентичен изображению шахматной фигуры ладьи (туры). Пораженная ударом молнии или подвергнутая воздействию иной таинственной силы, она аллегорически изображает то незавидное положение эзотерической церкви, до которого ее довел безжалостный римский истэблишмент.

№ XX. СУД (СУДНЫЙ ДЕНЬ). На рисунке изображен трубящий в трубу архангел, который парит над толпой обнаженных людей, восставших из своих могил. Но это не День Страшного Суда, упомянутый в Апокалипсисе, а «день пробуждения». Человечество побеждает тьму ортодоксии и являет себя в свете истины.

№ XVIII. ЛУНА (ПЕРЕЛОМ). На рисунке этой карты полумесяц приобретает неоправданно зловещий облик. Такое изображение луны навеяно готическими романами, где это ночное светило ассоциируется с темной стороной оккультизма. Но все это появилось в более позднее время, а изначально луна традиционно отождествлялась с великой богиней Праматерью. На некоторых картах вместе с луной, висящей над водяной гладью озера или пруда, изображаются воющие собаки, скорпион или рак. Однако в колодах начала XIV века можно наблюдать совершенно иную сцену: два геометра, вооруженные измерителями и циркулями, переносят лунные пропорции на разостланные перед ними архитектурные чертежи. Все действо символизирует принцип Гермеса Трисмегиста «что вверху, то и внизу», — то есть природа земного бытия отражает в миниатюре положение вещей в масштабе всего Мироздания. Благодаря использованию данного принципа священной геометрии было возведено множество величественных монументов — от Стоунхенджа до готических храмов. Именно в соответствии с этим принципом воздвигались в Северной Франции соборы, посвященные Богоматери, размещение в плане которых является точной копией взаимного расположения звезд в созвездии Девы.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ IV

Америка до открытий Колумба

В главе восемнадцатой уже упоминалось о том, что Христофор Колумб пользовался покровительством Леонардо да Винчи, чьи связи с таким выдающимся семейством, как Медичи, обеспечили мощную финансовую поддержку предприятия. Однако в биографиях родственников самого великого мореплавателя содержался целый ряд фактов, о которых обычно умалчивают книги по истории той эпохи. Разумеется, он более всего известен в качестве первооткрывателя Америки. Тем не менее, Колумб не был первым, кто совершил трансатлантическое путешествие.

Христофор Колумб (сын шерстобита Доменико Коломбо и Сусанны Фонтанаросса) родился в Генуе в конце октября 1451 года. Находясь на капитанской службе в Португалии, он познакомился с Филипой Муньиш де Перестрелло, происходившей из знатного лиссабонского рода. В 1478 году они поженились. Вскоре на крошечном островке Порту-Санту, близ Мадейры, где он с супругой оказался по долгу службы, родился их сын Диего. Именно в Португалии у Колумба созрел его великий замысел — достичь Индии западным путем. Свой проект он представил португальскому королю Жоану II, который передал его на рассмотрение экспертной комиссии. Замысел Колумба был отвергнут знатоками, очевидно, по причине практической неосуществимости. Свою роль в отказе также сыграли и непомерные претензии генуэзца, запросившего в случае удачи намного больше, чем получали в подобных случаях португальские капитаны, а также нежелание короля дробить силы в преддверии решающего рывка к Индии вокруг Африки. Для проверки гипотезы Колумба король Жоан II снарядил небольшую экспедицию под командованием капитана Фермана Дульмо, который должен был обследовать западную часть Атлантики.

В 1485 году Колумб покинул Португалию, чтобы попытать счастья в соседней Испании. Он направился в Кордову, где находился тогда вечно кочующий двор царственных супругов — королевы Кастилии Изабеллы и короля Арагона Фердинанда. Колумб надеялся заинтересовать монархов своим замыслом, но вновь потерпел неудачу. Атлантическая экспедиция португальцев еще не была закончена, и соправители Испании вполне резонно пожелали дождаться ее результатов. В 1492 году Дульмо, возвратившись из плаванья, доложил, что в означенном секторе Атлантики им не было обнаружено никаких новых земель. Колумбу удалось заручиться поддержкой влиятельных лиц при испанском дворе и, сдвинув дело с мертвой точки, уговорить королевскую чету принять свой проект. В августе 1492 года, получив в свое распоряжение три небольших судна — «Нинью», «Пинту» и «Санта-Марию», он покинул Палос и взял курс на запад.

Восемь месяцев спустя Колумб возвратился в Барселону, однако трюмы его кораблей не были забиты шелком и пряностями Востока. Адмирала сопровождали шесть краснокожих туземцев в масках, чьи головы были украшены перьями. За ними несли сорок попугаев и других диковинных птиц, а также шкуры невиданных животных, экзотические растения, жемчуг и золото. Колумб открыл за морем удивительный Новый Свет, который папа Александр Борджиа провозгласил собственностью испанской короны. Название Америка, которое получили вновь открытые земли, появилось лишь пятнадцать лет спустя. Оно произошло от имени флорентийского мореплавателя Америго Веспуччи, обследовавшего в конце XV — начале XVI веков южную часть континента.

По возвращении Колумб поведал о вновь открытых землях. Он рассказал о том, как высадился на небольшом острове Гуанахани (Сан-Сальвадор из Багамского архипелага), а также о своем посещении острова Эспаньола (ныне Гаити) и Кубы. Королевская чета осыпала мореплавателя милостями и пожаловала ему герб, на котором замок Кастилии и Лев Леона соседствовали с изображением открытых им островов, а также якорей — символом адмиральского титула. В своем втором плавании (1493—1496) к Новому Свету адмирал побывал на Малых Антильских островах, высадился на Ямайке и острове Гваделупа. Самой драматичной для адмирала стала третья экспедиция. После открытия Тринидада и высадки на южноамериканский материк Колумб с 1498 года в течение двух лет безвыездно жил на Эспаньоле, где тщетно пытался заставить повиноваться мятежных колонистов. Присланный из Испании судья-ревизор, получив по прибытии множество доносов на адмирала, арестовал Колумба и отправил в Испанию в оковах, словно закоренелого преступника. В своем последнем путешествии (1502—1504), пытаясь достичь Индии западным путем, он обследовал восточное побережье Центральной Америки, дойдя вдоль перешейка до самого Дарьенского залива. Несмотря на пережитые мгновения славы, два года спустя Колумб умер в Вальядолиде нищий и всеми покинутый. Похоронили его в Севилье, но затем во исполнение воли великого мореплавателя его останки были перезахоронены на Эспаньоле. В 1795 году остров стал французской колонией, и прах Колумба оказался на Кубе, а в 1877 году — опять в Севилье, где и покоится до сих пор.

Описанная выше увлекательная история морских путешествий известна достаточно хорошо. Куда менее известен тот факт, что открытие Нового Света было отнюдь не случайным. Отправляясь в плавание, Колумб имел в своем распоряжении все необходимые штурманские карты, вычерченные с необычайной для того времени точностью. Они были составлены во время предыдущих трансатлантических путешествий, и за их точность перед испанским двором поручился Джон Драммонд, чей дед побывал в Америке в 1398 году. Он находился в родстве с эрлами Драммондами из Перта, и в летописях указывается, что в 1492 году этот человек служил при дворе Фердинанда и Изабеллы. Колумб и Драммонд жили в одно и то же время на Мадейре. В 1419 году на острове поселились отец Драммонда и тесть Христофора Колумба — Бартоломео Перестрелло.

Дед Джона Драммонда, сэр Джон Стобхолл, являлся юстициарием Шотландии. Сестра сэра Джона, Анабелла, была замужем за королем скоттов Робертом III Стюартом. Сам сэр Джон был женат на Элизабет Синклер, чей племянник Вильям стал основателем рослинской часовни. Отец Элизабет, барон Рослинский и эрл Оркни, Генри Синклер еще за сотню лет до Христофора Колумба пересек Атлантику, но даже у него были предшественники.

Норманны, предки Генри Синклера, начали освоение атлантических просторов еще в X веке. В исландских сагах подробно излагается история о том, как Лейф Эрикссон на своем драккаре (ладье) пересек океан и добрался в 999 году до берегов неведомой доселе страны, названной им Винландом. Мореходы с Оркнейских островов действительно еще при жизни Генри плавали на своих судах к западным землям. В их сообщениях утверждалось, что жители этой далекой страны, которую они именовали Эстотией (полуостров Новая Шотландия в современной Канаде), сеют пшеницу, а также вывозят в Гренландию меха и серу.

Оркнейские моряки, кроме того, рассказывали об огромной стране, располагавшейся далеко на юге континента, называвшейся Дрогио. Туземцы той страны ходили нагишом под палящими лучами солнца, но отличались благовоспитанностью. Земли их были богаты золотом, а в многочисленных городах высились величественные храмы, посвященные местным богам. Все эти рассказы получили документальное подтверждение после того, как путешественники прошли по лабиринту Антильского архипелага, обогнули Флориду и прибыли в Мехико — столицу государства ацтеков. Несмотря на это, продолжает бытовать мнение, будто до прибытия на американский континент в 1519 году испанского конквистадора Эрнана Кортеса никто эти земли не исследовал.

С 1391 года обязанности командующего флотилией Синклеров начал исполнять Антонио Зено, капитан из Венеции. Он принадлежал к одному из древнейших венецианских семейств, из которого, начиная с VIII столетия, вышло множество выдающихся адмиралов и дипломатов. Перед тем как отправиться с Зено в заокеанское путешествие, Генри Синклер заключил договор со своей дочерью Элизабет и ее мужем сэром Джоном Драммондом. Документ, скрепленный печатью в Рослине 13 мая 1396 года, наделял сэра Джона и Элизабет правом востребования принадлежавших Генри в Норвегии земель в случае, если его сыновья не вернутся из морского похода.

В мае 1398 года корабли Синклера отправились в плавание к берегам Америки. В состав флотилии входило двенадцать боевых кораблей, экипаж которых насчитывал порядка сотни человек. Для некоторых моряков это путешествие на запад было уже не первым. Их первой остановкой на американском материке стал полуостров Новая Шотландия, где путешественники высадились на берег у мыса Кейп-Бломидон в заливе Фанди. Даже в наши дни у индейцев племени микмак бытует предание о путешествии на огромных кораблях великого бога Гулскапа, научившего туземцев ориентироваться по звездам и ловить рыбу с помощью сетей. По возвращении в родную Венецию Антонио Зено написал о том, что видел в этих краях потоки горной смолы, стекавшей в море, а также гору, у подножия которой курился исторгаемый из земных недр дым. В Новой Шотландии и в самом деле находятся богатые залежи каменного угля, пласты которого, перемежающиеся со слоями гудрона, можно наблюдать в береговых обнажениях, протянувшихся до города Асфальта. Неподалеку у подножья гряды острова Кейп-Смоуки, близко к поверхности залегает толща тлеющих битуминозных отложений. В 1849 году вблизи Луисбурга на Кейп-Бретоне было найдено примитивное артиллерийское орудие. Пушки такого типа отливались в Венеции во времена Зено и в эпоху Колумба считались безнадежно устаревшими.

От Новой Шотландии Синклер продолжил свое плавание на юг, к землям Дрогио. Свидетельства его пребывания в этих краях можно найти в штате Массачусетс и на острове Род-Айленд. В Уэстфорде (Массачусетс) скончался один из участников экспедиции, место захоронения которого сохранилось до сих пор. В выступе скалы выбито двухметровое рельефное изображение рыцаря XIV столетия, в стальном шлеме, кольчуге и закутанного в плащ. В руках его находится меч XIII столетия и щит с геральдическими символами, характерными для шотландского рыцарства того периода. Лезвие меча, переломленное у эфеса, указывает на обычай того времени хоронить рыцаря вместе со сломанным оружием. Точно так, в соответствии с преданиями Грааля, был погребен вместе со своим мечом и Персеваль.

В Ньюпорте, штат Род-Айленд, находится хорошо сохранившаяся башня эпохи средневековья. По своей конструкции — в плане правильный восьмиугольник и арочные стены — она идентична храмам, построенным рыцарями-тамплиерами. Остатки строения аналогичной формы ясно просматриваются в руинах Орфирской часовни XII столетия в Оркни. Ньюпортская башня представляет собой типичный образчик шотландской архитектуры, и ее основные конструктивные особенности были воспроизведены при строительстве часовни в Корсторфайне, месте погребения дочери Генри Синклера. Официальной датой основания штата Род-Айленд принято считать 1636 год, и образование его было отнюдь не случайным событием. В лондонском Государственном архиве хранится текст, датированный четырьмя годами ранее, в котором упоминается «круглая башня из камня» в Ньюпорте. Предполагается, что башня использовалась в качестве казармы солдатами сэра Эдмунда Плаудена, основавшего первое поселение в этом районе.

Через пятьдесят с лишним лет после завершения экспедиции Синклера родился Христофор Колумб, оставивший запись на первой странице в книге Великих Географических открытий. В Португалии будущий адмирал был посвящен в рыцари ордена Христа, основанный изгнанными из Франции тамплиерами. Членами этого духовно-рыцарского братства были также и великие современники знаменитого мореплавателя: Васко да Гама, Бартоломео Диас и Фернан Магеллан. Колумб также состоял членом ордена Полумесяца (иначе называвшегося орденом Корабля), основанного Рене Анжуйским. Рыцари этого братства, проявлявшие особый интерес к вопросам морского судоходства, были преданы церковью анафеме за свое упорствование в утверждении, что Земля имеет шарообразную форму!

Благодаря Джону Драммонду и другим, Колумбу было точно известно, что земля, к которой он направлялся, не является Азией. У тамплиеров, в обществе которых вращался генуэзец, уже имелись карты заокеанского «Нового Света». В частности, он получил в свое распоряжение вышедший в 1492 году (в год своего первого плавания) глобус, составленный нюрнбергским картографом Мартином Бехаймом. Партнером последнего в делах, связанных с морским судоходством, был некий Жоан Альфонсо Эскорсио, более известный под именем Джона Драммонда.