Оукли сидел в большом кресле Коннистона, глубоко задумавшись, и смотрел, как меняются лица тех, кто слушал вместе с ним записанный на магнитофон разговор с похитителем. Лицо Луизы постепенно становилось деревянным, у Фрэнки Адамса губы дрожали, Диего Ороско — большой, толстый — напряженно смотрел в одну точку.

У Оукли еще болели мышцы — он перенапрягся, когда относил тело Эрла Коннистона в морозильник, бережно обращаясь с ним. Странно, подумал он, с какой осторожностью мы касаемся людей после того, как они умирают. Он чувствовал себя несколько отупевшим, будто нервы его отчасти утратили чувствительность после недавних событий. Однако мозг работал с отчетливой ясностью и быстротой — так и раньше бывало в минуты усталости.

Лента прокрутилась до конца. Диего Ороско громко хмыкнул. Остальные молчали. Оукли произнес размеренным голосом:

— Вот почему никто за пределами этой комнаты не должен знать, что Эрл мертв. Если об этом станет известно похитителям, я не поставлю и двух центов на шансы Терри.

— Конечно, вы чертовски правы, — согласился Ороско. Луиза Коннистон была бледна, волосы не причесаны. Она как-то странно подергивала головой — Оукли не сразу понял, что это жест отрицания, что она отказывается признать реальность происходящего с нею. Оукли сказал ей намеренно грубым, резким голосом:

— Возьмите себя в руки.

Ее лицо потемнело от злости.

— Заткнитесь.

— Мне нужно, чтобы у вас была ясная голова. Вы должны принимать участие во всем этом.

— Вам нужно, — презрительно пробормотала она.

Ороско подошел к Луизе и стал тереть и разминать ее руки своими огромными коричневыми ручищами. Луиза никак на это не отреагировала.

Оукли перевел взгляд на Адамса. Не сговариваясь, они вышли в коридор. Адамс возбужденно проговорил:

— Послушайте, богу известно, я не хотел, чтобы так получилось. Кто же мог знать, что он к нам ворвется? Она сказала, он три месяца не заходил к ней в спальню.

— Вы сбили его двумя ногами сразу. Где этому научились?

— Ну, недомерку вроде меня, растущему в бандитском районе, волей-неволей приходится драться. К тому же артистическую карьеру я начинал в бродячей труппе. Акробатом.

— Я так примерно и подумал.

— Что это должно означать?

— Я адвокат. Может, и я подзабыл немного уголовный кодекс, но все же помню, что по закону особое искусство некоторых атлетов может считаться опасным оружием. Кулаки боксера, например…

— Вы хотите сказать…

— Я просто размышляю вслух.

— Вы пытаетесь напугать меня до полусмерти. Зачем? Для чего вы притащили сюда этого толстого мексиканца?

— Так хотел Эрл.

— Это в связи с похищением?

— Да.

— Много вы сказали ему о… о том, как умер Эрл Коннистон?

— Достаточно.

— Кто гарантирует, что он меня не заложит?

— Диего работает на меня. Уж если кто и будет закладывать, то это я.

Адамс смущенно покраснел и спросил:

— А почему вы тут всеми командуете?

— Вы хотите, чтобы я подошел к телефону и доложил полицейским, кто убил Эрла?

— Все было не так! Вы же знаете, как это было! Я защищался…

— Может быть. Но если мы с Луизой будем настаивать на этой версии, вас посадят.

— Ерунда. Этот сукин сын бросился на меня как сумасшедший. Я действовал в порядке самозащиты — и произошел несчастный случай. Так что будет стоить ваше слово против моего?

— Слово нищего, третьеразрядного комика из ночного клуба и слова уважаемого адвоката и вдовы мультимиллионера. Кому бы вы поверили на месте присяжных?

— Мерзавец, — прошипел Адамс с отчаянием. — Вам нужен козел отпущения? Ну что ж, бедный актер всегда в проигрыше.

— Не обязательно все должно сложиться именно так.

— Да вы уж все приготовили. Осталось затянуть веревку.

— Нет. Можно сыграть иначе, если не хотите скандального процесса и тюрьмы.

— Вы шутите?

— Ну так как?

— А разве у меня есть выбор?

— Предположим, вы, я и Луиза в передней комнате играли в карты, когда вдруг услышали шум в задней части дома. Предположим, мы пошли туда выяснить и обнаружили, что Эрл, запнувшись о ковер, упал и ударился головой о спинку кровати. Предположим, мы расскажем эту историю, а врач подпишет свидетельство о смерти в результате несчастного случая.

Адамс смотрел на него с отвисшей челюстью.

— Да где же вы найдете врача, который подпишет такое?

— За большие деньги можно купить небольшую безобидную ложь. Ну как, Фрэнки?

Адамс зажмурился втянул голову в плечи.

— Что я должен делать?

— Я дам знать. А пока ничего не говорите, не посоветовавшись прежде со мной. Договорились?

— Когда в школе на меня впервые напали втроем, я научился не сопротивляться неизбежному. Обо мне можете не беспокоиться.

Оукли улыбнулся, но в его улыбке не было доверия.

Они вернулись в кабинет. Луиза выглядела уже немного лучше, лицо порозовело. Оукли шел через комнату, ее глаза внимательно следили за ним. Руки крепко сжимали подлокотники кресла.

Оукли сел в кресло Эрла и заговорил мягко, неторопливо:

— Мы все слышали магнитофонную запись. Я рассказал вам, что собирался сделать Эрл. Мне кажется, он выбрал неправильный путь, но мы посмотрим… Диего, что насчет записи?

— Я только что прокрутил ее заново. По-моему, этот сукин сын говорил серьезно. Обычно в таких случаях зовут полицию и ФБР, а они советуют следовать инструкциям и заплатить выкуп. Считается, что больше шансов получить похищенного человека назад живым, если отдашь деньги и не будешь раскачивать лодку.

— Раскачивать лодку, — изумленно пробормотал Адамс. — Боже мой, лодка-то уже утонула.

Оукли не обратил на него внимания и сказал Ороско:

— У меня такое ощущение, что следующим вашим словом будет «но».

— Да. Она сказала, что один из них хочет убить ее, чтобы она не смогла их опознать. Означает ли это, что она видела все их лица? Или же они завязали ей глаза, но кто-то хочет еще подстраховаться? Она слышала их голоса.

— А какая разница? — спросила Луиза.

— Разница может быть очень большой, — усмехнулся Диего. — Если ее держат с завязанными глазами и она не видела их лиц, то, может быть, они действительно собираются ее отпустить, когда все кончится. А вот если ей даже не удосужились закрыть глаза, тогда совсем другое дело…

Оукли покачал головой.

— Вероятно, нам придется принимать решение без учета этого фактора. Что с телефоном — удастся ли проследить, откуда они звонят?

— Может быть… может быть, — задумчиво проговорил Ороско. — Утром я этим займусь. С компьютерными коммутаторами иногда удается засечь звонок очень быстро. Я приготовлю людей, они начнут действовать по сигналу. Больше я ничего не знаю. Относительно выкупа решайте сами. Скажу одно: будь это моя дочь, я бы не стал рисковать, как Коннистон. Надо играть по правилам, независимо от того, сообщим мы полицейским или нет. Они-то наверняка посоветуют играть по правилам.

— Вы имеете в виду заплатить выкуп? — уточнила Луиза.

— Вот именно. Заплатить выкуп.

— Вы все забываете одну вещь, — резко проговорила Луиза.

Ее тон заставил Оукли насторожиться. Луиза посмотрела на Фрэнки Адамса, на Диего Ороско, потом на него.

— Никто из вас не имеет права решать, как поступить с деньгами Эрла. Эти деньги принадлежат Терри и мне. Мы его наследницы.

Оукли зло сузил глаза.

— Вы хотите сказать, что выкуп платить не согласны?

— Я хочу сказать, что, может быть, Эрл был прав. Может быть, действительно лучше запугать их, а не платить им деньги.

— Иными словами, — пробормотал Оукли, — для вас Терри не стоит полмиллиона долларов.

— У вас это звучит совсем иначе. Вы же знаете, что для меня вопрос не в деньгах. Вполне может получиться, что мы и выкуп заплатим, и потеряем Терри и деньги.

Оукли вскочил на ноги, отшвырнул кресло.

— Даже не думайте об этом, Луиза.

— Вы мне угрожаете? — спросила она.

— Да, если угодно. Позвольте напомнить вам, что преступник не может владеть имуществом, полученным в результате преступления. Если вас признают соучастницей в убийстве вашего мужа, вы не унаследуете ни цента — независимо от того, будет жива Терри или нет.

У нее расширились глаза.

— Признают соучастницей?.. Неужели вы говорите серьезно!

— А вы подумайте. Ловкий обвинитель сможет убедить присяжных. Молодая жена старого миллионера, дружок жены — они сговорились убить старика и жить потом на его миллионы. Нравится?

— Но ведь не было ничего подобного. — Ее лицо стало малиновым, она опустила глаза. — Как вы обо мне думаете!

— Поймите меня правильно, — усмехнулся Оукли. — Я лишь хочу подчеркнуть: если обстоятельства смерти Эрла станут известны, газеты ухватятся за эту историю, и на первом месте будет классическая версия, которую я только что привел. Вас вываляют в грязи. Вы этого хотите? Или предпочтете все же, чтобы ничего не попало в печать? Что лучше: отвечать на каверзные вопросы обвинителя в зале суда или тихонько поговорить со скучающим чиновником в его кабинете? Да, черт возьми, можно сказать, что я вам угрожаю!

Она долго смотрела на него и молчала, потом, взглянув мельком на Адамса и Ороско, неуверенно проговорила:

— Шантаж — это серьезное преступление, Карл.

— От десяти до двадцати лет, — сухо заметил Фрэнки Адамс.

Оукли покачал головой.

— Разве я вымогаю у вас деньги? Что за глупости? Я хочу спасти Терри и считаю, что для этого нужно заплатить выкуп. И я использую единственное оружие, которое у меня есть.

— Пожалуй, выбора у меня нет, — прошептала Луиза.

— Значит, вы согласны на выкуп?

— Если вы считаете, что так лучше.

Раздался насмешливый голос Ороско:

— Это ваше оружие, Карл, о котором вы говорите, на мой взгляд, выглядит как палка, которой бьют мертвых лошадей. Все произошло слишком быстро, и до вас еще не дошло: кто будет разговаривать с похитителем, когда он опять позвонит? Ведь Коннистона нет в живых. Вряд ли преступник будет вести переговоры с кем-то другим.

— Ему и не придется, — заявил Оукли.

— Вы собираетесь воскресить Эрла? — зло прошептала Луиза.

— В некотором смысле. Утром Эрл Коннистон позвонит президенту банка и договорится, что я заеду за деньгами. И позже, когда позвонит похититель, ему ответит Эрл Коннистон.

Скользнув взглядом по изумленному лицу Луизы, Оукли повернулся к Фрэнки Адамсу, который уже начал кое-что понимать, и сухо произнес:

— Я слышал, как вы подражаете Коннистону. Никто не заметит разницу, особенно по телефону. Эрлом Коннистоном будете вы.

Адамс резко выпрямился в кресле, готовясь встать, но Оукли взглядом удержал его на месте.

— Вы совсем свихнулись, — сказал Адамс.

— Вы сможете это сделать.

— На меня не рассчитывайте. Вы тут все психи!

Оукли терпеливо смотрел на него. Наконец Адамс начал ерзать в кресле.

— Послушайте, я постараюсь, если смогу, но я не в состоянии устроить убедительное представление. Да и вообще — не можем же мы держать Коннистона живым вечно, так ведь? Что будет, когда станет известно, что мы скрыли его смерть?

— Это моя забота. Никто ничего не узнает.

— Но, черт возьми, я даже не помню толком, как он говорил.

— Я уверен, что мисс Коннистон охотно поработает с вами. — Не обращая внимания на саркастический взгляд Луизы, он добавил: — Если это имеет значение, вам заплатят за работу.

— Подкуп, вы хотите сказать.

— Возможно, это послужит для вас стимулом, — криво усмехнулся Оукли. — Вы должны добиться полного совершенства.

— Вам легко говорить. Когда приехал сюда, я был на грани нищеты — это ни для кого не секрет. Сколько мне заплатят?

— Не буду мелочиться. Скажем, десять тысяч.

— Чьими это деньгами вы так легко швыряетесь? — поинтересовалась Луиза.

Оукли не ответил. Адамс сказал:

— Я не знаю, насколько могу вам доверять.

— Никто из нас не может позволить сейчас не доверять, — ответил Оукли. — Не забывайте Терри. Она тоже должна нам доверять.

* * *

Утром, пока Фрэнки Адамс отрабатывал голос Коннистона, Оукли позвонил своему биржевому маклеру в Фениксе:

— Сколько у меня сейчас акций Коннистона?.. Хорошо. Продайте двести тысяч. Нет, нет. Сделайте это через подставных лиц. Я ожидаю, что акции упадут на несколько пунктов, и хочу на этом кое-что заработать. Так что никому ни слова, иначе сделаю больно, Фред.

Он переговорил еще с несколькими маклерами в других городах. Потом в коридоре случайно наткнулся на Ороско, который почему-то смутился.

— Я хотел позвонить своим ребятам, чтобы занялись выслеживанием телефона, но вы были на линии. — Лицо детектива было совершенно непроницаемым. Но Оукли понял, что он все слышал.

— Просто держите это при себе, Диего. Не прогадаете.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Ороско.

Оукли прислушался и замер: из кабинета доносился голос Эрла Коннистона.