Машеньке Лисициной в честь праздника позволили коротать вечер не в детской, а возле огромной, до потолка, нарядной елки в зале. Газовые светильники ярко горели, от колонн водяного отопления волнами распространялось приятное тепло: благодаря модным нововведениям от очага в кухне грелся весь дом.

Сидя за раскладным столиком, Машенька, шевеля кончиком языка вслед движению руки, водила кистью по листу.

Самая лучшая кисть, самая лучшая акварель и конечно — самая лучшая бумага! От такой ответственности на лбу выступала испарина, а спина горбилась сама собой. Некому было делать замечания за согбенную спину и высунутый язык: маменька, убедившись, что подарки развернуты и приняты с благодарностью, удалилась. Машенька знала, что у маменьки дела, дела, даже в праздник — и особенно в праздник. Принадлежащий семейству Лисициных отель на перекрестке главных городских улиц требовал неусыпного пригляда и непрестанных хлопот.

Машенька, прежде чем сесть за рисование, тихонечко всплакнула.

Она очень просила рождественских ангелочков принести ей принца Щелкунчика, как в той сказке, в нарядном красном бархатном кафтанчике, в завитых буклях, румяного и ясноглазого. Маменька сказала: «Глупости! Просвещенные девочки не верят в сказки!» И добавила, чуть нахмурив прекрасные брови: «Рано тебе еще…» Вся надежда была на ангелочков, но ангелочки подвели, не прилетели.

Машенька вздохнула и продолжила водить кистью по бумаге. Рисовать принца Щелкунчика она не отважилась: пришлось бы утаить рисунок от маменьки, а врать в Рождество ей было особенно стыдно. Не заметить пропажи маменька не могла: она всегда прилежно нумеровала листы, чтобы наблюдать творческий рост своей талантливой дочери. Обдумав все это, Машенька принялась писать зимний пейзаж: пышные сугробы, неуклюжие пирамидки заснеженных елей, бледное пятнышко солнца. Ах, подумала Машенька, а ведь мы могли бы гулять в лесу с принцем, и даже за ручку. Я потеряю варежку, а он найдет. Или он потеряет, а я найду, это даже приятнее! Вот здесь бы мы прошли, и вот такие остались бы следы, а вот и варежка…

Постепенно прибавляя детали, она увлеклась и не заметила, как вздохнула нарядная ель, качнув шарами и конфетами на золотистых нитях; по комнате прошла волна слабого мерцания, и на столе между коробок с красками, стопок бумаги и вазочек появились ангелочки. Машенька услышала тихий мелодичный щебет, и только тогда обратила на них внимание.

Ангелочки были, как положено, в белом, но сами крошечные и почему-то зеленые. Вместо крыльев у каждого за спиной громоздился блестящий коробок — от которого, извиваясь, тянулась складчатая трубка. Трубки эти соединялись с прозрачными колпачками, покрывавшими милые глазастые мордочки ангелов.

Машенька, потерев глаза, ущипнув себя за руку и таким образом убедившись, что не спит и не галлюцинирует, взглянула на ангелов с нескрываемым упреком.

— Вы опоздали! — воскликнула она, из последних сил подавляя обжигающие слезы.

Ангелы, казалось, пришли в невыносимый ужас. Они громко запищали все наперебой и принялись тыкать зелеными пальчиками в блестящие нарукавнички, усеянные будто малюсенькими пуговками. Наконец они успокоились. Один из них выступил вперед и поклонился Машеньке.

— Мы прибыли к тебе, дитя Земли, чтобы…

— Вы должны были прилететь вчера! — с обидой в голосе сказала Машенька. — И принести мне моего принца Щелкунчика, а теперь…

— Вчера? Принести тебе? — казалось, удивился главный ангелочек. — Дитя Земли, мы прибыли с просьбой…

— Подарок! — нетерпеливо напомнила Машенька. — И я не дитя земли, я — Машенька Лисицина, смотрите, не перепутайте с чужими подарками.

Ангелочки, казалось, не понимают ее. Тот, что стоял впереди, ответил невпопад:

— Дитя Земли, мы пришли рассказать тебе о чуде, которое ты можешь…

— Замечательно! — воскликнула Машенька. — Я вашего чуда со вчера жду, где же он, мой принц Щелкунчик? Давайте же его сюда!

Ангелочки склонили мордочки друг к другу и запищали на своем непонятном ангельском наречии, некоторые из них снова стали тыкать в пуговки. Наконец они пришли к общему мнению, и главный снова выступил вперед.

— Принц будет, непременно будет! Но не сейчас.

— Еще год ждать? — возмутилась Машенька.

— Больше, — покаянно вздохнул главный ангелочек.

— Мальчики всегда опаздывают! — в сердцах Машенька топнула ногой.

— Нет-нет, — ангелочки замахали крошечными ручками. — Он прибудет вовремя!

— Значит, это я спешу? Эх… Маменька всегда меня бранит торопыгой и поспешайкой. Надо набраться терпения. Я придумала! Я придумала подарок на сейчас! Скорее, скорее подарите мне терпения, много-много. Я буду спокойненько ждать принца Щелкунчика. И маменька будет меня хвалить! Вы опоздали, вы виноваты, вы не можете мне отказать!

Ангелочки снова принялись совещаться, посвистывая и щебеча. Удивительно, но на их крохотных мордочках Машенька могла отчетливо наблюдать смену чувств: энтузиазм у самого зелененького, сомнение у того, что покрупнее, негодование у главного. И все-таки им удалось на чем-то сойтись. Главный ангелочек выступил вперед и торжественно сказал:

— Мы не можем подарить тебе терпение, которого у тебя нет — такие подарки не к добру. Ты ведь знаешь, что случилось с мальчиком Алешей?

— Черная курица? Волшебное зернышко? — насупилась Машенька. — Дурацкая история. Я ее читала и, между прочим, сама!

О том, что проплакала потом всю ночь, она из гордости предпочла умолчать.

— Действительно, ужасная история, — согласился главный ангелочек, кивая зеленой головой. — Нельзя дарить такие подарки.

— Мальчики всегда просят глупости, — важно сказала Машенька, подражая маменьке.

— Но ведь это ты попросила терпения, которого у тебя нет, — покачал головой главный ангелочек. Другие стали дергать его за рукава белого костюма. Машенька поджала губы, но, поразмыслив, вынуждена была признать, что и сама не без греха.

— Что же мне делать? Так и оставаться без подарков? — и тут же покраснела: ворох нарядной упаковочной бумаги под елкой уличал ее в несправедливости. Между распущенных лент и атласных бантов стояли куклы в пышных платьях, коробки с солдатиками, лошадка с волнистой гривой, игрушечная сабля в изукрашенных ножнах, гогглы «Эксплорер» с цейссовскими стеклами и комплект миниатюрных дирижаблей, в точности копирующих воздушные корабли знаменитых путешественников и первооткрывателей. На столе перед Машенькой лежала нежная зернистая бумага и стояли коробки с красками, карандашами и восковыми мелками всех цветов, какие только можно вообразить — и ведь она мечтала о них еще позавчера… Увы, без принца Щелкунчика в красном бархатном кафтанчике все это великолепие меркло, лишенное смысла.

Зеленые ангелочки вздохнули вместе с ней, словно разделяя ее чувства.

— Как же я буду жить без принца Щелкунчика? — горестно прошептала Машенька. — И без терпения! У меня его совсем, совсем нет. И маменька бранится… Мне бы хоть чуточку терпения, хоть самую маленькую капельку!

Ангелочки опять зачирикали между собой, голоса их звучали сочувственно и заботливо.

— Послушай, дитя Земли, — сказал главный ангелочек. — Если речь идет только о маленькой капельке, мы, возможно, сможем с тобой поделиться. Маленькая капелька — это совсем другое дело. Похоже, если мы не сделаем этого, нам не удастся рассказать тебе о чуде, ради которого мы к тебе прилетели. Ведь ты даже не можешь дослушать нас, слова сказать не дашь!

— Ой, — смутилась Машенька. — Ой-ой-ой. Мне должно быть стыдно. Прошу вас, милые ангелочки, дайте же мне скорее маленькую-премаленькую капельку терпения, и тогда я выслушаю вас и ни разу не перебью.

Ангелочки пошептались еще по-своему, из ниоткуда появился крохотный флакончик, в котором вспыхивали и переливались белые искорки.

— Вот, дитя, здесь как раз капелька терпения и еще одна крошечка. Это сок ягоды звездовики, которая растет в бесконечности пространства, которое на одном из земных языков называется космосом. Выпей эту капельку, но крошечку оставь. И всегда делай так, когда тебе понадобится еще капелька терпения сверх твоего собственного. Из оставленной крошечки терпение вырастет снова: еще одна капелька, на следующий раз. Но если крошечки не останется, терпение кончится насовсем.

Машенька бережно приняла флакончик, удерживая его самыми кончиками пальцев. Не дыша, она поднесла его к губам, осторожно отпила самую капельку и тут же опасливо осмотрела флакончик. Едва заметная искорка мерцала на самом дне, и на глазах она подросла и засияла ярче. Машенька с облегчением вздохнула и прислушалась к себе: что же изменилось теперь, когда у нее появилось терпение, хоть капелька? Но ничего как будто не изменилось, и Машенька разочарованно вздохнула и взгляд на зеленых ангелочков.

— Что же вы хотели мне сказать, милые ангелочки? — вежливо спросила она. — Я готова вас слушать, все-все, до последнего словечка.

Главный ангелочек протянул к ней четырехпалые ручки и сказал:

— Дорогое дитя Земли Машенька Лисицина! Наш космос, где мы живем, постигло несчастье: в нем кончились все цвета, все краски. Остались только белая, как наши костюмчики, и зеленая, как мы сами. И больше ничего! Представь себе, дитя Машенька Лисицина, все вокруг только белое и зеленое, зеленое и белое! — и в голосе его зазвучали слезы.

Машенька взглянула на свой рисунок: зеленые елки, выглядывающие из снежных сугробов. И все же там были голубые и сиреневые тени, розоватые и лиловые облака, бледно-лимонный краешек солнца, синие следы и красная варежка принца Щелкунчика. Машенька представила себе картинку без этих нежных и ярких пятен — и без варежки! — и на глазах выступили слезы. Пытаясь удержать их, она шмыгнула носом и дрожащим голосом сказала:

— Бедные ангелочки! Как же вам помочь?!

— Ты можешь совершить чудо! — воскликнул главный ангелочек, и остальные согласно закивали.

— Как же я это сделаю? Только скажите, уж я постараюсь.

— Нарисуй нам цвета, дитя Маша Лисицина, и мы унесем их с собой и спроецируем на наш космос.

— Спрое… что?

Ангелочки посовещались еще раз.

— Умеешь ли ты показывать картинки из теней при помощи рук?

— Да, — сказала Машенька. — И зайчика, и собачку, и птичку, и козу! Это называется театр теней, и можно не только руками, а еще вырезать из бумаги фигуры и разыгрывать целые сценки.

— Правильно, — похвалил ее ангелочек. — А видела ли ты, как тени увеличивают или уменьшают?

— Да, мне маменька все объяснила, если лампу поднести поближе, то тень может стать прямо гигантской! И даже на всю стену и потолок!

— Вот так же, дитя Машенька Лисицина, мы увеличим твой рисунок на весь наш космос. Это немножко по-другому, но мы умеем. Главное, чтобы ты нарисовала космос для нас.

Машенька прикусила зубами кончик кисточки. Маменька бы сделала ей замечание, но сейчас Машеньке было не до нее. Решалась судьба целого космоса, а Машенька чувствовала себя бессильной как никогда. Она умела рисовать зимний лес, летний луг и морской берег, горный пейзаж и облака, чаек и ласточек, ели, сосны, березы и цветущие липы, котят и щенков, солнце и луну… Но космоса она нарисовать не умела, даже не видела его ни разу, а ведь могла бы попросить в подарок не игрушечную саблю, а хоть маленький, но настоящий телескоп. Сабля была необходима, чтобы помочь принцу Щелкунчику в битве с Крысиным королем, но принц воевал где-то далеко… Машенька подозревала, что сабля ей еще пригодится в будущем. Но как быть сейчас? Разве угадаешь, что понадобится для спасения космоса на этот раз?

Машенька тяжело вздохнула и признала свое поражение:

— Милые ангелочки, я не та, кто может помочь вам. Сожалею, но вам придется найти более подходящего человека для выполнения вашей миссии. И я, конечно, не претендую на то, чтобы оставить у себя ваш бесценный дар, — она протянула им на раскрытой ладони искристый флакончик.

— Нет-нет, — заулыбались ангелочки. — Дареное не возвращают! Это такое правило, флакончик теперь твой. Капелька терпения и еще крошечка. Не торопись отказывать нам, ведь ты нам как раз подходишь. У тебя есть краски, кисти и чистая вода, а как выглядит космос в торжестве всех своих цветов, мы тебе расскажем! Бери скорее кисть, мы будем говорить! И показывать! Вот так! — ангелочки принялись кружить между коробок с красками, взмахивая руками, как крыльями, описывая ими круги и восьмерки, подпрыгивая и приседая: — Вот так! И вот так! И вот так вот!

Машенька так развеселилась, глядя на их забаву, что немедленно схватила кисть, окунула ее в чистый синий цвет и… Она выпустила кисточку, уронила голову на руки и заплакала сразу вдруг, безутешно, кусая дрожащие губы, всхлипывая и поскуливая.

Ангелочки окружили ее, гладили по туго уложенным локонам, озабоченно пересвистывались и ворковали. Наконец ей удалось взять себя в руки, и она откашлялась и тщательно вытерла слезы, размазав по лицу немного синей краски. Ангелочки смотрели на нее с участием и вздыхали вместе с ней. Машенька набралась мужества и призналась:

— Я никак не смогу помочь вам, мои милые, добрые ангелочки. Я не могу вам отдать ни одного листочка бумаги, или мне придется соврать маменьке. А если я расскажу ей правду, она все равно накажет меня за фантазии или отправит в дом призрения душевнобольных, чтобы меня проверили… — у нее опять задрожали губы, но Машенька собралась с силами и договорила: — Чтобы проверили мой рассудок. Мне очень жаль, бедные ангелочки, но у меня не хватит смелости отправиться туда, даже ради вашего космоса.

— Что ты, что ты! — вскричал главный ангелочек, а остальные засвистели и зачирикали громче прежнего. — Мы никак не допустим, чтобы дитя Земли Машенька Лисицина пострадала! Ни за что! Никогда! Ни ради чего!

Главный ангелочек громко скомандовал что-то на своем языке, и четверо других ангелочков ткнули пальчиками в пуговки на нарукавниках — и тут же взмыли над столом. На лету они подхватили за уголки неведомо откуда взявшийся квадратный лоскуток и стали его разворачивать — раз за разом, а он все увеличивался и увеличивался. Ангелочки плавно опустились с ним прямо на паркет, ровно расстелили и расправили уголки и складочки.

— Вот! — сказал главный ангелочек. — Мы будем рассказывать, а ты — рисуй!

Машенька принялась переносить коробки с красками, кисти и вазочки с водой на пол, ангелочки изо всех сил ей помогали, по двое, по трое хватаясь за коробки. Когда она удобно устроилась со всем необходимым, самый маленьки ангелочек спорхнул на середину листа и принялся кружить и петлять по нему, раскинув ручки. Машенька подхватила кисть и пустилась рисовать. Ангелочек щебетал, чирикал и посвистывал, и все время бежал впереди кисти, взмахивая руками, указывая место для клякс, брызг и завитушек, широких спиралей и протяженных волнистых линий с размытыми краями. Машенька едва поспевала за ним, кисть так и мелькала в ее руке. Ангелочки то и дело подносили ей новые кисти, отмывали от краски уже использованные, чтобы только она не отставала! И даже с этой помощью ей приходилось трудно, потому что все новые и новые ангелочки бросались танцевать на листе. А места не становилось меньше: едва Машенька закрашивала весь лист и достигала края, ангелочки разворачивали его снова, и лист становился вдвое больше, чем был. Ангелочки плясали вокруг, сменяя друг друга, отмывали кисти и подавали Машеньке чистые, лист рос и рос, распространяясь в бесконечность, Машенька то ползала, то уже прыгала по нему, разбрызгивая краски щедрыми взмахами, прикасаясь тут и там мимолетными мазками, размывая края, смешивая пограничья, закручивая спирали и роняя вокруг тяжелые густые капли.

Когда же все краски в коробках закончились, ангелы по очереди подходили к ней, обнимали и целовали, гладили по плечам и растрепавшимся локонам, кланялись и благодарно смотрели в ее заплаканные, смеющиеся глаза. Лист они сложили — теперь он был не больше ногтя на ее мизинце! И все же вокруг него чувствовалась тугая сила, как будто невидимое глазу густое свечение. Главный ангел подобрал закатившийся под стол искристый флакончик и вложил его в руку Машеньке. И они исчезли сразу все, и бесконечный лист бумаги, и ангелы, и свечение, и сила…

Машенька увидела вокруг опустошенные коробки, разбрызганную по паркету краску и перепачканные кисти. Что же скажет маменька? Но сил даже думать об этом у нее уже не было. Она опустилась на стульчик, положила руки на стол, уронила голову…

— Маша, Маша, проснись! Смотри, что я тебе принесла, — маменька присела рядом с ней и осторожно потрясла за плечо. Машенька разлепила веки и огляделась. Коробки с красками аккуратно стояли перед ней на столе, рядом со стопками пронумерованных листов. Кисти были разложены ровным рядом, никаких следов беспорядка… Только картинка с зимним лесом и варежкой принца Щелкунчика одиноко лежала на столе. Машенька разочарованно вздохнула. Конечно, большое облегчение, что маменька не будет бранить ее в праздничный вечер — но неужели ангелочки ей только приснились? Она едва не расплакалась в третий раз за вечер… Или во второй — ведь один раз был во сне? Впрочем, раздумывать об этом было некогда, пока маменька в хорошем настроении, следовало обратить внимание на нее, а не погружаться в собственные размышления. Машенька потерла заспанные глаза и улыбнулась.

И ее внимание было вознаграждено: маменька указала ей на длинный ящик с медными уголками. Внутри его на бархатной подкладке лежала огромная подзорная труба… нет, маленький, но настоящий телескоп, а рядом — штатив с коленчатыми ножками и сменные линзы. Машенька бросилась маменьке на шею, и та почти не отстранялась.

— Ну, я рада, что тебе нравится. Сама не знаю, почему такая мысль пришла в голову. Ты точно рада? Ну, пора умываться и в постель.

— Маменька, можно мне взять его с собой?

— Нет, в спальне не место точным приборам. Я распоряжусь, чтобы на крыше обустроили наблюдательную площадку. Надо будет установить еще что-нибудь метеорологическое… Так и сделаем, пора тебе развиваться и в научном направлении. Доброй ночи, милая, бегом.

Глубокой ночью Машенька на цыпочках прокралась в залу. Ящик с телескопом стоял под елкой. Почти не дыша от волнения, Машенька вынула телескоп. Нащупывая пальцами винтики и отверстия, она в темноте прикрутила треногу и направила волшебную трубу в сторону занавешенного окна. Отогнув тяжелую штору, она подперла ее стульями, бесшумно вернулась к телескопу и села на пол. Вздохнула, облизала губы и заглянула в окуляр.

Сначала ничего не было видно — только мутная темнота, от которой стало тоскливо на душе. И вдруг… она как будто взлетела по длинной трубе телескопа — ввысь, вдаль — туда, где все ближе и яснее ей навстречу проступали, разгорались серебряные и золотые брызги, а под ними клубились зеленоватые, красные, лиловые облака, закручивались желто-малиновые спирали, извивались синие и оранжевые линии, распухали бледно-голубые клубы… и все неслось ей навстречу — и дальше, дальше, дальше… И, распахнув руки, Машенька с восторженным криком летела сквозь разноцветный, сияющий, пылающий и кипящий, поющий и ликующий космос, узнавая и не узнавая в нем свой рисунок. И ангелочки, пролетая мимо в круглом кораблике, похожем на серебряный елочный шар, улыбались и махали ей четырехпалыми руками.

С тех пор всякий раз, когда Машеньке не хватало терпения, она отпивала капельку сока звездовики из искристого флакончика, и этой капельки хватало, чтобы подождать еще чуточку. Да и с принцем все сложилось очень удачно, но это совсем другая история.

21.04.2013.