Когда проезжали мимо Печской крепости, уже совсем смеркалось.
На ночлег там не остановились - священнику хотелось к утру быть дома.
Большой Мечек им пришлось объехать стороной.
Перед полуночью выглянула луна, и наши путники поехали быстрей по глинистой проселочной дороге.
Герге скакал уже все время впереди и, когда подъезжали к какому-нибудь ненадежному, шаткому мосту, предупреждал об этом священника.
В полночь у дороги перед ними забелел одинокий домик, похожий на корчму.
- Загляни-ка туда, сынок, - попросил священник, - узнай, корчма это или что другое. Мы тут коней покормим.
Герге въехал во двор и немного погодя вернулся.
- Дом пустой, - доложил он, - даже двери не заперты.
- Но коней-то можно покормить?
Навстречу им с тявканьем выбежала белая лохматая собачонка. Кроме нее, никто не показывался.
Священник соскочил с телеги и обошел весь дом.
- Здравствуйте! Есть кто-нибудь дома? - кричал он в двери и окна.
В доме было темно. Никто не отвечал. На пороге валялся разломанный шкафчик. Да, здесь, несомненно, побывали турки.
Священник покачал головой.
- Гергей, прежде всего мы с тобой обследуем колодец. У меня ведь до сих пор кожа огнем горит.
Он спустил ведро и достал воды. Потом принялся рыться у себя в телеге.
Чего там только не было! И одеяла, и подушки, и пшеница, и сундук, и резной стул, и бочка вина, и туго набитые мешки. В одном мешке оказалось что-то мягкое. Священник развязал его. В нем было то, чего он искал, - белье.
Он намочил платок водой из ведра, разделся по пояс и весь обложился примочками.
Герге тоже слез с коня, подвел его к колодцу и напоил.
Священник вытащил из-под сиденья охапку сена и бросил лошадям.
На телеге лежала и сума. Священник пощупал ее и обнаружил в ней хлеб.
- Сын мой, ты хочешь есть?
- Хочу, - ответил мальчик и смущенно улыбнулся.
Отец Габор вытащил саблю из ножен, но прежде чем разрезать хлеб, устремил глаза к небесам.
- Господи, да будет благословенно имя твое! - воскликнул он с горячей благодарностью. - Ты избавил нас от цепей неволи, ты дал нам днесь хлеб насущный…
Небо было чистое и звездное. Месяц, блестевший в вышине, заливал землю ярким сиянием, и при этом свете вполне можно было поужинать.
Путники сели на закраину колодезного сруба и принялись закусывать. Священник бросал иногда собаке кусочки хлеба, а Герге, разломив ломоть хлеба пополам, покормил своего коня.
Издали послышался вдруг тихий цокот копыт. Путники прислушались и перестали жевать.
- Верховой! - заметил священник.
- Один едет, - добавил Герге.
И оба снова принялись за свой ужин.
Цокот копыт слышался все яснее и на высохшей проселочной дороге превратился в громкий топот. Вскоре показался и всадник.
Он осадил коня у корчмы и въехал во двор. Видно было, что это венгр. Шапки на голове нет, зато волосы есть - стало быть, венгр.
Приезжий остановился, огляделся.
- Мюбарек олсун! - крикнул он хриплым голосом.
Он принял отца Габора за турка, увидев у него на голове белевшую мокрую тряпку.
- Я венгр, - ответил священник и встал.
Он узнал Морэ.
Герге тоже узнал его и затрепетал.
- Кто здесь? - спросил Морэ, сойдя со взмыленного коня. - Где хозяин?
- Здесь нет никого, кроме меня и этого мальчика, - ответил священник. - Дом заброшен.
- А мне нужен конь. Свежий конь!
Священник пожал плечами.
- Здесь-то вряд ли найдется.
- Я тороплюсь, денег у меня нет. Но мы христиане: дай своего коня.
И Морэ окинул взглядом обоих коней. Третий, Гергея, пасся в тени - низкорослый, с виду тщедушный конь. Морэ, не дожидаясь ответа, выпряг коренника из телеги.
- Стой! - сказал священник. - Да ты хоть скажи, почему торопишься?
- Добо разбил турок, освободил нас.
- А где он теперь?
- Мы оставили его на большаке.
Морэ не произнес больше ни слова. Вскочил на деревенскую лошадь и умчался.
- Ну, - проворчал священник, - быстро спроворил дело!
Сойдя с места, он почувствовал, как что-то выпало у него из кармана. Поднял оброненный предмет и с удивлением оглядел его. Потом, ощупав, вспомнил, что это талисман турка.
В синем шелковом мешочке было что-то твердое. Отец Габор разрезал саблей мешочек, и оттуда выпало кольцо.
Камень в кольце был необычайно крупный, четырехугольный и темный - либо гранат, либо обсидиан, при лунном свете не разберешь. Ясно был виден на нем только полумесяц из какого-то бледно-желтого камня, а вокруг него - пять крохотных алмазных звездочек.
На подкладке мешочка блестели вышитые серебром турецкие буквы.
Священник понимал по-турецки, но читать не умел.
Он положил все обратно в карман и взглянул на Герге, решив ехать дальше. Но мальчонка сладко спал на мешке с бельем.