Он стоит, прислонившись к стене, в ее комнате, скрестив ноги и засунув руки в карманы. Он смотрит на нее. Глаза его заглядывают под ее одежду, пока она медленно расстегивает жакет. Руки ее дрожат, когда она развязывает шарф, роняет сумочку у кровати и наклоняется, чтобы расстегнуть ботинки. Он подходит и становится у нее за спиной. От его близости ее тело покрывается гусиной кожей. Она поднимает руки над головой, он берет их в свои.
– Позволь мне это сделать, – говорит он, опускается на колени, расстегивая ботинки и бережно снимая их с ее облаченных в чулки ног.
Она кладет руки ему на голову и запускает пальцы в густую гриву черных волос. Он поднимает на нее глаза, и энергия их слившихся взглядов превращается в нечто материальное, густое, что растекается в воздухе, будто мед по языку.
Он встает, заставив ее опустить руки, и смотрит на нее с высоты своего роста. Потом подхватывает ее, несет на кровать и укладывает, бережно, словно она сделана из хрупкого стекла. Она смотрит на него. Ей не нужно соблазнять этого мужчину, так же как ему не нужно соблазнять ее. Не нужно прикладывать усилий. Она чувствует электрический заряд, возникший сразу, стоило им сблизиться, ощущает ток их вожделения. Он развязывает галстук. Смотрит на нее, лежащую на кровати в шелковой сорочке, так, словно смотрит на то, без чего не сможет прожить.
Он наклоняется. Одной рукой задирает ее сорочку, а второй стягивает с нее белье и смотрит на ее наготу. Она выскальзывает из сорочки и остается в одних черных чулках. Протягивает к нему руки, и он подается к ней, целует в губы. Белль почти никогда не целуется с клиентами. Но этот мужчина не клиент. Он – владетель ее сердца. Голос сомнения шепчет ей на ухо: «А что, если он считает тебя обычной проституткой?»
Ей все равно. Никогда еще ее не целовали так горячо и проникновенно. От таких поцелуев ей хочется отдать ему всю себя, полностью, до последней капли ее сущности. Их губы и языки ведут разговор без слов. Наконец он отстраняется.
– Птичка Белль, – шепчет он. – Как же я хочу тебя. Ты позволишь мне?
– Да, Сантос Дэвин, я позволю тебе.
Он снимает с себя одежду, и она с наслаждением рассматривает его крепкое, поджарое тело. Этот мужчина не знает, что такое покой, он постоянно в движении. Под кожей у него ни грамма жира, не то что у ее мужа, обрюзгшего от малоподвижности. Нет, сегодня никаких мыслей о синьоре Бжезинском. Она знает, что ходит по краю пропасти, что может случиться скандал, можно потерять все, но оно того стоит. Что может быть важнее в жизни, чем испытать страсть такой силы, пусть даже всего один раз?
Когда Сантос толчком входит в нее, сердце у нее замирает от страха. Секс еще никогда не был таким, как сейчас. Он бывал приятным, возбуждающим и эротическим, но то, что она испытывает сейчас, состоит из всех этих чувств и не только. Она становится частью Сантоса. Она чувствует его наслаждение, его экстаз, и от этого ощущения становятся вдвое сильнее.
Наконец-то она нашла себя с помощью этого человека. Этого мимолетного Сантоса Дэвина, которого она, возможно, больше никогда не увидит. Его тело будто создано для нее. Они соединяются идеально. Он двигается одновременно с ней; его пряный соленый запах она знала всегда; ощущения от прикосновения к его на удивление мягкой коже, густота его черных кудрей жили в ее памяти с того дня, когда она стала женщиной.
Их тела слились. Вот он сверху, на ней, в следующий миг они перекатываются, и вот уже она сверху. Она чувствует его внутри себя, он входит все глубже и глубже, и ей хочется, чтобы он достиг самой ее души и наполнил ее.
Освободи меня от пустоты! Наполни меня смыслом.
И вот что-то начинает происходить с Белль. Такого она еще никогда не ощущала. Ей представляется, будто их глубинные сокровенные сущности соприкасаются, и она взмывает, как чайка над лагуной, хлопая крыльями, все быстрее, быстрее и дрожа внутри. О, это чувство описать невозможно. Столь изысканное и одновременно невыносимое. Она открывает глаза и смотрит на Сантоса. Он наблюдает за тем, как рушится последний бастион ее скованности. «Не останавливайся», – молят ее глаза. Он заводит руки ей за спину и, не переставая делать толчки, поднимает ее так, что она оказывается над ним. Она задыхается, словно его прикосновения лишили ее власти над собственным телом. Она летит. Сантос освободил ее.
Когда страсть удовлетворена, они падают на кровать и лежат рядом. Не говоря ни слова, Сантос поднимает ее руку и прижимает ладонью к своим губам. Она поворачивает к нему лицо и смотрит в глаза. В их золотисто-голубых глубинах она видит все места, где он побывал, и ей становится немножко грустно от того, что в его приключениях ее не было рядом. Она подается к нему и целует его губы, мягкие, как кожа младенца, совершенно неподходящие для такого потертого жизнью человека. Она берется за золотую серьгу у него в ухе и, покрутив ее в пальцах, тянется ртом, чтобы поцеловать мочку. Но он притягивает ее к себе и крепко прижимает к своей голой груди. Она сгибает ноги и обхватывает ими его талию, а потом опускает руку и прикасается к нему. Он снова твердый. Она знает это. Ее пальцы ласкают его, пока он не наливается силой, после чего, поняв, что он готов, она вводит его в себя. О, ей бы хотелось заниматься любовью с этим мужчиной до тех пор, пока они оба ни растают. Пока они не перестанут существовать в реальном мире и не превратятся в двух мотыльков желания, порхающих вокруг света их собственной любви. Ибо она действительно впервые полюбила по-настоящему. Быть может, это даже случилось в тот самый первый миг узнавания, когда она прошла мимо него на площади перед больницей, но Белль поняла, что отныне и навсегда Сантос Дэвин – любовь ее жизни. И эта ночь наполнена счастьем, потому что она совершенно забыла о синьоре Луизе Бжезинской, о ее жизни в клетке, потому что забыла даже о Белль и ее клиентах. Она – маленькая польская девчушка, которая еще не живет в Венеции, еще не потеряла свою страну, не утратила родину. Она – Луиза, искреннее, невинное создание, та, что девять раз за одну ночь занимается любовью с Сантосом Дэвином.