Натали вытряхнула все содержимое сумки на стол. Вот так всегда, когда торопишься и очень боишься опоздать, случаются всякие недоразумения. Она отлично помнила, что вчера положила ключи около зеркала в прихожей. Она всегда так делала, поэтому сегодня утром они должны были преспокойно лежать там и ждать, когда ей понадобится открыть дверь. Но они почему-то не ждали, а исчезли неизвестно куда. В сумке их тоже не было. Все остальное было на месте: документы, косметичка, записная книжка, несколько ручек, пара чистых листов бумаги, пачка салфеток, камешки-талисманы, которые подарил ей отец, но только не ключи!

Натали аккуратно разложила все по отделениям, подперла щеки руками и задумалась. Она всегда так делала, когда ей надо было вспомнить последовательность действий. Вчера вечером она открыла дверь, бросила ключи на столик у зеркала, сняла ботинки, потом прошла на кухню, чтобы попить, потом вернулась в прихожую, чтобы снять куртку… Что-то не складывалось: в этой последовательности ключи упали на свое место. Попробуем еще раз. Натали зажмурилась и постаралась представить, что она чувствовала вчера, когда пришла домой. Эмоции в этом случае помогали лучше. Так, она шла и думала о том, что в холодильнике стоит бутылка минеральной воды, холодная и вкусная. День был на удивление жарким, и она запарилась в теплой куртке и ботинках на толстой подошве. Она мечтала о глотке холодной воды и о том, что сбросит с себя всю эту сбрую. Вот она подходит к дверям, вставляет ключ в замок, поворачивает его, подпрыгивая от нетерпения, открывает дверь… Ну конечно же! Ей просто не дали все выполнить как надо! Когда она подошла к дверям, в комнате разрывался телефон и ей пришлось прямо в ботинках и куртке нестись в комнату, чтобы снять трубку. Так, все правильно. Она поговорила, мечтая только о том, чтобы добраться до холодильника. Сумка висела на спине, а ключи она вертела в руках, потому что не успела их бросить на место. Потом она пошла на кухню, открыла холодильник, выпила почти полбутылки и только после этого пошла раздеваться. Сумка висела на плече, а ключи…

Натали пошла на кухню, открыла холодильник и рассмеялась. Связка ключей преспокойно лежала на средней полочке рядом с упаковкой йогуртов. Если бы она не заставила себя спокойно припомнить вчерашний вечер, то искала бы их до второго пришествия. Только ненормальная могла сунуть ключи в холодильник и навсегда про это забыть.

Натали похвалила себя за способности к дедукции, поправила перед зеркалом воротник рубашки, поудобнее пристроила сумку на плече и наконец направилась к дверям. Как ни странно, приключение с ключами не расстроило, а воодушевило ее. Если она способна в мелочах быть разумной и последовательной, то и с большими делами на сегодня она разберется.

Единственное большое дело, которое занимало все ее время и мысли, был маленький мальчик, с которым она познакомилась ровно год назад. Ее образование, полученное в одном из самых уважаемых университетов страны, прочитанные книги по психологии, психиатрии, социальной работе, педагогике не могли дать ответ, что делать, когда ребенок тает на глазах и у него совершенно нет никакого желания жить…

В десять лет, когда другие мальчишки выясняли отношения, завоевывая свое мужское место под солнцем, щипали девчонок и доставляли массу неудобств родителям и учителям, Дик меланхолично возился где-то в уголке, наблюдал, как медленно падают листья в школьном саду, как суетятся вороны, как течет вода с крыши, и… молчал. Натали знала об этом, потому что несколько раз наблюдала за ним издалека, когда он не подозревал об этом.

Его не могли упрекнуть учителя: письменные работы он сдавал в срок добротно выполненными, книги и тетради его были в порядке, он отвечал на вопросы… Он был совершенно обычным ребенком, только чересчур тихим и отстраненным.

Когда Натали, новоиспеченный социальный работник, впервые разговаривала с директором школы и просматривала дела ее новых подопечных, она не выделила его досье из ряда других. Все характеристики и оценки были в норме…

Только личное знакомство заставило ее обратить особое внимание на Дика.

Натали с детства мечтала быть человеком, который по долгу своей работы помогает людям. Она не советовалась ни с кем, но со временем поняла, что такая работа есть и даже имеет специальное название — социальный работник. Она представляла, как станет доброй феей, которая появляется тогда и там, где людям особенно тяжело и они нуждаются в добром слове, совете, помощи. Она была настолько благополучна в своей собственной жизни, что чувствовала стыд и хотела поделиться своим радостным и легким существованием с бедными всеми покинутыми людьми. Она знала, что ей придется увидеть много боли и слез, но никогда не думала, что будет бессильна помочь одному маленькому человеку…

Из всех предложений, которые последовали после получения диплома, она не задумываясь выбрала работу с детьми. Ей всегда казалось, что это самая уязвимая и незащищенная часть населения. И начать решила с работы куратора учащихся одной из закрытых школ для мальчиков. Под ее опекой находилось пять мальчишек. Она должна была периодически встречаться с ними, следить за их учебой, устраивать бытовые вопросы, сопровождать в поездках, если это было необходимо, взаимодействовать с учителями и администрацией школы при возникновении проблем и регулярно отчитываться о проделанной работе перед нанимателями, то есть их родственниками. Четверо ее подопечных не доставляли никаких проблем, а с Диком было трудно. Она никак не могла найти с ним естественный язык общения и часто не понимала, что с ним происходит.

Вот и сегодня она должна была встретиться с ним, чтобы поговорить о каникулах, но знала, что он опять спокойно заявит ей, что ему совершенно все равно, где он проведет неделю вне школы.

Вчерашний звонок, который сбил ей весь ритм и заставил забыть ключи в холодильнике, был из библиотеки. Натали сообщали, что заказанные ею книги подобраны и ждут ее. Ей не хватало знаний для того, чтобы найти ключ к Дику, и она пыталась найти ответы на вопросы у мудрых учителей и психиатров.

Натали отлично помнила их первый разговор. Наверное, тогда она в уверенности, что легко может разговорить мальчика, допустила ошибку. Стоило повнимательнее почитать его личное дело и сначала поговорить с ребятами и учителями.

Она еле нашла его в самом дальнем уголке сада. Дик сидел на лавочке и смотрел в небо.

— Привет, — сказала Натали, усаживаясь рядом.

Дик посмотрел на нее, ничего не сказал и отодвинулся на самый край лавки.

— Ты — Дик, верно? — Натали решила не обращать внимания на то, что он не поздоровался с ней и явно не хочет общаться.

Мальчик пожал плечами и отвернулся.

— Меня зовут Натали, — сообщила она. — Теперь я твой куратор.

Мальчик молчал. Натали тоже замолчала, потому что не ожидала такого явного нежелания идти на контакт. С другими ребятами она быстро нашла о чем поговорить и почти подружилась.

— А что ты здесь делаешь? — спросила она, не найдя лучшего вопроса.

— Сижу, — ответил он и повернулся к Натали.

Каков вопрос, таков и ответ, разозлилась на себя Натали. Она решила, что стоит помолчать — может быть, тогда он начнет сам о чем-нибудь говорить. Но Дик молчал и спокойно рассматривал плывущие облака. А Натали рассматривала его. Дик был очень красивый мальчик, только худой и бледный. Темные волосы шапкой закрывали голову, гладкая ровная челка доходила почти до бровей, тонких и как будто нарисованных. Глаза очень большие, немного восточные, но ярко-синие, нос крупноватый с едва заметной горбинкой. Лицо чуть вытянутое с довольно большим упрямым подбородком.

— Ты на кого похож? — не удержалась Натали.

— На маму, — спокойно ответил он, не повернувшись. Видимо, привык отвечать на этот вопрос, потому что внешность у него была не совсем обычная.

— Красивая у тебя мама, — заметила Натали.

— Да, — ответил Дик.

— А что ты любишь делать? — попробовала пойти чуть дальше Натали.

Дик пожал плечами и не счел нужным отвечать. Натали понимала, что разговор не клеится, но уйти ни с чем ей не позволяла профессиональная гордость. Как же она сможет помогать ему, если не сумеет быть другом?

Может быть, стоит сначала рассказать что-нибудь о себе? Тогда он поймет, что она не слишком похожа на всех остальных взрослых, которые лезут с вопросами и поучениями. И Натали начала рассказывать, не слишком заботясь о том, будет ли это интересно Дику. Он просто говорила о своих друзьях, учебе в университете, о своем доме, об отце, который работает врачом и делает сложнейшие операции на сердце, о том, как она его любит. Казалось, что Дик совершенно не слушает ее, но, когда она заговорила об отце, ухо, повернутое к ней, порозовело…

— Мой папа тоже врач, — сказал он, когда она на секунду замолчала, чтобы перевести дыхание.

— Правда? — Натали сделала вид, что слышит об этом впервые, хотя в личном деле все было написано. Только в графе мать стоял прочерк…

— Да, он тоже делает операции, — вздохнул Дик.

— А где он работает? — Натали обрадовалась, что разговор наконец завязался.

— Далеко, — насупился Дик, — очень.

— Ты скучаешь по нему? — вопрос вырвался непроизвольно, потому что Натали вдруг поняла, что стоит за его нежеланием говорить.

Дик молча встал и не оглядываясь пошел прочь.

— Дик, постой! — Натали вскочила следом. — Я не хотела. Прости меня.

Но Дик махнул рукой и побежал. Он не хотел ни с кем делить свою тоску по отцу.

Натали опустилась на лавку и чуть не заплакала от своей никчемности. С этим ребенком нужно было говорить как-то по-другому. Во всяком случае, она должна выяснить все про его семью и понять, почему в графе «мать» нет никаких сведений.

Теперь, спустя год, она знала про Дика все. И что мать его умерла при родах, и что до школы он воспитывался в семье деда, и что отец его практически не бывает дома, а мотается по всему свету вместе с медицинской бригадой Красного Креста, и что поговорить с ним и объяснить, что мальчику больше всего нужна семья, нет никакой возможности.

Натали общалась в основном с дедом, который видел в ребенке копию собственной дочери и при встречах с внуком не мог удержаться от слез. Он не помогал, а скорее мешал Натали в работе с Диком. Она давно поняла, что мальчик страдает от того, что считает себя виновником всех несчастий в семье. Он нуждался в любви и заинтересованности в собственной личности, а не в затаенных вздохах и воспоминаниях о другой, лучшей жизни. Дик был вежлив с дедом, но так же мало разговорчив, как и со всеми остальными. Натали почему-то знала, что он не любит уезжать к нему на каникулы.

Натали была настроена очень решительно. Она обязательно свяжется с дедом и потребует, чтобы он дал ей телефон отца мальчика. Она должна поговорить с ним. До каникул остается чуть больше месяца. Если он любит своего сына, то должен провести это время с ним.

Натали забежала в библиотеку, забрала охапку книг, которую ей приготовили, заскочила в офис, чтобы пока оставить их там, и отправилась к Дику. Они договорились, что она будет учить его рисовать.

Натали закончила начальную ступень художественной школы и кое-что умела. Отец всегда с восторгом относился к ее работам, считая ее гением. Он весь свой кабинет увешал ее детскими и юношескими рисунками и всем гостям обязательно устраивал экскурсию по своей эксклюзивной художественной галерее. Натали стеснялась этого, но не спорила с отцом: у великих людей должны быть какие-нибудь странности. Страстно мечтая стать полезной обществу, она забросила рисование давным-давно. Но в одной из книг по психологии она прочитала, что к невербальным способам общения при лечении некоторых отклонений относится и рисунок. Можно было попробовать, тем более что Дик довольно воодушевленно отнесся к ее предложению.

Она зашла в один из лучших магазинов, где продавалось все необходимое. Бродя мимо стеллажей с красками, карандашами, разными видами бумаги, подрамниками, она вдруг затосковала и решила, что судьба сама толкает ее к тому, что она так любила в детстве. Натали с удовольствием выбрала папку для рисунков, хорошую бумагу, карандаши и несколько видов краски. Она не будет его мучить: пусть попробует все и сам выберет чем рисовать. А потом она потихоньку научит его разным техникам. В художественной школе ей попался очень умный человек. Он не стремился из детей делать художников, скорее давал им возможность выразиться в этом виде творчества. Поэтому его воспитанники делали фантастические успехи, это была не учеба, а скорее игра, в которой дети предлагали путь, а учитель спокойно шел следом, чуть-чуть поправляя и помогая. Сейчас-то Натали понимала, что он учил их по-настоящему, но тогда казалось, что это они его учат, — так он умел удивляться их находкам.

Они с Диком договорились на два, поэтому оставалось еще полчаса, чтобы перекусить и приготовиться морально. Ей всегда требовалось несколько минут, чтобы настроиться на его волну…

Вэл с удовольствием вытянул ноги и откинулся в кресле. Нет ничего лучше, чем тишина и покой после целого дня в госпитале. Хотя назвать госпиталем несколько палаток, разбитых на окраине города, было можно только очень с большой натяжкой. Но он не обращал внимания на неудобства жизни. Операционная, несмотря на полевые условия, была прекрасно оборудована, освещение давала развернутая автономная электростанция, воду и медикаменты подвозили исправно. Ему оставалось только точно и спокойно выполнять свою работу. Собственно, ничего другого он и не желал. Однако минуты отдыха начинал ценить все больше. Его комната в штабном домике была абсолютно спартанской, но здесь он мог побыть один и по-настоящему расслабиться. А это значило только одно — ему не надо было делать вид, что он абсолютно всем доволен и совершенно счастлив. Он был востребован, загружен работой по самую макушку, прекрасно ладил с коллегами и персоналом госпиталя, не конфликтовал с начальством, но счастлив он не был ни одной минуты уже десять лет.

Вэл отмахнулся от дурных мыслей и потянулся к тумбочке, на которой лежала неразобранная почта. Газеты и письма доставляли раз в неделю, но он точно знал, что ничего непредвиденного не произойдет. Раз в месяц он получал отчет из банка по поводу оплаты всех необходимых счетов и поступления денег, короткое письмо от тестя, выписываемые им журналы по современным проблемам медицины… Последний год он еще исправно получал отчеты о жизни и учебе сына, которые присылала ему новый куратор. Сегодня был именно тот день, когда вся эта корреспонденция должна была дойти до адресата.

Вэл начал с банковских документов. Здесь все было понятно: счет его неуклонно рос, несмотря на то что школа, которую он выбрал для сына, была достаточно дорогой, а дом, который требовал расходов, он так и не решился сдать в аренду. Собственно, это были две значительные статьи расходов. Ни на что другое он просто не мог тратить. Все, что ему было нужно, ему давали бесплатно. А заботу об одежде сына, игрушках, книгах и прочих радостях взял на себя тесть, который считал это не обязанностью, а привилегией.

Тесть коротко сообщал ему, что у них все в порядке. Он продолжает работать, Жаклин опять улетела в Париж, дом Вэла под присмотром, Дик здоров, с учебой у него все в порядке. Вэл отложил письмо тестя. Если бы не внутренние обязательства обоих мужчин, они скорее всего не общались бы, хотя были по-настоящему расположены друг к другу. За десять лет боль не прошла. Каждый из них чувствовал свою вину и никак не мог объясниться на эту тему. Горе их не сблизило, а скорее развело.

Тогда, после нескольких дней тоски и кошмара, когда он как раненый зверь забился в свою нору и никого не мог видеть, именно тесть заставил его посмотреть в лицо реальности. Он пришел и задал всего лишь одни вопрос: как быть с ребенком? Вэл смотрел на него, не понимая, что от него хотят. Айман не стал говорить лишние слова, а просто попросил оставить мальчика с ними. И Вэл согласился. Ему страшно было подумать, что придется жить в этом доме, где все запахи и вещи напоминали ему об одном — Лейлы больше нет. Он хотел поскорее убежать от самого себя, оказаться среди чужих людей и спасаться работой. Где-то в глубине его мозга свербила мысль о том, что он должен полюбить это маленькое существо, которое уже дышит и хочет от него любви, но ничего не мог с собой поделать. Разрешив взять родителям заботу о малыше, он как бы отказался от него. Конечно, он сделал все, как того требовали приличия: дождался, когда ребенка выпишут из больницы, дал ему имя, которое они выбирали вместе с Лейлой, нашел квалифицированного врача и медсестру для консультаций… Но он не мог найти в себе силы осознать, что Лейла оставила ему самое дорогое вместо себя — их сына.

Он просто сбежал. Тесть не осудил его, мнение Жаклин его не интересовало, но чувство вины за малодушие осталось… Раз в год Вэл приезжал к сыну, они месяц проводили вместе, но близости так и не возникло. Мальчик с каждым годом становился все больше похож на Лейлу, видеть его было мукой. Сын как будто чувствовал это и старался держать дистанцию. Гуляя вдвоем по городу, они производили впечатление благополучной пары — отец и сын, но оба чувствовали, что здесь что-то не так.

Вэл вздохнул и подумал, что нельзя столько лет прятать голову в песок. Дику почти десять. Если он не найдет в себе сил вернуться в Америку и попытаться наладить отношения с сыном, он никогда его не обретет. Каждому из нас нужна настоящая семья, пусть она будет не совсем такой, как это представляется в мечтах. Они должны жить вместе, и сын должен знать, что у него есть отец, который будет с ним всегда и который его любит. То, что в их жизни не появится женщина, ну что же, живут же другие…

Для решительного шага Вэлу не хватало совсем немного: он должен был его сделать.

Вэл потянулся к тумбочке и взял конверт с отчетом куратора, но отложил его. Пожалуй, на сегодня хватит. Он уже обо всем подумал. Ничего нового она не напишет: оценки такие-то, мальчик скучает, при его способностях он должен учиться лучше, вчера мы ходили кормить уток в парк, что делать на каникулах… Он и сам все это знает.

Следующее письмо обрадовало его своей неожиданностью. Оно было от его учителя — всемирно известного профессора Берка Бриджеса.

«Дорогой Вэл!

Думаю, что имею право и по прошествии стольких лет обращаться к тебе «дорогой», поскольку ты никогда не переставал быть одним из моих самых успешных и перспективных учеников.

Тем более что, к радости моей, ты и на другом поприще сумел найти время для того, чтобы заниматься научной работой. С большим вниманием и удовольствием слежу за твоими публикациями в медицинских журналах. Могу сказать, что многие выводы по поводу новых методик лечения пулевых ранений в условиях ведения современных войн и организации медицинской помощи привели меня к мысли, что ты должен поделиться своими знаниями с коллегами. Понимаю, что работа полевого хирурга не предполагает активного участия в научной жизни, поскольку обязанности службы не дают такой возможности, но думаю, что могу предложить тебе альтернативный путь. Насколько я знаю, ты бываешь в наших краях хотя бы один раз в год. Я хочу пока в частном порядке предложить тебе от имени университета прочитать курс лекций по полевой хирургии. Никто, кроме практикующего хирурга, не сможет так рассказать об этой области медицины. К тому же считаю, что твои аналитические способности наряду с практикой проведения операций помогут скорректировать материалы учебных пособий и практических занятий. Но это дело будущего. Если тебя заинтересовало мое предложение, прошу связаться со мной как можно быстрее, чтобы мы оформили приглашение в надлежащей форме.

Очень надеюсь на положительное решение вопроса. В любом случае я выражаю огромную признательность тебе как настоящему врачу и настоящему патриоту.

С уважением,

Берк Бриджес, профессор медицины»

Вэл улыбался, читая витиеватый слог. Он хорошо представлял себе, как профессор все это произносит. Он был довольно странен даже для академической среды, но лучше его рук, ума и интуиции пока ничего не было. Сказать, что Вэл был польщен, это ничего не сказать. Он был безмерно рад и горд. Признания самого мэтра — это чего-нибудь да стоило! Когда он посылал свои заметки в журналы (назвать их статьями у него не хватило бы наглости), он никак не мог представить, что профессор Бриджес обратит на них внимание. Когда он ночами писал свои наблюдения, им руководило только одно желание — рассказать коллегам о своих проблемах, наблюдениях и находках. Но чтобы быть удостоенным приглашения читать лекции! Это значило только одно — мозги его не уснули, не попали в кабалу рутины, что он что-то может.

Вэл не ожидал, что желание вернуться в науку все еще живет в нем. Кроме того, голос профессора как будто повернул время вспять — туда, где он был молод, счастлив, успешен и жизнь ровной лентой лежала у его ног. Вэл громко вздохнул и широко улыбнулся. Ему тридцать пять, всего тридцать пять… Он еще столько может сделать… И вдруг подумал о том, что письмо профессора пришлось как нельзя кстати. Может быть, это судьба? Может быть, настало наконец время вернуться?

В дверь тихонько постучали.

— Открыто, — крикнул Вэл и сам удивился своему голосу: полному и звонкому.

— Я не помешаю? — В дверях появилась Эстер и застыла на пороге.

Что он мог ей сказать? Что вообще можно сказать женщине, которая два года по пятам ходит за ним и не сводит с него влюбленных глаз? Женщине, красивее которой трудно найти, но которую совершенно не любишь?

— Но ты же уже здесь, — заметил Вэл.

— Прости, я знаю, что сегодня был тяжелый день…

— Да ладно, у нас все дни тяжелые, — махнул рукой Вэл и сгреб все письма: ему не хотелось, чтобы Эстер их видела. — Что-то случилось?

— Нет, все в порядке, — ответила Эстер, пробираясь поближе к нему. — Я присяду? — Она показала рукой на его узкую холостяцкую кровать.

Кроме кровати в комнате был еще и стул, но Вэл прекрасно понимал, почему Эстер предпочитает кровать. Она все еще надеется, что сможет вернуть ту единственную ночь, которую они провели вместе. Для него было полной неожиданностью, когда два года назад к ним в отряд поступила новая медсестра. Когда он увидел ее, у него аж дух захватило — такая она была красивая. Даже больше чем красивая… Ей бы инопланетянок играть, подумал тогда Вэл. Европейское лицо с абсолютно правильными чертами: точеный ровный нос, высокие скулы, потрясающей красоты огромные глаза, маленькие ушки тоже какой-то совершенной формы, белейшая улыбка, высоченная шея… Всех этих красот было так в избытке, что согласиться с тем, что перед ним обыкновенная земная женщина, сил не было. Все это как-то зашкаливало. К тому же великолепная фигура, тонкие нервные пальцы и изящнейшие ступни.

— Откуда такая красота в наших широтах? — спросил он у вездесущей сестры Керри.

— Господи, доктор, да это же ваша пациентка, — засмеялась она. — Неужели не помните?

— Не помню, — признался Вэл. — Не думаю, что я мог бы ее забыть.

— Ну, тогда она была почти зеленая… Помните в Эфиопии девочка с перитонитом? Мы еще не сумели спасти ребенка…

И Вэл моментально вспомнил. Он тогда грезил о встрече с Лейлой. Ему было жалко эту маленькую дурочку, которой муж не разрешил обратиться к врачу, как только начались боли. Он действительно спас ее. Но он не помнил, чтобы она была такая…

— А знаете ли вы, доктор, — продолжала между тем Керри, — что это упорная барышня долго добивалась того, чтобы работать у нас. И думаю, не только из чувства благодарности…

Керри очень благоволила к Вэлу, она знала о его трагедии, но считала, что прошло достаточно времени, чтобы молодой мужчина ожил. Появление Эстер настроило Керри на романтическую волну. Она уже представляла себе, как это было бы правильно… Тем более что девочка этого заслужила. Добиться того, чтобы получить сертификат медицинской сестры, — это стоило уважения.

— Керри, вы опять хотите меня с кем-то свести… — Вэл строго сдвинул брови. С ней единственной он мог иногда быть самим собой. Керри так ненавязчиво ухаживала за ним все эти годы, что он давно привык считать ее своей правой рукой не только на операциях.

— Доктор, разрази меня гром! — Керри хитро посмотрела на него. — Даже в мыслях не было. Вы же сами спросили, откуда у нас эта красавица…

— Да, — задумчиво проговорил Вэл, — жизнь умеет подкидывать сюрпризы…

Через месяц Эстер однажды просто пришла к нему ночью и легла рядом. Это был день такой неизбывной тоски по жизни, что Вэл не устоял. Он так давно не дотрагивался до женщины, что чувствовал себя подростком, который видит мучительно прекрасный сон. Она была нежной, быстрой и горячей. Она обволакивала его своим запахом, бессвязными словами, сладким ртом. Она источала негу и желание, пропитывая его соками жизни. Она сумела в ту ночь сломать хребет его боли и выпустила наружу трепетное и радостное желание любить, а не бороться с собой. Она смогла бы вернуть ему душу… Но наступило утро… Он посмотрел на спящую рядом совершенно чужую женщину, с которой у него было все и не было ничего. Встал, оделся и вернулся к себе обычному. Слишком хороша и слишком далека была эта женщина, похожая на принцессу из сказки. Он не мог высказать ей все, что накопилось в его сердце за долгие годы молчания. После сладкой нирваны ночи он остался таким же одиноким, каким был и до нее.

Эстер заглядывала ему в глаза и в тот день и во все последующие. Она никак не могла понять, что сделала не так и почему доктор, которому она готова была отдать всю свою кровь по капельке, не хотел ее больше. Она это знала, хотя не было сказано ни слова. Она пыталась прийти к нему еще раз. Но он был холоден и равнодушен. Потом она поняла, что у него украли душу, как иногда крадут тень. И что только магическими обрядами можно ее вернуть. И она продолжала ждать, молясь своему эфиопскому богу, чтобы однажды произошло чудо.

— Ты получил почту? — спросила Эстер только для того, чтобы заставить его о чем-то говорить.

— Да, — кивнул Вэл. И вдруг неожиданно добавил: — Меня зовут в Америку. Мой учитель из университета предлагает мне читать курс.

Для Эстер это означало только одно, что он уедет, а ей опять предстоит долгий путь за ним. Поэтому она попросила:

— Возьми меня с собой.

— Нет, Эстер. — Вэл покачал головой. Настал момент истины. Он не может и не должен больше прятаться от жизни. — Прости мне ту ночь. Это случилось не от любви.

— Разве я не нравлюсь тебе? — грустно вздохнула Эстер.

— Нравишься. Ты фантастически красивая. Ты не можешь не нравиться, — спокойно ответил Вэл. — Но я не люблю тебя. Я, наверное, никого не смогу полюбить. Я даже с сыном наладить отношения не могу, потому что мне кажется, что у меня нет сердца. — Он говорил прямо, не желая подбирать слова. Эстер умная, она поймет.

— Это неправда, — так же грустно ответила Эстер. — Если бы у тебя не было сердца, ты был бы очень плохим врачом. Ты умеешь любить. Я все равно буду ждать.

— Не жди, я ничего не смогу тебе дать. — Вэл говорил правду. — Я очень благодарен тебе. Но скоро я уеду и попробую начать жизнь сначала. А ты… Такая красавица найдет себе молодого и горячего человека.

— Но ведь ты не завтра уезжаешь?

— Прости, Эстер. Давай считать, что меня уже здесь нет.

Эстер молча кивнула, поднялась с кровати и тихо вышла из комнаты.

Вот и все, подумал Вэл. Я сказал то, что не дает мне пути назад. Надо связаться с профессором и поговорить с начальником госпиталя. Все обязательства по контракту он давно выполнил, поэтому знал, что здесь проволочек не будет.

Натали не опоздала, она пришла точно к назначенному времени, но Дика почему-то не было. Натали опустилась на лавочку, где они обычно встречались, и стала спокойно ждать. Скорее всего, его задержали на занятиях, успокаивала она себя, перебирая принесенные краски.

Через полчаса Дик так и не появился. Это было совсем на него не похоже. Натали решила, что должна выяснить, где мальчик, и пошла искать его класс. Дети давно разошлись, кабинеты были закрыты. Натали остановилась, не зная, куда же ей теперь идти. Надо найти учительницу, решила она и побрела по школьному коридору, пытаясь найти хоть кого-нибудь.

— Простите, пожалуйста, — обратилась она к незнакомой женщине, которая перекладывала бумаги в одном из открытых классов. — Я ищу своего подопечного — Дика Слейтера. Вы не знаете…

— Ах Дика, — тут же ответила учительница, — к сожалению, знаю.

— Что-то случилось? — поняла Натали.

— Да, его увезли в больницу. Думаю, ничего страшного. Он упал в обморок на уроке. Знаете, у детей это иногда бывает, — поспешила успокоить она Натали, у которой от ужаса округлились глаза. — Мы привели его в чувство, но школьный врач решил, что будет вернее, если его обследуют и…

— А где? Куда его отправили? — перебила ее Натали.

— Здесь недалеко, я сейчас напишу адрес, — заторопилась учительница, и Натали стало немного стыдно, что она так нетерпелива.

Наверное, они тоже здорово испугались, подумала она.

— Спасибо вам большое, — сказала Натали, забирая бумажку с адресом. — Мы договорились с ним встретиться, а он не пришел.

— Вы его куратор? — догадалась учительница. — Когда Натали кивнула, она добавила: — Не волнуйтесь так. Позвоните родителям, когда поговорите с врачом.

— Да звонить особо некому, — ответила Натали. — Они все очень далеко.

— Ну тогда счастливо вам, — пожала плечами учительница. Работая в этой школе, она давно привыкла к тому, что им приходится иметь дело с детьми, у который фактически не было родителей.

Натали не пришлось долго убеждать врачей, что ее присутствие в палате просто необходимо. Она показала им соответствующие документы, по которым выходило, что она и есть единственный представитель родителей, и ее пропустили наверх.

Дик спал. Натали пристроилась рядом и тихонько погладила его руку. Он дернулся во сне, всхлипнул и вдруг заговорил.

— Папа, папочка, — бормотал Дик, — не уезжай. Давай будем вместе. Мы пойдем смотреть уток. Не уходи. Я покажу тебе ручей, где водятся маленькие рыбки. Я знаю, тебе будет интересно…

Натали поняла, что он видит сон, в котором они с отцом гуляют по какому-то парку. Бедный малыш! Господи, ну почему она ничем не может ему помочь? Сегодня же она добьется от Аймана Массарани всех координат отца. Надо же так измучить ребенка!

Дик спал долго. Натали так и просидела около него весь остаток дня. Она хотела, чтобы, когда он открыл глаза, кто-нибудь из близких людей находился рядом. Он и так слишком долго был один.

Дик проснулся около десяти. Глаза его на мгновение вспыхнули радостью, когда он увидел Натали, и она поняла, что все сделала правильно.

— Привет, Дик, — сказала она и потрепала его по руке. — Что это ты тут улегся? Я принесла краски, кисти, карандаши, а ты сбежал!

— Привет, — улыбнулся Дик. — Я так хотел рисовать. Но на последнем уроке у меня закружилась голова и стало так противно…

— А сейчас?

— Нормально, только голова немного болит. Меня долго тут будут держать? Не знаешь?

— Не думаю, — ответила Натали и сморщила нос. — С тобой же все в порядке. Сделают пару анализов и отпустят.

— А ты… — начал Дик и остановился.

— Что я? — подтолкнула его Натали.

— Ты принесла краски сюда?

— Принесла. Хочешь покажу?

— Угу, — ответил Дик и улыбнулся.

— Только давай так, — предложила Натали. — Чтобы нам никто не мешал. Я сейчас позову врача. Он поговорит с тобой, а потом я тебе все покажу. Согласен?

— Давай, — вздохнул Дик, которому совершенно не хотелось разговаривать с врачом, но еще больше не хотелось, чтобы уходила Натали.

Врач поговорил с мальчиком, потом попросил Натали выйти с ним.

— Я не вижу никаких причин держать его здесь, — сказал он, когда они вышли. — Анализы, которые мы сделали, говорят о том, что на первый взгляд все в порядке. Все остальное можно сделать амбулаторно. Только надо, чтобы вы за этим проследили.

— Так его можно забрать? — удивилась Натали.

— Если бы вы могли забрать его домой, я бы не сомневался ни минуты — ему сейчас необходимо быть в привычной обстановке. Я думаю, что это был какой-то эмоциональный всплеск и так отреагировали сосуды… Но ведь вы отвезете его в школу?

Натали пожала плечами, она не могла без разрешения забрать его к себе домой.

— Тогда сделаем так, — подвел итог врач. — Пусть он побудет здесь пару дней, но вы постарайтесь быть с ним как можно больше. И если получится, попробуйте выяснить, что с ним случилось, а мы пока сделаем анализы…

— А мне можно остаться на ночь? — осторожно спросила Натали, не надеясь на положительный ответ.

— Ну, если такой хорошенькой девушке больше нечем заниматься ночью, — засмеялся доктор, — то оставайтесь. Мать бы я заставил остаться.

— У него нет матери, — сказала Натали и посмотрела на доктора.

— Тем более, — кивнул он, — оставайтесь. Только долго не болтайте. Ему нужно поспать.

— Спасибо, — ослепительно улыбнулась Натали и вернулась в палату. — Привет, — сказала она Дику, который настороженно ждал, что она скажет. — Мне разрешили у тебя остаться. Так что я покажу тебе краски, а потом что-нибудь почитаю.

Через два дня Дик сам рассказал ей, что получил письмо от отца и даже дал ей его почитать.

«Дорогой Дик!

К сожалению, я не смогу приехать на каникулы. Мы договорились с дедушкой, что ты побудешь у него. Но обещаю, что, когда вернусь, мы обязательно придумаем что-нибудь интересное. У меня все в порядке. Здесь жарко и пыльно. Мечтаю оказаться в тех краях, где идут дожди. Обязательно привезу тебе что-нибудь смешное.

Счастливо. Будь здоров.

Твой папа»

Натали прочитала письмо несколько раз, но так и не нашла ответа на вопрос, когда же мистер Слейтер собирается встретиться с сыном.

В тот же вечер она позвонила Айману Массарани и выложила все, что думает по поводу того, как его зять обращается с собственным сыном.