Глава четырнадцатая

Родящая земля

Вокруг вновь был призрачный туман. Они всё ещё шагали сквозь него. Сокрытые. Брошенные. Забытые. Юноша чувствовал их присутствие, но теперь их гнев, их боль, их печаль не страшили его. Вместо этого они находили отклик в его молодом сердце.

Теперь он был не один. Рядом с ним стоял хранитель. Как и тогда, в пустынном храме, он был облачён в зловещие угольночёрные доспехи.

— Вы — они? — задал Эдуард вопрос, на который уже знал ответ.

— Да.

— Люди думают, вы сгинули, но это не так, верно? Вы всегда были здесь, с нами?

— Да.

— Простите нас. Этого не должно было произойти. Мы не должны были забывать.

— Ты должен… пустить нас.

В это мгновение Эдуард особенно остро почувствовал их гнев. Безумие, владеющее теми, кто окружал его в холодной пустоте.

Они бессильно разрывались меж двумя мирами, неспособные ни вернуться домой, ни обрести вожделенное забвение.

Их жертва. Их награда. Их проклятие.

Эдуарду стало страшно. Когда–то они были людьми, но это было давно, много веков назад. В кого превратились они теперь? Что будет, если они вернутся? В памяти всплыли видения смерти и разрушения. Образ бессмертного легиона, вновь шагающего по земле людей. Без усталости. Без страха. Без жалости.

— Вам не нужно вмешиваться, — сказал Эдуард, в голосе которого послышалась мольба. — Я соберу людей. Это наша ошибка, наша вина, и нам исправлять её.

Страж повернул к нему голову. В недрах шлема пылали два призрачных огонька, озаряющие пустые глазницы иссохшего черепа.

— Ты… не понимаешь, — сказал мёртвый легионер и поднял руку, указывая куда–то вдаль. — Но ты поймёшь.

Проследив за указующим перстом, Эдуард вновь увидел ту самую кроваво–красную звезду, пылающую над горизонтом. Он вдруг понял, что огонь её жив, что звездой владеет чужеродная, страшная воля. Эдуард смотрел и чувствовал, как его тоже пристально изучают — с холодным и хищным интересом. Кто–то незнакомый. Далёкий. Древний. Злой.

— Время… на исходе.

* * *

Когда глаза Эдуарда открылись, он содрогнулся всем телом. Так бывало всякий раз, когда тревожные сны овладевали им во мраке ночи.

Рядом, в складках одеяла что–то пошевелилось. Он был не один. Образы жутких видений были ещё слишком сильны в памяти.

Эдуард хотел вскрикнуть. Тело напряглось, готовое вскочить и схватиться за оружие. На покрытую жёсткой щетиной щёку легла тёплая, нежная рука, усмиряющая его беспокойство одним лёгким прикосновением.

— Тебе приснился дурной сон, мой единственный.

Трепетное нагое тело Гайде прильнуло к нему в ночи, словно отгоняя страхи и тревоги. Счастье и лёгкость наполняли сердце юноши, и всё–таки его решимость таяла, словно воск свечи, растопленный ярким пламенем её нежности.

Хотел бы Эдуард, чтобы она была права. Чтобы это был всего лишь ночной кошмар. Но с тех пор как он посетил пустынное святилище, его видения стали куда чётче. Духи говорили с ним. Просили. Пытались о чём–то предупредить.

Он поднялся на ложе из циновки и верблюжьих шкур. Одеяло упало, обнажая мощный торс юноши.

— Что гложет тебя, свет моей жизни?

Тонкие руки обхватили его живот, а голова девушки легла на мускулистое плечо. Он чувствовал мягкое прикосновение её смуглых грудей. Ощущал, как гладкое упругое бедро прижимается к его ноге.

— Правильно ли я поступаю, Гайде? — Широкая ладонь его пробежалась по лбу, обнаружив там прохладную испарину. — Быть может, твой отец прав? Зачем всё это?

Последние несколько дней он был по–настоящему счастлив. Неспешным караваном племя двигалось через пустыню. С тех пор как песчаная буря улеглась, каждый день, каждую ночь Гайде была с ним. Она стала его душой, его миром, всем, чего он когда–либо желал.

— Ты — муаз'аммаль. — Всякий раз, когда девушка произносила это, по спине Эдуарда пробегали мурашки. — Было сказано, что ты объединишь племена и спасёшь людей в надвигающейся ночи.

Он откинул одеяло и встал, отстранив её от себя.

— Я не просил этого.

Эдуард начинал скучать по тем временам, когда списывал голоса в своей голове на безумие. Он не хотел этой ответственности, боялся её.

— Мудрецы Тайного города учат, что мы не вольны менять пути предназначения.

— Но этот путь окрашен кровью, Гайде. — Ночь приятно холодила его разгорячённую кожу. — Если наибы послушают меня, обратного пути не будет.

Чем ближе становился оазис, тем сильнее крепли в его сердце сомнения.

— Мой отец просил меня разубедить тебя, — призналась девушка.

Эдуард содрогнулся. На мгновение его голову посетило дикое предположение, что это единственная причина, по которой Гайде была с ним.

— Но сейчас я вижу, что не должна этого делать.

Она поднялась и, подойдя к Эдуарду сзади, вновь обняла его, прижавшись нагим телом к его крепкой спине.

— Если бы я только увидела в тебе алчность, слепую жажду господства над судьбами людей, я бы сама убила тебя во сне.

Девушка–пустыня. В ней причудливым образом сочетались красота и суровость, жар и холод, нежность и жестокий нрав, присущий её народу. Именно это Эдуарду нравилось в ней. Качества, которыми обладала его мать.

Он повернулся к ней, заключив в объятия.

— Мы можем уехать, — сказал он горячо. — Только ты и я. Далеко отсюда, туда, где нас никто не найдёт. Бросить всё и жить только друг для друга.

Она крепче прижалась к нему, словно стараясь слиться с ним, превратиться в единое существо.

— Не можем, мой единственный, — прошептала она. — Это твоё предназначение, твоя судьба. Если мы сделаем это, то придёт день, когда ты возненавидишь меня за то, что я сбила тебя с пути. Я не желаю этого.

В каждом её слове была любовь. В каждом вздохе — страсть. Эдуард не смел возразить ей. Приподняв тонкий девичий подбородок, он нежно прильнул к мягким губам, и Гайде затрепетала в его руках.

Вернувшись на лежанку, они сплелись в сладострастной истоме, не в силах насытиться друг другом. На востоке забрезжили первые лучи рассвета.

* * *

Патрик Дюваль вошёл в рабочий кабинет брата. В Просторе наступил сезон дождей. Всякий раз, когда погода резко менялась, голова Патрика раскалывалась так, словно в неё вбивали сапожные гвозди. Вот и сегодня он проснулся с ужасной мигренью, неотступно преследующей его повсюду.

— Слышал ли ты новости из пустыни? — спросил Винсент.

Лорд–хранитель Востока, как обычно, был на ногах с рассвета.

Пусть даже его искалеченное тело навсегда оказалось приковано к креслу–каталке.

— Собирается великий хурал, — ответил Патрик, поморщившись от боли.

Винсент указал в сторону резного столика, на котором стоял графин вина и флакончик с желтоватой маслянистой жидкостью, которая могла быть только настоем дурмана.

Отсчитав в кубок несколько вязких капель, Патрик залил их вином и проглотил почти залпом. Его брата часто мучили боли в парализованных ногах, и он принимал эту настойку, чтобы унять их. Сам Патрик редко обращался к дурману, зная, что тот вызывает сильное пристрастие при регулярном употреблении.

— Что с того? — спросил он, когда головная боль отступила, обнажая ясность мысли. — Не первый и не последний раз.

— А известно ли тебе, — продолжил Винсент, — что на этот раз его собирает наш старый знакомый, юный Эдуард Колдридж?

Отступив пару шагов назад, Патрик нащупал стул и неуклюже упал на него.

— Я вижу, до тебя начинает доходить. — Любой другой позволил бы себе самодовольную ухмылку, но лицо Винсента Дюваля оставалось непроницаемым.

— Он не посмеет, — сказал Патрик севшим голосом. — Наибы не пойдут за ним…

— Ты готов поставить на это наши жизни? — Голос правителя Востока ничуть не изменился. — Впрочем, можешь не тревожиться. Я уже принял соответствующие меры.

Только тогда Патрик заметил, что они были не одни. На широком балконе, подставив смуглые лица лучам утреннего солнца, сидели два человека, напоминающие бывалых караванщиков. Они тихо переговаривались на языке пустыни.

— От меня–то ты что хочешь? — вновь обратился Патрик к брату.

— Возьмёшь две тысячи человек и отправишься в Кран де Мор. Нужно укрепить границу. На всякий случай. Сейчас мы не можем позволить себе беспечности.

— Мэтью тоже поедет?

— Нет. Он нужен мне для другого дела. К тому же, как ты знаешь, после того случая на турнире он стал несколько… неуправляем.

— Он всегда был неуправляем, — посетовал Патрик. — Ты слишком мягок с ним. Если бы отец был жив…

— Я более тебя не задерживаю, — бесстрастно сказал Винсент, возвращаясь к бумагам.

Патрик терпеть не мог, когда брат так делал, но ему приходилось признать, что только благодаря уму и воле этого человека они заняли столь высокое положение.

Коротко поклонившись, Патрик покинул кабинет брата. Ему предстояла долгая дорога.

* * *

Песок осыпался под ногами верблюдов с едва слышным шелестом. За долгое время, проведённое в пустыне, Эдуард успел соскучиться по зелени, шуршанию листвы и журчанию вод. Только теперь он начал по–настоящему понимать, в каких тяжёлых условиях были вынуждены жить эти люди с тех пор, как объединённая армия королевства одолела ханскую орду, оттеснив кочевников из степных районов Востока.

Изящно перекинув ногу через переднюю луку седла, рядом ехала Гайде. Её лицо и голову закрывал белый платок, украшенный крохотными серебряными медальонами, позвякивающими в такт с неторопливыми шагами верблюда. Эдуард не уставал поражаться, как тонко она чувствовала характер этого своенравного животного, уверенно направляя через пески.

По другую руку Эдуарда сопровождал Ярви. Верблюду он предпочитал низкорослого песочно–жёлтого мула местной породы.

Впереди виднелся тёмный силуэт К’Халима. Ветер развевал его чёрный бурнус, похожий на траурный флаг. Теперь, когда кочевник стал вождём, он всегда ехал впереди племенного каравана, указывая путь остальным.

— Ты говорил, что сегодня мы прибудем на место? — сказал Эдуард, надеясь, что его слова достигнут ушей К'Халима.

Пустынник поднял руку, указав куда–то вперёд, и произнёс лишь одно слово:

— Там.

Сначала Эдуард не понял, что имеет в виду их проводник. Однако через некоторое время они достигли края наклонного плато, по которому медленно поднимались почти весь день.

Остановив верблюда на краю каменистого склона, Эдуард изумлённо любовался картиной, раскинувшейся внизу. Окаймлённый скалами, великий оазис оказался гораздо больше, чем ему представлялось.

Между зарослями кустарника и финиковых пальм пестрели шатры и юрты. Небольшой водопад, рождающийся, казалось, прямо из скалы, ниспадал вниз, где его принимали берега мутного озерца. Там собрались женщины. Одни стирали, другие набирали воду для омовения и хозяйственных нужд.

Порыв ветра ударил в лицо Эдуарда. Юноша вдохнул его полной грудью, почувствовав, как воздух стал мягче, обогатившись дыханием растений и драгоценной влагой.

— Добро пожаловать в Аман–Мусмира, мухтади, — сказал К’Халим с гордостью в голосе. — Это святая земля общего хурала. Здесь запрещено проливать кровь. Следите за тем, чтобы оружие ваше не покидало ножен.

Произнеся эти слова, пустынник повернул верблюда в сторону короткой извилистой тропы, опускающейся к цветущему дну ущелья. Эдуард, Ярви и весь племенной караван последовали за ним.

 

Глава пятнадцатая

Предел желаний

Ош любовался на них уже несколько дней. Огни Предела не были похожи ни на звёзды, ни на костры. Аметистовым ожерельем перемигивающиеся пурпурные точки тянулись вдоль горизонта. Один конец мерцающей цепи тонул где–то далеко на севере, другой уводил в противоположную сторону, туда, где виднелись зловещие хребты Чёрных гор. Эти вершины врезались в королевство с запада, подобно огромному кривому ножу.

Ош уже видел города и крепости людей, но только здесь к нему пришло понимание истинной мощи человека. Орк и представить себе не мог масштаб подобной стройки.

Каменная стена высотой в четыре человеческих роста и шириной в полтора протянулась вдоль восточного берега Сумеречной реки на сотни лиг. Через каждые два–три полёта стрелы она прерывалась дозорной башней с остроконечной деревянной крышей. Здесь не было ни ворот, ни мостов, соединяющих королевство людей с западным берегом. По ту сторону лежали Мёртвые земли, полные кошмаров и ужаса.

Начинаясь далеко на севере, в замке Фарвол, в окрестностях озера Трайн, истока Сумеречной реки, Предел заканчивался лишь у крепостных стен Вотерлока. Это был замок лорда Тонбери, что возвышался в устье Сестриного рукава, где неприветливые каменистые острова, прозванные Осколками, омывались тёмными волнами Лиховодья.

Предел хранили четыре великие твердыни, и сейчас орки приближались к величайшей из них, Крепости Наблюдателя.

Это был не просто замок. В изгибе реки вырос укреплённый город. Раскинувшись на пологой возвышенности, он представлял собой несколько изломанных колец крепостных стен, между которыми ютились жилые кварталы. Ближе к реке эти стены соединялись в замке лорда окрестных земель, герцога Редклифа.

Его назвали Башней Наблюдателя, но чаще просто Свинцовым замком. Сотни лет назад люди заметили, что тяжёлый и податливый металл препятствует губительной силе Мёртвых земель. Тогда цитадель герцога была облицована толстыми свинцовыми плитами, дабы охранить род защитника государства от порчи. Как и базальтовые блоки, древние строители, должно быть, сплавляли их вверх по течению Сумрачной реки.

Несмотря на солидный возраст, твердыня герцога всё ещё выглядела весьма внушительно. Городские стены были явно моложе. Кольцо за кольцом, слой за слоем, они достраивались позднее, по мере того как разрастался сам город.

Ош вспомнил рассказы Локвуда о местных жителях, кольценосцах, на которых так была похожа Зора. Особенно когда та облачалась в человеческое платье. Угрюмые, неразговорчивые люди, в тёмных глазах которых сверкал золотистый отпечаток этой суровой земли.

Орку сложно было представить более враждебное место, чем Крепость Наблюдателя. С малых лет её жители носили броню и брали в руки оружие. Мужчины, женщины, старики, дети — все они жили на вечном поле боя и спали с мечом под подушкой. Предел не прощал беспечности. Он был безжалостен к ленивым, слабым и неосторожным.

Ош опустил ладонь на рукоятку своего нового меча. Прекрасное оружие, созданное мастером своего дела! Клинок сира Гарена. Тот самый, которым Ургаш сразил медведя, напавшего на них в королевском лесу. В благодарность за спасение жизни монарха рыцарь подарил своё оружие Ургашу. Он передал его вместе с Ошем, как только Крушитель встал, однако вождь отказался принять его.

«На кой ляд мне эта железка? — усмехнулся великан, покрутив меч в руке. — В зубах ковырять, что ли?»

Вождь предпочитал совсем иное оружие. Большое, тяжёлое и жестокое. Такое, как его палица, удар которой выдерживали не всякие доспехи и не каждый щит. Зора тоже плохо владела мечом, предпочитая копьё. Реже использовала нож. В конечном счёте Ошу пришлось оставить клинок у себя.

Уверенно шагая по пыльной дороге, Ургаш вёл орков вперёд. С того момента, как они покинули Вотчину Филина, вождь оправился от ран, полученных в борьбе с чудовищным зверем. Однако страшная схватка не прошла для орка бесследно. Хищник расчертил ему лицо двумя огромными уродливыми рубцами. Руки, ноги и голова покрылись свежими шрамами, оставленными когтями медведя. Ещё больше их было под меховой одеждой с латными вставками, выглядывающими из–под шкур.

В памяти Оша то и дело всплывали слова Джона Гарена. По приказу Конрада Молчаливого тот провожал орков в поход.

«Остерегитесь, — напутствовал их рыцарь, передавая Ошу сопроводительные бумаги. — Медведь, что напал на нас, оказался там не случайно. Мы нашли в лесу убитого ловчего и следы большой повозки».

Ош и раньше догадывался об этом. Горный медведь, да ещё и какой гигант! Таких вообще не водилось на лесистых равнинах срединных земель. Конечно, он мог забрести туда случайно, спустившись с предгорий. Но напасть именно на короля? Слишком большое совпадение!

Мощённая речным камнем дорога уводила на запад. Люди называли её Королевской тропой. Кратчайший путь, соединяющий столицу и главный оплот Предела.

С тех пор как отряд пересёк реку Изар, ступив на землю герцогства, погода стала хмурой и дождливой. Оркам это было на руку: они могли продолжать путь в дневное время, не рискуя ослепнуть под солнечными лучами. В то же время осенний холод и промозглая сырость угнетали тело и разум.

Низкие тучи снова и снова орошали каменистую землю пресными слезами дождя. Ош знал, что это значит. Наступало «время орка». Осень заканчивалась, и у них оставалось всё меньше времени. Поход в Мёртвые земли усложнится, если зима скуёт снегом и льдом дороги королевства. Тогда люди не смогут помочь в освоении западных пустошей. А что будет весной — неизвестно.

«Если нам вообще удастся найти источник этой скверны», — мрачно подумал Ош.

Чем глубже орки продвигались в сторону заката, тем скуднее становилась растительность. Привычные очертания природы начинали искажаться от гибельного дыхания Мёртвых земель. Искривлённые, чахлые деревья становились всё ниже, сменяясь кустарниками, которые, в свою очередь, постепенно вытесняли травы и мхи, оплетающие голые камни. Там, откуда пришли орки, осень раскрашивала деревья буйством красных, жёлтых и зелёных оттенков. Местные же леса выглядели скорее ржавыми, чем яркими. Их красками были сырость, грязь и гниение.

— Мне здесь не нравится, — посетовала Зора.

За свою недолгую жизнь девушка успела привыкнуть к суровой, но живописной природе северо–востока королевства людей. Ош хотел её подбодрить, но подозревал, что дальше будет только хуже. Кто знает, какие ужасы приготовило для них Запределье?

Жестом Ургаш велел оркам остановиться. Поравнявшись с ним, Ош тоже увидел впереди тёмные силуэты. Со стороны крепости к ним приближалась группа всадников, несущих кроваво–красный штандарт герцога, украшенный изображением чёрной башни.

— Люди Редклифа, — констатировал Ош.

— Интересно, их предупредили о нашем визите? — отозвался вождь, сжав рукоятку палицы, выглядывающей из–за широкой спины.

Когда всадники остановились, преградив оркам дорогу, Ош сразу узнал их предводителя. Светловолосый юноша с благородным лицом был облачён в мрачные воронёные доспехи — Малькольм Редклиф, старший сын чёрного герцога.

— Либо вы те, о ком сообщило нам слово короля, — сказал посланник, окинув взглядом Ургаша и его отряд, — либо вы достаточно глупы, чтобы открыто выйти на эту дорогу.

Несмотря на резкое приветствие, Ош не увидел в этом человеке той надменности, которую наблюдал среди представителей королевского двора. Юноша был собран и сосредоточен. Его горящие жёлтыми кольцами глаза выражали спокойную силу.

— Отдай бумаги, пока мне не захотелось проломить ему башку, — проворчал Ургаш, обращаясь к Ошу.

Слова эти были нарочито тихими, и люди герцога не могли услышать их. В то же время вожак произнёс их достаточно громко, чтобы они достигли ушей юного Редклифа, стоящего к оркам ближе остальных.

Сняв с пояса кожаный футляр, Ош передал его всаднику. Малькольм внимательно ознакомился с королевской грамотой, лишь слегка нахмурившись под конец.

— Следуйте за нами, — сказал он, вернув футляр Ошу. — Герцог ожидает вас.

Развернув коня, юный Редклиф пустил его в неторопливый аллюр. Всадники последовали за ним. Ош обратил внимание, что даже в тёмных глазах местных лошадей светились золотые кольца жителей Предела. Зловещее дыхание Мёртвых земель пронизывало и животных.

Лгали или говорили правду король и его советники? Действительно ли древняя магия не влияла на их народ? Чем орки так сильно отличались от людей и прочих созданий? Что связывало их с этим местом? Быть может, их просто обманывают, желая тихо избавиться от ставших ненужными дикарей? Что, если Мёртвые земли окажутся для них столь же гибельными, а ворота Крепости Наблюдателя закроются за спиной, исключая всякую надежду на спасение?

Нет, Ош не верил в это. Слишком сложно, чтобы быть правдой. До сих пор король держал своё слово. Да и Джон Гарен в конечном счёте оказался благородным человеком.

Подобно чёрной горе, Крепость Наблюдателя возвышалась в туманной дымке. Варги недовольно ворчали, то ли учуяв лошадей, то ли взволнованные близостью проклятой земли. Над стенами горели те самые пурпурные огни, которые Ош видел издалека.

Когда тяжёлая герса с грохотом поднялась наверх, пропуская пришельцев за внешнее оборонительное кольцо, Ошу показалось, что на мгновение его нос уловил знакомый пряный запах. Краем глаза он заметил одинокий тёмный шатёр, стоящий у подножия крепостной стены.

Город выглядел опустевшим. Должно быть, герцог велел местному люду не покидать домов, пока необычное воинство, присланное королём, следовало к замку по главному проезду.

На каждом перекрёстке, попадающемся оркам на пути, стояли несколько закованных в латы стражников. В недрах шлемов светились золотистые кольца внимательных глаз.

Ош не питал иллюзий насчёт этих воинов. Они не охраняли их. Они охраняли от них.

Миновав полдюжины массивных каменных ворот, лишённых каких бы то ни было украшений, орки достигли замка. Вблизи величественная западная цитадель выглядела ещё внушительнее.

Тяжеловесная и мрачная, Крепость Наблюдателя больше походила на Нордгард, чем на замок короля. Здешние дома мало напоминали уютные жилища срединных земель. Скорее — солдатские казармы.

Здесь Ош наконец разглядел странные светильники Предела. Кованые факелы, из зарешечённого жерла которых вырвался необычный красно–голубой огонь. Но пламя не пожирало никакого топлива. Оно словно рождалось из воздуха. Орк никогда не видел ничего подобного.

Спешившись, Малькольм передал поводья расторопному слуге и вновь обратился к оркам:

— Герцог желает видеть Ургаша Крушителя. Остальные могут подождать здесь.

— Эти со мной, — твёрдо сказал Ургаш, кивнув на Зору и Оша.

— Да будет так, — согласился юный рыцарь.

— Каршас, за главного, — кинул вождь, направившись в сторону ворот.

— Я бы попросил вас разоружиться, — осторожно сказал Малькольм.

— Ну, попросить–то можешь, — усмехнулся Ургаш, даже не замедлив шага.

То ли молодой Редклиф понял, что великан не шутит, то ли у него не было особо строгих предписаний на этот счёт, но оружие оркам всё же оставили. Вокруг них образовался эскорт из латников герцога. Короткие красные плащи с капюшонами, как и круглые щиты, украшала чёрная башня Предела.

Миновав внутренний двор замка, они поднялись по широкой лестнице и вошли под свод просторного зала с двумя рядами круглых каменных колонн. Чем–то это место напомнило Ошу королевский замок, однако без столичного блеска и роскоши. Всё здесь было устроено с пользой для обороны: место огромных витражных окон заняли узкие бойницы, гостевые галереи и балконы служили позициями стрелков. Замок не походил на жилище вельможи. Он был огромной пограничной заставой.

Сквозь тяжёлые шаги солдат Ош услышал знакомый звук. Быстрые шлепки босых ног по каменному полу. Посмотрев в сторону, орк увидел проворную тень, мелькнувшую между колоннами. Из–за них вдруг выглянула девочка. В её огромных чёрных глазах горели жёлтые круги кольценоски, а растрёпанные каштановые волосы придавали сходство с маленьким орком. Похоже, она совсем не боялась необычных гостей, а наоборот, сгорала от любопытства. На милом личике светилась лукавая улыбка.

Когда они вошли в приёмный зал, герцог уже ждал их. На мгновение Ошу показалось, что он увидел Ургаша в человеческом обличье. На массивном каменном троне, застеленном звериными шкурами, сидел огромный бородатый человек с суровым взглядом из–под кустистых бровей. На нём были такие же, как у сына, воронёные доспехи, плечи которых укрывала кроваво–красная накидка, отороченная чёрным мехом. Её удерживала кованая брошь в виде чёрной башни, герба дома Редклиф.

На стене позади герцога висел гобелен, изображающий жестокое сражение. По его левую руку стояло изящное деревянное кресло, которое занимала красивая женщина в красном платье. Справа находилась кованая подставка, на которой возвышалась самая большая и страшная алебарда из тех, которые Ош когда–либо видел.

Малькольм вышел вперёд и уважительно припал на одно колено.

— Ургаш Крушитель и его орки, отец, — представил гостей юноша.

— Я прекрасно вижу, кто это, — хмуро ответил герцог, пригладив бороду мозолистой ручищей. — Тут воняет орками.

— У нас есть сопроводитель… — начал было Ош, но герцог перебил его:

— В задницу себе можешь эти бумажки запихать!

— Дорогой, держи себя в руках, — вмешалась женщина в красном. — Это же наши гости.

— В петле я видал таких гостей! — не унимался герцог. — Вы что, думаете, лучше нас?

— Возьми этот топорик, — ухмыльнулся Ургаш, — и мы проверим, так ли это, человек.

Глаза герцога вспыхнули яростью. Руки сжали каменные подлокотники.

— Вы говорите с герцогом, — возмутился Малькольм, выступив вперёд. — Проявите уважение.

— Я поговорю с ним, — тихо сказал Ош вождю, призывая того успокоиться.

— Его величество сулил вам нашу поддержку, не так ли? — спокойно спросила женщина в красном, которую Ош уже назвал про себя герцогиней. — Что вам нужно?

— Мы идём в Мёртвые земли, — ответил Ош. — Нам нужно оружие, доспехи, провиант и любые сведения о том, что нас там ожидает.

— Жирно не будет? — вновь подал голос герцог. — Всех, что ли, обувать или вы втроём туда собрались?

— Но их четверо!

Из–за колонны выбежала уже знакомая Ошу лохматая девчушка. На вид ей было зим десять. Подбежав босиком к бородатому великану, она указала пальцем в сторону орков.

— Их четверо, папа! — торжествуя, заявила она звонким голоском. — Его двое!

Ош похолодел. Никто, кроме него, не знал о Безымянном. Эта девочка… Неужели она увидела его незримого спутника? Но как?

— Селеста, сколько раз я говорила тебе не мешать отцу, когда он принимает гостей, — строгим, но любящим голосом посетовала замечание герцогиня. — Малькольм, отведи сестру в её комнату.

Молодой рыцарь взвалил девочку на плечо и удалился под весёлый детский смех.

— Большинство ваших люд… бойцов уже вооружены, не так ли? — продолжила герцогиня. — Если вы представите нам список того, что вам необходимо, мы попробуем помочь.

— Лучшие рыцари уходили туда и не возвращались. — Герцог Редклиф ударил кулаком по каменному подлокотнику. — Почему я должен разбрасываться добром ради того, чтобы эти дикари сгинули, как и все остальные? Может, они вообще заодно с пожирателями!

— Потому что так повелел король! — не выдержал Ош, подняв кожаный футляр с сопроводительным письмом так, словно это был разящий меч.

— Хватит прятаться за эту бумажку, тварь! — выпалил герцог. — Король далеко. Возможно, вам удалось обмануть его, но со мной этот номер не пройдёт.

— Тогда выясним это, как воины, — вновь вмешался Ургаш, отодвинув Оша в сторону.

Глаза его встретились с хмурым взглядом герцога. Воцарилось безмолвие.

— Да будет так, — сказал Редклиф, протянув руку к алебарде.

— Дорогой, я не думаю, что… — начала герцогиня, но не смогла закончить.

— Помолчи, женщина, — герцог встал с каменного трона, — это мужской разговор.

Ни Ош, ни Зора не посмели остановить Ургаша. Они прекрасно понимали, что теперь любые уговоры будут бесполезны. Оставалось лишь надеяться на то, что эти гиганты не поубивают друг друга в порыве ярости.

Драться предстояло во внутреннем дворе замка.

Ургаш скинул свою хламиду, обнажив огромный, мускулистый торс, покрытый жёсткими волосами и шрамами. Стиснув в руках верную палицу, он размял широкие плечи, предвкушая веселье.

Герцог разоблачаться не стал, оставшись в доспехах. Он снял лишь парадную накидку, передав её оруженосцу.

— Древние, это что, когти медведя?

Рядом с Ошем и Зорой появилась герцогиня. Прикрывая лицо кружевным веером, она взволнованно наблюдала за бойцами.

— Точно так, миледи, — подтвердил Ош её предположение.

— А у вас есть манеры, любезный Ош, — одобрила она, наградив его лукавым взглядом.

— Разве мы с вами встречались? — удивился орк.

— Я была на турнире в этом году, — улыбнулась герцогиня, и Ош тут же вспомнил женщину в красном на королевской трибуне. — Или мне называть вас «виконт Олдри»?

— Я прошу у вас прощения за тот обман и мою плохую память. — Ош позволил себе ответить улыбкой на улыбку.

— Скажите, ваш вождь — умелый воин?

— Лучший, — ответила Зора, с вызовом посмотрев на герцогиню. — Он — лучший.

— Это… — леди Редклиф сделала паузу, — очень хорошо. Джон давно мечтает о достойном противнике.

Тем временем соперники сошлись во дворе.

— Я уже где–то видел эту палицу, — сказал герцог, привычно вышагивая по мостовой из тяжёлых каменных плит. — Откуда она у тебя, орк?

— Я убил её прежнего владельца, — ответил Ургаш, перехватив оружие, украшенное фигурным изображением бараньей головы, — добрая добыча за добрый бой.

— Вот оно как, — герцог жутко улыбнулся, — в таком случае сегодня эта палица станет моей.

Редклиф бросился на Ургаша с проворством, которое сложно было ожидать от человека его комплекции, да ещё и облачённого в тяжёлые латы. Со свистом рассекая воздух, лезвие страшной алебарды обрушилось на орка вихрем рубящих ударов, но вождю удалось отразить их без видимого труда.

— Это всё, на что ты способен, человек? — грубо усмехнулся он, ринувшись в контратаку.

Сталь звенела и скрежетала, летели искры. Поединок привлекал всё больше зрителей из герцогского гарнизона. В этих краях славную битву всегда любили и уважали. Быть может, именно поэтому жители Предела обычно легко находили общий язык с северянами, зато не ладили с хитрыми и изворотливыми обитателями Побережья, избегавшими прямого столкновения. Простор же находился далеко. Здесь считали, что восточные земли населяют мягкотелые фермеры, неспособные держать в руках оружие.

Бой был страшен, жесток и неудержим в своей свирепости. Ош почувствовал, как его ладонь стиснули сильные пальцы Зоры. Своими морошковыми глазами она пристально наблюдала за сражением, чуть заметно вздрагивая каждый раз, когда лезвие алебарды проносилось в опасной близости от тела вождя.

Ош сжал руку дикарки, стараясь успокоить её.

— Он победит, — тихо сказал орк. — Он всегда побеждает.

В то же время он прекрасно знал, что Ургаш ещё не до конца оправился от сражения с медведем. Движения руки, побывавшей в пасти зверя, стали менее проворны, что ослабляло правый фланг при обороне.

Вне всяких сомнений, герцог тоже заметил это. Внезапно он сделал пару ложных выпадов, а потом, отразив контрудар орка, стремительно атаковал его слева. В последний момент Ургашу удалось уклониться, но лезвие алебарды всё же чиркнуло его по плечу, оставив неглубокий, но длинный порез. На камень упали тёмные капли. Первая кровь была за Джоном Редклифом.

— Признай поражение, — сказал герцог, — или следующим ударом я отрублю тебе руку!

Ургаш посмотрел на рану и брезгливо сплюнул под ноги.

— Я, пожалуй, рискну, — грубо усмехнулся орк своей однозубой улыбкой.

Резко развернувшись, герцог на мгновение словно превратился в стальной смерч. Латы его скрежетали, а тяжёлая алебарда рассекала воздух с непринуждённостью деревянного шеста. Ош не видел такого мастерства после памятного поединка с Мэтью Дювалем.

Снова перехватив палицу, Ургаш уверенно бросился вперёд.

Герцог попытался достать орка снизу, но тот с неожиданной ловкостью перепрыгнул через свистящее лезвие алебарды, оказавшись совсем рядом со своим соперником.

Лапа Ургаша ухватила оружие человека за металлическое древко. Редклиф попытался ударить его свободной рукой, но вместо плоти кулак встретил сталь палицы, преградившую ему путь. В следующее мгновение лоб Ургаша врезался в лицо герцога, разбив ему бровь. Вообще, вождь надеялся сломать человеку нос, но сопернику всё же удалось уклониться.

Отшатнувшись назад, герцог с усилием отпихнул орка ударом латного сапога. По широкому лицу бежала тонкая струйка крови, теряясь в густой бороде.

— Странно, — усмехнулся Ургаш, в целом довольный своей атакой, — моя рука как будто бы на месте!

Он надеялся задеть герцога, спровоцировать его, но Редклиф не поддался.

— Не смей расслабляться, дикарь. — На бородатом лице вновь расцвела жутковатая улыбка. — Мы только начали.

Они снова и снова сходились в неистовом противостоянии. На теле Ургаша появлялись новые раны, на доспехах герцога — свежие вмятины. Ош был уверен, что у человека было сломано по меньшей мере два ребра, но тому всё было нипочём. Его суровое лицо светилось от восторга.

Неожиданно над замком прогремел тревожный трубный сигнал. Он заставил герцога отступить от соперника, опустив оружие.

— Проклятье! — выругался он. — Дерьмо! Ну почему именно сейчас?

— Что это? — спросил Ургаш, поняв, что поединок закончен. — Какие–то людские штучки?

Трубы вновь подали голос. Гарнизон пришёл в движение. Громко переговариваясь, защитники крепости бросились на стены.

— А ты как думаешь, увалень? — недовольно спросил герцог, утирая лицо полотенцем, которое вручил ему расторопный сквайр. — Нас атакуют!

— Атакуют? — удивился орк, воинственно оглядевшись по сторонам. — Кто?

Ответом ему был чей–то крик, явно сообщающий о том, что враги уже здесь.

— Пожиратели!

— Хотите помощи? Вот ваш шанс. — Отбросив прочь полотенце, лорд Редклиф увенчал голову тяжёлым шлемом, верхняя часть которого изображала то ли стальную корону, то ли зубцы башни. — Докажите, что вы стоите её!

В туманной дымке вновь грянула воинственная музыка. Это были боевые барабаны.

 

Глава шестнадцатая

Плечом к плечу

— Ош, бери лучников и дуй на стены! — взревел Ургаш, указав в сторону каменных ступеней, ведущих наверх, к крепостным зубцам.

По распоряжению герцога орков пустили во внутренний двор замка. Защитники города занимали оборонительные позиции. Они делали это со слаженностью муравьёв, в жилище которых вторгся враг.

— Укройте варгов в городе, — продолжал вождь. — Зора, ты со мной.

Он отобрал ещё несколько десятков орков и исчез в замке вместе с герцогом и его свитой. Все — бывалые головорезы, предпочитающие луку и дротику ближний бой.

Ош разделил лучников на две группы. Первую он отправил на южную часть стены под началом Каршаса. Вторую возглавил сам, взобравшись на северное крыло замка.

Сотни и сотни врагов. Пересекая каменистую отмель, в которую превращалась Сумеречная река в это время года, одни несли с собой верёвки с крючьями, другие — длинные осадные лестницы, связанные из ветвей деревьев и костей.

Наблюдая за нападающими со стен замка, Ош никак не мог понять, кем они были. Жуткие звери, идущие на задних лапах? Ожившие скелеты с лишёнными плоти черепами? Движениями они напоминали орков, но в их визгливых выкриках Ош не мог разобрать ничего, что хотя бы отдалённо напоминало бы слова.

Издавая протяжный свист, из тумана на замок обрушились стрелы.

— Щиты! — скомандовал кто–то из людей.

Лучники прикрылись деревянными панелями, обитыми листовым железом, которые всегда хранились под рукой. Орки последовали их примеру.

— Залп! — раздался всё тот же голос.

Бок о бок с защитниками крепости орки обрушили на головы врагов дождь стрел, и всё же те успели достигнуть замка, установив свои кривые лестницы. Однако на стенах тут же появились люди с баграми и шестами.

Вверх полетели осадные крючья. Стоило им зацепиться, как по плетёным верёвкам уже карабкались осаждающие. Один из крюков зацепил молодого кольценосца, сбросив юношу вниз. Там пожиратели набросились на него, как стая голодных псов, разорвав на части за считаные мгновения.

Ош начинал догадываться, почему этих существ звали именно так. Стрелы вонзались в пожирателей, но они не падали, продолжая упрямо лезть вверх.

Обнажив мечи, люди старались поскорее обрубить проклятые верёвки. Их товарищи продолжали отправлять вниз одну стрелу за другой.

Первый пожиратель, оказавшийся наверху, напоминал ежа. В нём торчало так много стрел, что хватило бы на целый колчан. Защитники, ринувшись со всех сторон, буквально изрубили его в куски.

Ош услышал глухой грохот, смутно напоминающий шаги.

— Гигант! — закричал кто–то. — Приготовить баллисты!

Из тумана вынырнула чудовищно огромная фигура. Ош никогда ещё не видел ничего подобного. Это было невероятно!

На первый взгляд существо казалось живым, но на самом деле его огромное тело состояло из костей, веток деревьев, камней и верёвок. Лишь голова сверкала россыпью призрачно–голубых огней — глаз чудовища.

На горбатой спине и плечах создания, как блохи на собаке, копошились пожиратели.

С оглушительным лязгом выстрелили баллисты, установленные на башнях замка. Похожие на брёвна снаряды вонзились в тело гиганта, круша его фальшивую плоть. Левая рука с грохотом обрушилась вниз, погребая под собой злобных тварей, однако хозяин её устоял, продолжив путь через отмель.

Пока баллисты перезаряжали, исполинская фигура неторопливо приблизилась. Словно собираясь вскарабкаться на стену, гигант закинул на крепостные зубцы уцелевшую руку. Камни замка содрогнулись, но выдержали удар. Защитники встретили хлынувших на стену врагов с отвагой и яростью.

В тот же миг пожиратели внизу кинулись к ногам причудливой осадной башни. С грохотом отворились тяжёлые створки речных ворот, и из недр Свинцового замка ударили латники герцога, усиленные отрядом орков во главе с самим Ургашем. Подобно лезвию меча защитники вонзились в ряды пожирателей, отрезая их от гиганта.

И на стенах, и под ними завязалась кровавая бойня. С пожирателями, что принёс гигант, Ош вступил в бой одним из первых. Обнажив меч, орк парировал удар странного оружия, вроде топора, сделанного из кости и когтей какого–то неведомого, страшного зверя. Несуразная броня нападающего тоже была костяной.

То, что Ош ошибочно принял за голову, оказалось шлемом. Огромный уродливый череп скрывал под собой искажённое злобой лицо. Пожиратели оказались орками. Жуткими, уродливыми и грязными, но орками.

Стремительным ударом Ош перерубил костяную рукоятку топора. Соперник замешкался, и он рванулся вперёд, вложив в новый удар всю силу обеих рук. Вслед за обрубком оружия на камни упала отсечённая в локте рука. Закрепляя успех, Ош распорол пожирателю живот, из которого тут же вывалились склизкие чёрные внутренности.

Решив, что схватка окончена, Ош принялся искать глазами нового противника, но тут его шею стиснули окровавленные когтистые пальцы. Хрипя, путаясь в собственных кишках, пожиратель навалился на него всем телом. Обескураженный Ош вогнал меч ему в бок, но в ответ злобная тварь лишь попыталась вцепиться ему в шею зубами. Ош ощутил зловонное, даже по меркам орков, дыхание, услышал, как хищно клацнули острые зубы, пытаясь добраться до его плоти.

Неожиданно голову чудовища пронзила чёрная стрела.

Отпихнув от себя моментально обмякшую тушу, Ош увидел на другом конце стены Каршаса, опускающего свой короткий кривой лук из гнутых козлиных рогов. Коротышка довольно улыбался.

Вновь громыхнули баллисты. На этот раз снаряды раскололи грудь гиганта на части. Призрачные глаза вспыхнули и угасли. Верёвки, эти искусственные жилы, лопнули. Содрогнувшись, тело великана начало осыпаться, как стремительно таящий на солнце снеговик.

— Поберегись! — крикнул кто–то со стены, тревожась за соратников, сражающихся внизу.

Вторя грохоту разрушающегося гиганта, из–за реки раздался протяжный и низкий вой. Услышав его, те пожиратели, что ещё могли стоять на ногах, бросились прочь.

Ош заметил, что многие из них тащили за собой тела убитых. Своих раненых орки Запределья не спасали.

Со стен раздались торжествующие крики защитников. Трубы радостно взревели, возвещая о том, что нападение отбито. Речная отмель потемнела от крови. Тут и там виднелись тела павших.

Беспокойство кольнуло сердце Оша. По одной из верёвок пожирателей он ловко спустился вниз.

Деловито расхаживая по полю боя, солдаты герцога помогали своим раненым и добивали врагов. Пленных здесь не брала ни та ни другая сторона.

Ургаша Ош увидел сразу. Вокруг вождя собирались уцелевшие орки. Все они выглядели так, будто только что искупались в крови.

— Где Зора? — взволнованно спросил Ош, внимательно оглядывая отряд сородичей.

— Здесь я, здесь. Чего разорался?

Зора ковыляла через туман, волоча за собой копьё. Правая рука девушки сжимала окровавленный бок. Ош хотел было подставить ей плечо, но она отпихнула его в сторону, не желая показывать слабость ни перед людьми, ни перед родичами.

— Не суетись, сама дойду, — проворчала она, шагая в сторону ворот. — Рана–то детская.

— Считайте, что помощь заслужили!

В сопровождении нескольких бойцов к ним подошёл лорд Редклиф.

— Какого варга это было? — спросил Ургаш, всё ещё пытаясь перевести дыхание.

— Никогда гиганта не видели? — усмехнулся герцог. — Привыкайте.

— Я про них, — кивнул вождь на мёртвые тела.

— Пожиратели.

— Орки? — вмешался Ош.

— Нет, орки — это вы, те, кто живёт к востоку от Предела. — Он брезгливо ударил тело мёртвой твари кованым сапогом. — На западе живут только пожиратели.

— Живучие твари. — Ош вспомнил, как трудно было убить одного из них.

— Что есть, то есть, — согласился герцог. — Мой фортификатор говорит, мол, это какое–то варево, позволяющее им забывать о боли. Пару раз мы находили при них эту отраву, но для человека она смертельна.

В памяти Оша почему–то всплыл образ разъярённого горного медведя, истыканного мечами и стрелами. Уж не накачал ли кто–то подобным снадобьем зверя, что чуть не убил их?

«Остерегитесь», — сказал Джон Гарен, отпуская орков на запад.

— Ладно, пойдёмте в замок, — подытожил герцог, закинув на плечо алебарду. — Они могут скоро вернуться. Они всегда возвращаются.

Когда Ош проходил мимо груды хлама, в которую превратился гигант, он вдруг остолбенел. На орка безмолвно взирал огромный уродливый череп, усеянный множеством глазных впадин. Время давно лишило эти голые кости плоти. Страшно было даже представить, кто или что могло обладать подобной головой.

— Ты идёшь? — спросила Зора, ожидающая его у ворот.

Её слова помогли Ошу оторваться от страшного взгляда безжизненных пустых глазниц. Бойцы Крепости Наблюдателя стаскивали тела пожирателей в кучу чтобы предать их огню.

— Да, я иду, — ответил Ош, и на этот раз она не отказалась от его поддержки.

С неба упали холодные осенние капли. Начинался дождь.

* * *

— И к чему были все эти сцены?

Герцогиня промокнула разбитую бровь мужа смоченным в хлебном вине лоскутом. Герцог недовольно поморщился, но головы не отдёрнул.

— Ну вот, ты же у нас большой мальчик, — усмехнулась она.

— Позвала бы Дрейка, — посетовал лорд Редклиф, — в конце концов, он мой виварий.

— Там, внизу, и так раненых хватает, чтобы ещё с тобой возиться, — вздохнула герцогиня.

Скривившись, герцог поднялся, прижимая руку к правому боку. По мощному волосатому торсу расползался жёлто–чёрный синяк. На шее блестела толстая золотая цепочка, которую оттягивал массивный кованый ключ причудливой угловатой формы. Символ герцогской власти, сотни лет он передавался от отца к сыну, и даже на кольце Алистера Дрейка, носившего, кроме всего прочего, звание ключника Крепости Наблюдателя, не было его копии.

— Крепко он тебя приложил.

Тонкие пальцы герцогини легли на плечо мужа.

— Ещё бы, — усмехнулся тот, но тут же вновь поморщился от боли. — Ты видела этого монстра? Говорят, он медведя голыми руками задушил! Ничего, ему тоже досталось.

— Ты ведь уже не молод. Разумно ли позволять себе такие глупости?

— Это же орки. Они не будут тебя уважать, пока не покажешь им силу. Он бросил мне вызов. Я должен был ответить.

— Он тебе или ты ему? — улыбнулась герцогиня, но хмурое лицо супруга намекало, что лучше сменить тему. — Уже второе нападение в этом месяце. Зачастили они что–то.

— Не это меня беспокоит.

Он подошёл к узкому окну, за которым шёл холодный осенний дождь. Глубоко вдохнув влажную прохладу, герцог блаженно закрыл глаза.

— Ты думаешь, стоит пустить их туда? — спросил он.

— Приказ короля, что делать.

— С королём я как–нибудь разберусь.

— Тебя ведь тревожит не то, что они сгинут, а то, что они преуспеют, верно?

— Вот именно, — согласился лорд Редклиф, как всегда довольный проницательностью супруги. — Я правлю Пределом, мой отец правил Пределом, отец моего отца правил Пределом. Что станет с нами, если угроза Мёртвых земель исчезнет? Что станет с нашими людьми? Они кольценосцы, а кольценосцы — не фермеры. Это солдаты.

— Северяне тоже не фермеры, но они как–то живут, разве не так?

— Может, мне самому пойти с ними? — мечтательно сказал герцог.

— А вот это чистый вздор. — В её голосе словно блеснула холодная сталь. — До тех пор, пока ты не орк, Джон Редклиф, тебе нечего делать за стеной.

— Дозорные говорят, что видели Гловера по ту сторону.

— Россказни, — отрезала герцогиня. — Байки пьяной солдатни. Сир Гловер был достойным человеком, но он сгинул много лет назад. Никто не проживёт там так долго.

— Малькольм был молодцом сегодня. — В словах герцога звучала гордость. — Он уложил даже больше тварей, чем я сам.

— Дети должны превосходить своих родителей, — оттаяла герцогиня. — К тому же у него был хороший учитель. Надеюсь, ты похвалил его?

— Вот ещё. Он же не девка. Сам должен всё понимать.

— Он так жаждет твоего одобрения…

— Лорду не нужно ничьё одобрение, а он — лорд. Вернее, станет им после моей смерти.

— Не будь таким чёрствым. Вспомни себя в его возрасте.

— Я дрался, пил и трахал всё, что движется, — раскатисто рассмеялся герцог, но отбитый бок мгновенно заставил его пожалеть об этом.

— И я очень рада, что ты изменился в лучшую сторону, — улыбнулась леди Редклиф.

— Я не изменился. — Он повернулся к жене и обнял её так, как обнимал многие годы. — Ты изменила меня.

Их брак был договорным. Много лет назад лорд Брайан Редклиф решил упрочить связи с землями Простора, женив своего старшего сына на дочери виконта Питера Донахью, который, в свою очередь, был женат на Агнессе Колдридж, сестре барона Бенджамина Колдриджа, известного больше как отец Натаниэля Колдриджа. Это делало герцогиню двоюродной сестрой безумного графа, но об этом никто не любил вспоминать. В конце концов, она давно стала частью дома Редклиф и навсегда покинула отчий дом, переехав в замок мужа.

Родители сговорили их задолго до того, как молодые познакомились. Это не было любовью с первого взгляда. Союз казался обречённым на крах, но, пройдя огонь и воду, супруги внезапно нашли утешение и опору друг в друге.

— Ты примешь верное решение, как делал это всегда. — Обхватив мощную руку мужа, герцогиня потянула его в сторону ложа. — Надеюсь, у тебя ещё остались силы, мой страж?

Он обхватил тонкую талию супруги, в очередной раз поддавшись её очарованию. Спустя столько лет совместной жизни эта женщина всё ещё могла раздуть в нём огонь желания.

* * *

— Туже давай. Не надо меня жалеть.

Когда они оказались наедине, Зора наконец позволила Ошу себя перевязать. Боевое возбуждение прошло, оставив после себя послевкусие из боли и усталости.

После нападения пожирателей Малькольм Редклиф вместе с передовым отрядом отправился осматривать южную стену. Это освободило часть конюшен, где и разместили отряд орков. Хуже, чем в замке, но гораздо лучше, чем на улице. Ошу с Зорой достался обособленный сарай, где их никто не беспокоил. По деревянной крыше монотонно барабанил дождь.

— Почти всё, — сказал Ош, затянув последний узел.

Смуглая спина девушки была исчерчена старыми шрамами. Кое–где виднелись свежие синяки и ссадины. Впрочем, от этого она не становилась менее привлекательной в глазах Оша.

— Не надо за меня так переживать, — сказала Зора, натягивая рубаху. — Я не маленькая.

— Да, я знаю, — вздохнул Ош и посмотрел в окно, где капли дождя разбивались о каменную мостовую, сливаясь в ручьи. — Просто…

— Просто что?

— Последние дни оно часто снится мне. То поле. Особенно в дождь.

Рука орка нащупала рубец на груди.

— Мы уже говорили об этом. Ты выжил. Это всё, что имеет значение.

Конечно, Зора была права, но Оша не покидало смутное беспокойство, которое он едва ли мог выразить словами.

— Я должен был умереть там. Люди обычно говорят: «На той стреле было моё имя».

— Но ты не умер. Чего же ты боишься теперь, глупый орк? — Она попыталась улыбнуться, но в голосе всё равно прозвучала тревога.

— Я боюсь за тебя, — признался Ош, глядя в дождь. — Всегда боялся. С нашей первой встречи.

— Дурак. — Она прислонилась к его спине, обхватив торс сильными смуглыми руками. — Какой же ты дурак.

Ош глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Ей не понравится то, что он собирается сказать.

— Эти люди… кольценосцы, — осторожно начал он. — Ты очень на них похожа.

— Я не такая бледная.

— Да и замок этот довольно хорошо защищён, — продолжил Ош, и девушка отстранилась от него.

— Нет, — твёрдо сказала она, догадавшись, куда он клонит, — даже не думай об этом!

— Послушай, мы…

— Я не останусь здесь!

— Ты ранена…

— Да мне плевать! — Её глаза стали влажными и блестящими. — Думаешь, я слабая? Думаешь, не справлюсь?

— Нет, я так не думаю, — вздохнул Ош. — Просто мы не знаем, что нас там ждёт. Ты видела этих тварей? Видела череп? Я не хочу подвергать тебя такой опасности.

— Подвергать меня опасности? — усмехнулась она. — А тебе не кажется, что с этим немного поздновато?

В памяти Оша всплыли зловещие слова королевского вивария: «Оно губит людей, но, очевидно, безвредно или почти безвредно для орков».

Конечно, в жилах Зоры текла смешанная кровь, но кто мог поручиться, что древняя магия не окажется и для неё смертельной? Ош не готов был идти на такой риск.

— Да выслушай же меня…

— Я иду с вами, — прервала его Зора, взяв в руку копьё. — Согласен ты с этим или нет!

Она вышла в дождь, хлопнув дверью.

Ош хотел догнать её, но в дверном пролёте выросла грузная фигура Ургаша.

— Голубки поцапались? — усмехнулся вождь.

— Так ты знаешь? — слегка удивился Ош, который никому ещё не говорил о том, что произошло у ручья.

— Все знают. — Он тяжело опустился на вязанную пенькой охапку сена. — Девка–то не особо говорливая, да у этой дурёхи всё на лице написано.

— Ургаш, я…

— Да наплевать мне! — перебил его вождь. — Люб ты ей. Крепко. Будто сам не знаешь.

Ош опять вспомнил изъязвлённую кожу пожирателя, страшное зловоние его дыхания, алчно клацающие зубы и глаза. Глаза, в которых пылали злоба, голод и безумие.

— Я хотел, чтобы она осталась здесь, — признался Ош. — Среди желтоглазых Зора вполне сойдёт за своего. Проклятье, ты же сам всё видел.

— Видел.

— Может, кто–то из наших откажется идти за реку.

— Они пойдут.

— Почему ты так уверен в этом?

— Я сказал, что иначе они все сдохнут. И ты тоже. Заварил кашу — расхлёбывай.

— Но Зора…

— Она сильнее, чем кажется, — гордо сказал Ургаш. — Прекрати трястись над ней, и эта девка ещё удивит тебя.

Ошу стало стыдно, что Ургаш отчитывает его. Благо, хоть Зора не видела этого позора. И он спросил:

— Что ты думаешь о «пожирателях»?

— Думаю, что они не так страшны без своего зелья, — фыркнул вождь. — К тому же котелки у них не слишком варят. Я бы никогда не полез на этот замок средь бела дня.

— А как насчёт этой огромной штуковины? Ты такое видел когда–нибудь?

— Я в своей жизни много всякого дерьма повидал, — признался вожак, — но такое видел впервые. В любом случае поворачивать поздно. Пойдём дальше, а там разберёмся.

— Ургаш, я давно хотел спросить тебя…

— Чего?

Ош не знал, как лучше это сделать.

— Почему ты меня вообще отпустил тогда в столицу? Почему не прикончил мальчишку со стариком? Почему согласился на всё это безумие?

— А, это…

Кожа на лбу вождя собралась в складки, придавая его жуткой физиономии нечто похожее на задумчивость. Он собирался что–то сказать, но дверь на улицу вновь отворилась, прервав их разговор.

На пороге показался рослый паренёк с широким лицом и короткими вьющимися волосами. Любой, кто знал лорда Редклифа или хотя бы раз видел его, сразу разглядел бы в этом юноше черты герцога.

— Э… Ми–ми–милорды… орки, — заикаясь, произнёс паренёк.

— Милорды? — Ургаш громко расхохотался. — Я не больший милорд, чем вон та куча навоза! Да ты выдохни, парень, не будем мы тебя есть… пока что.

— М-мой отец п–п–послал м–м–меня узнать, — продолжил здоровяк, воюя почти с каждым своим словом, — п-пойдёт ли с в-вами за с–с–стену чёрн–н–ный человек?

— Твой отец? — не понял Ургаш.

— Л–л–лорд Редклиф.

Почему сын герцога играл роль посыльного? В этом заключалась вся суть Предела. Не особенно смышлёный, но добрый и усердный Роберт никогда не проявлял тяги к ратному делу. Унаследовав мощную стать отца, но не воинственный нрав, он с ранних лет помогал по хозяйству. Конюшни, кухни, кузнецы и мастерские — всё это было в его ведении и нравилось простоватому и добродушному пареньку.

— Чёрный человек? — заинтригованно спросил Ош.

Запинаясь, юноша коротко, как мог, рассказал Ошу историю о том, как несколько недель назад у ворот появился странный старик, Чужеземец обладал такими яркими глазами кольценосца, словно прожил здесь всю свою жизнь. Облачённый в чёрное, он попросил дозволения пройти в Мёртвые земли, но герцог отказал ему. С тех пор его шатёр стоял у стен города. Солдаты хотели прогнать его, но всякий раз что–то останавливало их. В конечном счёте они решили, что старик сам уберётся, когда начнутся холода.

— Мне нужно поговорить с ним. — Ош решительно встал, набросив на себя плащ.

— Ты его знаешь? — удивился Ургаш.

— Возможно, — ответил Орк, открыв дверь в дождь.

Предводители отряда орков вольны были свободно передвигаться по крепости, а потому Ош без труда покинул стены Свинцового замка, оказавшись вскоре у восточных ворот. Не зря он учуял знакомый аромат, когда они проезжали здесь первый раз.

Как и сказал младший сын герцога, у крепостной стены стоял тот самый шатёр. Не особенно большой, он был выполнен из тонкой тёмной ткани, тут и там прихваченной заплатами.

Шлёпая по грязным лужам, Ош подошёл к походному жилищу, откинув в сторону мокрый полог, преграждающий вход. Внутри, изучая какой–то манускрипт, недвижимо сидел мрачный старик в чёрных просторных одеждах. Когда он поднял янтарно–жёлтые глаза, на лице орка расплылась странная улыбка.

— Ты? — произнёс Ош, не веря своим глазам.

— Я знал, что мы ещё встретимся.

Чёрный человек разливал по чашкам ароматный тёмный напиток.

— Как же ты здесь оказался? — продолжил Ош, на лице которого сама собой начала расцветать растерянная улыбка.

— А вот это — длинная история, Ошорк, — только и ответил Алим.

 

Глава семнадцатая

Место для шага вперёд

Они покинули Крепость Наблюдателя вечером пятого дня. Погода всё ещё оставалась хмурой, но и дождь и туман отступили, открывая отряду Ургаша путь в неизвестность.

Как и обещал, герцог снабдил орков всем необходимым. Кустарное оружие заменила добрая сталь кузниц Предела. Ветхие сыромятные хламиды превратились в клёпаную кожу, калёные звенья кольчуг и твёрдые панцири кирас. Правда, многие орки всё равно не пожелали расставаться с привычными меховыми одеяниями, нахлобучив их поверх нового ратного убранства.

Даже Ургашу нашли подходящую обнову из гардероба самого герцога. Старая, но по–прежнему прочная кольчуга оказалась вождю в самую пору. Оружейники замка добавили к ней толстые латные наплечники и тяжёлый кованый пояс с чешуйчатыми поножами. Наручи и наголенники у предводителя орков уже присутствовали, а от шлема он сам отказался.

«Сами себе это ведро на кочан надевайте, — расхохотался тогда Ургаш. — Я вам что, пугало огородное?»

Впрочем, на протяжении всего пребывания в Свинцовом замке Ургаша не покидало хорошее расположение духа. Жаркий поединок и сражение плечом к плечу неожиданно быстро сблизили его с правителем Предела. На поверку у них оказалось много общего.

Ошу нравилась трофейная кольчуга, которую он снял с одного из людей Красного Жеребца. Орк попросил лишь залатать дыру, проделанную в ней копьём Зоры, однако кузнецы Предела подошли к задаче шире. Полностью обновив стёганую кожаную подкладку, они усилили её заклёпками и пластичными вставками, добавив к одеянию Оша цепные наплечники и пару отличных чешуйчатых наручей. Мастера знали своё дело: вес боевого платья почти не изменился.

Пока оружейники колдовали над его кольчугой, Ош проводил большую часть времени с Алистером Дрейком, главным фортификатором герцога, и Алимом, которому по просьбе орков всё же дозволили отправиться в Мёртвые земли вместе с ними.

Как и Алим, Дрейк был немолод. Как и Алим, он иногда вызывал у Оша мурашки. Худой, похожий на скелет старик с пытливыми чёрными глазами, в которых золотом горели тонкие, но яркие кольца. Первый советник герцога, он также являлся ключником замка, виварием и главным инженером всего Предела.

Никогда ещё орку не доводилось встречать настолько умных людей. Рядом с Дрейком старина Локвуд выглядел бы, пожалуй, серым школяром. Однако здешний мудрец открылся и с неожиданной, тёмной стороны. И это пугало Оша.

Фортификатор смотрел на мир так, словно слой за слоем препарировал его, пытаясь докопаться до истинной сути вещей, вычленить первопричину и открыть тайну любого явления. С равной увлечённостью и энтузиазмом он создавал зрительные стёкла, возвращающие старикам зрение, и чудовищные боевые механизмы, сеющие смерть и разрушение. Ведомый страстью первооткрывателя, Дрейк не занимал себя вопросами о добре и зле. Он был выше их.

Сир Дрейк был крайне увлечён планом короля по присоединению Мёртвых земель и необычной личностью самого Оша. Как одержимый, он вновь и вновь обсуждал с орком перспективные маршруты экспедиции, попутно делясь теми отрывистыми знаниями, которыми он обладал, — о том, что происходило за стеной. Свои изыскания старик подкреплял записями из библиотеки замка и старыми картами, сохранившимися ещё со времен правления Зигмунда Строителя.

Рана Зоры затянулась, превратившись в новый рубец. Девушка всё ещё отказывалась разговаривать с Ошем.

Варгов пришлось оставить. Звери не могли идти в гиблые земли Запределья. Ургаш выделил несколько надёжных орков из бывшего племени Клыка и велел им угнать стаю на восток, к лесистым берегам реки Изар. Как бы между делом вождь добавил, что, если до первых снегов известий не будет, им надлежит возвращаться домой.

Когда все приготовления были закончены, настало время отправляться в путь. Речные ворота отворились, и орки выступили на запад. Теперь это были уже не оборванные, грязные дикари. За долгие месяцы скитаний по королевству они изменились до неузнаваемости. Находясь среди людей, орки, сами того не замечая, приспосабливались к новым условиям, перенимая их повадки.

Волосы были подстрижены или заплетены в подобия кос. Лица всё ещё сохраняли оттенок злобной дикости, но на них уже не было ни грязи, ни племенных красок. В одежде по–прежнему встречались мех и резная кость, но теперь всё это красовалось поверх добротного ратного снаряжения.

Не банда разбойников, не сборище отщепенцев. Пускай небольшая, но всё же это была армия. Армия безликих.

Ургаш, как всегда, возглавлял передовой отряд. Ошу казалось, что вождя распирает от гордости, когда он, оборачиваясь, смотрел на бывшее лесное племя изгоев. Рядом с ним шла Зора. Она всё же настояла на своём, не пожелав остаться в доме людей.

Пока орки один за другим покидали стены Крепости Наблюдателя, Ош остановился, чтобы последний раз взглянуть на останки поверженного гиганта. Завал мусора уже почти разобрали, но череп по–прежнему был здесь. По–прежнему смотрел на Оша пустым, мёртвым взглядом.

— Пугает, да?

Ош вздрогнул от слов Алима, возникшего позади, словно ниоткуда.

— Да, — признался Ош. — Но кто это?

— А вот это, друг мой Ош, очень правильный вопрос, — сказал старик и увлёк орка прочь от страшной головы.

Согласно плану, путь их лежал на запад, к развалинам Кромова камня, где когда–то собирались возвести самую первую крепость Предела. Это место должно было стать перевалочным пунктом в их путешествии к Замковым горам. У их подножия, на северном побережье безымянного озера, находилась легендарная Мёртвая цитадель. Руины, где сотни лет не ступала нога человека. Именно там, в останках города Древних, по предположению Дрейка, мог находиться тот самый источник скверны, против которого послал их король.

В ясную ночь со стен Свинцового замка можно было разглядеть на горизонте еле заметное голубое сияние, исчезающее в тёмных небесах. Больше двух сотен лиг непроходимых пустошей отделяли это загадочное место от мира людей.

— Тебе известно, кто такие Древние? — вкрадчиво спросил Алим.

— В общих чертах, — кивнул Ош. — Они ходили по земле много–много зим назад. Сильное племя.

— Да, — подтвердил Алим, — но знаешь ли ты, что они были не первыми?

— Не первыми?

— Воспоминания об этом почти стёрлись даже с камня. Когда–то давно, ещё до Древних, мир населяли боги. Могущество их могло поспорить лишь с их жестокостью. Кое–кто считает, что именно боги создали людей, но я в этом сомневаюсь. Мне известно лишь то, что они были злы. Смутные, очень давние и почти забытые предания гласят, будто боги пожирали человека, как мы пожираем зерно или скот. Но однажды люди призвали Древних, чтобы защититься от гнёта богов.

— И… они защитились?

— И да и нет, — загадочно ответил Алим. — Ты поймёшь. Потом.

Оша посетила молниеносная догадка.

— Так, значит, тот череп…

— Да, это череп бога. Одного из них. Такие всё ещё можно найти в земле. У неё долгая память. Некоторые говорят, что эти кости до сих пор хранят следы страшного могущества.

Ошу стало не по себе. Он вспомнил гиганта и россыпь призрачных глаз, горящих холодным огнём. И ведь такую жуть на него навевали пустые глазницы давно мёртвой, но словно так и не умершей до конца головы. Он почувствовал Безымянного. Дух словно вслушивался в эти мрачные легенды.

— Отчего ты не страшишься идти с нами, Алим? Человеку здесь не выжить.

— Человеку — да, но не тёмному. — Старик улыбнулся одними губами. — Ты поймёшь. Потом.

Так они и шли, погружаясь в пустынные земли Запределья шаг за шагом, лига за лигой. Ош всё так же задавал Алиму вопросы, а тот туманно и уклончиво на них отвечал.

Вода и ветер изрезали неприветливое побережье Сумеречной реки многочисленными оврагами и провалами. Тут и там из безжизненного серого суглинка торчали нелепые скальные выступы. Словно пальцы, угрожающие небесам. Должно быть, когда–то здесь был лес, но люди герцога предали его огню, чтобы проще было заметить неприятеля, подбирающегося к крепости. Словно в подтверждение этой мысли, далеко впереди маячили тёмные островки деревьев, но Ош сомневался, что увидит там что–то, хоть отдалённо напоминающее ту золотую осень, что владела сейчас восточными землями.

Никто не напал на отряд ни в первую, ни во вторую ночь их путешествия. Только на третий день они наткнулись на небольшую группу пожирателей, которая тут же набросилась на пришельцев, но была полностью уничтожена.

Пока Ош с Каршасом и Ургашем обсуждали схватку, к ним подошёл Алим.

— Сожгите тела, прежде чем мы пойдём дальше, — сказал старик. — Так будет лучше.

Чем дальше они углублялись на запад, тем больше менялся мир вокруг. Если в окрестностях бастионов Предела земли казались безжизненными и пустыми, то здесь, под влиянием древней и загадочной магии, царство природы начинало обретать самые причудливые формы. Нечто жуткое и незримое словно стремилось вывернуть наизнанку привычные глазу мхи, травы и деревья, превратить в извращённое подобие самих себя, отражения в кривом зеркале.

Унылый серый ландшафт то и дело прерывался яркими, кричащими цветами местных зарослей. Из раскидистого лилового папоротника в красных, словно кровь, прожилках торчали извивающиеся тёмные стволы деревьев, ощетинившихся полупрозрачными колючками и вздутой корой. Грязно–бурым месивом их взъерошенные кроны тревожно шумели над головами орков. Под ногами хрустели пожухлые листья, устилающие тронутые жёлто–зелёным мхом камни.

Напоминающие огромных чёрных змей лианы оплетали массивные валуны. Их мясистое тело было сплошь усыпано шипами и редкими красными цветами, источающими приторный запах гниения. С уродливых сухих ветвей тут и там свисали густые иссушенные бороды Солисовой власяницы. Ош помнил наставления ключника Предела, предупреждавшего о том, что растения эти крайне ядовиты. Во всяком случае, для людей.

Так и не объединившись в лес, редкие поросли сменялись почти безжизненными равнинами, в которых становилось не по себе. Словно когда–то давно землю эту тронула страшная, неведомая сила, отголосок которой всё ещё присутствовал в ней.

Путь был то обманчиво лёгок и приветлив, то превращался в колючие заросли чёрных стеклянных скал, испещрённых мерцающими прожилками пурпурных кристаллов чар–камня. В низинах собиралась дождевая вода. В одних местах она была чистой и прозрачной, в других превращалась в мутную зловонную жижу.

Один раз Ош видел, как из такой грязной, сырой ямы поднялось извивающееся тёмное щупальце. Стремительно метнувшись в пожухлые заросли, оно схватило какого–то нерасторопного местного зверька. Когда жалобный предсмертный писк жертвы стих, щупальце увлекло его тушку на дно.

Немым предостережением служили попадающиеся то и дело следы. Одни были знакомы Ошу, другие он видел впервые. Впрочем, исходя из размера лапы и количества когтей, орк отнюдь не спешил расширять свои познания в особенностях местного зверья.

Природное чутье орков, привыкших скрываться от людей в самых негостеприимных уголках, сильно выручало в походе. Много раз оно подсказывало, как обойти опасные места, не попасть в логово местным хищникам и не угодить в западню пожирателей.

Мёртвые земли действительно были коварны и жестоки, но основной их опасностью оставалась незримая древняя магия, пропитывающая каждый камень, каждую травинку, каждый глоток воды и воздуха. Королевский виварий оказался прав. Орки чувствовали её, но она не высасывала из них жизнь, как делала это с людьми.

Шли в основном по ночам. По мере приближения зимы дни становились всё короче, и это было на руку оркам.

Однажды, уже под утро, когда отряд устраивался на днёвку, в лагерь вернулась встревоженная Зора. Вместе с Каршасом и другими разведчиками, способными двигаться быстро и бесшумно, она, как обычно, осматривала окрестности новой стоянки, выискивая возможные опасности.

Ош тоже хотел быть в их компании, но Ургаш не позволил ему. Всякий раз, когда рыжеволосая бестия уходила в неизвестность, Ош не находил себе места.

Решительно затоптав костёр, который разводили сородичи, Зора призвала всех соблюдать предельную скрытность.

— В чём дело? — встревожился Ургаш. — Что ты нашла?

— Я видела его, Кромов камень. — Она указала рукой на запад. — Там, совсем близко.

— Это же отличая новость! — вмешался Ош.

— Нельзя туда идти. — Рядом с Зорой появился Каршас, лицо и одежда которого были густо вымазаны грязью. — Плохое место.

— Плохое место? — Ош вопросительно посмотрел на Зору.

— Пожиратели, — пояснила она. — Много. У них там логово. Не знаю, главное или нет, но большое — это точно.

— Наверное, трупоеды отошли туда после нападения на замок людей, — рассудил Ургаш. — Собирают силы для второго захода на крепость.

— Мы должны помешать им, — твёрдо сказал Ош. — Герцог — наш союзник.

— Герцог — человек, — неодобрительно фыркнул Каршас.

— Он прав, — поддержала коротышку Зора, — пусть люди сами с ними разбираются.

— Мы обходить их на севере, — продолжил Каршас, — узкий проход. Я показать.

— Нет, — отрезал Ургаш, — Дурной Глаз дело говорит. Нужно с ними разобраться. Ургаш не оставляет врагов за спиной.

— Если ветер донесёт до них наш запах, если мы наткнёмся на их разведчиков, — Ош выдержал паузу, — нам всё равно придётся с ними драться. Но тогда мы потеряем наше преимущество — внезапность.

— Но их гораздо больше, — вновь возразила Зора.

— Они не знают, что мы идём. — Нахмурившись, Ургаш посмотрел на Каршаса. — Ведь не знают?

— Они не знать, — подтвердил коротышка. — Они готовиться спать. Укрываться в старых камнях от небесного глаза.

Ноздри Ургаша втянули утренний туман, словно пробуя его на вкус.

— Будет погожий день, — сказал он, окинув взглядом светлеющее небо, и кровожадно улыбнулся какой–то неожиданно остроумной мысли. — Сегодня наш вечный враг станет нашим союзником.

 

Глава восемнадцатая

Хурал

Они не пришли.

С тех пор как Эдуард посетил пустынное святилище, он каждую ночь видел их, но не сегодня. Сегодня место туманной мглы заняли извилистые тропы оазиса. Его шаг был беззвучен, как падение листа. Его глаза были глазами кошки, различающей малейшее движение в ночной тьме.

Впереди стояли два человека. Пустынники. Он знал, что они умрут. Прячась в тенях, он без труда расправится с ними — и никто не сможет поднять тревогу или позвать на помощь.

Поблёскивающий в лунном свете крис беззвучно покинул ножны. Рука давно привыкла к его тяжести, слилась с ним в единое целое. Она была стремительна и безжалостна, как хищник, вышедший на ночную охоту.

Эдуард ничего не чувствовал. Он просто наблюдал, как тела убитых кочевников опустились на песок с перерезанными глотками. Ни звука. Он смотрел на них как на вещи, досадные препятствия, стоящие на пути к цели.

Рука, всё ещё сжимающая окровавленное оружие, откинула в сторону полог шатра. Эдуард увидел себя. Беззаботно спящий на укрытой шкурами циновке, он обнимал трепетное тело Гайде, крепко прижавшейся к нему в ночи.

Только когда Эдуард понял, что смертоносная сталь нависла над его любимой, безразличие оставило его. Внутри поднялась такая ярость, такой ужас, что мысли на мгновение померкли, смешались в неистовый снежный ком, мчащийся с горы в сторону обладателя извивающегося кинжала.

Остановить. Уничтожить. Убить. Разорвать на куски!

«Я должен проснуться», — паническая мысль вспыхнула в сознании Эдуарда, словно клеймо, оставленное раскалённым железом.

Он не успеет. Рука с кинжалом уже начала страшный путь вниз.

Гайде приоткрыла сонные глаза, которые тут же расширились от ужаса. Во тьме раздались тяжёлые удары. Им вторил испуганный женский крик.

* * *

Очнувшись, Эдуард на какое–то мгновение решил, что всё увиденное было очередным кошмаром, но в шатёр тут же ворвались встревоженные люди К'Халима. Дрожащий свет факела выхватил из темноты три силуэта.

Первый принадлежал Гайде. Бледная, как луна, девушка смотрела прямо перед собой. На её лице застыли тёмные бордовые брызги.

У её ног распростёрлось тело незнакомца. Песок в этом месте потемнел от крови, сочащейся из глубокой и страшной раны на его голове. Рука мертвеца сжимала кинжал с длинным волнистым лезвием.

Над убитым возвышался, подобно надгробной статуе, человек в чёрных доспехах легионера. В руках у него не было оружия, но на тяжёлых латных перчатках темнели кровавые пятна. Именно к этому чёрному силуэту был прикован неподвижный взгляд Гайде.

Один из людей К'Халима что–то сказал на языке пустынников, но человек в латах не пошевелился. Тогда янычар осторожно подошёл к нему и опасливо тряхнул за плечо.

На землю с глухим стуком упал шлем. За ним последовали и остальные части латного облачения. Внутри никого не оказалось. Доспехи были пусты.

Побелев лицом, пустынник отшатнулся, судорожно нащупывая на шее какие–то магические обереги.

— С тобой всё хорошо? — спросил Эдуард, дотронувшись до плеча Гайде.

Девушка потрясённо кивнула.

Поднявшись с постели, Эдуард наклонился над телом убитого. Очень скоро он нашёл у него под подбородком татуировку в виде лун–близнецов.

Они нашли его. Лунное братство. Тот, кто платит им, не оставит его в покое. Как наивно было думать, что они с Гайде смогут жить нормальной жизнью!

Эдуард не особенно переживал за себя, но всё ещё помнил тот необузданный гнев, который обжёг его при виде руки убийцы, заносящей нож над возлюбленной. Часть этого гнева до сих пор бурлила в нём. Раньше, чем Эдуард понял, что делает, пальцы схватили мертвеца за горло, оторвав того от земли.

— Кто заплатил тебе? — спросил юноша сквозь зубы.

Люди К’Халима тревожно переглянулись.

— Говори мне, — продолжал Эдуард, сотрясая бездыханное тело. — Говори мне!

— Мухтади, — обратился к нему один из мечников, с трудом подбирая слова, — по–моему, он…

— Говори! — выкрикнул Эдуард, и на мгновение шатёр сотряс налетевший откуда–то порыв ветра. Факел одного из кочевников погас.

В наступившей полутьме загорелись два ярких, мертвенноголубых глаза. Они принадлежали мёртвому убийце. Протяжно захрипев, он забился в руках Эдуарда.

— Говори! — гневно продолжал юноша, сжимая в руках мёртвую плоть.

На этот раз оба мечника попятились в суеверном ужасе. Мертвеца сотрясали страшные судороги, а из горла вырывались нечленораздельные звуки и тошнотворное бульканье.

На плечо Эдуарда легла мягкая девичья рука.

— Довольно, любимый, — произнесла Гайде, — не мучай этого несчастного.

Её нежность, её спокойствие потушили неистовый пожар, ревущий в душе юноши. В тот момент, когда он отпустил шею убийцы, тело мертвеца вновь стало недвижимо. Ледяной свет исчез из пустых глаз, а голова упала обратно на бордовый песок.

Эдуард посмотрел на пустынников. Те, не смея бежать, буравили его изумлёнными взглядами, в которых ужас смешивался с почти религиозным восторгом.

— Приведите ко мне К'Халима, — сказал Эдуард. — Сейчас же!

— Мухтади, ночь над песками, — робко возразил один из них. — Наба отдался сну.

— Ну, так разбудите его, — велел Эдуард тоном, не терпящим дальнейших пререканий.

Он был уже не жалким беглым каторжником. Не дахилом из западных земель. Он был лордом Колдриджем, законным правителем Простора!

Опасаясь прогневать его, люди К'Халима удалились выполнять поручение. После увиденного никто из них не осмелился больше возражать.

Эдуард поднялся и крепко обнял Гайде. Она всё ещё дрожала от испуга в его руках.

— Твой отец здесь?

— Да, — ответила она, — скоро он отправляется на север, в Тайный город. Наверное, он уже слишком стар, чтобы стать тёмным, но такого человека, как он, там всегда примут с почётом.

— Я хочу, чтобы ты поехала с ним.

— Отчего ты желаешь этого, вода моей жизни? Или мы не принадлежим друг другу?

Он провёл мозолистой рукой по нежной коже её смуглой щеки. Как могла подумать она такое?

— Нет ничего, что я желал бы больше, чем держать тебя в своих объятиях, но у меня есть враги, которые могут навредить тебе. — Он умолк, погрузившись в хмурые мысли. — Ты — моё сердце. Никто не сможет жить без сердца.

— Тогда как я смогу сделать это? — Она упала на его широкую грудь. — Куда бы ни вела твоя дорога, я желаю быть рядом и разделить её.

Они провели друг с другом всего несколько дней, но Эдуарду уже казалось, что это была целая жизнь. Судьба или хрупкая страсть молодой любви? Он не мог ответить на этот вопрос. Сейчас юноше хотелось лишь уберечь Гайде от любых невзгод, грозящих ей. Он не допускал даже мысли о том, что может потерять её навсегда.

В шатёр вошёл К’Халим. На поясе пустынника висел кривой меч. Скользнув взглядом по мёртвому телу, он обратился к Эдуарду:

— Мне рассказали о случившемся. Вы невредимы?

— Я хочу, чтобы ты созвал хурал, — твёрдо сказал Эдуард. — Сейчас.

— Но многие вожди ещё не прибыли, — возразил кочевник, — собрание не будет полным.

— Мы не знаем, придут ли они вообще, — ответил Эдуард. — Обойдёмся теми, кто есть.

Он ожидал, что К’Халим будет возражать, ведь была середина ночи, но кочевник не сделал этого.

— Что сказать мне им?

Заглянув в тёмные глаза Гайде, Эдуард увидел в их глубине лишь нежность, любовь и безграничную веру в своего долгожданного избранника.

— Скажи, что их призывает муаз'аммаль, — ответил юноша.

* * *

Ярви слышал о том, что случилось в шатре Эдуарда, но сейчас он был вынужден доверить жизнь юного Колдриджа ему самому.

Скользя между повозками, шатрами и юртами, он преследовал человека в мешковатой одежде, спешащего, как он был уверен, к своему господину.

Усатый толстяк в полосатом бурнусе то и дело опасливо оглядывался назад, но не мог заметить своего преследователя. Бесшумной тенью вор скользил по его следу, замирая в укрытии всякий раз, когда ему чудилась опасность.

Миновав несколько общих навесов и стойло верблюдов, толстяк надеялся окончательно замести следы, прежде чем исчезнуть в богато украшенном шатре.

Оказавшись рядом, Ярви прокрался вдоль стены плотного полотна, внимательно прислушиваясь к тому, что происходило внутри. Говорили на языке пустыни, но Трёхпалый прекрасно понимал каждое слово.

— Проклятье! Сами предки хранят этого человека!

— Ты думаешь, они прислушаются к его словам?

— Лучше бы им этого не делать.

— Они суеверны. Если он сможет доказать, что…

— Тогда придётся действовать. Нам не простят промедления. Слишком многое поставлено на карту.

— Да, но оазис…

— Плевать на оазис. С такой поддержкой все земли к востоку от Трещины будут нашими.

— Я… прослежу, чтобы мои люди были готовы…

Последний глупец догадался бы, что готовится что–то скверное. Именно этого и опасался Ярви. Не все наибы покорно уступят власть. Тем более если найдётся человек, который щедро заплатит за голову наследника безумного графа.

Внезапно ухо резанул грубый, гортанный окрик. Один из янычаров, охраняющих шатёр, заметил лазутчика и поднял тревогу.

Выругавшись, Ярви поправил капюшон и метнулся прочь. На его пути вырос громила в остроконечном шлеме. Вопреки обычаю он тут же попытался зарубить нарушителя ятаганом. С трудом уклонившись от смертельного удара, Ярви резко метнул нож в шею стража и скрылся в тени шатров. Вслед ему летели стрелы, окрики и проклятия.

* * *

Соборный шатёр поддерживали больше двух десятков опорных жердей. Сшитый из тщательно выделанных верблюжьих шкур, его всегда устанавливали таким образом, чтобы четыре входа смотрели в разные стороны света. Стараниями местных жителей, охранителей вод, он был выстроен два дня назад, но отсутствие части вождей не позволяло начать совет.

Центральную часть внутреннего убранства занимала широкая низкая жаровня. Мерцающие красным жаром угли становились символическим центром мира, вокруг которого усаживались правители пустынных племен.

Когда Эдуард, облачённый в чёрную броню хранителя, появился у восточного входа, вожди уже ожидали его. Гайде не сопровождала своего возлюбленного, ведь обычай запрещал женщинам присутствовать на столь высоком собрании.

Сжимая в руке шлем, Эдуард прошёл на своё место. Наибы проводили его внимательными и оценивающими взглядами. Под сводами шатра их собралось чуть больше дюжины. Одни были ровесниками К'Халима, другие вполне годились ему в отцы.

После того как Эдуард занял своё место, один из наибов, бородатый здоровяк с проседью, хлопнул ладонью по невысокому столу, что–то гневно выкрикнув на языке кочевников. К'Халим спокойно ответил ему, по–видимому призывая к порядку.

Здоровяк насупился и вновь опустился на атласные подушки, скрестив на груди толстые руки, усеянные золотыми браслетами и перстнями.

Эдуард был уверен, что услышал в речи бородача слово «дахил» и собственное имя, сильно искажённое пустынным диалектом.

— Не все здесь разделяют мою уверенность на твой счёт, — тихо пояснил К’Халим, когда слуги внесли блюда с финиками и напитки. — Для многих ты всё ещё чужак, чьё присутствие на хурале оскорбительно.

Эдуард поставил шлем на стол и поднялся, возвысившись над собранием.

— Почтенные вожди, — начал он, окинув взглядом присутствующих. — Как вы все знаете, меня зовут Эдуард Колдридж. Мне неизвестен язык пустыни, а потому нам придётся объясняться словами западного королевства. Надеюсь, вы не сочтёте это за оскорбление.

— Неслыханно! — воскликнул худощавый молодой пустынник, облачённый в шитый золотом белый халат с широким блестящим поясом. — Саг–ша'ар, твоё имя звучит честью в моих устах, как и имя твоего почтенного отца. Скажи, почему этот мухтади считает себя достойным подавать голос в центре мира?

Эдуард понял: наибы явились на хурал не ради него. Они пришли, потому что К'Халим созвал их, воспользовавшись правом вождя. Кто из них поверит, что он муаз'аммаль?

— Я имею право держать перед вами слово, — жёстко возразил Эдуард. — Это моё право рождения, право наследника лорда Натаниэля Колдриджа, моего отца. Я пришёл напомнить вам о вашем долге перед моим именем и моим домом.

К своему удовлетворению, Эдуард отметил, что на старшее поколение наибов его слова произвели впечатление. Некоторые из них, суровые и бывалые войны, подобные О'Кейлу, виновато опустили глаза, избегая его горящего взора.

— Я не знаю, о чём ты говоришь, мухтади, — ответил всё тот же белый вождь. — Я не знал твоего отца, и я не знаю тебя. Пусть прошлое само хоронит своих мертвецов. Мы ничего не должны тебе, Человек с запада.

— Не говори за всех, Окам–ша’ар, — подал голос сухой старик, годящийся Эдуарду в деды. — Я знал Натаниэля из дома Колдридж. Достойный муж, хороший воин. Он победил Заира Погонщика в честном бою, забрав себе его жену. Я был на том хурале и прекрасно помню, что мы обещали ему тогда. Помню, к своему стыду.

— Варик–ша'ар, ты можешь помнить что тебе угодно, — не сдавался Окам. — Меня не было на том совете, и я ничего не обещал безумному графу.

Эдуард отметил про себя, как ловко Окам говорит на языке королевства. Свойственный другим наибам акцент у него почти отсутствовал, что говорило о долгой практике. Не вёл ли белый вождь дел с купцами Простора? И не вёл ли он дел с Винсентом Дювалем, занявшим трон Дубового чертога?

— Твой отец обещал, — возразил другой долгожитель, дородный мужчина с пышными усами и широким мятым лицом. — Или ты не отвечаешь за слово своего предка?

— Как ни крути, а прошлое настигает человека, — продолжил свою мысль старый Варик. — Мыслю я, что многие не пришли сюда сегодня, опасаясь, что юноша этот ткнёт их носом в собственное бесчестье. Его отец действительно долгие годы помогал нам, а мы бросили его в момент нужды, обрекая на гибель.

— Откуда же ему известно о том уговоре? — вновь вопросил Окам. — О'Кейл поведал ему? Кто мог знать о нём, кроме вас, старцы?

Мне это подозрительно. И потом; почему человек этот называет себя наследником графа? Или наследование у вождей королевства уже не распространяется от отца к старшему отпрыску?

— Что вы имеете в виду, почтенный Окам–ша'ад? — спросил другой вождь, бородатый воин, лысую голову которого украшал длинный рваный шрам, оставленный то ли когтем зверя, то ли орудием недруга.

— А вы не слышали? Его брат Грегори, истинный наследник безумного графа, был недавно схвачен на Восточном тракте. Какие–то дикари, подвизавшиеся служить их королю, утащили его в столицу. Чернокровые. — Окам презрительно сплюнул в жаровню, произнося это слово.

Эдуард стоял как громом поражённый. Грегори жив? Как такое может быть? Почему он ничего не слышал об этом? Почему брат не пытался вытащить его с каторги? А может, он не знал? Нет, он должен был об этом знать. Как же справедливость? Как же поруганная честь семьи? Кто, как не первый наследник, должен был отомстить за неё?

У Грегори и Эдуарда были разные матери, и дети никогда особо не ладили, но это не отменяло кровного родства. На протяжении двух долгих лет, проведённых Эдуардом в застенках Гнезда Олофа, он был уверен, что брат мёртв, что он сгинул на войне. А как иначе, если учесть, что он и пальцем не пошевелил, чтобы помочь младшему родичу? Во всяком случае, так теперь это видел сам Эдуард.

— Сейчас это не важно, — рассудил Варик. — Если Грегори Колдридж попал в руки королевского сектома, его можно считать мёртвым.

— Духи сказали мне, — тихо ответил Эдуард, захваченный своими мыслями. — Союз, некогда заключённый моим отцом и вашими народами. Мне поведали о нём духи.

Повисло молчание. Наибы племён смотрели на Эдуарда. Одни — с любопытством, другие — с равнодушием, третьи — с недоверием.

— Люд молвит, будто ты — муаз’аммаль, — подал голос потягивающий трубку старик, сидящий прямо напротив Эдуарда. — Так ли это?

Лицо этого человека чем–то неуловимо напоминало Хазара. Резная трубка в тощей руке добавляла сходства. Голову украшал тонкий тюрбан, а подбородок серебрился короткой седой щетиной.

Заглянув в карие глаза старца, Эдуард припомнил одно из своих видений. Залитое кровью знамя Колдриджей, реющее над горящими полями. Было ли это картиной прошлого, или духи показали ему будущее?

— Я не знаю, — честно признался Эдуард.

— Бабкины сказки, — отрезал Окам. — Духи не выигрывают войн. Их выигрывают солдаты. Сколько у тебя воинов, Эдуард Колдридж?

— Полторы тысячи, — ответил за него К’Халим.

— И что вы собираетесь сделать против многотысячной королевской армии? — не унимался молодой наиб.

Подал голос угрюмый здоровяк, сидящий рядом с Вариком. Вопреки просьбе Эдуарда он говорил на пустынном языке. К'Халим шёпотом перевёл сказанное.

— Это Джахид Эль'Гурук, сильный вождь. Он говорит, что в королевстве разлад. Многие восточные землевладельцы недовольны новым управителем, а на обезглавленном севере зреет смута. Основная часть королевской армии отошла к Железным горам, другая защищает великую стену на западе. Если ударить сейчас, можно дойти до самой столицы.

— Нас слишком мало, — возразил Окам. — Мы не можем так рисковать. Пока что глаза короля направлены на запад. Зачем нам привлекать его внимание? Время Небесной Дюжины давно прошло.

— Ты молод, Окам. Ты не знаешь времён, когда земли от Трещины до Матери озёр и рек принадлежали нам, наибам великого ханства. Власть кагана, великого Бах'Руссана, отца Двенадцати, простиралась от Восхода до Петры. От зубцов Карас'Гар до внутренних островов. Ты забыл, что такое честь, что такое гордость…

— Не рассказывайте мне о чести, старики, — на лице Окама появилась гримаса отвращения, — не я нарушил воинскую клятву, когда безумец поднял своё восстание. Это сделали вы.

— Мой отец не был безумцем, — отрезал Эдуард.

— Он обещал нам поддержку ещё одной провинции, — возразил тучный обладатель огромных усов, словно ища оправданий. — Её так и не последовало. Ввязываться в бой с короной было чистым самоубийством.

— Твои люди всегда избегали драки, Хусри–ша’ар, — поддел его молодой наиб из окружения Окама.

За толстяка вступился другой вождь, сказавший что–то не менее обидное на языке пустыни. Слово за слово, в шатре поднялся настоящий гам. Эдуард не понимал, что говорили друг другу наибы, а К’Халим просто–напросто не мог перевести всех их эмоциональных перебранок.

Эдуард почувствовал их присутствие. Незримые спутники обволакивали его, нашёптывая свои холодные слова. К своему удивлению, юноша заметил, что начинает понимать язык кочевников. Отрывистые, незнакомые и чуждые уху слова каким–то образом начинали складываться в понятные образы и значения.

Он услышал, что думали они о нём и о его отце. Шатёр наполнился взаимными упрёками и претензиями. Вспоминая старые обиды, наибы словно пытались больнее ужалить друг друга, доказав превосходство своего племени над соседом. Никто здесь не искал истины. Никто не жаждал справедливости. Окам оказался прав: времена Дюжины канули в вечность. Своя рубаха ближе к телу.

Гнев пришёл не сразу, но, вспыхнув, он мгновенно захлестнул Эдуарда обжигающей волной. Юноша так и не понял, была ли это его ярость, или она пришла извне, со стороны незримых спутников, чей шёпот преследовал его в ночи.

— Довольно, — произнёс Эдуард, но наибы слишком увлеклись словесной баталией, чтобы обратить на него внимание.

Поддавшись душевному порыву, Эдуард с силой ударил ладонями по столу.

— К'хангалтай!

Слово было почти осязаемо. Внезапно на шатёр словно налетел порыв ураганного ветра, раскидавший пологи и потушивший несколько факелов. В повисшей тишине затихало многоголосое эхо, от которого мурашки пробегали по коже.

Эдуард знал, что наибы почувствовали их присутствие. Их прикосновение. Услышали их неистовый шёпот.

— Вы забыли о долге, — произнёс Эдуард, и никто не посмел ему возразить. — И я говорю не о долге перед моим отцом. Я говорю о долге перед ними. Узнав правду, мой отец не побоялся поднять меч на своего собственного короля. Вы знаете правду с самого рождения и живёте так, словно ничего не происходит. Где были бы вы сегодня без них?

Наибы молчали. Слова юноши в чёрных доспехах падали на них, как тяжёлые каменные плиты.

— Завтра в это же время мы вновь соберёмся здесь, — продолжил Эдуард, — и тогда я надеюсь получить ваш ответ, благородные сыны песков. Покажите же мне, что мой отец умер не напрасно.

Закончив речь, Эдуард поднялся, взял шлем и вышел в ночь, оставляя за спиной лишь молчание потрясённых, взволнованных и сбитых с толку людей. Забрезжил рассвет.

 

Глава девятнадцатая

Под покровом солнца

Издав робкое шуршание, с развалин древней стены осыпалась горсть камней. Она была потревожена резким движением когтистой лапы, ухватившейся за уступ.

Наверху показалась лысая, покрытая сетью уродливых шрамов голова. Физиономия пожирателя сморщилась под лучами солнца, словно она была виноградом, который стремительно превращался в изюм. Весьма злобный и отвратительный изюм.

Ему показалось, что повеяло каким–то чужим, незнакомым запахом. Кривой нос с обрубленным кончиком словно ощупывал влажный осенний воздух. Похожий на летучую мышь, пожиратель подслеповато принюхивался, вцепившись в стену под собой всеми четырьмя лапами. Разница между ногами и руками у него угадывалась с трудом.

Удостоверившись, что нюх не обманул его, пожиратель хотел было издать гортанный клёкот, поднимая тревогу в логове, но не успел. Стрела пронзила шею беззвучно и безжалостно, обрывая жизнь уродливого создания Мёртвых земель.

Тишина. Убедившись, что выстрел никого не потревожил, Ош покинул укрытие и прокрался ближе к руинам. Босые ступни орка чувствовали каждую трещинку, каждый камушек под ногами. Он специально снял сапоги, чтобы двигаться предельно бесшумно.

Зора с Каршасом заходили с другой стороны. Они должны были обезвредить часовых, открывая основным силам путь для внезапной атаки. Ош понимал, что если пожиратели проснутся, то Ургаш вряд ли успеет прийти на помощь.

Орк извлёк стрелу, подав сигнал, что можно идти дальше. Уничтожающее тени холодное осеннее солнце находилось в зените.

Развалины Кромова камня были обширны, почти величественны. Когда–то руки людей сложили эти стены из тёмно–серого базальта, но время и непогода раскрасили камень другими цветами. Собиравшаяся в ямах вода отражала стылое небо. По источенной ветром кладке карабкались цепкие красно–фиолетовые вьюны, соседствующие с мохнатыми пятнами зелёного и бурого мха.

Сотни лет назад люди оставили эту стройку. Была ли причиной тому губительная магия, сила которой возросла со временем, или люди отступили перед угрозой нынешних обитателей руин? Теперь уже никто этого не знал.

Подобно огромному гнилому зубу Кромов камень торчал на вершине крутого скалистого выступа, поросшего колючим кустарником, листья которого пожухли, но не опали. Безмолвным свидетелем краха человеческих амбиций мертворождённый замок неспешно путешествовал сквозь столетия, медленно растворяясь в вечности.

«Мы стояли здесь до твоего рождения, — как будто нашёптывали орку холодные камни, — мы будем стоять здесь после твоей смерти».

Пожиратели на свой лад разукрасили убранство развалин. Повсюду виднелись нагромождения костей и черепов — чёткий сигнал держаться подальше от этого места. То ли мусорные кучи, то ли могильные знаки или племенные обереги — они навевали смертную тоску и, казалось, убивали само желание жить. На стенах виднелись непонятные изображения и загадочные символы, намалёванные углём, известью и кровью. Некоторые из них повторялись.

Сквозь дым и зловоние грязных тел угадывался тошнотворный смрад разложения.

Когда Ош оказался внутри, его взгляду предстали жилища пожирателей. Безобразные нагромождения из хвороста, костей и шкур неведомых созданий напоминали огромные крысиные гнёзда. Они зловеще смотрели на орка чёрными дырами нор.

Но большая часть пожирателей всё же спала на улице. Во всяком случае, Ош надеялся, что так и было. Сгрудившись под защитой полуразрушенных стен и грубых навесов, мерзкие твари старательно укрывались от солнца.

Впервые к Ошу пришло понимание того, что пожиратели не просто жертвы магии. Орки королевства сотни лет жили бок о бок с людьми. Сами того не замечая, они впитывали язык, ремёсла и культуру ненавистных соседей. Орки Мёртвых земель были совсем другими. Предел изолировал их. Совсем одни, они веками боролись с этим жестоким местом, пока невзгоды, тёмная магия и ненависть не свели их с ума, превратив в чудовищ.

Аккуратно ступая, Ош прокрался через логово к тлеющему кострищу. На грубом деревянном вертеле лениво коптилась чья–то выпотрошенная и ободранная туша.

Просмолённый наконечник быстро вспыхнул в углях. Ош натянул тетиву и бесшумно выпустил огненную стрелу вверх, показывая, что путь свободен. Пожиратель, спящий рядом с кострищем, недовольно хрюкнул и заворочался, но не проснулся.

Вскоре на пороге Кромова камня показались орки Ургаша. В боевом облачении и доспехах, они старались ступать максимально осторожно, пробираясь в самое сердце руин. Согласно плану, первая же атака должна была уничтожить большинство врагов. С оставшимися уже можно было справиться и в открытом бою.

На осыпавшихся стенах чернели фигуры лучников. Их лица были закрыты глубокими капюшонами из сыромятной кожи и звериных шкур. Ош надеялся, что солнце не сильно помешает им в стрельбе. Сам он давно заметил, что светило утратило над ним былую власть. Разумеется, тут не обошлось без вмешательства Безымянного, окрасившего глаз орка в цвет небесной лазури.

Внезапно с другой стороны развалин донёсся омерзительный вой пожирателя. И сразу вслед за этим — звуки боя.

— Проклятье! — выругался Ош, выпуская стрелу в одного из дикарей, который, проснувшись, немедленно бросился на него.

К облегчению орка, сражённый стрелой пожиратель рухнул замертво.

Ургаш издал боевой клич. Его спутники набросились на пробуждающихся, стараясь прикончить как можно больше тварей, пока те не схватились за оружие.

Бегло отступая, Ош выпускал стрелу за стрелой, пока колчан не опустел. Смертельным дождём сверху ударили лучники, пригвождая ошеломлённых врагов к земле.

Что пошло не так? Кто поднял тревогу? Неужели Зора и Каршас попали в переплёт?

Сбоку на Оша бросилась тёмная фигура. В воздухе её перехватила тяжёлая палица, дробящая кости и рвущая плоть. Безжизненным мешком пожиратель рухнул на землю.

— Хватит ворон считать! — взревел Ургаш, ловко швырнув Ошу меч. — Руби!

Россыпь тёмных нор изрыгала из недр уродливых жилищ всё новых и новых врагов. Как дикие животные, они выскакивали наружу на четвереньках, шипя и болезненно щурясь от солнечного света. Со стен на них тут же обрушивались чёрные стрелы.

С боевым кличем на поле боя показались остальные лазутчики. Зора старательно орудовала своим смертоносным копьём. Её спину прикрывал Каршас. Стрелы у него кончились, и теперь руки коротышки сжимали кривой нож и короткий топорик.

— Что там у вас случилось? — крикнул Ош, пробившись к ним.

— Это не мы! — огрызнулась Зора, отправив одного из пожирателей на тот свет точным ударом в горло. — Там был кто–то ещё!

Плечо Оша содрогнулось от удара костяной палицы, но броня смягчила удар. Резко развернувшись, он отмахнулся мечом почти вслепую. Описав блестящую дугу, клинок рассёк злобную морду пожирателя, взметнув в воздух фонтан чёрной крови.

Слева на Оша бросились ещё двое. Удар одного он успел парировать. Другого сбил с ног Каршас. Вонзив нож между костяными пластинами панциря дикаря, коротышка принялся что было силы орудовать топором.

Отбив несколько яростных ударов напоминающего клюв оружия, Ош хотел контратаковать, но его противника сразила стрела одного из лучников. В следующее мгновение на него напали ещё двое пожирателей, показавшихся из недр развалин. Зора тут же присоединилась к нему, уравняв шансы.

И без того тёмные камни чернели от крови. Воздух наполнился звоном стали, воплями, хрустом крошащихся костей. Лишённые поддержки загадочного снадобья, твари оказались уязвимы для хорошо вооружённых и организованных орков королевства.

— Мы сильнее! — ревел Ургаш, всецело отдаваясь жару битвы.

Невзирая на тяжёлые потери, твари не отступали, вновь и вновь отчаянно бросаясь на нападающих. Казалось, сам страх превращался в слепую ярость, наполняющую каждый их крик, каждый удар.

Орки оказались в самой гуще сражения. Двум дюжинам пожирателей удалось оттеснить Ургаша, отрезав Оша, Каршаса и Зору от основных сил. Спиной к спине, орки яростно защищались, когда со стороны северных ворот хлынули новые твари.

Ош понял, что судьба их висит на волоске, но в этот самый миг позади пожирателей выросла тёмная фигура рыцаря. Во всяком случае, Ошу показалось, что это был рыцарь.

Закованный в тёмные доспехи воин стремительно атаковал пожирателей, врезавшись в их нестройные ряды, как боевая секира крушит хрупкий лёд. Огромный, в человеческий рост меч рассёк воздух с протяжным гудением. Ош был уверен, что чудовищный удар разрубил надвое по крайней мере с полдюжины врагов.

— Это кто? — спросил Каршас, отбиваясь от сыплющихся со всех сторон ударов.

— Не знаю! — признался Ош, отразив наручем костяную дубину очередного недруга. Стальная молния его клинка разила, не зная усталости. Он чувствовал, как с каждым ударом внутри пробуждается частичка Безымянного. Дух словно ощущал жар сражения, украдкой наполняя тело орка своей леденящей, неведомой силой.

Тем временем незнакомый рыцарь продолжал сеять вокруг себя смерть. Тяжёлый двуручный меч косил тварей с губительной мощью серпа, срезающего созревшие колосья. Лишённые рук, ног и голов, разрубленные надвое, твари падали на древние камни, сотрясаясь в ужасной агонии.

Ургашу удалось сокрушить оборону пожирателей, и лазутчики вновь воссоединились с отрядом. Сплочённые вокруг вождя, орки бились уже совсем не так, как когда–то в банде безликих. У них появилась та смертоносная слаженность, которую Ош не раз видел в войске людей. Впрочем, никуда не делось и неистовое упоение битвой — его орки чувствовали всякий раз, когда приходилось браться за оружие. Они не могли сопротивляться зову дикой крови.

Силы пожирателей стремительно таяли, пока последний из них не рухнул замертво на окровавленные плиты развалин. Ошу не давали покоя их смерти. Да, они были монстрами, но всё же оставались дальними родичами. Разве виноваты они в том, что с ними сделала эта земля? Они виделись орку невольными жертвами чего–то страшного. Жертвами, которым он никак не мог помочь.

От горьких мыслей орка отвлёк жалобный скрип металла и клацанье сабатонов по каменному полу. Латные перчатки сжали стальную рукоятку. Подняв меч перед собой, загадочный рыцарь приближался к оркам. Солнце не могло сверкать на его латах. Даже через пятна тёмной крови пожирателей было видно, что сталь доспехов давно утратила блеск, покрывшись вмятинами, царапинами и ржавчиной. Сколько битв пережила эта броня? Сколько жизней отнял этот чудовищный меч?

Перехватив палицу, Ургаш заметно напрягся. Орки за его спиной не спешили опускать оружие.

Перчатка, поднятая в клятвенном жесте. Наполовину стёршийся герб, украшающий левый наплечник рыцаря, показался Ошу смутно знакомым. Орк вышел вперёд, призывая соплеменников к спокойствию. Здесь может понадобиться любая помощь, а кто подходит на роль помощника лучше, чем враг твоего врага?

— Я — Ош, — сказал орк, приложив руку к груди. — Мы не желаем ссоры.

Он не мог судить о реакции загадочного рыцаря, ведь лицо его закрывала неумолимая сталь полного шлема. В монотонной поступи было что–то неестественное, от неё хотелось бежать прочь без оглядки. Однако Ош, призвав на помощь всё своё мужество, вернул в ножны меч.

Как только гарда ударилась о серебряное устье ножен, безмолвный рыцарь остановился. Повисло молчание.

— Вы несёте знак достойного дома. — Низкий голос, звучащий из тёмной глубины доспехов, был похож на глухой удар колокола. — Кто вы?

Ош понял, что рыцарь говорит об изображении чёрной башни, украшающем щиты и кирасы, полученные орками в Крепости Наблюдателя. Доспехи раньше принадлежали стражникам Предела, а потому были отмечены гербом герцога.

— Мы служим королю людей, Конраду Молчаливому. — Ош снял с пояса эмиссарскую грамоту, продемонстрировав рыцарю печать с гербом Серокрылов. — Наш путь лежит в древние развалины на северо–западе отсюда. Вы поможете нам, сир?

Он ответил не сразу, словно пытаясь осознать сказанные ему слова.

— Да, — наконец коротко произнёс незнакомец.

— Можем ли мы узнать ваше имя? — спросил Ош, стремясь скрепить нежданный союз.

— Моё имя — Гилберт Гловер, — ответил рыцарь, опустив меч клинком вниз. Только тогда Ош заметил, что конец лезвия отломан.

— Надо же, — грубо усмехнулся Ургаш, пряча палицу за спину, — вот уж не думал, что мы здесь встретим союзника, да ещё и человека!

Ош уже прекрасно знал эту усмешку. Демонстрируя доверие, Ургаш ни на минуту не спустит глаз с их нового знакомого.

— Уходим на закате, — как–то отстранённо подытожил сир Гловер.

Рыцарь отошёл в сторону и уселся на каменный блок. Тяжёлый двуручный меч с гардой, украшенной рубиновым глазом, лёг на стальные колени. Его владелец словно превратился в статую.

Похоже, что он не собирался ни снимать с себя доспехи, ни стирать с клинка тёмную кровь павших врагов.

Только тогда в памяти Оша что–то щёлкнуло. Королевский турнир. Клятва Гловера. Он стоял, не в силах оторвать взгляда от человека в доспехах. Рядом Ургаш распоряжался сжечь тела пожирателей, пока они не привлекли сюда местное зверьё.

— Знаешь его? — спросила Зора, подойдя к Ошу.

Похоже, что жаркая битва немного развеяла её обиду, но сейчас орк этого даже не замечал. Он пытался разглядеть в прорези шлема глаза рыцаря, но не смог этого сделать.

— Да, — ответил Ош севшим голосом, — возможно. Помнишь мою легенду на королевском турнире, когда я скрывался под доспехами лорда Олдри? Так вот, похоже, что это тот самый Гилберт Гловер, железный рыцарь. Локвуд рассказывал мне о нём. Марш мертвецов, второй поход в Мёртвые земли. Никто из их участников не вернулся. Он дал клятву меча, отказался разоблачаться от своей брони и вкладывать в ножны оружие до тех пор, пока Мёртвые земли не станут владениями короны.

— И что с того? — буркнула Зора, начиная терять интерес.

— Он пропал без вести, как и весь его отряд. — Ош сделал паузу, вспоминая слова старого ключника и что–то прикидывая про себя. — Это было… примерно двенадцать зим назад.

 

Глава двадцатая

Мираж

Шаги были тихими, почти неслышными, но чуткое ухо Эдуарда сумело уловить их. Очередной убийца, подосланный лунным братством? Юноша протянул руку, стиснув рукоятку изогнутого меча, доставшегося ему от поверженного О'Кейла.

На этот раз Эдуард не волновался за Гайде. Девушки не было, а он сделает всё быстро, так, что никто даже не узнает.

Разрезая толстые нити, из полотна стены выросла стальная полоска ножа. Тихо и аккуратно лезвие поползло вниз, создавая проход для убийцы.

Эдуард затаился рядом, держа наготове оружие. Когда короткий клинок исчез, показалась голова, покрытая тёмным капюшоном. На неё тут же обрушился меч, но нежданный гость, словно ожидая подобной атаки, стремительно кувырнулся вперёд, уходя из–под удара.

Осознав, что сталь не поразила цель, а элемент неожиданности утрачен, Эдуард вновь занёс клинок, ринувшись на врага. Тот резким и удивительно ловким движением поднырнул под нападающего. Всё, что успел почувствовать юноша, — это хватка на запястье и удар ноги под колено. В следующее мгновение убранство шатра, промелькнув перед глазами, ушло куда–то вверх, и он оказался распростёртым на песке. Загадочный гость оседлал его сверху, не давая пошевелиться. Сильная рука зажала рот.

— Ни звука.

Эдуард не успел запаниковать. Теперь он увидел лицо «убийцы». Это был Ярви.

— Проклятье, Ярви, я же чуть не убил тебя, — зашипел на него Эдуард, когда рука вора позволила ему говорить.

— Ты не смог бы меня убить, даже если бы я был смертельно пьян, — прошептал в ответ Трёхпалый, но не улыбнулся.

Поднявшись на ноги, Ярви аккуратно выглянул за полог, убедившись, что их возня не потревожила стражников К'Халима.

— Что за игры? — спросил Эдуард, отряхивая песок с одежды. — Ты не мог войти через дверь?

— Не знаю, кому можно здесь доверять, — ответил вор, плотно задёрнув вход. — Нам нужно убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше.

— Вы опять поцапались с К'Халимом? Я поговорю с ним, и…

— В навозную яму К'Халима. — Ярви достал из сундука перекидную сумку и стал торопливо набивать её походным скарбом. — Здесь назревает что–то по–настоящему скверное. Врубаешься, приятель? Нужно рвать когти.

Трёхпалый выглядел действительно взволнованным, и часть его тревоги неизбежно передалась Эдуарду.

— Это что, кровь? — спросил юноша, указывая на пятно, темнеющее на старом бурнусе.

— Не переживай, — отмахнулся Ярви, — она не моя.

В голове Эдуарда тут же возникла вероятная картина того, что произошло. Память услужливо подсказала слова К’Халима, — в священной земле оазиса запрещено поднимать оружие на человека.

— Проклятье, Ярви, во что ты вляпался на этот раз?

Уловив ход его мыслей, Трёхпалый поднял на Эдуарда встревоженные зеленовато–карие глаза и нахмурился:

— Лучше подумай, во что вляпался ты, Эдуард Колдридж.

— Я не могу сейчас уйти. Наибы должны дать мне свой ответ. Да и Гайде…

— Ответ? — Похоже, Ярви готов был рассмеяться. — И что потом, а? Думаешь, они вот так просто сделают тебя или твоего дружка К'Халима новым каганом? Думаешь, что они дадут тебе войско, с которым ты сможешь вернуть Простор?

— Я…

— И как ты вообще себе это представляешь? Возьмёшь Восток огнём и мечом? Этого хотел бы от тебя твой папаша?

Эдуард не знал, что ответить. Он хотел объяснить, что это всё гораздо больше и значительнее, чем видит Ярви, но не знал, с чего начать.

— Впрочем, можешь не отвечать, потому что этого всё равно не случится. — Завернув в кусок полотна пригоршню фиников, он запихал их в сумку. — Они не станут делиться властью, смекаешь? Если мы не уйдём сейчас, здесь прольётся кровь. Много крови.

— Ты сгущаешь краски. Даже если кто–то из наибов будет недоволен решением остальных, он не посмеет поднять на них оружие. Да и потом, оазис для них священен.

— Готов поставить на это свою жизнь? Готов поставить на это жизнь девчонки?

Снаружи уже приближались голоса. Они звучали гораздо резче и громче, чем обычно. Ярви навьючил на плечо сумки, метнувшись в сторону проделанного им разреза.

— Ну, быстрее! — Он махнул рукой, призывая товарища присоединиться. — Ты идёшь?

— Прости, но… я не могу, — покачал головой Эдуард. — Не сейчас.

Скривив недовольную гримасу, Ярви кинул на Эдуарда прощальный взгляд, в который, казалось, хотел вложить какую–то мысль. В следующее мгновение он исчез.

* * *

Отдёрнув полог, внутрь вошёл К’Халим. Его сопровождали двое янычаров и незнакомый Эдуарду старик в полосатом халате поверх лёгкой полотняной туники, шитой голубой нитью и бисером.

— Где твой друг? — с порога спросил К’Халим.

— Я не знаю, — соврал Эдуард, сразу догадавшись, что речь идёт о Ярви. — Что–то случилось?

Пустынник показал короткий метательный нож, на котором ещё были видны тёмные пятна крови.

— Его видели у шатров наибов. Я не знаю, подслушивал ли он или собирался навредить кому–то, но, когда его пытались схватить, он убил одного из стражей и бежал.

Старик в полосатом халате разразился длинной гневной тирадой на языке кочевников.

— Он нарушил запрет, — продолжил пустынник. — Старейшины Аман–Мусмира вольны требовать справедливой кары.

— Понимаю, это их право, — рассудительно сказал Эдуард.

— Я думаю, что он может быть шпионом. — К’Халим убрал нож в просторный рукав. — Не знаю, кто его хозяева. Род Дювалей, служба короля или кто–то ещё, — в любом случае он опасен для нас.

Хотя однажды они уже обсуждали это, Эдуард всё равно никак не мог поверить словам пустынника. Ярви? Шпион короля? Что за вздор? С каких пор секретная служба прибегает к помощи разбойников с каторги? Эдуард даже не был уверен, что Секретная служба короля существует на самом деле. Зато он не сомневался, что татуировки у Трёхпалого были самыми настоящими. С другой стороны, действительно ли это было истинным лицом Ярви? Что знал он об этом человеке? Ничего.

— Если бы Ярви был прислужником Дюваля, он уже давно убил бы меня.

— Возможно, мы просто не знаем его планов.

— В любом случае я не видел его со вчерашнего дня, — вновь соврал Эдуард, надеясь, что это прозвучало искренне. — Это всё, зачем вы пришли?

— Нет.

К’Халим два раза хлопнул в ладоши, и под свод пустынного жилища вошёл смуглый юноша, сжимающий в руках длинный свёрток. Забрав ношу, пустынник протянул её Эдуарду:

— Дар моего отца.

— О'Кейла? — удивился Эдуард.

— Наследие войны.

Когда Эдуард развернул пыльные шкуры, его глазам предстал превосходный полуторный меч в ножнах чёрной кожи. Оружие не могло похвастать богатым убранством, но одного взгляда на плавно изогнутую гарду и замысловатую оплётку рукоятки хватило, чтобы понять: меч вышел из–под руки настоящего мастера.

— Он сказал, что ты неуклюже обращаешься с шамширом, потому меч королевства будет для тебя привычнее.

«Настолько неуклюже, что отрубил тебе руку, упрямый старик», — подумал Эдуард, но вслух сказал другое:

— Я польщён. Передай своему отцу мою искреннюю благодарность.

— Она ему не нужна, — усмехнулся К’Халим. — Ему будет достаточно знать, что ты позаботишься о его дочери.

— Клянусь жизнью, — с готовностью пообещал Эдуард.

Пустынник удовлетворённо кивнул.

— Тогда оставь меч здесь и следуй за мной.

Эдуард ощутил, как сердце вновь кольнула тревога. Тусклой тенью она преследовала его всё утро. Совпадение? Слова Ярви всплыли в его памяти зловещим предостережением.

«Если мы не уйдём сейчас, завтра или сегодня здесь прольётся кровь. Много крови».

— Наибы собираются, — ответил К’Халим на вопросительный взгляд юноши. — Они приняли решение.

* * *

По пути к месту хурала Эдуард надеялся, что Ярви сможет выбраться из оазиса, избежав рук пустынной стражи. Впрочем, он не сомневался, что вору это удастся.

По словам К'Халима, Гайде пошла навестить отца, который вечером собирался отправиться в Тайный город. Эдуард надеялся увидеть её, чтобы попытаться ещё раз уговорить уехать, но ему это не удалось. Чем ближе был совет наибов, тем больше слова Ярви тревожили его. Что, если тот был прав?

С тех пор как они выбрались из Гнезда Олофа, Ярви ни разу по–крупному не ошибался — ни в людях, ни в событиях. Его бегство означало одно: опасность реальна.

Когда Эдуард вошёл под свод шатра, он заметил, что число наибов осталось прежним. Ни один новый вождь не присоединился к хуралу, но никто не отказался и от участия в нём.

Слово снова взял Нас’Аддин Варик, очевидно выражая мнение большинства. Судя по тому, что рассказывал К’Халим, этот человек мог похвастаться разве что благородством древнего имени. Его племя было вытеснено с исконных земель после войны Дюжины. Теперь оно осталось лишь тенью величественного прошлого.

— Моими устами говорят ша’ар-тат, ведущие народ. — Произнося это, старик скрестил на груди ладони, выражая благодарность за оказанную честь. — Готов ли ты внимать слову многих, Эдуард Колдридж?

— Для этого я здесь, почтенный Варик–ша'ар.

Не зная, как ведут себя в подобном случае, Эдуард повторил жест пустынника. Часть вождей одобрительно кивнули, увидев, что юноша принимает их традиции. Лишь на лице Окама и двухтрёх молодых наибов промелькнула презрительная усмешка.

— Ты напомнил нам про наше слово. Про нашу честь. Тем тяжелее наша вина, если пришлый человек помнит о них крепче, чем мы сами.

Он сделал паузу, как будто стараясь разглядеть что–то в лице Эдуарда.

— Мы поможем тебе, Эдуард Колдридж. Станешь ли ты другом для народа пустыни, когда займёшь место отца?

— Клянусь, — с готовностью пообещал Эдуард. — Мой отец, на свой страх и риск, долгие годы помогал вам. Обещаю быть народу пустыни таким же другом, помощником и защитником, каким был он.

— В таком случае, прежде чем хурал окончится, обычай требует, чтобы я спросил: есть ли здесь тот, кто хочет держать слово? В поддержку либо против решения многих.

Один из присутствующих поднялся. Как и опасался Эдуард, это был К'Зах Окам. Впрочем, ни К'Халима, ни других наибов его выступление, похоже, особо не беспокоило.

— Я скажу.

Заложив большие пальцы за белоснежный шёлковый пояс, украшенный золотой брошью в виде сияющего солнца, наиб двинулся вперёд, начиная свою речь.

— Не желая слушать мои слова, принадлежащие самому разуму, многие идут на поводу у этого… мухтади и его безумных идей…

По интонации Окама было ясно, что на деле он хотел назвать Эдуарда умалишённым, если не хуже.

— Мы живём в совсем другое время, и с западным соседом можно и нужно договариваться. Там есть умные, могущественные люди, с которыми мы легко найдём общий язык. Вы же предаётесь старомодным суевериям и грёзам о прошлом. Слепцы!

— Окам–ша’ад! — возмущённо воскликнул Варик, но Окам перебил его:

— Я не закончил, старик! Не прерывай меня.

Эдуард внезапно похолодел, когда Окам, как извивающаяся змея, прошёл мимо него. Юноша пожалел, что оставил доспехи в шатре. В них он чувствовал бы себя гораздо увереннее.

— Я пытался воззвать к вашему разуму, — продолжал молодой наиб, — но вы остались глухи к голосу будущего.

Он сделал паузу, остановившись за спиной К'Халима. Смуглая рука легла на плечо пустынника.

— К’Халим, ты был мне как брат. Вместе мы обучались танцу клинка у старого Кус'Рулаха. Помнишь ли ты это?

К'Халим Саг молчал.

— В детстве я всегда мечтал скрестить с тобой меч. Жаль, что этого никогда не будет.

Внезапно К’Халим болезненно выгнулся и пронзительно вскрикнул. Из груди пустынника показалось окровавленное остриё короткого меча, вонзившегося ему в спину.

Наибы ахнули от удивления и неожиданности. Такого кровожадного вероломства никто не ожидал. Раздались возмущённые выкрики, многие ринулись прочь из шатра.

Эдуард вскочил с места, потеряв дар речи. В одно мгновение им овладела буря эмоций: гнев, печаль, разочарование, удивление, страх. Ставший родным друг, который принял его, встретив в пустыне, на глазах юноши рухнул замертво. Всё было как в страшном видении. Удар меча сразил К'Халима в самое сердце. Эдуард понял, что убил его. Пусть и рукой Окама.

В порыве ярости рука метнулась к поясу. Пусто. Ни ножен, ни меча, ни кинжала. На хурале никто не носил оружия. Должно быть, Окам заранее спрятал меч под сиденьем К'Халима.

— Ты сошёл с ума! — закричал Варик на языке королевства, то ли желая, чтобы Эдуард понимал его, то ли просто от потрясения. — Убийца! Тебе не сойдёт это с рук!

— Уже сошло, — усмехнулся Окам, вытирая клинок о бурнус мертвеца.

Выходы из шатра преградили янычары–стражники. Не все из них, видимо, участвовали в заговоре и понимали, что происходит. Этого хватило, чтобы немногочисленных преданных воинов постигла участь бедного К’Халима. Клинки собственных соратников оборвали их жизни. Наибы попытались вырваться. Завязалась кровавая потасовка. На потемневший песок падали всё новые и новые жертвы.

Эдуард увидел, что в руках молодых вождей рядом с Окамом тоже появилось оружие. Сомнений не оставалось: заговор был старательно спланирован. И скорее всего, следы его вели далеко за пределы оазиса.

— Это безумие! — истошно кричал Варик, когда подручные Окама схватили его, повалив на землю.

Эдуард замер, лихорадочно пытаясь найти путь к спасению. Раскалённым железом вспыхнули в его сознании воспоминания о предостережении Ярви. Глупец. Каким же глупцом он был, когда не послушал товарища!

— Ну что же ты стоишь? Или ты не муаз'аммаль? — усмехнулся Окам, презрительно глядя на Эдуарда.

К молодому вождю подошли двое янычаров в остроконечных шлемах с кольчужной завесой.

— Взять его, — холодно велел наиб, и его подручные двинулись к Эдуарду.

Стальным жалом в шею одного, затем другого вонзились метательные ножи.

— Беги!

Узнал ли он оружие или голос? Эдуард так и не понял, что произошло раньше. Только вырвавшись из шатра, он осознал, что Ярви вновь спас его. Правда, в кровавой свалке, затопившей всё вокруг, Эдуард не видел вора, а времени на то, чтобы искать его, не было. В спину летели злобные окрики янычаров, пустившихся в погоню за беглецом.

В оазисе царил хаос. Вооружённые до зубов сторонники Окама и его приспешников безжалостно истребляли всех, кто осмеливался оказать сопротивление или представлял угрозу. Растерянные, сбитые с толку люди просто не знали, что делать.

Это была не битва. Это была резня.

Эдуард спешил туда, где, насколько ему было известно, находился шатёр О’Кейла. Все мысли юноши сейчас занимала судьба Гайде.

Завернув за перевёрнутую телегу, Эдуард словно налетел на стену. Мир померк, в ушах зазвенело, а лицо будто стянула тупая, тянущая боль. Придя в себя, он обнаружил, что лежит на земле. Над ним высились двое янычаров, с круглыми чеканными щитами. Должно быть, именно с таким стальным диском повстречался Эдуард, проявив неосторожность.

Рука снова метнулась к поясу в поисках оружия и, ясное дело, снова его там не нашла.

В глазах двоилось. Поддавшись на мгновение голосу паники, Эдуард, отталкиваясь ногами, отполз назад, пока не упёрся затылком в какие–то ящики и тюки.

Внезапно между ним и янычарами выросла тёмная фигура. Сначала Эдуард решил, что это Ярви, но, увидев движения, оборвавшие жизни прислужников Окама, понял, что ошибся.

— Ну, что же ты разлёгся?

Солнце заслонило знакомое бородатое лицо О’Кейла. На мгновение Эдуард решил, что старик поможет ему подняться, но тот сунул юноше в руки свой подарок — полуторный меч, который принёс ему перед хуралом К'Халим.

— Найди мою дочь, мальчишка, слышишь? — В уголке рта О'Кейла выступила кровь.

— Что с тобой? — встрепенулся Эдуард, поддерживая оседающего на землю старика. — Ты ранен?

— Я отбегался.

Только тогда Эдуард заметил рану на груди своего нежданного спасителя. Очень плохую рану. Быть может, в других обстоятельствах она и не была бы смертельной, но не здесь и не сейчас.

— Ты оглох, шакалий сын? — Рука старика до боли стиснула плечо юноши. — Я говорю, найди мою дочь. Увези её отсюда, или клянусь, я вернусь с того света, чтобы прикончить тебя.

— Куда? — Эдуард сжал рукоять меча. — Куда она побежала?

Трясущейся культёй О’Кейл указал ему путь.

— Торопись, проклятый дурень, — напутствовал он Эдуарда, но тот замешкался, проникшись к строптивому старику нежданной симпатией.

Поодаль появились ещё несколько янычаров. Издавая гортанные окрики, они ринулись к Эдуарду.

— Подними меня, пёсья харя, — выпалил О’Кейл, собирая в кулак все свои силы и волю. Эдуард помог ему встать, и старик тут же оттолкнул его прочь. В смуглой руке блеснул шамшир.

— Беги же, — сказал он, и в голосе его звучала уже почти что мольба. — Дай уйти стоя.

Эдуард не нашёлся что ответить. Он почувствовал, как комок подступил к горлу. Стиснув подаренный меч, он отвернулся и побежал. За спиной раздавались крики и скрежет металла. Там кто–то умирал, но Эдуард не нашёл в себе сил обернуться и посмотреть, кто именно.

О’Кейл не ошибся с направлением. Эдуард понял это, когда впереди послышался крик. Крик Гайде. Он узнал бы его из тысячи.

Выбежав на небольшую площадь, в центре которой располагался общинный колодец, Эдуард увидел, как вооружённые мужчины разоряют повозку, где находились женщины, явно пытавшиеся покинуть селение. Среди беглянок он увидел и Гайде. Намотав на кулак длинные волосы девушки, один из налётчиков тащил её прочь.

От этой картины Эдуард словно обезумел. Сорвавшись с места, он налетел на злодея с яростью песчаной бури. Не ожидая столь неистовой атаки, тот оказался повержен в считаные мгновения.

Перехватив меч двумя руками, Эдуард резко развернулся на грубые оклики дружков злодея. Утратив интерес к содержимому повозки и женщинам, они ринулись на юношу, обнажая мечи и кинжалы.

Эдуард не знал, кто они — сообщники Окама или обычные мародеры, решившие воспользоваться удобным случаем для грабежа. Юноша знал лишь то, что только он стоит между ними и женщиной, подарившей ему чистую радость первой любви.

Издав воинственный крик, сын безумного графа ринулся на врагов. Их было четверо, но они не умели биться вместе. Атакуя одного–единственного человека, разбойники мешали друг другу, и их проворный противник не преминул этим воспользоваться. До того как брошенный одним из нападавших кинжал вонзился в руку Эдуарда, юноше удалось вывести из боя двоих. Они корчились на песке, истекая кровью.

Подстёгнутые яростью и желанием отомстить, двое оставшихся головорезов беспощадно теснили Эдуарда. Из глубокой раны струился горячий ручеёк крови. На лбу выступила испарина. Длинный клинок полуторного меча позволял держать дистанцию, отражая удар за ударом.

Отступая, Эдуард надеялся лишь на то, что Гайде всё–таки успеет убежать. Надежда разбилась вдребезги, налетев всего на три слова:

— Хватит! Бросай оружие!

Это был Окам. Эдуард сразу узнал его неприятный, звонкий голос.

Повинуясь указанию хозяина, разбойники отступили. За их спинами Эдуард увидел мятежного наиба. Его окружала дюжина янычаров, многие из которых выглядели так, будто искупались в крови. Руки одного из них удерживали Гайде. Схватив девушку за волосы, он откинул её голову, приставив к горлу алчно блестящий кинжал.

— Ты меня слышал, мальчишка? — Окам наградил его холодным и надменным взглядом. — Или ты сначала хочешь получить её голову?

Умом Эдуард понимал, что слову этого негодяя верить нельзя. Жар боя всё ещё пылал в молодом теле. Он готов был броситься в последнюю, безумную атаку, пытаясь убить Окама или, быть может, отнять жизнь Гайде, спасая любимую от ужасов, что сулил ей плен.

Он не смог заставить себя сделать это. Окровавленный меч упал в дорожную пыль. Если был хоть какой–то шанс спасти драгоценное существо, тронувшее его сердце, Эдуард обязан был воспользоваться им. Пускай и ценой собственного уничтожения.

— Хороший мальчик, — ухмыльнулся Окам. — А теперь на колени.

Зубы Эдуарда сжались до скрипа, но он повиновался.

— Глядите–ка, — Окама распирал восторг, — и это муаз'аммаль! Стоит на коленях, как раб!

Эдуарда схватили за руки, заламывая их за спину.

— Как же ты спасёшь всех, пёс, если ты даже женщину свою спасти не можешь?

Окам протянул руку, бесстыже погладив изгибы её тела. Эдуард напрягся, но его держали слишком крепко, чтобы он мог вырваться.

— Дочь О'Кейла? Редкая красавица, — произнёс Окам, как будто думая о чём–то своём. — Как жаль, что она разделила твоё ложе. Если она понесёт, дитя будет твоим наследником.

Эдуард был близок к тому, чтобы начать умолять. Он почти хотел этого.

— Убей её, — коротко велел Окам, и, прежде чем лезвие кинжала перерезало изящную шею Гайде, она успела произнести ровно три слова:

— Мы будем вместе.

Эдуард хотел закричать, но утратил голос. Он почувствовал, как внутри у него что–то разбилось, пронзая острыми, холодными осколками само сердце.

Когда тело любимой упало на песок, он успел заглянуть в её глаза, ловя в них последние отблески жизни. В них не было страха. Умирая, она смотрела на него всё с той же нежностью и любовью, пока взгляд этот не остекленел, словно запирая в своей глубине его отражение.

Волна гнева и боли заставила Эдуарда неистово рвануться вперед. Он хотел вцепиться в горло Окама зубами. Хотел разорвать его на части. Пожрать его плоть, чтобы даже крупицы этого человека не осталось в мире. Однако подручные наиба удержали юношу, прижав к земле. Несчастному осталось лишь биться в их руках, кричать и буравить недруга горящим от ненависти взглядом.

— Мне не нравится, как он на меня смотрит, — небрежно кинул Окам. — Выколи ему глаз.

Последнее, что увидел левый глаз Эдуарда, было сверкающее на солнце лезвие ножа. Он целиком растворился в боли и багровой тьме. Сознание милосердно покинуло его.

 

Глава двадцать первая

Запредельная столица

Чем дальше они углублялись на северо–запад, тем сильнее Мёртвые земли угнетали разум. Дрейк оказался прав, но лишь частично. Это странное, зловещее место действительно не убивало орков, но и сказать, что пребывание здесь проходило для них бесследно, было невозможно.

То и дело Ош слышал странные голоса, которые словно доносил ветер. Сначала орк думал, что это проделки Безымянного, но вскоре и остальные начали жаловаться на это. Даже Ургаш периодически замирал, пытаясь определить, откуда исходит угроза.

Во время привалов многие орки вскрикивали во сне. Некоторые из них вскакивали, хватаясь за оружие, столь навязчивы и реальны были местные кошмары. Тени от скал то превращались в образы фантасмагорических чудовищ, то напоминали длинные чёрные руки, тянущиеся к горлу. Внутренности сводило, глаза обманывали, сознание пронизывала тревога и ощущение чужого присутствия. Лишь сир Гловер сохранял невозмутимость, уверенно шагая навстречу опасности.

— Не понимаю, — признался как–то Ош Алиму, поглядывая на загадочного рыцаря. — Он пропал много лет назад. Ни один человек не мог бы выжить здесь так долго. Где его люди? И вообще, отчего он не вернётся к Пределу?

— Ты смотришь на истину, но отказываешься видеть её, — невесело улыбнулся старик. — Ты сам ответил на свой вопрос и не разумеешь этого.

— Он просто не может быть жив. Не может…

Ош вспомнил, что за всё время их долгого и опасного путешествия он ни разу не видел, чтобы сир Гловер спал. Не видел, чтобы он пил воду или вкушал пищу. Орку показалось, что он начинает понимать. Дикая, невероятная мысль, от которой становилось не по себе.

— Вот именно, — согласился Алим, — не может.

Подняв глаза, Ош болезненно сощурился. Над горизонтом возвышался ослепительный луч мертвенно–голубого цвета, тонущий в бурлящей темноте туч. Все были согласны, что именно там находится цель их похода — источник.

После стычки у Кромова камня пожиратели почти не беспокоили их, чего нельзя было сказать о хищном зверье, населяющем эти проклятые земли. Орки быстро научились обходить зловещие ямы со щупальцами, но чем дальше они продвигались на запад, тем страшнее были создания, что встречались им на пути. Среди ветвей сухих искривлённых деревьев раскинулись паутины огромных пауков. Меж чёрных, оплавленных неведомым жаром камней сновали то сороконожки толщиной с человеческую руку, то проворные трёхглазые ящерицы. В ночи выли уродливые желтоглазые гончие, лишь отдалённо напоминающие облысевших волков.

Чудовища покрупнее то и дело норовили утащить кого–нибудь из орков прочь, но огонь и добрая сталь неизменно помогали отпугнуть страшные порождения Мёртвых земель. К счастью, орки были созданиями ночи, а именно в это время активизировались самые страшные хищники Запределья. Сильно выручало ночное зрение. Будь орки людьми — им пришлось бы куда тяжелее. Впрочем, с тех пор, как жидкие поросли омертвевших деревьев сменились каменистыми холмами, ощетинившимися зловещими выступами чёрного как уголь стекла, местная живность оставила их в покое. Принимая во внимание то, что им пришлось пережить за последние дни, Ош не знал, радоваться или пугаться этой перемене.

Из разведки вернулась Зора. Как обычно, вместе с Каршасом и его горными собратьями она осматривала лежащие впереди земли, прежде чем туда направлялся основной отряд.

— Развалины близко, — сказала она, переводя дыхание. — Мы видели там кого–то. Вроде похожи на пожирателей, но ведут себя по–другому. Двигаются как–то бессмысленно, бестолково… бесцельно.

— Их много, — добавил Каршас. — Очень много.

— Нам лучше постараться не привлекать их внимания, — рассудил Алим.

— Почему ты так думаешь, старик? — спросила Зора, которой он не слишком нравился.

— Их глаза горели голубым огнём? — поинтересовался Алим.

— Да, — припомнила Зора немного удивлённо, — но откуда ты…

— Это не пожиратели, — заключил Алим. — Они могут казаться ими, но облик — только оболочка. Они другие. Ваше оружие не сможет их убить.

Ош слушал с замирающим сердцем. Голубые глаза. Другие. Оружие, что не сможет их убить. Мыслями он вернулся в страшное, далёкое видение, завладевшее им когда–то. Было ли оно вещим? Предостерегало ли от этого дня?

— Ош, хватит ворон считать, — рявкнул Ургаш, — что думаешь?

— Что? — Орк словно очнулся от тревожной дрёмы. — А, да… Нужно попытаться избежать ненужных столкновений. Нас мало. Крепость… если удастся укрепиться там, у нас будет преимущество.

Воздух наполнял шёпот сотен голосов. Он затягивал, словно незримый водоворот. Мысли в голове путались. Это началось внезапно. Стиснув висок, Ош отошёл в сторону, устало присев на камень. Он боялся, что может упасть в обморок у всех на глазах.

— Подъём, бездельники! — Ургаш пнул какого–то бедолагу, подвернувшегося ему на пути. — Идём дальше.

Ош пытался взять себя в руки. Его знобило. Реальность расплывалась перед глазами.

— Какого лешего с тобой творится? — Зора подошла бесшумно, как рысь.

— Всё нормально.

— Ты что, думаешь, я настолько глупа? — В ней начинал закипать гнев. — Синие глаза. Такие же, как были у тебя тогда, на турнире. Думаешь, я не заметила? Думаешь, я забыла?

— Я не хочу об этом говорить. — В голосе Оша звучала почти мольба. — Не сейчас.

— Ну, как хочешь, — насупилась Зора, но Ош знал, что рано или поздно она обязательно вернётся к расспросам.

— Эй, голубки, заснули там? Мы выходим! Пошевеливайтесь.

— Каршас говорит, что может найти хороший путь, — сказала Зора, и в её словах уже не было гнева. — Мы проберёмся к руинам с востока. Тамошние скалы укроют нас от врагов.

Ош был благодарен ей за то, что она не стала докучать ему вопросами и подозрениями. Сейчас, когда источник был всё ближе, вся воля орка была направлена на то, чтобы не утратить связь с реальностью. Они должны что–то сделать, пока место это не свело их с ума.

— Я могу попросить тебя кое о чём? — спросил Ош, которым всё ещё владели мрачные мысли.

— Валяй.

— Если случится так, что я погибну, отнеси мои останки туда, где покоится моё племя. Ты знаешь, где это место.

— Глупый орк, — насупилась она. — Тоже мне помирать собрался.

Опираясь на копьё, Зора поднялась, отвесив Ошу лёгкую оплеуху.

— Пошли, или Ургаш с нас шкуры спустит.

Ош вымученно усмехнулся и последовал за ней.

* * *

Пробираться через оплавленные камни скалистой пустоши было совсем непросто, но Каршас оказался прав. Синеглазые скитальцы здесь почти не встречались.

Стояла ночь, но колонна голубоватого света, исчезающая в вышине, освещала всё вокруг, превращая темноту в холодный, тревожный полумрак. Чем ближе становились руины, тем сильнее Ош ощущал их. Воздух словно гудел. Во рту стоял неприятный металлический привкус, от которого никак не удавалось избавиться. Камни вокруг имели странные формы — порой слишком правильные, слишком ровные, чтобы быть сотворёнными природой. В мертвенном сиянии источника они порождали зловещие чёрные тени, в которых то и дело мерещилось движение.

К рассвету, который почти не имел власти над этим местом, на них напали несколько существ с пылающими синевой глазами. Слова Алима подтвердились. Они выглядели как пожиратели, но действовали и двигались совсем иначе. Ни стрелы, ни сталь клинка нс могли остановить их, но Ош знал, что на этот раз виной тому было не загадочное зелье. Он готов был поклясться, что нападающие были мертвы. Мертвы задолго до того, как орки встретили их. Иссохшая холодная плоть покрывала жёлтые кости. Их неизменным спутником был затхлый запах тлена и гниения. Они были мертвы, но что–то страшное заставляло их двигаться, подражать жизни, ревностно оборонять это место от любого пришельца.

Само их присутствие угнетало, и дело было даже не в жуткой внешности. Заглянув в пылающие глаза, Ош ощущал, будто мир теряет краски, погружаясь во тьму и холод. Этими голубыми огнями на орков смотрела сама смерть. Сразу возникало навязчивое чувство, что впереди нечто чуждое этому миру. Нечто, чего здесь никак не должно быть.

Им пришлось буквально разрубать мёртвых стражей на куски. Только так они могли остановить этих страшных созданий, пресечь их упрямую охоту на живых. При этом, даже несмотря на численное превосходство отряда Ургаша, на каждое поверженное умертвив приходилось два убитых орка.

Сир Гловер смотрел на зловещий луч голубого пламени, словно прислушиваясь к нему. Холодный свет лишал его железную фигуру остатков жизни, превращая рыцаря в подобие проводника загробного мира, бездушное изваяние.

— Они знают, что мы здесь, — раздалось из–под ржавого шлема. — Они идут за нами.

— Значит, надо торопиться, — Ургаш с размаху опустил палицу на отрубленную голову одного из ходячих мертвецов, и синие огни, пылающие в тёмных глазницах, погасли, как задутые свечи. — Крепость уже недалеко!

Орки углубились в расщелину, усеянную острыми, как клинки, зарослями чёрного стекла. Теперь их окружали мрачные скалы, выглядевшие так, как будто они однажды вдруг расплавились, растеклись, а потом застыли, образовав диковинный лабиринт из окаменевших морских волн и водопадов. Под ногами то и дело встречались коварные трещины, чередующиеся с расколотыми каменными плитами, напоминающими рукотворную мостовую. Каждый шаг давался с трудом. Чёрные шипы норовили ранить любого, кто проявит беспечность или неосторожность. Воздух смердел гарью и чем–то, что казалось Ошу подобием запаха грозы. Лишь Ургашу, казалось, всё было нипочём: великан бесстрашно шагал навстречу любой опасности.

Была ли у них уверенность, что руины древнего укрепления сулят спасение? Нет. Они даже не знали, как попадут внутрь и что они там обнаружат. Открыты ли ворота? Поднят ли мост? Есть ли там вообще мост? Не держат ли мёртвые стражи оборону в холодных и безжизненных бастионах? Впереди лежала неизвестность, но отступать было поздно. Оставалось идти вперёд. Слепо, упрямо, безрассудно, отважно.

В который уже раз Ош порадовался тому, что их ведёт такой вождь. Их план изначально был безумием. Никто не обещал им успеха, и каждое препятствие могло оказаться роковым. Ургаш же не боялся ничего. Просто настала схватка с очередным медведем, на которого он бросался с голыми руками и самозабвенной яростью в сердце. Умереть или победить — таково было его суровое правило, его неумолимый закон. Орки шли за ним, как за живым богом.

Оша не покидало навязчивое чувство, что он уже бывал в этих местах. Не раз он видел их в своих снах. Должно быть, когда–то, много лет назад, Безымянный проходил здесь вместе со своими братьями по оружию.

Наконец лабиринт оплавленных скал остался позади, и оркам предстала древняя цитадель. Ош готовился увидеть что–то вроде северной твердыни или замка Предела, но даже величайшие укрепления людей показались ему теперь игрушечными.

Простояв много веков в полном запустении, гигантская крепость Древних сохранила изрядную часть своего величия. Словно вырезанная из сплошной скалы, она возвышалась у подножия Замковых гор вечным памятником могущества своих создателей. В одном её бастионе мог поместиться весь Нордгард. Увенчанные хищными зубцами, стены были столь высоки, что Ош представить себе не мог осадное орудие, способное достать до их вершины. В них было не меньше полусотни шагов.

Именно из сердца крепости вырывался столб ослепительного голубого сияния, бьющего в небо. Издали оно представлялось слабым огоньком, мерцающим на горизонте. Здесь же всё ревело так, что Ош ощущал, как у него во рту трясутся зубы.

— Проклятье, нам будет нелегко прибрать к лапам это местечко! — крикнул Ургаш, и Ош не понял, чего в словах вождя было больше: восторга или тревоги.

— Я не вижу ворот, — сказала Зора, пристально вглядываясь в укрепления.

Ош с ужасом понял, что она права. Глухие, неприступные стены были попросту лишены входа. Как бы ни проникали внутрь их прежние обитатели, они явно делали это по–другому.

— Они близко, — вторил тревоге Оша сир Гловер, указывая сломанным мечом на юго–запад.

Действительно, наперерез оркам двигалось безмолвное воинство мертвецов, чьи пылающие глаза напоминали в сумерках безбрежное море замогильных светляков.

— Там. — Алим указал на круглые отверстия, темнеющие в основании стен.

Ош припомнил тяжёлый, зарешечённый портал северного замка людей и речушку, вытекающую из него.

— Да, это может сработать, — согласился он.

— Вперёд! — взревел Ургаш. — Шевелите ногами! Отставших скормлю варгам!

Подгоняемые страхом, орки ринулись под стены мёртвой крепости. Начался необычный штурм тёмных укреплений, которые уже сотни лет никто не оборонял. На пути им встретилось несколько живых мертвецов — все они уже почти превратились в скелеты. Истлевшая одежда и ржавеющие доспехи висели на костях, как на палках огородного пугала, но в глазницах горел всё тот же зловещий огонь. Издав воинственный клич, орки смели их, почти не сбавив скорости.

Громады крепостных стен словно становились выше по мере приближения к ним. Армия мертвецов неумолимо преследовала нарушителей. Ош понятия не имел, что они будут делать с этой ордой, даже если смогут укрыться в древних укреплениях. Пока что всё это напоминало петлю, в которую они сами упрямо просовывали голову.

Из каменистой россыпи поднялся изломанный силуэт очередного жуткого стража.

— С дороги, мертвечина! — крикнул Ургаш, превратив его в груду раздробленных костей одним яростным ударом палицы.

Впереди показался один из круглых, в четыре человеческих роста, порталов. К удивлению Оша, он не был забран решёткой, как бы приглашая войти. Оказавшись внутри, орк понял почему. Это был тупик. Коварный круглый проход плавно изгибался, уводя вверх. Отвесные стены его были сухими и поразительно гладкими.

Ловушка захлопнулась даже раньше, чем Ош того ожидал.

— Проклятье, — выругался он, судорожно соображая, что же теперь делать.

Умертвия надвигались мерцающей лавиной, отрезая последний путь к бегству. Насколько можно было судить в холодном свете цитадели, это были не только пожиратели. Среди них двигались и люди, и даже звери, мёртвые тела которых были захвачены всё той же страшной магией.

— Тащите верёвку, — велел Ош. — Живо!

Он старательно пытался придумать, как им преодолеть стену. Стрела? Копьё? Осадный крюк, какими пользовались местные дикари? Нет, ничто из этого здесь не сработает.

Ургаш с Зорой изготовились к бою. Пока Ош ломал голову, Каршас освободился от брони, вручив её одному из соплеменников, и, обвязав верёвку вокруг пояса, полез вверх по гладкой тёмной трубе. Ош понятия не имел, за что цепляется коротышка, однако Каршас продвигался всё выше и выше, пока окончательно не исчез во тьме тоннеля.

— Готово! — раздался сверху его торжествующий голос. — Вы залезать!

Один за другим орки стали подниматься наверх. Их прикрывал авангард во главе с Ургашем, который уже схватился с первой волной мёртвых, но не упокоившихся врагов. Когда внизу осталась какая–то дюжина бойцов, голос подал сир Гловер.

— Ступайте! — сказал рыцарь, разрубив надвое очередного мертвеца. — Я задержу их!

Последним, кто поднялся наверх, был Ургаш. Какое–то время они вслушивались в медленно затихающие звуки боя, ожидая сира Гловера, но рыцарь так и не появился. В конце концов они решили, что он пал в сражении, и подтянули верёвку наверх.

— Какая жалость, — грубовато, но искренне произнёс Ургаш, — этот человек только–только начал мне нравиться.

Зажглись несколько факелов. Орки оказались в просторном тёмном помещении, находящемся, очевидно, внутри крепостной стены. Ровными рядами под тонким слоем пыли здесь покоились огромные каменные на вид шары.

— Это ещё что за невидаль? — удивился Ургаш.

— Должно быть, защитный механизм, — пояснил Алим, трогая поверхность одного из круглых камней. — Их кидали вниз через тоннель. Грубовато, но… внушительно.

На мгновение Ош представил, что бы стало с орками, если бы кто–нибудь скинул такую штуку в изогнутый лаз, когда они были внутри.

За спиной сначала раздался скрежет, а затем и оглушительный грохот. Это Каршас закрыл створки тяжёлой стальной решетки, перекрывающей вход в тоннель. Удивительно: спустя столько веков её массивные петли всё ещё работали.

— Не подниматься за нами, — пожал плечами он, указав вниз, в темноту.

И снова Ош поблагодарил судьбу — за то, что решётка оказалась открытой.

Орки опасливо принюхивались к незнакомому и зловещему месту. Следуя многовековому инстинкту, они выстроились в оборонительный круг на случай внезапного нападения.

— Надо бы осмотреться, — предложила Зора, вопросительно поглядев на вождя.

— Займись, — согласился Ургаш. — Каршас, ты и твои горцы с ней.

— Мы с Алимом тоже пойдём, — сказал Ош. — Надо найти источник.

— Добро, — кивнул Ургаш. — Мы пока укрепимся здесь, на случай если эти твари опять покажутся.

Запалив ещё пару заготовленных заранее факелов, отряд разведки углубился в тёмные коридоры древней крепости.

 

Глава двадцать вторая

Источник

Рукотворное пламя не освещало этих коридоров сотни лет. Цитадель выглядела пустынной, но не покинутой. Казалось, она застыла во времени. Факелы выхватывали из мрака искусную кладку исполинских стен. Глядя на эти камни, Ош был уверен, что между ними не просунуть и волоса.

Ответвляющиеся проходы превращались в изогнутые лестницы, ведущие то вниз, то наверх. Коридор расширялся такими же залами, в каком остался основной отряд. Вероятно, это были другие бастионы крепости. Столь же холодные, мрачные и пустые. Казалось, вместе с пылью их покрывает сама вечность.

— Молодец, коротышка, — подала голос Зора, которой надоело напряжённое молчание, — ловко ты по стенам ползаешь.

— Лучше всех лазать, — гордо заявил Каршас, — даже в горах никто не поспевать за Каршасем.

— Алим, что это было? — спросил Ош. — Там, внизу…

— Несчастные, которых пленило это место, — ответил старик. — Брошенные, забытые и безумные. Они ищут мёртвой плоти, как вы ищете пищи или воды. Пытаются обрести жизнь, но не могут. Желают смерти, но смерть не приходит к ним. Прошу, не гневайтесь на них. Они не злодеи. Они жертвы.

— Почему тлен не берёт их? — продолжал удивляться Ош. — Я вырос в лесу. Я знаю, как гибнет мёртвая плоть. Отчего они так долговечны? Я видел среди гниющих пожирателей людей из королевства. Даже если это воины последнего похода, как получилось, что время не разрушило их тела?

— Хотел бы я знать ответ на этот вопрос, — сказал Алим, — но я его не знаю. Магия этого места удивительна. Неведома. Разве вы не чувствуете этого?

Ош чувствовал.

— Грань между мирами, — продолжал старик, — она очень тонка здесь.

— Да кто же ты такой? — не выдержала Зора. — Нам говорили, что человек здесь сдохнет, но ты даже не кашляешь. Ходишь тут, самодовольный, как индюк, рассказываешь о магии, гранях и прочей невидали.

— Зора… — попытался успокоить её Ош.

— Что? — вспыхнула она. — Его всезнайство мне надоело. Мне надоели секреты!

— Если ты так хочешь знать, дитя, меня зовут Алим Бах’Руссан, — беззлобно ответил старик, — но это имя мертво, как и его прошлое. Теперь я — тёмный, один из многих. Таких людей учат далеко на востоке, в Тайном городе. Вы никогда не были там и, скорее всего, никогда не будете. Это священное место для народа пустыни и всех людей. Именно там, по преданию, нашёл своё последнее пристанище Солис Несогласный.

— Солис? — нахмурился Ош. — Я уже слышал это имя.

— Ещё бы ты его не слышал, — улыбнулся Алим. — В королевстве его обычно зовут Солисом Проклинаемым.

— И кто же такие эти тёмные? — не унималась Зора.

— У нас много лиц. У нас много дел. Однако самое важное из них — помнить.

— Помнить? — удивился Ош. — Помнить что?

— Я думал, что ты и сам уже знаешь, — ответил старик, подняв над головой факел, который словно вспыхнул ярче в его руке. — Помнить это.

Пламя ожило на высокой стене изящными линиями барельефов. Они вышли из коридора в просторный зал, тонущий в непроглядной тьме.

— Я уже видел их раньше, — сказал Ош, рассматривая скульптурные изображения, обрамлённые то ли орнаментом, то ли надписями на неизвестном ему языке. — В храме людей.

— Их ли? — только и спросил Алим.

Ош понял, что заблуждается, и сразу же ощутил горечь того отвращения, того гнева, того стыда, что некогда охватили его на ступенях королевского санктория.

«Не верь их лжи», — твердил ему Безымянный в тот день.

Барельефы храма имели столько же общего с этими скульптурными изображениями, сколько общего было у грубых поделок орков с работой искусного кузнеца людей. Здесь фигуры Древних были настоящими, почти живыми. Они будто самостоятельно передвигались в свете факела. Изящные руки манили, глаза провожали взглядом. Однако самое главное отличие заключалось в том, что здесь Древние вызывали не только восхищение. Они наполняли тревогой, заставляя чувствовать себя жалким и ничтожным.

— Что знаете вы о Древних? — продолжал Алим. — Что говорили вам о них?

— Говорили, что они были могущественны и мудры, — припомнил Ош, всё ещё разглядывая изысканный, но угнетающий рисунок линий.

— Да, они были могущественны, — подтвердил старик. — Они ведали пути магии и не были подвластны времени. Они создали империю, просуществовавшую тысячу лет. Говорил ли тебе кто–нибудь, что они были добры?

Ош попытался припомнить то, что слышал о верованиях людей.

— Они были благородны, так говорили мне.

— Но слышал ли ты хоть слово об их доброте?

— Нет, такого я не слышал, — ответил орк, и тогда его глаза зацепились за ту часть рельефа, где угадывались фигуры людей.

— Вот. — Алим поучительно поднял морщинистый палец, показывая, что они добрались до сути. — Память можно обмануть, но её нельзя убить.

Ош понял, что рельефы храма не повторяли эти изображения. Их сюжеты, сама их суть существенно отличалась. Здесь не было ни Великой войны, ни Чёрного легиона. Они посвящались повседневной жизни древнего народа: праздникам, развлечениям, восхвалению их величия. Чем больше Ош проникал в их суть, тем глубже он чувствовал жуть, пропитывающую всё его существо.

Как и в королевском храме, люди нашли своё место в скульптурной летописи мира Древних. Однако здесь их роль была бесконечно далека от светлого образа наследников, принявших мир от благородных и всесильных пращуров.

— Изрекай нормально, старик, — не выдержала Зора, — мне надоели твои игры в слова.

— Как пожелаешь, — по лицу Алима пробежала снисходительная улыбка, — никто никогда не говорил вам, что Древние были добрыми, потому что на самом деле это было не так.

Когда старик произнёс это, Ошу показалось, что скульптуры сверкнули на него своими холодными, хищными глазами.

— Но я слышал, что они были благородны, — возразил орк.

— Правители людей тоже благородны, но это не мешает им творить чёрные дела, — усмехнулся старик. — Уж здесь–то ты можешь поверить мне на слово.

— Ты сам говорил, что они спасли людей от богов, — вспомнил Ош. — Спасли от чудовищ.

— Вот именно, — подтвердил Алим. — Чтобы одолеть чудовище, нужно другое чудовище. Поэтому люди и послали вас сюда, в землю чудовищ. Однажды они призвали Древних, чтобы те спасли их от богов, что те и сделали. Нужно ли говорить, что после этого спасители не пожелали уходить. Люди же не могли прогнать их, ведь они были слабы.

— Так вот что произошло. — Ош осветил часть барельефа, изображающую сотни крохотных фигур, тянущие за собой огромные угловатые глыбы.

— Да, — подтвердил старик, — империя Древних была построена кровью и потом человека, ордами невольников.

— Что нам–то до всего этого? — спросила Зора. — Дела людей нас не касаются. Да ещё и такие старые.

— А вот здесь ты ошибаешься, охотница, — возразил Алим. — Каждый народ должен знать свою историю, чтобы не допустить её повторения.

— Повторения? — недоумённо переспросил Ош. — Подожди, не хочешь ли ты сказать…

— Вы никогда не думали, что случилось с Древними? Никогда не пытались понять, откуда появились орки? Почему люди испокон веков столь люто ненавидят вас? Отчего охотятся на вас, как на зверей? Я говорил вам, что память можно обмануть, но убить её невозможно. Так или иначе, она всегда найдёт путь в сердце человека.

Кусочки головоломки сложились воедино.

— Этого не может быть, — произнесла Зора, поняв, к чему клонит старик.

Алим остановился, осветив центральную скульптурную группу, изображающую Древнего, держащего в изящных руках шар, вероятно символизирующий мир.

— Я Алим Тёмный, приветствую вас в этом месте, народ чёрной крови, — произнёс он с мрачной торжественностью жреца, выполняющего священное таинство обряда. — Добро пожаловать домой!

В повисшем безмолвии угадывался низкий, монотонный звук, словно пробирающий до самых костей.

— Вы слышать? — спросил Каршас, которого, похоже, не особенно волновали судьбы и прошлое великих народов. — Там.

И он указал вперёд. Проход в основании величественного изображения древнего властелина мира привёл орков в извилистые подземелья. Ведомые загадочным гулом, они скоро увидели свет, мерцающий в конце высокого стрельчатого тоннеля.

Зал, в который они вышли, был колоссален. Сверху донизу его пронизывало круглое жерло исполинского колодца. Вдоль гладкой каменной кромки торжественно возвышались огромные безликие фигуры, которые почему–то казались значительно старше этого места. В центре колодца, лишённая всякой видимой опоры, парила ослепительная кристальная колонна. Луч голубого пламени, веками бьющий в тёмные небеса, зарождался где–то в недрах этого сияющего самоцвета.

— Это оно? — только и мог спросить Ош, заворожённо глядя на мёртвый свет.

— Полагаю, что да, — подтвердил Алим голосом, в котором причудливым образом смешались восхищение и тревога.

— Что–то мне подсказывает, что мы не сможем сломать эту штуковину, — озвучила свои опасения Зора.

— И трогать её не хотеть, — вторил ей Каршас.

Стены многоугольной залы были испещрены незнакомыми письменами и загадочными символами, которые чуть заметно мерцали в свете колонны. Камни дрожали, словно отзываясь на низкий, обволакивающий гул, заполняющий всё вокруг.

Ош не знал, что делать дальше. Какая–то часть его сознания вообще не верила, что они доберутся сюда, а потому план орка заканчивался где–то у подножия стен древней крепости. Разрушить? Как? Он не представлял даже, что делает это сооружение.

Алим вышел вперёд, извлекая из дорожной сумы потёртую книгу в грубом кожаном переплёте. Ош уже видел её раньше. Это был дневник старика.

Пожелтевшая бумага пестрела мыслями, наблюдениями и записями на чуждом оркам языке народов востока. Иногда там встречались рисунки, изображающие всевозможные схемы, символы и предметы. Только теперь Ош понял, что видит ряд этих загадочных начертаний на стенах мерцающей залы.

— Ты можешь что–нибудь сделать? — спросил орк.

— Я собирал знания об этом народе много лет, — не без гордости ответил Алим, перелистывая страницы. — Медленно и усердно, подобно воде, точившей камень, я пытался проникнуть в их тайны, но это едва ли удалось моему скудному уму.

Встав на краю колодца, старик воздел руку, сжимая ветхий дневник. Уста его произнесли странные, необычные слова, не похожие ни на голос человека, ни на клич животного. Под морщинистыми пальцами зажглись слабо переливающиеся узоры. Искрясь всё теми же мёртвыми огнями, они возникли прямо в воздухе, напоминая танец сотен светлячков. Каршас даже отступил на несколько шагов, покрепче сжимая оружие.

Алим снова изрёк загадочные слова древнего языка. Рука его вцепилась в призрачный свет парящих перед ним символов, словно в шкуру зверя. Залу пронзила мерцающая паутина дрожащих линий. Призрачная и неуловимая, она была словно соткана из лунного света. Вспыхнув, начертания тут же исчезли, словно их и не было вовсе.

— Я пойду один, — сказал старик, повернувшись к оркам, и ободряюще улыбнулся — но, как обычно, невесело.

— Я пойду с тобой, — вызвался Ош, но Алим жестом остановил его.

— Это может быть опасно, — возразил он, — особенно для тебя, Ошорк.

Раздался характерный скрежет, с которым один тяжёлый валун трётся о другой. Тьма колодца исторгла парящие в воздухе каменные плиты, сами собой образовавшие подобие моста, ведущего к сияющей в центре зала колонне.

Без страха обрушиться вниз, во тьму, старик шагнул на подрагивающие камни, двинувшись к свету. Через считаные мгновения тёмная фигура Алима растаяла в нём.

— Ты ему доверяешь? — спросила Зора.

— Однажды он спас меня, — ответил Ош.

Отсутствие Алима затянулось. Ожидание угнетало Оша и тревожило его спутников.

— Мы идти назад, — наконец не выдержал Каршас, которого это место нервировало больше остальных.

— Надо что–нибудь сделать с этой штукой, — возразила Зора, и по её интонации стало понятно, что она понятия не имеет, что именно.

— Мы приводить остальных. Разбирать основание одного из больших людей, ронять его на слепящий камень. Камень разбиваться, свет уходить.

— Я сомневаюсь, что… — начал Ош, но не успел договорить.

Зал содрогнулся. Несколько раз колонна вспыхнула так, что чуть не ослепила чувствительные глаза орков. После этого свет почти погас, а луч, бьющий в небеса, потух, словно костёр, залитый водой. Вместе с ним исчезло и то гнетущее чувство, что преследовало орков на протяжении всего похода. Голоса, будто растворённые в воздухе, затихли. Манящий зов древней крепости иссяк.

Исполинский кристалл всё ещё мерцал, но теперь это было блёклым тлением ледяного уголька, едва разгоняющим мрак величественного зала. На фоне слабого света показался тёмный силуэт. Преодолев парящий мост неровной походкой, Алим непременно рухнул бы на каменный пол, если бы Ош не поддержал его.

— Сделано, — сказал пустынник усталым, измученным голосом. Он словно состарился лет на десять. Золото глаз потускнело, белозубая улыбка покинула смуглое лицо.

— Присядь, друг, — предложил ему Ош, — передохни.

— Нет, — возразил Алим, — нам нужно вернуться, нужно увидеть. Когда они воссоединились с основными силами, Ургаш довольно приветствовал их.

— Оно ушло, — заявил вождь. — Я больше не чувствую тяжести в голове. Вы раздолбали эту штуковину?

— Нет, — покачал головой Ош. — Мы лишь… притушили её. Надеюсь, этого хватит.

— Она огромна, — подтвердила Зора. — Не знаю, как мы избавимся от неё.

Запинающейся походкой Алим подошёл к жерлу отвесного тоннеля, через который орки попали в крепость. Над массивной решёткой чадили факелы. Рядом стояли часовые, следящие за тем, чтобы никто не пробрался в крепость этим путём.

— Нужно спуститься, — сказал старик. — Посмотреть.

— Ты спятил? — возразил Ургаш. — Эти твари могут быть ещё там.

— Увидим, — только и ответил Алим, присев у каменного бортика колодца.

Со скрежетом отворились решётки. Ош бросил вниз факел, но не увидел там алчной толпы синеглазых мертвецов. Вслед за факелом полетела верёвка.

— Я пойду первый, — сказал орк и стал спускаться вниз. Тишина. Она сразу бросилась в уши. Ош поднял глаза наверх.

В кругу света он увидел знакомые лица, провожающие его внимательными взглядами.

Наконец под ногами оказалось покатое дно гладкого тоннеля.

— Чисто! — крикнул Ош наверх, повернувшись к выходу из каменной трубы.

Тучи рассеялись. Над восточным горизонтом лениво и неспешно поднимался жёлтый шар солнца. Ош почувствовал кожей его живительное тепло, столь отличное от безжизненного сияния кристальной колонны, виденной им в недрах древней твердыни. Новый день наступал над Мёртвыми землями.

«Нет, — подумал Ош, — теперь это наши земли, земли орков».

На фоне ослепительно–прекрасного дневного света виднелась одинокая тёмная фигура. Приблизившись, орк понял, что это сир Гловер.

Старая кольчуга в местах латных сочленений была распорота ржавыми клинками. Тут и там из неё торчали обломанные пики и выщербленные лезвия. Нагрудник смялся под безжалостными ударами палиц, топоров и боевых молотов. В нём зияли страшные пробоины, однако внутри была лишь темнота. Ни одна капля крови рыцаря не увлажнила каменный пол. Бессильно опущенные руки по–прежнему сжимали огромный меч с обломанным лезвием. Он стоял до конца. Он не отдал мёртвому воинству и пяди тоннеля, который оборонял.

За безмолвным и недвижным силуэтом защитника, насколько хватало глаз, подступы к крепости устилали останки тех, кто ещё недавно охотился на живых в образе одержимой армии мертвецов. Нет, они не пали от сломанного клинка сира Гловера. Внемля воле источника, подобие жизни покинуло их, даровав покой. Во всяком случае, так показалось орку.

Ош протянул руку, приподняв тронутое ржавчиной забрало. Как он и предполагал, внутри было пусто.

Потревоженная прикосновением, фигура рыцаря содрогнулась, рассыпавшись грудой старой брони и выбеленных временем человеческих костей.

— Вот благостная смерть, — произнёс Алим, выходя из тени тоннеля.

Лицо старика осунулось и побледнело. Он выглядел ещё более измученным и уставшим, чем наверху.

— Так, значит, он был одним из них, — начал рассуждать Ош. — Но почему он…

— Сохранил свою человеческую суть?

Орк кивнул.

— Клятва, — ответил старик. — Честь. Он пообещал. Дал слово. Привязал себя к этому миру, к этому доспеху. Удивительная воля. Сильный дар. После смерти источник, вероятно, поддерживал его, но теперь, когда свет угас, они угасли вместе с ним.

Ош поднял тяжёлый меч с рубиновым глазом на рукоятке. Щурясь под лучами утреннего солнца, из тоннеля показались другие орки.

Ургаш остался наверху. Услышав, что угроза со стороны мертвецов миновала, он утратил интерес к происходящему под стенами крепости.

Разноцветные глаза Оша снова упали на останки человека, сохранившего верность своему слову даже после смерти. Отчего–то это трогало сердце орка.

— Похороните его, — велел он, направившись обратно в цитадель. — Похороните их всех.

 

Глава двадцать третья

Человек, который никогда не смеётся

Началом правления Конрада Молчаливого стала денежная реформа, в ходе которой и золотые крылья, и серебряные перья изменили свой вид. У монет появилась чеканная грань, хранящая их от злонамеренной подточки, а также отверстие для пущего удобства использования и счёта.

Пальтус Хилл. «Правление Конрада Молчаливого»

Крохотная, убогая комнатушка в бедном районе города. Дощатая кровать, покрытая старой периной. Несколько табуреток, мятый медный таз для умывания и видавший виды сундук для одежды.

Самым дорогим предметом обстановки было высокое зеркало в оправе из резного ореха. Оно было совсем не новым: местами амальгама потрескалась и осыпалась, обнажив грязное стекло. Несмотря на это, большая часть гладкой поверхности всё ещё могла исполнять своё предназначение, отражая в иллюзорной глубине фальшивого мира скромную обстановку жилища.

Перед зеркалом сидел человек. Это был худой мужчина с большими тёмными глазами и взлохмаченными волосами, подстриженными так, чтобы никогда не мешать своему обладателю. Его лицо было гладко выбрито, а простая, небогатая одежда, прихваченная тут и там неуклюжими заплатками, делала его неотличимым от сотен таких же оборванцев, населяющих новый город.

Он мог сидеть так часами, просто глядя на своё отражение. Нет, это не было самолюбованием. В подобные моменты человек погружался в себя, пытался понять, кто сидит перед ним. Собственные глаза, собственный взгляд завораживали. В памяти всплывало всё увиденное, всё содеянное, словно он вновь и вновь переживал прошлое.

Наружность его была одинаково далека как от уродства, так и от идеала. Возраст практически не поддавался определению. Ему могло быть и двадцать пять, и все сорок.

Приближалось время встречи. Новая работа, новые возможности. Думая об этом, он попытался улыбнуться, но, как обычно, у него это не получилось. Бледное лицо навсегда застыло в выражении тягостного уныния, напоминая маску грустного комедианта.

Оторвавшись от отражения, он в какой уже раз посмотрел на неровные буквы, украшавшие верхнюю перекладину ореховой рамы.

«Бойся первого короля».

Он сам вырезал их там. Для него — больше, чем слова. Это была его судьба. Участь, что страшила его. Неизвестность, не дававшая спать по ночам.

Почувствовав, как в сознании вновь заворочались знакомые воспоминания, человек поднял с постели тяжёлый тряпичный свёрток и бегло, без особого интереса, проверил его содержимое. Удовлетворившись, по–видимому, результатами осмотра, он накинул лямку убогой сумы на жилистое плечо. Штопаный плащ покинул гвоздь, выполнявший роль вешалки. Остроконечный капюшон накрыл голову. Скрипнула дверь, ведущая на лестницу.

Хозяйка дома, сморщенная и прижимистая старуха, сдавала в аренду пять из шести комнат. В шестой, находящейся на первом этаже каморке, жила она сама.

Тихо спустившись по ветхим ступеням, мужчина в плаще отворил дверь, оказавшись на улице. В нос тут же ударил запах нечистот и вездесущий смрад варёной капусты, смешивающийся с ароматами лежалой рыбы и конского навоза. Впрочем, как и многие другие жители этих мест, он был привычен к подобным ароматам.

В городе правил его величество вечер. Затянутое облаками небо потемнело, и на улице зажглись редкие фонари, привлекающие к себе мошкару. Добрые горожане предпочли остаться дома.

Во мраке извилистых столичных лабиринтов легко можно было нарваться на кинжал ночного грабителя. Кроме того, всегда существовала вероятность попасть под дождь из нечистот, ведь кто угодно мог выплеснуть в окно ночное судно, не особенно заботясь о запоздалых прохожих, оказавшихся внизу.

Несмотря на все опасности, человек в плаще достиг своей первой цели без особых происшествий. Впереди возвышалось крыльцо детского приюта, носящего имя почившей много лет назад королевы Мириам. Огромное деревянное здание с каменной башней, не знавшее кисти маляра уже лет пятнадцать.

Опустив на ступени убогий свёрток, мужчина взялся за истёртое кольцо холодного металла и несколько раз гулко ударил им в дверь. Удостоверившись, что внутри раздалось неторопливое шарканье ног, он скрылся в соседнем переулке быстрым, но не суетливым шагом.

Когда дверь открылась, на пороге показалась тучная женщина со свечным фонарём в руке. На ней было чёрное платье и фартук настоятельницы. Осмотревшись по сторонам, она убедилась, что рядом никого нет. Подкидыши были здесь обычным делом.

Протянув руку, она откинула в сторону лоскут, скрывающий содержимое свёртка, лежащего на ступенях. Увидев, что находится внутри, она удивлённо отшатнулась.

Это был не ребёнок. Впрочем, внутри не было ни ядовитых змей, ни отрубленной человеческой головы. Сверкая в дрожащем свете фонаря, из жалкой сумы на женщину смотрело золото. Целая куча золотых монет, за которую здесь легко могли бы убить.

Оглядевшись по сторонам ещё раз, теперь с гораздо большей опаской и вниманием, настоятельница не без труда втащила это более чем щедрое подношение под крышу приюта. После этого тяжёлая дверь с металлическим кольцом закрылась, возвращая покой и безмятежность на тёмную улицу столицы.

* * *

В то время, когда мать настоятельница детского приюта удивлённо пересчитывала на столе россыпь золотых монет, их прежний обладатель вошёл под крышу местного трактира. Это была одна из тех грязных дыр, куда каждый день набивались бедняки, чтобы потратить свои скромные доходы на выпивку. Отчаянная, но простительная попытка хоть на какое–то время скрыться от убогости своей жизни, бесконечных забот и сварливых жён, ожидающих дома.

К одному из таких выпивох и подсел человек в плаще. Разумеется, выбор собутыльника был не случаен, хотя и выглядел таковым со стороны.

Носатый оборванец в штопаном капюшоне поверх грубого облачения работника речных доков. На первый взгляд он ничем не отличался от остальной публики.

— Выпьешь со мной, Джеки? — спросил он, постучав пальцами по столу.

Пришелец в плаще отрицательно покачал головой. При этом по его лицу не пробежало и тени улыбки. Если он и испытывал радость от встречи, то никак не показывал этого.

Он был весьма странным человеком. Те немногие, что имели с ним дело, называли его Джек. Реже — Двурукий Джек. Но ни то ни другое не было его настоящим именем. Это имя знала только его мать. Джек убил её много лет назад. И дело было даже не в том, что она плохо с ним обходилась. Ему больно было смотреть на ту развалину, ту жалкую тень, в которую она превращалась с каждым днём. Точный удар ножа избавил её от болезни, нищеты и страха.

Собственно говоря, это и было то самое занятие, которым теперь Джек зарабатывал на жизнь. Он убивал людей. Иногда за деньги, иногда за большие деньги, но чаще всего просто так, ради собственного удовольствия. Именно эти последние, бессмысленные убийства долгие годы приводили городскую стражу в недоумение, рождали среди столичных обитателей всевозможные зловещие слухи.

Ничто не заставляло Джека чувствовать себя таким живым, как чужая смерть. Когда кто–то испускал дух в его руках, к нему возвращалось чувство контроля над миром, над своей жизнью. Страх, заполняющий каждое мгновение каждого дня, отступал в тень, давая Джеку возможность вздохнуть полной грудью и ощутить драгоценную свободу.

Когда и почему это началось? Он и сам не смог бы сказать. Жизнь тяготила Джека с самого рождения. Нет, сначала он даже пытался что–то изменить: завести друзей, найти невесту, устроиться подмастерьем к какому–нибудь ремесленнику. Однако чем дольше он пытался, тем сложнее было ему преуспеть. Одни люди использовали его, другие сторонились, Женщины не замечали его или открыто издевались, высмеивая вечную задумчивость и простоту суждений.

Они чувствовали его неуверенность, его страх, С каждым годом этот страх всё глубже и глубже проникал в него, словно пропитывая изнутри. Он чувствовал себя ничтожным, неспособным что–либо изменить. Вновь и вновь в памяти всплывал тот далёкий летний день.

Тогда мать впервые взяла Джека на городскую ярмарку. Узнав от подруг о странствующем торговце книгами, она надеялась выручить пару серебряных перьев за старую рукопись, доставшуюся ей от бабки. Дела у них шли плохо, и Джек часто ложился спать голодным.

Лавка книготорговца оказалась мрачным дорожным шатром, внутри которого пахло дымом и старой бумагой. Владельцем был немолодой уже иноземец в просторных чёрных одеждах. Джек так и не смог забыть его глаза — жёлтые, как куски янтаря, освещённого пламенем. Он словно видел Джека насквозь.

Получив за рукопись даже больше, чем ожидала, мать увлекла Джека к выходу, но торговец окликнул его по имени. Когда Джек оглянулся, ему показалось, что за спиной иноземца стоит тёмная недвижимая фигура. Именно тогда желтоглазый старик произнёс роковое предостережение.

«Бойся первого короля».

Голос его был низким и зловещим, словно принадлежал кому–то другому. С тех пор Джек никогда больше не встречался с ним, но страшные слова отпечатались в памяти раскалённым железом. Почему? Потому что в них заключалась правда. Стоя на пороге дорожного шатра, Джек почувствовал это всем своим существом.

Почему он должен бояться? Кто такой первый король? Джек не знал ответов на эти вопросы, но был уверен, что однажды обязательно их получит. И это станет его концом.

Иногда среди ночи он слышал тяжёлые шаги первого короля, который идёт за ним. Джек ощущал себя загнанным в угол, ощущал себя жертвой. Именно в такие ночи жажда убийства овладевала им особенно сильно. Жажда, которой он не мог сопротивляться.

В узких кругах, знающих о существовании Джека, он был известен благодаря двум небезынтересным фактам. Во–первых, он был самым дорогим наёмным убийцей королевства. Во–вторых, эффективность его была поистине убийственной. Человек, за которым приходил Двурукий Джек, гарантированно умирал.

Многие мечтали заполучить его: торговая гильдия, лунное братство, воровское подполье, контрабандисты, даже тайная служба короля. Джек всегда оставался одиночкой. Сама мысль, что им кто–то будет командовать, вызывала у него тошноту. Нет, он никому больше не позволит этого. Он будет играть по своим правилам.

Они платили. Они всегда платили. Выросший в нищете, смотревший на богачей снизу вверх, Джек рад был забрать у них золото. Пускай самому ему оно было и не нужно. Убивать их за их же деньги — что может быть лучше? В этом заключалась его особая извращённая справедливость. Его власть. Джек торговал смертью, и у него всегда были покупатели.

— Есть работа, Джеки, — сказал портовый оборванец, протянув жёлтый, скреплённый сургучной печатью конверт. — Тебе понравится.

Джек взял письмо и ознакомился с деталями дела. Закончив чтение, он, всё так же сохраняя полную невозмутимость, поднёс листок к пламени свечи и долго наблюдал, как огонь пожирает бумагу в его руке.

— Серьёзное дельце, а? — улыбнулся оборванец, и Джек понял, что ему известно о содержании письма. — Что делать будешь?

Он не должен был знать. Никто не должен знать.

— Любопытство кошку сгубило.

Если бы это сказал кто–то другой, собеседник, вероятно, рассмеялся бы, но, к его несчастью, это сказал Джек. Человек смертельно побледнел, не в силах двинуться с места. Собственно, только это он и успел сделать.

Нож двигался так быстро, что никто ничего не заметил. Люди за соседним столиком продолжали пить и ругаться, когда лезвие пронзило сердце слишком много знавшего посетителя, вызвав мгновенную смерть. Упав лицом в миску с хлебом, он так и остался лежать, словно пьяница, перебравший с хмельным пойлом.

Встав из–за стола, Джек как ни в чём не бывало вышел на улицу. Унылая физиономия ничего не выражала, но внутри у него бушевали страсти. Награда была велика, но дело, как всегда, было не в золоте. Он вспомнил имя будущей жертвы, написанное на бумаге изящным женским почерком. Руки чуть заметно задрожали.

— Я не боюсь, мама, — сказал он в пустоту ночи, — я не боюсь.

Накрыв голову капюшоном, Джек двинулся вниз по улице. Ночь только начиналась, а впереди уже было много работы.

 

Глава двадцать четвёртая

Всё потеряно

Заполняющее ноздри зловоние было нестерпимым. Солнце померкло в преддверии надвигающейся песчаной бури. Гниющие тела, казалось, источали в воздух саму смерть. Тут и там виднелись тёмные силуэты стервятников, жадно пожирающих мёртвую плоть. Сквозь стену крепчающего ветра доносился жалобный вой гиен и пустынных псов, привлечённых запахом падали.

Обмотав лицо тряпичной маской, через каменистую равнину шёл человек. Привязанные к столбам, истыканные стрелами, изломанные люди. Некоторые из них были всё ещё живы, но жизнь эта напоминала пламя огарка свечи. Она могла угаснуть в любой момент.

Заглядывая в измученные, окровавленные маски, человек не испытывал сострадания. За свою недолгую жизнь он уже успел вдоволь насмотреться на ужасы, творимые людскими руками. Сердце его словно натёрло мозоль, огрубев, как сапожная подмётка.

Любой случайный свидетель без труда догадался бы, что гость долины смерти кого–то искал. Переходя от тела к телу, он методично вглядывался в лица казнённых людей. Иногда в его руках сверкало лезвие ножа, обрывающее жизни тех несчастных, что были ещё в сознании.

Искатель задержался у одного из тел. Исполосованный кнутом, окровавленный янычар отчаянно цеплялся за жизнь, судорожно сжимая древко стрелы, глубоко засевшей в животе. Его уродливо, выгнутые ноги были сломаны в нескольких местах.

Склонившись над умирающим воином, человек в маске произнёс несколько слов на языке пустыни. Янычар что–то пробормотал и, закашлявшись, указал в сторону высокого каменного столба, торчащего над песками. При этом он схватился за гостя так сильно, что бурнус на его плече треснул, обнажая покрытую татуировками смуглую кожу.

— Ты молодец, приятель, — сказал Ярви, глядя в искажённое страданием лицо янычара, — теперь ты можешь отдохнуть.

Ведомый твёрдой рукой, нож пронзил сердце несчастного, оборвав то подобие жизни, в котором он пребывал. Вытерев лезвие. Трёхпалый прикрыл глаза мертвеца и направился в сторону каменного столба, на вершине которого виднелся какой–то предмет. Ветер усиливался, и песчинки всё сильнее хлестали кожу, предвещая бурю.

Наверху Ярви ожидало ужасное зрелище.

Вместо одного глаза зияла неровная кровавая дыра. Тело напоминало одну сплошную рану. Раздробленные в суставах руки и ноги почернели и опухли. В воздухе вились жирные чёрные мухи, то и дело садящиеся на то, что ещё недавно было человеком.

Склонившись над изувеченным телом, Ярви приложил ухо к исцарапанной груди. Невероятно, но Эдуард всё ещё был жив.

— Ладно, парень, — вздохнул он, вновь доставая нож, — хорош отдыхать. Разлёгся тут…

Остро отточенное лезвие без труда разрезало верёвки, удерживающие тело на камнях под безжалостным солнцем. Связав путы воедино, Ярви воспользовался ими, чтобы спустить тело Эдуарда на землю.

В памяти всплыл образ тёмной пещеры, где один заключённый тянет другого из воды. Кандалы больно врезаются в руку, звенья натянутой цепи скрипят, нарушая уединённую тишину тайного грота. Долгий путь. Они прошли такой долгий путь.

Оказавшись внизу, Трёхпалый взвалил товарища на плечи и отнёс его к верблюду. Привязанное у пересохшего колодца животное безропотно приняло на себя ношу, подчиняясь человеку.

Когда песчаная буря вступила в свои права, овладев пустыней, Ярви остановил неспешного скакуна у одинокой чёрной юрты. Её хозяин нашёл пристанище в окрестностях оазиса. Откинув полог, Трёхпалый исчез внутри вместе с телом Эдуарда.

— Ты можешь что–нибудь сделать, старик? — спросил он с порога.

Встрепенувшись, как встревоженный ворон, Хазар помог уложить Эдуарда на циновку. В латунных подставках курились благовония, заполняя жилище терпкими ароматами дальних стран. Узловатые пальцы старика ощупали ноги и руки юноши. Крючковатый нос принюхался к ранам и затихающему, сбивчивому дыханию.

— Он уже почти перешагнул грань, — сказал тёмный, бренча склянками и какими–то инструментами.

— Он умрёт? — Голос Ярви был почти безразличным.

— Возможно, — ответил старик. — Я могу попытаться спасти его, но…

— Делай, — коротко велел Ярви.

Хазар вкратце описал, что ему придётся предпринять, чтобы у Эдуарда появился хоть какой–то шанс. В конце он спросил, не лучше ли позволить юноше умереть?

— Я сказал — делай, — холодно подтвердил Трёхпалый.

Раскрыв небольшой деревянный ящичек. Хазар достал оттуда крохотную склянку с мутной желтоватой жидкостью. Вылив её содержимое в рот Эдуарда, он взял в руку короткий блестящий нож и приступил к работе.

* * *

Знакомая юрта. На углях котелок с травяным отваром, заполняющий всё вокруг тёплым, душистым ароматом. Телом владела какая–то особая лёгкость, доступная человеку только в сладких снах. Мысли в голове путались, как от хорошего вина.

— Что с тобой, мухтади?

Напротив сидел К'Халим. Потягивая пряный отвар, он рассказывал о пророчестве, услышанном им в детстве.

— Ничего… — ответил Эдуард, помассировав переносицу, — всё нормально.

Его не покидало чувство, что он что–то забыл. Что–то невероятно важное.

— Так вот, — продолжал пустынник, — я не рассказал тебе ещё кое–что из услышанного в тот день. Говорящий сказал мне, что встреча с муаз'аммалем станет для меня знаком рока, моим концом.

— Концом? — удивился Эдуард.

— Да, он сказал, что вскоре после этого я найду свою смерть. Так что, как видишь, ты не можешь умереть. Не теперь.

— Я? Умереть? — Эдуард пытался понять, пытался вспомнить.

Стены юрты пошатнулись, словно её сотряс сильный ветер. Дыхание бури.

— Мне пора, — произнёс К'Халим, будто услышав, как его кто–то позвал, — но ты ещё побудь здесь. У тебя есть дело, не так ли?

Пустынник поднялся и, отряхнув песок с колен, направился к выходу.

— Постой! — встрепенулся Эдуард.

Юноша вскочил, хватая друга за рукав просторного одеяния.

— Куда ты идёшь? Какое дело? Я не понимаю. Я не помню.

На лице К’Халима появилась жемчужная улыбка жителя пустыни.

— Ты не можешь пойти со мной сейчас, Эдуард Колдридж, но однажды мы с тобой снова встретимся. Ты не можешь пойти со мной, потому что я мёртв.

Эдуард в панике отступил назад, увидев в груди пустынника окровавленный клинок. Подобно ночному разбойнику, память безжалостно накинулась на него.

— Ты? А как же Гайде? Где Гайде? — в ужасе закричал Эдуард, пытаясь дотянуться до пустынника, схватить его ускользающую фигуру. — Ответь мне! Ответь!

К’Халим молчал. Вместе с юртой он таял в воздухе, как обманчивый мираж.

* * *

Крик был ужасен. Даже ветер не спасал от него. Не в силах терпеть, Ярви вышел на улицу. Закутавшись в бурнус, он уселся рядом со своим верблюдом, укрывшись от ветра.

Как трудно, как опасно оказалось это задание. Сколько сил оно требовало. После того как они покинули каторгу, Трёхпалый надеялся, что мальчишка пожелает найти союзников среди восточных виконтов, но всё пошло совсем не так. Как ему не хотелось тащиться сюда! Но мальчишка оказался не на шутку упрям…

Теперь они застряли в этой пустыне. Слишком жарко. Слишком сухо. Слишком далеко от всего на свете. Здесь приходилось полагаться только на свои силы.

— Проклятый песок, — проворчал Ярви, сплюнув хрустящие на зубах песчинки.

Он опасался, что люди мятежных наибов могут выследить их. Если эти мерзавцы узнают, что здесь происходит, то не погнушаются даже убийством жреца. Особенно после того, что они сотворили в оазисе.

Из юрты вновь раздался жуткий вопль — вестник агонии. В нём оставалось всё меньше человеческого.

«Наследник должен выжить, — вспомнил он свои указания, — любой ценой».

Проклятье, насколько проще было устранение обычных врагов, заговорщиков, убийц и прочей нечисти. Похищения людей и документов, сбор секретной информации, подкуп и подлог — всё это не вызывало столько затруднений, сколько создавала эта игра в няньки.

Ярви вспомнил слова Хазара. Зачем им сдался такой наследник? Неужели от него будет какой–то прок? Конечно, пройдоха Дюваль умудряется держать в страхе половину королевства, сидя на кресле–каталке, но это…

Размышления вновь нарушил душераздирающий крик. На этот раз Ярви показалось, что он услышал имя. Имя пустынной подружки Эдуарда, Гайде.

«Не лучше ли отпустить его за грань?» — снова всплыл в памяти вопрос колдуна.

У него больше ничего не было. У него больше ничего не будет. Трёхпалый вновь задумался, стоит ли пытаться спасти этого несчастного? Девчонка, она умерла у него на глазах. Даже если он выживет, то потеряет всё. Он уже потерял всё.

«Ну уж нет, — подумал Ярви, вспоминая, как днями напролёт Эдуард тащил его через заснеженные леса северного Простора, — долг платежом красен, приятель».

Время тянулось мучительно долго. Минуты складывались в часы. Буря не утихала. В песчаных облаках, клубящихся над пустыней, появился тёмный силуэт человека. Рядом с ним вырос ещё один, и ещё. Вне всяких сомнений, они двигались к юрте.

Решив, что это люди Окама, Ярви вскочил. В руке появился нож. Когда первый из пришельцев приблизился настолько, что Трёхпалый мог различить его лицо, клинок упал в песок. Попятившись на негнущихся ногах, Ярви стремглав бросился в юрту, навстречу крику умирающего друга.

* * *

Буря. Она словно разрывала его на части. Гнев, боль, страх, тоска, разочарование, смятение. Сотнями, тысячами незримых стрел они пронзали его мечущуюся тень. Каждая из них попадала в сердце. Каждая лишала жизни.

Безжалостной чередой на Эдуарда навалились воспоминания. Пытаясь прогнать от себя эти мучительные образы, он хотел лишь вырваться из бури, положить конец мучительной агонии, перешагнув границу неведомого.

Тщетно. Что–то упрямое и цепкое неудержимо влекло его назад, на свет. Оно не пускало его, отказывало в вожделенном покое.

Он услышал их беззвучный крик. Незримое воинство, взывающее к нему из бури. Мечущиеся духи, неспособные умереть, лишённые права на забвение.

Сокрушённый, раздавленный и растерзанный, Эдуард внял их песне. Их страсть стала его страстью. Их мысли стали его мыслями. Оказавшись меж двумя мирами, они стали едины, умирающий юноша и растворившиеся в веках бессмертные солдаты, ждущие повеления своего проводника.

Почувствовав их силу, их поддержку, Эдуард понял, что может укротить бурю, терзающую его. Он понял, что может подчинить её своей воле, унять тоску.

Нет, уходить было рано. К'Халим прав. У него ещё осталось неоконченное дело.

— Пусти нас, — вкрадчиво нашёптывали духи.

Он просто хотел сделать мир немного светлее. Старался изо всех сил. Делал то, что мог, и вот чем люди отплатили ему.

Что может он теперь, когда всё потеряно? Как исправит он случившуюся трагедию? Как восстановит справедливость? Как отомстит?

— Ты должен… пустить нас.

Он увидел их. Так чётко, так ярко. Голубые глаза, горящие во тьме. Его боль была их болью. Его печаль стала их печалью. Они разделили гнев. Разделили отчаяние. У Эдуарда не было никого, кроме них. Их тень следовала за ним всю его жизнь, с самого рождения. Судьба вела Эдуарда к этому самому моменту. Он должен был решить, канет ли в бездну, проявив малодушие, или воспрянет безжалостным карающим бичом, несущим справедливое возмездие лживым, чёрным сердцам.

Видение бессмертного легиона, шагающего по земле живых, вновь посетило его. В этот раз над их головами развевался знакомый стяг. Белый жеребец, горделиво гарцующий на зелёном фоне. Герб дома Колдридж.

— Я согласен, — сказал Эдуард и почувствовал, как холодным приливом воля их хлынула через него в мир света и боли. Дверь отворилась. Пути назад не было.

* * *

Когда Ярви ворвался в юрту, Хазар вытирал руки. Он закончил. Белое полотно, скользящее между старыми пальцами, стало алым от крови. В воздухе аромат благовоний смешивался с удушливым запахом тлена.

При виде результатов работы колдуна Трёхпалый не мог не содрогнуться. Однако более сильное впечатление производило лицо Эдуарда. Единственный глаз был широко открыт. Остекленевший, как у мертвеца, взгляд слепо упирался в потолок, но Ярви не покидало чувство, что Эдуард смотрит именно на него.

— Они пришли, не так ли? — спросил Хазар, убирая пузырьки и лекарские инструменты обратно в сундук. — Я слышу их шёпот.

Трёхпалый перевёл на него полный смятения взгляд:

— Что?

— Они. — Хазар указал куда–то в сторону, за пределы юрты.

В памяти Ярви тут же всплыло вздутое, окровавленное лицо, явившееся ему из бури. Ноздри вновь наполнил смрад смерти, что донёс до него ветер. Он снова увидел перед собой горящие призрачным голубым сиянием глаза. Бессмысленные и холодные.

— Значит, он будет жить, — подытожил старик, как–то странно улыбаясь. — Он — муаз’аммаль, человек, которого нельзя убить.

Ярви перевёл взгляд на Эдуарда. То, что осталось от него. Вне всяких сомнений, юноша был жив, но теперь Трёхпалый впервые увидел в этом нечто зловещее.

— Где мои доспехи? — внезапно спросил Эдуард.

Голос его порождал мурашки. Это был голос человека, который заглянул за грань и вернулся. Человека, которому была известна какая–то страшная тайна. Единственный глаз его всё так же буравил потолок.

На языке Ярви крутилось очень много вопросов, но он не знал, как задать их. Он боялся облачить их в слова, вдохнуть в них жизнь. Первый раз за очень долгое время Трёхпалый понял, что чего–то боится.

— Я… не знаю, — признался Ярви, которому начинало казаться, что всё происходящее вокруг — просто какой–то бредовый сон. — Не думаю, что тебе теперь…

Полубезумный глаз искалеченного юноши наконец удостоил его взглядом. Ярви едва не содрогнулся от того, что увидел в тёмной глубине этого ока.

— Принеси мне мои доспехи.