Долгий перелет завершился приземлением в гораздо более цивильном аэропорту, чем те, которые довелось увидеть в других стабах. Сердечно попрощавшись с экипажем, усталые пассажиры выбрались на мигавшую огнями взлетно-посадочную полосу. И, сгибаясь под тяжестью рюкзаков, поспешили в небольшой проход между ярко освещенным зданием аэропорта и длинными корпусами складов.

Теперь подопечные сумели по достоинству оценить заботу разведчиков, заранее запасшихся теплой одеждой. Холодный, пронизывающий ветер ледяными иглами впивался во все неприкрытые участки кожи, заставляя ёжиться даже под защитой мехов. Вечернее небо было затянуто быстро бегущими, без единого просвета, облаками, из-за чего остаток дня казался темнее, чем мог бы. Яна устала, чувствовала нешуточный голод и еще — острое желание помыться.

Но хуже всего, что она понятия не имела, куда идти теперь, когда разведчики доставили своих подопечных в безопасное место, и их добровольная моральная ответственность будто бы заканчивалась.

Однако, похоже, что у самих разведчиков имелось собственное мнение на этот счет.

— Ну, и куда нам щас податься? — деловито и довольно кстати озвучил мысли девушки Егорыч. Пенсионер и бывший алкоголик, несмотря на все тяготы пути, за последнее время как-то подтянулся и даже помолодел. Теперь он к удивлению не выглядел таким дедом, как раньше. — Есть у вас какие-то гостиницы? Хотя у меня денег-то нет…

Вадим, который уже привычно нес два рюкзака — за себя и за брата, считая, что живой капризный груз куда тяжелее, поддернул съезжавшую с могучих плеч поклажу.

— Мы тут подумали, — младший разведчик покрутил носом и потер отмороженную щеку о плечо. — Первое время вам лучше будет остановиться у нас. Дом большой, места хватит. Зарегистрируетесь, встанете на учет, подадите заявку на работу… А там будет видно.

Яна и Егорыч переглянулись.

— А это будет удобно? — осторожно переспросила девушка, втягивая руки в рукава. — Ваши родственники…

— У нас здесь из родственников одна Надька. Моя жена, — Серега снял с загривка ноющую девчонку и взял ее на руки, давая обнять себя за шею. — А она сама давно просила взять в дом хоть квартирантов. Мы уходим надолго, и ей одной скучно… а иногда даже страшно. Надька почему-то боится темноты.

— Почему-то, — без выражения повторил Вадим.

Серега философски поднял брови.

— С того случая прошло много времени. Можно было бы уже и… Ладно, — он переменил руку, на которой восседала закутанная в хорошую, почти новую шубку девочка. — Не верите — спрошу у жены при вас. Надька — не конформистка. Если ее что-то не устроит — она скажет прямо.

— Это точно. Она скажет.

— Блин, и с того случая тоже прошло много времени, — Серега треснул по плечу брата, у которого были заняты обе руки, вследствие чего он никак не мог ответить тем же. — Мог бы уже не вспоминать на людях.

Вадим снова поддернул рюкзаки.

— Я ничего не вспоминал.

— Ну да, конечно. Так, и где же моя жена?

За разговором они прошли между зданий и оказались на небольшой заасфальтированной площади перед аэропортом. Здесь стояло несколько машин, и в стороне — древний автобус. К нему гуськом, ежась на ветру, направлялось с десяток человек, которые то ли только что прибыли на другом вертолете, то ли наоборот, проводили родственников, то ли вообще работали в аэропорту и теперь возвращались домой со смены. Возле машин — двух не особо дорогих иномарок и одной отечественной «Нивы», упаковывали багаж еще несколько силуэтов, которые сопровождали сборы теми звуками, которые положено издавать, когда холодно.

Далеко впереди переливался огнями большой поселок, который еще чуть-чуть- и вполне мог бы носить гордое звание города. Яна невольно засмотрелась на это зрелище. Ей еще не доводилось видеть в этом мире настолько обширного населенного пункта. В вечернем небе над ним стояло зарево от огней, и прямо теперь казалось, что никогда еще не приходилось видеть зрелища прекраснее.

Все-таки город находился достаточно далеко, однако даже с их места в нем наблюдалось движение — пусть не такое оживленное, как в городах обычного мира. Впечатление усиливалось тем, что это самое движение формировали здесь привычные машины, насколько можно было судить, без каких-либо элементов дополнительной защиты. От аэропорта к городу вела асфальтовая дорога на две полосы, вдоль которой горели фонари — правда, раза в три пореже, чем полагалось по стандартам старого мира. Зрелище это было настолько нормальным, спокойным и умиротворяющим, что на какое-то время осознание того, что она по-прежнему находится в Улье, показалось Яне порождением тягостного бреда.

— Приятно после этого дурдома, который там, за ледником, вернуться сюда, — угадал ее мысли Серега. — Каждый раз, когда там вот ходишь, думаешь — а ведь есть же место, где жизнь — просто жизнь, а не бодание со всей мерзостью и грязью этого безумного чистилища… — он с силой зажмурился и вытер свободной рукой слезящиеся глаза. — Блин, ну лирика лирикой, а все-таки где моя жена?

Егорыч кашлянул.

— Ребят, может, пока не поздно — на автобус?

Яна подышала на руки, потирая их, чтобы согреться.

— А откуда твоя… Надя могла узнать, что встречать нужно именно сейчас?

— Так ведь командир выручил — связывался с землей перед посадкой. Не слышала, как он спрашивал, что передать? — Серега вытянул шею, вглядываясь в вечернюю дорогу. — Что-то у меня с глазами какая-то ерунда. Вадька, это кто едет — не Надя?

Действительно по дороге со стороны города так стремительно, насколько это вообще было возможно для его конструкции, двигался старый, битый жизнью «уазик». Через несколько мгновений он уже влетел на площадь, едва разминулся с выезжавшей «Нивой». И затормозил перед самой честной компанией так лихо, что будь здесь хоть один гибддэшник, он бы смог сделать на этом горе-водиле свой дневной бюджет.

Водительская дверь распахнулась, и оттуда на асфальт выпрыгнула среднерослая и коротко стриженная темноволосая молодая женщина с решительным волевым лицом и ястребиным профилем. И, ни с кем не здороваясь и не говоря ни слова, с ходу бросилась на шею Сереге.

— Ой… А… кто это у тебя на руках?

— Надюха, — младший разведчик с совершенно счастливым лицом еще раз притянул к себе супругу и с чувством чмокнул в стянутую морозом щеку. — Блин, как же я по тебе соскучился!

— А что, у тебя время было скучать? А когда ж ты работал, что так рано вернулся? И где ты ребенка нагулял, охламон?

Не дожидаясь ответов на свои вопросы, жена Сереги резко оставила в покое супруга, на морде лица которого по-прежнему читался абсолютный восторг и обратила свой взор на остальных. Яна почувствовала, что ее изучают — прямо и неприкрыто, но без неприязни. Однако, миг спустя сине-фиолетовые глаза новой знакомой мигнули, и наваждение, будто некая упругая, могучая, как таран сила бесцеремонно рвется в ее разум, у девушки пропало.

— Я Надя, — глядя на всех и никого в отдельности, представилась Серегина вторая половина, по недавнему примеру Яны потирая подмерзшие руки. — А вы…

— Надежда, это наши новые друзья, которых мы встретили на маршруте, — Вадим, видимо, решил, что теперь самое время брать все в свои руки, если они не хотят стоять на ветру дольше необходимого. — Павел Егорович и его внуки — Алексей и Лена. А это Яна. Мы намеревались пригласить их пожить у нас какое-то время, пока все не утрясется. Но они не хотят причинять тебе беспокойства.

Серегина жена усмехнулась и, потянувшись, взяла из рук мужа четырехлетнюю Лену. Вопреки ожиданиям, та пошла легко и, обняв женщину за шею, подняла к ней посерьезневшее лицо.

— Ты похожа на маму.

Надежда дернула углом рта, но тут же овладела собой, улыбнувшись ребенку.

— Правда?

Лена кивнула с самым серьезным видом. Леха переглянулся с дедом и басовито, по-взрослому кашлянул.

— Вообще-то да, похожи. Ну, лицом.

Надежда улыбнулась снова — с едва заметным усилием.

— Ну какое беспокойство может причинить такая лапочка? — она отодвинула выбившиеся из-под шапки детские волосы и чмокнула ребенка в замерзшую щеку. — Да вы чего вообще? «Беспокойство», надо же, слово какое выдумали, — Серегина жена фыркнула и мотнула головой на стоявшее за ее спиной чудо отечественного автомобилестроения. — А ну, живо в машину! И утрамбуйтесь как-нибудь там. Стоят тут, как придур… умные на ветру. Щас же поехали домой. Эх, знала бы, что вас так много — одолжила б у соседа его «буханку».