К четырем часам пополудни маленький король был одет. Во дворе ждал раззолоченный экипаж, который должен был отвезти его в Обудайскую долину, где расположился турецкий стан.
Но королева даже в последнюю минуту не хотела отпустить ребенка. Она схватилась руками за голову и заплакала.
- У вас нет детей! - сказала она со стоном. - И у тебя нет, монах Дердь, и у тебя, Подманицки. Нет детей и у Петровича. Вы не можете понять, каково матери отпустить свое дитя в логово тигра! Кто знает, вернется ли он оттуда? Балинт Терек! Не покидай меня! Ребенка я поручаю тебе. Ты сам отец и понимаешь трепет родительского сердца. Береги его, как родного сына.
Со словами «Не покидай меня!» королева, пренебрегая своим саном, упала на колени перед Балинтом Тереком и с мольбой простерла к нему руки.
Эта сцена потрясла всех.
- Ради бога, ваше величество! - воскликнул монах Дердь и, протянув руки, поднял королеву.
- Ваше величество, - сказал глубоко растроганный Балинт Терек, - я провожу ребенка! И клянусь: если хоть волосок упадет с его головы, моя сабля сегодня же обагрится кровью султана.
Султан расположился лагерем под Обудой. Его роскошный тройной шатер был раскинут на месте теперешнего Часарфюрде. Он только назывался шатром, а на самом деле это было нечто вроде дворца, сооруженного из дерева и тканей. Внутри шатер разделялся на залы и комнаты, снаружи сверкал золотом.
Часов в пять пополудни привычный звук трубы возвестил о выезде посольства из венгерского королевского дворца.
Впереди скакала сотня гусар; за ними двигались дружины вельмож и пажи в красных и белых одеждах - они везли подарки. Султану дарили драгоценности изменника родины Тамаша Борнемиссы, который вступил в сговор с немцами. Позади ехал отряд дворцовой стражи, разная придворная челядь и отборные ратники вельмож. Дальше следовали сами вельможи, и между ними на сером тяжелом коне - монах Дердь в белой сутане с капюшоном. Рядом с синим узорчатым одеянием Балинта Терека белая сутана монаха казалась величественной. Все остальные вельможи были в роскошных одеждах разных цветов, в плоских шляпах, желтых воинских башмаках и с широкими саблями на боку. В те времена вошли в моду кривые сабли, расширявшиеся к концу и словно обрубленные. Казалось, будто мастер по ошибке выковал саблю вдвое длинней, чем надо, а потом, когда его стали торопить, разрубил ее пополам. Так вот, в моде были такие сабли - с широким клинком и обрубленным концом, напоминавшим кончик линейки. На шапках венгры, так же как и турки, носили в те времена откинутое назад страусовое перо. Кто одно перо, а кто и три. Перья были такие длинные, что сзади почти доставали до седла. Вельможи окружали запряженный шестеркой коней позолоченный экипаж короля. В нем сидели две придворные дамы и няня. На коленях у няньки подпрыгивал наряженный в белый шелк румяный младенец-король.
Коней вели с двух сторон длинноволосые пажи в шелковых шапочках. За экипажем ехали дворцовые телохранители в серебряных шлемах, а за ними скакали длинной колонной офицеры, отличившиеся в обороне Буды.
- Мы еще выпьем, вот посмотрите! - раздался веселый голос.
- Выпьем-то выпьем, да только водички! - отвечал кто-то густым басом. - Разве ты не знаешь, что национальный напиток турок - вода?
Все засмеялись.
Гергей следовал за Балинтом Тереком на гнедой лошадке. Господин его был в дурном расположении духа; поэтому и Гергей сидел на коне с весьма серьезным видом и развеселился, только когда увидел старика Цецеи. И чудно же сидит старик на коне. Деревянная нога вытянута, а вторая - деревянная только до колена - согнута. Повод он держит в правой руке, сабля тоже привязана с правой стороны.
Гергею никогда еще не приходилось видеть Цецеи ни на коне, ни при оружии, и он рассмеялся.
А старик и правда был чудной, когда нарядится. Старомодная высокая шапка с орлиным пером сдвинута набекрень, маленькие седые усы навощены и закручены, как у молодого парня. А так как спереди у Цецеи зубов уже не было и глаза глубоко ввалились от старости, то его скорее можно было счесть огородным пугалом, нежели венгром в парадной одежде.
Гергей посмеялся над ним, но тут же устыдился и, чтобы искупить свой грех, подождал Цецеи и сказал:
- Добрый день, батюшка! Как же это я не заметил вашу милость?
- Я только что присоединился к шествию. - Старик взглянул на него с удивлением: - Что это ты так вырядился? Прямо чучело гороховое!
Так он отозвался о прекрасном пажеском костюме Гергея, сшитом из красного и синего атласа, и о сабле в драгоценных перламутровых ножнах.
- Меня господин мой назначил пажом, - похвастался Гергей. - Я теперь повсюду хожу за ним. Бываю и в королевском дворце. А сейчас пойду вместе с ним в шатер султана.
Гергей важничал, желая показать, что он не такая уж мелкая сошка, каким его считают. Он-де вращается в том же кругу, что и Вица.
На площади Сент-Дердь суетилась толпа людей. Окна и двери домов были распахнуты настежь. Крыши и деревья были усыпаны веселыми глазеющими ребятишками. Но все таращили глаза только на малышку-короля. Такой крошка, а уже королем избран!
- Смотрите, а головку-то он держит точно так же, как, бывало, его покойный батюшка, - сказала женщина в ярко-зеленом шелковом платке, спускавшемся до пят.
- Ой, душечка мой! - любуясь мальчиком, воскликнула черноглазая молодая госпожа с огненным взглядом. - Ой, и поцеловать-то его не дадут…
У ворот крепости выстроились триста солдат Балинта Терека - все шомодьские парни, и все в красной одежде. Голова одного из них возвышалась над остальными, как колос ржи, попавший в пшеничное поле.
Только подъехали к ним, Балинт Терек повернул коня, выхватил саблю, поднял ее и приказал шествию остановиться.
- Витязи! Сыновья мои! - обратился он к солдатам глубоким, звучным голосом. - Вспомните, что месяца не прошло с тех пор, как здесь, возле этих ворот, все вельможи и солдаты поклялись вслед за мной не сдавать Будайскую крепость ни турку, ни немцу.
- Помним! - прошел гул по рядам.
Балинт Терек продолжал:
- Немца мы побили. А теперь идем в турецкий стан на поклон к султану. Господь знает и вы тоже будьте свидетелями, что на совете я возражал против этого… - Голос его утратил звучность. - Я, дорогие мои дети, чую, что больше не увижу вас. Господь свидетель, что подчинился я только во имя родины. Да благословит вас небо, милые мои сыны!
Дальше он говорить не мог: голос его прервался. Он протянул руку, и каждый солдат пожал ее. У всех глаза наполнились слезами.
Балинт Терек дал шпоры коню и проскочил через ворота крепости.
- Полно, полно, братец Балинт! - пробурчал старик Вербеци. - К чему такая слабость?
Балинт Терек передернул плечами и ответил с досадой:
- Кажется, ты не раз видел, что я не робкого десятка.
- Так что ж ты раньше зимы от стужи дрожишь?
- Ладно, батенька, мы еще поглядим, кто лучше чует погоду.
Монах ехал между ними.
- Если бы султан не пригласил нас, - сказал он примирительно, - мы все равно поехали бы приветствовать его. Но тогда вместе с ребенком поехала бы и королева.
Балинт угрюмо взглянул на него.
- Брат Дердь, ты умный человек, но и ты не бог. У иных людей сердце как на ладони, но у султана оно замкнулось на семь замков.
Монах сказал, покачав головой:
- Если б немец сидел еще на нашей шее, ты бы не так разговаривал.
От ворот крепости и до самого лагеря стеной стояли янычары. Они так шумно приветствовали венгерских вельмож и маленького короля, что беседу пришлось прервать.
Посольство проезжало между шатрами и рядами солдат. Воздух был пропитан пылью и смрадом. Через несколько минут показалась блистательная группа беев и пашей, выехавших встречать короля.
Взгляни кто-нибудь сверху на это шествие, мог бы подумать, что на большом цветущем лугу идут навстречу друг другу ряды разноцветных тюльпанов.
Люди встретились, остановились, поклонились друг другу, потом, смешавшись, двинулись дальше по берегу Дуная, на север, туда, где среди всех остальных выделялся зеленый тройной шатер, напоминавший дворец.