Дайлен нехотя разлепил веки. Нащупав пальцами глаза, хорошенько их потер и, проморгавшись, посмотрел на мир уже вполне осознанно. Мир, впрочем, не мог сейчас порадовать его особым разнообразием красок. Взгляд его уперся в высокий каменный потолок, на который отбрасывал блики горевший где-то в стороне огонь. С трудом сместив голову, Амелл углядел большой очаг, в котором потрескивали дрова, бывший единственным источником света в комнате. Возле очага, помешивая в горшке на углях какое-то варево, сидела молодая женщина, почти девушка, в мантии младшего мага. Почувствовав на себе взгляд, она подняла глаза и, улыбнувшись Дайлену, поднялась и прошествовала к нему.

— Ну, как чувствует себя сегодня храбрый путник? — присев на край ложа, она пробежалась пальцами по лбу и щекам Дайлена, потом отогнула края рубахи, трогая его грудь и живот. — Какие-то неудобства? Боли?

Нащупав под собой мягкий соломенный матрац, Амелл подтянулся и сел. В груди что-то натянулось, не болезненно, скорее, предупреждающе. Он опустил взгляд, и некоторое время изучал видимые ему участки тела, покрытые розовыми полосками в тех местах, где мясо было подрано кошачьими когтями.

— Ты это залечила? — он еще раз провел ладонью по абсолютно здоровой коже.

— Я, — магиня усмехнулась, касаясь тыльной стороной ладони его щеки. — Еще убрала все следы обморожения, спасая твое прекрасное лицо. Пришлось потрудиться, знаешь ли. Совсем не бережешь дарованное тебе Создателем. И за то, что до сих пор такой красавчик, нужно благодарить только меня. Иначе носа — и того бы лишился. Думаю, — она дернула бровями, — я заслужила благодарность.

Амелл опомнился.

— Прости меня. Спасибо!

— Спасибо — вещь хорошая, но в карманах она не звенит, — целительница с намеком указала глазами куда-то вниз. Свесившись со своего ложа, Дайлен обнаружил под ним свою дорожную сумку, сплошь в подсохших пятнах его же крови, и тот меч, который он взял с собой еще из замка Редклиф. Щит, однако, отсутствовал.

— Сколько я был без сознания? — спросил он, запуская руку в сумку. К его удивлению, кошель был на месте и, судя по всему, не тронули и других вещей.

— Теперь утро четвертого восхода с того дня, как тебя принесли в крепость, — магиня пожала плечами. — Я могла пробудить тебя тотчас же, но не хотелось, чтобы ты мучился от болей. Теперь ты исцелен и… о, благодарю тебя. Это… щедро.

— Ты говорила, мы в какой-то крепости? — пряча кошель обратно в сумку, переспросил Дайлен. В который раз обошедшая его смерть воспринималась будто бы отстраненно, словно залитая кровью поляна, оскаленные клыки страшных зверей и долгий, мучительный путь в полубреду через морозный лес были далеко — целую жизнь назад и — не с ним. — Кто меня принес?

Магиня опустила деньги в невидимый в складках мантии карман.

— Ты, в самом деле, ничего не помнишь? Это — Борнэ. Великие врата, разделяющие Герлен на Ферелден и Орлей. А принес тебя сюда патруль воинов Церкви. Мне рассказали, что ты лежал на снегу, в стороне от Имперского тракта и замерзал, пока тебя не спасли. Вообще-то, — она помедлила, — тебе повезло. Патруль вел сэр Октавиан. Это он приказал подобрать, и проследил, чтобы твоих вещей не тронули. Кто-то другой мог и мимо пройти. В обязанности храмовников не входит спасение драных котами замерзающих путников.

Она снова усмехнулась. Теперь только Дайлен обратил внимание на ее говор. Все слова звучали правильно, но с каким-то смягченно-тягучим орлесианским акцентом. Он улыбнулся в ответ и, откинув одеяло, спустил ноги в подштанниках с кровати.

— Видимо, я должен поблагодарить и его?

Магиня качнула головой.

— Только на словах. Да и то… если очень сильно этого желаешь. Он поступает так не ради благодарности. Сэр Октавиан помогает путникам, отдавая дань своему прошлому. Ни для кого не секрет, что… То есть, он сам не раз рассказывал о том, что когда-то по приказу своего капитана вынужден был бросить в горах беспомощного ребенка. Ребенок наверняка давно погиб, а сэр Октавиан до сих пор не может забыть. Это сильно его мучит. Но тебе только на руку. В отличие от моей помощи, он спас бесплатно. Впрочем, проход через Герлен стоит денег, так что будь я тобой — их бы приберегла.

Дайлен потер плечо, смяв несвежую рубаху.

— Я прохожу через Герлен впервые. К кому требуется обратиться, чтобы пропустили в Орлей?

Женщина махнула рукой в сторону выхода.

— Если желаешь на запад — то, разумеется, с начальником смены орлесианцев. Как выйдешь отсюда — направо тебе будет Ферелден, Орлей — налево. Если не перепутаешь, то иди прямо к будке, что у ворот. С тебя должны взять плату за проход, и вычитать свод орлесианских законов. Но поскольку беженцев этой зимой особенно много, а на страже теперь шевалье Дабэрнэ, который толст и ленив, да простит меня Создатель, думаю, отбудешься только деньгами. Судя по кошелю, они у тебя есть.

Амелл благодарно кивнул и заозирался.

— Одежда — под кроватью, — сжалилась магиня, поднимаясь и отходя к огню. — Но на твоем месте я бы зашла к распорядителю и купила себе новую.

Спустя некоторое время Дайлену пришлось убедиться в справедливости этих слов. Верхняя часть брони действительно висела на нем лохмотьями, к тому же была сильно выпачкана кровью. Кое-как прикрыв это не менее драным плащом, Амелл подобрал сумку, думая прощаться, и тут в голову ему пришла еще одна мысль.

— Послушай…

— Камилла, — подсказала целительница, вновь склонившись над горшком.

— Камилла. Ты ведь… магиня?

— Понимаю, к чему ты клонишь, — женщина попробовала варево на конце длинной деревянной ложки и сдвинула крышку на место. — Хочешь спросить меня, как так вышло, что магиня живет не в тюрьме Круга, а в крепости, да еще полной храмовников? Не все, знаешь ли, путник, имеют предубеждения против магов. Заметь, я не спрашиваю тебя, откуда у тебя на лице ожоги от чистого лириума и почему кровь твоя показалась мне такой черной, что я даже побоялась замарать в ней руки. Так не лезь и ты не в свое дело.

Дайлен кашлянул.

— Справедливо. Но не о том я хочу тебя спросить. Если тебе разрешено творить магию, быть может… хочешь заработать еще немного денег? Или много. Если поможешь мне кое с чем.

Назвавшаяся Камиллой магиня оторвала взгляд от огня и взглянула на него уже без вражды, и с немалым интересом.

— Кто же не хочет денег, путник? Что я, целительница, могу еще сделать для тебя? Ведь я залечила все твои видимые раны и… О-ла-ла, это то, о чем я подумала? Что-то с твоим… особым здоровьем? Может ли такое быть, что столь прекрасный юноша не способен…

— Нет! — громче, чем нужно, поспешил прервать цепочку ее лекарских умозаключений, не отличавшихся стеснением, как и у всех орлесианцев, Амелл. — Прекрасный юноша на все способен. Дело в ином. Вот, погляди на эту вещь.

Распахнув плащ и оттянув ворот выглядывавшей из-под доспеха рубахи, он продемонстрировал Камилле ошейник Авернуса. Магиня скользнула по нему равнодушным взором.

— Ну, и что? Я насмотрелась, пока залечивала следы от когтей на твоей груди. Хочешь знать мое мнение — уж больно простовато это колье. Ты глядишься отпрыском шевалье. Ну, или как они там называются у вас, в Ферелдене… одним словом, благородным. Зря ты связался с простолюдином.

— С каким еще простолюдином? — не понял Дайлен, окончательно потеряв нить рассуждений орлесианки. Одновременно он пытался лихорадочно вспомнить всех простолюдинов, с которыми в недавнем времени приходилось иметь дело, и сообразить, каким образом и о чем могло сделаться известным Камилле.

— Как с каким? Который подарил тебе эту вещицу. Руны на ней, может быть, чего-то и стоят, но в целом, вещь предешевейшая. Даже я бы не надела. Конечно, понимаю, такие вещи дарят друг другу возлюбленные, и отказаться ты не мог, чтобы кого-то не обидеть, но едва ли тебе делает честь ношение подобной побрякушки.

Дослушав Камиллу, некоторое время Амелл молчал, глядя в пол и пережевывая губы.

— Добрая женщина, — решился он на еще один подход, уже начиная в полной мере ощущать себя в Орлее, пусть и стоя в нем всего одной ногой. — Будь добра, не перебивай, иначе я никогда не изложу тебе своего дела. А оно вот в чем. Этот ошей… колье в шутку заставил меня надеть один маг. Нет, он не был моим возлюбленным! — поспешив удовлетворить любопытство орлесианки раньше, чем она задала свой вопрос, почти выкрикнул Дайлен, которого смущали и утомляли пустословие и сплетни, которые, по-видимому, любила собирать и разносить словоохотливая целительница. — Но снять это сразу не получилось, а потом наши с магом дороги разошлись. Я не могу освободиться сам. Нужно применить магию на каждую из рун — огонь, воду, ветер и землю, поочередно. Последней руны стоит коснуться малефикарумом. По крайней мере, так сказал мне маг перед тем, как… уйти. Если поможешь открыть эту штуку — получишь два… нет три… по золотому за каждую руну. Мне надоело его носить — оно натирает шею и мешает удобно улечься на подушке. Ну, что скажешь?

Камилла улыбнулась и, подняв брови, почесала щеку.

— Твое предложение заманчиво, беженец из Ферелдена, щедрый настолько, что готов выложить целых пять золотых почти за пустяк. Однако, как бы мне ни хотелось, я не могу взяться за предлагаемую тобой работу.

Ферелденец огорченно поморщился.

— Из-за магии крови?

Его собеседница покачала головой.

— Не только. Видишь ли, я… я, магиня, живу здесь, пусть в крепости, но не взаперти по одной только причине. Природа моего дара такова, что я могу творить только целительские действа. Только. Я бы правда хотела помочь и получить от тебя больше денег, но увы. Стихии, силы природы, оборотничество, энтропия, малефикарум — все это мне не доступно. И… я не устаю благодарить Создателя за это.

— Благодарить Создателя? — не скрывавший досады Дайлен недоверчиво дернул плечами. — За что? Ты же родилась с даром магии, и при том не можешь простейшего!

— Ты не знаешь о чем говоришь, — Камилла махнула рукой, и принялась вновь концом ложки отодвигать крышку с закипавшего горшка. — Магов запирают, лишают права на… на что угодно. Но только не меня, — она втянула носом дух, идущий от горшка, и постепенно наполнявший комнату запахом, от которого у голодного Амелла сводило потроха. — Ведь благодаря тому, что меня считают безвредной, храмовники разрешают жить здесь и лечить захворавших солдат или путников. Постоянно вижу новых людей, высматриваю диковинки у торговцев, имею множество платьев, и даже свою комнату. Могу приготовить что-то вкусненькое. То, что бы мне хотелось сегодня, а не бурду, которую подают за общим столом в Круге. Да, я не устаю благодарить Создателя. А тебе я желаю удачи найти кого другого, кто исполнит твою просьбу. Ну, заболталась я с тобой, — магиня обернулась к мрачно покусывавшему щеку ферелденцу, по-прежнему сильно разочарованному от явившейся ему столь близкой, но оказавшейся опять далекой возможности освободиться от надоевшей игрушки, и махнула на него ложкой. — Давай, выметайся отсюда. Мне еще нужно убрать ложе после тебя.