Цы проснулся забинтованный с головы до ног. После окончания суда прошла всего лишь неделя, и, хотя юноша страдал от вынужденной неподвижности, он чувствовал, что раны его понемногу затягиваются. Цы протер глаза и с удовольствием оглядел скромные стены старой своей комнатки. Снаружи доносилась воркотня учеников, спешивших занять места в залах. Цы снова был дома. В окружении книг.

Врач, дожидавшийся его пробуждения в изножье кровати, приветствовал его с лечебным отваром в руке. Как и вчера, и позавчера, едва проснувшийся Цы поблагодарил врача и выпил отвар одним глотком.

Потом спросил:

— Как чувствует себя учитель?

Старичок с живыми глазами улыбнулся и принял стакан из рук Цы.

— Болтает без умолку, а ноги его заживают, как у ящерки. — Врач окинул взглядом шрамы Толкователя трупов. — Он сказал, что хочет тебя видеть… и думаю, тебе уже пора начинать ходить. — Отметив, что юноша идет на поправку, старец хлопнул его по плечу.

Цы был очень рад. С самого возвращения в академию он все время лежал в постели и знал о состоянии Мина только со слов врачей и слуг. Цы с трудом приподнялся и посмотрел на игру рассветных бликов на рисовой бумаге окна. Окно наливалось желтым светом, и Цы казалось, что этот блеск — одобрение предков, убеждающих его с гордостью нести фамилию славного рода. Наконец-то в душе его царил мир: его умершие с ним примирились. Воскурив в знак почтения к их памяти ладанную палочку, Цы вдохнул аромат благовоний и сказал себе: где бы они ни находились, теперь они могут отдыхать спокойно.

Цы накинул халат и вышел из комнаты, опираясь на красную трость Лазурного Ириса. Вдова Фэна передала ему свою трость с пожеланием выздоровления, и с тех пор Цы мечтал опереться об эту красную рукоять. По дороге в покои Мина Толкователю трупов встретилось несколько преподавателей, они приветствовали юношу так, будто он был одним из них. Цы с удивлением кланялся в ответ. В коридоре было тепло. И это тепло помогало юноше восстанавливать силы.

Он застал Мина лежащим на постели, укрытым одеялами. В комнате царил полумрак, но когда академик узнал посетителя, лицо его озарилось внутренним светом.

— Цы! Ты уже можешь ходить! — обрадовался Мин.

Цы присел рядом с ним. Старец выглядел усталым, но глаза его были полны жизни. Врач рекомендовал развлечь академика беседой, поэтому ученик немного поболтал с учителем о ранах, о суде и о Фэне.

Мин попросил слугу принести чаю, потом беседа возобновилась. Старик еще многого не понимал в этом деле, у него накопились вопросы.

— Ну, например, что насчет мотива?

— Должен признать, выяснить мотивы было сложнее всего. Мастер бронзовых дел был тщеславцем, чья болтливость могла соперничать разве что с его самолюбием. Вообще-то, его и на посольский прием пригласили по настоянию Фэна, на которого он пытался давить. Арестованный слуга-монгол признался, что торговец бронзой мечтал войти в элиту общества и приставал с этой идеей к единственному человеку, который мог бы ему в том помочь, ничуть не задумываясь об опасности. По словам монгола, Фэн решил, что невоздержанность в словах и алчность владельца литейной — это двойной риск, и покончил с ним в ночь императорского приема. Что же касается алхимика-даоса и рабочего-литейщика, Фэн, как я и сказал на суде, избавился от них, опасаясь доносов, когда они начали требовать условленных денег. По-видимому, судья задолжал обоим изрядные суммы и уже не мог расплатиться.

— Но почему же Фэн убил министра Кана? Случается, что никто не обращает особого внимания на гибель людей заурядных, однако Фэн должен был понимать, что преступление такого масштаба никто не оставит безнаказанным.

Цы вздернул левую бровь.

— Полагаю, ему пришлось на это пойти. Кан был убежден в виновности Лазурного Ириса, и либо его настойчивые разыскания привели министра к открытию, что истинный убийца — Фэн, либо он уже стоял на пороге такого открытия. Дело в том, что якобы вынужденная смерть Кана идеально вписывалась в планы преступника и, если бы его коварный замысел удался, повинное письмо министра разом закрыло бы все вопросы о предыдущих преступлениях. Позже, когда я сам сказал Фэну, что это не было самоубийством, он передал мой рассказ Серой Хитрости, чтобы открытие приписать ему, а обвинение возвести на меня.

— Ну а что с духа ми? — сыпал вопросами академик. — Из того, что я слышал на процессе, можно заключить, будто «Нефритовой эссенцией» тела опрыскивал некто, желавший обвинить нюйши. Но если убийцей был ее собственный муж — какую же выгоду он мог преследовать? Насколько я понимаю, Фэн был отчаянно влюблен в Лазурный Ирис.

— На этот вопрос мне ответить сложнее, однако рискну предположить, что здесь не обошлось без Кана. И больше того. Я полагаю, было бы ошибкой говорить о полной невиновности Кана потому только, что его в конце концов убили. Министр был во всех смыслах одержим Лазурным Ирисом — до такой степени, что путал желаемое и действительное. Как мне кажется, Кан когда-то сделал ей предложение, и отказ породил в нем ненависть столь же великую, как и та, что Лазурный Ирис питала к предыдущему императору. Эта ненависть его ослепила, а слепота заставила подделывать улики. У министра был доступ к «Нефритовой эссенции», и я предполагаю, что всякий раз при обнаружении очередного трупа он опрыскивал воронку на груди духами, дабы навести судей на ложный след.

— И все-таки тебе придется признать, что Кан не так уж и заблуждался. В конце концов, убийцей оказался Фэн, ее муж. — Мин сделал глоток из чашки, которую наполнил для него Цы. — Как странно! Фэн казался мне человеком утонченным. Я не могу понять, ради чего он пошел на столь ужасные преступления.

— Да и кто мог бы это понять? Проблема в том, что мы часто пытаемся судить о безумных деяниях, сообразуясь с нашим здравомыслием. Фэн был человеком нездоровым, и только другой нездоровый рассудок мог бы найти оправдание его поступкам. И все-таки вот что сообщил мне арестованный монгол: признавшись в том, что он активно содействовал хозяину в его злодеяниях, он объяснил их жадностью Фэна.

— Жадностью? Фэн и так был богат. Соляная торговля его супруги…

— По словам Бо, она уже давно перестала приносить прибыль. Из-за приграничных конфликтов император Нин-цзун запретил торговать с Цзинь, основным клиентом Фэна. На самом деле он был разорен.

— Но какую пользу приносили Фэну убийства?

— Деньги и власть. Не забывайте, что Фэн взялся управлять предприятием, которым прежде занималась Лазурный Ирис, и что именно его неудачные действия привели к краху. Насколько мне известно, Фэн вступил в связь с Лазурным Ирисом, еще когда мой батюшка работал у него, и хотя ему приходилось держать связь с императорской нюйши в секрете, он уже тогда начал заниматься ее делами. Судья вложил последние средства в создание хитроумной сети с целью продажи нашим врагам секрета смертоносного оружия — секрета, способного побудить Цзинь к новому вторжению, о котором и сейчас столько говорят. Возможно даже, что в своих бредовых видениях Фэн — после предполагаемой победы Цзинь — рассчитывал получить контроль над соляной монополией. Но все это не больше чем предположения. Бо и несколько судей еще не закончили расследование.

— Но как же мог Фэн дойти до открытия столь опасного оружия?

— Я тоже задавался этим вопросом, и, полагаю, ответ нужно искать в семье Лазурного Ириса. Вспомните: ведь ее предок, Юэ Фэй, был одним из знаменитейших военных теоретиков Поднебесной, он первым начал применять порох в военных целях. Кстати сказать, в кабинете Фэна я нашел копию «Уцзин цзунъяо», трактата о военном искусстве, где излагаются базовые принципы боевого использования пороха. Поэтому я склоняюсь к мысли, что Фэн черпал идеи и получал поддержку у родственников жены, тем более что все они имели отношение к военному делу. Разыскания Бо как будто подтверждают мои предположения.

— И все это ради красивой женщины. Женщины, которая в конце концов его предала.

Цы помолчал, оглаживая трость Лазурного Ириса.

— Женщины, которая спасла мне жизнь. — Сердце Цы забилось чаще.

Он молча поднялся. Он боялся ввязаться в бесполезный спор. Мин не знал этой женщины. Никто не знал ее лучше, чем Цы. Он мечтал о ней каждый день, пока выздоравливал, он страстно желал ее видеть. Толкователь трупов вышел из спальни учителя и вернулся к себе. И хотя он уже чувствовал усталость, его разбитое тело требовало прогулки при свете дня. Юноша привел себя в порядок и оделся. Затем, опираясь на трость Лазурного Ириса, он покинул академию и двинулся к Павильону кувшинок.

Подойдя к дворцовой стене, Толкователь трупов порадовался, что печатка, которую вручил ему когда-то Кан, не утратила своей силы. Цы приветствовал караульного и, превозмогая усталость и боль, побрел к жилищу внучки Юэ Фэя.

С каждым шагом становясь все ближе к ней, юноша грезил о новой встрече. Он хотел поблагодарить женщину за спасение, хотел заключить в объятия, и доказать свою любовь, и сказать, что никогда в ней не сомневался и что ему нет никакого дела ни до ее возраста, ни до ее слепоты. Но по мере приближения к знакомому дому лицо его все более темнело от безотчетного беспокойства. Когда показался Павильон кувшинок, сердце Цы сжалось.

Вокруг павильона суетились десятки горластых стражников. Цы прибавил шагу, насколько позволяли его израненные ноги, — он опасался самого страшного. У двери его остановили. Цы назвал свое имя и попробовал пройти за порог, но стражник его не пропустил. И не было толку ни от объяснений, ни от отчаянных просьб — ему не хотели объяснять, что здесь произошло. Толкователь трупов уже был готов оттолкнуть стражника, когда в прихожей появился Бо.

— Что происходит? Откуда все эти люди? — Цы ухватил верного сподвижника за руку.

— Все дело в Лазурном Ирисе. Мы обыскиваем дом. Она получила повеление оставаться в павильоне вплоть до окончания следствия, но исчезла.

— Исчезла? Как это — исчезла? — Цы отстранил чиновника и наконец вошел внутрь.

Охваченный страшным волнением, Цы, хромая, обходил комнату за комнатой, следом вышагивал Бо. Цы не верил своим глазам, не мог поверить в исчезновение Лазурного Ириса. Когда они вошли в главную спальню, тревога юноши переросла в отчаяние. Пол был завален одеждой и всякими безделушками, как будто кто-то второпях собирал вещи перед отъездом. Цы медленно покинул спальню и во шел в кабинет Фэна. Здесь офицеры осматривали книги, ряды которых так и остались стоять на полках. Толкователь трупов рассеянно наблюдал за их работой, пока не заметил пустое место на одном из стеллажей, именно там, где были собраны трактаты о соли. К удивлению юноши, не хватало редкого фолианта с зеленым корешком — учебника по военным искусствам и применению пороха. Пропал редкостный «Уцзин цзунъяо». Цы просунул руку в щель между книгами, и рука его нащупала за ровным их строем красную коробочку. Поняв, что он держит в руках, юноша остолбенел.

Это была лакированная шкатулка его батюшки. Та самая, которую выкрали из их дома в день убийства родителей. Теперь сердце юноши совсем перестало биться. Бережно и благоговейно, точно ожидая встретить в ней дух отца, Цы открыл шкатулку. Внутри лежала связка документов — Цы узнал почерк батюшки. Это была параллельная бухгалтерия, которую он вел и которая доказывала злоупотребления Фэна.

Цы покидал павильон с тяжелым сердцем; он так растерялся, что был не в силах думать ни о чем. Как можно быть таким доверчивым! Реальность была вовсе не такова, какой казалась совсем недавно. Осознание собственной глупости тяжким грузом лежало у него на плечах. Когда он добрел наконец до ворот академии, то походил скорее на привидение, чем на живого человека. Привратник сразу предупредил, что кто-то дожидается его в саду. От этого известия юноша вздрогнул: он решил было, что это — Лазурный Ирис. Однако, к его изумлению, во внутреннем дворике стояли двое нищих. Цы мог бы поклясться, что никогда в жизни их не видел. Не зная, что и думать, он подтвердил привратнику, что это его гости, и заковылял в сторону двух незнакомцев.

— Вы меня не помните? — спросил совсем юный паренек. — Мы встретились в тот день, когда сгорела бронзовая мастерская. Вы обещали, что, когда я отыщу своего хромого друга, мы можем явиться к вам за деньгами.

Цы всмотрелся в бродяжку и наконец-то вспомнил их давнишний разговор. Он отметил, что второй нищий опирается на костыль. Видимо, это и был тот самый прямой свидетель пожара. Толкователь трупов покачал головой.

— Ты пришел слишком поздно, парень. Следствие уже закрыто, — извинился Цы.

— Но, господин! Вы обещали, что, если я его приведу, вы заплатите нам остаток, — канючил мальчишка.

Цы всмотрелся в глаза юного нищеброда. Конечно, тот по-настоящему нуждается в деньгах. Юноша вытащил кошель и вложил в руку попрошайки.

— Ну ладно. И что там видел твой друг?

— Давай рассказывай! — подтолкнул мальчишка хромого.

Тот боязливо выступил вперед.

— Пришли три особы, — витиевато начал он. — Одна особа командовала, а две исполняли приказания. А я спрятался, поэтому мне все было хорошо видно и слышно. Кто командовал, остался ждать снаружи, другие двое искали что-то в цеху. Потом они все залили маслом и подожгли.

— Понятно… А ты смог бы их опознать, если бы снова увидел? — ни на что не надеясь, спросил Толкователь трупов.

— Думаю, что да, господин. Одного из них называли Фэн. Второй был похож на монгола.

Цы вздрогнул и навис над хромцом.

— Ну а третий? Что ты можешь о нем рассказать?

— Нет! Не о нем, а о ней! Особа, которая ими командовала, была женщина.

— То есть как — женщина? — пробормотал Толкователь трупов. — Какая женщина? — Он встряхнул хромого за плечи.

— Я не знаю! Я только заметил, что передвигалась она неуверенно и опиралась на странную палку. На такую палку… — Парень внезапно замолчал.

— Вот дьявол! Да что с тобой? Говори! — закричал Цы.

— На такую же палку, как у вас.

* * *

Три дня Цы провел, запершись в своей комнате, не проглотив ни куска и не заботясь о своих ранах. Время текло мимо него; юноша ломал голову, была ли действительно Лазурный Ирис настолько виновна, как это теперь ему представлялось. Стал ли Фэн простой марионеткой в ее руках, инструментом ее мести, или же поведение ее управлялось другими мотивами? А еще Толкователю трупов не давал покоя вопрос, почему Лазурный Ирис предала Фэна, а ему спасла жизнь. Он чувствовал, что никогда уже не найдет ответов.

На третий день к нему зашел Бо. Новостей о Лазурном Ирисе у чиновника не было, зато он рассказал, что юноше крупно повезло на суде. Насколько стало теперь известно седому, когда император предлагал юноше безопасность взамен на признание, он уже непреложно решил его казнить, независимо от того, объявит Цы себя виновным или нет. От казни его спасло только неожиданное самоубийство Фэна. Цы поблагодарил чиновника за то, что тот доверил ему эти сведения, однако новости не развеяли тоску.

Однако на четвертый день Цы перестал проклинать судьбу и поднялся с постели. Если уж он явился в Линьань ради большой цели, для ее достижения он должен работать. Умываясь, юноша заметил, что руки и ноги его обрели прежнюю крепость, а голова вновь жаждала знаний. Цы подхватил плошку с рисом и отправился в библиотеку, где занимались его товарищи.

В тот же вечер он встретился с Мином. Тот уже начал передвигаться самостоятельно, и Цы порадовался, что, несмотря на возраст, учитель идет на поправку. Мину тоже было отрадно снова увидеть ученика в окружении книг.

— Вновь за учебу? — спросил академик.

— Да. Меня ждет много работы. — Цы показал учителю начало нового трактата по судебной медицине.

Мин улыбнулся:

— Ко мне заходил Бо. — Мин присел рядом с Толкователем трупов. — Он принес последние новости о расследовании. Прорицатель, по-видимому, будет казнен. Бо рассказал мне о бегстве Лазурного Ириса и о твоей стычке с Фэном в тюремной камере. Упомянул и о том, что император отклонил предложение Бо ввести тебя в состав судей.

Цы кивнул:

— Ну что же… Нин-цзун, кажется, отыскал прекрасное объяснение: все мои открытия объявлены «ведовством». — Цы обреченно пожал плечами. — Однако он, по крайней мере, не запретил мне попытаться сдать экзамены, а это единственное, что для меня имеет значение.

— Да уж, — вздохнул Мин. — Но пойми: до следующего набора в университет еще целых два года, а экзамены выдержать сложно… Послушай, мне кажется, тебе уже пора заканчивать с учебой. Твои познания в судебной медицине уникальны, и теперь, если хочешь, я мог бы помочь тебе стать одним из наших преподавателей. Тогда тебе не придется тратить нервы и бороться за то, чего, возможно, ты никогда не добьешься.

Цы упрямо посмотрел на Мина:

— Спасибо, господин, но я желаю только одного — учиться. И больше всего я хочу сдать экзамены и получить степень. — Юноша посмотрел на красную шкатулку с отцовскими бумагами. — Я должен это сделать ради себя самого, ради моей семьи и ради вас.

Мин улыбнулся, понимая и, похоже, разделяя чувства своего ученика. Он уже поднялся, чтобы уходить, но задержался у стола:

— Последний вопрос, Цы. Бо говорил, что взамен на твое молчание Нин-цзун предлагал тебе все, что ты только мог пожелать: щедрые выплаты, последующую реабилитацию и должность судьи. Почему ты отказался? Пусть предложение было обманом, но ты же не мог этого знать! Своим упрямством ты обрекал себя на смерть, хотя на самом деле оно спасло тебе жизнь… Почему?

Цы с нежностью посмотрел на своего старого учителя:

— Однажды Серая Хитрость обмолвился, что Фэн знает бесчисленные способы умерщвления. Наверное, так и было. Есть множество способов умирать. Но я уверен, что жить можно только одним-единственным способом.