Вместе с ударною волною хиросимской атомной бомбы стремительно расширялся престиж науки средь американцев. Вчерашние школьники больше повалили в науку. Военные дотации на научные разработки фантастически выросли. Никогда доселе научная печать не была так эмансипирована от обычной. Научная фантастика затеснила детективы.

Среди последствий забавнее всего преумножение научной эксцентрики. Пытающейся въехать в рай на чужом горбу. Учёным, естественно, возиться с оною недосуг. Они заняты вещами поважнее. Но малоинформированные массы, жаждущие сенсаций и панацей, на поддержку не скупятся.

В 1951 году десятки тысяч умалишённых ударились в «дианетические радения», погружаясь дальше во «временные траки», начинающиеся с эмбриональных воспоминаний. Куда более разумные невротики, высмеивая дианетику, засели в «оргонные кабинки», заряжаясь «оргаистической энергией». А сколько домохозяек, ожидая дожить до ста лет, замолоду питается пророщенной пшеницей, мелассой и йогуртом?

Не только здоровье сулит антинаука. Отпотолочная герменевтика Библии, казалось, уже похороненная с Брайаном, ожила. Не ради библейского ли чуда Великовский укрощает кометы с планетами? Целые полвека физики, геологи соединяли свои силы, чтобы строить инструменты подземной разведки. Разве не дебилы? Разве не проще равняться на Робертса-лозохода?

Стоило летающей тарелке заявить о себе в 1947 году, как огромные массы людей поверили в инопланетное нашествие. Поклонники Фрэнка Скалли населили тарелки венерианцами, почти похожими на нас. А недавно выяснилось, якобы тарелки — с Марса!

Поколение тому газеты превозносили лжеоткрытия. По воскресениям American Weekly Херста рисовали мрачные картины научного безумия. Ежедневники распускали сплетни про гигантские морские змеи; живую лягушку с полости краеугольного камня древней постройки; человека, ловящего радиопередачи зубной пломбой. Но за два десятилетия журналисты выработали научно-популярный этический кодекс. Телеграфные агентства завели дипломированных экспертов, ежедневники — учёных редакторов. Американская медассоциация начала кампанию противу газетного пиара медицины ложной или непроверенной. Нынче мозги читателей загажены меньше.

Во многом этику научной популяризации разработали крупные редакции. Но спустя полстолетия внезапно предали. Доныне лучший фантастический журнал Astounding Science Fiction оказался первым апостолом «дианетичской революции» в психиатрии. Тиражей ради “True” стала стращать инопланетянами. Первые дифирамбы Великовскому появились в “Harper's”, “Collier's” и “Reader's Digest”. “The Saturday Evening Post” и “Look” повинны в лечении людей мелассовым алкоголем Хаузера, когда книгу Хаузера “Look Younger, Live Longer” арестовал Управсаннадзор, осудило правительство.

Многие ведущие редакции показали себя не лучше. Мутная Хаббардова «Дианетика», конечно, не могла заинтересовать издательства крупные, зато не более разумное «Столкновение миров» уважаемые печатни выпустили. Робертсово пособие для гадания на воду, байки Скалли, даже менее правдподобные Херда печатаны лидерами книгоиздательства.

Редакторы держат отмазку наготове. Мы свободная страна. Если народу хочется лженауки, разве не вправе, разве не должны спрос удовлетворять?

Конечно, никакому любителю свободной мысли не хочется редакцию силовать. Но речь о том ли? Речь о десятилетиями разрабатываемой этике, добровольной. Конечно, редактору право заявлять, якобы Великовский — новый Коперник. Но бойкотировать издательство люди науки тоже вправе. Вопрос отнюдь не правовой, даже не политический. Это вопрос ответственности личной.

Возможно, мы делаем из мухи слона. Разве не приятно почитать о пчёлах с Марса? Учёных на мякине провести нельзя — что страшного, коль обыватели раскошелятся на безобидную чушь? Но проблема в том, что научные подделки небезобидны. Тысячи людей нуждаются в помощи психиатра, но время тратится на знахарей. Ужасна статистика самоубийств у жертв антинаучной терапии. Какому редактору придёт в голову публиковать онкологические рецепты, медицинским обществом отрицаемые? Но разве «Дианетика» чем-то лучше?

Можно возразить: опусы на внемедицинскую тему, вроде тарелочной, отнюдь не смертельны. Но сколько людей впало в религиозное мракобесие, прочитавши Великовского? Поверив, якобы наука библейские чудеса доказала? По Менкену, где в Америке ни выкинь яйцо с окна вагонного, почти достоверно попадёшь по фундаменталисту. Это сказано четверть века тому, многое поменялось, однако побеждено религиозное мракобесие не полностью. Нельзя забывать о тысячах южных учителей, опасающихся преподавать эволюционистику. Просвещённое протестантство, просвещённое католичество приняло смертельный удар от Ауслерова признания великовщины.

Летающие тарелки? Много слышал я читателей тарелочной литературы, поносящих родину за сокрытие «правды». Правительственное шиканье не свидетельство ли, что в уме народа разуверилось?

Куда страшнее запутывание доверчивых. Чем оно сильнее, тем удобнее политической партии воспользоваться. Умей немцы различить истинную да притворную науку, разве повелись бы на расологию гитлеровцев?

Как ни крути, но лучшее средство против антинауки — просвещение, научение различать исследователя респектабельного да самоучки-самообманщика. Это несложно. Хотя чёткая грань иногда непроводима. Но серость отнюдь не свидетельство, что чёрное равно белому.

Вообще континуума два. Первый — степень обоснованности. На минимуме теории скорей всего ложные. Вроде запоминания зародышем однодневного возраста сказанного женщине, беременной им. Где-то посредине континуума передовые рабочие, но дискуссионные по недостаточности данных гипотезы вроде расширения вселенной. На другом экстремуме континуума теории скорее всего правдивые. Например, округлость земли, родственность человека всякому зверю. Измерить обоснованность учения проблематично, методы вероятностной оценки не разработаны. Но не беда. Сосредоточимся в основном на теориях, явно ложных.

Второй континуум — авторская компетентность. Крайности возможны также тут. Начиная сомнительностью человека, чьи теории сравнимы с бредом, и кончая респектабельностью в той или другой области, в тот или другой период его судьбы. Самозваных учёных отрицаем автоматически. Не по косности, невротизму, но по критерию формальному. Просто призывающий отказаться от аргументации доступной, не предоставляющий оснований для разбора по-серьёзному коллегами не признаётся.

По разумности-эрудированности чудак чудаку рознь. Некоторые — тупые невежды, порою полуграмотные вроде пишущего учёному соседу. Некоторые способны настрочить и памфлетишко с огромными заголовками, портретом автора. Но бывают изворотливые грамотеи, в вопросе часто разбирающиеся. Подделываются под науку мастерски. Однако несмотря на такое разнообразие, лжеучёных и кое-что роднит.

Первая, притом и главная черта — лжеучёные почти целиком изолированы от коллег. Не географически, просто плодотворного сообщения со специалистами не поддерживает. В эпоху Возрождения, когда наука была разорганизована, не было специзданий, учёных обществ, а переписка была затруднена, ненаучность ещё не мерилась изолированностью. Мешала притом общественность: Галилей изолирован из-за стараний церкви, боящейся противоречий коперниканства патристике. Даже в просвещённое XIX столетие религиозноверующие разорвали связи Дарвина с авторитетами тогдашней науки.

Нынче того нет. Арена науки церкви не подчиняется. Верующие по-прежнему рвут и мечут, однако ни биология, ни психология не страдают. Научным изданиям и съездам, исследовательскому сообщению ничто не мешает. Высоки степени сотрудничества при тестировании новой теории не дают обвинять учёное сообщество в ортодоксии, несвободе. Когда прогресс обусловливается свободным обменом информацией, учёному быть изолированным едва ли возможно.

Но лжеучёный утверждает: изолируется не по своей воле. Предвзятая научная мафия сговорилась против его новых идей. Ложь! Научные редакции безумными статьями завалены. Легче всего прославится ниспровергающий общепринятое. Как Эйнштейн. Но даже критикуем он интеллигентно. Никто не клеймил антиучёным. Ибо годами блестяще публиковался, зарекомендовавшись компетентным. За поразительно короткое время таки признан. Теория относительности вошла в историю как одна с удивительнейших научных революций. Совершившихся втихую.

Было бы глупо спорить, что предвзятость учёных иногда сказывается. Лжеучёные показывают и примеры. Психологи, борящиеся противу месмеризма, противились изучению гипноза. Медицина злобно противилась микробиологии Пастера, рекомендации Земмельвейса стерилизовать акушерские руки.

Видать, упрямее всего наука себя проявила в опровержении метеоритики. Учёные XVIII столетия, воюя противу средневекового суеверия, выплеснули ребёнка вместе с водой. Настаивали, что метеориты возникли подземно либо перенесены ветром, очевидцы же лгут. Даже Французская академия наук осмеяла веру в метеоритную небесность. Хотя работы на тему были. Даже каменные дожди на Ль'Эглё (26 апреля 1803 года) не убедили, что камни падают именно с неба.

Примеры можно продолжить, а можно дополнить образцами вклада лжеучёных. Вроде закона сохранения энергии Роберта Майера — немецкого физика-психопата. Порою дилетанты способны попасть в яблочко, вроде марсоведа (смотри ниже) Джонатана Свифта либо предсказателя (письмо 1781 года) этиологии дизентерии Самуила Джонсона.

Нужно равнять современных эксцентриков и предшественников их очень осторожно. Та же медицина только в последние пятьдесят лет освоила научный метод. До того медики платили дань и суеверию, позднее признанных учёных игнорировали. То же касается прочих областей знания. Но нынешний уровень отличается. Современные научные работники стремятся к истинной новизне. В поиске средства против опухоли медицина где только не заглянула, какой только дичи не предположила. За неимением лучшего журналы печатают и сомнительное в надежде договориться до истины. Годы назад у студента Принстона спросили мнение по поводу семинара — «Прекрасно! Оказывается, физика на прошлой неделе была неверной».

Конечно, предвзятость — учёные тоже люди, с возрастом укореняются в устоявшемся — бывает иррациональной. Нельзя винить учёного, подсознательно боящегося, что всю жизнь исследовал напрасно. Даже великий Галилей отказался признать кеплерщину после предъявления сильных аргументов. К счастью всегда «шустрая молодёжь готова быть зажжённой» (Нобель), возглавляя научную революцию.

Притом если наука неточная, в ней уместен и догматизм. Модифицировать эйнштейнистику принято не более, чем её было признать. Наверняка читателю встретится сторонник одного психоаналитического толка, злобно воюющий против оспаривания положений его сторонниками другого.

Какая-то степень догматизма в науке даже необходима. Чтобы новатору пришлось насобирать аргументацию достаточную. Без этого наука погрузится в хаос. Вавилонское столпотворение новомодных идей. Учёному вместо выслушивания всего, взбредшего кому-то в голову, лучше заняться делами поважнее. Если предложили теорию, будто луна состоит из сыра, глупо профессиональным астрономам обсерваторию покинуть, идти сочинять аргументированное ниспровержение. «Возражать Великовскому надо только физическим учебником — учёным унижаться до полемики не стоит» (Lafleur L. J., “Cranks and Scientists” // Scientific Monthly, 1951, ноябрь).

Возвращаясь к теме, современный лжеучёный каналов объявления, проверки новых идей полностью сторонится. Он одиночка. Свои находки не популяризует уважаемыми журналами. Порою чудаку не по силе научную статью даже симитировать. Следовательно, научные журналы-сообщества-работники не хотят оценить. Порой даже не знают о существовании. До поры, когда прославится в обход учёным издательствам или кто с людей науки не захочет позабавиться. Приходится чудакам одиноко. Выступать единственно в обществах, им и созданных; издаваться по журналам, им редактируемым. Донедавна можно было печатать книги частным образом.

Второй особенностью лжеучёного, связанной с первою, тенденция к паранойяльности. «Характеризующейся хроническими, систематизированными, медленно развиваемыми заблуждениями без галлюцинаций, мало склонным усугубиться либо, наоборот, ослабнуть». Этиологию паранойи психиатры жарко оспаривают. Но мы не будем. Только лишь отметим усиленную веру лжеучёного в его гениальность. Оспаривание взглядов его видится святотатством. Признанные авторитеты — злейшими врагами.

Часто самозваный учёный рационализирует его религиозные верования, тогда паранойяльности меньше. Это тоже сильный побудитель. Чтобы понять величайшего дарвиноборца Прайса, нужно знать о приверженности Церкви адвентистов седьмого дня. Но даже при мотивации религиозной паранойяльность всегда присуща. Без которой нет энергичности, смелости бороться противу всех. Разумеется, неискреннее чудачество (шуточное либо мошенническое) непаранойяльно. Но последнее почти не затронем.

Истинный лжеучёный проявляется такими способами.

1. Себя считая гением.

2. Коллеги все безграмотные, глупые. Вся наука шагает не в ногу, но герой наш единственно прав. Не редкость оскорбления, диффамация коллег, обвинения в глупости, неискренности, предвзятости. Если псевдоучёного проигнорировали, то сильней убеждается в его правоте. Если нет, убеждается, что в науке все негодяи. Вот образец:

«Мне правда драгоценна. Лучше с ней одиноким, а не со всеми против. Сколько насмешек, оскорблений претерпел я за неё. Кажусь одиночкой, чудаком, эксцентриком. Однако правда есть правда, во что бы ни веровало всё человечество. От истины не отрекусь».

Эти слова с брошюры (1931) Карла Сильвестра де Форда Фэрфильдского, доказывающего, что земля плоская. Рано либо поздно, все лжеучёные высказываются так же.

3. Лжеучёный рисуется мучеником. Признанные научные сообщества выступить не дают. Журналы рукописи не принимают или посылают на съедение критиканам. Это заговор. Лжеучёному в голову не придёт искать причину в себе. Виновата слепая предвзятость истэблишмента науки, боящегося быть опровергнуту. Чернят и нападают они на гения. Нового Бруно, Галилея, Пастера, прочего мученика науки. Когда лжеучёный даже специальности лишён, обвинения сыпятся в адрес учёной ложи, противодействующей всему, что вне. Выслушивающей только прошедших инициацию. Хотя мало ли сделано открытий аматорами?

4. Сильна злоба на признанное. В эпоху популярности Ньютона лжеучёные Ньютона бранили на все корки. Теперь Эйнштейн — олицетворение науки, поэтому лжеучёные ниспровергают Эйнштейна во имя Ньютона. Лженаука — негатив общепринятого. Математики забросили трисекцию угла — лжеучёный это делает. Физики махнули рукою на вечный двигатель — антиучёные такой построили. Много кто подменяет всемирное тяготение всемирным отталкиванием. Микробы не болезнетворны — болезни микроботворны. Очки не помогают, а только делают ещё хуже. Тенденция переворачивать знание с ног на голову прекрасно видна по теории Тида вывернуть вселенную наизнанку.

5. Часто лжеучёный использует изощрённую терминологию. Порой изобретает. Шизофреники часто высказываются «неологизмами», понятными только лишь им. Такова тенденция лжеучёных.

Когда чудак имеет IQ низкий, как у Воливы, последователей мало. Но когда чудак умный, ему под силу создать учение сложное. Защищать его богатой эрудицией, утончёнными наблюдениями, даже признанной наукой. Риторика способна творить чудеса. Все детали теории гармоничны, точно пазл. Аргументация тут не помощник: любое возражение лжеучёный уже предвидел. Ответы заготовил. Обывателю порою сложно спорить и с плоскоземельщиком. Замечательно Бернард Шоу пишет о диспуте с оным, округлоземельщиков переспорившим:

«Мало какой безбожник испытал аналогичные нападки верующих. Но все возражения слышал уже сотни раз и разметал их, словно кегли. Вопросы в тупик его не поставили, после чего всякое подобие спокойной осмысленной дискуссии прекратилось» (“Everybody's Political What's What?”).

Ниже мы познакомимся с корифеями современной лженауки, наиболее нашей. Несколько рассмотрим английской эксцентрики, меньше — прочей европейской, но почти всегда — англоязычной. Мало что перведено на английский, поэтому трудно судить об оригинале. К тому же мало затрагивают обстановку читателя США.

При немногих исключениях обширный оккультизм опустим. Астрология, к примеру, по-прежнему признаваема миллионами. Но настолько сторонится наукоподобия, что здесь обсуждать её не стоит. Вера, что депрессии вызываются солнечными пятнами, — последний пережиток убеждённости во влиянии звдёзд на дела земные. Такая вера всё же тяготеет к экономике, но не к естествознанию. Чудачества в обществоведении — область изолированная.

Мы же сперва займёмся чудачествами в астрономии — наименее связанной с делами людей. Позднее лжефизика со лжегеологией. Выйдя в область антибиологии, погрузимся в изучение прошлого человечества. Четыре главы посвящаю лжемедицине, после чего лжесексология, лжепсихиатрия, лжехарактерология. Напоследок я дам оценку серьёзной работе доктора Райна, после чего пси-феномены рассмотрю легкомысленее.

Не верится, то столько сил утрачено на несусветные теории. Только поражайся — порою даже пугайся — крайностям учёных иллюзий, обману мещан. Заблуждаются нередко люди выдающиеся. Но проинформированные не достаточно, чтобы преодолеть учительские сети. Нередко невротичные, направившие своё бунтарство против общеизвестного. Но куда поразительнее сходство при всём их разнообразии.

Как опытный врач угадывает болезнь уже за время, пока пацент усядется; как опытный полицейский отличает уголовника по лишь ему заметным особенностям его поведения, так и мы, надеюсь, выявим антиучёного с первого взгляда.

Общаться с ним обязательно. Не прекратится нынешняя тенденция, то лжеучёные расплодятся. Забросают удивительными книгами, вдохновят умелыми лекциями, завлекут в их секты. Мы, как общество, должны быть вооружены.