Глава 1.

Выстрел из гранатомета

Юрий Терпухин снял руку с руля и положил на бе­дро. Пистолет был предусмотрительно прикручен ре­зиновым жгутом к ноге. Чтобы достать оружие, нужно лишь слегка нагнуться. Демидов, сидевший рядом и понявший намерение Терпухина, отрицательно пока­чал головой. Как только Юрий достанет пистолет, нач­нется пальба и вряд ли они уцелеют. Так что лучше сидеть и не рыпаться. Любое непродуманное движение, резкий жест вызовут подозрение у этих сопляков, во­оруженных автоматами и гранатометом.

Чертов гранатомет! Если бы не он, можно было ри­скнуть, ударить по газам и рвануть прямо по дороге к селению, где наверняка найдутся взрослые, которые образумят этих вооруженных мальчишек, неожиданно преградивших дорогу. Юнцы не станут стрелять из ав­томатов из боязни попасть в кого-либо из родственни­ков в селении. А из гранатомета могут так пальнуть, что костей не соберешь.

—   Мы таможенники Чеченской республики Ичке­рия, — повторил самый малорослый среди бандитов- малолеток. — Уплатите транспортный сбор за въезд на территорию нашего государства и можете ехать дальше...

—   Какие таможенники, дорогой! — сказал Ахмет, бывший у Терпухина и Демидова за проводника и си­девший на заднем сиденье «Нивы».

Малоросток бросил Ахмету несколько фраз по-че­ченски. Ахмет испуганно вжал голову в плечи.

—   Что он говорит? — спросил Юрий.

—   Говорит, — пряча глаза, сказал Ахмет, — что когда я сидел под подолом юбки своей матери, он по­шел воевать за свободу родины и сжег четыре русских танка. Вместе с экипажами. Э-э, попались мы! Эти парни отвязанные, я не могу с ними договориться.

Терпухин взглянул на Игнатия Демидова. Это был его сосед по хутору. Именно у него из металлического гаража исчезла новенькая машина, и они, заручившись поддержкой знакомых чеченцев, взяв в проводники это­го бестолкового Ахмета, принялись разыскивать укра­денную машину на прилегающей к административной границе с Россией чеченской территории. И вот — напоролись на молокососов, при помощи оружия добываю­щих себе пропитание. Для начала пареньки проверили у них документы, а теперь вот требуют денег.

«Хорошо, что пацаны не потребовали выйти из ма­шины, — подумал Терпухин, — и прекрасно, что я предусмотрительно не заглушил двигатель.»

—   Сколько? — тем временем спросил Демидов.

—   Таможенный сбор? Двести баксов, — нагло за­явил паренек с гранатометом.

Стояла жара, было пыльно. И Терпухин, и Демидов покрылись крупными каплями пота, а у чеченских пар­ней кожа была сухая и они только поблескивали влаж­ными глазками. Им по четырнадцать, ну от силы по пятнадцать лет. Плечистые, с короткими модными стрижками, косят под крутых парней.

—   Таможенный сбор? — удивленно вскинул брови Демидов, взглянул на Терпухина, едва заметно подмиг­нул глазом и слегка кивнул головой на дорогу. Юрий хмыкнул и посмотрел вперед, куда показывал Деми­дов. Навстречу пылил легковой автомобиль.

—  Сначала ты говорил, — Демидов обратился к па­реньку с гранатометом, — что это транспортный сбор, а теперь уже это таможенный налог... Скажи толком, за что мы должны платить деньги?

Гранатометчик подошел к автомобильной дверце, наклонился к Демидову и сказал:

—   Заткнись и гони миллион, понял?

Сказал просто, без обиняков, как трехлетние дети говорят: «Дядя, дай конфету».

Миллиона у Демидова не было, но он, еще раз неза­метно кивнув Терпухину на приближавшуюся машину, стал рыться в карманах.

«Тянет время», — успел подумать Терпухин, как Демидов неожиданно ухватился обеими руками за гра­натомет и попытался втащить паренька в салон. Разу­меется, это ему не удалось, но Терпухин уже включил скорость и бросил машину вперед. Гранатометчик, удерживаемый Демидовым, не отпускал своего ору­жия. Да он и не смог бы этого сделать, поскольку ре­мень гранатомета был перекинут через плечо.

—   Отпусти его! — крикнул Терпухин, выжимая пе­даль газа до упора. «Ниву» бросало то вправо, то влево. Сзади бабахнула короткая очередь. Демидов оттолкнул парня. Терпухин вывернул руль вправо, направляя ма­шину в лоб идущего на них автомобиля, затем резко свернул. Сзади раздались беспорядочные выстрелы. Встречный автомобиль резко затормозил, и его развер­нуло на дороге. Терпухин попытался объехать его, но в этот момент раздался глухой звук выстрела из гранатомета, и граната, вспоров воздух, разорвалась рядом со встречным автомобилем. Взрывная волна ед­ва не перевернула «Ниву». Мелкие осколки вдребезги разнесли стекла, воздух с шипением выходил из по­врежденных камер. «Нива» юзом прошла с десяток ме­тров и сползла в кювет.

—   Нам каюк! — проговорил Демидов и закрыл обе­ими руками иссеченное стеклом лицо. Сквозь пальцы сочилась кровь и он ничего не видел.

—   Глаза целы? — спросил Терпухин.

—   Кажется, целы.

Юрий оглянулся. Двадцать четвертая модель «Вол­ги», рядом с которой взорвалась граната, дымилась. Внутри копошились люди, кричал раненый. Вот из «Волги» вывалился мужчина с автоматом Калашникова и с позиции лежа выпустил очередь в парней, расте­рянно стоявших посреди дороги. Стрельба вывела их из оцепенения, и они бросились врассыпную. Мужчина перестал стрелять, прокричал убегавшим несколько фраз по-чеченски и только тогда обратил внимание на пассажиров «Нивы». Терпухин перегнулся через спин­ку сиденья и рванул за ворот рубахи Ахмета, поднимая парня с пола автомобиля.

—   Иди разбирайся!

Ахмет разобрался плохо, потому что в конце концов Терпухин и Демидов очутились посреди толпы орущих чеченок и стариков-чеченцев, которые пришли из се­ления. С большим трудом Терпухину и Демидову уда­лось объяснить, что они приехали из станицы Гришановской. Именно там они договорились с местными че­ченцами — некоторых из них Терпухин знал лично, а с другими был знаком Демидов — о том, каким обра­зом можно организовать поиски пропавшей машины. Почти никто ничего не знал об угнанной машине, но че­ченцы посоветовали ехать к Бекмерзе Хильдехароеву командиру боевиков, контролирующему прилега­ющую к станице Гришановской территорию. Еще в станице Демидов посулил одному из чеченцев, Ахмету, крупную сумму, и тот согласился быть переводчи­ком и советчиком в розыске машины. И вот на «Ниве» Терпухина они въехали на территорию Чечни. В пер­вом же селении им указали местонахождение Хильдехароева. Они проехали внутрь Чечни еще километров пятнадцать, и тут-то на берегу запущенного водохра­нилища машину обступили вооруженные с головы до ног подростки.

В конце концов потерпевшие от выстрела гранато­мета чеченцы поняли, что винить в происшедшем надо только подростков, промышлявших разбоем. Нашлись и родители пареньков-разбойников. Потерявшие «Вол­гу» чеченцы требовали от них платы за ремонт маши­ны. Ахмет проявил немалое для него мужество, наста­ивая на том, чтобы родители детей-разбойников отре­монтировали также «Ниву» Терпухина. Автомобиль отбуксировали в селение, где несколько молодых че­ченцев разбортировали колеса и куда-то ушли. Затем исчез и Ахмет.

Оставшись вдвоем, Терпухин и Демидов стали раз­мышлять, что делать дальше. Почему поиски сразу по­шли не так, как они предполагали? Может, лучше вер­нуться? Но вернуться ни с чем было обидно.

На улице послышался шум. Ахмет привел четверых вооруженных чеченцев. Взгляды у них были насторо­женные.

—  Мне нужен ваш командир, — сказал Демидов.

—        Подождите, — ответил один из парней, — Бекмерза скоро будет. А пока покажите документы...

С документами у Демидова и Терпухина все было в порядке, однако отобранные паспорта исчезли в на­грудном кармане чеченца.

—   Не торопитесь, — сказал Ахмет, когда Терпухин потребовал вернуть документы. — Приедет Бекмерза, он все уладит.

Ждать пришлось долго, но Бекмерза так и не при­ехал. Когда стемнело, чеченцы, зачем-то объяснив Терпухину и Демидову политическую ситуацию, по­обещали, что найдут машину и что они могут ехать домой.

—   Нет, — сказал Ахмет, — мы будем ждать Бекмерзу.

Неожиданно чеченцы принялись кричать друг на друга. И без переводчика было ясно, что они ссорятся между собой. Терпухин и Демидов не вмешивались в разговор. Крики затихли так же внезапно, как и воз­никли.

—   Что случилось? — тихо спросил Терпухин у Ахмета.

—   Один из них пригрозил мне, что если мы не уе­дем, то они убьют вас.

—   Нас? — удивился Юрий.

—   Да, вас.

—   А тебя? — спросил Демидов.

—   За мной стоит весь мой тейп... — пробормотал Ахмет. — Речь идет о вас. Что вы будете делать?

Ахмет был довольно молодым человеком со стран­ным типом распределения волос на видимых участках тела. Особенно густо росли они на фалангах пальцев и на груди, даже уши были мохнатыми, но на лице рас­тительность начисто отсутствовала, что наряду с тон­кими чертами лица придавало Ахмету женоподобный облик. Если бы не широкие, глубоко вырезанные лопа­сти носа, можно было вообще принять Ахмета за де­вушку-горянку.

—   Так что делать будете? — повторил Ахмет. — Уедете или будете ждать командира?

Терпухин посмотрел на Демидова — автомобиль уг­нали у него, ему и решать.

—   Будем ждать, — сказал Демидов.

Ахмет окликнул стоявших в стороне вооруженных чеченцев, и один из них махнул рукой, приглашая идти за собой.

В комнате, куда вошли Терпухин и Демидов, нахо­дились два чеченца и одна чеченка в кофте с глубоким вырезом. Они о чем-то спорили на своем языке, а когда увидели русских, умолкли. Поскольку в комнате ярко горела электрическая лампочка, Терпухин заметил, что чеченка сильно покраснела, как это бывает у неко­торых особо впечатлительных девушек и молодых женщин. Старший из чеченцев, пожилой мужчина с нездоровым  румянцем на отвислых щеках, что-то сказал чеченке и молодому, и те вышли.

—   Располагайтесь, — спокойно сказал мужчина. — Чувствуйте себя как дома, сейчас вам принесут поесть.

—   Где Ахмет? — спросил Терпухин.

—   Он у родственников. Не бойтесь, он не бросит вас.

Ужин состоял из хлеба и сильно наперченной

и прожаренной баранины. Юрий и Демидов сговори­лись спать по очереди, не раздеваясь.

Ночью, во время своего дежурства, Терпухин услы­шал за стенами дома какую-то возню. Он выглянул в окно и в ночном сумраке увидел, что возле его «Ни­вы» возятся несколько человек. «Почему в темно­те?» — мелькнула мысль. Терпухин попробовал от­крыть шпингалетные задвижки окна. Это ему удалось. Звуки стали явственней. Что делать дальше? Он толк­нул Демидова ногой.

—   Что случилось? — спросонья спросил Демидов.

—   Кажется, мы влипли, — сказал Терпухин. — Они хотят забрать и мою «Ниву».

Стоя по обеим сторонам окна, они прислушались к гортанной речи. Во дворе происходило что-то непо­нятное. Было похоже, что опять разгорается ссора. Тер­пухин подумал, что, возможно, кое-кто хочет покончить с ними, а боевики командира, который уехал в Ведено, противостоят жаждущим крови, защищают гостей- пленников. Терпухин шепотом изложил свои соображе­ния Демидову. Тот согласился с ним и спросил:

—   Что же нам делать? Пистолет у тебя?

—  Да, но лучше будет, если мы уйдем, ни разу не выстрелив.

- Да. Через окно. Оно открывается.

- Нам прийдется идти пешком.

- Да рискните мы успеем уйти достаточно далеко.

Они покинули дом.

Но едва они вылезли из окна, и темноте на них неожиданно набросились несколько человек. Юрий успел заметить, что среди нападавших не было согласия, но, как бы там не было, Демидова куда-то уволокли, а Терпухина сбили с ног, стащили по лестнице вниз и втолкнули в пустую комнату. Чеченцы сразу же вы­шли, оставив дверь незапертой. Это насторожило Юрия, тем более что его никто не обыскал и у него по прежнему оставался пистолет. Можно было попробовать пробиться к машине, но куда подевался Демидов?

Юрий приотворил дверь и выглянул в мрачный ко­ридор. Там никого не было. Терпухин прошел по нему, пощупал рукой дверь, сквозь щели в которой тянуло сыростью, толкнул ее и очутился во дворе. Двор был пуст, и Терпухин беспрепятственно подошел к калит­ке, за которой стояла его «Нива».

На противоположной стороне улицы Юрий заме­тил человека с автоматом, очевидно поставленного на­блюдать за фасадом дома. Вот он закурил и медленно прошелся вдоль улицы. Стараясь не шуметь, Терпу­хин ощупал колеса машины. Они в порядке. Затем Юрий открыл дверцу автомобиля и уселся за руль. Вспоров перочинным ножиком резиновый жгут, он во­оружился пистолетом, опустил стекло задней левой дверцы и взял охранника на мушку. Указательный палец так и чесался, чтобы нажать на спусковой крю­чок, но Юрий сдержался.

Было темно, хотя ярко мерцали звезды. В темноте видны были только смутные очертания крыш домов. Терпухин повернул ключ зажигания и рванул машину вперед, не включая фар. Сзади послышался гортан­ный крик, а затем раздалось несколько одиночных вы­стрелов.

— Стой! Стой! Кто такие? — Терпухин услышал го­лоси, и несколько человек загородили дорогу. Вместо того чтобы остановиться, Юрий включил единственную фару и, убедившись, что люди безоруж­ные, направил автомобиль на них. Те поспешно разбе­жались, а сзади опять раздалась автоматная очередь, и несколько пуль ударили в обшивку автомобиля. Тер­пухин выключил фару и сигнальные огни, теперь стре­лявший не мог видеть цели. Более того, темнота не позволяла ему видеть своих соплеменников, которых он легко мог подстрелить. Терпухин прибавил газу, каждую секунду ожидая, что во что-нибудь врежется. На его счастье, дорога шла только прямо, вдоль водо­хранилища в степь по направлению к станице Гришановской.

Когда очертания домов исчезли, Терпухин включил третью скорость. К его удивлению, за ним никто не бросился в погоню.

«Значит, я им не нужен. Только вот зачем им пона­добился Демидов?» — пронеслось в голове.

Не останавливаясь, Терпухин промчался мимо пе­ресохшего водоема и погнал «Ниву» в Гришановскую.

 

Глава 2.

Кровавый день в истории казачества

Вернувшись домой, Терпухин сразу же обратился за советом к Степану Ковалеву. В местной казачьей иерархии тот являлся его заместителем.

Ковалев, бледный и худой после недавнего ранения в одной очень неудачной операции, с покрасневшими от недосыпания глазами, сидел за столом, заваленным книгами.

— Ты что, — поинтересовался Терпухин, — в сорок лет решил в науку вдариться?

- Поднабраться мудрости не мешает каждому казаку, — мрачно ответил Ковалев, раздирая ногтями ко­жу мод грязноватым бинтом на груди. — С нами, каза­нами, такое вытворяли, а мы и не знаем. С чем при-

шел?

Терпухин рассказал все, как было. Ковалев молча выслушал его.

Я чеченцев узнал тогда, когда в одиночку отстреливался от них на площади Пятиминутка, — сказал Ковалев после некоторых раздумий. — Они жить не могут, если на хитрость не пустятся. Хлебом не корми, и дай выкинуть какой-нибудь финт.

Я едва не погиб, еле ноги унес, а Демидов у них остался.

Они тебя отпустили, потому что им был нужен только Демидов.

Демидова надо выручать.

—   Вона как! — воскликнул Ковалев. — Ты что, ра­ди освобождения одного человека хочешь объявить Ка­зачий Сполох?

—   Слова-то какие! Казачий Сполох!

—  А ты думал! По-нашему надо. Насчет Демидова скажу, что лучшие спецы из российских соответствую­щих сил полгода журналистов искали, да найти никак не могли, а ты простого труженика вознамерился у че­ченцев увести. Пропала машина, пропал и хозяин.

—   Положим, что Демидов не простой труженик, у него деньги водятся, — сказал Терпухин. — Кроме того, он — хозяин коневодческой фермы.

—   Так вот, надо сидеть и ждать, пока не приедет их гонец и не привезет весточку от них, сколько и чего они хотят...

—   Черт бы их побрал! — воскликнул Юрий. — Он столько лошадей по дешевке им продал, лишь бы отце­пились, а они, неблагодарные, сначала умыкнули его машину, а потом и его самого! Скажи прямо, ты отка­зываешься участвовать в освобождении Демидова?

—   Не отказываюсь, но и спешить не собираюсь. Тут выиграет тот, кто умеет ждать, — сказал Ковалев. — Чеченцы прирожденные пройдохи. Видишь, как они обыграли свою депортацию в Казахстан? Извлекли максимум выгоды, а мы?

—   Что мы?

—   Мы, казаки, к твоему сведению, потерпели от Сталина, этого косорукого дьявола, не меньше, если не больше. Известно ли тебе о том, что в июне сорок пято­го года англичане выдали советским властям сдавшие­ся им, как победителям, казачьи части?

—   Что? Нет, не известно...

—       Худо нам, казакам, без памяти жить-то. Ведь почти никто из нас не знает, что эти проклятые своло­чи, что сидят на Британских островах, подписали на Ялтинской конференции секретное соглашение, соглас­но которому казачьи части, сформированные на основе организации Совет Дона, Кубани и Терека, были пере­даны сталинским палачам на расправу.

—   Но они же, эти части, воевали на стороне фаши­стов, — попытался заступиться за «проклятых британ­ских сволочей» Терпухин.

—   Да нет, Юра. Они в боевых действиях почти не участвовали. Немцы казакам особо не доверяли. Так нот, депортация казаков началась в июне сорок пятого и южноавстрийском городишке Линц. Пятьдесят тысяч канаков с подачи верхушки английской армии были Орошены коммунистами за решетку, угнаны на Колы­му, а половина депортированных окончила свои дни за колючей проволокой. Почему мы об этом не знаем, а? Чеченцы при каждом удобном случае вопят, что с ними поступили жестоко, а как с нашими отцами-дедами по­ступили? Сегодня какое число? Первое июня? Между­народный день детей? Ни хрена! Сегодня день траура для всего казачества!

Терпухин, поняв, что толку от Ковалева нет, ушел, не сказав в ответ ни слова. В самом деле, он не был силен в истории казачества. В программе советской школы, которую он окончил в станице Орликовой, о казаках почти ничего не говорилось. Однако позже Терпухин узнал, что атаман Всевеликого войска Дон­ского Петр Николаевич Краснов, избранный на эту должность еще в тысяча девятьсот восемнадцатом го­ду белогвардейским «Кругом спасения Дона», активно сотрудничал с фашистами, объявил со своими пособ­никами Второй Казачий Сполох и вторую войну боль­шевистскому режиму. За это Краснов, и был казнен через повешение в январе тысяча девятьсот сорок седьмого года.

Прошло несколько дней. О Демидове ничего не бы­ло слышно. Как в воду канул. За это время в степь между станицами Орликовой и Гришановской прибыла часть российского МВД и устроила некое подобие по­гранично-пропускного пункта на дороге, которая вела из Орликовой в Гришановскую. Еще два блок-поста были оборудованы на въезде и выезде в самой станице Гришановской.

Эмвэдэшников по ночам обстреливали, и они днями спешно обкладывали свои четыре вагончики и автомо­бильные кунги мешками с песком.

Юрий несколько раз ездил в станицу Гришанов­скую, чтобы найти там Ахмета. Терпухина всякий раз останавливали постовые, и ему приходилось долго и нудно объяснять, куда подевался его паспорт.

В самой Гришановской родственники Ахмета ут­верждали, что парень тоже пропал с того самого дня, когда уехал с ним на розыски угнанного автомобиля. Приходилось возвращаться на хутор ни с чем. На по­сту Юрия встречал уже другой постовой, и опять ему приходилось тянуть из себя жилы, объясняя отсутст­вие паспорта.

Однажды в Гришановской Терпухин наткнулся на знакомую девушку-чеченку, которую видел в том доме, куда его с Демидовым определили ночевать. Девушка спешила куда-то по своим делам. Юрий обогнал ее на автомобиле, вылез из салона и пошел навстречу. Она тут же его узнала, вся вспыхнула, залившись багрянцем, проступившим даже через ее смуглую кожу, но не повернула назад, не бросилась бежать, а, поборов сму­щение, шагнула вперед, причем ее рука нырнула во внутренний карман жакетки.

Терпухин напрягся, подумав, что, возможно, девушка попытается убрать его с дороги при помощи оружия. Однако девушка вытащила два красных пас­порта, аккуратно завернутых в полиэтиленовый ме­шочек.

-    Это ваши!

Терпухин успокоился, взял протянутые книжечки и убедился, что это действительно их паспорта.

— А где второй русский, Демидов?

-       Не знаю, — испуганно ответила девушка. — Они..  Они увезли его...

—      А где Ахмет?

—  Ахмет? Ахмет здесь. Но он ни в чем не виноват, он боится тебя...

—      Отведи меня к нему. Пусть не боится, я ничего ему не сделаю. Садись в машину. Кстати, как тебя кличут?

—  Фатха, — робко произнесла девушка, и лицо ее снова залила краска.

«И чего она все краснеет? — подумал Терпухин. — Робеет, что ли? Не похоже, чтобы чеченские девушки так робели. А может, стыдится чего, совесть нечиста?»

Терпухин подъехал к дому, в котором проживали отец и мать Ахмета. Как и следовало ожидать, Ахмета гам не оказалось. Когда же Фатха растолковала его ро­дителям, что Терпухин ничего дурного их сыну не сде­лает, отец Ахмета, седобородый пучеглазый старик, постучал клюкой в потолок. На чердаке послышался шум, и в комнате появился Ахмет. Как и его родствен­ница Фатха, он залился краской.

—   Ты можешь мне объяснить, что случилось? — сурово произнес Терпухин.

—   Я не виноват, я не знал... — затараторил Ахмет, поглядывая то на Терпухина, то на Фатху. Девушка что-то сказала ему по-чеченски.

—   Это они украли машину, — осмелел Ахмет, — и не хотели отдавать.

—   Вот как? — деланно удивился Юрий. — А зачем им понадобился Демидов? Он у них?

—   Не знаю. Они украли машину и продали ее ро­дителям Фатхи, — Ахмет указал на девушку.

—   Интересно, за сколько?

—   Не знаю, — Ахмет опустил глаза.

—   За шестьсот долларов, — неожиданно произнес­ла Фатха и в который раз покраснела.

—   Ого! Ведь машина была почти что новая! — вос­кликнул Терпухин.

—   Мои родители хотели вернуть машину Демидо­ву, — сказала Фатха.

—   Почему же не вернули?

—   Мы не знали, что Джебраил украл ее у вас... Ес­ли бы мы знали, то не стали бы покупать ворованную машину. Когда вы приехали, мои родители сразу же решили вернуть машину и потребовали назад деньги, но Джебраил и слушать не захотел.

—  А как же этот ваш... Бекмерза?

—   Бекмерза? Джебраил ушел от него, — ответила девушка, — вместе с Демидовым.

Она смотрела на Терпухина чистым и ясным взо­ром. Теперь ее совесть была чиста и она не краснела, как школьница.

Юрий вышел во двор и направился к своему автомо­билю. Его догнал Ахмет и, пряча глаза, пробормотал:

—   Слушай, я знаю, ты хороший человек. Может, Джебраил и ушел от своего командира, но я точно знаю, что Демидов остался у него. Я уверен... Если по­говорить с Джебраилом...

—   Послушай, — разозлился Терпухин, чувствуя, что теперь за Демидова придется платить выкуп, — кто кем командует? Берикоза этот Джебраилом или Джебраил этим Берикозой?..

—   Никому не говори, что я тебе об этом сказал, хо­рошо? Я точно знаю, что они специально отправили сю­да Фатху с паспортами. Им что-то нужно...

—  Откуда тебе это известно?

—   Неважно, — прошептал Ахмет. — А чтобы ты мне поверил, скажу, что Бекмерза в тот день никуда не уезжал.               

На улице, в том месте, где Терпухин оставил маши­ну, ничего не было. Юрий не поверил собственным глазам. Надо же, завлекают в дом, сволочи, заговаривают зубы,  в то время как его машину угоняют!

Терпухин обернулся и, зло выругавшись, побежал обратно в дом Ахмета. Возле калитки он остановился, пригнулся и вооружился пистолетом. Но едва в его ру­нах появилось оружие прозвучала автоматная очередь. Пулями разнесли сосновые доски забора в щепки.

Не поняв, откуда стреляли, Терпухин перемахнул через забор и очутился в каком-то огороде. Подняв­шись на ноги, он бросился к спасительному углу дома. Автоматная очередь еще раз вспорола воздух. Завизжали женщины. Терпухин свернул за угол и вжался спиной в кирпичную стенку. «Нет, они не хотят меня убить... Иначе я давно отправился бы к земляным чер­вям... Пугают или отвлекают, чтобы отогнать машину подальше...»

Едва Терпухин высунулся, как снова грохнула оче­редь. Пули отсекали от кладки кусочки кирпичей. Один осколок впился в предплечье. Юрий извлек его. Из раны тонкой струйкой полилась алая кровь.

«Надо пробиваться к блок-посту, — подумал Терпу­хин, слизывая кровь с предплечья. — Иначе они про­держат меня здесь до ночи. Только как это сделать?»

Осмотревшись, Юрий решил: не уходить дворами, а наоборот — атаковать. А для начала подавить «огне­вую точку» противника. Он успел заметить, что пули били вниз, значит, стреляли сверху, скорее всего, с чердака дома Ахмета. Возможно, стрелял и сам Ах­мет, если, конечно, успел после того, как они расста­лись, быстро взобраться на чердак, где прятался до прихода Терпухина. Дом стоял немного наискосок, по­этому стрелять можно было только из слухового окна фронтона с северной стороны... Именно туда нужно бы­ло выстрелить Юрию, чтобы заставить заткнуться ав­томатчика.

Выскочив из-за угла и удерживая пистолет обеими руками, Терпухин стал стрелять в железную крышу дома, метя в ее северную часть.

Атаман не ошибся. Стрелявший замолчал. Замин­ка дала Терпухину возможность выскочить на улицу и беспрепятственно пробежать мимо нескольких до­мов в направлении блок-поста. Однако сзади затре­щали сразу несколько автоматов, причем в целях бе­зопасности стреляли в воздух. Юрий прибавил ходу. Вскоре он увидел свою машину. Как и предполагал — возле блок-поста. У чеченцев не хватило времени, чтобы уговорить эмвэдэшников выпустить их из ста­ницы.

Завидев Терпухина, чеченцы бросили «Ниву» и бегом пустились в сторону Чечни.

Когда Юрий подошел к своей машине, молодцеватый капитан милиции воскликнул:

Хорошо стрелял! Мы слышали. Думали, тебе каюк.

Терпухин промолчал.

Значит, ты одержал над ними полную викторию, что бывает редко... — продолжал милиционер. — Они тебе это припомнят, — капитан протянул Юрию индивидуальный перевязочный пакет. — Не то что машину, самого угонят. Нам в Академии подборку документов показывали — разные договоренности, справки по кавказским делам за последние триста лет. Почти все они о том, что русские обязуются делать то-то и то-то, н «дикие горцы» — не красть людей... Они тебя при­жмут, парень.

Я их так прижму, что шерсть у них задымится, зло бросил Терпухин, перевязывая руку.

Уже за рулем, глядя, как кровь проступает сквозь бинт, Юрий вспомнил разговор с Ковалевым.

-Да, сколько еще прольется крови, — подумал им, пока «дикие» станут цивилизованными... А может это мы, русские, нецивилизованные, и нужно принимать их, чеченцев, такими, какие они есть?»

 

Глава 3.

Ночной визит

Теперь Юрий точно знал, что скоро на хутор нагря­нут чеченские боевики.

Впрочем, это были не боевики, а просто бандиты. Масхадов контролировал только своих. Раньше, сразу после ввода войск в Чечню, группам чеченцев, воору­женных с головы до ног, давалось более точное опреде­ление — «вооруженные бандитские формирования», че­му чеченцы упорно противились. После поражения Рос­сии в этой еще далеко не последней кавказской войне и вывода из бывшего федеративного образования рус­ских воинских частей боевики-профессионалы остались не у дел. Воевать стало не с кем, грабить тоже было не­кого — большинство русских успели уехать задолго до «лебединой» песни известного генерала. Долларовые ре­ки и ручейки из-за пределов провозгласившей себя сво­бодной республики иссякли. Что возьмешь у собствен­ного народа? Грабить своих — все равно что срывать бикини с малолетки: стыдно, позорно, а если и сорвешь, то ничего под тряпицей не обнаружишь.

Весной Терпухин был занят многими неожиданно свалившимися на его голову бедами и проблемами. Ему было не до отслеживания роста угрозы чеченского вторжения. Теперь же, в первые дни июня, с юга потя­нуло запахом смерти. После стычки в Гришановской, едва не стоившей ему жизни, Юрий решил всячески обезопасить себя.

Во-первых, он воздвиг вокруг дома высокий забор из крепких досок. Это была уже как бы третья оборон­ная линия, потому что, прежде чем достичь забора, аг­рессивно настроенным пришельцам потребовалось бы преодолеть полуметровое проволочное ограждение по периметру всего хутора.

Во-вторых, еще раньше Юрий с Демидовым вскладчину приобрели неплохую радиостанцию, позволяв­шую обмениваться информацией. Случись что-то у Де­мидова — и Юрий должен был ехать ему на помощь. Если бы незваные гости постучались в ворота Терпу­хина, Демидов обязан был бросать все свои дела и вы­ручать приятеля.

Радиостанция не понадобилась. Демидов сидел где- то в застенках у чеченцев, а Юрий остался один на один со своими проблемами. Теперь, когда он знал, что чеченцы непременно навестят его хутор, а заодно по­сетят и станицу Орликовую, он подумывал о достой­ной встрече непрошеных гостей. Для этого следовало установить контакты с милиционерами, прикомандированными нести службу в окрестностях станицы Гришановской. Впрочем, Терпухин обязан был сделать это и по долгу — с недавнего времени он стал главой мест­ного казачества — атаманом.

Юрия встретил худощавый щеголеватый капитан, тот самый, который лез к нему с разговорами на блок­посту. Сегодня у капитана был изрядно помятый вид, что напоминало или о вчерашнем обильном возлиянии, или о сегодняшнем позднем пробуждении. Да и чем еще заняться в голой степи под лучами горячего июньского солнца?

Терпухин представился коротко, по-военному. Капи­тан фартово козырнул и назвал себя — Борис Череми­сов. Сообщение о том, что у местного конезаводчика Де­мидова из запертого металлического гаража неделю на­зад пропали почти новенькие «Жигули», а затем исчез и он сам, не вызвало у милиционера никакой реакции.

—   Неделю назад нас здесь не было, — многозначи­тельно заявил капитан Черемисов. Дальнейший разго­вор не клеился.

—   Товарищ капитан, — сказал Терпухин, — то, что это проделки чеченцев, ясно и так. Надо выручать Де­мидова...

—   Деньги нужны. Выкупать, — зевнул капитан, га­лантно прикрыв ладонью рот. — Туда же не сунешь­ся, — кивнул он в сторону юга. — А может, автомобиль вашего Демидова местные сперли? У вас есть доказа­тельства, что машину Демидова увели именно чечен­цы? Почему я должен этому верить?

—   А хотя бы потому, что ближайший город нахо­дится в полусотне километров от станицы, и если бы кто-нибудь из городской шпаны надумал увести авто­мобиль, их бы наверняка кто-нибудь видел. То, что кража автомобиля — дело рук чеченцев, ясно хотя бы по той простой причине, что они умыкнули самого хо­зяина. Демидов отправился искать свой автомобиль и тоже исчез.

—   Но при чем здесь мы? — с пафосом воскликнул капитан Черемисов. — В этой местности, на админист­ративной границе Чечни с югом России, нет ни одного поста милиции. Да и как поставить посты, если кругом степь и тысячи дорог?

Терпухин промолчал.

—   Почему вы обратились ко мне? — неожиданно спросил милиционер.

—  А к кому же мне обращаться? — в свою очередь спросил Терпухин. — Да, нынче модно обращаться за помощью к бандитам и уголовникам. Не секрет, что те судят не по законам, а по справедливости.

Черемисова передернуло. Видимо, у него имелись спои счеты с преступным миром. Терпухин решил под­лить масла в огонь:

—   Бандиты, товарищ капитан, действуют, как по­рядочные чиновники в цивилизованных странах. Они метко отслеживают выполнение своих решений. Если бы не это неформальное право, в Чечне не было бы ни бензина, ни сахара.

—  Ладно, — нерешительно сказал Черемисов. — Что-нибудь да придумаем.

—  Вот это дело! — Терпухин потер руки, давая по­пить, что за ним не заржавеет.

—   В станице Гришановской, — снова заговорил ка­питан, — которая, как вам известно, располагается у самой административной границы с Чечней, прожи­мает много чеченцев, в основном мирных. По нашим сведениям, у них сотни родственников в Грозном и Гу­дермесе. Именно эти родственнички и могут промыш­лять разбоем. Тут ниточку потянешь, а узелок вон где окажется...

«Этот капитан не так глуп, как кажется», — поду­мал Терпухин. Еще через пару минут беседы он договорился с милиционером о выходе на радиосвязь с блок-постами и пригласил капитана побывать у него в гостях.

После приглашения капитан милиции дружелюбно посоветовал обратиться за помощью непосредственно к атаману Терского казачьего войска генералу Леонтию Шевцову.

—  Да я сам атаман, — не скрывая горькой улыбки, произнес Терпухин.

Черемисов взглянул на него и воскликнул:

—  Так в чем же дело? Навалитесь на эту беду всем миром!

—   Всем миром, говоришь? — вздохнул Юрий. — Отвык я всем миром работать... Одиночка я по натуре, понимаешь? Боец-одиночка...

Милиционер и вовсе вытаращил глаза. На том встреча и окончилась.

Юрий Терпухин был убежден, что чеченцев ему бо­яться нечего. Его могут ограбить, забрать кое-какие ве­щи, породистую лошадь Мадонну, довольно потрепан­ную, но исправную и с хорошим ходом «Ниву». Но не затаили же на него чеченцы кровной обиды!

Одно было неприятно Терпухину — он мог оказать­ся в положении человека, которому угрожают силой. Больше всего Юрий боялся именно этого. Унижения он не потерпит. И если чеченцы пойдут на это, Терпухин знал: будет большая кровь. Очень большая.

Предвидя это, Юрий поставил своей целью еще больше обезопасить себя и свое жилище. В укромных местах он поставил несколько сигнальных мин на рас­тяжках, достал из тайника автомат Калашникова, хо­рошо смазал его, проверил работу, перезарядил и ос­тался доволен.

Однажды вечером Терпухиным овладело то востор­женное настроение, которое иногда нисходит на людей, проведших почти все свои молодые годы вдалеке от родных мест и вновь оказавшихся на родине, где все им знакомо и где каждый поселянин знает, кто ты.

Солнце садилось за пыльный горизонт, из станицы Орликовой доносились разнообразные звуки. Сладкие предчувствия овладели Юрием, когда он увидел, что к его хутору направляется человек, в фигуре которого угадывалась женщина. Атаман уже знал, что это либо Полина, либо ее дочь Катя. Весенние перипетии с эти­ми женщинами надолго выбили его из размеренной жизненной колеи, но теперь любая женщина была для него желанна.

Юрий вернулся в дом и наскоро прибрался — как- никак сюда идет дама. Через некоторое время Терпу­хин вышел на порог дома, но, к своему удивлению и разочарованию, увидел, что женщина куда-то ис­чезла.

Терпухин знал, что отношения между Полиной и Катей испортились. Жить в одном доме и делить од­ного мужчину они, разумеется, не могли. К тому же пересуды, кривотолки, да и открытые насмешки над матерью и дочкой, полюбивших одинокого хуторянина, больно ранили самолюбие как одной, так и другой жен­щины.

«Да не может быть, чтобы назад повернула, — раз­мышлял Терпухин. — Пошла окружным путем, через Палок. Если будет выходить той тропкой, что ведет из Палка, — как бы на мину не наскочила...»

Юрий не стал ждать, когда совсем стемнеет, и на­правился в сторону балка. В воздухе парило. Собирал­ся дождь. Терпухин улегся на еще не остывшую землю и уставился в небо.

Через несколько минут ему показалось, что кто-то идет. «Пришла все-таки! Не важно, кто, Катя или ее мать, но пришла...» — подумал Юрий, и в груди сладко заныло.

Он поднялся, и женщина вскрикнула от неожидан­ности.

—   Ой, леший! — томно сказала она, поняв, что пе­ред ней хозяин хутора.

Юрий узнал по голосу Катю.

—   Здравствуй, — ласково сказал он. — Чего это ты кругами ходишь?

Девушка молчала.

—   Ты не обижайся, — тихо произнес Терпухин, — идем, я провожу. Тут нельзя ходить, опасно...

—   Почему?

—   В капкан можно угодить.

Катя зацепилась платьем за колючую проволоку и долго выпутывалась.

—   Ну ты и забаррикадировался, к тебе подойти не­возможно! — гневно произнесла она. Через минуту спросила уже мягче:

—   Ты меня встречал?

—   Да. Ты же на мину могла напороться! — ото­звался Терпухин.

—  А зачем тебе мины?

—   Да ездят тут всякие, у Демидова вон машину уг­нали, — стараясь говорить ласково, сказал Юрий.

—   Я знаю, что угнали. Да и он сам, поговаривают, к чумазым в плен попал... Вот тебе и «Рота, стройсь...»

—   Что это значит?

—   Это его прозвище, по-уличному. Слушай, я по­рву платье, помоги!

Юрий включил фонарик и отцепил подол Катиной юбки от колючей проволоки.

Терпухин вспомнил, как мать Кати пыталась сблизиться с ним и даже несколько недель прожила на хуторе. Но заботы и неожиданные проблемы вы­нудили Юрия покинуть хутор. Полина провела на хуторе почти весь май, а когда Терпухин возвратил­ся из своей вынужденной отлучки, не сказав ни сло­ма, ушла.

А вот ее дочь Катя... Терпухин вспомнил, как од­нажды она заботливо покормила его, пригласив в дом. Кг л и бы это повторялось чаще! Впрочем, и на этот раз Катя пришла не с пустыми руками, что-то принесла м пакете.

Юрий, перебивавшийся сухомяткой, уже учуял ап­петитный запах чего-то мясного. А сама Катя, одетая м повое платье с коротким рукавом, слегка подтолкну­ли его к дому. Юрий поймал ее обнаженную руку и ед­ин сдержался, чтобы не поцеловать эту руку.

В доме он, по причине отсутствия электричества, зажгли керосиновую лампу, и в этом полумраке летнего номера Катя развернула пакет и стала хозяйничать. Юрий наблюдал за ее плавными движениями. Он срав­нивал Катю с ее матерью, и сравнение, бесспорно, было в пользу дочери.

Да, счастлив будет тот мужчина, который будет твоим, — произнес Юрий, оглядывая накрытый на скорую руку стол.

А ты не хочешь быть моим?

Юрий оставил вопрос без ответа.

Когда они уселись за стол, Терпухин почувствовал, что от девушки исходит тепло.

Ты вся пылаешь, от тебя можно загореться, — сказал он.

Загореться? — насмешливо переспросила де­вушка.  У тебя что, нет огнетушителя?

Катя посмотрела на Терпухина и рассмеялась. Тот рассматривал девушку в тусклом свете керосиновой лампы. Ему нравились ее не по-женски волевой рот, мягкий овал лица, волосы.

«Почему меня интересуют в женщинах лицо и воло­сы? — подумал Терпухин. — Возможно, потому, что они всегда открыты, остальное скрыто одеждой.»

—   Почему ты на меня так смотришь? — спросила Катя.

—   Как?

—   Как на микроб в микроскопе... Изучаешь, что ли?

—   Да, изучаю.

—   Я что, в самом деле для тебя микроб? — в голосе у девушки послышались обиженные нотки.

—   Микроб не микроб, но я должен знать, с чем имею дело.

—   Не с чем, а с кем, — примирительным тоном произнесла Катя и вдруг деловито сказала: — Если хо­чешь, я разденусь...

Юрий вскинул брови. Уголки губ неодобрительно шевельнулись. Рука девушки застыла на перламутро­вых застежках платья.

—   Ну, тогда не глазей, а лучше попробуй вот этого вина.

Терпухин выпил и некоторое время старался не смотреть на пришедшую к нему девушку, но не мог пе­ребороть себя.

—   Ты, Юра, гипнотизируешь меня, как удав, — не­довольно сказала Катя, маленькими глотками пробуя вино.

—   Я твое платье рассматриваю...

—   Нет, не платье...

—   Платье. Оно у тебя замечательное.

—   Далось тебе это платье! У тебя в глазах написа­но, что тебе нужно...

—   И что же? — спросил Терпухин, едва сдерживая частое дыхание.

—   То, что под платьем. Вас, мужиков, только это и интересует, а потом, как обнаружите, что там то же самое, что и у всех остальных нормальных баб, так сразу в кусты. Кстати, как ты в самом деле находишь мое платье?

—   Да, у женщин два украшения — волосы и пла­тье, — вздохнув, сказал Терпухин. — Но твое платье и счет не идет, потому что его, как ты сама сказала, можно и сбросить...

 

Глава 4.

Непрошеный гость

Неожиданно их внимание привлек резкий царапаю­щий звук, словно провели гвоздем по стеклу. Терпухин резко отстранился от девушки и погасил керосиновую лампу. В его руке появился пистолет, который был у него всегда наготове. Замерла и Катя. Звук больше не повторялся. Юрий успокоился, отложил пистолет в сторону и вновь зажег лампу.

—   Так о чем мы говорили? — спросил он.

—  О платье... Вернее, о том, что его можно сбросить.

—   Да, да! Сбросить для того, чтобы показаться во всей красе. Особенно при таких волосах...

—   Да какие у меня волосы, так, копна.

—   Не каждому дано иметь такую копну.

—   Я бы вообще коротко подстриглась, да мать против.

При упоминании о матери Терпухин переменился в лице, но, к счастью, Катя не заметила этого.

—   Неужели ты до сих пор слушаешься мамочку? — спросил Юрий.

—   Она терпеть не может короткие стрижки. А ес­ли увидит по телеку лысых девок, готова телевизор разбить...

—   Вообще-то она права, — вздохнул Терпухин. — Я тоже считаю, что у женщины волосы, особенно их цвет, — главное. И естественный беспорядок в волосах придает женщине особый шарм, вот как у тебя...

Терпухин обнял Катю и приник губами к ее шее. Немного отстранившись, она обернулась и, искоса лу­каво взглянув на Юрия, сказала:

—   Что это ты, как пацан, со спины целуешься?

Терпухин почувствовал ее свежее дыхание из полу­открытого рта, и губы их слились в поцелуе. Однако Катя неожиданно резко отстранилась, шумно вздохну­ла, села за стол и уставилась в мерцающий язычок пламени керосиновой лампы.

—  Лампа, керосин, — пробормотала она, — как до революции или в войну...

—   Может, хватить мучить меня? — нетерпеливо проговорил Юрий.

Катя, опять приникнув к нему и поцеловав, хмуро сказала:

—   Успокойся. Прежде надо подготовиться. Я тут принесла кое-что посущественнее, чем вино.

—   Что же ты раньше не сказала! — почти разо­злился Терпухин и подумал: «Стыдится... Это хоро­шо...»

Голодный волк, обитавший в Сычином балке, встал, потянулся, ощерился и выпрыгнул из ямы, где у него было логово. Волку пора было идти на охоту. Волчица и трое волчат спали, сбившись в кучу и грея друг дру­га. Когда волк перед уходом заглянул в яму, волчица подняла голову, облизала волчат и снова накрыла их головой.

Приплод был ранним, и, по причине отсутствия пи­щи, один волчонок, четвертый, умер. Волчица долго во­рочала его лапой, недоумевая, что с ним случилось, затем отнесла в камыши, к самому глухо булькавшему ручью, и закопала.

Волк побежал по балку, добежал до ручья и стал жидко лакать воду. Он был очень старый и очень осторожный: вздрагивал от малейшего шума, всецело под­чиненный могучему древнему инстинкту, приказывав­шему ему выкормить оставшихся волчат.

Зверь выбрался из Сычиного балка и побежал по полю, принюхиваясь к человеческим следам, зарываясь носом в траву и фыркая. Все пугало его: и далекие ог­ни селений, и изредка гудящие в небе самолеты; ему казалось, будто в селениях люди собираются устроить на него облаву, а в самолетах везут охотников. Волк был не молод, и чутье у него ослабело, так что, случа­лось, он приходил домой без добычи, чего с ним никог­да не бывало в молодости. Но он по-прежнему был си­лен. Волк еще мог задрать и утащить теленка или крупного барана, а при случае завалить и лошадь. Но ни овцы, ни телята, ни лошади не были на свобод­ном выпасе — люди боялись оставлять скот по причине возможных грабежей с юга. Приходилось искать па­даль, охотиться на мышей или же пожирать весь помет зайчихи.

Недалеко от волчьего логова, у дороги, стоял ху­тор. Там было много лошадей и человек, любивший стрелять. Волк никогда не подходил к этому хутору, боясь оставить там свои следы и навлечь на себя гнев этого человека. Человек, должно быть, раньше слу­жил в армии, потому что каждый раз, прежде чем умыться из умывальника, выскакивал на улицу по по­яс голым и, тряся животом и жирными и толстыми, почти как у женщины, белыми грудями, кричал: «Ро­та, стройсь!»

Волк помнил, что прошлой осенью около хутора паслось стадо овец, теперь их охраняла большая злая

собака. Когда овцы блеяли, волку казалось, что они на­смехаются над ним. Но, как ни мучил волка голод, он думал только о том, чтобы не выдать своего присутст­вия, потому что совсем рядом находилось логово с вол­чатами.

Волк бежал, иногда останавливался, зажимал тол­стый, как полено, хвост между ног, втягивал через нозд­ри воздух и чутко прислушивался, надеясь на удачу.

Вот он подбежал к станице. Ветер дул с севера, и станичные собаки не учуяли его. Если бы это случи­лось, они давно бы подняли несусветный брех. Волк надеялся, что где-нибудь на задворках он сможет най­ти хоть какую-нибудь добычу. Неожиданно его внима­ние привлекли странные звуки, доносившиеся с распо­лагавшегося на возвышенности хутора. Ранней весной волк бесчисленное множество раз пробегал мимо этого хутора, еще раньше несколько раз обследовал его. Ху­тор был давно брошен, там не было ничего съестного для волка, поэтому он уходил охотиться на восток от Сычиного балка и не забегал сюда, на хутор. И вот те­перь оттуда доносились звуки, определенно подсказы­вавшие, что там что-то есть.

Волк подбежал ближе к хутору, осторожно пролез сквозь колючую Проволоку изгороди, вбежал в сад и, крадучись, подобрался к стене сарая. Волк услышал перестук лошадиных копыт. В сарае была лошадь. Волк обежал сарай и через щель двери учуял острый запах лошадиного навоза. Волка настолько мучил го­лод, что он уже представил себе, с какой жадностью он впился бы в брюхо лошади, и от таких мыслей зубы у него самопроизвольно защелкали, а глаза словно за­жглись в сумерках.

Смутно серый хищник догадывался, что лошадь в

этом сарае появилась не зря. Возможно, в доме посе­лился человек. Волк подбежал к дому. Так и есть: по­всюду чувствовался запах человека, везде были его следы. Волк неслышно обежал дом и даже, приподняв­шись на задних лапах и упершись передними в окно, заглянул в него. При этом коготь царапнул о стекло. Зверь смотрел в окно долго, очень долго, но так ничего и не увидел. Подходить же к другому окну, в котором метался маленький язычок пламени, хищник не ре­шился. Старый и опытный, волк предпочитал не при­ближаться к огню.

Вернувшись к сараю, зверь взобрался на пристрой­ку к нему, потом вскарабкался на крышу, намереваясь продрать ее и добраться до лошади.

Лошадь почуяла волка, неистово била ногами, даже несколько раз грудью ударилась о жерди, из которых была устроена изгородь внутри сарая.

Крыша была прочная, и волк, скользя когтями по обросшему мхом шиферу, свалился на землю. Еще раз через щель вдохнув острый запах лошадиной мочи, волк обошел сарай и выбрал место, где земля была, как ему казалось, более мягкая и податливая, чем в других местах.

Зверь принялся рыть передними лапами землю, на­мереваясь проделать ход под фундамент. Волк рыл дол­го, стало уже светать и так рассвело, что было отчетли­во видно каждую яблоню в саду. Уже просыпались жа­воронки, ветер поменял направление и донес запах волка в станицу. Собаки учуяли его смрадный дух и подняли дружный истеричный лай. Волк почувство­вал, что если он даже с удвоенным рвением продолжит рытье, ему не успеть добраться до лошади. Чутье под­сказало ему отложить это дело до следующей ночи.

Зверь пробежал садом, прополз сквозь колючую проволоку и крупными прыжками понесся к своему ло­гову, желая скрыться в балке еще до восхода солнца. Но солнце взошло раньше, и, уставившись на малиновый шар, волк зарычал и щелкнул зубами. После этого зверь побежал к уже недалеким кустам, росшим по краю обрыва, нырнул в них, спустился вниз, к ручью, обвалив при этому проросшую корнями трав глыбу жирной земли. Серой тенью хищник заскользил в ка­мышах, пробираясь к логову, к голодной самке.

Утром, открыв глаза, Юрий увидел, что Катя уже оделась. При дневном свете она казалась не такой при­влекательной. На лице у нее были подозрительные красные пятна. К тому же, как ни молода была девуш­ка, после ночи под глазами у нее стали отчетливо вид­ны темные окружья, какие обычно бывают у печеноч­ников или беременных женщин.

Юрий потер щетинистый подбородок. Вот причина красных пятен. Возможно, темные круги вокруг глаз ость и у него — он тоже уже далеко не мальчик.

—   Ну, я пойду, мне еще надо по хозяйству управиться, — проворковала Катя, склонившись над Юри­ем для нежного прощального поцелуя.

—   Вечером будешь? — осторожно спросил Тер­пухин.

—  А ты хочешь?

Вместо ответа Терпухин выразительно посмотрел на девушку.

—   Тогда буду, — улыбнулась Катя, — в любом слу­чае буду, даже если ты не хочешь.

После ее ухода Юрий долго нежился в кровати, потом встал, обошел свои владения и за сараем, в кото­ром

стояла лошадь Мадонна, неожиданно наткнулся но горку свежей земли. Подойдя ближе, Терпухин обна­ружил следы то ли собаки, то ли волка. Заглянув в вы­рытую нору, хозяин хутора подумал, что, вероятно, ка­кой-нибудь бродячей собаке захотелось проникнуть в сарай и чем-нибудь поживиться.

Успокоив себя Юрий принялся за другие дела.

Логово волков располагалось в яме, из которой ког­да-то люди брали глину. Со временем туда насыпалось много листьев, она обросла мхом. В яме валялись кости и бараньи рога, которыми играли волчата. Они уже проснулись и сосали мать, жалобно взвизгивая. Волчи­ца приподнялась, глядя на самца. Она была очень то­щей — кожа да кости, и в ее глазах мерцал голодный огонь. Волк отвернулся и улегся в стороне. Волчица встала и прошлась по яме. Волчата попадали на землю. Их голодная мать подошла к старой берцовой кости ло­шади и принялась грызть ее.

Волчицу мучил голод, ей хотелось броситься на самца и разорвать его. Уже несколько ночей подряд он не приносил добычу. Волчата тыкались носами в зем­лю, потом стали кусать друг друга за уши. Они разыг­рались, начали повизгивать, и волчица ударом лапы утихомирила их.

Солнце поднималось все выше и выше и вскоре за­глянуло в яму. При блеске солнца мох казался изум­рудным. Обиженные волчата несмело подошли к ма­тери, и двое, немного пососав тощие соски волчицы, уснули. Третий уже не смог сосать. Волчица чувство­вала, что, если самец не найдет хоть какую-нибудь поживу, этого волчонка ждет участь его заморенного голодом братца.

Солнце палило все нещаднее, а волк вспоминал, как ночью рыл землю. От голода он щелкал зубами и на­брасывался на старую лошадиную кость, остервенело грыз ее, воображая, что это нога той лошади, которая Пыла в сарае.

Едва стемнело, волк выскочил из ямы и побежал и камыши, через которые он обычно выходил на охоту. Камыши изредка начинали шевелиться, шурша друг о друга.

Выйдя из балка, волк огляделся. Ночь была темная, безветренная и теплая, какие обычно бывают в начале июня. Звезды светились только с северной стороны; большая же часть неба с юга была затянута теплыми тучами, которые словно сами по себе, без ветра, ползли на север и никак не могли затянуть все небо. Воздух Пыл теплым и влажным. Еще дальше на юг земля сли­палась с небом, и там царил непроницаемый мрак, из­редка озаряемый непонятными всполохами.

Равномерные ночные звуки, шорохи камыша, вскрики ночных птиц да далекий гул самолетов преры­вались изредка то далеким лаем станичных собак, то писком мышей.

Как и в прошлую ночь, голодный зверь прибежал к станице, но потом свернул к хутору, к наполовину прорытому ходу. Хищник намеревался докопать его до конца и напасть на добычу. Волк смутно догадывался, что нору мог обнаружить человек, поэтому подходил к хутору очень осторожно. Он вздрагивал от малейше­го шума, его пугали яблони с распростертыми ветвями, похожие на матерей, встречающих своих детей, тем­ные пни, издали похожие на присевших людей. Но предосторожность оказалась излишней. Следов че­ловека возле той стороны сарая, где прошлой ночью была прорыта нора, не было.

Волк влез в нору и стал быстро скрести передними лапами, задними отбрасы­вая взрыхленную почву далеко назад. Волк изредка затаивался, оглядываясь и чутко прислушиваясь.

Волк рыл землю и чувствовал, что завалит лошадь этой же ночью. Но неожиданно земля кончилась, и ког­ти заскребли доски — в сарае был пол. От бессильной злости волк стал грызть зубами дерево, надеясь про­рваться к метавшейся наверху лошади, но зубы не раз цепляли за гвозди. Волк ничего не мог поделать с ме­таллом, поэтому он вынужден был бросить свою затею и задом вылез из норы. Грязному, злому и раздосадо­ванному, ему захотелось завыть, но он сдержался.

Прошла большая часть ночи. Черная туча, при­ползшая откуда-то с запада, из-за своих разлохмачен­ных краев открыла звезды. Опрокинутый красный рог месяца изредка мелькал в просветах тучи. Было про­хладно.

Волк подошел к дому, обошел его по периметру, по- собачьи обнюхивая углы, затем тяжело взгромоздился передними лапами на стену и заглянул в окно. Неожи­данно ослепительно яркий луч света ударил серому хищнику в глаза.

 

Глава 5. По волчьему следу

Катя пришла засветло, не таясь, и это польстило Терпухину. «Если она не боится пересудов и сплетен, значит, можно надеяться на что-нибудь серьезное...» — подумал атаман, мечтавший о женитьбе.

Вечером Терпухин еще раз обошел все свои «обо­ронные» сооружения. Этот вечерний обход вошел у не­го в привычку. И опять он увидел свежевырытую нору, на которую натолкнулся утром. Юрий заглянул в нору, посветил фонариком и решил, что вряд ли это творе­ние лап какой-нибудь бродячей собаки. Но то, что это может быть волк, который пытался пробраться к кобы­ле, казалось ему маловероятным. Терпухин решил не говорить об этом Кате, чтобы не тревожить ее.

Когда он вернулся в дом, все уже было приготовле­но для интимной встречи: к кровати был придвинут столик, весь уставленный закусками, стояла откупо­ренная бутылка вина, поблескивали стаканы.

Не успел Терпухин сесть за столик, как появилась Катя. Она расцеловала его, налила в стакан вина, про­тянула его Юрию и, когда он отпил несколько глотков, отобрала стакан и маленькими глоточками допила. За первым стаканом последовал второй, третий, покуда в бутылке не осталось ничего. Разгоряченный вином, Терпухин обнял подругу за плечи.

— Ну что, — прошептал он, — как говорили рань­ше, я уже готов к битве...

Девушка без промедления отодвинула столик, сня­ла через голову платье и, распустив волосы, немного неловко, как бы стыдясь происходящего, нырнула под одеяло.

Половина ночи промелькнула, как одно мгновение. Терпухин совершенно потерял голову и напрочь забыл о тех десятках смертей, «автором» которых он был и которые иногда мучили его в ночных кошмарах. В объяти­ях женщины он спал, как ребенок. Бывший капитан спецназа забыл о смертях, о готовящемся чеченском на­езде, о странной норе, вырытой под сарай. Это короткое и сладостное забвение, в которое он впал, было крайне необходимо ему. Ему надо было забыться возле женщи­ны, дать отдохнуть слишком гипертрофированному чув­ству самосохранения, чрезмерная стимуляция которого приводит к обыкновенной трусости.

Проспав больше трех часов, Терпухин неожиданно проснулся. За окном было темно. Его рука покоилась на груди мерно дышащей женщины. Вроде бы все за­мечательно, в самый раз спать. Но почему же тогда он проснулся?

Юрий знал, что это неспроста. Бывший капитан спецназа вспомнил, как однажды в Афганистане он та­ким же образом неожиданно проснулся среди ночи в душной казарме и долго лежал, прислушиваясь к шум­ному сопению, храпу и жалобным вскрикам солдат. Его спецгруппа отдыхала после очередной вылазки в горы. Тогда он поднялся, постоял у дверей, покурил, а затем непонятная щемящая тоска погнала его прочь от казар­мы. Терпухин еще успел переброситься парой слов с часовым, окликнувшим его, как случилось то ужасное и страшное, что порой случается на войне. Внезапно раздались странные воющие звуки, и не успел Терпу­хин сообразить, что это такое, как артиллерийские сна­ряды накрыли расположение отряда. Казарму смело с лица земли. Часовому, с которым он только что раз­говаривал, осколком начисто снесло лицо.

Убило почти всех его товарищей, а он, хранимый незримым ангелом, остался жить. Юрий не верил в ангелов, в Бога и про­исшедшее объяснял хорошо развитым чувством само­сохранения. Потом были разбирательства — как могла артиллерия, эта «царица войны», накрыть своих же? Пришлось и Терпухину давать объяснения, почему он уцелел. Юрий не стал распространяться о «шестом» чувстве, спасшем его от смерти, а свел все к прозаиче­скому... мочевому пузырю.

Так что же потревожило его сейчас, когда Катя, широко раскинув руки, безмятежно спит рядом с ним с детской улыбкой на лице? Терпухин приподнялся на локтях и прислушался. Неожиданно возле стены дома послышался непонятный хруст. Затем раздался шорох. Кто-то ходил вокруг дома.

Терпухин достал из-под подушки пистолет, протя­нул руку к подоконнику и нащупал фонарик. И когда в окне появилась непонятная тень, Юрий нажал на кнопку фонарика. Луч света высветил лобастую голову крупного зверя. Зловещий огонек светился в его жел­тых зрачках.

Юрий едва сдержался, чтобы не выстрелить в ноч­ного хищника.

Когда сноп электрического света ударил зверю в глаза, он не испугался, раздосадованный недавней не­удачей с лошадью, которая так и не стала его добычей, а, словно завороженный, продолжал смотреть внутрь человеческого жилища. Затем свет погас, в доме по­слышались человеческие голоса, и волк, тяжело отва­лившись от стены, неспешно направился к проволочной изгороди. Отбежав далеко в степь, он потрусил к лого­ву. Выть ему уже не хотелось, наоборот, у него было желание по-старчески заскулить...

Горизонт уже светлел. Узкая фиолетовая полоса его на глазах превращалась в оливковую...

 «Волк! Точно волк!» — не переставал удивляться Терпухин. И странное дело: вместо того, чтобы отпря­нуть от окна, зверь угрюмо, словно загипнотизирован­ный, смотрел в комнату.

Катя проснулась от света, но, чтобы девушка не увидела свирепую морду хищника, Юрий выключил фонарик. Когда через минуту он снова направил на ок­но луч света, зверь исчез.

—   Что случилось, почему ты включаешь фонарик?

—  Успокойся, — Юрий обнял девушку, забыв о том, что в его левой руке пистолет.

—  Что это? — всполошилась девушка. — Пистолет?!

«Болван!» — обругал себя Терпухин и швырнул

оружие на столик. Пистолет угодил в тарелку и раз­бил ее.

—   У тебя что-то с нервами, Юра? Почему ты не спишь? — лихорадочно прошептала девушка, боязливо отодвигаясь от столика.

—   Пустяки...

—   Я слышала, что все афганцы такие... С тобой все в порядке?

Несколько минут мужчина и женщина лежали молча.

—   Я боюсь, Юра!..

—       Не бойся, Катя, я с тобой, — Терпухин зарылся лицом в волосы своей подруги и приказал себе уснуть. Ведь если вокруг его дома ходит зверь, то можно спать сколько душе угодно. Присутствие волка означало от­сутствие других, гораздо более опасных двуногих хищников — людей.

На следующее утро Терпухин, проводил девушку н станицу, а сам, вооружившись автоматом, пошел по свежему следу зверя. Впрочем, след вскоре затерялся н густой траве. Тогда Юрий просто пошел по направле­нию к Сычиному балку. Только там и могло быть лого- но зверя.

По дороге бывший капитан спецназа вспомнил, как он ездил во Владикавказ на большой круг Терского казачьего войска. Ничего важного там не произошло — одна говорильня. Но Терпухину запомнилось, как пат­риарх православной церкви Алексей II поздравил каза­ков с началом работы казачьего круга, а потом на цент­ральной площади Владикавказа состоялся торжествен­ный парад. Юрий еще тогда подумал, что с этого дня казаки не на словах, а на деле будут доказывать, что они славятся не только военной выправкой. Теперь можно реально доказать, что укреплять границы Рос­сии, общественный порядок, распахивать запущенные земли и создавать конкурентоспособные хозяйства здесь, на юге России, способны только казаки, а не ка­кие-нибудь залетные трудяги.

Понравилось Терпухину и обращение президента России к казачьему собранию. «Священная традиция казачества, — говорилось в нем, — верно служить России. Уверен, что казаки Терека выполнят давний завет предков и всегда будут с честью выполнять свой пат­риотический долг».

Насчет завета предков и патриотического долга президент верно сказал, подумалось тогда Юрию.

В тот день во Владикавказ прибыло более тысячи делегатов-казаков со всего Северного Кавказа, в том числе Чечни и Дагестана. Представитель президента России вручил свидетельство о внесении Терского ка­зачьего войска в реестр государственной службы. Это свидетельство на государственном уровне подтвердило право казаков формировать свои структурные подраз­деления по охране и защите родных земель. Атаман Терского казачьего войска генерал Леонтий Шевцов назвал это событие итогом семилетней борьбы казаков- терцев за свое возрождение.

 «Возродились, — с горечью подумал Терпухин, выхо­дя к Сычином балку, — а теперь куда ни сунься за помо­щью, сразу отфутболивают. Мол, у вас есть свое казачье начальство, с него и спрашивайте. Взять хотя бы того милицейского капитана с блок-поста... Иди к Шевцову, мол. Он твой начальник... Вот совдепия!..»

Юрий пошел по краю балка. В том месте, куда ста­ничники обычно стаскивали павших телят, спустился вниз и вскоре наткнулся на обглоданные до глянца кос­ти. «Ага, — мелькнула мысль, — его работа...» Снял ав­томат с предохранителя и оглянулся. Если зверь оби­тал в Сычином балке, то он мог залечь в густых кустах жимолости, переплетенных ежевикой.

Терпухин направился к огромному кусту жимолос­ти и еще издали заметил под ним яму, края которой были покрыты мхом. Когда-то он и сам брал глину из этой ямы. Теперь же ветер доносил из нее зловоние. В кустах раздался треск сучьев. Юрий взглянул туда, но ничего подозрительного, кроме качающейся ветки, не увидел. Он чувствовал, что здесь что-то не так, и решил обойти яму кругом. Вскоре в стороне, в камы­шах, он снова услышал шорох. Юрий пошел на шум и увидел, как далеко впереди, среди камышей, мельк­нула серая тень.

«Он!» — подумал Юрий и прижал приклад автома­та к плечу. Затем, стараясь не создавать лишнего шу­ма, передернул рукоятку затвора.

Бесшумно ступая, как на боевой операции, Терпу­хин подошел к камышам и вдруг совсем рядом услы­шал рычание. Он не видел хищника, но хорошо слы­шал это злобное, утробное рычание.

Терпухин почувствовал, как его охватил липкий страх. Впервые в жизни он охотился не на человека, а на зверя, и впервые в жизни так боялся. Когда-то Юрию в Приднестровье приходилось ходить по зарос­шему точно такими же камышами правому берегу Дне­стра, выслеживая снайперов-наемников. Задача ос­ложнялась тем, что снайпера надо было взять живьем, именно живьем, чтобы создать политическую шумиху. Ведь среди наемников были и румыны, и славяне, и да­же австрийцы, любители острых ощущений. Но даже тогда его не пробирал такой смертельный ужас, а душа не уходила в пятки, как сейчас.

Однажды Терпухин попался на уловку неприятеля и оказался в окружении доброго десятка вооруженных людей. Поначалу струхнул, но когда понял, что его ок­ружили не молдаване-националисты, а обычные наем- пики непонятной национальности, от сердца отлегло. Он мог бросить оружие и сдаться в плен. С улыбкой. Потом его выменяли бы на точно так же попавшегося джентльмена удачи. Впрочем, сам он не был джентль­меном удачи. Особенно в Приднестровье. Представите­ли каждой коренной или укорененной нации преследо­вали свои интересы. Национально озабоченные украин­цы помогали приднестровским русифицированным ук­раинцам воевать против молдаван, на стороне которых воевали точно такие же национально озабоченные ук­раинцы, ведшие борьбу против «москалей».

Впрочем, это все досужие размышления. Жизнь спецназовца, особенно такого вышколенного, приобрет­шего богатый опыт ведения войны спецметодами, име­ет определенную, высчитанную по международным ме­тодикам цену в долларах, фунтах и марках. Дрожание в коленях при расчетах не учитывается. Это личное дело каждого.

Разумеется, волка как такового Терпухин не боялся. Какой может быть страх, если у тебя в руках такое гроз­ное оружие, как автомат Калашникова! Юрий испыты­вал даже некоторое наслаждение от того, что боялся, просто боялся, как ребенок боится темного чулана. Ис­пытывая это естественное человеческое чувство, Юрий мог надеяться, что однажды к нему вернутся и более благородные и глубокие чувства. Любовь, к примеру.

Исходов камыши вдоль и поперек, Терпухин ничего не обнаружил. Тогда он вернулся и пошел к яме под кустом жимолости. И тут он явственно услышал, как кто-то бежит через кусты. Юрий оглянулся, одновре­менно вскидывая оружие. Громадный тощий волк ле­тел на него, делая огромные прыжки. Юрий поймал грозный силуэт в металлическое кольцо целеуказателя, сместил штырек мушки с прорезью прицельной планки и плавно нажал на спусковой крючок. Струи пороховых газов встряхнули свисающие ветки. Волк вскинул передние лапы, уткнулся носом в землю, рва­нулся, оскалился и завалился на бок, прижав передние лапы к тощему брюху.

Терпухин подбежал к зверю. Желтые глаза волка под бугристыми бровями с редкими оборванными воло­сами смотрели на Юрия с укоризной. Казалось, что жажда жизни, борьбы не покинула зверя, тело которо­го было насквозь прошито десятком пуль. Казалось, что серый хищник сейчас поднимется и прыгнет на обидчика. Терпухин наставил на волка автомат, по зверь часто-часто заморгал, в горле у него что-то заклокотало, раздался и замер предсмертный хрип, и хищник застыл. Однако желтый глаз по-прежнему с лютой злобой смотрел на человека. Потом волк еще раз чуть слышно всхрапнул, оскалив бледно-желтые десны, по его поджарому телу пробежала последняя мелкая дрожь, и все кончилось.

Терпухин, все еще не снимая палец со спускового крючка и по-прежнему наставив ствол автомата на зверя, подошел к нему совсем близко. Он заглянул п его стекленеющие глаза, пнул волка ногой под выпи­рающие ребра и не без отвращения вытер носок обуви о траву — в шерсти волчуги копошились мелкие насекомые-паразиты.

«Даже шкуры не снимешь, — подумал Юрий, — разве что подождать, когда остынет, да хлоркой какой посыпать?»

Теперь можно было узнать, что же было в яме под кустом жимолости. Но едва Терпухин подошел к кусту жимолости, как из ямы выскочила громадная вол­чица и глухо зарычала. Юрий сделал резкое движе­ние — положил руку на автомат, и она прыгнула за куст. Прыгнула так, словно у нее не было шеи, не поворачиваясь, а боком, всей тушей, как бревно. Юрий хотел было выпустить очередь по кустам, но пере­думал.

Он подбежал к яме, стараясь не вдыхать исходя­щий из нее смрад и глянул вниз. Там, на дне, валялись белые кости, а в углу ямы была вырыта неглубокая пе­щерка. Из нее на Терпухина уставились дрожащие го­ловастые твари.

«Волчата! — удивился Юрий. — Вот это да! Волк защищал волчат, а волчица уводит меня от них... Нет, далеко ты не уйдешь!»

И в самом деле, Терпухин прошел метров сорок вперед и увидел волчицу, злобно глядящую на него из кустов. Прикончить ее было проще простого, но Юрию было интересно понаблюдать за поведением зверя.

Он пошевелился, и волчица скрылась в кустах. Терпухин понял, что она уводит его от волчат, поэтому пошел обратно к яме. Волчица двинулась за ним. Тогда он пошел прямо на нее и в конце концов выгнал хищ­ницу из балка. Волчица крупными, размашистыми прыжками понеслась по степи, обегая хутор Демидова. Юрий выкарабкался из балка и пошел к хутору, на ко­тором жила дочь Демидова с мужем-моряком по фами­лии Авдеев.

Волчица остановилась и следила за человеком, ино­гда принюхиваясь к земле. Вела она себя так, словно была собакой и не раз навещала хутор. Неожиданно из дома выскочил Авдеев, на ходу заряжая охотничье ру­жье, припал на колено и выстрелил.

Волчица огромными прыжками умчалась в поле.

— Стой! — заорал Терпухин. — У нее волчата!

Но Авдеев не слышал. Снова хлопнул выстрел. Волчица кувыркнулась, вскочила и принялась в ярости кусать собственное тело, в котором, очевидно, засела картечь или пуля. Когда Терпухин подбежал к ней, она попыталась уползти. Чтобы избавить волчицу от муче­ний, Юрий выстрелил ей в голову.

Когда подбежал Авдеев, волчица была мертва.

—   Зачем ты стрелял? — спросил Терпухин. — У нее же в балке волчата!

—   Она потаскала гусят... — оправдывался Авдеев.

—   Гусят не она потаскала, — возразил Юрий. — Волки никогда не озоруют возле логова.

—   Как же, не озоруют! Четырнадцать гусенят вы- волокла, сволочь! Мы и капканы ставили, и отраву сы­пали... Поначалу думали, лиса...

«Значит, детеныши остались одни, если это их мать», — подумал Терпухин, и ему до боли стало жал­ко волчат.

 

Глава 6. Раб

Сахибу всю жизнь не везло. Не везло, вероятнее всего, от того, что его отец, узбек по национальности, встретил русскую, и в результате этой встречи по­явился Сахиб. Чтобы угодить мужу, мать записала Са­хиба узбеком по национальности.

Отец Сахиба был военным, но командовал только в семье. Он не пользовался уважением среди офице­ров. Сына его, Сахиба, третировали в школе, потом унижали в армии. Уже после того, как Союз разва­лился, Сахиб поехал на заработки в заполярный Мур­манск. Его, молодого и сильного, охотно взяли на службу в военную часть в качестве контрактника. Од­нако служба у Сахиба, как и у отца, не заладилась. Сахиб прервал контракт и решил вернуться домой, на родину отца.

Наверное, все сложилось бы в его судьбе иначе, не повстречай Сахиб на мурманском вокзале знакомого по имени Карим. Тот стал убеждать его не торопиться с отъездом, мол, есть возможность в короткий срок за­работать приличную сумму, с которой не стыдно будет вернуться в Узбекистан.

И действительно, поначалу все шло гладко. Вместе с Каримом Сахиб занимался строительными работами. К несчастью, им пришлось строить дом главарю пре­ступной группы. Хозяин не торопился с расчетом за выполненную работу. Пришлось отказаться от строительства и уйти. Но не так-то легко оказалось отде­латься от этого человека.

Через несколько дней беглецов отыскали. Подруч­ные хозяина приехали к ним на квартиру и насильно доставили их на злополучную стройку. Хозяин не стал церемониться с беглецами и, взяв шланг от стиральной машины с пропущенной в него цепью, стал бить их по голове и спине. Сопротивляться было бесполезно, но и согласия остаться для завершения стройки садисту вы­бить из них не удалось.

Тогда упрямцев затолкали в карцер и продержали там без еды и питья до следующего утра. Утром все повторилось. Избитых до потери сознания парней по­садили в карцер и, чтобы не убежали, приковали на­ручниками к кроватям.

Вот так случилось, что Сахиб оказался в положении раба. Невольников в карцере было несколько, в основ­ном опустившиеся мастеровые, залетные бомжи. За малейшее ослушание их жестоко избивали. Дверь карцера была прочно окована железом и запиралась на ночь. На сутки пятерым узникам давали одну банку консервированного гороха и пачку макарон. Днем при­ходилось работать до седьмого пота под наблюдением вооруженного охранника.

После того как один из узников не выдержал пыток н сбежал, оставшихся на стройке бедолаг стали запирать на ночь в подвал. Парни совсем ослабели и едва держались на ногах. Сахиб решил проявить хитрость и втереться в доверие к хозяину. Он больше не огрызался и не перечил его подручным. Однажды Сахибу поручили закрыть оставшихся троих узников в подвал, а самому идти в карцер, который уже не замыкался, Сахиб сделал вид, что выполнил приказание, и вернул ключ от подвала хозяину. Когда под утро все в доме затихло, он пошел к подвалу, разбудил узников, и они ушли.

Их поймали. Били долго и жестоко. А потом Сахиба продали чеченцам, промышлявшим в Мурманске нар­котиками. Больше всего Сахиб боялся, что его посадят на иглу, поэтому безропотно выполнял все поручения новых хозяев. Вскоре чеченцев арестовали, но жизнь подбросила Сахибу новое испытание.

Сахиб ошивался на вокзале, пытаясь наскрести де­нег на билет хотя бы до Петербурга. К нему подошел белобрысый с решительным лицом мужчина в штат­ском и тоном, не терпящим возражений, попросил от­везти в Чечню крупную сумму денег вместе с послани­ем от арестованных чеченцев. Сахиб понимал, что этот мужчина, скорее всего, следователь-оперативник и его вербуют для сотрудничества с правоохранительными органами. В конце беседы белобрысый дал адреса, по которым Сахиб может выходить на связь. В случае предательства или невыполнения приказа Сахибу гро­зил арест и срок за распространение наркотиков. Са­хибу ничего не оставалось, как согласиться. По пути в Чечню он думал о том, чтобы бросить все и уехать в Узбекистан, но страх останавливал его.

По приезде в Чечню, сразу после того, как Сахиб отдал деньги и послание, он был избит и брошен в подвал.

— Мы тебя отпустить не можем, — однажды ска­зал ему новый хозяин. — Ты принадлежал моему бра­ту, а он пропал. Моли Аллаха, чтобы он вернулся жив- здоров.

Но чем больше унижений испытывал Сахиб, тем сильнее было желание отомстить за все. Поскольку все считали его конченым, не способным оказывать сопро­тивление, то не особо опасались его, и Сахиб узнавал многие секреты. Теперь он только ждал случая, чтобы вырваться на волю.

—   Раб, раб! — ожесточенно шептал человек в углу подвала. Демидов видел, как относятся к этому худому человеку чеченцы. Они не считали его за человека. Каждый день чеченцы выводили его на работу, и он был вынужден копать землю, месить глину, шкурить бревна, часами, без перерыва следить за работой неф­теперегонного куба, из змеевика которого сочился дрянной бензин.

Впрочем, все они были рабы. Иногда ночью их пе­ревозили в другое место, куда-то в горы, где днем за­ставляли работать, а на ночь запирали в яме, выкопан­ной в каком-то хлеву.

Демидов уже устал ждать, когда наконец кто-нибудь приедет и заберет его отсюда. Надежда на по­мощь Терпухина едва теплилась, но после второй неде­ли пребывания в плену исчезла. Разве сможет Юрий и одиночку выцарапать его из плена?

Однажды ночью, когда в яме было только два челове­ка — Демидов и тот самый, который всякий раз, остав­шись без присмотра чеченцев, горько сетовал на свою судьбу, пленник подполз к нему и горячо зашептал:

—   Послушай, я вижу, ты солидный человек и зря болтать не станешь.

—   В чем дело? — спросил Демидов и, словно боясь опоганиться, отстранился от пленника.

—   Знаешь, есть люди, отмеченные даром делать деньги. Они-то и промышляют поставками наркотиков и Россию. Я здесь в плену вовсе не для того, чтобы за меня кто-нибудь уплатил выкуп. Разве что спецслуж­бы России решатся на это... Но я располагаю ценней­шей информацией.

Демидов хотел спать и едва не выругался, лишь бы Сахиб, так звали парня, отстал. Но тот упрямо лез к Демидову с разговорами.

—   В торец хочешь? — наконец не выдержал Де­мидов.

—   Ударь меня, ударь! — пробормотал Сахиб. — Но я все равно должен рассказать тебе то, что не расска­зывал никому.

—  Отвали, ей Богу! Иначе прибью! — вскипел Де­мидов.

—   Я знаю, каким способом чеченцы доставляют наркотики в Москву.

—  Заткнись, паршивец! — почти прорычал Демидов.

—   Это связано с бизнесом на лошадях!

—   Будь ты проклят! — взорвался Демидов. Однако свирепость его голоса не испугала Сахиба.

—   Они выкупают лошадей и самолетом отправляют их на военный аэродром под Москву...

Демидов резко подался вперед и ухватил Сахиба левой рукой за шею.

—   Слушай, подонок, — злобно проговорил он. — Я тебя предупреждал, чтобы ты не лез ко мне со своими россказнями? Скажи, предупреждал?

Сахиб кивнул. Он понял, что достал русского. Тот взбесился настолько, что до драки осталось совсем немного.

—   Ты хочешь впутать меня в грязное дело! — с прежней свирепостью в голосе пробормотал Деми­дов. — Но у тебя ни хрена не получится!

С этими словами Демидов ударил Сахиба кулаком по лицу. Сахиб съежился, закрыл руками лицо. Но Де­мидов не оставил его в покое. Он вскочил и бросился на, как он считал, приставалу. Его кулаки работали как паровой молот. Сахиб пытался отбиваться, но это еще больше увеличивало ярость Демидова. Избив этого слабосильного тощего пленника, Демидов успокоился и уселся в свой угол.

—    Ну что, — спросил он. — Теперь ты станешь и дальше плести про свои долбанные наркотики?

—   Ты мне зуб сломал, — выплевывая кровавое ме­сиво изо рта, пробормотал Сахиб. — Но я все равно должен рассказать то, что я знаю.

Демидов подивился упорству наглеца.

«Пусть говорит, — подумал он. — Пусть лжет... Но он не впутает меня, пусть не надеется...»

—   Они покупают хороших лошадей, — бормотал сквозь всхлипывания Сахиб, — а потом на военном са­молете везут их в Подмосковье... Но лошади — только крыша. Из Афгана наркотики присылают с изюмом... Да?! Из Бразилии — с кофе. Да?! А здесь они, — Сахиб выделил слово «они» интонацией, подразумевая под этим своих хозяев, — пользуются бизнесом на лоша­дях как прикрытием...

—   Так что, военные с ними в сговоре? — примири­тельным тоном произнес Демидов.

—   Выходит так, — устало, с потухшим взглядом, пробормотал Сахиб.

—   Они в Москве зелье продают?

—   А где же еще? Может, они и на Европу работают, но сперва они летят на подмосковный аэродром.

—  А откуда ты знаешь, что именно на подмосков­ный? — поинтересовался Демидов.

—         Да какая разница, Игнатий, — прошептал Са­хиб. — Подмосковный, потому что только оттуда лоша­дей могут отправлять в Западную Европу, где рынок сбыта наркотиков больше, чем в Москве.

—   Не больше, там просто сбыт лучше налажен... — вставил Демидов.

—   Так вот, слушай, — продолжил Сахиб, — на аэ­родроме животные благополучно проходят таможен­ный досмотр, а то и вовсе без него, и попадают в руки тех, кто все это организовал.

—   Наркотики с лошадями возят, да? — спросил Де­мидов.

—   Да. Я же говорил. Надо же им что-нибудь во­зить. У них даже лошадей не всегда хватает и, чтобы не гонять пустой самолет они, бывает, наземным транс­портом отправляют лошадей обратно, чтобы совершить повторную ходку.

—   А я-то думал, зачем чеченцы у меня хороших лошадей покупают?.. — произнес Демидов.

—   Я подслушал, я все подслушал... — вновь зашеп­тал Сахиб, и глаза его горели, как угли. — Они думают, что я ни бе ни ме по-ихнему. А я же узбек, узбекский от отца знаю... Не все понимаю, но поднаторел...

—   Ты узбек?

—   Да, Игнатий. Они продают через подставных лиц лошадей на Запад. С аукциона, по бешеной цене. Одна­ко покупателя интересует только сопутствующий груз, а продавца — плата за наркотики. Как я понял из раз­говоров хозяев, подобным образом западные наркодельцы осуществляют расчеты со своими российским компаньонами.

—   Ты опасный человек, Сахиб, — сказал Деми­дов, — хоть ты и слизняк.

—   Все, что я тебе рассказал, правда!

—   Это слишком красиво, чтобы быть правдой, — отмахнулся Демидов.

—   Схема красивая, это точно, — Сахиб присел на корточки. — Для такой транспортировки наркотиков они используют одних и тех же животных по несколь­ку раз. Странно, что таможенники не замечают этого. А чеченцы смеются над их невнимательностью, назы­вают русских олухами...

—   Ну, — Демидов почесал голову, — тут ничего странного нет. Среди русских хватает олухов. Но вот лошади?.. Как известно, породистые лошади происхо­дят от одних и тех же элитных производителей, поэто­му они похожи на своих родителей, а значит, друг на друга.

Демидов сразу поверил бы в то, о чем рассказывал Сахиб, если бы не одно обстоятельство. По личным на­блюдениям Демидова Сахиб был человеком увлекаю­щимся. Эта особенность характера присуща малень­ким, живым, очень подвижным людям с острыми кур­чавыми бородками, как у Дзержинского. Какая-то недоразвитая, почти детская веселость и энергичность неожиданно сменяются мрачным пессимизмом и нече­ловеческой жестокостью. Такие люди иногда оказыва­ют неоценимые услуги разведывательным органам. Но чрезмерная приступообразная энергичность порой приводит к тому, что они теряют голову, попадают в тупиковые ситуации и совершают ошибки.

Почти каждую ночь, лежа в своем углу, Сахиб про­клинал жизнь, которая забросила его в плен к чечен­цам. А теперь он аж горит от желания или отомстить чеченцам, или выслужиться перед органами. Демидов не понимал, почему Сахиб ни с того ни с сего решил от­крыться ему. А вдруг это провокация?

—   Помоги мне выбраться отсюда, а? — вдруг по­просил узбек. — Российские спецслужбы отблагодарят тебя. Да и ты внакладе не останешься.

Последнее утверждение и вовсе походило на прово­кацию. Если бы Демидов знал, как выбраться из плена, он помог бы и Сахибу, но, похоже, о его собственном существовании забыли не только его друзья, но и сами чеченцы — они не выпытывали у него, насколько он богат, много ли у него родственников.

Джебраил появился на хуторе Терпухина в пол­день. Это был уже немолодой, но все еще крепкий мужчина с бородой и хитрыми глазками. Без бороды он, наверное, походил бы на бригадира шабашников, лет пятнадцать назад где-нибудь калымивших на про­сторах Сибири,

Джебраила сопровождали несколько вооруженных с головы до ног чеченцев. Поигрывая четками, он пред­ложили уплатить выкуп за Демидова.

—   С ним все в порядке? — спросил Юрий, сообра­жая, каким образом Джебраил пересек границу. Ско­рее всего, блок-пост чеченцы оставили в стороне.

—   У него с головы волос не упал, — сказал Джеб­раил.

—   Я должен убедиться в этом, — произнес Терпу­хин. — А насчет выкупа поговорим потом — денег у меня нет.

—   Но Демидов богатый человек, — резонно заметил Джебраил.

Разговор происходил у входа в дом. Терпухин стоял на пороге, чеченцы полукругом возле него.

—   Деньги у него на счету в банке, — сказал Юрий, — без Демидова их не получить...

—   Он может написать письмо.

—  А кто его заверит? Нотариуса с собой брать?

—   Я тебе десять нотариусов достану, дорогой, — почти нежно произнес Джебраил.

—  И вот что еще: пока я буду разъезжать с тобой но Чечне, твой человек должен остаться в заложниках.

Джебраил отошел в сторону, позвав старших. Че­ченцы стали совещаться.

Тем временем Терпухин прошел в дом, прибинто­вал пластырем к левой лодыжке пистолет, к правой — нож. Когда он вышел на порог дома, чеченцы уже по­совещались и согласились с условиями, поставленны­ми им.

—   Ты готов ехать? — спросил Джебраил.

—  Почти. Надо только волчат покормить... — сказал Терпухин.

—   Каких волчат? — оторопел чеченец.

—   Самых натуральных.

После того, как волк и волчица были убиты, Терпу­хин подкармливал волчат-сироток, бросал им в яму мелко порезанное мясо. Одного волчонка, доходягу, пришлось некоторое время кормить из соски. Поначалу волчата дичились, скалили зубы, а потом привыкли. Звереныши уже не забивались в свою пещерку, а с ин­тересом наблюдали за странным существом, заменив­шим им мать.

Возле Сычиного балка Юрий велел остановить ав­томобиль.

—  Волчата здесь, — коротко объяснил он причину остановки.

Джебраил решил пойти поглазеть на зверюшек. Че­ченец не скрывал своего восхищения волчатами.

—   Послушай, отдай их мне!.. — попросил он.

—   Вот когда Демидов окажется на свободе, приез­жай, я подарю тебе вон того.

—   Да он худой, доходяга какой-то...

—   Зато он самый злой. А что худой, так это ничего, у вас в Чечне мяса много. Откормишь.

Чеченца-заложника оставили на посту у капитана, с которым Терпухин успел познакомиться. Вначале Черемисов отвел Юрия в сторону и долго объяснял ему, что он не хочет ввязываться в разные подозри­тельные дела, но когда Терпухин сообщил ему, куда он отправляется, безропотно согласился.

Через пару минут автомобиль въехал на территорию Чечни и запылил по равнине, направляясь к чернею­щим на горизонте горам. Вскоре автомобиль стало под­брасывать на ухабах. Терпухин внимательно следил за местностью. Перед тем как дорога пошла в гору, Джеб­раил остановил машину и что-то сказал своим подруч­ным по-чеченски. Терпухину завязали глаза.

Вскоре машина снова остановились. Терпухина за руку ввели в помещение. Минут через пятнадцать он услышал радостный оклик:

—   Юрий!

Терпухин сорвал повязку и увидел своего соседа. Демидов был в порядке, если не считать осунувшееся от бессонных ночей лицо да заросшие, с желтоватой сединой, впалые щеки.

—  Да, животик у тебя спал! — Терпухин похлопал соседа по брюху. — Не кормили, поди?

 

Глава 7.

Бегство

Без долгих предисловий Терпухин объяснил цель приезда. Сели сочинять письмо в банк. Демидов нервно постукивал авторучкой по столу, писал по одному сло­ву, долго думал, рвал написанное на мелкие кусочки и начинал сначала.

Джебраил, некоторое время понаблюдав за Демидо­вым, вышел из комнаты. Вслед за ним вышли и двое его подручных. В комнате остался один чеченец — бо­родатый верзила с головой на короткой шее и без ма­лейшего признака ума в выпуклых блестящих глазах. В его руках был пулемет.

—    Слушай, Юра, а нельзя ли без этого? — низ­ко наклонившись над столом, тихо спросил Деми­дов.

Терпухин отрицательно покачал головой.

—   Вот и трудись, работай всю жизнь, чтобы потом враз все и выложить...

—   Разга-ворчыки! — грозно буркнул пулеметчик и колыхнул массивным животом, на котором покоилась пулеметная коробка с патронами.

Демидов смолк и стал писать дальше. Когда дошел до суммы, оторвал ручку от бумаги, покосился на ох­ранника и снова прошептал:

—   Не могу, Юра, уж лучше тут сидеть.

Пулеметчик неодобрительно засопел. Ты чего сопишь? — сказал Терпухин, оборачива­ясь к охраннику. — Нам посоветоваться нужно, как лучше писулю сочинить...

Придвинувшись к Терпухину поближе, Демидов ед­ва слышно прошептал:

—   Слушай, Юра! Пусть уж лучше половина этих денег тебе достанется... Ты же спец! Бывший десант­ник! Давай рванем, а?

Терпухин горько усмехнулся. Демидову жалко вы­ложить за свою шкуру те паршивые доллары, которые он насобирал, обирая державу. Занимался банковскими махинациями — брал кредиты под совхозный, еще не выращенный урожай. Это он только прикидывается хозяином, фермером, а у самого рыльце в пуху.

—   Ну как, согласен? — прошептал Демидов.

—  А тебя что, жадность заела?

—   Да, заела, — глухо пробубнил Демидов.

Юрий чувствовал, что у него в ушах начинает шу­меть кровь — верный признак сильного нервного воз­буждения. Так было всякий раз, когда он принимал оп­рометчивые, порой безрассудные решения. Похоже, так случится и на этот раз. И не из-за денег, которые ему сулит Демидов, как раз наоборот — из безгранич­ной удали, граничащей с сумасбродством.

—   Ну? — в голосе у Демидова послышалось раз­дражение.

Вместо ответа Терпухин взглянул на пулеметчика. Тот, устав прислушиваться к шепоту подопечных, встал вполоборота к окну и смотрел, как возле забора двое мужчин резали барана. Фундамент помещения, в котором находились Демидов и Терпухин, был низ­ким, и, даже сидя за столом, можно было видеть все, что происходило на улице. То ли нож был тупым, то ли шкура на горле у животного оказалась слишком тол­стой и крепкой, но чеченцы никак не могли доконать барана. Он дергал ногами и головой, разбрасывая ко­мья уже спекшейся крови. Кто знает, возможно, вид умирающего животного, сгустки алой крови подтолкну­ли атамана Терпухина к решительным и абсолютно не­продуманным действиям.

Юрий неслышно поднялся со стула и ринулся на пулеметчика. Верзила краем глаза увидел Терпухина, успел среагировать, но единственное, что он предпри­нял, — замахнулся с разворота своим оружием. Чече­нец понял, что на него нападают, и хотел если не выст­релить, то хотя бы ударить взбунтовавшегося подопеч­ного стволом пулемета. Однако кулак Терпухина попал чеченцу в яремную вену. Голова охранника странно дернулась, он затряс ею, словно пытался стряхнуть свой головной убор, и все же успел ткнуть Терпухина стволом пулемета в грудь. Юрий ухватился за ствол, ожидая, что сейчас раздастся выстрел, но в дело вме­шался Демидов. Он обрушил громоздкий, грубо сколо­ченный табурет на голову охранника. Тот выпустил оружие и, охватив голову руками, привалился к стене.

—   У, болван, метра два будет, — возбужденно про­шептал Демидов. — Уложили без шума и пыли...

Руки у Демидова тряслись. Терпухин, не медля ни секунды, вырвал пулемет из рук поверженного гиганта.

—   Куда бежать? — спросил он, обыскивая его кар­маны и вооружившись тремя гранатами.

—            Я знаю, я все продумал... — Демидов снимал с оглушенного бронежилет. — Вон в ту дверь, там каптерка и окно есть...

Терпухин прислонился к стене, сжимая пулемет, и осторожно выглянул в окно. Двое чеченцев, подбадривая друг друга гортанными возгласами, продолжали мучить бедного барана — все еще рвали тупым ножом толстую кожу его на шее.

Терпухин отдал Демидову свой пистолет и одну гранату.

—   Машина во дворе, отсюда видно, — сказал Деми­дов. — «Волга»... Только бы бензин в баке был...

—   В машине нас сразу убьют! — покачал головой Терпухин. — Надо уходить в горы.

Они прошли в соседнюю комнату. Вдоль стен висели пучки прошлогодней фасоли, углы завалены всякой рухлядью. Терпухин пальцами отогнул гвозди, удержи­вавшие небольшое окно. Беглецы выбрались во двор. Где-то яростно залаяла собака, и послышался голос прикрикнувшего на нее чеченца. Никому из чеченцев и в голову не приходило, что могло случиться в комнат­ке, где на столе лежал лист бумаги с прошением в банк: «подателю сего выдать столько и столько...»

—   Идем вон к тому сарайчику, — прошептал Де­мидов.

Сарай, на который он указал, был единственным, к которому можно было пройти незамеченными. Зайдя за него, Терпухин и Демидов очутились на краю не­большого выступа, за которым шел покатый склон го­ры. У подножия горы виднелась тропинка.

—   Куда она ведет? — спросил Юрий.

—   А кто ее знает, — пожал плечами Демидов. — Вроде воду оттуда носят.

—   Значит, пойдем по ручью... — бросил Терпухин и стал перелезать через выступ.

—   Подожди, — сказал Демидов, — тут, в этом са­рае, в яме томится один человек. Его надо вызволить...

—  Тьфу ты, черт! — прошипел Терпухин. — Уходим!

Но Демидов, рискуя быть замеченным со двора, по­дошел к двери сарая, открыл ее и скрылся внутри. Его не было несколько минут, Терпухину эти минуты пока­зались вечностью. В каждый миг в комнату, из которой они бежали, оглушив охранника, могли войти чеченцы и, поняв что к чему, броситься вдогонку. В конце концов сам верзила-охранник мог очухаться и поднять шум.

Наконец показался Демидов. За ним, низко приги­баясь к земле, бежал худой человек непонятно какого возраста и национальности. Терпухин нетерпеливо пе­репрыгнул через выступ, и они втроем, стараясь не шуметь, стали спускаться вниз, к тропинке.

В это время прозвучала автоматная очередь.

—   Быстрее! — рявкнул Терпухин.

Бывшие пленники, особенно тот, которого освободил Демидов, рванули к подножию горы.

Едва беглецы очутились на тропинке, худой парень побежал так, что только пятки засверкали. Терпухин и Демидов едва поспевали за ним. Добежав до поворо­та, Демидов упал на колени и, хватая широко раскры­тым ртом воздух, прохрипел:

—   Все! Не могу... Хоть убей...

—   Какого хрена! — едва сдерживаясь, чтобы не заорать, произнес Терпухин, хватая Демидова за ши­ворот. — Да ты хоть за поворот заползи, сверху же увидят...

Шатаясь и опираясь на камни, Демидов едва до­плелся до отвесной скалы, за которой открывался вид на долину. Рядом журчал родник. Третий беглец, подстегиваемый животным страхом, бежал далеко впереди.

Демидов отдыхал не более минуты.

—        Все, вперед, — сказал он, подхватываясь и наме­реваясь бежать вслед за худым. — Вон как Сахиб си­ганул!

—   Это Сахиб? — спросил Терпухин. — Ему каюк!

—   Почему?

—   Долина простреливается оттуда, — Юрий ука­зал на постройки на горе, откуда они только что спус­тились.

—   Да? — Демидов стал соображать. — Значит, нам в долину нельзя?

—   Нельзя. Мы полезем по руслу ручья вверх по течению. Не дай Бог они собак пустят...

Они уже вскарабкались по узкому ущелью, по кото­рому каскадами ниспадал ручей, как снова зазвучали выстрелы.

—   По твоему Сахибу бьют...

—   Бьют?

—   Посмотри, отсюда видно, — сказал Терпухин, выглядывая из-за обомшелого камня.

—   Черт! — выругался Демидов, видя, как фонтан­чики пыли взвиваются вокруг все еще бегущего узбе­ка. — И откуда только у него прыть такая?

Вдруг узбек споткнулся, упал, вскочил и снова по­бежал, но теперь уже не к видневшемуся вдали селе­нию, а к подножию ближайшей горы.

—   Может, прикроем его? — проговорил Демидов.

—   Ну, ты дал! — Терпухин сплюнул тягучую слю­ну. — Начнем палить, орать, пусть все знают, где мы находимся? Так по-твоему?

—   Так его же прикончат!

—   А мне какое дело? Попробуй только высунься, через минуту будут здесь. Знаешь что, Демидов?

—   Что?

—       Если бы я знал, что этот узбек ввяжется, то си­дели бы мы лучше в комнате, и ты сочинял бы слезное прошение в банк...

—   Ладно тебе... — Демидов в изнеможении опус­тился на землю.

—   Вставай! Полезем выше. Пока они будут пресле­довать твоего Сахиба, мы здорово оторвемся... Вставай, пока солнце высоко, надо идти и идти. Отдохнем, когда стемнеет... Ползи вверх.

—   Куда? — жалобным голосом спросил Демидов. — Мы и так высоко забрались! Этот чертов бронежилет к земле притягивает.

—   Не хнычь! Пойдем! Главное — продержаться до темноты, а там спустимся и попробуем за ночь достать какой-нибудь транспорт.

Выше в горы они не полезли — уперлись в отвес­ную скалу. Попробовали обойти ее, но Демидов так обессилел, что не мог переставлять ноги. Он снял с се­бя бронежилет и отшвырнул его далеко в сторону. Бег­лецы забились в расщелину скалы и затихли, ожидая, когда стемнеет.

Как и следовало ожидать, чеченцы организовали погоню. Еще засветло группами по двое, по трое рыска­ли по скалам, а едва солнце закатилось за отроги гор, в долине зажглись факелы.

—   Нет, мы отсюда не выйдем, — сказал Деми­дов. — Вверх не полезешь, а через долину не пробьем­ся — схватят сразу. Слышишь, сколько собак лает.

—   Пробьемся... — успокоил его Юрий. — Чеченцы думают, что мы впереди твоего узбека. Нас именно там ищут.

—  А мы ударим с тыла, — произнес Демидов, кив­нув в сторону долины.

—   Какой ты боевой, Игнатий. Смысла нет. Попро­буем напасть на верхнее селение...

—   Там не селение, — махнул рукой Демидов, — а всего один дом.

—   Один дом? А постройки? Опиши мне расположе­ние построек...

Почти полчаса Демидов объяснял Терпухину, где что находится в селении, откуда они совершили побег.

—   Собака злая?

—   Да нет, лопоухая дворняга. Нюшей зовут. Она меня знает. Так что я первый пойду... А если залает, ничего страшного — она часто лает по пустякам, дуре­ха. Удивляюсь, как чеченцы ее до сих пор не пристре­лили и не обзавелись настоящим цепным псом...

—   Видимо, надобности нет, — сказал Терпухин. — Дом на круче, кто туда полезет?

—   Слушай, я не потащу этот бронежилет, — про­бормотал Демидов. — Если хочешь — надевай сам.

Далеко за полночь беглецы спустились по ущелью к тому месту, где чеченцы обычно брали воду. Сов­сем рядом горел сторожевой костер, и двое воору­женных чеченцев о чем-то спорили. Терпухин и Де­мидов неслышно обошли их и стали подниматься по склону. Вскоре Терпухин нащупал уступ. Демидов полез через него первым, чтобы успокоить собаку. Дворняга сонно взбрехнула, потом по-щенячьи взвизгнула и отчаянно застучала хвостом о доски ко­нуры. Терпухин услышал, как в доме стукнула внут­ренняя дверь.

—   Тише, Нюша, — шипел Демидов, но дворняга продолжала изливать собачий восторг, взвизгивая и вертя хвостом. На Терпухина она не обращала ника­кого внимания. Юрий подошел к собаке, сомкнул руки на ее шее и резко дернул... Раздался хруст, затем по­слышалось захлебывающееся бульканье.

—   Ты что, Юра, рехнулся, что ли? — сипло произ­нес Демидов.

—   Заткнись! — последовал ответ.

Терпухин еще некоторое время удерживал дворня­гу, уткнув ее мордой себе под передник бронежилета, чтобы не раздалось ни звука. Задние ноги собаки сухо скреблись по каменистой почве. Вскоре она затихла. Терпухин затолкал убитую собаку в конуру.

—   К машине, — коротко приказал Терпухин. Он достал гранату и стал отгибать усики предохранитель­ной чеки.

—   А ворота? — прошептал Демидов.

—   Не твоя забота, — ответил Юрий, положил гра­нату перед собой и быстро снял с себя бронежилет.

—   Что ты задумал?

—   Возьми бронежилет и закрой фары у «Волги», понял?

Терпухин чувствовал, что Демидову трудно подчи­няться. Ему не нравится его, Юрия, покровительствен­ный тон. Но выбирать не приходилось.

—   Ворота вышибем взрывом, — пояснил Терпухин уставившемуся на него Демидову.

Вторую фару прикрыли алюминиевым котлом, сняв его с рогулек. Демидов уселся за руль, Терпухин при­мостился рядом, дернул за кольцо гранаты и через от­крытую дверцу машины швырнул ее в ворота.

 

Глава 8.

Погоня

Прежде чем раздался взрыв, взревел мотор «Вол­ги». Автомобиль дернулся от взрыва. Демидов включил скорость и направил машину на разлетевшиеся в раз­ные стороны створки ворот. «Волга» выскочила на до­рогу, идущую с горы.

На бешеной скорости они помчались по наклонной вниз. Сзади по ним ударила автоматная очередь. Не­сколько пуль лязгнули о металлическую обшивку, но было поздно — дорога свернула так круто, что Де­мидов чудом успел вывернуть руль, и они оказались вне зоны обстрела.

—   Хорошо ездишь! — крикнул Терпухин, зорко всматриваясь вперед. — Теперь включи ближний свет и выключи мотор.

—   Неужели пронесло? — возбуждено спросил Де­мидов.

—   Спасибо твоему другу узбеку, что повел основ­ных преследователей по ложному следу.

—   Я не знаю, как отсюда выбраться. Спустимся по дороге вниз, а дальше что? Пристрелят на первом же перекрестке... Возможно, впереди застава.

—   Вот я и говорю — вырубай мотор и включай ближний свет. Несколько минут ехали под звук шелестевших по гравию шин. Неожиданно дорога круто свернула вле­во, и сразу за поворотом перед ошеломленными взо­рами беглецов в лучах фар предстала небольшая группа чеченцев, сидящих на корточках у тлеющего костра.

—   Дави их, дави! — заорал Терпухин, пытаясь вы­сунуть громоздкий пулемет в окно дверцы. — Включай мотор и газуй!

Демидов и сам сообразил, что ему следовало делать, но, будучи не в силах превозмочь десятилетиями вы­работанный рефлекс — всячески избегать наездов на людей, резко свернул влево, и машина слетела с проез­жей части дороги. Она ударилась о камень, подскочила и пошла юзом по бугристому краю дороги, то и дело ударяясь левым бортом о металлическое ограждение. Вскоре оно кончилось.

—   Сейчас полетим в пропасть! — с этими словами Терпухин пытался нащупать дверную ручку, чтобы выскочить, поскольку автомобиль несло прямо в про­пасть. Ему удалось это сделать, прежде чем автомаши­на боком ударилась о громадный камень. От удара Де­мидов вывалился из кабины, а Терпухин, успев прийти в себя, изготовил пулемет к стрельбе. Вот-вот должны были показаться чеченцы.

Демидов громко застонал.

—   Тише ты... Что у тебя? Ноги-руки целы?

Демидов снова застонал.

«Ну, сейчас начнутся новые приключения... — поду­мал Юрий. — Если удастся уйти без крови, это будет чудо...»

Без крови уйти не удалось. Едва заслышав шаги, Терпухин метнул гранату, а после гулкого взрыва, по­сле которого со склонов гор еще долго сыпались облом­ки камней, поднялся на дорогу и добил оглушенных бо­евиков.

К счастью, ноги и руки у Демидова оказались це­лы — он отделался лишь ушибами.

Пока была ночь, беглецы решили уйти подальше в горы и забиться там в какое-нибудь труднодоступное место, где можно хорошо обороняться. Решено было двигаться в восточном направлении, в сторону Дагеста­на. Ведь искать их будут на равнине, ближе к пригра­ничной с Россией территории.

До рассвета оставалось часа два. Терпухин и Деми­дов преодолели небольшую горную гряду и засели на вершине среди крупных камней, предварительно зама­скировав щели между камнями травой и ветками, а сверху соорудив некое подобие шалашика. Несколько раз они видели преследователей, которые, очевидно, шли по ихнему следу, но вскоре теряли след, разбре­дались в разные стороны и в конце концов возвраща­лись обратно.

Высота имела то преимущество, что давала возмож­ность заблаговременно обнаружить неприятеля, а в случае чего успешно обороняться.

—   Как ты волок эту бандуру? — покачал головой Демидов, указывая на пулемет. — Одна коробка с па­тронами чего стоит!

Ночная погоня подорвала силы Демидова. Ноги у него распухли. Терпухин все чаще и чаще с неодоб­рением поглядывал на ступни напарника. Его мучил вопрос — сможет ли Демидов с наступлением сумерек снова отправиться в дорогу.

—   Нам пройти всего километров пятьдесят. А там и Дагестан, — вслух рассуждал Юрий.

—   Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Де­мидов, осторожно притрагиваясь к багровым потертос­тям на ступнях. — Я не ходок, ты что, не видишь?

—   Подними ноги повыше, отек будет меньше, — посоветовал Терпухин.

—   Это конец, все... — пробормотал Демидов.

—   Не паникуй, черт бы тебя побрал!

—   Я хочу пить.

—  Да, — согласился Терпухин. — Без воды нельзя, но где ты ее возьмешь?

Солнце нещадно палило, усиливая и без того мучи­тельную жажду.

—   Надо где-то воду найти. Ведь с ночи во рту ни росинки, — пожаловался Демидов, — а впереди жар­кий день.

После того как Терпухин спустился с горы и в од­ной расщелине нашел воду, Демидов повеселел.

—   Развели, понимаешь, демократию! Вот чеченцы и воспользовались, озоруют. Никакой демократии у нас в стране быть не должно, — заявил он и вдруг увидел, как Терпухин веткой собирает с ободранной коры мура­вьев и поедает их. — Слушай, что это ты делаешь?..

—   У муравья в теле полтора процента белков, — сказал Терпухин, — а я бывший боец спецназа. Нас и не такому обучали...

—  Ты еще и мышей есть станешь, — с отвращени­ем произнес Демидов. — Вот житуха! А все из-за этой демократии паршивой!

Демидов помолчал, затем снова заговорил:

—  Кто придумал на западный манер провокацион­ный для России лозунг «Земля — народу!»? Ленин? А вы у народа спросили, собирается ли он вообще ра­ботать? Наш народ и не собирался работать. У нас в пословицах все сказано: «работа дураков любит». Или — «работа не волк, в лес не убежит». А первей­шие лодыри у нас кто? Чеченцы! Украл человека, по­лучил выкуп — построил дом. Украл второго, получил выкуп — купил машину...

«Пусть болтает, — подумал Терпухин, продолжая вылавливать насекомых, — лишь бы не ныл...»

—   Я бы сейчас борщика съел, — мечтательно ска­зал Демидов, наблюдая за Терпухиным. — Когда я был помоложе, мог целую кастрюлю за обед слопать. Со сметаной, холодненькой...

—   Забудь о еде, думай о демократии.

—   Да на черта мне об этом дерьме думать! — вдруг взъярился Демидов. — Это на Западе демократия, а у нас... Давно хотел туда рвануть, да, как говорил Ча­паев, языков не знаю... Вот евреи молодцы, почуяли, что жареным пахнет, и рванули кто куда. Одни в Из­раиль, другие в Америку.

—   Сейчас твои евреи стали возвращаться назад в Россию-матушку, — вставил Терпухин, — и стано­вятся новыми русскими. Ты вот смог свои миллионы здесь заработать, а не в Америке...

—   Лучше бы их у меня не было, спокойнее спал бы, — буркнул Демидов. — Никто бы у меня машин не воровал, выкупа не требовал. Правильно простые рабо­тяги живут. Заработал, пропил — и спи себе...

—   Вот и ты поспи, побереги силы...

Демидов улегся поудобнее и вскоре уснул. После полудня, передав пулемет Демидову, вздремнул и Тер­пухин.

Он проснулся от грубого толчка. Демидов приложил палец к губам, всем своим видом показывая, что Тер­пухину нельзя шевелиться.

—   В чем дело? — прошептал Юрий.

—   Да тихо ты! Не двигайся. Они внизу... Я их всех на мушке держу.

Терпухин медленно поднял голову и взглянул меж­ду веток с увядшими и скрутившимися от жары листь­ями. Далеко внизу на развилке двух тропинок стояла группа чеченцев — человек семь-восемь. Они о чем-то оживленно разговаривали, то и дело указывая оружи­ем на вершину горы. Укрывшись в шалашике из веток, Демидов держал их на прицеле.

—   Не вздумай стрелять, — прошептал Терпухин.

—   Это все родственнички убитых тобою чечен­цев? — мрачно спросил Демидов.

—   Возможно, — ответил Юрий, задетый местоиме­нием «тобой», употребленным Демидовым по отноше­нию к убитым прошлой ночью чеченцам.

—   Восемь человек при полной боевой выкладке, — снова прошептал Демидов. — Они не выпустят нас от­сюда. Видишь, расходятся, в кольцо будут брать.

—   Не стони, — произнес Терпухин. — Насчет се­бя можешь не беспокоиться. Ты же не стрелял, трупы не твои...

—  Подумаешь, не мои, — равнодушно произнес Де­мидов. Некоторое время он лежал неподвижно. Затем вдруг угрожающе произнес: — Так ты говоришь, тру­пы не мои?

—  Ты же сам сказал, — миролюбиво сказал Терпу­хин, еще ничего не предчувствуя. Но затем произошло то, о чем он не мог догадаться и что круто изменило ход событий: Демидов ни с того ни с сего, без всякой видимой угрозы со стороны чеченцев, вдруг ударил по ним из пулемета.

—  Не мои трупы? Будут моими! — орал он, выпус­кая длинную очередь.

Один из чеченцев мешком упал на землю. Двое других, в которых попали пули, присели, странно изо­гнувшись, и один из них страшно и пронзительно за­кричал, видимо, смертельно раненный. Всех остальных чеченцев как ветром сдуло, а из-за камней ударили ту­гие газовые струи выстрелов из автоматов.

«Чертовски мощная эта штука — автомат Калаш­никова!» — подумал Терпухин, подползая к Демидову и хватая его за шею. Тот глупо улыбался, что-то гово­рил, но не выпускал пулемет из рук. Терпухин наот­машь ударил напарника по лицу. Демидов выпустил пулемет и, пятясь задом, выполз из шалашика.

Чеченцы вели беспрерывный огонь по высотке, не давая возможности поднять головы. Когда огонь на ко­роткое время затихал, Терпухин видел, что по всем правилам военной науки чеченцы короткими перебеж­ками рассредоточиваются по местности, в самом деле окружая гору.

—   Болван! — крикнул Терпухин. — Теперь они точно нас окружат!

«Их было восемь, троих Демидов подстрелил, — Юрий стал лихорадочно подсчитывать количество вра­гов, — осталось пятеро. Если начнут гасить из подствольников — будет совсем худо.»

Подствольники не заставили себя долго ждать. Первая граната не долетела и взорвалась намного ниже вершины горы, обдав беглецов смрадным дымом тротилового заряда. Вторая угодила меж крупных камней, Сразу же после взрыва Терпухин поднял голову и вы­пустил длинную очередь по чеченцу, который стрелял из подствольника. Тот на некоторое время затих.

Терпухин оглянулся и увидел совершенно белое ли­цо Демидова.

—   Игнатий! С тобой все в порядке?

Демидов с трудом улыбнулся.

—   К-кажется, к-контузило... — Демидов поднял ру­ку с ободранной на локте кожей.

—   Чтоб тебе голову скорее оторвало, дурак, — крикнул Юрий.

—   Все равно отрежут, — ответил Демидов.

—   У тебя есть граната и пистолет. Марш к тем камням! — рявкнул Терпухин. — Как только он шарк­нет из подствольника, метни туда гранату!..

От третьей гранаты пострадал сам Терпухин. Нео­жиданно что-то лопнуло совсем рядом. В глазах осле­пительно засияла болезненная белизна. Когда Терпу­хин пришел в себя, то увидел множество мелких ос­колков, словно вцепившихся в брючину.. Боли он не чувствовал, но по опыту знал, что она придет позже... Он принялся выковыривать осколки и с яростью от­швыривать их от себя.

—   Зацепило, да? — спросил неожиданно появив­шийся рядом Демидов.

—  Я тебе сказал метать гранату! — в бешенстве за­орал Юрий.

—   Я метнул... Его того... в клочья... Так тебя зацепи­ло, Юра?

—   Черт, похоже, что да, — Терпухин дрожащими руками поднял брючину. На коже виднелись многочис­ленные, но неглубокие ранки. Из них маленькими струйками сочилась кровь. Демидов стал рвать подол рубахи.

—  Ну, теперь мне капут. Укатали сивку крутые горки, — сказал Терпухин.

—  Надо перевязать артерию, — проговорил Деми­дов, опустился на колени и зубами разорвал оторван­ный кусок рубашки на два куска.

—  Пригнись, убьют!.. Не убьют — ушли...

Терпухин выглянул из-за камня. Далеко от горы, стараясь укрываться в складках местности, мельтеши­ли фигурки чеченцев, уносящих раненого. Он по-преж­нему громко, истошно кричал.

—   Так что, мы с тобой теперь друзья? — произнес Демидов.

—   Раз ты меня спасаешь, значит, друзья. Но зря ты это затеял, Демидов. Не военный ты человек.

—   Да, зря, — Демидов сплюнул, пытаясь освобо­диться от нитки, застрявшей между зубами. — Я ду­мал, пока они в куче, я их перестреляю. Никогда не до­веряй штатским, атаман... Никогда... Ну, все, — Деми­дов завязал скрученную жгутом ткань аккуратным узелком, — теперь ты поправишься.

—   Дудки, — устало произнес Терпухин. — Жгут надо через час ослабить.

—   Пошли. Не торчать же здесь, — сказал Деми­дов. — Они быстро вернутся.

—   Да, чеченцы никогда не бросают своих. Даже мертвых...

Они спустились с горы и подобрали автомат одного из убитых. Рожок оказался почти пустым, зато в кар­манах нашлись две гранаты. Возле второго убитого оружия не было, и карманы его были пусты.

—   Почистили, — хмуро пробормотал Терпухин.

Беглецы побрели по ущелью, словно обреченные,

Через сотню шагов Терпухин устало опустился но землю.

—   Хватит, нога одеревенела, снимай жгут.

Демидов осмотрел ногу. Она заметно припухла.

—   Ходок из меня никудышный, сам видишь, — ска­зал Терпухин. — Мне надо вернуться.

—   Куда?

—   На высотку... Там и помру...

—   Ты чего, Юра? — Демидов схватил Терпухина за плечо, заглянул в глаза.

—   Ничего, Демидов, — Терпухин вздохнул. — Они нас достанут. Самое позднее — через минут двадцать- тридцать. Будут гнать по этому ущелью и достанут. Уходи, я их задержу. Боюсь, что ненадолго. Патронов почти не осталось...

—  Я никуда не уйду, — сказал Демидов и сел рядом.

—   Тоже мысль. Все равно твоя затея с побегом с самого начала была обречена на провал, — Терпухин снова вздохнул. — Н что, мужики мы или не мужики?

 

Глава 9.

Подставные ангелы смерти

Они вернулись на высотку и принялись обустраи­вать ее для последнего сражения.

Чеченцы не заставили себя долго ждать. В слепя­щих лучах низко полыхавшего над горами солнца Тер­пухин увидел, что вдали по ущелью на ухабах подпры­гивает коробочка джипа. Близко чеченцы не подъеха­ли, остановились и рассыпались цепью, насколько это им позволяла гористая местность. И опять не выдер­жал Демидов. Увидев противника, он потерял голову и застрочил из автомата.

—   Чумной ты, что ли? — заорал Терпухин. — Па­троны побереги, сколько у тебя их?! Ты же обнаружи­ваешь себя!

Демидов виновато втянул голову в плечи. А через мгновение ущелье наполнилось громоподобным грохо­том выстрелов крупнокалиберного пулемета. 12,5-миллиметровые пули, почти снаряды, в мгновение ока раз­метали камни, собранные Терпухиным и Демидовым для оборудования огневых позиций. Автоматчики ко­роткими перебежками стали приближаться к подно­жию горы.

—   Ты хорошо из пулемета стреляешь, — сказал Терпухин. — Попробуй достать джип...

Демидов залег за пулеметом, передернул затвор, долго прицеливался, но пустил лишь короткую оче­редь — пулемет внезапно осекся. Что, патронам капут? — Демидов бросил на Тер­пухина испытующий взгляд.

—   Есть маленько, — ответил Терпухин. — Но я те­бе буду выдавать поштучно.

Демидов молчал, прижимая приклад пулемета к дав­но не бритой щеке и надавливая на спусковой крючок.

—   У нас по десять патронов на брата, это на мину­ту хорошего боя, если они атакуют, — произнес Тер­пухин.

—   Может, до захода солнца продержимся? — спро­сил Демидов.

—   До захода? Солнце зайдет, но еще долго светло будет, — ответил Терпухин. — Они полезут...

В это время снова зарокотал крупнокалиберный пу­лемет. Пришлось втискиваться между каменными глы­бами, чтобы уцелеть. Пули долбили гору, но ни одна из них не попала в самую вершину горы.

—   Славное дело! — крикнул Терпухин. — Пуле­метчик бестолковый!

—   Почему? — отозвался Демидов.

—   Прицел у него сбит, вот он гору и пашет. Смот­ри, — Терпухин перекатился через спину и одиночным выстрелом бахнул в сторону джипа. Оттуда сразу же застрочил пулемет. Пули снова легли ниже. — Ви­дишь?

—   Поправить прицел дело не хитрое, — отозвался Демидов, — дай пару патронов...

Терпухин бросил напарнику несколько патронов, и тот, зарядив ленту, пустил короткую очередь по джипу. Короткую, но достаточную, чтобы в ответ сно­ва загрохотал крупнокалиберный пулемет. Когда гул от стрельбы затих, Терпухин услышал завывание мо­тора. «Это джип! — мелькнула мысль. — Они подго­няют пулемет поближе. Нет уж, дудки, ничего у вас не получится!»

—   Демидов! — крикнул Юрий. — Пока они перего­няют джип, бегом вон к той скале! С гранатами! Пуле­мет брось, я прикрою.

К его удивлению, Демидов безропотно подчинился. Терпухин стрелял из автомата одиночными, делая не­большие паузы, пока в магазине были патроны. Но вот затвор сухо клацнул. Демидов успел уйти в тень ска­лы. Теперь атакующие чеченцы не видели его.

Терпухин достал из кармашка патрон, защелкнул его в рожок. Это для себя. Затем пересчитал патроны для пулемета. Восемь штук. На один раз пульнуть.

Джип снова изрыгнул длинную очередь по вершине горы. Терпухин не успел укрыться, и мелкие каменные осколки иссекли щеку в кровь.

Наступила минута затишья, а потом мотор джипа снова взвыл. Терпухин выглянул и увидел, как Деми­дов выскочил из-за скалы и выстрелил по джипу из пистолета!

—   Игнатий, дурак! — воскликнул в сердцах Юрий, словно Демидов мог его услышать. — Тебя же автомат­чики засекут.

И точно, трассеры ударили в тень скалы. Оттуда послышались яростные крики, рванула граната... И все затихло.

«Черт, надо было дождаться, когда они подойдут поближе, и гранатами их, гранатами», — подумал Тер­пухин, чувствуя жгучую боль в ноге, словно ее рвали собаки.

«Наконец-то пришла, милая, — подумал он о бо­ли, — но недолго ты будешь меня мучить. Вот сядет солнце, и в долине станет все видно как на ладони...

Первым, конечно, умрет Демидов, если его еще не при­кончили. Не вытерпел, проявился... Солнце сядет, тень исчезнет, и его сразу увидят... Бедолаге даже укрыться не за что, если они обойдут скалу справа...»

Терпухин выглянул и, ослепленный заходящим солнцем, пытался рассмотреть, что творится в долине. Он разглядел смутные очертания джипа и копошащие­ся фигурки возле него. Одна фигурка распласталась на земле. Очевидно, выстрел Игнатия Демидова оказался успешным.

Чеченцы залегли и не подавали признаков жизни. Солнце наполовину зашло за далекую вершину горы. В долине воцарилась страшная, гулкая тишина. Из сы­рого кустарника стал выползать едва видимый туман.

 «Это последние минуты моей жизни, — не без со­жаления подумал Терпухин. — Сколько раз я мог по­гибнуть? Уходил от костлявой... И вот теперь пришла. Пришла чудесным летним вечером в горах, когда воз­дух кристально чист... Тьфу ты, что за дурацкая лири­ка в голову прет!»

Терпухин попытался представить всю свою жизнь в виде одной короткой киноленты — с момента, когда он начал помнить себя и до минут блаженства с Кате­риной. У него ничего не получалось, никакого калейдо­скопа, никакого мелькания картинок из его жизни. Возникла и тупо стояла перед глазами глупая сцена — лежащая на диване девочка с раздвинутыми ногами. Черт бы побрал! Когда это было? Летом после пятого, нет, шестого класса. Эта девочка-глупышка, нет, вовсе не глупышка, сестра его школьного товарища, Володьки Закревского, разрешила ему за велосипедное колесо посмотреть, как там у нее все устроено. Ее брат, прове­ряя колесо, стоял рядом. В качестве гаранта от воз-

Отсутствуют страницы 86, 87 исходной книги

Однако летучему отряду не так-то легко было про­биться обратно на российскую территорию. Вначале они чуть не попали в окружение, но с боем вырвались из него и, отрываясь от погони, были вынуждены опять углубиться в горы в восточном направлении, в сторону Дагестана. Иногда приходилось отстреливаться, но ча­ще чеченцы не открывали огня, пропуская неизвест­ных вооруженных людей.

Когда наступила кромешная тьма, Черемисов пред­ложил заночевать. Они перекусили и растянулись в кустах. На рассвете снова выступили в путь, пытаясь свернуть на равнину, но везде натыкались на чечен­ские посты.

—   Вот народ! — вздыхал Черемисов. — С утра уже с оружием. Когда они работают?

—  А наши что, работают? — вставил майор Васне­цов, рослый здоровяк и неистощимый оптимист. — На­ши с утра возле торговых палаток ошиваются, чтобы опохмелиться... Пропащая мы нация. А все от того, что у нас слишком много кровей намешано: скифы, хазары разные, печенеги, мордва, монголы, славяне... Сверху это все евреи, так сказать, отшлифовали.

—   Да, я смотрю, ты спец по крови, — сказал Чере­мисов. — Особенно по чеченской.

—  А я никого не жаловал — ни пуштунов, ни азе- ров, ни...

—   Ладно, майор, — перебил его Терпухин. — Я тоже бывший боец спецназа, так что лучше помол­чим.

Когда они проехали по захламленной просеке через густой лес и увидели далеко впереди, уже на террито­рии Дагестана, пограничную заставу, майор Васнецов велел водителю остановить джип, вывел чеченца-за­ложника на тропинку и отпустил его.

Решили отдохнуть. Собровцы растянулись на не­большой полянке, а их командир достал фляжку со спиртом и пустил по кругу.

—   Черемисов, я давно у тебя хочу спросить... Отку­да ты узнал, что я нахожусь именно в этом селении? — спросил Терпухин.

—  А заложник на что?

—  Ты что, пытал его?

—  А ты думал!

—  И он сказал тебе правду?

—   Выудить из него правду мне помог товарищ май­ор. Да и вы столько шуму наделали! Мы ведь случайно на вас напоролись. Ехали по дороге, а на повороте едва не столкнулись с чеченцами. Те галдят, показывают на наш пулемет и просят поддержать огнем.

—  А где эти чеченцы?

—  Они в селение за подмогой рванули. Однако здо­рово вы дрались! Не успели мы и слова сказать, как вы огонь открыли.

—  Это все Демидов, — улыбнулся Терпухин.

Чтобы выйти к пограничной заставе, им снова при­шлось свернуть в сторону. Узкая, едва видимая колея петляла меж каменных глыб, и вскоре они очутились в настоящем горном ущелье, поросшем обомшелым ле­сом. Справа и слева при их приближении из кустов и с вершин деревьев с громкими криками вылетали птицы.

—  Да, в горах видимость обманчива, — сказал Че­ремисов. — Казалось ведь, что застава рядом, а вон ку­да заехали.

Впереди сквозь утренний, еще не развеявшийся ту­ман вырисовывались причудливые силуэты деревьев. Терпухину почему-то стало тоскливо. Потом ему пока­залось, что в кустах кто-то вскрикнул. Он поднял руку вверх и прислушался.

—   Тс-с! Место узкое, как раз для засады. Видите, птиц не видно. Не потому ли это, что их распугали?

Майор Васнецов, человек с немалым опытом прове­дения военных спецопераций, тоже насторожился.

—   Да, местечко не из приятных. Но мы можем обойти его. Поднимемся вверх по скале, а ты, — обра­тился майор к пулеметчику, — будь начеку. Если что, сразу не стреляй, убедись, что это не наши погранич­ники или дагестанская милиция. Они почти все усатые. А как увидишь боевиков — руби из пулемета...

Терпухин и Демидов остались в машине. Собровцы и капитан Черемисов скрылись в кустах. Впереди сно­ва раздалось подозрительное звяканье. Сидящие в ма­шине замерли.

—   Им важно пройти кусты, — прошептал Терпу­хин. — Ты, Демидов, сможешь бросить гранату?

—   Смогу, только ты мне скажешь, когда бросать, а то вояка из меня никудышный...

—   Хорошо. Бросай, как только поднимется стрель­ба. Только бросай повыше, чтобы граната перелетела через деревья.

Демидов взял гранаты, вылез из машины и стал приближаться к зарослям. Терпухин заметил, что во­дитель джипа и пулеметчик скептически улыбались. В самом деле, Демидов — пожилой мужчина, небри­тый, с далеко не военной выправкой, с двумя граната­ми в руках — был смешон.

Пулеметчик что-то сказал водителю. Что-что? — переспросил тот.

—   Говорю, кенгуру с гранатами, — повторил пуле­метчик.

Туман рассеялся, сверху сквозь облака выглянуло солнце, и Терпухин стал неотрывно смотреть на зеле­ные блики, играющие в кустах, пытаясь высмотреть что-нибудь подозрительное — сломанную ветку, маск­халат.

Но ничего не было видно, кроме цветущего гор­ного клевера, темной лесной крапивы и густого пере­плетения ежевики. Зато все чаще из зарослей доноси­лись непонятные звуки.

И вдруг сверху, с гребня горы, громыхнул одиноч­ный выстрел.

—   Туда бросай, туда! — крикнул Терпухин Деми­дову, показывая на большое потрескавшееся ореховое дерево.

Демидов стал возиться с чекой. Сверху ударил второй выстрел. Демидов разбежался и метнул грана­ту. Она пролетела над ореховым деревом, вращаясь на лету.

—   Ложись! — крикнул Терпухин.

Бухнул взрыв. Демидов возился со второй гранатой. Терпухин вылез из машины и, сильно прихрамывая, направился к напарнику. Возле кустов он почувствовал кислый запах дыма и расщепленной древесины.

—   Бей их, Демидов! За все наши страдания...

После того как взорвалась вторая граната, с гребня

донесся протяжный крик:

—   Эй, вояки хреновые!

Кричал Черемисов. Вскоре он вышел из зарослей, неся в руке что-то кровавое и отвратительное на вид. Демидова вдруг стало тошнить.

—   Что это? — крикнул Терпухин.

—   Кабана завалили, — Черемисов поднял часть ту­ши. — Демидов, похоже, перестарался.

—   Да уж, этот дядька метал гранаты — любо-дорого было смотреть, — сказал водитель. — А тут еще корректировщик огня был...

—   Ладно тебе, — отмахнулся Терпухин, чувствуя, что попал впросак. — На молоке обожжешься, на воду дуть станешь. Слушай, у майора не осталось успокои­тельного?

—   Спирта? — уточнил Черемисов.

—   Ну да. Нога что-то болит... Прошел три метра, и все. Впрочем, я уже не ходок.

—   Да, о ране надо позаботиться, такой жарой зара­жение может прицепиться, — сказал Черемисов. — Только спирт не внутрь, а на рану...

—   На рану нельзя. Водой надо разбавлять, — под­сказал водитель.

—  Ты бледный, Юра, — сказал Черемисов. — У те­бя много крови вытекло?

Из кустов показались майор и подчиненные. Лица у них были довольные, потому что они тащили выре­занные куски кабанины.

—   Товарищ майор, у Терпухина рана воспаляется, надо ехать.

—   Согласен. Тем более надо торопиться, — что за нами следом кто-то поспешает, — сказал майор, — Мо­жет, там спирт грузины везут, а может, и погоня. Я по карте высмотрел, ущелье скоро кончится и мы выедем прямо на заставу.

 

Глава 10.

Неосуществившиеся мечты

Пограничники отвезли Терпухина в госпиталь, и он валялся там, пока ему кололи антибиотики и делали перевязки. Демидов уехал с Черемисовым, но через сутки вернулся на «Ниве» Терпухина. Теперь он не по­кидал атамана, обильно снабжая его провизией и горя­чительными напитками, — как-никак он был теперь должник Юрия.

Раны на ноге перестали гноиться, а еще через неде­лю Терпухин не выдержал медицинских мучений и сбежал.

—   Отстреливаться от врачей не будем, — пошутил он, — да они и сами не сунутся.

Дагестан, несмотря на близость Чечни, проехали спокойно. Но после Кизляра их опять поджидала опас­ность.

Уже вечерело. На выезде из города машину остано­вила дагестанская милиция. Долго проверяли докумен­ты, потом еще с полчаса держали просто так.

—   Надо рвать когти, — сказал Терпухин. — Они точно чеченцам сообщили про нас. Видишь, придержи­вают...

Улучив момент, Демидов направил машину вслед за грузовиком, который дагестанцы почему-то пропусти­ли даже без досмотра.

Милиционеры выстрелили в воздух, но погони уст­раивать не стали. Некоторое время Демидов гнал машину, обгоняя по­падавшиеся по пути грузовики.

—   Спирт везут, — сказал Терпухин. — Раньше че­рез Осетию возили, да на Военно-грузинской дороге их стопорнули, так они в объезд двинули. Ладно, сворачи­вай домой...

Демидов свернул в степь. Машина запрыгала по уха­бам. Следом за ними с шоссе съехали две машины.

—   Черт, это чеченцы! Сейчас я их попугаю... Долж­ны отстать. Останови машину — оружие надо достать.

И в самом деле, стоило Терпухину несколько раз выстрелить, как огни преследовавших их автомобилей погасли.

К своим хуторам добрались по бездорожью только к утру. Сразу же завалились спать.

Разбудил их капитан Черемисов. Оказалось, что ранним утром к блок-посту приехали с претензиями чеченцы. Они требовали выдать им Терпухина, кото­рой, по их словам, убил одного и ранил нескольких человек.

—   Они называли мою фамилию? — спросил Тер­пухин.

—   Да, — ответил Черемисов, — и фамилию Деми­дова тоже называли...

—   Тогда труба дело, не жить нам здесь, Юрий. До­станут. И меня достанут, и тебя.

—   Тебя, положим, не достанут, — сказал Терпу­хин, — но твоего зятя, дочь... Мне-то что, у меня нико­го нет. Мадонну выпущу на волю, дом и сарай подпалю с четырех сторон да и пойду, как в старину, куда глаза глядят...

—   И это говорит казак? — возмутился Черемисов.

—       Разве не ясно, что чеченцы станут мстить? — оборвал его Юрий. — Их появления надо ждать с ми­нуты на минуту...

—   Вот еще что, — сказал Черемисов, — к нам при­бился какой-то узбек. Все Демидова спрашивает. Чечен­цев боится, как огня. Говорит, что в плену у них был...

—   Его не Сахибом зовут?

—   Похоже, что так,,,

На следующий день Демидов уехал в Москву с Са­хибом. В Москве они решили прежде всего найти тот аэродром, накоторый прибывали самолеты с лошадь­ми. Сделать его было довольно сложно, но все же Са­хиб не без помощи своих соплеменников устроился на одном закрытом аэродроме грузчиком и случайно стал свидетелем, что в Москву в третий раз прибывает одна и та же лошадь.

В первый раз Сахиб запомнил, что лошадь звали Рогмеди. У нее было идеально круглое белое пятно на лбу и дне трещины на правом переднем копыте. Но второй раз, видя ту же самую лошадь, Сахиб про­смотрел документы с коневодческого завода, но по до­кументам это была лошадь по кличке Тамира. Сахиб очень удивился сходству кобыл. Но в третий раз про­сто не поверил собственным глазам: и пятно было то же, и трещины на копыте. Теперь по документам ло­шадь шла как Пальма.

Сахиб заподозрил неладное и решил тщательно ос­мотреть животное И правильно сделал, потому что убедился, что это была все та же лошадка.

«Вот и попались! ВозликовалСахиб. — Теперь можно и на связника выходить. Но все же посоветовавшись с Демидовым» он решил, что солидный куш проще сорвать без помощи правоохранительных органов. Однако в последний момент Сахиб струсил и без ведома Демидова решился позвонить связнику.

Номер не отвечал. Сахиб звонил ранним утром, днем, вечером, даже ночью, но в трубке слышались од­нообразные длинные гудки.

—   Возьми трубку, — шептал, как заклинание Са­хиб. — Что случилось, где ты?

Трубку в конце концов подняли.

—   Кто это?

—   Это я, узбек, Сахиб. Почему ты так долго не под­нимал трубку?

—   Спокойно. Где ты?

—   Торчу под Москвой. Кажется, могу кое-что рас­сказать. Мне нужны бабки.

—   Мне плевать, что тебе нужно, — послышался го­лос. — Когда будет результат, тогда будут и бабки.

—   Я это уже понял. Надо встретиться. Давай на Ленинградском вокзале, на перроне для электричек.

—   Хорошо. В три часа дня тебя устроит?

—   Устроит, — сказал Сахиб и для пущей важности добавил: — не дай Бог ты опоздаешь!..

—   Сам не опоздай, — послышалось в ответ.

Сахиб повесил трубку и почесал в костистом затылке.

«Черт возьми, почему его не было, когда он был так

нужен? Могли бы застукать их на аэродроме. Наркоти­ки должны быть в том же самом самолете. А теперь придется ехать черт знает куда. Ведь лошадей увозят на какую-то конно-спортивную базу... И еще неизвест­но, куда могут пропасть наркотики по дороге.»

Фургон с лошадью уже прибыл на одну из таких баз, где свили себе гнездо оборотистые дельцы, жаж­дущие быстрого обогащения. Вы опоздали, — сказал высокий поджарый муж­чина, выходя навстречу прибывшим.

—  В нашем деле поздно никогда не бывает, — отве­тил приехавший. — На аэродроме задержались.

—  Лошадь в порядке?

—  Лучше не бывает.

Лошадь вывели из фургона и повели в конюшню. Сахиб обратил внимание, что вместе с лошадью, транспортируют целую гору конской сбруи: седла, уздечки, какие-то попоны.

«Скорее всего, наркота в седлах! Слишком много се­дел для одной лошади!» — подумал Сахиб и стал вни­мательно наблюдать, куда отправят эти начиненную наркотиками седла. Работники фирмы выгрузили сбрую и понесли ее к конюшне. Сахиб, напросившись посмотреть, как он выражался, «лошадок для королей», пошел было вслед за всеми, но возле решетки, отделяющей одну из конюшен, его остановил охранник и спросил:

- Ты куда?

Сахиб махнул рукой и буркнул что-то невнятное. Понятное дело, разве его пустят в святая святых наркодельцов? Сахиб повернул назад и стал глазеть, как по кругу выгуливают норовистую лошадку. При этом он искоса поглядывал по сторонам. Вскоре он заметил, что поджарый, спортивного вида мужчина вместе с курьером вернулись в здание администрации.

Очевидно, отправились за специалистом, кото­рый проверит качество наркотиков, — подумал Сахиб. Надо спешить. Попытаюсь ка я пробраться в конюшню...»

Он смешался с толпой зевак, отошел в сторону и, оглянувшись, убедился, что за ним никто не следит.

Затем перелез через решетку и очутился на запретной территории. На всякий случай Сахиб ощупал порта­тивную видеокамеру, которой его снабдил связник при встрече на Ленинградском вокзале. «Настоящая, шпи­онская», — подумал узбек. Нащупал он и сотовый те­лефон, по которому мог в любой момент связаться с нужными людьми.

Сахибу предстояло заснять на пленку момент пере­дачи наркотиков курьерами, и он очень волновался. Ведь если охрана застукает его с этой камерой, то пощады ему не будет. Уничтожат не камеру, а его самого!

Пробраться к тому зданию, в котором исчезла ло­шадь и куда отнесли сбрую, не составило большого труда. Сложнее было попасть внутрь. К счастью, в торцевой стене здания Сахиб заметил распахнутые вентиляционные окошки. Через минуту худощавый и проворный узбек уже внимательно рассматривал внутреннее устройство конюшни. Пока он не знал, в каком станке находится нужная ему лошадь, но уз­нать это было делом нескольких минут. Именно возле ее станка лежали сваленные в груду седла. Сложнее было придумать, где спрятаться для проведения скрытой съемки.

Сахиб решил, что для такой работы удобнее всего залечь на дощатый настил, положенный поверх попе­речин, распиравших стропила. Именно оттуда откро­ется отличный обзор. Кроме того, что ему будет видно все, он будет находиться в относительной безопаснос­ти. Если его «шпионская» камера не подведет, то по­лучится отличный видеоматериал, который окажет следствию неоценимую услугу, а на суде произведет эффект взорвавшейся бомбы. Кадры покажут по теле­видению... Возможно, покажут и Сахиба, только он по­просит, чтобы лицо, его было размыто — как бы не стала мстить наркомафия...

Некоторое время Сахиб всецело отдался фантази­ям, а потом стал скучать. Неожиданно послышались голоса, и дверь отворилась. В проход между станками вошли люди. Впереди шествовали представительные мужчины, сзади семенили какие-то невзрачные лю­дишки в синих халатах. Сахиб сразу узнал курьера и поджарого мужчину, бывшего здесь за хозяина.

Они подошли к станку, и поджарый привычным же­стом открыл дверцу.

—   Так это и есть знаменитая Рогнеда? — спросил один из незнакомых Сахибу людей, чрезвычайно тол­стый, похожий на Лучано Паваротти.

—   Да, это она. Вы, Дмитрий Иванович, хотели лич­но посмотреть не нее — пожалуйста. Именно она сде­лала три ходки. Только долго любоваться ею мы вам не позволим. Товар вот здесь, — отвечал ему «поджа­рый», — похлопывая по одному из седел.

Сахиб включил видеокамеру и направил объектив на этого, как ему казалось, противного мужчину.

—   Не волнуйтесь, я вас не задержу. Я люблю ло­шадей. Взгляну — и все... — произнес толстяк, входя в станок. Он ощупал лошадь, даже погладил ее, затем пошел.

—   Завтра увидимся? — спросил «поджарый», ма­леньким ножичком подрезая кожу на седле.

—  Конечно. Мы должны оговорить детали операции по отправке Рогнеды.

Неожиданно Сахиб увидел среди наркодельцов вы­сокопоставленного московского чиновника, которого не раз показывали по телевизору. Нельзя было не запом­нить этого типа с бледно-землистым, почти зеленова­тым цветом круглого, как репа, лица. Сахиб даже пере­стал снимать — настолько крамольным показалось ему присутствие «слуги народа» среди этих отъявленных бандитов.

Немного успокоившись, Сахиб продолжил съемку. Это же замечательно, если на пленку попадут не мел­кие сошки, а вот такие крупные махинаторы! Будет им, будет и ему, Сахибу.

Узбек видел, как, проделав должные манипуляции, «поджарый» извлек из седла продолговатые целлофа­новые пакеты и протянул двум парням с мрачными ли­цами и бочкообразными туловищами. Те вскрыли один из пакетов и по очереди попробовали на вкус содержи­мое пакета. Лица их просветлели.

—   Ну как? — поинтересовался толстяк.

Один из парней, который попробовал наркотик, кивнул головой. Толстяк просиял.

«Если это в самом деле не спектакль, — подумал Са­хиб, — то моя пленочка потянет на несколько десятков тысяч долларов... К черту милицию, к черту связника...»

Между тем присутствующие в конюшне люди стали манипулировать какими-то чемоданчиками, в которых, очевидно, были деньги. Сахиб хотел и это заснять. Он переместил тяжесть тела на левый бок, чтобы сдви­нуть видеокамеру в нужном направлении. Неожиданно деревянный настил под ним звучно скрипнул.

Сахиб затаил дыхание и закрыл глаза, поскольку все стоявшие внизу люди задрали головы вверх. Заме­шательство длилось секунд пятнадцать. Затем обраща­ясь к «поджарому», толстяк произнес:

—   Доска треснула. Жарища на улице. А вообще-то, дорогой мой, как у вас насчет службы безопасности? Ведь сколько бабок ты на это списываешь!..

Нот, — сказал «поджарый», очевидно, показывая мм своих подручных.

И действительно, один из парней с бочкообразным туловищем оправдывающимся тоном произнес:

Помещение осмотрено лично мной. Здесь никого мет. Вам не о чем беспокоиться.

Я хотел бы иметь дело с профессионалами, — наставительно сказал толстяк. — У нас не должно быть проколов, сами понимаете. Так вот, эту партию я набираю в Москву, следующая — туда, — толстяк мах- мул рукой.

Это ваше дело, — сказал «поджарый». — На за­пад гак на запад.

Наше, ваше... — неодобрительно пробормотал толстяк. — Что же ты, Степан Тариэлович, делиться стал...

Виноват... — послышалось в ответ.

Впрочем, ладно. Надо организовать соответствующий ажиотаж на аукционе, — еще раз проговорил толстяк. — Я понимаю так, что если каждый раз мы выставляем на продажу таких безупречных породис­тых лошадей, то не всякий раз на них может найтись покупатель. Боюсь, что цена упадет и вряд ли нашу лошадку можно будет продать даже по стартовой цене.

Ажиотаж я организую. Пару человек поддадут жару, цены загоним под потолок... Взвинтим так, что клиенты сполна рассчитаются с нами...

Смотрите, чтобы все было естественно. А то могут возникнуть подозрения. Да и времени у нас маловато...

Да, времени в обрез, — неожиданно произнес чиновник, до сих пор не проронивший ни слова.

Сахиб едва дождался, когда торговцы наркотиками покинут конюшню. Убедившись, что все спокойно, он вылез через дверцу во фронтоне, спрыгнул на землю, заглянул за стену и, удостоверившись, что никого нет, достал из кармана сотовый телефон. Несколько раз подряд он безуспешно тыкал дрожащими пальцами в кнопки, пытаясь набрать номер своего связника. Вну­три у него все ликовало. Такая удача! Нет, он не будет при помощи отснятого видеоматериала шантажировать мафиози и высокопоставленного чиновника. Что день­ги! Он сдаст этих воротил органам. Его пошлют учить­ся в школу ФСБ. А потом он станет работать в извест­ных органах и отправится с разведывательной миссией в какую-нибудь восточную страну, например в Япо­нию. Чем он с виду не япошка?

В это время его связник по фамилии Бузуев на сво­ей московской квартире страдал от жестокого похме­лья. Чего он только не пробовал, чтобы снять этот син­дром! Пил рассолы, огуречный и капустный, пробовал лечиться ледяным, из холодильника, молоком. Ничего не помогало. Бузуев мог бы, конечно, опохмелиться, но он был принципиальный противник этого. Опохмел­ка для него значила переход от бытового пьянства к начальному этапу алкоголизма, так называемому альфа-алкоголизму...

Быть альфа-алкоголиком Бузуев не хотел, но и не хотел страдать. Он решил полечиться кефиром, в тай­ной надежде на то, что в нем содержится хоть какой- то процент спирта. Кефира в доме не было, и Бузуев, наспех одевшись, побежал в магазин. Там он, к своему несчастью, неожиданно для себя встретил давнишнюю знакомую. Однажды Бузуев, еще будучи холостяком, провел с ней ночь. Теперь, увидев Бузуева, эта дама так и загорелась желанием побыть с ним наедине.

Бузуев не придумал ничего другого, кроме как затащить ее в свою квартиру, откуда еще не успели выветрить­ся духи жены, с которой он, впрочем, недавно разошелся.

Страдающая от одиночества дама первой вошла н прихожую и вздрогнула — неожиданно в квартире затрезвонил телефон.

Кто это? — поинтересовалась она, когда Бузуев направился к телефону.

С работы, — объяснил Бузуев и кивнул даме ру­кой, чтобы она отошла, — не мешай.

Нет, нет, не бери трубку, Валентин, — нежно проворковала дама и преградила ему дорогу своим до­вольно монолитным корпусом. — Вначале освежим, так питать, цветок наших немножко увядших отношений. Где у тебя шампанское?

Слушай, котик, это важно, я должен взять труб­ку. Знаешь ведь, чем занимаюсь. Не чернильной корм­люсь службишкой, как ты...

-      Ну Валек, пойдем... — дама потянула Бузуева за тал стук, завлекая его в комнату, где белела неубранная кропать.

Может, это мое начальство!..

Феноменально! Ты потеряешь из-за меня рабо­ту, - шептала дама, — а я тогда пойду на панель и бу­ду кормить тебя, зарабатывая проституцией.

-      Но, Мария, я должен отвечать на звонки! Это бе­зумие — находиться дома и не поднимать трубку!

-- Ладно, подними, — сказала Мария таким оби­женным тоном, что Валентин заключил ее в объятия и принялся целовать, махнув рукой на трезвонящий телефон. Перестань, — кислым голосом, как у всех пере­горевших женщин, сказала Мария, — подними свою трубку...

Бузуев покосился на нее, но все же схватил трубку. -Да?

—  Это узбек, — услышал он.

—   Ну, что там у тебя?

—   Я его взял, понял? — кричал Сахиб. — У меня такой компромат здесь!

—   Ну и что? Ты о чем говоришь?

—  Как о чем, ты что, забыл?

—   Потише нельзя? — сказал Бузуев, но Сахиб ув­лекся и продолжал кричать. Мария из деликатности отошла в сторону.

 

Глава 11.

Двуногие волки

Тем временем увлеченный успехом Сахиб, прислонившись к стене конюшни, стал слишком громко рас­писывать в сотовый телефон о том, что он видел.

Как уже говорилось, Сахиб был человеком увлека­ющимся, импульсивным и непосредственным. Мечта стать шпионом, разведчиком привела к тому, что он совершенно потерял голову и забыл, где находится и как себя надо вести.

Лицо у связника Сахиба, Валентина Бузуева, вытя­нулось, когда он услышал фамилию высокопоставлен­ною московского чиновника, которого Сахиб якобы ви­ден на месте передачи наркотиков и даже заснял на видеокамеру. Бузуев не грубо, но сильно оттолкнул то­скующую подругу и стал лихорадочно соображать, что следует предпринять. Он пробормотал в телефонную трубку:

Понимаешь, меня сейчас отвлекают, ты можешь подождать до вечера?

К черту, это такой успех, парень!

Где ты находишься?

Как где? Я на объекте! Ты никогда такого не ви­дел, понял? Эй...

 Бузуев услышал в телефонной трубке чужой голос, вскрик, и вслед за этим раздался какой-то странный шум. Бузуев грубо схватил Марию за волосы и прижал ееголову к груди, чтобы она не мешала. В телефонной трубке послышался тупой звук удара, и Валентин дога­дался, что узбека ударили чем-то тяжелым. Хорошо, ес­ли это кулак, но если лом или камень какой-нибудь?

—   Что случилось? — встревожено крикнул Бузу­ев в телефонную трубку.

Притихшая Мария стояла рядом. Игривость у нее как рукой сняло.

—   Что у тебя там происходит? — опять громко про­изнес Бузуев, но из трубки послышалась брань, а за­тем раздались короткие гудки. Бузуев сморщился, по­дул в трубку и осторожно повесил ее на рычаг теле­фонного аппарата.

Валентин Бузуев мог только догадываться, что про­исходило там, откуда звонил Сахиб. Он не знал, что, очнувшись от первого удара размечтавшийся «развед­чик» обнаружил, что его крепко держит за руки дю­жий молодчик, а другой внимательно изучает видеока­меру, пытаясь извлечь оттуда кассету.

—   Эй, не трогай! — крикнул Сахиб. — Она что, твоя?

Парень не обратил никакого внимания на слова уз­бека и продолжал заниматься камерой. Тогда Сахиб из­ловчился и саданул коленкой в пах парня, державшего его за руки. Неожиданность атаки привела к успеху. Молодчик вскрикнул и на какой-то момент ослабил хватку. Узбек выдернул руки и подбежал к решетке, отгораживавшей здание конюшни. Он перелез через нее и дал стрекача по ровному ипподромному полю. Он уже понял, что дело серьезное и видеокамеру придется бро­сить ради спасения собственной шкуры.

—   Что случилось? — крикнул в это время Бузуев, перезвонив своему неосторожному агенту по сотовому телефону. Один из парней-охранников поднял валяв­шийся сотовый телефон и спокойно сказал:

—   Иди ты в задницу...

Как быстро ни бегал Сахиб, его поймали в два счета.

—  Я вызову милицию! — орал Сахиб. — Вы не сме­ете трогать меня!

Его сшибли с ног, оглушили ударом по голове и по­тащили к зданию. Сахиб приходил в себя и снова кри­чал. Но уже не так громко.

—   Сейчас сюда приедут омоновцы, отпустите меня, черт бы вас побрал!

Его опять били, стараясь попасть по лицу, чтобы он затих. — Отпустите меня! — уже умолял Сахиб. — Я все расскажу, только не бейте!

Сахиба притащили к «поджарому».

—   Заткните ему рот! — приказал тот.

Парня сильно ударили по голове, но он заорал еще громче.

—   Как вы бьете? — рассердился «поджарый». Он подскочил к Сахибу и изо всех сил ударил его по лицу. Голова узбека откинулась и безжизненно повисла.

Едва Сахиб очнулся, как получил удар кулаком в живот.

—   Отпустите, я не хочу! — Сахиб едва шевелил разбитыми в кровь губами. — Вы не люди, вы волки, двуногие волки!

—   Волки? А о чем ты думал раньше, слизняк? Что ты здесь делал? Кто тебя послал?

Неожиданно среди людей, которые обступили его, Сахиб узнал человека, в рабстве у которого он пробыл два бесконечно долгих месяца. Он понял, что пощады ему не будет.

—       Тэбя Тэрпухин послал? Жаль его, сгорэл вместе с хатой. Ну, говори, что ты тут дэлал, — улыбнулся чеченец, уверенный, что бывший раб не осмелится ос­лушаться хозяина.

— Пошел ты к ... — хрипло пробормотал Сахиб.

Его затащили в подвал, и Сахиб понял, что его мечтам о разведдеятельности никогда не сбыться. Его бросили на каменный пол, но он нашел в себе силы вскочить и вцепиться в одного из парней. Тот выхва­тил пистолет, и негулкие звуки выстрелов, скраден­ные навинченным на ствол глушителем, прервали жизнь Сахиба. Он прохрипел что-то невнятное, крова­вый пузырь надулся и лопнул на его губах, и жизнь навсегда покинула его.

На хуторах станицы Орликовой царила тревога. В любой день могли заявиться чеченцы. Терпухин го­товился к отъезду, но понимал, что это будет бегство. Впрочем, особого страха он не испытывал, потому что знал: если нагрянут чеченцы, он ввяжется с ними в пе­рестрелку, и тогда с контрольно-пропускного пункта и с двух блок-постов к нему придут на помощь.

Все-таки молодец этот капитан Черемисов!.. А та­кой невзрачный на вид. Но под его началом с его ребя­тами можно отразить натиск даже крупной банды. Пусть только сунутся сюда!

Сразу же после возвращения Терпухин, прихватив автомат и несколько кусков мяса, отправился в Сычи­ный балок покормить своих питомцев — волчат. К его удивлению, яма оказалась пустая.

«Чеченцы забрали, — решил Юрий, — вряд ли вол­чата сами выбрались из ямы...»

Но Катя рассказала ему, что в станице стали пропа­дать утки и гуси.

«Уж не мои ли это подопечные озоруют?» — поду­мал Терпухин и решил попытаться разыскать волчат м балке. Он опять вооружился автоматом, прихватил мясо и отправился в Сычиный балок. Поиски были дол­гими и напрасными. Несколько раз далеко впереди Тер­пухин видел, как качаются потревоженные кем-то вет­ки, но когда подходил ближе, ничего не обнаруживал. Впрочем, в зарослях жимолости, слегка заболоченном от частых дождей ивняке и густых камышах могли спрятаться не то что волчата, даже тигры.

«Нужно было взять собаку», — подумал Терпухин и вдруг услышал гулкие хлопки далеких выстрелов. Он решил, что, скорее всего, это стреляют милиционе­ры с ближайшего блок-поста.

Когда же Юрий, раздосадованный безуспешными поисками, вышел из балка, то снова услышал выстре­лы: глухие автоматные и более звонкие и резкие пуле­метные. И тут он понял, что звуки выстрелов доносят­ся не от блок-поста. Стреляли в станице.

Сердце тревожно сжалось. И тут он увидел то, что не сможет забыть никогда. В небо поднялся столб чер­ного дыма, а его хутор, подожженный со всех сторон, был объят пламенем. Терпухин перевел взгляд на станицу. Станица Орликовая тоже пылала в несколь­ких местах...

«Чеченцы! — мелькнула мысль. — Ну, будет крови...»

Нет, бывший боец спецназа не боялся за собствен­ную жизнь. На войне как на войне. Просто он знал, что могут натворить десяток отвязанных парней, одурма­ненных бредовыми идеями джихада и ослепленных ди­кой средневековой жаждой кровной мести.

Чтобы не оставаться на открытой местности, где он мог стать отличной мишенью, Терпухин вернулся в ба­лок и залег в кустах. Надо было собраться с мыслями и сообразить, что делать дальше. Он ни на минуту не сомневался, что чеченцы прибыли именно по его душу. На хуторе не нашли, подожгли постройки и поехали в станицу.

«Черт, почему я оставил рацию в доме?! — корил себя Юрий. — Впрочем, — тут же успокаивал он се­бя, — не мог же я в самом деле таскать ее повсюду с собой...»

Выстрелы и приглушенные крики в станице не пре­кращались. «Надо срочно к Черемисову!» — решил Терпухин и рванул по балку в направлении к блок-посту. Пробежав с сотню метров через заросли, Юрий повернул обратно. «Нет, надо бежать туда, к людям. Будь что будет! Вот только патронов маловато».

Несколько домов в станице были похожи на громад­ные факелы. Выстрелов и криков уже не было слышно. Не было и чеченцев. Терпухин добежал до первых до­мов, прошелся по пустынной улице и не встретил ни одного человека — станица словно вымерла.

Терпухин знал, что люди попрятались кто где: раз­бежались по огородам, залегли на чердаках, залезли в погреба. Они еще долго будут сидеть или лежать за­таившись и ждать, когда можно будет выйти на улицу без риска получить автоматную очередь в живот.

Первого убитого Терпухин увидел посреди улицы, сразу за поворотом. Это был Федор Прокопов, станич­ный выпивоха. Он лежал лицом вниз, подогнув под се­бя руки, и кровь смешалась с серой пылью. Терпухин склонился над ним, взял за плечо и встряхнул, пыта­ясь перевернуть лицом вверх. Мертвец, еще не успев­ший окоченеть, перевалился на спину. Терпухин уви­дел, что зубы у Прокопова неестественно загнуты внутрь рта. «Да они же у него выбиты!» — ужаснулся Юрий. Очевидно, Прокопов не стерпел унижений и по­лучил за это прикладом в зубы. Щеки и подбородок у Прокопова были, как всегда, небритые.

«Зачем? Зачем они убили его?» — тупо сверлил мозг единственный вопрос.

На улице показался человек. Шел он как-то боком, вжав голову в плечи. Это был учитель Терпухина, Виктор Степаненко. Завидев своего бывшего ученика, Степаненко по-бабьи всплеснул руками и запричитал, указывая рукой в сторону одного из домов.

—   Что там? — спросил Терпухин, чувствуя, как у него холодеют руки.

—   Расстреляли, людей расстреляли!

—   Кого?

—   Борьку, Валерьевну, в очках которая ходила... Четверых человек.

—   Еще кого?

—   Крашенинникова...

—   Отца?

—   Нет, сына, гемофилика. Всех вместе положили. Отвели на выгон, к речке, где крапива растет, постави­ли на колени рядышком и расстреляли...

—  А где сами чеченцы?

—   Уехали. Подпалили дом Версиловой, Гунькина и уехали... Как фашисты какие! Они и Крепышовых дом подпалили, да не угорелся, потушить успели.

—   Веди к убитым.

С автоматом наперевес Терпухин пошел вслед за семенившим Степаненком.

Возле речки его взору предстала ужасная картина. Перед густой стеной разросшейся на влажном берегу крапивы лежали четыре трупа — двух мужчин, жен­щины и мальчика.

—   На колени всех поставили и перестреляли. Я ви­дел... Я тут недалеко бежал, увидел их, лег на землю и руками закрылся, чтобы не смотреть, — бормотал Степаненко, делая бессмысленные жесты — то хватал­ся за свои пуговицы, то дергал ухо, потом нагнулся над трупом и стал поправлять очки на бескровном лице убитой женщины.

—   Как их... сразу? — тихо спросил Терпухин. Жел­ваки играли у него под кожей.

—   На колени поставили... Вот, Якубова не назвал. Он еще пошутил, когда на колени поставили... Сказал, что ближе к земельке будет. А я вон там за крапивой на берегу лежал... Закрылся руками, а посмотреть так тянет, эх-ма!

Бывший учитель достал грязный носовой платок и дрожащими руками вытер пот с лица.

—   Один из них, низенький такой, подошел к ним сзади с пистолетом и пострелял всех по очереди — в голову сзади выстрелит одному и переходит к следу­ющему. Они все и повалились рядышком, видишь. Первого Борьку, потом Якубова. А Валерьевна закри­чала, так он ее ударил по голове, видишь, в очках стек­ло треснулось, побил, зараза!..

Терпухин отошел от трупов. Кровь в нем закипала, в глазах потемнело.

—  А Сережку-то Крашенинникова зачем убили? — подвывал Степаненко. — Он и так, бедолага, помер бы. Гемофилик ведь! Берегся, берегся да и не уберегся. На солнышко вышел погреться, а они его и прихватили. Старики его в город поехали... Эх, зачем поехали?

—   А где люди?

—    Как где? Попрятались. Кому охота под пули под­ставляться! Тут такая стрельба поднялась! Смотри, стекла в домах целого не осталось. Они все по окнам, по окнам... Забаву, бесстыжие, нашли... Нет, не люди они, волки... Ей-богу, волки...

И тут Терпухин вспомнил о Кате Золотаревой.

—  А магазин не ограбили?

—   Может, и ограбили, кто его знает, — страдальче­ски морщась, сказал Степаненко. — Не знаю я, не до­шел туда... А они все молодые, чеченцы-то. Гутарят ба­бы, что и дети среди них были...

Терпухин повернулся и пошел к дому Золотаревых. Навстречу бежали какие-то люди с ведрами, голосили женщины. Его остановил Степан Ковалев, что-то гром­ко говорил, но Терпухин, все еще потрясенный видом четверых убитых, не понимал ни слова. Единственное, что он понял, так это то, что ему не следует показываться на глаза Полины Золотаревой.

—   Не иди к ней, убьет! — кричал ему в лицо Кова­лев, но Терпухин отстранил его и зашагал дальше. Навстречу ему из дома выскочила растрепанная Полина и стала страшно выть.

—  Что? Что случилось? — заорал Терпухин.

—   Катьку, Катьку... — стонала обезумевшая от горя женщина.

—  Что Катьку? Убили?

—  Увезли... Это ты, ты виноват...

Терпухин резко повернулся и быстро зашагал прочь. Он знал, что будет делать.

 

Глава 12.

Волчата

Перед тем как свернуть на свой полыхавший хутор, Терпухин решил еще раз взглянуть на убитых людей. Возле них никого не было — все были заняты пожаром.

Метров за сорок до страшного места Юрий увидел, что возле трупов крутится собака. Когда же Терпухин подошел ближе, оказалось, что собак несколько, и это вовсе не собаки. Три головастых молодых волка, уже поджарых, но еще с бессмысленными глазами обнюхи­вали трупы. Один из них схватил резцами ухо убитого человека и попытался его оторвать, другой волк слизы­вал с травы кровь, а третий, худой, тот самый доходя­га, с виду еще волчонок, которого Терпухин кормил мо­локом, взобрался на грудь мертвой женщины и приню­хивался.

Юрий остановился. Волки почуяли живого человека и посмотрели в его сторону. И странное дело, вид Тер­пухина не вызвал у них страха. Еще совсем молодые, почти волчата, они просто поглядели на него, а затем снова занялись своими делами: один продолжал рвать ухо трупа, другой стал слизывать кровь с прострелен­ной головы, а третий с глухим рычанием вцепился зу­бами в губы мертвой женщины. Вот он, символ сегодняшней российской жизни! Терпухин беззвучно снял автомат с предохранителя. Рука бывшего бойца спецназа не дрогнула. Двоих вол­чат, терзавших человеческие трупы, он убил сразу, атретий улизнул в густую крапиву с протоптанными по ней ходами-лазами.

Несмотря на свой заморенный вид, молодой волк оказался самым прытким. Юрий долго гонял его по крапиве, несколько раз стрелял, но безуспешно. Нако­нец молодой волк выскочил на берег речки и бросился м воду, надеясь спастись там.

Терпухин убил его без сожаления прямо в воде. Волчонок еще долго дергался с бессильно опущенной мод воду головой, пускал пузыри, а потом застрял на мели, выставив ребристый бок с клочьями совершенно сухой серой шерсти.

На хуторе спасать от огня было уже нечего. Терпу­хин постоял возле обрушившихся балок, заглянул в са­рай и убедился, что у чеченцев хватило разума увести кобылу. Атаман перекрестился, поклявшись отстроить хутор, и пошел на блок-пост к капитану Черемисову. Польше идти было не к кому.

Черемисов рассердился не на шутку. Он стал зво­нить майору Васнецову, чтобы вместе с его летучим от­рядом выследить убийц и мародеров, скрывшихся на территории Чечни.

—   Вот суки, гады!.. — бушевал Черемисов. — Они вон что вытворяют, а с ними правительство договоры подписывает, за ручки здоровается. Вытравить всех под корень!.. Посиди здесь, Юра, я сейчас водки при­несу. Тебе без водки нельзя, ты чокнешься...

Пили стаканами, но водка не брала.

—   Мне брат рассказывал недавно. В Астрахани ви­делись. Он на Дальнем Востоке служит, тоже в МВД. Там япошки, военнопленные, после войны в тайге сидели. Однажды двое сбежали. Девку русскую в ягодах нашли, потешились. Как охранники наши узнали, це­лую ночь стреляли из ППШ. Весь барак положили. Не спорю, тоже дикость. Но как быть? Теперь те двое, что бежали, официально приехали, платят местным по двадцать баксов в день, останки своих выкапывают, чтобы к себе на острова отвезти...

—   Катя, Катя, — шептал Терпухин, уставившись на опорожненную бутылку.

—   Достанем! Тебя и Демидова оттуда выцарапали, и ее достанем. Правда, деньги нужны.

—   Демидов даст, он мне должен, — пробормотал Терпухин.

—   Мы все средства задействуем, все попробуем. Ты думаешь, я простой капитанишка? — разошелся Черемисов. — Нет! Я кое-что знаю, кое с кем знаком. С Катей, конечно, проблемы будут. Знаешь, журналисточку эту, Елену Масюк, четыре раза пытались освобо­дить. Даже дошли до Мавсаева. Да что Мавсаев, самого Басаева потревожили! Басаев и рад, кажется, старать­ся, за собственный терроризм охота отмыться. Ну, уз­нал он, кто Масюк захватил, выдвинул ультиматум по­хитителям. Так ему знаешь что заявили?

—   Что? — Терпухин с усилием оторвал взгляд от бутылки.

—   Ты, мол, вайнахский парень, из-за какой-то там бабенки, да еще русской, позоришься?.. Он шваркнул кулаком по столу и ушел.

Черемисов некоторое время молчал, потом поставил на стол вторую бутылку.

—   А брата Руслана Аушева знаешь после чего уби­ли? Не отследил?

—   Нет.

—       А после того, как этих четырех — Архипова, Загнойко, Зельцера и Мамилашвили освободили. А он знаешь кто был?

Терпухин сдернул с бутылки алюминиевый колпа­чок, налил Черемисову и себе. Черемисов выпил водку, занюхал коркой хлеба, продолжил:

—   Так вот, Рашид Аушев был замминистра МВД Ингушетии. Вот тебе и вайнахи... Дикость, Юра, ди­кость! А тут еще журналисты их героями выставляли, мол, борцы за национальную идею, за свободу!.. Да за трубу они воюют, за ту, по которой нефть качают! Опять же, после того как группу НТВ освободили, бри­гадный генерал Бажиев был убит. Тоже, кажется, зам­министра МВД, но уже самой Чечни, Ичкерии...

—   Так объявили, что это вроде из-за неосторожного обращения с оружием, — вставил слово Терпухин.

—   Да, они тебе объявят... Они черта переспорят! — рука Черемисова потянулась к бутылке.

—   Не спеши, Борис, — сказал Терпухин. — Не бе­рет, чего зря добро переводить.

—   И то правда, — согласился капитан милиции. — А они много кого зря побили. Взять хотя бы врачей Красного Креста. За что? По нашим сведениям, эти мрачи пули из ран ни у одного полевого командира до­стали. Что, фельдшерка тебе пулю достанет?.. Вол­ки — они и есть волки.

—   Борис, — произнес Терпухин, — я, наверное, уе­ду. Кое-кого надо увидеть. Вернусь не скоро...

—   Возвращайся. Буду ждать. А с этими, — Чере­мисов быстро взял бутылку, налил стаканы и кивнул в сторону юга, — с этими мы разберемся.

Выпил, крякнул, снова занюхал корочкой хлеба и, весело поглядывая на Терпухина, сказал:

—  Выдюжит Россия! Их почти нигде не принимают.

Посылают своих юношей по всему исламскому миру в мусульманские школы. Многие отсеиваются, а из Па­кистана так почти всех повыгоняли к кузькиной мате­ри. Это так называемый зеленый пояс — мусульман­ский фундаментализм. Смотрел по телевизору, что в Алжире творится? Сотнями вырезают, всех подряд!

—   Может, пойдет нефть по трубе, успокоятся? — предположил Терпухин.

—   Как же, успокоятся! Еще хуже будет. Чуть что — они задвижку хлоп!

—   Ладно, я пойду, — Терпухин поднялся. Перед глазами стояла тяжелая, отвратительная картина — тощий волчонок рвет труп пожилой женщины...

Валентина Бузуева отстранили от дел за провал операции, которая завершилась бесследным исчезнове­нием внедренного в ряды наркомафии человека. Не зная, куда пристроиться, он временно нанялся к одно­му знакомому автомеханику, открывшему в собствен­ном гараже маленькую ремонтную мастерскую.

Слушая по плейеру английские тексты Илоны Да­выдовой, Валентин копался в карбюраторе двигателя, который ему следовало починить еще вчера. Однако вчерашний вечер ушел на одну полузнакомую даму. Бузуев закатил пир и ухлопал все деньги. На робкую просьбу оставить ему немного денег дама ответила:

—   До свидания. Самое главное — это эмоциональ­ная развязка, давай не омрачать ее грубой материаль­ностью.

«Грубая материальность» началась с утра, когда он позавтракал остатками вчерашнего ужина, а на обед при­шлось довольствоваться холодной водой из-под крана.

В гараж заглянул хозяин.

—   Валек!

-Да?

— С минуты на минуту за машиной придет ее вла­делец. Она, надеюсь, уже готова?

— Пару минут, и будет о'кей! — солгал Бузуев, ду­мал, что он найдет с клиентом общий язык.

— Ты мне точно скажи, сколько еще времени тебе нужно? Я же вижу, что ты не можешь работать. Пере­брал вчера? Давай я сам ее закончу.

—   Да ну, — отмахнулся Бузуев.

—  Валек, пожалуйста, я прошу тебя! Перестань слушать эту дребедень, — автомеханик постучал по плейеру. — Эта Давыдова закодирует твою психику гак, что ничего хорошего тебе это не даст. Я понимаю, ты развелся с женой, едва не свихнулся от этого, по пойми, английским это не прошибешь.

— Мне это нужно, — сказал Бузуев, — увидишь, меня еще забросят в Штаты. Я не должен забывать ан­глийский, я должен его совершенствовать.

— Я прошу тебя, ради Христа, почитай ты лучше какую-нибудь книжку на английском. Хочешь, я тебе подарю «Остров сокровищ»? У меня есть...

— Это какой-нибудь умник тебе посоветовал или ты сам придумал?

— Этот «умник», сейчас переводчиком большие баб­ки заколачивает.

— Тысяча в месяц — еще не бабки. Слушай, если не возражаешь, иди отсюда, а?

Хозяин гаража не обиделся, наоборот, улыбнулся и сказал:

—Валек, послушай, ты такой псих, но все равно я тебя люблю. Хоть убей, не знаю за что...

Я рад, — ухмыльнулся Бузуев, извлек из на­грудного кармана сигарету и сел покурить. Выкурив одну сигарету, он зажег от нее вторую и просидел в за­думчивости, пуская дым над головой, около получаса. Плейер на поясе продолжал гонять кассету, но науш­ники болтались у Бузуева на шее.

Валентину было обидно, что он не прошел отбор в одну очень заманчивую группу как раз из-за неваж­ного знания языка. Он надеялся, что, когда опять ста­нут набирать подобную группу, он предстанет перед экзаменаторами во всеоружии. Только бы Илона Давы­дова не подвела...

—   Думаете, что я не смогу? Не смогу? — неожидан­но для самого себя потряс он кулаками.

Возле гаража послышались шаги, и в открытые во­рота заглянул тип с сильно развитой нижней челюс­тью. Он имел ученую степень каких-то наук и подтасо­вывал опросы общественного мнения. Как близкий друг одного высокого московского начальника, не пла­тил гаишникам штрафов и не давал взяток.

—   Ну, как дела? Ты что, еще не закончил? — спро­сил клиент, быстро мигая за толстыми стеклами очков.

—   Пока нет, — лаконично ответил Бузуев и вино­вато развел руками.

—   Что? Ты же сказал, что сегодня утром машину можно будет забирать! Я буду жаловаться хозяину!..

—   Вы лучше дайте на кефир, тошно мне...

Владелец машины как ошпаренный выскочил из га­ража, и вскоре послышался его визгливый голос:

—   Что за мудила этот механик? Почему нельзя ра­ботать по расписанию?

—  Россия, понимаете, Россия, — объяснялся с ним хозяин гаража. — Страна с названьем кратким Русь. Взял лишку вчера, руки не крутят, глаза не смотрят...

—   Мне какое дело до этого? — раскричался кли­ент. — У меня сегодня деловая встреча, а какая-то об­разина мне все портит! Интересно, если я дам ему пять долларов на похмелку, он закончит к вечеру?

—   Может, и закончит, но у него железное прави­ло — не опохмеляться.

—  Что ж, пусть его покрутит! Я знаю, что такое по­хмельный синдром, пусть его хорошенько покрутит!..

Это было пределом. Бузуев горько улыбнулся, по­дошел к кувалде, стоявшей в углу, взял ее в руки и изо всей силы обрушил на капот автомобиля.

Клиент подскочил к гаражу и вытаращил глаза.

—  Что ты делаешь? — прошептал он.

Бузуев невидящими, почти белыми от бешенства глазами взглянул на клиента и снова размахнулся.

—  Ничего, я вернусь попозже, когда будет законче­но, — вдруг затараторил клиент. — Можешь не торо­питься. Сделаешь, когда захочешь, ладно?

—  Хорошо, — выдохнул Бузуев. — Машина будет сделана в восемь вечера.

В восемь вечера клиент забрал автомобиль и убрал­ся восвояси. Пришлось, конечно, сменить погнутый ка­пот, но не унижаться же перед всяким дерьмом?!

Бузуев поужинал на честно заработанные деньги и, даже не выпив водки, отправился к психотерапевту, женщине, к которой его обязали ходить после решения аттестационной комиссии. Кое-кто посчитал, что Бузу­ев сорвал операцию не по причине беспробудных куте­жей, а из-за состояния депрессии, в которую его вверг развод с женой.

— Я в-вижу, в-вы прекрасно в-выглядите. Как в-вам это удается? — спросила психотерапевт, сильно заикаясь.

«И за что им, косноязыким, дипломы выдают?» — подумал Бузуев, но вынужден был улыбнуться. От ре­шения этой докторши зависело его будущее.

—   Как вы спите? — последовал стандартный во­прос психотерапевта. Женщина успокоилась и пере­стала заикаться.

«А ничего телка! — подумал Бузуев, — Как гово­рится, ваятель нашел бы здесь совершенство форм.»

Отогнав дурацкие мысли, он сказал:

—   Доктор, я себя хорошо чувствую, вы действи­тельно мне очень помогли.

—   Очень рада, — психотерапевт улыбнулась.

—   Я не мог в это поверить... — сказал Бузуев и за­мялся.

—   Поверить во что? — насторожилась женщина.

—   Ну, поверить в то, что если я забуду свои сексу­альные намерения по отношению к бывшей жене, то совершенно выздоровею, депрессия исчезнет сама по себе.

—   Напрасно... А сейчас поверили?

—   Поверил, и знаете, добился поразительного ре­зультата. Едва я обратил свое, так сказать, сексуаль­ное внимание на другие объекты, как депрессия совер­шенно покинула меня...

—   Отлично! — воскликнула женщина. — Результат надо закрепить. Как говорил великий Фрейд, невроз сам подготавливает себе мотивы.

—   Да, да, — подхватил Бузуев, — когда женщина падает, то падает всегда на спину. А как вам известно, лежачее положение парализует ее силы.

Докторша слегка покраснела, пальцы затеребили авторучку, и она тихо прошептала, сильно заикаясь:

—   В-вы-ы, в-вы — нахал!

 

Глава 13.

Пикантная встреча

—  А что, разве не говорил такого Фрейд?

—   Не ерничайте, Бузуев, — шутливо пригрозила пальчиком психотерапевт, справившись с волнени­ем. — Да, Фрейд утверждал, что в области сексуаль­ных проявлений все случайное преднамеренно, но по­следующие поколения психоаналитиков...

—   Даже то, что вы грозите мне вашим пальчи­ком, — перебил женщину Валентин, — психоаналити­чески означает, что вы подсознательно демонстрируете желание иметь то, что символизирует ваш прелестный пальчик.

—  Это уже слишком! — возмутилась докторша, по­правила бумаги на столе, и одна из папок шлепнулась на пол. Женщина нагнулась, чтобы поднять ее. Накло­нился и Бузуев. Их руки встретились на папке.

—  Вот, еще одно проявление фрейдизма, — зашеп­тал Бузуев. — Вы бессознательно стремитесь ко мне...

—   Нет, нет, что вы! У меня муж...

—  Муж только прикрытие... Да и, вероятнее всего, вы с ним уже давненько не спите. Ведь вы... вы же са­ми утверждали, — как ни в чем не бывало продолжил Бузуев, — что под маской неловких движений пресле­дуются сексуальные цели. Наивность и невинность — часто лишь маски.

Вышедшая из себя женщина раскрыла сумочку и достала сигареты.

—   Откройте форточку, — сказал она. — Откуда вы узнали про мужа?

—   По тому, как вы закладываете нога за ногу, — невозмутимо произнес Бузуев, — По Фрейду это под­сознательная демонстрация некой модели соития. Зна­ете... Впрочем, — Бузуев, видя, что докторша сейчас расплачется, резко изменил тему. — Так вот, я пришел сказать вам, что я в первый раз за последнее время контролирую свой темперамент.

—   Прекрасно! Я в в-восторге, — опустив глаза, ска­зала женщина. — Вы не могли бы мне напомнить, о чем мы говорили в прошлый раз?

—   О причинах развода, — подсказал Бузуев. — Я вам рассказал, что моя жена часто оставалась равно­душной к моим, так сказать, производственным про­блемам. Вы утверждали, что проявленная женой не­брежность по отношению к этим проблемам была под­сознательной демонстрацией желания развестись.

—   Да, да, — вспомнила психотерапевт. — Понимае­те, зависть жены, которой не достается энергия погру­женного в производственные хлопоты мужа... Вы со­гласны с этим?

—   Пожалуй, да, — кивнул Бузуев.

—   Тогда настало время сказать вам всю правду. Вы должны встретиться со своей прежней женой.

—   Зачем? — вытаращил глаза Бузуев.

—   Вы можете забыть о своем неудачном браке и начать с чистой страницы. Какая вам разница, с кем вы ее начнете? Ведь подсознательно вы все равно бу­дете стремиться к тому типу женщины, к которому принадлежит ваша жена. Подсознательно вы все равно на всю оставшуюся жизнь женаты только на своей бывшей жене, понимаете?

—  Конечно, я вас понял. Надо попытаться сохра­нить семью. Да?

—  Да. Вы можете мужественно взглянуть в лицо своим недостаткам?

—  Да. Это я могу сделать. Я поеду к бывшей жене завтра же. Спасибо вам. Большое спасибо, — говорил Бузуев и ему стало стыдно за то, что он издевался над женщиной.

—  Обязательно расскажете, как у вас там все ут­ряслось. Обожаю историю успехов моих пациентов! — мило улыбнулась докторша и глубоко затянулась сига­ретой. — Можете теперь не приходить на прием, а просто звоните мне, хорошо?

—  Хорошо, — сказал Бузуев и не вытерпел, бряк­нул: — Бросайте курить. Ваш Фрейд утверждает, что курение — это вытесненная из сознания жажда целования.

Психотерапевт снова улыбнулась, теперь уже криво.

Бузуев и в самом деле решил встретиться со своей бывшей женой. К подобному решению он пришел и без докторши. Понимал, что без жены он скатится по на­клонной. Женщины, кутежи... Перед тем как отправиться к ней, решил купить ей шикарный подарок.

В одном из столичных антикварных магазинов, буй­но расплодившихся в последнее время, Бузуеву понра­вилась старинная настольная лампа. Он взял ее в руки. ()на была бронзовая, массивная, позеленевший металл был приятен на ощупь.

«Это не подделка, а настоящая бронза. Если моя любимая женушка шваркнет ее об пол, то лампа не разобьется», — подумал Бузуев и понес лампу к кассе.

«Еще цветы, конфеты, шампанское...» — подсчиты­вал Бузуев возможные расходы. Впрочем, подобное ве­ликодушие всегда казалось бывшей жене жалким. Ведь она могла завести богатых любовников! С ее-то данными!

Бузуев взглянул на хорошенькую девушку, сидя­щую за кассой.

«Может, — подумал он, — не стоит делать ника­ких подарков, а лучше познакомиться вот с этой ми­лашкой...»

—   Сколько стоит эта вещица?

—   Сумма указана на ценнике, — ответила «милашка».

—   Простите, я без очков, — солгал Бузуев.

—   Четыреста тысяч.

—   Четыреста тысяч? Это же сущая ерунда...

—   Миллион четыреста...

—   Все равно дешево, — опять солгал Бузуев.

—   Понимаете, это из конфискованного на таможне, мы не вправе ставить реальную цену...

—   Мне безразлично, откуда она... Вы можете ее по­лучше завернуть? В коробочку какую-нибудь. Это по­дарок невесте...

—  Да? — кассирша взметнула подсиненные глаза.

К Бузуеву подошел широкоплечий охранник антик­варного магазина.

—   Какой-то невесте очень повезет, она будет очень счастлива. При свете этой лампы жизнь покажется, та­кой романтической... — сказал он.

—   Надеюсь... Вы не могли бы оставить ценник? — обратился Бузуев к продавщице.

—   Извините, это наши фирменные ценники... Если хотите, я вам дам кассовый чек...

—       Дело не в чеке, — вздохнул Бузуев. — Жаль, что у вас нельзя взять фирменный ценник. Ей было бы еще интересней, если бы она знала, что эта лампа из нашего магазина...

Бузуев бережно взял коробку с настольной лампой, едва увернулся от входящего в магазин какого-то типа н темных очках, очевидно покупателя, и понес покупку к автомобилю. Положив коробку на сиденье, он уселся :т руль, мельком взглянул в зеркало заднего вида и вдруг увидел, что тот случайный покупатель, почти столкнувшийся с ним в магазине, держит охранника под прицелом пистолета. Бузуев оглянулся — дверь антикварного магазина с грохотом захлопнулась, а за стеклом появилась вывеска с надписью «Извините, мы временно не работаем».

«Ясное дело, — подумал Бузуев, — грабитель! Ну что же, я ему сейчас устрою ограбление...»

Бузуев немного отъехал, достал из набора инстру­ментов торцевый ключ, вышел из автомобиля и про­шел к черному ходу антикварного магазина. Укрыв­шись за грудой картонных ящиков, Бузуев стал под­жидать. Грабитель не заставил себя долго ждать. Он появился у черного хода, нагруженный двумя больши­ми клетчатыми сумками. В это время Бузуев выско­чил из-за ящиков, приставил ключ грабителю в заты­лок и сказал:

—  Стоять! Милиция!

Незадачливый грабитель дернулся, но Бузуев успел ударить его по шее и снова прижал торцевый ключ к затылку.

—   Если ты дернешься, я буду стрелять! А теперь руки за голову! Быстро! На колени!

Грабитель двигался медленно. Бузуев резким тыч­ком под ребро ускорил его движения:

—   Руки за голову!

Неожиданно грабитель повернулся и снял очки. Бу­зуев оторопело уставился на него, не поверив собствен­ным глазам. Перед ним был его давний знакомый Юрий Терпухин. Пару лет назад он был его инструкто­ром в группе выживания. Ох и досталось тогда Бузуеву! Впрочем, расстались они друзьями.

—   Черт возьми, что ты тут делаешь? — воскликнул Бузуев, судорожно сжимая торцевой ключ.

—  Да, Валек, давненько не виделись, — Терпухин снова нацепил очки. — Пистолетик у тебя, что надо. Слушай, давай сматываться отсюда!

Бузуев безропотно подчинился и не придумал ниче­го лучшего, как повести Терпухина к своей машине. Юрий очень удивился, когда Бузуев стал вставлять ключ в дверцу сверкающего лаком «вольво».

—   Твоя?

—  А то чья же?

Бузуев рванул с места и погнал машину на бешеной скорости.

—  Ну, привет, что ли? — сказал Юрий Терпухин. — Здорово ты меня напугал. Ты куда гонишь-то?

—   Я еду за город, могу подбросить.

—   Подбрось... Только вот это, — Терпухин взглянул на клетчатые сумки, валявшиеся на заднем сиденье.

—   Ладно, ладно, — улыбнулся Бузуев. — Буду со­участником вооруженного ограбления. За компанию, как говорят, и жид повесился...

По дороге стали вспоминать о былом, потом Бузуев вызвался отвезти Терпухина в один из подмосковных поселков на свою, как он выразился, «скромненькую» дачу.

 То, что у Бузуева такой шикарный автомобиль, удивило Юрия.

«Откуда у парня деньги на машину? — подумал он. — Нет, Бузуев врет, скорее всего, он взял машину напрокат или ездит на ней по доверенности. А то еще может быть, что это машина какого-нибудь охранного бюро». Но еще больше удивился Терпухин, когда Бу­зуев привез его к шикарной даче, срубленной из све­жего теса.

—  И кто здесь живет?

—  Я живу, друг мой.

—  Здесь красиво. Как ты здесь поселился?

—  Потом расскажу. Идем, я угощу тебя.

—   Мне кажется, что эта хибарка стоит не меньше пятидесяти тысяч зелененьких. Представляю, какая у тебя квартира в городе. Раньше ты жил скромнее.

—  Времена меняются.

—   Времена? Или ты изменился? Где же ты все-таки работаешь?

—  Пока нигде.

—  Можно нескромный вопрос?

—  Ну?

—   Откуда все это — автомобиль, дача? Не мог же тыэто все заработать...

—  Нет, я просто заключил пари и выиграл.

—   Я очень рад за тебя, но мне кажется, что у чело- пека, который имеет «вольво» и такую дачу, очень пло­хой сон.

—   Я тоже раньше так думал... Потом прошло. К то­му же всего этого я достиг в некоторой степени благо­даря тебе.

—  Мне? — удивился Терпухин.

Валентин Бузуев, как уже говорилось, в свое время

здорово помучился из-за Терпухина. Но наука пошла ему на пользу, и он не держал зла на своего бывшего инструктора. Бузуеву было в то время всего двадцать лет, он любил полежать в постели, свернувшись кала­чиком. Муштра, многочасовые тренировки, марш-броски, стрельба из различного рода оружия сделали из него настоящего мужчину.

Потом они расстались, и вот неожиданная встреча!

—   А как у тебя, Юрий, дела? — спросил Бузуев, довольный, что дача произвела на Терпухина впечат­ление.

—   Хотелось бы сказать, что нормально, но если ты застукал меня в момент уголовного преступления, зна­чит, хреново.

—   Я слышал, — сказал Бузуев, — ты с казаками связался.

—   Что значит связался? — возмутился Терпу­хин. — Я и есть казак.

—   А что вы, казаки, конкретно хотите?

—   Да поставить под ружье тысяч сорок-пятьдесят человек и навести порядок. Под хорошее ружье, Валек, и чтобы бронетанковые части были, авиация.

—   Фью-у-ть! — присвистнул Бузуев. — Так вы в два счета отделитесь от России. Как Чечня.

—   Куда мы отделимся? — криво улыбнулся Терпу­хин. — Нам себя защитить надо. Чеченцы вот озоруют. Вообще Россию снизу поджал зеленый пояс. Слышал о таком?..

—   Да, слышал, — вздохнул Бузуев. — Сколько де­нег вложено, чтобы Чечня выиграла войну! Теперь, по­хоже, они за Дагестан возьмутся...

—   Пока Дагестан им не по зубам.

—       По зубам, Юра, по зубам. Они считают, что и России все продажно, особенно в правительстве, и что можно загнать русских за Дон. Боевики готовятся и Адыгее, Дагестане, Кабарде. Я вот, Юра, до недавне­го был в органах и читал кое-какие бумаги. Кавказ во­оружается, покупая оружие у продажных командиров российских воинских частей.

—   Вот тебе и ответ на твой же вопрос, — подыто­жил Терпухин. — Казаки считают, что Россия не смо­жет противостоять нашествию диких горцев. Раз враги вовсю готовятся, то почему казакам не дают возможно­сти иметь современное оружие?

—  Так вам же разрешили!..

—  А дали? Ты мне на Луну разрешаешь слетать?

—  Лети...

—  А я смогу? — буркнул Терпухин и нахмурился.

—  Ладно, вы же чем-то вооружены?

—   Пока только берданками, — уныло произнес Терпухин. — Но, похоже, среди наших есть мужики, которые замахиваются серьезно. Они хотят иметь в ка­зачьих вооруженных формированиях несколько родов войск — саперные части, авиацию, танковые полки, па­рашютно-десантную дивизию, и чтобы эти войска были непосредственно подчинены Верховному главнокоман­дующему России.

—   Казачьи элитные части? — улыбнулся Бузу­ев. — Как при царе?

—  Как при царе.

—   Так, может быть, вы царя хотите на трон поса­дить? — спросил Бузуев.

—   А ты хочешь? — вопросом на вопрос ответил Терпухин.

—   Я-то? Ну, в принципе я не из отчаянных монар­хистов. Мое отношение к Романовым своеобразное: считаю, что народ от них достаточно натерпелся. Еще перед первой русской революцией надо было отдать народу землю и кое-что из тех несметных богатств, ко­ими владел Николай. Может, не было бы той крови, что пролилась после семнадцатого...

—  Да, — согласился Терпухин, — история стала бы развиваться по-другому. Так ты хотел бы видеть Рос­сию монархией, пусть ограниченной?

—   Пожалуй, нет... Царя нам не надо. Слушай, давай сменим тему, атаман казачий, а?

—   Давай, — буркнул Терпухин.

—  Ты никого не видел из наших?

—   Никого не видел. Я, Валек, после всех этих мы­тарств на службе все бросил и уехал к себе на родину.

—   Ну и как?

—   Чеченцы заели. Теперь вот граблю. Собираю с миру по нитке... Выкуп надо заплатить.

—   Большой? За кого?

Терпухин был вынужден вкратце рассказать быв­шему ученику обо всем, что с ним случилось за послед­нее время.

 

Глава 14.

Один

из верных способов разбогатеть

Бузуев пригласил Юрия в дом. Терпухин удивился богатству внутреннего убранства.

—   Слушай, каким образом ты зарабатываешь на жизнь?

—   Служил государству.

—  Таможенником был, что ли?

—  Что-то вроде этого. Сейчас, правда, перебиваюсь с хлеба на квас.

Терпухин хотел было заметить, что, имея такие хо­ромы, перебиваться с хлеба на квас не пристало, но смолчал.

—   О чем ты хотел поговорить? — спросил он неко­торое время спустя.

Бузуев внимательно посмотрел на Терпухина.

—   Сколько тебе нужно денег для выкупа?

—  А ты что, клад нашел?

—   Да перестань ты! Мы тебе деньги найдем в два счета. Не грабить же антикварные магазины...

—   В самом деле ты можешь достать деньги?

—   Конечно, а что тут такого?

Бузуев повел Терпухина в подвальное помещение. В нем оказался гараж. В гараже поблескивал стеклами новенький джип «чероки». У Юрия и вовсе закружи­лась голова. Бузуев достал из джипа дипломат и рас­крыл его. Он был набит новенькими сто долларовыми купюрами в нераспечатанных пачках.

 Видишь?

—   Да.

—   Здесь четверть миллиона. Но этого мало.

—   Мало для чего?

—   Чтобы участвовать в аукционе, — Бузуев за­хлопнул дипломат. — Надо выкупить одну лошадку, которая стоит сущую ерунду, но то, что находится в ее брюхе, представляет собой целое состояние.

—   Вот как? — удивился Терпухин.

Они вернулись в дом, прошли в мансарду, устав­ленную шикарной мягкой мебелью. Бузуев открыл дверцу в стене. За ней оказался бар, в котором стояли бутылки с разными напитками.

—   Что будешь пить? Вино, виски, коньяк? Хочешь вот это? — с этими словами Бузуев вытащил какую-то шарообразную бутыль и налил из нее два полных фу­жера. — Такое вино пьет только самая крутизна, пони­маешь?

—   Понимаю, — сказал Терпухин, вальяжно разва­лясь на дорогом диване с кожаной обивкой.

—   Ты расслабься. Я тоже еще не все сделал в жиз­ни, — сказал Бузуев. — У меня не все получилось, вернее, кое-что получилось, но я размахнулся на боль­шее. Понимаешь, я задумал провернуть одно дельце.

Терпухин отхлебнул из фужера и поморщился.

—   Что это? Я такого раньше не пил.

—   Да, ты никогда такого не пил. Даже не видел.

—   У тебя обыкновенное пиво есть? Слушай, что происходит? Откуда все это?

Бузуев пристально взглянул на Терпухина.

—   Что ты думаешь о наркотиках?

—   Дрянь это все. Я бы, как в Иране, и за употреб­ление, и за торговлю истреблял беспощадно.

—   Нет, ты в корне ошибаешься. Это верная тыся­ча процентов прибыли! Если у тебя есть с десяток ты­сяч долларов, то через месяц мы сделаем из них це­лых сто.

Терпухин нахмурился. Вот, оказывается, в чем секрет феноменального обогащения его бывшего уче­ника!

—  Да, да, — вздохнул Бузуев, — каждый поднима­ется, как может. Все очень просто. Кстати, я еще не по­казал тебе свой катерок. Поехали на водохранилище!

На водохранилище Бузуев подвел Терпухина к ка­теру, который можно было назвать и яхтой.

—   Не удивляйся, на катере живет девушка... Ниче­го деваха, Сюзанной зовут.

—   Кем она приходится тебе?

—   У меня с ней ничего нет. Просто приятельница. Ей временно негде жить... Она спортсменка, выступала на международных соревнованиях. Развелась с му­жем, после чего у нее, кажется, произошел легкий сдвиг по фазе.

Когда они взошли на палубу яхты, навстречу вы­шла очень привлекательная девушка. Терпухин шепнул:

—   Просто приятельница не может быть такой кра­сивой...

Бузуев не обратил на слова Терпухина внимания.

—   Как дела, дорогая? — спросил он Сюзанну, це­луя ее в щеку.

—   Ничего, — ответила девушка, улыбаясь Бузуеву и словно не замечая Терпухина.

—  Жарко, — сказал Терпухин, желая завести раз­говор.

—   Немного, — почти хмуро ответила девушка.

—   Это мой деловой партнер, Юрий Терпухин, — сказал Бузуев. — Пойди, сделай нам по коктейлю.

Девушка ушла в каюту и через некоторое время вышла с двумя стаканами. Терпухин не сводил с нее глаз, пораженный ее красотой. Девушка почти высоко­мерно поглядывала на Юрия.

—   Ты на него так не смотри, — сказал Бузуев Сю­занне. — Это мой лучший друг... Он в свое время на­учил меня выживать, поделился секретом. У него мно­го секретов, ты даже не поверишь.

Девушка вспыхнула, смутилась и ушла на бак. У нее была упругая походка. Ветер трепал красивые каштановые волосы, не слишком густые и не слишком длинные.

«Она великолепна!» — подумал Терпухин, почему- то сравнивая Сюзанну с Катей. Сюзанна была краси­вее, изящнее Кати. Разве что волосы у Кати куда бога­че. Впрочем, спортсменкам длинные волосы ни к чему. Нос у Сюзанны был прямой, немного римский, и от это­го лицо казалось еще красивее, глаза серые, рот — ма­ленький, а когда она улыбалась, обнажались мелкие белые зубы, цвет лица — очень нежный, а шея длин­ная. Портила Сюзанну разве что сильно развитая мус­кулатура.

Терпухин сразу же положил глаз на девушку, но внезапные приступы болезненных воспоминаний о томящейся в чеченском плену Катерине сдерживали его порывы.

Бузуев пошел покопаться в моторе катера. Терпу­хин остался с Сюзанной наедине. Они долго молчали.

—   Вы не могли бы мне помочь кое в чем? — вдруг сказала девушка.

—  Да, конечно, — обрадовался Терпухин.

—  Только Валентин не должен об этом знать, хорошо?

—  Раз вы просите, то разумеется.

Бузуев устранил неполадки в моторе, и они отпра­вились на прогулку по водохранилищу. Сюзанна сиде­ла в шезлонге на баке, Бузуев стоял у штурвала.

—  Прекрасная женщина, — сказал Бузуев. — Да­же не знаю, заслуживаю ли я ее? Похоже, Юрий, я свихнулся после того, как развелся с женой. Думаешь, почему я занялся наркотиками?

—  Почему?

—  Моей бывшей жене требовались миллионы! По­нимаешь? Десятки тысяч баксов! Канары, Гавайи... Она у меня артистка... Когда работаешь в правоохранитель­ных органах и не берешь взяток, то в доску расши­бешься, а больше оклада не получишь... Вот я и стал  подзарабатывать.

—  Так тебя же посадят, Валентин!

—  Мне уже все равно, — вздохнул Бузуев. — Я своей бывшей жене дал все, но она узнала, каким спо­собом я заработал эти деньги. Что-то между нами на­рушилось, треснуло.

—  Она изменяла тебе?

—  Нет... Потом, когда опомнился, хотел руки на себя наложить. Мне и сейчас, когда осознаю, что я вляпался, и вляпался здорово, хочется выцарапать себе из лаза, кусать руки... Я хожу к психотерапевту, симули­рую выздоровление, чтобы меня опять допустили к работе... Хочешь знать, почему я разоткровенничался, да еще перед тобой?

—  Хочешь облегчить душу... — улыбнулся Терпухин. — А я-то думаю, где это ты такую денежную работенку отыскал, что купаешься в роскоши?

—   Ну, а как ты сейчас поднимешься? Ты думаешь, откуда деньги у банкиров? Или у государства украли, или... Тебе знакома фамилия Мозольцев?

—  А кто это?

—   Мой босс, работу мне дает. Держит почти треть всей наркоты, что поступает в Москву...

—   Ты имеешь в виду, что он тебя купил?

—   Да, — кивнул Бузуев. — Вот я и живу, пока не влипну. Что потом будет, мне уже все равно. Налого­вики давно мною интересуются. Мне приходится де­лать вид, что я кручусь, как белка в колесе, подраба­тываю в гараже. Иначе не проживешь. Разница только в том, кто сколько берет. Один возьмет сто баксов, а потом всю жизнь трясется. Я же беру столько, сколь­ко они могут дать.

—  А совесть?

—   Перестань, ты что, вчера родился? — разозлился Бузуев. — Нынче человек человеку волк.

—   И ты мне предлагаешь подобным образом раздо­быть капитал для выкупа? — жестко спросил Юрий.

—   Ты не пойдешь на это?

Терпухин молчал.

—   У тебя нет выбора. Ладно, не будем говорить о наркотиках. Мне иногда хочется сдать Мозольцева и всю его компашку. Только вот сдать некому. Хоть ты сам всех перестреляй к чертовой матери!..

Бузуев провел катер через все водохранилище, за­тем пришвартовал его к причалу.

—   Мы сейчас прошвырнемся по территории конно­спортивной базы, кое-что посмотрим, — сказал Бузуев Терпухину, а Сюзанне, крикнул: — Ты побудь здесь, мы скоро вернемся...

Через несколько минут Бузуев и Терпухин очути­лись у ворот конно-спортивной базы. Дорогу им пре­градил какой-то тип.

—  Что с тобой? Ты уже не узнаешь меня? — вызы­вающе спросил Бузуев.

—  Тебя-то я узнаю, а это кто? — спросил тип, ука­пывая глазами на Терпухина.

—   Это мой друг, можешь не беспокоиться.

—   Здесь никого нет. Хозяин сегодня в городе.

—   Мне надо поговорить с Петрищевым.

—   Петрищева тоже нет.

Мрачный тип, выполнявший роль охранника, явно не собирался пускать Бузуева и Терпухина на терри­торию конно-спортивной базы. Из ближайшего к воро­гам здания показался еще один мужчина, вероятно, то­же из охраны. Он шел вразвалочку, нагло улыбаясь и поигрывая ключами на пальце.

Как только он подошел к своему напарнику, Бузуев сказал обоим:

—   Ребята, вы же работаете здесь сутками. Почему бы вам не смотаться поплавать на одной прекрасной лодочке? Или попить пивка в такой жаркий денек?

В руках у Бузуева появилась зеленая купюра. Че­рез мгновение она исчезла в руках охранника, а еще через минуту Бузуев и Терпухин подходили к одной из конюшен.

—   Вымогатели, сволочи, — сказал Бузуев. — Не могут сказать прямо: дай денег! Так нет, стонут, лгут... Ты видел, как этот второй поигрывал ключами?

—   Видел. Ну и что?

—  А то, что они что-то задумали.

—   Интересно, почему ты пришел к такому выводу?

—       Кое-кто когда-то учил меня, что наблюдательно­му человеку подобные симптоматические действия го­ворят о многом, — улыбаясь, сказал Бузуев. — Думаю, что мы вскоре обо всем узнаем.

—  А о чем нам надо узнать?

—   Мы должны познакомиться с лошадью, которая снесет нам золотое яйцо, — патетически произнес Бу­зуев.

Перед конюшней дорогу им опять преградил какой- то мужчина, правда, более приветливый.

—   Это мой друг из Ставрополья, — сказал Бузуев, кивая на Терпухина. — Мы решили посмотреть лоша­док. Можешь показать?

—   С удовольствием, — улыбнулся мужчина. — Пройдемте вон к той конюшне.

—   Ты что, Петрищев? — вдруг рассердился Бузу­ев. — Не понимаешь, о каких лошадях идет речь?

—   Так это что, покупатель? — удивился мужчина, которого Бузуев назвал Петрищевым.

—   Конечно!

—  А почему меня не предупредили?

—   Иди позвони Мозольцеву, — сказал Бузуев, — спроси у него.

—   Ладно, ладно, — примирительно произнес муж­чина и полез в карман брюк за ключом. Он вставил ключ в замочную скважину и, оглянувшись, сказал: - Раньше клиентов сам знаешь кто привозил, а теперь вы этим делом занялись?

Вдруг со стороны причала донесся громкий окрик:

—   Петрищев!

Мужчина тревожно оглянулся. Двое охранником, которых Бузуев и Терпухин успешно подкупили, бежали к конюшне.

- Что случилось, ребята?

- ОМОН! Целая машина! — испуганно пояснил иди и из охранников. — Мы заперли ворота, а они ма­шиной как дали...

Второй охранник неожиданно вытащил пистолет и крикнул:

Это ты, Буза, омоновцев вызвал! И мента при­мем! Я давно за тобой слежу...

Да ты что, спятил? — Бузуев развел руками и сделал такое невинное выражение лица, что охран­ник невольно опустил пистолет.

Внезапно, Бузуев сделал выпад в сторону воору­женного охранника и резким ударом ноги попытался выбить оружие. Пистолет отлетел в сторону, но охран­ник сразу же бросился к нему. Терпухин не растерялся и толкнул на этого охранника Петрищева. Бузуев пнул дверь конюшни на себя и крикнул:

- За мной!

 

Глава 15. 

Спортсменки тоже люди

Грохнул выстрел, затем поднялась невообразимая пальба. Очевидно, омоновцы не жалели патронов. Ох­ранники отстреливались от них и пытались прорваться к Бузуеву и Терпухину. Но те удерживали дверь. Гро­хотали выстрелы, пули откалывали щепки от дверных коробок.

Бузуев помчался по проходу в конюшне. Терпухи­ну ничего не оставалось, как последовать за ним. На бегу Бузуев сунул в руки Терпухину пистолет, они залегли за бетонными опорами и стали отстрели­ваться.

—   Это кто? В кого мы стреляем? — спросил Тер­пухин.

Вместо ответа Бузуев выстрелил в мелькнувшего в проеме двери охранника. Тот кувыркнулся и тоже вы­стрелил. Бузуев дернулся и вскрикнул.

—   Валентин, ты ранен? — повернулся к нему Тер­пухин.

—   Вроде нет... Щепка в глаз попала...

—   Почему мы стреляем? Нас что, убить хотят?

—   Думаешь, я понимаю?

Один из охранников стал целиться. Терпухин опе­редил его и выстрелил. Охранник грузно сел на пол.

—   Кажется, одного снял, — сказал Юрий.

—   Один еще жив. Его надо обязательно убрать.

—   Это плохо. Почему мы должны кого-то убивать?

—    Тогда надо выгнать его на омоновцев, пусть они его укокошат, иначе Мозоль все узнает.

—   Да кто такой этот Мозоль?

—   Потом расскажу. Омоновцам нам лучше не попа­даться, попробуем уйти.

Они отстреливались полчаса, а потом на конно­спортивную базу приехала еще одна машина с омонов­цами. Сопротивляться было бессмысленно. Бузуев и Терпухин сдались.

Омоновцы поставили их к стене лицом и приказали заложить руки за голову. Вскоре к ним подошел высо­кий мужчина в форме подполковника милиции.

—   Можете опустить руки и повернуться ко мне, — сказал подполковник. Он снял фуражку и стряхнул с нее пыль. В волосах у него были седые пряди.

—   Столько крови! Два трупа, — покачал головой подполковник. — И что я вижу? Я опять вижу твою рожу, Бузуев. Где бы ты ни появлялся, повсюду кровь и трупы. Не умеешь ты работать...

—   Это ваши люди, товарищ подполковник, все ис­портили, — сказал Бузуев, оправдываясь. — Вам еще придется ответить по закону за то, что вы вмешивае­тесь не в свое дело...

—   Тебя твоя служба уже ищет, постарайся не по­пасться им. Они не простят тебе, что ты работал одно­временно на двоих хозяев.

—   Я работал на государство...

—   Эх, Бузуев, Бузуев! Ты всегда хотел прыгать в дерьмо в ботинках. Так и с женой у тебя получилось, так и...

Бузуев рванулся к подполковнику. Тот мгновенно принял боевую позу, но Бузуев совладал с собой.

—   Ты потерял всякое доверие у порядочных лю­дей, — продолжал подполковник.

—   Зато моя совесть будет чиста.

—   Насчет совести даже и не заикайся, — злобно проговорил подполковник. — Просто отныне ты бу­дешь работать только с мелкой шушерой, а это очень глупо.

—   Глупо? Еще глупее эту шушеру запихивать за решетку, а крупняк оставлять на воле.

—   Вижу, ты ничего не понял. Я хотел тебе помочь, а ты отказался от моей помощи.

—   Иди к черту!

—   Он еще чертыхается! — рассердился подполков­ник.

— Это говорит о том, что ты и вовсе дурак. При­вел человека на секретную операцию, а он не имеет на это полномочий. Ты хочешь потерять свою башку?

—  Да пол-Москвы знает уже, что здесь творится! Скажи своим олухам, пусть отдадут мое оружие.

—   Тебе не поздоровится, обещаю, — сказал под­полковник.

Терпухин почти ничего не понимал из разговора Бузуева с офицером милиции.

—   Тебя отстранили от дела, и ты решил своими ру­ками поймать отцов наркомафии...

—   Пошел ты!..— вдруг рявкнул Бузуев. — Мож­но подумать, что если ты надел милицейскую форму, то можешь безнаказанно оскорблять меня и моего друга?

—   Твоего друга я вообще могу арестовать для вы­яснения личности.

—   Этим меня вы не испугаете, мне это знакомо, — сказал Терпухин. — Я не раз бывал в накопителе...

—       Что? Мои ребята рисковали собственной жиз­нью, чтобы спасти вас, а вы еще и недовольны?.. Уби­райтесь прочь! — не выдержал подполковник.

Бузуеву и Терпухину пришлось уйти.

—  Кто это был? — спросил Терпухин, имея в виду подполковника.

—   Тип один, Калинин. Сволочь первостатейная...

Терпухин расстался с Бузуевым и некоторое время

шатался по Москве, пытаясь найти Игнатия Демидова. Поиски были безуспешными.

Катя не выходила из головы. Однажды Юрий ре­шил, что клин вышибают клином и поехал к Сюзанне, той девушке, с которой он познакомился на катере Бу­зуева.

На этот раз Сюзанна встретила его более приветли­во. Она была в спецовке и пыталась починить двига­тель катера, который снова забарахлил.

—   Можно взглянуть? — спросил Терпухин.

—   Попробуй. Я смотрю, вроде бы все в порядке, а заводиться не хочет.

—   В порядке? — переспросил Терпухин, припом­нив, что в прошлый раз Бузуев, перед тем как запус­тить двигатель, соединял какие-то проводки. — Давай я посмотрю, здесь нужна мужская рука.

—   Мужская так мужская, — согласилась Сюзанна.

—   Я догадываюсь, какие здесь могут быть пробле­мы, — сказал Терпухин, сразу же обнаружив и устра­нив неисправность. — Иди заводи.

Двигатель зафыркал и завелся.

—   Ура! — радостно воскликнула Сюзанна. — Это дело надо отпраздновать! У меня есть пиво, правда, по­следняя бутылка...

—   Не беда. Мы можем выпить ее вместе.

Через минуту они сидели в каюте и потягивали пиво.

—   Я разведенка, — неожиданно сказала Сюзан­на. — После развода мне посоветовали, чтобы я вос­принимала мир позитивно, поэтому я решила пожить на природе. Это очень помогло. Мне нравится здесь. Тишина, утром вода теплая, как парное молоко. Наку­паюсь и целый день бодрая.

—   Ты утром купаешься?

—   Да. Очень полезно при взвинченных нервах, — поежилась девушка.

—   Валентину не помешали бы подобные купа­ния, — сказал Юрий.

—   Да. Он комок нервов.

—   Тоже ведь пережил развод. Теперь понимаю, по­чему ты с ним сошлась.

—   Я не сходилась с ним, — с обидой в голосе сказа­ла Сюзанна и откинулась на спинку сиденья. — Ты ду­маешь, что я сплю с ним?

—   Нет, я такого не думаю. Кроме того, Валек мне сам сказал, что не спит с тобой, хотя в мыслях...

—   В мыслях он вообще гигант этого дела. А я с мужчинами не сплю. После развода, понимаешь? — печально сказала Сюзанна. — Комплекс развился.

—   Боишься? — спросил Терпухин и внимательно пригляделся к девушке, выискивая в ее лице знак ка- кой-нибудь душевной патологии.

Сюзанна промолчала, потом оживилась и кокетливо произнесла:

—   Пива у меня больше нет, но есть кое-что покреп­че. Спирт будешь? Я тут приборы чистила, остался...

Они немного выпили, и Терпухин неожиданно для себя взял Сюзанну за руку. Она отстранилась.

—  Ты можешь меня спросить, — сказал Терпу­хин, — сплю ли я с женщинами.

Сюзанна вопросительно взглянула на него.

—  Так вот, я тоже одинок.

—  Мне так показалось с самого начала, — печально произнесла Сюзанна. — А знаешь, почему я не сплю с мужчинами?

—   Почему?

—  Потому что врачи усиленно советуют мне спать с ними.

—   Вот как! — воскликнул Терпухин.

—   Да, да! Психотерапевты, к которым я обраща­лась, словно сговорившись, утверждают, что все мои проблемы выходят из этого. Мол, для личности моего склада только сексуальный успех есть условие преодо­ления робости...

—  А ты бы попробовала...

—  Да? С кем?

—   Ну, хотя бы с Бузуевым.

Сюзанна улыбнулась.

—  Он удивительный. Он стольким помог! Он лезет под пули, добывает и тратит такие деньги, но спать с ним? Нет...

—  Да почему же?

—  Ты все время говоришь о Валентине! Но я хочу сама побороть свои страхи. Как в спорте. Если сам не преодолеешь себя, никто не поможет. Я спортсменка, и тоже человек...

—   Страхи легче одолевать вместе.

—  Я пыталась... — на и без того скорбном лице Сю­занны появилось страдальческое выражение. — Я предложила ему, да он...

—   Что он?

—   Он не согласился. Не хочет, хоть ты убей или привяжи его!

—   Вот это новость! — воскликнул Терпухин. — Да он просто дурак!

—   Конечно. А что если мы с тобой переспим? — вдруг спросила Сюзанна. Терпухин едва выдержал взгляд этих пронзительных серых глаз. — Нет-нет, я имею в виду... просто под одним одеялом. Понимаешь?

Терпухин внимательно посмотрел на Сюзанну. Он вспомнил, что Бузуев говорил что-то о «сдвиге по фа­зе». В поведении, в том, что говорила Сюзанна, и в са­мом деле было что-то ненормальное.

—   Ну, так как? — глаза Сюзанны смотрели вы­жидательно, а полуоткрытый рот обнажил влажные зубы.

—   Подумай, удобно ли это, — пожал плечами Тер­пухин, отводя взгляд.

—   Удобно. Почему не удобно? Кроме того, я хочу сделать это еще и потому, что спать с мужчиной — это самое простое, а вот быть вместе, как брат и сестра, — очень сложно...

«Она точно завернутая», — подумал Терпухин и по­жалел, что приехал сюда.

—   Ты шокирован?

—   Честно признаться, да!

—   Нет, не думай ничего лишнего! Я не разыгрываю тебя и не притворяюсь дурочкой, как делаю с другими мужчинами, которые ведут себя, как самцы...

—   Не притворяешься?

—   Мой врач сказал, что я слишком много лгу, и прежде всего себе. А мужчины, с которыми я знаком­люсь, все как одни хотят войти в тело, не постучав­шись в душу.

—   Это и есть твой комплекс?

—   Да. В этом суть моих недоразумений в общении с мужчинами. Все видят во мне только мое красивое тело...

—   Но ты на самом деле очень красивая, Сюзан­на... — перебил девушку Терпухин. — Конечно, многие мужчины увиваются возле тебя с одной целью.

—   Нет, я лучше буду вести монашеский образ жизни...

—   И что, не хочется? — брякнул Терпухин.

—   Почему? Хочется. Но зов плоти у меня транс­формируется в спортивные достижения.

—   Да, — вздохнул Терпухин. — Я как-то упустил это... Впрочем, если по утрам купаться, то... А знаешь что, — неожиданно воодушевился Терпухин, — воз­можно я даже понимаю то, о чем ты говоришь. И это очень здорово!

—   Так ты согласен? — обрадовалась Сюзанна.

Они подняли якорь и отошли от берега на глубину. Ночью пошел дождь, но в каютке, в которой они лежа­ли, было сухо и уютно. Катер лишь слегка покачива­ло, и небольшие волны хлюпали о борт. Терпухин чувствовал себя, как на далеком забытом острове. Сю­занна сладко спала рядом с ним. Они даже ни разу не обнялись.

А утром на яхте неожиданно появился Бузуев. С увесистой сумкой в руках, посвистывая, он вошел в каюту, увидел Терпухина и Сюзанну, лежавших ря­дом, и разинул рот.

—   Откуда ты? — прошептал Терпухин.

Они вышли из каюты на палубу.

—       Я, понимаешь, приехал по делу, — придя в себя нервно затараторил Бузуев, — смотрю, а они яхту ото­гнали от берега и трахаются!.. Что молчишь, потерял дар речи?

—  А каким образом ты на катер попал?

—   У рыбака надувную лодчонку на время взял.

Терпухин заметил, что руки у Бузуева слегка тря­сутся.

—   Успокойся, расслабься. Я тебе сейчас все объяс­ню, — сказал Терпухин.

—   Я не нервничаю, понял? У меня к тебе дело.

—   Опять на конно-спортивную базу стрелять пойдем?

—   Да, что-то в этом роде.

—   Нет, сегодня я с тобой никуда не пойду.

—  Ты хочешь сказать, что я должен идти один день­ги для тебя зарабатывать? Посмотри, что я привез.

Бузуев расстегнул молнию сумки. В ней лежали по­лиэтиленовые пакеты с серовато-белым порошком.

—   Это героин? — прошептал Терпухин.

—   Он самый.

—   Правда? Слушай, а это чистая вещь? Серый он какой-то...

—   Конечно, он не идеальной очистки, но лучший бывает только в лабораториях ЦРУ.

—   Сколько стоит подобная сумочка?

—   Сто тысяч баксов.

—  А где ты ее взял?

—   В спецотделении ФСБ по Москве и Московской области...

—  Ребята решили заработать? — спросил Терпухин и, не дождавшись ответа, сказал: — Нет, я не могу.

—   Почему?

—   Я не хочу в тюрьму.

—    Секундочку! Ты не берешь сто тысяч долларов? Тебе нужны деньги или ты мне лапшу на уши веша­ешь? Ведь этот героин все равно облили бы бензином и спалили. Фук! — и нету... Впрочем, я знаю, как объ­яснить твое поведение...

—   Ну, и как?

—   Ты мне не доверяешь...

—   Ты что, сошел с ума? Впрочем, сам подумай, мо­гу ли я кому-нибудь доверять?

—  А я могу доверять только ФСБ и себе, поэтому я и говорю, что работаю под прикрытием.

—   А деньги ты потом как делишь? — едко спросил Терпухин. — Каждой сестре по серьге? Или бывшим советским разведчикам прибавку к пенсиям устраива­ешь? А ты знаешь, сколько в этом порошке загублен­ных жизней?

—  Только не учи меня жить, — нахмурился Бузу­ев. — Я могу хотя бы раз поработать на самого себя.

—   Нет, ты просто мерзавец, понял?

—   Не учи меня жить!

—   Ты болван, — махнул рукой Терпухин. — Похо­же, все мои усилия пропали даром.

Бузуев побелел, сжал кулаки и двинулся на своего бывшего учителя.

 

Глава 16.

Под

арестом

Накаленную обстановку разрядила Сюзанна. Она выглянула из каюты и весело крикнула:

—   С добрым утром!

—  Привет, — буркнул Бузуев.

—   Почему ты такой злой?

—   Это тебя нельзя разозлить, а я вспыльчивый. Как у тебя дела?

—  Очень хорошо, спасибо, — ответила Сюзанна, по­тягиваясь и ежась от утренней свежести.

—  Кажется, — язвительно пробормотал Бузуев, — ты добилась своей цели?

—  Да.

—  А что я подумаю об этом?

—   Плевать, — снова потягиваясь, сказала Сю­занна.

—   Ничего себе! — обиженно произнес Бузуев. — Я тут, понимаешь, работаю, стараюсь, а некоторые штат­ские приходят на все готовенькое...

—   Кофе хотите? — перебила хозяина катера Сю­занна.

—   Кофе? Отлично, — сказал Терпухин, не чувст­вуя за собой никакой вины.

—  А ты будешь? — девушка обратился к Бузуеву.

—  Я завязал, спасибо, — нервно буркнул тот.

Терпухин пил на палубе кофе и наблюдал, как Бу­зуев надул резиновую лодку и спустил ее на воду.

-  Так ты едешь со мной? — нетерпеливо произнес он, уже готовый отплыть.

—   Нет, Бузуев. Я не имею права ошибиться, пони­маешь?..

—   На ошибках учатся, — сказал Бузуев. — Моя психотерапевтичка долдонит мне, что каждая ошибка должна быть объяснена, что ошибка — это источник знания.

—   Но ты же не желаешь исправляться... — вздох­нул Терпухин.

—   Да, выходит, я дурак, — самокритично сказал Бузуев, спрыгивая в лодку. — Подстрахуешь меня с палубы. Я оставляю сумку с героином на яхте. Когда мне отдадут деньги, отдашь им героин. Понял?

—   Понял.

—  Так ты с ней спал? — Бузуев кивнул в сторону Сюзанны.

—   Ты развращенный малый, — сказал Терпу­хин. — Ничего у нас не было.

—   Что ты на нее глаз положил, я сразу заметил. А вот что она тебя тоже того... — Бузуев покрутил го­ловой. — Так что поздравляю.

—   С чем? — криво улыбнулся Юрий.

—   Как с чем? Ты хочешь сказать, что ты ее не того?..

—   Нет. Мы просто спали вместе, вот и все.

—   Чушь!

—   Честное слово.

—   Да кто тебе поверит? Спать с такой бабой и даже не попытаться реализовать себя как мужчину? Это на тебя не похоже. И на нее тоже. Мир искажен, и правиль­но говорил великий Фрейд, что лишь избранные и наибо­лее уравновешенные умы способны уберечь картину вос­принятой ими внешней действительности от того иска­жения, которое она терпит, проходя через измученную психику индивидуально воспринимающего лица!

—   Ну и фраза! Спасибо за лекцию, Валек! — улыб­нулся Терпухин.

—   Не стоит благодарности, — отозвался Бузуев. — Вот кончу с этим, — он пнул сумку с наркотиками, — и постригусь в йоги. Не потому ли они так мудро вос­принимают жизнь, что не признают женщин? Ладно, я отчаливаю. В каюте в ящике есть пушка. В случае че­го, подстрахуешь. Кроме того, на баке есть еще одна надувная лодочка.

Она с мотором. Накачай ее и спусти на воду с левого борта, чтобы со стороны водохранили­ща не было видно. И вот еще что. Вскоре на этой ко­нюшне будет аукцион. Будут продавать лошадей. Если купить эту лошадь, то мы сможем многое понять...

—   Что именно?

—   Для чего нужны эти аукционы! Цены на лошадей на этих аукционах не соответствуют реальной их цене.

—   Откуда тебе известно?

—   Ничего мне неизвестно. Знаю только, что тут со­бираются те, кто нечист на руку. Вот и все.

—   Неужели можно расплачиваться наличными?

—   Юра! В том-то весь фокус. Если мы перебьем цену на какой-нибудь лот и выиграем торг, то нам ука­жут счет, на который попросят перевести деньги. Мы прикинемся солидняками и предложим наличку. Но наличными они не возьмут — себе дороже.

—   Почему?

—   Недавно их накрыла налоговая инспекция. На­шли неучтенную валюту. Короче, они предложат свой собственный метод обезналичивания. В итоге мы ста­нем навещать их по три раза на день, и ниточка за ни­точкой станем распутывать этот непонятный клубок.

Нам бы докопаться до их нелегальных корреспондент­ских счетов.

—  Я в этом ни хрена не секу, — простодушно при­знался Терпухин.

—   Кроме того, они могут напрямую работать с ка- кой-нибудь иностранной фирмой. Наша цель — узнать, с какой именно.

—  Ладно, я понял. А деньги для участия в аукционе где возьмем?

—   Сегодня я и занимаюсь добычей денег. Теперь понял, что здесь происходит?

Терпухин промолчал. Его впутывали в непонятную историю.

—   Я поздно родился, — сказал Бузуев, уже отчалив и загребая веслом. — Мне следовало родиться в те вре­мена, когда вырезом платья на груди женщины показы­вали, что, мол, здесь находится их душа! Нынешние да­мочки оголяют зады. Там обитают их душонки.

—   Валентин, — сказал Терпухин, — ты всегда ошибался насчет сексуальности женщин. Тебя Фрейд погубил...

Бузуев махнул рукой и поплыл дальше. Терпухин услышал, что сзади подошла Сюзанна. Она положила руку ему на плечо.

—   Как кофе?

—   Мне понравился. Где у вас насос, лодку нака­чать? Кстати, почему Бузуев так себя ведет? Он что, ревнует?

—  Да, у него целый комплекс симпатических дейст­вий против меня, — сказала Сюзанна, протягивая Юрию насос.

—   Каких симпатических? — недоуменно спросил Терпухин. — Объясни человеческими словами...

—   Ну, он не замечает меня при третьем лице. Я для него не существую, как, впрочем, не существую для многих.

—   Это ты себе внушаешь.

—   Может быть, — сказала Сюзанна. — Но теперь у меня нет страха перед тобой. Я могу пригласить тебя к себе на квартиру.

—  А где ты живешь?

Сюзанна назвала адрес.

Спуская на воду лодку, Терпухин, на другом берегу водохранилища, у причала возле конно-спортивной ба­зы, заметил какое-то оживление.

—   Сюзанна, что ты там видишь? У тебя зрение лучше...

—   Ничего особенного. Люди. Рыбаки, наверное...

Тем не менее Терпухин чувствовал, что на этом во­дохранилище творится что-то неладное. Но в какие иг­ры играет Бузуев, Юрий не знал. Поэтому он решил подстраховаться. Да и сам Бузуев сказал, что на ях­те — так Валентин называл свой катер — имеется ог­нестрельное оружие. Терпухин прошел в каюту. Пуш­кой оказалось охотничье двуствольное ружье двенад­цатого калибра.

Патронташ был набит фабричными патронами, сна­ряженными утиной дробью.

«Это хорошо, — подумал Терпухин, — убить не убьешь, а попугать можно.»

Тем временем на противоположном берегу готови­лись к бою. В руках у одного был гранатомет, еще у од­ного — винтовка со снайперским прицелом. На первый взгляд казалось, что заправлял всем подполковник Ка­линин, но на самом деле главным был некий человек в штатском, перед которым подполковник откровенно заискивал.

—   Очень жаль, что мы не скрутили Бузуева еще две недели назад, — сказал Калинин человеку в штат­ском. — Теперь придется его убрать, он слишком много болтает.

—   Да. Самое трудное понять, что он задумал. Глав­ное, чтобы бандиты не раскусили его раньше, чем он сам все им расскажет. Жаль парня. Нельзя не любить его, особенно когда он пьян.

—   Успокойтесь, это для нашей же безопасности. Уберем, подчистим концы и снова тихо заживем.

Бузуев выгреб на середину водохранилища и стал ждать. Вскоре от причала к нему направился неболь­шой катер. Он подплыл к лодчонке Бузуева, и Вален­тин увидел сидящего в нем хмурого мужчину в окру­жении крепких парней.

—   С добрым утром, Мозоль, — грубовато поздоро­вался Бузуев с мужчиной.

—   Надеюсь, ты без оружия, как договаривались? — вместо приветствия спросил тот, кого Бузуев назвал Мозолем. Голос у него был тихий, вкрадчивый, но тон, которым он говорил, не обещал ничего хорошего.

—   Я безоружен, Мозольцев, — развел руками Бу­зуев.

—   Валек, ты стал плохим. Я плачу вашей службе столько капусты, что вы должны мне руки целовать, — Мозольцев выставил перед собой руки, на фалангах пальцев которых синели татуировки в виде человечес­ких черепов. — Почему твои ребята вытрясли все нар­котики, а теперь еще и продают их мне назад, а? Ты один?

—   Конечно! — Я один, как блоха на заднице. Нар­котики на яхте. Там только баба, да и то чокнутая.

—   Тогда мой человек поднимется на борт твоей, как ты называешь, яхты и проверит, тот ли это героин.

—   Можете не сомневаться. Даже упаковка та.

Когда катерок и надувная лодка стали приближать­ся к яхте, Сюзанна сказала Терпухину:

—   Юра, это настоящие бандиты. Смотри за ними в оба.

—   Ладно, спасибо за предупреждение, — ответил Терпухин. — Я спрячусь в каюте.

Бандиты проверили, действительно ли в сумке на­ходятся наркотики, затем передали Бузуеву деньги.

—   Если хочешь, можешь посчитать, — сказал Мозольцев. — Я голову оторву тем, кто неправильно со­считал деньги.

—  Ты хочешь сказать, что я должен доверять вам? — буркнул Бузуев, открывая дипломат с деньгами.

—   Вот хохмач, — кисло улыбнулся Мозольцев. — Думает, что мы действительно отдадим ему деньги.

С этими словами бандит вытащил пистолет, передер­нул затвор и выстрелил в резиновую лодку Бузуева.

—   Это нечестно! — крикнул Бузуев.

—   Благодари Бога, ментяра, что ты только утонешь с простреленными руками, как Чапаев, — Мозольцев злобно ухмыльнулся.

—   Есть еще одна дополнительная штука, — крик­нул Бузуев, пытаясь зажать ладонью пробитую пулей дырку в лодке. Воздух с шипением выходил наружу.

—   Какая штука?

—   Мои коллеги, кажется, узнали вас.

—   Какие коллеги?

—   Они в засаде на берегу!

Мозольцев выпрямился и огляделся по сторожам. Лицо его исказила гримаса, он вскинул пистолет, це­лясь в Бузуева. Но тот успел перевалился через опав­ший борт надувной лодки и скрыться под водой.

—   Стреляйте в него! — заорал Мозольцев и при­нялся палить из пистолета в воду. Его подручные по­вытаскивали пистолеты, и поднялась пальба. Один из головорезов вдруг дернулся и плюхнулся за борт кате­ра, подняв фонтан брызг.

Терпухин, наблюдавший за происходящим из ил­люминатора, понял, что стреляют откуда-то со сторо­ны. Понял он также, что если он не вмешается, то Бу­зуева шлепнут прямо в воде. Юрий попробовал раз­бить стекло иллюминатора стволом дробовика, но это ему не удалось. Он стал лихорадочно отвинчивать на иллюминаторе барашковые гайки. Скорее, скорее! На­конец Терпухин просунул стволы в проем иллюмина­тора и, крепко прижав приклад к плечу, нажал сразу на оба спусковых крючка, целясь в борт катерка ниже уровня воды.

Прозвучал громкий выстрел. Сизый дым завис в воздухе. Катер дернулся, один из бандитов упал в воду. Мозольцев повернулся и послал несколько пуль в ответ. Громкий лязг свинца о металлическую обшив­ку катера свидетельствовал о том, что предводитель бандитов стрелял наугад. Тем временем нос простре­ленного катерка стал задираться, а корма — погру­жаться в воду.

—   Заводи мотор! — заорал Мозольцев. — Хватай деньги, уходим!

Двигатель на катере взревел, катер стал набирать скорость, нос его поднялся вверх над водой, и отвер­стие, образованное метким выстрелом из дробовика, очутилось выше уровня воды. Катер стал кружить во­круг яхты. Выстрелы звучали без перерыва.

—  А теперь к делу. Они уже сцепились, — сказал подполковник Калинин, — начинайте.

—   Да, давайте, ребята, — пробормотал человек в штатском, обращаясь к засевшей в засаде на берегу группе из особого отдела.

—   Кто отдаст приказ на поражение цели? — вдруг спросил гранатометчик.

—   Подполковник Калинин, — ответил человек в штатском. — Он командир группы, ему и приказывать.

—   Нет, — сказал Калинин. — Вы эту кашу завари­ли, вы и приказывайте.

—   Эх, вы! — разозлился человек в штатском. — Как бабки получать, так вы все мастера, а как убрать того, кто может испортить все дело, так в кусты?

Он вырвал гранатомет из рук гранатометчика и на­вел его на круживший вокруг яхты катер.

—   Мне казалось, что ты хочешь его арестовать, — стал оправдываться Калинин.

—   Я? С какой стати?

—   Он ведь ваш...

—   Наш-то наш, но он такого следователям напле­тет, что нас арестуют на следующий день и в тот же день в тюрьме повесят. На собственных штанах!

Человек в штатском нажал на спусковой крючок гранатомета.

 Граната с яростным шипением понеслась в сторону катера и ударила в него. Последовал мощный взрыв. Несколько секунд почти разломанный надвое катер продержался на воде, затем скрылся в волнах. Оглу­шенные взрывом бандиты показались над водой и при­нялись звать на помощь, так что было слышно на дру­гом берегу, в засаде.

—  Все, — подполковник вытер лицо несвежим плат­ком. — Вы насвинячили, а подтирать опять нам...

Терпухин выбежал на палубу и стал бросать в воду пробковые спасательные круги.

—  Что ты делаешь? — вдруг раздался крик от рас­пластанной на воде простреленной резиновой лодки. — Уходи, сейчас они и тебя!.. На лодку, на лодку!.. Толь­ко деньги, не забудьте взять деньги!

Терпухин сообразил, что следует уносить ноги. Он вытолкал Сюзанну, которая забилась в уголок каюты, на палубу.

—   В лодку, быстро! — приказал он девушке.

Они сели в запасную резиновую надувную лодку, и Терпухин дернул за ручку подвесного мотора. Мотор взревел, и лодка рванула вперед так быстро, что Тер­пухин едва не упал.

—   Мы потонем, — закричала Сюзанна, — я не умею плавать!

—   Это ты-то не умеешь плавать, спортсменка?! — отозвался Терпухин.

—   Деньги!.. — заорал Бузуев, неуклюже загребая руками воду.

—   Какие деньги? Они пропали, ушли на дно!.. Эй, ты куда? — кричал Терпухин.

—   Надо забрать деньги! — захлебываясь, прохри­пел Бузуев, ухватился за якорный канат яхты и тяже­ло вскарабкался на палубу.

Послышался мощный хлопок со стороны леса. Тер­пухин сразу понял — это снова стреляли из гранатомета.

Граната стремительно прочертила дымную линию над водой и впилась в борт яхты. Облако взрыва взметнулось над палубой. Терпухин зажмурился. Он понимал, что живым Бузуеву оттуда не уйти.

Когда Юрий открыл глаза, то увидел, что Бузуев барахтается в воде, в которую падают обломки яхты. Вдруг бухнул новый взрыв и черные клубы дыма взметнулись вверх — то загорелся разлитый на по­верхности воды бензин. Несчастный Бузуев успел на­брать воздуха и скрыться под водой.

—   Валька! — истошно заорала Сюзанна.

Терпухин не знал, что ему предпринять. Если Бу­зуев сможет дотянуть до чистой воды, он спасется, а нет, так нет.

И снова мерзкий, шелестящий звук раздался над водохранилищем. Опять грохнуло, теперь уже на носу яхты.

—   Валька! — кричала Сюзанна.

В следующее мгновение Терпухин прыгнул с рези­новой лодки, оттолкнувшись ногами так, что лодка рез­ко подалась назад и девушка едва не свалилась в воду. Юрий хотел спасти друга, но было уже поздно. На по­верхности плавали лишь обломки досок, мебель из ка­юты, и догорал бензин.

—   Бузуев! — крикнул Терпухин.

Его крик лишь эхом отозвался в окрестных лесах.

 

Глава 17.

В объятьях продавшейся Фемиды

К месту взрыва уже подруливал патрульный катер с нарядом милиции на борту. Терпухин увидел знако­мое лицо подполковника Калинина.

«Все, мне крышка!» — подумал Юрий.

—   Простите, — язвительно сказал Калинин, протя­гивая Терпухину руку, — кажется, мы уже где-то ви­делись.

—   Виделись...

И вдруг Терпухин увидел на патрульном катере Мальтецкого, своего бывшего сослуживца. Тот был в штатском. Мальтецкий тоже сразу узнал бывшего капитана спецназа.

—   Привет, Юра! Какими судьбами? Я вижу, вокруг тебя все еще кружат молодые девушки. Слушай, ты давно в Москве?..

—   Недавно, — буркнул Терпухин. — А ты вроде как продвинулся?

Резиновую лодку отконвоировали к берегу. Там уже столпились зеваки, среди которых было много мальчишек.

—   Уберите отсюда детей! — рявкнул Калинин сво­им подчиненным. — Выставить оцепление!

Встреча с Мальтецким не спасла — Терпухина аре­стовали. Около часа его возили по Москве по каким-то закоулкам, и, наконец, он очутился в кабинете подпол­ковника Калинина.

—  Где деньги? — спросил Калинин, как только кон­воиры вышли и в кабинете остались одни офицеры.

—  Я ничего не намерен говорить, — устало произ­нес Терпухин.

—  Ты хочешь сказать, что ничего не видел? Хватит запираться, Терпухин! У вас с Бузуевым была целая сумка героина, который мы дали ему в качестве при­манки. Вы должны были получить дипломат с деньга­ми. Ты был вместе с ним в лодке. Где деньги?

—   Пропали, сгорели при взрыве...

—  Чепуху порешь, Терпухин! Ты думаешь, мы ни­чего не нашли? Мы даже сумку с наркотиками нашли. И везде твои отпечатки пальцев. Знаешь, сколько ты можешь схлопотать за подобные отпечаточки?

—  Ты это сам придумал? — хмуро уставился на подполковника Терпухин. — Вы убили Бузуева, теперь хотите расправиться со мной? Да знаете ли вы, что...

—  Вместо того, чтобы угрожать, ты бы лучше ска­зал, где денежки, и мы расстанемся друзьями, — пре­рвал его Калинин, устало опускаясь на стул. — А Валька был не в себе. Его уже вынимали из петли после того, как его женушка бросила. Он сам косую ис­кал. Подсознательно...

«Бузуев и подполковнику психоанализом мозг зага­дил», — подумал Терпухин.

—   Юрий, ты прекрасно знаешь Бузуева, — не унимался Калинин. — Он работал с Мальтецким. Они вошли в доверие к Мозольцеву, и тот взял их к себе в долю. Мозольцев регулярно сдавал небольшие пар­тии наркоты, для отчетности. Но потом пошли прова­лы — вмешались какие-то чужаки... Нам нужно вер­нуть деньги. Вот стоят ребята, — подполковник кив­нул в сторону офицеров, — они расписались за получение наркотиков. Наркотики уплыли, а где же денежки?

—   Я не видел их...

—   Ты хочешь сказать, что был при сделке, участво­вал в ней и ничего не видел? — стал злиться Кали­нин. — Ты должен доверять мне.

—   Я хочу встретиться с адвокатом, — Терпухин устало закрыл глаза.

—   С адвокатом? Вот тебе адвокат!

Разъяренный Калинин неожиданно выскочил из-за

стола и ударил Терпухина в лицо сначала ладонью, по­том кулаком. Третий удар он нанес в солнечное спле­тение. Это происходило на глазах у офицеров.

Юрий много раз слышал о грубости и рукоприклад­стве в рядах правоохранительных органов, но ни разу в жизни не сталкивался с этим напрямую. От униже­ния Терпухин кусал губы.

—   Хорошо, — сказал один из офицеров, — теперь мы сами.

Он присел перед лежащим Терпухиным на корточ­ки и выразительно произнес:

—   Меня зовут Андрей Сизоненко. Я работал вместе с Валькой по делу Мозоля. Очень жаль, что он погиб, это был хороший человек. Отвечай по порядку.

Наркотики ты видел? -Да.

—   Что было дальше?

—   Дальше поднялась стрельба, яхту взорвали, и дело с концами... И вообще, почему я должен давать показания? В чем меня обвиняют?

—   Ты можешь мне не отвечать. Можешь вообще отказаться давать показания. Тогда придется отвечать

другом месте и при других обстоятельствах. Мы мо­жем передать тебя людям Мозольцева. Его гориллы быстро найдут способ заставить тебя говорить...

—  Так вы все заодно, значит? — прохрипел Терпу­хин, сплевывая кровь.

—   Ладно. Посиди, подумай. В конце концов, мы мо­жем официально предъявить тебе обвинение в соучас­тии в преступлении...

—   Каком преступлении?

—   Хищение в особо крупных размерах — раз, при­частность к смерти сотрудника ФСБ — два, торговля наркотиками — три... Продолжать?

—   Я ничего не знаю, оставьте меня в покое...

Камера, в которую завели Терпухина была душной, но просторной. В ней, очевидно, содержались лица, к которым требовался особый подход. Синтетический коврик на полу, вазочка на тумбочке, от кабинки туа­лета тянет карболкой...

Вначале пряником, — подумал Терпухин, — потом кнутом... Вот сволочи! А я ведь и сам толком ничего не знаю! Ну и влип я с этим Бузуевым! Впрочем, он мертв... Теперь на него повесят все: и смерть Бузуева, и пропажу огромной суммы денег. Терпухин лихорадочно припо­минал Уголовный Кодекс. Что ему грозит? Восемь, две­надцать, а то и все пятнадцать лет где-нибудь в перепол­ненной клопами и уголовниками камере.

Атамана стал регулярно навещать Мальтецкий, гос­подин Мальтецкий, как обращался к нему Терпухин. Служба в органах многому научила Мальтецкого, он го­ворил вкрадчивым голосом, убеждая Терпухина со­знаться во всем, расставлял свои сети, пытаясь запу­тать бывшего сослуживца.

Терпухин рассказал Мальтецкому все, утаив лишь некоторые детали — обстоятельства первой встречи с Валентином Бузуевым и тот факт, что ему требова­лась огромная сумма для выкупа. Мальтецкий вроде бы поверил в искренность Терпухина, и на некоторое время допросы прекратились, но вскоре к нему в каме­ру зачастил подполковник Калинин.

Калинин начал с того, что приказал контролерам надеть на Терпухина наручники и извинился за гру­бость, проявленную им при задержании. Затем поста­вил на тумбочку бутылку водки. Так они и пили — Терпухин в наручниках и заискивающий перед ним Калинин.

За этой бутылкой подполковник рассказал Терпухи­ну о своей нелегкой жизни, рассуждал о жизни вообще, обвинял во всех русских бедах иностранцев. Причем немцев, поляков, американцев или французов он просто бранил, а говоря об азиатах, кипел от негодования. Боль­ше всего досталось почему-то казахам, вероятно, по при­чине обширности территории, «незаконно отхваченной» у России. Чеченцев, ингушей и прочий «нерусский эле­мент» Калинин вообще предлагал изолировать в горах ради будущего процветания великой России.

Не знал, да и не мог знать шовинистически настро­енный подполковник, что в это время в чеченских го­рах, в выдолбленной еще в прошлые века пещере, в ко­торой и днем и ночью сидят русские пленники, точно так же разглагольствует точно такой же шовинистиче­ски настроенный чеченец, утверждающий, что все зло на планете Земля идет от русских. Главным аргумен­том в рассуждениях чеченца-охранника был автомат Калашникова, и не само оружие, а тот факт, что луч­ший в мире инструмент для истребления рода людско­го изобретен русским оружейным мастером Калашни­ковым.

— Вы только подумайте, — говорил охранник плен­никам с вялыми, безжизненными лицами, — русские вымирают и хотят увести за собой в гроб все человече­ство. Русским, вообще славянам, а пожалуй, и всему немусульманскому миру присуще стремление к само­истреблению. Даже религия ваша, христианство, осно­вана на страдании, на пагубной страсти к самобичева­нию. Вы любите распятого на кресте человека, подра­зумевая, что ваш Христос якобы пострадал за вас. А на самом деле вы любите этот фетиш, любите это изуро­дованное тело...

Среди пленников была Катерина. Она сидела, утк­нувшись лицом в плотно сжатые и обхваченные рука­ми колени и видела свою пылающую в огне станицу, Федора Прокопова, станичного выпивоху, который ле­жал посреди улицы лицом вниз с подогнутыми под се­бя руками. Видела Катерина своего соседа Бориса, то­же убитого перед зарослями крапивы возле речки, рас­стрелянных Антонину Валерьевну Гунькину, Петра Якубова и несчастного Крашенинникова, проболевшего свои шестнадцать лет гемофилией и погибшего от че­ченской пули...

Калинин вышел, по привычке осторожно, закрыв за собой дверь. Терпухин задумался. Какой Калинин хит­рый, предусмотрительный, коварный! Столько времени теряет на то, чтобы войти Терпухину в доверие! Пони­мает, что не так-то легко сломать бывшего бойца спец­наза. Но Терпухин никогда не простит зарвавшемуся подполковнику его дикой выходки. Претерпеть такое унижение, и от кого? От офицера МВД!

«Что-то контролеры долго не идут наручники сни­мать», — мелькнула мысль. Дверь неожиданно отвори­лась, и в комнату вошел очень толстый молодой муж­чина, довольно прилично одетый. Терпухину показа­лось, что он где-то видел этого человека. И не ошибся. Это был адвокат, известный по самым скандальным де­лам. Нельзя было сказать, что он действительно помо­гал своим подзащитным. Его способ защиты состоял в том, что он организовывал в газетах невообразимую шумиху вокруг следствия, а потом и судебного процес­са. Это гарантировало то, что судьи требовали неопро­вержимых доказательств вины подозреваемых. А с этим у следователей всегда туговато.

Адвокат представился и заявил, что будет защи­щать интересы Терпухина.

—   Расскажите вкратце обстоятельства вашего де­ла, — попросил адвокат.

—  А почему я должен вам доверять? — нахмурился Терпухин.

—  А почему вы не должны мне доверять? — улыб­нулся толстяк.

—   Как же я могу доверять вам, — сказал Терпу­хин, — если я не знаю, на кого вы работаете?

—  А вы не спрашиваете меня об этом.

—  Ладно, кто вас нанял?

—   Люди, которым вы небезразличны.

Терпухин понял, что это могла сделать только его

новая знакомая Сюзанна. Именно она, пользуясь свои­ми связями в спортивном мире, привлекла к его защи­те знаменитого адвоката.

После того как адвокат удалился, в камеру пришли два сотрудника следственного изолятора и заявили, что Терпухину изменена мера пресечения. Затем ка­кие-то люди, рангом помельче, с Терпухина сняли на­ручники и повели на улицу. Терпухин подумал, что ес­ли отпускают на волю, то он должен поставить свою подпись под приказом о невыезде. Никто ничего от не­го не потребовал. Это насторожило Юрия.

«Уж не хотят ли они устроить мне пакость? — по­думал Терпухин. — Втянут в какое-нибудь дело, что­бы имелись неопровержимые доказательства моей ви­ны, и понадежнее упрячут за решетку. Или, пожалуй, вообще уберут. Ведь это проще, чем возиться со мной... Шпокнут, а напишут, что убит при попытке к бегству...»

На улице Терпухина поджидал толстый адвокат. Он подошел к Юрию и спросил:

—   Вы мне в своем рассказе не упомянули, на кого вы работаете?

—   Ни на кого! — ответил Терпухин.

—  Этого не может быть!

—   Я действительно ни на кого не работаю. Видите ли, я — потомственный казак. Пожалуй, можно ска­зать, что я работаю на казаков.

—   Фигня какая! — иронически скривился тол­стяк. — У нас нет такого сословия. У нас, к вашему сведению, семибанкирщина.

—   Что? — недоуменно спросил Терпухин. — Какая-такая семибанкирщина?

—   Семь самых эффективно работающих банков Рос­сии контролируют в ней все: власть, финансовые пото­ки, политические чихи... Так на кого вы работаете?

—   Ни на кого.

—   Такого не бывает, — скептически заметил адво­кат. — Если не хотите называть имен, назовите хотя бы банк, интересы которого эти люди представляют.

—   Нету такого банка!

Адвокат масляно улыбнулся.

—   Так все-таки?

Терпухин поморщил лоб, припоминая названия бан­ков, и назвал первый, который всплыл в памяти.

Жирное лицо адвоката округлилось еще больше.

—   Вот как? — воскликнул он. — Что же вы сразу не сказали. Ведь это меняет суть дела! Значит, все-таки наркотики... Знаете, что сказал Рокфеллер, когда его спросили, как он заработал свой первый миллион?

Терпухин пожал плечами.

—   Он сказал, — с выражением мудрости, присущей Будде, произнес адвокат, — чтобы его не спрашивали о происхождении первого миллиона, а о том, как он за­работал все остальные, он может рассказывать всю ос­тавшуюся жизнь.

Адвокат протянул руку для прощания, подбежал на коротеньких ножках к своей машине и уехал с много­значительной миной на лице.

Терпухин оглянулся по сторонам, размышляя, куда ему идти. Этот уголок Москвы он почти не знал. Солн­це, по которому он привык ориентироваться, стояло высоко в зените. Пока не давал знать о себе голод. В кармане — ни гроша.

Что же делать? Отправляться обратно на родину? Отыскать Сюзанну, чтобы хотя бы поблагодарить за толстяка-адвоката?

 Было послеобеденное время, редкие прохожие спе­шили по своим делам. Терпухин засунул руки в карма­ны брюк и отправился искать станцию метро. Он шел и шел, пока не добрел до широкой площади, на которой было много людей, что почему-то испугало его, и он свернул в переулок, хотя на площади находилась стан­ция метро.

Ему нужно было успокоиться. Ходьба успо­каивала его, напоминала о том, что он свободен, но чув­ство свободы почему-то не радовало.

Терпухин был свободен всего несколько минут. Ед­ва он свернул за угол здания, как сзади к нему кто-то подошел и ткнул чем-то металлическим под лопатку. Терпухин сразу же понял, что это «что-то» — ствол пистолета.

—   Не шевелись, — произнес неизвестный мрачным голосом, — идем со мной. Сюда, быстро.

Терпухин, измученный изолятором, многочасовыми допросами и унижением, понял, что не сможет сопротив­ляться. Этому наглому голосу следует безропотно подчи­ниться. Юрий равнодушно повернул голову, желая взглянуть на человека, который угрожал ему оружием, но тут же получил сильный тычок под лопатку.

—   Не верти головой, понял? — прошипел незна­комец.

—   Да, я тебя понял, — пробормотал Терпухин, изо­гнувшись от боли.

К ним подкатили невзрачные «Жигули» с тониро­ванными стеклами. Терпухин сел на заднее сиденье, на котором уже сидел верзила с оттопыренными уша­ми и губами, как у Петрушки. На переднем сиденье рядом с водителем находился еще один человек. Он не оглядывался, очевидно, прятал лицо.

—   Где деньги? — вопрос задал этот самый человек.

—   Послушайте, да вы что, с ментами сговори­лись? — воскликнул Терпухин. — Те неделю били-пытали, «где деньги, где деньги?» Не успел выйти — сра­зу пистолет в бок: «где деньги?» Деньги сгорели, пропа­ли вместе с Валькой!

—   Что-то ты не похож на битого, — ушастый про­цедил сквозь зубы и достал из внутреннего кармана куртки отвертку. — Где труп Бузуева?

—   Вы за кого меня принимаете? Что, мне менты так все и рассказали? — сглатывая вдруг обильно набе­жавшую слюну, сказал Терпухин. — Не мог я им так понравиться.

—   Не смешно, — произнес ушастый. — Нам изве­стно, что водолазы вытащили только наших, и то не всех...

—   Подождать надо, всплывут... — пробормотал Терпухин, косясь на крестообразный срез отвертки.

—   И это не смешно, — буркнул верзила и заиграл отверткой в руке.

Очень неприятная вещь эта отверточка, — поду­мал Юрий, — особенно в такой близости от ребер. Тем более, что она находится в руках человека с такими де­фективными ушами и разбитыми в драках губами. Ткнет, не раздумывая.

—   Меня подставили, вот что я вам скажу, — сказал Терпухин.

Сидевший спереди мужчина хмыкнул.

Терпухину представилось, какой может быть боль, когда отвертка ударит в ребро, скользнет по нему, вон­зится в межреберную щель. «Пожалуй, легкое про­бьет», — подумал Юрий и поежился.

 

Глава 18.

Смерть наступает на пятки

Человек, наблюдавший за Терпухиным в зеркало заднего вида, сказал:

—   Ты сможешь избежать страданий, если ска­жешь, кто тебя подставил?

—   Я не буду отвечать на ваш вопрос.

—   Именно поэтому ты будешь страдать, — бесстра­стно сказал сидевший спереди и кивнул верзиле.

Дикая боль пронзила бок.

—   Ну как? — издевательским тоном спросил сидя­щий спереди. — Вкусно?

Он повернулся, и Терпухин увидел его лицо. Ма­ленькие поросячьи глазки смотрели на него с круглого, заросшего белесой щетиной лица, и Юрий подумал: много сволочей приходилось ему видеть и в Карабахе, и в Приднестровье, и раньше, в Афгане, и все они были разные, кроме, пожалуй, общего у всех выражения ли­ца, точь-в-точь как у этого.

«У, свиное рыло», — стиснул зубы Терпухин.

—   Давай, говори, — сказал «свиное рыло», — иначе вот!

Он ухмыльнулся, провел указательным пальцем по горлу и покачал круглой, как репа, головой, еле-еле по­ворачивавшейся на его короткой, толстой шее.

«Да, — подумал Терпухин, — вам человека при­шить, что курицу зарезать. Ладно, остер топор, да и сук зубаст!»

 В этот момент автомобиль подскочил на ухабе. Может, впервые за всю историю существования рос­сийских автомобильных дорог их ужасное состояние привело к спасению человеческой жизни. Когда авто­мобиль подпрыгнул, Терпухин воспользовался предо­ставившемся ему случаем.

 Левым локтем он изо всей силы ударил в переносицу коловшего его отверткой верзилу, правой рукой схватил угрожавший ему пис­толет за набалдашник глушителя и повернул его в сторону схватившегося за нос верзилы. Наверное, с умственными способностями у бандита было не все в порядке, потому что, как показали последующие со­бытия, он действовал подобно дождевому червю. Ра­зумеется, верзила не выпустил пистолет из своих цепких рук, наоборот, рванул его на себя.

Грохнул выстрел.

В этом-то и заключался расчет Терпухина. Бандит в отчаянном рывке самопроизвольно нажал на спуско­вой крючок. Но поскольку пистолет был отведен в сторону, пуля попала в голову водителя. Маленький свинцовый комочек пронзил мозг, и водитель уткнул­ся лбом в рулевое колесо. Автомобиль на скорости около семидесяти километров в час пошел юзом по улице.

Тем временем Терпухин пытался вырвать пистолет у бандита. «Свиное рыло» схватился за руль. В пылу схватки Терпухин нащупал ручку дверцы, нажал ее и вывалился вместе с бандитом на проезжую часть до­роги. Юрий ударил его по лицу и наконец-то вырвал пистолет. Отчаянно сигналя, на них летел грузовик. Он вильнул вправо, выскочил на тротуар и врезался в ос­ветительную мачту. Еще один автомобиль, теперь уже государственное такси, завизжал тормозами. Разъя­ренный водитель выбежал из кабины и с кулаками на­бросился на Терпухина. Увидев пистолет, притих, а Юрий, потирая ушибленные локти, кричал:

—  Меня хотели убить, вот там, смотрите, — он ука­зал на «Жигули», уносившиеся прочь.

—   Убить?! — воскликнул водитель.

—   Да! Спасите меня!

—   Да-да, садись! — пробормотал таксист, не сводя глаз с пистолета.

Терпухин вскочил в такси.

Таксист оказался смышленым парнем и отвез нео­бычного пассажира в один из подмосковных санатори­ев. Там у него работал знакомый врач, который согла­сился на некоторое время приютить бывшего капитана спецназа.

Врач вызвал толстую черноглазую медсестру, и та перекисью водорода обработала Юрию раны, заклеила их пластырем, а потом отвела Терпухина в уютную че­тырехместную палату.

В палате было три человека. У двоих — отца и сы­на — вид был самый цветущий, но они твердили, что страдают сердечными заболеваниями. Номера в сана­тории пустовали, и четыре миллиона рублей за двад­цать четыре дня были хорошей прибылью — и для са­натория, и для кошелька главврача.

Третий обитатель приходился родственником пер­вым двум. Он приехал навестить их с внушительными баулами. В баулах оказалось огромное количество вы­пивки и всяческой снеди. К вечеру в палате дым стоял коромыслом. Не отказался поучаствовать в пиршестве и Терпухин, надеясь водкой заглушить боль от полу­ченных ран.

В полночь к столу была приглашена дежурная мед­сестра, не та толстушка, которая делала Терпухину перевязку, а другая, помоложе и с бюстом, как у Мэрилин Монро.

Ее мало интересовали напитки, черная икра и стер­лядь колечками. Не интересовали ее также богатый спонсор ужина и псевдобольные отец и сын. Она поло­жила глаз на «левого», которого подселили по приказу главврача.

Медсестра посматривала на Терпухина так вырази­тельно, что он без труда прочитал в ее глазах неугаси­мый огонь вожделения.

После нескольких рюмок водки дежурная медсестричка стала то и дело подмигивать Юрию, причем делала это так усердно, что подвыпив­ший атаман подумал, а не тик ли у этой смазливой ба­бенки? Узенькое обручальное кольцо на ее пальце неко­торое время смущало Терпухина, но очередная порция водки наконец сломала его моральную устойчивость, и он подмигнул в ответ.

Медсестра слегка кивнула головой в сторону двери, два раза подряд выкинула пять пальцев, притронулась к часикам на руке и вышла из палаты. Терпухин понял бесхитростную жестикуляцию — он должен выйти за ней спустя десять минут.

Захмелевшие отец и сын, а также их московский родственник лыка не вязали и не замечали ничего во­круг. Терпухин опрокинул в рот еще одну стопку вод­ки, закусил балыком и вышел в коридор.

Около трех часов ночи обитатели санатория были разбужены звоном разбитого стекла. Те, которые не проснулись от этого звука, были разбужены позже — выстрелами из огнестрельного оружия.

— Сестра! Сестра! — хором кричали больные, но медсестры нигде не было. Когда дежурная медсест­ра наконец выскочила в коридор, все уже стихло.

Тем не менее она позвонила в милицию и стала рас­спрашивать осмелившихся выйти из своих палат паци­ентов, откуда стреляли. Ей указали.

Пистолетная пальба произошла в четырехместном номере, из которого медсестра умыкнула раненого Тер­пухина, оказавшегося почти непригодным к любви.

Утрамбовывая ненадетый лифчик в карман халата, медсестра приставила ухо к двери палаты и прислуша­лась. Оттуда не доносилось ни звука. Когда она, нако­нец, открыла дверь, то ужаснулась.

Обитатели палаты были сражены наповал. Двое да­же не успели соскочить со своих кресел. Один из уби­тых лежал на полу.

Медсестра вдруг побежала по коридору к той пала­те, которую она так долго не хотела покидать. Осто­рожно открыла дверь. В лицо ей дохнуло прохладой. Окно было распахнуто, ветер забавлялся шторкой...

Вновь прибывший пациент бесследно исчез.

Вскоре приехал наряд милиции. Милиционеры, по­видавшие всякое в их насыщенной криминалом жизни, также поразились — они утверждали, что убийство за­казное и работал профессионал, возможно, не один.

Оперативники установили, что пули попали всем троим в голову, что свидетельствовало о профессиона­лизме убийц. В комнате были найдены четыре гильзы. Предположительно убийца (или убийцы) пользовался отечественным пистолетом Макарова. Было установле­но также, что ни документы, ни деньги, ни драгоценно­сти не украдены. После того как дело было сделано, убийца вышел на улицу тем же путем, каким и вошел, то есть через балкон. Многие из проживающих в сана­тории слышали ночью звук мотора автомашины.

Что касается личностей убитых, то двое были граж­данами другого государства, а один приехал из Москвы. Оказалось, что документы у всех были поддельные. Чем они занимались, установить было сложно. Но под­разумевалось, что бизнес этих погибших людей имел криминальный оттенок. На честно заработанные деньги кто станет так кутить?

Когда милиция закончила свою работу и, оставив двоих присмотреть за трупами, уехала, наступило ут­ро. Любопытствующие пациенты, в основном пожилые, столпились возле палаты. В ней валялись осколки стекла, на столике возле цветного телевизора стоял не­допитый коньяк, на пластиковых тарелочках лежала недоеденная стерлядь колечками. Вешалка в прихожей Пыла увешана добротной одеждой.

То, что в палате должен был находиться четвертый труп, осталось незамеченным. Правда кое-кто из па­циентов припомнил, что вчера в эту палату вроде бы подселили еще одного человека, но утверждать не ре­шились, тем более что главврач и медсестра не наста­ивали на этом. Первый из чувства страха, а вторая — из боязни быть уличенной в прелюбодеянии. Еще один человек из медперсонала санатория знал о суще­ствовании четвертого обитателя палаты — медсестра, накануне делавшая этому пациенту перевязку. Но од­ного взгляда главврача хватило, чтобы она не открывала рта.

Терпухин не ломал голову, кто же навел на него убийц: главврач, «добренький» таксист или медсестра, перевязывавшая его. Услышав звон разбитого стекла, он осторожно выглянул в окно. На улице стояли знако­мые «Жигули» с покореженным передком.

Уйти было делом нескольких минут, а вечером того же дня он был у Сюзанны.

Девушка обрадовалась, увидев Терпухина. Она за­нималась уборкой квартиры.

—   Тело Валентина Бузуева нашли? — сразу же спросил Терпухин.

—   Нет. Я была там, на водохранилище, сегодня... Они все ищут. Никаких результатов...

—   Кто они? Водолазы? Милиция?

—   Милиция? — переспросила Сюзанна. — Нет, ка­жется, нет... Там были какие-то люди в штатском. Но ты прав, это была не милиция...

—   Ты уверена? Да ладно, продезинфицируй мне раны...

—  А что случилось? — испуганно произнесла Сю­занна.

Терпухин снял рубашку.

—   Боже, кто тебя так?

—   Неважно кто, важно как! Кстати, у тебя есть что-нибудь из антибиотиков?

Неожиданно Сюзанна обняла Терпухина.

А потом они лежали, и Сюзанна без конца говори­ла о себе. — А я уже думала, что мне конец без вас... Без тебя, без Вальки. Хотела умереть. Если бы ты, Юра, знал, какая страшная мука жить в мире, где все любят, а тебе любить некого. Я уже хотела уколоться какой-нибудь гадостью, чтобы умереть, но душа вдруг так сильно захотела жить... Мне казалось, что я рас­кололась на мелкие кусочки, и каждый любит и тебя, и Вальку... Знай, Юра, как бы трудно ни было, само­убийство не поможет, потому, что в нем таится под­лый и дьявольский обман... Я однажды глотала таб­летки, а потом меня вырвало. Я словно заново роди­лась.

—  А если бы тебя не вырвало?

—  Да, когда бывает поздно, человек осознает, что хотел не умереть, а жить и любить.

—   Слушай, Сюзанна, — прервал ее Терпухин, — мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты отправилась на аукцион,

—  Какой аукцион?

—   Я объясню. Бузуев хотел, чтобы поехал я, но я теперь не могу.

—  Так что ты хочешь от меня?

—   Я хочу, чтобы ты поработала там за меня. Ниче­го опасного! Я тебя подстрахую.

—  Ты тоже будешь там?

—  Конечно.

—   Хорошо, но больше ты меня в такие дела не впу­тывай.

Прежде чем поехать на аукцион, необходимо было раздобыть одежду и деньги, а их можно было попы­таться взять в загородном доме Бузуева. Терпухин и Сюзанна разработали план, чтобы обмануть бдитель­ность охраны, которая была приставлена к даче.

Сюзанна, вся в черном, подошла к милиционеру, ко­торый с рацией прохаживался около калитки.

—   Я прошу прощения, — сказала девушка, — это дом моего бывшего друга, господина Бузуева. Он не­давно погиб, вы знаете...

—  Да. Сюда нельзя.

—  Ах, я и не знала, что дом уже опечатан...

—  Не опечатан, но посторонним вход воспрещен.

—   Я не посторонняя. В некотором роде я его... Ну, что-то вроде родственницы, понимаете?..

—  А хоть бы и мать родная, — махнул рацией ми­лиционер. — Нельзя, здесь идет расследование.

—   Но я близкая родственница, понимаете, интим­ные отношения и все такое. Я могу паспорт показать.

—  Жена?! Этого не может быть... — лицо у милици­онера вытянулось.

—  Почему?

—   Не может, потому что... Впрочем, подождите, гражданочка, — милиционер громко свистнул.

Из милицейской машины, стоявшей в кустах сире­ни, вышел еще один милиционер, постарше, в звании сержанта.

—   Вот девушка просится проникнуть на объект... — сказал милиционер-охранник. — Утверждает, что она жена погибшего...

—  Еще одна жена? — воскликнул сержант, проти­рая заспанные глаза.

 

Глава 19.

Неудавшаяся расправа

- Ну уж нет, — ухмыльнулся он. — Сколько уже их здесь побывало сегодня? Это третья... Насколько мне известно, гражданочка, многоженство у нас в стране

запрещено.

—Да не жена я, а подруга, любовница, если угодно. Не понимаете, что ли? Оставила кое-какие свои ве­щи, — почти раздраженно стала говорить Сюзанна.

— А документы у вас есть?

—Какие нужны документы, чтобы забрать собственные лифчики и еще кое-что?

—Да, — согласился старший из милиционеров, — вещи сугубо личные.

—Понимаете, после того, как Вальку убили... — на­чала Сюзанна, но милиционер вдруг насторожился:

—Убили? Откуда вам известно, что его убили?

— Вернее, он исчез, его по всей Москве ищут, —Сюзанна постаралась сделать невинные глаза.

А кого же тогда водолазы вытащили? Странно но нее как-то, гражданочка... Не лучше ли предъявить документы?

—Да, он исчез при странных обстоятельствах, —вздохнула Сюзанна, пропуская мимо ушей слова сер­жанта о документах. — Если водолазы нашли его, зна­чит, он уже неживой.

— Нашли только его части, — доверительно сооб­щил сержант.

—  Не может этого быть, меня сейчас вырвет!.. Нет! — Сюзанна ухватилась за калитку.

—   Сюда нельзя! — сказал милиционер.

—   Отойдите от меня! — махнула рукой девушка.

—   Успокойтесь, гражданочка... — сержант не знал, что ему делать. — Без пропуска я не могу вас туда пустить. Тут уже две жены погибшего приез­жали, и все законные... Первая была с офицером ФСБ, а другую сопровождал следователь из Генпро­куратуры...

—   Боже мой, как кружится голова. Мой Валька! — Сюзанна прикрыла глаза руками. — Его, наверное, об­грызли раки?

—   Эге, раки, — усмехнулся милиционер. — На этом водохранилище окуня хорошего не поймаешь, не то что рака...

Поняв, что через милицейский кордон ей не про­рваться, Сюзанна была вынуждена повернуться и уй­ти, театрально пошатываясь. Впрочем, она была до­вольна уже тем, что смогла отвлечь внимание милици­онеров, чтобы Терпухин смог побывать на даче.

За перекрестком ее поджидал Юрий.

—   Ну как? — спросила Сюзанна.

—   Ничего нет. На даче страшный бардак. Все пере­рыто! Ясное дело, они искали деньги...

—   Значит, кто-то уже побывал там?

—   Да. По всей видимости, это молодчики Мозольцева, которые охотятся и за мной...

—   Милиционеры сказали мне, что сюда приезжали две жены Бузуева. И все законные...

—   Черт бы побрал этих милиционеров! Покажи им любую бумажку с подписью, они и поверят. Стоят только для мебели, — нахмурился Юрий. — Очевидно,

Бузуев попал под перекрестный огонь. Кстати, а ты не знаешь, где живет настоящая жена Бузуева?

-   Но он с ней развелся...

Развелся-то развелся, — согласился Терпухин, - но когда мы встретились с Бузуевым, он собирался к ней...

-    Мало ли что у него было на уме...

Что на уме? — повторил Терпухин, задумав­шись. — Он хотел ей сделать подарок... Стоп! — вдруг вскричал он. — Бронзовая лампа!

-   Какая бронзовая лампа?

-   На даче нет настольной бронзовой лампы!

Ну и что?

-     А то, что Валька жив, понимаешь, жив!

- Мне кажется, ты немного не в себе. Милиционе­ры только что мне такого понарассказывали...

Что именно?

А то, что водолазы вытащили со дна водохрани­лища куски человеческого тела... Ей-богу, меня сейчас нырнет... — Сюзанна отвернулась.

Действительно, это очень эмоциональный момент, — перебил ее Терпухин. — Но теперь выслушай меня. Я изложу тебе кое-какие свои соображения...

Ну?

Все дело в лампе.

О какой лампе ты толкуешь? — пожала плечами Сюзанна.

Да о той, отсутствие которой дает нам изрядный шанс увидеть Вальку живым и здоровым!

Я вконец запуталась!

Погоди, — Терпухин оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. — Мы не виделись Бузуевым лет пять. Встретились с ним случайно в антикварном магазине. Он купил для своей бывшей жены замечательную настольную бронзовую лампу с фарфоровыми финтифлюшками... Естественно, после нашей неожиданной встречи он раздумал ехать к жене и повез меня к себе на дачу. Потом мы занялись очень серьезным делом. Насколько мне известно, Валька так и не съездил к своей бывшей жене. Я прекрасно по­мню, что бронзовую лампу он поставил на шифоньер. Так вот, теперь ее там нет!

—   Ну и что?

—   Как ну и что?! Это же говорит о том, что Бузуев побывал дома и забрал лампу с собой!

—   А если лампу сперли?

—   Да кому она нужна? Пойми, если ищут четверть миллиона долларов, то кто станет обращать внимание на какую-то старую бронзовую лампу!

—   Вообще-то ты прав.

—   Теперь я попытаюсь восстановить ход собы­тий, — сказал Терпухин. — Итак, после взрыва Бузуев каким-то образом остается целым и, дай-то Бог, невре­димым. Он умудряется выйти сухим из воды и сразу же отправляется на дачу, чтобы забрать оттуда деньги, нужные для аукциона. Заодно он прихватывает и брон­зовую лампу, которую намеревался преподнести быв­шей жене в качестве подарка. Теперь, Сюзанна, — Терпухин торжественно поднял палец, — остается только завершить мои рассуждения, достойные самого Шерлока Холмса. Итак, доктор Ватсон, где находится сейчас Валентин Бузуев?

—   У бывшей жены?

—   Ты совершенно права! Остается разгадать самую трудную загадку нашего дела — где живет бывшая жена Валентина Бузуева.

— О, это совсем просто, — сказала Сюзанна. — Она работает в театре у Бронштейна. Знаешь этого режис­сера - модерниста?

Не знаю и знать не хочу! — воскликнул Терпу­хин. — Ползают голыми по сцене, как аскариды. Так что, она спорт бросила? Она же у него спортсменкой была...

-Да нет, она спорт оставила давно. Массажисткой стала работать... Знаешь, сделать настоящий массаж — это целое искусство. А артисты у Бронштейна вовсе не аскариды, мне его постановки очень даже нравятся.

Послушай, — сказал Терпухин, — меня больше всего интересует следующее, каким образом Бузуев обвел мне всех вокруг пальца? Вспомни, ты случайно не видела на яхте акваланг или маску кислородную какую-нибудь?..

Да вроде нет, — задумалась девушка. — А впро­чем, постой, однажды я видела два баллона, с вентиля­ми. А потом они куда-то исчезли...

Теперь мне все ясно! — воскликнул Терпу­хин. — Осталось войти в контакт с женой Бузуева.

-      Надеюсь, — кокетливо произнесла Сюзанна, —ты выражаешься фигурально?

-      Дорогая, уже тот факт, что Бузуев купил ей красивую лампу, говорит о том, что любые мои поползновения будут отвергнуты.

Как знать? Она из тех, кто прямо бросается на мужиков.

Сюзанна, — вздохнул Терпухин, — на нее Бузуев потратил целое состояние. Он не отступится...

Значит, он ее все-таки любит...

Надеюсь, ты права.

Поздно вечером Терпухин прибыл на маршрутном автобусе в один из пригородных поселков. Разыскав нуж­ную улицу и нужный дом, Юрий долго присматривался и прислушивался, прежде чем подошел к калитке. К его удивлению, калитка была отперта. Он подошел к крыль­цу и обнаружил, что входная дверь тоже открыта.

Достав из кармана на всякий случай пистолет, Тер­пухин осторожно прошел в дом. Едва он переступил порог, как дверь за ним захлопнулась и он очутился в кромешной темноте. Затем в глаза ударил мощный сноп электрического света.

—  Терпухин! — послышался знакомый голос. — Я чуть было не угробил тебя!

В правой руке у облаченного в тяжелый армейский бронежилет Бузуева был зажат небольшой короткост­вольный револьвер.

—   Привет, Валек, — пробормотал Терпухин.

—   Ты один? — спросил Бузуев, осторожно выгля­дывая за дверь.

—  А кого ты ждал? Роту ОМОНа?

—   Ну да! Как тебе нравится мой наряд? А оружие?

—   Кто его знает, я не ценитель оружия. Лишь бы стреляло...

—   Эх ты! — воскликнул Бузуев, перекидывая ре­вольвер из руки в руку — Да это же знаменитый «бульдог»! Маленький, короткоствольный, а убойная сила знаешь какая?

—   Я знаю одно: нам завтра предстоит участие в аукционе. Но ты ведь мертв для всех, не так ли?

—   Послушай, ты, кажется, нервничаешь? — шут­ливым тоном сказал Бузуев, оттягивая ось револьвер­ного барабана и рассматривая на нем смазку.

—   Почему я должен нервничать?

—   Потому что думаешь, что я привидение.

—    Конечно. Ты исчез у меня на глазах. Если ты привидение, я тебя убью прямо сейчас. Признавайся, где у тебя чеснок или что-то в этом роде? — Терпухин бросился обнимать Бузуева, радуясь тому, что тот жив и здоров.

Ты меня задушишь, черт, отпусти! — вырывался Бузуев. — Прости, друг. Я втер вам очки, но это нужно для дела. Однако как ты догадался, что я здесь?

Бронзовая лампа!

Это уже легче. Послушай, мне пришлось это сделать, потому что это был единственный выход. Ни мои коллеги из ФСБ, ни бандиты не должны сомневаться в том, что я почил в бозе. Я им не оставил ника­кого ключика к разгадке, верно?

Но меня арестовали! Эта подставка тоже была вынужденной, да?

Нет. А тебя что, взяли?

Да.

Тогда, значит, ты был у них на особом счету, — задумчиво произнес Бузуев. — Неужели подполковник Калинин отпустил тебя просто так? Ведь мы с ним договорились, чтобы он тебя не трогал.

Вот так сюрприз! Я думал, что он твой враг, и отбывается, наоборот! — пробормотал пораженный Терпухин. — Ситуация теперь вообще аховая. На меня уже и люди Мозольцева наехали. Еле ушел! Они грязно работают, три трупа оставили.

Удивительно, как ты остался жив... — почесал затылок Бузуев.

Они прошли в зал, в углу которого стояла видео- двойка и шел какой-то видеофильм.

Ты что смотришь?

Да так, небольшое семейное телевидение, — сказал Бузуев и засунул свой револьвер в карман брюк.

Терпухин взглянул на экран и криво улыбнулся:

—   Послушай, ты прячешься в доме бывшей жены и гоняешь порнуху, когда я, как взмыленный, мечусь по всей Москве, чтобы достать деньги на этот дурацкий аукцион...

—   Порнуха? Это же отвлекающий маневр! Ладно, не любишь, я убавлю звук... — Бузуев подошел к ви­деодвойке и покрутил регулятор. — Могу вообще вы­ключить. Обычно люди думают, что если включен те­левизор, то в доме есть кто-то, кто обязательно при­липнет носом к экрану. И ведут себя неосторожно... А насчет денег я тебе скажу: деньги есть. Именно ради денежек...

Бузуев повернулся к Терпухину и оборвал фразу на полуслове.

В комнате стояли три человека. В руках у них было оружие. Терпухин был приставлен лицом к стене с вы­соко поднятыми руками.

—   Вот видите, ребята, — сказал один из банди­тов, — он вроде хороший мент, а? Взял деньги, пообе­щал не вмешиваться в наши дела. Потом товар пропал, деньжата тоже... Что делать будем?

—   Надо же мне было раскрутиться, — пробормотал Бузуев, не сводя глаз с черного отверстия пистолета, наставленного ему почти прямо в глаз. «Никакой бро­нежилет не поможет! — пронеслось в его голове. — Грохнет в переносицу, и мозги вылетят...»

—   Раскрутиться? Ах ты, гад! Говорил я Мозолю, что гнать, тебя, суку, надо. Дождались!.. Я из тех, что убьет и даже не пошевелит бровью. Но прежде я хочу знать, где деньги? Иначе твои мозги будут на стенке, ясно?

—   Ясно, Марьян, — поспешно согласился Бузуев.

—  А ну-ка, вытряхните у этого амбала карманы, — приказал бандит, которого Бузуев назвал Марьяном и который, по всей видимости, был в этой тройке заво­дилой.

Бандиты вытащили у Терпухина из внутреннего кармана увесистый пистолет с глушителем. Марьян крикнул и протянул руку, чтобы забрать пистолет себе. Один из бандитов хотел было придержать «трофейное» оружие у себя, но Марьян взревел: Отдай бодягу!

Тот втянул голову в плечи и отдал пистолет.

—  А теперь марш на кухню! — приказал Марь­ин. — Пошуруди там, чифок поставь. Долго допрашивать будем, моя бацилла не выдержит... Хорошая дура, — продолжал Марьян, не спуская глаз с Бузуева и ощупывая левой рукой пистолет. — У моего друга Пыла почти что такая. Да вот, какая-то сволочь на пол­ном ходу выбросила Коляна из машины... Череп и трес­нул. Пока Колян без памяти. И Ваську угробили... Ух, если бы я знал, кто это сделал! А за тобой мы давно ко­сяка давили.

Терпухин лихорадочно соображал, как выйти из со­здавшегося положения. Ситуация казалась ему безна­дежной — ствол пистолета то и дело касался то его шеи, то затылка. Парень, державший пистолет, был не из тех, кто дремлет.

Ну, сразу скажешь или мучить заставишь? — произнес Марьян.

Ты успокойся, Марьян, — проговорил Бузуев, — я знаю, где у него деньги. Наставь пистолет на него, —  этими словами Бузуев указал на Терпухина.

Что значит наставь пушку на него? — опешил

бандит.

—  Потому что он знает, а я-то не знаю.

Бандит, державший Терпухина на мушке, ткнул его пистолетом в бок и рыкнул:

—  Деньги где?

—  Хорошая мысль, — отозвался Терпухин, пока ничего не понимая в замысле Бузуева. — Приходит друг, а тут его опять за дурака принимают...

—  Ты что дуньку дуешь? Хочешь сказать, что не знаешь, где деньги? — повысил голос Марьян, обраща­ясь к Терпухину.

—  Не знаю. У моего друга просто язык очень длин­ный, — пробормотал Терпухин.

—  Это у тебя длинный! — почти со злостью крик­нул Бузуев. — Ты вообще кусок дерьма!

—  Хватит скандалить! Мне все равно, кого шлеп­нуть первого. Начнем, ментяра, с твоего друга. Вот хлебну чифирька, р-разухарюсь да как начну шмалять из волыны!

Терпухин втянул голову в плечи. Перед глазами за­мелькали картины из его жизни. «Черт, — подумал он, — еще совсем недавно, когда нас осадили на горе свои же мужики и я готовился к смерти, никакого пред­смертного калейдоскопа перед глазами не было. Сейчас точно шлепнут! Или по зэковской привычке пугают?»

Однако Бузуев вдруг примиренческим тоном произнес:

—  Ладно, я скажу, где... Ведите нас через черный ход во двор.

—  Дел-л-а! — ухмыльнулся Марьян. — Эй, кто-нибудь — обратился Марьян к своим подручным, — ото­рвите у этой видеодвойки шнур... Сейчас мы им грабли скрутим. Так вернее будет...

 

Глава 20.

Сюрприз на аукционе

Шнура хватило только на то, чтобы скрутить руки Бузуеву. Терпухину велели положить руки на заты­лок. Если бы только бандиты знали, с кем имеют дело, то скрутили бы скорее Терпухина.

Приятелей вывели во внутренний дворик. В глуби­не его виднелась пристроечка.

—  Туда, — кивнул Бузуев.

Шел он первым, за ним шествовал с поднятым на уровне головы пистолетом его конвоир Марьян. Затем шел Терпухин с заложенными за голову руками, а за ним — подручные Марьяна.

В самом узком месте дворика, где пристройка почти не оставляла места для прохода, Бузуев остановился и сказал:

—  Я тут не протиснусь в бронежилете, надо снять.

Марьян чертыхнулся и принялся в темноте нащупывать

 застежки на бронежилете, так как руки у Бузуева были связаны.

—   Ни хрена не видно, — пробормотал Марьян.

- Я знаю эти застежки, дайте я попробую, — ми­ролюбиво произнес Терпухин и без разрешения опус­ти руки к бронежилету...

Это был единственный момент, когда бандиты поте­ряли бдительность.

Терпухин левой рукой нашаривал и с громким трес­ком отрывал липучки застежек, а правой залез в карман брюк Бузуева и вытащил оттуда «бульдога».

Только бы Марьян не заметил, не увидел в темноте! Но не сова же он в самом деле...

«Бульдог» не подвел. Терпухин выстрелил в упор в первого бандита. Тот вскрикнул, пошатнулся. При­крывшись бронежилетом, послал еще две пули наугад в темноту. В ответ раздались щелчки выстрелов. Пули лязгнули о бронированные щитки бронежилета. Ата­ман выстрелил еще раз, и еще. Раздались стоны. При­крываясь бронежилетом Юрий добил подручных  Марьяна выстрелами в голову.

—   Вот, — сказал Бузуев, — опять трупы. Что бу­дем делать? Зачем ты добил раненых?

—   Это разве люди, Валька? — спросил Терпу­хин. — Это же подонки! Они не задумываясь пришили бы нас.

—   Люди это, Юра, люди...

—   Тебе лучше знать, ты их называл по именам, — сказал Терпухин. — Но у меня сработал старый ре­флекс — свидетелей не оставлять.

—    Нам ничего не остается, как вызвать мили­цию, — мрачно произнес Бузуев. — При любой рас­кладке лучше действовать по закону. А пока давай затащим их в укрытие, чтобы собаки кровь не ли­зали.

Когда они отнесли убитых в пристроечку, Терпухин отряхнул руки и сказал:

—   А милиция тебя под контролем держит. Деньги- то у тебя?

Бузуев не обратил внимания на вопрос Терпухина. Он пошел в дом. Терпухин за ним. В доме Бузуев от­купорил бутылку водки и дрожащими руками налил стакан. Его зубы стучали о стекло.

—       - Слушай, откуда ты знаешь, что деньги у ме­ня? — наконец выдавил он из себя.

— Потому что я знаю тебя. Деньги могут быть только у такого, как ты.

—  Ты хочешь сказать, что ты слишком хорошо во всем разбираешься?

—Да.

—  Нет, Юра. Я уже не такой, потому что те време­на, когда меня учили хладнокровно убивать, прошли. Теперь все по-другому. Кстати, я и на самом деле не знаю, где деньги...

—  Вот как?

—  Я спрятал их в гараже, — пояснил Бузуев, нали­пая себе второй стакан, — в ящике для инструментов.

—  Ну и..?

—  Сегодня вернулся, но денег не было, — пробор­мотал Бузуев и выпил.

—  Значит, зря мы этих людей убили? — произнес Терпухин, протягивая руку к бутылке.

—  Выходит, зря.

—  Да ладно, ты просто напился.

—  Моя совесть, — пробормотал Бузуев, — будет мучить меня...

—       Кому нужна твоя совесть?

— Есть люди, кому нужна. У меня не жизнь, и сплошной несчастный случай. Жена меня всегда ненавидела за то, что я такой совестливый... Она ушла от меня, а меня отправили к психотерапевту. После этого я прихожу к ней мириться, а она называет меня шиза­нутым и просит удалиться на приличное расстояние. Я хотел пожить у нее хотя бы в гараже, но она даже мои пещи выбросила оттуда... Блин, что у нас сегодня? Какой день недели?..

—   Какая тебе разница? — раздосадованно произнес Терпухин. — Ну, пятница...

—   В пятницу они выбрасывают весь мусор, потому что в субботу приезжает мусоровоз...

Бузуев и Терпухин рванули к мусорному ящику. И точно. Бывшая жена Бузуев выбросила все его вещи именно туда. Женщина даже не удосужилась загля­нуть в дипломат.

—   О, чистый Фрейд! Женино неприятие мужниных вещей сослужило здесь отличную службу. Ты все по­нял? — прошептал Бузуев. — В дипломате четверть миллиона! Ищи теперь старенький саквояж. Там еще сто тысяч.

—   Ты лучше покажи мне четверть миллиона...

—   Подожди, главное — не торопиться. Кажется, они на месте... Ура! У нас есть триста пятьдесят тысяч зелени!

—   Ну и отлично! — прошептал Терпухин.

—   Тогда поехали! — заявил Бузуев.

—   Куда?

—   Поехали, пока есть куда ехать. Я знаю одно мес­течко. Нас там никто не найдет. Там такие бабы! Сла­вянки, албанки, гречанки... Впрочем, с такими деньгами у нас бабы будут всегда. Теперь мы богачи!

Бузуев захлопнул дипломат и направился было к гаражу.

—   Куда ты? — преградил ему дорогу Терпухин. — А аукцион?

—   Ты сошел с ума! — воскликнул Бузуев. — Если мы туда заявимся, нас тут же пришьют.

—   Ну, и куда ты хочешь смыться?

—  А ты, значит, не хочешь?

—   Я хочу на аукцион, — твердо сказал Терпухин.

— Хорошо, иди на аукцион, только там наши пути расходятся. Если ты проиграешь, то можешь не возвращаться. Понятно?

-      Ты думаешь только о деньгах, Валек, — вздох­нул Терпухин, — но не все же измеряется в долла­рах!

—   Что ты хочешь этим сказать?

—  Я хочу сказать, что мне нужно очистить твое ими. И свое тоже. Или для тебя это ерунда?

—   Нет.

—  Мне нужна твоя помощь, сам на аукционе я ни­чего не проверну. Надо обеспечить отход.

—  М-да, — пьяно пробормотал Бузуев, — с одной стороны, у меня куча зелени, а с другой — ты. Что я предпочту, как ты думаешь?

—   Не знаю.

—Видишь, ты не такой уж и плохой.

Бузуев, сильно пошатываясь, протянул саквояж с деньгами Терпухину.

—  Ладно, пусть у меня будет рожа крива, да совесть пряма...

— Конечно, это единственный выход.

—  В жизни, Юра, единственный выход — идти прямо. Как в туннеле. Честность, трудолюбие, совестливость, доброта... Тьфу!

-      Ты можешь предложить что-нибудь другое? Давай!

-      Ладно, Терпухин, — еле держась на ногах, про­бормотал Бузуев. Водка сильно подействовала на него - Слушай внимательно! Я обо всем уже позаботил­ся Тебе необходимо будет просто отдать заявку, упла­тить первичный взнос за участие в аукционе и вовремя поднять свой номерок. А теперь надо рвать отсюда ког­ти, забиться на ночь в какую-нибудь дыру и рассла­биться.

Приятели допили водку, вывели из гаража автомо­биль и поехали в сторону Москвы.

—   Поедем к моему другу. Перед делом нам надо расслабиться, — сказал Бузуев.

—   По-моему, ты уже хорошенько расслабился. А я не могу себе это позволить.

—   Ты сам на себя не похож.

—   Почему?

—   Не знаю. Странный вид у тебя.

—  А это потому, что я в твоем самом шикарном ко­стюме, — улыбнулся Терпухин.

—   Зачем ты надел мой костюм?

—   Потому что так я чувствую себя богатым. А вдо­бавок я за рулем настоящего японского автомобиля...

—   Эту «мазду» я подарил бывшей жене... Приехал, подарил, а она меня выставила. Так поступаем только мы, русские.

—   Ну да, «мазда» восемьдесят девятого года. Сколько она стоит — пятьсот, восемьсот долларов?

—   Триста, Юра. Знаешь, есть такой город Измаил. Так вот. Громадные сухогрузы тащатся через Индий­ский океан, через Красное, Средиземное, Мраморное и Черное море...

—   Ты забыл Эгейское, — вставил Терпухин.

—   Да, Егейское... — согласился Бузуев. — Так вот, пересекают океанические сухогрузы моря и океаны, чтобы причалить в порту города Измаил. И вот, если у тебя есть знакомый капитан, ты выпиваешь с ним бу­тылку коньяку и берешь пять «мазд» по триста баксов штука и гонишь их в Москву, где отдаешь оптом по ты­сяче баксов. Прибыль — три с половиной тысячи. Минус пол тысячи на накладные расходы. Чистая при­быль — три тысячи долларов. Идешь в кабак и за не­делю просаживаешь.

—  За неделю?

—   Есть, Юра, такие девочки, которые берут за ночь пятьсот баксов. Высший класс! А когда я гонял другие модели, отделанные кожей, со встроенными стереосис­темами, я позволял себе кое-что и похлеще! Да, мы должны да завтрашнего утра поменять автомобиль...

—  Это почему?

—  Для понта. Кто захочет иметь дело с клиентом, если он приползет на подобном трехсотдолларовом драндулете? Нам нужен лимузин. Впрочем, я знаю, где его раздобыть.

—  И где же?

—   В бюро ритуальных услуг.

—   Ну ты даешь!

—  А что? Сменим номера, а занавесочки там уже есть... Чем не представительский класс? Кроме того, он хорош еще тем, что стекла у него бронированные.

Аукцион должен был состояться на уже знакомой Терпухину и Бузуеву конно-спортивной базе. Прияте­лям пришлось изрядно пофантазировать, чтобы в до­статочной мере изменить внешность. Бузуев нацепил парик, Терпухину пришлось приклеить небольшие усики. Шикарный «кадиллак», еще утром готовый участвовать в солидной похоронной процессии, довершил маскировку.

—   Вот, смотри, Юра, — окинул Бузуев взглядом проходивших по гравийным дорожкам перед началом аукциона людей, — это все бандиты, спекулянты, беззастенчивейшие авантюристы всех мастей, сколотив­шие себе состояния самыми грязными способами. Те­перь их интересуют лошади, попугаи, удавы, крокоди­лы... Меня от этих упакованных господ воротит, пле­ваться хочется.

—   Так ты поплюй, — иронично сказал Терпухин, зорко вглядываясь в лица. К счастью, никого из знако­мых он не увидел.

—   У них плевательниц здесь нет, — вздохнул Бу­зуев, — а то бы я поплевал...

Приятели были вынуждены на некоторое время расстаться, чтобы Терпухин мог спокойно оформить все документы, необходимые для участия в аукционе. Спустя некоторое время они снова встретились, теперь уже в фойе перед входом в крытый манеж со стороны административного здания конно-спортивной базы. Ин­терьер фойе был шикарный.

—   Ну как? — спросил Бузуев. — Все в порядке?

—   Да, все нормально.

—   Какой у нас номер?

—   Двадцать восьмой.

—   Хвоста не заметил?

—   Вроде нет, все идет как по-писаному. А у тебя что?

—   Черт, Калинин здесь. Впрочем, этого и следовало ожидать, они своего не упустят. Уверен, что каждый четвертый из находящихся здесь — из ФСБ. Боже, сколько хозяева базы вложили сюда денег!

—   Тебе здесь нравится? — спросил Терпухин, по­игрывая аукционной табличкой с указанным на ней двадцать восьмым номером.

—   Конечно. Они здесь купаются в деньгах. Одна эта люстра за тысячу баксов перевалит...

—    Это и понятно, — сказал Терпухин, — надо же пыль в глаза пустить иностранцам. Их тут больше, чем твоих бывших коллег эфэсбэшников. Смотри, кажется, нас уже засекли...

— Засекли? — насторожился Бузуев. — Предлагаю пот что: болтать с женщинами. Их тут предостаточно.

— Ну, тебя опять бросает в блуд, — пошутил Тер­му хин. — Ладно, иди подбей клинья вон к тем девоч­кам, а я тебя поддержу.

Бузуев, словно бабочка, подлетел к двум длинноше­им, что-то оживленно обсуждающим матронам.

—  Девочки, — сказал он, — у вас есть ручка? Матроны переглянулись. Одна из них посуровела,

а другая приветливо произнесла:

—  У меня нет даже кармана.

—  Мне карман не нужен. Ручку можно?

Дама отрицательно покачала головой. Бузуев с до­садой щелкнул языком и направился к другой группе женщин. Терпухин перехватил его.

— Слушай, — сказал он, — мне кажется, что твоя грубость слишком нарочита. Или ты привык общаться только с определенным типом женщин, или переигрываешь

.

—Так они и есть все первостатейные потаскухи... Видишь вон ту, с бриликами в ушах?.. Это знаменитая гостиничная проститутка Анаконда.

Почему Анаконда?

—      Ты знаешь, как она клиента обслуживала? Откуда мне знать? Я же не бросался пятьюстами

долларов?!

И это время дверь в крытый манеж распахнулась, показался низенький человечек и зычным голосом произнес несколько фраз по-английски.

Пойдем, просят... — быстро сменил тему Бузуев и первым вошел в открытую дверь, не пропустив даже женщин.

Через минуту Терпухин присел рядом с Бузуевым.

—   Ты что, засветиться хочешь? — прошипел он приятелю. — Ведь надо было пропустить женщин вперед!

—   Стану я Анаконду пропускать вперед! — возму­тился Бузуев. — Пусть благодарит, что я молчу. Вот будет весело, если я позову ее по кликухе!

Терпухину пришлось даже ущипнуть Бузуева, что­бы тот сидел смирно.

—   Леди и джентльмены, дамы и господа! — послы­шался голос. — Надеюсь, у вас было достаточно време­ни ознакомиться с выставленными на сегодняшний аукцион лотами...

—   Слушай, — прошептал Терпухин, — мне за ка­кую лошадь торговаться?

—   Без разницы. Вступишь в игру где-нибудь в се­редине аукциона. Для нас главное — ввязаться. Мы должны отследить весь путь прохождения денег, вы­явить нелегальные корреспондентские счета. Потом уже по нашим следам пойдут специалисты.

—   Да, — согласился Терпухин, — сами мы в ны­нешней финансовой чехарде не разберемся. Боюсь, что и среди профессионалов вряд ли найдется дока, кото­рый бы смог докопаться до истины...

—   Ты не думай, — шепнул Бузуев, — неразбериха в этой сфере только мнимая. На самом деле идет мощ­ное отмывание теневых капиталов и оседание их на За­паде. Если заручиться поддержкой вверху, то можно

вывести на чистую воду хоть кого...

—   Рангом пониже, да? И неугодных?

—   Это уж не наше дело.

— Не пори чепухи, — отмахнулся Бузуев. — Кали­нин не способен на такие финты.

Тем временем объявили первый лот. На середину крытого манежа вывели прекрасную горбоносую кобы­лу. У Терпухина екнуло сердце. «Так это же Мадон­на!» — подумал он, вглядываясь в лошадь. Он даже привстал с места, чтобы получше разглядеть живот­ное. «Точно, Мадонна! Только как она здесь оказа­лась? — завертелись в голове мысли. — Чеченцы уве­ли... А потом?.. Потом произошло то, о чем рассказывал Демидов!»

Аукционщик назвал начальную, довольно низкую цену — всего четыре тысячи долларов. Ни один номе­рок не вырос над головами участвовавших.

«Раз это моя лошадь, — подумал Терпухин, — то по­чему я должен ее упускать?»

Рука Терпухин самопроизвольно дернулась, и он, отмев все благоразумные рассуждения как Бузуева, гак и свои собственные, поднял свой номерок.

 

Глава 21.

Таран

Бузуев толкнул его в бок.

—   Ты чего шалишь? — пробормотал он, прикрыв­шись программкой аукциона. — На кой хрен нам эта кобыла?

—   Помолчи, — процедил сквозь зубы Терпухин. — Я знаю, что делаю.

—   Калинин сидит и глазом не ведет, это не та ло­шадь! — яростно зашептал Бузуев.

Терпухин повернул голову в сторону Калинина, одетого в штатское. Тот и в самом деле не обращал внимания на манеж, равнодушно рассматривая собст­венные ногти.

—   Как не та? — прошептал Терпухин. — Ты же го­ворил, что нам все равно, какую лошадь покупать?!

—   Не все равно! Ты что, не видишь? Разве за эту лошадь можно отвалить миллион?

Терпухину стало обидно за Мадонну, но он смолчал, не до конца поняв, к чему клонит друг.

Один из участников решился повысить цену.

—   Первый лот, — объявил аукционщик, — пять тысяч долларов США — раз, пять тысяч долларов США — два...

Терпухин выкинул свой номерок и выкрикнул но­вую цену лота, прибавив сразу десять тысяч.

—   Что ты делаешь? — набросился на него Бузу­ев. — Ты что, хочешь купить целый табун лошадей?

—  Валька, это та лошадь, которая нам нужна! — спокойно произнес Терпухин.

—  Сдурел? — словно не слыша его, еще яростнее прошипел Бузуев. — Я сейчас достану свой «бульдог», и ты перестанешь участвовать в этом лоте под страхом смерти!

—  Ладно, — сказал Терпухина, вырывая из рук Бузуева программку, — смотри!

Слегка прикрывшись программкой, Юрий свистнул. Лошадь застригла ушами. Тогда Терпухин крикнул:

—   Мадонна!..

Услышав кличку, лошадь вскинула голову и ти­хонько заржала. Пораженный Бузуев уставился на Терпухина.

—  Я тебе потом все объясню, — шепнул Юрий,

—   пока продолжим торговаться.

Девятнадцатый номер опять перебил цену. Когда дошли до трехсот тысяч долларов, Бузуев шепнул:

—  Ты прав, этот девятнадцатый — человек Калипина.

—  Триста двадцать пять тысяч! — вдруг объявил «девятнадцатый».

—  Все, мы пропали, таких денег у нас нет, — упав­шим голосом произнес Бузуев.

—  Но ты же утверждал, — взглянул на него Терпу­хин, — что у нас ровно триста пятьдесят тысяч?

—  Ты что, Ильфа и Петрова не читал? — невозму­тимо ответил Бузуев.

—   Первый лот, — объявил аукционщик, — триста диадцать пять тысяч долларов США — раз, триста двадцать пять тысяч долларов США — два! Кто даст Польше? Ну-ка, есть ли у нас более отважные? Триста двадцать пять тысяч долларов США — я не слышу ва­ших предложений! — тянул аукционщик, — три! Про­дано!

Зазвучали аплодисменты.

—   Вот это да! Такая завалящая коняга, а цену за­гнали за триста тысяч... — оживленно обсуждали ре­зультат первого лота участники аукциона. — Лошадь ведь так себе, зад слегка провисает... Тут что-то не так. Уж не подставные ли это игроки?

—   Нет-нет, — убежденно сказал Терпухин незна­комому ценителю лошадиных красот, — с задом у нее все в порядке.

—   Так чего же не надбавили?

—   Просто эта лошадь не про нашу честь, — бурк­нул Терпухин.

Аукционщик хлопнул деревянным молотком и радо­стно закричал:

—   Покупатель номер девятнадцатый становится владельцем прекрасной лошади, единственной и непо­вторимой!

—   Пошли прочь отсюда, — вздохнул Бузуев.

В лимузине Бузуев нервно закурил сигарету и со злостью буркнул:

—   Что делать будем?

—   Как что? У нас все деньги при себе. Поедем туда, куда ты вчера по пьяной лавочке предлагал...

—   И у тебя хватает мужества говорить мне об этом?

—   Конечно, хватает. Ты видел, сколько журналис­тов нас снимало? Нас запросто вычислят...

—   Нас уже вычислили, вот что я тебе скажу, — вздохнул Бузуев. — Я тоже кое-кого вычислил. Эта рожа с девятнадцатым номером — немец. Нет сомнеиия, что это подставное лицо. То, что он уплатил такие деньги за обыкновенную...

—   Мадонна не обыкновенная лошадь, это...

—   Ладно тебе. В любом случае надо попытаться по­мешать отправить эту твою Мадонну за границу.

—   Зачем?

—   Чтобы нарушить их планы. Видишь вон тот ав­тофургон?

—   Вижу...

—   Именно в них транспортируют лошадей. Надо выследить, куда эту кобылку повезут отсюда... Смотри, эго она?

Из крытого манежа на улицу вывели Мадонну, по­местили в фургон и заперли дверцу. Автофургон заур­чал и покинул территорию конно-спортивной базы.

—   Н-да! — обескураженно протянул Бузуев.

—  Что случилось? — встревожился Терпухин.

—   Я ожидал, что вместе с лошадью в фургон забросит пару ящиков с каким-нибудь грузом. Впрочем, груз уже может быть давно в нужном месте.

Приятели последовали за автофургоном. Некоторое время они ехали следом, то отставая, то приближаясь, чтобы не вызвать подозрений. Наконец автофургон свернул в лес и минут через десять уперся в металли­ческие ворота.

—  Это аэродром, Юра, — сказал Бузуев. — Причем  аэродром военный. Он охраняется по всем статьям. Проникнуть на его территорию на машине — бессмыс­ленная затея. Нас тормознут на контрольно-пропуск­ном пункте. Надо лезть через проволоку.

Приятели оставили машину в лесу и, обойдя охраня­емую территорию возле контрольно-пропускного пункта, начались перед двумя рядами колючей проволоки.

—  Я подожду здесь, — сказал Бузуев, — а ты слетай к машине. Там в сумке у меня инструментик есть...

Терпухин помчался к машине. Взяв штык-нож и уже закрывая дверцу машины Терпухин боковым зрением заметил стремительно метнувшуюся к нему фигуру. Юрий только и успел, что повернуться. В его грудь воткнулся ствол автомата и кряжистый человек в черной маске с прорезями для глаз хриплым голосом приказал:

—   Лицом к машине, быстро!

Откуда-то из придорожных кустов выскочил еще один человек с коротким десантным автоматом.

«Омоновцы! Теперь я точно влип! — подумал Тер­пухин, поворачиваясь лицом к машине. — Вот невезу­ха. Впрочем, мог бы быть поосмотрительнее...»

Не успел Терпухин повернуться, как ему резко заломили руки и надели наручники. Схватили за волосы, пригнули голову к земле и повели в лес, подальше от машины.

В лесу Терпухина положили лицом вниз.

—   Кто такой?

Терпухин промычал что-то невнятное. Омоновец взял Терпухин за волосы, оттянул голову назад.

—   Кто такой, б...дь. Говори, а то...

Терпухин увидел перед лицом штык-нож с пилооб­разной насечкой, при помощи которого они с Бузуевым намеревались преодолеть колючую проволоку.

—   Терпухин я, — выдавил из себя Юрий и немед­ленно получил ногой в бок.

—   Кто такой? Говори, а то счас так начну пидарасить, что...

—   Я атаман, казачий атаман, Терпухин! Разве не слышали! Б...дь! Отпусти волосы! — заорал Терпухин, чувствуя, что омоновцы настроены более чем реши­тельно.

—  Атаман? Что еще за новости?

Юрий увидел, что другой омоновец отошел в сторо­ну, вытащил портативную рацию и принялся вести пе­реговоры. Омоновец, занимавшийся Юрием, отпустил полосы, повернулся к товарищу и окликнул его:

—   Марат?

—  Не мешай, — отмахнулся тот. — Командир что- то передает, ни хрена не слышно.

С этими словами Марат отошел еще дальше. Тер­пухин понял, что более подходящий случай высвобо­диться вряд ли подвернется. Ведь омоновец, пытавший его занял неверную позицию — стоял над ним, раско­рячившись вместо того, чтобы упереться коленом в спину. Ясное дело — недоучка!

Терпухин резко прогнулся, поддел ступнями пах омоновца-недоучки и что было силы оттолкнул его от себя. Это упражнение среди коллег Терпухина называ­лось «коброй». Теперь главное — успеть нанести новый удар или завладеть оружием до того, как омоновец опомнится. Если успеет опомниться, то Терпухину бу­дет просто каюк. Но Терпухину повезло. Омоновец ударился затылком о сосну и на несколько секунд пе­рестал что-либо понимать. Эти секунды показались Терпухину самыми драгоценными во всей жизни. Он успел продеть ноги через наручники, чтобы руки ока­зались впереди, ринулся к омоновцу и, сложив руки замком, нанес тому удар в солнечное сплетение.

 За то время, на которое бравому омоновцу расхоте­лось дышать, Терпухин успел отобрать автомат и най­ти ключи к наручникам. Заставив бедолагу-омоновца обнять сосну, Юрий сковал его руки и бесшумно дви­нулся к его товарищу Марату, ведшему переговоры по рации.

Тот даже не оглянулся на шум шагов Терпухина. Че­рез минуту он лежал поверженный мощным ударом. И его бывший спецназовец принудил обнимать дерево.

Через пять минут Терпухин был возле Бузуева.

—   Почему так долго? Что случилось? — тревожно спросил тот.

—  Да прицепились тут одни. Понабирали сопляков в ОМОН...

—   Ты что, на омоновцев напоролся?

—   Да, как видишь, — Терпухин показал два авто­мата и рацию. — Настоящего бойца надо пять лет тре­нировать. А эти салаги выучили мат да умеют только почки отбивать. Самолет не улетел?

—   Нет, тихо пока.

В самом деле, самолет с прогретыми двигателями застыл на взлетно-посадочной полосе, словно кого-то поджидая.

—   Они точно кого-то ждут, — задумчиво произнес Бузуев. Как только он это произнес, послышалось за­вывание милицейских сирен.

—   Юра, я понял! — вскричал Бузуев. — Бегом к нашей машине.

—   Что ты понял? — изумился Терпухин, едва по­спевая за товарищем.

Они подбежали к машине и сквозь редколесье уви­дели, как по шоссе промчалась целая вереница авто­машин.

—   Вперед! В погоню! — заорал Бузуев, быстро уселся за руль, завел двигатель, вырулил на дорогу и поехал вслед за кавалькадой машин.

— Что ты понял?

— Смотри внимательно. Впереди милицейская ма­шина с мигалками, а за ней «мерседес» с правительст­венными номерами. Факт, что в «мерседесе» какой-то крупный чиновник, солидняк!

—А при чем тут наркотики?

— В том-то и дело, что ни при чем. Вероятно, и ко­былка твоя тут ни при чем.

— Осененный догадкой, Бузуев выжал педаль акселе­ратора до упора.

— Держись крепче, Терпухин!

— Держусь. Ты только не врежься в ментов! Не торопись, не выходи вперед! Двигаемся тихо, как мыши.

— Они здесь занимаются черт знает чем, а я дол­жен правила уличного движения соблюдать? — заорал Бузуев. — Мальчик хочет в Тамбов! А дядя хочет в Цюрих, в Бонн!

— Понимаешь? Немец купил кобылку, организовал рейс, все чин чинарем. А тот, кто приехал с милицей­ской охраной, вылетает вместе с ним! Понял!

—А мы ему помешаем?

—   Уж во всяком случае, попробуем помешать... А я- то думал, блин, к чему все это. Вот как они проворачи­вают дела. Чертовы слуги народа!

Милицейские машины доехали до контрольно-про­пускного поста и выключили сирены и мигалки. «Мер­седес» резко затормозил, из него вышел поджарый мужчина с холеным лицом. К нему тут же подскочил подполковник Калинин.

—   Все в порядке? — спросил мужчина.

—   Да, — подобострастно кивнул головой Калинин.

—   Я же говорил, что все обойдется. Не такие уж крутые ребята в ФСБ.

—   Это точно...

—   Как лошадь, в порядке?

—   Все в порядке. Вот документы на нее. Разреше­ние ветеринарной службы, купчая...

—   Кстати, во сколько обошлось замять с тем отча­янным...

—   Каким отчаянным?

—   Послушайте, я же предупреждал, — рассержен­ным тоном произнес высокопоставленный чиновник, — чтобы вы ничего не утаивали от меня! Я имею в виду того парня из ФСБ, у которого не в порядке с головой.

—  А, вы о Бузуеве? — догадался Калинин.

—   Это его труп не нашли, не так ли?

—   Да, не нашли, — несколько замявшись, пробор­мотал Калинин. — Но Мозольцев послал людей во все места, где он может появиться. У них приказ... того, — Калинин дернул головой, изображая убийство.

—   Очень хорошо, — спокойно произнес чиновник и сурово взглянул на подполковника. — В случае чего вы знаете, что вам грозит. Самолет готов?

—   Да-да, — поежился от его сурового взгляда Ка­линин, — пройдемте...

Мужчина с холеным лицом достал из «мерседеса» тоненький дипломат и важно прошел на взлетно-посадочную полосу.

В этот момент сверкающий лаком «кадиллак» на полном ходу ударил в металлические ворота контрольно-пропускного пункта. Они не выдержали удара и распахнулись. «Кадиллак» с ревом вылетел на взлет­но-посадочную полосу и, набирая ход, устремился к са­молету.

—  Держись, Юра! — заорал Бузуев и направил ав­томобиль на левое шасси самолета.

—  Что ты делаешь?! — крикнул Терпухин, пытаясь ухватиться за руль. — Мы разобьемся!

Бузуев захохотал, и «кадиллак» врезался краем бампера в шасси. От удара лимузин отбросило в сторо­ну и развернуло на триста шестьдесят градусов. Бузу- си крепко держал руль. Он опять выжал педаль газа, разгоняя автомобиль.

—  Видишь, уцелели! — лихорадочно блестя глаза­ми, закричал Бузуев. Он развернул «кадиллак» и снова повел его на самолет.

—  А теперь стреляй в турбину, Юра! По лопаткам ее, по лопаткам! — почти визжал Бузуев.

Терпухин высунулся из окна и несколько раз вы­стрелил в жерла самолетных турбин. Раздался режу­щий уши треск, и куски турбин разлетелись по всему аэродрому. Вслед за этим поднялась беспорядочная пальба. Никто не понял, кто на кого напал. Одни, спа­сая жизнь, улепетывали куда глаза глядят, другие па­лили в воздух, третьи залегли за самолетные шасси и старались попасть из пистолетов в неизвестно отку­да взявшийся «кадиллак», на огромной скорости крей­сировавший взад-вперед по взлетно-посадочной поло­се мимо самолета...

—  Ну что, хватит с них? — спросил Терпухин, на­блюдая за перестрелкой.

—  А хрен его знает, может, и хватит, — ответил Бузуев. — Ты подними стекло-то, вдруг шальная за­летит...

—   Смотри, — крикнул Терпухин, — омоновцы!

Они увидели, как через пробитые ворота контроль­но-пропускного пункта один за другим въезжали фур­гоны «ЗиЛ-130». Из них на ходу выскакивали омоновцы и палили в воздух из автоматов с укороченными ство­лами, превращая возникшую на аэродроме сумятицу в хаос...

Тем временем в самолете происходило следующее.

—   Ты все запорол! — орал чиновник на подполков­ника. — Откуда здесь омоновцы? Почему этот чертов «кадиллак» протаранил шасси?

—   Все будет в порядке, шеф, — бессвязно лепетал Калинин. Неожиданно он вырвал кейс из рук чиновни­ка и бросился к выходу из самолета.

—   Стой, ты куда? — взревел холеный, в его руке появился изящный пистолетик.

—   Послушайте! — остановился подполковник. — Только я один смогу прорваться через омоновцев.

—   А зачем здесь омоновцы? — крикнул чинов­ник. — Откуда они?

—   ОМОН для подстраховки... Командир ОМОНа — мой товарищ... Ничего страшного не произошло. Нам бы только этих в «кадиллаке» отогнать.

—   Хотелось бы верить... — немного успокоился хо­леный. — Ладно, сделаем так. Ты подгони к хвосту са­молета машину. Но кейс верни!

—   Тогда все пропадет! — прошипел подполков­ник. — Все документы и все, буквально все...

—   Возьми тогда вот это, — холеный достал из кейса папку с документами и передал ее подполковнику. Тот запихнул папку за ремень брюк и бросился к трапу.

Терпухин сразу заметил, что подполковник выско­чил из самолета и помчался к краю взлетно-посадоч­ной полосы, за которой простиралось поле. За полем синела полоса лесопосадки.

 За ним! — крикнул Терпухин Бузуеву. — Не­сется, как на стометровке, никогда такого не видел.

—   Ты еще не то увидишь! — прорычал Бузуев, пы­таясь тронуться с места, но автомобиль перестал ему повиноваться. — Все, драндулет сдох! Смотри, нас ок­ружают.

—  Еще есть шанс разбежаться в разные стороны.

—   Нет, — ответил Бузуев, — теперь мы должны работать вместе, в одной связке. Тем более что нас ок­ружают...

Действительно, со всех сторон на них надвигались омоновцы.

—   Что будем делать? — тревожно спросил Терпу­хин. — Подполковник уходит.

—  Я знаю, что я сделаю, — почесал нос Бузуев.

—  Что?

—   Я буду сидеть здесь, а ты уходи, пока цел. Иди. Ты еще успеешь добраться до лесопосадки... Попытай­ся догнать Калинина.

—   Нет, я тебя не оставлю, — замотал головой Тер­пухин. — Одного тебя они еще могут хлопнуть, а двоих сложнее.

—   Ты думаешь, что мы вдвоем будем в порядке? — спросил Бузуев, наблюдая, как омоновцы окружают машину.

—  Да, тем более, что подполковник зря бежал.

Бузуев посмотрел на край взлетно-посадочной полосы. Трое или четверо невесть откуда взявшихся омо­новцев вели подполковника Калинина обратно.

 

Глава 22.

А ларчик просто открывался

Приятелей заковали в наручники. Задержанного подполковника, к его неудовольствию, тоже. Лишь на одного чиновника не осмелились надеть наручники. Немца, который носнепоказывал из самолета, тоже попросили выйти.

Всех задержанных собрали возле контрольно-про­пускного пункта. Рыжий капитан, командир роты ОМОНа, рассматривал бумаги, представленные прави­тельственным чиновником для доказательства право­мочности отправки лошади за границу.

—   У нас все законно, — важно и, главное, спокой­но, покровительственным тоном убеждал капитана хо­леный. — И купчая на лошадь в порядке, и таможен­ное разрешение, и ветеринарная виза... А тут вмеши­ваются какие-то сумасшедшие и таранят самолет. Да за это руки-ноги надо выдергивать!.. Хорошо, если авиаторы предоставят нам другой самолет. Иначе вы­лет сорвется... Что подумают о нас наши зарубежные партнеры, а?

—   Не верь ему, капитан, — вмешался Бузуев. — Они не просто лошадь хотят вывезти. Тут дело не в ней.

Рыжий капитан недоверчиво посмотрел на Бузу­ева.

—   Да, да! Надо хорошенько обшмонать самолет.

—    Он чокнутый! — вмешался в разговор подпол- конник Калинин. — Разве вы не слышите, что он не­сет? Кроме того, товарищ капитан, вы превышаете пол­номочия, задерживая рейс.

—   Что у вас в кейсе? — строго спросил капитан у чиновника.

—  Личные вещи.

—  Откройте...

Чиновник замялся.

—  Ключик где-то затерялся.

—  Тогда отдайте...

Чиновник и вовсе растерялся. Лицо его посерело. Несколько подчиненных капитана подошли к чиновни­ку и силой вырвали кейс.

—    Надо открыть, — сказал капитан омоновцу. Тот поковырялся ножом в замке и чистосердечно при­знался:

—    Не могу, товарищ капитан, ключик надо. А ло­мать — жалко. Вещь хорошая.

С этими словами омоновец поставил кейс в сто­ронку.

—    Бульдог! — негромко произнес Терпухин и вы­разительно посмотрел на Бузуева. Бузуев непонимаю­ще уставился на бывшего спецназовца.

—  Говорю тебе: бульдог!

—  О чем ты?

—    Разговорчики! — вмешался рыжий капитан. — Сейчас приедут следователи из Генеральной прокура­туры. Они разберутся.

—    Не разберутся, капитан, — сказал Бузуев. — Намылят дело, как пить дать. Нас в воронок, и мы бес­следно пропадем в подвалах Лубянки или Петровки... А эти субъекты исчезнут за границей...

Неожиданно Бузуев сделал шаг по направлению к кейсу, наставил на него какой-то предмет, и тут раз­дался оглушительный выстрел.

Омоновцы налетели на Бузуева, вырвали у него из рук револьвер и принялись избивать.

—   Что он, сделал! Подонок, сука! — взревел холе­ный. Лицо его сделалось зловеще багровым.

—   Товарищ капитан, — сказал Терпухин. — От­кройте кейс, откройте... Замок сломан!

—   Нет! — снова взревел холеный, набрасываясь с кулаками на Терпухина. — Это частная собствен­ность! Я запрещаю вам прикасаться к моей собствен­ности!

—   Стоять! — грубо крикнул командир омоновцев на взбесившегося от ярости чиновника и кивнул подчи­ненным, чтобы те придержали его.

Напряжение достигло наивысшего предела.

—   Замок сломан! — снова заявил Терпухин. — От­кройте кейс, говорю вам!

Рыжий капитан сначала подозрительно посмотрел на него, словно присматриваясь, не псих ли и этот за­держанный, потом взглянул на кейс и вдруг кивнул од­ному из омоновцев. Тот вытащил из ножен кинжал и, удерживая кейс на колене, ковырнул кинжалом в про­стреленном замке. Кейс раскрылся. На бетон взлетно-посадочной полосы посыпались блестящие камешки... Их было много... Разные по цвету, по форме, мелкие, крупные...

—   Видите? Видите? — закричал Бузуев. — Это же бриллианты, алмазы!

Удерживавшие его омоновцы разжали руки. Бузуев бросился к драгоценным камням, словно разбегавшим­ся по асфальтному покрытию.

—       Я ничего... Я не знал... — бормотал холеный, то­же вырываясь из рук державших его омоновцев, но те не выпускали его.

Вот эта крохотная фигнюшка, — Бузуев взял один из камешков и поднял на уровень глаз, — стоит по меньшей мере тысячу баксов. А если обработать, то и все полторы... Вот и посчитайте, — Бузуев поворо­шил рукой в кейсе и стал выгребать алмазы и другие драгоценные камни, — этого дерьма здесь килограммов восемь-десять. Это миллионы! Не рублей, долларов! Л здесь есть алмазы и с куриное яйцо... Вот смотри­те! Бузуев поднял самый крупный камень. — Да та­кой камень вообще бесценен. Вы представляете, кого мм задержали? Да вам, товарищ капитан, Героя России дадут!

Пусть лучше квартиру дадут, — буркнул кали­гам. - У меня двое детей, а приходится ютиться в общежитии.

Дадут! Квартиру дадут, я обещаю! — восклик­нул Бузуев. — Мне пусть Героя, а тебе квартиру. Только надо довести дело до конца. До логического конца. Вызывай по рации подмогу, милицию, ФСБ... Дай рацию сюда, я сам знаю, кого вызвать... Журналис­тов! Побольше журналистов! С фотоаппаратами, с ка­мерами! НТВ, ТВ-6!

Да, товарищ капитан, он в самом деле не в себе, видите? — покачал головою холеный. — Какие журналисты, какое НТВ? Это же государственное дело! Я все объясню, вызовите ваше начальство. Вы медь знаете, что наше правительство не в ладах с Де Бирс»... Но...

Вижу, я все вижу, и начальство вызову, не бес­покоитесь, — согласился командир ОМОНа. — Журналисты пожалуй, здесь ни к чему, но кого надо, я вызо­ву. Надеть на них наручники! — коротко приказал он, указывая на холеного и подполковника Калинина.

—   Степа! — взмолился Калинин.

—   Никаких Степ! — яростно вскричал капитан. — Вы вольны думать, что серого вещества у меня нет, но у меня есть сердце! Столько добра за границу везти, нет, увольте... Камешки останутся в России.

—   Молоток, капитан! — кратко прокомментировал решение командира омоновцев Бузуев. — Ты поступил правильно.

—   Я в этом не сомневаюсь. Только мне одно не по­нятно, кто вы такие, черт бы вас побрал?

—   Я из особого отдела ФСБ.

—  А этот парень кто?

—  А это мой друг. Раньше в спецназе служил, ныне атаман.

—   Атаман? — капитан недоверчиво взглянул на Терпухина. — Может, ты и атаман, но что в спецназе служил не похоже.

—   Почему это?

—   Худощавый больно.

Терпухин достал из кармана ключики.

—   Слышь, капитан, там в лесу двое твоих подчи­ненных. Сосны обнимают. В «кадиллаке» их оружие и рация. Если хочешь, я их потренирую маленько.

Не прошло и двух недель, как приятели встре­тились на квартире у Сюзанны. Они крепко обнялись, и Бузуев протянул Терпухину увесистую пачку денег.

—   Вот твоя зарплата. В долларах. Я тебя люблю, парень. Я с тобой не хочу расставаться.

—   Ну уж, — заулыбался Терпухин.

—  Да, я еще помню свои неудачи, когда ты меня гонял, как Сидорову козу. Знаешь что, ты хорошо пора­ботал! И я тоже. Все обвинения против тебя сняты. Ну, можно было натянуть за превышение меры обороны, но я побеспокоился, и вот ты абсолютно свободен.

—   Правда?

—  У них ничего нет.

—  С какой стати у них что-нибудь будет против нас, гели мы сорвали такую аферу!.. Героя тебе дадут?

—  Ну, на Героя не потяну, а вот рыжему капитану квартиру уже предоставили.

- Драгоценности где?

—  В Гохране, наверное... Знаешь, Юра, мне рассказали, каким ты был прекрасным бойцом спецназа, а я никогда не верил. Но теперь я думаю, что ты заслу­жил хороший отдых. Отправляйся куда-нибудь!

—  Ты знаешь, чем я должен заниматься, — сказал Терпухин.

—  Ну хорошо, это твои дела. А что Сюзанна? — об­ратился Бузуев к хозяйке квартиры. — Привет!

—  Привет, привет, — улыбнулась девушка. — Хо­чу тебе сказать, что я выхожу замуж.

—  Ну ты даешь, милая! — Вы что, в самом деле со­бираетесь пожениться?

—А что тут такого?

—Тогда поедем вместе на медовый месяц...

—  Знаешь, Бузуев, — сказал Терпухин, — в таких делах третий лишний.

—  Ну, спасибо тебе, Юра, что увел у меня девуш­ку, — обиженным тоном произнес Бузуев.

— Это у нас что-то физическое. Друг без друга не можем.

—       Физическое? Сначала вы платонически спите в одной кроватке, потом у вас что-то физическое, по­том вы решаетесь пожениться, а потом у вас будут дети!

—.Так это же закон жизни, Валентин, — сказала Сюзанна.

—   Но я от вас не отстану, — решительно сказал Бузуев. — Тем более на свадьбу вы меня все равно пригласите...

—  Ладно, поедешь с нами. Надо восстановить мой разрушенный чеченцами дом, да и Катерину, если она еще жива, вызволить.

За те несколько недель, пока Терпухин отсутство­вал, станица Орликовая изменилась до неузнаваемос­ти. После тех кровавых событий возле нее расположи­лось подразделение российской армии. Прямо в поле было разбито несколько десятков походных палаток, в основном для начальства, а солдаты коротали ночи под открытым небом. До наступления холодов следова­ло обустроиться. Так что и солдатам, и Терпухину строиться приходилось вместе. С финансами и у быв­шего спецназовца, и у регулярного воинского формиро­вания было туго, поэтому строительство то прекраща­лось, то возобновлялось. Сюзанна, пожив некоторое время в станице, уехала на соревнования.

Когда работы не было и дни тянулись в безделье, которое летний зной делал невыносимым, Бузуев наве­дывался в расположение воинской части и искал там знакомых. Оказалось, что в свое время Валентин неко­торое время был на спецзадании в Чечне и успел пере­знакомиться со многими кадровыми офицерами, чьи взводы и роты противостояли бешеному натиску рву­щихся к независимости чеченцев.

Однажды Терпухин и Бузуев отправились в часть рам добыть строительный кран и повстречали знакомого Бузуева.

—  О, Былинкин! — воскликнул Валентин, увидев длинноногого сержанта. — Ты живой? А где Павлов? Он был, насколько я помню, твоим взводным?

—  Он попал в переплет и погиб, — ответил длинно­ногий Былинкин. Был он широкоплеч, курнос и слегка нетрезв.

—  Погиб?

—  Да. Теперь я командир взвода, — Былинкин от­пел глаза в сторону и хотел уйти.

—  Ты куда? — воскликнул Бузуев.

—   Надо найти лейтенанта Горулева.

Бузуев неожиданно хлопнул Былинкина по ремню.

—  Да у тебя здесь целый винной погребок! Где взял? В станицу ходил?

—  Салагу посылал, — сержант Былинкин поправил батарею бутылок, упрятанных за ремень и хэбэ. — Ладно, Валя, пойдете со мной? А то лейтенант Горулев заждался. У него от вчерашнего голова трещит...

—  А у меня от жажды кишки узлом скручивает, — повеселел Бузуев. — Да и замочить встречу надо. Как я рад, что резня в Чечне все-таки кончилась! А ты рад?

—  Да, конечно. Теперь хоть спокойно дослужу, как дед настоящий.

Приятели прошли строительную зону и очути­лись возле хаотично расставленных вагончиков. Между ними бродили чумазые ребятишки, несколько женщин стирали, а две молодые женщины играли и карты.

- А эти люди что здесь делают? Эй, что это вы тут делаете, а? Нельзя здесь ходить, здесь армия... — весе­ло закричал Бузуев, возбужденный предстоящей вы­пивкой.

—   Да не трогай ты их, — махнул рукой Былинкин.

—   Что это за женщины? И дети бегают...

—   Это наш походный военный городок, — Былинкин почесал нос и несколько раз усиленно мигнул глаза­ми. — Тут пара офицерских жен проживает, а осталь­ные беженки. В основном русские. Как пристали к нам в Чечне, так и ездиют с нами. Куда им деться-то? А те, что в карты играют, так то б... шалашовки...

Терпухин не стал мешать закадычным дружкам и отказался «утолять жажду». Взобравшись на бетон­ные плиты, из которых должны были соорудить вокруг воинской части забор, он стал высматривать кран. И вдруг увидел, что в нише между плит устроено что- то похожее на временное жилище. Рваные одеяла, тю­фяк, чайник с водой... Из ниши выглянула девочка лет тринадцати-четырнадцати.

—   Привет, солдатик, ты кого-то ищешь, да?

—   Вообще-то ищу, — ответил Терпухин, едва взглянув на девочку.

—   Я могу тебе чем-нибудь помочь? — она вопроси­тельно смотрела на Терпухина. — Ты, наверное, но­венький, я раньше не видела тебя...

—  Девочка, я ищу крановщика.

—   Ты небось из офицеров? Хотя хэбэ у тебя сол­датское...

—   Нет, я с хутора, — сказал Терпухин, — граж­данский.

—   Это клево! Иди сюда, — девочка поманила Юрия в нишу.

—   Зачем?

—       Да крановщик сюда должен приехать, его лучше здесь подождать. Проходи, садись. Расслабься. Хо­чешь чаю? — девочка оказалась на редкость миловид­ной, опрятно одетой, правда, руки у нее были грязно- желтые.

Терпухин спрыгнул с бетонной плиты и присел на ящик из-под снарядов.

—  Минуточку подожди, я сейчас приду, — пробор­мотала девочка, взяла чайник, зашла за плиты и стала там плескаться. Вскоре она появилась вновь.

—  Так где же крановщик? — спросил Терпухин, смутно подозревая, что здесь что-то не так.

—  А ты что, без него не сможешь? — улыбнулась девочка и вдруг стала раздеваться. Она расстегнула молнию на боку, спустила джинсовый сарафанчик вниз, выпутала из него ноги и предстала перед Юрием и одной хлопчатобумажной маечке. Не успел Терпухин и глазом моргнуть, как девочка сняла и майку.

-      Лифчик снимать? Или сам любишь это де­лать? — спросила она. Лифчик у нее был явно не по размеру, но ушит, чтобы можно было застегивать крючки на спине...

—  Эй, что ты делаешь? — прошептал пораженный до глубины души Терпухин.

-      Значит, ты стеснительный, — как ни в чем не бывало прощебетала девочка, — я и сама сниму. Есть много стеснительных мужиков, а есть наглые. Звери...

Взмах руки — и ребенок предстал перед ошеломленным Терпухиным в совершенной наготе при всех незавершенных, еще детских формах и размерах тела.

-      У т-т-тебя, у тебя с головой все в порядке? — заикаясь спросил Терпухин.

-      Что ты имеешь в виду? Ты что, против, что ли? - девочка прикрыла руками безволосый лобок. —

Что, денежек нету? Я понимаю. Могу и без денег... Ты красивый. Дашь пачку сигарет?

—   Ты что делаешь? — закричал Терпухин. — А ну-ка, одевайся! Да черт с тобой, стой раздетая!

Он полез на плиты, плюясь и чертыхаясь.

—   Подожди, ты не заплатил! Ты посмотрел и не за­платил... Дай хоть сигарету! Без фильтра хоть! Мне и за это деньги дают!

—   Розог тебе надо, а не денег!

—   Э, трус! — закричала девочка, со слезами одева­ясь, — А еще мужчина! Звездуй отсюда, бессовестный!

После бучи, которую поднял Терпухин у командира части, беженцев убрали. Терпухин самолично отвез девочку, назвавшуюся Светланкой, в город, в психиат­рическую клинику.

—   Что мне с ней делать? — проворчал главврач клиники, несколько минут поговорив с девочкой. — Мне больных кормить нечем, а ей нужны не психо­тропные препараты, а коррекция поведения. Она ведет себя, как взрослая женщина!.. Ладно, придумаем что- нибудь.

В конце концов, более детально обследовав Светланку, врач выписал ей направление в специнтернат.

—   Это что? — поинтересовался Терпухин. — Что- то вроде колонии для несовершеннолетних?..

—   Да нет, — улыбнулся психиатр. — Там хорошо. Мы же не входим в систему МВД. Нас вообще нельзя рассматривать как учреждения, ограничивающие сво­боду людей... В этом специнтернате на замке никого не держат. Только первые две недели... А потом хочешь — уходи.

—   Уходят?

—   В том-то и дело, что почти не уходят.

—  Как же там добиваются таких успехов? — спро­сил Терпухин.

—   Это старо, как мир, — вздохнул врач. — Знаете, у меня есть дипломник, будущий врач-психолог. Он со­брал материал о детях, затянутых в криминальные подвально-чердачные сообщества. Удивлялся тому, как часто их там хвалят. Храбро на шухере стоял — орел! Нужного мужика в нужном месте углядел — мо­лодчина! У детей психика устроена так, что угрозы и критику они не воспринимают абсолютно. Начни эту девочку ругать или бить за то, что она потаскушка, еще хуже будет. А в специнтернате работают психоло­ги, они вернут ей сознание детства. Во всяком случае, попробуют.

 

Глава 23.

Лейтенант Горулев

выходит

на ринг

В специнтернате заведующая отделением не удиви­лась новой пациентке.

—  Это ужас — сказала она Терпухину. — Всего че­тыре года назад я свою первую четырнадцатилетнюю пациентку с расторможенностью сексуальных интере­сов показывала на врачебной конференции как уникум. А сейчас мое отделение переполнено бесхозными, все вкусившими девочками с вокзалов и чердаков. Военное поколение...

Пообещав Светланке навещать ее, Терпухин вер­нулся в станицу и зашел к Ковалеву. Тот был погру­жен в свои бумаги.

—  Никогда не думал, что снова тебя увижу, Кова­лев, — сказал Терпухин.

—   В чем дело?

—  В такой переплет в Москве попал!.. Да ладно. Был вот в городе, купил бутылку какой-то заморской гадости. Попробуем?

Они распечатали бутылку «Абсолюта» и разлили содержимое по стаканам.

—   Хорошая штуковина, самая лучшая, говорят.

—  Я, конечно, все время ошибался в таких вещах, но больше не буду. Если уж пить, так только «Абсо­лют».

—   Да, кстати, Ковалев, где твоя семья?

—       Уехала. За Урал... Уже поздно, давай устраиваться на ночлег. Куда ты, в чистое поле ночевать пойдешь?

—   Меня ждут...

—  Ладно. Переспишь тут. Ты будешь спать на по­стели, а я на полу.

Они улеглись и потушили свет.

—  Ты, Степан, как теоретик казачества, по-прежнему думаешь, что современное казачество — это ре­альная сила? — спросил Терпухин, радуясь чистому Белью, — спать много раз приходилось в основном и спальном мешке.

—  Черт его знает, — ответил Ковалев, — вроде бы они настроены решительно, все одеты в военную фор­му. На первый взгляд, эти люди производят грозное впечатление, кажется, что в них сосредоточены все противоречия так называемой русской души — откры­тость и непримиримость, инфантильность и готовность изорваться в любую секунду, чтобы громить и крушить псе, что попадется им на пути.

—  А какие у них идейные установки? — спросил Терпухин.

—  Терское казачье войско юга России считается передовым форпостом, — сказал Ковалев.

—   Вот как? Форпостом чего?

—  Форпостом западной цивилизации перед нашествием мусульманского фундаментализма...

—  Опять Россия будет спасать человечество?

—  Да. Кроме того, терцы считают себя главной ударной силой в деле возрождения былого величия России. У них шесть казачьих округов. Самый круп­ный — в Пятигорске. И они всерьез уверены, что именно на них возложена почетная миссия — спасти Россию от посягательств мусульман и конфедерации юрских народов Кавказа.

—   Ты уверен, что у них серьезные намерения? — спросил Терпухин.

—   Да, намерения у них самые серьезные. Правда, их слова расходятся с действительностью. Я тоже ду­мал, когда в Пятигорск попал, что встречу по-боевому настроенных людей, а потом как увидел, где находится штаб войска, то скис...

—   А что такое?

—   Да сидят в комнатке в детском саду. Помещеньице такое незавидное, флаги, бунчуки, карты...

—   Так что, у них детство в одном месте играет?

—   Что-то вроде этого, — засмеялся Ковалев. — Но как только меня увидели — сразу насторожились, по­требовали удостоверение и внимательно его изучали — думали, что журналист.

—   Ты смотри, — удивился Терпухин, — писак бо­ятся?

—   Потом разговорились, — продолжил Ковалев, — и оказалось, что они хотят, чтобы власть была русской и чтобы раздала она всем казакам оружие и скомандо­вала «фас!» Замахиваются они, ни много, ни мало, на Россию в границах Российской империи...

—   Так это же...

—   Да-да, они хотят видеть Россию с Маньчжурией, Польшей и Финляндией включительно. Я ошалел от их имперских претензий!..

—   С кем конкретно ты разговаривал?

—   Да с каким-то вторым заместителем генерала Шевцова. К самому Шевцову не пробиться, он живет в станице Прохладное и всячески избегает встреч с кем бы то ни было.

—   Ну хорошо, а как простые казаки относятся к этим идеям вооружения казачества?

—  Ты знаешь, Юрий, где бы я ни был и с кем бы ни говорил: и в Пятигорске, и в Минеральных Водах, и в Георгиевске да и по всем иным местам — простой народ достаточно скептически относится к этой идее. Давай лучше спать.

—   Кстати, Ковалев, должен сказать тебе спасибо. Если бы не ты тогда, когда чеченцы налетели, я бы с ума, наверное, сошел.

На следующий день приятели отправились на базар в станицу Гришановскую. В глаза бросилось обилие российских солдат. Много было и чеченцев.

—   Ты что-нибудь подобное видел, а? — спросил Терпухин. — Чеченцы мирно продают русским воякам спои шашлыки... Давай попробуем!

Приятели подошли к одному из мангалов.

—  Это что, настоящая баранина? — спросил Тер­пухин.

—  Да, пять тысяч за пару. Покупайте, не ошибетесь.

По базару, отчаянно сигналя, несся армейский уазик.

—   Эй, осторожно! — закричал Терпухин. Автомо­биль задел мангал, который ударил Терпухина в бедро. Угли и шампуры с шипящими кусками мяса рассыпа­лись по асфальту.

—   Юрий, ты в порядке? — подскочил к нему Ко­валев.

—   Со мной все в порядке, — сказал Терпухин и на­правился к остановившему впереди «уазику». За ру­лем автомобиля сидели сержант Былинкин и незнако­мый лейтенант.

—   Эй, что вы делаете? — крикнул Терпухин. — Как вы ездите? Выходите из машины! Да вы же пьяны в стельку...

—   Горулев, — закричал Былинкин, — смотри, к нам местный вяжется, он — друг Вальки Бузуева... Ш-шас мы заведем двигатель и поедем дальше.

—   Даже не пытайтесь делать это, — сурово произ­нес Терпухин и вырвал ключ из замка зажигания.

—   Слушай, парень, — злобно произнес лейтенант, которого Былинки назвал Горулевым, — мы тебя чуть не задавили... Тебе дать денег на доктора?

Горулев выглядел настоящим богатырем. Росту в нем было не меньше двух метров, а кулаки он имел величиной с хорошую гирю. У лейтенанта были пра­вильные, даже красивые черты лица, но его синие гла­за с нависшими над ними слегка опухшими веками были затуманены поволокой — былинный богатырь был пьян.

—  Оставь свои деньги себе, — вспылил Терпухин.

Горулев неожиданно резво выпрыгнул из «уазика»,

подошел к Юрию и нагловато потрепал его по щеке. Тер­пухин резко отбил руку гиганта. В следующее мгновение они сцепились друг с другом. Чтобы предотвратить мор­добой, Ковалев попытался растащить мужчин.

—   Давай, Шура, врежь ему по пятое число, этому петуху гражданскому! — пьяно закричал Былинкин, несмотря на свое расположение к Терпухину.

Кругом толпился праздный народ. Милиции и в по­мине не было.

—   Что здесь происходит? Расходитесь! — заорал Ковалев.

—   А тебе чего надо? — к Ковалеву подскочило не­сколько молодых парней. Одеты они были в разносорт­ную, похоже с чужого плеча одежду.

«Самовольщики! — сразу определил Ковалев. — Лучше не связываться...»

—  Все в порядке, никаких проблем, — забормотал пи, — вот они чуть было не задавили прохожего.

—  Так не задавили же, — сказал один из парней, нахально поблескивая нетрезвыми глазами. — Так что пали отсюда, мы сами справимся.

Тем временем Былинкин оттащил Горулева от Тер­пухина и настоял, чтобы Терпухин отдал ему ключи. Юрий сдался.

—  Все в порядке, поехали, — сказал Былинкин, заводя автомобиль.

—  А ты крутой парень, — крикнул Горулев Терпу­хину. — Мы с тобой еще встретимся!

—  Ему не должно это сойти с рук, давайте врежем им, ребята! — продолжал горячиться Терпухин, обра­щаясь к переодетым в штатское солдатам. — Или пус­кай делают все, что хотят?

—  Знаешь что, парень, — произнес один из «самоволыциков», — лучше не вмешивайся.

—   Что ты сказал? — вскипел Терпухин.

—   Назад! — заорал Ковалев, — Юра, опомнись, их тут целый взвод! Это же солдаты!

—   Иди сюда! Быстрее! — Терпухин двинулся на переодетого солдата.

Вокруг них собралось много людей, в основном ста­ничников, и солдаты доблестной российской армии предпочли ретироваться.

Ковалев завел Терпухина в питейное заведение, располагавшееся в подвальном помещении. Раньше и нем был какой-то спортивный клуб.

Как только приятели вошли в помещение, к ним подбежал вертлявый хозяин, знакомый Ковалева по казацким делам.

—   Это Терпухин, — представил приятеля Кова­лев. — Ты должен знать его... А это хозяин, Пашка Ермократьев...

—   Пройдите в отдельную кабинку, — услужливо произнес хозяин бара. — Что будете пить?

—   Водка «Абсолют» есть? — брякнул Ковалев.

Вертлявый мужчина вытаращил свои глубоко поса­женные, словно спрятанные под лоб глаза.

—   Ладно, ладно, давай свое поганое пиво. Идем, Юра, там есть столик. А ты принеси нам четыре пива. Столько баб здесь, обалдеть. А в клуб девкам доступ был заказан.

—   Что тут за клуб был? — поинтересовался Тер­пухин.

—   Раньше здесь квасили друг другу носы. Вон от той стенки к этой натягивали канат, бросали маты на пол и получался настоящий боксерский ринг. Обычно сюда приезжали те, кто любил подраться. Они даже деньги ставили на бойцов. Эй, дамочка, потанцевать хочешь? — вдруг крикнул Ковалев.

—  А-а, Степан, — оживилась довольно потрепанная «дамочка», — что-то тебя давно не было.

Ковалев нагнулся к Терпухину и прошептал:

—   Это Любка Сильнова. Говорят, классная б... Од­нако хитрая! Я с ней и так пробовал, и сяк, а она ни в какую...

—   Ну, так кто тут обещал потанцевать? — спроси­ла, покачиваясь на каблуках, Любка. У нее был свежий рот и уже чуть перезрелые формы тела.

—   Сейчас, Любка, погоди, — стал отказываться Ковалев, — мы с другом выпьем пива, а потом и по­танцуем...

—   Потом вы с другом в туалет будете бегать, —

Беззлобно подтрунила Сильнова и пошла в другой угол бара.

—  Эх, Юра! Нет теперь казацкой вольницы. Все, кто успел немного хапануть, боятся политики. Один мой знакомый авторемонтную мастерскую держит, так он сказал: «Дай казакам оружие, так первое дело, чем они займутся, — станут трясти тех, кто побогаче.» Вот я Пашку Ермократьева давно знаю. Его все трясут, кто думает, что он хозяин жизни... Но ты объясни мне, по­чему его и казаки трясут? Даже слово новое придумали: «отщипни», говорят, Паша, пару лимонов!

— Да, щипают, — согласился Терпухин, потягивая  густое пиво. — Это легко объяснить.

—       Ну, объясни!

—  Нынешние так называемые казаки в основном бывшие кадровые военные, у которых в одном кармане Блоха на аркане, а в другом... Примерно как у меня. Вот ПНИ и ищут, у кого бы это отщипнуть.

—  Само собой, — вздохнул Ковалев, — чтобы мне вооружить сотню, нужны деньги, и немалые. Деньги есть у торгашей, у банков, у предприятий. Если я попытаюсь взять под свой контроль и торговлю, и финансовую сферу, то должен буду перебить всех бандюг, которые это теперь контролируют.

—  Ты что, хочешь устроить небольшую граждан­скую войну?

—  Нет, я никогда не стану этого делать... Макси­мально, на что я способен, — выйти на трассу с двустволкой и вместе с гаишниками собирать дань.

— Ты прав, — согласился Терпухин, — я тоже выбрал тактику малых дел. А ты ройся в книгах и зани­майся всякой политической трескотней вокруг этих дел. Помнишь, терские казаки угрожали, что, если к январю прошлого года власти не вооружат казачест­во и не введут в Шелковской и Наурский районы Чеч­ни войска, они начнут массовые акции гражданского неповиновения?

В бар вошли Былинкин и Горулев. Былинки огля­дел помещение и громко крикнул:

—   Казаки! Угостите чужого человека пивом!

—   Эй ты, мальчишка, — откликнулась Сильнова, которую Ковалев приглашал танцевать, — у тебя что, чеченцы деньги отобрали?

—   Пошла ты...

—   Чего? Я пошла? Ты меня, Любку Сильнову, по­сылаешь? — взъярилась женщина.

—   Да тебе послышалось! Отстань, не лезь, а то звездану, — пробубнил Былинкин, ища глазами, где бы можно было присесть.

—   Эй, мужики! — не унималась Любка Сильно­ва. — Мы не обязаны терпеть это армейское дерьмо, между прочим.

Былинкин подошел к ней и изо всей силы шлепнул по ягодице.

—   Ах ты, грязный солдафон! — завопила женщина. Несколько парней вскочили со своих мест. Былинкин принял боевую стойку, и с ним решили не связываться.

—   Надо их проучить, — не вытерпел Терпухин. Он встал и подошел к Былинкину.

—   Ты в порядке?

—   Да, я в порядке.

—   Зачем ты лезешь на рожон?

—   Нет, это ты хочешь подраться!

—   Кто тут хочет подраться? — из-за спины Былинкина показался лейтенант. Он смерил взглядом Терпу­хина и сказал:

—  Будешь драться со мной. Продержишься три ми- путы — поставишь мне пиво...

—  Эй, люди! — вдруг громогласно заявил Былин- кип. — Мы устраиваем бой! Делайте свои ставки!

В баре оживились. Кто-то крикнул:

—  А драться где будете? На улице?

—   Зачем на улице, вот отгородим угол канатом, как раньше, пусть дерутся, — вдруг заявил хозяин наведения. — Я ставлю на военного двести тысяч руб­ликов...

—  Ну, что стоишь? — спросил Горулев Терпухи­на. — Давай натягивать канат. Или ты сдрейфил?

Ковалев подошел к приятелю и пробормотал:

—  Он тебя завалит, такой лось. В нем больше двух метров...

—  Я согласен, — сказал Терпухин громко, чтобы Горулев услышал.

—  Будь поосторожнее, Юра, — озабоченно прогово­рил Ковалев.

Вскоре канат был натянут, и бойцы вышли на им­провизированный ринг. Былинкин ходил по бару и со­бирал ставки, усердно рекламируя своего друга. Он называл его то чемпионом дивизии по боксу, то каратис­том с черным поясом.

—  Иди сюда, чемпион, — спокойно сказал Терпу­хин, — ты сдашься в первом же раунде.

—  Ну давай, казак! Только на тебя никто не ста­вит...

—  Поддержим нашего человека, — вскричал Кова­лев, — сделайте ставку на земляка!

Несколько человек отважились поставить на Терпу­хина. Вертлявый хозяин принес две пары боксерских перчаток. Бойцы долго кружили по рингу.

- Давай, давай, — подбадривал Былинкин прияте­ля. — Задай гражданскому гусю перцу!

—   Иди сюда, — бормотал Горулев, обращаясь к Терпухину, — ты что, трус? Если трус, убирайся от­сюда.

Терпухин сделал резкий выпад и обрушил удар правой в голову противника. Но гигант оказался бо­лее проворным. Ныряющим движением ушел от грозного удара и стремительно атаковал сам, нанеся несколько сильных и прицельных ударов. От неожи­данности Терпухин пропустил эти удары. Затем по­следовал самый мощный... Яркая вспышка света ос­лепила Терпухина, и он рухнул на пол, охватив голо­ву руками.

 

Глава 24.

Дьявол

Малиновый звон в ушах медленно таял. Как сквозь вату, послышался голос Ковалева:

—   Юра, очнись! Вставай!

Терпухин усилием воли заставил себя открыть глаза, приподнялся на локтях и медленно встал. Его кача­ло из стороны в сторону.

—   Ну, как ты? — спрашивал его Ковалев. — Про­держаться сможешь?

—   Смогу, — прохрипел Терпухин.

Под азартные крики присутствующих бойцы про­должили бой. Теперь Юрий вел бой по всем правилам, осторожничал и не лез напролом. Его противник, наобо­рот, вел себя вызывающе, расслабился, работал больше па публику. Терпухин все время отскакивал от наседав­шего на него Горулева, уходил от прямого столкновения, чем вызывал неодобрительный гул и свист болельщи­ков. Вот бойцы схлестнулись, дубася друг друга кула­ками по лицу. И тут Терпухин с разворота нанес мощ­ный удар ногой по бочкообразной груди противника. Го­рулев выпучил голубые с легкой поволокой глаза и, хватая ртом воздух, упал на колени.

—  Подождите, — закричал хозяин бара, бывший за судью, — я должен объяснить вам правила, послушай­те меня, — он оттолкнул Терпухина от поверженного противника. — Нельзя бить ногами, ниже пояса и ко­ленями.

—   Пусть бьет, как хочет, — внезапно взревел Го­рулев, поднимаясь и бросаясь на Терпухина. — Давай, трус!

—   Врежь ему, Саша, врежь! — подбадривал при­ятеля Былинкин, размахивая толстой пачкой собран­ных денег.

В яростной атаке Горулев загнал Терпухина в угол и стал молотить его кулаками. Терпухин почувствовал, что искры сыплются из глаз, а в ушах стоит несмолка­емый звон. Он упал на руки.

—  Стоп! — закричал Ковалев. — Лежачего не бьют!

—  Давай, поднимайся, ты чего симулируешь! — прохрипел разъяренный лейтенант.

Терпухин вскочил на ноги и бросился в другой угол ринга. Горулев метнулся за ним, и тут бывший спецна­зовец снова с разворота ударил набегающего на него противника ногой, а затем нанес удар в шею локтем. Горулев согнулся пополам. Терпухин налетел на него с кулаками, стал бить по лицу снизу.

—   Эй, ты что делаешь, а? — закричал Былин­кин. — Он нарушает правила, это не честно!

Судья оттащил Терпухина и закричал ему в ухо:

—   Нельзя ногами пользоваться, ты понял?

—  Да, хорошо...

—  Он ударил меня локтем, это не честно, — заявил Горулев, тяжело дыша. — Ты, сукин сын, нельзя бить локтями, я же тебе это раньше говорил!

—  То есть как это нельзя бить локтями, — тоже тя­жело дыша, спросил Терпухин. — А чем же я буду драться?

—  Это бокс, понимаешь? Или ты думаешь, что это кикбоксинг?

—  Да, кикбоксинг...

Ладно, это еще лучше, — сказал Горулев, и глаза его неприятно сузились. — Вот теперь ты полу­чишь...

Давай-давай! — ревели болельщики. Горулев сделал ложный выпад, схватил Терпухина поперек туловища, грохнул его на маты, а сам отско­чим, используя свободную минуту для того, чтобы от­дышаться.

Подожди, нельзя бросать, — сказал судья, — это гоже против правил.

Это как, ему ногами и локтями можно, а мне бросать нельзя? Как же я буду драться?

- В таком случае, деритесь по другим правилам. Снимите с себя перчатки, возьмите в руки стулья и дубасьте друг друга, — раздраженно сказал хозяин. — А эго ни бокс, ни кикбоксинг, а черт знает что! Молотиловка... Вы еще за волосы друг друга начнете хватать!

Если я не могу применять приемы самбо, то я ухожу, — сказал голубоглазый гигант.

Ладно, можете использовать ноги и делать зажимы, черт с вами... — разрешил Ермократьев.

Терпухин стоял на ногах покачиваясь. Горулев, почувствовавший, что противник опасен, не спешил атаковать.

Давай, Саша, врежь ему, чего ты? — подбадривал Пылинкин.

Пошел ты, — огрызнулся Горулев. Он ринулся в атаку и провел несколько хороших ударов. У Терпухина голова звенела и грохотала, как камнедробильный барабан. Он чувствовал, что нужно кончать бой одним удачным ударом.

Нужно сконцентрироваться, поймать противника на ошибке и вложить в удар всю энергию, всю оставшуюся силу. Юрий сделал один ложный выпад, еще один — и оказался в таком положении, что понял: вот момент, который нельзя упускать. Сгруппировавшись, он нанес сильнейший боковой удар. Горулев опроки­нулся, как поленница. Казалось, было слышно, как хрустнули его кости.

—   Поверить не могу! — завопил Былинкин. — Са­ша, поднимайся!

Горулев зашевелился, пытаясь встать. Терпухин подскочил к нему, занося ногу для удара.

—   Эй, нельзя бить лежачего! — завопил Былинкин.

—   ...два, три, четыре, пять, — считал Ермократьев. Горулев поднял голову.

—   Ты в порядке? — спросил его судья.

Лейтенант кивнул, попытался подняться, но снова

распластался на ринге.

—   Раз, два, три, четыре, пять, шесть, — начал по новой считать судья. — Эй, вставай! Семь, восемь, де­вять, все, готов!

Терпухин и Ковалев сидели в машине. Юрий сли­зывал с костяшек пальцев кровь.

—   Юра, ты молодец, отличный бой! — возбужденно говорил Ковалев.

—   Ерунда, ничего особенного. Эй, а где деньги?

—   Я поменял их на баксы. Так лучше будет... Вот, они все твои... — Ковалев сунул Терпухину деньги и стал заводить машину.

—   Теперь уж мне точно надо напиться, как сви­нье, — пробормотал Терпухин. — Просадить все эти чертовы деньги...

—   В чем дело? Расслабиться хочешь? Так тут за один раз не пропьешь...

—  Ничего, поехали. Я же тебе говорил, что мне на­до быть поосторожнее, мне нельзя встревать в подоб­ные дела, ведь я и убить могу.

—   Ну, это уж ты загнул, — сказал Ковалев. — Я бы тебе не дал... слушай, давай в нашу станицу, к По­лине завалимся...

—   Что на тебя нашло?

—  Не знаю. За компанию... Я тебя прокачу с ветер­ком. Что скажешь?

—  К Полине мне нельзя.

—   За Катьку?

—  Да. Кроме того, скоро ко мне из Москвы приедет женщина...

—   Так тем более нельзя терять времени. Гудеть так гудеть!..

Однако приятелям не суждено было растратить не­ожиданно свалившиеся на них деньги. По дороге в ста­ницу колесо автомобиля вдруг выстрелило, машину бросило в кювет, и Ковалев едва вывернул руль, чтобы машина не перевернулась.

—   Что за дела?

—  Ты что, не слышал? Шина лопнула.

—   Гнать не надо было, — проговорил Терпухин.

Ковалев вышел из машины, ощупал колесо.

—  Да, — протянул он, — придется чесать пешком. Видишь, ступица отломалась. Ничего, я эту тачку от­ремонтирую так, что будет как новая. Ты как хочешь, а я займусь этим сегодня...

—  Да и мне пить расхотелось, — вздохнул Терпу­хин, протягивая Ковалеву деньги. — На вот, возьми. На машину...

—   У меня есть деньги...

—   Бери, бери. У тебя семья. Это я вольный казак.

Ковалев расчувствовался.

—   Спасибо, Юра... Я хотел тебе сказать, что...

- 1 — Не надо, Степан. Я все понимаю...

—   Да ничего ты не понимаешь!.. Нету у меня се­мьи! — вдруг закричал Ковалев. — Разбежались кто куда. Жена к матери за Урал подалась, сыновья — один в армии, другой с бандитами связался. А дочка... А дочка вообще куда-то пропала. Где мы только ее не искали... Найдем — а Светланка опять убегает. Из-за этого и нелады с женой пошли. Упрекать начал, что не так воспитала.

Терпухина неприятно поразил тот факт, что дочь Ковалева звали Светланкой. Но, насколько он помнил, дочь Ковалева была значительно старше той Светлан­ки, которую он, Терпухин, определил в специнтернат. Кстати, не пойти ли ему через военную часть посмот­реть, нет ли там Светланки? А вдруг она уже сбежала из специнтерната и подалась на старое местожитель­ство?

—  Ладно, Степа, я пошел. Все будет в порядке, не волнуйся, — сказал Терпухин и зашагал на огни во­енного городка.

Терпухин шел по степи, изредка поглядывая на звездное небо. Вскоре показались силуэты военного го­родка, послышалось урчание машины. Внезапно Юрий увидел «уазик», подпрыгивавший по бездорожью. Не было сомнений, что это Былинкин вез побитого лей­тенанта в расположение части. Но странное дело, авто­мобиль направлялся как раз к тому месту, где были свалены плиты для будущего забора. Вот он остано­вился, и фары погасли. Дурные предчувствия овладели Терпухиным. «Может, они к шалашовкам подкатили?»

Юрий ускорил шаг и подошел к плитам. Он решил не обнаруживать себя до поры до времени. Терпухин пригнулся и почти ползком пробрался к «уазику». Вна­чале он расслышал разговор двух мужчин, а затем к их грубым голосам подключился детский мелодичный го­лосок. Терпухин подполз еще ближе, и озноб пробежал но его коже — в детском голосе он узнал Светланку.

—   Куда ты? — пробасил Былинкин. — Ну давай, красотка, поближе, повеселимся.

«Сбежала! — подумал Юрий. — И опять взялась за старое...»

—   Эй, в чем дело, ты чего уставилась? — послы­шался другой голос, очевидно, Горулева.

—  Да ну вас, — раздался тоненький голосок. — Я хочу спать.

—   Чего ты? Просто поцелуйчик, вот и все. Что с тобой такое? В чем дело, ну? — настаивал Горулев.

Послышалась какая-то возня.

—  Не надо, — жалобно проговорила Светланка.

—   Ладно, не будь такой недотрогой. Давай повесе­лимся, — предлагал пьяным голосом Горулев. — Рань­ше можно было, а теперь нельзя?

—  Прекрати, не рви одежду, дурак пьяный!..

Раздался шорох, затем послышался звонкий звук

пощечины и затихающий топот ног.

—   Я никогда не видел такую дешевку, как ты! — накричал Горулев. — Эй, вернись! Если я догоню, го знаешь, что я с тобой сделаю?..

Грязно ругаясь, Горулев побежал вслед за убегаю­щей девочкой. Он легко догнал ее, сбил с ног, и раздался жалобный крик. Терпухин выскочил из-за автомо­биля и крикнул:

—  Эй ты, ублюдок! Ты что делаешь, мать твою!

—   Кто здесь? — испуганно воскликнул пьяный Бы­линкин, сидящий на снарядном ящике.

—   Вот, сука, кусается! — взревел Горулев. — А это еще кто?

Он оставил Светланку и, низко пригибаясь к земле, чтобы лучше видеть противника на фоне звездного не­ба, пошел к «уазику».

Терпухин, весь кипя от ярости и негодования, на­летел на Горулева. Он бы изувечил его, но внезапно сзади на него налетел Былинкин и так ударил в спину чем-то острым, что Юрий рухнул на землю. Второй удар, но еще более сильный, лишил Терпухина со­знания.

Бузуев не придумал ничего лучшего, как сдать в нескольких местах кровь для Терпухина. Он сдавал свою, а взамен получал кровь той группы, которая нужна была попавшему в беду приятелю. Юрия нашли в степи, недалеко от военного городка. Он истекал кро­вью. Еще час-два без врачебной помощи, и Терпухин мог бы погибнуть.

В городе, на улице, где располагалась станция пере­ливания крови, Бузуева неожиданно окликнули из ос­тановившейся машины.

—   В чем дело? — спросил он у водителя.

—   Подвезти? Не думай, бесплатно.

—   Это можно, если бесплатно, — согласился Бузу­ев. — А то сейчас за каждый чих платить надо.

В машине водитель протянул Бузуеву несколько крупных купюр.

—   Пожалуйста, возьми эти деньги. Они понадобят­ся Юрию.

—   Вы его знаете?

-       Да, мы друзья. Может, тебе Юра рассказывал о  Степане Ковалеве? Когда-то он меня спас. Теперь моя очередь помочь ему.

-       Не волнуйся, Степан, все будет в порядке, — сказал Бузуев, засовывая купюры в карман. — Юре нужна кровь, сыворотка, альбумин. Я сдал почти полтора литра своей.

—  Я могу отвезти тебя в станицу, ты белый, как мел.

—  Хорошо. Сначала в реанимацию, а потом домой.

—  Ты видел Юру? — по дороге поинтересовался Ковалев.

—   Нет, не видел, пока не пускают... Я просто хочу дать денег врачам. На сыворотку, на альбумин...

—   Говорят, его жена приехала, — сказал Кова­лев. — Ты в курсе?

—  Жена? — переспросил Бузуев. На самом деле приехала Сюзанна, но Валентин не стал уточнять и сказал: — Да. Она остановилась в гостинице...

—  Держитесь вместе, а то те сволочи, которые по­ранили Юрия, попытаются и на вас наехать.

—  Ничего, скоро их арестуют. Я уверен, что дол­жен быть свидетель.

Возле здания больницы Ковалев остановил машину, и Бузуев вышел из нее, держа в руке пакет с кровью для Терпухина. Едва он ступил на территорию больни­цы, как дорогу ему преградил Былинкин. С первого взгляда было видно, что Былинкин не совсем трезв.

—  Ты куда так торопишься? — спросил сержант.

—  Да вот друг, в беду попал, — глухо проговорил Бузуев.

—   Я слышал, — пробормотал Былинкин, — пореза­ли его, кровью изошел. Послушай, Валька, в ресторан завалиться не хочешь?

—   Нет, извини, я спешу.

—   Ты что, боишься нас, что ли? — раздался голос из-за уродливого кипариса, растущего возле решетча­той ограды, и оттуда вышел лейтенант Горулев. Был он свеж, чисто выбрит и вид имел очень нахальный.

—   Потяни винишка, Валек, а то помрет твой атаманишка, — ухмыльнулся Горулев, протягивая Бузуеву ополовиненную бутылку вина. — На него уже столько крови перевели!

—   Вы тоже кровь сдавали?

—   Да, — махнул рукой Горулев, — мои солдаты столько крови сдали, а все без толку.

—   Пока есть хоть малейший шанс, — глухо произ­нес Бузуев, — я буду делать все от меня зависящее, чтобы этот шанс не упустить. Дай пройти.

—   А ты хороший боец, — сказал Горулев. — Мо­жет быть, ты со мной подерешься, а? Или ты слишком напуган?

—   А ну, слиняй! — угрожающе произнес Бузуев, и Горулев неохотно отступил.

 

Глава 25.

Крутая разборка

Полчаса Бузуев пробыл у врачей. Те отвечали на его расспросы неоднозначно, намекали на скудость имеющегося в их распоряжении лекарственного ас­сортимента. Бузуев отдал им все свои деньги и, выйдя из больницы, направился к поджидающему его Кова­леву.

Он нашел его избитым и причитающим над покоре­женной машиной.

- Смотри, что эти сволочи сделали! — закричал Ковалев, завидев Бузуева.

—  Кто?

—  Да те двое, с которыми ты только что разгова­ривал...

—  Не волнуйся, — мрачно произнес Бузуев, — они ответят за это.

Ковалев едва не плакал.

—  Я только что ее отремонтировал, а они разогна­лись на своем «уазике» и как врезали в крыло... Я выскочил, ору, а они зенки вином позаливали и разгоня­ются по новой. Я монтировку схватил, кричу, мол, стойте, что вы делаете? А они мне: ты что, напрашива­ешься на неприятности?

—  Да, тебе тоже досталось.

— Это тот ублюдок, с которым Терпухин в тот ве­чер дрался!

—  Кого ты имеешь в виду?

—   Того, кого Юра завалил на ринге в пивбаре в Гришановской.

—   Вот оно что! — воскликнул Бузуев.

Внезапная догадка осенила его.

Вечером того же дня Ковалев и Бузуев были в пив­баре. Ковалев подозвал хозяина заведения и стал уго­варивать его устроить новый бой.

—  Зачем тебе это нужно? — поинтересовался Ермократьев.

—   Они моего друга обидели, Паша.

—   Да, должно быть, тебе тяжело?

—   Вытерплю, — отмахнулся Ковалев. — Поставь вон тому парню, что пришел со мной, пива, а мне с то­бой нужно поговорить серьезно.

Оставив Бузуева хлебать пиво в одиночку, Ермократьев и Ковалев скрылись в подсобном поме­щении.

—  Слушай, я бы тебе с удовольствием помог, — бармен замялся, —да вот, сам понимаешь...

—  Возьми эти деньги, — Ковалев протянул барме­ну несколько бумажек.

—  Да нет, дело не в деньгах. В такие времена мы должны держаться друг за друга.

—  Ты, Паша, боишься? — спросил Ковалев. — Ин­тересно, кого? Ведь в последнее время, когда здесь по­явились военные, стало тихо, ничего не происходит, — сказал Ковалев. — Ты не бойся, мы, казаки, не дадим тебя в обиду...

—  Э-э, Ковалев, — разочарованно произнес бар­мен, — очень часто слова казаков расходятся с делом, У меня приятель есть, так он говорит, что казаки вти­харя вооружаются...

-  Так ты нас боишься? А милиция зачем?

Милиция не особо вас шмонает...

Где живет твой друг?

В Георгиевском районе. Там милиция даже г клад с оружием нашла. Пока разбирались, дело до­шло до верхов, ну, а верхи приказали оружие у каза­ком отобрать.

Отобрали?

Да. Казаки, правда, сопротивлялись, даже двух ментов укокошили. Но, как оказалось, отстре­ливались заезжие бандиты, нечаянно примкнувшие к казакам.

Так что же ты хочешь? — спросил Ковалев.

Видишь ли, — сказал хозяин бара, — мне солда­тики предлагают то гранатомет, то несколько сот па­тронов к автомату Калашникова. Я беру, а что с ними делать, не знаю...

А откуда они берут оружие?

-    Тут один по пьяни мне рассказал, — Ермократьев игл и нуле я, — что неучтенного оружия у них — хоть завались. По его, так сказать, пьяной версии, оружие до­бывалось в рамках операции, разработанной одной из российских спецслужб. Батальон имени Ермолова, ты сам против него воевал, участвовал в чеченской войне, и их трофеи тайно распространялись по всем воинским формированиям, как товар. А что, казакам патроны не Нужны? Надо, чтобы нас, казаков, боялись...

-    Да-а, — протянул Ковалев, — скоро нас будут Поиться. Все! Чеченцы и не чеченцы.

-    Ты мне, Степа, объясни толком, вот одни атама­ны говорят, что казаков пять миллионов, другие гово­рит, что десять миллионов, а третьи и вовсе говорят, что нас всего-то тысяч пятнадцать.

—   Я был в Пятигорске, — приосанясь, сказал Кова­лев, — так меня заместитель атамана Шевцова само­лично убедил, что если понадобится, то они могут под­нять сотни тысяч человек.

—   И ты ему поверил?

—   Конечно, нет, — вздохнул Ковалев. — Когда я с ним бухнул, оказалось, что только тех, кто носит форму, чуть больше десяти тысяч, а за оружие возь­мутся и вовсе две-три тысячи.

—   Так и это реальная сила! Знаешь, сколько им по­надобится патронов?

—   Да, реальная сила! В Пятигорском округе, самом большом округе Терского казачьего войска, около один­надцати отделов. Это около ста станиц. Они неплохо по-военному устроены. Табель о рангах приняли — это территориальное деление и казачьи награды.

—   Ну, с казачьими наградами можно было и подо­ждать, — отмахнулся хозяин заведения, — лучше на­ладить обеспечение их боеприпасами.

—   Как же, станут они ждать с наградами, — возра­зил Ковалев, наконец-то поняв, куда гнет его при­ятель, — ведь действовать надо! А патроны твои при­строим, не пропадут.

—   Ну, и какие же у них награды? — поинтересо­вался Ермократьев.

—   Они отчеканены на Монетном дворе как частный заказ от Союза казаков России. Главные награды — почетные знаки «За возрождение казачества» первой и второй степени, «За волю и веру в Отечество» и про­сто медаль «Защитник Отечества». Так что если ты увидишь по телевизору современного казака с несколь­кими наградами, то не думай, что они носят дедовские Георгиевские кресты. А насчет твоих патронов я поговорю кое с кем и очень скоро дам тебе ответ. Ты же много не запросишь?

Ну, если так, — обрадовался хозяин бара, — то ты не забывай, что я твой друг. Мы устроим этому парши­вому лейтенанту побоище! А драться кто будет?

— Да тот самый, кому ты пиво носил... - Хлипковат для Горулева...

— Нет, он настоящий боец. В нем нет ничего осо­бенного, это правда, но он верткий...

Ковалев и Бузуев засиделись допоздна, но ни Гору- лев, ни Былинкин так и не появились в баре. Пришлось Приехать в станицу Гришановскую на следующий вечер, опять прождать весь вечер и остаться ни с чем. Копалов снова ходил к хозяину бара, просил его посоветовать, чтобы Горулев приехал, но тот почему-то отказывался.

Возьми деньги и устрой нам бой, — настаивал Ковалев.

Я не возьму денег. Горулев должен прийти сегодня, сообщил хозяин заведения. — Твой парень сможет драться?

Конечно!..

Но только один на один, а то, я смотрю, пьяной солдатни тут много...

И на самом деле, бар был забит посетителями, Бузуев пил не в меру, а когда около девяти вечера в пивной появились Былинкин и Горулев, Бузуев уже лыка не вязал. Увидев их, Валентин поднялся, подошел к ним и выплеснул половину бокала пива в лицо Былинкину, который едва держался на ногах. Сержант разъяренным быком бросился на Бузуева, но был сбит одним ударом.

—   Ах ты, ублюдок чертов! — заорал Горулев, но, сообразив, что подобную наглость может допустить только опытный боец, решил не горячиться.

Былинкин тем временем вскочил на ноги, снял ре­мень и обмотал его вокруг запястья.

—   Ну, давай! — крикнул он Бузуеву.

—   Врежь ему, Былинкин! — подбадривал друга Го­рулев.

Бузуев ударил сержанта в челюсть. Былинкин грохнулся на бетонный пол. Солдаты, увидев, что бьют своих, повскакивали с мест и ринулись на Бу­зуева.

—   Какого черта, что происходит? — заорал бармен и, вытащив двустволку, разрядил ее в потолок. Куски щебенки и сплющенной дроби посыпались на столы. Грохот выстрела образумил солдат.

—   Прекратите драться, — кричал хозяин, переза­ряжая ружье, — иначе постреляю всех!.. Хотите драться, идите на улицу, а то переломаете тут все. Или натянем канат, да и деритесь себе на здоровье. А мы поставим на вас. Идет?                                        

—   Идет, — сказал Бузуев.                               

—   Я не согласен, — внезапно заявил Горулев. — Этот парень очень пьян.        

—   Слишком поздно, — сказал бармен. — Если ты и уйдешь отсюда, не заступившись за своего друга, эти ребята разнесут бар. Пожалуйста, войди в мое поло­жение!

—   Давай, дерись, лейтенант! — послышались крики солдат. — Или ты трусишь, боишься за свою задницу?

—   Кто это сказал? — Горулев резко обернулся.

Солдаты умолкли...

Опять, как и в прошлый раз, общими усилиями был натянут канат, бармен принес две пары перчаток, а на пол бросили два мата. Опять почти все, кто находился в баре, стали делать ставки.

Бой начался с того, что Бузуев неожиданно налетел им Горулева и провел серию блестящих ударов. Правда они были недостаточно мощны, чтобы свалить гиганта Горулева с ног.

Ах ты, казачишка! — поддразнивал Горулев Бузуева. -- Ну, ударь меня, давай! Я даже не буду защищаться.

После этих слов неожиданным резким боковым уда­ром Горулев свалил Бузуева с ног.

-     Все, достаточно! — закричал Ермократьев, и на этот раз бывший за судью.

-     Молодец, Сашка! — брызгая слюной, орал пья­ный Былинкин.

Ковалев бросился к Бузуеву.

-    Ты в порядке, Валентин? Прости, это я во всем виноват, не нужно тебе было лезть. Кончай бой, я объ­ясню им.

Нет, я себе дал слово, что побью его, — пробор­мотал Бузуев, делая усилие, чтобы подняться.

Вот твои деньги, Паша, — обратился Ковалев и Ермократьеву, — он придет завтра. Он сегодня пьян и не готов к бою...

-     Бой продолжится завтра! Завтра! — закричал бармен. — Приходите завтра и приводите друзей.

Бузуев очнулся в незнакомом месте. Он лежал на кровати на таких высоких ножках, что можно было смотреть в окно, за которым была непонятная серая муть. Голова гудела непонятно от чего: то ли от вче­рашнего удара, то ли с похмелья.

Дверь скрипнула и в комнатенке появилась незна­комая женщина в ночной сорочке.

—   Это я, — сказала женщина. В полумраке нельзя было разглядеть ее лица.

—  А, привет, — отозвался Бузуев, на всякий слу­чай решив быть любезным. — Присаживайся.

Женщина присела на край кровати, приложила теплую и ласковую руку к голове.

—   Ты в порядке?

—   Который час?

—   Скоро полдень...

—   А почему темно?

—   Задождило. Я была в баре, все видела. Думаю, что тебе не стоит с ним связываться. Это такой бугай, он побьет любого...

—   Так или иначе, я хочу, чтобы у него были непри­ятности, понимаешь?

—   Но ведь это настоящий боксер! Похоже, он с Ермократьевым, хозяином бара, договорился, чтобы тот тебя напоил и подставил. Ты же был пьян, еле на ногах стоял. Лучше не приходи туда сегодня.

—   Я пойду. Да. Вечером я такое ему устрою! Слу­шай, как тебя зовут?

—   Люба. Он тебя убьет, этот верзила...

—   Не волнуйся, со мной все будет в порядке. Я преподам этому парню хороший урок...

—   Я вижу, ты человек слова. Можно я прилягу?

—   Пожалуй, я поберегу силы для вечера, — отве­тил Бузуев. — Ты не обижайся, когда я закончу с ним, мы будем вместе, хорошо?

—   Хорошо, — сказала женщина, назвавшаяся Лю­бой. — Я просто полежу возле тебя, а то вдруг этот уб­людок тебя убьет?

—    Ты всегда так шутишь? — спросил Бузуев и при­обнял женщину.

Вечером, когда Бузуев снова вышел на импровизиро­ванный ринг, голубоглазый гигант ехидно спросил:

-      Головка не болит?

-      Не твоя забота! Я сегодня хорошо себя чувст­вую...

—  Хорошо? Мой друг Былинкин выбьет тебе зубы!

—  Скажите ему, чтобы он заткнулся! — сказал Бу­зуев. Но на ринг в самом деле вышел Былинкин с пер­чатками на руках.

— Давайте начинать, вы готовы? — произнес хозя­ин бара.

—  Да пошел ты, Ермократьев! Мне нужен лейте­нант. Я с ним вчера бой не завершил...

—  Иди сюда, Буза, сейчас я тебе зад надеру! — ер­нически воскликнул Былинкин.

—   Нет, я с тобой не буду драться.

—  Ты будешь драться с ним! — взревел Горулев, восседавший за батареей пустых и полных бокалов.

—   Почему я должен драться с ним? Я хочу с тобой!

—  Валька, — добродушно сказал Былинкин, — не задирайся с ним, он убьет тебя. Давай со мной!

—  Ты не хочешь со мной драться? — крикнул с ринга Бузуев. — Так я тебе скажу, что ты двухмет­ровый дебил, который пользуется маленькими девоч­ками! Мне Былинкин все рассказал. Давай, зажимай свой хвост между ног и мотай отсюда к чертовой ма­тери!

—  Никаких девочек я не знаю... — побелев, произ­нес Горулев.

—  В таком случае докажи это! — воскликнул Бузу­ев — Давай сюда, на ринг!

Горулев подлез под канат и стал расшнуровывать перчатки на руках у Былинкина, который изобразил на лице кислую мину.

— Дамы и господа, — сказал появившийся на рин­ге бармен, — лейтенант Горулев представляет мор­скую пехоту Российской Федерации, давайте все его поддержим!

Раздались дружные аплодисменты. Солдаты загор­ланили какую-то песню, подбадривая Горулева. Но тот был бледен.

Былинкин покинул ринг не без помощи стопки водки, которую поднес ему Ермократьев. Началась схватка.

 

Глава 26.

Единственный свидетель

Бузуев и Горулев обменялись серией ударов. Пере­нес был явно на стороне гиганта.

—  Давай, Саша! — кричал Былинкин. — Завали этого петуха!

Горулев провел боковой скользящий удар. Бузуев споткнулся и упал.

—  Поднимайся, — крикнул Горулев, — не филонь!

—  Раз, два, три, четыре... — считал хозяин бара, желая, чтобы неравный бой побыстрее закончился.

—  Ты в порядке? — тормошил Бузуева Ковалев.

—  Отстань, — отмахнулся от него Бузуев, вскаки­вая на ноги.

—  Валька, врежь этому ублюдку! — вопила Люба Сильнова.

—  Валентин, не дерись больше, пожалуйста! — уп­рашивал Ковалев. — Не надо!

Опять Горулев атаковал, и опять Бузуев грохнулся по весь рост. Он чувствовал, что еще пара таких уда­ров — и верзила выбьет из него дух.

—  Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь... — счи­тал Ермократьев.

Внезапно дверь в пивбаре распахнулась от мощно­го удара. В проеме двери стоял Терпухин. Глаза его горели, а сам он был бледен. За руку он держал де­вочку лет четырнадцати-пятнадцати. Это была Светланка.

—   Дьявол! — закричал Былинкин. — Это дьявол! Он был неживой!

Глаза у Терпухина сузились от гнева.

—   Я н-не дьявол! Я и в самом деле только что из реанимации. И я с тобой, Былинкин, сукин сын, еще по­толкую!

—   Я чемпион! — крикнул Горулев, стоя над повер­женным Бузуевым. — Я ему врезал как следует, не так ли?

Он полез через канат.

—   Ты еще не выиграл, — поднявшийся Бузуев схватил гиганта за плечо.

Горулев попытался вырваться, но Бузуев переско­чил через канат и набросился на него:

—   Я убью тебя!

Горулев не ожидал атаки и упал под градом ударов.

Раздались крики, ругань. Солдаты, бывшие в баре, вооружились стульями. Через бар, разрезая воздух, пролетела бутылка и со звоном ударилась в стену.

—   Прекратите, вы разнесете здесь все к чертовой матери! — закричал Ермократьев, бросаясь к прилав­ку, где был телефон.

Былинкин ударил стулом Бузуева, Любка Сильнова схватила пивную кружку и разбила ее о голову Былинкина. Тот охнул и обхватил руками голову.

Хозяин бара уже дозвонился до милиции.

—   Всем не двигаться! — крикнул Терпухин, но прямо на него полетел стул, и он нырнул головой вниз, бросился к прилавку, ведя за собой Светланку. Кова­лев, уклоняясь от летевших в него пивных кружек, подскочил к Бузуеву и заговорил:

—   Уходим! Их тут в двадцать раз больше! Эта сол­датня изуродует нас... Горулев их командир...

Ковалев увлек Бузуева в подсобное помещение, ку­да уже скрылся Терпухин с девочкой. Солдаты пробо­вали выбить дверь подсобки. Через минуту с улицы прибежала Люба Сильнова.

—   Идемте со мной, — прошептала она. — Я выведу пас дворами.

Они выбежали во двор. Со стороны улицы доноси­лись лязг и грохот. Солдаты яростно пинали ногами машину Ковалева.

—   Ты посмотри, что делают! — потрясенно прого­ворил он.

—   Да, мы попали в ужасный переплет, — сказал Тер­пухин. — Ас лейтенантом и его подпевалой разберемся другим способом. Главное — у меня есть свидетель.

—   Да, да, пойдемте, — торопила их Сильнова. — Вот тут забор есть, перелезем и огородами выйдем к моему дому... Тише, не шумите, если они нас услы­шат, то устроят погоню...

Через полчаса приятели укрылись в доме Сильно- вой. Сидели без света, боясь, что кто-нибудь приведет ошалевших вояк на огонь.

—   Дом у меня крепкий, каменный, — сказала Силь­нова. — Если что, будем держать оборону.

—   Ты в порядке, Юра? — спросил Ковалев. — Ме­ня врачи не пускали к тебе...

—  Да, я в порядке.

—  Так что же случилось?

—   Степан, если бы не эта девчушка, я бы истек кровью. Эти негодяи, Горулев и Былинкин, ударили меня заостренной арматуриной. Я потерял сознание... Они закопали меня в степи, да Светланка выкопала.

—  Светланка? — глухо переспросил Ковалев.

—   Да, вот эта девочка. Он позвала людей, и меня отвезли в больницу... А там я уже договорился с врача­ми, чтобы ко мне никого не пускали. Чтобы выждать время... Да и кровь здорово помогла, спасибо тебе.

Ковалев пристально смотрел на девочку.

—   Где ты была?

—   Я... — тихо прошептала та.

—   Где ты была, я тебя спрашиваю! — вдруг крик­нул Ковалев и со всего размаха влепил девочке поще­чину.

Терпухин набросился на Ковалева.

—   Степан, ты сдурел? Зачем ты ударил ее?

—   Потому что она грязная стерва! Пошли домой! — рявкнул Ковалев на ребенка.

—   Нет, я хочу остаться здесь, — захныкала девочка.

—   Пойдем! — дергая Светланку за руку, кричал Ковалев.

—  Отпусти меня! — продолжала хныкать Светланка. Вдруг она вырвалась и бросилась в другую комнату.

—   Да что с тобой такое? — спросил Терпухин, об­ращаясь к Ковалеву.

—   Ты прекрасно знаешь, что со мной.

—   Я ничего не знаю! Послушай, Ковалев, я тебя уважаю, ты хороший человек, но почему ты без всякой на то причины ударил ее?

—   Потому что она моя дочь, вот почему.

В комнате воцарилась гробовая тишина. Терпухин переваривал услышанное. Наконец он проговорил:

—   Все равно бить детей нельзя!

Ковалев поднялся, чтобы уйти.

—   Подожди, не уходи. Ты мне сказал, что она была за Уралом, с матерью, потом ударилась в бега... Я пове­рил тебе, а ты солгал. Ты ее отверг!

—   Тебе не кажется, что ты уже достаточно много сказал? — ответил уже более спокойно Ковалев. — Она же проститутка, малолетняя проститутка! Начала с седьмого класса. Что мы только ни делали с женой! И в погреб сажали, и голодом морили, так еще хуже...

Из другой комнаты вернулась Сильнова и сообщи­ла, что у Светланки истерика.

—   Твоя беда в том, — сказал Терпухин, — что ты неграмотный мужик. Девочке нужна коррекция пове­дения. Я вытащил ее из лап Горулева, определил в специнтернат. Ей там хорошо. Там опытные психоло­ги, священник, такие же, как она, девочки. Светланка отпросилась на пару дней, чтобы поблагодарить меня! А ты, старый дурак, ударил ее...

—   Знаешь, Юра, не нужны мне твои нравоучения!

—  Ну и убирайся! И больше никогда не обращайся ко мне.

—   Я уйду. Обещаю тебе, что я больше никогда не вернусь.

Ковалев ушел, хлопнув дверью. Терпухин и Бузуев прошли в другую комнату. Светланка лежала на кро­вати, а Сильнова хлопотала возле нее.

—   Когда я была маленькая, — вдруг произнесла Светланка, — отец часто возил меня на Черное море. Там было здорово! Каждый раз, когда я находила кра­сивые камешки, я радовалась этому весь день. Папа меня очень сильно любил. И нельзя его винить в том, что произошло. Если бы не война... А потом мама бро­сила его...

—   Бросила?

—   Да, если бы не это, все было бы по-другому.

—  Неужели? — прошептал Терпухин. — Я должен что-нибудь сделать. Надо вернуть его...

Терпухин догнал Ковалева далеко в степи.

—   Степан, я хочу поговорить с тобой.

—   Мы уже обо всем поговорили.

—   Нам надо посоветоваться...

—   Да, мне ничего не остается, как советоваться с тобой.

—   Ковалев, надо вместе искать выход, — Юрий взял товарища за плечо.

—   Отстань! Это ты во всем виноват, — вдруг повы­сил голос Ковалев. — Если бы я не ввязался в эти чер­товы драки, я бы не встретил Светланку.

—   Значит, ты меня винишь в случившемся? — Тер­пухин шел рядом с Ковалевым. — И считаешь дочь пропащей? Ты забываешь о ее возрасте. Это пройдет. Ведь не считаешь же ты Сильнову пропащей?

—   Она тоже шлюха! Вообще-то ее заставили за­няться проституцией. Если бы не эта чертова война...

—   Ковалев, Светланка сказала, что бросит все, если вы будете жить вместе. Поверь мне, поверь Сильновой, ни одной женщине не нравится быть проституткой!

—   Она хочет прекратить заниматься этим? Я ду­маю, надо дать ей шанс, — Ковалев остановился.

—   Я тоже так думаю. Когда ты сможешь забрать ее?

—   Когда она захочет. Это и от тебя зависит, — Ко­валев зашагал быстрее.

—   Не уходи, Ковалев, — Терпухин остановился, — ты что, забыл, что ты сказал только что? Другую жен­щину ты бы простил, а собственную дочь не можешь?

Сзади послышался шум. Приятелей догоняли Бузу­ев и Люба Сильнова. Далеко позади брела Светланка.

Ковалев, не оглядываясь, быстро шел прочь.

—   Если ты такой упрямый, так и оставайся таким до конца дней своих, — в сердцах бросил Терпухин.

—  Папа!.. — зарыдала Светланка.

Ковалев не остановился.

Терпухин стал успокаивать девочку, но она вырва­лась и побежала в ночную степь. Заплакала и Сильнова.

—      Да хватит вам! — рассердился Терпухин. — Сы­рость тут развели! Услышат солдаты...

— Да, слезами горю не пособишь, — сказал Бузуев.

Вдали раздался топот ног, и Светланка вскрикнула.

—Кто там? — насторожился Терпухин.

—      Отпустите меня! — до них донесся сдавленный крик девочки.

—      Это солдаты! — прошептала Сильнова. Показа­ние!» темные фигуры. Их было много — пять, десять, пятнадцать черных фигур на фоне звездного неба. Они шли но степи, растянувшись цепью.

Беги за Ковалевым, — сказал Терпухин Сильновой, — а если они повернут к нам, я остановлю их. Бузуев, марш к Светланке...

Бузуев растворился в темноте. В это время появил­ся запыхавшийся Ковалев.

-- В чем дело? — спросил он.

—      Какие-то сволочи пытаются утащить твою дочь, — выпалила Сильнова.

—      Да тише ты, — одернул ее Терпухин. — Пригни­тесь, пусть эти болваны отойдут подальше.

Несколько минут приятели лежали на земле, ожи­вил, пока стихнет топот шагов. Неожиданно вернулся Бузуев.

Где моя дочь? — зашептал возбужденный Ковалев.

Они потащили ее в сторону элеватора.

Кто они?

 Да кто же еще: Горулев и Былинкин. Оба пьяные в драбадан. Вот сволочи! Я не рискнул напасть на них, чтобы не привлечь внимание остальной солдатни...

—   Что делать?

—   Нужно идти следом, только быстро и, по воз­можности, бесшумно...

Ковалев, Терпухин, Бузуев и Сильнова быстрым шагом направились к элеватору.

Горулев и Былинкин возились возле «уазика». Де­вочки с ними не было.

—   Ты что, завести машину не умеешь, что ли? — бубнил Горулев. — Быстрее за ней! Я потерял эту ма­ленькую стерву, я и поймаю. Сейчас высветим, как зайчонка!

Двигатель «уазика» взревел, и ни Терпухин, ни Бу­зуев не успели ничего предпринять. Подпрыгивая на кротовых холмиках, автомобиль понесся в сторону эле­ватора. Далеко впереди послышались крики:

—   Помогите!

—  А вот и она! За ней, быстро!

—   Эй, ты, стой! Ты что, пытаешься убежать? Я тебе покажу!

Сержант и лейтенант схватили Светланку, затолка­ли ее в автомобиль и умчались к элеватору.

Терпухин не мог быстро бежать. От недавней поте­ри крови он задыхался. Кровавая пелена застилала глаза. Ковалев и Бузуев бежали далеко впереди.

—  Терпухин, ты в порядке? — на бегу спрашивала Юрия Сильнова.

—   Не обращай внимания, иди помоги им! Иначе они убьют ее. Она — единственный свидетель.

 

Глава 27.

Страшная месть

Когда Бузуев и Ковалев добежали до элеватора, то обнаружили только брошенную машину. Шум и воз­им доносились из распахнутых железных ворот.

—  Эй, Сашка, стой! Она опять улизнула!.. — по­слышался голос Былинкина.

Бузуев молча схватил Ковалев за плечо и подтолк­нул к воротам. Ковалев понял, что преступников надо захватить врасплох.

— Где она? — раздался голос Горулева.

—  Тут где-то есть электрический щит, надо вру­чить свет! Вот он...

Послышался скрежет, и элеватор осветился туск­лым светом засиженных мухами лампочек.

—  Гляди, на верхотуру полезла. Давай, стерва, давай! — завопил Горулев и загромыхал по металличес­ким ступенькам лестницы, взбираясь наверх. Девочка испуганно вскрикнула и устремилась на балку пере­крытия. Горулев подбежал к перекрытию, опустился па четвереньки и полез к девочке.

—   Нет! Нет! — кричала Светланка.

—  Ты что делаешь! — не выдержал Ковалев, появ­ляясь из-за створки ворот. — А ну, отпусти ее!

—   Папа! — закричала Светланка.

—  Успокойся, дочка! — крикнул ей в ответ Кова­лев. — А ты, подонок, не пугай ее! Она ведь упасть может...

 Но Горулев схватил девочку за плечо и сдернул с перекрытия. Ее пальцы некоторое время держались за край швеллера, потом соскользнули, и девочка по­летела вниз... Ковалев закрыл лицо ладонями. Раздал­ся глухой стук о бетонный пол. В то же мгновение эле­ктричество в элеваторе погасло.

—   Господи Иисусе, — пробормотал Бузуев, — что они наделали?

И вдруг из темноты раздался выстрел. Пуля высек­ла искру из металлической конструкции. Бузуев рас­пластался на полу и змеей пополз из элеватора.

—   Стреляйте, сволочи! — дико взвыл Ковалев и, растопырив руки, пошел в темноту. Вновь раздался выстрел.

—   Уходим! — заорал Терпухин. Его крик заглушил новый выстрел. Пуля ударила рядом в бетон.

—   Вам хана! — ревел Ковалев, натыкаясь в темно­те на металлические конструкции.

Очередной выстрел оборвал его крик. Крик от­ца, так и не успевшего сказать дочери, что он про­стил ее.

Только когда наступил мутный рассвет, Терпухин и Бузуев, вооружившись, осмотрели элеватор. Они ни­чего не нашли ни отца, ни дочери, ни стреляных гильз... В тех местах, где можно было предположить наличие крови, бетонный пол был густо усеян черными маслянистыми пятнами и затерт черноземом.

Пришлось обращаться в милицию. Вскоре на заяв­ление Терпухина и Бузуева о пропаже отца и дочери Ковалевых из военной прокуратуры в милицию при­шла бумага, в которой утверждалось, что Ковалевы умерли от удара при падении с высоты.

Следователь из военной прокуратуры, с которым Терпухину удалось встретиться, прямо заявил:

—   У нас и без того с Горулевым много неприятнос­тей. Если вы попытаетесь обвинить его и Былинкина м смерти этих несчастных отца и дочери, у вас ничего не получится. И без того авторитет армии...

—   Да заткнитесь вы со своим авторитетом ар­мии! — вскипел Терпухин, не находя слов от негодова­ния. — Если вы закроете дело, я добьюсь правды свои­ми силами!..

—   Ваши обвинения построены на недоразумении. Наш свидетель слышал выстрелы, но ни на Ковалеве, ни на его дочери нет пулевых ранений. Гильз на месте предполагаемого преступления тоже не нашли. Что гам произошло, на этом элеваторе, неизвестно. Кроме того, есть свидетели, что Ковалева вступала в беспо­рядочные половые контакты со многими из военнослу­жащих...

—   Почему вы не арестовали Былинкина и Гору- лева? — спросил Терпухин, едва сдерживаясь от гнева.

—   Сержант Былинкин и лейтенант Горулев нахо­дятся под следствием, но мера пресечения...

—  Они же убийцы! — воскликнул Терпухин.

—   Знаете, после попыток восстановления конститу­ционного порядка в Чечне...

—   Да что ты все Чечней прикрываешься? — от ду­шившей его злобы Терпухин перешел на «ты». — Что это за законы у тебя такие, что убийца разгуливает на свободе, ходит в магазин? Его даже в станице Гриша­новской видели! Вот попался бы он мне, я бы его... Д потом на чеченцев свалил...

—        А почему бы не предположить, — невозмутимо продолжал следователь, — что смерть Ковалевых — де­ло рук чеченцев? И если ты такой крутой, почему с че­ченцами не разберешься? По нашим данным, у тебя не­веста в плену, не так ли?

Терпухин понял, что дальнейший разговор бесполе­зен и надо добиваться правосудия собственными сила­ми. Однако проникнуть на территорию военной части стало невозможно. Забор из бетонных плит вокруг вре­мянок и палаток возник всего за одну ночь. Везде были выставлены посты. Часовые, как и положено по уставу караульной службы, окликали каждого, кто прибли­жался к охраняемой зоне, и начинали палить в воздух из автоматов.

Командир военной части сперва вообще отказы­вался от встречи с Терпухиным, но потом все-таки согласился. Юрий узнал, что тела Ковалевых, отца и дочери, были обнаружены на элеваторе солдатами, возвращавшимися из Гришановской, куда они ходи­ли в самоволку. Они-де и сообщили об этом военному патрулю. Следственная бригада еще до рассвета пе­реместила тела в расположение воинской части, а чуть позже военные эксперты увезли тела в спец­морг.

—   Где сейчас Горулев и Былинкин? — спросил Терпухин у командира части.

—  А это уже, извините, не ваше дело, — спокойно ответил полковник. — И, как говорится, благодарю за беседу...

Бузуев тоже горел желанием отомстить. Вместе с Терпухиным они строили планы, дальнейших дей­ствий.

—       Вполне возможно, что их уже давно нет в военном городке, — предположил Бузуев. — Взяли и пере­мели куда-нибудь на Дальний Восток.

—   Если это так, тогда все пропало, — Терпухин свесил голову над столом, уставленным бутылками и нехитрой снедью.

—   Надо перестать пить, — мрачно заявил Бузу­ев. — Ты в последнее время много пьешь...

— Ты тоже, между прочим.

—   Я пью, да думаю. Есть у меня один планчик. Все будет без проблем, если мы прикинемся побежденны­ми... Эти гады выползут сами...

—   Очень хороший план. Особенно на тот случай, если Горулева и Былинкина и след простыл, — иро­нично заметил Терпухин.

—   Юра, нам поможет классика. Знаешь, что я при­думал?

—  Что?

—   Убийц всегда тянет на место преступления. Вот где мы сможем подстеречь этих ублюдков!..

—  Может, они уже побывали там.

—   Нет, они напуганы... Возможно, они полезут туда, чтобы полностью замести следы. Скажем, найти все гильзы от пистолета...

Приятели караулили у элеватора целую неделю. Бузуев не ошибся. К исходу седьмого дня бесполезного сидения в засаде в степи раздались шаги. Взвизгнула металлическая створка ворот. Терпухин и Бузуев за­мерли и прислушались. Так и есть, убийцы пришли на место преступления.

Яркий свет ослепил их.

—  Ни с места, стоять и не двигаться!

Былинкин попытался нырнуть под металлическую лестницу, но пуля, выпущенная из автомата Калашни­кова, прошила ему ногу. Былинкин застонал и остался лежать под лестницей.

—   Что вы здесь делаете? — закричал Терпухин.

—   Капитан, я не виноват, — Былинкин пополз по бетонному полу, — этот Ковалев с ума сошел, попёр на меня, как танк, что мне оставалось делать? Да и пья­ный я был...

—   Я тоже не виноват, — бормотал Горулев, ставший белее мела. — Девочка сама соскользнула вниз.

—   Нет, я все видел, — сказал Бузуев, выходя из укрытия. — Так что, заткнись.

—   Я тебе говорю правду, так все и было, — не унимался Горулев. — Я не хотел ее смерти! Так вы­шло. Здесь высоко, она неудачно приземлилась... Та­кова ее судьба. Тем более что она развращена до пре­дела... Она...

—   Сохраните нам жизнь! — мямлил подстреленный Былинкин.

—   Вот сукины дети, — с ненавистью проговорил Терпухин. — Совратили ребенка, а теперь пощады просят!.. Молитесь, сволочи, Богу!.. Ты, — обратился он к сержанту, — ублюдок, ты стрелял, да? Короче, те­бе конец!

—   Не трогай, меня, капитан! Я знаю, ты был в спецназе, ты крутой, ты убьешь... — Былинкин полз по бетонному полу и протягивал к Терпухину руку.

—   Не надо, Юра, — сказал Бузуев.

Терпухин опустил автомат.

—   Мы не дикари, — продолжал Бузуев. — Но и вы должны понести наказание... А ну-ка, лезьте наверх! Ты и ты!

—  Не трогайте меня, я раненый! — завопил Былин- кип, поняв, что задумал Бузуев. — Помогите!

—  Ори не ори, бесполезно, — Терпухин потряс ав­томатом. — А ну, лезь быстро, сволочь, наверх! Не мо­жешь? Сейчас я помогу тебе...

Горулев уже забрался по лестнице наверх.

—   Прыгай, — сказал Терпухин и навел на лейте­нанта автомат. — Если останешься цел, то будешь всю оставшуюся жизнь благодарить Бога. Если сломаешь позвоночник, то это будет тебе, так сказать, мерой пре­сечения...

—   Эх ты, казак, — крикнул Горулев. — Я слышал, что казаки еще более свирепые, чем дикие чеченцы. Те хоть прилюдно устраивают шариатский суд... Л ты...

—   Прыгай, скотина, еще о суде заговорил...

—  Думаешь, не прыгну?

—   Прыгай, прыгай!

—   Я всегда побеждал, и теперь победа останется за мной! — крикнул Горулев и шагнул с перекрытия. Тело его скользнуло вниз, в воздухе он неудачно пе­ревернулся и с глухим стуком, переломившись в пояс­нице, головой врезался в бетонный пол. Вокруг мгно­венно образовалась лужа крови. Глаза лейтенанта, его голубые глаза с поволокой, остались широко раскры­тыми.

—  Нет, так нельзя, отпусти меня! Я все скажу! — взревел Былинкин. Он так вцепился руками в периль­ца, что Бузуеву пришлось бить по пальцам прикладом автомата.

—   Лезь, сволочь!

—  Я вам скажу, что Горулева чеченцы подкупили! Они теракт готовят, на президента, на Ельцина...

—   Врешь, скотина!.. — Бузуев подскочил к нему и ногой ударил по пальцам.

—   У Горулева есть документы, я вам покажу!.. Я с ним не хотел работать, он заставил меня, угрожал! — кричал Былинкин.

Терпухин и Бузуев затащили Былинкина наверх и сбросили в пролет лестницы. Размахивая руками, он полетел вниз, врезался в пол... Некоторое время лежал неподвижно, затем шевельнулся, поднял одну руку, другую, стал ощупывать себя...

Приятели спустились вниз.

—   Цел, кажется, цел, — бормотал Былинкин и, как затравленный зверек, поглядывал на Бузуева и Терпу­хина. В самом деле, везучий сержант не сломал ни ру­ки, ни ноги, не говоря уже о позвоночнике.

—   Ты что-то там о теракте блеял? — спросил Бу­зуев.

—  А вы не убьете меня? — Былинкин поднял на не­го полные мольбы глаза.

Былинкина сдали командиру части в обмен на до­кументы Горулева, который хранил их в тайнике, обо­рудованном в «уазике». Документы оказались несерь­езными и не позволили Бузуеву вернуть доверие сво­их коллег по ФСБ. Над ним даже посмеялись, так как план террористического акта Горулева — сбить пре­зидентский самолет при помощи самонаводящейся ра­кеты — был, по мнению специалистов, просто смехо­творен.

—   Президентский самолет начинен такой аппара­турой, что его даже противокорабельной ракетой не сшибешь! — заявили ему в соответствующем отделе ФСБ, куда он обратился.

Бузуев вернулся в станицу Орликовую, чтобы рас­прощаться с Терпухиным. Жизнь среди пустынных степей казалась ему скучной.

В Москве он попытался обратить на себя внимание, обратившись в службу охраны президента. Там его внимательно выслушали, не поверили ни единому сло­му, однако представленные документы взяли для изу­чения в экспертно-аналитический отдел. Когда же Бу­зуев обратился в службу охраны президента вторич­но, то о нем уже навели справки и отнеслись к нему, как к ненормальному. Вероятно, всплыла информация о том, что Бузуев пользовался услугами психотера­певта. Ему даже не дали толком объясниться.

— Вы мне поверите, когда уже будет поздно, — уг­рожающе произнес Бузуев и ушел, так хлопнув две­рью, что портрет Ельцина, сорвавшись с гвоздика, шлепнулся на паркетный пол. Работник, сидевший за столом, подумал, что это дурное предзнаменование. Он не ошибся, потому что грозные, повлекшие за собой ужасные последствия для тысяч людей события не за­ставили себя долго ждать.

Все началось с того, что Бузуев, решив не шляться без дела, устроился охранником на одном столичном спортивном комплексе закрытого типа. Помог ему в этом его давний товарищ Валерка Турлаев по прозвищу Молоток.

 Однажды ранним летним утром Бузуев приехал на спорткомплекс. Между ним, новичком-охранником, и уборщицей спорткомплекса Ниной Ивановной завя­зался странный разговор. Уборщица, пожилая женщи­на, старалась успокоить Бузуева насчет его подозрений о предстоящем теракте, жертвой которого мог пасть глава государства. По мнению уборщицы, молодой че­ловек должен больше беспокоиться о создании семьи, а не терзаться по пустякам.

Конечно, тетя Нина не могла знать, что у Бузуева на руках был настоящий план, разработанный чечен­скими боевиками. Бузуеву не раз мерещились косми­ческие платформы, с которых стартуют зенитные ра­кеты, нацеленные на самолет президента, рисовались дельтапланы, взмывающие над аэродромом и пикиру­ющие с нескольких сторон на неподвижный прези­дентский «Ил». Вот от каких мыслей Бузуеву было не по себе.

 

Глава 28.

У семи нянек дитя без глазу

 Было еще очень рано, стрелки электромеханичес­ких часов не показывали и шести. Столь ранний при­ход Бузуева и уборщицы объяснялся тем, что спортив­ный комплекс был взят на ночь под охрану, наверное, целым полком правительственной охраны. В спортив­ном комплексе с утра должны были состояться показа­тельные выступления юных теннисисток. Этот благо­родный вид спорта привлекал и мэра города, и очень влиятельных людей из правительства Российской Фе­дерации. Почему молоденькие спортсменки неожидан­но стали объектом внимания чиновников, нетрудно бы­ло догадаться — многие из них приходились им дочка­ми, племянницами, словом, родственницами. Но спецы из отдела безопасности при правительстве искали металлоискателями бомбы не только ради безопасности чад высокопоставленных руководителей. Бузуев краем уха слышал, что около двенадцати на спорткомплекс появится сам Борис Николаевич, тоже умевший дер­жать ракетку, чтобы участвовать в церемонии награж­дения победителя недавно прошедшего теннисного турнира на Кубок московского Кремля. Вот и рыскали сотрудники охраны по коридорам, обыскивали и бой­лерную в подвале, заглядывали под скамейки на зри­тельских трибунах, и на крышу лазали, и в пролетах опор, поддерживающих потолок, высматривали что-нибудь подозрительное. Помещения спорткомплекса об­нюхивали натасканные на запах взрывчатки лайки и таксы, но нигде ничего обнаружено не было.

Поскольку жизнь правительственных чиновников после известных похищений в Ингушетии нельзя было подвергать риску, на ночь здание было полностью бло­кировано. Все системы управления автоматикой меха­нических ворот и дверей, а также мощная система те­ленаблюдения полностью контролировались операто­рами из отдела безопасности.

Стрелки часов уже давно перевалили за шесть, а начальника охраны, с разрешения которого можно было приступить к уборке, все еще не было. От нечего делать Бузуев, уборщица тетя Нина и только что при­ехавший руководитель ведомственной охраны Валерий Турлаев, непосредственный начальник Бузуева, чесали языками.

—   Ты же родился и вырос в Днепропетровске, — го­ворила тетя Нина, обращаясь к Турлаеву, — с ранних лет этой каратой занимался, что чемпионом был, так че­го ж ты нос повесил? С женой, что ли, поругался?

—   Да я ниче, — улыбнулся Турлаев.

—   А ты так и вовсе счернел, — обратилась уборщи­ца к Бузуеву. — Буде тебе, чего там по бабе сохнуть- то? Ты в ФСБ шпиенам руки крутил, а с женщиной не справился? Ты че, укормить ее не мог?

—   Их прокормишь, — вмешался в разговор Турла­ев, — вон моя за один раз умудрилась пятьсот тыщ на базаре оставить...

—   Приструнить надо было, — сказала тетя Ни­на, — поучить...

—   А знаете, тетя Нина, — стал рассказывать Тур­лаев, — после армии, когда я закончил курсы телохра­нителей и почти целый год охранял одного бугра по двадцать четыре часа в сутки и получал пятьсот баксов в неделю, денег хватало. Женушка могла швыряться деньгами.

—   Вот она и привыкла, — назидательным тоном сказала тетя Нина. — Ты должен был подставлять се­бя, когда в шефа твоего разряжали обойму, а она мусо­рила деньгами, да? Потом небось ты работенку потерял и вы остались на бобах, без запасов?

—   Я же не виноват, что мой босс рванул на Запад!

—  Не виноват, — согласилась уборщица. — Так на­шел бы нового, что их, мало теперь, этих барбосов-то?

— А у меня нет желания подставляться за тех, кто творит пакостные дела...

—   Правильно, милок! Вляпаются в дерьмо и тря­сутся потом всю оставшуюся жизнь. С топорами под подушками спят или таких, как ты, нанимают, — сде­лала заключение уборщица и обратилась к Бузуеву: — Так что, она тебя тоже за бедность бросила?

Бузуев промолчал.

—   Моя тоже меня хотела пробросить, да не получи­лось, — ответил вместо Бузуева Турлаев. — Когда мы перебрались в Москву, я открыл частное детективное агентство. Ну, вначале делишки пошли хорошо, да и я (1й не все деньги отдавал. Мы в столице квартиру ку­пили. Знаете, какие слухи пошли по Ростову?

—   Какие?

—   Что Молоток стал рэкетиром... У меня кликуха там была, Молоток. Так вот, мол, Молоток не просто рэкетир, а утюг — убийца, значит, тяжеляк, то есть тот, кто обделывает крупные дела. Ведь все знали о моей связи с ростовскими бандюгами. С Пропаном я в одном дворе жил, а Борман меня учил в карты жуль­ничать. Самое интересное, что даже с теми, кого я за­держивал, у меня сохранились неплохие отношения. Но видит Бог, завязал я.

—   Это потому, что ты сам на шурика похож... Да и речь твоя, как у зэка. Ну все, хватит лясы точить, кажется, начальство едет...

К спорткомплексу на большой скорости подъехал «мерседес» с начальником отдела безопасности.

Начальник отдела безопасности Недосекин был че­ловеком крепким и круглым, как валун, с большой го­ловой. Узкие глаза немного косили, выдавая в нем не то татарина, не то башкира, смотрели всегда строго и недоверчиво, что, впрочем, характерно для людей его профессии.

Недосекин стал говорить о мерах предосторожности на сегодняшний день.

—   Вы получите вот такие карточки, — начальник продемонстрировал одну из карточек. — По этим кар­точкам вы сможете свободно пройти в любую точку спортивного комплекса. Ясно?

—   Ясно, начальник, — ответила за всех тетя Нина.

—   На комплекс будет допущено некоторое количе­ство журналистов. Вас не должны видеть. Я не хочу никаких проблем. Кроме того, журналисты проверяют­ся отдельно. В течение дня возможны изменения. Мы не знаем, кто к нам нагрянет — Ельцин ли, Черномыр­дин... Постарайтесь быть вежливыми, не дай Бог теле­журналисты заснимут на пленку какую-нибудь грубую выходку, как это было на Празднике города. — Недо­секин почему-то покосился в сторону уборщицы. — Вопросы есть?

Вопросов не было. Тетя Нина слегка толкнула Бу­зуева и прошептала:

— Меня на камеру снимут...

—  А как же, — сказал Бузуев, развертывая «Стиморол». — Войдем в историю!

—  Итак, — произнес начальник отдела безопаснос­ти, — если у вас нет вопросов, начинаем работу.

Присутствующие задвигали стульями.

—   Валентин, — обратилась уборщица к Бузуеву, — м что, если я сегодня увижу самого Ельцина?

—  Вот радость, — с иронией произнес Бузуев.

—   Слушай, ты можешь сфотографировать меня ря­дом с Ельциным, а? Хоть как-нибудь сбоку, а?

—  Фотоаппарата нет.

—  Вот беда! У какого-нибудь журналюги попросим!

Бузуев вздохнул. Всякий человек, которому выпада­ет случай находиться рядом с сильными мира сего, ис­пытывает воодушевление, подъем, потому что эта близость дает ему иллюзию собственной значимости.

—   Да что тут интересного! — Бузуев пожал плеча­ми. — Ты что, не видела Ельцина по телевизору?

—   Послушай, — сказала тетя Нина, — не надо ме­ня обманывать, я видела, как ты был доволен, когда уз­нал, что на наш комплекс приедет это начальство.

—   Так уж и доволен... — буркнул Бузуев. — Впро­чем, я действительно рад.

—   Или ты доволен от того, что твоя жена будет здесь присутствовать? Ведь она будет здесь?

—   Не знаю, — сказал Бузуев, — она работает в службе психологической разгрузки при теннисист­ках. Может ее и не пустят сюда. Видишь что творится, какие меры безопасности они принимают...

—   Как не пустят, обязательно пустят! Не унывай, Валентин, ты с ней встретишься.

—   Захочет ли она меня видеть? — уныло сказал

Бузуев. — То-то мне приятно будет орудовать шваб­рой, когда она меня заприметит.

—   А ты ничего не делай, — сказала тетя Нина. — Коридоры протрем, а потом я сама все сделаю. Ты иди туда, к ним, скажи, что ты охранник, и все. Тебе же карточку дали?

—   А ты, теть Нин, справишься сама? — спросил Бузуев.

—   Не унывай, справлюсь.

Ровно в девять утра к воротам ограды главного корпуса спорткомплекса подъехал микроавтобус со спортсменками, их тренерами, массажистами и про­чим обслуживающим персоналом. Молоденькие спортсменочки высыпали на площадку перед контрольно- пропускным пунктом. Их обыскали охранники из от­дела безопасности. Делали они это очень деликатно, кончиками пальцев. Да и что у них, спортсменочек, можно обнаружить. Более усердно охранники загля­дывали в спортивные сумки, в которых ни тротила, ни огнестрельного оружия, конечно, не было. Один из охранников подлез под днище микроавтобуса, иссле­довал каждый его квадратный дециметр и тоже ниче­го не нашел.

Микроавтобус проследовал во внутренний двор спортивного комплекса. И невдомек было охранникам, что вместо настоящего водителя микроавтобуса за его рулем находится террорист Ваха Джоргаев.

Сегодняшним утром он оглушил водителя в его соб­ственном гараже, связал его, заклеил рот пластырем и оставил в смотровой яме. Прибыв к месту сбора спортсменок на знакомом им микроавтобусе, Джоргаев заявил, что водитель заменен согласно приказу замначальника охраны президента, а сам он является со­трудником этой охраны и в доказательство продемон­стрировал документ, на котором красовался гриф президентской службы и стояла внушительная печать. Маха шутил, рассказывал соленые анекдоты, и никому не могла прийти мысль о том, что этот плечистый чело­век, почти не похожий на жителя Кавказа, не то что пособник террористов, а самый настоящий злодей.

Один из охранников обратил внимание на то, что черты лица водителя не совсем славянские и взгляд несколько насторожен. Охранник передал по рации гнои подозрения в электронный центр службы безопас­ности, затем попросил подозрительного водителя вы­вернуть карманы. В карманах у того ничего не было, и роме носового платка, скорлупы от земляных орешков да ключей от машины. На рабочем месте водителя то­же все было в порядке.

Ни один человек из отдела безопасности не знал, что в электронном центре безопасности спортивного комплекса, куда стекалась информация от всех камер наблюдения, также находится сообщник, вернее со­общница, террористов.

Женщина по имени Рада Курултаева за несколько минут до того, как микроавтобус подкатил к внешнему кольцу охраны спорткомплекса, подойдя со спины к своему напарнику по работе, с которым ее только что познакомили, оглушила его ударом по голове бутылкой и а-под шампанского, наполненной водой и обмотанной вафельным полотенцем. Затем Рада ввела оглушенно­му человеку (а это был Валерий Турлаев) сильное сно­творное, спрятала жертву в одном из шкафов, заперла дверцу и положила ключ в карман.

Два года у Рады ушло на то, чтобы войти в доверие нужным людям и поступить на службу в отдел безо­пасности при правительстве Российской Федерации. И вот теперь она стала полновластной хозяйкой элек­тронного центра и на многочисленных мониторах могла видеть весь спортивный комплекс: все его коридоры, коридорчики, проходы, подъезды, фойе, залы торжеств и даже раздевалки и некоторые туалетные комнаты. Она имела радиосвязь с командирами всех оператив­ных служб отдела безопасности, обеспечивавшими бе­зопасность всего спортивного комплекса, а с ней связь поддерживал их начальник — Недосекин с подозри­тельным и недоверчивым взглядом, которого она, буду­чи его любовницей, так успешно обманывала на протя­жении двух лет.

В это время уборщик Валентин Бузуев, слегка при­храмывая (давал о себе знать бой с Горулевым) и ниче­го не подозревая о террористах, вместе с разговорчи­вой старушкой направился в комнату для технического персонала, чтобы вооружиться швабрами и ведрами.

—   Волнуешься? — спросила Нина Ивановна.

—   Мы давно разошлись, и меня это устраивает. Я не хочу ее видеть, — пробурчал Бузуев.

—   Может, на нее произведет впечатление, что ты взял себя в руки, работаешь?..

—   Она не из тех, кто думает, что труд облагоражи­вает человека.

—   Может, вы разошлись из-за того, что у тебя бы­ла хорошая работа, а у нее нет?

—  Любопытная ты, теть Нин.

Бузуев с ведром и шваброй на плече и уборщица подошли к запертой промежуточной двери. Ключа у них не было. Для того чтобы дверь открылась, надо

было посмотреть в камеру над дверью и показать зна­ком оператору, чтобы тот открыл.

—  Открывайте дверь! — помахала рукой уборщица.

Женщина-террористка, сидевшая в центре управле­ния и ведавшая камерами наружного наблюдения и ав­томатическими замками, открыла уборщикам дверь. Большинство дверей в спортивном комплексе управля­лось из этого центра. Система была закуплена на Западе и считалась последним достижением в области безопас­ности, что, впрочем, не помешало бывшему хозяину этой системы спокойно отдыхать в шкафу под замком.

Между тем разговор между уборщицей и Бузуевым продолжался.

—  Она у меня работала, — сказал Валентин.

—  Кем же?

—   Я организовал, как и Турлаев, что-то вроде сы­скного агентства.

—  Ишь ты!

—   Официально в моем агентстве числились трое: секретарь, водитель и я.

—  Ты что, работал без напарника?

—   Да невыгодно брать напарника. Это только летом работы много, а зимой — затишье. Я предпочитал ис­пользовать агентуру.

—   Никак не пойму, из-за чего вы поссорились, — сказала тетя Нина. — Может, ты был плохим сы­щиком?

—  Да нет, — ответил Бузуев, — работая в ФСБ, все ироде бы прошел, однако случались проколы. Моя же­на привела подругу, та у нее в бизнесменах ходила. Так вот, эта подруга продала товар какой-то фирме. Фирмачи посмотрели, что это беззащитная женщина, товар взяли, а денег не перечислили.

—   Вот сволочи! — всплеснула руками Нина Ива­новна.

—   Жена сказала, чтобы я помог этой подруге, — продолжал Бузуев. — Пока я искал фирмачей, пропа­ла сама клиентка, через две недели только объявилась. Оказалось, что она выложила бешеные бабки каким-то бандитам, наняв их для того, чтобы они вышибли день­ги из тех фирмачей. Те бандиты тоже оказались не промах, взяли деньги и исчезли.

—   Ну, ты нашел этих бандюг?

—   Да, нашел, и вот эта подруга моей жены потре­бовала, чтобы я заявил на них в милицию и добился их ареста. А ведь это совершенно не мое дело. Жена уго­варивала заступиться за подругу, но это означало бы поставить крест на моей дальнейшей профессиональ­ной деятельности. Жена и обиделась, тетя Нина, вот так. Сказала, что я трус.

—   Ну и дура она, — брякнула уборщица. — Как это своего мужика подставлять?

 

Глава 29.

Накануне катастрофы

Спортсменки, которых беспрепятственно пропустили за внешнюю ограду спорткомплекса, болтали о раз­ных пустяках.

-    Ой, девочки, я вчера была на одной тусовке, н икаете кто там был? Несостоявшаяся певица Наталья Медведева! Ну и атмосфера там была: гогот, мат-перемат, водку хлещут чуть ли не стаканами.

-    А она тебе понравилась? — спросила Наталья, Пышная жена Бузуева.

-    Понравилась, она такая видная женщина, к тому же она писательница. Она все о любви говорила и о сексе, — спортсменка захихикала.

-    Знаем, знаем, как она говорит о сексе, видели интервью с ней, — вмешалась в разговор еще одна спортсменка, постарше.

-    А как она материт журналистов, девочки! — продолжала первая спортсменка. — Они ее боятся. Один из них, который там присутствовал и что-то плохо о ней написал, был красный, как вареный рак, и весь вспотел, когда она подошла к нему и спросила, мол, зачем вы, написали, что я ударила вас бутылкой но Пашке? Я же вас и пальцем не тронула. Все вы, говорит, писаки, все врете, все трепачи, сплетники, страдающие словесным недержанием, к тому же, все вы, шпорит, продажные.

-          Да, журналисты продажные, это факт, — загово­рила другая спортсменка. — Ведь именно журналисты виноваты в том, что мы смотрим по телевизору всю эту ерунду, все эти хит-парады, которые они устраивают за деньги и засоряют нам мозги. Вот и поют они, что наступил сладкий век — «время сникерсов и дискотек, время мальчиков — больших обманщиков», тьфу!

В это время Валентин Бузуев и уборщица подошли к тому месту, откуда они должны были начать уборку.

—   Она хотела, — продолжал Валентин, имея в виду свою бывшую жену, — чтобы мы расширяли нашу службу, наше агентство, чтобы мы нанимали сыщиков, а я хотел больше совершенствоваться сам. Я по натуре одиночка.

—   Больше у тебя конфликтов с женщинами не бы­ло? — поинтересовалась тетя Нина.

—   Был случай, — улыбнулся Бузуев. — Приезжаю раз на встречу с клиентом, такой интеллигентнейший человек, а там уже сидит нанятый киллер.

—   Самый настоящий? — всплеснула руками довер­чивая старушка.

—   Да, и вот этот интеллигенток говорит мне: найди мне мою бывшую жену, которая ударилась в бега, а удавим мы ее сами вот с этим вот киллером. При­шлось объясняться, что обратились не по адресу.

—   Так ты что, адрес своего бюро давал в газете, что ли?

—    Вначале и это было, а потом понял: чтобы избе­жать всяческих неприятностей, надо работать с пейд­жером. Клиент передает на пейджер номер своего те­лефона, а я к нему обращаюсь только после того, как навожу о нем справки. Потом мы встречаемся на нейт­ральной территории. Он излагает свои проблемы, я за­даю вопросы. Знаешь, тетя Нина, что-то мне всегда подсказывает, есть ли опасность.

—  Это тебя Бог хранил, — сказала старушка. — Л как платили тебе?

—  Если план, который я разрабатывал, устраивал клиента, он платил мне половину гонорара, а осталь­ное — по завершении работы.

—  Ну, и много ты зарабатывал?

—  Это все зависело от наплыва клиентов и от сро­ка. Если со мной заключали договор на долгосрочное обслуживание, то платили меньше, а разовые услуги очень дорогие...

—  Сколько? Вот у меня племянник пропал, потом, правда, нашелся сам, на дачу съехал. Сколько мне пришлось бы тебе заплатить, если бы я к тебе обрати­лась?

—  Дорого, очень дорого, тетя Нина. Полторы тыся­чи долларов, — сказал Бузуев.

Бузуев почувствовал, что разговорился, забыв об осторожности.

—  Между прочим, — сказал он, — в других агент­ствах берут и того больше: детективы нынче в цене. Однако я старался и себя не обидеть, и клиентов не от­пугнуть.

—   Ас женой почему не заладилось на таких-то деньгах? — не унималась старушка.

—   С женой у меня все разрушилось после того, как и угодил в такой переплет, откуда еле живой выкараб­кался. Жена секретарем работала у меня, принимала наказы. Очень часто слышала такое: «Сколько стоит заказное убийство? Мой зять такая гадина, бьет дочь каждый день». Конечно, чаще обращались с житейски­ми проблемами, ну, там дочь встречается с парнем, нужно узнать о его семье, или сын связался с подозри­тельной девушкой, хотели узнать кто она.

—   Так это же просто выяснить, да? — спросила те­тя Нина.

—   Да, не трудно. Но чаще всего просили проверить партнеров по торговым сделкам. Честных предприни­мателей у нас очень мало. Во всех этих коммерческих структурах, которые строят фешенебельные офисы, столько жуликов разного рода! Если бы ты, теть Нин, знала, сколько они средств тратят на то, чтобы парали­зовать работу конкурентов! Я находил «жучки» везде: в цветочных горшках, в подушках, даже в тортах!

—   А сколько стоит один час наблюдения за каким- нибудь человеком?

—   Что-то ты, тетя Нина, больно всем интересуешь­ся, не собираешься ли ты пойти сыщиком работать?

—   Ты ответь, милок, ответь на мой вопрос.

—   Долларов десять в час.

—  А машины угнанные ты искал?

—   Да, но чаще всего они их сами у себя воруют. Друг у друга, вор у вора.

—   Я вижу, ты зубы съел на этой сыщицкой работе.

—   Съел не съел, но я всегда был заинтересован довести любое дело до конца. Раскрыть можно любую кражу, если, конечно, заинтересовать сыщика и если с того или иного происшествия не прошло много вре­мени.

—   Может, жена тебя бросила потому, что была очень сильно загружена?

—   Да ничего она не была загружена! В день бывало по пять-шесть звонков. Иногда я подключал ее прослу­шивать телефонные разговоры подруг, соседей, сослу­живцев, родственников.

—  А это разве разрешено?

—   Не совсем, но у меня есть жесткое правило: ес­ли прослушивание связано с криминалом, я за это де­ло не возьмусь. Другое дело, когда жена подозревает мужа в измене. А таких людей, которые горят жела­нием получить доказательство супружеской невернос­ти, пропасть. Кого только у меня не было: обманутых жен, неверных мужей, ревнующих любовников!.. Од­ним достаточно магнитофонной кассеты со вздохами и голосом соперника, а другим подавай видеозапись. По­жалуйста! Я на спецсредства не скупился.

—   Так ты, наверное, много денег угрохал на аппа­ратуру?

—   Да нет, у меня друзья были в кое-каких ведом­ствах, я пользовался их услугами.

—   А по-моему, тебя эти друзья и подвели. Надо ра­доваться тому, что у тебя есть в жизни. Забудь обо всем и пойди и поздороваться с женой!

—  Ты так думаешь? — произнес Бузуев.

—  А почему бы и нет?

В это время микроавтобус, везущий команду спорт­сменок с их тренером, массажистом и врачом, подъе­хал к центральному входу в здание спортивного ком­плекса. Все они дружно высыпали из машины и пошли к контрольно-пропускному пункту, чтобы подвергнуть­ся вторичному контролю. У каждого из них была плас­тиковая карточка, по которой при помощи компьютера можно было идентифицировать личность владельца. Приехавшие по очереди совали свои карточки в око­шечко, а охранник за толстым бронированным стеклом сканировал их миниатюрным сканером.

—       Все в порядке, можете идти, — сказал он и пе­редал сообщение в центр охранной службы. Террори­стка открыла дверь. Спортсмены и тренер прошли в здание.

—   Э, девочки, что бы ни говорили, а я люблю Бог­дана Титомира, он мне нравится, — продолжала бол­тать разговорчивая спортсменка, не зная, что над ними нависла смертельная опасность.

—   Ас кем сейчас живет эта Медведева? — спроси­ла у нее подруга.

—   Да с каким-то музыкантом, мужик он, правда, клевый, настоящий металлический принц.

—   Ну, и как же этот металлический принц с ней живет?

—  Да так и живет. Она вообще хорошая девушка, эта Медведева.

—   Да хватит ей косточки перемывать, — сказала Наталья. Всем этим восходящим звездам нужен скан­дал, они жить не могут, чтобы о них не говорили.

Вслед за спортсменками к окошку, за которым сто­ял охранник подошел водитель.

—  Ты что, с ними пойдешь? — удивился охранник.

—  А что? Нельзя? Не буду же я в машине торчать. Мне тоже интересно посмотреть.

—   Давай сюда свою карточку! — нетерпеливо про­изнес охранник.

Водитель, а это был Ваха Джоргаев, вместо карточ­ки просунул в окошечко что-то подобное на дезодорант в баллончике. Из него с шипением выходил газ. Охран­ник свалился на пол, сжимая руками горло.

Газ действовал мгновенно и эффективно. К охран­нику бросился его товарищ и тоже стал корчиться в судорогах.

Нейтрализовав двух охранников, террорист встал перед камерой слежения и, глядя в нее, сделал знак рукой. Сообщница террориста, засевшая в электронном центре управления системой безопасности, связалась но рации с контролерами на воротах и сообщила:

—  Я открываю ворота для машины журналистов.

Один из контролеров насторожился:

—  Мы должны их обыскать!

—   Вы что, не слышали приказа Недосекина — журналистов не трогать?! Их проверили без нас.

—  Ладно, — буркнул контролер.

Автомобили журналистов один за другим миновали порота. Контролеры проводили их глазами. Автомобили подъехали к центральному входу. Из них показались журналисты. Но вместо фотоаппаратов, телекамер у них в руках было огнестрельное оружие — автоматы и пистолеты. Под видом журналистов на территорию спорткомплекса проникли террористы.

Захватив с собой ящики со взрывчаткой и другое снаряжение, террористы прошли за открытую из элек­тронного центра безопасности дверь и начали устанав­ливать мины. Командир террористов, высокий мужчина с крупными надбровными дугами и черными крапинка­ми на лице, надел наушники с микрофоном, пошевелил гонкими бескровными губами и связался по рации с электронным центром безопасности.

—  Рада, мы вошли, отрубай связь!

—  Хорошо, Вахтанг.

Рада Курултаева отключила внутреннюю связь во не ем спортивном комплексе. Она отключила даже то, что ей мешало, а именно музыку, которая до сих пор гремела во всех коридорах спорткомплекса.

Двое террористов надели противогазы и вошли в ком- н ату, где находились одурманенные газом охранники.

Они оставили дверь открытой, чтобы газ выветрился, сняли с охранников одежду и облачились в нее.

Тем временем Рада сообщила командиру террорис­тической группы, что внутренняя связь в комплексе отключена и что можно действовать согласно плану. Каков был план у террористов, не знал никто: ни от­дел безопасности, обеспечивающий эту безопасность на спорткомплексе, ни ведомственная охрана ком­плекса, руководитель которой, Валерий Турлаев, со­гнутый в три погибели, был заперт в шкафу. Не знали об этом ни телохранители мэра, который собирался приехать на спорткомплекс, ни служба охраны прези­дента, ни Валентин Бузуев, изливавший душу Нине Ивановне.

Можно было только догадываться об истинных на­мерениях боевиков, тщательно планировавших свою операцию на протяжении нескольких месяцев. Ясно было одно: над руководством страны нависла смер­тельная опасность.

Заминировав центральный вход, террористы, оде­тые в форму работников спорткомплекса с надписью «Служба охраны», принялись устанавливать мины на всех остальных входах в здание. Работали они четко и слаженно.

А спортсменки в это время шли по узкому длинно­му коридору к раздевалкам и продолжали разговор о скандально известной Наталье Медведевой.

—   Знаете, какие любимые выражения у Медведе­вой? — спрашивала одна, загадочно улыбаясь.

—   Нет, не знаем, расскажи!

—  Она так и говорит: «Я чуть не описалась от соб­ственного хохота, потому что это такая наглость — не считать меня суперсексуальной звездой!» Кстати, Мед­ведева говорит, что у нас в России популярен тип актрисы-бамперши. Она считает, что Пугачева, Маркова, Аллегрова, Цыганова — все бамперши.

—  Не бамперши, а бандерши, — уточнила одна из более начитанных спортсменок. — Кстати, не знаешь, кто у нее был первый муж, у этой Медведевой?

—  Да какой-то бывший спортсмен, окончивший пять институтов...

—  А я знаю, — вставила словечко другая спортс­менка. — Муж ее раньше работал переводчиком в Тор­говой палате. У него были и деньги и машины. Он увез ее в Америку. Там она стала манекенщицей. Но она его не любила и бросила.

—  А какие же она книги написала? — поинтересо­валась «начитанная».

—   «Моя борьба», как у Гитлера. Потом, когда писа­тельский зуд у нее прошел, Медведева решила сде­латься певицей. А чтобы стать певицей, вышла замуж за богатого нового русского. Тот был владельцем юве­лирного магазина и покупал драгоценности прямо на фабриках, в оптовых магазинах. Заваливал ее ювелир­ными изделиями. Потом, когда они разорились, все по­шло с молотка...

—   Да, у нее было много мужей, всех и не перечис­лишь, — задумчиво проговорила еще одна девушка. — У нее и американский муж был, и французский, и ита­льянский. Мне бы так!

—   А интересно, почему они разошлись, Лимонов и Медведева?

—  Да это всем известная история, — поглядывая на Наталью, проговорила «начитанная». — Она в стриптиз-баре буквально за гроши выступала, чтобы Лимонову на сигареты заработать. Потом она ему заявила: «Что ты за муж, у которого жена должна снимать тру­сы в баре!»

Девушка захихикала. Поддержала ее только одна спортсменка. Остальные молчали, но не по той причи­не, что им было не смешно от рассказа приятельницы, а потому, что навстречу юным теннисисткам шел соб­ственной персоной некто иной как Евгений Кафельников. Почему он здесь был так рано, никто не знал. Тур­нир окончился, победа была в кармане. Может, Кафельников приехал сюда привыкнуть к стенам, в которых его будут награждать?

Девочки остановились, как вкопанные. Им не впер­вые приходилось видеть знаменитого спортсмена так близко. Однако сейчас он был в костюме, при галстуке, совершенно не похожий на себя. Ведь все привыкли видеть его на корте в шортах, кроссовках...

Кафельников едва заметно кивнул и равнодушно прошел мимо подающих надежды юных теннисисток. Когда он скрылся за поворотом, одна из спортсменок сказала:

—   Вот бы такого мужа...

—   Ну уж нет! Даже не поздоровался, не погово­рил! — воскликнула другая. — Ладно, мы и сами с усами.

Террористка Рада, увидев знаменитого на весь мир теннисиста на одном из мониторов, связалась с руково­дителем группы.

—   Вахтанг, Кафельников на спорткомплексе.

—   Черт, что он здесь делает так рано? Ведь цере­мония награждения состоится позже!

—   Не могу знать.

—  Где он?

—  Уходит. Он уже возле центрального входа.

—  Попытайся задержать его под каким-нибудь предлогом. Свяжись с Джоргаевым. Пусть он вернет Кафельникова. Нельзя его упускать.

—  Поздно, Вахтанг, Кафельникова наши уже выпу­стили из здания.

-Где?

—  На центральном входе.

Последовала минутная заминка.

—  Все равно, пусть Джоргаев выйдет наружу и по­пытается вернуть его.

—  А если Кафельников не захочет возвращаться?

—  Тогда пусть Ваха убьет его, — последовал приказ.

—  Но тогда мы не сможем поймать главную рыбку!?

—  Исполняйте! — почти прорычал главарь терро­ристической группы.

    — Мне лучше знать!

 

Глава 30.

Первые жертвы

К воротам внешнего ограждения подъехал «мерсе­дес», за рулем которого сидел известный политический деятель, организатор сегодняшнего шоу. Этот деятель сделал свою политическую карьеру, поднявшись с са­мых низов. Он в кратчайший срок достиг Кремля, не пропустив, однако, ни одной ступеньки.

Приехавший вышел из машины, поздоровался со всеми охранниками за руку и стал беседовать с ними. Он любил быть с простым народом и чем-то напоминал гоголевских Собакевича и Ноздрева вместе взятых. Та­ких не удивишь на фуршетах различными заморскими продуктами, все равно они предпочитают простую пи­щу: молоко, кашу, борщ. Они считают, что лучше этого нет ничего на свете.

Политический деятель проехал за ограду, припар­ковал машину и направился к центральному входу. Навстречу ему шел Кафельников. Они поздоровались, перебросились парой слов. И тут из здания спорткомп­лекса выбежал Ваха Джоргаев. Он подошел к Кафельникову и сказал:

—   Прошу прощения, вам надо вернуться.

—   Это почему? — вскинул брови спортсмен.

—   Вас... Вам... — замялся Джоргаев. Лицо его по­крылось крупными каплями пота.

—   Кто вы такой? — спросил Кафельников.

—       Видите ли, — нашелся Джоргаев, — я водитель юношеской сборной по теннису. У одной из самых та­лантливых юных спортсменок истерика. Она... Вы... словом, только вы можете ее успокоить.

— Вот как?! — воскликнул Кафельников.

-      Дело в том, что вы, Евгений, ее кумир. Она без ума от вас...

—  Она что, — вмешался в разговор политический деятель, — фанатка Жени?

—  Что-то вроде того, — сказал Джоргаев, чувст­ву и, что Кафельников не намерен возвращаться. Тог­да ему придется умереть. Рука террориста хладно­кровно сжимала в боковом кармане куртки рукоятку пистолета.

—  Ну, это глупости, — развел руками политичес­кий деятель, — девчонка сопли развела. Ты, Женя, не иди у них на поводу.

Кафельников пожал плечами, распрощался с знако­мым ему политическим деятелем и пошел к наружным воротам. Ваха Джоргаев взвел в кармане куртки курок пистолета.

—   Подождите, — крикнул он.

—   Иди, свободен! — начальственным тоном прика­зал ему политический деятель. В его голосе чувство­валась сила непререкаемого авторитета. Джоргаев растерялся. «Если стрелять в спортсмена, то заодно придется убирать и этого жирного борова, — подумал террорист. — Но это нарушит наш план. Что делать? Вахтанг убьет меня, если я не выполню его приказ! Неужели застрелить обоих?»

Времени на размышления не было. Кафельников, спокойной походкой дошел до ворот и скрылся за ни­ми, не подозревая, что его жизнь висела на волоске, а политический деятель прошел к центральному вхо­ду. Здесь его любезно пропустили, даже не потребо­вав идентификационной карточки. Присутствие вид­ного политического деятеля в здании спорткомплекса, очевидно, входило в замыслы террористов. Ко време­ни приезда этого деятеля они уже захватили почти весь спорткомплекс: проходили этаж за этажом, про­никали во все комнаты, где им нужно было устано­вить мины, колдовали там с аппаратурой, а террори­стка, контролировавшая их работу из электронного центра безопасности, передавала по рации, что все идет по плану, что можно работать еще быстрее и эф­фективнее.

—   Что с Кафельниковым? — спросил у нее Вахтанг, руководивший всей операцией.

—   Сорвалось, — ответила Рада. — Рядом с ним был тот, который для нас более важен.

—   Прозевали, — буркнул Вахтанг. — Ладно, следи за охранниками внутри здания. Чуть что, связывайся со мной...

Растравив душу воспоминаниями и разговорами, Бузуев взялся за работу. Но когда он вышел в цент­ральный коридор и свернул к умывальникам, чтобы поменять воду в ведре, то неожиданно столкнулся со своей бывшей женой.

Наталья вздрогнула и замерла. Тренер, который шел рядом с ней, заметив, что Наталья изменилась в лице, бесцеремонно обнял ее за талию и спросил:

—   Что с тобой?

Наталья промолчала. Тренер посмотрел туда, куда смотрела она. Он увидел мужчину с ведром, который набирал из крана воду. На лбу у тренера собралась сетка морщин, и он сказал:

—  Так это же твой бывший муженек Валентин!

—  Да, это он, — произнесла Наталья.

—  Ну ладно, поговори с ним, потом догонишь нас.

—  Хорошо.

Она не знала, о чем она будет говорить со своим бывшим мужем, к которому у нее не осталось ничего, кроме жалости.

Тренер прошел мимо Бузуева, поигрывая плечами. Валентин подождал, пока тот совсем уйдет, и сказал:

—  Привет! Рад видеть тебя. Я пытался тебя найти.

—   Ты меня зря преследовал. Я, наверное, делала псе не так, тебе надо было заниматься своей карье­рой, — сказала она, намекая на нынешнее положение Валентина.

—   Ни к чему эти разговоры. Мне пора идти. Ви­дишь, я работаю...

—   А, это уже что-то новенькое! Это твоя постоян­ная работа? Или ты на очередном спецзадании? Слу­шай, Бузуев, я ведь тоже страдала без тебя, — сказала Наталья, и губы у нее задрожали. — А ты распускал обо мне разные небылицы. Неужели тебе было трудно поддержать меня?

—   Перестань, не нужна была тебе моя поддержка.

—   Все поддерживали тебя, у тебя много друзей, — с обидой в голосе проговорила Наталья, — а вот я оста­лась одна.

—   Ты врешь, — пробормотал Бузуев. — Ты не мо­жешь быть одна. Даже сейчас...

—   Ты ошибаешься! Я скоро освобожусь, мне надо с тобой серьезно поговорить. Где я могу найти тебя?

—   Здесь, — буркнул Бузуев, однако в его голосе послышались примирительные нотки. — Где же мне быть?

Едва бывшая жена ушла, появилась тетя Нина.

—   Что случилось? У тебя глаз дергается...

—   Да вот, жену встретил. С хахалем...

—  Да чего ты переживаешь? — сказала тетя Ни­на. — Может, это еще и не хахаль.

—  Как не хахаль, — обиделся Бузуев, — он ее за талию свободно обнимает. Как жену...

—   А ты все равно не переживай.

—  Чего ж мне переживать, если она уже нашла се­бе другого.

—  Как нашла, так и потеряет. Ты возьми да и от­бей.

—  Знаешь, тетя Нина, когда я работал в собствен­ном агентстве, был сыскарем, знаешь, что больше всего мне нравилось делать?

—   Подглядывать, — пошутила тетя Нина.

—   Да нет, мне нравилось искать людей. Это был на­стоящий наркотик для меня. Скажем, от приличного мужика ушла жена. Поискал ее, поискал, на пятый день нашел на чердаке дома напротив, где она посели­лась с любовником-алкашом. Слышала бы ты, тетя Ни­на, как она матюгалась, когда муж ее забирал! Каза­лось бы, чего ей не хватало? Шикарная квартира возле Белорусского вокзала, муж почти не пьет, трудяга, в доску расшибался для нее, чуть ли не на руках ее но­сил, а она...

—  Так курву всегда по кривой тянет, — сказала те­тя Нина. — Ты хочешь сказать, что и твоя бывшая же­нушка такая пропащая?

—  Ничего я не хочу сказать, не сошлись характера­ми, и точка.

—  Ты лучше поставь, сынок, запятую, — улыбну­лась тетя Нина. — Давай работать.

Уборщики были заняты своим делом, а террористы уже полностью оккупировали здание, умело обходя со­трудников отдела безопасности, которые, скорее, были наняты перевариванием обильных завтраков, чем во­просами безопасности.

—  Установка мин на южной стороне здания закон- мена, — сообщила террористка из электронного центра г поему командиру.

—  Хорошо, займись теми, кто может нам поме­шать, — приказал командир по рации.

Террористка переключила аппаратуру:

—   Вниманию всей охраны и обслуживающего пер­сонала! Перед началом показательного выступления просьба членам обслуживающего персонала собраться м конференц-зале на втором этаже.

По монитору она видела, как охранники, перегова­риваясь и пожимая плечами, пошли по коридору на а горой этаж, где располагался конференц-зал. Конеч­но же, их там ждала ловушка. Как только все вошли и длинный коридор, их заблокировали террористы, наставив на них автоматы. Несколько минут потол­кавшись, побегав взад и вперед, охранники поняли, и каком положении они оказались, и подняли руки вверх.

—  Оружие на пол! На колени, быстро! И не шеве­литься! — последовал приказ.

Охранники безропотно подчинились. Сопротивление (алло бессмысленным и бесполезным. Неизвестные в масках обыскали их, а затем последовала то ли прось­ба, то ли команда:

—   Всем пройти в одну из комнат. Это в целях обес­печения вашей же безопасности.

Кто не подчинится, если ему пообещают жизнь?

Охранников заперли в одном из помещений комплекса и бросили туда баллончик со слезоточивым газом. Пока охранники чихали и сморкались, двое в противогазах зашли в комнату и безжалостно убили всех. Совершив контрольные выстрелы, террористы деловито покину­ли помещение и просигналили Раде Курултаевой, что­бы та заперла дверь.

Убийство сотрудников отдела безопасности было первым актом ужасающей трагедии, разыгравшейся в столице государства, терзаемого внутренними проти­воречиями.

Руководитель террористов связался с Радой.

—   Как там с установкой мин?

—   Закончен монтаж взрывных устройств на всех уровнях, — передала террористка.

—   Ситуация на теннисных кортах?

—   Они пусты, но скоро там должны появиться спортсменки. Сейчас они в раздевалках.

—   Где политик и начальник отдела безопасности?

—   Они сейчас идут по коридору по направлению к кортам.

—   Они ведут себя нормально?

—   Да. Кажется, ничего не заметили.

—  Тебе, Рада, кажется, или они в самом деле ведут себя спокойно?

—   Они ведут себя спокойно, — повторила Рада, по­няв, что командир недоволен ее нечетким ответом на поставленный вопрос.

—   Ты можешь заблокировать входы и выходы на корты из всех других помещений, кроме выхода из раздевалок?

—       Да. Только для этого потребуется некоторое вре­мя, пока политик и начальник охраны не пройдут на гостевую трибуну.

—  Сколько?

—  Минуты две.

—  Действуй. Дашь сигнал, когда все будет готово.

—  Хорошо.

Не прошло и двух минут, как Рада сообщила коман­диру:

—   Все входы и выходы перекрыты. Служба охраны нейтрализована. Нет только двух уборщиков. Они без оружия.

—  Политик и начальник охраны уже на трибуне?

—  Да. Как насчет уборщиков? Может, послать кого- нибудь нейтрализовать их?

—   Это неважно. До десяти часов осталось четыре минуты. Надо действовать быстрее, иначе мы прозева­ем время свободного сигнала.

То, что Валентин Бузуев и тетя Нина были без ра­ции, не только спасло им жизнь, но и предопределило дальнейший ход событий.

Они шли по коридору, и Валентин рассказывал ста­рой женщине, как он едва не умер от стыда, когда его, г ведром и в резиновых перчатках, увидела бывшая жена, холеная и красивая, как и прежде.

—  А чего же тут стыдиться, — удивилась Нина Ивановна, — объяснил бы...

—  Объяснил... Как объяснить бывшей жене, что ме­на попросили заменить уборщика...

—   Наоборот, — сказала старушка, — она оценила  твою доброту. Не каждый ведь согласится щеголять со шваброй...

—        Ладно, хватит об этом. Что толку переживать из-за женщины? Вот поработаю здесь немного, подна­коплю денег, платят-то здесь нормально, а потом подам заявление в милицию и снова открою агентство. Буду только людей искать. Я уверен, что почти всех пропав­ших можно найти, было бы время.

—  А что, милиция поди не занимается этим?

—   Нет, занимается, но из рук вон плохо. Заносят в картотеку, вывешивают фото на стенде, участковый походит, поспрашивает, не видели ли чего? И все на этом... Интереснее всего искать должников. Сценарий прост: один человек занимает деньги, а отдавать не хо­чет, а потом еще заявление пишет, что его преследуют рэкетиры, а пока милиция проверяет что к чему, долж­ник бросает жену с детьми и забивается в какую-ни- будь нору, к любовнице, к родственникам, на другой конец страны или на даче сидит. Тут уж без агентуры не обойтись.

Уборщики поднялись по лестнице на второй этаж и принялись за работу.

—   Так что, надо ходить и опрашивать соседей? — спросила тетя Нина, выжимая тряпку и вновь навеши­вая ее на швабру.

—   Да нет, если я со своей фигурой и внешностью попытаюсь сделать это, то они не только не откроют дверь, но и предупредят семью должника, и он так за­ляжет на дно, что я его действительно не достану. Для этого у меня есть ребятки, да такие, что любого молчуна разговорят. Кстати, очень хорошие информа­торы именно женщины, болтают по чем зря, все выда­ют. Очень часто помогают проститутки.

—   Ты и с ними связывался?

—   Ну а как же! Проститутка хороший психолог, она выпьет с клиентом, приласкает его как следует,

Клиент такой разговорчивый становится, только успе­ний задавать вопросы. А диктофончик-то включен.

—    Так ты что, находил должника и выбивал из него долг, как бандит какой?

—    Да нет, я только искал должника, а долги взимают кредиторы или специальные парни, битюги...

-  Бандюги?

-  Ну, можно их и так назвать, но они же выполняли нормальную работу.

-  Знаю я эту нормальную работу! Ты что, не читал, не слышал, за что Иванькова, Япончика, американцы посадили? Он ведь тоже долг выбивал у этих наглецов, что у «Чары-банка» три миллиона зажучили. И мои триста долларов там. Собирала, копила, а они,

сволочи... — старушка пригорюнилась.

Япончика посадили только за то, что у него был необычайно высокий авторитет в воровском мире, —сказал Бузуев. — Засудили не его, а всех русских...

 

Глава 31.

Угроза теракта

На кортах, к которым вышли Наталья и тренер, спортсменок еще не было. Тренер, человек нахальный и твердый, словно хрящ, снова обнял Наталью. Она раздраженно сбросила его руку.

Тренер обиделся. С ним у Натальи сложились стран­ные отношения. Сергей Воскобойников был женат, одна­ко он считал Наталью отличной кандидатурой в любов­ницы и шаг за шагом добивался ее расположения.

—  Ты что, ревнуешь? — спросила Наталья, увидев, что тренер надулся, как индюк.

—   Нет, конечно. Ты поговорила с бывшим?

—   Я отложила этот разговор на потом.

—   Послушай, у нас сегодня большой день, не дай неудачнику все испортить. Я слышал, он у тебя психо­ванный.

—   Он не неудачник, а что психованный, так все психованные.

—   Да? А почему он сейчас уборщик?

—   Перестань, это случайность.

—   Прости, — снова полез с нежностями Воскобой­ников, но Наталья решила быть с ним построже.

—  Он просто меня достает, он же знает, как я к те­бе отношусь.

Бузуев видел через приотворенную дверь, как тре­нер обнял Наталью и как она оттолкнула его. Бузуев

отвернулся, почесал затылок и принялся драить пол. И это время главарь террористов пробрался в элек­тронный центр службы безопасности к мониторам ка­мер наружного и внутреннего наблюдения. Его внима­ние привлекли фигуры Бузуева и тети Нины, которая то заходила в туалетную комнату, то выходила из нее.

—  Это те самые уборщики?

—  Да, это они. Ты знаешь, кто отвечает здесь за бе­зопасность? — спросила Рада и загадочно улыбнулась.

—  Не знаю...

—   Сам Недосекин. Именно он рассказал все по­дробности...

Лицо руководителя террористов некоторое время оставалось каменным, затем в глазах промелькнула тень тревоги.

—   Что такое? — спросила Рада. — Будут про­блемы?

—   Нет, просто удивлен, что он остался на плаву. Ду­мал, что его тогда, после Буденновска, на версту к руко­водству охраной не допустят. А видишь, выкрутился... Я даже слышал, что он освобождал российских рабочих в Чечне, и очень успешно. Штурмом брали...

—   Ничего не успешно, — возразила Рада, — он сам рассказывал, что именно он испортил всю операцию. Могли захватить или убить организаторов захвата, а пришлось убирать обыкновенных постовых...

—   Этот Недосекин любит уничтожать верхушки, когда надо вырезать корень, — произнес главарь. — Думается, на этот раз я поставлю точку на его карьере. Итак, все в сборе. Надо выступать!

Когда спортсменки вышли из раздевалки, на них неожиданно напали неизвестные в масках. Они палили из пистолетов, хватали спортсменок, кричали, чтобы никто не двигался. Те мужчины, которые сопровожда­ли команду спортсменок, попытались оказать сопро­тивление, были безжалостно убиты.

Тетя Нина видела все это со второго этажа через окно радиорубки, куда вошла вытереть пыль. Увиден­ное показалось ей нереальным, и она подумала, что идет какая-то тренировка службы безопасности или репетиция дурацкого фильма. И даже когда некоторые спортсменки упали и показалась кровь, тетя Нина по­думала о специальной краске, которую им выдали, что­бы инсценировать появление крови. Она даже возму­тилась, что именно ей придется эту краску отмывать. Но когда террористы согнали спортсменок в кружок, а затем за волосы притащили туда Наталью, а вслед за ней и тренера, уборщица охнула и присела, чтобы ее не было видно в окне.

Преодолев робость, поразившую ее в первые мину­ты, тетя Нина пришла в себя и, оглядевшись, увидела на столе телефон. Она бросилась к нему. Глухой шорох в трубке подсказал ей, что звонить по этому телефону не имеет никакого смысла.

Наталья сразу сообразила, что происходит. Некото­рое время она пыталась сопротивляться человеку в ма­ске, который тащил ее за руку, орал, брызгая слюной в лицо. Она толкнула бандита в грудь и рванула свою зажатую, словно клещами, руку. Тогда налетчик уда­рил ее пистолетом по голове, и она упала на колени, Бандит схватил ее за волосы и потащил волоком. Ната­лья дико закричала. Тогда преступник захватил ее го­лову в локтевой сгиб и потащил к группе спортсменок, Наталья не могла кричать, а лишь хрипела.

Командир террористической группы пришел к сво­им подчиненным тогда, когда дело было сделано. Спортсменки тряслись от страха, политический дея­тель сидел на пластиковом стуле с открытым от удив­ления и ужаса ртом, а Недосекин, обезоруженный и прикованный наручниками к поручню лестницы, бес­помощно моргал глазами.

Террористы развернули спутниковую антенну и на­правили ее штырь в окно. На составленных столах по­лнилось некое подобие компьютерного центра. Техники из числа налетчиков быстро монтировали вспомога­тельную аппаратуру.

Тетя Нина ползком выбралась из радиорубки, ко­торую она только что убирала, и бросилась по коридо­ру, ища не собственного спасения, а возможности пре­дупредить о случившемся охрану, тех ребят, с кото­рыми она ранним утром поджидала начальника. Она не понимала, что охраны уже давно нет в живых, старушка не знала также, что за каждым ее шагом следят.

—  Мы поймали телесигнал, — отрапортовал техник главарю террористов, — можем подключиться.

—  Рада, у нас все в порядке? — спросил командир террористической группы, включив рацию.

—   Уборщица ведет себя неадекватно, — ответила по рации Рада. — Ее надо срочно нейтрализовать.

—  Свяжись с Григоряном и Поспеловым, пусть займутся ею и тем парнем.

Главарь переключил рацию на другую волну.

—  Алекс, как у тебя дела?

—        Все в порядке, — передал ему сообщник, находившийся вне здания спорткомплекса, — я подключил­ся к силовой сети, жду вашего сигнала.

—   Мы будем готовы через минуту, — ответил ему главарь и посмотрел на подчиненных.

Каждый из них был занят делом. Одни продолжали минировать коридоры и подходы к зданию, другие за­нимались аппаратурой, третьи держали на мушке за­ложниц.

Кто же были эти люди в масках? Что заставило их пойти на смертельный риск? Одни считали, что долж­ны умереть за свободу своих столетиями порабощен­ных народов, и это есть главное дело их жизни. Дру­гие, как истинные мусульмане, верили, что действуют, движимые промыслом Господним.

Были и такие, которые, просто верили в свою уда­чу. Они рисковали жизнью, чтобы в случае удачи, по­лучить такие деньги, которые им никогда не заработать честным трудом.

Наивные глупцы! Уж кому-кому, а главарю терро­ристов было известно, что живым отсюда не уйти ни­кому. Еще никому не удавалось с первого хода попасть в дамки. Впрочем, единственный шанс уцелеть есть у него, командира. И этот шанс он не отдаст никому.

Главарь террористов для начала решил взорвать бомбу рядом со зданием, чтобы заявить о серьезности своих намерений. Мина была давно установлена со­общником, и он ждал выхода в радиоэфир своего гла­варя. Наконец из рации, работавшей в режиме ожида­ния, послышался его голос:

—   У нас все готово?

—  Да, Вахтанг, готово. Включать?

—  Давай, — сказал главарь. — Пусть рванет, пусть забегают.

—   Камера тоже готова, — крикнул один из техни­ков, — самое время выходить в эфир. Ну, сейчас под­нимется такой переполох!

В Федеральном агентстве правительственной связи и информатики сразу же обнаружили непонятный сигнал, пробивавшийся в телеэфир. Сначала на этот сигнал не обращали внимания, считая его результа­том технических неполадок, но когда на экранах те­левизоров появилось устойчивое изображение како­ю-то спортивного зала с теннисными кортами, опе­раторы, дежурившие возле контрольных приборов, оторопели.

—   Ну и картинка! — пробормотал один из них. — Ведь Кубок московского Кремля отыгран.

—  Так там сегодня вручение наград победителям, — равнодушно изрек другой оператор.

—   Да не должно быть всего этого на экране! — махнул руками первый оператор. — Бардак какой- то! Перепутали частоты, что ли?

На экране появились люди в масках, и оператор по­пал, что к чему. Его рука потянулась к телефону.

—   Докладывает дежурный контрольной службы те­лецентра, — глухим голосом сказал он. — Похоже, нам грозят крупные неприятности.

—   В чем дело? — поинтересовался начальник службы контроля.

—   Включите телевизор и настройтесь на канал, с которым у нас вечные неполадки.

—  Так что там?

—   Что-то непонятное. Кажется, в эфир вышли тер­рористы...

—   Ну ты дал!

Начальник центра подошел к телевизору и включил его. На экране появилось изображение высокого муж­чины с крупными надбровными дугами и черными крапинками по коже лица. Низ лица был закрыт черным платком.

— Да это же Вахтанг Иванаускас! — воскликнул начальник центра. — Думает, его никто не узнает! Вот сволочь! Что же ты задумал на этот раз? Москву взо­рвать?

То, что задумал террорист, было разработано по всем канонам классических террористических актом, Не втихомолку взорвать мусорный бак, а потом скрыться, а действовать так, чтобы нагнать страху на население, запугать его и вынудить властные структу­ры — правительство, правоохранительные органы — выполнить свои требования. Для этого террористы взя­ли под контроль один из коммерческих каналов теле­видения. Из спорткомплекса сигнал поступал на один из городских телетрансляторов. Промежуточным зве­ном служил специально оборудованный по последнему слову техники автофургон. Телетранслятор на переда­ющей вышке нельзя было отключить — его предвари­тельно заминировали. При отключении напряжения мина взрывалась автоматически.

Главарь террористов Вахтанг Иванаускас нервни­чал. Было около одиннадцати, а кортеж правительст­венных лимузинов так и не подкатил к воротам спорт­комплекса. Наружная охрана почему-то не впускала зрителей. Впрочем, их были единицы. Церемония на­граждения, вероятно, была перенесена на другое вре­мя, и операция, которую он так тщательно разработал, пошла совсем по другому сценарию.

Кто же его так подставил? Кто сыграл с ним, опыт­ным специалистом своего дела, злую шутку. Ведь даже и газетах писалось о предстоящей церемонии. Неужели ФСБ поработало? Выходит, он сглупил?

Если бы они захватили хотя бы Кафельникова! Ведь он был на спорткомплексе! Вздумалось же ему приехать раньше назначенного срока, когда никто не ожидал его, а потом беспрепятственно уйти! Поди, он даже не подозревает, что с ним произошло бы! А он, Иванаускас, рассчитывал, что около ста тысяч человек увидят картинку, от которой их выворотит. Не­трудно представить, что произойдет, когда у них, у этих ста тысяч граждан на глазах убьют звезду российского тенниса! Именно чтобы его жизнь легла на совесть зарвавшихся кремлевских политиков, этих выскочек!

Теперь придется убивать притащившегося ранним утром политика да этих молоденьких теннисисток, за которых станут переживать разве что их роди­тели.

Дальше медлить было нельзя. Надо довольствовать­ся тем, что есть. Иванаускас повязал поверх рта чер­ный платок, чтобы скрыть лицо, и приказал подчинен­ным привести к нему одну из спортсменок. Он грубо схватил ее за руку, буркнул: «Не шевелись, сука» — и подвел к камере. Оператор кивнул ему, давая знать, что камера уже готова к работе.

—   Подожди, — сказал главарь террористов, — я попробую... Гм, доброе утро, Москва, — произнес он неуверенно, в сторону, для тренировки. Похмыкал, прочищая горло, заговорил более звучно, с подъе­мом:

—        Привет, Москва, столица пятисотлетней импе­рии, которая должна быть разрушена!.. Нет, — Ивана­ускас покачал головой, — не годится.

Наконец он махнул рукой оператору, тот кивнул ему, и Иванаускас стал говорить:

—   Уважаемые москвичи, эта акция не направлена против вас, она направлена против российского импе­риализма, центр которого — в Кремле. Мы блокирова­ли на одном из московских спорткомплексов три тыся­чи заложников. Мы заминировали в Москве многие» жизненно важные объекты и взорвем их, если протии нас будут приняты какие-либо меры,..

—   Ах, елки с палками! — воскликнул начальник контрольной службы телецентра, набирая номер те­лефона. — Это же кошмар какой-то, почему эти че­ченцы выбрали именно мою службу? Мало отделом в ФАПСИ? Алло! Каким каналом эти сволочи пользу­ются?

—   Они пользуются спутниковым каналом, — по­слышался бесстрастный ответ. — Это коммерческий канал одной фирмы. Но и они его не контролируют, Сейчас я узнаю, кто его арендует...

Начальник контрольной службы поднял трубку другого телефона.

—  Алло? Подразделение службы безопасности?, Включите телевизор...

—   ...Мы делаем это от имени всех угнетенных кровавой империи в знак протеста против возрождений новой империи, — звучал голос Иванаускаса. — Кор­румпированной и насквозь прогнившей верхушке этой империи, засевшей в Москве, дается ровно двадцати минут, чтобы выпустить всех политзаключенных чеченской и других национальностей. Я дополнительно сообщу, кто должен быть освобожден... — Иванаускас сделал паузу. Ему хотелось сказать нечто важное п значительное, но в голову ничего не приходило. Пауза затянулась.

— Россия ведет необъявленную войну против ма­лых народов, — наконец произнес он. — Пример Чечни наиболее типичен. Россия утверждает, что она вывела войска из Чечни. Но кто отстроит чеченцам разрушен­ный Грозный? Кто восстановит экономику разграблен­ной и растоптанной сапожищем российского солдата Чечни? Почему четырнадцати- и шестнадцатилетние парни в Чечне не ходят в школу? Потому что русские самолеты разбомбили их школы...

- Ай да молодец! — шептал начальник контроль­ной службы, неотрывно следя за экраном телевизора н время от времени поднимая трубки трещавших теле­фонов. — Мы тебя выкормили, воспитали, обучили,

А ты плюешь в колодец, из которого тебе пить да пить?.. Нет хуже гибрида чеченца и литовки... На свою голову родили тебя, дали в руки оружие...

...каждые пять минут после истечения установленного срока я буду одну из этих вот заложниц, — Иванаускас встряхнул девушку за руку, — делать трупом. Помните, взрывчатка заложена в сорока семи местах. Мы настроены серьезно, оставайтесь на связи. Напоминаю, даю вам ровно пять минут...

Иванаускас отошел от камеры, сорвал черный пла­ток со рта и вытер им лицо. Выступление далось ему нелегко. В следующий раз он будет более решитель­ным Через пять минут он должен будет принести человека в жертву, как знак того, что он не собирается отступать, что это не чудовищная шутка, не розыгрыш, а обыкновенный террористический акт — явление, ко­торое поразило весь организм некогда могучего госу­дарства.

Вдруг откуда-то издалека донесся приглушенный гул взрыва. Немного спустя взрывная волна ударила в окна. Хлопнули незапертые форточки, зазвенели стекла. Иванаускас ухмыльнулся. Его сообщник не дремал. Теперь все вокруг засуетятся, к спорткомп­лексу понаедут эти караси-эфэсбэшники, группы за­хвата МВД и спецподразделений антитеррора ФСБ — разные «Беркуты», «Альфы» и так далее. Но он, Вахтанг Иванаускас, останется вне зоны досягаемости их мерзких щупалец, потому что он умнее их всех.

 

Глава 32.

Рабы империи

Девочки сбились в кучу и дрожали. Наталья лежа­ возле них, постепенно приходя в себя после того, как бандит едва не задушил ее в локтевом сгибе. Она дышала, с трудом проталкивая воздух через гортань.

Все, — думала она, — неужели они убьют меня, девочек, Сергея Воскобойникова?.. Что Сергей? Разве тот человек, о котором я должна думать в свой предсмертный час? А о ком мне думать? О бывшем муже Вальке Бузуеве? Кстати, где он сейчас? Его, на­верное, уже давно убили. Прикончили в какой-нибудь туалетной комнате... Тоже мне, герой со шваброй в руках.

В спецподразделении антитеррора при ФСБ прохо­дило экстреннее совещание. Командиру спецподразделения капитану Купрееву показывали записанное на видеопленку выступление террориста.

Это была прямая трансляция, нам не удалось перехватить сигнал. Очевидно, у террористов есть сообщники в городе, — сказал полковник Горемыкин, начальник службы внутренней безопасности, ведавший различными спецподразделениями антитеррора. — Мы ни имеем информации, кто эти террористы и есть ли жертвы, однако надо действовать.

Понял, — сказал Купреев.

Действуйте немедленно, выезжайте к спорт­комплексу. Перед штурмом сообщите мне обстановку Я думаю, что все будет хорошо...

Помощник Горемыкина принес папку.

—   Вот распечатка на Иванаускаса...

—   Да, он всегда был немного странным, этот тип а после того, что с ним случилось в Абхазии, стал еще более странным.

—   Он еще может быть объективным или оконча­тельно свихнулся? — спросил Купреев.

—  Он одержим до безумия, и это делает его объек­тивным. Надо позвонить в контрольную службу ФАПСИ, они должны установить с ним прямую связь...

Горемыкин и Купреев покинули стены родного уч­реждения и забрались в спецавтобус, начиненный аппаратурой. Это был их временный штаб для руководства операцией по освобождению заложников.

Вскоре контрольная служба ФАПСИ дала устойчивую связь с главарем террористов. Но тот не пошел ми переговоры.

—  Делайте, что вам говорят! — заорал он в микро фон рации.

—   Вахтанг, — сказал Горемыкин, — я хотел извиниться за ту проваленную нами операцию. Мы можем дать тебе шанс...

—   Никаких извинений! — еще более яростно заорал Иванаускас. — Никаких шансов!

После выхода в эфир террористов реакция со стороны властей последовала незамедлительно. К спортивному комплексу тут же прибыли машины ОМОНе и спецподразделений ФСБ. Они окружили здание со всех сторон, к дверям стали пробираться группы им захвата.

Рада следила за их передвижениями по монитору и передавала все, что казалось ей важным, руководи­телю террористической группы.

В оперативном штабе, располагавшемся в спецавто­мобиле, Купреев и Горемыкин ломали голову, как спра­виться с внезапно свалившейся на них бедой.

—   Если бы мы не знали ни его настоящего имени, пи его прошлого, было бы проще, — едва не скрежетал зубами полковник Горемыкин. — Однако мы знаем о нем все, или почти все. Иванаускас провел огромное количество крупномасштабных операций по нашему заказу. До прошлого года он считался самым умелым и самым за­секреченным агентом по спецзаданиям в нашей службе. Но две последние операции закончились неудачно.

—  Значит, его нельзя остановить?

—   Неудачными я называю операции, — пояснил полковник Купрееву, — когда мы вынуждены были прятать концы... Теперь он вымещает зло на нас.

—   Вы хотели ликвидировать его? — понизив голос, спросил Купреев.

—   Да, оба раза, — ответил Горемыкин. — Опера­ции провалились, жертв было много, но ему всякий раз удавалось уйти. Его авторитет возрос. Однако работать у пас он больше не мог... Его посчитали слишком безответственным и опасным.

—  Может, — предположил Купреев, — он хочет восстановить свою репутацию? Может, это ему важнее, чем нести этот идеологический бред?

—  Да, стройности в его рассуждениях нет, — пока­чал головой полковник.

На связь вышел командир группы минеров.

—  Да, я слушаю! — Горемыкин весь напрягся. Через минуту лицо его сделалось каменным.

Ну, что? — спросил Купреев.

—   Эти гады установили сверхчувствительные дат­чики. Реагируют на малейшее движение. Если кто-то прикоснется к стеклу, то все взлетит на воздух. Коро­че, на рожон лезь нельзя...

Бузуев подумал, что бывшая жена не стоит его пе­реживаний, что не следует зря тратить нервы, и, по­свистывая, спокойно зашел в мужскую раздевалку. Ему надо было убрать и здесь. Он даже перестал ду­мать о Наталье.

А в это время тетя Нина металась по коридорам, пытаясь найти комнату с работающим телефоном. Тер­рористка, следившая за ней по монитору, передала по связи руководителю террористической группы:

—   Я уже сообщала, что уборщица знает о нас. Надо срочно что-то предпринять.

—   Почему?

—   Потому что она мечется как угорелая.

—   Да убейте ее, — последовал лаконичный при­каз. — Я уже послал Григоряна и Поспелова... Скоор­динируй их работу, а то, чего доброго, она из окна прыгнет.

Григорян и Поспелов уже несколько минут разыс­кивали уборщицу. Они прочесывали коридоры, в кото­рых только что находилась тетя Нина, но она успевала всякий раз уйти.

Рада сообщила Григоряну и Поспелову, где их жерт­ва, и те устроили настоящую охоту. Увидев ее в конце коридора, они разом выстрелили. Тетя Нина успела скрыться за углом. Только сейчас она поняла, Что ей грозит, и помчалась по коридорам что есть духу.

Свернув за угол, Григорян и Поспелов увидели, как женщина пытается открыть ключом какую-то дверь. Бандиты приблизились к ней, опустив оружие. Ста­рушка дрожала всем телом. Один из террористов вски­нул пистолет, прозвучал выстрел.

—   Сделай контрольный, — процедил Поспелов.

—   Ты застрелил, ты и делай, — отрезал Григорян.

Последовал еще один выстрел, и Нина Ивановна за­тихла.

Спокойно убрав мужскую раздевалку, Бузуев вы­лил воду из ведра и вдруг услышал гулкие хлопки. Он насторожился. Хлопки повторились.               !

—   Это что, стреляют? — решил он и вышел в кори­дор. И оторопел. В конце коридора на полу, разбросав руки в стороны, лежала тетя Нина, а возле нее стояли двое неизвестных в черных масках.

«Кто это?» — подумал Бузуев. В этот момент один из бандитов вскинул пистолет и выстрелил в него. Пу­ля лязгнула в дверь и пробила ее, оставив большое рваное отверстие.

Бузуев, не медля ни секунды, бросился в раздевал­ку. Он услышал, как по коридору раздались быстрые шаги.

«Кто эти люди?! — пронеслось в голове. — Почему они убили тетю Нину?»

Звуки шагов усиливались.

«Раз они убили безобидную женщину, — соображал Бузуев, — то тем более убьют меня!»

Он огляделся. Из раздевалки выхода не было.

«Мне каюк!» — подумал Бузуев. Он пробежал к ту­алетным кабинкам. Там он обнаружил вделанный в стену прямоугольник пожарного гидранта. Бузуев от­крыл крышку и убедился, что в узкую щель, которая вела в вентиляционную шахту, ему не протиснуться. Тогда он решил схитрить — оставил крышку таким об­разом, чтобы преследователи, которые уже зашли в раздевалку, подумали, что он все же пролез в венти­ляционную шахту. Это было единственное, что могло сбить их с толку.

Тихонько, на цыпочках, Валентин пробрался в ду­шевую и затаился в одной из кабинок. В это время Ра­да, следившая за действиями Бузуева, передала по ра­ции, что в раздевалке камер нет.

—   Я не смогу вам указать, где уборщик. Действуй­те по обстоятельствам...

—   Похоже, он забрался в вентиляционную шахту, видишь, крышка откинута, — сказал Поспелов. — Впрочем, нет, здесь человек не пролезет...

Григорян оттолкнул напарника, заглянул внутрь ящика и воскликнул:

—   Как не пролезет? Тут бегемот пролезет!.. Иди-ка ты на этаж ниже. Там, похоже, буфет или столовая. Поищи его там, а я побуду тут, чтобы он не вылез об­ратно...

—   Понял.

—   Вот мы и встретились снова, — сказал Иванаус­кас, стоя перед телекамерой. — Я вам обещал, что если вы не выполните моих требований, то я буду делать одну из этих девочек мертвой. Повторяю еще раз, что взрывчатка заложена в сорока семи местах, в том чис­ле в вагонах метрополитена, в котором красивые мос­ковские мальчики едут на работу и с работы. А у нас десятки тысяч молодых парней ничего не умеют де­лать, кроме как стрелять из автоматов. Почему? А по­тому, что русские войска заставили их делать это. Мы требуем, чтобы русские выплатили нам репарации за нанесенный ущерб. Не мы ввели войска в Москву, а Россия ввела войска в Грозный, вы были оккупанта­ми, вы и должны ответить за все, что сделали ваши солдаты.

Иванаускас держал выбранную жертву сзади за шею. Девушка была близка к обмороку. Голос терро­риста гремел:

— Вот рабыня империи, но она не знает, что она является таковой. Надо убить рабство в себе, и тогда не станет империи: Я был раб Российской империи с двухсотпятилетним стажем, но я убил это рабство в себе и стал свободным человеком нового мира. Нын­че модно порочить малые народы и не нести за это ни­какой ответственности. В каком состоянии находится ваше общество, когда можно красиво жить за счет лжи, за счет малых народов, отбирая у них язык, культуру, археологические ценности? Вы лжете, гово­ря, что Россия федерация! Под видом реформ и про­гресса вновь возрождается старая тюрьма народов! Но тогда это была болезнь, страшная болезнь времени, поразившая российское общество. Россия очистилась через кровь революции! В результате этого на карте мира появились новые государства — Финляндия, Польша, Латвия, Эстония, Литва! Если каждому мало­му народу дать полный суверенитет, то, я уверяю вас, русские отряхнулись бы, отмылись от того дерьма, в котором они сидят со времени взятия Казани! Если бы нашелся политик, который сказал бы: «Вы все сво­бодны, стройте свои государства как хотите». — Это был бы величайший освободитель на шестой части земли, как сказал поэт, «с названьем кратким — Русь». Даю вам еще пять минут, а потом... А потом я взорву баллоны с отравляющими веществами. И не только в метро... Вся Москва задохнется в миазмах нервно-паралитического газа...

—   Паранойя, — пробормотал Горемыкин, наблюдая за Иванаускасом, — шизофренический бред. Тут без психолога не обойтись...

—   Иванаускас известен своей прямотой, он делает все, что говорит. Будут жертвы... — сказал Купреев. — У нас так мало времени, что мы не успеем их даже об­наружить...

В оперативном штабе зазвонил телефон. Горемыкин поднял трубку, и его лицо вытянулось.

—   Из правительства, — шепнул он Купрееву, при­крыв телефонную трубку рукой. — Да, полковник Го­ремыкин слушает вас. Да, да... Вы предлагаете идти на частичные уступки? Да, да... Выполнить некоторые его требования? Но это невозможно...

Лицо Горемыкина вытянулось еще больше, и он медленно положил трубку.

—   Все, — пробормотал он, — даже если мы разде­лаемся с этим придурком, нас с треском выгонят со службы... Вот псих! Я готов заплатить большую цену, чтобы поквитаться с ним...

—   А что сказали сверху?

—   Сказали, что никаких политических уступок. Предлагают любую сумму для сделки.

—   А разве это не шанс?

—   Шанс не в том, что они привезут пять или двад­цать пять миллионов долларов, а в том, чтобы Иванау­скас захотел с нами разговаривать... Только тогда мы освободим заложников. Но этому дураку деньги не нужны, вот в чем беда...

Горемыкин и Купреев стали звонить своим служ­бам. Через минуты три Купреев сказал:

—   Я тут посоветовался с военными. Они утвержда­ют, что, несмотря на угрозы террористов, реальная опас­ность химического заражения Москвы исключена.

—   Как бы не так! — недоверчиво воскликнул Горе­мыкин. — Военные могли только сказать, что химичес­кие припасы и их компоненты размещены на складах арсеналов шести субъектов Российской Федерации, и Чечня в их состав не входит. Я это и сам знаю. Я знаю, как строго охраняются эти арсеналы. Но ты пой­ми, мало-мальски грамотный человек понимает, что специалист, если он настоящий специалист, может ор­ганизовать производство некоторых видов отравляю­щих веществ в домашних условиях...

—   Да ну, — отмахнулся Купреев, — для изготовле­ния эффективных отравляющих веществ необходимы исходные компоненты, а где боевики их достанут в по­луразрушенной Чечне?

—  А ведь сейчас их легко закупить.

—   Закупить?

—  Да, закупить. Как это сделали бойцы «АУМ синрике».

—   Закупка таких компонентов и производство от­равляющих веществ займет много времени, — стал рассуждать Купреев. — Они не успели бы накопить столько отравы, я имею в виду на всю Москву. Так что я считаю, что угрозы Иванаускаса являются, скорее всего, обыкновенным блефом.

 

 

Глава 33.

Откровения старого чекиста

Затаившийся в душевой кабинке Бузуев слышал, как один из террористов вышел, а другой остался де­журить у пожарного гидранта. Вот Поспелов прошел в туалетную кабинку, и стало слышно, как зажурчала струя. Бузуев выскользнул из душевой кабинки и на цыпочках пошел на этот звук. Показалась широкая спина террориста. Сверху, со всего размаха наискосок Бузуев нанес рубящий удар по шее. Он вложил в него всю свою силу, всю ненависть к бандиту.

Чвяк! Однако и крепок же этот парень! Он скорчил­ся, но не упал и вдобавок так двинул локтем в целях самозащиты, что Бузуев отскочил к противоположной стене.

Если бы не то обстоятельство, что руки парня были заняты, Бузуев пожалел бы, что напал на верзилу. Тот мог бы парировать второй удар ш и вообще выст­релить. Однако Бузуев полностью использовал свое преимущество. Пока бандит лихорадочно, с переко­шенной шеей застегивал штаны, Бузуев отскочил от стенки и ударил его ногой в голову. Ударил так, как учил его когда-то Терпухин. Верзила дернулся от удара, покачнулся и встряхнул головой. Бузуев нанес мощный удар сверху вниз, и опять по голове. Терро­рист снова дернулся и, чтобы не упасть, уперся рука­ми в пол. Бузуев схватил его за шею и ударил головой в простенок туалетной кабинки раз, другой, третий...

Из руки бандита выскользнул пистолет... Успел, ока­зывается, схватиться за оружие... Ага, обычный ТТ. Патрон в патроннике. Бузуев отскочил от туалетной кабинки, поднял пистолет на уровень глаз и едва ус­пел нажать на спусковой крючок, потому что Поспе­лов, страшный, с окровавленной головой, в стреми­тельном прыжке уже летел на него...

Выстрел откинул голову нападавшего назад, но тело продолжало лететь по инерции. Бузуев, не помня себя, выстрелил второй раз... третий... Стоп! Надо беречь па­троны...

Обшарив карманы убитого, Бузуев не нашел ни од­ной запасной обоймы. Бежать! Бежать куда глаза гля­дят!.. У него всего два патрона.

Бузуев выбежал в коридор. Конечно же, он сразу же был замечен на экране монитора Радой, которая тут же передала Григоряну:

—   Уборщик на втором этаже, бежит по коридору в сторону пожарной лестницы. У него пистолет. Поспе­лова нет в поле обзора камеры.

Затем Рада вышла на связь с Иванаускасом:

—   Уборщица нейтрализована, а у второго уборщика пистолет. Думаю, будут осложнения.

Иванаускас пожевал губами и пробормотал:

—   Этот парень не уборщик. Это подсадная утка. Где Поспелов и Григорян?

—   Григоряна я уже предупредила, а Поспелов до сих пор не вышел из туалетной комнаты...

—   Где уборщик? Ты видишь его на экране?

—        Да! Он забился в женскую раздевалку, повторяю, он вооружен.

—   Найти его!.. Пошли троих: Кравченко, Антонови­ча и Асланбека. Уж эти-то ребята его не упустят.

Бузуев метался по женской раздевалке. Ему хоте­лось залезть в какую-нибудь щель и не высовывать но­са, но, побегав по помещению, понял, что здесь ему не скрыться. Он снова выбежал в коридор, свернул за угол и наткнулся на труп тети Нины. Бузуев склонил­ся над ней. Да, тетя Нина была мертва, ее глаза были широко раскрыты, в них застыл ужас. Валентин за­крыл глаза покойнице и, стиснув зубы, поднялся. Страх понемногу улетучивался, возвращалась способ­ность реально оценивать обстановку.

Отправив троих террористов расправиться с уборщиком, Иванаускас решил, что пора привести угрозу в исполнение. Жизнь одной из заложниц для него ничего не стоила. Двое подручных привели де­вушку, ту самую, которую он уже два раза ставил перед камерой. У нее отказали ноги. Ее пришлось тащить волоком.

—   Пошли, козочка, — подбадривал террорист де­вушку.

Ее поставили перед камерой. Рядом стал Иванаус­кас и подпер девушку плечом, чтобы она не упала.

Остальные девушки видели, что главарь террорис­тов вытащил пистолет из кобуры и держал его у себя за спиной.

Акт возмездия начался...

—   Если вы не возражаете, я воспользуюсь вашей связью, — сказал Купреев, — чтобы связаться с пси­хологической службой нашего подразделения.

—   Да, какие могут быть возражения, — ответил Го­ремыкин.

Купреев быстро дозвонился до психологов.

—        Алло, я хочу, чтобы вы послушали одного психа и дали ваше заключение. Это очень важно, мы не мо­жем принять решение...

Горемыкин вдруг взмахнул рукой:

—   Смотри! Да он действительно сумасшедший!

На экране телевизора возникла картинка: терро­рист в полумаске и дрожащая от страха девушка...

—   Двадцать минут истекли, — проговорил чужим голосом Иванаускас, — я вам дал еще пять минут. Вы но выполнили ни одного моего требования.

Террорист приставил пистолет к голове девушки и нажал на спусковой крючок. Прозвучал выстрел. Го­лова девушки дернулась.

Что-то кроваво-белое брызнуло на объектив каме­ры, и оператор из числа террористов стал деловито протирать объектив какой-то тряпочкой.

Иванаускас бережно опустил убитую им девушку па пол.

—   Наше следующее представление будет через двадцать минут, — сказал он. Черный платок колебал­ся от его дыхания. — Мне становится скучно. Пожа­луй, я взорву одну из своих бомб с нервно-паралитическим газом. Я предупреждал вас — бомбы расположе­ны на многих жизненно важных объектах города-

Немой ужас обуял всех, кто видел эту кровавую г цену и слышал голос террориста. Все это напоминало сцену казни приговоренных к смерти шариатским су­дом в Грозном.

Видели все это и в оперативном штабе по освобож­дению заложников, и во всех кабинетах различных управлений и центров Федеральной службы безопасности и Министерства внутренних дел. Они слышали, как кричали в истерике остальные спортсменки.

В спецавтомобиле прозвучал зуммер телефона. Полковник Горемыкин взглянул на телефон, но касать­ся трубки не отваживался.

—   Поднимать? — спросил у него Купреев.

Горемыкин махнул рукой. Звонили из ФСБ.

—   У вас нет времени на стратегию, ребята, — про­звучал чей-то начальственный голос. — Если вы не от­дадите приказ на штурм, мы упрячем вас за решетку... Новый Буденновск, понимаешь, тут устроили... Немед­ленно приступайте к действиям!..

—   Там все заминировано. Минеры не могут даже притронуться к стеклу...

—   Буравьте стены, высаживайтесь на крыше, под­капывайте, гипнотизируйте их, в конце концов, но действуйте! — заорал тот, кто был на другом конце провода.

—   Мы не можем принять решение на штурм без письменного на то подтверждения вышестоящего на­чальства! — отчеканил Купреев.

Его собеседник взорвался:

—   Какое разрешение! У вас есть все полномочия! Ни на одну секунду Россия не должна оставаться без зонта, которым является ваше подразделение! А вы не можете самостоятельно принять решение?

—   Пошел на хрен! — спокойно произнес Купреев в трубку. Звонивший еще что-то кричал, но Купреев положил трубку и потер лоб.

Если штурмовать, заложники погибнут все сразу. Если тянуть время, можно выиграть хоть одну жизнь.

Вскоре позвонили психологи.

—   Этот человек не собирается никого отпускать, это не в его стиле.

—   Что это значит — его стиль?

—  Он взрывает заложников, чтобы прикрыть свой отход.

—  Откуда такая уверенность?

—   Из элементарных наблюдений, — пояснил пси­холог. — Мы видели, как он убил заложницу. Он при­крывался ею, как щитом... Впрочем, это всеобщая так­тика, однако у данного типа она сопряжена с садист­скими наклонностями.

Купреев положил трубку.

—   Он всегда убивает заложников, — сказал Купре­ев Горемыкину.

—  Что же нам делать?

—   Надо побольше узнать о нем. Может, в про­шлом...

—   Мне плевать, что он делал в прошлом! — вдруг заорал Горемыкин. — Мы должны сделать все, чтобы спасти людей!

—  Он рассчитывает на это.

—  На что?

—   На то, что мы станем жалеть заложников. По­слушайте, товарищ полковник, я внутренне готов по­жертвовать несколькими невинными гражданскими ли­цами и убить его. Я лично возглавлю штурмовой отряд.

Горемыкин сощурился.

—   Вы уверены, что это поможет избежать большого кровопролития?

—  Да. Разрешите выступить?

—   Подождите. Нам никогда не отмыться, если мы примем решение сами. Пусть сверху нам спустят при­каз. А приказ — дело святое. Пока у начальства тре­щит голова, какое же принять решение, мы будем про­должать пытаться вытащить их живыми...

—        Но они же развязали нам руки, — сказал Куп- реев, — товарищ полковник, разрешите приступить к штурму...

—   Делайте так, как считаете нужным, — отрезал Горемыкин, отводя глаза в сторону.

Купреев вздохнул.

—   Нет, — сказал он, — если и вы не даете мне пря­мых указаний, то я не решусь на штурм. Будем ждать.

—   Ждать очередной жертвы?

—   Сейчас надо придумать какой-нибудь отвлекаю­щий маневр. Может, найти его мать, сестру, брата, же­ну или подругу, в конце концов.

—   В том-то и дело, что у него абсолютно никого нет. Он одинок, как волк.

—   Может, он добивается чего-то другого?

—   Чего?

—   Может, где-то в другом месте грабят Алмазный фонд или штурмуют ракетную шахту с ядерными бое­головками, а?

—   Я не знаю...

Неожиданно издалека донесся приглушенный взрыв, сопровождаемый протяжным гулом.

—   Черт возьми, что это такое?

Горемыкин и Купреев выскочили на улицу.

—   Он взорвал еще одну бомбу. Вон там! Видите об­лако черного дыма?

—   Он знает, что делает, — пробормотал Горемы­кин. — У всех и так душа в пятках, а он еще и фейервер­ки устраивает. А у нас никакой возможности воздейство­вать на него. — Горемыкин обхватил голову руками, — Сволочь ты, сволочь, как же ты планируешь уйти?

Неожиданно дверь в спецфургон отворилась, и в ее проеме показалась знакомая Купрееву и Горемыкину фигура генерала ФСБ. Этот довольно известный гене­рал с лицом, красным, как свежая колбаса, с бровями, густыми, как волосы под мышкой у пожилой вдовы, считался одним из лучших специалистов в борьбе с террористами. Он вошел в салон, недоверчиво осмот­релся и бесцеремонно уселся на свободный стул.

—   Я прибыл для того, — сказал генерал не поздо­ровавшись, — чтобы возглавить оперативный штаб по освобождению заложников. Мы должны подумать над тем, чего они добиваются...

—   Они выставили политические требования, това­рищ генерал, — сказал Горемыкин.

—   Как бы не так, политические! — скривился гене­рал ФСБ, — Я в жизни не видел идиотов, готовых уме­реть за политиков. Похоже, что, выставив для начала политические требования, они просто тренировались, выясняли, способны ли наши органы дать решитель­ный отпор. Погодите, не пройдет и получаса, как они потребуют деньги...

—   Это было бы лучшим вариантом, — сказал Куп­реев.

—   То-то и оно, что лучшим, — сказал генерал, бро­сая фуражку на стол. — Помните, с чего все началось? В декабре девяносто четвертого года в Москве взорвал­ся рейсовый автобус тридцать третьего маршрута, по­мните? Возле южного выхода бывшей ВДНХ.

—   Как же не помнить, товарищ генерал, — сказал Горемыкин, поглядывая на часы.

—   А ты, полковник, на часы не смотри, — произ­нес генерал, пошевелив кустистыми бровями, — дума­ешь, они взорвут еще что-нибудь? Дудки, я их знаю. Пройдет и пять, и десять, и двадцать минут, прежде чем они решатся. Вспомните, когда взорвался тот рей­совый автобус, жертв не было, да? А перед этим было несколько попыток взорвать московскую окружную железную дорогу. Все теракты остались анонимными, доказательств причастности к ним хоть одного чечен­ца мы не нашли. Мы запустили через правоохрани­тельные органы версию о «чеченском следе», но, по­вторяю, доказательств этому нет. Это уже после, в июне девяносто шестого, они в Буденновск вошли. Погибли мирные люди, сотни человек получили ране­ния. Это привело к тому, что начался переговорный процесс по мирному урегулированию военного кон­фликта в Чечне. После этого они вообще распояса­лись, и Радуев вошел в Кизляр. Опять более полусот­ни жертв. Но на этом они снимали политические пен­ки, понимаете?

—   Простите, товарищ генерал, — сказал Горемы­кин, — мы об этом знаем...

—   Не перебивайте! — сурово сказал генерал. — Из мирового опыта известно, что большинство террорис­тических актов делают специалисты, а не случайные люди. Если террорист — случайный человек, он на первых же шагах делает многочисленные ошибки. Вспомните, как один дурак захватил автобус с корей­цами. Полный непрофессионализм! И я все это говорю к тому, чтобы самому убедиться в том, что в Чечне су­ществует неподконтрольная нынешнему правительству группировка, которая причастна ко всем терактам, так или иначе касающимся политики России в Чечне. По­сле событий в Кизляре и в Первомайском знаете, что Аслан Масхадов заявил? «Это не мой почерк и не мой метод!» А ведь он тогда еще не был президентом. Тут и дураку ясно, что он знал о готовящемся теракте, но не стал себя замазывать...

—  Конечно, перед выборами-то... — согласился мол­чавший до сих пор Купреев, тоже взглянув на часы.

—   Да не дергайтесь вы, вояки! Они, — генерал кив­нул в сторону спорткомплекса, — будут сидеть как мыши, если и мы посидим тихо. Так что выслушайте меня, старого чекиста, до конца и будем соображать вместе, что нам делать. Итак, мы остановились на Киз­ляре. Затем в июне того .же года взорвался вагон сто­личного метро у станции «Тульская», так?

—   Так, — ответил Купреев.

Генерал продолжал:

—   Четыре человека погибли и двенадцать госпита­лизированы. В том же месяце в Нальчике взорван «Икарус» Ставропольского автопредприятия. Опять жертвы и опять раненые. И заметьте, теракты проис­ходят именно в тот момент, когда мирные переговоры заходят в тупик. Как только стороны начинают обви­нять друг друга в намерении их сорвать, сразу же про­исходит террористический акт, словно по чьей-то ко­манде.

—   А вы не допускаете, товарищ генерал, — сказал Горемыкин, — что существует некая параллельная по­литическая структура в чеченской верхушке, которая просто предугадывает желания реальных лидеров Чеч­ни и устраивает взрывы тогда, когда это политически наиболее целесообразно?

—   Во! Правильно!.. — воскликнул генерал, и его правая бровь стала торчком.

—   Как конкретно анализ этих фактов может по­мочь в разрешении теперешнего конфликта? — вдруг вмешался Горемыкин.

Генерал взмахнул рукой, требуя тишины.

—       Причем эта структура действует таким образом, продолжал он, — что нельзя доказать причаст­ность Чечни к взрывам, наоборот, следует думать, что есть все основания считать, будто теракты подстроены органами ФСБ.

Есть в моих рассуждениях резон?

—   Что вы хотите сказать? — насупился Купреев. — Что все, что здесь происходит, спланировано с ведома ФСБ?

—   О, извилины зашевелились, — одобрительно кивнул головой генерал. — Когда в июне девяносто ше­стого года взорвался троллейбус у кинотеатра «Рос­сия», а на следующий день террористы взорвали трол­лейбус сорок восьмого маршрута, это происходило именно в тот момент, когда генерал Тихомиров предъя­вил ультиматум чеченским боевикам.

—   Это когда федеральные войска окружили населен­ные пункты Гехи и Макхеты? — спросил Купреев.

—   Да, — ответил генерал ФСБ. — Так что связь тут очевидная. В Чечне раздалбливают остатки банд, в Москве взрываются троллейбусы. Черт бы их по­брал, этих политиков. Победа была в наших руках, и так бездарно ее упустить!.. Мы делали все, чтобы обеспечить идеологическую атмосферу для точечного бомбометания, мы устроили взрывы на железнодо­рожной станции Волгограда. В самый раз смести мя­тежников с лица земли! Но эти сопляки из Генштаба побоялись. Инициативу сразу же перехватили че­ченцы.

Горемыкин и Купреев переглянулись. Генерал на­хмурился.

—   Чеченцы этими терактами заработали отличный политический капитал, — продолжил он, — вроде бы и жертв многочисленных нет, что не вызывает ярости у русского населения, а угроза о предстоящих и гото­вящихся терактах подстегивает политиков. Это отлич­но действует.

—   Точно, — полковник Горемыкин нетерпеливо поглядывал на Купреева, — но что мы будем делать сейчас?

—   Покурим, — сказал генерал и достал портсигар, украшенный крупным бриллиантом. Он вынул папиро­су, постучал ею о крышку портсигара, взял фуражку со стола и вышел на улицу.

И Горемыкину, и Купрееву стало ясно, что генерал пришел сюда, чтобы выиграть время.

—   Вот старый хрыч, — раздраженно произнес Го­ремыкин. — Столько времени отнял...

 

Глава 34.

Невероятный поворот событий

А Бузуев все бегал по коридорам и этажам, ища спасения. Вначале он бросился к центральному входу, но еле унес оттуда ноги — там несколько странных лю­дей в масках колдовали над какими-то механизмами и устройствами. На одно из таких устройств Валентин натолкнулся в фойе, ведущем в крытую галерею, отку­да можно было через любое из окон выбраться наружу. Но только Бузуев приблизился к устройству, как на бруске тротила запищала маленькая черная коробочка, а красная лампочка на ней угрожающе замигала. Ва­лентин предпочел повернуть обратно.

Бузуев отлично ориентировался в коридорах, этажах, переходах, спортивных зала спорткомплекса. Но куда бы он ни шел, где бы ни скрывался, везде его догоняли преследователи. Бузуеву и в голову не могло прийти, что за ним следят с помощью камер наблюдения. Он знал, что они есть, но что они могут быть использованы против него, этого Валентин не мог предположить. Наконец Бу­зуев выбежал на второй этаж в холл и оттуда взглянул на теннисные корты. То, что он там увидел, привело его в ужас. Спортсменки сбились в тесный кружок. Возле них лежала Наталья. Вокруг ходили долговязые мужчи­ны в черных масках.

«Так это же террористический захват! — ахнул Бу­зуев. — Никак чеченцы!»

Бузуев пригнулся и выполз в коридор. Теперь он окончательно убедился, что его жизни угрожает смер­тельная опасность. Он был охранником и знал, как трудно попасть на спорткомплекс, но еще труднее вы­браться из него.

«Нет, врешь, — подумал Бузуев, — можно уйти! Через кухню. Выломать дверь... Вряд ли там мины. Но там этот чертов напарник убитого мной террориста. Кроме того, если я стану ломать дверь и вылезать че­рез пролом, то снаружи подумают, что я тоже терро­рист, возьмут, чего доброго, и шлепнут. Снайперы не­бось уже залегли на крышах окрестных зданий. Потом на террористов спишут. Трупом больше, трупом мень­ше... Был бы здесь Терпухин, он бы тут наворочал. А у меня всего два патрона...»

Сбежав на цокольный этаж, Бузуев поднял один из канализационных люков. В нос ударил неприятный за­пах. Бузуев поморщился, спустился в люк и закрыл над собой крышку.

Двигаясь наощупь, он стал пробираться по канали­зационному туннелю. Вскоре он увидел ответвление, которое вело к кухне. Дальше дорога была закрыта, все было забрано прочными металлическими решетками. Тогда Бузуев решил выбраться из туннеля на кухню. Он нащупал крышку над головой и осторожно припод­нял ее.

Террорист сидел на стуле напротив люка и словно ждал Бузуева. Валентин поднял пистолет, но терро­рист неожиданно сдернул с себя маску...

Перед изумленным взором Бузуева предстал... Юрий Терпухин!

— Он опять прервал связь, — сказал Горемыкин

в телефонную трубку. — Его заложников никогда не

спасали, они всегда погибали. Мы должны разгадать одно; каким образом он попытается спастись, и тогда сможем покончить с ним.

—  А как же остальные объекты? — спросил Купре­ев, когда полковник положил трубку на рычаги. — Ведь они и в самом деле заминированы.

—   Игры закончены, дан приказ эвакуировать лю­дей из прилегающих кварталов. Руководство отказыва­ется поддаваться на шантаж. Они велели делать все для освобождения заложников. Пора приступать к штурму...

Несколько антитеррористических групп бросились на штурм, проникли за металлическую ограду, подоб­рались к дверям, но везде были мины. Решено было пробить центральный вход бронетранспортером.

Рада видела на мониторе, как прибыл бронетранс­портер, как активизировались саперы, пытаясь снять мины у дверей. Она сообщила об этом Иванаускасу.

—   Я сделаю еще один труп, и они успокоятся! Кстати, где уборщик?

—   Он на цокольном этаже. Туда пошли трое наших.

—   Что-то они долго возятся. Подгони их...

Иванаускас опять вышел на связь и предупредил,

что если штурмовики не уйдут от центрального входа, он убьет еще одну заложницу. Иванаускас так разъя­рился, что понес полную околесицу:

—   ...Я буду воевать против неверных на всем земном шаре! Мне никто не указ, кроме, может быть, Аллаха.

После этих слов уже никто не сомневался, что Ива­наускас убьет очередную заложницу. Купреев срочно отозвал своих подчиненных. Бронетранспортер дал задний ход.

—   Ты? — прошептал Бузуев, увидев Терпухина. Терпухин приложил палец к губам. — Я тебя чуть не убил.

—  А я мог тебя убить по меньшей мере раз пять... Вылезай!

—  Ты с ними заодно?

—  Да нет, спецзадание. Называется «слепой посев». Снаружи тоже не знают, что я здесь, кроме моего непо­средственного начальника.

—   Не знаю, что мы сможем сделать, — пробормо­тал Бузуев, — здесь кругом все заминировано, все спортсменки в заложницах... И моя бывшая жена тоже...

—  Знаю, — улыбнулся Терпухин, — ведь я из про­фессионального антитеррористическое подразделения. Оно было создано еще в тысяча девятьсот семьдесят втором году по указанию самого Андропова. Помнишь события того года в Мюнхене?

Бузуев наморщил лоб вспоминая.

—   Это, кажется, когда террористы захватили не­сколько израильских спортсменов?

—  Да, тогда при неудачном штурме полиции почти все спортсмены погибли. Германия создала элитный спецназ. Андропов сказал: наши должны быть лучше. Так возникла группа «Альфа».

—   Вот как? Со спортом, значит, все связано...

—  Ну да, — отозвался Терпухин. — Поначалу в нее отбирались только сотрудники седьмого управления КГБ и профессиональные спортсмены: борцы, стрелки и легкоатлеты.

—   Но ты в семьдесят втором году...

—  Да, я тогда на своем хуторе стрепетов ловил. В органы я пришел значительно позже, когда «Альфа» уже трансформировалась... К несчастью, нынешний главарь террористов — мой однокашник. Хитер, как лис. Сейчас он очередную накачку подчиненным дела­ет, хочешь послушать?

Терпухин протянул Бузуеву наушники рации.

—   Я ваш учитель, — услышал Бузуев незнакомый голос, — вы все мои ученики и должны доказать, что вы достойны своего учителя. Братья, еще недавно мы находились в стенах нашей школы, полгода вас учили овладевать искусством диверсионной работы, подку­па, распространения слухов и многому другому. Сей­час Москва пытается убедить всех в том, что она по­дарила нам мир. А я этому не верю, как не верят ни Шамиль, ни Аслан, ни многие другие мои товарищи, которые с оружием в руках добывали нашу независи­мость.

—   Ну и брешет! Как Геббельс! — шепнул Тер­пухин.

—   Все обещания русских о финансировании, — убеждал голос по рации, — не более чем разговоры для дураков. Деньги, переведенные через русские банки, осядут в карманах русских же чиновников. Поэтому призывают отдать жизнь за процветание отчизны в се­годняшнем неравном бою. Помните, мир — это не толь­ко США, не только Россия и не только европейские страны.

Есть Пакистан, Афганистан и Иран, Ливия и Сау­довская Аравия. Помните, мусульман в мире больше, чем христиан, тем более православных, да и какие из них православные? Самые высокие русские чиновники готовы к тому, чтобы продать нам оружие, обмундиро­вание, продукты. Братья, уже сегодня мы приступаем к выполнению своих обязанностей. Уверяю вас, мы выйдем из этого спорткомплекса целыми и невреди­мыми, как это произошло с нашими братьями в Бу­денновске. Да, мы и впредь будем захватывать залож­ников...

Терпухин приложил ухо к наушникам.

—  ...Да, мы будем убивать, но разве не убивали на­ших беззащитных матерей, жен и детей русские воен­ные летчики, сбрасывая радиоуправляемые бомбы на наши селения? Разве не поразили Джохара Дудаева посредством космической наводки? Если нам не дадут свободы, мы нанесем удары практически по всем про­мышленным городам. Аллах нас простит, а на крики политиков внимания не обращайте, это не более чем шумовая завеса. Мы проведем операцию и уйдем от возмездия. Некоторые пойдут со мной, другие осядут п России или в соседних республиках. Ваша задача — внедриться во властные структуры, административные и финансовые органы, ваша задача — дестабилизация постановки, развал экономики и финансовой системы. Помните, русские жадны...

Терпухин сорвал наушники с ушей Бузуева.

—  Полная кодировка! Что, заворожил?

— Да, внушительно. А кто это?

— Это Иванаускас. Язык подвешен, что надо. Хватит слушать эти бредни, пора действовать.

—       Но что мы будем делать?

Терпухин осмотрелся. Его глаза остановились на присной сигнальной кнопке под стеклом.

—Вот и выход, — сказал Юрий.

Он взял пистолет за ствол и тюкнул рукояткой по стеклу, затем нажал на кнопку. Загудела сирена, подавая сигнал о том, что в спорткомплексе пожар.

- Пусть побегают! Вот тебе обойма. Мы расходимся  в разные стороны, — Терпухин снова натянул мас­ку, я уже двоих того, — Терпухин провел рукой по шее, — Кравченко и Асланбека. Остался Антонович. Остальные заняты другим делом. Я буду действовать отдельно, а он, Антонович, пусть охотится за тобой. Ты послужишь отличной приманкой. Мы должны вымани­вать их на этажи и ликвидировать. Старайся не попа­дать в обзор камер слежения. Все, я пошел... Да, в слу­чае чего — я Григорян...

Бузуев кивнул головой. Если бы он мог, то разбил бы ее о стену, таким нереальным казалось ему все про­исходящее.

Горемыкин и Купреев заметили, что террористы неожиданно всполошились. Через минуту стало ясно, что в центральном здании спорткомплекса включилась сирена противопожарной сигнализации.

—   Если включилась пожарная тревога, значит, там есть еще кто-то, — предположил Купреев.

В оперативный штаб пришел командир саперов.

—   Мины расставлены по широкому периметру на окнах и дверях. Мы не можем добраться до них...

—   А если мы обесточим здание?

—   Вряд ли это что-нибудь даст. У них, скорее все­го, предусмотрен автономный источник питания... Но его надолго не хватит.

—   Тогда они взорвут сами себя...

После того как Терпухин посоветовал не попадать в поле обозрения камер слежения, Бузуев стал избе­гать их. Всякий раз, когда он пробовал пройти через проходы, где имелись автоматические двери, они за­хлопывались перед самым его носом. Один раз его да­же попытались блокировать в таком переходе, но он ускользнул. Сзади послышался шум и прозвучали вы­стрелы, Бузуев тоже выстрелил, но не попал, стреми­тельно пробежал по коридору и очутился в фойе рядом с центральным входом.

Через приоткрытую дверь он видел снующих возле аппаратуры террористов. Бузуев спрятался под лест­ницу. Один из террористов вышел в фойе. Бузуев ударом ноги поверг его на пол, схватил за ногу и уда­рил своей ногой в подбородок. Челюсть хрустнула. С этим покончено. Надо скорее завладеть оружием п патронами. Именно так, наверное, действует и Тер­пухин — вынимает из колчана по стреле и по одной ломает их.

Рада неотрывно следила за неуловимым уборщиком. На него охотились уже несколько человек, но он ускользал, словно умел проходить сквозь стены. Мало того, Рада подозревала, что уборщик расправился с некоторыми из боевиков, потому что они не выходили на связь. Рада боялась сообщить об этом Иванаускас.

Он только что был в фойе возле центрального входа, а сейчас направляется в подвал, — сообщила они по рации связавшемуся с ней Антоновичу, — он вышел из поля зрения камеры. Должно быть, спустился в подвал.

На связь вышел Иванаускас. Он обругал Раду и от­данных в ее распоряжение людей за нерасторопность.

Остановите его прежде, чем он сообразит отклю­чить силовой щит в бойлерной.

Поняла, — ответила Рада и с удвоенной энерги­ей принялась руководить действиями Антоновича, единственного, кто поддерживал с ней связь.

—   Он в коридоре подвала, — дала указание Ра­да. — Стоп, я его опять потеряла... Он догадывается, что я слежу за ним. Но он точно в подвале.

—   Всем группам подготовиться к обезвреживанию бомб, давайте по местам, — дал в это время команду Горемыкин. — Сейчас будет отключена энергия. Наде­юсь, что все получится.

Здание обесточили, но ничего не изменилось.

—   У них подключился автономный источник пита­ния... — сообщили Горемыкину.

 

Глава 35.

Единственный шанс

Бузуев проник в подвал, взобрался на ящик транс­форматорной подстанции и затаился. Он услышал, как и подвал вошли несколько человек. Вот один из них, чертыхаясь, прошел за подстанцию. Стоит террористу поднять голову, и он обнаружит его.

-    Его здесь нет, — сказал террорист. — Надо связаться с Радой.

Террорист включил рацию. Односложно отвечая, перо говорил с Радой, затем сказал сообщникам:

-      Есть только один вход, и он через него не выходил. Там камера... Рада потеряла его. Идите в насос­ную, Обыщите все насосы, он может забиться куда-нибудь под трубы...

Террорист, натыкаясь на поломанные стулья и какие-то ящики, стал обследовать помещение.

Бузуев достал из кармана связку ключей, вынул из нее колечко и швырнул его в угол помещения. Тер­рорист насторожился, пошел на звук, а когда он про­водил мимо трансформаторной будки, Валентин на­просился на него сверху, повалил на пол и ударил рукояткой пистолета по голове. Террорист охнул, по­пытался сбросить Валентина с себя, но тот молотил щ о рукояткой пистолета так беспощадно, что потерял контроль над собой и превратил лицо врага в кровавое месиво. На звуки борьбы поспешили приятели террориста.

Бузуев выстрелил в проем двери, но вошедший ус­пел отшатнуться.

—   Ну давай, выходи, — сказал он из-за двери, — сразимся! Посмотрим, на что ты годишься?

Но Бузуев и не помышлял ввязываться в рукопаш­ный бой. Он направил пистолет на дверь и нажимал на спусковой крючок, пока не кончились патроны. От грохота выстрелов заложило уши. Поменяв обой­му, Бузуев приготовился к новой атаке. Однако за продырявленной дверью стояла тишина. Выждав ми­нуту, Бузуев выглянул наружу. В узеньком подваль­ном коридорчике, скорчившись, лежали двое убитых. Пистолет не подвел.

Бузуев снял с одного бандита рацию и прижал те­лефон наушников к уху...

—   Господи, — услышал он женский голос, — он убил Арслана и Мамедова! Он знает, что мы за ним на­блюдаем. У него наша рация...

—   Ты уверена, что он их убил? — послышался го­лос, уже знакомый Бузуеву.

—   Да. Там была такая пальба... Ни Арслан, ни Мамедов не выходят на связь.

Бузуев прицепил рацию на пояс, надел наушники на голову, вышел из подвала и встал прямо напротив камеры. Он смотрел в объектив камеры и знал, что его тоже видят. Валентин слышал дыхание женщины, ко­торая только что передавала сообщение. Бузуев под­нял пистолет и послал пулю в камеру.

Террористы были чем-то озабочены и уже не так строго следили за заложницами. Наталья пришла в се­бя. Она понимала, что бездействие означает гибель. Она сказала спортсменкам:

-     Мне отсюда видно, как за оградой штурмовые группы готовятся к действиям. Над спорткомплексом летает вертолет. Когда они начнут штурм, приготовь­тесь бежать. Поднимайтесь на второй этаж по пожар­ной лестнице. Будет много стрельбы, поэтому не оста­навливайтесь, бегите, понятно. А я отвлеку внимание главаря...

Но планам Натальи помешал тренер команды. Он обратил внимание на горячий шепот женщины, и в его голове родился план собственного спасения.

-    Я могу помочь вам с уборщиком, — вдруг громко сказал он террористам. — Я знаю, кто он, я могу его поймать.

Иванаускас презрительно взглянул на Воскобойникова.

-     И что ты хочешь взамен?

-    Вы могли бы меня отпустить...

-    А остальную команду? — усмехнувшись спросил главарь террористов.

Воскобойников молчал.

- - Ну, раз ты не хочешь для них ничего сделать, мм тебя отпустим одного. Так кто он, этот уборщик? Он из ФСБ? Если ты и в самом деле поможешь нам, ия отпущу тебя.

Вы отпустите меня?

Я никогда не нарушаю своего слова, — сказал Иванаускас.

Вот его жена, — Воскобойников указал на Наталью. — Они разошлись, но он придет за ней.

Почему?

Потому что он по-прежнему ее любит.

Вот как? — лицо Иванаускас нахмурилось. — Эй, Чебурек, приведи мне эту бабу...

Наталья поняла, что все осложняется из-за подлого предательства Воскобойникова. А она в свое время чуть было не уступила его домогательствам.

—   Слушайте меня внимательно, — прошептала На­талья, глядя, как Чебурек, верзила с волосатыми ручи­щами, направляется к ней. — Я обману их, а вы приго­товьтесь. Как только я нападу на главаря — бегите, но в разные стороны, — одни к пожарной лестнице, другие в фойе возле центрального входа!

Чебурек рывком поднял Наталью с пола и повел к руководителю террористов. Она уже знала, что бу­дет делать. Как раз пригодятся те несколько при­емов из арсенала бывшего мужа, которым он ее обу­чил. Если все у нее получится, то она на несколько секунд выведет из строя главаря. Спортсменки раз­бредутся по лестницам, по кортам, и террористы ста­нут ловить их. Возможно, хоть кому-то удастся скрыться на верхних этажах, открыть окна и вы­прыгнуть наружу.

Проходя мимо Воскобойникова, Наталья не вытер­пела и бросила ему в лицо:

—   Ты подлец, Сергей.

Воскобойников отвернулся от нее и обратился к Иванаускасу:

—   Так я могу идти, как мы договорились?

—   Да, иди.

Иванаускас широким жестом показал Воскобойникову, что он свободен. Тренер, опустив голову, пошел в сторону центрального входа, но отошел всего метров десять. Главарь террористов со злорадной улыбкой на лице вскинул пистолет и выстрелил. Пуля попала тре­неру в затылок, и он лицом вниз рухнул на пол. Умер он мгновенно.

Поднялся шум. Визжали и кричали все заложни­цы. Наталья кусала собственные кулаки. Никогда ей не приходилось видеть, как у нее на глазах убивали людей.

—   Восхитительно, не правда ли? — сказал Иванау­скас, обращаясь к ней.

—   Но ты дал слово! — дрожащими губами прогово­рила Наталья.

—   Террористы никогда не сдерживали своего слова.

—  Оставь в заложниках меня одну, — сказала На­талья, — только их отпусти.

—   Ты плохо смотришься по телевизору, ты уже стара, — усмехнулся руководитель террористов.

—  Ты негодяй!

Руководитель террористов рывком привлек женщи­ну к себе. Их глаза встретились. Наталья ничего не увидела в глазах этого мужчины под крупными над­бровными дугами: они были пусты и черны. Женщина собралась в комок и хотела вырваться, но неожиданно главарь шайки изменился в лице. Очевидно, ему что-то передавали по рации, потому что он внимательно при­слушивался. Потом он крикнул:

—   Черт, этот сукин сын знает, что происходит! Ра­да не может с ним справиться... Братья, займемся сце­нарием ухода...

А этот «сукин сын», как выразился Иванаускас, гремя минутами раньше подошел к комнате, в которой располагался электронный центр службы безопасности спорткомплекса, и глухо произнес:

—  Рада, открой!

—  А кто это? — послышался вопрос.

Свои, глухо, чтобы террористка не узнала голос, произнес Бузуев.

Рада была уверена, что только террористы хозяй­ничают в спорткомплексе, и открыла дверь. Услышав щелчок замка, Бузуев со всего размаха ударил корпу­сом в дверь, чтобы таким образом отбросить преступ­ницу. Дверь широко распахнулась... Террористка упала боком на пол, попыталась схватиться за оружие, но Бу­зуев выстрелил первым... Пуля попала женщине в пле­чо правой руки, но она все же вытащила пистолет ле­вой. Однако выстрелить не успела: Бузуев вырвал у. нее оружие.

—   У-у, сволочь, — прошептал Бузуев, — сейчас я тебе устрою...

Прежде всего он запер дверь. Потом осмотрелся, усадил Раду на стул и связал ее при помощи шнуров и кабелей, которые беспощадно отрывал от компьюте­ров и телесистем. За это время коварная Рада успела соединиться по рации с главарем и сказать ему не­сколько слов. Бузуев вырвал из рук женщины микро­фон и рацию, приложил наушники к уху и почти заре­вел в микрофон:

—   Ну что, съели? Все кончено!

—             Ни фига! Посмотри на монитор, парень, — нео­жиданно услышал он в наушниках голос того самого оратора, которого он слушал с Терпухиным. Бузуев поднял голову. На одном из мониторов он увидел муж­чину с резко обозначенными надбровными дугами и глубоко запавшими под них глазами. Глаза были недо­брые, злые. Очевидно, это и был Иванаускас — главарь террористов. Он смотрел в телекамеру не мигая. Затем исчез, чтобы появиться... с Натальей. Иванаускас дер­жал бывшую жену Бузуева за волосы.

—   Поздоровайся со своей женой, парень!

—  Отпусти ее! — крикнул Бузуев. — Ведь тебе все равно не уйти от возмездия...

—  А с чего ты взял, что я собираюсь уходить? — ухмыльнулся Иванаускас. — Если хочешь, чтобы она осталась жить, приходи сюда...

Главарь террористов поднял пистолет на уровень глаз и выстрелил в камеру слежения. По экрану мони­тора забегали полоски.

—   Я приду, не волнуйся, — прошептал Бузуев, схватил стул и принялся крушить аппаратуру, чтобы она уже не могла послужить террористам. Окончив по­гром в электронном центре службы безопасности, Бу­зуев снял с себя рубашку и для верности связал сидя­щую на стуле женщину так, чтобы она могла только дышать носом.

—  Кого вы хотели захватить в заложники? Ельцина? Лужкова? — спрашивал Бузуев, затягивая узлы. Он понимал, что террористка не сможет ответить, но ответы ему и не требовались. — Но все ваши планы рухнули, вы захватили несчастных девчонок и мою жену. Неужели вы думаете, что пролив еще немного крови, вы тем самым чего-нибудь добьетесь?

Побурчав еще немного, Бузуев направился в зал, к теннисным кортам. О своей безопасности он уже не думал — его мысли были целиком поглощены бывшей женой.

А Иванаускас осмотрел своих бойцов, указал на од­ного, как ему казалось, самого опытного, и сказал:

—  Иди, Шевчук, отомсти за Раду. Убей этого по­донка.

Затем Иванаускас сделал вид, что намеревается за­стрелить Наталью. Он поднял ее голову повыше и при­ставил пистолет к шее.

—   Нет, пожалуйста! — простонала женщина.

Иванаускас отшвырнул ее и крикнул:

—   Приведите другую!

Террористы схватили одну из девушек, Галю Марахову, и подвели к подготовленной к работе телекамере. Казалось, что ее смерть неминуема. Девушка сопро­тивлялась.

—   А ну иди! — крикнул террорист, поддавая де­вушке коленкой.

Наталья понимала, что если она ничего не пред­примет, то Марахова погибнет. Наталья решила дей­ствовать, тем более что была в данную минуту сво­бодна.

—   Девочки, разбегайтесь! — закричала она и рину­лась на Иванаускаса. Она успела ударить его в пах и вцепиться в его лицо ногтями. Главарь террористов, превозмогая боль, отшвырнул женщину. Тем временем спортсменки, услышав команду Натальи, поднялись и стали разбегаться в разные стороны. Террористы не ожидали такого поворота событий и не решались стре­лять без приказа. Но главарь террористов мгновенно оценил ситуацию и первым выстрелил в одну из спорт­сменок. Наталья подскочила к нему и повисла на руке. Иванаускас изо всей силы наотмашь ударил ее по ли­цу. Наталья не удержалась на ногах и упала. Из раз­битого носа струйкой потекла кровь.

—   На место! — рявкнул Иванаускас и снова выст­релил, теперь уже в воздух.

Бузуев подкрадывался к входной двери в зал, котором были расположены теннисные корты. Про­ходя мимо женской раздевалки, он услышал призыв­ные звонки сотового телефона. Валентин вошел в раздевалку. Телефон сигналил в сумке одной из спортсменок. Бузуев выхватил телефон из сумки, включил его.

—    Галечка? Почему ты так долго не отвечала? Я хочу с тобой поболтать... — услышал он девичий голо­сок.

—    Твоя Галечка в глубоком дерьме, — буркнул Бузуев. Прервав таким бесцеремонным образом бе­седу, он набрал номер телефона ближайшего отделе­ния милиции. В трубке послышался встревоженный голос:

—   Кто это? Кто?

—   Конь в пальто! Почему вы ничего не сделали до сих пор?

—   Кто это? Откуда вы звоните?

—   Из спорткомплекса. Здесь полно террористов! Они все заминировали, убивают людей... Где милиция, где ФСБ?

В трубке послышались щелчки. Вероятно, это под­ключилась служба перехвата телефонных разговоров.

—   Сотрудник ФСБ Комарова слушает. Сколько их?

—  Я не знаю, но у них взрывчатка на дверях.

—  Мы обесточили здание, но наша аппаратура по­дзывает, что у них имеется источник энергии.

—   При чем тут источник энергии? — закричал Бузуев и пожалел, что не сдержался. Ведь террористы могут запросто определить его местонахождение по крику.

—   Можете вы отключить его?

—   Не знаю...

Тут в трубке снова послышались щелчки, и раздался спокойный голос:

—   Успокойтесь. С вами говорит руководитель опе­ративного штаба по спасению заложников полковник Горемыкин. Выслушайте меня внимательно. Нам нуж­на ваша помощь. Вы должны найти то, что может стать путем их ухода. Может, какая шахта в подвале или еще что-нибудь.

—   Я не смогу это сделать, — сказал Бузуев, — мне нужно спасти мою жену. Она в руках у этого выродка. Я люблю ее...

—   Парень, — повысил голос полковник, — возьми себя в руки. Эти негодяи ведут себя так, потому что уверены, что уйдут безнаказанными. Если мы перекро­ем им все пути отхода, они пойдут на компромиссы. Станут требовать автобус, вертолет, самолет, деньги, наркотики. Понимаешь?

Бузуев шумно дышал в трубку.

—   Надо сделать так, чтобы не они, а мы диктовали им условия, — продолжал Горемыкин.

—   А как же террористы выберутся отсюда? — спросил Бузуев. — Здесь все буквально напичкано минами. Один случайный выстрел, и все взлетит в воздух.

—   Не бойся. Если ты уничтожишь источник пита­ния, то, как я уже сказал, минеры позаботятся о ми­нах. Экономь силы и не забудь позвонить, когда най­дешь что-нибудь. Прежде всего ищи в подвале. Они не могли за один раз притащить такой мощный аккумуля­тор. Его предварительно подготовили. Повторяю, ищи в подвале.

Полковник Горемыкин положил трубку телефона, откинулся на спинку кресла и облегченно вздохнул.

—       Господи, зависеть от какого-то влюбленного в жену придурка! Надо же! Кругом смерть, а он о лю­бимой думает.

—   А что, — сказал Купреев, — теперь у нас есть хоть какой-то шанс, что он сможет убрать источник электроэнергии. Тогда за дело возьмутся саперы.

—   Правильно вы рассуждаете, — кивнул генерал ФСБ, вернувшийся с улицы. — Ну, ребята, действуй­те, а я пойду доложу начальству о проведенной ра­боте...

Генерал ушел. Купреев и Горемыкин перегляну­лись, и на их лицах появилась кислая улыбка.

 

Глава 36.

Реальность как бред шизофреника

А в это время террористы восстановили порядок. Юные заложницы были снова согнаны в одно место, Наталью, как зачинщицу беспорядка, сильно избили.

Иванаускас указал на очередную жертву. На этот раз девушка оказалась очень мужественной. Она сама поднялась с пола и пошла навстречу смерти.

Иванаускас встал перед телекамерой.

—   Вы, русские, слишком любите героизм, — заявил он. — И поскольку вас не беспокоит судьба этих деву­шек, я вынужден ужесточить свои требования. Если через три минуты мои требования не будут удовлетво­рены, я, во-первых, убью эту прелестную девушку, а во-вторых, взорву одну из станций метро...

Избитая Наталья лежала на полу и стонала. С тру­дом приподняв голову, она увидела, что главарь готов принести в жертву еще одну спортсменку.

—   Кто-нибудь сделайте что-нибудь! — воскликну­ла она, но тяжелый ботинок террориста ударил ее под диафрагму.

Наталья скорчилась. Ее тело стало сотрясаться от беззвучных рыданий.

И опять в оперативном штабе после очередного вы­хода в эфир террористов затрещали телефоны. Пол­ковник Горемыкин наугад взял одну из трубок и вы­слушал сообщение.

—   Что? — спросил Купреев.

—   Политическое руководство страны решило при­мять условия террористов. В спешном порядке готовится указ президента о безусловном признании независимости всех федеративных образований, в первую очередь северокавказских республик...

Поздравляю, Купреев, ты присутствуешь при конце великой России.

Лицо Купреева передернулось.

—   Нет, — сказал командир штурмовой группы. — Я не буду присутствовать при этом позорном конце. Мои ребята еще, слава Богу, слушаются меня...

—   Я тебя понял, — вздохнул Горемыкин, — но пой­ми, там достаточно взрывчатки, чтобы сровнять с зем­лей не только спорткомплекс, но и весь прилегающий район. Кроме того, после развязки конфликта прези­дент сможет отменить свой же указ.

—   Так что, — едко произнес Купреев, — всякое дерьмо, которое не хочет работать, а предпочитает во­ровать и грабить, при помощи тонны тротила может диктовать нам, русским, как нам жить?

—   Выходит, так, — развел руками Горемыкин. — Видать, не совсем правильно мы живем, если находит­ся такое дерьмо... Сообщи террористам, что мы прини­маем все их условия.

Террористы шумно выражали свой успех. Только Иванаускас был мрачен.

—   Поздравляю, командир, — сказал телеоператор, — мы добились своего.

Иванаускас окинул взглядом своих подчиненных.

—  Я благодарю вас за сотрудничество. Вскоре я сообщу вам о выбранном варианте нашего ухода.

Иванаускас не собирался быть героем, как Шамиль Басаев. Ему не хотелось красоваться в лучах юпите­ров. Он собирался улизнуть тихо, без помпы. Пусть его боевики дожидаются автобуса, едут вместе с заложни­цами на аэродром, где автобус заберется в чрево «Ан­тея» или другого самолета. Пусть все они отправятся в Чечню пожинать плоды своей победы. В любой мо­мент шакалы из ФСБ могут напасть на гордых свободо­любивых волков. Заложницы не помогут. Уходить надо одному, в крайнем случае на пару с кем-либо из самых преданных.

Для того, чтобы реализовать свои тайные намере­ния, Иванаускасу нужно было уединиться, чтобы пере­говорить по сотовому телефону с сообщником, который находился в двух-трех кварталах от спорткомплекса и был посвящен в планы главаря террористов.

Иванаускас прошел в фойе возле центрального входа, достал сотовый телефон и связался с сообщ­ником.

—  Понимаю, что поздравлять с успехом рано, но шу­му мы наделали... — откликнулся сообщник.

—   Ты прав. Открывай маршрут ухода.

Бузуев опять спустился в подвал. Теперь уже для того, чтобы отыскать там источник питания, о котором сказал ему офицер ФСБ. В кромешной тьме он ощупью принялся обыскивать одно помещение за другим.

Аккумуляторы он обнаружил в насосной. Под тру­бами стоял целый ряд эбонитовых ящичков, от кото­рых шли провода. Для начала Бузуев отсоединил эти провода, затем обломком водопроводной трубы разбил все аккумуляторы.

Теперь он знал, что террористы ринутся сюда, что- бы найти того, кто уничтожил автономный источник питания. Надо было побыстрее уходить.

Однако поздно: лязгнула дверь подвального помеще­ния, на лестнице послышались шаги, в лицо ударил свет электрического фонаря, и сразу же грохнул выстрел.

Бузуев метнулся за трубы, на ходу выстрелив пря­мо в ослепительно белый пятачок фонаря.

—  Ах ты, собака! — вскричал террорист. — Ты сдохнешь здесь!

Бандит открыл беспрерывный огонь. Потом он по­менял обойму и снова принялся палить. Бузуев, при­крытый от выстрелов трубами, отполз в глубину насос­ной и перебрался по другую сторону труб. Он решил подкрасться к дверному проему, чтобы сделать верный выстрел.

Когда Иванаускас вернулся, то сразу заметил, что его сообщники впали в уныние. Он понял, что не смо­жет вдохновить людей на дальнейшие действия.

—  Электричество отключено. Детекторы движения не действуют. Этот сукин сын обесточил всю систе­му! — сообщили ему техники.

—  Телекамера работает? — с тревогой спросил Ива­наускас.

— Нет, обесточено все, мы пропали! — завопил )дин из техников.

—  Заткнись! — рявкнул главарь террористов. — Пока инициатива в наших руках!

Иванаускас не обманывал. Инициатива действи­тельно была в его руках. Но инициатива в борьбе за собственную жизнь. Он подозвал одного из террористов, Галазова, который всегда казался Иванаускасу со­образительнее других.

—  Срочно спустись в насосную и убей Шевчука. Он не уничтожил подонка, который нам все испортил...

—   Но...

Иванаускас так взглянул на Галазова, что тот от­шатнулся.

—  Давай, действуй! Там насосная установка, ты не перепутаешь? Сразу за дверью поворот налево. Понял?

—   Понял.

—  Там, в конце насосной, есть решетка, она запер­та. Вот тебе ключ. Будешь там ждать меня, ясно?

Галазов кивнул и бросился выполнять приказание.

Бузуев подкрался к террористу по фамилии Шев­чук. Открытая в насосную дверь прикрывала его от выстрелов. Касаясь одной рукой стены и находясь под прикрытием двери, Бузуев стоял в пяти шагах от Шев­чука. Если бы в помещении было хоть немного света, противника можно было бы увидеть в зазор между стеной и дверью. В момент выстрелов Бузуев видел че­рез этот зазор мгновенные вспышки. Стрелять наугад он не решался.

Внезапно лязгнула дверь, и в подвал стал спускать­ся еще один человек.

—  Шевчук! — крикнул вошедший. Его голос пока­зался Бузуеву знакомым.

—  Я здесь, — отозвался Шевчук. — Я загнал этого подонка под трубы. Не вздумай осветить меня фона­риком.

Вошедший подошел к Шевчуку.

Бузуев подумал, что ему теперь надо менять пози­цию, потому что вдвоем террористы запросто могут расправиться с ним. Затаив дыхание, Бузуев уже хо­тел было занять огневую позицию за бетонной колон- пой, но в этот момент в абсолютной тишине раздался металлический щелчок.

— Ах ты, собака! — заорал вдруг Шевчук. — Ты хотел убить меня?

За дверью послышалась возня, прозвучали выстрелы.

«Так это же Терпухин! — обрадовался Бузуев. — Он продолжает уничтожать террористов! Вот молодец!»

После выстрела установилась тишина. Затем по­ем и шал ось бормотание. Бормотал Шевчук.

«Сволочь, он убил Терпухина!» — подумал Бузуев и, не помня себя от внезапно нахлынувшего на него чувства, подскочил к двери, сунул ствол пистолета в зазор между дверью и стеной и выпустил всю обойму без остатка.

Минуты через три Бузуев осветил лица убитых фо­нариком. Терпухина среди них не было. Это обрадова­ли Бузуева. Он вытащил сотовый телефон, чтобы заняться переговорами с оперативным штабом по освобождению заложников.

Я разбил эти чертовы аккумуляторы, — сообщил он полковнику Горемыкину. — Двоих убил, но скоро  они придут... Что делать?

Ты можешь продержаться минут десять? Мы уже выслали саперов. Среди террористов замечена па­ника... Отвлеки их внимание. Займи их хотя бы на несколько минут в момент начала штурма...

И как я их займу, интересно?

Придумай что-нибудь, ты парень находчивый.

Вы ошиблись, я не гожусь для этого дела, — произнес Бузуев. — Я психованный, чуть что — сразу прыгаюсь в панику...

Я думаю иначе.

—   Если бы вы меня знали, вы бы так не думали. Тем более, что у меня здесь бывшая жена...

—   Я знаю, — сказал полковник Горемыкин — Кре­пись, все у тебя получится. Сейчас самое время поду­мать о других.

—   Хорошо. Это ваша игра, надеюсь, вы знаете, что делаете. Только не убивайте всех террористов подряд. Это тоже люди.

Последнюю фразу Бузуев произнес, думая о Терпухине.

Террорист-минер обнаружил, что электронные взрыватели обесточены, и быстро подключил к ним ак­кумулятор от радиостанции. Он знал, что напряжения на все взрыватели не хватит, но пару мин может здо­рово рвануть. Террорист был готов умереть во имя Ал­лаха. Он крикнул Иванаускасу:

—   Надо взрывать, иначе сейчас начнется штурм!

—   Отлично. Они получат то, чего хотели... — про­бормотал Иванаускас, наблюдая, как к центральному входу приближается бронетранспортер, а за ним бегут саперы штурмового отряда.

—   Стойте! — заорал он. — Отойдите от дверей, они заминированы!

Но саперы не обращали на слова террориста ника­кого внимания. К Иванаускасу подскочил террорист- минер. Глаза его горели безумием.

—   Одно нажатие кнопки — и всем конец! — закри­чал он. — И нам и...

Иванаускас выстрелил безумцу в рот, вырвал из рук пульт управления взрывными устройством и, бор­моча проклятия, стал топтать его ногами. Остальные террористы поняли, что здесь что-то не так.

—  Все закончено, мать вашу!.. Спасайтесь, кто мо­жет!.. — заорал Иванаускас.

Он ожидал, что кто-нибудь из его подчиненных вы­стрелит в него, но этого не произошло. Слишком силь­но было впечатление от предательства и измены тем идеалам, во имя которых был затеян этот террористи­ческий акт. Пока террористы не успели опомниться, Иванаускас подбежал к пожарной лестнице, быстро пробрался по ней на смотровую площадку и исчез за дверью.

Послышался звон стекла, раздались хлопки несиль­ных взрывов, едкий дым окутал весь зал. Через разби­тые окна сюда один за другим вбегали люди в броне­жилетах и черных масках. Одни террористы стали бросать оружие, другие пробовали отстреливаться. Их убивали первыми...

Через несколько минут все было кончено. Купреев, возглавивший штурм, пересчитал убитых и пленен­ных террористов и доложил по рации полковнику Горемыкину:

—  Заложники свободны, но мы пока не можем га­рантировать их безопасность. Надо произвести зачист­ку здания.

Бузуев обыскал убитых и нашел пару запасных обойм. Он уже обдумывал, как ему покинуть подвал, как неожиданно дверь отворилась и послышался зна­комый голос:

— Бузуев, ты здесь?

Это был Терпухин.

— Юра! Наконец-то!

—        Тише! — строго цыкнул Терпухин. — Ты не дол-

п удивляться ничему. Понимаешь, ничему! Я дол­жен уйти незамеченным. Ведь я террорист, правда?

—  Да, но... — пробормотал Бузуев.

—   Выслушаешь ты меня или нет? — снова зашипел Терпухин. — Я уйду не один. Мне надо вывести отсю­да одного человека.

У Бузуева все внутри похолодело.

—   Ты уйдешь с Иванаускасом?

—   Так надо, Валек, не мне тебе объяснять. Пойми, все спланировано. Ты тут лишний. Если бы не наше случайное знакомство, ты к этому моменту был бы уже стандартным трупом с температурой тела окружаю­щей среды. Когда-нибудь я тебе все расскажу. А сей­час мне надо найти в кармане у Галазова ключ. Ты убил его?

—   Его Шевчук застрелил... У Галазова пистолет дал осечку. А уж Шевчука я... Слушай, неужели все заду­мано и спланировано... органами?

—   Найди ключ и отдай его мне, — грубо приказал Терпухин. — А сам притворись мертвым. Вроде я тебя убил. Словом, замри. Все... И никому ни слова.

Бузуев вынул из кармана убитого ключ, передал его Терпухину и забился в угол насосной под трубы. В нос ударил запах разлитого по полу электролита.

Через минуту в насосную вбежал Иванаускас.

—   Все в порядке? — хрипло, задыхаясь от бега, спросил главарь террористов.

—   Да, все в норме, — ответил Терпухин, звякая ключом в замке на решетке. — Путь свободен.

Иванаускас и Терпухин пролезли в отверстие кана­лизационного хода, Терпухин замкнул за собой решет­ку, и они исчезли.

Все остальное Бузуев помнил, как в тумане... В под­вал ворвались штурмовики, схватили его и даже нада­вали под ребра. Потом прибежал Купреев и освободил его. Появился полковник Горемыкин и горячо благода­рил его... Потом он обнимался с бывшей женой Наталь­ей. Но все это было таким незначительным по сравне­нию с той истиной, которая открылась ему в последние минуты. Он подумал о том, что произошедшее на спорткомплексе не может быть реальностью, это ка- кой-то фантастический бред, плод его воспаленного рассудка, и ему пора лечиться не с помощью душещи­пательных бесед со своим психотерапевтом, а электри­ческим или инсулиновым шоком.

Если бы рядовому советскому человеку сказали лет десять назад, что на территории его великой державы ость концентрационные лагеря, он плюнул бы в лицо сказавшему такое. Человека, рассказывающего о кон­центрационных лагерях на территории СНГ, посчитают вполне нормальным и хорошо осведомленным.

Нетрудно представить такой лагерь. Колючая про­волока, вышки по углам, прожекторы. Нетрудно пред­ставить и узников, делающих подкоп под колючую проволоку. Их двое. Вот они пробрались под проволоч­ное заграждение и поползли дальше. Они знают, что вся земля вокруг них усеяна минами. Одно неосторож­ное движение — и грохнет взрыв. Поэтому в руках у них сварочные электроды, которыми они ощупывают землю.

Первый из беглецов делает жест ползущему сза­ди — вперед нельзя, мина. Беглецы отползают в сторо­ну, по-прежнему вспарывая землю электродами. Один из них — рослый, крепко сложенный, другой — менее мускулистый, но более проворный.

Что же подвигло их на побег? Что заставило риско­вать жизнью, ведь достаточно сделать шаг в сторону — и взрыв искалечит или убьет. Боялись ли беглецы предстоящего расстрела, или пыток, или так велико было у них стремление к свободе? Очевидно, среди причин побега было и первое, и второе, и третье...

На вышке стоял охранник. Он то курил и отчаян­но плевался с высоты, то усаживался, надевал науш­ники плейера и предавал свою душу демону тяжело­го рока.

Когда беглецы пересекли половину заминированно­го поля, сзади послышался какой-то шум. Они огляну­лись и увидели, что за ними увязался кто-то еще, тоже из пленных. Ему удалось подобраться к проволочному заграждению, и он, вытянув шею, смотрел на ползу­щих по минной полосе. Беглец, который был впереди, сделал жест догонявшему их пленнику, мол, уходи. Но каждому хочется свободы, каждому хочется сохра­нить жизнь. Пленник уже нырнул в лаз под проволоку, и его голова показалась на краю минной полосы.

— Назад! — прошипел один из беглецов.

Но что он мог поделать с чужой жаждой свободы? Третий беглец пополз по минному полю и, почти догнав первых, застыл в пяти метрах позади.

Двум первым ничего не оставалось, как перестать обращать внимание на увязавшегося за ними третьего, и они, все так же тыкая электродами в песок, прибли­зились ко второй линии проволочного ограждения. На­до было делать новый подкоп под проволоку. Беглецы стали разгребать землю заранее припасенными кон­сервными банками.

Пока они это делали, охранник на вышке безмятеж­но предавался плейерному кайфу. Первый из двух бег­лецов подлез под проволоку, третий же не выдержал, сделал неловкое движение и... напоролся на мину, кото­рую два первых беглеца обошли.

Глухую тишину ночи разорвал взрыв. Ослепитель­ная вспышка осветила верхушки пирамидальных топо­лей. Несчастного перевернуло в воздухе, и он, несклад­но сложившись, рухнул замертво.

Что последовало за взрывом, легко представить. Охранник сорвал наушники и пустил длинную очередь из автомата в то место, где взорвалась мина. В рядом расположенном селении залаяли собаки. Чеченцы из охраны лагеря гурьбой бросились к вышке, на ходу за­стегиваясь и перезаряжая оружие.

Двое беглецов успели пролезть под проволоку и изо всех сил бежали прочь. Кромешную тьму пронизывали красные и зеленые трассеры. Луч прожектора сколь­зил по высокой траве. Беглецы упали, чтобы не по­пасть в сноп света, затем снова вскочили и благополуч­но скрылись в кустах, через которые проходила линия электропередач. Здесь один из беглецов подошел к столбу, отсчитал от него несколько шагов и приня­лись руками рыть землю. Он вырыл мешок, из которо­го достал оружие и радиопередатчик.

— Теперь пусть только сунутся... — пробормотал беглец, передергивая затвор автомата.

 

Глава 37.

Неожиданное предложение

После допросов, дачи показаний и различного рода объяснений о его роли в ликвидации террористической группы и освобождении заложниц Бузуев первым же поездом уехал на юг. Он понимал, что если не получит объяснений от Терпухина, то может сойти с ума.

Приятели встретились в ресторане.

—   Так ты, дружище, — после первой рюмки вод­ки спросил Бузуев, — вовсе и не бывший спецназо­вец, да?

—  Да, — ответил Терпухин. Выглядел он неплохо: загорелым, посвежевшим.

—   Значит, ты не знаешь отдыха ни днем, ни ночью, ни зимой, ни летом. Вечно на службе, да?

—   А ты думал! Бывало, что такие праздники, как Новый год, я встречал на заданиях, о которых не рас­сказывают... Эх, давай, Валек, наливай по второй... Мне даже стало казаться, что как только праздник, так сра­зу случается такое, что меня обязательно вытянут прямо из постели.

—   Это психология преступников, — согласился Бу­зуев, наливая в рюмки водку. — Они, когда планируют свои операции, рассчитывают, что во время праздника все пьют... Так ты, Юра, в «Альфе»? И ничего не бо­ишься?

—   Во-первых, названия своего спецподразделения я тебе не скажу, рановато, — ответил Терпухин, — а во-вторых, нет таких людей, которые ничего не бо­ятся. Только психически больные не испытывают страх. Каждый хочет жить. Мы идем на пули, потому, что это надо.

—   Слушай, Юра, а в твое спецподразделение кого принимают? Где берут таких, как ты? У меня такое впечатление, что там одни хитрые, умные и чертовски злобные парни.

—   Нет, — поднял вилку Терпухин, — они должны быть как дети.

—   Почему это?

—   Да потому, что если они не будут наивными и до­брыми, то их просто не возьмут...

—   Не понимаю...

—   Дело в психологической кодировке. Людей с ха­рактером очень трудно нацелить на выполнение кон­кретного задания. Из доверчивых и податливых легче всего сделать... — Терпухин оглянулся, чтобы его не подслушал никто из ресторанных завсегдатаев, — убийцу.

—   Бойцов из вашего подразделения учат убивать профессионально? — прищурился Бузуев.

—   Так я тебе и признался! — воскликнул Терпу­хин. — Это уже секрет. Психологически мы не готовы убивать безоружных. Помнишь, недавно террорист за­хватил корейцев возле Красной площади?

—   Ну да, это же всем известный случай.

—   Мне рассказывали, — продолжал Терпухин, — что снайпер мог снять террориста в первые же мину-

ы. Но не было подтверждения, что у него действи­тельно есть взрывное устройство. Командир дал при­каз снайперу стрелять. А тот в ответ — не могу, дайте подтверждение, что это действительно террорист.

—   И что, снайпера выгнали?

—   Не думаю... Когда действительно подтвердилось, что у террориста взрывное устройство, то ни у кого ру­ка уже не дрогнула бы. Ведь если этот негодяй сдуру дернет за чеку, то погибнут невинные люди.

—   Насколько мне известно, — сказал Бузуев, — чтобы попасть в спецподразделение, стать убийцей- профессионалом, надо пройти очень строгий психоло­гический тест.

—   Да, тебе не светит... Ну ладно, сдашь ты стрельбу, рукопашный бой... Но потом засыплешься на самом глав­ном — моральном факторе. Можно пройти обкатку тан­ками, но не зарезать курицы. Помню, в отборочной груп­пе был у нас один пограничник. Два года в Таджикистане провел, бугай такой, здоровый парень. Очень хорошо се­бя показал и в физической подготовке, и в стрельбе, но когда мы стали прыгать с парашюта, он не смог пере­бороть свою боязнь и повел себя как сопляк.

—   И что с ним?

—   Отчислили.

—   А вы бы дали ему еще один шанс.

—   Валентин! У нас столько желающих служить в подразделении, и если мы с каждым будем вести вос­питательные беседы, то ничего, на мой взгляд, хороше­го не получится. Если человек не мог себя перебороть раз, то такой же прокол он может допустить в боевой обстановке.

Официантка принесла горячее. Приятели заказали вторую бутылку водки.

—   Когда я слышу слово «профессионал», — сказал Бузуев, выпив очередную стопку, — то у меня перед глазами встает образ борца с железными мускулами и ма-аленькой головкой...

—   Ты охмелел, — недовольно произнес Терпу­хин. — Это совершенно другой вопрос... К твоему све­дению, есть такая группа, «Вымпел» называется. Так ребятки там должны знать минимум два языка. Они способны вылететь в любую страну мира и сразу слиться с ее жителями.

—  Ух ты!

—   Вот тебе и «ух ты». У нас, правда, ребята по­проще. Но хочу тебе сказать, — Терпухин склонился над скатертью, — чтобы воспитать настоящего бойца- одиночку, надо потратить не один десяток лет... Слу­шай, я вижу, тут есть хорошие девочки. Давай потан­цуем!..

—   Потанцуешь, а они потом прицепятся, — сказал Бузуев. — Лучше расскажи, куда делся этот Иванау­скас?

—   Иванаускас? — переспросил Терпухин. — И Чечне, где ж ему еще быть.

—  Что, задание продолжается?

—   Да. По данным нашей разведки, на Ставрополье есть атаманы, которые работают на чеченскую мафию. Теперь понял, зачем мне нужно было выпустить Иванаускаса?

—   Кое-что понял, — от выпитого Бузуев потерял координацию движений и не мог наколоть на вилку скользкий гриб.

—   Ты больше не пей, — посоветовал приятелю Терпухин. — Если хочешь, могу предложить тебе со­трудничество. Нам необходимо организовать разведор­ганы, которые смогли бы эффективно работать.

—  Там? — Бузуев кивнул в сторону юга.

—   Да. У нас есть сведения, что чеченские пред­ставители уже получили компромат на атаманов.

А если бы ты почитал кое-какие документы, то многое понял бы...

—   Какие документы? — спросил Бузуев.

—   Их инструкции, — ответил Терпухин. — В них чеченцы призывают поливать грязью тех русских, ко­торые настроены патриотически. Чеченцы считают, что таких патриотов очень легко обвинить в фашизме. А тех, кто поддерживает панические настроения и предрекает гибель России, они всячески привлекают к себе и прикармливают.

Бузуев плохо понимал то, что говорил Терпухин. Он вообще не любил политики. Валентин резко раз­вернулся на стуле и осмотрел ресторанный зал. До­статочно нагрузившись спиртным, Бузуев по своему обыкновению обратил внимание на женский пол. Он увидел за соседним столиком двух симпатичных де­вушек.

—  Хватит политики! Смотри, это в моем вкусе, — сообщил он Терпухину. — Я думаю, что без проблем сниму ее.

—   Я видел, как она танцевала вон с тем верзи­лой, — предупредил Терпухин, — и он смотрел на нее, как кот на сметану.

—   Плевать!

—   Валентин, не лезь, будут неприятности.

—   Да ничего не будет, — отмахнулся Бузуев, под­нялся и пересек зал по направлению к даме. Верзила, которого заприметил Терпухин, тоже поднялся. Вслед за этим произошла стандартная ресторанная разборка, тем более что дело шло к концу вечера, когда все раз­горячены спиртным и,, видя перед собой чужаков, так и нарываются на какой-нибудь скандал. А тут как раз было к чему прицепиться — Бузуев отбивал девушку.

Ему врезали так, что он сидел теперь на зашарканном паркете и прижимал ладонью разбитую губу. Его обид­чик ожидал, когда Бузуев поднимется.

Терпухин присмотрелся к наглецам. Это были бок­серского вида мальчики с приплюснутыми носами, ско­шенными лбами.

«Эге, — подумал Юрий, поднимаясь с места, чтобы заступиться за подвыпившего друга, — это не простой кабацкий вариант, Бузуева зацепили не просто так.»

Увидев, что Терпухин вышел из-за стола, один из молодчиков сорвался с места и ринулся на него. Терпу­хин врезал набегавшему на него в солнечное сплете­ние, прыгнул и припечатал пяткой в лоб еще одного, очкастого. Один из тех, который выскочил откуда-то сбоку, остановился, но поздно — мощнейшим боковым Терпухин завалил и его.

Бузуев уже стоял на ногах. Теперь ему было не до девочек.

—   Ну и хрен с ним, — выругался Бузуев, оказав­шись на улице, — с женским полом. Если бы ты не вмешался, эта баба заступилась бы за меня. Впрочем, они вечно хватают за руки, начинают ныть: «парни, пе­рестаньте драться, давайте договоримся». А здорово ты и лепил этому, который в очках!

—  Совершенно зря. Лишнее все это, — пробормо­тал Терпухин, ведя друга к своей новой машине.

—  Да, лишнее, ты прав, — согласился Бузуев.

—  В следующий раз в ресторанные разборки встре­пать не будем. От этого одни неприятности.

—  Да, я не боец, а вот ты...

Возле машины их поджидали четверо. Бузуев при­свистнул.

—   А, черт, все же влипли...

Однако Бузуев ошибся: среди четверых не было ни­кого из тех, ресторанных, кто затеял драку.

—   Кое-кто хочет поговорить с вами, — обратился один из незнакомцев к Терпухину.

—   Послушай, приятель, — нетерпеливо проговорил Терпухин, — тут за нами охотятся. Нам надо срочно уехать. Машину попортят.

Неожиданно из темноты выступила женщина. К своему изумлению Терпухин узнал в ней Полину Зо­лотареву.

—   Здравствуй, Юра, — сказала она.

—   Полина, ты? Давненько не виделись!

—   Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал, — по-деловому, без предисловий сказала женщина.

—   Что это — кое-что?

—   То, что никто другой сделать не может.

—   Ты когда-то уже говорила мне это, а потом на­шла парня, который сделал это гораздо лучше.

—   Я могу доверять твоему новому другу? — Золо­тарева кивнула на не совсем твердо стоящего на ногах Бузуева. Он хлопал глазами, ничего не понимая в раз­говоре.

—   Да, можешь. Садись в машину, по дороге пого­ворим.

Когда Полина изложила суть дела, Терпухин облег­ченно вздохнул. Он боялся, что Полина потребует ос­вободить из плена свою дочь. Однако ее интересовало совсем другое.

—   У боевиков в плену находится сын известного промосковски настроенного чеченского политика.

—   Я в курсе, — сказал Терпухин. — Это трудное

задание. Тут на одну подготовку потребуются месяцы... Я не успею к началу календарной зимы...

—  Для чего это тебе нужно — успеть к зиме?

—  Каждый год в конце декабря мы встречаемся...

—  Кто это мы?

—  Да все бывшие спецназовцы. Отмечаем День па­мяти.

—   Послушай, — вмешался в разговор Бузуев, — уж не двадцать седьмого ли вы собираетесь?

—   Да, — ответил Терпухин, — именно. В годов­щину штурма дворца Амина. Тогда мы потеряли сво­их первых ребят... Это традиция, не стану же я ее на­рушать.

—   Юрий, ты не можешь отказаться, — сказала По­лина.

—  Почему это?

—   Потому что этот человек уже бежал. Ему помог­ли в этом. Но беглецы где-то застряли.

—   И ты просишь, чтобы я вытащил их?

—  Да, работа подходящая для тебя по сложности.

—   Извини, в этом деле я доброволец или мне за­платят?

—  Пятнадцать тысяч.

Бузуев заерзал на сиденье. Полина заметила это и спросила:

—  Твой друг неравнодушен к деньгам?

—   Нет, Полина, он больше заработает, охраняя проституток на Тверской.

—   И ты?

Терпухин промолчал.

—   Пятнадцать тысяч аванс и пятнадцать тысяч по­сле доставки двух человек.

—  Кто платит за это?

—   Я. Или ты мне не доверяешь?

Терпухин опять твердо произнес:

—   Полина, кто платит за это?

—   Скажем, люди Завгаева.

—   Того самого Доку Завгаева? И что, один из этих людей его сын?

—   Сын его ближайшего соратника.

—   Я лично не знаю ни Завгаева, ни его соратни­ков. Не знаком и с их сыновьями. Но сдается мне, что упоминание в Чечне этой фамилии не совсем жела­тельно.

—   Иногда это необходимо. Особенно теперь, когда война окончена и пора качать нефть. Ну так как, ты со­гласен или нет?

—   Нет, спасибо, Полина.

—  Ты разочаровываешь меня. Во второй раз... Ос­танови машину.

Полина пересела в машину, которая следовала за ними. Бузуев проводил ее глазами.

—   Ты чего не согласился? — набросился он на Тер­пухина. — Это же твоя работа! Такая куча денег!

—   Я не собираюсь портить собственную шкуру. Это во-первых. А во-вторых, как ты думаешь, для чего я выпускал на волю Иванаускаса?

—  Да? Ну ты даешь! Так что, Иванаускас на зада­нии, да? Но она хотела тебя, между прочим...

—   Что ты несешь? — буркнул Терпухин. — Она нашла себе другого.

—  Она верна тебе! Эта женщина смотрела на тебя, как собака на хозяина. Я читал это в ее глазах.

—  Ты ее не знаешь. Она меня терпеть не может. Из-за дочери.

—   Попомнишь мое слово, ты будешь жалеть, что отказался. Она с тобой еще не то сделает, Юрий...

—  Это ты, Валек, женщин боишься, потому что был женат и развелся. А мне с ними делить нечего. Я им никогда не доверял.

—   Я им тоже не доверяю. Вот, смотри, еще од- па, — сказал Бузуев, указывая на «ночную бабочку», дежурящую на выезде из города. — Может, тормоз­нем?

—   Спешить надо, — ответил Терпухин и выжал пе­даль газа до упора. И напрасно. Метрах в пятидесяти впереди оказалась засада гаишников.

Один из них взмахнул полосатым жезлом, приказы­вая остановиться.

—   Сержант Аникушкин, — представился гаиш­ник. — Прошу предъявить документы.

—   Прости, сержант, — решил все уладить по-хоро­шему Терпухин.

—   Ты понимаешь, что ты ехал со скоростью почти сто двадцать кэмэ в час, когда здесь разрешено толь­ко шестьдесят! Это грубейшее нарушение! Ты поста­вил под угрозу жизни людей! К тому же вы только что пили.

Вечер закончился тем, что сержант отобрал у Тер­пухина водительское удостоверение. Денег на взятку не было.

—   Ну что, — вздохнул Терпухин, — потопаем пе­шочком? А, Валентин?

—   Придется... — буркнул Бузуев, покачиваясь на ногах.

—   Дела-а! — сказал Терпухин, — Когда-то я охра­нял резидента тогда еще советской разведки в Кабуле и получил вот такую ма-аленькую пулю. Прямо в ко­лено. Меня, конечно, классно заштопали, но с тех пор не могу долго ходить пешком.

—   Что значит ма-аленькую пулю?

—  Да есть такое спецоружие. Из толпы стрелять...

—   Юра, а сколько раз ты был ранен?

—   Да раза три, когда был в Афганистане. Про пер­вый раз я рассказал, во второй раз был ранен, когда мы окружали банду. Уже серьезно. Тогда я почувство­вал, что это такое. Ранение, особенно полостное, — се­рьезная вещь. Слушай, Валек, выхода у нас нет. Надо соглашаться с предложением Полины. Тогда и машину отдадут, и права, и все на свете нас будет.

 

Глава 38.

Труп за двойной дубовой дверью

На следующий день Терпухин пошел к Полине. Раз­говор у них явно не клеился, потому что отношения бы­ли натянутые. Женщина чувствовала себя обиженной за вчерашний отказ. В конце-концов Терпухин, подавив гордость, сказал, что принимает ее предложение — вы­ручить из плена сынка чеченского политика.

—  Ну и отлично! — обрадовалась Полина. — Толь­ко я об одном тебя попрошу: перед тем, как отправить­ся в Чечню, ты должен съездить в Ростов.

—   С какой целью?

—  В Ростове есть морг. В нем хранят неопознанные трупы. — Голос у Полины изменился, она отверну­лась. — Возможно, среди этих трупов...

—   Можешь не продолжать, — перебил женщину Терпухин. — Я поеду, сегодня же.

—  Я еду с тобой, — заявил Бузуев, как только Тер­пухин сообщил ему о просьбе Полины осмотреть морг в Ростове.

—  Нас там так трясти будут! Сам знаешь обстановку.

Слова Терпухина о том, что их будут обыскивать на каждом шагу, подтвердились сразу же, как только самолет приземлился. Всех пассажиров прогнали че­рез спецконтроль, затем стали тщательно изучать до­кументы. В автобусе, следующем в центр Ростова, во­дитель объявил заунывным голосом: «Не оставляйте свои вещи в салоне! Если увидите какой-либо пред­мет, вызывающий ваше подозрение, сразу сообщите об этом водителю! Ни в коем случае не трогайте пред­мет руками!»

—   Вот, блин, дожилась Россия! — буркнул Бузу­ев. — Как в Израиле каком.

—   Ну, в Израиле, братец, по-другому, — сказал Терпухин. — Я, конечно, высказываю свое личное мне­ние, но считаю, что позиция евреев, которую они зани­мают по отношению к арабским террористам, совер­шенно верная. Взорвал бомбу — получи взамен налет бомбардировщиков. Каждый должен знать, что он по­несет наказание.

—   Но это тоже варварство! — не согласился Бузуев.

—   А не варварство обвязывать себя тротилом и взрывать вместе с собой детей? В Израиле, даже ес­ли террорист совершил террористический акт десять- пятнадцать лет назад, спецслужбы все равно его вы­числяют, убивают, а потом показывают по телевизору: вот, мол, так и так, помните, пятнадцать лет назад гос­подин такой-то совершил теракт — убил пять человек. Сейчас мы его нашли, вот его труп. Понял? Тогда у за­мышляющих теракт будет чувство, что в любом случае они будут наказаны. А безнаказанность порождает безнаказанность.

Несмотря на тревожную атмосферу, Терпухин пребывал в благодушном настроении, а Бузуев нервно вздрагивал на каждый призыв водителя быть бди­тельным.

Ростов изнывал от жары, но на уличных клумбах пестрели ухоженные цветы. Где-то рядом плескался Дон, на берегах которого, вероятно, отдыхало много народу.

—   Я пойду куплю билеты, — сказал Терпухин и, прислонив бывший у него в руках дипломат к спинке сиденья, вышел из салона автобуса.

Он тут же был остановлен криками нескольких пас­сажиров:

—   Молодой человек, это ваш дипломат?

—   Вы забыли вещи!..

Терпухин оглянулся, махнул рукой и пошел к би­летной кассе.

—  Куда же вы пошли?! — почти истошно закричал пожилой мужчина.

Терпухин махнул рукой трусливому пассажиру, что, мол, дипломат его и он сейчас вернется. Пассажи­ры смотрели на Терпухина, как на подрывника. Тогда Бузуев схватил дипломат и пошел следом за при­ятелем.

—   Совсем свихнулись, — сказал Юрий, — весь юг потерял покой. А это самый благодатный край...

—   А что ты хочешь, — отозвался Бузуев, — пожи­ви в такой атмосфере, когда маячит постоянная угроза бойни, терактов... И не только перед ростовчанами... Так и в Краснодаре, и в Ставрополе, и в Таганроге... И не всегда получается так, что простые люди остают­ся статистами, молчаливыми участниками кровавой трагедии.

В центре города у приятелей трижды проверяли документы, требовали показать билеты. Стоило им где- нибудь сесть или просто остановиться, словно из-под земли вырастал страж порядка: «Какие проблемы, чего ждете?» — и долгим испытующим взглядом всматри­вался в лица, будто отыскивая в них черты какого-ни­будь разыскиваемого преступника.

В городе царила атмосфера страха. То там, то тут раздавались голоса: «Ну, где они еще будут взрывать? Когда, наконец, Ельцин заткнет глотку Чечне?»

В гостинице, перед тем как выдать ключи от номе­ра, багаж Терпухина внимательно осмотрел серьезный человек в сером костюме. Время от времени он бросал на Терпухина и Бузуева такие взгляды, словно пытал­ся пробурить глазами дырки в теле. Этот же человек и его коллеги все время дежурили у входа в гостини­цу, через раз требуя документы, удостоверяющие личность.

Потом Терпухина уже узнавали и кивком головы разрешали пройти. Меры предосторожности были по­нятны. Все население города спало вполуха. Люди уже убедились, что террористы коварны, и знали об этом не понаслышке. Масла в огонь добавляли заявле­ния то Радуева, то других полевых командиров о том, что взамен разрушенного Грозного для новой столицы чеченской республики вполне подошел бы благоустро­енный Ставрополь. Местные газеты писали, что во время похорон жертв теракта в Пятигорске раздава­лись недвусмысленные угрозы в адрес проживающих в крае чеченцев, призывы взять их всех в заложники, чтобы тем самым обезопасить местное население. Од­нако большинство коренных жителей края, несмотря на коснувшиеся их события недавней войны и нынеш­ние взрывы, не были склонны действовать решитель­но. Наиболее радикальные предлагали наглухо за­крыть границу с Чечней. Впрочем, это же говорилось и до ввода российских войск в бывшую автономную республику.

Бузуев остался в гостинице, а Терпухин наведал морг. На заброшенных железнодорожных путях стояло несколько вагонов-рефрижераторов. К счастью, он не обнаружил среди убитых Кати.

На вокзале приятелям не повезло. Перед посадкой в поезд, на котором они решили вернуться, их застави­ли открыть дипломат, но они отказались. Мало того, Бузуев вспылил и нагрубил милицейскому наряду. Его под конвоем доставили в дежурную часть. Терпухину пришлось приложить максимум усилий, чтобы освобо­дить Бузуева.

—   Ну и атмосфера! — сказал Бузуев, когда они от­боярились от милиции. — Не хватает только комен­дантского часа.

—   А он фактически введен, — произнес Терпу­хин. — Органы правопорядка работают по усиленному варианту, то есть половина личного состава находится на круглосуточном дежурстве, днем и ночью. Чем тебе не комендантский час! Просто люди привыкли. Да и реальной опасности нет. Никто ничего не взорвал, ни­кого не арестовали... Разве что школьники развлекают­ся, названивая в милицию с угрозами взорвать школу или еще что-нибудь. Впрочем, нам, казакам, это внеш­нее спокойствие ни к чему. Запомни, Валентин, если прогремят новые взрывы, появятся новые жертвы, можно предугадать реакцию населения...

—   Что тогда будет?

—   Несладко придется проживающим в крае чечен­цам, и мы, казаки, под этот шумок можем получить хо­рошие дивиденды.

—   Чего ты надулся, Валек? — спросил Терпухин на следующее утро после возвращения из Ростова. — Не поедешь ты на задание ни под каким предлогом! Это чрезвычайно опасно.

—  Ты из-за денег жмешься, да? — спросил Бузу­ев. — Не нужны мне твои деньги...

—   Слушай, — сказал Терпухин, — я тебе расскажу про одну операцию. Однажды мне довелось участвовать в освобождении заложников. Террористы захватили ав­тобус с детьми. Эта операция была самая тяжелая — не в смысле боевых действий, а психологически.

—   Это когда в Минводах захватили целый класс в школе? — поинтересовался Бузуев.

—   Не в самих Минводах, а в пригороде. А городиш­ко маленький, весть о захвате сразу стала известна всем. Родители захваченных детей сели на машины и весь путь до аэропорта сопровождали нас. Ну и об­становочка была! И когда аэропорт перекрыла мили­ция, родители прямо за горло ментов стали брать — пустите нас к детям! Но самое интересное, что пре­ступники, которые подготовили террористический акт, оказывается, долго изучали по фильмам, как эту опе­рацию провести. Соблюли все тонкости...

—   Например?

—   Накрыли автобус брезентом, чтобы ни снайпер, никто не мог видеть того, что творится в автобусе. Они вообще много чего придумали, потом мы долго это изуча­ли. Операция была подготовлена ими очень серьезно.

—  А для чего ты мне это рассказываешь?

—   Для того, чтобы убедить, что ты не готов. Тебя надо готовить год или два... Понял?

—   Понял, — буркнул Бузуев.

Терпухин воспользовался услугами «летучего отря­да» майора Васнецова. Прорвавшись на территорию Чечни, они в условленное время вышли на связь со скрывающимися беглецами. Те долго не отзывались.

—  Боюсь, — сказал майор Васнецов, — как бы нас самих не запеленговали. В радиоперехвате чеченцы большие мастера.

—   Не обратят внимания, у нас же код, — возразил Терпухин.

—   Ну, к этому времени чеченцы могли поймать бег­лецов и вышибить из них любой код.

Операция завершилась неожиданно быстро. Бегле­цы вышли на связь, и вскоре «летучий отряд» майора Васнецова был в горах. Эльдара Хорхоева нашли в пу­стынной местности, в сарайчике, сколоченном из фа­нерных обломков. Парень был настолько обескровлен, что не мог самостоятельно передвигаться.

—   Где тот человек, который вывел тебя из концла­геря?

—   Он подорвался на мине, — сказал Эльдар.

—   Насмерть? — спросил Терпухин.

—   Нет, я еще мог идти, а он уже нет... Ступню ему оторвало, глаз выбило... Он застрелился, чтобы не по­пасть в руки преследователей. Они бы его живого за­травили собаками...

—   Ты видел это собственными глазами? — спросил Терпухин.

—   Да, он был моим другом. Именно он предложил мне бежать. Мы бежали, бежали, пули повсюду... Потом взрыв, мина! Я не могу вернуться в Чечню, там тюрьма, я столько страдал, — Хорхоев умолк, чтобы передох­нуть. — Он говорит, если любишь меня, — продолжил он, — убей меня, пожалуйста. Я не смог, но я дал ему пистолет, там две пули... Потом побежал, побежал, услы­шал выстрел и понял, что он мертв. Его семья... Что я им скажу? Я, Эльдар Хорхоев, должен буду сообщить о его смерти его отцу и матери... Как я посмотрю им в глаза?

—   Ты поступил правильно, как настоящий му­жик, — сказал Васнецов.

Терпухин некоторое время держал Хорхоева дома, чтобы отмыть и подкормить. Чеченец отлеживался, почитывал книжки, не особо спешил встретиться с от­цом и наотрез отказался бриться, что было довольно странно.

Через пару дней Эльдар наконец изъявил желание встретиться с родными — с отцом и матерью. Терпу­хин отвел его к Полине. Заодно он поинтересовался своим делом.

—   Насколько я помню, уговор был такой — деньги при доставке, — напомнил он женщине.

—   Спасибо тебе большое, — сухо поблагодарила Золотарева. — Ты не знаешь радости матери, которая может увидеть свое дитя живым, а не в гробу...

—   Пожалуй, ты права, это очень счастливое собы­тие, рад, что участвую в нем. Но сейчас я могу полу­чить свои пятнадцать тысяч?

—   Деньги доставят тебе домой завтра.

—   Нет, тогда я поеду к этому Хорхоеву сам.

—   Ты должен уважать чувства отца и сына!

—   Я уважаю чувства отца и сына, но ведь мы дого­ворились — пятнадцать тысяч долларов в качестве аванса и пятнадцать сразу при доставке...

—   Ты выражаешься как торгаш... При доставке то­вара! Это же живой человек! — едва не раскричалась Полина.

—   Слушай, Золотарева, — сурово произнес Терпу­хин, — я вернул сына отцу. Где деньги?

—   Ты бесчувственный, ты не изменился, — сказала Полина.

Вскоре приехала машина с хмурым водителем. Эль­дар и Терпухин уселись в нее и приехали на окраину города. Особняк, в котором проживал Хорхоев, усилен­но охранялся, правда, не милицией, а каким-то охран­ным бюро.

—   Сына отцу везу, вот радость будет, — поспешил обрадовать водитель охранника, стоящего на воротах. Охранник, знавший водителя, пропустил машину, лишь взглянув на Терпухина и молодого Хорхоева.

У входа в дом стоял верзила в пятнисто-серой фор­ме с фирменными нашивками охранного бюро.

—   Вы кто? — преградил он дорогу Юрию.

—   Я сына отцу привез, — буркнул Терпухин.

—   Ты, что ли, сын?

—   Нет, вот он, — сказал Терпухин, указывая на Эль­дара. — Два года его боевики в подвалах держали...

Посмотрев на заросшее по самые глаза многостра­дальное лицо молодого чеченца, охранник почтительно открыл перед ним дверь, а у Терпухина спросил:

—   У тебя, старина, часом оружия нет?

—   Ты что? Какое оружие? — недоуменно уставился на него Юрий.

В полутемном коридорчике их встретила какая-то женщина. Взглянув на молодого парня, чеченка вскрикнула: «Эльдар вернулся!» Из комнат сразу вы­сунулись головы любопытствующих, но Терпухин и молодой Хорхоев прошли дальше и попали в про­сторное фойе, где перед массивной дубовой дверью стоял еще один охранник.

—   Эльдар! Эльдар вернулся! — слышались по все­му дому крики домочадцев.

Эльдар подошел к охраннику. Тот улыбнулся и при­ветливо указал на дверь:

—   Отец там.

Терпухин тоже кивнул охраннику и пошел вслед за Эльдаром. Его интересовали только свои пятнад­цать тысяч.

В просторном кабинете было светло от больших окон. Из-за письменного стола поднялся грузный ста­рик и протянул навстречу сыну руки. Терпухин за­крыл за собой двойную дверь кабинета и решил посто­ять у порога.

Неожиданно старик изменился в лице.

—   Кого ты мне привел? — вскрикнул он, но уже в следующее мгновение его псевдосын выбросил руку вперед, старик-чеченец дернулся и схватился за сердце.

Терпухин ничего не понимал. Эль дар обернулся. В его руке был маленький пистолет с глушителем.

«Только бы не в голову!» — успел подумать Юрий и от страшной боли в груди потерял сознание.

Когда он очнулся, то почувствовал, что в его руке находится оружие. Терпухин вскочил на ноги и потер грудь. Если бы не бронежилет, то он бы лежал сейчас в луже крови. Возле стола лежал старик-чеченец с про­стреленной головой. Окно в сад было распахнуто.

 

Глава 39.

Вне закона

«Черт бы побрал этого парня, — подумал Терпухин и посмотрел на пистолет в руке. — Это же был обык­новенный киллер.»

Терпухин еще раз взглянул на убитого. «Контроль­ный выстрел сделал, гад! — пронеслось в его голове. — Форменный киллер! Все понятно. Подстроили, что яко­бы это я стрелял... Надо уходить. Тем же путем, что и киллер.»

Когда Терпухин выпрыгнул из окна, его окликнул охранник, появившийся из-за угла дома. Терпухин вы­стрелил поверх его головы и бросился к ограде. Только бы там, за оградой, не было людей! Схватят, сомнут, отберут оружие, изобьют до смерти. Когда Терпухин взобрался на ограду, в него выстрелили. Пуля попала по касательной в бронежилет. Юрий спрыгнул вниз и помчался по улочке, попадая в лужи и толкая редких прохожих. Сзади слышались крики, выстрелы... Хоро­шо, что это была окраина города. В центре он не смог бы скрыться.

Терпухин сунул пистолет в карман, пробежал мет­ров пятьдесят и на перекрестке свернул. За поворотом он увидел подходящий к остановке городской автобус. Он сделал вид, что догоняет его, и добрый водитель да­же немного подождал на остановке. Юрий вскочил в заднюю дверь и кивком поблагодарил водителя. Все вроде бы нормально, никто не обращает на него внима­ния. Дыру в одежде на груди можно зажать ладонью... Подошла кондукторша и терпеливо поджидает, когда запыхавшийся пассажир отдышится и купит билет.

Терпухин полез левой рукой за деньгами. Автобус, покачиваясь по разбитой дороге, шел в центр города.

«Пойду к Петрову», — решил Юрий.

А через час по местному телеканалу уже передава­ли «особые приметы» преступника, зверски убившего Рустама Хорхоева.

Петров, бывший сотрудник органов, был на пенсии, но не раз выручал Терпухина. Он впустил Юрия в квартиру, выслушал его торопливые объяснения, а по­том молча включил телевизор, потому что экстренное сообщение передавали каждый час. Юрий буквально прилип к экрану телевизора.

После заявления милиции и выступления какого-то милицейского чина со своими комментариями перед те­лекамерой появилась журналистка.

— Вскоре весь Северный Кавказ будет потрясен новостью о том, что сотрудники милиции, выехавшие к месту преступления, уже определили его как полити­ческое убийство, — заявила тележурналистка. — Рус­там Хорхоев, один из бывших промосковских лидеров чеченской оппозиции, получил огнестрельное ранение в голову и скончался на месте. Предполагаемый убийца уже известен и стал объектом операции «Перехват». Как заявили нам работники милиции, нет сомнения в том, что киллером стал житель станицы Орликовой некто Юрий Терпухин, очевидно, нанятый чеченскими боевиками для уничтожения неугодного им соплемен­ника. Свидетели видели Юрия Терпухина, вооружен­ного пистолетом, бегущего в направлении от особняка, в котором проживала семья Хорхоева. По сообщениям из конфиденциальных источников, Юрий Терпухин во­евал в Афганистане.

—   Сволочи, в военкомате узнали, — буркнул Тер­пухин, делая примочку к синяку на груди, оставшему­ся от удара пули.

—   Да не верь ей, — сказал Петров, — это продаж­ная девка... За сто долларов готова вора и грабителя ангелом представить...

—    Неужели это еще один случай, — продолжала тележурналистка, — когда герой позорной для нашей страны войны соблазнился легкими деньгами? Вопрос не в том, кто заплатил ему, а в том, что среди нас жи­вут люди с искалеченными афганской войной душами, за деньги способные пойти на любые преступления. Когда-то преступная кремлевская верхушка приказала им убивать афганцев, а теперь они, отведав вкус крови, не могут остановиться. Милиция предупреждает, что Терпухин вооружен и чрезвычайно опасен.

На экране появилось изображение уже знакомого Терпухину кабинета. Возле стола, накрытый просты­ней, все еще лежал убитый. Кадр сменился, и на экра­не появилась заставка.

Петров потянулся в кресле и спросил:

—   Каким образом действовал этот убийца?

—   Прикинулся сыном. Видишь, как сработало... По­стой, постой, — сказал Терпухин, — там, в кабинете, вроде бы камера наблюдения есть, ты не видел?

Петров пожал плечами.

—   Если там есть камера наблюдения, то, возможно, имеется видеозапись того, что произошло в кабинете...

—   Слушай, Юра, — поинтересовался Петров, — но ты же и в самом деле освободил этого киллера из Чечни, да?

—   Да, в том то и беда, что я клюнул на их удочку.

—  А кто они и из какой группировки? В каком селе держали заложников?

—   Трудно сказать, — развел руками Терпухин, — этот якобы Хорхоев оказался не слишком разговорчи­вым типом.

—   Я следил за всеми этими событиями, — сказал Петров, — много раз вице-премьер правительства Че­ченской республики Ичкерии Мовлади Удугов утверж­дал, что располагает информацией, где находится сын Хорхоева. Кстати, в свое время, когда искали журна­листов и представитель службы безопасности Дагеста­на Толбоев встречался с ними, то ему показали сына Хорхоева.

—   И сколько они просили за него?

—   Да что-то около трех миллионов. В долларах, ра­зумеется... Но таких денег у клана Хорхоева не было. Даже Завгаев не располагал такой суммой.

—   Боюсь, что этот Толбоев ничего не видел, — ска­зал Терпухин, — просто он подыграл Удугову. Ведь Толбоев совершил поездку без согласования с россий­скими органами...

—            Юра, я знаю, как они освобождают этих залож­ников: прочесывают всю территорию республики квад­рат за квадратом. Кого найдут, выплачивают полевым командирам определенную сумму, скажем, тысячу долларов за заложника или военнопленного. А потом перепродают тем ребяткам, кто конкретно занимается работорговлей.

—   Работорговлей? — вскричал изумленный Тер­пухин.

—  Да, в Чечне работорговля процветает, — ответил Петров, — по оперативным данным, боевиками до сих пор удерживаются около тысячи военнопленных. Это живая валюта. Сама служба безопасности Чечни ут­верждает, что у нее нет недостатка в информации, кто, где у кого находится, но это бизнес... Даже сейчас пой­мают солдатика — заметь, всегда почему-то стремятся москвича взять — и тащат в горы. Как в старину. Ме­сяц продержат, а потом родителям приходит междуна­родная телеграмма — продавайте, дорогие, квартиру и гоните монету...

—   Так что, неужели Аслан Масхадов в самом деле не контролирует ситуацию в республике? — задал во­прос Терпухин.

—   Думаю, что да, хотя время от времени на чечено- ингушской и чечено-дагестанской границах вспыхива­ют перестрелки, захватываются заложники из числа местного населения — в этих и других случаях прави­тельственные службы Чечни возлагали вину на непод­контрольные вооруженные формирования.

—   А интересно, если рассмотреть карту Чечни, ка­кова расстановка политических и военных сил в этой республике? Скорее всего, мне придется там несколько месяцев отсиживаться. Иначе меня здесь быстро до­станут.

—   Я собрал кое-какие данные, — сказал Петров, — и оказалось, что в республике существует четыре ре­альные силы, которые могут влиять на положение дел. Во-первых, вооруженные формирования самого прави­тельства, то есть подчиненные Аслану Масхадову по­левые командиры. В их составе подразделения МВД, Национальная служба безопасности, пограничники и таможенники, а также регулярные отряды обороны, которые сидят в казармах. Численность правительст­венных вооруженных сил, которые дислоцируются практически по всей территории, не превышает трех- пяти тысяч человек.

—   А к числу проправительственных формирований относятся полевые командиры Шамиля Басаева? — по­интересовался Терпухин.

—   Да, вся эта болтовня о разногласиях Шамиля Ба­саева с руководством Чечни существовала до тех пор, пока он не получил министерский портфель. А потом ему захотелось заняться бизнесом. Он сумел восстано­вить дисциплину и порядок во всех вооруженных структурах. Ему подчиняются все, в том числе Радуев и, если ты помнишь, небезызвестный Хоттаб. Вторая немногочисленная, но очень хорошо вооруженная груп­па поддерживает бывшего президента Зелимхана Ян­дарбиева. Так уж случилось, что она настроена наибо­лее антироссийски. Они считают, что Масхадов может продаться Москве, поэтому всячески подогревают ан­тироссийские настроения среди населения. Так что на­иболее вероятно, что убийство Хорхоева замышлялось именно среди этой части чеченцев.

—   Где они дислоцируются? — спросил Терпухин.

—   Их базы находятся главным образом в районе сел Старые Атаги и Орехово.

—   Ну, а кто еще там есть?

—   Третья сила — так называемые «индейцы». Это небольшие полностью автономные отряды, не признаю­щие никакой власти, кроме своего командира. Поведе­ние их непредсказуемо, и обычно они выполняют роль козла отпущения. Именно на них правительство всегда перекладывает ответственность за разного рода прово­кации. Четвертая же сила не желает мириться с ны­нешними властями. Это остатки лабазановской оппози­ции. Их осталось не более трехсот-пятисот человек.

Они базируются в Аргуне, Толстом-Юрте и некоторых населенных пунктах Надтеречного района. И, разуме­ется, в нашем городе... Думаю, лабазановцам никак не выгодно убийство Хорхоева...

—   Значит, — задумчиво произнес Терпухин, — я должен настраивать себя на людей Яндарбиева. Вот попался, так попался...

—   Сейчас, дорогой, мы все попались. Мы стали за­ложниками ситуации. Той, которая сложилась в Моск­ве. Все грабят, берут взятки. Если у нас, в провинции, где городишки маленькие, кто-то из администрации встретится с местным бандитом, сразу и УВД, и жите­лям все становится известно. А в первопрестольной спрятаться можно. Если взять, к примеру, и проверить бюро пропусков Кремля, сколько людей с криминаль­ным прошлым и настоящим наведываются во властные структуры!.. Если бы ты знал!

—   Взяли бы да и проверили. Или кишка тонка?

—   Да такое выяснится, что хоть всю Думу са­жай, — ответил Петров. — Кроме, конечно, Зюганова и других левых.

Так что не затрагивай ты запретную тему. Об этом не только не говорят, даже думать боятся...

Терпухин насупился и молчал, поглощенный тяже­лыми раздумьями о будущем.

—   Пока вы, молодые, не очистите все наверху, очи­стить рынки Ростова, Пятигорска и Ставрополя от бан­дитов будет тяжело. Я уже не говорю, чтобы как-то Чечню вернуть на круги своя. Вот, к примеру, — про­должал свой монолог Петров, — знаешь, как наш мэр установил полный контроль над органами охраны пра­вопорядка?

—   Ну и как же?

—   Ходят слухи, — Петров поднял палец вверх, — повторяю, только слухи, что он собирал прокуроров и вежливо сказал им, что они находятся на своем рабо­чем месте только до тех пор, пока подписывают санк­ции на арест бандитов. Как только они перестанут это делать, с ними распрощаются.

—   Понятное дело, сторожевая собака должна ла­ять, — Терпухин поднялся. — Я пойду.

—   Подожди, на улице светло, тебя сразу же заме­тут. Рассказывают также, — продолжил Петров, — что и судьи, при всей их независимости и несменяемо­сти, тоже трепещут перед нашим мэром, и не было случая, чтобы арестованного бандюгу отпускали под залог.

—   О, эти методы попахивают волюнтаризмом, — сказал Терпухин.

—   Зато плоды такой деятельности налицо. Банди­тов в городе задушили. За один только год разгромили шесть преступных сообществ и привлекли к уголовной ответственности с добрый десяток так называемых во­ров в законе, остальные резко притихли. А раз уж во­рам в законе в городе закрепиться не дали, то простым хулиганам и подавно развернуться негде.

Терпухин вынул из кармана пистолет и повертел его в руках, не зная, что с ним делать.

—   Отдай его мне, — сказал Петров. — Я дам тебе другой. На всякий случай.

—  А не сдашь меня? Ведь именно из этого оружия убили Хорхоева.

—   Не сдам. Хотя бы потому, что я потомственный казак. Знаешь, когда произошла эта перестройка и нам разрешили считать себя казаками, то мы пошли лож­ным путем...

—   Что ты имеешь в виду?

—   Когда все остальные делили имущество, мы де­лили погоны и кресла. Теперь к имуществу нас уже никто не подпускает, поэтому мы нищие. Но с этим ми­риться нельзя. Мы должны взять свое, принадлежа­щее нам по праву родства. Да, мы поддержали Ельци­на, когда он ввел войска в Чечню, но теперь поняли, что это ошибка. Я, как войсковой старшина...

—   Ты войсковой старшина?

—   Да. Теперь я знаю одно: пока в России правят силы зла, проблемы Кавказа России не решить. Ты ду­маешь, что мы так уж и любим Березовского?

—   Да вы же чуть было в своем кругу не возвели его в ранг атамана!

—   Хорошо сделали, что не возвели. Отказались в по­следний момент от этой бредовой идеи. Но все равно, Бе­резовский лучше Лебедя. Мы, терские казаки, поверили донскому казаку Александру Лебедю. Мы на него так на­деялись, а он снюхался с силами зла, почувствовал вкус денег... Как бы там ни было, стране нужен диктатор, ко­торый железным маршем пройдет по всей России. Тогда наступит порядок. Тогда на коленях приползут и Чечня, и Польша, и все остальные. Это ничего, что атаманы дру­гих казачьих войск юга России — Донского, Кубанского, Ставропольского — нас не поддерживают насчет того, чтобы вооружаться и занимать Наурский и Шелковской районы Чечни. Нас боятся, потому что мы непредсказуе­мы, а что будет завтра — неизвестно.

Терпухин поежился. Все это он уже слышал. Его интересовала на данный момент только его собственная судьба.

Петров подошел к шифоньеру, вытащил оттуда пачку денег и потертую кобуру.

—   Денег тебе дам, Юра, — сказал бывший кэгэбист, — потому как ты тоже родом из казаков. Если бы мы друг другу не помогали испокон веков, казачества давно бы не было...

Петров расстегнул кобуру и вынул пистолет ТТ с темными эбонитовыми ручками.

—   Вот, самое безотказное оружие. ТТ тридцать де­вятого года выпуска. В обойме семь патронов, вось­мой — в патроннике. Я всегда так делаю, чтобы осла­бить пружину. Этот пистолетик для меня самый луч­ший, самый преданный друг...

—  А как бьет? — поинтересовался Терпухин.

—   Стрелял недели две назад. Горлышко бутылки отбивал с двадцати шагов. Ну, как у меня рука? — улыбнулся Петров. — Будь осторожен, ты теперь вне закона.

На городской улице Терпухин долго ждал, когда по ней проедет какая-нибудь милицейская машина. Нако­нец дождался. Милицейский «уазик» затормозил, Юрий подскочил к водителю и попросил:

—   Подбросишь к отделению?

—   Садись, — кивнул сержант, но в то же мгновение почувствовал, как в его бок уперся ствол оружия.

—   Проклятье, — пробормотал сержант. — Чего вам от меня нужно?

—   Руки положи на приборный щиток, — скомандо­вал Терпухин.

Он обезоружил милиционера и, держа его под при­целом, приказал ехать. На выезде из города возле по­ста ГАИ гаишник взмахнул жезлом, но, увидев за ру­лем своего коллегу, кивнул, мол, проезжай, не останав­ливайся.

Когда они отъехали от города, Терпухин сказал сержанту:

—   Я не убивал этого Хорхоева. Мне придется дове­риться тебе, а тебе придется поверить мне. Я знаю, ты парень прямой, поэтому слушай меня внимательно...

Сержант пошевелил губами.

—   Я не могу играть в открытую, — продолжил Тер­пухин, — но если я буду знать, что ты поможешь мне, мы сможем вдвоем раскрыть весь заговор. Все осталь­ные гоняются за мной, но это ложный след. Я устрою так, что ты возьмешь знаешь кого?

—   Кого?

—   Настоящего убийцу. С потрохами... Это будет са­мое громкое дело в истории города... И тебя повысят сразу до капитана.

—   Но это так неожиданно, — промямлил сержант. Видимо, чтобы принять какое-то решение, он должен был собраться с духом. — А что я должен делать? — наконец спросил он.

—   Подвезешь меня к станице Орликовой и неза­метно передашь человеку по фамилии Бузуев записку.

—  А это еще кто такой?

—   Это мой партнер.

—  А почему вы сами не можете этого сделать?

—  Люди Хорхоева ищут меня повсюду. Я нигде не буду в безопасности. Прежде всего они бросятся к мое­му дому. Им и в голову не придет, что я стану прятать­ся в милицейской машине. Ведь милиция меня тоже ищет. Я — вне закона.

 

Глава 40.

Видеокассета ценою в жизнь

К вечеру они подъехали к станице. Сержант уже был готов помочь Терпухину, но пока не отваживался сказать об этом вслух. Терпухин быстро написал запи­ску Бузуеву и протянул ее милиционеру. Тот без слов взял записку и вышел из машины.

—   Ну, сержант, все будет в порядке, счастливо те­бе! — напутствовал нового друга Терпухин.

—   Спасибо! — бодро откликнулся милиционер и шутливо добавил: — Если там засада, я записку съем.

Через час, уже в сумерках, Терпухин и Бузуев встретились на полевой дороге возле Сычиного балка.

—   Что случилось с Хорхоевым? — бросился Бузуев к Юрию. — Это ты его завалил?

—   Мы вошли к нему в кабинет, и этот якобы его сын тут же прикончил его. Если бы не мой бронежи­лет, и я был бы трупом.

—   Надо же! А этот парень хороший актер, — ска­зал Бузуев. — Не брился, книжки два дня читал. Вы­жидал, видать...

—   Да, это все было подстроено, Валек. Теперь мы должны найти его...

—   А он, небось, уже где-нибудь в Грозном шашлы­ки жрет... Впрочем, на его месте я бы сначала тебя уб­рал, Юрий. Ведь он или его сообщники, поди, знают, что ты сбежал?

—   Валентин, ты что-нибудь слышал о Полине Зо­лотаревой?

Бузуев пожал плечами.

—   Поспрашивай о ней, только осторожно. Думаю, и за тобой тоже следят. Давай спустимся вниз, в балок, там безопаснее.

—   Поздно, — вдруг прошептал Бузуев. — Смотри...

Терпухин оглянулся. На откосе оврага, на фоне уга­сающего вечернего неба, показалось несколько темных фигур.

—   Нас только что засекли. Постарайся выбраться отсюда. Встретимся в станице возле моста...

Неожиданно в воздухе что-то мелькнуло, и совсем рядом что-то тяжелое упало в траву. В то же мгнове­ние воздух расколол грохот взрыва. Ручная граната! Взрывная волна свалила Терпухина с ног. В следую­щее мгновение он, словно сквозь вату, услышал крик товарища:

—   Юра, убегай!

Терпухин подхватился, попытался бежать, но ноги не слушались его. Тогда он завалился в свежую, разво­роченную взрывом воронку.

—   Уходи! — в свою очередь крикнул он Бузуе­ву. — Уходи, тебе говорят, я прикрою!

Воронка была небольшая. Взрыв вспорол только дерн, насытив воздух острым земляным запахом. Но и в этой ямке можно было надежно укрыться. Вытащив пистолет, Терпухин наугад выстрелил три раза чуть пониже того места, где только что были видны темные фигуры. В ответ послышалось звучное и грозное буханье пистолетных выстрелов. Терпухин так резко пригнулся, что даже уткнулся подбород­ком в дерн. Взглянув через минуту, он увидел, что

Бузуев успел добежать до камышей и скрылся в них.

—   Брось пистолет! — раздался крик.

—   Кто вы такие? — бросил в темноту Терпухин.

—   Брось пистолет! А то мы пристрелим тебя, преж­де чем у тебя кончатся патроны.

—   Кто вы такие? — повторил вопрос Терпухин, но теперь он говорил в сторону, чтобы нельзя было точно определить его местонахождение. — Чего вам нужно?

—  Ты убил нашего хозяина, — послышалось из ку­стов.

—   Я не делал этого! — ответил Терпухин, подумав, как было бы хорошо садануть очередью из «Калашни­кова» по кустам. Из пистолета палить бессмысленно.

—   Мы знаем, что ты не убивал, это Калгаев, он учился в КГБ.

—   Так чего же вы хотите? — крикнул Терпухин и прикинул; если он бросится к камышам, сколько вы­стрелов успеют сделать те, кто охотиться за ним?

—   Мы хотим знать, для чего ты и нынешняя ФСБ, на которую работал Калгаев, убили Хорхоева?

—   Я видел камеру в .кабинете, у вас должна быть видеокассета с записью, что там произошло. Посмотри­те ее. Вы знаете, что я не убивал. Я раньше работал на ФСБ, но сейчас о ее делах ничего не знаю.

—   Послушай, нам не нужны проблемы с ФСБ, нам просто нужна информация. Где Полина, женщина, ко­торая приходила к нам?

Терпухин увидел, как недалеко от него зашевели­лись кусты.

«Зубы заговаривают, вот сволочи!» — подумал Юрий. Теперь надежда на спасение стала еще более призрач­ной. Терпухин вскочил и, петляя, как заяц, бросился к камышам. Вслед раздались гулкие выстрелы. И тогда

Терпухин сделал кувырок через голову, распластался на земле и выпустил остаток обоймы по высунувшимся из кустов людям. В одного, кажется, попал.

Получив отпор, противник залег в кустах и открыл бешеный огонь. Было там человек пять, не меньше. Ес­ли бы Терпухин выскочил, на что и рассчитывали стрелявшие, то какая-нибудь шальная пуля обязатель­но угодила бы в него. Но Терпухин выждал, когда стрельба прекратится, и, низко пригнувшись к земле, скрылся в камышах.

Терпухин выбежал к другой стороне балка, забрал­ся по откосу вверх и побежал по степи. Уже достаточ­но стемнело, чтобы его могли заметить.

Через полчаса он был возле моста. Бузуева там не было.

Тогда Юрий пробрался к дому Полины. В окнах яр­ко горел свет, но самой женщины не было видно. Вдруг Терпухин заметил, что за деревом возле дома кто-то прячется. Юрий подошел поближе и прошептал:

—   Ни с места!

Незнакомец испуганно оглянулся.

—   Бузуев?

—   Ты меня напугал, — замахал руками Бузуев. — Сердце чуть не выскочило!

—   Я не знал, что найду тебя здесь, — сказал Тер­пухин, — думал, это за Полиной следят.

—   Слава Богу, что с тобой все в порядке. А за Поли­ной действительно следят. Внутри, в доме, полно народу.

—   Менты?

—   Да нет, эти, — Бузуев кивнул в сторону Сычино­го балка. — Но что самое странное, дома ее нет. Они тоже переполошились, но не знают, где ее искать...

—   Я знаю, — сказал Терпухин. — Оставайся здесь.

Надоест — иди к Карпухиным, это третий дом с краю. Они пустят... А я пойду.

—   Куда?

—   Думаю, что Полина пошла в одно место. Мы там иногда встречались. Ты проследи, чтобы хвост не увя­зался, ладно.

—   Ладно, — прошептал Бузуев.

Терпухин вышел за станицу и остановился. Если бы он знал наверняка, куда пошла Полина, то, не раз­думывая, бросился бы туда немедленно. Но в том то и дело, что она могла пойти и в тот же Сычиный балок, и к его хутору, а то и к элеватору...

Некоторое время Терпухин постоял в нерешительно­сти, раздумывая. И пока он стоял, совсем рядом, метрах в ста пятидесяти, в степи, мигнуло пятнышко света. Этот случайный проблеск насторожил Терпухина. Возможно, там находились хорхоевцы, разыскивавшие его.

Терпухин догадался, что Полина тоже заметила бы их и обошла бы стороной. Тогда она прошла бы к ви­шеннику. Другого пути для нее просто нет.

Быстро, стараясь не шуметь, Терпухин пошел в за­падном направлении. Вот и вишенник с многочисленны­ми обломанными ветками. Старая, заброшенная усадь­ба. Уже без дома, с покосившимся и сгнившим забором вокруг. Но вишни ежегодно цветут и плодоносят.

Терпухин перешагнул через поваленный забор, на­ткнулся на густой подрост одичавших без хозяйской руки вишневых деревьев, свернул немного в сторону и под прикрытием густых веток прошел к темнеющему ночном полумраке пятну единственного уцелевшего строения. Никаких звуков оттуда не доносилось. И все же Терпухин по каким-то ему самому непонятным приметам угадал присутствие здесь живого человека. Чувствуя, что сейчас для него что-то откроется, Юрий подошел к строению.

Это была небольшая, срубленная из елового тонко­мера банька. Терпухин нащупал дверь и распахнул ее. ()п чувствовал, что в пахнущей старым печным смра­дом и сухим березовым ароматом темноте притаился человек.

—   Полина? — сипло прошептал он. Его собствен­ный шепот прозвучал в тишине, как гром.

Терпухин не ошибся. В темноте послышалась возня и какое-то всхлипывание.

—   Юра... Юра, я думала, что тебя уже убили...

—  Полина, что происходит?

—   Это я должна у тебя спросить, что происхо­дит? — шептала женщина. — Неужели это ты застре­лил Хорхоева?

—   Да нет же! — раздраженно прошептал Терпу­хин. — Это сделал тот, кого я привез из Чечни...

—  Тогда кого же ты привез из Чечни, Юра? Убийцу?

—   Я не имел представления, что Хорхоева убьют...

—   Даже не знаю, кому верить. Из милиции пришли и говорят, что Терпухина наняли чеченцы, что ты — наемный убийца, сами хорхоевцы утверждают, что ты провокатор из ФСБ.

—   Что менты конкретно требовали?

—   Милиция приехала, — бормотала Полина, — со­общите, говорят, где может находиться Юрий Терпу­хин, мол, по нашим агентурным данным вам это долж­но быть известно. Он, мол, находился с вами в связи...

—   А что, не находился? Или ты, Полина, думаешь, что никто не видел, как ты ходила ко мне весной?

Полина помолчала с минуту.

—   Ладно, ты не стой на пороге. Проходи сюда. Здесь все еще та солома, что мы натаскали...

Опустив голову и нащупывая рукой стену, Терпу­хин вошел внутрь. Его рука наткнулась на старый хру­стящий березовый веник.

—   Садись сюда, — прошептала Полина, шелестя соломой. — Дверь почему не закрыл?

Она быстро поднялась, шагнула к дверному проему и закрыла дверь. В баньке сразу же стало уютнее и, как показалось Терпухину, теплее.

—   Не знаю, что и думать, — прошептал он, — Та­кая каша в голове! Иногда мне кажется, что это я убил Хорхоева. Но не могу же я самому себе не верить! За­чем он мне?

—   Можешь поверить этому, — Полина нащупала в темноте руку Терпухина и положила в нее плоский прямоугольный предмет.

—   Это что, видеокассета? — спросил Терпухин, чувствуя, что женщина, отдав кассету, продолжает держать его за большой палец руки.

—   Да, на ней видеозапись того, что произошло в ка­бинете у Хорхоева, царство ему небесное.

—   Откуда она у тебя?

—   Я вынула ее из видеомагнитофона в комнате, ко­торую занимают охранники... Это твое алиби.

—   Это хорошо, — обрадовался Терпухин, — тогда мы еще попляшем, правда, Полина.

—   Черт тебя побери, Юрий, — сказала женщи­на, — Но я все еще люблю тебя...

—   Я знаю, Полина, — пробормотал Терпухин, тя­жело опустился рядом с женщиной, положил голову на солому и закрыл глаза. Усталость и переживания этого дня давали о себе знать. Через минуту он уже не мог понять, заснул ли он или, может, потерял сознание: пе­ро д глазами, как в калейдоскопе, замелькали неясные картины. Его даже подташнивало. Юрий попробовал перевернуться на бок, но уже не смог преодолеть со­противления налитого свинцом тела. Терпухин почув­ствовал, как проваливается в черную пропасть.

Спал он несколько минут, но и эти крохи сна прида­ли ему силы. Очнувшись, обнаружил, что его голова покоится на теплых коленях Полины. Женщина ласково перебирала его волосы.

—   Если бы мы уехали, Юра, мы были бы счаст­ливы, — прошептала Полина, почувствовав, что он не спит. — А так чеченцы не дадут нам покоя... Да и наши алчные все, злые, завистливые к чужому счастью.

—   Это так, — согласился Терпухин, — от зависти готовы удушиться. А чеченцы умело этим пользуются. Слушай, у тебя нет сигареты?

—  Ты начал курить?

—   Нервы шалят. Эх, прозевали мы чеченцев в де­вяносто первом! Теперь они всегда делают ход первы­ми. Пытаются стравить русских между собой.

—   Не только русских, — вздохнула Полина, — ведь Россия наполовину Европа, наполовину Азия. Начни перечислять, до утра времени не хватит: татары, баш­киры, мордва, уйгуры, хакасы... А возьми Крайний Се­вер! Столько проблем, бед.

—  Точно, — отозвался Терпухин, — теперь любую пашу общероссийскую беду чеченцы сваливают на русских. Уже имелись случаи, когда чеченцы, внед­рившись во властные структуры, целиком дезорганизо­вывали работу органов.

—        Ну, это еще надо доказать, — сказала Полина, — а то мы договоримся до того, что Ельцин расстрелял парламент только потому, что его возглавлял извест­ный чеченец.

—   Думаешь, не из-за этого? Ведь получилось имен­но так, как хотели чеченцы. Они творят зло не своими руками, а руками русских. Они считают, что русские должны отвечать перед законом, а чеченцы должны быть вне всяких подозрений. Слушай, Полина, ты даже не представляешь, насколько серьезно наши властные и финансовые структуры находятся под пятой местных мафий. Чеченцы наезжают на воров в законе и таким образом контролируют власть.

—   Тише, Юра, — прошептала Полина, — чего ты кричишь? Услышат. Пока ты спал, мне показалось, что кто-то ходил...

Терпухин прислушался и тоже услышал не только приглушенные шаги, но и отдаленные голоса.

—   Может, просто так кто идет...

—   Кто? Из станицы? — взволнованно проговорила Полина. — Чего они ночью станут ходить! Пошли, Юрий! Надо уходить отсюда.

Когда они вышли из баньки, послышался грозный окрик:

—   Брось пистолет, быстро! Не двигайся!

Вместо того, чтобы отбросить пистолет, Терпухин выстрелил на звук, сильно толкнул Полину, чтобы она упала, и прыгнул за угол строения. В ответ раздался пистолетный выстрел, и тонкомер баньки звонко загу­дел от попавшей в него пули. Терпухин выстрелил еще несколько раз и бросился бежать по вишеннику. Вслед прозвучали выстрелы, но стреляли наугад. Терпухин выскочил в поле и побежал, забирая влево, чтобы быть подальше от станицы. Ему было стыдно, что он бросил

Полину. Но если бы он остался с ней, его ждала неми­нуемая гибель. А так оставался шанс, что они станут без помощи Полины ловить его.

Прохладный воздух раздирал грудь. Куда идти, ку­да бежать? Податься к Черемисову? Тот не станет рис­ковать перед начальством. Ведь Терпухин в их глазах убийца. Видеокассета! Нужно сделать несколько ко­пий! Но где, каким образом?

Оставался еще Бузуев. В станицу идти крайне опасно. Хорхоевцы могли подстерегать его там на каж­дом углу. И все же надо туда идти, выхода нет.

Целый час, а может быть, и больше Терпухин обхо­дил станицу, ежеминутно останавливаясь и прислуши­ваясь. Затем глухой тропинкой пробрался к речке, дол­го и осторожно берегом пробирался к мосту. Среди гус­тых ветвей ивы высмотрел силуэт человека. Окликнуть его? А если это не Бузуев?

И все же Терпухин осмелился и шепнул:

—   Валентин!..

Человек вздрогнул и присел. Некоторое время он молчал, потом тихонько отозвался. Это и в самом деле был Бузуев.

—   Я уже спал, Юра. Ждал тебя, ждал...

Терпухин кратко рассказал, что произошло с ним

и Полиной, а потом спросил:

—  А что тут творится?

—   Эти козлы, выходит, знали, что Полина пошла, чтобы встретиться с тобой, — сделал заключение Бу­зуев.

—   Тише ты! — сказал Юрий, хватая друга за плечо.

—   Да чего тише? Они уехали, сволочи, — снова во весь голос произнес Бузуев. — Ну и хитрецы! Возможно, они позволили Полине взять видеокассету, чтобы она вывела их на тебя, Юра. А она думала, что сама выкрала пленку...

—   Где она сейчас? Ты видел ее?

—   Да, они взяли ее...

—   Точно?

—   Абсолютно. Я тут сидел, когда услышал шум, — на машине подъехали. Подошел я к ее дому, а они ме­ня засекли, но не тронули. Приведи, говорят, этого Терпухина к нам, и мы произведем обмен: женщину на видеокассету.

—   Негодяи! — негромко произнес Терпухин. — Везде у них обмен, продажа, выгода... Ну и нация...

—  А потом они посадили ее в машину и уехали.

—   Да, — задумчиво проговорил Терпухин, — этого бы не случилось, если бы Полина не хотела мне по­мочь. Она бы не решилась выкрасть эту видеокассету...

—   Так она у тебя, пленка эта?

—  Да, вот она, — Терпухин протянул видеокассету Бузуеву, — я хочу, чтобы ты сделал несколько копий. На всякий случай. Может, мы хоть таким образом их обманем.

—   Не обманешь, — сказал Бузуев. — Они никогда не отпустят Полину, если ты не придешь к ним сам.

Терпухин посмотрел в сторону юга. Чернильную темноту изредка вспарывали лазоревые сполохи дале­кой грозы, разразившейся над чеченской землей. Он, Юрий Терпухин, должен был отправиться туда, в эту густую, почти вязкую темноту, чтобы ценой своей жиз­ни сделать свободной женщину.