Предчувствия снова не подвели, правда, пользы от этого было мало. Если при водителе Глеб Валентинович ещё держал себя в руках, то дома он устроил самый настоящий разнос. Екатерина Львовна, ставшая свидетельницей его гнева, по большей части молчала, в основном качала головой и тем самым одобряла реакцию мужа на поведение Лавры.

Появление полуголой Гербер в ресторане парализовало его как электрический ток. Поначалу мужчина даже решил, что обознался, но потом кто-то из его собеседников по столу подтвердил, что черноволосая симпатяга в «Гранде» новенькая. Вот тут-то он и разразился, как крепкая майская гроза, оставил важные переговоры и бросился за кулисы, чтобы перехватить «бесстыдницу».

– Это же сумасшествие плясать на сцене чуть ли не в том, в чём мать родила! – верещал господин Холодов. – Как путана!!! А она и рада задницей вилять…

Мать Марины мотнула головой, поражаясь таким новостям. Сама виновница скандала сидела без звука, внимая упрёкам Холодовых. Разве можно им объяснить в такой ситуации, что она сама отнюдь не в восторге от всего этого и просто заменяла заболевшую танцовщицу по просьбе Анжелы?.. Лучше уж помолчать, сделав вид, что искренне раскаиваешься, иначе Глеб Валентинович снова поймёт её неправильно и, не ровен час, просто выставит за дверь. Но до этого не дошло. Маринин отец, излив всё, что скопилось у него на душе от неудачного ужина с представителями «Кворума», взял с неё обещание впредь не подрабатывать «раздевалкой» в злачных заведениях вроде «Дельта-Пэлас» и удалился к себе. Странно, сам-то он туда зачем ходит, если считает ресторан настолько нехорошим?..

– Только маме не надо ничего говорить, – попросила Лавра Екатерину Львовну.

– Не буду уж, зачем больного человека расстраивать, – высокомерно ответила женщина. – Ты бы хоть навестила её, чем по ресторанам шататься. Она всё время о тебе спрашивает.

– Завтра обязательно схожу, – послушно кивнула пристыженная брюнетка.

Словом, она ещё легко отделалась, ограничившись одной лишь нравоучительной лекцией. Глеб Валентинович вполне мог бы взяться за ремень. Впрочем, Лавре его реакция была не совсем понятна, ведь она являлась для него абсолютно чужим человеком. С чего бы вдруг она стала ему так небезразлична? Причём настолько, что она была теперь важнее прерванных переговоров с представителями «Кворума»?.. Слава богу, там не оказалось Рудольфа! Вот уж кто удивился бы больше всех.

Перед сном позвонила обеспокоенная Анжела. Она расстроилась, когда Лавра отказалась от дальнейшего участия в их проекте.

– Посмотрим ещё, не всегда же мы в таком виде скачем, – оправдывалась Брилова. – Ты очень понравилась нашей администрации. Завтра в универе встретимся и обо всём поговорим.

Ночь длилась на этот раз очень долго – сон никак не шёл. Поначалу Лавра ещё пыталась заставить себя заснуть, но потом уселась возле замороженного окна, перебирая тяжёлые мысли. Да, стоило признать, что выступление в «Гранде» не дало ничего хорошего, а, наоборот, выставило Гербер в глупом виде. Во-первых, её чуть не убил софит, который неизвестно по какой причине рухнул прямо на новенькую танцовщицу. Во-вторых, Глеб Валентинович вновь вышел из себя. Ну и в-третьих, нахал Суровкин увидел её и упомянул про сокровища. Однако поздно одумываться, слишком далеко всё зашло. Да и дело Бальваровского стояло на месте. Лавра просидела без сна почти до четырёх утра и лишь после решила, что нужно хоть чуть-чуть отдохнуть перед учёбой.

* * *

Декабрь поражал переменчивостью погоды. Если буквально ночью за окном стоял мороз, то сегодня прямо с утра неожиданно налетел циклон, и снег, столько времени собиравшийся на улицах, начал активно таять. Володя вёз Лавру по дороге, огибая застрявшие в снежной жиже машины и стараясь не попасть в пробку, которая и без того уже растянулась на сотни метров.

Занятия сегодня шли по накатанной схеме: сначала семинар по Истории Отечества, потом заунывная лекция Витафьева. Всё казалось привычным, хотя беспутные пятикурсники в очередной раз удивили Гербер своим примерным поведением. Почти все читали литературу про историю судов в России. Видимо, Суровкин обещал устроить им что-то неприятное на своём семинаре, раз студенты с таким усердием изучали его предмет.

– Эй, ты с каждым днём всё бледнее, – прошептал Сергей над её ухом. – Чё как там делишки?

– Да так, у всех сейчас трудности, – отмахнулась Лавра, глядя на Альберта Евграфовича, который с чувством рассказывал о политической мысли Ломоносова.

– Это как-то связано с той газовой шуткой? – насторожился Потапов.

– Нет. – Девушка решила утаить от него свои проблемы, зная, как отважно он будет предлагать разделаться с суровым преподавателем. – У меня мама в больнице, да и Маринке после аварии плохо, вот и переживаю.

– Да уж, лажово, – кивнул Сергей.

– Хотела у тебя спросить, – продолжила беседу отличница, дабы отвлечься от мыслей о Суровкине, – ты не знаешь такую Еву Лаврину с экономического факультета?

– Лаврину? Ну, так… немного. Я в основном с её братом общаюсь, а что?

– Мне нужно с ней поговорить кое о чём. А что она из себя представляет? Надеюсь, характер получше, чем у этого Елизара?

– А чё он тебе такого сделал?

– Да тупой, как сибирский валенок, ни грамма интеллекта. Ещё и грубиян.

– Нормальный вроде пацан был, – возразил Потапов, – между прочим, как и ты, на одни пятёрки учится, на всякие там олимпиады и конкурсы гоняет.

– Не может быть, – удивилась Лавра, хотя имея такого дедушку, грех не воспользоваться его влиянием.

– Он среди моих друганов умником считается, мы часто к нему за советами обращаемся… Подожди, а ты-то его откуда знаешь?

– На вечеринке в «Монреале» познакомилась, – снова отмахнулась Гербер от лишних расспросов, поглядывая на Наталью Поплавскую, которая склонилась над своими конспектами. – А что это все наши Историю Права учат, словно у нас завтра зачёт?

– У-у-у, – воскликнул парень, – он нас, знаешь, как теперь имеет? Тебе-то повезло, ты на занятия вообще не ходишь. А вот меня он каждый семинар заставляет на доске всякий бред рисовать. Так и стою с мелом всю пару, как школьник, блин. Ещё и двояк мне за это лепит. Вон и Надьку до слёз в прошлый раз довёл…

– А остальных он чем так напугал?

– Обещал устроить тем, кто плохо учится, повторный курс его лекций на следующий семестр. Зачёт-то сдать у него нереально.

– Не может же он весь поток завалить, – возмутилась Лавра, вспоминая про слова Рудольфа о том, какой его товарищ «хороший и дружелюбный».

– Ха, социалистка вон до сих пор ведь экзамен у наших принимает и ничего, кто бы слово сказал!..

– По социологии она не поставила оценки только самым отъявленным идиотам.

– Вот спасибо за комплимент, от кого не ожидал, так от тебя, – повернулся к ним Саша Пекинин.

– Извини, но уж сдать эту ерунду за полгода можно было раз десять, там же учить нечего, – настаивала на своём отличница.

Сокурсник мотнул головой и отвернулся обратно к своей книге, дабы не терять времени на бесполезные разговоры. Сергей самодовольно ухмыльнулся, посмотрел на мерцающий экран своего мобильника и без зазрений совести заговорил с неведомым собеседником прямо на паре. Перевоспитать парня было невозможно, так что Суровкин зря старался, показывая выпускникам свой крутой нрав. Вспомним о нём, Лавра до конца лекции думала только об их непростых отношениях.

После занятий Потапов предпринял ещё одну попытку пообщаться с Гербер и предложил подвезти её до дома, будто забыв, что теперь она передвигается по городу исключительно в сопровождении телохранителя.

Возле угрюмого четвёртого корпуса уже стоял чёрный джип.

– Ну, наконец-то, – воскликнул Володя, комкая какую-то газетку, которую читал всё это время до прихода девушки. – Хотел уж Глебу звонить, опять на тебя жаловаться.

– Что значит «опять»? – удивилась Лавра, пристёгивая ремень безопасности. – Вчера, если что, я полчаса ждала Вас здесь на морозе.

– Да не надо гнать, – оскалился мужчина, кинув газетёнку на задние сидения. – Мне твои подружки сказали, что ты ещё с утра с занятий сбежала…

– Я??? – окончательно опешила студентка. – Я никогда с учёбы не сбегаю, Вы что, как можно! Все три пары отсидела, то есть две, на третью меня один преподаватель насчёт дипломной работы у себя задержал на кафедре… Минуточку, а что за подруги?

– Ну, не знаю, две девахи какие-то. Они сами подошли и сказали, мол, ты велела передать, чтобы я не ждал, – возмущался водитель. – Глеб, кстати, грозился тебя выпороть, когда узнал, что ты куда-то испарилась.

– Это ложь, я никому ничего не передавала, вот на этом месте ждала, а потом на автобус пошла! – говорила Гербер дрожащим голосом, чувствуя волнение и холод, подступивший к ногам. И тут ей припомнилась вчерашняя психопатка на машине с тонированными стёклами, которая пыталась её задавить. – А как выглядели эти подруги?

Володя задумался.

– Одна красивая такая, блондиночка, мне её лицо очень знакомым показалось, – описывал он обманщиц. – Я её по телевизору вроде видел…

Лавра призадумалась. Блондинка, красивая, и лицо водителю Глеба Валентиновича напоминало кого-то знакомого… Уж не об Анжеле ли он говорит???

– А вчера вечером её случайно не было в ресторане «Дельта-Пэлас»? – уточнила девушка.

– Точно! Она ещё пела громче всех! А другая девица в длинном таком зимнем пальто, знаешь, прям до земли. Я ещё подумал, как ей не лень потом подол от грязи очищать, ну весь снег ведь ходит собирает.

Это совсем не понравилось Гербер. Зачем Анжеле обманывать её охранника?..

Джип выехал на дорогу, а затем осторожно двинулся вдоль университетского парка.

– Вот дела, значит, надо мной прикольнулись, – недоумевал Володя. – Ну, пижонки, небось, тебе навредничать решили!

– Да, может быть, завтра обеим устрою взбучку. – Лавра решила разыграть из этого странного обстоятельства простую шутку, одновременно пытаясь понять, зачем Брилова так поступила. К тому же вчера днём она столкнулась с ней в коридоре экономического факультета и получила приглашение поучаствовать в вечернем концерте! Что Анжела делала на четвёртом этаже, если учится на юридическом факультете, который находится в главном здании?

Внезапно Гербер осенило при виде яркой вывески какого-то магазина, на которой была нарисована большая подарочная коробка, завёрнутая в красную блестящую бумагу и с милой ленточкой на макушке. Лавре вспомнился вечер её дня рождения, когда, зайдя вместе с Мариной в свою комнату, она обнаружила среди прочих презентов чёрный ящик с крестом и угрожающей запиской. Если учесть, что кроме Екатерины Львовны и рыжей подруги никто в ту комнату не заходил, то получалось, будто этот подарок вполне спокойно могла подложить Брилова!

Верно, ведь перед тем, как подняться вместе с именинницей на второй этаж, Марина водила Анжелу в туалет. Вряд ли Холодова стояла и ждала её возле уборной, наверняка зашла в ближайшую комнату за какой-нибудь мелочью. А тем временем коварная пассия Фанелина пробралась в спальню Лавры и оставила на тумбочке сюрприз от почитателей Бальваровского. Вдобавок, вчера во время концерта на Гербер свалился софит, совсем чуть-чуть не дотянув до неё, чтобы одним махом если не убить, то уж точно очень сильно ранить. Наверняка эта неполадка произошла не просто так, тем более в первый же день участия Лавры в составе группы. Всё сходилось, тютелька в тютельку, это сделала только Анжела. Но зачем?

Автомобиль остановился возле крыльца второй городской больницы, как всегда поражавшей своим запустением.

– О, и Катерина здесь, – воскликнул Володя, указав пальцем на фиолетовое «Рено». – Тогда я ждать тебя не буду, домой поедешь с ней.

Лавра, плохо воспринимая реальность, вышла из джипа. Она всё ещё думала о причастности Бриловой ко всем этим посланиям и убийствам. Очень уж не хотелось верить, что глупая Анжела имеет какое-то отношение к столь тёмным делам. Стоило поделиться подозрениями с Мариной, и Лавра хотела прямиком броситься в палату к подруге, но вовремя опомнилась. Как-никак, здесь ведь лежит мама, и первым делом лучше узнать о её самочувствии, какие бы серьёзные вещи ни стали тому помехой.

Однако решение оказалось неправильным, поскольку белая дверь её палаты резко распахнулась прямо перед Лаврой и с глухим стуком ударила несчастную прямо в лоб. В глазах быстро потемнело, и она очнулась уже на полу. Сумочка вместе с шапкой лежали рядом.

– Извини, я не специально, – пронёсся над головой голос Гаральда, и его руки в одно движение подняли поверженную сестру на ноги. – Может, врача?

Парень завёл её в палату.

– Ай, ну что ж ты так, девочка моя! – запричитала Агния Лесофовна. – Так ведь и умереть можно. Гар, милый, возьми в холодильнике пакет молока, дай приложить ко лбу, а то шишка появится.

Через минуту Лавра уже сидела на больничной койке, прикладывая к голове холодный предмет. Брат, понимая, что стал виновником всего этого безобразия, сидел рядом и нервно вздыхал.

– Ну, что, отошло? – спросила женщина, заглядывая дочери в глаза. – Ах, Лавра, Лавра, вечно ты во всякие истории попадаешь…

– Всё хорошо, – солгала Гербер, еле сдерживая головокружение и тошноту, внезапно накатившие на неё, – а я ни в какие такие истории не лезу, они сами меня находят.

– Будет, – засмеялась Агния Лесофовна. Судя по голосу, она пребывала в бодром духе, а значит, лечение приносило свои плоды. Да и тот факт, что она может ходить, говорил о её скором выздоровлении.

– Ну, я тогда пойду, – сообщил Гаральд, поднявшись с кровати. – Завтра утром загляну, ты уж, мать, давай не болей, ладно?

– Попробую, – отозвалась женщина и присела на его место, проверяя больной лоб дочери. – Тридцать три несчастья, ты бы с дверьми поосторожнее была б, не первый раз уже ударяешься.

– Забылась, – буркнула отличница, достала из сумочки зеркальце и исследовала лицо. В принципе, если прикрыть покрасневший лоб густой чёрной чёлкой, никто и не заметит набухающей шишки. – Как ты? Вижу, идёшь на поправку…

– Да, доктор говорит, через недельку-другую можно будет выписываться, прямо к празднику. И видения, слава богу, теперь меня не преследуют. Спасибо Марининому отцу и Гаральду, они всякие лекарства притащили, каждый день на уколы хожу.

– А как нога?

– Нормально, вчера рентген делали. Говорят, что ухудшений нет.

Разговор потёк обо всём: о здоровье, о персонале, о чудодейственных препаратах, об отзывчивых Холодовых, о квартире, которая пустует уже больше недели, и о прочих мелочах. Глеб Валентинович заглядывал к Агнии Лесофовне рано утром, когда навещал дочь. Судя по настроению матери, он не сказал ей о вчерашнем инциденте в ресторане, оказав Лавре огромную услугу. Она никогда раньше не огорчала её своим неправильным поведением и просто умерла бы со стыда, пытаясь объяснить, почему танцевала полуголая на сцене. Хотя господин Холодов спасал подругу дочери не в первый раз. Он не рассказал матери про летающих мантий и про то, что Лавра находится в серьёзной опасности.

По истечении получаса Лавра наконец-то распрощалась с говорливой мамой и поспешила в палату к рыжей подруге. В отделении стояла тишина, за окном быстро смеркалось, и долго засиживаться у Марины не позволяло время, которое нужно было ещё потратить на подготовку к завтрашним занятиям.

Холодова дремала, соблюдая режим тихого часа. Лавра прокралась к ней и осторожно раскрыла шторку, чтобы впустить в помещение хоть немного света. Ей не терпелось поделиться с приятельницей своими соображениями о последних событиях.

– Ну, отстань, я спать хочу, – простонала подруга, зарываясь под одеяло.

– Придётся отложить сон на потом, у меня важные новости, – прошептала Гербер, облокотившись о подоконник.

– Уф. – Ленивая девица нервно отбросила от себя покрывало и, приминая всклоченные волосы, уставилась на гостью. – Ко мне сегодня приходил следователь Яровский и долго допрашивал, я очень устала… Он недоволен тем, что ты принялась играть в сыщицу.

– Ты рассказала ему о моей тайной поездке в Вольск??? – взбесилась Лавра, чуть не сорвав шторку вместе с карнизом.

– Конечно! А ты думаешь, что справишься со всем этим в одиночку?! – парировала недовольная Холодова. – Между прочим, он поддержал моё мнение, что твой археолог водит тебя за нос.

– Марина, ну зачем ты выдала меня???

– Тебе же лучше, останешься с башкой на плечах. Знаю-знаю об угрозе Стреглова насчёт какого-то кубка, твоя мамка мне в подробностях рассказала, как её пытались убить и как гады грозились отрубить тебе башку.

– Хватит меня впечатлять, лучше послушай, что я узнала…

И она сообщила подруге обо всём, что случилось за последние сутки. Марина поначалу с недоверием восприняла беседу Лавры и доцента Витафьева, но потом оживилась и об Анжеле слушала уже с отвисшей челюстью.

– Быть такого не может! – ужаснулась Холодова. – Зачем ей это?

– Вот и я не понимаю, зачем. Если я иду по верному следу и Брилова, действительно, замешана в этих пакостях, то непременно узнаю с помощью Анжелы, кто за всем этим стоит и почему.

– Как же ты собираешься это выяснить?

– Прижму её к стенке, пусть объяснит своё поведение.

– Ох, Лаврик, ты играешь с огнём, – настороженно заговорила Холодова, обняв подушку. – Мой тебе совет, иди прямиком к Анатолию Давыдовичу и выложи ему всё, что нарыла.

– Ты зря беспокоишься, я просто поговорю с Анжелой, ничего лишнего. Тем более я постоянно под опекой твоего отца, кто ко мне полезет?..

Марина ещё внимательней пригляделась к подруге и сделала мрачную улыбку.

– У тебя синяк на лбу, ты с кем-то подралась? – догадалась девица, помахивая указательным пальцем.

– Это Гаральд ушиб меня дверью, – погрустнела Лавра, поправляя чёлку, чтобы получше скрыть следы удара. – Ему не привыкать калечить меня.

– Почему? – удивилась Холодова, придвигаясь к краю койки. – Он что, не первый раз ударяет тебя дверью?

– Я не о двери, – прошептала Гербер и отвернулась к окну, за которым быстро темнело.

– Слушай, я знаю, что вы с ним не контачите, но не понимаю, по какой причине. Ты всегда так нервничаешь, когда речь заходит о нём. Не хочу показаться любопытной, но, может, стоит уже рассказать, почему вы не ладите?

Лавра с тяжестью вздохнула, теребя свисающую на плечо иссиня-чёрную прядь. Марина была права, говорить на эту тему для неё было неприятно, хотя никакой тайны в этом нет. О произошедшем между ними конфликте знали многие.

– Помнишь, летом Аида увидела меня голой в душе? – начала Лавра безжизненным голосом.

– Да, у тебя кровь шла, мы все тогда не на шутку перепугались. Гаагова ещё говорила, что у тебя там шрам…

Гербер утвердительно кивнула.

– Знаешь, кто оставил мне его?

– Гаральд?

– Он самый.

– Но как, почему???

– Откуда мне знать, почему. Просто пырнул ножом и всё. Мама, правда, убеждает, что тогда у него психика не в порядке была, он ведь целый год отслужил в Чечне…

В тот ужасный апрельский день Гаральд, как всегда, выпивал с друзьями в соседнем баре и, будучи «под мухой», хвастался собственными подвигами на войне. Он любил подолгу рассказывать про свои травмы, про перестрелки и частые облавы на боевиков, про то, как терял боевых товарищей, как на его глазах умирали солдаты. Домашние внимательно слушали это лишь в первые дни после его возвращения со службы, а потом, когда парень стал гасить душевную боль «зелёным змием», Агния Лесофовна и Лавра поняли, что их любимый человек совершенно изменился на этой ужасной войне. Он стал вести себя агрессивнее, ругался, швырялся вещами, любил поучать школьницу-сестру, если та делала что-то не так по дому либо допоздна задерживалась на курсах. Нет, иногда он вёл себя нормально, преподавая ей, например, искусство единоборства, которому сам обучился в армии. Но основное время им управлял алкоголь. Если первый месяц Агния Лесофовна терпела выходки сына, считая, что тот имеет право расслабиться с друзьями на кухне и выпить пару бутылок водки, то потом она вежливо попросила его уходить в ближайший кабак, поскольку убирать после пьяной компании становилось всё сложнее да и выспаться не удавалось из-за шума, который шёл от крикливых армейцев.

Так вот, в тот апрельский день брат вообще не вернулся из бара, и Агния Лесофовна сильно переживала из-за этого. Она уже обзвонила все вытрезвители, больницы и отделы милиции, но пока ничего не нашла. Парень был буяном, особенно в нетрезвом состоянии. Его уже забирали пару раз в «предвариловку» за какие-нибудь хулиганства. Когда Лавра прибежала домой перед вечерними занятиями на подготовительных курсах университета, мама попросила сходить её в бар и поспрашивать, куда подевался безумный сынок. Девушка, не снимая куртки, исполнила просьбу, чем обрекла себя на страшную неприятность.

Заглянув туда, Лавра сразу поняла, что её братец никуда не пропадал, а весело проводил всё это время в подвыпившей компании. Только на сей раз ребята не просто мило беседовали и хвалились друг перед другом военными подвигами, а решили померяться силами и устроили дуэльный клуб. Когда Лавра пришла сюда, Гаральд как раз дрался с одним субтильным парнишкой на боевых кинжалах, уже успев порезать плечо слабому сопернику. Она кинулась разнимать придурков, звала брата домой, но тот лишь отшвырнул девчонку в сторону и продолжил наступать на изрезанного товарища. Разозлившись, девушка применила пару силовых приёмов, которым её научил сам Гаральд, и уложила парня на обе лопатки. Довольная собой, она поволокла его к выходу, но тут брат, разгорячившись, без всяких предупреждений воткнул в неё нож.

– Но самое ужасное не это, – побледнела Лавра от неприятных воспоминаний, поглядывая на поражённую подругу. – Я бы простила его за шрам, всё же пьяный был и я сама на рожон полезла. Только вот гинеколог мне сообщил, что из-за травмы я теперь не смогу иметь детей.

– Вот чёрт… – прошептала Марина, удивлённо мотая головой.

– Вот поэтому я и ненавижу Гаральда, – развела руками Гербер, отходя от окна.

– Да, есть за что, – согласилась Холодова. – Не думала, что твой брат увлекается выпивкой.

– Уже не увлекается. После того случая взялся за ум, устроился обратно на военную службу и живёт очень хорошо, на «БМВ» ездит и семью заводить собирается.

– Урод, лучше б ему кое-что отрезали, чтоб страдал хуже твоего! – выпалила Марина. – А ты не пробовала лечиться, может, ещё не поздно что-либо сделать?

– Это бесполезно. Думаешь, я не обследовалась?..

– Поэтому ты особо ни с кем не встречаешься, да?

– Как ты считаешь, станут ли с тобой заводить серьёзные отношения, зная, что ты бесплодна?

– Извини, не хотела тебя обидеть, – растерялась Холодова. – Хотя я, например, терпеть не могу детей и не собираюсь становиться мамой.

– Почему?

– А что в этом хорошего? Появится ребёнок и всё, конец твоей личной жизни, только и будешь, что бегать за ним, как бы где он не поранился, не расстроился. Нет, уволь, пусть рожают смазливые дурнушки, они для того и предназначены. А мы будем жить в своё удовольствие. В конце концов, бесплодие – не повод отказываться от мужчин!

– Заметив шрам, любой от меня сбежит… Кому нужна инвалидка?..

– Брось, не думай об этом, – встряхнула её Марина. – Как будто кто-то смотрит, что у тебя есть на животе. Вон даже Рýдольф на тебя запал.

– Что?? – удивилась Гербер, отталкивая рыжую бестию на подушки. – Брось, ничего он не запал!..

– Но ведь он от тебя не отстаёт… Наверное, ты в его вкусе. Да сама осмотрись, даже этот твой Суровкин тебя уже домогается, настолько ты их всех приворожила.

Вспомнив о вредном преподавателе, Лавра мигом помрачнела.

– Кстати, что ты решила насчёт него? – поинтересовалась Марина, поправляя повязку на руке.

– Ничего. Зубрю историю права, надеюсь, сдам зачёт. Хочу узнать завтра, что ему известно о сокровищах Бальваровского.

– В смысле?

– Ну он тут вчера заявил, что ему что-то известно. Сама не поняла, что он имел в виду.

* * *

Новый день с самого утра обещал быть плохим. Сначала Лавра спалила яичницу, которую хотел тихо поджарить себе на завтрак, пока Холодовы спали. Потом поскользнулась во дворе, когда залезала в машину.

На университетском крыльце стояли сокурсники, видимо, тоже не торопясь идти на пару к Суровкину.

– Ух, щас нас опять станут натягивать, – простонал Денис Хромов, шагая возле Лавры в аудиторию, где была намечена страшная для всех История Права.

– Всё, он меня сегодня полностью раздавит, – пожаловался в ответ Саша Пекинин, на ходу пытаясь повторить задание.

– Да не трусьте, пацаны, – нисколько не печалился Потапов, тоже держа в руках стопу книг. – Вам же не грозит стоять у доски и выписывать всякую муть.

– А мне он пообещал, что я буду сдавать ему зачёт все зимние каникулы, – пожаловалась Надя Боровикова, присоединяясь к ним. – Если он завалит меня, я буду не допущена к экзаменам, у меня и так уже четыре хвоста.

– Ладно, – вздохнул Сергей, по-прежнему приободряя сокурсников, – перед смертью не надышитесь, верно, Лавра?

Гербер обернулась на него и молча зашла в аудиторию. Знали бы они, в каких отношениях она с Суровкиным.

Рафаэль Бергетович, как обычно, уже поджидал своих несчастных жертв за столом, перебирая какие-то бумаги. На нём был такой же белоснежный костюм. Интересно, как ему удаётся поддерживать его в безукоризненной чистоте каждый день? Неужели Суровкин настолько аккуратен? Или, может, у него много одинаковых белых пиджаков и брюк?..

Студенты, входя в помещение, дружно здоровались с ним, но ни ответа, ни одобрительного кивка или даже простого взгляда от него не получали, отчего стали рассаживаться по местам как-то неуверенно. В основном все старались спрятаться на задних рядах. Очевидно, маячить перед грозными зелёными глазами преподавателя не хотел сегодня никто, кроме Лавры. Она одна пристроилась аккурат напротив него, извлекая из сумочки учебник и конспекты. Готовиться к семинару не имело смысла, вряд ли Суровкин захочет спрашивать отличницу. Мужчина не сразу подметил свою главную добычу и ещё какое-то время старательно изображал, будто заполняет журнал успеваемости. Лишь когда аудитория заполнилась, он посмотрел на Гербер, радостно улыбнулся и окинул хищным взглядом остальных студентов.

– Очень странно, что сегодня ваш курс в полном составе, – произнёс Суровкин в насмешливом тоне.

Лавра посмотрела назад и удивилась тому, как быстро Рафа успел пересчитать её сокурсников. Их, действительно, было ровно сорок два человека, но даже ей на этот подсчёт понадобилась минута.

– Мы с вами завершаем учебную программу по дисциплине История права и рассмотрим на этом занятии тему по эволюции судебной системы в России, – строгий преподаватель, подходя ближе к передним рядам. – Тема не такая тяжёлая для людей со средним уровнем интеллекта, но, судя по прошлым успехам, у вас таких почти что нет… Тем не менее я слепо верю, что хотя бы общение со мной вдолбит в ваши головы минимум тех знаний, какими вы должны располагать к окончанию обзорного курса История Права.

Его взгляд остановился на Гербер. Надменная улыбочка на секунду разрезала лицо Суровкина.

– Потапов, к доске! – скомандовал Рафаэль Бергетович, словно он руководит служебной собакой.

Сергей, уже готовый к вызову, деловито спустился с задних рядов и прошагал к стене, по пути беря с обшарпанной трибуны кусочек мела.

– Пока я буду опрашивать аудиторию, выпишите главные принципы отечественного судоустройства, – приказал преподаватель, возвращаясь к поиску следующей жертвы. – Боровикова, мне понравилось Ваше прошлое выступление, оно было переполнено драматизмом, так что прошу на сцену…

Он указал рукой на трибуну, и бледная Надя, придерживая несколько тетрадок, несмело зашагала туда. Её голос дрожал с самого начала ответа, она постоянно сбивалась, и у Лавры, уткнувшейся в свою книгу, возникло ощущение, что сокурсница вот-вот расплачется.

– Пекинин! – рявкнул Суровкин, видимо, заметив, что Саша занимается чем-то не тем. – Вам тоже отдельное задание! Вы будете решать задачу…

Мужчина протянул ему листок с текстом и заставил стоя вникать в суть задания. Время от времени он отвлекался к Лавре, снова радостно ей улыбаясь. Но Гербер, хоть и испытывала дрожь от такого внимания к себе, старалась соблюдать хладнокровие и делала вид, будто готовится к следующему вопросу. Между тем трусиха Боровикова невпопад говорила всякую ерунду.

– Слушай, звезда, – не выдержал Суровкин этого беспорядочного набора слов, – ты хоть немного понимаешь, о чём пытаешься нам тут доложить?

– Ну, да… – покраснела Надя, готовая спрятаться от него за трибуну.

– Отлично, – злобно усмехнулся Рафаэль Бергетович, отходя к двери. – Назови основные этапы развития российского суда?

Девушка принялась что-то перечислять, только как-то совсем уж нерешительно. Закончив бубнить, она вытерла со лба капельки пота и с волнением посмотрела на застывшего возле выхода мужчину.

– Поплавская, – произнёс он фамилию следующей студентки, и Наталья незамедлительно вскочила со своего места, пряча за спину сотовый телефон, – повторите то, что нам сказала Боровикова.

Девица надвинула брови и нагнулась к конспектам, чтобы прислушаться к подсказкам соседей.

– Янзина! – недовольно воскликнул Суровкин, и его зелёные глаза засверкали как у какого-то дикого зверя. – Выходите к доске и чертите таблицу с двумя колонками. В первой напишите особенности развития суда присяжных, во второй – мировых судей.

«Шептунья», которая попыталась помочь нерадивой подружке, медленно поплелась к рисующему мелом Потапову.

– Так Вы повторите нам слова Боровиковой или я зря теряю время?! – издевался преподаватель над встревоженной Натальей.

– Извините, Рафаэль Бергетович, мне позвонили по телефону, и я прослушала то, что Вы от меня требуете, – оправдалась жалобным голоском притвора-Поплавская.

– Припомните, говорил ли я на самой первой лекции, что будет с теми, чьи приборы станут отвлекать нас от занятия? – грозно спросил мужчина, поднимаясь к побледневшей девице. – Говорил?!

– Говорили, – сглотнула Наталья, глядя на протянутую к ней ладонь, и быстро отдала телефон ему. Теперь-то она понимала, что значит попасть под горячую руку преподавателя.

Внезапно Рафа размахнулся и швырнул сотовый в сторону доски. Мобильник пролетел почти у самого потолка аудитории и со звоном шмякнулся о портрет Ленина. Честно говоря, Лавра подумала, что картина свалится Сергею на голову, но изображение «вождя», как оказалось, было крепко привинчено к стене. А вот телефончик Поплавской развалился на несколько частей. Отремонтировать его теперь вряд ли получится.

– Кому не нравятся мои методы обучения, вольны не посещать Историю Права! – развёл руками довольный собой Суровкин.

Поплавская с нервным вздохом опустилась на скамью, сверля обидчика злым взглядом.

– Вас никто не освободил от вопроса!!! – прорычал мужчина, и девушка снова вскочила на ноги, как солдат перед старшим по званию. – Перечислите мне основные судебные реформы в российской истории.

Кое-как ответив на это, она смогла наконец-то отвязаться от него. Такого унижения Наталья, видимо, ещё никогда не испытывала. Боровикова, окончательно впав в истерику, стирала с лица слёзы, словно вместо Натальи оскорбили её. Но Наде повезло, Суровкин отправил её на место и вызвал на следующий вопрос Дениса Хромова.

Семинар потёк в прежнем русле, но Лавра заметила, что наказания у Рафаэля Бергетовича заметно ужесточились. Она старалась никак не реагировать на его издёвки. Её даже забавляло то, как он обращается с сокурсниками, совершенно позабыв об их конфликте. Со стороны это выглядело очень смешно: старательно рисующие мелом Потапов и Янзина, решающий сложную задачу Пекинин, бормочущий всякую ерунду Хромов, вытирающая слёзы Надя Боровикова и униженная Поплавская. В общем, цель Суровкина была достигнута, все боялись его и вели себя теперь тише воды.

Перед окончанием семинара Рафаэль Бергетович напомнил курсу про трудный зачёт, намеченный на 28-е декабря, передал старосте длинный список вопросов и с презрением оценил на «двоечку» труд Потапова и Янзиной. В то время, как обозлённые студенты поспешили покинуть аудиторию, Лавра осталась сидеть за партой, выжидая, пока все уйдут в коридор. Суровкин принялся стирать с доски каракули Сергея и, казалось, не обращал на неё никакого внимания. Но она покорно молчала, не решаясь начать беседу.

– Вашему терпению можно позавидовать, Гербер, – вдруг произнёс мужчина, оглянувшись. – Учиться с такими олухами целых пять лет – это заслуживает уважения. Вам никогда не хотелось двинуть кому-нибудь из них по челюсти?

– Зачем? – смутилась Лавра, чувствуя, что ей совершенно не по нраву находиться с ним наедине.

– А вот у меня иногда чешутся кулаки. Хочется порой не забалтывать тупиц своими хлёсткими фразами, а просто дать им хорошенько по голове, – признался тот и положил перепачканную мелом тряпку возле трибуны.

Теперь он смотрел Лавре прямо в глаза, попутно складывая в свой портфель бумаги.

– Вам же доставляет удовольствие оскорблять нас, – откровенничала отличница, при этом внутренне ругая себя за резкие слова.

– Если не делать этого, из вас получатся выпускники третьесортного ПТУ. Имели опыт общения с такими умниками?

– Я здесь не для того, чтобы обсуждать с Вами своих сокурсников.

– Да? – деланно удивился Рафаэль Бергетович, вскинув русые брови. – Тогда интересно, для чего же Вы остались?..

– Вы прекрасно знаете, по какой причине я разделяю сейчас Ваше общество, – начала она. – Тогда, в Дэльта-Пэлас, Вы сказали что-то про сиаморовый кубок…

– Так, так, так, – оживился мужчина, оставив кейс в покое. – Значит, Вам, действительно, интересен этот предмет.

Он вышел из-за стола и как-то мрачно улыбнулся.

– Кто Вам рассказал про него? – напряглась Лавра. – Вы тоже изучали сокровища Бальваровского???

– Так получилось, что Витафьев – хороший знакомый моего отца-проректора. И он успел сообщить, что отличница со странностями по фамилии Гербер активно интересуется историей происхождения криминальных сокровищ.

Мысленно Лавра отругала Альберта Евграфовича, не держащего язык за зубами, но самой не терпелось узнать, что же задумал Суровкин.

– Видите ли, Гербер, у меня есть одно маленькой хобби, – продолжил Рафаэль Бергетович с наглой усмешкой. – Каждую сессию у меня новая красивая звезда. Так получилось, в этом семестре ею должны стать Вы.

Отличница недоумённо уставилась на него, но следом не выдержала и расхохоталась.

– Простите, – сквозь смех произнесла Лавра. – Это нервное…

– Да, я понимаю, Вы имеете право похихикать, – с прежней гримасой на лице вещал Суровкин. – Вас вряд ли удастся шантажировать зачётом или отчислением, как кучу глупых девиц. Поэтому я решил раздобыть то, что представляет для Вас большую ценность.

Он вернулся к своему портфелю и извлёк оттуда небольшую папку с исписанными листами.

– Рукопись профессора Лаврина, – гордо сообщил Рафаэль Бергетович, помахав папкой.

– Но как? – опешила Гербер. – Откуда она у Вас???

– Сумел заполучить, – разлился в улыбке Суровкин и вдруг передал заветную папку своей студентке.

Лавра лихорадочно достала листы и поняла, что здесь всего лишь три странички текста. Бегло прочитав несколько строчек, она убедилась, что это действительно рукопись Лаврина и Витафьева. Медленно до неё стал доходить замысел преподавателя.

– Нет, – мотнула она головой, не веря в такую подлость. – Я не стану спать с Вами из-за рукописи!..

– Зря, – ухмыльнулся Рафаэль Бергетович, – там очень-то любопытная информация. Придётся сжечь…

– Нет! – вскричала Лавра в полной растерянности. – Зачем Вы так поступаете? Что я Вам сделала плохого?!

– Я же сказал, это просто хобби…

– Столько красивых девиц вокруг, почему именно я???

Суровкин приблизился к ней и вдруг схватил за шею. От такой внезапности студентка замерла с шокированными глазами, выронив листы.

– Потому что я так решил, – прошипел мужчина и оттолкнул её.

Лавра нервно задышала, потирая шею, и заметила, как он положил на преподавательский стол визитку.

– Там адрес, – промолвил Рафаэль Бергетович. – Сегодня, в девять вечера. Не придёте, и рукопись больше не увидите никогда…

Он, схватив портфель, спешным шагом направился к выходу и даже не обернулся. Гербер потрогала горячее лицо. Из всех непристойных предложений, которые ей поступали раньше, это было самым гнусным.

Здание, в котором находился юридический факультет, считалось главным и поэтому выглядело во всех смыслах отлично. Чего только стоили узорчатые рамы, в которых поблёскивали стёкла окон. Однако убранства в помещениях Лавру сегодня абсолютно не интересовали. Она пришла сюда, чтобы разобраться с Анжелой. Поднявшись на второй этаж, Гербер сразу же кинулась к расписанию, расспросила там пару парней про Брилову и направилась в аудиторию 214, где у солистки «Гранды» должно было идти Налоговое право. Занятие уже началось, и отличница злилась из-за перспективы простоять в томительном ожидании под дверью. Но там её ожидал сюрприз – аудитория оказалась пуста.

– Вы на пересдачу? – тут же поинтересовалась молоденькая девушка, сидящая за преподавательским столом.

– Нет, а разве четвёртый курс сегодня не здесь занимается? – с удивлением переспросила Лавра.

– Я их отпустила, – улыбнулась незнакомка, которая, по-видимому, являлась преподавателем. – Сегодня я принимаю зачёт у должников.

Вернувшись к расписанию, Гербер поняла, что упустила Анжелу. Её группа радостно умчалась домой, да и завтра у них занятия почему-то были поставлены только после обеда. Куда Брилова могла деться, имея столько свободного времени, Лавра прекрасно знала, но отправиться в офис «Гранды» не могла – на стоянке перед четвёртым корпусом её дожидался Володя. Впрочем, никуда подозрительная пассия Фанелина не денется, а Гербер ещё нужно настроиться на вечернее рандеву.

* * *

Ещё во время обеда Лавра обмолвилась Екатерине Львовне насчёт того, что вечером собирается сходить в гости к брату. Мать Марины ничего на это не ответила, ведь она же не знала, что подруга дочери в действительности не общается с Гаральдом.

В шкафу у щедрой Марины нашлось множество симпатичных вещей. Причём Холодова поделила свою одежду на официально-деловую и неформальную. В этот вечер Лавре как раз понадобится что-нибудь из этой серии. Она решила взять блестящее зелёное бельё. Подобрав эротический наряд, Лавра предпочла принять ванну с любимыми Мариной лепестками роз. Надо же испробовать их чудодейственное влияние на кожу, тем более подруга о них так хорошо отзывалась.

Около семи вечера явился Глеб Валентинович и, как это обычно происходило, в компании с каким-то товарищем – пожилым незнакомым мужчиной. Впрочем, отличнице он был не интересен. Лавра наводила красоту: нарумянила щёки, обильно накрасила веки, а губы обвела сверкающей помадой. Да, если Суровкин и хочет кого увидеть сегодня на пороге своей квартиры, так это именно такую девицу. Правда, в сумочку она положила шокер. Ведь соглашаться на секс с преподавателем ради рукописи Лавра отнюдь не собиралась. План был гораздо проще – попасть домой к сластолюбцу, потребовать показать полный текст профессора Лаврина, а затем шандарахнуть Рафаэля Бергетовича электрошоком в самый неподходящий для него момент. Пока он будет дёргаться на полу в конвульсиях, студентка успеет забрать рукопись и убежать из квартиры.

Проспект Толстого находился в южном районе города, недалеко от центрального рынка. Взволнованная Лавра добралась досюда на такси, благо, стоило ей это сущую мелочь. Попался молоденький шофёр, который вообще, глядя на выступающие из-под шубы изящные ноги, предлагал покататься с ним ещё часок-другой по мглистым улицам в поисках развлечений. Но у Лавры их на сегодня уже хватало, причём таксисту такие и не снились. Отдав на прощание пару купюр, она замерла перед несколькими девятиэтажками, раздумывая, в какой из них Суровкин назначил ей встречу.

Дом за номером 22 стоял возле пустыря. Здесь был весьма чистый двор, в котором имелось всё для счастливых жильцов: и охраняемая автостоянка, и детская площадка, и высокие берёзы, и место для выгула собак. Да, Рафаэль Бергетович обосновался в хорошем месте. Удивляла лишь полнейшее отсутствие людей, хотя время только-только близились к девяти. Вдобавок появился туман, который обещал к утру очередное похолодание.

Девушку одолел озноб. Она еле-еле доковыляла до первого подъезда и тут же начала изучать кнопки домофона. Лавра припала к аппарату и нажала большую красную кнопку. В треснутом динамике возник сплошной гудок, и она, подумав ещё раз, нажала на цифру восемь. Оттуда донеслись телефонные звуки, и Гербер стала считать, на какой из них соблагоизволит ответить её преподаватель.

– Детка, это ты? – прохрипел странный низкий голос после седьмого гудка, когда она и не надеялась услышать Суровкина.

– Я… я, – отозвалась Лавра. «Детка» – так Рафа её ещё ни разу не называл. Что это на него уже нашло?..

Подъездная дверь громко скрипнула, и Лавра испугалась ещё сильнее. Домофон отключился.

Отличница несмело вошла внутрь и огляделась. Подъезд был чист. На первом этаже находились всего две двери, и студентка поплелась наверх по широкой монолитной лестнице. Преподаватель жил на четвёртом уровне, причём его квартира была здесь единственная. Да, не хило устроился юрист строительной фирмы.

Нажав на звонок, Лавра на этот раз предусмотрительно отошла назад, дабы дверь не шарахнула её по лбу, который до сих пор болел после вчерашнего удара Гаральда. Но квартира, к удивлению, оказалась открытой. В двери зияла щель, сквозь которую виднелся бежевый коврик. Потянув ручку на себя, девушка осторожно заглянула внутрь, однако никого за ней не обнаружила. В прихожей горел свет, а в воздухе пахло миндалём и шампанским. Неужели Суровкин уже лежит в постели, дожидаясь, пока девушка придёт к нему сама?..

– Рафаэль Бергетович? – позвала она и, не дождавшись ответа, прошла внутрь.

Скинув зимние сапоги и повесив шубу Екатерины Львовны на медный крючок в прихожей, Лавра без спешки направилась по коридору к комнате, где горел оранжевый свет. По пути она изучила обстановку. На стенах висели маленькие чёрно-белые картины, на которых были изображены какие-то дома. Обои поблёскивали жёлто-красными цветочками. Потолок в квартире был высоким, почти как в старых сталинских домах. Здесь же имелись всякие полочки, тумбочки, на одной из которых располагался телефон. Правда, его трубка была не на месте, а лежала рядом и издавала короткие сигналы. Видимо, услышав голос студентки, Суровкин позабыл обо всём на свете и сразу же кинулся в спальню. От этого напряжение Лавры только усилилось. Что ж, наверное, так даже лучше.

В комнате, двери которой были настежь открыты, царил сквозняк. Лавра первым делом взглянула на окно и обнаружила там проход в лоджию. Странно, чего это Рафа устроил тут холод? Впрочем, взгляд сам собой уткнулся в широкую, занимавшую почти половину комнаты кровать, поверх которой лежал и сам Рафаэль Бергетович, обняв себя правой рукой. Вернее, он даже не лежал, а как-то криво сидел, упёршись головой в спинку койки и смотря куда-то вниз. К счастью, он был ещё одет. На нём красовалась обтягивающая футболка и джинсы. Странно, но он никак не отреагировал на появление брюнетки. От этого Гербер окончательно растерялась.

– Рафаэль Бергетович, – позвала его Лавра дрожащим голосом, прижимая сумочку к груди, – я пришла…

Суровкин не ответил. Тогда она сделала пару шагов к кровати и вздрогнула. Левая рука преподавателя свисала с края постели, а рядом с ней валялся шприц с толстой чёрной иглой, с кончика которой капала алая кровь. Зелёные глаза Рафы казались какими-то мутными. В них не было привычного злого огонька и презрения, они просто глядели в пустоту. А его бледное лицо портила пена изо рта.

Мысли роем налетели на голову, и Лавра покачнулась в сторону. Не может быть, он наркоман и… И, похоже, переборщил с дозой? Но где жгут и ватка, обмоченная в спирте?.. Или состоятельный Суровкин экономит на этих процедурах и колит себя куда попало?!

По полу пронеслась бумажка. Сквозняк гонял её из угла в угол, и Лавра невольно обратила внимание на рисунок. Это была такая же листовка, что и у умершей в университетском парке Лики Лаврентьевой!..

Лавра слишком поздно опомнилась – в коридоре раздался посторонний шорох. Девушка испуганно обернулась на дверь, сумочка с грохотом рухнула ей под ноги, а в ушах застучал пульс. «Нет, не может быть, – убеждала она себя. – Его убили, причём так же, как и тех бедных студентов». Да-да, Лика Лаврентьева умерла от передозировки, равно как и Коля Лавраткин. Лишь Настенька Лаврова задохнулась от газа, но всё же погибла не по своей воле. И вот теперь неведомый душегуб подбирается ко входу в спальню…