Гергей чуть не бегом бросился в казарму конных солдат. Трубить не стал. В широком коридоре выстрелил из пистолета.
Солдаты соскочили с постелей.
- Сюда, ко мне! - крикнул Гергей.
Он выбрал в свою сотню самых шустрых.
- Раз-два, одеться! И пока я трижды моргну, быть верхом с саблями у ворот. Ты беги к господину второму капитану и попроси у него человеколова. Захватишь с собой. И чтоб у каждого на луке было маленькое ружье.
В те времена так назывались пистолеты.
Гергей сбежал по лестнице и поспешил в конюшню. При красном свете фонаря, горевшего под одним из сводов, он увидел босого человека в желтом доломане и шлеме. Человек этот сидел на опрокинутой кадушке и, держа на коленях половину разрезанного арбуза, ел его ложкой.
Гергей крикнул ему:
- Шаркези!
- Что прикажете? - с готовностью откликнулся цыган.
- Поедем со мной. Коня себе раздобудешь, да еще какого распрекрасного!
Цыган положил арбуз на землю.
- Поеду. А куда?
- На турка! - весело ответил Гергей. - Они спят сейчас, и мы их врасплох захватим.
Цыган почесал в затылке, посмотрел на арбуз и снова сел на кадку.
- Нет, никак нельзя этого, - сказал он с важностью.
- Почему же нельзя?
- Я вместе с другими поклялся не покидать крепость.
- Да разве мы в этом клялись? Мы присягали защищать крепость!
- Может, другие в этом присягали, - ответил цыган, подняв плечи чуть не до ушей, - а я поклялся лучше сдохнуть, а из крепости не выходить. Видит бог!
Покачав головой, он положил арбуз на колени и вновь принялся за еду.
Вскоре Гергей вместе с Пете, Фюгеди и Золтаи уже скакал по макларской дороге.
Ночь стояла звездная.
Впереди них шагах в пятидесяти ехали лейтенант Пишта Фекете и солдат-эгерчанин Петер Бодогфальви - он показывал дорогу. За Мелегвизом свернули на луг. Мягкая земля заглушала конский топот. Всадники были похожи на сотню качающихся теней.
В андорнакском ивняке они заметили первый костер.
Петер остановился, за ним остальные.
Из облаков выплыл светлый серп месяца; в прозрачном сумраке фигуры людей и деревья вырисовывались черными силуэтами.
Гергей подъехал к Бодогфальви.
- Слезай! Пробирайся крадучись, ползи по-змеиному. Ползком подберись к первому дозорному. Если с ним собака и она залает - так же тихо, ползком, неслышно вернись обратно. Нет собаки - подкрадись и заколи его. Потом осмотри все вокруг. Если не видать поблизости второго караульного, заверни в листик или в лопух щепотку пороху и брось в костер. Но тут же бросайся на землю, чтобы тебя не заметили.
- А как же мой конь?
- Коня привяжи вот к этому дереву. Когда вернемся, найдешь его здесь.
- А если еще кто-нибудь будет у костра?
- Тогда внимательно оглядись, приметь, кто, где и как лежит, где турок больше всего, и мигом возвращайся.
Добрых полчаса стояли они в ивняке на берегу речки. Гергей наставлял солдат:
- Пока турки бегут - бей, руби. Но чтобы никто не отдалялся от товарищей больше чем на сто шагов, не то отрежут от своих. Как услышишь трубу, сразу же поворачивай обратно и мчись домой. А покуда трубы не слышно - гуляй, душа!
Солдаты стояли кружком, жадно ловили каждое слово.
Гергей продолжал:
- Турки напугаются и даже не подумают сопротивляться. А вы врубитесь в самую гущу и колотите их до тех пор, пока не кинутся врассыпную. Запомните раз и навсегда: конный ратник должен рубить так проворно, чтобы противник не успел отвечать. Удары должны сыпаться градом.
- Как молния блескучая, - добавил Пете.
Гергей умолк, прислушался к тому, что творится у турок.
Потом снова обернулся к солдатам и спросил:
- Где человеколов?
- Я здесь, господин лейтенант, - ответил из рядов веселый голос.
Вперед вышел рослый парень.
- Орудие у тебя?
- У меня, господин лейтенант. - Парень поднял кверху нечто вроде длинных загнутых вил.
- Умеешь с ним обращаться?
- Господин капитан научил.
- Ладно, схвати турка за шею и подомни собаку под себя. Вот было бы славно, ребята, поймать старшего офицера! Он живет обычно в самом красивом шатре. И уж наверно, спит в одном исподнем. Коли удастся, попытаемся поймать его.
Гергей снова насторожился, потом продолжал:
- Пленника надо связать, но только по рукам. Скрутите ему руки назад. А если разживемся конем, посадим пленника на коня. И тогда ты, Криштоф, и ты, коротышка, поедете один слева, другой справа от турка; привяжете поводья его коня к поводьям своих коней и отвезете пленника домой. Вздумает бежать, говорить, кричать или соскользнуть с лошади - сразу бейте его.
- А если не захватим коня? - спросил Криштоф.
- Тогда придется ему бежать рядом с вашими конями. Но вы все равно поспешайте домой, не ждите нас.
Помолчали. Ночь стояла тихая. Слышалось только жалобное жужжанье осенних насекомых в виноградниках, да иногда раздавался далекий конский топот.
- Вспыхнуло! - сказал наконец кто-то.
Все увидели, как взвилось пламя.
- Идет! - послышались вскоре тихие голоса.
И руки потянулись к поводьям.
Из тьмы кустарников вынырнула фигура Петера. Он несся стремглав.
- Дозорного заколол! - сказал он, запыхавшись. - Даже охнуть не успел, как мешок свалился. Костер горит между шатрами. Возле него сидит турок, вроде как слуга. В руке у него желтые туфли, на коленях желтая краска…
- Денщик, - улыбнувшись, промолвил Гергей. - Дальше.
- Остальные сотнями спят вповалку - кто прямо на траве, кто на одеялах слева от костра.
- Спят?
- Как медведи.
Гергей натянул ремешок шапки под подбородок.
- Ну, ребята, двинулись! Ехать по возможности врозь, в десяти шагах друг от друга. Развернемся! Когда я выстрелю, вы тоже разом палите в них и нападайте, как волки, кричите, войте, рубите - словом, как говорится: «Бей, молодец, враг не отец!»
- Орите во всю мочь, так орите, будто нас тысяча, - добавил Пете.
Бодогфальви тоже сел на коня. Отряд, развернувшись полукругом, двинулся на восток.
Пете ехал с краю. Его издали можно было признать по трем орлиным перьям на шлеме. Он ехал рысцой, равняясь на Гергея.
Теперь отряд вел Гергей.
Некоторое время он тихо трусил вдоль кустарников и вдруг пустил коня бешеным галопом.
В ночи раздался первый дикий вопль и выстрел турка. Гергей ответил выстрелом. Тут затрещали все пистолеты, и сто всадников с криком «Руби, бей окаянных!», точно адский вихрь, налетели на спящий турецкий лагерь.
Турецкий стан ожил, наполнился треском и громом. Крики турок и венгров слились в единый бушующий ураган. Спавшие внезапно проснулись, вскочили с земли, забегали, заметались и, обезумев от ужаса, давя друг друга, ринулись в проходы между шатрами.
- Вперед! Вперед! - кричал Гергей.
- Аллах! Аллах акбар! - вопили турки.
- А, черт! - крикнул кто-то пронзительно.
- Бей собаку! - ревел где-то между шатрами Гашпар Пете.
Турки вопят, кричат венгры. Падают черные фигуры, подпрыгивают, кружатся. Свистят сабли, стучат топорики, топают, фыркают кони, с треском валятся шатры, воют собаки. Земля дрожит под ногами несущихся коней.
Гергей налетает на кучку прижавшихся друг к другу басурман, рубит их, крошит, бьет по чему попало. Сабля его не дает пощады, и падают турки, валятся перед ним, как колосья пшеницы в июне, когда по ниве скачет борзая.
- Аллах! Аллах!
- Получай, пес басурман!
Все турецкие лошади пасутся в табуне. Пытаясь спастись, турки ятаганами режут путы и вскакивают на коней.
- Ребята, за мной! - кричит Гергей.
И венгры обрушиваются на всадников. Рубят, колют и людей и коней. Звенят клинки, трещат копья.
- Аллах! Аллах!
- На тебе, пес поганый! - слышны крики и удары.
Турки в ужасе прыгают на коней. На иных - даже по два. Кто может, спасается верхом. А кому не удается вскочить на коня, удирает во тьме пешком.
Но Гергей не преследует их. Он останавливается и трубит сбор.
Венгры выскакивают к нему из-за шатров.
- Турки бегут! - кричит Гергей. - Бери, ребята, все, что можно, только не выпускайте из рук уздечки коней. Вытаскивайте головни из костров и кидайте их в шатры!
Венгры снова рассыпаются. Гергей стряхивает кровь с сабли и, чтобы очистить ее, трижды протыкает клинком полотнище шатра.
- Фу-ты! Вот мерзкая работа! - говорит, задыхаясь, Золтаи, который таким же способом вытирает свою саблю.
А турок уже и след простыл.
Гергей подзывает к себе Фюгеди.
- Пойдем, осмотрим все шатры подряд.
При тусклом свете луны не отличишь шатер старшего офицера. Шатры все разные - один круглый, другой четырехугольный. Те, что понаряднее других, заранее приготовлены для кого-нибудь из начальства, но пока что в них спали рядовые.
Гергей срывает с одного шатра флаг с конским хвостом и, увидев Криштофа, кричит:
- Ну что, мальчик, порубал?
- Двоих! - отвечает оруженосец, запыхавшись.
- Только двоих?
- Остальные убежали.
Солдаты раздобыли несколько повозок и телег. Набросали в них то, что не удалось погрузить на коней: ковры, золоченые бунчуки, блиставшие драгоценными камнями кутасы (шейное украшение коня), сбрую, сундуки с одеждой, шлемы, ружья, посуду - словом, все, что попадалось под руку. Разобрали даже несколько шатров и тоже кинули их на телеги.
Когда вернулись в крепость, уже светало.
Добо с нетерпением поджидал их на башне. Если вылазка кончится неудачно, народ в крепости падет духом. Но больше всего он беспокоился потому, что Гергей взял с собой троих старших офицеров. Однако, увидев несущегося впереди оруженосца и показавшихся вскоре на дороге нагруженных коней, повозки, телеги и самого Гергея, который уже издали размахивал бунчуком, Добо просиял от радости.
Витязи влетели в ворота. Народ приветствовал их восторженными криками.
Людей в отряде не только не убыло, а даже прибавилось: долговязый парень привел турка с кляпом во рту. Короткая синяя поддевка, желтые штаны, постолы - вот и вся одежда пленника. Тюрбан сбит с наголо выбритой головы, седые лохматые усы нависли над губами. Турок в негодовании вращал налившимися кровью глазами. Парень приволок пленника прямо к Добо и только там вытащил у него изо рта затычку, на которую ушел обрывок чалмы.
- Честь имею доложить, господин капитан: мы привели языка!
- Осел! - заревел разъяренный турецкий тигр прямо в глаза храбрецу.
Добо был не из смешливых, но тут он так весело захохотал, что у него даже слезы выступили на глазах.
- Варшани, - сказал он пленнику, - хорошо же ты изображаешь турка! - И, обернувшись к солдату, приказал: - Да развяжи его! Ведь это наш лазутчик.
- Я пытался объяснить дураку, что я венгр, - горестно оправдывался Варшани, - но только скажу слово - он сразу меня по башке, а потом даже рот заткнул. - И Варшани поднял руку, собираясь отплатить за оплеуху.
Солдат смущенно отошел в сторону.
Добо подозвал Гергея и Мекчеи, крикнул и лазутчика:
- Пойдем!
Они поднялись в построенный над внутренними воротами двухэтажный дом с башенкой и завернули в комнату приворотника.
Добо сел в плетеное кресло и знаком приказал Варшани рассказывать.
- Так вот, господин капитан, - начал лазутчик, потирая онемевшую руку. - Идет вся рать. Впереди - Ахмет-паша. На ночь остановились в Абоне. Передовые части во главе с Мэндэ-беем дошли до Маклара… Черт бы его побрал! - прибавил он изменившимся голосом.
«Черт бы его побрал!» относилось к солдату, который приволок Варшани в-крепость. Веревка оставила глубокие следы на руках, голова болела от ударов.
- Стало быть, и бей был с вами? - встрепенулся Гергей. - Вот кого надо было-поймать!
- С ним не справишься, - возразил лазутчик. - Он толст, как монастырский кабан. В нем, наверно, фунтов триста весу, если не больше.
- Как ты его назвал?
- Мэндэ. Его и пуля не берет. Беем он стал недавно, после Темешварского сражения. Впрочем, солдаты по-прежнему называют его Хайваном.
Гергей, улыбнувшись, затряс головой.
- Это он, он самый, - обратился Гергей к обоим капитанам, - тот; о котором я намедни вечером рассказывал. Ну, здесь-то его пуля возьмет!
- Говори дальше, - сказал Добо лазутчику.
- Потом подойдет бейлер-бей Махмед Соколович. Это знаменитый пушкарь. Он и пушки сам установит, и первый выстрелит. Говорят, у него такой глаз, что сквозь стены видит. Да только я этому не верю.
- Сколько у них орудий?
- Старых стенобитных - штук шестнадцать. Других больших пушек - восемьдесят пять. Маленьких пушек - сто пятьдесят. Мортир - уйма. Ядра они везут на ста сорока телегах. Видел я и двести верблюдов, груженных порохом. На мажаре, запряженной четырьмя волами, везут одни только мраморные ядра величиной с самый большой арбуз.
- А как у них с припасами?
- Рису маловато. Теперь уж рис только офицерам выдают. А муку, овец, коров они грабежом добывают у жителей.
- Болезней в лагере нет?
- Нет. Только Касон-бей заболел в Хатване - огурцов объелся.
- Кто ж идет еще?
- Арслан-бей.
- Сын бывшего будайского паши?
- Да.
- А еще?
- Мустафа-бей, Камбер-бей, правитель Нандорфехервара, сендрейский бей, Дервиш-бей, Вели-бей…
- Дьявол возьми этого Вели-бея! - проворчал Мекчеи. - Теперь-то он у меня запоет!
- И даже попляшет, - добавил Гергей.
- А Дервиш-бей, - расспрашивал дальше Добо, - это еще что за птица?
Варшани покачал головой.
- Очень странный. С виду такой же, как и все, а когда идет в сражение, снимает бейскую одежду и надевает власяницу. Потому и прозвали его Дервиш-беем.
И Варшани в смущении захлопал глазами. По вопросу Добо он понял, что какой-то другой лазутчик опередил его.
- Что это за человек? - продолжал допытываться Добо. - Какое войско он возглавляет?
- Я видел его среди конных. Он одноглазый. Прежде был агой янычар, и настоящее его имя Юмурджак.
Гергей схватился за саблю.
- Юмурджак! - повторил он. - А вы не помните, господин капитан? Ведь я от этого Юмурджака удрал в детстве.
Добо замотал головой.
- Я уж со столькими турками имел дело, что не диво, если кого и забуду. - И вдруг воскликнул, ударив себя по лбу: - Вспомнил! Это ведь младший брат Арслан-бея. Жестокая собака! - И он снова обернулся к лазутчику: - Кем ты был в лагере?
- Последнее время слугой Мэндэ-бея. Черт бы побрал того осла, который схватил меня! Если б не он, ведь я мог бы доносить обо всех их замыслах.
- А как ты попал к бею?
- Подружился с его слугой и всегда терся возле его шатра. Под Хатваном бей рассердился на своего слугу и прогнал его. А так как меня он видел уже не раз, то взял к себе. Я ведь и чернила варить научился.
- Что?
- Чернила. Он, господин капитан, пьет чернила, как вино. И утром, и в обед, и вечером - все чернила хлещет.
- Да это, наверно, не чернила.
- Чернила, господин капитан. Настоящие, хорошие черные чернила. Варят их из каких-то бобов, и такие они горькие, что я раз попробовал их - потом на другой день все еще плевался. Бобы эти по-турецки зовут каве.
Офицеры переглянулись. Ни один из них еще не слышал про кофе.
- Это хорошо, что ты попал к нему, - задумчиво произнес Добо. - А что говорят в войсках про Эгер? Крепость считают сильной или думают с налета ее взять?
Лазутчик пожал плечами.
- После падения Солнока, господин капитан, они воображают, что им принадлежит весь мир. Говорят, будто Али-паша написал Ахмеду, что Эгер - это ветхий хлев.
- Стало быть, турецкие войска еще не соединились?
- Нет еще.
Добо взглянул на Мекчеи.
Тот с улыбкой сказал:
- Ничего, они еще увидят, какие кроткие овечки поджидают их в нашем ветхом хлеву!
Лазутчик продолжал:
- В лагере много всякого сброда. Войска сопровождают разные греческие и армянские купцы, канатные плясуны, барышники и цыгане. Есть там и несколько сотен невольниц. Большей частью женщины из Темешвара. Их поделили между офицерами…
- Негодяи! - с возмущением воскликнул Мекчеи.
Лазутчик говорил дальше:
- Из невольников мужского пола я видел только мальчишек да еще возниц, везущих ядра. Арслан-бей десять раз на дню повторяет, что как только эгерчане увидят турецкую несметную рать, то сразу же сбегут, как и солнокцы.
- Какие у турок главные силы?
- Множество янычар. И еще больше - конных мюсселлемов. Идут и подкопщики - называют их лагумджи. Еще идут хумбараджи - они копьями и пращами забрасывают в крепость гранаты из обожженной глины.
Добо встал.
- Теперь ступай, отдохни. Покажись нашим людям, особенно башенной страже, чтобы они узнали тебя, если еще не знают. А ночью возвращайся в турецкий лагерь. Захочешь о чем-нибудь донести нам, подойди к стене со стороны города и заиграй на дудке. Стражи у ворот уже знают твою дудку.