Когда Бак снимал Кристин с лошади, девушка проснулась. От усталости у нее кружилась голова, а ноги были как ватные. Бак бережно опустил Кристин па землю и поддерживал до тех пор, пока она не смогла самостоятельно держаться на ногах. Потом проводил ее к вигваму, где им предстояло заночевать. В центре вигвама горел костер, дым выходил наружу через отверстие в верхушке конусообразного шатра. А вокруг костра были расстелены шкуры.

— Здесь тепло. Ты оставайся в вигваме, а я пойду расседлаю коня.

Бак не успел еще развязать подпругу, когда увидел Кристин. Она подошла к нему, дрожа от холода.

— Лучше я побуду с тобой…

Бак снял с себя куртку и накинул ее на худенькие плечи девушки. Потом расседлал гнедого и понес седло в вигвам. Кристин следовала за ним по пятам, не отставая ни на шаг. Тот же мальчик, который утром принял у Бака коня, подошел к нему, украдкой бросая взгляды на Кристин, и заговорил на языке сиу:

— Железная Челюсть приказал взять у Леннинга коня.

— Как тебя зовут?

— Три Копыта. Сейчас принесу вам воду и еду.

— Человек из «Аконита» поблагодарит Три Копыта за теплую воду для мытья.

— Да, Железная Челюсть приказал мне принести теплой воды.

Когда мальчик ушел, Бак перевел Кристин их короткий разговор. Потом снял притороченную к седлу походную постель — подстилку и одеяло — и раскатал ее на шкурах поближе к огню. Кристин молча наблюдала за его действиями. Она была очень бледна, взгляд ее затуманился от усталости, а волосы, ее прекрасные волосы, с одной стороны неровно обрезанные, с другой — длинные, спутались так, что казалось, их уже невозможно будет расчесать.

Бак взял девушку за плечи. Даже при свете костра были заметны следы пережитого — морщинки в уголках ее глаз. Баку очень не хотелось ее беспокоить, но он был обязан обсудить еще одну проблему.

— Нам придется провести ночь в этом вигваме… вместе. Нас считают мужем и женой. Но ты не беспокойся, что я стану… что я попытаюсь… — Бак замялся, но Кристин перебила его:

— Я не против лечь с тобой…

— Сядь, милая. Мальчик сейчас принесет теплую воду и ужин. — Бак усадил девушку на одеяло.

— Значит, ты не хочешь со мной спать, — проговорила Кристин упавшим голосом.

Бак опустился на колени и стал развязывать ее ботинки.

— Хочу, еще как! Мне так этого хочется, что даже… больно! — Бак говорил, уставившись на ее ботинки. Он не отваживался поднять глаза, опасаясь, что девушка прочтет в них откровенное желание. — Но ты устала и плохо себя чувствуешь, и я не хочу, чтобы ты сегодня совершила что-то такое, о чем завтра пожалеешь.

Он еще снимал с Кристин ботинки, когда вошел мальчик с котелком теплой воды. Паренек молча поставил котелок у огня и вышел. Бак открыл седельную сумку и вытащил небольшую тряпку и кусок мыла. Пытаясь хоть как-то приободрить девушку, он с усмешкой пояснил:

— Никогда не знаешь заранее, когда свалишься в грязь, вот я и таскаю с собой все это.

Намочив тряпку в котелке, Бак протянул ее Кристин. Сам же сел рядом, на шкуру.

Кристин обтерла лицо мокрой тряпкой и застонала от удовольствия.

— Как же приятно наконец освежиться!

Покончив с умыванием, Кристин сполоснула тряпку и, опустившись на колени рядом с Баком, принялась плавными, осторожными движениями обтирать его щеки и лоб, смывать пыль, скопившуюся в уголках глаз. Глаза Бака были скрыты густыми ресницами, но Кристин знала, что он смотрит на нее не отрываясь.

Бак сидел не шелохнувшись, ошеломленный внезапно пробудившимися воспоминаниями: вот так же его когда-то умывали такие же нежные ласковые руки. Когда это было? Чьи это были руки? Наверное, еще а детстве — руки матери, которую он совсем не помнил.

Закончив умывать Бака, Кристин поцеловала его в лоб — так целуют маленьких детей. Потом прижала его голову к своей груди и, зажмурившись и зарывшись лицом в его густые непокорные волосы, обратилась к Богу;

Прошу тебя. Господи, сделай так, чтобы мне не разлучаться с этим мужчиной до конца Дней! Обещаю, я буду ему хорошей женой. Он заслужил немножечко счастья, его так долго никто не любил.

В вигвам снова вошел мальчик. Поставив рядом с Баком и Кристин корзинку с едой, он вышел, но они его даже не заметили. Девушка по-прежнему обнимала Бака; он же, закрыв глаза, целиком отдался во власть восхитительнейших ощущений. Сердце Кристин ровно билось у самого его уха. Бак повернул голову, уткнувшись лицом в ее грудь, упиваясь чудесным запахом теплого женского тела. Он был на седьмом небе от счастья — и испытывал адские муки от страстного желания сжать Кристин в объятиях и дать выход своей любви.

Бак шевельнулся, Кристин, чуть отстранившись, опустилась на одеяло.

— Если хочешь раздеться и вымыться вся, я выйду, — предложил Бак.

— Нет! Не уходи!

Она быстро сунула руки под юбку, сняла чулки и вытянула ноги.

Бак приподнял ее ноги и положил себе на колени. Потом намочил тряпку и принялся осторожно обтирать сначала одну ногу, потом другую. В эту минуту Кристин была счастлива как никогда. Ведь еще никто ради нее так не рисковал, и никто не был с ней так нежен, как этот огромный суровый на вид мужчина, которого она и знает-то всего лишь несколько недель. Еще недавно Кристин даже не подозревала о его существовании, и вот его судьба так тесно переплелась с ее собственной, что Кристин не мыслила себе жизни без Бака.

— Кажется, я поторопился снять с тебя ботинки, — чуть хрипловатым голосом проговорил Бак. — Если тебе нужно прогуляться, я обую тебя снова.

— Ты пойдешь со мной?

— Обязательно.

— Тогда пошли.

Кристин сунула босые ноги в ботинки, и Бак накинул ей на плечи куртку.

— Вчера вечером на мне была шаль, но она потерялась где-то по дороге.

— Но ты же можешь связать еще одну из той голубой пряжи?

— Из небесно-голубой? А, понимаю, ты боишься, как бы я не связала тебе из нее носки, — пошутила Кристин.

Они шли по лесу в полной темноте. Наконец Бак остановился у старого кедра и сказал, что подождет.

Кристин отошла на несколько шагов и вскоре вернулась, окликая Бака.

— Я здесь. — Он протянул руку, и девушка поспешно ухватилась за нее.

Так, держась за руки, они и вернулись в теплый вигвам. Бак поплотнее прикрыл входной проем и подбросил в костер еще несколько поленьев. Потом поставил корзинку с ужином на их импровизированную кровать.

— Не знаю, придется ли тебе по вкусу индейская пища, но поесть все-таки нужно.

— А тебе она нравится? Бак пожал плечами.

— Я привык.

Кристин заглянула в корзинку. Там оказались индейские лепешки, холодная жареная куропатка, печеный лук, грибы и еще какое-то незнакомое кушанье, которое Бак назвал васной — вяленое мясо, порубленное вместе с овощами и ягодами и зашитое в холщовый мешочек. Кроме того, в корзине были дикие сливы и виноград.

— Мы устроим настоящий пир! — воскликнула Кристин.

— Точно. Не хватает только индейской свеклы и побегов молодого тростника.

— А из чего приготовлена эта… как ты ее назвал, васна?

— Это нечто вроде колбасы, раньше ее набивали в бычий пузырь, но теперь делают в холщовом мешочке — овощи и ягоды, порубленные с вяленым окороком… хм… с мясом.

— С каким мясом? — спросила Кристин, отщипывая кусочек куропатки.

— Ладно, не важно.

— Нет уж, ты скажи. Бак усмехнулся.

— Тебе не понравится то, что ты услышишь.

— Почему же? Эта куропатка, например, очень даже вкусная, Так что там за мясо?

— Собачье.

— Ты хочешь сказать, они едят собак?..

— Да.

— Вроде нашего Сэма?

— Вот именно.

На миг Кристин застыла с открытым ртом. Потом вздохнула и улыбнулась.

— Я не позволю тебе испортить мне ужин. Эта, как ты ее назвал, васна… она, должно быть, очень вкусная.

— В нее добавлены также толченые косточки черемухи. У индейцев все идет в дело.

Когда они наконец поужинали, костер едва тлел. Кристин вытерла руки полотенцем и протянула его Баку. Воцарилось напряженное, молчание. Девушка заговорила первой:

— Как ты думаешь, Бак, дома все в порядке?

— Разве твой кузен не сказал бы тебе, если бы что-то случилось?

— Я говорю про «Аконит», я уже не считаю Висконсин своим домом.

— Но разве Густав не собирается увезти тебя обратно?

— Он об этом даже не заикался, потому что знает: мое сердце теперь принадлежит этой земле.

— Ты его любишь?

Бак с напряжением ждал ответа на этот чрезвычайно важный для него вопрос. Он был не в силах взглянуть на Кристин, даже невольно затаил дыхание.

— Да, я его люблю — как Бонни любит Берни. Мы с Густавом почти близнецы. После маминой смерти он оказался единственным человеком, который обо мне заботился. Конечно, Ферд приютил меня в своем доме, но только потому, что иначе он бы плохо выглядел в глазах общества, а на самом деле его не очень-то волновала моя судьба. Наверное, он не испытывает ко мне родственных чувств потому, что у нас были разные матери.

Они опять с минуту молчали. Наконец Бак сказал:

— Если ты хочешь раздеться и лечь спать, я погашу костер.

— Не обязательно его гасить. — Кристин принялась расстегивать верхние пуговицы платья. Вдруг застеснявшись, отвела взгляд. Бак поднялся:

— Я, пожалуй, выйду.

Кристин не стала просить Бака остаться или не уходить далеко от вигвама — только проводила его вопрошающим взглядом широко раскрытых глаз. Оставшись одна, она встала, сияла платье и нижнее белье. Теперь на ней была лишь тонкая рубашка. В душе побаиваясь, чувствуя себя распутной женщиной, она наконец отбросила сомнения и улеглась на подстилку. Повернувшись на бок, накрылась одеялом.

Бак все не возвращался. У Кристин от волнения засосало под ложечкой. Вернется ли Бак? Он сказал, что им придется здесь переночевать, но на ее вопрос, будут ли они вместе спать, так и не ответил. Кристин вздохнула. Он мог бы спасти ее от индейца даже из одного только уважения к памяти дяди Ярби, такой уж он человек. Но ведь Бак называл ее любимой, милой… Может быть, она неправильно истолковала его слова?

На глаза ее навернулись слезы, Кристин зажмурилась, но соленая влага все же заструилась по щекам. И тут она услышала, что Бак вернулся. Все сомнения и страхи как рукой сняло. Все-таки она проведет с ним хотя бы эту ночь, а там — будь что будет!

Кристин открыла глаза и увидела, что Бак присел на корточки у костра.

— Ложись спать. Я знаю, ты устал.

— Кристин, — в голосе Бака чувствовалось напряжение, — я слишком грязный, чтобы лечь с тобой.

— Вовсе нет — если снимешь одежду.

Бак что-то проворчал вполголоса. Что, если он не сможет совладать со своим желанием и этим оттолкнет Кристин?

— Иди сюда. — Девушка откинула край одеяла. — Если мы ляжем здесь вместе — что в этом дурного?

Желание быть с ней, сжать ее в объятиях оказалось слишком велико — Бак не смог ему противиться. Он встал и стянул через голову рубашку. Кристин смотрела на него, не в силах отвести глаз. Оказалось, что грудь Бака покрыта тонкими волосками, такими же черными, как вечно растрепанные волосы на голове. Поросль волос треугольником сужалась книзу и исчезала дорожкой за ремнем штанов. В свете догорающего костра отчетливо вырисовывались мускулы и широкие плечи Бака. Его гладкая кожа была темнее ее собственной, Завороженная близостью полуобнаженного мужского тела, девушка затаила дыхание.

Бак сел на край подстилки и снял сапоги. Потом застыл в неподвижности и сидел так, наверное, целую минуту, словно пытаясь принять какое-то решение. Наконец повернулся к Кристин;

— Эти штаны… они ужасно грязные.

— Мое платье было не чище.

Бак снова встал. Расстегнув ремень, он быстро стянул с себя грубые полотняные штаны и нырнул под одеяло. Его руки тут же сомкнулись вокруг Кристин. Он прижал ее к себе и застонал от наслаждения.

— Ах… — выдохнула счастливая девушка.

Она накрыла одеялом обнаженные плечи Бака. Прижимаясь к его широкой крепкой груди, Кристин чувствовала себя в полной безопасности.

— Как хорошо, — выдохнул Бак. Кристин всем телом почувствовала его вздох еще до того, как услышала.

— Не просто хорошо, а чудесно, — прошептала она, устраиваясь поудобнее.

— Нет, даже еще лучше… божественно.

Казалось, бесконечно долго лежал он, прижав Кристин к груди и тяжело дыша, терзаемый мучительной жаждой почувствовать каждый дюйм ее прекрасного и такого желанного тела. Кристин запрокинула голову. В тот же миг его губы безошибочно отыскали ее губы и с жадностью прильнули к ним. Минуту спустя Бак рассмеялся, и казалось, что этот смех вырывается из самой глубины его легких. Он почувствовал на своей шее теплое дыхание Кристин, а в следующее мгновение — ее губы, целовавшие его, дарившие такое наслаждение, какого Бак еще не знал.

— М-м-м… как тепло, — промурлыкала Кристин и тихонько рассмеялась. — Я не знала, что у тебя на груди растут волосы.

— Мне нужно было побриться.

— Не надо, мне так нравится.

Пальцы Кристин пробрались сквозь поросль волос на груди, скользнули по шее Бака, коснулись небритых щек и очертили контуры губ. Она снова рассмеялась, уткнувшись лицом в его грудь.

— Ты оцарапаешься о мою щетину.

— Чепуха, у меня на теле столько синяков и ссадин, что еще одна царапина ничего не изменит. Бак мгновенно разжал руки.

— Где у тебя болит? Я сделал тебе больно?

— Нет. — Кристин еще крепче к нему прижалась. — Бак… — она замялась, — ты не будешь считать меня дурной женщиной за то, что мне нравится быть с тобой… вот так?

— С какой стати? Я сам ужасно этого хотел.

— Мы можем лежать вместе всю ночь. — Кристин зевнула. — Как жаль, что я так устала.

Бака захлестнула теплая волна нежности. Какая удивительная, необыкновенная женщина! Мало кто смог бы так же стойко перенести все, что выпало на ее долю. Даже если впереди его ждут только пустота и одиночество, с ним навсегда останется воспоминание об этой ночи с Кристин, Бака не покидал страх, затаившийся в глубине души: он боялся, что Кристин отвергнет его, когда они вернутся на ранчо и она снова увидит Густава.

— Давай спать, любовь моя, — прошептал Бак и поцеловал девушку в лоб.

— А ты тоже будешь спать? — Она снова зевнула. — Мне так уютно! А тебе? Тебе не холодно? — Она приподнялась и плотнее укрыла одеялом плечи Бака.

— Когда ты со мной, я могу спать даже на куче камней.

— Мне нравится, когда ты говоришь такие слова. Ты повторишь все это утром?

Кристин вздохнула, постепенно засыпая. Ее голова покоилась на плече Бака, грудь прижималась к его груди, ноги переплелись с его ногами. Чувство, которое они испытывали друг к другу в эти минуты, было совершенно лишено страсти — сказались тридцать шесть часов неимоверного физического и эмоционального напряжения.

Первой уснула Кристин. Бак, если б мог, предпочел бы вовсе не спать, чтобы не терять ни секунды драгоценного времени, проведенного рядом с ней. Но после двух дней, проведенных в седле, даже его могучий организм требовал отдыха.

Он несколько раз за ночь просыпался. Первый раз, когда Кристин во сне перевернулась на спину и прижалась к низу его живота своими круглыми упругими ягодицами, Бак подложил руку ей под голову и снова заснул. Проснувшись в следующий раз. он обнаружил, что его ладонь лежит на обнаженной груди Кристин, а ее рука лежит сверху. Бак сладко вздохнул и уснул.

— Доброе утро, соня!

Кристин открыла глаза. В закрытом вигваме царил полумрак. Бак склонился над ней, и отблески костра плясали в его взлохмаченных волосах, в глазах и на черной поросли па груди. Он пристально смотрел на Кристин. Она протянула к нему руки и обняла за шею.

— Что, уже утро?

— Ага.

Бак осторожно заправил ей за ухо прядь шелковистых волос и ласково погладил по щеке кончиками пальцев. Кристин, отдохнувшая и расслабленная после глубокого сна, совершенно утратила благоразумие. Она улыбнулась, всматриваясь любящим взглядом в лицо Бака. Руки ее сами собой переместились к его груди; пальцы зарылись в жесткую черную поросль. Казалось, оба они были околдованы друг другом и мир для них перестал существовать — на всем свете остались только он и она.

Бак уловил то мгновение, когда Кристин почувствовала его возбуждение: его отвердевшая плоть прижалась к ее бедру. Он пристально вглядывался в голубые глаза, но не увидел в них ни намека на страх или отвращение.

Она не испугалась.

Бак наклонился, и его губы приблизились к ее губам. Ее близость, влажное дыхание, запах теплого женского тела, крепкие бедра, прижатые к его собственным, — все это околдовывало его, порождая острое желание, неистребимую жажду, властно требующую утоления.

С губ Кристин срывались прерывистые вздохи. Она протянула руку и снова обняла Бака за шею. Затаенная страсть, долго дремавшая в ней, пробудилась к жизни, вспыхнула и запылала ярким пламенем. Побуждаемая силой этой страсти, Кристин подалась навстречу Баку и сама припала губами к его губам. В следующее мгновение она почувствовала, что обнимавшие ее сильные руки, казалось бы, твердые, как скала, вдруг задрожали. Бак впился в ее губы, и его страстный поцелуй заставил Кристин затрепетать. Ее губы еще шире раскрылись ему навстречу, и она провела кончиком языка по ровному ряду его зубов.

— Кристин, сладкая моя, — прошептал Бак, когда нашел в себе силы оторваться от ее губ. Бак дышал так же часто и прерывисто, как и она. Понимая, что поступает безрассудно, он прижался к ее телу своей отвердевшей плотью. — Вели мне уйти…

— Ты хочешь уйти?

— Нет, девочка моя, нет, но если ты скажешь… Вместо ответа Кристин чуть отстранилась от него и спустила с плеч бретельки нижней рубашки.

— Я никогда не попрошу тебя уйти, любовь моя. Я люблю тебя, а сейчас… знаешь, чего мне сейчас хочется — прикоснуться к тебе так, чтобы между нами не было никаких преград.

От ее слов, от нежности в ее голосе в душе у Бака все запело. Он снова принялся целовать ее в губы — сначала осторожно, потом все настойчивее и настойчивее. Кристин почувствовала, как волоски, покрывающие его грудь, коснулись ее груди, и в тот же миг ощутила волну дрожи, пробежавшую по его мощному телу.

Бак целую вечность ласкал ее руками, губами, говорил ей о своей любви. Проснувшееся желание заставляло ее отвечать на его ласки с не меньшей страстью. Кристин прикрыла глаза, не желая разрушить чары и возвращаться к реальности, не желая покидать волшебный сон, завороживший ее. Внезапно ее подхватил вихрь острых, доселе неизведанных ощущений, в голове не осталось ни одной связной мысли — Кристин словно оказалась в звенящей пустоте, где существовали только губы Бака, руки Бака и его сильное тело, все крепче прижимавшееся к ней.

В следующее мгновение их тела слились воедино — обоих терзало страстное желание. Бак глухо застонал, и Кристин показалось, что эти звуки долетают до ее ушей откуда-то издалека. Невероятно, но она не испытывала ни малейшего смущения или неловкости. Когда Бак вошел в нее, Кристин тихонько вскрикнула, но несколько секунд спустя она уже не ощущала ничего, кроме блаженства, прежде ей неведомого. Ее руки как бы сами собой скользили по спине Бака, по его мускулистым плечам, по упругим ягодицам. Чувствуя его напряжение, слыша гулкое биение его сердца, Кристин познавала мучительную сладость соединения с мужчиной. Раз за разом она устремлялась ему навстречу, извивалась под ним, желая познать каждый дюйм его тела. Бак прижимал ее к подстилке всем своим весом, а она еще крепче обнимала его, к так, слившись воедино, они вместе вознеслись к вершинам наслаждения.

Потом они долго лежали не шелохнувшись. Кристин прислушивалась к отголоскам финального взрыва, постепенно затухающим в ее теле. Наконец их дыхание восстановилось, сердца забились в обычном ритме. Голова Бака покоилась на плече Кристин, губы касались ее щеки. Некоторое время они молчали, утомленные только что пережитым наслаждением.

Наконец Бак прошептал в самое ухо Кристин:

— Сладкая моя, прости, если я был груб. Я так безумно тебя хотел, что не мог сдержаться!

— Ты не был грубым. Я же не стеклянная. Мне поправилось все, что мы делали и как мы это делали.

Она немного передвинулась, устраиваясь поудобнее, и снова обняла его.

Бак приподнялся и, опершись на локоть, вопросительно посмотрел ей в глаза.

— Кристин, — прошептал он, — ты знаешь, кто я. Я не слишком ученый, и мои манеры тоже оставляют желать лучшего. Вся моя собственность — это клочок земли и небольшое стадо быков. Я мало что могу предложить такой женщине, как ты. Но все же, Кристин… ты можешь хотя бы подумать о том, чтобы выйти за меня замуж?

— Мне ничего не нужно, только ты сам. — Кристин прижала ладони к его щекам. — Ты самый лучший мужчина на свете, самый красивый, самый добрый. Не знаю, что бы я делала, если бы ты не предложил мне выйти за тебя замуж… Наверное, мое сердце разорвалось бы. Я буду счастлива стать твоей женой, я хочу всегда быть с тобой.

Лицо Бака совершенно преобразилось, у Кристин даже дух захватило от этого зрелища. Если бы она не знала, что Бак никогда не плачет, она могла бы принять странный блеск в его зеленых глазах за слезы.

— Мы прочно обоснуемся на ранчо, пустим здесь корни. У нас будет много сыновей и дочерей, они подарят нам внуков, — мечтательно проговорила Кристин. — А когда мы с тобой состаримся, то будем целыми днями сидеть на веранде и любоваться горами. Ах, Бак, я так счастлива! Знаешь, кажется, я даже немного благодарна Быстрому Бегу!

Бак припал губами к ее губам, припал долгим поцелуем, чувствуя, как вновь просыпается желание. Когда он оторвался от нее, Кристин сама к нему потянулась, и из груди Бака вырвался вздох, прозвучавший как стоп.

В эту минуту Бак чувствовал себя счастливейшим из смертных.