Я уже мертв. Вопрос только в том, как я умру.

Я вижу то, что увидел Гектор, когда пролез насквозь. Люк совершенно исчез среди зарослей терновника и крапивы. Я умудрился разодрать шорты и расцарапать ноги, пробираясь через всю эту перепутанную природу.

Я стряхиваю с себя землю, как могу, а остаток втираю в тело. Я весь в грязи, ноги окровавлены. Я лезу наверх, где раньше был луг. Теперь раненая земля ведет там битву с колеями от колес грузовиков. Вдалеке виднеется тот безобразный дворец, уставился на меня своими стеклами.

Я знаю, куда идти. Карта лунного человека выжжена у меня в голове. Сортиры, впрочем, дальше, чем я представлял. Так светло, что можно почти поверить, будто на улице яркий полдень, хотя на самом деле надвигается ночь.

Забавно: когда придумываешь, все кажется так просто. Я все рассчитал. Я проберусь внутрь, отыщу Гектора, швырну камень, а потом мы вместе сбежим. Но гребаная реальность всегда вмешивается в планы. Я иду к сортирам, которые оказываются неподалеку от уродского здания. Можно закрыть глаза, и не ошибешься – так разит говном. Включается прожектор, как ищущий глаз в вышине. Спокойно, Стандиш. Спокойно.

– Стой! – кричит охранник. Луч прожектора прикалывает меня к земле.

Звук бегущих ног. Два Навозника хватают меня и тащат. Передо мной человек, лица которого я не могу разглядеть – слишком яркий за ним свет.

«Это только начало, – думаю я, – и только бы прямо тут не настал конец. Только бы не кожаный». Я зажмуриваюсь.

– Отверните свет, – приказывает человек.

Теперь он обведен по контуру желтым. Я выдыхаю. Это офицер, но не кожаный.

– Какого тебе тут надо, мля? – орет он.

Отвечаю, собрав весь свой родной:

– Посрать вышел, сэр.

– Прямо здесь?

– Не в сортире же. Там от вони даже крысы дохнут.

Ожидаю немедленной пощечины. Вместо этого он говорит:

– Хорошо посрал? Видать, неплохо, по твоим ногам судя. – Он смеется. – Не нравятся, значит, удобства?

На это лучше не отвечать. Он выглядит неуравновешенным – не офицер, а граната.

– Дневная смена?

Я киваю.

Офицер отводит меня к сараю. Там на стуле сидит огромных размеров женщина. За ней – кусок мешковины, скрывающий то, что внутри. Женщина встает. Стул встает вместе с ней. Он прилип к ее заду и торчит под углом.

На ней белый халат и шапочка, но речь вряд ли идет о милосердии.

Офицер радостно принимается орать на толстуху. Можно даже не трудиться переводить – общий смысл и так ясен. Зато у меня появляется время заглянуть наконец в открытые двери дворца.

За ними Луна врезалась в седьмой сектор.