Капитан крепости Сарвашке с утра до вечера стоял на вышке башни и слушал, как грохочут в Эгере пушки.
В Сарвашке ласково светило осеннее солнце. Лес только еще начал желтеть, но так как ежедневно выпадали дожди, а по ночам небо прояснялось, то трава под деревьями и прибрежные лужайки снова зазеленели. Казалось, не осень наступила, а весна.
Сарвашке находилась на таком же расстоянии от Эгера, как Ишасег от Геделе или Фюред от Шиофока, если ехать не кружной дорогой, а прямо через озеро. Правда, Сарвашке стоит в горах. Скалистыми уступами идут они от самого Фелнемета, и чем дальше, тем больше тянутся вверх, точно какая-то огромная ручища нагромоздила их друг на друга. Вышиной они с гору Геллерт в Буде. В Сарвашке ведет только извилистая, узкая дорога через ущелье.
Когда по утрам раздавался пушечный гром, небо темнело, собирались тучи, и не проходило часа, как уже лил дождь, иногда даже мутный. Ветер приносил сюда целые тучи порохового дыма и копоти, они смешивались с дождем: будто небесные трубочисты, умываясь, лили на землю воду, пачкали мутные струи дождя крепостные стены Сарвашке, двор, скалы и астры в цветнике коменданта крепости.
Сарвашке такая же крепость-невеличка, какой была Дрегей. Выстроили ее на высокой сланцевой скале, и тому, кто видел Сарвашке впервые, казалось, будто эту крепость вырезали из верхушки скалы, поставленной на другие скалы. Совсем крошечной была крепость - в ней помещалось всего три постройки, а внутренний дворик был такой, что в нем и двум телегам не повернуться. Сарвашке следовало назвать, пожалуй, охотничьим замком, а укреплением он мог считаться только в давние времена, когда пушек еще и в помине не было. В те годы, о которых мы рассказываем, крепостью этой пользовались лишь для привала отрядов, направлявшихся в Эгер; да еще могла она служить почтовой станцией на тот случай, если Эгер будет взят неприятелем.
Если Эгер падет, комендант Сарвашке, Балаж Салкаи, сядет вместе со своими сорока девятью солдатами на коней и поедет к родичам в северные комитаты, конечно, если не захочет поступить подобно неистовому Сонди или коменданту Солнока Леринцу Няри, который четвертого числа сего месяца один встретил в воротах своей крепости стотысячное войско турок и крикнул:
- А ну, подходите! Я здесь, я не сбежал!
Так вот и стоял по целым дням добрый Балаж Салкаи на вышке своей башни, одетый в длинный, до пят, осенний плащ с воротником такого цвета, как гриб-боровик, и в высокой лисьей шапке. Тревожно взирал он влажными голубыми глазами на высокую гору, закрывавшую от него Эгер. Не видно Эгера - так хоть на гору поглядеть. Куда ни посмотри, кругом только горы да горы, и стоят они так близко, что из доброго ружья можно застрелить косулю, которая пасется на каком-нибудь склоне.
У подножия крепости ютилось несколько домиков и протекала речка Эгер. Вдоль речки проходила мощеная дорога.
Стоял господин Салкаи на вышке, смотрел и ничего не видел.
Кругом царила глубокая тишина. Не удивительно, что он чуть не повалился ничком, когда за его спиной вдруг затрубил караульный.
- Едут! - сказал караульный в свое оправдание, заметив, что господин комендант вздрогнул от неожиданной тревоги и уже замахнулся, собираясь влепить ему пощечину.
- Буйвол! - заорал господин Балаж. - Ты что в ухо мне трубишь? Я же около тебя стою! У-у, телячьи мозги!
Он бросил взгляд на вьющуюся по скалам тропинку и заметил на ней двух всадников. С виду это были господа; один из них, ростом поменьше, - вероятно, оруженосец. Ехали они, должно быть, издалека - сзади к седлу были привязаны вьюки. За плечами у каждого висело короткоствольное ружье. На обоих всадниках были длинные плащи орехового цвета.
- Не из Эгера едут, - размышлял вслух Салкаи.
- Может быть, это Миклош Ваш? - высказал предположение караульный.
Он во всем готов был поддакивать коменданту, лишь бы загладить свою вину. Но нынче ему не везло: господина коменданта вновь взяла досада.
- Да как же это может быть Миклош Ваш! Эх, башка баранья, буйвол недогадливый! Думаешь, до Вены рукой подать, как до Аптфальвы? Ах ты, чубук турецкий, мул несчастный!
С тех пор как турки повели осаду Эгера, добряк Салкаи вечно был раздражен. А теперь, когда ему совестно стало перед подчиненным, что испугался звука трубы, он и вовсе готов был съесть своего караульного.
Караульный покраснел от смущения и даже потом покрылся. Больше он и слова не промолвил. А господин Салкаи, придерживая рукой саблю, спустился по винтовой лестнице посмотреть, кого еще там нелегкая принесла. Ведь вот уж третий день, как все только уезжают отсюда, а приехать никто не смеет.
Во дворе крепости стоял молодой бледный юноша со смелым взглядом. Ни усов, ни бороды у него не было. Позади мальчик, похожий на оруженосца, держал коней. Увидев хозяина крепости, юноша пошел ему навстречу, порывисто снял шапку и поклонился.
- Я младший брат лейтенанта Эгерской крепости Гергея Борнемиссы. Зовут меня Янош. А этот мальчик - Миклош Рез. Его старший брат тоже в Эгере.
Салкаи протянул руку Яношу Борнемиссе, а спутнику его руки не подал, приметив опытным взглядом, что мальчик не барской породы.
- Добро пожаловать, - равнодушно сказал он Борнемиссе. - С братом твоим я не знаком, но коли встречусь - расцелую. Милости просим, дорогим гостем будешь.
Он кинул удивленный взгляд на руки приезжего: «Почему он в перчатках? Экий неженка, будто женщина!» Затем дружелюбно пригласил войти в дом.
- Спасибо, - поклонился юноша. - Я не в гости приехал. Хочу только спросить кое о чем, узнать, что слышно из Эгера.
Салкаи, пожав плечами, кивнул в сторону Эгера.
- Сам слышишь.
- Слышу, что палят из пушек.
- Вот уже девятнадцатый день.
- А крепость сильная?
Салкаи снова пожал плечами.
- Турок тоже силен.
- Солдат в крепости достаточно?
- Десятого августа было тысяча девятьсот тридцать пять человек. С тех пор бьют по ним не переставая.
- Король не прислал подкрепления?
- Пока не прислал.
- А архиепископ?
- Тоже не присылал.
- А они ждут подмоги?
- Ждут-то ждут, да не стоит, братец, говорить об этом, попусту слова тратить. Заходи, отдохни с дороги. Вижу по коню, что ты выехал чуть свет.
Господину Балажу не по душе было отвечать во дворе крепости на град вопросов приезжего. Ему давно уже хотелось сесть за стол, и только гул осады удерживал его на башне. Время близилось к полудню, а он еще не завтракал.
- Сударь, - просительно сказал в дверях приезжий, - тот юноша, что приехал со мной, - школяр-богослов.
- Школяр? Ну ладно… Эй, школяр! - небрежно крикнул комендант.
Он предоставил гостям комнату и душистую воду для мытья (Варшани привез из турецкого лагеря немного розового масла - Салкаи хотел им похвастаться).
Когда гости вошли в столовую, стол уже был накрыт и на нем дымилось заячье жаркое.
- Опять зайчатина? - накинулся господин Балаж на повариху.
А юношам сказал, оправдываясь:
- Мы сейчас все время зайчатиной пробавляемся. Эгерские зайцы от грохота сюда сбежали.
Борнемисса, скинув с себя плащ, пришел в столовую в облегающем шелковом костюме вишневого цвета. Школяр был в простой полотняной одежде. Оба были подпоясаны одинаковыми ремнями, и у обоих на ремнях висели кривые венгерские сабли.
Кроме ложек, приборов на столе не было. В те времена каждый резал мясо и хлеб своим ножом, а вилками пользовались только на кухне.
Гости сняли складные ножи, висевшие у пояса. У юноши был позолоченный нож с перламутровым черенком, у школяра - обычный фейерварский складной нож с деревянной ручкой.
- Я люблю зайчатину, - сказал с улыбкой Янош Борнемисса. - А это жаркое приготовлено отменно. У нас, правда, зайчатину стряпают по-иному… Господин капитан, вам не довелось слышать что-нибудь о моем брате?
- По-иному стряпают? - с интересом спросил Салкаи. - По-иному?
- По-иному, - ответил Янош Борнемисса. - У нас зайца мочат в вине, потом в жаровню наливают немного воды и ставят на огонь. Зайца начиняют хлебом и тушат. Только надо следить за тем, чтобы подливка не выкипала. Когда она закипает, то жаркое снимают с огня, мясо вытаскивают и подливку процеживают. Затем кладут в нее гвоздику, перец, шафран и имбирь… Но скажите, удастся нам нынче узнать, что творится в крепости? Не погиб ли бедный мой брат? - Глаза юноши подернулись слезами.
- А уксуса в подливку не прибавляете? - удивленно спросил Салкаи и еще раз взглянул на руки Яноша.
- Как же, подливаем и уксуса, - охотно ответил Янош Борнемисса, - но только, когда уже приправим подливку пряностями, опять кладем в нее зайца… Нам надо еще нынче попасть в Эгер.
Салкаи старательно обглодал заячью ножку, потом чокнулся с гостями. Но те только пригубили вино.
- Гм… - произнес Салкаи.
Комендант вытер салфеткой усы, взглянул на гостей и снова крякнул:
- Гм…
Помолчал немного, потом, опершись локтем о стол, спросил:
- В Эгерскую крепость?
- Да, да! - взволнованно ответил Янош Борнемисса, побледнев. - Еще нынче вечером.
- Гм… А любопытно узнать, каким путем? Как птицы, что ли? Или как привидения, через замочную скважину?
- Нет, как кроты, дядюшка.
- Как кроты?
- Ведь к крепости ведут подземные ходы.
- Подземные ходы? - Салкаи покачал головой.
Янош Борнемисса сунул руку за пазуху и, вытащив оттуда листок пергамента, положил его перед Салкаи.
- Вот видите эти красные линии?
- Знаю, - сказал Салкаи, бросив взгляд на чертеж. - На рисунке они есть, а под землей их нет. Еще во времена Перени все ходы завалили. Стреляли по ним из пушек.
- Завалили?
- Ну да. Когда Перени разобрал половину церкви короля Иштвана Святого, нашли эти подземные ходы и стали стрелять по ним из пушек. Все они завалились. Эти ходы проложили не венгры. Венгр, строя крепость, не станет думать о бегстве.
- Это верно?
- Так же верно, как то, что мы вот здесь за столом сидим.
- Совершенно верно? А откуда известно вашей милости, что это так уж верно?
- Ко мне ходят гонцы от Добо. Они пробираются сюда и обратно в крепость через турецкий стан - конечно, в турецкой одежде. Намедни одного из них закололи. Если б сохранился хоть один потайной ход, неужто они не воспользовались бы им?
Юный Борнемисса задумался, помолчал, потом вскинул голову.
- А когда приходят и уходят гонцы?
- Вот и сейчас двое посланы из крепости. Один - Миклош Ваш, другой - Имре Сабо. Добо отрядил их в Вену, к королю.
- Когда же они вернутся? Когда отправятся обратно в крепость?
- Миклош Ваш прибудет сюда через недельку. А Сабо, должно быть, недели через две. Отсюда каждую неделю уходят гонцы.
Глаза юноши затуманились. Бледный, со слезами на глазах уставился он в одну точку.
Салкаи осушил стакан. Снова сказал «Гм…», потом, откинувшись на спинку кресла, искоса посмотрел на гостя и сказал вполголоса:
- Послушай-ка, Янош Борнемисса! Ты такой же Янош, как я Авраам. И ты такой же брат Борнемиссы, как я племянник эгерскому архиепископу. Ты сестреночка, а не братишка. Надень ты на себя хоть какой доломан, меня не проведешь.
Гостья встала.
- Простите меня, господин Салкаи! Я не потому скрывалась перед вашей милостью, что хотела обмануть вас. Я верю вам, как отцу родному. Но я боялась, как бы вы не помешали мне продолжать путь. Я жена Гергея Борнемиссы.
Салкаи встал и поклонился.
- К вашим услугам, сударыня!
- Благодарю вас! Теперь я расскажу, что привело меня сюда. У моего дорогого мужа есть турецкий талисман. Тот, кому этот талисман принадлежал, похитил нашего сына и привез сюда, в Эгер. Он думал, что талисман у моего мужа. Смотрите, вот он.
Эва Борнемисса сунула руку за ворот и вытащила висевшее на шнурке чудесное турецкое кольцо.
Салкаи уставился на него.
Гостья продолжала:
- Наши шопронские солдаты разыскивали этого турка, но не нашли. Тогда я решила поехать сама. Турок суеверен, талисман для него - все. Представься малейшая возможность - владелец талисмана убьет моего мужа. А не представится - убьет нашего сына. Будь кольцо у мужа, они могли бы еще сговориться. Гергей отдал бы кольцо - турок вернул бы сына…
Салкаи замотал головой.
- Сударыня, эгерчане поклялись не вступать ни в какие переговоры с турками, не принимать от них никаких посланий. Кто скажет хоть слово турку или принесет весть от него - будь это офицер или простой солдат, - предается смерти. - И он продолжал, почесав в затылке: - Эх, сударыня, вот если бы вы вчера приехали! Но кто знает, проникли ли они?
Капитан имел в виду отряд Лукача Надя.
- А я должна попасть в крепость еще сегодня, - ответила Эва. - Я ведь не давала клятвы не вступать в разговоры с турками.
- Но как вы думаете попасть в крепость? Не можете же вы вдвоем пробраться через турецкий стан!
- Мы пойдем в турецкой одежде.
- Тогда вас застрелят из крепости.
- А мы крикнем им.
- Тогда возле крепости попадетесь в лапы к туркам. Ворота все заложены. Может быть, уже и камнями замурованы.
- А как же проникает туда гонец Иштвана Добо?
- Рискуя жизнью. Гонец наверняка знает, у каких ворот будут его ждать. У него есть дудка и пароль. Он говорит по-турецки. Если вы непременно хотите ринуться навстречу опасности, то хоть подождите его.
- А если я пойду с белым платком и скажу, что ищу офицера по имени Юмурджак?
- Вы, ваша милость, молоды и хороши собой. Если вас даже за юношу примут, от этого тоже не легче. Первый попавшийся солдат уведет вашу милость к себе в шатер.
- А если я сошлюсь на известного у них в войсках офицера?
- Там двести тысяч человек. Офицеров по имени знают не все. В лагере ведь даже говорят не на одном языке. Там уйма разного народа - персы, арабы, египтяне, курды, татары, сербы, албанцы, хорваты, греки, армяне. Каждый знает только своего офицера. Да и то не по имени, а по прозвищу. Скажем, у офицера длинный нос - так пусть зовут этого офицера Ахметом или Хасаном, меж собой солдаты называют его Носатым или Хоботом. Если он рыжий - прозовут Лисой или Меднорожим. А худого и длинноногого - Аистом. И все в таком духе. У каждого есть кличка, чтобы его легче было узнать. Одного из офицеров зовут Рыгач, потому что он во время разговора то и дело отрыгивает.
Эва опустила голову.
- Так посоветуйте мне что-нибудь, дядюшка Салкаи.
- Мой совет подождать гонца. Будь это Миклош Ваш или другой, вы, ваша милость, отдайте ему кольцо, и он отнесет вашему мужу. А уж господин Борнемисса сообразит, как ему договориться с турком.
Это был в самом деле мудрый совет. Но, увы, мятущееся материнское сердце не знает слова «ждите». Оно видит только клинок, занесенный над любимыми, и стремится как можно скорее щитом отвести удар.
Эва положила на стол чертеж и долго разглядывала его.
- Если крепость построена еще до прихода венгров, - заговорила она наконец, подняв голову, - то нынешние ее обитатели понятия не имеют, что под нею вырыто. Вот церковь. Отсюда идут три подземных хода. Их могли, конечно, разрушить ядрами. Но вот четвертый ход. Он ведет к теперешнему дворцу и проложен в стороне от остальных. Его не могли обнаружить в те времена, когда строили Шандоровскую башню. То ли знали о нем, то ли нет. Где вход в него, Миклош? - Она придвинула чертеж к Миклошу.
- Вход около печей, где обжигают кирпичи, - ответил юноша, рассматривая чертеж.
- А там есть такие печи? - спросила Эва у капитана.
- Есть, - ответил Салкаи. - К северо-востоку от крепости.
Юноша разбирал крохотные буковки:
- «К северо-востоку - печи для обжига кирпичей. Плоский круглый камень в десяти шагах от орехового дерева, к югу. Там вход».
- А есть там ореховое дерево? - спросила снова гостья.
- Право, не помню, - ответил Салкаи. - Я ездил туда только раз в жизни, еще во времена Перени.
- А печь для обжига кирпичей далеко от крепости?
- Недалеко, минут пятнадцать ходу, а может, и того не будет.
- Стало быть, и там стоят турки?
- Там, должно быть, стоит турецкий обоз, пастухи и всякий прочий люд.
- А вы, ваша милость, можете дать нам какую-нибудь турецкую одежду?
- Могу.
- Нет ли у вас плаща, какие носят дэли?
- Есть, но только один. Да и то разорван сверху донизу.
- Я зашью, - ответила Эва. - Однажды я уже путешествовала, переодевшись дэли. Вот уж не думала, не гадала, что мне это когда-нибудь пригодится! - Она задумалась, склонив голову на руку. - А ведь как знать, будет ли здесь лазутчик через неделю! Может быть, он запоздает. Может, его убьют…
- Да, лазутчикам всегда грозит смерть.
Эва вскочила.
- Нет, нет, мне некогда даже плащ зашить, мне нельзя дольше ждать! Так будет лучше. Благодарю вас за гостеприимство! - И она протянула руку капитану.
- Да что вы…
- Мы отправляемся немедленно.
Капитан встал и загородил дверь.
- Этого я не могу допустить! Этак, очертя голову, только мошки летят на огонь… Я бы век корил себя!
Эва, тяжело вздохнув, опять опустилась в кресло.
- Вы правы. Мы должны поступить иначе, что-нибудь придумать, чтобы нас не схватили.
Господин Балаж тоже присел.
- В том-то и дело, - подтвердил он. - Если представится хоть малейшая возможность, я отпущу вашу милость.