Покаяние нужно, но чтобы потом снова не каяться по этому поводу

Известный узбекский писатель Абдурашид Нурмурадов написал чудесную книгу о судьбах людей, прошедших через Афганистан. В самом ее начале он напоминает слова из книги Э. Хемингуэя «Прощай оружие»: «…те, кто затевает, разжигает и ведет войны, — свиньи, думающие только об экономической конкуренции и о том, что на этом можно нажиться». И далее пишет: «Сегодня нам известно, кто виноват в разжигании афганской войны. Но виноваты и мы все, читатель, потому что молчали, а значит, потворствовали».

В конце книги А. Нурмурадов обращается с призывом: «Конечно, было бы хорошо, если обо всей этой политической, военной авантюре расскажут свидетели войны — крупные военачальники. Пусть они расскажут, во что обошлось слепое, бездумное выполнение тупых приказов. Почему они молчат? Подайте голос!».

Не так-то просто подать этот голос, когда тебе заранее диктуют и его тональность. Но прятаться за спины других тоже нехорошо. Хотя я и не очень крупный военачальник и вроде бы непосредственно афганскую войну не затевал, но был свидетелем многих событий, как и многие другие «потворствовал» и «выполнял тупые приказы» и вот я решил подать свой голос.

Бывают периоды, когда в том или ином вопросе начинает господствовать идеологизированная, все подавляющая точка зрения, под которую все подгоняется и к ней присоединяются все голоса. В этих условиях, когда любое другое мнение, иное видение подвергается остракизму, самым легким делом было бы покаяться о содеянном за себя и других, осудить и объявить преступлением все, что делалось, изобразить всех, кто отдавал и выполнял «тупые приказы» идиотами. И во всем этом будет и доля правды, ибо каждому из нас есть в чем покаяться и признаться в ошибках. Но это будет еще не вся правда. От таких покаяний и все осуждающих обличений может быть у кого-то на душе станет легче. Только таким путем мы к истине все равно не придем и не сможем сделать правильные выводы и извлечь должные уроки из прошлых событий. Больше того, пройдет совсем немного времени и нас снова постигнет разочарование, что может привести к тому, что люди уже ни во что верить не будут.

Вспомните, как изображался совсем недавно советско-германский договор о ненападении 1939 года. Стремление советского правительства оттянуть войну изображали «тягчайшим преступлением против человечества», сколько гнева по поводу тайных «протоколов». Высказать какое-то другое мнение было невозможно. Но жизнь идет и США уже после войны заключают секретные соглашения с Японией, Россия совсем недавно с Китаем и т. д. Оказывается это обычная международная практика. Уже творческая интеллигенция встречается с президентом РФ за закрытыми дверями, куда журналистов не пускают, а совсем недавно говорили: почему происходят закрытые заседания Политбюро ЦК КПСС или почему любой журналист не может свободно зайти на совещание руководящего состава вооруженных сил?

Больше всего возмущений было по поводу того, что решение по вводу войск в Афганистан принято в «узком кругу», без ведома Верховного Совета и т. д. А потом без Верховного и без ведома народов в еще более узком кругу распустили Советский Союз, вслед за которым последовало много других поразительных событий, в том числе последние события в Чечне.

Казалось бы трудно придумать более чудовищное преступление, чем сталинские репрессии и переселение целых народов. А сейчас чеченцы сами бегут из разрушенного Грозного и своих аулов и говорят: «Мы были бы счастливы, если бы нас снова как в сталинские времена посадили в товарные вагоны и отправили из этого ада куда угодно.»

Узнали ли вы, читатель, кто и как развязал войну в Карабахе или в Югославии? Никогда и не узнаете, если искать причины только в действиях сербов или боснийцев и не поинтересоваться, почему так поспешила Германия признать независимость Словении и Хорватии. Ничего нельзя толком понять, если будут одни обличения и не будет спокойного анализа всех обстоятельств, которые породили эти кровавые события. В последнее время много говорится о том, что России и другим странам СНГ никто не угрожает и все опасности для этих стран таятся только внутри них, но умалчивают о том, что и эти внутренние конфликты во многом подогреваются извне.

Всего несколько лет назад в Западной печати поднимался шум о якобы имевших место нарушениях шведских границ советскими подводными лодками и сбитии шведского самолета в международном пространстве. Все, что говорилось на Западе настолько считалось правомерным, а осуждение Советского Союза по любому поводу настолько модным и единственно возможным «цивилизованным» подходом, что руководство СССР задним числом взвалило на себя ответственность за сбитый в июне 1952 г. шведский самолет-разведчик, хотя никаких доказательств не было. Теперь в той же Швеции выявляются документы, свидетельствующие о том, что все это не соответствовало действительности.

Таких лопнувших мифов было уже много. Когда немного улягутся страсти, не такими уж однозначными покажутся и многие доминирующие сегодня суждения по Афганистану. Вы можете обличать, шельмовать другие взгляды, но придет время и они тоже займут свое подобающее место в истории. И если мы хотим жить в мире реальной действительности, а не мифов и легенд, порождаемых конъюнктурно нагнетаемыми страстями, нужно кроме неизбежного вначале, самого понятного, острого и впечатлительного личностно-обыденного взгляда на события прошлого, находить и более широкий исторический взгляд, учитывающий все стороны и обстоятельства сложной противоречивой действительности.

Такой подход не избавит от горечи ошибок и неудач, боли утраты близких людей. Гибель ни одного человека никогда нельзя ничем оправдать. Но он позволит глубже понять то, что было и извлечь уроки на будущее.

Автор этих строк тоже не готов однозначно высказаться по всем вопросам. И в самом деле не все ясно и в полной мере осмыслено. Многие документы западных стран, Пакистана, Ирана, Китая остаются закрытыми. Но какие-то предварительные выводы об афганских событиях в целом, видимо, можно сделать.

Какими они видятся сегодня, из того что мы знаем?

Были ли неизбежными крупные волнения 1973 г., 1978 г. и другие бурные события в Афганистане? Все говорит о том, что рано или поздно они должны были произойти, как это было в Англии, во Франции, России, Индии и других странах. И народ Афганистана не мог вечно оставаться в средневековой отсталости. В книге «Кровавая пелена» автор приводит последние письма погибшего в Афганистане старшего лейтенанта Баходыра Наметова, напоминая древнюю мудрость: «Правда величественна своей правдивостью». Так среди ряда правдивых свидетельств Баходыр пишет своей сестре и о том, что «здесь (в Афганистане — М. Г.) много кишлаков. Однако ни в одном из них нет ни школы, ни электричества. Многие афганские дети и в холод, и в жару ходят без обуви, ее просто нет».

А я знаю, что еще в начале 30-х годов так было и в Узбекистане, и Таджикистане, и других Среднеазиатских республиках. Известно и сегодня, в какой страшной нищете живут в кишлаках, да и в городах в Афганистане, Пакистане, Иране и в той же Турции.

Люди не могут без конца так жить. Другое дело, что Афганистан не мог воспринять такую революцию, как Апрельская революция 1978 г. Нужны были более умеренные соответствующие условиям Афганистана, понятные народу, социально-политические и экономические преобразования. При поддержке их большинством народа не было бы и большой войны и не стоял бы вопрос о вводе советских войск в эту страну. А попытка навязать афганскому народу чуждый для него строй и режим привела к тягчайшей исторической трагедии. Но если мы хотим извлекать уроки из прошлого, то и сегодня неразумно для России, Узбекистана, Таджикистана и для других народов навязывать образ жизни других стран. Кстати, и трагедия Чечни началась еще в 1991 г., когда кое-кто пытался насадить в этой республике «демократию», устроенную на московский манер.

Некоторые политические деятели на свой лад (в основном ограниченностью демократии) объясняют существующую относительную стабильность обстановки в Узбекистане, Туркменистане и некоторых других бывших советских республиках. Но одна из причин относительной стабильности в этих республиках состоит в том, что народы Средней Азии по сравнению с некоторыми другими соседними странами, несмотря на все нерешенные проблемы, недостатки и известные ограничения свобод (и прежде, и теперь), в годы советской власти сделали огромный шаг вперед в своем социальном, экономическом и культурном развитии и живут лучше, чем в Пакистане, Иране или Афганистане. А люди никогда сами себе плохого не хотят. Да и не обязательно, видимо, чтобы процессы демократизации и реформ сопровождались всеобщей смутой, конфликтами, резким падением жизненного уровня населения, разгулом преступности и прочими неурядицами.

И дело здесь не в пережитках коммунистического тоталитаризма, как это иногда изображают. Надо учитывать и свойственную мусульманскому обществу традицию уважения верховного правителя. Но для Афганистана в конце 70-х в начале 80-х гг. беда усугублялась тем, что там подняли оружие не только те, кто выступал против нежизненной, «плохой революции», а в первую очередь силы, которые стремились задушить и сделать невозможными любые преобразования в стране, оставляя народ в отсталости и угнетении. Эти люди и теперь не расстаются с оружием.

Главная цель последних состояла в том, чтобы расправиться с прогрессивными силами, стремящимися действительно изменить жизнь народа к лучшему. Конечно, это было внутренним делом Афганистана. Но для Советского Союза не только с точки зрения справедливости и солидарности, но и с позиций геополитических интересов было небезразлично какие силы победят в этой борьбе. Победа одних означали наличие дружественного государства, спокойствие и мир на наших южных границах, а победа других — возникновение серьезной угрозы.

Дело осложнялось вмешательством и стремлением к проникновению в этот регион других государств и прежде всего США. Это теперь подтверждено многочисленными документами и фактами. Вот совсем недавнее признание 3. Бжезинского: «После поражения Советского Союза и в холодной войне и его последующего распада Соединенные Штаты впервые получили возможность внедрить свое политическое присутствие в новых постсоветских республиках Евразии до границ Китая, а также господствовать в регионе Персидского залива на южных окраинах Евразии».

По сообщению «Независимой газеты» (11.06.94 г.) Бжезинский считает, что для США «…Главной целью реалистической и долгосрочной большой стратегии должна быть консолидация геополитического плюрализма в пределах бывшего Советского Союза». Понимая под этим множество самостоятельных и никак не интегрированных постсоветских государств на территории СНГ. Он же предлагает американскому правительству не допустить объединения с Россией Украины и Белоруссии, договориться с Китаем о разделе сфер влияния в Среднеазиатском регионе. Из этого следует, что американцы должны сделать все для того, чтобы ограничить влияние России в Среднеазиатском регионе и установить свое безраздельное влияние.

Влиятельные круги США теперь открыто провозглашают цели, которые они стремились еще как-то маскировать в конце 70-х в начале 80-х годов, больше разглагольствуя тогда о защите «свободы и прав человека» в Афганистане. Подобные цели подтверждаются и официальной стратегией национальной безопасности США. Пусть читатель сам решает кому верить: официально провозглашенной и практически осуществляемой политике США и других стран, расположенных на южных подступах бывшего СССР и теперь СНГ, или тем политическим деятелям и журналистам, которые говорили и продолжают твердить, что никто нам на юге не угрожал, не угрожает и все разговоры об опасности просто придуманы.

Мог ли Советский Союз в этих условиях никак не реагировать на то, что происходило в Афганистане? Для любого, уважающего свои интересы государства, как и СССР, это было бы противоестественно и безответственно. Даже, если бы советское руководство отказалось от всякого вмешательства в афганские дела, в конечном счете все равно не удалось бы уклониться от опасности, назревавшей на юге страны. Во всяком случае потребовались бы крупные меры и большие дополнительные расходы для укрепления обороны на этом направлении, не говоря уже об угрозе дестабилизации внутренней обстановки в Среднеазиатских республиках.

Что бы там не говорили, но царская Россия и Советский Союз по существу не были империей в ее общепринятом классическом понимании. Были, конечно, и угнетение и притеснения, насильственное крещение и руссификация. Но многие народы действительно присоединились к России добровольно и они не только не были колониями, но по ряду вопросов находились в лучшем положении, чем население центральных районов России («метрополии»), а в рамках Советского Союза и в примерно одинаковом положении. Во всяком случае Россия не обращалась с другими народами в составе своей империи, как Англия, Франция или Бельгия со своими колониями. В отличие от индейцев в Америке, в России, а затем в СССР не один маленький народ не прекратил своего существования. Даже Россия не была сплошь унитарным государством. Бухара, Польша или Финляндия имели статус, существенно отличающийся от обычных губерний.

Если сейчас начинать осуждать присоединение Северного Кавказа, Сибири и других земель, то можно дойти до абсурда и отказываться от Тверского, Рязанского княжеств и вообще оставаться в одной лишь Московии, которую тоже начинают уже делить на зоны влияния. Но исторически на месте старой России сложилось и существовало Советское государство со своими государственными интересами. И независимо от того, являлся ли Советский Союз империей или нет, объективно существовали и существуют законы государственности и геополитической устойчивости великих держав.

Это геополитическое положение требуют достижения и закрепления на определенных естественных рубежах, предупреждения и снятия угроз и обеспечения безопасности государства. Если это не обеспечивается, крупное, многонациональное государство начинает терять свою устойчивость. Например, когда к началу XIX в. практически все Закавказские страны присоединились к России, а Северный Кавказ оставался не покоренным, нужно было отказываться от всего Закавказья или присоединять и Северный Кавказ.

Как США не мыслят свое геополитическое положение без Панамского канала и Гавайских островов, так и Россия даже при более скромных потребностях не может существовать, как полноценная держава без выходов к Балтийскому и Черному морям. Несомненным является и то, что постсоветское пространство было и остается зоной жизненных российских интересов.

Можно о них умалчивать, маскировать более удобными и обтекаемыми выражениями. Но от этого они объективно не перестанут существовать, как и обратное геополитическое притяжение других республик к России, о чем постоянно и очень убедительно говорит президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. И президент Кыргызстана Аскар Акаев со всей определенностью заявил: «Мы сообщающиеся сосуды и настолько переплетены различными связями, что по-живому «не разрубишь». Кыргызстан обречен идти в фарватере России. Смотрите, ведь вся наша промышленность на 100 % зависит от России… Россия ледокол. Не пойдешь в ее фарватере, льды раздавят».

Да, можно и нужно не забывать о правах других народов, о их справедливой борьбе. Но в истории и немало примеров, когда при более разумной политике общегосударственные интересы и интересы разных народов находили взаимоприемлемое сочетание в рамках больших государств. А страны, получившие независимость, все больше интегрируются (в первую очередь в экономическом отношении) и в Западной Европе, и Азиатско-Тихоокеанском регионе и Америке. Жизнь вынудит и страны СНГ идти по этому пути. И речь идет не о возрождении империи, а подлинного добровольного содружества заинтересованных в этом стран.

Для безопасности Советского Союза важное значение имело и положение в Афганистане. И судить сегодня о действиях Советского Союза по отношению к Афганистану в конце 70-х годов надо, исходя из тех конкретных исторических условий, а не придуманных позже, так называемых «общечеловеческих интересов», отвлеченных понятий и принципов. Тем более, что и в наши новейшие времена все ведущие государства предпочитают исходить не из отвлеченных, а прежде всего из своих национальных интересов.

Если подходить с таких позиций и с учетом всех условий обстановки, которая складывалась к тому времени, то становится совершенно очевидным, что Советский Союз не мог оставаться в стороне от событий в Афганистане и как-то должен был реагировать. Но как?

С высоты сегодняшнего, зная лучше, чем в прошлом, все обстоятельства дела и замыслы сторон, можно со всей определенностью утверждать, что наиболее перспективным и рациональным был настойчивый поиск путей политического урегулирования внутренних и внешнеафганских проблем. Но не обычным декларированием предпочтительности такого подхода, как это, к сожалению, делалось и делается, а путем выработки жизненных, неординарных решений и выдвижения крупных убедительных внешнеполитических инициатив и предложений.

Если вспомнить историю присоединения Кавказа к России, то там ведь тоже не все сводилось к военным действиям. Они сочетались с хорошо продуманными политическими мероприятиями и дипломатическими шагами и не только по отношению к повстанцам, но и к другим государствам, которые их поддерживали. Особенно умело все это осуществлялось, когда во главе внешнеполитического ведомства России стал А. М. Горчаков. С Имамом Шамилем постоянно посредничал полковник Лазарев, обещая самые привилегированные условия его сдачи, которые, как известно, были до конца выполнены. В 1857 г. царь Александр II лично встретился с королем Франции Наполеоном III и, заключив франко-русский союз против Пруссии, добился от него прекращения помощи кавказским горцам. В 1858 г. Россия пошла на выгодный для Англии русско-британский торговый договор в обмен на ее отказ от прямого вмешательства в кавказские дела. Целый ряд акций по оказанию военного давления и дипломатических тагов с соответствующими уступками в других вопросах было предпринято по отношению Турции и Персии, чтобы вынудить их к отказу от претензий на Кавказ. Так было в свое время и в Средней Азии, Она была присоединена к России, но бухарский Эмир продолжал править в своих владениях. Царские власти стремились не ломать на свой лад внутреннюю жизнь в завоеванных землях. И при установлении Советской власти на Кавказе и Средней Азии не все решалось силой; важным средством была политическая работа по привлечению на свою сторону основной массы населения.

Но в афганских делах советская политика, пользуясь выражением Владлена Сироткина, «больше напоминала дубовый стиль Карла Нессельроде», чем гибкие и дальновидные действия А. Горчакова.

В начале 80-х годов в отношении к Афганистану наиболее реальным было не стремиться создавать себе подобное, послушное и обязательно социалистическое государство, а поддерживать более умеренные силы, пользующиеся поддержкой основной части населения. С самого начала вести линию на примирение сторон.

С точки зрения отношений с США, Пакистаном и другими странами можно было отказаться от максималистических геостратегических целей и искать баланс военно-политических и экономических интересов с ними. В частности, были данные о том, что США в свое время были склонны согласиться с тем, чтобы Афганистан оставался нейтральным государством, поддерживая уравновешенные связи как с Советским Союзом, странами Варшавского Договора, так и с США и другими Западными странами.

Кстати, в области внешней политики были и некоторые другие пути нажима на США и уступок с нашей стороны, в других районах мира в расчете на ответные встречные шаги по Афганистану.

Но такой широты действий наша дипломатия не проявляла. У наших политических деятелей слишком однозначным и максималистским был и взгляд на Афганистан. В частности, попытки Дауда или позже Амина уравновесить свои отношения и расширить связи с Западом, встретили со стороны советского руководства жесткое противодействие. Это делало нашу политику прямолинейной, не гибкой, все больше подталкивая к военному вмешательству. Советскому руководству можно было найти и другие пути защиты своих национальных интересов на юге без прямого военного вмешательства.

Из этого должны быть сделаны выводы и для современных условий. Будущее России и ее безопасность во многом зависят от налаживания отношений с мусульманским миром. Вообще Ислам в XXI веке приобретает огромное значение и становится одним из решающих факторов, определяющих развитие международных отношений и прежде всего на евроазиатском материке. Но он неоднороден. В нем есть преобладающие умеренные силы и есть, как в любом движении, экстремистские элементы. И надо не пугать Исламом, изображая его сплошь враждебным, а сотрудничать с его здоровыми силами, налаживать взаимопонимание между народами. Особенно важно это для России, которая имеет многовековой уникальный опыт сожительства с мусульманскими народами. И это взаимодействие во многом будет зависеть от того, как будут строиться отношения между народами внутри России.

Несмотря на образовавшуюся огромную пропасть между нашими народами, надо настойчиво искать пути налаживания отношений и с Афганистаном, который определенные силы хотят сделать враждебным по отношению к России и другим странам СНГ.

Афганскому народу, да и самим рядовым моджахедам, не умеющим теперь ничего делать, кроме как воевать, политический экстремизм тоже ни к чему (заняться есть чем, вся страна лежит в развале). Афганцы в большинстве своем не воспринимают экстремистский, политизированный ислам, они исповедывают терпимый ислам. Но в мире есть силы, которых не устраивает стабилизация обстановки в Афганистане, которые использовали и будут продолжать использовать воинственных моджахедов для своих далеко идущих целей.

В последнее время в Афганистане выступила новая сила — движение «Талибан» — вооруженные формирования, созданные из учеников и студентов исламских духовных учебных заведений. Наивно, конечно, полагать, что юные слуги Аллаха сами по себе собрались, взяли самодельные танки, орудия и пошли наводить порядок в стране. Отряды талибан готовились и вооружались на территории Пакистана при материальной поддержке США и некоторых арабских стран. Эта мера предпринята из-за непрекращающихся столкновений между различными группировками моджахедов и рассчитана на то, чтобы оказать давление на них, заставить пойти на примирение Хекматьяра, Раббани и других лидеров и, при необходимости, устранить некоторых из них и добиться создания единой исламской администрации на территории Афганистана.

Эти цели определяются не только политическими, но и немалыми экономическими интересами. В частности, Афганистан первый в мире (по масштабам) экспортер наркотиков. В условиях, когда Иран после исламской революции запретил производство, продажу и употребление наркотиков, а Пакистан, Турция установили более строгие ограничения, вершители наркобизнеса сделали основную ставку на Афганистан, как основную базу для производства и главные ворота для экспорта наркотиков через территорию стран СНГ. Здесь создана всемирная мафиозная сеть, которая ежегодно получает до 50 миллиардов долларов. Причем торговля наркотиками и оружием переплетается. Как отмечалось в зарубежной и российской печати, уже сегодня ведущие афганские лидеры и их союзники в Пакистане поддерживают исламские фундаменталистские движения от Боснии до Азербайджана и Чечни через Кашмир и Таджикистан, до Бирмы и Филиппин. И эта поддержка заключается в предоставлении денег, приобретении оружия и в посылке наемников.

Состоявшаяся в конце 1994 г. Исламская конференция, с одной стороны, осудила терроризм, с другой — выразила солидарность с Грозным. Это создает опасность международной поддержки сепаратистских движений на территории России и других стран СНГ.

В свете всего этого особенно опасно, когда под любыми, иногда внешне благовидными, предлогами одни культуры и конфессии пытаются изобразить «цивилизованными», а другие, подлежащими вымиранию или вытеснению, искусственно подогревая их противостояние. Если такой подход и политизация религий не будут преодолены, это может принести всем народам большие бедствия. Будущее человечества — в разнообразии и взаимодействии цивилизаций и культур.

Русский философ Вл. Соловьев писал: «Как отдельные человеческие личности, так и целые нации стоят перед задачей восполнить друг друга, не утрачивая своего оригинального своеобразия, а наоборот, выявляя его в предельной полноте. Истинное единство народов — есть не однородность, а всенародность, т. е. взаимодействие и солидарность всех их для самостоятельной и полной жизни каждого».

Только на такой долгосрочной основе можно обеспечить содружество народов внутри Российской Федерации и особенно безопасность России и других стран СНГ на юге.

Насколько был оправданным ввод советских войск в Афганистан и были ли другие варианты военного решения афганской проблемы?

В целом ввод советских войск на территорию Афганистана был крайне нецелесообразным. Как и следовало ожидать, этот шаг обострил социально-политические отношения внутри страны, осложнил внешнеполитическое и экономическое положение Советского Союза. Тем более, что, вопреки досужим домыслам, у Советского Союза не было каких-то целей, связанных с выходом к «теплым морям» и других подобных экспансионистских намерений. С точки зрения стратегической — это было бы и невыгодно для нашей страны и лишь ухудшало бы её геостратегическое положение. Ввод советских войск в том виде, как его осуществили, был действительно авантюрой. На худой конец, при всей политической, экономической и стратегической нецелесообразности, крайне нежелательную эту акцию можно было осуществить и по-другому, более рационально и с более эффективными результатами.

Во-первых, для полноценного выполнения задач в Афганистане требовались более крупные силы, обеспечивающие надежное закрытие границ с Пакистаном, Ираном, воспрещение прохода на территорию Афганистана вооруженных отрядов, поставок оружия и обеспечения защиты (вместе с афганской армией), пришедших к власти новых государственных структур в районах, освобождаемых от вооруженной оппозиции.

Применение военной силы — это всегда крайняя и, как правило, вынужденная мера, к которой прибегают, когда нет других путей осуществления государственных интересов. Но если уже на это идут, то она должна применяться массированно и решительно, как это было при вводе войск в Чехословакию или в районе Персидского залива в 1991 году.

Как уже отмечалось, с точки зрения политического менталитета и международного резонанса не имеет существенного значения сколько вводится войск на территорию другого государства (несколько дивизий или армий).

В политике и в военной стратегии самые плохие решения и действия — это паллиативные, половинчатые, нерешительные, непоследовательные решения и действия.

Во-вторых, на эффективности действий войск в Афганистане сказалось и то обстоятельство, что советское политическое руководство вообще не имело четкой цели, определенного замысла действий. Поэтому, даже «ограниченному контингенту войск», направляемому в Афганистан не была поставлена конкретная задача: что делать и какие боевые задачи выполнять. А наивные разговоры насчет того, что мы собирались придти в Афганистан, стать гарнизонами и не ввязываться в военные действия, не выдерживают никакой критики. Без всякого «прогнозирования» и «моделирования» было ясно, что, придя в чужую страну, где идет гражданская война и для поддержки одной из сторон, избежать участия в боевых действиях невозможно.

А раз не было определенной военно-политической цели и конкретной задачи, то не удивительно, что при вводе войск и за десять лет пребывания советских войск в Афганистане и в Генеральном штабе не было разработано какого-либо стратегического плана, определяющего последовательность и способы действий войск по разгрому противостоящих сил противника. В лучшем случае были планы на определенный период, планы отдельных операций и боевых действий, которые проводились, когда их навязывал противник или когда уже не проводить их было нельзя. Могут сказать, что и во время Великой Отечественной войны не было стратегических планов, рассчитанных на всю войну, но были четкие военно-политические и стратегические цели, а в кампаниях 1943–1945 гг. конкретно определялись последовательность и способы достижения поставленных целей.

Война, смысл которой до конца не понимал не только солдат, но и Верховный Главнокомандующий, определила и все остальные неопределенности и неполадки, начиная с организационной структуры войск и кончая правовыми нормами, которые заставляли воевать, живя по бюрократическим законам мирного времени. А. Нурмурадов, в упомянутой книге, приводит пример, когда отрицательный ответ наградного отдела Верховного Совета СССР на представление Б. Наметова к званию Героя Советского Союза пришел через 7 лет после гибели этого доблестного офицера. Мне приходилось разговаривать с работниками аппарата ЦК КПСС и руководителями кадровых органов самого высокого ранга, которые были убеждены, что такая система правильна, если даже 7 лет издеваются над мертвым человеком. Эти люди и сейчас, где работали, там и работают. Ни один из них из «тарелки» не выпал.

Во всем этом мраке остается лишь светлый образ советского солдата и офицера, которые и в Афганистане, несмотря на все эти неопределенности и сложности своего положения, когда надо было иметь дело не с противником в открытом бою, а с моджахедом, который постоянно растворялся среди местного населения, несмотря на необычные климатические, географические и психологические условия, — самоотверженно выполняли, свой долг. Настоящий солдат ни при каких обстоятельствах иначе и поступать не может.

Чем кончилась война в Афганистане: нашей победой или поражением?

Чаще всего пишут и говорят о нашем поражении. Причем некоторые политики и журналисты говорят об этом с каким-то особым смаком и с нескрываемой радостью. Как-то я видел по телевидению известного идеолога, который с гордостью и апломбом заявил о поражении СССР в холодной войне, видимо, полагая, что он тоже приложил руку к этому поражению и зачисляет себя в лагерь победителей.

Если говорить об афганской войне в целом, то более уместным было бы вести речь о провале нашей политики. И не потому, что любая политика по отношению к Афганистану была обречена на неудачу. Выше уже говорилось, что была возможность принятия более рациональных решений. Но были приняты другие.

И несостоятельность принятых политических решений не в том, что они принимались в «узком» или «широком» кругу высших должностных лиц, а в не соответствии их сложившейся обстановке и долгосрочным интересам. Главная причина этого не только в некомпетентности тех или иных руководителей, а в самой системе управления, когда высшее руководство было отгорожено от научной мысли, общественного мнения огромным партийным и государственным чиновничьим аппаратом, через который (при многочисленных согласованиях и притирках) ни одна смелая и по-настоящему умная мысль или радикальное, перспективное предложение никаким образом пробиться не могли.

Я не сторонник политических взглядов Г. Х. Попова. Но уважение к истине и к политическому оппоненту требует признания, что Гавриил Харитонович написал очень умную статью (рецензию) на книгу Александра Бека «Новое назначение», где он метко подметил основные слабые места сложившейся в то время системе управления:

Внутреннее побуждение требует поступать так, а человек заставляет себя делать нечто противоположное, ибо этого требует логика существующей системы управления. Чрезмерная централизация, перегрузка Верха и бесправность и безынициативность Низа. Чем выше работник, тем тяжелее его ноша, тем труднее ему нести «шапку Мономаха». При таком подходе на многое руководителя не хватало и многое решалось просто в силу пределов физических возможностей человека (в сталинские времена) или в более позднее время руководитель обкладывал себя многочисленными секретариатами, помощниками, экспертами, советниками и попадал в полную зависимость от подготавливаемых ими обтекаемых справок, главная цель которых не решение вопроса, а стремление всеми путями уклониться от него. Вместе с тем, бездействовали или лишь имитировали работу созданные для этого министерства и соответствующие управления. Такая система управления определяет и суть кадровой политики. Циклы кадровых перемен в системе начинают все меньше учитывать дело и все больше личную преданность, исполнительность, покладистость. В итоге эта Система уже не может производить нужных себе руководителей. Она обречена на то, чтобы каждое новое назначение было хоть на вершок, но хуже предыдущего. Добавим к этому что постепенно вырабатывался руководитель типа начальника поезда, который в лучшем случае может быть добросовестным, активным и требовательным, наводить порядок в вагонах, гонять проводниц, но он не может повлиять на движение поезда и тем более изменить направление его движения. Поезд, если все будет нормально в пути, будет идти по проложенным рельсам…

Эти пороки в так называемой «кадровой политике» давали о себе знать в политике, экономике и оборонных делах. А на судьбе вооруженных сил особенно пагубно сказывались просчеты в политике, ставя их в ряде случаев в крайне трудное положение.

В связи с этим можно не соглашаться, а в ряде случаев и осуждать эгоистичность и коварство политики западных стран, но надо отдать должное тому, что правители этих стран и во время второй мировой войны и в послевоенные годы умели, как правило, (за исключением Польши, Франции в 1939–1940 гг., США — войны во Вьетнаме) создавать максимально благоприятные условия для действий своих вооруженных сил и всесторонней подготовки операций, пренебрегая порою общесоюзническими интересами, и исходя исключительно из эгоистических национальных интересов. США вступили в первую мировую войну лишь в апреле 1917 г., когда исход войны был предопределен. Во вторую мировую войну они вступили в декабре 1941 г., после внезапного нападения Японии на Пёрл-Харбор. Наиболее крупные десантные операции в Африке в 1942 г., Сицилии в 1943 г., в Нормандии в 1944 г., были проведены после более, чем годичной подготовки каждой из них. Этим объясняются и сравнительно небольшие потери.

В США и сегодня часто ссылаются на так называемую «доктрину Уайенберга», означающую, что США могут и должны вступить в войну только в тот момент, когда создаются для этого благоприятные условия и после гарантированной всесторонней подготовки к ней. Поучительна в этом отношении внешнеполитическая подготовка США к военной операции в районе Персидского залива в 1991 г. Это и затеянная заблаговременно сложнейшая дипломатическая игра и политическая интрига со странами Ближнего Востока и с президентом Ирака по подталкиванию его к нападению на Кувейт, подготовка общественного мнения и обеспечение поддержки внутри страны и большинством других стран, включая СССР, проведение хорошо продуманной дезинформации и психологической операции с целью изнурения и подрыва морального духа иракских войск, получение от государств, предоставивших оружие Ираку, данных о частотах его радиоэлектронных средств, неоднократное откладывание срока нанесения удара по Ираку, и создание иллюзии политического разрешения конфликта, переход в наступление сухопутных войск коалиционных сил после проведения длительной массированной воздушной кампании и именно в тот момент, когда Ирак начал отводить войска из Кувейта и вывел их из подготовленных укрытий и оборонительных позиций на открытую местность. Короче говоря, было сделано все, чтобы войска могли без особого риска, напряжения и больших потерь выполнить поставленные им задачи. Такому может позавидовать любая армия, любой солдат.

Многое предопределялось особым геополитическим положением США.

Советская же армия при нападении Гитлера на СССР в 1941 г. или в сражениях под Москвой, Сталинградом или Курском — не имела возможности выбора: подождать до полной подготовки или вступать в войну, начинать то или иное сражение или нет. Когда война уже навязана, сражения начались, можно лишь капитулировать или, независимо от степени подготовленности, вести эти разразившиеся сражения и операции. В этих условиях и усилия от вооруженных сил требуются совсем другие и вооруженная борьба приобретает совсем иной, более сложный и трудный характер, приходится нести и потери.

Когда страна попадает в трудное положение, армии ничего не остается, как не щадя себя, сражаться во имя защиты Отечества. Но самым трагичным и преступным было стремление политического руководства уйти от ответственности и переложить ее на военных людей, выполняющих приказ правительства.

Вот Сталин в ночь с 21 на 22 июня 1941 г. в директиве, подготовленной Генштабом об отражении агрессии, делает добавление: «Не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». Из этой директивы трудно было понять, назревает война или ожидаются лишь провокационные действия. Если этот вопрос не могло решить высшее политическое руководство, владеющее всей стратегической обстановкой, как его можно решить командиру на поле боя, как можно отражать нападение противника, опасаясь как бы не вызвать «крупных осложнений?»

Расчет очень простой: в случае чего, найти виновников среди тех, кто выполняет боевую задачу, как отыгрались на генералах Павлове, Климовских, Григорьеве. Это ведь не только некомпетентность, безответственность, но и просто непорядочность, подлость по отношению к своей армии.

Не лучшим образом поставили задачи войскам, отправляемым в Афганистан: согласно директиве Министра обороны СССР от 24.12.1979 г. войска вводились в Афганистан для выполнения «интернационального долга». В чем он состоит — предстояло решать каждому командиру и солдату самому. А ведь были еще и Тбилиси, и Баку, и Вильнюс. Теперь вот в Чечне войскам ставится задача — разоружить бандформирования, но оружия против мирного населения не применять. Недопустимость применения оружия против мирного населения предусмотрено международными правовыми нормами, но как быть с «мирным жителем», вооруженным автоматом или гранатометом? Ждать, когда он сделает выстрел?

Ответственные политические руководители так поступать не могут. Много всяких спекуляций насчет того, что армия — вне политики. Но политики в чистом виде вообще не существует. Она жизненна лишь тогда, когда учитывают в совокупности политические, экономические и идеологические, и не в последнюю очередь и военные факторы. И в разработке военных аспектов политики должны активно участвовать и военное руководство и в первую очередь Генштаб. Но как в 1941 г., так и в 1979 г., с оценками и предложениями Генштаба не посчитались. Но если в политике хоть какой-то важный компонент не учитывается или игнорируется, она заведомо становится однобокой и неполноценной.

Другое дело, что армия, военные люди должны быть вне внутриполитической борьбы, не должны подчиняться интересам определенных политических сил и партий. Таковы политические аспекты итогов афганской войны. Если говорить о ее военных итогах, то можно было бы согласиться с выводами генерала Б. Громова: «…Не существует оснований для утверждения, что 40-я армия потерпела поражение, равно как и о том, что мы одержали военную победу в Афганистане… Перед ограниченным контингентом никто и никогда не ставил задачу одержать военную победе в Афганистане».

Войска в Афганистане выполняли те задачи, которые им были поставлены. Они способствовали укреплению положения правительственных структур, становлению афганских вооруженных сил, осуществляли охрану и оборону важнейших государственных и военных объектов, предотвратили агрессии против Афганистана извне.

По приказу своего правительства советские войска организованно пришли и организованно ушли. Во всяком случае, уходили не так, как американцы из Вьетнама. Да, в этом десятилетнем походе были допущены и крупные недостатки в подготовке войск, их организации, материально-техническом обеспечении, управлении в ходе боевых действий. Из них тоже надо делать выводы, что, к сожалению, до конца еще не сделано.

Могла ли Республика Афганистан до конца выстоять в борьбе против вооруженной оппозиции после вывода советских войск?

Думаю, что при определенной помощи со стороны России и других стран СНГ (адекватной помощи извне, получаемой моджахедами) в военном отношении она могла бы еще долго держаться и сопротивляться. Но при сохранении в Республике Афганистан существовавшего социально-политического строя, партийного и государственного режима одержать окончательную победу и установить свою власть во всем Афганистане она вряд ли могла. Даже при осуществлении намеченной Наджибуллой программы частичной либерализации и модернизации режима он не был бы принят и поддержан большинством народа. Это стало особенно очевидным в свете потрясений, постигших СССР и другие восточноевропейские страны.

С точки зрения долгосрочных интересов афганского народа, наиболее целесообразным было постепенное примирение сторон. Прежде всего требовалось прекратить огонь, как это постоянно предлагало правительство Республики Афганистан. При определенном политическом и экономическом воздействии на оппозицию со стороны США, Пакистана и других поддерживающих ее государств, рано или поздно она должна была пойти на эту меру. После этого мог идти постепенный переговорный процесс о проведении всеобщих выборов, создании коалиционного правительства и других мероприятий по налаживанию мирной жизни в Афганистане на основе национальных исламских традиций, но с одновременной реформацией общества и восприятием элементов светского образа жизни и ряда прогрессивных преобразований, происшедших в Республике Афганистан. Конечно, при существовавших острых противоречиях и непримиримых целях процесс этот мог оказаться длительным и трудным, но мог способствовать прекращению гражданской войны и началу восстановления разрушенной экономики. Например, на Корейском полуострове уже несколько десятилетий действует соглашение о перемирии, а корейский народ остается разделенным. Но главное нет войны, не гибнут люди и остается надежда, что две части Кореи договорятся между собой. В Афганистане обстановка была сложнее и не было единой линии фронта, разделявшей стороны, контролируемые территории и группировки расположен «в различных частях страны.

Но если бы обе стороны отказались от экстремистских, максималистских целей, то переговорный процесс под эгидой ООН мог вывести афганских народ из сложившегося тупика. Вообще, как показывает опыт, миротворческие усилия международного сообщества, не имеют шансов на успех, если миротворческие международные организации, вмешиваясь в гражданскую войну в той или иной стране, заведомо становятся на одну из конфликтующих сторон, пытаясь поддержать ее и подавить другую сторону. Главная цель миротворчества — способствование примирению сторон.

Относительно Афганистана на заседании Политбюро ЦК КПСС 13.11.86 г. М. С. Горбачев заявил: «В октябре прошлого года мы… определили линию по урегулированию афганского вопроса. Цель, которую мы поставили, заключалась в том, чтобы ускорить вывод наших войск из Афганистана и в то же время обеспечить дружественный нам Афганистан».

Это особенно важно было потому, что правительство Наджибуллы, контролируя основные районы страны, обеспечивало и безопасность нашей страны.

И действительно, государственные интересы России и других стран СНГ требовали проведения такой внешней политики, чтобы на территории Афганистана продолжало существовать, если не дружественное, то хотя бы не враждебное, нейтральное государство, чтобы обеспечивались безопасность и спокойствие южных границ. А этого можно было добиться за счет постепенного примирения сторон.

В свете всего этого было совершенно неоправданным, когда после распада СССР МИД России при поддержке вице-президента А. В. Руцкого полностью отвернулся от правительства Республики Афганистан и перешел по-существу на сторону моджахедов и, видимо, только потому, что их поддерживали западные страны. Но запад и представители ООН, которые непрестанно твердили, что надо только Наджибулле отказаться от власти и все в Афганистане уладится, не захотели умерить и сдержать экстремистские устремления оппозиции. Наджибуллу, которому давали слово, не выпустили из Кабула. Российская Федерация, объявив себя правопреемницей Советского Союза, несла ответственность и за все то, что произошло в Афганистане и поэтому было не только не справедливо, но и непорядочно, антигуманно отдавать на жестокую расправу людей, которых наша страна поставила у власти, сотни тысяч людей, которые учились у нас или верили нам. Тем более, что по элементарным понятиям демократии и люди другой стороны, если даже их взгляды представляются нам ошибочными, имеют право на свои убеждения. В 1991 г. Наджибулла прислал личное письмо Э. А. Шеварднадзе, где с болью писал: «Я не хотел быть президентом, Вы меня уговаривали, настойчиво просили, обещали поддержку. Теперь меня и Республику Афганистан бросают на произвол судьбы. Как же все это понять?»

Как пишет Л. В. Шебаршин: «Наджибулла может замкнуть длинный перечень тех, кто верил в мудрость советских лидеров, последовательность политики Советского Союза, отстаивал советские интересы и полностью полагался на то, что великое государство защитит его от всех напастей.»

Советская политика никогда не считалась со своими малыми союзниками. В тридцатые годы были физически уничтожены руководители Коминтерна. В конце сороковых отданы на растерзание иранской монархии азербайджанские и курдские демократы. При Хрущеве были сброшены все руководители стран «народной демократии», а при очередном зигзаге советской политики — их преемники.

Отказавшись от преемственности в политике, новые руководители России решили обеспечить преемственность в средствах и методах осуществления политики.

Ни советский, ни российский МИД ничего не сделали и для того, чтобы добиться от США и Пакистана выполнения Женевских соглашений. Самое главное попустительство состояло в том, что советские войска ушли, советские базы на территории Афганистана были ликвидированы, а все военные базы и учебные центры моджахедов на территории Пакистана остались. Советская военная помощь Республике Афганистан была прекращена, а поставки оружия и боеприпасов моджахедам продолжались. Поэтому возникает вопрос: зачем вообще нужны были длительные и дорогостоящие переговоры с американцами и пакистанцами и сами Женевские соглашения, если их выполняла лишь одна сторона, а другая ничего и не собиралась делать? Было проще вывести советские войска в одностороннем порядке и решить вопрос без всяких дипломатических игр.

Но даже при этих обстоятельствах России для сохранения роли авторитетного посредника и сохранения влияния на обе стороны было целесообразно держать дистанцию между противоборствующими сторонами и продолжать активно работать и с правительством Наджибуллы и лидерами моджахедов. Кстати, если бы Женевские соглашения другой стороной выполнялись и были ликвидированы военные базы моджахедов на территории Пакистана, они были вынуждены быстрее пойти на переговоры с правительством Наджибуллы о прекращении огня и создании временного коалиционного правительства.

А для этого были реальные возможности. По сообщению радиостанции «Свободный Афганистан» (15.05.90 г.) еще покойный президент Пакистана Зияуль-Хак в ходе встречи с заместителем МИД СССР Ю. М. Воронцовым настаивал на том, чтобы временное переходное правительство в Афганистане было образовано еще до того, как будут выведены советские войска, в ином случае по его мнению это грозит началом нового кровопролития в стране.

21 февраля 1990 г. в Ливии состоялась встреча советских представителей с представителями Исламской партии Афганистана (Карьябом и Бахором). Представители Хекматьяра предлагали:

Президент Наджибулла уходит с занимаемого поста и власть передается в руки афганской армии (видимо, у Хекматьяра по этому вопросу была договоренность и с генералом Танаем). Создается объединенный совет, включающий полевых командиров вокруг Кабула и офицеров вооруженных сил, не связанных с НДПА. Совет будет управлять страной в течение 6 месяцев; в этот период проводятся выборы и формируется правительство, которому передается вся власть. СССР официально признает новое правительство Афганистана, а последнее гарантирует, что территория Афганистана не будет использоваться для создания баз и враждебных действий против СССР. С таким подходом в принципе с некоторыми оговорками соглашался и Наджибулла.

Были и некоторые другие взаимоприемлемые подходы, позволяющие надеяться на примирение сторон. Но все эти шансы не были использованы.

Так, вскоре после августовских событий 1991 г. Министр иностранных дел Андрей Козырев заявил: «В Афганистане все готово к урегулированию — мешает этому только советская поддержка «экстремистов» во главе с Наджибуллой». Вице-президент А. Руцкой на встрече с лидерами моджахедов в Москве произнес покаянные слова, заверения в дружбе и дал согласие на создание в Афганистане исламского переходного правительства, состоящего из представителей только моджахедов. После этого лидеры афганской оппозиции отбросили всякие мысли о примирении сторон и создании коалиционного правительства.

В Афганистан был назначен новый российский посол Е. Островенко, как говорят, опытный дипломат, хорошо знающий историю, язык, культуру Афганистана. В интервью газете «Правда» (13.04.1993 г.), оценивая режим Наджибуллы, он заявил: «К началу прошлого года (1992 г. — М. Г.) он фактически изжил себя. И мы, россияне, здесь ни при чем. Против Наджибуллы не только не прекращалась борьба моджахедов, он утратил поддержку собственных соратников. Первым грозным сигналом послужил мятеж и бегство Министра обороны Таная. Последним — разрыв с Дустумом. Тогда-то и появились в Кабуле отряды этого генерала, задержавшие Наджибуллу». В этом же интервью посол пространно разъяснял: чтобы судить о стране, надо знать, «надо повариться в том котле» и т. д. Но судя по его заявлению, в последние годы перед заступлением на посольский пост, он, видимо, не имел возможности следить за обстановкой в Афганистане и знал о ней понаслышке. Это относится и к его суждениям о Наджибулле, с которым посол оказывается успел встретиться лишь один раз, и мятежу Таная и к отрядам генерала Дустума. В частности, подразделения 53-й пехотной дивизии Дустума постоянно находились в Кабуле с 1989 г. и вели боевые действия в районе Пагмана.

Не соответствует также действительности утверждения будто бы сотрудничество с правительством Наджибуллы пришлось начинать свертывать после того, как от центрального правительства начали отходить северные провинции. И якобы это обстоятельство явилось последним толчком к крушению режима Наджибуллы. Реально все происходило по-другому. В предыдущих главах книги уже отмечалось, что как только кабульское правительство лишится поддержки Москвы, от него немедленно начнут отходить провинции и племенные формирования, которые всегда поддерживали центральную власть только на временной основе, пока она сама получает поддержку.

Можно напомнить, например, как весною 1992 г., А. Руцкой стремясь расположить прибывшую в Москву делегацию моджахедов во главе с Раббани, объявил о прекращении поставок афганскому правительству не только оружия, но и всех, видов топлива для военной техники. Это значит, что вся авиация, бронетанковая и артиллерийская техника — главная сила правительственной армии — становилась небоеспособной. Сыграли свою роль обострившиеся внутренние противоречия и неурядицы среди руководящего состава Республики Афганистан. Большую ошибку допустил Наджибулла, согласившись на возвращение в Афганистан Б. Кармаля. Поддавшись давлению кармалистов и, видимо, рассчитывая на расширение своей поддержки в афганском руководстве, Наджибулла пошел на этот шаг. Сторонники Кармаля А. Вакиль, М. Рафи, Н. Азими, А. Делавар активизировали свою деятельность против Наджибуллы в расчете на свое спасение путем сговора с моджахедами, предъявили требование, чтобы президент подал в отставку. На какое-то время они по-существу захватили власть в Кабуле. Но несмотря на все это, если бы хотя бы минимальная поддержка правительства Наджибуллы продолжалась, Республика Афганистан под рукодством Наджибуллы или других лидеров могла еще держаться и сохранялись надежды на сближение сторон. При наличии поддержки со стороны России совсем по-другому вели бы себя и кармалисты.

Но может быть так и надо было поступать, как это сделала российская дипломатия? Итоги любой деятельности определяются их конечными результатами.

А что же в итоге получилось? Крушение правительства Наджибуллы способствовало еще большему расширению гражданской войны в Афганистане, где враждующие группировки истребляют друг друга, наносят большой урон населению, еще больше опустошают страну. В Кабуле и других районах гибнут в основном мирные жители. Разрушение страны и экономики продолжается. Идут жесточайшие расправы со всеми, кто так или иначе был связан с бывшим Советским Союзом или поддерживал Республику Афганистан. Функционировавшее в Кабуле в самые тяжелые времена советское (российское) посольство разрушено, а дипломаты, избравшие себе в Афганистане новых «друзей» были вынуждены бежать из страны. Отдача на расправу своего долговременного союзника подорвало доверие к России в Среднеазиатских республиках и других государствах.

Официальные деятели миссии ООН по оказанию международной помощи Афганистану приходят к выводу: «Настало время поиска более широкого и обстоятельного решения афганской проблемы. Моджахеды доказали, что они не в состоянии управлять страной». Что ж прозрение наступает. Находясь с визитом в Туркменистане генерал Абдул Рашид Дустум признал, что в Афганистане есть силы, которые любой ценой хотят присоединить Таджикистан к Афганистану. В самом Афганистане появилось понимание, что эти «заинтересованные» силы несут смерть и разрушение не только в соседний Таджикистан, но и угрожают государственности самого Афганистана.

Пришедшие к власти в Афганистане силы и их вооруженные отряды начинают активно проникать в Таджикистан, в другие Среднеазиатские республики и не скрывая своих целей по установлению в них своего влияния, создавая серьезную угрозу на юге для всех стран СНГ. В итоге мы имеем на южных границах еще большую опасность, чем 15 лет назад, когда для устранения ее вводили войска в Афганистан. Не случайно афганскую войну все чаще стали называть «неоконченной войной».

На таджикско-афганской границе непрерывно идут бои, снова гибнут российские солдаты и офицеры. Приходится нести немалые расходы по содержанию там погранвойск усиленного состава, 201-й мотострелковой дивизии российской армии и многие другие политические, экономические и военные издержки. Мы снова получили войну, от которой хотели уйти.

На афганско-таджикской границе чуть ли не каждый день гибнут российские солдаты. Сам посол лишен возможности быть там, где ему положено — в столице Афганистана. Но он доволен. В упомянутом выше интервью он заявляет: «Сейчас же удалось заложить реальные основы на будущее: Афганистан не стал враждебным России». Получается, что убивают наших солдат и не позволяют послу быть в Кабуле представители «дружественного» нам государства или может (по новой терминологии) — «партнеры».

Конечно, все это не просто. И речь не идет о том, чтобы кого-то обвинять. Посол тоже может быть поставлен в условия, когда трудно что-либо изменить, хотя не так уж сложно было предвидеть, что после падения правительства Наджибуллы, начнется еще большая междоусобица. Но когда вместо совместных раздумий и поиска ответов на сложные вопросы пытаются любой ценой защитить честь мундира и назвать черное белым, то мы никогда не извлечем должных уроков из того, что произошло в Афганистане.

Честный писатель Абдурашид Нурмурадов предлагает нам осудить прошлое и поставить черту под ним. А тут начинается еще одна афганская, а может быть и не только афганская война. Так мы никогда не перестанем каяться… И вновь возникает вопрос: во имя чего все это, почему все это стало возможным?

А все дело в том, что исторически так уже сложилось, что в нашей стране не принято, чтобы кто-то отвечал за внешнеполитические и вообще политические ошибки и проделки. И сейчас не с кого спросить за все, что произошло в результате непродуманной позиции в отношении Афганистана. Всегда очень много шума и эйфории по поводу необходимости решать все вопросы политическим путем. Но никаких серьезных усилий для этого, как правило, не предпринимается, с людей, отвечающих за это, не принято спрашивать за какие-либо результаты их деятельности. Смогли, сделали, не смогли — значит так тому и быть. Поэтому каждый раз все подводится к тому, что политический путь — это для красивых разговоров, а на практике единственно возможный путь — это военный.

Говорят, втягивание нашей страны в афганскую войну было преступлением. Но и такое ее окончание было серьезной ошибкой. В таких случаях принято напоминать слова Талейрана, что в политике ошибка хуже преступления. Вместо прежней войны мы получили новую, которая на южных подступах России только еще начинается.

Важнейшие выводы для военного дела

Из афганского опыта вытекают весьма важные выводы и для военного дела. В связи с посещением Афганистана рядом командующих войсками военных округов генерал Б. Громов пишет: «Некоторые из наших военачальников основательно подзабыли, что такое боевые действия, а кое-кто и вообще никогда не принимал участия в реальном бою. Из командующих войсками округов на тот период лишь Язов, Беликов и Лушев прошли Великую Отечественную, да и то их боевой опыт весьма устарел». Далее он пишет, что «приезжие командующие больше интересовались внутренним порядком в расположении частей, а не опытом боевых действий. Приобретенным нами опытом по большому счету так никто и не интересовался, его просто игнорировали и не внедрили в изучение».

Борис Всеволодович прав в том отношении, что опыт афганской войны уникален и он самым тщательным образом должен изучаться.

Но в принципе опыт любой войны никогда полностью не устаревает и устареть не может, если конечно, рассматривать его не как объект копирования и слепого подражания, а как сгусток военной мудрости, где интегрируется все поучительное и негативное, что было в прошлой военной практике, и вытекающие из этого закономерности развития и принципы военного дела. Из боевого опыта в таком понимании ни одну войну или сражение, как самых давних, так и самых новых, исключить невозможно. В истории не раз после большой или локальной войны пытались представить дело таким образом, что от прежнего военного искусства ничего не осталось. Но следующая война, порождая новые способы ведения вооруженной борьбы, сохраняла и немало прежних. По крайней мере, до сих пор в истории еще не было такой войны, которая бы перечеркнула все, что было в военном искусстве до этого.

Для использования в будущем нужен не просто состоявшийся опыт, не то, что лежит на поверхности, а те глубинные, подчас скрытые устойчивые процессы и явления, которые имеют тенденции к дальнейшему развитию, проявляют себя порою в новых, совершенно других формах, чем это было в предшествующей войне. Вместе с тем следует учитывать, что каждая последующая война все меньше сохраняет элементы старого и все больше порождает новое. Поэтому требуется критический, творческий подход к опыту любой войны, в том числе и к опыту афганской войны, где в немалой степени использовался и опыт Великой отечественной войны, (особенно в деле предметной боевой подготовки подразделений к каждому бою с учетом предстоящей конкретной боевой задачи) и было выработано много новых приемов ведения боевых действий в локальной войне в специфических условиях горно-пустынной местности.

Если отвлечься от политической стороны дела и брать только ее военную сторону, то акция СССР в Афганистане могла быть более успешной и безболезненной, если бы ввод советских войск был осуществлен более крупными силами.

Трудно спрогнозировать политические последствия более массированного вхождения в Афганистан, но со всей определенностью можно говорить о меньшем количестве человеческих жертв и материальных издержек. Можно было бы значительно раньше начать и вывод войск из Афганистана.

Вообще в области военного искусства возникает необходимость более тщательного изучения опыта локальных войн, военных конфликтов и более основательной, глубокой теоретической разработки и практического освоения войсками способов ведения боевых действий в военных акциях подобного рода.

Это вызывается прежде всего тем, что в современных условиях угроза развязывания широкомасштабной войны действительно уменьшилась. Вместе с тем возникли и возникают военные конфликты на Балканах, на Кавказе, в средней Азии… Рост национализма, острые социально-политические, этнические и религиозные противоречия в ряде регионов создают потенциальные условия для вооруженных столкновений. В связи с этим одной из важнейших задач армий различных государств, в том числе и России, становится участие в предотвращении и ликвидации военных конфликтов, представляющих угрозу государственным интересам тех или иных стран и стабильности в регионе.

Однако, несмотря на 10-летний опыт боевых действий в Афганистане и опыт других стран в локальных военных конфликтах наше военное искусство оставалось до последнего времени полностью ориентированным только на глобальную, широкомасштабную войну. На локальные войны продолжали смотреть, как на что-то временное, случайное, нехарактерное и несвойственное современной вооруженной борьбе и недостойное «серьезного» изучения.

Поэтому возможность участия в локальных войнах и военных конфликтах не учитывалась в полной мере ни в оргструктуре войск, ни в оснащении их вооружением, техникой и снаряжением, ни в боевых уставах и боевой подготовке. Теперь все это надо пересмотреть и наверстать упущенное. Необходимо внимательно приглядеться и к опыту других государств, где значительно раньше начали перестройку армий применительно к задачам, выполняемым в локальных войнах и военных конфликтах.

Разумеется, было бы ошибкой ориентировать строительство и подготовку вооруженных сил только на участие в военных конфликтах. Ибо нельзя в перспективе исключить полностью и возможности возникновения крупномасштабной агрессии против нашей страны и других республик СНГ, с которыми Россия имеет или может иметь соглашения о совместной обороне. Поэтому Вооруженные Силы РФ должны быть готовы к выполнению задач и в крупномасштабных войнах.

Но военные конфликты происходят уже сегодня и поэтому создание сил, необходимых для успешного решения задач по предотвращению и ликвидации конфликтов, является первоочередной задачей Российской армии. И они должны найти отражение в системе боевого применения вооруженных сил. Желательно, чтобы в уставных документах нашли отражение специфические условия и характер ведения операций и боевых действий в локальных войнах и военных конфликтах, когда может не быть четко очерченной линии фронта и действия войск будут носить очаговый характер. Особенно сложными будут действия против вооруженных формирований, перемешанных с мирным населением. Действия авиации противника возможны с различных, самых неожиданных направлений. Снабжение войск и все виды боевого, материального и технического обеспечения иногда придется осуществлять с нарушенными коммуникациями. Потребуется четкая организация единого управления и взаимодействия войск прикрытия и прибывших из глубины мобильных сил, а также сухопутных группировок с соединениями ВВС, войск ПВО и ВМФ.

Возникает и ряд других особенностей подготовки и ведения боевых действий в локальных конфликтах и применения миротворческих сил, которые должны не только теоретически разрабатываться, но практически осваиваться в войсках.

В армиях НАТО при планировании боевой подготовки на 1994–1995 гг. идет дальнейшая ее переориентировка на решение новых задач, связанных с «управлением кризисами» вместо традиционного обучения командиров и штабов ведению только крупномасштабных боевых действий. Интересы дела требуют, чтобы и в российских Вооруженных Силах периодически проводились учения по отработке управления войсками при решении боевых задач в локальных войнах и конфликтах. Желательно, чтобы и в целом в системе оперативной и боевой подготовки было больше уделено внимания этим вопросам. Надо обучать войска и действиям при введении чрезвычайного положения в определенных районах, а какие-то подразделения — и действиям в составе миротворческих сил. Все это должно найти отражение в соответствующих документах по боевой подготовке, а также в учебных программах в военно-учебных заведениях и войсках.

Вообще, как показывает исторический опыт, отношение к боевой подготовке всегда было главным показателем, насколько та или иная армия серьезна готовится к защите своего Отечества. Не случайно все выдающиеся полководцы оказывались, как правило, большими мастерами обучения и воинского воспитания войск и на учениях были не менее требовательными, чем в боевой обстановке. Вся система боевой подготовки достигает своей цели лишь в том случае, если она не позволяет никаким подспудным соображениям мирного времени уводить ее в сторону от того единственного верного пути, по которому в лихую годину армия должна идти на войну.

Но всякий раз, когда жизнь выдвигает на вершину власти новое поколение военных руководителей, им начинает казаться, что можно «перехитрить» самих себя и на какое-то время по другому относиться к вопросам боевой выучки. Одним где-то за рубежом внушают мысль, что можно лишь с помощью компьютеров учиться воевать. Другие начинают думать, что это «старые генералы» придумали необходимость проведения учений под руководством старших начальников. Им кажется более удобным проводить учения с самим собой, как это было на Тоцком российско-американском учении в 1994 г., когда командиры заранее знали все эпизоды миротворческих акций, которые им предстояло отрабатывать.

Но если командиры и штабы заблаговременно знают обстановку за свои войска и противника, если нет свойственной боевой действительности неопределенности, неожиданных ее изменений, тогда никакой подлинной боевой учебы не будет и даже невозможно будет узнать состояние боевой готовности подчиненных соединений и частей. Еще во время советско-финской войны, когда наспех отправляли на фронт воинские части из различных концов страны, вдруг обнаруживалось, что та или иная, воинская часть не укомплектована, техника неисправна, солдаты и офицеры давно уже не стреляли. Так было при отправке войск в Афганистан. О нечто подобном приходится узнавать и в наши дни по событиям в Чечне. Но так бывало и будет, если необходимость систематической боевой подготовки не станет непреложным законом, если командиры, штабы и войска не будут ставиться на учениях в условия максимально близкие к боевой действительности.

Трудности известны и главный из них — недостаток материальных средств для боевой подготовки. Но зачем же тогда тратить ограниченные ресурсы на то, чтобы командир сам с собой проводил учение? В сложившихся условиях тем более важно дорожить каждым учением, до предела возможного спрессовать и скомплексировать отрабатываемые учебные вопросы, максимально приближать обучение к тому, что может потребоваться в бою. При более ответственном, требовательном и рациональном подходе и при том количестве горюче-смазочных материалов, боеприпасов и других материально-технических средств можно организовать более эффективную боевую выучку войск, поддерживать их должную боевую готовность.

Афганистан проверял людей и показал, что и так называемую «кадровую политику» нельзя превращать в самоцель. Как только вместо обычного воспитания и изучения кадров в процессе труда возникает «кадровая политика» серьезное дело начинает подменяться политизированным подходом. При существовавшей в Советской Армии практике (особенно в последние годы), когда одни руководители занимались оперативной и боевой подготовкой, (в процессе которых только и изучается офицер или генерал), а другие, в отрыве от этого расставляли кадры, не желая даже выслушивать их предложения, одни офицеры оказывались обреченными на выдвижение, другие — на прозябание. Это приводило к пассивности офицеров, безразличию к службе, к преобладанию «серых» и посредственных личностей в офицерской среде и особенно в ее высших эшелонах.

Как бы мы не лукавили, надо также признать, что в мирное и военное время от военных кадров (особенно в оперативно-стратегическом масштабе) требуются несколько разнящиеся качества. Вопрос о том, как их совместить, не нанося ущерба для дела в мирное время и вместе с тем воспитать командующих и командиров, которые бы сохранили свою самобытность, самостоятельность, твердость для военного времени, до сих пор остается неразрешенным.

Опыт многих войн, в том числе афганской, свидетельствует и о том, что если уже армия оказалась на театре войны и получила боевые задачи, она должна действовать активно и решительно. Такого рода действия, как правило, сопряжены меньшими потерями, чем вялые и пассивные, дающие возможность противнику восстанавливать и постоянно накапливать новые силы. Если еще учесть, как об этом пишет Б. В. Громов, что некоторые командиры во избежание потерь шли на «святой обман» и просто имитировали выполнение боевых задач, то такая война могла идти бесконечно, в конечном счете нисколько не убавляя потери.

Во время войны в Афганистане кому-то может быть казалось, что, если он оставит в покое и не будет иметь дело с той или иной группировкой моджахедов, то навсегда с ними и расстанется. Но они не заставили себя ждать: непрошенно пришли в Таджикистан, в Нагорный Карабах, в Чечню и не собираются на этом останавливаться.

Много писалось и говорилось о том, как трудно было воевать в Афганистане. Но вот теперь генерал Л. Рохлин, сопоставляя с тем что было в Чечне, говорит: «Афганская война была прогулкой по сравнению с тем, что происходит здесь».

В мире есть силы, которые хотят, например, Таджикистан превратить во «второй Афганистан». Дестабилизируя обстановку в этой республике, они стремятся оказать давление на другие сопредельные республики, в том числе и на Россию.

Поэтому, если с учетом экономической и стратегической выгоды оценить обстановку, то для стран СНГ наиболее целесообразным является иметь единую общую границу, при этом не ущемляя, а укрепляя суверенитет этих государств и обеспечивая наилучшие условия для защиты русскоязычного населения. Как уже отмечалось в печати, поставив во главу угла интересы российской безопасности, следует отказаться от попыток оценивать Таджикистан с точки зрения теперешних представителей демократии и «правильном» государственном устройстве. Демократия не может быть одинаковой в Париже, Москве, Кабуле или Душанбе. Поэтому разговоры о том, что, защищая афгано-таджикскую границу, российские солдаты помогают «прокоммунистическому режиму» в Душанбе, ничем не отличается от прежнего идеологизированного подхода, но с обратными знаками.

Что касается потерь в Афганистане, то по уточненным данным советские войска вместе с внутренними и пограничными (убитыми, умершими от ран и болезней, погибшими в результате различных происшествий) потеряли 14453 человека: армия — 13833, подразделения КГБ — 572, МВД — 28 человек. В том числе погибло и ранено 664 чел. из числа военных советников, специалистов и переводчиков, работавших в афганских вооруженных силах. Санитарные потери составили 49983, из них возвращено в строй 38614 (77 %). Стали инвалидами 6669, пропало без вести 330 человек.

Потери 40-й армии по годам характеризуются следующими данным

Таким образом наибольшие потери приходятся на 1982–1985 годы, когда велись наиболее интенсивные боевые действия. Снижение потерь в 1988–1989 гг. объясняется не только постепенным свертыванием боевых действий, но и главным образом тем, что в 1988 г. значительная часть советских войск была уже выведена из Афганистана, а в феврале 1989 г. они полностью покинули эту страну. Потери военной техники составили: самолетов — 103, вертолетов — 317, танков — 147, боевых машин пехоты и бронетранспортеров — 1314, орудий и минометов — 433, автомобилей — 11 309, инженерной техники — 11 369, радиостанций и командно-штабных машин — 1138.

С сожалением и прискорбием приходится говорить и сотнях тысяч погибших афганцев, главным образом мирных жителей. В локальных войнах и вооруженных конфликтах последних лет удельный вес потерь среди мирных жителей все больше возрастает. (В первой мировой войне в числе общих потерь гражданское население составляло 5 %, во второй мировой войне 48 %, в Корейской войне 1950–1953 гг. 84 %, во Вьетнаме — 98 %, Афганистане — 85 %. И это объясняется не только возросшей поражающей мощью оружия и нарушением международных правовых норм регулярными войсками, но и во многом тем, что повстанческие силы и сами действуют не менее жестоко, осуществляя массовое вовлечение населения в боевые действия, растворяясь среди местных жителей и используя их как прикрытие. Как можно, например, уничтожить установку реактивных снарядов повстанцев и одновременно обезопасить мирных жителей, если эта установка размещается во дворе жилого дома?

Александр Котенев пишет, что на войне «Выделить… какая сторона более гуманная, невозможно. Да, видимо, и не нужно. Тот же, кто этим занимается, явно играет в какие-то политические игры. Вы не посылайте людей на войну. А пославши, не распускайте, пусть это звучит грубо, псевдогуманистические сопли, не смущайте и не терзайте души людей, и без того травмированных войной».

Но неизбежна ли тотальная жестокость на войне?

Учитывая особую щепетильность и принципиальность этого вопроса, представляется необходимым остановиться на нем несколько подробнее.

Думаю, что в самой жесткой войне необходимо стремиться к соблюдению международных правовых норм. Например, ничем нельзя оправдать массированные бомбардировки авиацией союзников Дрездена, применение ядерного оружия в 1945 г., когда война уже кончалась, американские бомбардировки во Вьетнаме, Ираке, как и авиационные удары советской и афганской авиации по населенным пунктам в Афганистане и Чечне.

При более разумном подходе можно изыскать способы действий, которые не вызывали бы больших потерь среди населения. Вспомним, как советские войска в 1944 г. предотвратили подготовленные фашистским командованием взрывы в Кракове и тем самым позволили избежать массовых разрушений и потерь среди жителей. В том же году умелые дипломатические и военно-политические акции советского командования и благоразумие правящих кругов позволили избежать интенсивных боевых действий на территории Румынии, Болгарии, а следовательно и потерь. Отказ Советского командования от полного окружения группировки гитлеровских войск и ведения боевых действий по их уничтожению в Силезии спасли от разрушений промышленность и жителей этого района. Минимальными были потери населения в ходе Маньчжурской операции советских войск в 1945 г. При всей политической нецелесообразности ввода войск в Чехословакию в 1968 г. с точки зрения военной, эта акция была подготовлена очень продуманно и тщательно, позволившая избежать больших потерь среди населения. При всех обстоятельствах военное командование обязано принимать все необходимые меры к тому, чтобы по возможности щадить мирных жителей. Но вместе с тем желательно отдавать себе отчет во всей сложности и неоднозначности этого вопроса. Прежде всего международно-правовые нормы и ответственность за их соблюдение должны распространяться на обе конфликтующие стороны. Однако в средствах массовой информации нередко преобладает односторонний подход к этому вопросу. Кроме того, «гуманность» в той степени, в какой она возможна на войне, не должна оборачиваться жестокостью по отношению к своим войскам. Как уже отмечалось, решение об отмене бомбардировок и обстрелов Грозного — это политический акт, «который никак нельзя путать с его военным аспектом. А он таков, что каждый день продления конфликта — это новые жертвы. Да, надо уберечь от бомбежки мирных граждан в Грозном. Но надо ясно понимать, что тем самым спасаются и дудаевские боевики. А расплачиваются за это своими жизнями российские солдаты. Это тоже горькая правда, о которой надо знать обществу. Где та незримая черта, на которой можно уравновесить все эти неизбежные в войне потери? Увы, у всякого будет своя мера, но расплачиваться за нее будет опять же российский солдат».

Не следует также преувеличивать возможности высокоточного оружия. Мир был уже свидетелем так называемых «точечных ударов», когда в 1991 г. авиация коалиционных сил обрушивала удары в Ираке по больницам, мечетям, городским кварталам, где погибли тысячи мирных жителей.

В локальных войнах и вооруженных конфликтах эта проблема будет постоянно возникать. Готовых рецептов на все случаи жизни нет и не может быть. Но из прошлого опыта совершенно очевидно, что чем больше общественного понимания и поддержки войск, выполняющих боевые задачи, тем меньше ожесточения с их стороны, чем выше политическая и гражданская зрелость и ответственность военного командования, чем выше его военный профессионализм, тем больше шансов того, что военные задачи будут решаться с минимальными потерями среди населения и своих войск.

Возвращаясь к вопросу о потерях в Афганистане, заметим, что в сопоставлении с другими локальными войнами, с учетом характера и результатов боевых действий можно по-разному оценивать уровень потерь в афганской войне. (Например, американцы во Вьетнаме потеряли 360 тыс. человек, из них убитыми более 50 тыс. человек, 9 тыс. самолетов и вертолетов).

Но гибель наших солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров, тысячи воинов, вышедших из войны искалеченными, сотни тысяч людей с душевными травмами, особенно прискорбны и огорчительны, когда им говорят, что они воевали не за правое дело и участвовали в преступной акции политического руководства.

Политическое руководство боялось даже хоронить должным образом погибших солдат, свидетельством тому служит один из документов того времени.

Особая папка

Совершенно секретно

Рабочая запись заседания Политбюр ЦК КПСС

30 июля 1981 года

«… Суслов.  Хотелось бы посоветоваться. Товарищ Тихонов представил записку в ЦК КПСС относительно увековечивания памяти воинов, погибших в Афганистане. Причем предлагается выделять каждой семье по тысяче рублей для установления надгробий на могилах. Дело, конечно не в деньгах, а в том, что если сейчас мы будем увековечивать память, будем об этом писать на надгробьях могил, а на некоторых кладбищах таких могил будет несколько, то с политической точки зрения это не совсем правильно.

Андропов. Конечно, хоронить нужно с почестями, но увековечивать их память пока рановато.

Кириленко. Нецелесообразно устанававливать сейчас надгробные плиты.

Тихонов. Вообще, конечно, хоронить нужно, другое дело следует ли делать надписи.

Суслов. Следовало бы подумать и об ответах родителям, дети которых погибли в Афганистане. Здесь не должно быть вольностей. Ответы должны быть лаконичными и более стандартными». [101]

Но подлинная правда в отношении военных людей состоит в том, что они выполняли свой воинский долг, данную правительству и народу присягу, а выполнение конституционного и воинского долга, имеют особые измерения и критерии оценки. Если каждый солдат и офицер станет на свой лад определять легитимность существующих в государстве органов власти и отдаваемых ими приказов, то будем иметь то, что было в Чечне и некоторых других случаях, когда целые группы даже элитных войск, еще не вступив в бой, начали сдаваться в плен, хотя и в Чечне большинство воинов показали себя достойно.

Кстати, о потерях в афганской или Великой отечественной войне больше всего сокрушаются люди, которым они в конечном счете безразличны. Их больше занимают политические интриги вокруг этого болезненного и щепетильного вопроса. Сколько было шума, когда в Тбилиси во время демонстрации трагически погибло 10 человек, чего можно и нужно было избежать. Сейчас в Грузии гибнут тысячи людей, страдает от лишений весь народ, но шумевших в ту пору политических деятелей почему-то не слышно. Такова же их позиция по конфликтам и человеческим жертвам на Кавказе, Таджикистане, да и в том же Афганистане. Даже такой авторитетный афганский лидер как Раббани вынужден назвать Хекматьяра убийцей, уничтожившим больше афганцев, чем советские войска и войска кабульского режима.

В России в условиях мирной жизни только в 1993 году в результате убийств, самоубийств, отравлений погибло 150 тыс. человек или в 10 раз больше, чем за 10 лет войны в Афганистане. В условиях всеобщего обмана, пренебрежения к жизням людей в результате потребления суррогатов и фальшивых спиртных напитков в 1993 году умерло 29 тыс. человек или в 2 раза больше, чем за 10 лет афганской войны. За последние 5 лет неестественные причины смерти унесли более миллиона жизней. В результате резкого сокращения рождаемости и увеличения смертности темпы косвенных потерь населения начинают превышать потери во время Великой Отечественной войны. Министр обороны Украины Валерий Шмаров говорит, что за десять лет войны в Афганистане было убито 1700 юношей, призванных с территории Украины, то только в 1993 году в украинской армии погибло 1656 солдат и сержантов, а избито, травмировано сослуживцами около 10 тысяч человек.

В том же Таджикистане за период Великой Отечественной войны погибло 60 тыс. человек, а во время гражданской войны последних лет — 100 тыс. человек, около миллиона стали беженцами.

Для нас небезразлична и гибель людей в Афганистане. И по этому поводу было немало стенаний. А сейчас, когда там нет советских войск, гибнет еще больше мирных жителей. И там не один Хекматьяр проливает кровь. Почему нет никакой реакции на все это? Кто и когда покается и ответит за все это перед нашими народами? Можно спорить о смысле афганской войны. Но там солдаты гибли, выполняя приказ своего законного правительства, во имя чего все сказанное выше?

Нет, гибель солдат в Афганистане, другие жертвы военных конфликтов, возросшей преступности и общей неустроенности жизни нашего общества мало беспокоят некоторых лицемерных политиков и правозащитников. Зная, что ни одна война без жертв не обходится, политики должны думать об этом прежде чем связывать свою политику с применением вооруженного насилия. Во всяком случае наши потери в Афганистане не могут ставить под сомнение выполнение воинского долга солдатами и офицерами.

Кстати, американцы, у которых призывают нас во всем учиться, до сих пор не осудили ни варварские бомбардировки мирного населения, ни саму войну во Вьетнаме. Каждый воевавший там солдат остается в почете. Во время предвыборной кампании рейтинг Клинтона существенно пострадал из-за того, что он в свое время отказался служить в американской армии и воевать во Вьетнаме. Самое опасное, что в наши дни делается в России — это подрыв духовных основ, смысла воинской службы, ее моральных устоев, что всегда было самой сильной стороной русской, а затем и Советской Армии.

В связи с 50-летием Победы вспомним хотя бы трагическое начало Великой Отечественной войны. Большинство участников войны знает, что в самые трудные дни советских людей не оставляла вера в правоту своего дела, вера в победу, что помогало выдерживать самые суровые испытания. Одним из наиболее ярких примеров героизма в этот период был подвиг защитников Брестской крепости. В крепости к моменту нападения гитлеровцев не было какой-либо цельной части или соединения. Остались разрозненные подразделения обеспечения и семьи военнослужащих. Им никто не ставил задачи оборонять крепость. Эти люди не в силу принуждения, а только благодаря своему высокому сознанию объединились и продолжали сражаться даже тогда, когда фашистские войска далеко продвинулись вглубь советской территории и когда сопротивление казалось бесполезным. В том подвиге, как и в тысячах других подобных, с особой силой проявились моральная стойкость людей, их верность присяге и воинскому долгу. И надо бы сегодня глубже задуматься каким путем, при каких обстоятельствах было достигнуто такое воспитание народа и армии.

Немало отваги и героизма было проявлено нашими воинами и во время афганской войны, о чем уже немало написано, но они, к сожалению, еще не нашли достойного отражения в литературе и искусстве. За время войны в Афганистане за совершенные подвиги награждено более 200 тысяч воинов и служащих Советской Армии, 86 военнослужащих стали героями Советского Союза, в том числе 25 звание героя присвоено посмертно. Высокие воинские качества показали многие советники, работавшие в афганской армии.

Среди удостоенных звания героя Советского Союза был ряд генералов и офицеров, ставших в последующем крупными военачальниками и известными политическими деятелями: генерал-майор Грачев П. С., генерал-лейтенант Громов Б. В., генерал-майор Слюсарь А. Е., полковник Руцкой А. В., подполковник Высоцкий Е. В., полковник Павлов В. Е., полковник Востротин В. А., подполковник Очиров В. Н., капитан Аушев Р. С. Но были и такие герои, как командир полка Рохлин Л. Я., которые официально это звание по разным причинам не получили. Но от этого они не перестали быть подлинными героями этой войны.

Если большевики в русско-японскую и первую мировую войну выступали за поражение царского самодержавия, т. е. своей страны (что у меня всегда вызывало протест и непонимание), теперь необольшевики ставят под сомнение участие советских людей в Великой Отечественной войне, ибо оказывается, всем надо было поступать как власовцы, помогая Гитлеру, а не Сталину, надо было отказываться от участия и в Афганской войне. Словом, никогда ни в чем не надо было участвовать, а выступать лишь за поражение своей страны.

Теперь еще хотят уравнять фронтовиков и тех, кто трудился во время войны в тылу. Можно и должно относиться с уважением к труженикам тыла, которые также совершили великий трудовой подвиг, в конце концов это тоже наши отцы, матери, сестры и братья. И, конечно, они заслуживают быть отмеченными за свои заслуги и достойно обеспеченными пенсиями и соответствующими льготами. Но фронт и тыл — это не одно и тоже. И далеко не все, как это изображается, стремились попасть на фронт, где каждую секунду человек рискует жизнью и постоянно терпит суровые лишения. И после войны это неплохо понимали и номенклатурные работники, предпочитая посылать своих сыновей для прохождения военной службы не в Афганистан, а в какую-либо из групп войск за рубежом.

С самого начала этой идеологической и военно-исторической диверсии, связанной с осуждением участия в той или иной войне, было ясно, что при насаждении и внедрении в сознание общества такой антиконституционной, антипатриотической, антиармейской позиции никто не захочет идти на фронт и защищать свое Отечество. Зачем идти на фронт, рисковать жизнью, терпеть лишения, если участие в войне и работа в тылу котируется в обществе и в конечном счете вознаграждается государством одинаково?

И вот мы при сравнительно небольшом испытании в Чечне уже пожинаем плоды такой внешне казалось бы «гуманной», а по своему существу антигуманной, антигосударственной позиции, в которой не только начисто отрицается патриотизм, но и нет элементарной гражданственности — даже на уровне ее понимания мопассановской Пышкой, которая хотя и была женщиной легкого поведения, но не хотела иметь дело и в чем-то потворствовать пришедшим в ее страну пруссакам. Разве это видано когда-либо за всю историю российского государства, чтобы невозможно было осуществить призыв молодых людей в армию, чтобы не только солдаты, но и офицеры отказывались выполнять приказы и свой воинский долг?

Конечно, курс в России должен быть взят на максимально возможную профессионализацию армии. Но главное — в отношении граждан к военной службе. Жизнь для человека всегда дороже, чем любые деньги и привилегии и наемный солдат, как правило, предпочтет лучше отказаться от денег, чем от своей жизни, ибо в последнем случае все остальное теряет свой смысл. Жизнью можно рисковать лишь за благородные идеи защиты Отечества. Поэтому главной силой любой армии являются готовность ее граждан выполнять свой воинский долг. Особенно если учесть, что ни одна серьезная война (в т. ч. в районе Персидского залива в 1991 г.) не обходилась без мобилизации и призыва дополнительного количества граждан.

И для того, чтобы выйти из того духовного тупика государственности, в которую нас загнали, и восстановить моральные основы безопасности страны и защиты Отечества, необходимо прежде всего определиться с нашей общенациональной идеей и национальными интересами.

Иногда можно слышать успокоительные слова о том, что не надо особенно мудрить, ибо смысл воинского служения и без того предельно ясен: служить Родине, Отечеству. Но еще Е. Н. Трубецкой — один из продолжателей философского учения Владимира Соловьева — заметил, что идеей родины вообще воодушевиться невозможно. «Чтобы отдаться чувству любви к родине, — писал он, — нам нужно знать, чему она служит, какое дело она делает. И нам нужно верить в святость этого дела, нам нужно сознавать его правоту. Нам нужна цель, которая бы поднимала наше народное дело над национальным эгоизмом». Для сегодняшней России уяснение смысла гражданственности и воинской службы особенно важны.

Общепризнано, что по исторической традиции и самобытности россиянин, советский человек — мировоззренчески, идеологически целевой человек. Перед ним должны быть поставлены конкретные и ясные цели как в социально-политической, экономической областях, так и в деле обороны страны. Может быть какой-то мелкий бизнесмен вполне может обойтись без этого, но солдат или офицер не может исправно служить и рисковать своей жизнью в боевой обстановке, не осознавая толком, чему он служит и что он защищает.

Не знаю, будет ли когда-либо наше государство демократическим, но делом жизни и смерти стала первоочередная задача создания правового государства, основанного на определенных законах. Алексей Арбатов по поводу событий в Чечне писал: «Дело даже не в том, что есть жертвы. Без них, в том числе и среди мирного населения, не обойтись при силовых акциях. Дело в том, что на каких правовых основаниях, в каких целях и каким образом применяется сила. Российские президенты не должны иметь права устраивать войны по своему усмотрению и по любому поводу в любом регионе России, если мы претендуем на созидание правового общества. Да, Чечня — это наше внутреннее дело. Но внутри страны, ничуть не менее, чем вовне, никому не позволено произвольно прибегать к силе».

В подлинном правовом государстве должны быть выработаны элементарно рациональные и легитимные механизмы выработки важнейших государственных решений со всесторонним охватом социально-стратегических соображений, чтобы страну и вооруженные силы не втягивали во всякого рода необдуманные авантюры, чтобы, когда в этом есть необходимость, определялись четкие политические и стратегические цели. Тогда не придется каждый раз искать крайних среди военных и все сваливать на них. Но когда решения приняты, цели и задачи поставлены, обязанность каждого военнослужащего, если он остается на службе, выполнять свой воинский долг и военную присягу.

Должны быть приняты также соответствующие законы, запрещающие призывы к отказу от воинской службы и выполнения своих конституционных обязанностей.

Это самое главное для обеспечения военной безопасности страны, ее обороноспособности и боеспособности вооруженных сил. Если нет готовности каждого гражданина верно служить своему Отечеству и защищать его, ни численность армии и флота, ни их техническое оснащение, никакие организационные усовершенствования ничего не дадут. Готовность к выполнению воинского долга и встать на защиту Отечества — это основа основ обороноспособности вооруженных сил. В обществе могут быть разногласия по самым разным вопросам, но в главных вопросах обеспечения безопасности интересы всех политических партий и общественных сил должны совпадать, если, конечно, они отражают национальные, а не чуждые им интересы. И достижение единства подхода к таким жизненно важным проблемам желательно начинать с восстановления исторической преемственности. Нормальному человеку трудно воспринимать, например, как можно готовиться отмечать 300-летие русского флота и 3-летие российской армии. Истоки должны быть одни. Воскрешение исторической памяти, рассмотрение нашего прошлого как единого процесса (без искусственных разрывов во времени) даст возможность формировать взаимопонимание по важнейшим сегодняшним и завтрашним общенациональным проблемам.