— Кадик! Угомонишься ты когда-нибудь или нет? Опять этот таз!

В проеме кухонной двери возникла тучная фигура Эльвиры Павловны.

Ковард поднял на супругу печальные глаза:

— Эличка, мне кажется, я болен.

Эта новость явно не поразила разгневанную супругу:

— Кто б сомневался! Ты болен на всю голову.

Аркадий Францевич обреченно уточнил:

— Нет, я серьезно.

Та, хмыкнув, окинула мужа насмешливым взглядом:

— Куда уж серьезнее? Все и так давно ясно. Взять хотя бы это, — Эльвира Павловна указала взглядом на медный таз. — Нормальные люди женам на день рождения золотые украшения дарят, а не тазики.

— Эличка, ну зачем ты так? — попытался оправдаться Аркадий Францевич. — Какие украшения? Ты и без украшений прекрасно выглядишь. Ты же знаешь мою зарплату.

— Твоя зарплата — это отдельный разговор.

— Конечно, ты зарабатываешь больше. Но так не будет вечно.

— Да что ты?!

— Возможно, нет, не возможно, а непременно я скоро допишу свою кандидатскую работу, а может, эта разработка и вообще потянет сразу на докторскую.

— А толку?

— Послушай, если все получится, то это будет взрыв в науке! Понимаешь? Я буду не просто кто-то там, а ученый с мировым именем!

— Ой, не смеши меня. Ученые с мировым именем живут не тут, а там и получают нормальные деньги.

— Опять ты о деньгах!

— А о чем еще? Что тебе даст твое мировое имя с пустым карманом? Вылечит твою простату? Или черную икру на бутерброд намажет? Да и кто тебе позволит эту твою науку взрывать? Быстро место тебе укажут и пальчиком пригрозят, мол, сиди тихо и не высовывайся, а то премии лишим! Что не так?

— Может быть, — согласился Аркадий Францевич и вздохнул. — Ладно, пустое! Пойдем спать.

— Ковард. И когда ты станешь человеком? — риторически спросила Эльвира Павловна. Она вдруг почувствовала бесконечную усталость и апатию. «Наверное, опять упало давление, — мелькнула у нее мысль. — Надо идти спать, пока не разболелась голова». И, повернувшись к мужу спиной, уже без всякой злобы сказала:

— Кстати, пожалуйста, снеси ты этот таз в подвал. Сил больше нет.

Эльвира Павловна была тяжелым и противоречивым человеком. Внутри нее все время бушевали непонятные бури, заставляющие бороться со всем миром. Однако, чтобы не потерпеть поражения в этой неравной борьбе, Эльвира сузила рамки мира до размеров собственной квартиры, и оттого в эпицентре непримиримых сражений часто оказывался супруг, которого она все же любила и даже в мыслях не допускала долгой разлуки с ним. Но самой непостижимой чертой ее характера была нежность, которую она тщательно прятала ото всех без исключения, так как ошибочно считала это чувство не чем иным, как слабостью. И в минуты, когда это чувство достигало размеров больших, чем тучное тело Эльвиры Павловны, грозная супруга Аркадия Францевича пряталась от посторонних глаз в закрытой комнате и облегчала свою душу слезами. «Ах, — горевала она, — был бы у нас с Кадиком ребенок, прижала бы я его к сердцу — и стало бы мне сейчас легче».

Проводив уходящую супругу взглядом, Ковард опомнился:

— Эличка, погоди, — окликнул он Эльвиру Павловну.

Та повернула голову:

— Что еще?

— Тебе не кажется, что здесь пахнет французским сыром?

Эльвира Павловна втянула воздух:

— A-а! Да это ты забыл вынести мусор. Пойдем спать.

Шлепая тапочками, Эльвира покинула кухню, и по звуку заскрипевшей под тучным телом кровати Аркадий Францевич определил, что супруга улеглась.

Еще раз втянув воздух и покачав головой: «Надо же…», Аркадий Францевич сгреб в охапку одеяло и на цыпочках вернулся в спальню.

— Эличка, я лягу…

— Ложись, — не открывая глаз, ответила Эльвира Павловна, — только без фокусов, прошу тебя.