Семнадцатого июля 1996 года. Рейс 800 авиакомпании Trans World Airlines начался, как и многие другие, – с задержкой. Стояла жаркая летняя ночь, и лайнер ожидал на полосе своей очереди на взлет более 30 минут. Боинг-747 с 230 пассажирами на борту быстро покинул нью-йоркский аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди и стал набирать высоту над проливом Лонг-Айленд. Приблизительно через 30 минут полета случилось нечто ужасное. Очевидцы на земле наблюдали небольшой взрыв, два летящих в воздухе объекта, а затем второй, более мощный взрыв. Лайнер упал в воду с высоты более 3 км. Все находившиеся на борту погибли.

Почти сразу же агенты нью-йоркского офиса ФБР начали следствие путем изучения обломков самолета, плавающих на месте падения. Фрагменты, обломки и личные вещи были помещены в огромный ангар на Лонг-Айленде, где следователи решали тяжелую и кропотливую задачу по реконструированию каркаса самолета. Через несколько дней водолазы начали поиск на дне моря дополнительных доказательств. Тем временем, как внутри, так и за пределами Бюро, циркулировали самые разные версии причин катастрофы. Вскоре стало ясно, что существует только три возможных объяснения катастрофы: отказ оборудования, бомба на борту или ракета класса «земля-воздух».

Беспрецедентные усилия по сбору доказательств продолжались в течение следующих нескольких месяцев. Покореженные кусочки металла, болты и найденные обрывки ткани были помещены в ангар и проанализированы. Стоимость расследования составила в конечном счете более 100 миллионов долларов. ФБР приступило к действиям. Исходя из предположения, что рейс 800 погиб в результате взрыва бомбы, ФБР совместно с политиками и официальными лицами авиакомпаний усилили режим безопасности в аэропортах. Многие поборники гражданских свобод подвергли резкой критике меры ФБР, утверждая, что это широкомасштабная атака на личную независимость и гражданские свободы американских граждан. Но чем больше погибших было извлечено из воды, тем слабее были эти протесты.

Две недели спустя после катастрофы рейса 800 произошел второй взрыв. На этот раз целью были выбраны летние Олимпийские игры в Атланте: один человек погиб, более ста получили ранения.

Теперь при посадке в самолет от пассажиров стали требовать предъявления документа с фотографией, даже если рейс был внутренним. Затем ФБР настояло на общенациональной системе профилирования пассажиров, чтобы лица, вызывающие подозрения в предрасположенности к совершению террористических актов, задерживались и досматривались в аэропортах. (В результате этих досмотров тысячам американцев арабского происхождения были доставлены неудобства, а в некоторых случаях их задерживали.)

Тем временем Американская почтовая служба установила широкомасштабные ограничения: пакеты и письма весом более одного фунта [454 г] отныне нельзя было бросать в почтовые ящики – ведь такое отправление могло содержать бомбу! Вместо этого тяжелые почтовые отправления должны были сдаваться служащему почтового отделения, что обеспечивало визуальную идентификацию. Эти ограничения продолжают действовать и по сей день.

За последнее десятилетие меры, принятые из-за угрозы внутреннего терроризма, стали оказывать существенное влияние на жизнь большинства американцев. Эта глава ставит очень простой вопрос: дали ли эти меры реальный эффект? Чтобы понять это, мы должны сначала больше узнать о самом терроризме.

 

Демократизация деструктивных технологий

Лицо терроризма меняется. Большую часть XIX и XX веков терроризм был средством, которым добивались политических перемен. Терроризм был войной, которую вели угнетенные народы. У террористов были определенные цели: избавление от рабства, свержение определенного режима, политическое признание, – и они использовали насилие или его угрозу для достижения этих целей.

Террористы «старого стиля» часто действовали в составе больших групп; иногда они были частью легальных политических или околополитических организаций. В любом случае, большинство членов этих групп оказывали некую форму сдерживающего влияния на действия террористов. Даже если один из безумцев хотел лишь убить как можно больше невинных свидетелей, его соратники могли остановить его, убедив, что бессмысленное насилие не укрепит позиции, а наоборот, лишь усилит решимость оппонентов.

Террористы 1980-х и 1990-х годов были переходным звеном. Несмотря на то что это были боевики, сотрудничающие с крупными организациями и даже правительствами, они использовали террор не как средство достижения изменений, а как форму мести. Взрыв рейса 103 авиакомпании Pan American над Локерби в Шотландии в 1988 году, скорее всего, был местью за бомбардировку Соединенными Штатами Триполи в начале 1980-х. Захваты в 1980-е годы американцев в заложники в Ливане были, наиболее вероятно, ответом на обстрел Бейрута США в 1984-м. Хотя американская общественность рассматривала эти действия как террористические, более правильным было бы классифицировать их как военные действия.

Террорист завтрашнего дня – иррациональный террорист. Этот новый террорист не ставит своей целью изменение мнения противника. Он «рассматривает полное физическое уничтожение противника как продуктивный результат», – говорит Луис Рене Берес [Louis Rene Beres], профессор политологии университета Пардью, не один десяток лет изучающий истоки терроризма и способы борьбы с ним. Новое поколение террористов действует небольшими ячейками, парами или в одиночку.

Эти новые террористы часто даже не заинтересованы в переговорах, не оценивают отдаленные последствия своих действий и зачастую даже не заботятся о сохранении своих собственных жизней – фактически они активно стремятся к своей смерти. «Иррациональный террорист может быть членом группы безумцев, которая рассматривает массовую смерть как желаемый результат, с экологической точки зрения, – говорит Берес. – Либо иррациональный террорист может рассматривать террористический акт и потерю жизни как спусковой механизм для каких-либо других политических событий».

«Мы имеем дело с [новым] видом патологии – болезнью», – сказал профессор Берес на лекции в Вашингтонском университете весной 1997 года. До сих пор США везло – мы сталкивались лишь с небольшими проявлениями антиамериканского террора. Но Берес считает, что наше везение может скоро кончиться.

Вопрос, который при этом встанет перед нами, очень простой: возможно ли предотвратить террористические акты путем систематического мониторинга всех потенциальных террористов и заключения их в тюрьму до того, как они нанесут удар? И если да, то какова цена этих мер?

 

Блюдо смерти

Через почтовый отдел штаб-квартиры B'nai B'rith International, расположенной в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия, ежедневно проходит огромное количество отправлений. Однако этот конверт отличался от остальных. Пупырчатая обертка размером 8x10 была повреждена, и из нее сочилась желеобразная субстанция. Отправление было адресовано просто «B'nai B'rith», – ни имени, ни номера комнаты.

Служащий почтового отдела передал отправление Кармену Фонтана [Carmen Fontana], директору по безопасности еврейской организации. Фонтана рассказал мне:

Пакет выглядел необычно. Я понюхал его. От него исходил запах, похожий на аммиак. Я на 100 % был уверен, что это бомба. Я немедленно поместил его в мусорный контейнер и вынес наружу. Вернувшись, я попросил охранника вызвать полицию.

Прибывшие саперы изучили содержимое при помощи рентгена. Внутри ничего не было видно, похожего на бомбу. «Тогда они открыли его, – рассказывает Фонтана. – Внутри пакета оказалась чашка петри с красной субстанцией. На чашке петри были нанесены какие-то цифры. Они прочитали их и идентифицировали содержимое как сибирскую язву».

За этим последовала восьмичасовая блокада. Вашингтонская полиция немедленно закрыла район в 20 кварталов вокруг штаб-квартиры B'nai B'rith. Пакет был помещен в обеззараживающую коробку и передан для анализа в Военно-морской госпиталь в Бетесде. Но центр города, полиция и пожарные готовились к самому худшему. Городские улицы, здания и парковки были закрыты, не давая возможности более чем 10 тысячам человек уйти домой. Еще больше людей застряло в пробках, быстро образовавшихся в столице. Тем временем, во избежание заражения, 150 служащим B'nai B'rith было сказано не покидать здание.

В 20.30 в госпитале закончили предварительный анализ. Красная субстанция содержала какие-то бактерии, но они не были сибирской язвой. Специальный уполномоченный по вопросам здравоохранения Вашингтона доктор Харви Слоан [Dr. Harvey Sloane] объявил, что служащие еврейской организации могут идти домой. Все произошедшее было розыгрышем.

Этот инцидент, произошедший в апреле 1997 года, показал, что столица абсолютно не готова к биологической атаке. Несмотря на то что в процессе подготовки к инаугурации президента в 1996 году проводились тренировки по отработке подобных инцидентов, 14 сотрудников спасательных служб города по неосторожности получили контакт с субстанцией и также подлежали обеззараживанию. В то же время карантин для 150 служащих был плохо продуман, считает доктор Джонатан Такер [Dr. Jonathan В. Tucker] из Центра исследований проблем нераспространения [Center for Nonproliferation Studies]. «Желеобразный биологический агент представляет опасность только при прямом контакте…Вместо того чтобы в течение нескольких часов держать служащих на карантине внутри здания, подвергая их дополнительному воздействию опасного материала, более правильным было перевести их в другое место и держать под наблюдением, пока не станут известны результаты анализов».

«Неподготовленность просто поразила меня, – говорит директор по безопасности Фонтана. – Я не пытаюсь бросить камень в полицейских или пожарных – они сделали все, что могли. Но их подготовка была чрезвычайно мала, если была вообще. У пожарных не было необходимого оборудования».

И при этом они, кажется, не имели соответствующего опыта. Рассказывает Фонтана:

Это надо было видеть собственными глазами. У нас не было дезинфекционной палатки, поэтому они поставили рядом два грузовика и натянули поверх них кусок брезента. Затем они поместили на землю кусок пластика. Это стало дезинфекционным душем…Затем нас обработали хлороксом, который в процессе обработки собрался на пластике, – они просто сложили его и вытряхнули на улицу. Это поразило меня до глубины души. Я сказал: «Хорошо, а что будет, если хлорокс не полностью убил сибирскую язву? Вы просто заразите весь город». Им просто не хватало подготовки. Я вспоминаю, как 35 лет назад на военной службе мы отрабатывали действия на случай применения химического и биологического оружия, там не было ничего похожего на то, что делали эти парни.

На следующий день B'nai B'rith выпустила пресс-релиз, в котором благодарила городскую полицию и пожарных за быструю реакцию и самоотверженную работу, но заметила, что «серьезно обеспокоена очевидной недостаточностью подготовки»: «Для полиции и пожарных такого уязвимого к террористическим актам города непростительно не иметь высочайшего уровня подготовки и соответствующих ресурсов для действий в таких потенциально смертельно опасных ситуациях, как эта. Мы обращаемся к городским и федеральным властям с просьбой немедленно осуществить проверку, насколько город готов к подобного рода инцидентам», – заявил исполнительный вице-президент B'nai B'rith доктор Сидни Клерфилд [Sidney M. Clearfield] в распространенном на следующий день пресс-релизе.

Если бы террорист хотел совершить акт в штаб-квартире B'nai B'rith, он мог бы это сделать с гораздо меньшим шумом и с гораздо более катастрофическими результатами. Вместо того чтобы отсылать чашку петри с фальшивыми бактериями, террорист мог послать в запечатанной трубочке постер и порошок, содержащий споры настоящей сибирской язвы. Для осуществления гораздо менее технически сложной атаки, террорист мог узнать название предпочитаемого B'nai B'rith предприятия общественного питания и подготовить отравленную еду для доставки к следующему благотворительному обеду организации.

 

Сканер багажа компании Vivid

Компания Vivid Technologies, штаб-квартира которой расположена в Вобурне, штат Массачусетс, является производителем сложных систем досмотра багажа и ручной клади для аэропортов и офисных зданий. Система обнаруживает спрятанные в багаже оружие, взрывчатые вещества и наркотики путем просвечивания рентгеновскими лучами и обработке полученного изображения системой искусственного интеллекта. В отличие от обычных рентгеновских систем досмотра, которые контролируют лишь контуры предметов, система компании Vivid анализирует изменение энергии прошедших сквозь предметы рентгеновских лучей, определяя атомы и молекулы, характерные для взрывчатых веществ и других подлежащих контролю субстанций. На сегодняшний день основные продажи компании Vivid осуществляются за пределами Соединенных Штатов, поскольку Федеральное управление авиации [Federal Aviation Administration] запретило аэропортам конкурировать между собой в вопросах обеспечения безопасности. [Фотография любезно предоставлена Vivid Technologies]

С такими уязвимыми объектами, такими неподготовленными гражданскими органами власти и с такой высокой доступностью токсических веществ имеет ли смысл установить всемирную сеть для отслеживания и задержания подозреваемых в терроризме до того, как они нанесут удар? Правительство США все больше склоняется к положительному ответу на этот вопрос.

 

Изменяющееся лицо терроризма

Несмотря на то, что атака на штаб-квартиру B'nai B'rith произошла почти год спустя после гибели рейса 800 авиакомпании TWA в апреле 1997 года, она показала неэффективность предложенных ФБР антитеррористических рекомендаций в борьбе с новым поколением террористов. Досмотр авиапассажиров не дает эффекта, когда целями становятся здания. Запрет на пересылку почтой отправлений весом более одного фунта не принесет своих плодов, поскольку одна небольшая пробирка может вместить количество бактерий достаточное, чтобы убить целый город.

В мире всегда существовали сумасшедшие и фанатики. Но постоянно увеличивающаяся доступность деструктивных технологий меняет ставки. Вооруженный двустволкой сумасшедший сотрудник офиса может убить трех или четырех сослуживцев. С автоматическим оружием этот же человек может лишить жизни дюжину людей. Но разбив пузырек с бактериями сибирской язвы о пол лифта, безумец может убить всех в огромном офисном здании. Опасность состоит в том, что при существующем развитии событий в распоряжении разгневанного или душевнобольного человека окажется целый арсенал деструктивных технологий, которые он может использовать против общества в целом. Таким образом, даже если число экстремистов и террористов останется примерно постоянным, вместе с увеличением доступности смертоносных технологий нам следует ожидать ежегодного увеличения числа жертв массовых убийств, взрывов и широкомасштабных атак.

К сожалению, количество экстремистов и террористов не остается постоянным: оно увеличивается. С ростом населения общество становится более сложным, все больше людей оказывается выброшенными на обочину и вынужденными к активным действиям. Современные коммуникации и увеличивающаяся легкость перемещений лишь умножают число опасных психов, поскольку насилие, как и многие другие болезни, заразно. Одинокий помешанный может совершить не более одной смертоносной операции. Но путешествующий и учительствующий безумец может посеять семена десятков инцидентов.

Террористов ободряют также действия или бездействия народов мира. В 1980-х годах мир безучастно наблюдал, как Ирак использует химическое оружие, сначала в ирано-иракской войне, а затем против своих же граждан – курдов. «Убийства при помощи химического оружия сходили Ираку с рук в течение пяти лет, – говорит Леонард Коул [Leonard A. Cole], преподаватель Ратджерского университета, изучающий химическое и биологическое оружие. – В то время мы рады были, что Саддам Хусейн и Аятолла Хомейни заняты друг другом». Но, не осудив использование этого оружия, мировое сообщество узаконило его.

Сочетание харизмы и криминального таланта достигло своего пика в марте 1995 года во время химической атаки в токийском метро, произведенной религиозным культом Аум Синрике («Высшая истина»). Несмотря на то что Япония давно имеет дело с террористическими организациями, она оказалась полностью не готовой к такой атаке. В результате погибли десятки людей, а более 5 тысяч получили отравление. Среди пострадавших было 135 токийских пожарных и полицейских, устремившихся в подземку без соответствующих средств защиты.

В распоряжении религиозных террористов был подробный план токийского метро, что позволило им оптимально разместить емкости с ядом. Преступная организация не предъявляла никаких требований, и атака началась без всякого предупреждения. Единственной целью Аум было убить как можно больше людей, приблизив тем самым конец света. Действительно, глобальный план Аум направлен на уничтожение человечества. «Было очевидно, что у них достаточно исходных химических веществ для получения зарина в количестве, достаточном, чтобы убить половину населения Земли», – говорит Джеймс Колстром [James D. Kallstrom], возглавлявший нью-йоркский офис ФБР и курировавший расследование взрыва рейса 800 TWA. В череде последовавших за токийской атакой разоблачений, Кэлстром рассказывал о раскрытых ФБР планах Аум по созданию биологического оружия и проводившихся работах с бактериями сибирской язвы и ботулизма.

Почему же в результате атаки не погибло больше людей? Потому что на этот раз человечеству повезло. Или по причине пробелов в японской системе образования. В своем стремлении воплотить в жизнь план по уничтожению мира, руководители Аум задействовали ученых, а не инженеров. Ученые разбирались в химической составляющей создаваемого ими оружия, но они не знали, как правильно распылить вещество.

Как и многие другие эксперты-практики, Коул считает, что для предотвращения химического, биологического и ядерного терроризма одновременно должны быть сделаны две вещи. Первая – признание всеми народами мира неприемлемости этих видов оружия и запрет их использования. Вторая – выделение необходимых ресурсов на мониторинг исходных составляющих, необходимых для создания такого рода оружия террора, а также мониторинг потенциальных террористов.

 

Доморощенный терроризм

Мониторинг террористов стал высокоприоритетной задачей ФБР, которое постоянно повторяет, что задача по защите Америки от терроризма осложняется современными технологиями. В начале 1990-х ФБР проталкивало несколько технических предложений, призванных облегчить задачу. Среди этих предложений была разработка новых технологий перехвата информации, ограничение на использование криптографии и досмотр авиапассажиров. Одним из главных сторонников этих программ внутри ФБР был Джеймс Колстром, возглавлявший техническое подразделение ФБР в Куантико, штат Виргиния, до того как стал директором офиса ФБР в Нью-Йорке.

В 1997 году я встретился с Колстромом, чтобы поговорить о проблемах терроризма и их потенциальном влиянии на свободу и приватность. Встреча проходила в разгар расследования взрыва рейса 800 TWA, и уже было ясно, что ведение расследования серьезно скажется на Колстроме. Год спустя он ушел из ФБР на должность вице-президента крупного финансового учреждения. Кэлстром сказал мне, что мониторинг террористов очень сложен:

Когда я пришел в ФБР, основной проблемой была организованная преступность. Но это просто детские игрушки по сравнению с группами, с которыми мы имеем дело сегодня. У них нет определенной иерархической структуры. У них нет дисциплины и установленных правил поведения. У них нет совещательного органа управления. У них отсутствует централизованное управление. У них нет всех тех вещей, которые позволяют вам, если вы имеете минимальный доступ к организации, в достаточной степени знать, чем организация занимается.

Сегодня мы имеем людей, которые открыто говорят о проблемах в любом сегменте нашего общества, заводя слушателей страстным красноречием. Вы не знаете, какая группа из двух или трех психов воспримет эти речи и претворит их в жизнь, – если только вы не один из этих людей.

В гораздо большей степени, чем другие страны, Соединенные Штаты знакомы с проблемой насилия, совершаемого одиночками. Одной из причин этого является простота получения доступа к оружию в Соединенных Штатах.

Джон Уилкс Бут [John Wilkes Booth] открыто поддерживал рабство и организовал банду для убийства Авраама Линкольна и госсекретаря Уильяма Сьюарда [William Seward], но в конечном счете именно Бут нажал на курок и убил Линкольна 14 апреля 1865 года. Чарльз Гито [Charles J. Guiteau] застрелил президента Джеймса Гарфилда 2 июля 1881 года. Анархист Леон Уолгош [Leon Czolgosz] застрелил президента Уильяма Мак-кинли [William McKinley] 6 сентября 1901 года на выставке Pan-American в Буффало. Ли Харви Освальд выстрелил и убил президента Джона Ф. Кеннеди 22 ноября 1963 года. Джон Хинкли-младший [John W. Hinckley, Jr.] выстрелил и серьезно ранил президента Рональда Рейгана 30 марта 1981 года. Попытки покушения на жизнь президента продолжаются и сегодня: во время первого пребывания на посту президента Билла Клинтона был задержан человек, стрелявший по Белому дому из автоматической винтовки. Другой человек погиб, направив легкий самолет на лужайку Белого дома, как раз под окнами спальни президента Клинтона.

Но пока ФБР озабочено одинокими преступниками, реальную угрозу сегодня представляют действия террористов, направленные на массовые убийства. И снова способствующим фактором является широкая доступность деструктивных технологий. За последнее десятилетие террористы взорвали заминированную машину перед зданием Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, погибло шесть человек, тысячи ранены, нанесен ущерб в 500 миллионов долларов. Тимоти Маквей взорвал заминированный автомобиль перед федеральным зданием Alfred Murrah в Оклахоме, убив сотни людей.

Колстром считает, что в ближайшие 30 лет вполне возможно ожидать, что один террористический акт унесет жизни более 10 тысяч человек. «Я не хотел бы предрекать это, но я думаю, что было бы наивным говорить, что это невозможно», – говорит он. И если это произойдет, продолжает он, со стороны части законодателей и общественности последует бурная реакция с требованием ввести драконовские законы и установить настоящее полицейское государство, чтобы такие акты стали невозможны в дальнейшем. «Законодатели обычно не реагируют на вещи без человеческих потерь или предсказания таких потерь – они не хотят слышать об этом. Они хотят видеть человеческие потери. Недостаточно пощупать дверь и ощутить, что она горячая; вам надо дождаться дыма из-под нее… На пороге нового тысячелетия риск от такого образа мышления громаден». Вместо того чтобы дожидаться массовой гибели людей и последующей за ней атаки конгресса на гражданские свободы, говорит Колстром, Соединенные Штаты должны уже сегодня начать готовиться к самому невероятному.

 

Бесконтрольное ядерное оружие

Ядерный терроризм, похоже, самая страшная угроза мировой безопасности. Насколько серьезно мы должны быть ею озабочены?

При беглом взгляде на проблему большинство людей считает, что ядерная бомба могла бы быть идеальным оружием террористов. Ядерная бомба размером с небольшой кейс может мгновенно испарить огромную часть большого города. Бомбы могут быть легко доставлены в большинство городов на лодке, грузовике или легком самолете. Небоскребы могут быть использованы в качестве дешевого способа осуществления воздушного взрыва, максимально увеличив радиус поражения. Более того, ядерные устройства могут управляться дистанционно или быть оформлены в виде мины-ловушки, попытка обезвредить которую приведет к взрыву.

Но фактически ядерная бомба вряд ли станет популярным оружием доморощенных террористов. Ядерное оружие очень сложно в сборке, для него требуется большое количество обогащенного оружейного ядерного сырья, такого как уран-235 или плутоний-239. Лишь наиболее развитые страны смогли создать и испытать свои собственные устройства. Таким образом, вряд ли террористические организации будут пытаться создать свое ядерное оружие.

Поэтому велика вероятность похищения ядерного устройства, получения его от покровительствующего государства или приобретения на черном рынке. К счастью, насколько нам известно, ядерное оружие по-прежнему охраняется на высочайшем уровне. Более того, многие бомбы оснащены компьютерными системами блокировки, предотвращающими детонацию без соответствующей авторизации. Важность контроля над атомным оружием настолько очевидна, что сомнительно, чтобы оно могло попасть в руки террористов.

Хотя массовая культура зациклена на риске, который представляют взрывные ядерные устройства, гораздо более серьезная угроза – распыление террористами радиоактивных материалов. По сравнению с ядерным оружием, уровень контроля над этими материалами поразительно низок. Получить эти материалы можно из самых разных источников: радиоактивных отходов, лабораторного и медицинского оборудования и даже промышленных генераторов радиации – большинство этих источников охраняется плохо. И эти материалы сами по себе являются мощным оружием в руках террористов, гарантируя рак каждому, кто подвергся их воздействию в достаточной степени.

Использование террористами плутония как средства радиоактивного заражения имеет множество преимуществ перед использованием его в бомбе. Террорист может использовать ядерную бомбу только один раз, но тот же самый террорист может разделить плутониевый заряд на несколько частей и использовать каждый из них по отдельности. Террористическая организация не пожалеет усилий, убеждая политических лидеров и прессу в том, что именно она установила ядерный заряд в Нью-Йорке, и это не блеф. С другой стороны, та же самая террористическая организация может соскоблить несколько миллиграмм плутония, запечатать его в пластик и выслать для анализа ABC News.

Другая проблема с использованием ядерной бомбы в террористических целях заключается в том, что эти устройства уничтожают большое количество людей на огромной территории. Кто будет капитулировать перед террористической организацией, взорвавшей Хартфорт, штат Коннектикут? С другой стороны, террористическая организация, неделю за неделей выпускающая небольшое количество радиоактивного плутония на ключевых станциях метро, в конечном счете добьется того, что кое-кто будет воспринимать ее требования серьезно. В ближайшие годы радиологический терроризм будет представлять гораздо более серьезную угрозу, чем терроризм при помощи ядерного оружия. К счастью, даже эту угрозу можно контролировать.

Если террористы готовы умереть за свое дело, то поставщики материалов боятся быть отравленными. Более того, радиация сама по себе как сигнальный маячок может вывести соответствующие структуры на логово террористов. The Sandia National Laboratories разработала серию переносных гамма- и нейтронного детекторов, сконструированных для Службы аварийного поиска ядерных материалов Министерства энергетики [Department of Energy's Nuclear Emergency Search Team, NEST]. Террорист, пригрозивший распылить несколько граммов плутония, очень скоро может оказаться обнаруженным.

Текущая политика разоружения игнорирует риск радиологического терроризма, не выделяя средств на безопасное уничтожение ядерных материалов из снимаемых с боевого дежурства российских боеголовок. Говорит политолог Берес:

Мы снижаем риск международной ядерной войны, но повышаем риск ядерного терроризма, не выделяя средств на безопасное хранение и уничтожение получающихся материалов. Доведенные до нищеты ученые-ядерщики продают [ядерные] материалы…Безопасность человечества зависит от бедных российских ученых, не имеющих денег на покупку холодильника. Дешевле было бы купить им холодильник. [195]

Во многих странах мира, включая Соединенные Штаты, террористам даже не нужно доставать ядерные материалы, чтобы заниматься ядерным терроризмом. Все, что им нужно для создания бомбы, – это атомная электростанция. Большинство атомных станций строилось в те времена, когда обычное оружие не могло повредить герметичную бетонную оболочку реактора толщиной 1,5–3 метра. В результате реакторы защищены от ядерных атак или внутреннего саботажа, но не против разработанных в последние годы образцов обычного мобильного бронебойного вооружения повышенной мощности. В своей книге «Атомные электростанции как оружие врага: непризнанная военная угроза» [Nuclear Power Plants as Weapons for the Enemy: An Unrecognized Military Peril] Бенет Рамберг [Bennett Ram berg] отмечает, что обычная бомба мощностью в 1 тонну пробивает бетон толщиной более 5,5 метров и сталь толщиной до 40 сантиметров. «Тяжелые направленные заряды еще более эффективны», – замечает он. Разрушенная при помощи обычного вооружения типичная атомная станция может заразить площадь в 10 тысяч квадратных километров.

Природа ядерной угрозы такова, что усилия по глобальному антитеррористическому мониторингу будут более эффективны, если мы будем осуществлять мониторинг потенциальных источников радиоактивных материалов вместо мониторинга потенциальных террористов. В конце концов мы знаем, где находятся ядерные материалы, но мы не знаем, кто может оказаться террористом. Мониторинг материалов дешевле и создает меньше проблем по отношению к гражданским свободам.

 

Химико-биологический терроризм

Семнадцатого сентября 1984 года управление здравоохранения Васко-Шерман в Орегоне начало получать сообщения о заболевших с симптомами в виде жара, озноба, головной боли, тошноты, рвоты, болей в области живота и кровавого стула. Все эти люди поели в одном из двух ресторанов в Даллесе, штат Орегон. Врачи провели анализ стула и определили, что все пациенты пострадали от вспышки Salmonella Typhimurium. Вспышка коснулась более чем 38 ресторанов, заболел 751 человек, 45 из них были госпитализированы.

Проводившие расследование специалисты не могли объяснить причину отравлений. Между случаями отравления не было явной корреляции, кроме того факта, что многие люди ели овощные блюда в закусочных. В одном ресторане пострадали все, кто использовал для салата заправку из голубого сыра; в другом – это был соус «ранчо». В одном из отравленных ресторанов было организовано два частных банкета – оба с салатным баром, и никто из их участников не пострадал. Другие люди, заразившиеся сальмонеллой, лишь выпили кофе.

Результаты лабораторных анализов стула были странными. Все бактерии обладали одинаковыми и необычными характеристиками. Например, штаммы в образцах не ферментировали сахар-алкогольный дульцитол, хотя 98 % сальмонелл при традиционном сальмонеллезе ферментируют дульцитол. Еще больше сбивало с толку то, что все сальмонеллы, обнаруженные у жертв, имели идентичные плазмиды и антибиограммные структуры; однако во время проведенного в 1979 и 1980 годах исследования 233 штаммов Salmonella Typhimurium не было обнаружено бактерий с подобными характеристиками.

У правоохранительных органов сразу же возникло подозрение в искусственном происхождении вспышки заболевания. Но они не могли понять, кто и зачем мог это сделать, – не было ясного мотива. Главным подозреваемым стало сообщество последователей Бхагвана Шри Раджниша [Bhagwan Sri Rajneesh], основавшее город Раджнишпурам в предместьях Даллеса и почти сразу вступившие в конфликт с коренными жителями. Естественно, основатели Раджнишпурама были вызваны в суд, и органы местного самоуправления запретили группе дальнейшее строительство. В ответ на это сектанты выдвинули своих кандидатов в органы местного самоуправления на ноябрьских выборах 1984 года. Во время выборной кампании были отмечены многочисленные нарушения.

В процессе расследования было обнаружено важное доказательство связи группы из Раджнишпурама с отравлением: медицинская лаборатория коммуны заказала пробирку с Salmonella Typhimurium в Американском хранилище биологических культур [American Type Culture Collection] в Роквилле, штат Мэриленд, фирме-поставщике биомедицинских компонентов. В 1985 году следователи ФБР и штата Орегон провели обыск в клинической лаборатории Раджнишпурама. Там они обнаружили открытую пробирку с Salmonella Typhimurium. Лабораторные исследования бактерий из этой пробирки показали их полную идентичность штаммам, выявленным во время вспышки заболевания в 1984 году. Очевидно, медицинская лаборатория коммуны культивировала бактерии в больших количествах, члены группы принесли их в рестораны и незаметно добавили в заправки для салатов и сливки для кофе.

 

Биотеррористическая атака в Орегоне

Надписи: вертикальная ось – количество случаев; горизонтальная ось – даты появления симптомов; расшифровка, серый квадрат – клинические случаи, черный квадрат – случаи, подтвержденные биологическими анализами культур.

На этом графике изображено протекание крупнейшего одиночного акта биологического терроризма на территории США. В период с 9 сентября по 20 октября 1984 года – более 750 человек, инфицированных бактериями сальмонеллы, обратились в клиники и госпиталь Даллеса, штат Орегон. Все эти люди были умышленно заражены религиозным сообществом, производившим биологическое оружие. Сообщество планировало использовать это оружие на ближайших выборах. Члены группы, которые постарались избежать заражения, должны были оказать решающее воздействие на исход выборов. [Рисунок выполнен Крисом Рейли из Reilley Design]

В конечном счете осведомитель помог составить целостную картину этой истории. По его словам, сентябрьское отравление было тестовым испытанием части предвыборного плана группы. Конечной целью было добиться того, чтобы в день выборов больными оказалось такое количество людей, чтобы кандидаты от секты могли победить. Сентябрьская атака была экспериментом по определению необходимого количества бактерий. Предыдущие тесты, произведенные в августе, были неудачными.

Прямые улики и показания свидетелей позволили 19 марта 1986 года предъявить обвинения в отравлении продуктов двум членам сообщества. Обвиняемые были осуждены в апреле 1986 года и приговорены к четырем с половиной годам тюремного заключения каждый. Один из осужденных, глава группы последователей Раджниша Ма Ананд Шила [Ma Anand Sheela] после отбывания двух с половиной лет наказания была освобождена и депортирована в Европу.

Отравление более 700 американцев религиозной сектой должно было стать событием, достойным освещения в печати. Однако следователи Центра по контролю заболеваний (CDC) решили не предавать случай огласке из опасения, что это может инспирировать повторные отравления, как это было с серией отравлений подмешанным к тайленолу цианидом в 1982 году. «Отчет о полученных в ходе расследования CDC сведениях был направлен территориальным органам здравоохранения, но не предназначался для публикации», – говорится в опубликованной 6 августа 1997 года в Journal of the American Medical Association статье. Инцидент практически не привлек внимания национальной прессы. Авторы решили обнародовать информацию об отравлении лишь после случая отравления людей нервно-паралитическим газом в Японии в 1995 году. Они надеялись, что сегодня более широкое распространение информации об эпидемиологической вспышке в Даллесе приведет к более глубокому осознанию возможности подобных инцидентов и раннему их распознаванию, если они произойдут, говорят авторы статьи.

Ученые Раджнишпурама были не единственными людьми, которые заказывали по почте потенциально смертоносные микроорганизмы. 5 мая 1995 года лаборант из Огайо по имени Ларри Харрис [Larry Harris] заказал в том же Американском хранилище биологических культур образцы бубонной чумы. Компания не знала, что Харрис является членом организации, проповедующей превосходство белой расы, направившим запрос на поддельном бланке; она лишь проверила его кредитную карту, но не полномочия. И пробирка, скорее всего, была бы выслана, не прояви Харрис нетерпения: через четыре дня после отправки заявки он позвонил, чтобы узнать, почему заказ выполняется так долго. Внезапные подозрения заставили компанию обратиться в федеральные органы. Харрис был признан виновным в совершении почтового мошенничества в ноябре 1995 года.

Инцидент с Харрисом привлек внимание нации. На следующий год конгресс дополнил антитеррористический закон 1996 года [Antiterrorism Law 1996] положениями, требующими от Центра по контролю заболеваний тщательно контролировать отгрузку инфекционных агентов. Другими словами, CDC стал присматривать за Американским хранилищем биологических культур. Но ученые, высказавшие свое мнение о вспышке сальмонеллеза в Орегоне, не считают, что такого рода законодательные ограничения могут эффективно предотвращать акты биологического терроризма:

Могут ли быть предупреждены другие вспышки, подобные произошедшей в Даллесе? Вряд ли какое-либо регулирование коммерчески доступных патогенов сможет предотвратить вспышку. Нет никакой необходимости приобретать их, поскольку эти культуры могут быть легко получены в инфекционных отделениях больниц или из сырых продуктов животного происхождения, доступных в любом гастрономе. Производство бактерий в больших количествах недорого, не требует сложного оборудования и навыков. Стандартный подход к организации работы закусочных не может предотвратить аналогичных случаев с сальмонеллой или другими патогенами в будущем. Как и во многих других областях нашего открытого общества, общепринятые обычаи неадекватны для предотвращения умышленного заражения продуктов клиентами.

Биологические агенты несут в себе фундаментальную опасность для общества. Леонард Коул пишет в декабрьском выпуске 1996 года Scientific American: «Химические агенты безжизненны, но бактерии, вирусы и другие живые агенты могут быть заразными и самовоспроизводящимися. Будучи помещенными в определенную среду, они могут размножаться. В отличие от других видов оружия, их опасность со временем возрастает». И заражение может продолжаться длительное время, отмечает он: «Остров Грайнард [Gruinar Island], расположенный недалеко от побережья Шотландии, оставался зараженным спорами сибирской язвы в течение 40 лет, после того как в 40-е годы на нем было произведено испытание биологического оружия».

В научно-фантастическом триллере «Двенадцать обезьян» (кинокомпания Universal Pictures, 1996) режиссер Терри Гиллиам [Terry Guilliam] рассказывает историю биотеррориста, похитившего смертоносный вирус из лаборатории генной инженерии в Филадельфии и распространившего его в стратегически важных городах по всему миру. Результат: 90 % человечества вымерло. Те же, кто остался, «жили под землей, как животные», – говорит Коул, главный герой фильма в исполнении Брюса Уиллиса. Его послали из 2020 года назад в прошлое, на еще незараженную землю, чтобы добыть образец исходного вируса, необходимого для создания противоядия.

Если отвлечься от путешествий во времени, то идея фильма чрезвычайно проста. Инфекционное заболевание может охватить планету, уничтожив людей и оставив одни лишь растения и животных. В истории уже были прецеденты.

В 1633 году эпидемия оспы поразила коренных жителей Америки, проживавших в Новой Англии. Джеймс Лойвин [James W. Loewen] в своей книге Lies My Teacher Told Me приводит убедительный факт: во времена Колумба на американском континенте проживало от 10 до 20 миллионов человек; более 95 % из них погибло от болезни. Утверждается, что многие смерти были не случайностью, а результатом того, что колонисты давали индейцам одеяла и другие вещи, которыми пользовались умершие от оспы. «Целые города оказались вымершими», – читаем мы в отчете 1829 года, цитирующем более ранний источник. «Живые были не в состоянии похоронить умерших, и останки оставались лежать непогребенными еще годы спустя. Среди индейцев Массачусетса количество воинов сократилось с 30 000 до 300».

Как видим, практически невозможно предотвратить будущие биологические атаки на территории США: просто существует слишком много способов получения и применения биологических агентов. Тот факт, что в США и в остальном мире не происходит большего количества биологических атак, означает лишь то, что их угроза преувеличивается. В любом случае их последствия могут быть самыми драматическими, поэтому мы должны быть готовы к ним.

 

Информационные войны

Вернемся в штаб-квартиру ФБР в Нью-Йорке. Чего больше всего опасался Джеймс Колстром, так это не угрозы биологического или ядерного терроризма, а атак через компьютерные сети, направленных на нарушение работы компьютеров банков, госпиталей, транспорта и других важных для нашего общества систем. Говорит Колстром:

Мы используем самые эффективные технологические достижения компьютерной эры для управления такими каждодневными вещами, как светофоры, системы службы спасения 911, системы управления зданиями, коммуникационными сетями и энергосистемами. Даже система водоснабжения управляется компьютерами. Мы все дальше двигаемся в этом направлении. В старые времена… Форт Нокс [p59] был символом того, как надо защищать самое ценное: мы помещали ценности в здание с толстыми бетонными стенами. Мы ставили вооруженную охрану у дверей со сложной системой замков и задвижек. Мы могли даже построить ров и посадить в него крокодилов…Сегодня никого не удивляет, если какой-нибудь подросток проникает внутрь по телефонным линиям и крадет эти ценные вещи. И правительство, и частный сектор оказались не готовы к этому.

Компьютеры создают особые проблемы безопасности, поскольку, в отличие от других машин, они являются устройствами общего назначения. Достаточно изменить программу, и поведение компьютера изменится. Атомы, составляющие бетонные стены Форт Нокса не могут быть волшебным образом преобразованы в ядовитый газ, который убьет охрану внутри охраняемой территории, но компьютер, управляющий химическим производством, может быть запрограммирован или перепрограммирован так, чтобы открыть не тот клапан и взорвать завод. Нарушение работы компьютеров уже приводило к подобным взрывам. Насколько нам известно, это были аварии.

Один из участников, проходившей в 1997 году в Берлингейме, штат Калифорния, конференции «Компьютеры, свобода и приватность», сформулировал это так:

«Я обоснованно полагаю, что если я купил пылесос, то он не будет высасывать деньги из моего кошелька и отсылать их производителю пылесоса. Но с компьютерами нет никакой гарантии, что [загруженная из Интернета программа] не утащит деньги из приложения Microsoft Money».

И не перешлет их по сети кому-то другому. Эта проблема усугубляется требованиями бизнеса и пользователей компьютеров по созданию новых возможностей и постоянно улучшающейся связью с внешним миром – даже если эти возможности и связь могут быть использованы хорошо осведомленным злоумышленником.

Большинство лидеров бизнеса, говорит Колстром, похоже, совершенно не готовы к тому, чтобы даже осознать проблему. Колстром считает, что американские компании создали двухъярусную систему, в которой высшее руководство «вообще технически неграмотно», а молодые служащие очень хорошо разбираются в технологиях, но не очень хорошо знают саму компанию, ее цели, ее историю или ее обязанности. В результате «вы имеете иерархию людей, не знающих, что происходит, и делегирующих огромную власть и ответственность людям, не имеющим опыта, людям, ставящим „я“ выше „мы“».

Сюжеты в прессе и на телевидении зачастую восхваляют подростков, которые могут относительно легко взломать важные банковские, медицинские или военные компьютеры. Но даже если пресса не так уж и благосклонна, угроза наказания мало страшит их.

В апреле 1996 года генеральный прокурор Джанет Рино объявила, что ФБР впервые осуществило перехват информации в Интернете [Internet wiretap]. Злоумышленник проник в компьютеры Гарвардского университета и использовал их для взлома систем Исследовательской лаборатории армии США и Военно-морской исследовательской лаборатории, после чего использовал их возможности для атак на другие машины. В конечном счете злоумышленник взломал множество военных и коммерческих систем от Калифорнии до Южной Кореи и Гавайев. След привел в Аргентину к старшекласснику по имени Хулио Сесар Ардита [Julio Cesar Ardita]. Расследование остановилось на этом, так как Аргентина не выдала юного злоумышленника, поскольку он не нарушил законов своей страны. (В декабре 1997 года Ардита был выдан и признан виновным; он был приговорен к штрафу в размере 5 тысяч долларов США и получил три года условно.)

В другом случае психически неуравновешенный юнец, действовавший под псевдонимом Phantom Dialer, постоянно взламывал компьютеры в университетах, крупных корпорациях, банках, правительственных агентствах и даже совершенно секретных учреждениях по разработке ядерного оружия. Хотя он и был в конечном счете задержан ФБР, официальные лица решили не предъявлять обвинений, поскольку считали, что ни один суд присяжных не признает его виновным.

А что, если в следующий раз, когда Соединенные Штаты ввяжутся в непопулярную войну, шестеро аспирантов Вашингтонского университета, несогласные с целями войны, заставят вооруженные силы США остановиться при помощи Интернета? Или подросток, чью мать уволили из банка, решит собственноручно отомстить и сотрет информацию, хранящуюся в банковских компьютерах? Современные технологии дают огромную власть в руки тех, кто не может разумно ею распорядиться. Эффект неизменно будет дестабилизирующим.

 

Преступные мысли

В течение многих лет борцы за гражданские свободы протестовали против попыток ФБР расширить свое влияние, мотивируя это тем, что вся история ФБР доказывает, что этой организации нельзя доверять в вопросах уважения конституционных прав людей.

Утверждения, что ФБР составляет списки неблагонадежных лиц и разведывательных групп, вызывают огромное беспокойство борцов за гражданские свободы, знакомых с длительной историей систематического преследования ФБР и американским правительством людей, придерживающихся непопулярных политических взглядов или относящихся к национальным меньшинствам. Зачастую эти злоупотребления происходили под предлогом обеспечения национальной безопасности в военное время. В те времена граждане страны, законодатели, исполнительная власть и судебная система объединялись для создания атмосферы страха, ненависти и нетерпимости. Чтобы понять беспокойство людей за будущее, достаточно совершить краткий экскурс в прошлое.

История современного полицейского государства восходит к временам Первой мировой войны. До войны небольшие нарушения гражданских свобод были широко распространены, но с ними мирились, пишет историк Пол Мерфи [Paul Murphy], автор книги «Первая мировая война и истоки гражданских свобод» [World War I and the Origin of Civil Liberties]. Но эти нарушения никогда не были организованными в масштабах нации.

В начале Первой мировой войны Бюро расследований США (предшественник ФБР) располагало всего лишь сотней агентов. У Бюро не было возможности вовремя увеличить штаты для деятельности в военное время. Напуганный возможностью саботажа и диверсий на территории США, рекламист из Чикаго Альберт Бриггс [Albert M. Briggs] создал в помощь бюро Американскую лигу защиты [American Protective League]:

К середине июня 1917 года лига имела отделения более чем в 600 населенных пунктах, число ее членов составляло около 100 тысяч человек. На пике число членов достигло 250 тысяч. Член лиги платил 1 доллар и получал значок, на котором сначала было написано «Подразделение Секретной службы», а затем (после того как Министерство финансов воспротивилось, во избежание путаницы со своей Секретной службой) – «Помощник Министерства юстиции США». Штаб-квартира Американской лиги защиты располагалась в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия; лига действовала от лица Министерства юстиции так, как будто ее члены были формальными помощниками этого ведомства. Результат был пугающим для многих. Не имея данных законом полномочий производить аресты, сотрудники лиги участвовали в расследованиях по проверке лояльности граждан, в работе призывных комиссий, установлению действительного статуса лиц, отказывающихся от военной службы по религиозным или политическим мотивам, в отслеживании тысяч сообщений о подозрительной деятельности, поступающих от людей со всей страны в ответ на призыв к бдительности, выявлению шпионов и лиц, виновных в саботаже. Члены лиги проявили такую энергичность в своем крестовом походе против нелояльности, что Министерство юстиции в конечном счете ограничило деятельность агентов лиги.

Американская лига защиты была всего лишь одной из множества полуофициальных организаций, зародившихся во время войны. Среди них были «Лига защиты отечества» [Home Defense League], «Мальчики-разведчики Америки» [Boy Spies of America], «Критики мятежа» [Sedition Slammers] и «Ужасная угроза» [Terrible Threateners]. Изначально эти организации выявляли и наказывали людей, высказывавшихся против военных действий. Но вскоре они стали преследовать людей, настроенных против любого аспекта американского образа жизни.

По мере продолжения войны правительство США стало использовать войну как предлог для нападок на зарождающееся в стране рабочее движение. Наиболее грязными были нападки на организацию «Промышленные рабочие мира» [Industrial Workers of the World, IWW], известную также под названием «шатающиеся» [Wobblies]:

В ответ на раздувание истерии относительно Wobblies, Генеральный прокурор Грегори смотрел сквозь пальцы на массовые преследования лидеров организации. Местные отделения IWW обыскивались, зачастую без ордера на обыск, агенты Бюро расследований пытались что-нибудь обнаружить в их книгах, счетах, письмах и бумагах. Грегори редко делал различие между людьми, поддерживающими теорию и идеологию IWW, и членами организации, совершившими преступления, предусмотренные федеральным законом. Министерство юстиции также предостерегало лиц, склонных к поддержке IWW или обращению в суды справедливости, от защиты «так называемых „гражданских свобод“… „народных советов“, „юридических консультаций“ или антивоенных организаций», намекая, что эти группы являются частью вражеского заговора по воспрепятствованию продолжению войны. [204]

Министр почтового ведомства США Берльсон [A. S. Burleson] совершил своеобразную месть против IWW. Берльсон заблокировал доставку почты IWW, заявив, что она является подрывной. Когда социалистическое издание Milwaukee Leader опубликовало объявление о сборе средств для защиты IWW, почтовое ведомство лишило Leader почтовых привилегий второго класса.

Leader подало в суд на министра. В конечном счете дело было рассмотрено в Верховном суде, который поддержал цензуру Берльсона в деле «Milwaukee Publishing Co. против Берльсона». Частично в этой истерии повинно правительство США, популяризировавшее войну среди населения. Правительственный Комитет общественной информации [Committee on Public Information] подготовил чрезвычайный президентский указ, который распространялся в школах и колледжах, объяснявший, почему Америка участвует в войне.

Эти буклеты включали «доказательства» масштабной нелояльности в Соединенных Штатах и «доказательства» того, что немцы постоянно совершают немыслимые по своей жестокости поступки…Другие брошюры были откровенно антигерманской направленности, зачастую содержащими лживые сведения об упадке немецкой культуры, немецких ценностей и образа жизни. Утверждалось, что за большинством забастовок в Соединенных Штатах стоят немецкие агенты, Германия финансирует пацифистские газеты, агенты Германии всеми силами стремятся навязать американскому народу самые худшие традиции пруссачества. Эти документы распространяли мнение о том, что американцы немецкого происхождения якобы нелояльны, а пацифисты поддерживают Германию. Поставив под сомнение лояльность этих людей, пропаганда делала их объектом враждебных действий и преследований со стороны множества групп и отдельных людей.

Опасности военного времени часто используются для оправдания старых предрассудков. В начале Второй мировой войны Соединенные Штаты интернировали более 100 тысяч японцев, 79 тысяч из которых родились в Америке. Подробные списки американцев японского происхождения с указанием адресов были представлены военному ведомству Бюро переписи населения без постановления суда, несмотря на то что в соответствии с законом данные переписи должны оставаться конфиденциальными в течение 99 лет. Но это отнюдь не было началом антияпонских настроений в американской культуре, а всего лишь их высшей точкой. Американское правосудие узаконивало дискриминацию японцев более ста лет. Законы были поддержаны Верховным судом США, постановившим в 1922 году в деле «Озава против Соединенных Штатов» [Ozawa v. United States], что японцы и другие азиаты не подлежат натурализации из-за расовой принадлежности. Аналогичным образом Верховный суд поддержал интернирование японских граждан во время Второй мировой войны, несмотря на то что подавляющее большинство не совершило ничего противоправного.

В 50-х годах XX века директор ФБР Эдгар Гувер использовал всю разведывательную мощь своего ведомства против подозреваемых в принадлежности к коммунистам и гомосексуалистам во властных структурах по всем Соединенным Штатам. В 1960-е и 1970-е годы Бюро выслеживало студенческие организации в университетских городках. ФБР вело слежку и внедрялось в различные группы – женские, чернокожих, защитников окружающей среды и геев. Все эти действия предпринимались якобы с целью обеспечения безопасности американцев и борьбы с внутренним терроризмом.

Проблема не в том, что ФБР и другие организации не нуждаются в законном расширении своих полномочий для борьбы с новыми угрозами. Проблема в том, что и ФБР, и страна в целом показали свою готовность быть втянутыми в решение злободневных проблем и несправедливо обвинять, преследовать и заключать в тюрьму людей лишь за то, что они говорят и во что верят, а не за конкретные действия. После этого очень сложно доверять заявлениям ФБР, что все суперсовременные технологии и полномочия необходимы для выслеживания и ареста террористов и убийц. Какие гарантии может дать Бюро, что в будущем оно не будет злоупотреблять своим могуществом и властью, как это было в прошлом?

 

Перехват

Одним из наиболее мощных средств в борьбе с преступлениями, диверсиями и мятежами является возможность перехватывать письменные и устные коммуникации. Именно эту привилегию ФБР отстаивает особенно рьяно.

Перехват давно известен в американской истории. В 1624 году комендант новоиспеченной колонии в Плимуте – Бредфорд [Bradford], провожая корабль, отправляющийся в Англию, взошел на борт и вскрыл письма, которые премьер-министр колонии направил своему коллеге в Англию. Он вернулся с письмами и предъявил их многоуважаемому мистеру Лайфорду [Lyford] на городском собрании. Лайфорд хранил молчание, но его сообщник Олдхем [Oldham] попытался поднять мятеж, заявив, что Бредфорд не может больше оставаться правителем, поскольку вскрыл частные письма, но Бредфорд ответил, что он вскрыл письма правомерно, дабы «предотвратить вред и разрушения, которые этот заговор и интриги могли принести несчастной колонии».

Дэвид Флаэрти [David Flaherty] в тезисах своей диссертации, посвященной вопросам приватности в предколониальной Америке, пишет:

Этот эпизод подчеркивает колониальное отношение к вскрытию чужих писем. В смутное время раннего становления и во время кризиса комендант вынужден был объяснять, зачем он вскрыл чужие письма. Он считал, что в этих условиях безопасность превыше приватности. Этот комендант из Новой Англии XVII века чувствовал даже некий элемент неуверенности в корректности своих действий, поскольку люди предполагали, что почта должна быть приватной. [208]

Возможность тайно вскрывать почту очень привлекательна, – привлекательна настолько, что очень быстро провоцирует злоупотребления. Как пишет Флаэрти, английский «Закон о почтовой службе» [Post Office Act] 1710 года запрещал вскрытие чьей-либо почты, «за исключением случаев особого собственноручного письменного разрешения одного из основных министров на каждое вскрытие». С такими ограниченными позволениями на перлюстрацию почты Англия создала Тайную службу, сотрудники которой были настолько опытны, что могли вскрыть письмо, не оставив никаких следов вмешательства. Но к 1735 году члены парламента стали жаловаться, что их почта постоянно вскрывается. Фактически, они заявили на парламентских слушаниях, что Тайная служба вскрывает так много писем, что любой, кому есть что скрывать, не станет пользоваться почтовой службой. Таким образом, «свобода на вскрытие писем в почтовых отделениях не приносит более результатов, но позволяет мелким клеркам в офисе совать нос в личные дела любого купца или дворянина в королевстве».

Перехват неизменно сопутствовал электронным коммуникациям с самого их зарождения. Вскоре после изобретения в 1845 году Самюэлем Морзе телеграфа люди стали беспокоиться о конфиденциальности передаваемых с помощью этого устройства сообщений. Во время Гражданской войны между Севером и Югом войска обеих сторон перехватывали телеграфные сообщения, передаваемые по линиям связи врага, получая таким образом информацию о передвижении войск и их численности. После войны многие штаты занимались перехватом. Федеральное правительство приняло первый закон на эту тему в 1918 году; он допускал использование технических средств перехвата в качестве контрразведывательного средства. Однако перехват оказался настолько эффективным, что правоохранительные органы продолжали использовать его и после войны, для борьбы с подпольными торговцами спиртным и обуздания разгулявшейся преступности во времена «сухого закона».

В последующие годы федеральное правительство продолжало использовать перехват и другие формы электронного наблюдения. В 1950-е годы агенты ФБР использовали микромикрофоны для прослушивания домов, офисов и квартир в тайне от их обитателей – и без постановления суда. Верховный суд США одобрил эту практику в 1954 году, вынеся определение по делу «Ирвайн против штата Калифорния» [Invin v. California [209]Irvine v. California, 347 U.S. 128.
], в котором говорилось, что, поскольку разговор не является вещественной собственностью и федеральные агенты не вторгались на территорию офиса подозреваемого, закон не был нарушен.

Суд изменил свое мнение на прямо противоположное в 1961 году, постановив в деле «Сильверман против Соединенных Штатов» [Silverman v. United States [210]Silverman v. United States, 356 U.S. 505.
], что использовать информацию, полученную с подслушивающих устройств, недопустимо. В 1967 году в деле «Кац против Соединенных Штатов» [Katz v. United States [211]Katz v. United States, 389 U.S. 347.
] суд постановил, что общественные телефонные будки не могут ставиться на прослушивание без ордера. Суд мотивировал это тем, что, поскольку телефоны общего пользования находятся в общественных местах, пользующиеся ими люди резонно рассчитывают на обеспечение приватности.

После этого решения в 1968 году конгресс принял Omnibus Crime Control Act, официально позволивший использовать прослушивание при выполнении определенных процедур.

В последующие годы электронный перехват устных переговоров стал одним из наиболее мощных средств борьбы с преступностью в арсенале правоохранительных ведомств. Перехват выполняет несколько ключевых функций:

• перехват представляет доказательства совершенных в прошлом преступлений;

• перехват позволяет выявить имена сообщников;

• перехват позволяет узнать подробности планируемых незаконных действий.

Тем или иным способом подслушивающие устройства и «электронные жучки» предоставляют правоохранительным органам своеобразное окно в мысли преступника. После ареста записи перехваченных разговоров могут стать бесценным доказательством в суде. Именно поэтому полиция рассматривает подключение к линиям и электронные подслушивающие устройства как свое основное оружие в борьбе с преступностью.

Несмотря на свои внушительные возможности, прослушивание используется в повседневной деятельности правоохранительных органов поразительно вяло. Например, согласно данным, опубликованным в 1999 году Административным управлением судов Соединенных Штатов [Administrative Office of the United States Courts] в специальном отчете Wiretap Report, в 1998 году в Соединенных Штатах судьями федеральных судов и судов штатов было выдано всего лишь 1329 разрешений на осуществление прослушивания. О количестве прослушиваний в целях национальной безопасности на территории США не сообщается.

Перехват приносит свои плоды. В 1998 году благодаря электронному наблюдению было арестовано 3450 человек; в одном случае всего одно прослушивание в процессе расследования по наркотикам в северном округе Огайо позволило арестовать и доказать вину 54 человек. В штате Флорида осуществленное в ходе расследования по наркотикам прослушивание сотовых телефонов позволило арестовать десять человек и вынести три обвинительных приговора. В Шинектади, штат Нью-Йорк, «30-дневное прослушивание, бывшее частью расследования аферы, позволило арестовать восемь человек, пять из которых были признаны виновными». Wiretap Report отмечает: «Когда обвиняемые слышали свой собственный голос на пленке, это имело сокрушительное воздействие».

Как видно из приведенной ниже таблицы, подавляющее большинство прослушиваний осуществляется в рамках расследований незаконного оборота наркотиков. Wiretap Report цитирует одного из участников расследования в Северной Каролине, приведшего в результате к 21 аресту и доказательству вины в 16 случаях:

Без санкционированного прослушивания следствию не удалось бы установить, что деятельность обвиняемых по транспортировке наркотиков связана с интернациональной организацией, несущей ответственность за импорт и распространение сотен килограммов кокаина и кокаинового сырья. [214]

Еще в одном случае осуществленное в Нью-Йорке прослушивание привело к шести обвинительным заключениям и конфискации одного миллиона долларов. Но наркотики являются не единственной целью: в 1996 году прослушивание было с успехом использовано для обезвреживания нигерийской банды, занимающейся мошенничеством с кредитными картами, которая «использовала телефоны для совершения мошенничеств и продажи незаконно добытой информации по кредитным картам по всему миру».

Расследуемое преступление – Количество разрешений на прослушивание – Общее число перехватов, %

Взяточничество – 9 – 1

Аферы – 93 – 7

Убийства и физическое насилие – 53 – 4

Кражи и грабежи – 19 – 1

Ростовщичество и вымогательство – 12 – 1

Наркотики – 955 – 72

Незаконное предпринимательство, открытие подставных фирм – 153 – 12

Другое – 30 – 2

ВСЕГО – 1 329 – 100

Средняя длительность прослушивания составляет 28 дней; если следствие хочет осуществлять прослушивание более 30 дней, необходимо получить специальное разрешение суда. Самое длительное прослушивание в истории США длилось 2073 дня – более пяти лет, продлялось 146 раз. Прослушивание проводилось в рамках следственных мероприятий по организованной преступности в Нью-Йорке. Следующее по длительности прослушивание длилось 600 дней; оно проводилось в рамках расследования преступления, связанного с незаконным оборотом наркотиков в Лос-Анджелесе.

Забавно, но относительно небольшое количество осуществляемых каждый год прослушиваний обеспечивает их высокую эффективность. В отличие от членов парламента, отсылавших письма в Англии XVIII века, очень не многие преступники в Америке XX века полагают, что их телефоны действительно прослушиваются. Если бы прослушивание было более широко распространено при расследовании преступлений, преступники относились бы более внимательно к тому, что они говорят по телефону.

Прослушивание рассматривалось как тайная сторона деятельности правоохранительных органов до начала 90-х годов XX века, когда у ФБР начались проблемы с получением разрешения на прослушивание в крупных мегаполисах. Проблема была не в недостатке средств или людей, но в технологических затруднениях. Первые 60 лет истории телефонии для прослушивания чьего-либо телефона достаточно было повесить пару зажимов-«крокодилов» на телефонные провода. Но когда в начале 1980-х телефонные системы стали цифровыми, правоохранительные органы обнаружили, что их возможность перехватывать разговоры ограничена развитием современных технологий. Особенно остро эта проблема проявилась в сети телефонной сотовой связи Нью-Йорка. Несмотря на то что нешифрованные аналоговые сигналы сотовых телефонов легко можно было поймать ручным сканером, вычленить в этом потоке разговор с конкретного телефона было куда более сложной задачей. Единственным местом, куда можно было подключить подслушивающее устройство, был специальный технический порт на коммутаторе системы сотовой связи. Одна из установленных в Нью-Йорке сотовых систем Autoplex 1OOO компании AT&T, рассчитанная на обслуживание 150 тысяч абонентов, – имела всего семь технических портов. Полиции зачастую приходилось месяцами ждать возможности воспользоваться разрешением на прослушивание.

Проблемы для ФБР создавали также и более простые технологии. В большинстве случаев прослушивание предполагает установку специального записывающего устройства на телефонную линию подозреваемого. Перенаправление звонков позволяет подозреваемому автоматически перенаправлять звонки на другой телефонный номер в городе, стране или в мире, одновременно избегая прослушивания и меняя юрисдикцию. Цифровые ISDN-телефоны создали еще большую проблему: для подключения к ISDN-линии необходимо специальное оборудование, но, когда разворачивались первые ISDN, в распоряжении правоохранительных органов еще не было такого оборудования. Любой, кто использовал цифровой телефон, получал почти гарантированно непрослушиваемую телефонную линию.

Сначала ФБР пыталось сговориться с производителями телефонного оборудования о встраивании средств, обеспечивающих перехват. Но согласно документу, попавшему в распоряжение Информационного центра электронной приватности [Electronic Privacy Information Center, EPIC], ФБР получило резкий отказ. Вместо того чтобы просто попытаться восстановить статус-кво, ФБР захотело, чтобы в оборудование встраивались средства удаленного мониторинга, что позволило бы сотрудникам ФБР осуществлять прослушивание телефонов, не привлекая телефонную компанию и не ставя ее в известность. Более того, ФБР хотело, чтобы телекоммуникационные сети проектировались таким образом, чтобы пользователи не могли узнать о прослушивании. И наконец, Бюро хотело, чтобы возможности мониторинга были существенно расширены по сравнению с доступными в настоящее время.

Когда тайные усилия ФБР потерпели неудачу, Бюро предложило законопроект, который обязывал телефонные компании и производителей оборудования удовлетворить его требования. Первоначально названный «Законом о цифровой телефонии» [Digital Telephony Act] и переименованный позднее в «Закон о содействии правоохранительным органам в телекоммуникациях» [Communication Assistance to Law Enforcement Act], документ был принят, несмотря на протесты защитников гражданских свобод, в октябре 1994 года. По различным оценкам, стоимость доработки национальной телефонной системы для возможности прослушивания составила от 300 миллионов до 1 миллиарда долларов.

Передовые технологии прослушивания всего лишь один из способов, которым ФБР надеялось использовать современные коммуникационные технологии в правоохранительных целях. Беспроводные телефонные системы, например, должны постоянно отслеживать местонахождение каждого телефона, чтобы иметь возможность послать сигнал, когда кто-то его вызывает. Для обеспечения расширенного сервиса 911 мобильным телефонам операторы сотовой связи должны устанавливать оборудование, которое обеспечивает точное определение местоположения 60 % телефонов в пределах 100 метров. ФБР хотело бы получить доступ к этим системам, чтобы иметь возможность отслеживать преступников, пользующихся сотовыми телефонами. Аналогичные системы в Европе уже использовались для раскрытия многих преступлений.

Заглянув в будущее, не трудно увидеть, как передовые технологии распознавания в сочетании с технологиями слежения могут быть использованы для построения впечатляющей машины по сбору информации. Сегодня ФБР может поставить подслушивающее устройство на конкретную телефонную линию. В будущем ФБР сможет прослушивать определенных людей – с помощью телефонной системы, автоматически распознающей голоса и записывающей телефонные разговоры, где бы ни находились абоненты. Одним из ключевых доказательств в деле о взрыве здания в Оклахоме была видеозапись, зафиксировавшая подъезжающий взятый на прокат грузовик Ryder. В будущем для ФБР станет возможным соединить сетью все камеры видеонаблюдения в городе, чтобы автоматически обнаруживать и отслеживать подозреваемых в терроризме. ФБР сможет вести поиск информации на всей территории США об отдельных лицах или группах лиц, систематически покупающих компоненты, необходимые для создания бомбы или биологического оружия, – по записям о покупках.

По отдельности все эти технологии перехвата информации могут выглядеть неплохой идеей. Но если такие агрессивные меры будут приняты, они обойдутся дорого. И если ФБР не сможет выявить новых террористов, замешанных в ядерных, биологических или химических атаках, то законодатели, санкционировавшие затраты, будут побуждать ФБР использовать новые технологии для борьбы с традиционными преступлениями.

 

Прослушивание мозга

В конечном счете перехват не может остановить все террористические акты, поскольку террористы-одиночки вряд ли будут обсуждать свои планы с другими. Для поимки этих людей требуется еще более агрессивная методика мониторинга: прослушивание мозга [brain wiretapping].

Истории о чтении мыслей уходят вглубь веков, несмотря на то что большинство их в лучшем случае недостоверны. Но что, если чтение мыслей будет значительно усовершенствовано и может быть выполнено в любой момент, по желанию? По слухам, американские военные в I960 – начале 1980-х годов работали над множеством программ, направленных на то, чтобы превратить миф в реальность. Одна из программ под названием «Звездные врата» [Star Gate] специализировалась на телепатии и выполнялась по контракту SRI International. Согласно многочисленным отчетам, команда SRI обнаружила по крайней мере семь человек, имеющих способность достоверно описать действие, место действия и мысли людей на значительном расстоянии. Но проект был прекращен в 1995 году, после того как был подвергнут насмешкам в ходе расследования комиссией конгресса.

Вообразите, как легко было бы правосудию, если бы полиция могла просто заглянуть в разум подозреваемых. Забудьте о личных капризах судей и присяжных: полиция могла бы мгновенно узнавать, кто преступник, а кто невиновен. Она могла бы очень просто выследить и арестовать заговорщиков.

Полицейские управления были просто очарованы детекторами лжи, или полиграфами, с тех пор как они впервые появились в 1924 году. Детектор лжи записывает электрическую реакцию кожи человека, частоту пульса и дыхания, когда ему задают вопросы. Когда человек лжет, он испытывает стресс или другие сильные переживания, и эти показатели изменяются, иногда очень сильно.

Проблема с детекторами лжи состоит в том, что некоторые подготовленные люди могут контролировать свои реакции, большинство же к этому не способно. А некоторые люди непроизвольно испытывают те же самые реакции, когда говорят правду. По словам Дуга Уильямса [Doug Williams], имеющего лицензию для работы на полиграфе и шестилетний опыт работы в подразделении внутренних дел полицейского управления Оклахомы, люди, проходящие тест на детекторе лжи и говорящие правду, «имеют лишь 50 % шанс пройти его успешно». С другой стороны, столько же людей могут пройти тест, говоря неправду. Сегодня Уильяме учит людей, как сделать результаты своего теста положительными и даже написал книгу «Как обмануть тест на детекторе лжи» [How to Sting the Lie Detector Test].

Еще одна форма «прослушивания мозга» включает применение наркотиков, блокирующих волю. В шпионских фильмах часто присутствует «сыворотка правды», которая при правильном применении заставляет захваченного разведчика выдать секреты. Многие наркотики обладают эффектом сыворотки правды, это хлоралгидрат, некоторые барбитураты, амитал натрия, амибарбитал натрия и даже веселящие наркотики вроде LSD, метилендиоксиметамфетамин («экстази») и обычный алкоголь. Но в отличие от шпионов, действующих над законом, полиции запрещено использовать наркотики. Но даже если бы такого запрета и не было, данные препараты дают непредсказуемую реакцию, зачастую продуцируя фантазии вместо правды.

Настоящее прослушивание мозга будет базироваться, конечно, не на мистике, физиологических измерениях или наркотиках. Оно произойдет из попыток сканирования человеческого мозга. В настоящее время существует две системы, которые можно использовать для этой цели: функциональное магнито-резонансное сканирование [Magnetic Resonance Imaging, fMRI] и позитронная томография [Positron Emission Tomography, PET]. Система fMRI настроена на контроль кровообращения. Теория гласит, что, когда клетки мозга работают, им требуется больше кислорода, поэтому кровеносные сосуды вокруг мозговых клеток слегка расширяются. Если провести несколько MRI-сканирований мозга подряд, можно обнаружить расширение кровеносных сосудов. Система PET использует радиоконтрастную глюкозу для определения частей мозга, потребляющих больше энергии.

Задача построения картины мозга тесно связана с его происхождением. В отличие от обычных компьютеров, мозг растет органически. Позиция каждого нейрона не программируется предварительно. Вместо этого по мере роста мозг самообучается. В результате мозг каждого человека слегка отличается от мозга других людей.

В 1993 году в качестве добровольца я участвовал в серии экспериментов по fMRI-сканированию в Massachusetts General Hospital. Целью экспериментов была идентификация областей человеческого мозга, отвечающих за восприятие языка. Для эксперимента меня уложили на спину на пластиковую каталку, голова была зафиксирована при помощи мешочков с песком, после чего меня закатили в машину. Перед моими глазами был помещен небольшой пластиковый экран.

Во время эксперимента на экран проецировались слова и изображения. Пока я смотрел на них, fMRI-сканер снимал изображения моего мозга. Через год после этого исследовательская группа опубликовала документ, рассказывающий, каким образом определенные области мозга связаны с определенными аспектами языка. С тех пор было проведено еще множество исследований с использованием fMRI и PET, продолжающих составление карты отдельных частей мозга.

Составление карты мозга жизненно необходимо для нейрохирургии. Когда пациенту делают операцию по поводу рака мозга, очень важно, чтобы в процессе операции врач не повредил ключевые области, отвечающие за речь, двигательную активность или память. Такая же высокая точность необходима при планировании высоких доз лучевой терапии.

В Медицинском центре Вашингтонского университета проводится другой эксперимент по составлению карты мозга, включающий нейрохирургию. При этом способе составления карты у пациента производится разрез кожи, череп распиливается и открывается, обнажая поверхность мозга. Затем различные участки мозга стимулируются электрическим током, а нейрохирург спрашивает пациента о его ощущениях. После того как каждый функциональный центр мозга идентифицирован, на поверхность мозга помещаются небольшие, около половины дюйма в диаметре, метки, похожие на липкие листочки для записей. Эти метки указывают врачу области, которые нельзя резать. Врачи надеются, что в конечном счете они смогут использовать нетравмирующие технологии, такие как fMRI, которые сегодня недостаточно точны. Группой исследователей в Вашингтонском университете руководит доктор Джордж Ойман [Dr. George Ojemann]; аналогичные работы проводились в университете Джонса Хопкинса доктором Барри Гордоном [Dr. Barry Gordon]. В дальнейшем подобные технологии, сегодня еще недостаточно отработанные, будут совершенствоваться. Одним из движущих факторов будет интерфейс человек-машина [man-to-machine interface], который исследователи создают в надежде, что парализованные в результате несчастного случая люди смогут вновь контролировать свою жизнь. Если эти системы станут достаточно совершенными, они могут полностью исключить необходимость печати на клавиатуре также и для здоровых людей. В конечном счете такие системы смогут распознавать явно сформулированные мысли или даже хранимые воспоминания.

 

Моральный долг обязывает пытать

Итак, суть противоречия в следующем: новые технологии создают потрясающие возможности для экстремистских групп, позволяющие нести смерть и разрушения в общество. В то же время новые технологии дают правоохранительным органам возможность вести всестороннее наблюдение за гражданским населением способами, которые раньше невозможно было себе представить. Могут ли правоохранительные органы заниматься широкомасштабным, всеобъемлющим наблюдением, имея дело с постоянно повышающимся риском мегатеррора?

Чарльз Блэк [Charles Black], один из крупнейших специалистов в области гражданских прав в 1950-х и 1960-х годы XX века, на одном из первых занятий по конституционному праву в Йельском университете задавал слушателям вопрос: «Предположим, что вы нью-йоркский полицейский и у вас имеется задержанный, про которого точно известно, что он установил атомную бомбу с таймером, который должен привести ее в действие на следующий день. Правомерно ли подвергнуть его пытке согласно Конституции? Правомерно ли это вообще?»

Один из бывших студентов Блэка, а ныне профессор права в университете Майами Майкл Фрумкин [Michael Froomkin], хорошо помнит эту задачу. «Непреложным является тот факт, что пытки явно запрещены Конституцией», – объясняет Фрумкин. Но, несмотря на это, говорит Фрумкин, если бы он был этим полицейским, он бы чувствовал моральный долг применить пытки к преступнику, обезвредить бомбу, после чего уволиться и отвечать за содеянное. «Мы говорим о чрезвычайных обстоятельствах, оправдывающих чрезвычайные действия. Во многом это зависит от уровня вашей моральной интуиции».

Пытки – прекрасная точка отсчета, говорит Фрумкин: если пытка морально оправданна, то, несомненно, прослушивание, видеонаблюдение, снятие отпечатков пальцев и другие современные технологии борьбы с преступностью также оправданны. И конечно, некоторые страны узаконивали пытки как средство борьбы с терроризмом. Израиль, например, использовал меры физического воздействия на подозреваемых в терроризме с целью раскрытия деталей планируемых террористических актов. Но многие люди, правительства и ООН протестовали против использования Израилем разрешенных на государственном уровне пыток. Аргумент очень простой: пытки уничтожают моральное доверие к тому, кто их использует. Недавно Верховный суд Израиля вынес определение, что пытки являются неприемлемыми по израильским законам, возможно, положив конец этой практике в Израиле.

Обратимся снова к профессору Луису Рене Бересу из университета Пардью, который считает, что правительству США, возможно, необходимо право на осуществление арестов без ордера, всепроникающего мониторинга и даже убийств для предотвращения в особых случаях, например, ядерных атак террористов, – именно в тех случаях, когда информация достоверна, а времени мало. «Если вы знаете, что определенная группа тайно установила [взрывное] устройство, и единственный способ предотвратить его использование связан с выходящими за рамки закона действиями, готовы ли вы санкционировать их?» – спрашивает Берес.

По мнению Береса, ответ на этот вопрос – безоговорочное «да». Гораздо лучше, аргументирует Берес, временно приостановить гарантированную Конституцией защиту, чем позволить миллионам людей умереть. Для тех, кто не согласен с ним, он говорит: «Если вы считаете, что опасность ареста без ордера выше опасности ядерного уничтожения, то это ваше решение…Томас Джефферсон не жил в ядерную эпоху. Он не мог предвидеть такой разрушительной силы».

 

Лучшее решение

К сожалению, массивное всеохватывающее наблюдение хорошо помогает лишь против химического и ядерного терроризма, но эта методика совершенно бесполезна в борьбе против террористов, использующих биологические агенты. Это происходит потому, что опасные бактерии, вирусы и грибки естественным образом существуют в окружающей среде. «Сибирская язва обнаружена по всему юго-западу Америки, – говорит Кэтлин Бейли [Kathleen С. Bailey], бывший помощник директора Агентства по контролю за оружием и разоружением США [US Arms Control and Disarmament Agency]. – Там она называется „болезнь бараньих стригалей“ [Sheep Shearer Disease], поскольку споры сибирской язвы находятся в овечьей шерсти…Каждый год мы имеем 10, 15 или 20 случаев заболевания».

Люди, занимающиеся домашним консервированием мяса и овощей, постоянно подвергаются риску заболеть ботулизмом. Работающий в одиночку потенциальный террорист, прослушавший один или два дополнительных курса по микробиологии в колледже, может создать большой арсенал биологического оружия. Все, что будет нужно этому человеку, по словам Бейли, это оборудование на сумму 10 тысяч долларов и подвальная комната площадью чуть больше 1,5 квадратных метров.

«Если кто-то захочет это сделать, вы не сможете остановить его, – говорит доктор Бейли. – Если это террористическая группа, вы можете выследить ее. Но если это одиночка, очень сложно знать заранее, что он делает у себя в гараже, кладовке или подвале…Не происходит никаких выделений или излучений. Современный уровень развития технологий не позволяет выяснить, кто производит сибирскую язву у себя в подвале».

Даже если конгресс сожжет Конституцию и превратит США в полицейское государство, говорит Бейли, это не избавит общество от угрозы биотерроризма. «Вы действительно думаете, что сможете поймать человека, собирающегося терроризировать население биологическим оружием? Как вы об этом узнаете? Вы не знаете, в какой дом пойти. Или вы хотите иметь по одному полицейскому на каждого жителя Земли, чтобы они контролировали друг друга? Даже если вы сделаете это, вы не гарантированы оттого, что кто-то однажды совершит ошибку».

Вместо этого, говорит Бейли, мы должны готовиться к возможной атаке путем разработки вакцин и лекарств: «Я считаю, что мы должны иметь хорошие лекарства и постоянно быть в курсе того, какие патогены могут быть использованы террористами. И я думаю, что для правоохранительных органов чрезвычайно важно знать, что происходит в террористических группах».

Более того, мы должны постоянно контролировать окружающую среду на предмет появления первых признаков биологической атаки, говорит доктор Джонатан Такер из Центра исследований проблем нераспространения. Поражение спорами сибирской язвы лечится при помощи антибиотиков, если с момента заражения прошло не более трех дней. Проблема состоит в том, что симптомы заражения сибирской язвой проявляются лишь на третий или четвертый день. Если мы будем ждать, пока люди обратятся за неотложной помощью, они умрут.

Вместо этого Такер предлагает установить недорогое оборудование для контроля воздуха в метро, крупных зданиях, аэропортах и других местах, являющихся привлекательными целями для биологической атаки: «В подземке вы можете установить пробоотборщики воздуха, которые будут постоянно брать пробы. Если они обнаружат присутствие необычной аэрозоли, будет инициирована тревога. В этом случае будет необходимо проанализировать пробу из фильтра». Если аэрозоль окажется сибирской язвой, общественность будет предупреждена.

Более того, говорит Такер, чиновники общественной безопасности нуждаются в тренингах, а также в средствах на приобретение оборудования для борьбы с этой угрозой. В 1997 году Пентагон зарезервировал 42 миллиона долларов на проведение тренировок правоохранительных органов на местах по отработке действий на случай биологической или химической атаки террористов. Но деньги не были потрачены на приобретение оборудования, а тренировки служб были проведены лишь в 24 самых крупных городах.

Аналогичные меры мониторинга и тренировки могли бы помочь в борьбе с угрозой ядерного или химического терроризма. Терроризм также может быть побежден путем внимательного мониторинга существующих ядерных и химических запасов: это предусмотрено для нераспространения ядерной угрозы и конвенцией по химическому оружию. Мы, конечно, могли бы пойти еще дальше этих требований, еще больше усилив безопасность ядерных, химических и биологических объектов.

Но многие борцы за гражданские свободы считают, что правоохранительные органы используют угрозу терроризма для оправдания расширения власти и увеличения бюджета, так же как они использовали угрозу диверсий и саботажа во время Первой и Второй мировых войн для оправдания атак на гражданские свободы.

Харви Сильверглэйт [Harvey Silverglate], адвокат по уголовным делам из Бостона, специализирующийся на проблеме гражданских свобод, формулирует это таким образом:

Я считаю, что угроза терроризма, о которой вы говорите, сильно преувеличена. «…» Я считаю, что она специально преувеличивается правоохранительными органами, желающими расширить свои возможности. Позвольте мне выразить это так: я не могу вспомнить ни одного события в истории, связанного с массовым уничтожением людей и собственности, которое было бы осуществлено частными лицами или группами, а не правительствами. Отдельные люди, группы, банды – нанесенный ими вред бледнеет по сравнению с тем вредом, который нанесли неконтролируемые правительства. В истории нет примеров Холокоста, за которыми не стояло бы государство. [221]

Конечно, все потенциалы оружия массового уничтожения, обсуждаемые в данной главе, разработаны и улучшены правительствами. «Поэтому, – говорит Сильверглэйт, – я предпочел бы жить в мире, где правительства более ограничены в своих действиях, чем давать правительствам огромные, ничем не ограниченные возможности по обузданию частного терроризма. Я предпочел бы уживаться с некоторым количеством терроризма, чем с правительственным тоталитаризмом».

Даже если Сильверглэйт не прав, очевидно, что демократизация деструктивных технологий вкупе с постоянно уменьшающимся размером террористических ячеек привела к тому, что глобальный мониторинг потенциальных экстремистов и террористов является обреченной на провал тактикой. Заманчиво думать, что все, что нам нужно, – это пожертвовать своими гражданскими свободами, а именно правом на приватность, и мы навсегда будем защищены от террористических атак. Но такой выбор – глупая сделка, поскольку таких гарантий никто не сможет дать.

Вместо слежки за людьми, гораздо лучше было бы следить за радиоактивными материалами и ограничить доступность химических отравляющих веществ и исходных материалов для них. Вместо того чтобы поступаться приватностью, мы должны увеличить вложения в здравоохранение, создать запасы антибиотиков и активно контролировать окружающую среду на предмет появления первых признаков применения биологического оружия. В конце концов мониторинг появления новых микроорганизмов защитит нас как от микробов, созданных человеком, так и от микробов, существующих в природе.

Наконец, мы должны сконцентрироваться на построении общества, более устойчивого к разрушению крупных городов, которое почти наверняка может произойти в один не очень прекрасный день. В частности, мы должны начать планировать, что мы будем делать в случае потери Нью-Йорка.