— Бей только наверняка, наземник, — прошипел дернувшемуся вслед за Броской эльфу щеголеватый Леске. — Промазать ежели, Джарвия успеет в свисток свой дунуть. А при ней тоннельника три, прирученных. Здоровых, как зараза. Ушей у них сроду не бывало, и слышать они не слышат, а на свист кидаются, как обученные мабари. Дрожание воздуха чуют. Да и сама Джарвия с кинжалами фору даст и тебе и мне, и Фарену вместе взятым. Слышишь, бей наверняка!
В приоткрытую дверь поверх макушки Фарена, Кусланда Зевран увидел сразу. Командор лежал на столе, притянутый к нему толстыми кожаными ремнями. Ремни охватывали все большое тело Серого Стража так, что, казалось, их было куда больше, чем открытых участков кожи. Тем не менее, открыто было достаточно для того, чтобы дать почувствовать рыжему наземнику любую пытку — от грубой и топорной, до самой утонченной и изощренной. Блестевшие испариной грудь и живот Айана были проколоты во многих, самых чувствительных, местах, и продетые в проколы изломанные фигурки и шипы из тонкого металла создавали причудливый рисунок по всему его телу. Затейливой формы иглы были даже в губах Кусланда, стягивали рот и щеки, надрывали тонкую кожу шеи, выглядывали из-под ногтей. Стоявшая рядом молодая гномка, худая и темногубая, заботливо оттирала кровь, ссохшуюся вокруг него на столе. Глаза рыцаря были широко открыты, но смотрел он не на гномку, а в стену, только вздрагивая, когда влажная тряпка задевала какую-то из продетых глубоко под его шкуру безделушек.
— Ну вот, милорд, теперь все чисто, — отложив в сторону мису с водой, гномка оперлась о край стола, положив на него локти, и приблизив свое лицо к лицу пленника. Волноваться за себя ей не приходилось. Перетягивавший лоб наземника ремень не давал ему и на полпальца сдвинуть головы. — Благородные любят чистоту. Ведь любят, так? Посмотри, как я стараюсь для тебя, милорд. Ты и снаружи чистый, и внутри. Вчера мы целый день работали над этим. Но, может, милорд считает, что не достаточно? Быть может, стоит сделать еще раз?
Рыжий пленник вскинул глаза к свисавшему над столом наполовину полному бурдюку с водой, из которого торчала трубка, изгрызенная зубами, должно быть, не единого десятка пытаемых перед ним, и взгляд его против воли наполнился ужасом. Гномка проследила за выражением страха на лице пленника и удовлетворенно улыбнулась.
— Что, нет? Значит, милорд непритязателен. О, это странно. Странно, потому что, как правило, благородные господа очень щепетильны во всем, что касается чистоты и порядка, которые для них наводят смерды. Разумеется, после того, как благородные вдоволь насвинячат. Я точно помню, как, еще ребенком, бывала с матерью у одной знатной госпожи, у которой мы мыли полы. И если ей мнилось, что оставался сор, госпожа нас била. Вот так.
Тяжелая оплеуха на мгновение ослепила пленника, и лишь мигом позже на него обрушилась резкая колющая боль от вонзившихся глубже в мясо игл. Айан коротко выдохнул, сдерживая вскрик и жалобно, почти по-детски сморщив лицо. На его вспухших изорванных губах выступила кровавая слюна.
— Все, как должно, — гномка провела пальцем вдоль линии губы наземника, стирая кровь и сильнее надавливая на основания игл. Страж стиснул кулаки, зажмуривая глаза и каменея мышцами, сведенными от боли. — Ведь таковы правила игры, милорд? У вас есть право повелевать, бить, издеваться, пытать и калечить, а у нас — помалкивать и подчиняться вам. Только потому, что меня судьба выбросила между ног мохоедки из Пыльного, а тебя — на шелковые простыни жены какого-то благородного ублюдка. Так, или нет? Ну, чего ты все молчишь? Язык поганый проглотил? А хочешь, мы это устроим?
Убедившись, что наверняка метнуть ножи будет непросто из-за того, что Джарвия не стояла на месте, а между проемом и столом громоздились еще несколько пыточных приспособлений, закрывавших обзор, Броска скользнул в приоткрытую дверь, умудрившись беззвучно просочиться сквозь узкую щель своим крупным телом. Зевран протиснулся следом, ныряя за какой-то деревянный механизм со множеством свисающих цепей. Тоннельников, о которых его предупреждал Леске, нигде не было видно, но сосулька свистка на шее гномки висела, в этом не было сомнений.
Тем временем, Джарвия оставила в покое рот Стража и, обойдя стол, остановилась у его согнутых разведенных ног. Почувствовав поглаживающее прикосновение к своему бедру, безволосому, как у эльфов, или косситов, Кусланд задышал чаще, сдерживая страх. Бессознательно он попытался свести колени, но выделанные сыромятные ремни, из шкуры старых бронто, держали крепче железа.
— А, пожалуй, не стоит, — огибающими движениями поглаживая гладкую кожу пленника от низа живота к бедру, решила Джарвия. Она шагнула в сторону и, готовый было уже выбросить кинжал Броска, сдержал руку. — Твоему языку мы еще найдем применение. Берган очень просил его оставить. Что-то он там тебе обещал при вашей первой встрече. Не расскажешь, что?
Гномка вновь нырнула куда-то под стол. Когда она выпрямилась, в ее руке поигрывала новая игла. Длиной всего в полпальца, она была причудливо и удобно изогнута. Непонятная зеленая мазь покрывала ее до середины.
— Может, все ж, заговоришь со мной, твоя светлость? — легко касаясь, пальцы Джарвии нашли нужное место между переплетением кожаных ремней и железных растяжек. Айан вновь зажмурил глаза, не имея возможности сжать губы из-за засевших в них игл. — Если нет, опять придется делать больно. Очень больно, а потом еще и печь сильно будет. Ведь с вами, благородными, иначе никак. Ведь вы такие непослушные! Такие гордые. А, милорд?
Присев, и почти сливаясь с прикрывавшим его механизмом, Зевран зажал между пальцев самый отточенный из своих ножей. Приподнятое на натянутых ремнях колено Командора частично заслоняло от него Джарвию. Подобраться же ближе было нельзя, чтобы не попасться гномке на глаза. Позиция Фарена едва ли была удобнее. Эльф понимал это так же, как и то, что попытка на самом деле будет только одна. Потом Джарвия попросту натравит на них своих покуда невидимых зверей и, в то время как их будут рвать на части, уйдет почти что не спеша. С тем, чтобы потом вернуться, но уже не в одиночку.
— А на самом деле вы — куски дерьма, — хрипловатый, с пришепетыванием, голос Джарвии утратил заботливую ласковость внезапно, делаясь отрывистым и злым. — Куски дерьма, которые мнят о себе невесть что. Да какое право имеешь ты, тварь, так задирать свой нос? Считать, что ты лучше меня? Лучше любого мохоеда из этой пыльной клоаки? Что, кровь у тебя голубая? Красная она, такая же, как у всех, как у последнего нищего в этой вонючей яме!
Кусланд взвыл, выгибаясь в ремнях. Воткнувший лоб в дерево Зевран что было силы закусил кожу своего наруча, пережидая пронзившую его тело острую боль. Боль эта, впрочем, не думала стихать, расползаясь от паха к животу горячим, пульсирующим жжением.
— Короны, цацки, девизы, гербы, — только что ласково ворковавшая короткорослая женщина злобно сплюнула и, крупными шагами преодолев расстояние до головной части стола, оперлась ладонями о столешницу и качнулась к Кусланду, по лбу которого, в мокреющие волосы, катились капли крупного пота. — Горы золота, толпы слуг, охрана, дворцы и земли — это все ваше, мразь ходячая, все! А нам только и остается, что ловить объедки с вашего стола! Могли — вы и воздух бы себе забрали, и заставили платить за то, что дышим. Разве не так? Разве нет?
Айан сглотнул. Боль от втиснутой в его мясо иглы из пронзительной сделалась терпимой. Уже успевший изучить характер гномки с ее сменами настроения, он едва слышно постанывал, не скрывая муки. Внешние проявления мучений пленника было тем, что быстро успокаивало Джарвию, принося ей удовлетворение.
Однако, похоже было, что в этот раз королева Пыльного города распалила себя больше обычного. Ее глаза сверкали, а худые темные щеки — пошли пятнами от ярости.
— Для вас жизнь простолюдина — ничто, грязь, — гномка злобно мазнула ногтями по мокрой щеке Командора и закусила губу. — По приказу таких, как ты, наших детей клеймят железом — с рождения! Твари! И убить клеймёного — все равно, что нага растоптать! Но вам ведь мало. Вам всегда мало! Вы любите издевательства. Любите, когда больно! Ты, и такие, как ты, стремитесь отобрать не просто наш труд, наш заработок, наши надежды на хоть что-нибудь, хоть что-нибудь в этом дерьме! Нет, вам еще достоинство наше нужно. Благородство — это ведь только про вас. Простолюдин не может вести себя, как благородный. Он должен оставаться смердом, а иначе ему отрубят руки и ноги, сдерут кожу и вывалят то, что останется, на поживу тоннельникам на Глубинных тропах! Вам нужно рванье. О которое вы ноги бы хотели вытирать, ну так это, ты, светлейший ублюдок? Так. Определенно, так. Я насквозь тебя вижу, благородный. А знаешь, что самое мерзкое?
Избегая ее взгляда, Айан, как мог дальше отодвинулся от раскрасневшейся Джарвии, но она схватила его за щеки, оборачивая голову к себе, и понуждая заглянуть в глаза.
— Самое мерзкое — то, как далеко вы способны зайти в своих развлечениях и пороках, — ее длинная, длиннее человеческой, рука, пробежалась по груди Айана, цепляя каждый всаженный в нее кусок металла. — Берете, что хотите, и когда хотите. К женщинам относитесь, как к тряпкам — подтереться и выбросить. Да, благородный? Ведь мы — ваша собственность, не так ли? К вашим услугам, для ваших забот, для ваших утех. А есть ли у тряпки душа, и что она чувствует — вовсе неважно. Ну? Это правда? Скольких ты принудил послужить тебе? Наверняка, многих. Ты же такой здоровенный милорд. Сколькие страдали от тебя? Ты хоть раз задумывался о том, что они чувствовали, когда ты, наконец, насыщал их телами свою похоть?
Джарвия отпустила щеки пленника так же резко, как делала все до сих пор, мазнув напоследок по его губам. Звякнула какая-то железяка и лицо гномки сделалось внезапно вновь участливым и спокойным.
— Наверняка, не задумывался, — она ласково отодвинула мокрые медные волосы Айана и, склонившись, поцеловала его в лоб. — Тогда давай, я тебе покажу.
Сообразив, что еще миг-другой, и может случиться что-то, способное за несколько мгновений вновь подарить часы и часы терзающей боли, и, даже, какое-то серьезное увечье, Зевран приготовился выскочить из своего укрытия. Для того, чтобы, наконец, с высоты своего роста получить возможность ударить наверняка. Но сделать так, как задумал, ему не пришлось.
Внезапно раздался громкий стук в дверь. Гномка с досадой бросила что-то, звякнувшее металлической тяжестью, и сделала шаг от стола, открываясь сразу для обоих. Еще мгновение спустя в воздухе мелькнули кинжалы — один от Антиванского Ворона и два — от хартийца. Округлившая глаза в последнем немом удивлении, и так и не успевшая воспользоваться свистком, Джарвия рухнула на пол. Ее горло было пробито остро отточенной сталью сразу в трех местах.
В пыточную сунул длиннокосую голову Леске и, повертев ею, с ходу оценил ситуацию.
— Какого демона вы тут так долго торчите? — недовольно прошипел он, шагая вовнутрь и прикрывая дверь. — Того и гляди Гор объявится со своими головорезами. И что вот тогда делать?
Зевран выпрямился и, придерживая низ живота, дохромал до Командора. Броска пришел ему на помощь и, спустя несколько малых временных мер, они ослабили ремни и крепления настолько, что Айан смог приподняться и сесть, опираясь на руку ассасина. Морщась и кусая исколотые губы, подрагивавшими от напряжения руками, он, медленно и осторожно, вытащил железо из своего тела, и отбросил прочь. Та же участь постигла и несколько игл, воткнутых в самые болезненные места, и могущих помешать ходьбе.
— Сможешь идти, мой Страж? — Зевран поймал взгляд Кусланда, и решил уточнить то, что было немаловажно. — Идти сам?
… Гарнизону, охранявшему главный из немногочисленных выходов на Глубинные тропы, никогда ранее не доводилось наблюдать такого столпотворения, которое образовалось напротив огромных тяжелых ворот, заранее открытых сегодня с самого раннего начала рабочих часов. Обычно к воротам редко приходило больше полутора десятков гномов — при проводах в Легион мертвых, либо уходе отрядов на Тропы еще по каким-то нуждам. Чуть большая толпа собиралась здесь, чтобы проводить в последний путь очередного Серого Стража, который, отжив свой срок, отправлялся искать смерти под клинками порождений тьмы на Глубинные тропы. Но и такие случаи не собирали больше двух-трех десятков зевак. Вот почему то, что происходило теперь на небольшом пустыре перед выходом в тоннели, никак нельзя было назвать чем-то заурядным.
Молва об экспедиции, что уходила на Глубинные тропы на поиски Совершенной, целых три дня и три ночи, наступавших и проходивших в наземье, расходилась по Орзаммару, подобно кругам на воде, будоража умы и вызывая перетолки. Слухи об участии Серых Стражей еще более подогревали интерес. После долгих недель безвластия и бед, эта весть была первой, что не несла в себе напасти, и возвещала о чем-то необычном и благостном. И потому, к моменту, когда экспедиция Стражей собралась перед воротами на Глубинные тропы, ее там уже поджидала толпа не менее, чем из нескольких сотен любопытствующих и вдохновленных обитателей Орзаммара.
— Ты только посмотри, что творится. И представь, что было бы, не найдись вчера Командор, — оглядываясь по сторонам на обступавших их отряд и пошумливавших многочисленных гномов, вполголоса бормотал Антиванский ворон в сторону бледной и усталой ведьмы, которая стояла, не выпуская посоха, и время от времени опираясь на него. — Они съели бы нас с потрохами. Нас, а после — Белена.
— Принц бы нас первым съел. Живьем зажарил после того, как, — Морриган бросила неприязненный взгляд на разглядывавших ее зевак и поморщилась. — Торчать нам долго тут еще?
— Откуда мне знать? — Зевран неподдельно вздохнул, запнувшись взглядом о невозмутимого коссита, который мрачной скалой недвижимо возвышался рядом с погонщиком. Два бронто, огромных, серых зверя, крупнее медведя, и с большим рогом вместо носа, тяжело груженных провизией и прочим необходимым для дальнего похода, шумно выдыхая и бурча животами, перетаптывались рядом. Впрочем, отряду был выделен только один бронто. Второй предназначался гарнизону в отдаленном тейге Харзар, стоявшему в той же стороне, что и загадочный Ортан. Именно туда направлялся погонщик первого бронто с запасами продовольствия для державшихся там защитников последнего оплота Орзаммара. Предполагалось, что дальше Харзара экспедицию должен был вести их собственный проводник.
— Командор… если я правильно понял его сипение, нашел этого самого проводника Огрена в одной из харчевен, и сговорился встретиться с ним сегодня, на этом вот месте, — эльф еще раз пробежался глазами по толпе. — Может, он там, за спинами, только пробиться не может?
— Тогда ему лучше поторопиться, — неожиданно вмешался по-прежнему хмурый, но почему-то сделавшийся очень разговорчивым коссит, видимо, не менее прочих взбудораженный осознанием того, что, после долгих недель ожидания он, наконец, столкнется с теми, ради которых дал увести себя из клетки — с порождениями тьмы. — Посмотрите туда.
Ведьма и ассасин, а за ними и прочие подняли головы, наблюдая спускавшийся из Алмазных залов отряд воинов в начищенной, церемониальной броне, возглавляемый самим Беленом. Рядом с принцем, возвышаясь над каждым из гномов почти вдвое, даже не прихрамывая, шел крепкий и широкогрудый Серый Страж. Зрелище это поневоле оказывало внушение даже на спутников Айдана Кусланда, не исключая Зеврана, которому только несколько часов назад довелось наблюдать блистательного наземника в совсем ином, куда более жалком положении.
— Белен — показушник, — все же выразил он свое мнение, глядя на не спешное, но и не медлительное продвижение принца, его гостя и воинов к месту поджидавшей их экспедиции. — И пыль пускать в глаза умеет, как никто другой. Нас отправил сюда, интриги ради, чтобы все загодя нагляделись всласть, но когда подойдет — все внимание будет ему и Командору. А вид Стража, нужно сказать, внушает.
— Доспехи новые на нем, — Морриган сощурила глаза, не имея, в отличие от эльфа, возможности разглядеть пока еще слишком далеко находящегося Айана в подробностях. — Спросить забыла ночью. Не до того было с целительством этим. Где подарок матери моей?
Зевран дернул плечами.
— Вроде бы, от него избавились по приказу этой самой Джарвии. После того, как один из ее людей… гномов попытался облачиться, и нагрудник стиснул его, как яичную скорлупу, переломав кости и размозжив мясо. Дохлого гнома вынимать не стали, а сбросили в лаву вместе с доспехом.
— Так и было, — подтвердил прогуливавшийся сбоку, одетый по-походному Фарен Броска. — Сам видал, чтоб мне лопнуть. Лувша, прими его камень, когда наземника, Командора вашего, раздели, для смеха нагрудник его напялил. Дай, грит, и я как благородный похожу хуч чуток. А нагрудник возьми и сожмись. Лувша дергается, орет, Леске и Горат пытаются отодрать от него это дрянное железо… или из чего оно там сделано. Но там все равно, что с одним щитом против камнепада выйти. Сжало Лувшу так, что башка отдельно, и руки с ногами, а тулово… Кароч, избавились от доспеха, по приказу Джарвии. Уж на что она баба крепкая… была, а тож не блеванула едва, как Лувшу увидевши. И, что странно — крови не было совсем. Ну, ни капли. Всю, что вытекла, не иначе, нагрудник всосал. Мы его уж не трогали, побоялись. Так, на лопатах, к обрыву и снесли. Джарвия еще и тогда на Стража вашего разозлилась. Что не предупредил. Не любит она такие фокусы.
— Надо же, — Морриган ухмыльнулась, несколько раз сжав и разжав на посохе тонкие пальцы, и с все большим интересом поглядывая на тонконосое лицо Броски. — Думалось, лгала мне мать, когда о свойстве их таком предупреждала. Байки сочиняла, чтоб напугать.
— Получается, не байки. И мастера у Белена что надо. За неполную ночь подобрать новый доспех и подогнать его по фигуре Стража — надо быть гномами, не иначе. А твое деяние и вовсе чуду сродни, — поймав брошенный на него взгляд, поторопился добавить Зевран, видя, как омрачается лицо его собеседницы. — За другую половину сонных часов сделать из того куска мяса, которым был наш друг, тело, способное носить доспех.
— Я тож удивляюсь, — Фарен покосился на любезничавшего с кем-то из зевак Леске, и хмыкнул. — Я удивился, еще когда парень ваш своими ногами из Хартии ушел. Грешным делом, думалось, что пробиваться придется, потому как не дойдет он, и надобно будет волочить его на загривке. Все ж Джарвия… Ну да, камень с ней. Однак, дошел наземник, да еще и молча. И шел до самых Алмазных залов. Сроду такого не видывал.
Они помолчали.
— Чего вы вообще привязались к Командору? — вдруг отстраненно поинтересовался Зевран. Взглядом он по-прежнему следил за Кусландом. — Я так и не понял этого из твоих объяснений. Что он сделал вашей Джарвии?
Фарен закатил глаза и сплюнул.
— Надо оно тебе теперь? Ниче он не сделал, ниче, говорю. Разве что Бергану нос расквасил, это было. А уж Берган нажаловался Джарвии. Еще и приукрасил, как водится. Джарвии много поводов на надо, ежели нужно вломить благородному. Чем-то они не догодили ей, ну да теперь уж не узнаешь про то. Но с тех пор, как она Хартию взяла, благородным житья не стало, эт точно. В особенности после того, как Эндрин к камню дунул. А друг ваш сам подставился. Случайность. Эт вы, наземники, глубинный смысл искать привыкли. А оно не так глубоко, как вы копаете.
Он поправил сползавшую с плеча невзрачную и штопанную, но объемную сумку, из которой, прикрывая содержимое, торчал кусок старой холстины.
— Не передумал ты с нами идти? — продолжая наблюдать за приближением процессии Белена, переспросил Зевран. Принц подходил все ближе, и многие гномы в толпе уже приветствовали возможного будущего короля взмахами шапок и потрясанием кулаков. — Хорошо все взвесил?
Фарен шмыгнул необычным для гномов, прямым и тонким носом, и философски поднял брови.
— Ну, а как? Покуда вы Стража бинтовали, я успел перетереть с сеструхой, благо, во дворце она уж хозяйкой себя чувствует. Потом сбегал, не поленился, обратно в логово Хартии нашей. Там Гор, из фаворитов Джарвии, явился, рвет и мечет. Они с Берганом уже успели друг другу в бороды вцепиться. Ежели к ним присоединится Тсуфа, а она присоединится, чтоб мне до конца жизни только мох глодать — будет и вовсе жарко. Нам с Леске надобно залечь на дно. А в Пыльном не отбудешься — обязательно найдут и заставят за кого-то глотки резать. Во дворце тож не пересидеть. Рика хоч и в фаворе, да только честь надо тоже знать. Голову Джарвии, сам помнишь, ваш же Командор брать не разрешил — грит, она откуда-то слизывала кровь у него, а в крови — будто бы скверна, как у всех Стражей. Так что Джарвии по-любому была бы крышка, не от ножа, так от скверны. Мы ж затем ее и спалили, чтоб заразу не разносить.
— Помню, — Зевран потер щеку. — В пыточной, в камине.
— Да. А стало быть — к Белену я и не ходил, не с чем. И путь что у меня, что у Леске, теперь один — со Стражем, на Глубинные тропы. Дома все одно прибьют, а так вдруг да отыщем Совершенную? Или хотя бы кости ее. Ты видал, за оружие я не вчера в первый раз схватился. И гарлоки эти навряд страшнее Гора с Тсуфой, уж могешь мне поверить. А за вожаком, как ваш Командор, не пойти — это вовсе дурнем остаться. Ни разу до него не встречал такого, кто даже с голым задом уважение к себе бы вызывал.
Эльф ухмыльнулся, приготовившись отвечать, но был прерван довольно неожиданно. Крепкий рыжий гном с зачесанной в две косицы бородой, большим мешком на лямках за плечами и устрашающего вида секирой за спиной, растолкав толпу, чуть не вывалился на камни под лапы стоявшему тут бронто, но чудом сохранил равновесие и, харкнув на пол, решительно направился к обратившим на него внимание членам будущей экспедиции.
— Стало быть, вот он я, — как будто бы уверенно, но с некоторым напряжением в голосе, грянул он, переводя прищуренный взгляд с лица на лицо и, по-видимому, оставаясь неудовлетворенным от того, что видел. — Стало быть я, Огрен, из касты воинов. Скажите, хорошие мои, не видали вы тут мужа крупного и статного, с умным лицом и могучей челюстью? А на голове у него… вот, наггов… вый паштет! Не упомню, толи нимб сверкающий, толи просто пламя так сияет. Было это после полбочонка эля, и, убейте, не скажу точнее.
Стен переглянулся с ассасином, тот — с лесной ведьмой.
— Не было тут такого, — встрял Броска, хотя назвавшийся Огреном гном обращался как будто бы к Зеврану, безошибочно выделив, самого словоохотливого в отряде. — А с чего ты взял, что он должен быть тут?
Перед тем, как ответить, Огрен еще раз оглядел каждое лицо в экспедиции, не обходя и погонщика бронто, некоторое время внимательнее прочих разглядывал Стена, после чего шумно вздохнул и махнул рукой, по-видимому, окончательно отчаявшись найти того, кого искал.
— Так ведь сговаривались мы с ним встретиться тут, на этом самом месте.
— С кем? — уточнил Зевран, начиная догадываться.
— Дык, со Стражем, — рыжий обладатель огромной секиры еще раз вздохнул и снова харкнул на пол. — Он меня в проводники зазывал. Оно и верно. Ить во всем Орзаммаре никто, кроме меня, не укажет пути в тейг Ортан…
Не договорив, Огрен умолк и попятился. Толпа зевак шарахнулась в стороны, открывая путь для вышагивавшего впереди отряда из королевских стражников принца Белена. Принц был одет по-простому, без доспеха, хотя наверняка лёгкая кольчуга под складками просторной рубашки все же имелась. Рядом, в нужное время выдавливая на лицо вполне правдоподобную улыбку, шел Серый Страж с поверхности. Его суровое, точно из камня высеченное, лицо казалось спокойным, а на доспех, с выгравированной на нагруднике эмблемой Серых Стражей — двух благородных грифонов, было больно смотреть.
— Странный сплав, — больше для себя пробормотал коссит, разглядывая Айана. — И не блестит, а глядеть тяжело.
— Эт работа древних, — Фарен перешел на шепот, хотя нужды в том пока не было — гномы вокруг продолжали шуметь. — Такой даже в лаве не сразу растворится. Придуман одним из Совершенных. Вот которым — совсем из головы. Не помню.
— О, — Огрен, о котором временно все забыли, вновь шагнул вперед, дергая за локоть вздрогнувшую Морриган. — Так ведь вон он. Страж. Тот, с которым я договаривался. Он, стало быть…
Поморщившись, ведьма стряхнула лапищу гнома. Меж тем Белен со своими гномами добрался до выжидательно замерших участников невеликой экспедиции. Поприветствовав их царственным кивком, принц обернулся к толпе. Крики смолкли, как по волшебству. Горожане, приветствовавшие младшего из Эдуканов, ровно как и те, кто втайне надеялся на победу дешира Харроумонта, одинаково умолкли, приготовившись внимать. И принц не разочаровал ни тех, ни других.
— Добрые гномы, — голос его, густой и громкий, разносился, казалось, по всему Орзаммару. — Сегодня воистину знаменательный день для каждого из нас. День, когда предки улыбнулись нашему славному городу, и явили нам свое давно утраченное расположение!
По толпе пробежал шепоток и летучий обмен взглядами. Выждав несколько мгновений, Белен продолжил.
— Обида предков была не случайной. Все мы знаем о наших Совершенных и славных деяниях их. Помним и о том, что за множество поколений среди гномов не рождался тот, кто по праву мог бы называться живым предком. И вот, совсем недавно, судьба даровала нам Совершенную. Это случилось в нашу эпоху, при нас с вами, гномы! И как поступили мы? Что сделали, чтобы сберечь этот ценный дар, сохранять и защищать нашу добрую Бранку? Ничего! Вот уж два года, как след ее потерялся на Глубинных тропах. Но разве хоть кто-то сделал что-то для помощи ей? Никто и ничего! Мы забыли о том, забывать о чем нельзя никогда! Мы забыли о нашем долге, гномы!
Слова принца были встречены возгласами, в большей части одобрительными, и даже кое-где исполненными покаяния. Если кто-то в толпе и полагал, что сохранность и защита Совершенной являлась долгом прежде всего тех, кто мог об этом позаботиться, а именно, короля и знати, уточнять этого не решились.
— И теперь пришло время исправить наши ошибки. Быть может, тогда предки сжалятся, и явят больше милости своему народу!
— Командор держится молодцом, — прошелестел Зевран на ухо Морриган, которая, морщась, старалась отодвинуться дальше от стоявшего тут же Огрена, запах от которого сводил ее с ума. — Я дал ему горошину нуки, это, помимо всего прочего, притупляет боль. Но не уверен, съел ли он. Если б съел… с непривычки улыбался бы теперь гораздо чаще.
— Перевязок на нем много под доспехом, — ведьма пожала плечами, стараясь дышать через рот. — Коссит мне помогал. Стянули туго, пока он на виду, того и хватит. Но отойдем когда подальше, привал устроить надо. Лечить его продолжу. Иначе в пасть соваться тварям толка нет.
— … в этом любезно вызвались помочь нам Серые Стражи Ферелдена, — меж тем, продолжал Белен и Айан вышел вперед, поднимая руку в жесте приветствия. — Да будет их дело успешным, и да послужит оно к величию и славе Орзаммара!
Последние его слова утонули в дружном реве глоток сотен гномов. Морриган и Зевран понимающе переглянулись. Белен сыграл свою роль, как надо. Теперь дело оставалось за Командором.