Супруга Цецеи постелила Гергею в маленькой комнатке, выходившей окнами во двор. Юноше нужна была не столько постель, сколько возможность остаться наедине со своим горем.

Он не удивился тому, что королева полюбила его маленькую Эву, ибо считал, что во всем мире нет создания более достойного любви, чем она. Но то, что Цецеи так загордились, обидело его до глубины души. Вицушка попала теперь в королевский замок, где бывают только герцоги и прочая знать. Как же подступиться к ней какому-то ничтожному юноше, у которого нет ни герба, ни дома, ни даже паршивой собаки!

Он прилег на лавку, покрытую вытертой медвежьей шкурой, и склонил на руку мокрое от слез лицо.

У грусти есть хорошее свойство: она усыпляет и вдобавок еще тешит сладкими снами.

Гергей проспал на медвежьей шкуре добрых полдня и проснулся с улыбкой.

Он удивленно окинул взглядом комнату и висевший на стене образ кривоногого святого Имре, потом вдруг помрачнел, приподнялся на ложе и закрыл лицо руками. Вихрь черных мыслей закружился у него в голове и слил воедино события двух последних дней: большой турецкий стан, неволя, смерть отца Габора, спасение, Будайская крепость, разлука с «маленькой женой» и перемена, которая произошла с его приемными родителями. Все это вихрем кружилось у него в голове. Потом он вспомнил про своего коня - про старого серого конягу. Напоили, накормили ли его? Как поплетется он на этой кляче в Шомодьвар? Что ответит, если его спросят, где отец Габор? Кто будет их теперь учить? Наверно, Шебештьен Тиноди - добрый лютник с парализованной рукой.

Гергей встал, встряхнулся, словно желая освободиться от пут дурного сна. Пошел к приемным родителям.

- Матушка, - сказал он супруге Цецеи, - я приехал только для того, чтобы предупредить о турецкой опасности. Сейчас поеду обратно.

Жена Цецеи сидела у окна и обшивала золотыми нитками край воротничка из тонкого полотна. В те времена женщины носили воротнички, расшитые золотом. Вышивка предназначалась для ее дочери.

- Куда же ты торопишься? - удивилась хозяйка. - Ведь мы еще и не поговорили толком. Мужа нет дома. Может быть, он хочет побеседовать с тобой. А ты был у господина Балинта?

Гергей смущенно заморгал глазами.

- Нет. И не пойду к нему. Я удрал из дому, никому не сказавшись.

- Со священником нашим тоже не хочешь побеседовать?

- А где он живет?

- Здесь, с нами. Где ж ему еще жить! Да только его нет дома. Он хоронит.

- Они все так же бранятся меж собой?

- Пуще прежнего. Теперь наш поп - сторонник Фердинанда, а муж - короля Яноша.

- Прошу вашу милость передать ему от меня поклон.

Он намеренно не назвал ее матушкой.

Жена Цецеи перевернула свою вышивку и после минутного молчания ответила:

- Что ж, сынок, что ж, Гергей, тогда я не стану тебя удерживать, только покушай перед отъездом. Я оставила тебе обед, да будить не хотела.

Гергей опустил голову. Должно быть, размышлял, стоит ли ему принять угощение. Подумав, решил принять, чтобы не обидеть хозяев.

Жена Цецеи накрыла стол желтой кожаной скатертью, положила на тарелку холодное жаркое и поставила вино.

Вернулся и отец Балинт. Обычно он возвращался после своих милосердных трудов только вечером, а в этот день, устав от жары и работы, пришел раньше.

Вслед за ним приковылял и Цецеи.

Гергей поцеловал руку священнику. Тот усадил его за стол, и юноше пришлось отвечать на вопросы во время еды.

- Как ты вырос! - Отец Балинт смотрел на него и только диву давался. - Совсем мужчиной стал. А ведь словно только на время ушел от нас! - И он оглянулся. - А где Вица?

- Во дворце, - ответил Цецеи.

Священник взглядом требовал объяснения, поэтому Цецеи сказал, оправдываясь:

- Королева очень полюбила ее, не отпускает…

- С каких это пор?

- Несколько дней.

- Уж не за ребенком ли она там ходит? - спросил священник, фыркнув.

- За ребенком, - ответил Цецеи. - Только не подумай, что няней, нянь там достаточно. Вица просто там время проводит, вот и все.

- Твоя дочь ходит за сыном Сапояи? - воскликнул священник и вскочил, покраснев.

Цецеи беспокойно заковылял по комнате.

- А что ж тут такого? - проворчал он, обернувшись. - Ты ведь сам говорил: лучше уж пес, да венгр, чем ангел, да немец?

- Но твоя дочь баюкает сына Сапояи! - Отец Балинт свирепо заорал на Цецеи: - Да что ж у тебя, мозги раскисли на старости лет? Или ты забыл, что отец этого ребенка был палачом? Забыл, как вместе со мной лакомился мясом Дердя Дожи?

И он так хватил стулом об пол, что стул разлетелся вдребезги.

У Гергея кусок застрял в горле. Он бросился вон из комнаты, стремглав сбежал по лестнице, вывел своего коня и умчался, ни с кем не попрощавшись.