Вика со своим мужем стояли у высоких ворот их дома и выглядывали на дорогу. Отец Виктории, Борис Федорович, удостоился такой чести, потому как в прошлый свой приезд, благополучно перепутал дома и проник во двор к соседям, причем к пожилым. А закончилось все тогда, почти двухдневным запоем. Соседу он понравился сразу, потому как Борис, был мужчина жесткий и прямой, да и выпить любил. Вдобавок, всегда имел с собой что-то стоящее. У него не было военного прошлого, кроме срочной службы в армии еще во времена своей молодости, но все-таки Борис, был поклонник дисциплины и мужской чести. Он сам соорудил продуктовый бизнес, начинал с машины овощей и закончил большой фермой, с целыми сменами рабочих и личной аграрной техникой, в том числе, даже комбайн. В его глазах Адам, был неким школьным заучкой, которого следует бить по голове портфелем, а не отдавать ему единственную дочь в жены. Они были противоположности. Борис грубый, необразованный, но собранный и дисциплинированный, а Адам был мягкий и умный, зато далеко не пунктуальный и неряшливый. Скорее всего, одной из главных причин Виктории выйти за него замуж, как раз и была эта противоположность. Ведь с детства она устала смотреть на твердый характер своего отца. Но шли годы и Борис Федорович старел. Его грозный вид постепенно превращался в вид ворчливого старика и больше не вызывал страха. Максимум — раздражение. А Адам, который довольно рано лишился родителей, но правда, имел сразу двух братьев, не особо радовался угасанию характера Бориса Федоровича. Он понимал, что это могло означать — лишь его старость. С годами, тот по-своему полюбил тестя, но на расстоянии, конечно. Но, а сам тесть, просто смирился с выбором дочери. Дело в том, что он хотел внуков. Сильно хотел. Но этого зять, не по своей воле, но все же, подарить ему не мог. Было время, когда Борис, предлагал любые деньги, и лечение, и Адам даже начинал его, но уже после первых отрицательных результатов, все забросил. Он, еще недолго принимал экспериментальные таблетки, но результата и от них не было.

Вот теперь, чтобы избежать новых инцидентов, семья решила заранее выйти ему на встречу, и уже потом проводить в дом. Стояли они молча. Но это молчание не было вызванным какой-либо обидой, это был знак глубоких раздумий. Вика планировала сегодняшний день, в который ей нужно было уместить и отца и мужа, да так, чтобы смесь в итоге не взорвалась. А Адам, в свою очередь, мыслями был до сих пор в лаборатории.

Вдруг, их идиллию нарушил звук открывающейся соседской двери. Они оба сразу с улыбкой переглянулись, но а, Вика прижала к губам указательный палец, намекая, что соседу вовсе не обязательно знать о приезде Бориса, дабы не спровоцировать. На дорогу вышли два пенсионера. Низкая, невзрачная старушка и высокий, но очень худой дед.

— Здравствуйте, Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна, — с детским озорством в голосе, отрапортовал мужчина.

На это, оба соседа, с легким недовольством одновременно обернулись на него, а супруга, моментально кинулась спасать ситуацию. Она толкнула Адама в бок локтем и оживленно вставила.

— Ох, дурачек! Вот лет уже сколько, а ума нет. Надо твою кандидатскую назад отнести.

— Да и, пожалуйста! Я уже и забыл, где она висит.

Потом Вика обернулась к соседям и вежливо заулыбалась.

— Простите нас, Михаил…, - но тут она сама запнулась, будучи запутанной собственным мужем и ее улыбка сменила характер, на ироничный. — Максимович и Раиса Михайловна.

— Здравствуй, красавица, — наконец заговорила старушка ласковым и тихим голосом, имеющим какой-то странный акцент, похожий на еврейский. Но потом, она обернулась на застывшего в улыбке Адама и более строго продолжила. — Что ты нас с этим пятнистым, таки, сравниваешь. Ты же специально. Я знаю.

И это была правда. Адам уже неоднократно, специально, менял местами их отчества, так, чтобы они совпадали с именем отчеством Горабачева и его жены, первого и последнего президента Советского Союза. Сам же мужчина был далек от политики, она для него была как космос. Он знал, что политика где-то там существует, но к нему никакого отношения не имеет. А такое, почти совпадение, Адаму просто казалось забавным, и он любил ставить на нем акцент. Потому мужчина сделал вид, будто ему стыдно, и невнятно, с раскрывающей всю неискренность, улыбкой, извинился. Но ее вполне хватило, так как все понимали, что это простое баловство, и никто никого не хотел обижать. Соседи быстро сменили недовольство на обычное приветствие, поинтересовались делами и ушли в направлении рынка, оставив пару снова в тишине.

Что впрочем, продлилась она недолго. Буквально, как только старики свернули с улицы, сразу же на нее въехал крупный джип. Это был Ниссан. Признаться, ни Адам, ни Виктория, уже и не помнили точную модель. Для них это был просто джип отца. Он был серого цвета, неуклюже громоздкий, но к тому же, вместительный, как то любит сам Борис. Джип блестел полиролью, был чисто вымыт и ухожен. Что являлось продуктом колоссального труда, так как машина часто ездит из села в город, и практически всегда по бездорожью. Вот он подъехал вплотную к воротам и только тогда остановился. Борис не хотел заезжать к ним во двор, так как надолго оставаться не планировал. Адам же, собрался, убрал с лица улыбку, но все-таки подошел поближе к Виктории и обнял ее за плечи.

— Я вижу, ты сегодня к людям не равнодушный, — тихо сказала девушка своему мужу, зная, что такой жест заденет отца, но при этом не вырвалась, а наоборот прижалась. — Потерпи полчаса, мы перекусим, и я его уведу.

— Не делай из меня деспота, пусть остается. Хоть на час, — потом он поднял голову и громко поздоровался. — Здравствуйте Борис Федорович. Как дорога?

— Привет, профессор, — ответил, выходя из машины, невысокий мужчина лет за шестьдесят, а то и под семьдесят, очень коротко стриженый, но не лысый. Его короткие и редкие волосы были полностью седыми, как впрочем, и его двухдневная щетина. Внешне, Виктория не особо на него походила, тем более, ростом. Но вот разрез глаз и изгиб верхней губы, отчетливо подчеркивали их родство. Ответил Борис на удивление спокойным и даже приветливым голосом. — Все как в той песне, три изгиба на версту. Привет, Белоснежка.

— Привет пап. Проходи во двор.

После этих слов она удалилась, лишь кинув взгляд на задние сидения джипа, на которых лежал маленький венок из пластиковых цветов. Борис осмотрелся, и глазами стал выискивать соседей, но никого не обнаружив, медленно подошел к своему зятю.

— Ну, хоть побрился, — сказал он, не останавливаясь, и прошел следом за дочерью.

Адам лишь снова заулыбался.

— Я даже не буду оправдываться. Вы главное, об стог состриженных волос не споткнитесь.

— Все юморишь, — не оборачиваясь, так же коротко ответил Борис Федорович, а перед тем как войти в дом, со знающим видом осмотрел двор, одобрительно кивнул и зашел.

Еще не забыты те времена, когда эти двое и двух минут не уживались вместе. И ни мать Вики, ныне покойная, ни сама Вика, не могли их усмирить. Но учитывая горячий нрав Бориса и галантность Адама, нетрудно догадаться, кто всегда оставался крайним. И это очень сильно задевало тестя. А вот с тещей, которую, кстати, тоже звали Виктория, он сразу поладил. Но знали они друг друга не долго, так как за следующий год, ее буквально на глазах сточил рак легких. А после ее смерти, Борис надолго уехал и все это время с родными, практически не общался.

Войдя в коридор, Адам остановился. Он не знал, что ему делать. С одной стороны, из вежливости, ему следовало бы пройти на кухню и развлечь гостя, пока супруга накрывает на стол. Ведь тесть приезжал крайне редко и такую жертву, раз в год, можно было и принести. Но с другой стороны, Адама никто не звал и даже может быть, сама Виктория не хочет, чтобы они были рядом, потому, ему лучше удалиться. Так немного постояв, он вслушался в их разговор и все же, принял решение пройти на кухню. Так как, его жена очень часто, в одиночку, берет на себя его братьев, особенно младшего, у которого два близнеца. Старший брат, нес такой же недуг, как и Адам.

Адам вошел и, молча, ненавязчиво, стал раскладывать перед тестем, а затем и дальше, столовые приборы. Сам Борис, в то время, рьяно ругал свою заместительницу, мол, не справляется, сильно мягкая. Затем он говорил, что, даже поставил ее сына на контроль сборки части овощей, а тот оказался весь в мать, и тоже толком не справляется. Но при этом, не переезжать в город, не даже просто увольняться, не хочет.

Под оживленный аккомпанемент, Виктория и соорудила завтрак, установив в центре стола принесенную отцом, пластиковую бутылку с коньяком, его личного производства. Потом, поставив последнюю тарелку, села между своими мужчинами.

— А что у тебя, Адам, интересного? Все учишь дармоедов? — резко переключился Борис, поставив неправильное ударение в имени зятя, на вторую А.

— А…, - задумчиво вытянул Адам, размышляя, поправлять его или не стоит, — Можно и так сказать, — все-таки одумался, и махая головой, ответил.

Потом, он налил апельсиновый сок, и не привлекая внимания, убрал коньяк на рабочий, кухонный стол.

— Новый учебный год, все-таки. Я уже, правда, почти не преподаю, все больше в НИИ сижу.

— А чего? — по-сельски просто, но с заметной издевкой, переспросил Борис. — Не тянешь, что ль?

Адам улыбнулся, подавляя легкую злость.

— Я сказал почти, а не полностью.

Ну а тесть, который не отличался особой чувственностью, решил продолжить, прекрасно понимая, к чему это приведет. И даже сам заулыбался.

— А у тебя так вся жизнь, почти, а не полностью. Была у тебя и лаборатория в гараже, — закрыли, теперь институт, — не припадаешь, а что дальше? Из дома выселят?

— Папа! Хватит! — громко встряла Виктория. — Можно нам хоть поесть вместе, спокойно. Ох, вы уже не мальчики. Сколько можно!

— Да я пошутил, Белоснежка, профессор понял, — вдруг засмеялся Борис, обнажив свои золотые зубы, и даже ткнул кулаком в плечо зятя. — Правда?

— Правда, — показательно натягивая улыбку, ответил тот, но при этом, решил дальше спор не развивать, дабы не мучить в первую очередь саму Вику. Она это заметила, и попыталась выразить всю признательность через взгляд.

Дальше, завтрак пошел без эксцессов. Они спокойно поели, попили чай и еще немного посидели за разговорами, так как Борис Федорович, после кладбища возвращаться не собирался.

Пришло время, и они втроем встали.

— Вы идите, я уберу сам, — мягко сказал Адам и прошел к мойке.

— Ты не едешь, профессор?

— Извините, конечно, но нужно поработать. К дармоедам подготовиться.

Борис слегка улыбнулся, пожал зятю руку и на прощанье сказал.

— Слушай, я серьезно, если нужна будет нормальная работа, только скажи, у меня место тебе всегда найдется.

— О, спасибо, но мы не нуждаемся.

— Да, я вижу, ты молодцом, в этом плане. Все сам. Дом, машина. Похвально. Но все равно, держи на примете. Я слышал, сейчас с институтами тяжело.

Затем он вышел, а вслед за ним направилась и Виктория.

— Ах, спасибо милый, ты просто мой герой, — сказала она, одевая босоножки. — Ты меня не жди. Кушать полный холодильник. А я с папой, наверное, весь день проведу, ну заодно, тебе мешать не буду.

— Что ты такое говоришь, какое мешать? — ответил он ей, смеясь. — Иди, и не переживай.

***

Адам, наконец, окунулся в свое рабочее пространство. С собой он принес глубокий бокал коньяка. Без сомнений, он признавал, что тесть отличный винодел, и его вино, а особенно коньяк, всегда сглаживали впечатление от их встречи. Но на этот раз, Борис зашел слишком далеко, даже сам того не понимая, и Адам, будучи под впечатлением их, как бы шуточной ссоры, никак не мог сосредоточиться. В его голове крутилось слово, почти. Причем даже не в той форме, в которой было произнесено. Так, Адам сам себя корил за провалы в проекте. Что все у него действительно — почти. Почти есть лаборатория, почти есть камера, почти есть результат. Так, продолжая тонуть в своих мыслях и одновременно насыпать корм Пикачу, мужчина пытался составить себе хоть какой-нибудь план. Но тот упорно не шел в голову и Адам начал нервничать.

— Хорошо, хорошо, хорошо…, - бормотал он себе под нос и при этом ходил взад-вперед. — Давай-ка еще раз.

Он включил все устройства и генератор. Потом вернулся к пульту, и сделав большой глоток из бокала, нажал на пуск. Машина не подвела. Она, как и ранее, загудела, задрожала и на секунду засияла. Но потом снова, как всегда, погасла.

— Что тебе не хватает! — вскрикнул ученый и нервно сделал еще один глоток. — Такое впечатление, что тебе что-то мешает. Я перепробовал уже все частоты, с обоих приборов. Что тебе мешает?!

Он сел в кресло и еще раз провел процедуру включения. Затем, опять пригубив коньяк, Адам, взглянул на показатели. Конечно же, мужчина и раньше замечал, что длина сияния разная, но в этот раз, он заметил кое-что новое. Вчера, когда он демонстрировал запуск своей жене, длина была секунда двадцать два и дальше ноли, а вот сейчас — первый и второй запуск были почти одинаковые: секунда сто двенадцать, а дальше тройка и двойка, и секунда сто двенадцать, а дальше, тройка и тройка. Он понимал, что такой разрыв неспроста. И для верности, провел еще один запуск. Результат был предсказан, а именно примерно такой же, секунда сто двенадцать, но только плюс еще одна четверка, вместо тройки.

Ученый полез в свои старые записи и решил сверить все величины. Благо, он хранил абсолютно все результаты запусков. Адам уже сравнивал их, но в этот раз он искал другую закономерность. Результаты были самыми разными. Конечно, ни один не был больше чем полторы секунды, но все-таки, если учесть сотые, тысячные и так далее, то эти результаты были всегда разными. Но вот те запуски, что были рядом, обычно имели близкое значение. Ранее, изучив эти цифры, ученый лишь выискивал одинаковые, которых было крайне мало, и пытался их повторить, используя частоты. Но так, ни разу, не добившись нужного повторения, интерес к значениям поубавился.

— Пика, — сказал он морской свинке. — Ты тоже думаешь, что это ключ?

***

На кладбище было ветрено, но тепло. Вика, со своим отцом, уже успели убрать мусор, выщипать лишнюю траву и навести порядок в цветах. Так же, уже лежал у надгробья и венок. Девушка, молча, смотрела на белую гравюру с портретом своей матери и тяжело вздыхала. Но при этом ее глаза не выражали грусти. Она просто смотрела на камень.

— С днем рождения, мам, — тихо сказала она, но потом добавила чуть громче. — Ох, сильно рано она ушла из жизни.

Борис же был мрачен, словно ноябрьское небо, он стоял за оградой и грустно смотрел из-под бровей.

— Это так все давно было, — продолжала Вика задумчивым голосом, все также смотря на портрет, — мне даже стыдно. Я ее начинаю забывать. Уже неоднократно замечала, что некоторые воспоминания сама себе придумываю. Даже страшно. Другой раз, ловлю себя на мысли, а было ли это на самом деле? А потом понимаю, что разницы то никакой и нет. Было или не было. Все равно, это только лишь меня касается. Значит было. Мне наверно так проще жить, без нее. Ох, как ты думаешь, это нормально? Прошло то, каких-то семнадцать лет.

Отец удивленно посмотрел на дочь, потом тяжело вздохнул и сиплым голосом ответил.

— Не переживай, Белоснежка. Это нормально. У всех так. Мы просто люди.

Вика снова замолчала и продолжила смотреть на надгробье.

Так они в тишине, простояли еще минут десять, но потом Борис стал собираться и робко спросил.

— Если ты не спешишь, то может, в кафе заедем? Выпьем квасу. Маму повспоминаем. Потом я тебя поближе к дому подброшу.

Говорил он это так, будто сильно боялся отказа, что Виктория, естественно, заметила.

— Ах, конечно пап. Я сама хотела тебе предложить, — сказала она, слегка отрешенно.

Борис снова удивленно посмотрел ей в глаза.

— С тобой точно все в порядке?

— Не переживай, просто чувство странное, будто гроза скоро начнется. А небо — чистое.

***

Шел второй час безуспешных поисков связи. Адам дважды поднимался то в библиотеку, находящуюся у него в кабинете на втором этаже, то на кухню, наполнять свой бокал, и каждый раз добрея, воровал для морской свинки яблоки Виктории. За это время, он подтвердил найденную ранее закономерность. Конечно, то была мелочь, но если учесть длинный промежуток без каких-либо продвижений в проекте, то она имела огромное значение.

Мало того, ученый настойчиво пытался понять эту новую закономерность. Почему именно так? Что меняется? Он так же заметил по записям, что есть целые дни, где период образования поля был одинаков. Но эти дни шли в разброс.

Адам вернулся с кухни и уже спускался по лестнице, как вдруг услышал музыку, доносившуюся откуда-то из соседних дворов. Она была громкой, но на счастье мужчины, доносилась уже заметно приглушенной.

— Вот только этого мне и не хватало, — с досадой сказал сам себе Адам, и спустившись в подвал, закрыл крышку люка.

Он сел в свое кресло, и очередной раз прошелся по заметкам в блокноте, одновременно вслушиваясь в музыку с улицы. Так просидев еще минут пятнадцать, ученый ничего нового не придумал, как еще раз включить машину, и еще раз посмотреть на время.

Все так и произошло. Но Адам с удивлением обнаружил, что результат заметно отличается от предыдущего.

— Что такое?! — с громкой обидой воскликнул он. — Да как так-то…!

Не веря своим глазам и понимая, что вся теория рушится, мужчина провел включение еще раз. И да, результат был близок к предыдущему, но нет, он был далек от предыдущего предыдущему.

— Черт побери…, - начал он уже более грустно, — эх…, а я-то думал. Пика, Пика и ты меня не остановила.

Он покачал головой и грустно посмотрел на жующую чищеное яблоко, персиковую морскую свинку.

Затем, Адам вернулся к показаниям, но уже с меньшим энтузиазмом. Как вдруг, его осенило. Это были те самые показатели, которые периодически возникали и были самыми постоянными в таблице. Мужчина даже встал и с широко открытыми глазами, провел рукой по своим взмокшим, темным волосам.

— Так, так, так…. И что я изменил!

Ученый прошелся в памяти по всей процедуре. И даже, еще раз включил машину. Результат оставался стабильным.

— Нужно еще коньяка, — сказал уверенно он, а потом добавил, смотря на Пикачу, — Вика будет в ярости. Ты съела все ее яблоки. Там, как раз последнее, и я тебе его сейчас почищу.

Адам поднялся наверх и с облегчением заметил, что музыки больше нет. Потом он быстро сходил на кухню, налил еще один бокал коньяка, при этом заметив, что бутылка наполовину пуста и почистил обещанное, последнее яблоко. Затем, вернувшись в лабораторию, мужчина сделал большой глоток, съел дольку лимона, аккуратно лежащую на тарелочке около клетки, и включил машину.

— Да, что происходит!

Результат снова был другой. Но Адам заметил сразу, что аналогичный показатель был до этого, то есть, до тех стабильных результатов. Он постарался собраться и из-за всех сил, стал вспоминать, что могло измениться, а потом вернуться.

— Музыка? Да, нет. Машина издавала шум и точно перебивала ее. Тем более я….

Ученый упал в кресло.

— Люк! — твердо вскрикнул он, да так громко, что Пикачу выронила яблоко.

Затем, он кинулся к люку и закрыл его, потом, так же быстро провел процедуру включения и о чудо! Он был прав.

— Ладно, ладно, ладно, ладно.

Словно скороговорку выдал Адам.

— Это факт, конечно, люк. Это объяснит то раннее постоянство. Люк тогда, по каким-то причинам, тоже был закрыт. Но, что он дает? Температура? Вряд ли. Они были и летом и зимой. Влажность, тоже нет. Освещение? Освещение…. Эврика!

***

Борис Федорович с явным недовольством, крутил в руках меню. Оно казалось ему ужасно неудобным. Огромный лист, сложенный в четверо, а на нем нарисованы блюда, плюс их описания и цена, с боку.

— Что за бред? Как тут что-то выбрать? — ворчал он и продолжал бороться с бумагой.

— Ах, пап, да оставь, тебе все равно тут ничего не понравится. Тут нет картошки в мундире, — смеясь над его неуклюжестью, бойко произнесла Виктория.

Это обрадовало старика, ведь он вновь увидел ее в хорошем настроении. Потому Борис Федорович, просто положил меню, сложив его при этом наоборот к изгибу, и с улыбкой посмотрел на дочь.

— Как скажешь, Белоснежка. Закажи мне лимонад, и что-то человеческое поесть, с мясом и…, и с картошкой.

— Тут есть кое-что, тебя должно заинтересовать, — с приятной озадаченностью, вглядывалась девушка в фотографии блюд. — Свиная отбивная в цитрусовом соусе с картофелем фри. Вид имеет аппетитный, вот взгляни.

Она к нему повернула свой лист, а Борис едва кинув на блюдо взгляд, сказал.

— Тебе виднее.

Так они просидели с полчаса, успели уже и перекусить, и сейчас ждали кофе. Вика заметила, что ее отец, часто и с особой грустью посматривает на молодую пару с ребенком. Поняв, о чем сейчас пойдет разговор, она пошла на опережение.

— Зато сколько сделали, вместе всего.

Борис сначала был удивлен, но потом быстро понял, о чем говорит его дочь и сразу же, поддержал беседу.

— Сколько их у тебя было, этих женихов, я знал, что ты у нас рано выйдешь замуж. Такая краса, на все село одна была. Высокая, стройная, умная. Но не повезло.

— Да не повезло. Но не только мне, но и моему любимому человеку.

Отец посмотрел на нее немного виновато, в его взгляде читалась невысказанная фраза, чего же ты его не бросила, ведь узнали уже давно, сейчас бы и ты сидела с таким вот ребенком. На это Виктория, тяжело вздохнула и спокойным голосом ответила. Она не винила старика в таких суждениях и прекрасно понимала, что он желает ей только добра.

— Ах, пап. Я современный, образованный человек. Я знала, на что иду и мне все равно. Нет, так нет. Я смирилась с этим, смирись и ты.

— Если ты ученая, это не значит, что у тебя вся семья ученая. Не забывай. Я деревня, село.

— Пап, — даже с настоящей обидой в голосе, перебила его Виктория. — Во-первых, мне до ученого, как до Киева. Это Адам у нас ученый. А во-вторых, ты бы бросил маму, если бы у нее было бы такое же горе?

Отец помрачнел, мгновенье помолчал, а затем коротко и сухо выдавил.

— Нет.

Этот ответ вполне удовлетворил девушку, и она с облегчением, взялась за только что принесенный кофе.

— Белоснежка, — вдруг начал Борис, немного приободрившись. — Ты пойми главное. Я твоего профессора очень ценю и уважаю.

— Вот это новости! — с улыбкой вскликнула та, — ах, жаль мама не слышит.

— Я серьезно. Он молодцом. Столько лет держит мой удар, и ни на йоту не прогнулся. Вот это похвально, — на его глазах слегка блеснули слезы, но это были слезы счастья. — Он у тебя умный, уважаемый. Я издеваюсь над ним, но понимаю что, сколько бы я не заработал, сколько бы у меня работников не было бы, такого уважения в глазах, какими смотрят на него, я не увижу никогда. Но самое главное, это то, с каким взглядом вы смотрите друг на друга. Столько лет вместе, это тебе, не по цветочкам ходить

— Ах, — даже обомлела Виктория, — а это жаль, сам Адам не слышит. Кстати интересно, чем он там сейчас занят?

***

Тем временем, Адам, был на втором этаже в своем кабинете, где, как заведенный, листал толстую книгу на английском языке, посвященную квантам.

— Маленькие, элементарные гаденыши, — почти смеясь, выдал он. — Так значит, это вы. Вы все это время мне мешали своими частотами! Ха!

Положив книгу на полку к остальным подобным, Адам, торопясь поспешил назад в лабораторию. По дороге, он уже представлял, как будет удивлена Виктория, когда увидит результат. Хоть малочисленный, зато столь долгожданный.

— Вроде все готово.

Радостно произнес он сам себе и выключил свет. Лаборатория погрузилась во тьму, разбавляемую лишь несколькими светодиодами и монитором пульта управления.

— Тебя, наверно, я оставлю, — сказал Адам, садясь на кресло и включая машину.

И то, что произошло в последующие несколько секунд, выбило ученого из равновесия, и он от перевозбуждения упал в обморок. Машина все также загудела и задребезжала, но на этот раз практически незаметно. Но вот вместо ожидаемого тусклого сияния, сфера вспыхнула куда ярче. При этом, цвета сияния были намного насыщенней и разнообразней, хотя всех их, все равно не хватило бы, чтобы переключить внимание с главного изменения. А главным изменением — была внутренняя сфера, она попросту исчезла. Это четко было видно даже в столь специфическом освещении. Но исчезла она не бесследно, а оставила вместо себя шар того же размера, состоящий из непроглядной, черной пустоты, что даже могла показаться плотной.

Продлилось все это, также мало, как и раньше. Всего полторы секунды. А затем, все погасло и погрузилось в изначальную темноту. Шатаясь и бормоча невнятные возгласы удивления, Адам все-таки встал и снова сел на кресло, освещаемое монитором.

— Неужели…, - не веря даже сам себе и своим глазам, тихо, как будто пытаясь не спугнуть что-то невидимое, прошептал ученый. — Неужели получилось….

Он провел процедуру еще раз, даже выключив монитор. На его огромное, просто неописуемое облегчение, машина сработала точно так же. Хотя, на время, отключенный монитор не повлиял.

Придя к логическому заключению, Адам понял, что, по сути, машина работала уже давно и сверхполе, как он его называл сам, блокировали, а точнее пробивали, частицы света — фотоны. Облегчение, приносило и то, что гравитация, не влияет на связь пространства со временем. А по включенному монитору, он также догадался, что частично, фотоны, все же поглощаются или даже скорее, отражаются, а значит, для удобства, свет можно полностью не выключать, а установить на внешнюю сетку, что-то типа защитной пленки. Дело не хитрое и не дорогое. Также, он подумал, что в будущем, сможет и это исключить, подобрав частоту сверхполя, для отражения лучей полностью, отталкиваясь от того, что все же, частично оно их отражает.

Что образуется на месте внутренней сферы, Адам просто был не в состоянии понять. Но его пытливый ум пришел к выводу, что так выглядит пространство лишенное времени. А значит, внутри этого шара — времени нет, и вся материя — замирает. Чего он, собственно, и добивался.

Но осталось лишь это доказать!

Тогда, ученый, включив свет, нашел на одной из полок шкафа электронные часы, они же секундомер, что шли неразлучной парой и пульт управления ими. Открыв сферы, Адам, уместил одни часы на плоскую поверхность, а вторые, положил перед монитором. Затем он пультом активировал их. Часы послушно включились и одновременно стали идти вперед, меняя красные большие цифры, на своем широком дисплее. Ученый, выключил свет и сел на пуфик, напротив сферы.

— Ну, что Пика, — с азартом сказал он. — Возможно, тебе все-таки придется немного порисковать, во имя науки.

Вытянув руку, он нажал на пуск. И когда зажглось новое сияние, и появился черный шар, часы, как это ожидалось, исчезли. Но затем, спустя полторы секунды, все вернулось на свои места, и часы, в том числе. Адам, остановил их пультом, включил свет и нетерпеливо, сквозь сетку, сравнил их.

***

На дворе стоял глубокий вечер. Неспешно текли теплые сумерки, понемногу, но без остановки, погружая все в ночь. Уставшая, но довольная днем, а особенно неожиданным признанием отца, Виктория, шла по своей улице, доставая из сумки ключи. Ей очень хотелось побыстрее поделиться с мужем, такой радостной новостью и она уже заготавливала речь, как в это вставить и сегодняшнюю ссору Адама с отцом. Проходя мимо гаража, Вика заглянула внутрь.

— Милый? — спросила она в темноту, но по ней и по тишине из лаборатории, догадалась, что мужа там нет.

Признаться, девушка даже обрадовалась, так как это значило, что ее муж совершенно не одержим проектом и скорее всего, сидит себе и смотрит телевизор, как самый обычный супруг. Так она вошла в дом и увидела свет на кухне. Но вот звуков телевизора слышно не было.

— Милый? — еще раз спросила тишину девушка. И снова осталась без ответа.

Тогда Виктория сняла босоножки, положила сумочку на стул, а сама прошла на кухню. Там, за столом сидел Адам и загадочно молча, смотрел на растерянную жену. Она, конечно же заметила, что литровая бутылка конька практически пустая и удивленно обернулась на мужа. Но тот, все также загадочно, продолжал молчать.

— Ты не перебрал, случайно? — по-прежнему растерянно и с опаской, спросила девушка.

Но ее муж и тогда ничего не ответил, он лишь вытянул ей на встречу обе руки. А на ладонях у него лежали часы. Виктория сразу их вспомнила, так как сама и покупала, на деньги института, во времена расцвета подвальной лаборатории. Так же она поняла, куда и на что ей нужно смотреть. И как только Вика опустила взгляд, то ее и без того бледная кожа, стала белее бумаги. На одних часах были цифры 11,7555, а на других 10,1212. И все стало на свои места. И состояние мужа, и вся загадочность обстановки, и даже выпитый коньяк. Виктория, недолго думая, так же без слов, налила и себе, глоток. И только когда выпила, то сев напротив мужа, спросила.

— Как?

— Свет. Монамур. Свет мешал. Чертовы кванты, пробивали поле.

Вика расплывчато заулыбалась.

— Конечно же, это элементарно!

Улыбнулся и Адам.

— И не говори. Десяток ученых мужей я спрашивал. Консультанты из заграницы. Светлейшие умы нашего времени. И никто не догадался посоветовать просто выключить свет.

И он положил часы на стол, что заставило их обоих снова обратить внимания на цифры.

— Оно работает и работает правильно. И уже оказывается давно, так что я и продвинулся, и остался на месте.

— Ах! На месте! Ты с ума сошел! Ты остановил время для этих часов на целых полторы секунды! Да за меньшее время большая часть нашей вселенной образовалась! Ты обязан сообщить. Теперь тебе не только лабораторию дадут, тебя в спину целовать будут!

— Вика, успокойся. Я понимаю, но и ты пойми. Только я смогу ее запустить, и у меня для этого, есть все что нужно. А чрезмерное внимание, ты сама знаешь, только будет меня отвлекать. А представь, еще и пресса подключится, а там и военные, и зложелатели. И тогда проект может быть вообще не завершен. Вспомни Теслу хотя бы. Дай мне неделю. И я сделаю нечто большее, чем какая-то вшивая камера хранения. Я сделаю капсулу времени. Для дальних космических перелетов, или для неизлечимо больных, ждущих лекарства или органа в очереди. — Адам вошел в азарт, а Вика все также растерянно, но с волнением и восхищением, продолжала на него смотреть. — Представляешь, отправляют корабль далеко, хоть к другим звездам. А там, за пределами солнечной системы и космическая радиация, и ветра, и потоки частиц. А так, люди и оборудование будут в полнейшей безопасности. Ничто им не в состоянии навредить. Долетят они до нужной точки, и машина автоматом отключится, и астронавты выйдут. Для них пройдет мгновение, даже меньше. Вон у того, с большим носом и пиво не выветрится.

Виктория тонула в его словах. Для нее это открытие имело намного большее значение, чем даже для самого Адама. Это было чисто женским. Это значило, что все это время, что всю свою молодость, она шла за ним и так безвозмездно ему верила не напрасно. Он всего этого стоил. Он гений.

— Покажи мне.