Я выхожу из «Sam Ash» и неторопливо шагаю в сторону Восьмой авеню. В наушниках Роберт Плант надрывается «я подарю тебе каждый дюйм своей любви», а я вспоминаю о только что сделанной покупке и улыбаюсь, как дурочка.
Ему понравится, должно понравиться! И он наверняка обалдеет, узнав, сколько я спустила на эту штуковину.
Ну и пусть! Я ведь могу себе позволить, верно? Но будет лучше, если он получит подарок в понедельник. Здорово, что я обо всем позаботилась…
Свернув на Бродвей, я возвращаюсь к мыслям о Риз и прихожу к неутешительному выводу, что она догадывается о нашей с Робертом связи. Такой, как сегодня утром, я ее еще не видела, – подозрительной и чересчур любопытной. Но тем не менее на день рождения меня пригласили. Не вычеркнули из списка, как ненужный элемент. Хотя, может, это дань уважения моей матери…
В любом случае я рада, что увижусь с Робертом. Осталось только подготовиться как следует.
На мгновение я хватаюсь за айфон и колеблюсь.
Нет. Для задушевных бесед с Фабио Монте пока рановато.
Сперва мне нужно самой во всем разобраться, поэтому поход к стилисту отменяется. Впрочем, кое-каким модным навыкам я все-таки у него научилась…
* * *
До приезда водителя еще целый час, а я уже стою в полной боеготовности и в сотый раз любуюсь своими идеально уложенными волосами. Круто, что я наконец-таки подружилась с плойкой. Никакой дорогостоящий стилист-гей не понадобился.
С нарядом я тоже неплохо справилась: выбрала светло-розовое платье с круглым вырезом на груди, бежевые туфли на каблуке (главное – не сломать себе шею) и маленькую сумочку на цепочке.
Ну вот и все, мистер Босс. К встрече готова!
К Эддингтонам меня подвозят ровно в полночь.
– Ох, дорогая, ты как раз вовремя! Идем. – Риз берет меня под руку и отводит в гостиную, где собралось человек сорок, не меньше.
Мельком обвожу всех присутствующих: среди них Стюарт, губастая дылда, которую мы с тетей повстречали в торговом центре, рядом с дылдой, вероятно, ее муж. Вдалеке еще одна знакомая мне пара – они были на приеме у Эддингтонов, когда Майк напился до чертиков, а в углу, собственно, и сам Майк. Кажется, трезвый. Внезапно откуда ни возьмись возникает моя мать, и я непроизвольно роняю челюсть.
Что, как?!
– Девочка моя, как же я соскучилась! – Она буквально вешается мне на шею. – Какая ты красавица!
– Я же говорила, она очень изменилась, – поддакивает ей тетя.
Ко мне возвращается дар речи.
– Мам, откуда ты здесь? – спрашиваю я с ошалелым видом.
– Я безумно соскучилась по тебе, солнышко! И Риз пригласила меня на день рождения Роберта.
Хмурюсь, чувствуя, что она хитрит.
– Ты что, не рада меня видеть?
– Нет, просто… – я мнусь, – ты даже не позвонила…
– Мы решили сделать тебе сюрприз, – вмешивается Риз, – и родной матери незачем предупреждать о визите, верно?
Обе заговорщически улыбаются.
– Идет! – шепчет Анетт, метнувшись к выключателю.
Гости немедленно затихают, свет гаснет.
– Сюрпри-и-и-и-з! – хором.
Комната вновь наполняется светом, и я с радостью замечаю Роберта.
Усталый, с кривоватой улыбкой – он стоит посередине гостиной и осуждающе качает головой, мол, вот же придурки.
– С днем рождения, дорогой! – Риз первая подходит к сыну и крепко обнимает его. Он обнимает ее в ответ, они перешептываются о чем-то и расходятся.
Потом Роберт вежливо приветствует гостей, каждого по очереди. Я незаметно наблюдаю за ним, предвкушая нашу встречу. Вижу, как к нему подходит Майк. Они обмениваются взаимными улыбками и хлопают друг друга по плечу.
Ну, слава богу, помирились! Как камень с души.
Пока мужчина моей мечты перекидывается со всеми любезностями, я перевожу взгляд на свою мать. Она скромно попивает шампанское в компании дяди.
Зачем она приехала? В версии «соскучилась» и «пригласили на праздник» верится с трудом.
– Привет, детка.
Я резко оборачиваюсь и оказываюсь нос к носу с именинником.
Срань господня!
Усмехнувшись, Роберт благоразумно отступает назад.
– Привет… – сконфуженно бормочу я.
– Не припомню, чтобы я приглашал тебя на свой день рождения, – ехидничает Эддингтон, глядя на меня своим фирменным насмешливым взглядом.
– Думаешь, мне следует удалиться? – не растерявшись, отчеканиваю я.
Он равнодушно пожимает плечами.
– Оставайся, раз пришла.
– Спасибо за разрешение, сэр.
– Сэр? Как официально… и где же мой подарок? – Он смотрит на мои руки. – Неужели забыла? – Ах, у него игривый настрой.
– Твой подарок доставят утром к тебе домой.
– М-м-м, я заинтригован. – Он нарочно облизывает губы. – И что же там, Бэйли?
– О, ерунда, Эддингтон, – отмахиваюсь я, стараясь не пялиться на его рот, что, безусловно, проблематично. Рядом с ним мне вообще трудно соображать, я превращаюсь в одну сплошную эмоцию, не поддающуюся никакому контролю. – Прошу меня извинить, – церемонно тяну я. – Мне нужно поговорить со своей матушкой.
Роберт расширяет глаза и оглядывается.
– Она здесь?
– Да, и подозреваю, что не без помощи Риз.
– О чем ты? – Он хмурится, веселое настроение вмиг улетучивается. Ха-ха, потряси яйцами, дружок! Кажется, тебя взяли за задницу, и «мы» теперь под угрозой огласки.
Вместо ответа я просто пожимаю плечами и оставляю его в полном недоумении.
* * *
Еда великолепна, но я особо не заморачиваюсь. Жую по инерции.
Гости разделились по интересам. Одни трещат о политике, другие спорят на тему ботокса и иглоукалываний, и только мне и Майку, похоже, скучно.
Ставлю тарелку на стол и присоединяюсь к нему.
– В этом доме всегда нечего послушать, – жалуется Майк, выудив из стопки си-ди.
Этта Джеймс.
Никогда не слышала.
– Предпочитаешь «Депеш мод»? – спрашиваю я.
Он смеется.
– Безусловно. Но раз ничего нет, то… – Майк вставляет диск в проигрыватель и выбирает трек.
Хм, посмотрим.
Из подвесных, спрятанных за незамысловатым камуфляжем колонок начинает литься музыка. Он прибавляет звук, привлекая всеобщее внимание, и тут из глубины комнаты показывается Роберт.
Он с интересом наблюдает за нами, сунув руки в карманы брюк.
Голос Этты Джеймс хриплый, низкий. Она поет об одиночестве и контроле над собой, и я вдруг понимаю, что крупно влипла. Совершенно неважно, узнают о нас родители или нет, играет он со мной или нет, есть у него кто-нибудь еще или нет. Я больше не могу без него. Ни дня, ни минуты, ни секунды. Я сдаюсь…
Позабыв про Майка, я стою, не в состоянии отвести глаз от задумчивого, прекрасного лица, на котором сейчас мелькает тысяча эмоций. Неужели он тоже это чувствует?
«…Наверно, я вижу то, что хочу видеть,
Или мое сердце меня обманывает?
Под этим взглядом, таким знакомым,
Я полностью поддаюсь твоим чарам…»
Женщина продолжает петь, я стою в оцепенении и не моргаю, а Роберт – чертов искуситель с чертовыми глазами, способными поработить весь мир – медленно надвигается на меня. Сердце подпрыгивает, коленки подкашиваются. Что за ерунда? Совсем недавно мы пререкались, и я держалась стойко, а теперь, под воздействием неведомой силы, я почти растеклась лужицей по этому дорогому белому ковру.
– Дочка, можно тебя на минуту? – окликает меня мама.
Фак!
Судорожно заглядываю ей за спину, где в полутора метрах застыл Роберт. Черт, как некстати…
– Э-э, да… конечно, – неохотно соглашаюсь я и под тяжелым пристальным взглядом именинника послушно тащусь за матерью.
Мама привела меня в кабинет Стюарта. Ну и в чем дело? Нервно кусаю губу, а она тем временем медленно опускается на кожаный диван и берет меня за руки.
Ох, нутром чую, разговор будет не из приятных.
– Дорогая, присядь.
Значит, это надолго.
Выполняю ее просьбу и сажусь рядом.
– В последнее время нам нелегко пришлось, – издалека начинает она. – Мне не следовало оставлять тебя здесь одну, ты еще совсем ребенок…
М-да, начало неважное.
– Поэтому я и прилетела. Чтоб побыть с тобой до конца каникул, а потом мы вместе вернемся в Мемфис.
Господи, только не это!
Гляжу на нее исподлобья.
– Мам, зачем? У меня все в порядке.
– Что происходит между тобой и Робертом? – спрашивает она неожиданно твердо.
О нет… я пропала.
Хлопаю ресницами, стараясь не покраснеть.
– Ничего, с чего ты взяла?
– Это не только я заметила…
Риз! Так я и знала. Старая интриганка!
Я неуверенно ерзаю, глаза виновато бегают. Совершенно не умею врать матери. Она знает меня лучше, чем кто-либо. Значит, мне конец. Нам обоим – мне и ему.
– Я не собираюсь осуждать… – ласково продолжает она, – просто поговори со мной.
– Да не о чем тут разговаривать! – вспыхиваю я, резко подскочив с дивана.
– Кэти.
– Кто наплел тебе эту чушь? Тетя? Это сплетни! – От возмущения у меня ноздри раздуваются.
Расхаживаю туда-сюда, всячески избегая ее взгляда.
– Дело не в сплетнях… вы спали?
О боже. Со свистом втягиваю воздух и густо краснею.
– Ты… ты совсем, что ли? Мама!
– Кэти, он не для тебя, – не взирая на мои протесты, настаивает она. – Он разобьет тебе сердце.
Я опускаю глаза, провожу пальцем по гладкому письменному столу и думаю, что с предостережениями она припозднилась.
– Дочка, поделись со мной.
– Зачем? – Я с трудом сдерживаю слезы. – Ты обвиняешь меня непонятно в чем, и вообще…
Мама замолкает, и проходит целая вечность, прежде чем она заговаривает вновь:
– Ты права. С какой стати я жду от тебя откровений, если сама все время лгу…
– О чем ты?
– Кэти, ты не должна ненавидеть отца.
Опять двадцать пять!
– Не начинай снова, мам! Он поступил с нами как козел, и ты еще защищаешь его? – На меня накатывает безудержный гнев. – И берешься судить, кто для меня, а кто нет, когда сама связалась черт знает с кем! А ведь отец всегда был таким положительным!
– Он и остался положительным. – Она прерывает мою пламенную речь.
– Мам, что ты говоришь?
– Это я изменила ему, Кэтрин.
Отшатываюсь, как от пощечины.
– Что?
– Да, – повторяет она. – Это я завела роман на стороне, а через полгода, когда наши отношения уже было не спасти, он повстречал Кэролайн, и мы решили развестись.
Нет, я не верю, не верю.
Понурив плечи, я стою и смотрю на свою мать, на своего единственного друга, который в одночасье оказался… предателем. Как такое возможно?
– Прости меня. Я так боялась разочаровать тебя, что Билл решил взять всю вину на себя. Ты даже не представляешь, каково мне было, что из-за моей подлости ты прогоняешь родного отца.
– Ты не могла, – задыхаясь от боли, сдавившей грудную клетку, шепчу я. – Мам, скажи, что ты шутишь.
– Нет, милая, нет.
Нет? НЕТ? К горлу подкатывает тошнота, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сплюнуть. Как же мерзко… мама.
– Все это время я считала его врагом, игнорировала его звонки, ненавидела… вычеркнула его из своей жизни, а он, оказывается, всего-навсего спасал твою шкуру?
– Прости.
– Не проси прощения! – прикрикиваю на нее я. – Я ненавижу тебя! И никогда больше не подходи ко мне!
– Кэтрин…
– Слышишь?! Никогда! – Выскочив из кабинета, я со всей силы хлопаю дверью и убегаю из дома.
На парковке мне становится совсем худо.
Хочется исчезнуть и никогда больше не видеть свою непутевую мамашу и ее сестру-сообщницу.
Между рядами поблескивает знакомая тачка синего цвета. «Порше» Майка.
Сбросив на ходу туфли, подкрадываюсь к автомобилю и с радостью обнаруживаю ключи в замке зажигания.
Времени на раздумья нет. Я ныряю в салон и быстро завожу двигатель.
«Это я изменила ему, Кэтрин»…
Сжав челюсти, перевожу коробку передач в D, давлю на газ, и «Порше» дергается с места, отбросив меня назад.
Вот это скорость!
– Кэтрин! – сбоку появляется Роберт.
Взволнованный и безумно сексуальный, он с ужасом наблюдает, как я неумело съезжаю с крыльца и выезжаю на дорогу.
Мчусь вдоль Ист-Ривер, стараясь сосредоточиться на вождении, но разговор с матерью беспрерывно прокручивается у меня в голове, и я со злостью бью по рулю.
Почему… за что, мам?
Позади раздается гулкий протяжный сигнал. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида – кто-то висит у меня на хвосте.
Неужели…?
Не дождавшись моей реакции, автомобиль мастерски обгоняет меня и равняется с «Порше».
– Остановись, мать твою! – орет из окна «очень-злой-Эддингтон».
Ага, разбежалась!
Показываю ему средний палец и прибавляю газу – машина с визгом вырывается вперед.
Вау!
Смотрю на спидометр: 130… 140… 150… 160… Ну и ракета!
Пейзаж за окном сливается воедино, превращаясь в расплывчатое, мутное пятно, держу руль крепче и проскакиваю на красный свет.
Роберт не отстает.
– Немедленно остановись, слышишь?! – Мы мчимся бок о бок. – Кэтрин!
А это весело. Гораздо веселее обмана родителей, лживых уловок тетки и постоянных разлук с любовником. Поиграем, красавчик?
Придавливаю педаль к полу, машина ревет как бешенная, и сквозь свист ветра слышу свое имя:
– Кэтрин!
Иди в ад…
– Остановись, слышишь?!
Ха-ха!
– Прошу тебя!
Что?
– Прошу, пожалуйста! – надрывно повторяет он.
Внезапно я прихожу в себя, словно кто-то взял меня за шкирку и хорошенечко встряхнул. В его голосе столько мольбы и отчаяния, что я сразу же сбавляю скорость и пристраиваюсь к бордюру.
Трясущимися руками глушу мотор, затем открываю дверцу и ставлю босые ступни на теплый асфальт. Меня шатает.
Роберт паркуется следом, выскакивает из машины и бросается ко мне, как угорелый. Обнимает меня, крепко-крепко. Чересчур крепко.
Вот дела… что с ним такое?
– Слава богу… – шепчет он, приглаживая мои волосы, – слава богу…
Разорвав объятия, он хватает меня за плечи, набирает в легкие побольше воздуха, но вместо слов получается шумный выдох.
– Черт… – Убрав от меня руки, он опирается ладонями на капот. Его дыхание частое, свистящее, и он бледный, как полотно.
– Что с тобой?
– Сейчас… – Он достает из пиджака маленький белый баллончик, обхватывает его губами, и несколько раз нажимает на крышку.
О боже мой. У него астма?
Почему же я никогда не замечала у него ингалятора?
Постепенно лицо Роберта розовеет, дыхание выравнивается. Он прячет баллончик обратно в карман и выпрямляется.
– Это чертовски неловко, но я астматик, – озвучивает он очевидный факт.
– Я не знала…
– Не очень сексуально, правда? – Он выдавливает из себя смущенную улыбку и выглядит таким… уязвимым.
– Мне все равно, – говорю я.
Он хмыкает, окончательно приходит в норму и переходит на нравоучительный, сердитый тон:
– Какого черта ты возомнила себя профи и гоняешься по улицам на тачке моего брата, а?!
– Я просто уехала.
– Просто?! Да на такой скорости можно разбиться в лепешку! О чем ты только думала?
– Извини… – виновато бормочу я.
Блин, я и впрямь больная. Кругом светофоры, пешеходы… очень безбашенный поступок.
– Никогда больше так не поступай, поняла? – Он берет меня за подбородок, заставляя посмотреть в глаза.
Я молчу, в горле привычный ком.
– Ты поняла меня, малышка? – чуть мягче повторяет Роберт, и тут меня прорывает.
Почувствовав себя жалкой, никому не нужной и потерянной, я кидаюсь к нему на шею и начинаю рыдать.
Он ахает и прижимает меня к себе.
– Эй, ты чего? Все хорошо… все хорошо, детка.
– Нет, – мычу я, – все плохо, плохо!
Роберт запускает пальцы в мою растрепанную шевелюру и целует в макушку.
– Успокойся, прошу тебя. – Он гладит меня по спине. – Ш-ш-ш, все хорошо. Я с тобой.
Нашу драматичную сцену прерывает визг тормозов.
Мы одновременно поворачиваем шеи и видим, как из задней двери «Мерседеса» вылезает Майк.
– Между прочим, это угон, кузина!
– Прости, я больше так не буду, – искренне извиняюсь я, и братья начинают смеяться.
Вот гады!
– Ладно, так и быть. Я не подам в полицию, но штрафы, которые наверняка зафиксировали камеры, оплатит этот тип. – Он тычет пальцем в Роберта.
– Оплачу, оплачу. Только вали отсюда.
– Хамло. – фыркает Майк. – С этой минуты между нами исключительно деловые отношения, бро.
Роберт безразлично отмахивается.
– И с тобой тоже, хулиганка-угонщица, – грозит он мне.
Я смеюсь.
Как это ни странно, но появление Майка разрядило атмосферу, добавив в мой мрачный вечер кляксу веселья.
Водитель отгоняет «Мерседес», Майк запрыгивает в свою пижонскую карету и уезжает вслед за ним.
– Поехали, пока нас и впрямь не оштрафовали, – говорит Роберт.
Мы садимся в машину и пристегиваемся.
«А если бы я действительно разбилась?» – в ужасе воображаю я. По телу проносится стая трусливых мурашек. Б-р-р, не хочу об этом думать.
Роберт заводит двигатель, я поворачиваю голову и рассматриваю его профиль. Он выглядит таким измученным, будто пережил настоящий апокалипсис. Еще этот приступ…
– Ты в порядке? – заботливо интересуюсь я.
– В порядке! – гаркает он. Ну и псих! – Не велико дело астмой болеть.
– Я просто беспокоюсь…
– Лучше бы о себе побеспокоилась, – фыркает он, – ведешь себя отвратительно.
Да кто он такой, чтобы выговаривать мне?
– Почему ты отчитываешь меня? Мне уже восемнадцать!
– А мне… – он бросает взгляд на приборную панель, – пару часов назад исполнилось двадцать девять. Есть смысл спорить?
Наши глаза встречаются. В моих досада, в его – непоколебимость. Смысла спорить, конечно, нет.
– Я не хочу в Сохо, – перескакиваю на другую тему, – не хочу, чтобы мать заявилась туда.
– Значит, поедешь ко мне.
Я краснею. К нему?
– Ты уверен? Мать знает про… они обе знают.
– Кто бы сомневался! – Он ни капельки не удивлен. – Ты совсем не умеешь врать, детка. Совсем.
Я вздыхаю.
Что верно, то верно. Но разве это моя вина?
К тому же неумение врать нельзя отнести к плохим качествам. Скорее, наоборот.
Я задумчиво смотрю в окно на ночной Манхэттен, краем уха улавливая медленную, грустную мелодию.
* * *
Через восемь минут мы уже стоим в его пентхаусе.
Только я и он.
– Ты голодна?
– Нет. А где твоя прислуга?
– Работает с десяти до пяти. Я не люблю делить площадь с посторонними.
Он закрывает входную дверь, выкладывает из карманов бумажник, айфон и ингалятор. Я по-прежнему переживаю за его здоровье, но ничего не говорю, иначе он рассердится. Прохожу в гостиную с огромными окнами и наслаждаюсь видом.
– Ты хорошо выглядишь, – подмечает он вдруг.
– Спасибо. – Я застенчиво улыбаюсь.
– Хотел раньше сказать, но потом не до того было, – ворчливо добавляет Роберт, вынуждая меня закатить глаза.
– Может, хватит? Я уже сто раз извинилась!
– Просто поверить не могу, что ты села за руль шестицилиндровой тачки и неслась со скоростью 200 км/ч, не имея никакого опыта вождения. – Он болезненно жмурится.
– Я знаю, что сглупила. Сама потом испугалась… Прости, хорошо?
– Кэтрин… – нравоучительно начинает он, и тут раздается спасительный звонок.
Чертыхнувшись, Роберт прикладывает трубку к уху.
– Да, мам…
У меня сердце останавливается.
– Прости, мне пришлось уехать… извинись перед всеми и поблагодари за меня… да… – Он поднимает глаза к небу. – Она со мной, не беспокойся.
О нет. Они ищут меня.
– Я не хочу это обсуждать… спокойной ночи.
Роберт бесцеремонно нажимает на сброс и швыряет телефон возле стереосистемы.
– Ненавижу вечеринки, особенно в мою честь. – Он снимает часы. – Но она постоянно устраивает для меня эти дурацкие сюрпризы. – И расстегивает пуговицы на манжетах.
Я сглатываю.
Если он снимет рубашку, я взорвусь от возбуждения.
– Тетя, кажется, в восторге от приемов, – отвлеченно бормочу я.
– О, да! – Он смеется. – Когда я жил с ними, меня это ужасно раздражало. Каждый вечер какие-то приемы, посиделки. Скука смертная.
Представляю себе маленького Робби и невольно улыбаюсь. Наверно, он был милашкой.
– У нас, наоборот, никогда не бывало гостей, – уныло признаюсь я, – и тоже скука смертная.
– Что ж, у нас много общего, – весело заключает Роберт, окинув меня беглым взглядом. – Ладно, раз уж у меня день рождения, угощу тебя… чего бы ты хотела выпить?
– Хм, поскольку, мне нет двадцати одного, то любое спиртное под запретом. – Я ухмыляюсь.
Эддингтон хихикает и шутливо грозит мне пальчиком.
– Не могу не согласиться! Но мы ведь никому не скажем? – Он заламывает бровь, на лице хитрое выражение.
Роберт ретируется на кухню, я делаю глубокий вдох, пытаясь унять внутреннее волнение. Черт, я нервничаю. Потому что мы одни, потому что он умопомрачительно красив и сексуален, а я ужасно хочу секса. Кажется, я все время хочу секса, когда он рядом. В такие моменты мое тело превращается в оголенные провода под очень высоким напряжением.
Пока Роберт выбирает, чем меня подпоить, подхожу к стереосистеме, чтобы включить музыку. Не хочу рока. Хочу радио и любимую попсу.
Разобраться с техникой оказывается несложно, я быстро нажимаю на кнопки, пытаясь поймать нужную волну. Так-так… вот.
В тишину вторгается прекрасный голос Бейонсе и моя любимая Halo.
Через минуту возвращается Роберт. С бокалами и открытой бутылкой шампанского.
– А, радио. – Он неприязненно морщится. – Терпеть его не могу. Но слушай, раз тебе нравится.
Какое великодушие. Подумываю выполнить реверанс, но лучше не нарываться.
Роберт наполняет бокалы и ставит бутылку на высокую напольную колонку.
– Держи.
Я беру у него бокал.
– Выпьем за то, что ты цела и невредима, – торжественно произносит он. Я мысленно перекрещиваюсь, и мы оба пьем шампанское. М-м-м, очень вкусно.
Бейонсе поет про нимб и спасительное благоговение.
Я смотрю на Роберта, он на меня. Нимба над ним, конечно, не видно, но он и впрямь все, что мне нужно, и даже больше. И это меня пугает. Он обязательно исчезнет, а я не смогу этого пережить. Или смогу?
Нет… нет.
Мой мир сократился до одного-единственного человека, который по иронии судьбы не принадлежит и никогда не будет принадлежать мне. Разве что чудо свершится.
Я грущу.
Роберт подходит ближе, забирает у меня бокал и ставит его на колонку.
Одной рукой он обнимает меня за талию, второй придерживает мой подбородок и нежно соединяет наши губы. Кладу ладони ему на плечи и с удовольствием отвечаю на поцелуй. Он такой сладкий, тягуче-медленный и приятный, что я невольно мычу. Роберт прижимает меня к себе, блуждает ладонью по моей спине, пояснице, сжимает ягодицы. Осмелев, я вытягиваю рубашку из его брюк и просовываю пальцы за пояс…
– Пойдем в спальню, – хрипло шепчет он. – Я ужасно хочу тебя.
* * *
– Ты не должна отворачиваться от родителей, – говорит Роберт, когда мы лежим в теплой ванне под душистой пеной.
Волосы на его груди щекочут мне спину, руки обвились вокруг моей талии и поглаживают пупок.
Я сгребаю пену в маленький островок, наслаждаясь нашим единением.
– Мне противно ее вранье.
– Я понимаю. Но ты не должна ее ненавидеть.
– Она лицемерка, – чувствую, меня сейчас понесет, – свалить все на отца… кем нужно быть, чтобы совершить такое?
– Она сделала это из любви к тебе.
Прыскаю от смеха.
– Из любви? Настроила меня против папы из любви ко мне?
Роберт целует меня в висок. Я замолкаю и блаженно прикрываю глаза.
– Ты сама ополчилась против него, – продолжает он.
Я цокаю языком.
– Пойми, она не только твоя мать, но и женщина. Возможно, они с Биллом утратили что-то, и она нашла это в ком-то другом. Как и он, кстати.
Я накрываю его руку, переплетаю наши пальцы и сравниваю размер наших ладоней.
– Просто отпусти от себя эту злость, – уговаривает меня Роберт. – Твои родители любят тебя, а что произошло между ними, тебя не касается.
Я хмыкаю.
– Говоришь, как старый дед.
– Ну я уже не мальчик, да. – Он усмехается.
– Я верила ей, понимаешь? Жалела ее. Господи, я столько всего наговорила отцу…
Слезы на глаза наворачиваются, настолько мне обидно. Я шмыгаю носом.
– Детка, ну что ты… повернись ко мне.
Поворачиваюсь и кладу голову ему на грудь.
– Ты такая ранимая… – Он целует мой лоб, нос. – Такая юная.
– Ничего подобного! – сквозь слезы возмущаюсь я.
Неужели после такого профессионального секса он по-прежнему считает меня соплячкой? Эта мысль удручает.
– И упрямая. – Он щелкает меня по носу, утихомиривая мой пыл. – Все будет хорошо, вот увидишь.
– Нет, не будет. У меня больше нет дома…
А ведь действительно. С отцом отношения испорчены, у него новая семья, а мать оказалась лживой обманщицей, разрушившей наше счастье. Я и впрямь бездомная.
– У тебя есть дом. Даже два. Ты можешь остаться со мной, если захочешь.
Я округляю глаза.
– Ты предлагаешь мне переехать к тебе? – Я не ослышалась?
– Да. – Он участливо кивает. – По-моему, так будет лучше. По крайней мере, мне не придется постоянно следить за тобой.
Следить?
Мне требуется время, чтобы осознать услышанное.
– Ты… следишь за мной? – Раскрыв рот, я таращусь на этого мокрого беспринципного нахала, который, кажется, перешел все границы!
– Ну да, периодически. – Он хмурится, словно не понимает моего негодования. Ну и ну!
– Ты точно больной…
Роберт запрокидывает голову и начинает хохотать.
– Только что это поняла?
У меня нет слов. Хочу разозлиться на него по-настоящему, но не могу.
Я слишком люблю его.
Он вновь привлекает меня к себе.
– Я абсолютно больной, – мрачно соглашается он. – И ты, между прочим, тоже, раз сидишь здесь, в моей ванне… мокрая, обнаженная, размякшая после секса… и твои губы такие пухлые и красные, что я хочу их съесть.
Он целует меня с аппетитом, будто и впрямь собирается полакомиться мной. Впрочем, тут наши желания совпадают.