Слоун не мог сомкнуть глаз от мыслей, которые не давали покоя. Почему девушка оттолкнула его? Она перенесла страшное испытание, можно представить, чего наслышалась она от этих подонков. Да и здоровье у нее слабое.

Вспомнив, что Чериш отказала ему в близости, он совсем помрачнел. А когда они вернулись домой, она даже попросила его уйти от постели. Боже, почему он был таким дураком! Почему не сказал сразу, что любит, любит и уже давно!

И вдруг он почувствовал ответственность за это воздушное создание. Она столько выстрадала и как мужественно держалась. Дарила свою любовь щедро, ничего не требуя взамен, жила с ним, заботилась о ребенке, даже не пожелав взять его фамилию, чтобы не связывать Слоуну руки.

Увидев выходивших из спальни Минни Голубку и Опавший Лист, он жестом пригласил их выйти за дверь, чтобы поговорить спокойно, не опасаясь причуд вконец обиженной Ады.

— Жена вождя, благодарю, что согласилась прийти, — Слоун свободно говорил на языке шауни.

— Это был приказ моего мужа.

— Я очень волнуюсь, что Утреннюю Зарю оскорбили, ранили…

— Это печально, Ясный Глаз, но твое семя не взошло в ее лоне. Ей еще не хватает сил, чтобы взрастить его.

«Что?! Она носила моего ребенка? Конечно! Как я раньше не догадался?» — пронеслось в голове у Слоуна.

— А Утренняя Заря? Она поправится?

— Она молода. Ей надо отдыхать, спать, тогда быстро встанет на ноги.

— Она сможет еще иметь детей? — Слоун старался не показать беспокойства.

Круглое лицо расплылось в добродушной улыбке:

— Она крепкая девушка. У тебя будет много сыновей.

Успокоенный, Слоун ответил ей улыбкой и положил руку на плечо пожилой женщины.

— Думаю, к моей благодарности присоединится и Утренняя Заря. Мы желаем тебе и вождю Быстрому Лосю видеть еще много лун. Я благодарен также и тебе, Минни Голубка, за то, что Опавший Лист здесь, и что ты помогла ей при осмотре Чериш.

Во взгляде индианки таилась злоба.

— Так приказал мой брат. Кстати, ему очень по душе твоя… женщина.

— Я об этом знаю. И счастлив, что она будет под охраной, если со мной что-нибудь случится.

— Он может забрать ее и увезти далеко отсюда.

— Джон не сделает этого — тебе это прекрасно известно. Он достойный воин.

— Да, признаю это. А твоя Утренняя Заря — достойная женщина?

— Готов жизнью поклясться!

— Если так, не очень высоко ты ценишь свою жизнь! — воскликнула Минни Голубка. — Известно, мужчины думают не головой, а тем, что у них между ног!

— Слышал бы сейчас это твой брат, тебе бы не поздоровилось.

— Его нет здесь, и я знаю, что ты ему ничего не скажешь, — сказала она мягко.

— Конечно, еще я буду говорить. Но довольно об этом. Мы советовались с твоим братом и решили, что, если бы ты согласилась приходить в мой дом, Утренняя Заря могла бы тебе показать, как живет белая женщина. Наверное, это полезно для тебя. Я прикажу моей женщине, и она научит тебя всему, что необходимо знать женщине, которая живет в вигваме белого мужчины.

Высокомерно глядя на Слоуна, Минни. Голубка вздернула подбородок и ответила:

— Тебе не нужно приказывать, Ясный Глаз. Я, Минни Голубка, дочь вождя племени шауни, уже подумала, что твоя женщина могла бы рассказать мне кое-что полезное о жизни белых. Я приду к ней, и мы поговорим.

И она зашагала прочь с высоко поднятой головой. Опавший Лист тепло улыбнулась Слоуну, развела руками, словно говоря: «Ничего уж тут не поделаешь», — и последовала за падчерицей.

Теперь Слоун усмехнулся: «Что за бесенок! — думал он. — И как только Чериш с ней сладит?»

В этот вечер Ада пребывала в неописуемом бешенстве. Не успел Слоун переступить порог хижины, неся приготовленное Трю мясо, как она бросилась к нему.

— Слоун, я хочу поговорить с тобой. Я требую, чтобы мою девочку забрали у этих грязных, свирепых и невежественных людей. Они же не умеют обращаться с детьми.

— Они знают по этой части куда больше тебя. А Ора Делл их любит, понимаешь? А тебя она не знает и не любит, — и Слоун принялся разогревать мясо в очаге.

Его слова не произвели никакого впечатления. Ада продолжала, будто и не слышала:

— Я приказываю привести девочку сюда. Видишь ли, я возвращаюсь в Вирджинию и беру ее с собой. Ты меня слышишь, Слоун?!

— А как же. Такие вопли можно услышать даже с улицы. Так вот, ты Ору Делл не возьмешь… никуда. А ты меня слышишь?

— Ну, я тебе покажу! Как только с низовьев пойдет корабль, я уезжаю! Ноги моей здесь не будет! И ты меня не остановишь. Я уезжаю и беру с собой ребенка. Я хочу денег, Слоун. Мне нужны деньги, отдай мне ту часть, что ваш отец оставил Слейтеру. Как законная жена я имею на них право по завещанию. Дядя Роберт сказал, что я внесена в список наследников. Или же твой дорогой, правоверный папаша оставил все для тебя одного? Вряд ли он решил позаботиться о твоей лесной нимфе, грязной потаскушке, которую ты вытаскивал из болота. Эта дрянь тебе скоро надоест, и ты вернешь ее обратно в лес! Шлюха, которая радостно раздвигает ноги перед твоим смазливым индейским дружком!

Ада металась по комнате, как зверь в клетке, легко бросая эти грязные слова, а ее лицо было искажено злобой и потеряло всякую прелесть. Слоун отрешенно смотрел на нее, думая: как эту женщину мог любить его брат?

— Я не позволю так со мной обращаться, понятно? Не позволю! Как ты смеешь держать в своем доме эту мерзкую дрянь! Ты когда-нибудь собираешься от нее избавляться? — Ада на минуту остановилась, ожидая ответа, но Слоун молчал, и она продолжала метаться. — Я хотела бросить все, выйти за тебя замуж и остаться с тобой и девочкой в этой глуши. У тебя были бы жена и дочь. Но нет, тебе нужно связаться с оборванкой, с какой-то приблудной вертихвосткой, которая даже не умеет правильно держать вилку. Знай, дядя Роберт сказал, что ты должен будешь вернуть мне эти деньги. Знаешь, он женился. На такой благочестивой, богобоязненной женщине. Она напоминает ходячий молитвенник. Вдова Калеба Грэхэма. Она мне никогда не нравилась, и она меня просто не переносит.

Ада развернулась и, шурша юбкой, подошла к окну.

— Я никогда не могла понять, Слоун, почему ты живешь в таком месте? Неужели из-за ваших соседей Тойри ты сбежал из Вирджинии? Сюда, в эту Богом забытую глушь? Слейтер был бы жив, если бы ты остался в Вирджинии. Ты понимаешь, что натворил?

Теперь она повернулась к Слоуну, ожидая, что он будет возражать. Но ее собеседник по-прежнему молчал.

— Его смерть лежит на твоей совести. Это все твоя вина, слышишь? А теперь ты хочешь разлучить его жену с ребенком. Нет, не так. Ты хочешь вышвырнуть жену и оставить себе ребенка. Ты ублюдок, Слоун! Негодяй, мерзавец, сукин сын!

Ада подошла к нему вплотную. Огромные, полные ненависти глаза, руки, сжатые в кулаки, — она, казалось, была готова на него броситься.

— Да скажи же, наконец, хоть что-нибудь! — взвилась Ада.

Ответ Слоуна прозвучал на удивление спокойно:

— Мы поговорим об этом позже. Нет никакого проку в разговоре, если ты так горячишься. Завтра ты успокоишься, и мы все обговорим.

— Позже, позже, позже! У тебя никогда не было на меня времени, Слоун. Но я до тебя добралась через Слейтера. Твой драгоценный брат любил не кого-нибудь, а меня! Меня! И ты прекрасно это знаешь. Он меня боготворил. И знаешь, что я ему сказала? Что ребенок — твой. Что ты меня соблазнил. Вот что я ему сказала! — и она истерически засмеялась, опустив руки и запрокинув голову. — Как думаешь, что он сделал? Он ударил меня. Это было замечательно. Думаю, в первый раз за все время он сделал что-то серьезное. Ведь от его нежности и заботы просто тошнило.

Слоуну захотелось се удавить. Она ждала от него действий, провоцировала, но он решил не позволять себе необдуманных поступков, о которых потом может пожалеть. Поэтому заставил себя снисходительно улыбнуться.

— Слейтер не поверил ни единому твоему слову. Мы говорили с ним после того, как ты сбежала. Я убедил его в том, что не мог быть отцом ребенка. Я был за тысячу миль от тебя за месяц до и месяц спустя после зачатия малышки. К тому же, Ада, Слейтер доверял мне.

Слоун протянул руки и оттолкнул Аду от себя. Она отошла в дальний угол комнаты, села на кровать, спиной оперлась о стену, руки положила на колени, опустила веки. Казалось, она задремала.

Теперь он с ясностью почувствовал, как опасна эта женщина. Нужно избавиться от нее, увезти подальше от Чериш и ребенка. Только непонятно, как быть с бедной Кэтрин. Об этом надо поговорить с Пьером. Он наверняка что-нибудь придумает.

Все время, пока Ада произносила свою тираду, Кэтрин сидела с Чериш в спальне. Когда все стихло, она тихонько вошла в комнату и стала накрывать стол к ужину.

— Как она? — спросил Слоун с беспокойством.

— Заснула. — Кэтрин обнадеживающе улыбнулась.

Войдя в спальню, Слоун подбросил еще дров в очаг и подошел к кровати спящей девушки, ласково погладил рукой по бледной щеке. Потом быстро вернулся в большую комнату. Ада легла и отвернулась лицом к стене.

Слоун и Кэтрин ужинали отдельно: он — за столом, она — на стуле у окна. Неизвестно, спит ли Ада, поэтому они не разговаривали. После ужина Кэтрин убрала посуду со стола, а Слоун снял чайник с очага и стал наливать горячую воду в кастрюлю. Теперь они стояли близко, и Слоун прошептал на ухо Кэтрин:

— Сегодня ночью поспи с Чериш. И запри дверь.

Кэтрин посмотрела на него испуганными глазами и кивнула.

Ночь шла медленно. Слоун сидел в кресле-качалке, вытянув ноги и заложив руки за голову. Время от времени он поднимался, чтобы подкинуть в огонь полено. За весь вечер Ада не двинулась. В доме стояла мертвая тишина, от которой у Слоуна мурашки бежали по коже. Временами накатывала сонливость, и ему приходилось прилагать силы, чтобы не заснуть, — это была его вторая бессонная ночь.

Перед самым рассветом он задремал. Невозможно сказать, длилось это минуту или час, как вдруг Слоун, словно от толчка, проснулся. Перед ним стояла Ада — волосы растрепались, лицо такое юное и чистое, словно это прежняя девочка из Вирджинии.

— Доброе утро, — попытался завязать Слоун спокойный, неторопливый разговор. Он зевнул и потянулся, не спуская с женщины глаз.

— Утро доброе. А ты здесь так и спал всю ночь?

— Думаю, да. — Он подбросил полено в огонь и перемешал угли в очаге. — Хочешь есть? Чай вскипит через несколько минут.

И он наполнил чайник водой из ведра.

Ада уселась в кресло, которое еще хранило его тепло, закрыла глаза, скрестив ноги, вытянув руки.

Когда вода стала закипать, Слоун подошел к двери в спальню и тихо постучал.

— Кэтрин, — позвал он. Отодвинулся засов, открылась дверь, и на пороге появилась девушка. Похоже, она тоже не спала этой ночью. Слоун взглянул на постель Чериш:

— Ну, как она?

— Спала всю ночь как убитая.

— Она много перенесла. Иди, поешь немного.

Кэтрин вышла в большую комнату.

Через час стало совсем светло. Кэтрин взяла начатое шитье и уселась у окна. Ада не сдвинулась с места и даже не шевельнулась. Проверив, хорошо ли греют оба очага, Слоун стал надевать шубу. Внезапно Ада открыла глаза и уставилась на него.

— Ада, — объявил Слоун, — я иду чинить хижину Слейтера. Завтра ты переедешь туда.

Я принесу тебе дров и еды. Как только смогу, отправлю тебя в Новый Орлеан или обратно в Вирджинию, как пожелаешь. Я позабочусь о твоем содержании, кроме того, каждые три месяца буду присылать тебе некоторую сумму.

Ада посмотрела на него долгим, пристальным взглядом. Он не мог сказать, довольна ли она его решением. Она молчала, глядя на Слоуна из-под полуопушенных век.

— Я скоро приду, Кэтрин, только справлюсь, как там малышка.

Девушка посмотрела Аде в затылок, потом подняла на Слоуна испуганные, умоляющие глаза.

— Я скоро приду, — повторил он, чтобы ее ободрить.