Серена остановила автомобиль на берегу моря у маленькой кейндейлской часовни, построенной более ста лет назад. Здесь уже стояли с полдесятка машин, а из самой часовни доносилась органная мелодия гимна моряков, столь любимая обитателями Кейндейла, испокон веков живущими у моря.

Вместе с Райаном она вышла из машины. Сердце болезненно защемило. Зря она привезла сюда Райана, ведь со дня гибели Дона прошло еще так мало времени. Правда, Райан сам настоял сопровождать ее на поминальную службу, хотя и не был знаком с Максом. Когда хоронили Дона, он лежал в больнице и не мог попрощаться с отцом. Дай Бог, чтобы эта служба всколыхнула в нем не очень много печальных воспоминаний.

Скромный интерьер старой часовни сегодня украшали композиции из цветов. Мари, стоявшая у самого входа, приветствовала каждого, кто пришел почтить память Макса. Свободных мест уже почти не оставалось.

Серена заметила среди прибывших много знакомых людей, которых часто встречала в прошлом. Старые рабочие-пенсионеры, когда-то трудившиеся на заводе ее отца, их сыновья, дочери, жены и даже родители некоторых — все как один в холодный февральский день явились в часовню помянуть человека, который в сердце каждого из них занимал особое место.

— Садитесь сюда, со мной, — пригласила Мари и, улыбнувшись Райану, указала на два свободных места рядом со стулом, возле которого она стояла. — Я так рада, что вы пришли.

Они опустились на мягкие удобные сиденья, заменившие старые деревянные скамейки с прямыми спинками. Оглядевшись, Серена заметила в часовне и другие перемены — новый современный орган, модернизированные хоры, шерстяной ковер богатой расцветки в проходе между рядами. Вместо старых пристенных калориферов, которые постоянно перегорали, помещение отапливали плинтусные конвекторы. Все эти новшества ее приятно удивили. В детстве Серена бывала в этой часовне: поддавшись на уговоры кейндейлских подростков, она иногда приходила сюда на собрания молодежного клуба, — здесь всегда было темно, мрачно, зимой холодно и пахло гнилью. Зато как весело они проводили время! И ей тогда доставляло истинное удовольствие чувствовать себя частичкой огромной кейндейлской семьи — «второй» семьи отца.

Серена отыскала глазами Холта. Он сидел в переднем ряду, к ней спиной, — причесанный, в темном костюме. Она едва узнала его. Словно почувствовав затылком ее взгляд, Холт медленно повернул голову и улыбнулся девушке. От его улыбки по телу пробежала нервная дрожь. А он, очевидно, не ожидал встретить ее на церемонии, — судя по тому, как сардонически вздернулась его темная бровь, когда она поздоровалась с ним, чуть наклонив голову.

Девушка поспешно отвела взор. При виде Холта она живо вспомнила их страстный поцелуй в ее новом доме на скалах Кейндейла. Неужели это было всего несколько дней назад? А кажется, будто с тех пор прошла целая жизнь. В иные моменты она даже спрашивала себя, не приснился ли ей тот поцелуй. Нет, конечно, не приснился. И очарование не исчезло. Его близость погружает ее в тот же водоворот чувств и ощущений, как и десять лет назад. Она еще раз отважилась кинуть взгляд в его сторону. Холт сидел в непринужденной позе и смотрел прямо перед собой.

Народу прибавилось. Стульев не хватало. Люди толпились у задней стены часовни. Райан уступил свое место молодой беременной женщине. Та со вздохом облегчения опустилась на мягкое сиденье подле Серены и тихо сказала:

— О, эти подушки — просто райское блаженство!..

Серена улыбнулась.

— Да, вы правы. Часовня теперь не то, что прежде.

Женщина была ей не знакома, — наверно, не так давно поселилась в Кейндейле.

— Для всех нас его смерть — большое горе. И часовней своей мы можем гордиться только благодаря ему. Он столько денег на нее потратил, дал ей новую жизнь. — Серена сообразила, что у нее, должно быть, несколько озадаченный вид, ибо женщина добавила шепотом: — Разумеется, я говорю о Максе Кордере, дорогая. Вы его знали?

Серена не успела ответить. Кто-то затворил дверь часовни, и органист заиграл энергичный марш.

На кафедру поднялся священник.

— Друзья мои, — обратился он к аудитории. — Мы собрались сегодня не для того, чтобы оплакивать смерть. Мы пришли сюда, чтобы словами благодарности почтить память человека, который посвятил свою жизнь нашей маленькой общине — нашему Кейндейлу…

Серена заметила, что по окончании короткой благодарственной службы Холт сознательно уклонился от встречи с ней. Народ высыпал на дорогу; многие подходили к Мари, чтобы выразить соболезнование и пожелать удачи. Серена потянула Райана к машине.

Райан на протяжении всей службы и после хранил молчание, но как только они сели в автомобиль и стали ждать, когда освободится дорога, он вдруг сказал:

— Твой приятель, Холт, очень хорошо говорил о твоем отце.

— Да.

Серена, нагнув голову, смотрела на свои руки в черных кожаных перчатках. Она никак не ожидала, что Холт примет столь активное участие в церемонии и произнесет добрые слова об ее отце.

Легкий стук в окно автомобиля вывел ее из оцепенения. Она вздрогнула от неожиданности, но, увидев Мари, поспешила опустить стекло.

— Простите, что задерживаю вас, — сказала та. — Но я только что разговаривала со старым Джеком Бродбентом, и он упомянул про рудник…

— Неужели он все еще существует, Мари?

Надо же, она ни разу не вспомнила про старый рудник со времени возвращения в Кейндейл.

— А куда он денется? Правда, до него теперь никому нет дела, хотя Джек утверждает, что видел у входа ребятишек, и его это встревожило. Джек, конечно, беспокойный старик, но ребятам все же лучше туда не заходить.

— А разве на руднике нет заглушки?

Мари тихо рассмеялась.

— Заглушки ставят на шахтные стволы, любовь моя, а не на рудники. Макс перекрыл вход воротами и ярдов на сто вглубь забетонировал выработку, но для газа и ста ярдов достаточно.

— Значит, мне нужно сходить проверить?

— Холт вызвался сходить, — если ты не возражаешь. — Мари выразительно вскинула брови. — Я не знала, как ты на это посмотришь, и сказала, что сначала спрошу у тебя.

Серена нахмурилась.

— Пожалуй, это моя обязанность…

— Ну, прежде всего это не женская работа, — не согласилась Мари. — Там, наверно, отвратительно, грязно, — ведь на руднике уже столько лет не ведутся работы. Макс к тому же говорил, что там полно летучих мышей и всяких ползучих тварей.

— Серену вряд ли испугаешь летучими мышами и ползучими тварями, миссис Уайатт, — со смехом заметил Райан. — В Австралии она была в своей стихии среди пауков, пожирающих птиц, и жгучек.

— Жгучек? — рассмеялась Мари.

— Это медузы с такими длинными щупальцами, — объяснила Серена. — Райан шутит, Мари. Я старалась держаться от них подальше, — впрочем, как и все, кто купался у побережья Квинсленда без специальных противоукусных костюмов.

— Ну, совсем заморочили мне голову своими жгучками и противоукусными костюмами, — поморщилась Мари.

— И то верно. Но Райан, по сути, прав. — Серена озорно улыбнулась Мари. — Я не боюсь пауков. А летучих мышей отец мне в детстве часто показывал. После обеда схожу на рудник, — проверю, не сбит ли замок. Холту незачем утруждать себя.

— Я уверена, его это вовсе не затруднит, дорогая…

— Я сама в состоянии сходить и проверить, на запоре ворота или нет, — решительно заявила Серена.

— Хорошо. Я передам Холту, — сказала Мари, выставив вперед ладонь. — Ну и как, понравилась вам утренняя служба?

— Да, — призналась Серена. — Я ожидала другого. Честно говоря, даже боялась идти.

— Макс был бы против, чтобы его поминали со слезами и смурными лицами.

— Это верно, — улыбнулась девушка. — У отца, конечно, были определенные недостатки, но портить людям настроение он не любил.

— Ладно, — вздохнула Мари. — Поеду к Вив. Заберу ее с собой в Уинтерсгилл, — разумеется, если она пожелает поехать. Наша Вив считается только с собственным мнением. Правда, в последние недели она неважно себя чувствует, вот я и подумала: может, она пожелает, провести выходные со мной.

— Сердце сильно беспокоит?

— Не больше, чем обычно. — Мари сдвинула брови. — Сказать по правде, мне кажется, она зачастую забывает принимать свои таблетки.

— Может, ей полегчает, если вы в выходные заставите ее принять таблетки, как полагается.

Мари раздраженно мотнула головой.

— Никто не может заставить Вив делать то или это. Обычно наоборот. И мной она помыкает. Вив младше меня и слабее здоровьем, но с детства привыкла, чтобы все было, как хочет она. И должна признать, я сама ее набаловала, когда мы жили вместе до моего замужества. Временами она проявляет нестерпимое упрямство и ведет себя, как сущий тиран и диктатор.

Серена вспомнила, как восставал Холт против архаичных порядков тети Вив, требовавшей, чтобы он приходил домой не позже десяти часов вечера. Только в двадцать лет отважился он топнуть ногой, настояв на том, чтобы она относилась к нему, как к взрослому, и позволила иметь свои ключи от дома. После этого Вив стала постепенно сознавать, что Холт действительно уже вырос и способен сам о себе заботиться. Интересно, думала девушка, как ему удалось добиться согласия Вив поселиться отдельно? Ведь она такая властная.

— Она, наверно, рада, что Холт живет рядом. Иначе совсем бы заскучала. Дом-то стоит на отшибе — соседей нет, сходить некуда, разве что на мыс.

— Они стали гораздо лучше ладить с тех пор, как Холт обзавелся собственным жильем, — сказала Мари. — А когда он далеко везет груз, Вив с удовольствием приглядывает за Грей. Так что их нынешнее положение устраивает обоих во всех отношениях.

— А Грей кто такая?

— Кошка Холта. Она ему вместе с домом досталась. Грей, должно быть, жила там со старухой. Говорят, у нее кошек было видимо-невидимо, но я думаю, народ преувеличивает. Если там и были сотни кошек, как утверждает молва, куда в таком случае они потом подевались? Холт только одну Грей и нашел. Она бродила по дому полуживая от голода.

Серена вдруг обратила внимание, что Райан притих. Она украдкой глянула на него. Его голова покоилась на подголовнике сиденья, глаза закрыты, лицо покрыла мертвенная бледность. Мари, заметив, что машины от часовни разъехались и дорога стала свободнее, сказала:

— Ну, не буду вас больше задерживать, Серена. Увидимся в понедельник на работе, да?

— Разумеется.

Дождавшись, когда Мари вернулась к своей машине, Серена включила мотор. Автомобиль, дернувшись, тронулся с места. Райан застонал от толчка.

— Голова болит? — ласково спросила девушка.

— Угу. Первый приступ за полторы недели. Я уж начал было считать блаженные дни.

Он приоткрыл один глаз, подмигнув ей, и опять закрыл.

— Скоро будем дома. Самое большее минуты через две.

— Только полегче на поворотах, — попросил он, вновь приоткрывая глаз.

Серена улыбнулась ему.

— Выпьешь таблетку, поспишь и все пройдет.

— Конечно, Сера. Тем более что из окна такой шикарный вид — море, скалы, чудесная маленькая пристань…

Серена плавно вывела машину на набережную, где их ждал первый крутой поворот. Она осторожно проделала вираж и поехала в гору.

— Значит, дом еще не разонравился? Несмотря на то что всю неделю видел в окно одну только пристань?

— Я обожаю наш дом. Обожаю Кейндейл, — невнятно пробормотал Райан.

Серена прибавила скорость, понимая, что Райану нужно как можно скорее принять лекарство и лечь в постель, иначе боль станет невыносимой.

Железный рудник находился почти в самом центре Кейндейла, и Серена решила, что пойдет туда пешком после обеда.

Прежде, однако, следовало позаботиться о Райане. От обеда он отказался, сказав, что ляжет и попытается уснуть, чтобы прошла головная боль. Серена глянула на настенные часы в кухне: почти два. Она помыла посуду, которую использовала для своего нехитрого обеда — тарелки консервированного супа и чашки кофе, — и пошла к себе в спальню переодеваться.

Сменив темный элегантный костюм, в котором она была на заупокойной службе, на джинсы с желтой трикотажной фуфайкой и прочные устойчивые ботинки, девушка взглянула в окно и, увидев кружащиеся на ветру снежинки, добавила к своему туалету куртку на молнии и пару шерстяных перчаток. Потом выбрала из связок ключей, которые передал ей адвокат, три ключа на кольце с маркировкой «РУДНИК», сунула их в карман куртки и, тихонько спустившись по лестнице, вышла на улицу.

Серена наизусть помнила все пешеходные дорожки Кейндейла, по которым бегала в детстве, и сейчас уверенно зашагала вдоль домов, направляясь к извилистой тропинке, вьющейся к центру поселка. Эта тропинка была гораздо круче, чем автомобильные дороги, и Серене пришлось чуть ли не бегом спускаться к подножью холма. Далее по узенькому деревянному мостику она перешла через Кейндейлский ручей на центральную магистраль и, пройдя с четверть мили, свернула на тропу, ведущую к руднику.

Жаль, что с ней нет Райана. Он был бы не прочь посмотреть рудник. Но к тому времени, когда они добрались домой, Райан уже не находил себе места от головной боли. Серена уговаривала себя спокойнее относиться к его недомоганиям, но следовать уговорам было не так-то легко. Райан был ей очень дорог, и она считала, что заботиться о нем — это ее долг, долг перед Доном. Дон и Райан, отец и сын, были очень привязаны друг к другу, и поэтому теперь она отвела себе роль матери, хотя всегда была уверена, что не принадлежит к числу тех женщин, для которых главное в жизни — материнство. Интересно, праздно размышляла девушка, решится ли она когда-либо родить ребенка, имея опыт с Райаном, над которым она трясется, как ненормальная?

Тропинка пошла под уклон, спускаясь к руднику. Серена не увидела ни здания подъемной машины, когда-то стоявшего у входа, ни ответвлявшейся от него железнодорожной колеи. Она не боялась быть одна в этом глухом месте. Кейндейл не таил для нее страхов. В детстве и отрочестве она исследовала долину вдоль и поперек — поначалу с отцом, привозившим ее по выходным на завод, позже — самостоятельно, когда у нее появился велосипед, и она могла в любое время домчаться в Кейндейл из Уинтерсгилла, чтобы встретиться с друзьями.

И Холт всегда сразу же узнавал о ее приезде, с улыбкой вспомнила девушка. Живя со своей тетей Вив в коттедже на севере Кейндейла, он обычно поднимался на мыс и следил за дорогой, высматривая ее, а потом сбегал с холма по крутой тропинке и встречал — случайно, разумеется, — на берегу моря, как только она туда выезжала.

Серена обернулась, вглядываясь сквозь деревья в очертания горного хребта в противоположной, северной, стороне долины. А вдруг он опять там стоит? Она приставила ладонь козырьком к глазам. Никого. Девушка зашагала к железным решетчатым воротам, которые поставил Макс, опасавшийся, что на рудник могут ненароком забрести люди, тем более дети. Потеряться там, конечно, никто бы не потерялся: Мари говорила, что штреки надежно законсервированы. Однако существовала угроза скопления газа в туннеле.

Мари зря тревожилась. Ворота были крепко заперты. Серена воззрилась сквозь решетки на арочный проем, служивший входом в туннель. Горная выработка ее не пугала. В детстве она часто бывала здесь с отцом. Макс приводил ее смотреть летучих мышей, висевших вниз головами в углублениях, проделанных в стенах туннеля. Поддавшись неожиданному порыву, Серена вытащила из кармана ключи и отперла три массивных висячих замка.

Тяжелые ворота, долгие годы пребывавшие в неподвижности, сдвинуть с места оказалось не легко. Серене удалось оттолкнуть створку всего на несколько дюймов. Она протиснулась в щель и, войдя в туннель, остановилась, разглядывая хорошо сохранившуюся кирпичную кладку, потом устремила взор вперед, в темноту.

Земля под ногами была относительно ровная. Рядом на уровне пояса тянулась длинная погрузочная платформа с ржавеющими без дела рельсами. Серена двинулась вглубь, пока не дошла до так называемого первого убежища, представлявшего собой небольшое углубление в стене, где обычно укрывались горняки, когда по рельсам катились пустые вагонетки, сбросившие на входе руду. Даже порожняя вагонетка могла насмерть задавить человека, оказавшегося на ее пути.

Серена, содрогнувшись, провела пальцами по желобкам в кирпичной стене укрытия. Интересно, живут здесь еще летучие мыши? Чуть наклонившись, она стала всматриваться в темное углубление, вспоминая, как льнула к руке отца в детстве, наблюдая летними сумерками за полетом летучих мышей, паривших низко над головами и исчезавших в пещеристой пасти старого рудника. Она хлопала в ладоши, прыгая от радости и крича: «Еще! Покажи еще крошечных мышек, папа…» Макс, оглашая звучным смехом холмистую округу, поднимал ее на плечи и заходил на несколько шагов вглубь, показывая пятилетней дочурке, как висят вниз головами в углублениях маленькие пушистые существа…

— Папа! — надтреснутым голосом прошептала девушка. — Папа, что же произошло?

Серена сердито сморгнула навернувшиеся на глаза слезы. Она не может простить его… никогда не простит. Не изгнать из памяти тот день, когда умерла ее мать, и она застала Мари в объятиях отца…

Серена зашагала дальше. Старые кирпичные стены обнимали ее со всех сторон, защищая, словно одеяло, от колючего мороза и злого пронизывающего ветра. В туннеле было тихо и прохладно. Здесь всегда царила прохлада, даже в летний зной. По мере удаления от входа становилось темнее: дневной свет растворялся в мгле горной глуби.

Неожиданно на земле, в нескольких ярдах перед ней, что-то сверкнуло, но блеск исчез, когда она шагнула вперед. Серена нахмурилась и отступила в сторону, чтобы льющийся от входа дневной свет озарил привлекшее ее внимание место. На полу поблескивал какой-то металлический предмет. Ей показалось, что у нее на мгновение остановилось сердце.

— Ключи, — выдохнула девушка. Занесенные слоем пыли, с каменного пола ей действительно подмигивали ключи от цехов, которые она похоронила в руднике много лет назад, когда пыталась уничтожить все, что напоминало ей об отце. Связка лежала все в той же нише у покатой платформы, куда она тогда ее зашвырнула.

Серена бросилась вперед, стремительно нагнулась, вцепившись пальцами в тяжелую металлическую связку, и вдруг ощутила что-то странное. У нее не было сил выпрямиться, тело пылало, не хватало дыхания, что-то тяжелое давило на голову, смежая веки, колени подкашивались…

Она попыталась повернуться, но ноги не слушались. Если бы только посидеть минутку… она сразу почувствует себя лучше. Платформа! Она присядет на нее на секунду… пока головокружение не пройдет. Но даже это незначительное движение вызвало пугающее тревожный стук в висках; в голове эхом отдавалось неровное биение сердца…

Затуманившееся сознание пронзила леденящая мысль. Серена поняла, что с ней происходит. Как можно быть такой дурой? Если ноги откажутся держать ее и она уступит своему непреодолимому желанию сесть и отдохнуть, ей конец. Сердце сковал страх.

В туннеле скопился рудничный газ — главный враг горняков! Этот газ тяжелее воздуха и не имеет ни вкуса, ни запаха. Вот почему она ощутила его воздействие, только когда нагнулась за ключами. Рудничный газ несет смерть! Сколько раз она слышала это от Макса? И он всегда, когда водил ее в туннель смотреть «крошечных мышек», брал с собой рудничную лампу, с помощью которой проверял воздух на наличие в нем смертоносного газа.

Лоб покрылся испариной, тело накалилось так, что не вздохнуть. И опять в сознании всплыли предостерегающие слова Макса:

— Тот, кто когда-либо работал на руднике, знает признаки надвигающейся смерти. Недостаток кислорода можно почувствовать. Тебе становится жарко, выступает пот, голова раскалывается от боли. У тебя остается всего несколько секунд на то, чтобы подняться выше, так как рудничный газ тяжелее воздуха…

Подняться выше! Серена из последних сил рванулась к выходу. Хватая ртом воздух, она нетвердой походкой засеменила к маячившему впереди спасительному полукругу света и, наверно, сумела бы выбраться, но ключи выпали из рук. Не отдавая себе отчета, она нагнулась и подняла их с земли, а когда попробовала выпрямиться, сообразила, что совершила глупость.

В ушах зазвенело, сознание притупилось, все члены связала гнетущая вялость, хотя она еще пыталась дышать. А потом ноги подкосились, и она провалилась в темноту.