Холодная вода обожгла его, словно кипятком. Дайлен сильно ударился локтем и спиной о стремительно проносившуюся мимо льдину и ушел под воду, скользнув пальцами по ее краям. Через несколько мгновений он вынырнул и, совершив отчаянное усилие, вцепился в другую льдину, побольше первой и не такую покатую. Мокрый лед накренился, но выдержал его вес. У Дайлена не было сил влезть на льдину целиком, он только хватался за ее края потерявшими чувствительность пальцами, изо всех сил стараясь, чтобы его вновь не утащило под воду. Склон с преследовавшими его орлесианцами остался далеко позади. Стремительная зимняя река несла его все дальше, сталкивая с другими льдинами и заливая холодной водой. Задыхаясь и кашляя, Дайлен пытался подгрести к какому-то из берегов и, наконец, ценой неимоверных усилий, ему это удалось. Точнее, долгое время не замечавшая отчаянных и жалких усилий человека обуздать ее силу, река сама вышвырнула кусок льда, за который, несмотря ни на что, продолжал цепляться Амелл, на отмель.

Дайлен отпустил, наконец, льдину, и, сминая тонкую корку лежавшего тут наста, выполз на пологий берег и лег щекой в снег. Он не чувствовал своего тела. На несколько мучительных мгновений ему казалось, что он устал дышать. Лишь когда плясавшие перед глазами стеклистые снежинки стали сменяться стремительно подступавшей темнотой и неожиданным теплом, он спохватился в последний миг, с мучительным всхлипом вернув себя в реальность.

Оскальзываясь и преодолевая сильную тупую боль в онемевшем теле, Дайлен принудил себя подняться. Несколько затуманенных смерзавшейся влагой взглядов, брошенных по сторонам, уверили его в том, что преследователей нигде не было видно. Хотя, если бы теперь он мог мыслить о чем-то кроме темной ледяной пустоты, Амелл не был бы уверен, что с чистым сердцем отказался от тевинтерских каменоломен, пыточной де Монфора или даже постели хозяина-магистра, если в каком-то из этих мест было хоть сколько-нибудь теплее, чем в морозном зимнем лесу.

Думая и не думая одновременно, Дайлен побрел по оледеневшему берегу, сам на ходу покрываясь льдом и едва переставляя деревянные ноги. Мимоходом, сильно дернув рукой, так, что она оказалась у него перед глазами, он обнаружил смерзшуюся кровь. Подняв и вторую руку, Амелл смог убедиться, что ее пальцы также были раздроблены. Когда это случилось, он не помнил. Должно быть, при столкновении льдин. Боль не ощущалась, и случившееся с ним увечье по-настоящему удивило, выведя из состояния тупого равнодушного умирания. Дайлен огляделся — на этот раз куда более осмысленно. Он уже успел на значительное расстояние отойти от берега. Здесь, по-видимому, бывали сильные ветра, так как весь снег лежал тонким слоем, перемежаясь с настом и льдом, и следов на нем почти не было видно. Это открытие приободрило Дайлена. Сунув руки подмышки, он нашел там только лед. Однако и это не смогло уже сколько-нибудь огорчить его. Амелл снова побрел вперед, не думая, не чувствуя и ни на что особо не надеясь. Наткнувшись на осыпь, он также без особых сомнений стал взбираться на нее.

Даже его губы успели покрыться льдом к тому моменту, как двигавшийся медленными рывками, как умирающий сильван, Дайлен увидел в промежутке между двух холмов впереди неширокую расщелину. Ему показалось, что из расщелины едва заметно валил пар. А значит, там могло быть тепло.

По-прежнему ни о чем не думая, и ничего не опасаясь, поскальзываясь, поднимаясь, падая и снова поднимаясь, Дайлен добрался до вожделенной трещины в камне и, собрав последние силы, кое-как протиснулся в нее.

Края не расщелины а, скорее, трещины в каменном боку холма, были покрыты скользким льдом, оттого Амелл порядочно ободрался, однако и проскользнул вовнутрь достаточно быстро. Со стуком грянувшись о пол, он некоторое время с изумлением рассматривал обширный зал, от всего облика которого веяло тленом и запустением. Местами одетые в камень стены проседали, из-за чего, по-видимому, и образовалась трещина, через которую он попал сюда. С усилием поднявшись и по-прежнему ощущая себя будто сделанным из дерева, Дайлен огляделся и, переставляя ноги быстрее, чем до того, направился к темневшему на противоположной стороне зала проходу, откуда ему чудилось идущее тепло.

По мере того, как он пробирался уже по древнему, затянутому паутиной коридору, вокруг действительно становилось заметно теплее — точно впереди и где-то внизу стояла большая раскаленная печь. Лед с лица и рук Дайлена стремительно скапывал, а сама кожа обретала мучительную чувствительность. Амелл не обращал на это внимания и не останавливался. Пробираясь по стенке, собирая на себя грязь и паутину, он стремился к теплу, вожделея его так, как до того не вожделел ничего в мире. Очнулся он только тогда, когда, не глядя себе под ноги, споткнулся обо что-то объемное и, не удержавшись, растянулся на полу.

Не сумев подавить вопль, Дайлен некоторое время корчился на каменных плитах, тиская пострадавшие ладони и кисти рук, чувствительность к тупой боли которых увеличилась от холода во много раз. Когда боль, все же, отступила, Амелл поднял глаза и едва сдержал новый крик — прямо перед ним застыла мохнатая многоглазая морда огромного подземельного паука. Тварь была дохлой, но по всем признакам сдохла она совсем недавно. Из того, что успел услышать, будучи среди Стражей, Дайлен помнил, что такие твари водились только в местах большого скопления скверны. И, одновременно с этим пониманием, виски его задубевшей, но постепенно оттаивавшей головы, сдавило от знакомой боли.

Амелл поднялся — так быстро, как смог. Скверна здесь была, и много, он это чуял всем пропитанным ею собственным существом. Еще немного покопавшись в порядком подстывшей памяти, Дайлен вспомнил также, что, однако, несмотря на общую приверженность к этой дряни, пауки и порождения тьмы не ладили между собой и, если в каком-то месте жили одни, встретить в том же месте, но других, было невозможно.

Тем не менее, вперед он уже не торопился, несмотря на то, что теперь его влекло туда еще сильнее. Неясный шелест в голове перерастал в шепот, а потом и вовсе грозил сделаться криком. Однако пока этого не произошло, Амелл принудил себя склониться к пауку, насколько мог в его состоянии внимательно осматривая его.

Тварь была убита совсем недавно, в том не было сомнений. Но руку к этому приложили не порождения тьмы. В боку паука прочно засели две стрелы, изготовленные хорошим мастером, но явно короче человеческих. Содрогаясь и капая на пол, Дайлен поднял лицо и посмотрел вглубь темного прохода.

Теперь только до его постепенно оттаивавшего рассудка достучалась очевидная вещь — он уже довольно далеко отошел от трещины в стене, из которой лился свет, однако, темнее не становилось. Впереди был какой-то иной источник тепла, света и — скверны.

Судорожно втянув воздух сквозь зубы, Дайлен захромал туда.

Через десятка полтора шагов коридор резко повернул за угол и взгляду Стража открылся круглый каменный зал. Зал этот был нешироким, но очень высоким, потолком уходившим, должно быть, к самой вершине холма. Посреди зала на круглом постаменте, к которому вела лестница из семи ступеней, стояли две огромные каменные статуи, вытесанные и отшлифованные с немалым мастерством. Определить, какой именно народ приложил руку к созданию статуй, было трудно. Стиль вытески был не гномий, и мог принадлежать работе как человеческих, так и эльфийских мастеров. Головы статуй были слишком высоко, чтобы разглядеть форму ушей. Да и не каменные уши интересовали сейчас Дайлена.

Между статуй, удерживаемое каменными руками, переливалось зыбкой поверхностью странное зеркало. Голубовато-серое, мерцающее и словно затягивающее одновременно, казалось, оно не умещалось в своей раме, очерчиваясь, но не ограничиваясь ею. На бегущую по краю камня туманную дымку хотелось смотреть неотрывно, забыв о холоде и опасности, забыв обо всем. Зеркало это и было источником света и тепла странного подземелья.

Помимо гнетущего желания устремиться вперед, чтобы непременно коснуться завораживающей поверхности зеркала, у Амелла возникло смутное чувство того, что он должен был что-то слышать о подобном и раньше. Скорее всего, в Круге магов читали лекции о таких вещах. В мучительно задергавшейся памяти даже всплыло незнакомое и непонятное, явно не человеческое слово элувиан, когда внимание Дайлена, а, вместе с тем, и нужные воспоминания, были перебиты раздавшимся откуда-то из-за зеркала глухим стоном.

Придерживая живот и поясницу, кривясь при каждом шаге, Амелл обошел постамент. Об опасности ему по-прежнему не думалось. По счастью, опасности и не встретилось. За постаментом, на ступенях, лежало тело одного только молодого эльфа.

Эльф этот был прямой противоположностью всем его сородичам, которых Дайлену доводилось видеть ранее. Хотя и бессознательно расслабленные, черты его хранили отпечаток жесткости и решительности. Татуировка покрывали всю верхнюю часть лица, что встречалось только у долийцев. Полные некрасивые губы были плотно сжаты, очерчивая жесткие, даже жестокие складки у рта. Темные волосы были длинее, чем отращивали городские, и собраны сзади на эльфийский манер.

Пока Амелл, греясь от источавшего тепло и свет, оскверненного зеркала, разглядывал эльфа, лицо последнего дернулось. На миг раскрыв глаза, тот коротко выдохнул, резко повернув голову на другую сторону.

— Тамлен! — разобрал Страж, наклоняясь ближе. — Не подходи! Не подходи… туда…

Дайлену предостережение показалось убедительным. И, одновременно, слабый, идущий от мерцавшей поверхности Зов, словно бы усилился многократно.

Амелл посмотрел на зеркало. Его иссиня-серые, отливавшие фиолетом глубины, притягивали. Не замечая, что он делает, бывший маг сделал шаг по направлению к зеркалу, затем еще и еще… Поднявшись по ступенькам, Амелл понял, где он находится, только когда подергивающаяся рябью, колеблющаяся поверхность, оказалась у него перед глазами. Недоумевая от того, как такое могло получиться, Дайлен поднял искалеченную, пульсирующую уже нешуточной болью руку и, повинуясь неизвестно чему, опустил ее в плотный жидкий туман.

Поверхность тумана чуть заметно всколыхнулась. Цвет тумана вокруг покрытых кровавой коркой расплющенных пальцев мага потемнел и на миг Дайлен ощутил мокрый жар. Память заботливо выдала душное воспоминание о полной такого же жара пещере под мостом крепости Остагар, и Амелл отпрянул, вырывая руку и разворачиваясь к зеркалу спиной. Испуг пронзил его мгновенно, подобно удару молнии.

— Тамлен… Тамлен говори… он смотрит. Смотрит оттуда! Нельзя, нельзя смотреть… иначе он… придет… и выберется оттуда… выберется оттуда… нужно разбить… разбить! Тамлен, ты должен…

Несмотря на то, что колебавшаяся в полушаге от него поверхность зеркала исходила теплой мокротой скверны, и от нее шел жар, Дайлен почувствовал, как спина его смерзается от страха. Пока был обернут к непонятному артефакту лицом, он не вглядывался в его глубины. Теперь же откуда-то взялась непоколебимая уверенность, что стоит только обернуться — и он увидет кого-то, обязательно опасного и страшного, кто ждет только того мига, когда безоружный, избитый и больной, потерявший свою магию маг окажется к нему лицом, чтобы броситься и навсегда покончить с ним и, может быть, со всем миром…

Будь Дайлен хотя бы немного менее утомлен или болен, бредовость его мыслей была бы ему очевидна. Однако, по-прежнему едва имея силы думать и отчаянно боясь, подзуживаемый полусумасшедшим громким шепотом бессознательного эльфа, он поступил так, как велел ему подстегивавший ужас…

Раздробленные пальцы с трудом подцепили с пола увесистый обломок, упавший, должно быть, с потолка. Коротко размахнувшись, Дайлен, не глядя, с силой метнул его через плечо.

Ожидаемого грохота не последовало. Полуобернувшийся Дайлен успел заметить, как колеблющаяся скверна проглотила камень, словно прорва.

Еще миг ничего не происходило. Потом на гладкой поверхности зеркала, в том месте, где сгинул обломок, словно надулся пузырь. Мгновение спустя он лопнул, во все стороны разметывая и расплескивая брызги, осколки и ошметки тумана…

Дайлен очнулся лежащим на полу рядом с эльфом, который так и не пришел в себя. Приподняв голову, он покосился назад. Осколки зеркала, некогда колдовского, валялись на постаменте, ступенях и полу вокруг него. Несколько наиболее крупных осколков оставались в раме. Стекло зеркала было мутным, и едва ли в нем можно было различить собственное отражение. Слышанный Стражем Зов тоже исчез, как исчезают звуки за плотно прикрытой дверью.

Однако, если кто-то в зеркале действительно сидел, наружу он так и не выбрался. Амеллу теперь того и было достаточно.

Дайлен поднялся, скривившись от боли в руках. За то время, пока он лежал без памяти, в зале успело сделаться заметно холоднее. Падавшие откуда-то сверху редкие лучи света едва разгоняли царивший теперь вокруг полумрак. Одежда бывшего мага подсохла, однако, хрипы в груди, тошнота и слабость никуда не делись. Вдобавок ему сильно хотелось пить.

Приложив горячую руку к горячему лбу, он некоторое время сидел, прикрыв глаза, и пережидая толчки крови в ломивших висках. Потом обратился к бессознательному эльфу.

После уничтожения странного, пропитанного скверной, зеркала, молодой долиец успокоился и больше не метался, умиротворенно умирая на полу. На его лбу и щеках, как теперь уже было видно Дайлену, цвели глубокие пятна скверны. Скверна была и внутри эльфа. Очевидно, он так же, как после него человек, касался поверхности зеркала, однако, в отличие от Стража, заплатил за это куда более высокую цену.

Дайлен положил руку на его плечо и встряхнул. Выждав, встряхнул еще, уже сильнее. Голова эльфа мотнулась. Глаза блеснули под опущенными веками всего только на миг.

— Там…. лен…

Амелл дернул щекой, одновременно прижимая кулак к груди, и пытаясь вдохнуть глубже сквозь свист и сопротивление своих воспаленных воздушных мешков.

— Тамлен-шмамлен, — оценивающе разглядывая крепкую фигуру эльфа, ворчливо повторил он.