Отряд леди Уолсингхем покинул маленький городок Тедкастер. Франсин хотелось побыстрее добраться до Йорка, где можно будет отдохнуть и в спокойной обстановке все как следует обдумать. Йоркский замок был одним из самых стратегически важных фортификационных сооружений в Северной Англии. Герцог и герцогиня Нортумберленд собирались устроить здесь грандиозную охоту на дикого кабана. Они же взяли на себя и организацию всех банкетов и увеселительных мероприятий. У Франсин наконец появится время подумать и разобраться в своих чувствах.

Она ехала на гнедой кобыле, горячей и норовистой, рядом с Кинратом, который восседал на огромном жеребце по кличке Араб. Шотландский граф, как обычно, задал сумасшедший темп, делая лишь короткие остановки. Анжелика ехала на своем валлийском пони между Уолтером и Люсией. Когда малышка уставала, Кинрат, Колин или Уолтер усаживали ее в седло перед собой.

Анжелика обожала шотландцев, а те, чтобы скоротать время, разучивали с ней разные загадки, детские стишки и прибаутки. Казалось, девочка считает себя членом большого семейства Мак-Ратов. Она даже выучила несколько слов на их родном языке и наверняка расстроится, когда им с матерью после королевской свадьбы придется расстаться с этой веселой компанией и вернуться в Англию.

— Обедать будем прямо на дороге, — сказал Кинрат. — Хочу, чтобы мы засветло смогли доехать до Йорка и укрыться за городскими стенами. Но прежде чем мы остановимся на отдых, я собираюсь прочесать эту тисовую рощу.

Франсин кивнула. Она чувствовала себя разбитой, сердце ныло. Женщина прятала глаза от Кинрата.

— Понятно, — сказала она.

Утром Кинрат снова попытался поговорить с ней, чтобы выяснить наконец причину ее плохого настроения, но она отказалась обсуждать с ним эту тему. Как только рассвело, они выехали в Йорк, так и не выяснив отношения.

— Лейрд! — крикнул Касберт, который находился в арьергарде их небольшого отряда. Он и несколько его родственников обычно ехали за телегами с багажом и упряжкой запасных лошадей, охраняя тыл.

Натянув поводья, Лахлан остановил коня и повернулся. Осмотрев лес по обеим сторонам дороги, он крикнул:

— Что случилось?

— Ты обязательно должен увидеть это, — откликнулся Касберт.

Граф посмотрел на Уолтера.

— Оставайся с дамами, — приказал он. — Колин, поезжай вперед. Возьми с собой Родди.

Пришпорив коня, Колин поскакал вперед. За ним отправился слуга Кинрата. Сам же Лахлан, пустив коня галопом, повернул в хвост колонны.

Несколько горцев стояли возле придорожной канавы, глядя на что-то в ней. Спешившись, Кинрат подошел к ним.

Юный музыкант, тот самый, который играл на шотландской волынке в королевском оркестре и родился на острове Скай, лежал на смятой траве лицом вверх.

Присев на корточки перед телом молодого шотландца, Лахлан прижал пальцы к тонкой шее юноши, хотя и без того знал, что тот мертв. Нед Фрейзер смотрел невидящими глазами на зеленые ветви деревьев, которые, словно полог, нависали над канавой. Его убили ударом кинжала в сердце. На его мертвое тело был брошен кусок разорванного пледа.

Вдруг послышались громкие крики, и Кинрат вскочил на ноги. Из леса появились вооруженные всадники. Труп был всего лишь приманкой: они попали в засаду.

Все Мак-Раты, находившиеся и во главе, и в арьергарде колонны, вытащили мечи из ножен и загородились щитами, приготовившись дать отпор незваным гостям.

Лахлан в этот момент думал только о Франсин. Он должен быть рядом с ней, должен защитить ее. Вскочив в седло и пришпорив коня, он схватил щит, который висел на передней луке, и вытащил меч.

Наемник в кольчуге и латах, замахнувшись, хотел ударить его топором по голове. Уклонившись от смертельного удара, Лахлан отрубил своему врагу руку, а потом, пробив кольчугу, вонзил меч прямо в его сердце.

Оглянувшись, Кинрат увидел, что их отряд окружили со всех сторон. Завязался бой. Нападавшие были явно хорошо обученными и вооруженными до зубов солдатами, а не теми простыми бандитами, с которыми он дрался на арене в Донкастере.

Кто-то бросил в него копье, но граф успел закрыться щитом. Копье вонзилось в него с такой силой, что Кинрат вылетел из седла. Упав на землю, Лахлан откатился в сторону, чтобы не угодить под копыта несущегося во весь опор коня, и вскочил на ноги.

Закинув руку за спину, он вытащил из ножен палаш, висевший сзади и, замахнувшись этим двуручным мечом так, словно собирался срубить дерево, изо всех сил ударил своего противника, который сидел на лошади, в бедро. Лезвие распороло мышцу и вонзилось в кость. Из рассеченной артерии фонтаном хлынула кровь. Парень дико заорал от боли и свалился на землю вниз головой.

Вокруг шел жестокий бой. Лахлан побежал к женщинам, которые находились в голове колонны. Съехав с дороги на обочину, они изо всех пытались удержать лошадей, чтобы те не понесли. Уолтер, сидевший на своем могучем жеребце, закрывал их от нападавших. Он дрался сразу с тремя противниками, которые пытались схватить Анжелику.

Неподалеку сражались Колин и Родди. Пятеро солдат оттеснили их от женщин.

Рядом с Лахланом дрался Касберт. Наступив ногой на грудь поверженного противника, он сжал обеими руками эфес своего длинного меча и вытащил его из мертвого тела.

— Берти! — крикнул ему Лахлан, подбегая к Франсин. — Тебя обходят сзади!

Касберт повернулся и, размахнувшись палашом, словно жнец косой во время летней страды, разрубил своего противника на две половины. Довольно улыбнувшись мрачной, зловещей улыбкой, он бросился к своему лейрду.

— Нет! — крикнул Лахлан, указав рукой в центр колонны. — Помоги Колину.

Справа к графу подлетел еще один солдат. Лахлан схватил лежавшую на земле алебарду, размахнулся и ударил нападавшего, вложив в этот удар всю свою силу. Острый конец алебарды, пробив броню, вонзился в живот парня.

Повернувшись, Кинрат стал высматривать Франсин. К ней подъехал солдат и, выхватив из ее рук поводья, потянул лошадь за собой. Графиня прижалась к шее кобылы, схватившись руками за ее развевающуюся гриву. Еще двое солдат, развернув лошадей, скакали за ними.

Лахлан схватил под уздцы пробегавшую мимо лошадь и вскочил в седло. Пустив животное в галоп, он последовал за похитителями.

Один из наемников остановился, намереваясь задержать его. Глядя на горца сквозь опущенное забрало, он поднял меч и приготовился к схватке. Не останавливая взятую взаймы лошадь, Лахлан, взмахнув палашом, снес этому парню голову и поскакал дальше.

Второй солдат наблюдал за казнью своего товарища. Этот глупец, остановив своего коня, решил выждать. Когда негодяй увидел, что Лахлан мчится прямо на него, он дрогнул и, спасая свою шкуру, повернул коня в сторону леса.

Кинрат помчался в погоню за солдатом, похитившим Франсин.

Наемный убийца, держа под уздцы ее лошадь, съехал с дороги и, спешившись, подбежал к Франсин, собираясь стащить ее с седла. Однако она опередила его и, спрыгнув с лошади, пустилась наутек. Парень догнал женщину и обхватил за талию.

Достань свой кинжал, Фрэнси! Достань кинжал, любимая!

Когда убийца повернул Франсин к себе лицом, в ее руках блеснуло оружие. Она всадила лезвие ему в живот по самую рукоятку, потом рывком вытащила его. Нападавший, зажав руками рану, согнулся и завыл от боли.

Графиня помчалась по высокой траве, издавая истошные вопли.

Натянув поводья, Лахлан на полном скаку спрыгнул с коня и побежал ей навстречу. Она все время оглядывалась на своего преследователя.

Тот некоторое время брел за ней шатающейся походкой, а потом, выбившись из сил, рухнул на землю лицом вниз. Франсин не заметила Лахлана, так как все время смотрела назад. Врезавшись в него, она продолжала пронзительно кричать.

— Не бойся, Фрэнси, это я, — крикнул он.

— Где Анжелика? — задыхаясь, выпалила она. — Где моя малышка?

— Она с Уолли, — успокоил он графиню. — Твоя дочь в полной безопасности.

Услышав это, она обхватила Лахлана за шею и прижалась к его груди.

— Магическое заклинание подействовало, — бормотала она, всхлипывая. — Магическое заклинание подействовало. — Подняв голову, Франсин посмотрела на Лахлана. По ее щекам струились слезы. — Я кричала так же громко, как банши?

Облегченно вздохнув, он улыбнулся и еще крепче обнял ее. Поцеловав растрепавшиеся волосы возлюбленной, он сказал:

— Ты все правильно сделала, дорогая моя девочка. Твои вопли были слышны даже в горах Шотландии.

Она снова посмотрела на него, и у нее задрожала нижняя губа.

— Я убила того человека.

— Так ему и надо, ведь он хотел убить тебя. А теперь вытри слезы, — ласково сказал ей Кинрат. — Если Анжелика увидит тебя в таком состоянии, то испугается еще больше.

— Я не плачу, — запротестовала Франсин, вытирая лицо тыльной стороной ладони. — Я просто никак не могу унять дрожь.

Он снова обнял ее. Натерпевшись страху, она дрожала всем телом.

— Моя храбрая девочка, — прошептал Лахлан.

Когда Кинрат обнял ее, Франсин поняла, что с ним она ничего не боится. Его объятия — защита и надежное укрытие. Это было совершенно новое для нее чувство — чувство полной защищенности.

Вернувшись, они вместе осмотрели поле боя. Вдоль всей дороги лежали тела наемников. Соплеменники Мак-Рата не спеша обходили их всех, осматривая мертвых и опрашивая раненых.

Уолтер стоял возле Анжелики. Девочка по-прежнему сидела на своем маленьком пони, уверенно держась в седле. По другую сторону от Мерлина стояла Люсия, крепко сжимая рукой ножку ребенка. Было видно, что она в любой момент готова броситься на защиту своей подопечной.

Довольно улыбнувшись, Уолтер провел валлийского пони по кругу, обходя тела шестерых мертвых наемников.

— Синьора Грациоли не отходила от малышки ни на минуту, — крикнул он, увидев Лахлана и Франсин. — Кожа да кости, а такая стойкая! Няня крепко держала в руках поводья, чтобы пони не встал на дыбы от страха. Не каждый мужчина смог бы так храбро держаться, а она, черт возьми, всего лишь женщина.

Франсин побежала к дочери, и Уолтер снял девочку с лошадки.

Анжелика бросилась к матери.

— Мама, мама! — крикнула она. — Уолтер и няня охраняли меня. Они сказали, чтобы я ничего не боялась, потому что они всегда будут рядом и не оставят меня одну. Скажи, те плохие дядьки тебя напугали?

Опустившись на колени, Франсин обняла ребенка.

— Ни капли, — солгала она и попыталась улыбнуться, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы. — Я знала, что лейрд Кинрат спасет меня, а Уолли сможет защитить тебя и Люсию.

Поднявшись, Франсин подошла к великану-шотландцу. Прежде чем Уолтер успел понять, что происходит, она обняла его и поцеловала в шершавую, огрубевшую на соленых морских ветрах щеку.

— Благодарю вас, — прошептала она. — Огромное вам спасибо за то, что спасли жизнь моей дочери.

Уолтер долго молчал, онемев от удивления и пытаясь прийти в себя после такого бурного проявления чувств.

— Миледи, — сказал он наконец своим скрипучим, срывающимся от волнения голосом. — Я бы с радостью отдал свою жизнь… — Он замолчал на полуслове, увидев, с каким недоумением смотрит на них маленькая Анжелика.

Стоило Франсин отойти от Уолтера, как к нему сразу же подбежала Люсия.

Осенив себя крестным знамением, эта миниатюрная итальянка бухнулась на колени перед великаном. Словно он священник, который держит в руках ларец с мощами какого-нибудь знаменитого праведника. Взяв его мозолистую, покрытую шрамами руку, она приникла губами к его крючковатым, заскорузлым пальцам.

— Mille graziel, — сказала она и добавила по-английски с сильным акцентом: — Тысячу благодарностей.

Глаза Уолтера округлились от удивления. Он явно не ожидал, что ему будут поклоняться, словно священной иконе.

Шотландцы наблюдали за этой сценой, затаив дыхание. Они все как один были уверены, что синьора Грациоли ненавидит их лютой ненавистью.

Увидев идущего к нему Колина, Кинрат отошел немного в сторону, чтобы переговорить с братом наедине.

— Что нам делать с ранеными? — шепотом спросил Колин.

Уперев руки в боки, Кинрат осмотрел дорогу, которая была устлана мертвыми телами.

— Вы уже всех допросили?

Колин кивнул.

— Они — шотландские наемники, — сказал он. — Их капитан был единственным человеком, который знал того, кто их нанял.

— Где капитан?

— Ты убил его, — пожав плечами, ответил Колин. — Вон там, на дороге, валяется его голова.

— Черт!

— Что нам делать с остальными?

— Добейте тяжелораненых. Нет смысла продлевать их предсмертные муки. Тех, кого еще можно спасти, положите на дорогу. Тот солдат, который удрал в лес, наверняка вернется сюда, как только мы уедем.

Повернувшись, Кинрат с удивлением увидел, что Франсин стоит возле него и внимательно прислушивается к разговору.

Вглядываясь в лицо этого мужественного и отважного воина, Франсин почувствовала, как к горлу подступает ком. Он подарил ей нежный, теплый взгляд, не подозревая, что в ее душе сейчас все перевернулось и она посмотрела на него другими глазами. Франсин окончательно уверилась в том, что этот человек не сможет убить раненого солдата. Даже если этот солдат его враг.

— По коням, — приказал Кинрат своим соплеменникам. — Я уверен, что этот трус вернется и приведет с собой подмогу. Поэтому нам лучше поскорее убраться отсюда.

Город Йорк

Северный Йоркшир, Англия

Летом дни длинные, поэтому отряд, несмотря на то что им пришлось принять жестокий бой на Великом Северном пути, приехал в Йорк сразу после наступления темноты. Когда они въезжали в крепость через Миклгейтские ворота, светила полная луна, заливая город ярким серебристым сиянием.

Путники не стали пробираться к замку герцога Нортумберленда сквозь лабиринт узких и извилистых улочек Йорка. Лахлан повел свой маленький отряд прямо к гостинице, которая называлась «Кабанья голова». Здание этой гостиницы примыкало к крепостной стене города.

Один из скаутов, которых Лахлан выслал вперед, арендовал для них всю гостиницу на время их пребывания в древнем городе-крепости. Сделано это было в целях безопасности: графу очень не хотелось снова угодить в засаду.

Посмотрев на прекрасную спутницу, которая ехала рядом с ним, Кинрат улыбнулся. Они не разговаривали друг с другом с тех пор, как покинули замок Понтефракт. И вот после схватки с вооруженными наемниками на дороге, ведущей из Тедкастера в Йорк, лед в их отношениях наконец растаял.

Всю дорогу до самого Йорка Франсин ехала рядом с ним. Когда они останавливались на привал, она постоянно трогала его за руку, как бы желая убедиться, что он рядом и они с дочерью в полной безопасности. Она все время следила за Анжеликой, ни на минуту не выпуская ее из поля зрения.

— Прости меня за то, что я весь день ходила за тобой как приклеенная, — стала извиняться Франсин, когда их лошади, громко стуча копытами по булыжнику, въехали в огромный внутренний двор гостиницы.

— Можешь ходить за мной сколько угодно, — сказал он. — Если хочешь, можешь даже залезть ко мне в спорран.

— Какой ужас! — воскликнула она со смехом. — Тебе бы, наверное, хотелось, чтобы я была размером с куклу и ты мог бы доставать меня из своей сумки и играть со мной, когда тебе захочется.

После этих слов у него загорелись глаза и он улыбнулся ей своей чарующей, дразнящей улыбкой.

— Именно так я себе и представляю настоящий рай, любимая, — сказал он.

— Как тебе не стыдно! — возмутилась она. — Ты же знаешь, что я совсем другое имела в виду.

Франсин посмотрела на гостиничную вывеску с кабаньей головой и вздохнула.

— Как бы мне хотелось поскорее забраться в постель, — сказала она.

— И мне, мамочка, — поддержала ее Анжелика. — Ты разрешишь мне сегодня спать с тобой? А то я опять буду думать, что в шкафу сидит злая колдунья, и мне опять будут сниться страшные сны.

— Ты можешь лечь со мной, дорогая, — сказала ей Франсин. — А когда заснешь, я перенесу тебя в твою кроватку. Если ты вдруг проснешься среди ночи, не пугайся. Синьора Грациоли будет спать рядом с тобой.

Посмотрев на Кинрата, Франсин быстро отвела взгляд. В его глазах она увидела такое страстное, такое неуемное желание, что оно буквально захлестнуло ее. Она никак не могла понять, почему ее так непреодолимо тянет к этому мужчине, почему она так хочет его.

Спешившись, он снял Франсин с ее норовистой лошади.

— Надеюсь, что сегодня ночью рядом с тобой буду спать я, — прошептал он ей на ухо.

Улыбнувшись и ничего не ответив, женщина покачала головой и отвела глаза. Однако снова посмотрев на горца, она увидела на его лице довольную улыбку.

Кинрат, похоже, решил, что молчание — знак согласия.

Ведь она не сказала ему «нет».

К полуночи в «Кабаньей голове» все стихло. Родственники Мак-Рата рассредоточились по всей гостинице: некоторые расположились на ночлег в конюшне, остальные у входной двери и на всех лестничных площадках трехэтажного дома.

Франсин, ее дочери и няне отдали в полное распоряжение верхний этаж. Эти апартаменты хозяева обычно сдавали богатым господам — своим постоянным клиентам.

Уолтер, как всегда, охранял Анжелику, расположившись в ее спальне. Синьора Грациоли, которая раньше молча терпела его присутствие, теперь весело болтала с ним по-итальянски, показывая, куда нужно поставить багаж малышки, а куда ее собственный. Родди занес вещи своего господина в свободную комнату и пошел к Колину, чтобы помочь расставить караульных, которые должны были заступить в дозор первыми.

Кинрат расположился на матрасе, положив его возле входной двери, ведущей из коридора в апартаменты Франсин. Когда она появилась в дверях своей комнаты, он посмотрел на нее.

Франсин понимала, что скоро они будут в Шотландии. Ведь они уже доехали до Йорка, а дни летят очень быстро. После королевской свадьбы, которая состоится в Эдинбурге, она вернется домой и больше никогда не увидит шотландского графа. Он, скорее всего, снова уйдет в море. Или уедет в горы, которые так любит.

А она вернется в поместье Пармертон и снова будет жить, как подобает добропорядочной вдове, на руках у которой маленький ребенок. И так и не узнает, каково это — лежать в постели с харизматичным шотландцем. Не узнает, что чувствует женщина, когда он обнимает ее своими сильными, мускулистыми руками… Потому что она дала клятву умирающей сестре. И эту клятву не нарушит до самой смерти.

— Анжелика уже крепко спит, — шепотом сказала Франсин Кинрату. — Не могли бы вы отнести ее в кроватку?

Лахлан встал и, войдя в комнату Франсин, вдохнул волшебный аромат лаванды и розы. Взяв Анжелику на руки, он отнес ее и уложил в детскую комнату, где для нее уже приготовили постель. Спавшая рядом Люсия, услышав шаги, открыла глаза.

— Я присмотрю за нашей дорогой девочкой, — тихо сказала она по-итальянски.

Наклонившись к малышке, Франсин поцеловала ее в лоб.

Уолтер сидел возле двери на матрасе и при тусклом свете масляной лампы точил свой кинжал. Поприветствовав лейрда кивком головы, он продолжил работу.

Взяв Лахлана за руку, Франсин вывела его из спальни дочери и прошла с ним в свою комнату.

Он закрыл дверь и запер ее на замок.

Сев на край кровати, она посмотрела на него своими карими, мягкими как бархат глазами. На ней была широкая ночная рубашка из нежно-голубого атласа; распущенные золотистые локоны, закрывавшие спину до самой талии, поблескивали в мерцающем свете факела, который висел на стене.

— Я должна тебе кое-что рассказать, — начала она. — Прошу тебя, стой где стоишь, пока я не закопчу. Выслушай меня, пожалуйста, а потом ты должен будешь уйти.

Прислонившись к закрытой двери, Лахлан молча ждал.

— Я хочу, чтобы ты понял раз и навсегда, что между нами ничего не может быть, — продолжила Франсин твердо и решительно. — Я бесконечно благодарна тебе за то, что ты готов был пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти жизнь мне и моей дочери. Я этого никогда не забуду. Знай, что ты навсегда останешься в моем сердце. Больше, к сожалению, я тебе ничего предложить не могу.

— Мне не нужна твоя благодарность, Франсин, — хрипло и резко сказал Кинрат. — Охранять тебя — моя обязанность.

Лахлан почувствовал, как по всему его телу пробежала горячая волна желания. Он отчаянно боролся с собой, пытаясь унять зов плоти. Но все было напрасно. Желание обладать ею превратилось в боль, которая мучила и изводила его. Она билась в его теле, словно пульс, постоянно напоминая о себе.

Франсин сидела на кровати, обхватив себя руками за плечи. Взволнованная, напряженная, зажатая. Словно невеста перед первой брачной ночью.

— И все-таки я должна тебе кое-что объяснить, — снова начала она, давая понять, что тщательно отрепетированная речь обязательно будет произнесена ею, независимо от того, захочет он выслушать ее откровения или нет. Графиня сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. — Ты, наверное, уже понял, что я хочу тебя… в интимном смысле… Ну, так, как женщина хочет мужчину.

Лахлан в несколько прыжков преодолел разделявшее их расстояние. Опустившись перед ней на корточки, он дрожащими руками принялся развязывать ее рубашку. Он почему-то был уверен, что на ней нет нижнего белья и под широкими складками ткани скрывается только ее обнаженное тело.

— Мы можем поговорить позже, дорогая, — произнес он сдавленным, хриплым от желания голосом. — Я так долго ждал этих слов. И теперь, когда ты призналась, что хочешь меня, я не собираюсь тратить время на разговоры.

Она прижала рубашку к своему телу, пытаясь помешать ему. Но все было тщетно.

— Сначала, Кинрат, я должна кое-что рассказать тебе о своем прошлом, — продолжала настаивать она.

— Меня совершенно не интересует, сколько у тебя было любовников, — сказал он, едва заметно усмехнувшись. — Поверь, я не стану осуждать тебя за то, как ты себя вела и чем занималась до нашей встречи.

Он снял с Франсин голубую атласную рубашку и отбросил ее в сторону. У него замерло сердце, когда он увидел, какая красота скрывалась под этим одеянием. Боже милосердный, да она изумительна! Она само совершенство! Посмотрев на ее пышные груди с круглыми розовыми сосками, он вновь почувствовал, что сгорает от желания. Нет, это было не желание, это была дикая страсть — неукротимая, примитивная животная страсть. Утолить ее сможет только она одна.

— Да, Кинрат, как раз о прошлом я и хочу поговорить с тобой, — настаивала Франсин. — Мне нужно сделать одно признание. Однако сначала ты должен поклясться, что сохранишь в тайне все, что я тебе скажу.

— Я поклянусь на своем кинжале, — быстро согласился горец, погладив руками ее нежные бедра, и вытащил клинок из ножен, которые висели у него на поясе. — Я клянусь на этом священном оружии, Франсин, что никогда не выдам твою тайну, — сказал он, держа перед собой клинок, словно крест.

Дрожащими руками она забрала у него кинжал и положила его на покрывало.

— Замечательно, — прошептала она. — Я хочу поведать тебе то, о чем не должна узнать ни одна живая душа. Это не только моя тайна. К ней имеют отношение и другие люди…

— Потом, любимая, — перебил ее он и, взяв с кровати кинжал, положил его на пол. — Все разговоры будут потом. Я с готовностью выслушаю все, что ты хочешь мне сказать. Я объехал весь мир, многое познал и повидал. Обещаю тебе, что твое признание меня не сможет ни удивить, ни шокировать.

Опустившись перед ней на колени, Лахлан нежно поцеловал ее висок, щеку, подбородок. Потом, слегка прикусив верхнюю губу Франсин, погладил кончиком языка ее нижнюю губу и сжал ладонями груди.

Наклонившись, он принялся целовать ее соски. Вскоре под его нежными ласками они превратились в твердые бутоны. Взяв в рот один бутон, он осторожно пососал его. От удовольствия женщина выгнула спину. В ней проснулось желание, жгучее, страстное; ее груди стали тяжелыми и тугими. Они слегка покачивались из стороны в сторону, когда он ласкал их своим жадным, ненасытным ртом.

Лахлан едва не обезумел от страсти. Он чувствовал, как под килтом напрягся его член, став твердым и упругим. Он хотел ее так сильно, как не хотел еще ни одну женщину.

Он понимал, что слишком долго сдерживался и поэтому может взорваться в любую секунду. Неимоверным усилием воли горец заставил себя успокоиться. Он не будет спешить и покажет ей свое мастерство. Сделает все, чтобы после этой ночи она навсегда забыла всех мужчин, которые были у нее до него.

— Скажи мне, что тебе нравится, — сказал он, поглаживая ее голые ноги. — Не нужно меня стесняться, любимая. Я очень хочу, чтобы тебе было хорошо. Если ты хочешь чего-нибудь особенного, только шепни — и я все исполню.

Голос Кинрата, его слова так взволновали Франсин, что она почувствовала, как по ее венам заструилась искрящаяся, обжигающая лава возбуждения. Потом она ощутила, как по всему ее телу разливается приятное тепло и поняла, что уже не может говорить, не может даже сосредоточиться, так как в голове был сплошной туман. Их пальцы сплелись, их взгляды встретились, и он осторожно положил ее на спину. Она хотела поведать ему свою тайну, однако не могла даже пошевелить губами, чувствуя какое-то странное, незнакомое доселе томление. Все ее тело — каждый мускул, каждая клеточка — напряглось, как струна. На нее наложили магическое заклятие… Разве можно ее обвинять в том, что отдалась ему, позабыв о приличиях?

Наклонившись над ней, Кинрат развел ее руки в стороны, прижав их к покрывалу. Он целовал ее открытым ртом, прокладывая губами влажный след от небольшого углубления под ее подбородком до самого живота, потом осторожно засунул язык в пупок. Отпустив руки, он раздвинул ее ноги и встал на колени между ними. Обхватив ладонями ее ягодицы, он слегка приподнял их. Его пальцы коснулись завитков волос внизу живота. Раздвинув мягкие, чувствительные складки, он поцеловал нежную, трепещущую плоть.

Франсин почувствовала, как лихорадочно забилось сердце. Ей стало трудно дышать, она хватала ртом воздух. Она хотела открыть ему свой секрет, но не смогла сопротивляться его ласкам. Не смогла отказаться от того наслаждения, которое он так щедро дарил ей.

Лахлан не давал женщине ни секунды передышки, постоянно держа ее в сладком напряжении. Он медленно и упорно подводил ее к краю пропасти, называемой экстазом. Когда же она начала извиваться и стонать под его чувственным, сладострастным натиском, он встал и стащил через голову рубашку. Потом расстегнул пояс, на котором висел его меч, и положил оружие на ковер. Затем снял свой килт и тоже бросил его на пол, туда, где лежали меч и кинжал.

Приподняв Франсин, он отодвинул ее от края кровати и, уложив на покрывало, встал на колени между ее согнутыми ногами. Наклонившись, он оперся на локти и, держа свое тело на весу, продвинулся вперед. Его возбужденный орган находился между их телами.

— Коснись меня, любимая, — прошептал он.

Протянув руку, она слегка погладила его отвердевший член, а потом сжала его пальцами. Они были такими теплыми и мягкими, что он едва не потерял над собой контроль. Когда капелька семени сорвалась с головки его члена, граф понял, что больше не может ждать. Он дрожал от нетерпения, словно безусый юнец, который впервые в жизни лег в постель с женщиной.

Лахлан прижал свою возбужденную плоть к теплому, влажному, зовущему лону Франсин и осторожно вошел в него. Его сердце билось, как набатный колокол, — гулко и часто. Ему еще ни разу не приходилось проникать в такую узкую и тугую вагину.

— О боже… — прошептал Лахлан.

Продвигаясь медленно и очень осторожно, он все глубже и глубже входил в нее, испытывая при этом такое невыразимое наслаждение, что с трудом мог сдерживать себя.

К своему огромному удивлению, Лахлан вдруг натолкнулся на преграду, которую никак не ожидал.

— Фрэнси, — выдохнул он, не в силах скрыть своего изумления, — тебе нужно было предупредить меня.

Она смущенно смотрела на него.

— Я пыталась, но ты не захотел меня слушать, — сказала она. — Я девственница.

— Я это уже понял, дорогая, — прошептал он, содрогнувшись всем телом.

Сильная, раскатистая дрожь пробежала по его телу и всколыхнула душу. Он первый! Она принадлежит только ему, и он уже никому ее не отдаст!

Не дав женщине времени оттолкнуть его, он резко вошел в нее, пробив тонкую девственную плеву.

Франсин сжалась всем телом и болезненно застонала.

— Вот и все. Больше больно не будет, — заверил он ее. — Даже если бы я знал, что ты совершенно неопытна, то все равно не смог бы избавить тебя от этой боли.

— Я пыталась предупредить тебя, — сказала она.

Лахлан тихо засмеялся.

— Конечно, любимая. Теперь я будут очень осторожен. Так как у тебя это в первый раз, я хочу, чтобы все было незабываемо, — сказал он, замедляя темп и осторожно продвигаясь вперед.

Франсин еще никогда не приходилось испытывать такого наслаждения. Удивительное чувство заполненности внутри породило непреодолимую потребность прижаться к нему, чтобы он вошел еще глубже. Почувствовав, что Лахлан слегка отстранился, она обхватила его за плечи.

— Не останавливайся, — взмолилась она, испугавшись, что он хочет выйти из ее лона.

— Я даже не мечтал о таком счастье, — сказал он, радостно усмехнувшись.

Опершись на локти, он посмотрел ей прямо в глаза, и его твердый, возбужденный орган снова вошел в нее.

Франсин схватилась рукой за цепочку, на которой висела его ладанка.

— Я… ты… — прошептала Франсин. Она была смущена и растеряна и совершенно не понимала, что происходит с ее телом.

Он улыбнулся. В его в глазах была нежность.

— Так и должно быть, Франсин. Ты и я. Здесь и сейчас. Как же долго я этого ждал, — сказал он.

Она слегка потянула за цепочку, заставив его наклонить голову, и прижалась губами к его губам. Он сунул язык в ее открытый рот и стал двигать им, имитируя движения своего полового члена.

Кинрат двигал бедрами в неспешном темпе, совершая размеренные толчки, пока она едва не обезумела от желания. Потом он слегка отстранился, давая ей возможность отдышаться, и снова начал наращивать напряжение.

Франсин прижалась губами к его плечу, чтобы заглушить стоны удовольствия. Опустив руку, он принялся ласкать нежные, чувствительные складки ее интимного места. Она выгнулась в поисках того пика наслаждения, которое требовало ее тело. Когда набухшая плоть задрожала вокруг его отвердевшего от возбуждения мужского естества, она подчинилась поднимающейся волне восторга и наслаждения, прокатившейся по всему ее телу.

Лахлан услышал протяжный стон оргазма и позволил наконец и себе достичь кульминации. Он содрогнулся, изливая свое семя в ее зовущую теплоту. Нахлынувшее наслаждение было похоже на боль…

Повернувшись, Кинрат лег рядом ней, обхватил рукой ее бедра и прижал к себе, пытаясь отдышаться. Когда ее сердце перестало лихорадочно биться, он слегка отстранился от нее.

Встав с кровати, горец подошел к комоду, на котором стоял таз для умывания. Взяв льняную салфетку, он намочил ее и вытер свой член. Пятнышко крови на ткани служило явным доказательством ее девственности. Прополоскав салфетку в тазу, он подошел к кровати и осторожно вытер Франсин.

Она села и посмотрела на него. В ее глазах была тревога.

— Ты должен сохранить мою тайну, Лахлан. Пообещай, что никто не узнает о том, что я была девственницей, — сказала она.

Бросив салфетку в таз с водой, граф снова подошел к кровати. Откинув одеяло, он лег рядом, взял ее за руку, притянул к себе и поцеловал в лоб.

— Я дал тебе слово и обязательно сдержу его, — ласково сказал он.

Положив голову на грудь Кинрата, Франсин слушала, как бьется его сердце — ровно и спокойно. После его слов она ощутила такое облегчение, что на глаза навернулись слезы.

— Спасибо, — прошептала она.

Они долго лежали, обнявшись и наслаждаясь тишиной и блаженным покоем. Ей даже показалось, что он заснул.

— Кто мать Анжелики? — шепотом спросил Лахлан.

— Моя сестра, — ответила она. — Она умерла от послеродовой горячки.

— Ну конечно! Теперь я понимаю, почему вы с ней так похожи, — сказал он. — Ее отцом был твой муж?

Вырвавшись из его объятий, Франсин приподнялась на локте и посмотрела на него округлившимися от ужаса глазами.

— О господи, нет! Никогда больше не говори так! — воскликнула она. — Даже не смей думать об этом!

— Тогда скажи, кто ее отец? — погладив женщину по руке, спросил Кинрат.

Он внимательно смотрел на нее в ожидании ответа, и Франсин почувствовала, как защемило сердце. Почему его так интересует, кто был отцом Анжелики?

— Сесилия никогда не упоминала его имени, — солгала она. — Ее любовник был женат, и поэтому она не хотела, чтобы кто-нибудь узнал об их отношениях.

— Этот мужчина знал, что она родила от него ребенка?

— Не знаю, — ответила Франсин, пряча глаза от проницательного взора Кинрата. Она недовольно поморщилась, не понимая, почему он так настойчиво расспрашивает ее. — Не понимаю, зачем ворошить прошлое?

Кинрат задумался, приподняв одну бровь.

— Я так понимаю, что ему просто не сказали об этом. Мне кажется, этот мужчина имел полное право узнать, что у него родилась дочь, — сказал он.

Чтобы прекратить допрос, Франсин попыталась освободиться из его объятий. Однако он был намного сильнее, и ему не составило никакого труда удержать ее.

— Моя сестра сказала, что у него большая семья. — Она пыталась говорить ровным, спокойным голосом, не желая, чтобы он догадался, что этот разговор ей очень неприятен. — Сесилия не хотела причинять боль его жене и детям. Я не понимаю, какая теперь разница? Ведь все это дела давно минувших дней.

Кинрат задумчиво накручивал прядь ее волос на свой палец.

— Даже если бы у ее любовника было десять детей от законной жены, этому парню все равно нужно было сообщить о рождении Анжелики, — сказал он. — И даже сейчас, по прошествии стольких лет, еще не поздно рассказать ему о том, что у него есть дочь.

— Боюсь, мы уже ничего не можем сделать, — заявила Франсин.

— Почему?

— Потому что Сесилия скрывала имя своего любовника. Эту тайну она унесла с собой в могилу.

Внимательно посмотрев на Франсин, словно пытаясь понять, говорит она правду или лжет, Кинрат спросил:

— И ты даже не догадываешься, кто он?

— Не имею ни малейшего понятия. — Ее глаза стали мокрыми от слез, и она уже ничего не видела. — Матиас любил Анжелику, как родную дочь, — сказала она дрожащим голосом. — Она считает его своим отцом. Неужели ты хочешь, чтобы у меня забрали мою девочку и отдали чужому человеку?

Сжав ладонями лицо Франсин, Лахлан осторожно вытер пальцами ее слезы.

— Дорогая моя, я сохраню твою тайну, — сказал он. — Но я хочу, чтобы ты поклялась, что не знаешь, кто отец Анжелики.

— Клянусь, — ответила она, и ее выразительные глаза потеплели от облегчения. — Если хочешь, я могу даже поклясться на Библии.

«Интересно, какие еще тайны она скрывает?» — подумал он, разглядывая ее красивое нежное лицо.

— И чтобы больше между нами не было никаких секретов, — сказал он.

— О, клянусь, больше никаких секретов.

Лахлан поднял Франсин и посадил к себе на живот, заставив ее обхватить ногами его голые бедра.

— Сделай так, чтобы я вошел в тебя, — прошептал он и, слегка приподняв ее, медленно опустил прямо на свой твердый и длинный, как копье, член. Обхватив руками ее груди, он принялся ласкать их. — На этот раз я разрешу тебе задавать темп, любимая.

Опустив глаза, Франсин посмотрела на Кинрата и едва не задохнулась от восторга: это ощущение полного лона было неописуемым. Она задвигалась осторожно, задыхаясь от удовольствия.

— Делай то, что тебе нравится, — посоветовал ей он.

— А тебе так будет приятно? — спросила она, неспешно покачиваясь на его возбужденной плоти.

— Каждое твое движение, любимая, доставляет мне удовольствие.

Франсин запустила пальцы в ковер рыжих волос на его груди, поглаживая его плоские соски. Лаская мужчину, она чувствовала, как его член все глубже и глубже проникает в ее лоно. «О-о-о!» — радостно выдохнула Франсин. Она гладила широкие плечи, мускулистые руки — изучала мужское тело так же, как он изучал ее тело. Она немного побаивалась, что его обнаженная мужественность ошеломит и сокрушит ее.

Она наклонилась над ним, и ее волосы закрыли их тела, словно занавес.

— Что написано на твоей руке? — шепотом спросила она, двигаясь верх и вниз в одном ритме.

Улыбнувшись, Кинрат сжал ее сосок, слегка оттянув его.

— Я тебе уже говорил.

— Да, говорил. Теперь я хочу узнать, что написано на другой руке.

— «Победа или смерть».

Посмотрев ему в глаза, она вспомнила, как он, размахивая мечом в сражении с бандитами, пробирался к ней. В глубине его зеленых глаз она видела уверенность в том, что он был готов отдать за нее свою жизнь.

Они двигались медленно и неспешно в неторопливом ритме. Уже не было прежнего всепоглощающего страстного желания; они могли доставить друг другу наслаждение вместе достичь кульминации.

Франсин упала на широкую грудь Кинрата, обессиленная, задыхающаяся и довольная.

— Надеюсь, любимая, ты убедилась, что я в постели не так уж и плох. И как любовник все-таки кое-что из себя представляю, — сказал он, поддразнивая ее, и поцеловал в макушку.

Франсин закусила губу и покраснела, вспомнив, как нелестно отозвалась о его способностях по части плотских утех.

— Тебе Диана рассказала?

— Она рассказала Колину, а что знает он, знаю и я.

— Я должна была ей что-то сказать, — ответила Франсин, искоса взглянув на него. — Не могла же я признаться ей, что ты — мой охранник и мы с тобой не спим вместе.

Он усмехнулся.

— Я бы на твоем месте проявил фантазию. Например, сказал бы, что в постели я настоящий лев, — продолжал дразнить он ее.

— Теперь, когда я сама имела возможность оценить твои способности, скажу, что это скорее правда, чем ложь. Надеюсь, я не опозорила тебя перед Колином?

— Я уверен, он знает, что в амурных делах у меня большой опыт, — ответил он, улыбнувшись. — Однако, когда ты сказала, что я в постели «так себе», он, наверное, очень удивился и решил, что все твои прежние любовники были половыми гигантами.

Представив себе изумленное лицо Колина, Франсин расхохоталась.

— Ш-ш-ш, — зашипел Кинрат, прижав палец к ее губам. — Угомонись, иначе ты разбудишь весь дом. И тогда всем захочется узнать, чем это мы с тобой здесь занимаемся.

Через три дня в город-крепость Йорк прибыла будущая королева Шотландии. По улицам ехала вереница повозок, нагруженных ее изысканными нарядами и драгоценными украшениями. На всех лошадях и паланкинах красовались эмблемы и гербы, чтобы было понятно, что все это имущество принадлежит особе королевской крови из династии Тюдоров.

Знатные джентльмены и высокородные леди, которые сопровождали ее от самого Колливестона, ехали на лошадях, украшенных расшитыми попонами. За кортежем принцессы шли менестрели, играя на трубах, лютнях и барабанах. Легкий, напоенный утренней прохладой ветерок дул с реки Уз, развевая геральдические знамена над их головами.

После того как Маргарет покинула Тедкастер, ее кортеж заметно увеличился. На дороге, за две мили до Йорка, ее встретил герцог Нортумберленд. В его свите были самые богатые и знатные дворяне края.

Гарри Перси, которому еще не было и тридцати, считался самым могущественным и влиятельным человеком во всем Северном Йоркшире. С ним приехали его шталмейстер, высшие офицерские чины его армии, его рыцари и придворные, оруженосцы и слуги. Он прибыл, чтобы лично сопроводить старшую дочь короля Англии в окруженный высокими крепостными стенами город, основанный римлянами. Воинственным викингам удалось захватить его только один раз.

Жители Йорка, высыпавшие на старинные городские улицы, вдоль которых располагались многочисленные мастерские и торговые лавки, ликовали от восторга. Горожане, высунувшись из окон, выходивших на вымощенную булыжником мостовую, махали платками, приветствуя принцессу. Мальчишки бегали по крышам домов и громко кричали, радуясь тому, что видят настоящую живую принцессу, которой в скором времени предстоит стать королевой.

Кортеж принцессы остановился в центре города, возле кафедрального собора, который был самой большой готической церковью Северной Европы. Под громкий перезвон больших соборных колоколов Маргарет вошла в храм Божий. Там ее встретили архиепископ Йоркский и представители верховного духовенства — настоятели четырех монашеских орденов. Они отслужили торжественную мессу, возблагодарив Господа за то, что он охранял принцессу на ее долгом и трудном пути, и попросили Создателя и дальше ограждать ее королевское высочество от всяческих невзгод и бед, чтобы она могла благополучно добраться до Шотландии. Вечером для принцессы и ее свиты был дан ужин во дворце архиепископа, где Маргарет была официально представлена герцогиня Нортумберленд.

На следующий день Маргарет Тюдор отправилась в Йоркский замок, который был резиденцией герцога и герцогини Нортумберленд. Там в ее честь устроили маскарад и грандиозный бал. Прием, оказанный принцессе в Йорке, был самым великолепным и пышным за все время путешествия. Дни, проведенные в этом городе, стали желанным отдыхом после долгого переезда.

На этот раз Франсин не пришлось организовывать увеселительные мероприятия для высокородной публики, и она смогла отдохнуть.

Все ночи, проведенные в гостинице «Кабанья голова», Франсин и Кинрат спали в одной постели. Обычно после бурного и страстного любовного акта, они, лежа на мягких подушках, вели долгие беседы.

— Я понимаю, почему ты скрывала от всех, что у твоей сестры есть ребенок, — как-то вечером сказал он ей. — Но мне непонятно другое: почему ты, будучи замужней женщиной, осталась девственницей? Ты не пускала Уолсингхема в свою постель?

Лежа в его объятиях, Франсин блаженно дремала. Услышав его вопрос, она положила голову на плечо Кинрата и, скосив глаза, посмотрела на него.

— Я тебе говорила, если ты, конечно, помнишь, что не Матиас сделал мне предложение, а я сама уговорила его жениться на мне, — улыбнувшись, ответила она.

Засмеявшись низким, гортанным смехом, он поцеловал ее в висок.

— Насколько я понял, ты пошла на это для того, чтобы тебя не заставили выйти замуж за Личестера.

Он гладил своей мозолистой ладонью ее обнаженную руку, и Франсин урчала от удовольствия.

— После смерти отца моим опекуном стал король Англии, — сказала она. — Поэтому жениться на мне мог любой, получивший разрешение короля Генриха. Узнав, что Эллиот собирается ехать в Лондон, чтобы просить аудиенции у короля, я прискакала в Уайт-Холл раньше него. В то время Матиас был канцлером и жил в лондонской резиденции Генриха. Я упросила его жениться на мне.

— Но ведь он был уже глубоким стариком. Почему ты выбрала именно его?

Задумавшись, Франсин прижала ладонь к ладони Кинрата, и их пальцы сплелись.

— И Матиаса, и Эллиота я знала с самого детства и достаточно хорошо изучила характер одного и другого, — сказала она. — Я решила, что пусть лучше моим мужем станет мудрый и добрый старик, чем юноша с буйным нравом, вспыльчивый и несдержанный. К тому же еще и законченный эгоист. Это я поняла еще тогда, когда мы детьми вместе играли. Я предложила Матиасу жениться на мне, но он объяснил, что, в силу своего преклонного возраста и слабого здоровья, не сможет исполнять свои супружеские обязанности, и у нас с ним никогда не будет интимной близости. Однако он принял мое предложение, так как понимал, что наш союз поможет мне выиграть время. Ну а после его смерти меня уже никто не будет силой принуждать к повторному браку, и я смогу выйти замуж по любви. — Углубившись в воспоминания о далеком прошлом, она поднесла руку Кинрата к своим губам и стала целовать его пальцы. — Мы надеялись, что Эллиот женится до того, как я потеряю Матиаса.

— И вы оба ошиблись на его счет, — сказал он, сочувственно посмотрев на нее.

Прижав голову Франсин к подушке, Лахлан наклонился над ней.

— Дорогая моя девочка, с самого первого дня нашего знакомства ты смущала и удивляла меня, — сказал он. — Признаюсь, я был в полном недоумении. Мне казалось, что у тебя были любовники. Я был уверен, что, будучи замужем, ты не изменяла Уолсингхему, но после его смерти у тебя точно были мужчины. Однако всякий раз, когда я пытался флиртовать с тобой, ты вела себя как юная неопытная девица. Когда я прикасался к тебе, целовал тебя, ты удивлялась и возмущалась. Я не понимал, почему такая пылкая и страстная молодая женщина, которая безумно любит жизнь, ведет себя как «синий чулок», почему считает невинный любовный флирт смертельным грехом.

Графиня улыбнулась, и на щеке у нее снова появилась прелестная ямочка.

— Должна признаться, что ты пробудил во мне любопытство, — сказала она, усмехнувшись. — Мне было интересно все, что ты делал. И все, что ты предлагал мне попробовать. Когда же я поняла, что могу доверять тебе, что ты не будешь принуждать меня к интимной близости силой, мне очень захотелось соблазнить тебя. Проверить, сможешь ли ты устоять, не нарушив данного тобой слова. Однако я поклялась Сесилии, что никто не узнает о том, что Анжелика ее дочь, и эта клятва помешала мне осуществить мои непристойные желания.

Чтобы наказать Франсин за такое коварство, Лахлан легонько укусил ее за мочку уха, уложил на спину и лег на нее, придавив к кровати своим большим, мускулистым телом.

— Давай сейчас осуществим все твои непристойные желания. Я всецело в твоей власти, — сказал он. — Можешь соблазнять меня сколько угодно. Я не буду сопротивляться.