Перед тем как свернуть на свой полыхавший хутор, Терпухин решил еще раз взглянуть на убитых людей. Возле них никого не было — все были заняты пожаром.

Метров за сорок до страшного места Юрий увидел, что возле трупов крутится собака. Когда же Терпухин подошел ближе, оказалось, что собак несколько, и это вовсе не собаки. Три головастых молодых волка, уже поджарых, но еще с бессмысленными глазами обнюхи­вали трупы. Один из них схватил резцами ухо убитого человека и попытался его оторвать, другой волк слизы­вал с травы кровь, а третий, худой, тот самый доходя­га, с виду еще волчонок, которого Терпухин кормил мо­локом, взобрался на грудь мертвой женщины и приню­хивался.

Юрий остановился. Волки почуяли живого человека и посмотрели в его сторону. И странное дело, вид Тер­пухина не вызвал у них страха. Еще совсем молодые, почти волчата, они просто поглядели на него, а затем снова занялись своими делами: один продолжал рвать ухо трупа, другой стал слизывать кровь с прострелен­ной головы, а третий с глухим рычанием вцепился зу­бами в губы мертвой женщины. Вот он, символ сегодняшней российской жизни! Терпухин беззвучно снял автомат с предохранителя. Рука бывшего бойца спецназа не дрогнула. Двоих вол­чат, терзавших человеческие трупы, он убил сразу, атретий улизнул в густую крапиву с протоптанными по ней ходами-лазами.

Несмотря на свой заморенный вид, молодой волк оказался самым прытким. Юрий долго гонял его по крапиве, несколько раз стрелял, но безуспешно. Нако­нец молодой волк выскочил на берег речки и бросился м воду, надеясь спастись там.

Терпухин убил его без сожаления прямо в воде. Волчонок еще долго дергался с бессильно опущенной мод воду головой, пускал пузыри, а потом застрял на мели, выставив ребристый бок с клочьями совершенно сухой серой шерсти.

На хуторе спасать от огня было уже нечего. Терпу­хин постоял возле обрушившихся балок, заглянул в са­рай и убедился, что у чеченцев хватило разума увести кобылу. Атаман перекрестился, поклявшись отстроить хутор, и пошел на блок-пост к капитану Черемисову. Польше идти было не к кому.

Черемисов рассердился не на шутку. Он стал зво­нить майору Васнецову, чтобы вместе с его летучим от­рядом выследить убийц и мародеров, скрывшихся на территории Чечни.

—   Вот суки, гады!.. — бушевал Черемисов. — Они вон что вытворяют, а с ними правительство договоры подписывает, за ручки здоровается. Вытравить всех под корень!.. Посиди здесь, Юра, я сейчас водки при­несу. Тебе без водки нельзя, ты чокнешься...

Пили стаканами, но водка не брала.

—   Мне брат рассказывал недавно. В Астрахани ви­делись. Он на Дальнем Востоке служит, тоже в МВД. Там япошки, военнопленные, после войны в тайге сидели. Однажды двое сбежали. Девку русскую в ягодах нашли, потешились. Как охранники наши узнали, це­лую ночь стреляли из ППШ. Весь барак положили. Не спорю, тоже дикость. Но как быть? Теперь те двое, что бежали, официально приехали, платят местным по двадцать баксов в день, останки своих выкапывают, чтобы к себе на острова отвезти...

—   Катя, Катя, — шептал Терпухин, уставившись на опорожненную бутылку.

—   Достанем! Тебя и Демидова оттуда выцарапали, и ее достанем. Правда, деньги нужны.

—   Демидов даст, он мне должен, — пробормотал Терпухин.

—   Мы все средства задействуем, все попробуем. Ты думаешь, я простой капитанишка? — разошелся Черемисов. — Нет! Я кое-что знаю, кое с кем знаком. С Катей, конечно, проблемы будут. Знаешь, журналисточку эту, Елену Масюк, четыре раза пытались освобо­дить. Даже дошли до Мавсаева. Да что Мавсаев, самого Басаева потревожили! Басаев и рад, кажется, старать­ся, за собственный терроризм охота отмыться. Ну, уз­нал он, кто Масюк захватил, выдвинул ультиматум по­хитителям. Так ему знаешь что заявили?

—   Что? — Терпухин с усилием оторвал взгляд от бутылки.

—   Ты, мол, вайнахский парень, из-за какой-то там бабенки, да еще русской, позоришься?.. Он шваркнул кулаком по столу и ушел.

Черемисов некоторое время молчал, потом поставил на стол вторую бутылку.

—   А брата Руслана Аушева знаешь после чего уби­ли? Не отследил?

—   Нет.

—       А после того, как этих четырех — Архипова, Загнойко, Зельцера и Мамилашвили освободили. А он знаешь кто был?

Терпухин сдернул с бутылки алюминиевый колпа­чок, налил Черемисову и себе. Черемисов выпил водку, занюхал коркой хлеба, продолжил:

—   Так вот, Рашид Аушев был замминистра МВД Ингушетии. Вот тебе и вайнахи... Дикость, Юра, ди­кость! А тут еще журналисты их героями выставляли, мол, борцы за национальную идею, за свободу!.. Да за трубу они воюют, за ту, по которой нефть качают! Опять же, после того как группу НТВ освободили, бри­гадный генерал Бажиев был убит. Тоже, кажется, зам­министра МВД, но уже самой Чечни, Ичкерии...

—   Так объявили, что это вроде из-за неосторожного обращения с оружием, — вставил слово Терпухин.

—   Да, они тебе объявят... Они черта переспорят! — рука Черемисова потянулась к бутылке.

—   Не спеши, Борис, — сказал Терпухин. — Не бе­рет, чего зря добро переводить.

—   И то правда, — согласился капитан милиции. — А они много кого зря побили. Взять хотя бы врачей Красного Креста. За что? По нашим сведениям, эти мрачи пули из ран ни у одного полевого командира до­стали. Что, фельдшерка тебе пулю достанет?.. Вол­ки — они и есть волки.

—   Борис, — произнес Терпухин, — я, наверное, уе­ду. Кое-кого надо увидеть. Вернусь не скоро...

—   Возвращайся. Буду ждать. А с этими, — Чере­мисов быстро взял бутылку, налил стаканы и кивнул в сторону юга, — с этими мы разберемся.

Выпил, крякнул, снова занюхал корочкой хлеба и, весело поглядывая на Терпухина, сказал:

—  Выдюжит Россия! Их почти нигде не принимают.

Посылают своих юношей по всему исламскому миру в мусульманские школы. Многие отсеиваются, а из Па­кистана так почти всех повыгоняли к кузькиной мате­ри. Это так называемый зеленый пояс — мусульман­ский фундаментализм. Смотрел по телевизору, что в Алжире творится? Сотнями вырезают, всех подряд!

—   Может, пойдет нефть по трубе, успокоятся? — предположил Терпухин.

—   Как же, успокоятся! Еще хуже будет. Чуть что — они задвижку хлоп!

—   Ладно, я пойду, — Терпухин поднялся. Перед глазами стояла тяжелая, отвратительная картина — тощий волчонок рвет труп пожилой женщины...

Валентина Бузуева отстранили от дел за провал операции, которая завершилась бесследным исчезнове­нием внедренного в ряды наркомафии человека. Не зная, куда пристроиться, он временно нанялся к одно­му знакомому автомеханику, открывшему в собствен­ном гараже маленькую ремонтную мастерскую.

Слушая по плейеру английские тексты Илоны Да­выдовой, Валентин копался в карбюраторе двигателя, который ему следовало починить еще вчера. Однако вчерашний вечер ушел на одну полузнакомую даму. Бузуев закатил пир и ухлопал все деньги. На робкую просьбу оставить ему немного денег дама ответила:

—   До свидания. Самое главное — это эмоциональ­ная развязка, давай не омрачать ее грубой материаль­ностью.

«Грубая материальность» началась с утра, когда он позавтракал остатками вчерашнего ужина, а на обед при­шлось довольствоваться холодной водой из-под крана.

В гараж заглянул хозяин.

—   Валек!

-Да?

— С минуты на минуту за машиной придет ее вла­делец. Она, надеюсь, уже готова?

— Пару минут, и будет о'кей! — солгал Бузуев, ду­мал, что он найдет с клиентом общий язык.

— Ты мне точно скажи, сколько еще времени тебе нужно? Я же вижу, что ты не можешь работать. Пере­брал вчера? Давай я сам ее закончу.

—   Да ну, — отмахнулся Бузуев.

—  Валек, пожалуйста, я прошу тебя! Перестань слушать эту дребедень, — автомеханик постучал по плейеру. — Эта Давыдова закодирует твою психику гак, что ничего хорошего тебе это не даст. Я понимаю, ты развелся с женой, едва не свихнулся от этого, по пойми, английским это не прошибешь.

— Мне это нужно, — сказал Бузуев, — увидишь, меня еще забросят в Штаты. Я не должен забывать ан­глийский, я должен его совершенствовать.

— Я прошу тебя, ради Христа, почитай ты лучше какую-нибудь книжку на английском. Хочешь, я тебе подарю «Остров сокровищ»? У меня есть...

— Это какой-нибудь умник тебе посоветовал или ты сам придумал?

— Этот «умник», сейчас переводчиком большие баб­ки заколачивает.

— Тысяча в месяц — еще не бабки. Слушай, если не возражаешь, иди отсюда, а?

Хозяин гаража не обиделся, наоборот, улыбнулся и сказал:

—Валек, послушай, ты такой псих, но все равно я тебя люблю. Хоть убей, не знаю за что...

Я рад, — ухмыльнулся Бузуев, извлек из на­грудного кармана сигарету и сел покурить. Выкурив одну сигарету, он зажег от нее вторую и просидел в за­думчивости, пуская дым над головой, около получаса. Плейер на поясе продолжал гонять кассету, но науш­ники болтались у Бузуева на шее.

Валентину было обидно, что он не прошел отбор в одну очень заманчивую группу как раз из-за неваж­ного знания языка. Он надеялся, что, когда опять ста­нут набирать подобную группу, он предстанет перед экзаменаторами во всеоружии. Только бы Илона Давы­дова не подвела...

—   Думаете, что я не смогу? Не смогу? — неожидан­но для самого себя потряс он кулаками.

Возле гаража послышались шаги, и в открытые во­рота заглянул тип с сильно развитой нижней челюс­тью. Он имел ученую степень каких-то наук и подтасо­вывал опросы общественного мнения. Как близкий друг одного высокого московского начальника, не пла­тил гаишникам штрафов и не давал взяток.

—   Ну, как дела? Ты что, еще не закончил? — спро­сил клиент, быстро мигая за толстыми стеклами очков.

—   Пока нет, — лаконично ответил Бузуев и вино­вато развел руками.

—   Что? Ты же сказал, что сегодня утром машину можно будет забирать! Я буду жаловаться хозяину!..

—   Вы лучше дайте на кефир, тошно мне...

Владелец машины как ошпаренный выскочил из га­ража, и вскоре послышался его визгливый голос:

—   Что за мудила этот механик? Почему нельзя ра­ботать по расписанию?

—  Россия, понимаете, Россия, — объяснялся с ним хозяин гаража. — Страна с названьем кратким Русь. Взял лишку вчера, руки не крутят, глаза не смотрят...

—   Мне какое дело до этого? — раскричался кли­ент. — У меня сегодня деловая встреча, а какая-то об­разина мне все портит! Интересно, если я дам ему пять долларов на похмелку, он закончит к вечеру?

—   Может, и закончит, но у него железное прави­ло — не опохмеляться.

—  Что ж, пусть его покрутит! Я знаю, что такое по­хмельный синдром, пусть его хорошенько покрутит!..

Это было пределом. Бузуев горько улыбнулся, по­дошел к кувалде, стоявшей в углу, взял ее в руки и изо всей силы обрушил на капот автомобиля.

Клиент подскочил к гаражу и вытаращил глаза.

—  Что ты делаешь? — прошептал он.

Бузуев невидящими, почти белыми от бешенства глазами взглянул на клиента и снова размахнулся.

—  Ничего, я вернусь попозже, когда будет законче­но, — вдруг затараторил клиент. — Можешь не торо­питься. Сделаешь, когда захочешь, ладно?

—  Хорошо, — выдохнул Бузуев. — Машина будет сделана в восемь вечера.

В восемь вечера клиент забрал автомобиль и убрал­ся восвояси. Пришлось, конечно, сменить погнутый ка­пот, но не унижаться же перед всяким дерьмом?!

Бузуев поужинал на честно заработанные деньги и, даже не выпив водки, отправился к психотерапевту, женщине, к которой его обязали ходить после решения аттестационной комиссии. Кое-кто посчитал, что Бузу­ев сорвал операцию не по причине беспробудных куте­жей, а из-за состояния депрессии, в которую его вверг развод с женой.

— Я в-вижу, в-вы прекрасно в-выглядите. Как в-вам это удается? — спросила психотерапевт, сильно заикаясь.

«И за что им, косноязыким, дипломы выдают?» — подумал Бузуев, но вынужден был улыбнуться. От ре­шения этой докторши зависело его будущее.

—   Как вы спите? — последовал стандартный во­прос психотерапевта. Женщина успокоилась и пере­стала заикаться.

«А ничего телка! — подумал Бузуев, — Как гово­рится, ваятель нашел бы здесь совершенство форм.»

Отогнав дурацкие мысли, он сказал:

—   Доктор, я себя хорошо чувствую, вы действи­тельно мне очень помогли.

—   Очень рада, — психотерапевт улыбнулась.

—   Я не мог в это поверить... — сказал Бузуев и за­мялся.

—   Поверить во что? — насторожилась женщина.

—   Ну, поверить в то, что если я забуду свои сексу­альные намерения по отношению к бывшей жене, то совершенно выздоровею, депрессия исчезнет сама по себе.

—   Напрасно... А сейчас поверили?

—   Поверил, и знаете, добился поразительного ре­зультата. Едва я обратил свое, так сказать, сексуаль­ное внимание на другие объекты, как депрессия совер­шенно покинула меня...

—   Отлично! — воскликнула женщина. — Результат надо закрепить. Как говорил великий Фрейд, невроз сам подготавливает себе мотивы.

—   Да, да, — подхватил Бузуев, — когда женщина падает, то падает всегда на спину. А как вам известно, лежачее положение парализует ее силы.

Докторша слегка покраснела, пальцы затеребили авторучку, и она тихо прошептала, сильно заикаясь:

—   В-вы-ы, в-вы — нахал!