На этот раз доктор Клейн не заставляет его ждать. Его приглашают пройти в кабинет сразу же, как только он приехал, и уже не объясняют, за какой дверью в обшитом панелями коридоре находится врач. Всю эту неделю он принимает новое лекарство и чувствует себя лучше. Не настолько лучше, чтобы считать себя вылечившимся, а лучше в смысле не так плохо. Улучшение проявляется в том, что для выхода из дома ему теперь требуется двадцать минут, а не шестьдесят, как раньше. Это пока все, что он может сказать.

— Какие-нибудь побочные эффекты? — спрашивает доктор.

Рой пожимает плечами.

— Некоторая сухость во рту.

— Так обычно и бывает. Вы можете не ограничивать себя в потреблении фруктовых соков, возможно, сухость уменьшится.

Рой кивает головой. Он не много пьет сейчас, да и то только содовую.

— Но, вы знаете, в принципе все нормально. Правда, не так, как было, когда я принимал таблетки доктора Манкусо. Я не чувствую себя таким… заторможенным. Понимаете? Я имею в виду, что меня это не беспокоит; анафранил — это хорошее средство, но..

— Но иногда он притупляет чувства и ощущения. Вы заметили?

— Заметил.

— Анафранил это более старое средство, производимое в Швейцарии и содержащееся в каталоге Швейцарского общества химических отраслей, — поясняет доктор Клейн. — По составу лекарство, которое я прописал вам, более сильный ингибитор, но он действует иначе… — Внезапно он умолкает. Отклоняется назад, очки съезжают на самый кончик носа. — Но вы-то, конечно же, пришли ко мне не затем, чтобы обсуждать химический состав препаратов.

— Надеюсь, что так, — смеется Рой.

— Тогда поговорим.

— Поговорим… — соглашается Рой и замолкает, подыскивая нужные слова. — А о чем?

— Да обо всем. О чем хотите. Есть что-либо, что гнетет вас?

— Каким образом?

Клейн откладывает в сторону папку с историей болезни Роя и, сцепив пальцы, кладет руки перед собой на стол.

— Что-то такое, что вы хотели бы прогнать вон из сердца; что-то такое, о чем вы хотели бы рассказать кому-то, неважно кому. Вот такого слушателя вы и видите сейчас перед собой. Рассказывайте мне о своих делах.

На какое-то мгновение Роя охватывает желание рассказать о той женщине из прачечной. Он хочет рассказать Клейну, на что он живет, как добывает деньги. Он хочет изложить все по порядку, раскрыться, поведать ему все и начать все сначала.

Он хочет описать ему ту женщину из прачечной. Не упуская никаких деталей и подробностей. Дешевые колечки, разваливающуюся машину, убогую жизнь. Обесцвеченные волосы, дряблую кону, потухший взгляд. Те шесть тысяч долларов, которых она лишилась, были сняты со счета до последнего цента. Три штуки из этих шести сейчас в его доме и покоятся в чреве керамической лошади, до отказа набитом деньгами. А под сиденьем в его машине спрятана половина такой суммы. Он хочет рассказать о способах выманивания денег, о каждом трюке, который ему известен, и посвятить доктора во все мошеннические таинства игр, какие он пожелает узнать. Он хочет рассказать Клейну обо всем, что умеет делать, и обо всем, что делает.

— Да я ни о чем таком и не думаю, — говорит Рой, отмечая про себя, что ковер по-прежнему очень темный.

Клейн замолкает. Ждет. Рой поводит плечами.

— Ну, если взглянуть… — наконец решается доктор. — В прошлый раз мы немного поговорили о вашей бывшей жене.

— Мы говорили?

— Ну, в основном-то говорил я. Вам это было не особенно интересно, если я правильно понял, но мне кажется, что сегодня, раз уж вы чувствуете себя… чуть получше… то, может, мы немного об этом поговорим.

— Да не знаю, — отвечает Рой. — Я думал, мы просто поговорим… так, ни о чем, понимаете? О спорте, например, а потом вы дадите мне еще одну упаковку.

— Конечно, мы так и сделаем. Не сомневайтесь. Просто представьте себе кое-что. Встретились два приятеля; вот они сидят за столом, «слушай, а как эти деляги, а эти кидалы, а эти щенки… да… ну, а как твоя-то жизнь, как твоя бывшая жена..

Рой не может сдержать улыбку; Клейн знает, как подобрать ключ к нему. Этот парень ему почти нравится.

— Так вы хотите узнать о Хедер? — спрашивает Рой.

— Если вы готовы поговорить об этом.

— Конечно готов, но боюсь, это будет не очень интересно.

— Выслушивать скучные истории — это моя профессиональная обязанность.

— Ну что ж, — соглашается Рой. — Я расскажу вам о Хедер.

* * *

Когда они встретились, ей было девятнадцать; девятнадцать, и она уже хорошо знала цену своему телу. Она ходила так, как будто на ходу исполняла танец живота, а, когда занималась любовью, двигалась, как гимнастка. В Хедер, казалось, не было ничего жесткого, негибкого. Настроение ее менялось легко и быстро: радость переходила в волнение, волнение в озлобление и так далее. Когда она бывала нужна, ее не оказывалось рядом, и оказывалась рядом, когда ее присутствие было излишним. Она всегда пребывала почти на грани общепринятого и всегда присматривалась к чему-то. Но ее никогда не удавалось заарканить или застать врасплох.

Заарканил ее Рой. За восемь месяцев до этого его с треском выгнали из армии, что подтверждали постоянно хранившиеся в кармане документы. Никто конкретно в этом не виноват, а вместе с тем все виноваты. В те дни он часто дрался. Много пил. О многих своих драках он уже позабыл. Клуб, в который он забрел в тот вечер, имел скандальную репутацию. До этого Рой там не бывал. А после тем более.

Она танцевала в толпе мужчин, и ее белые, до самой талии волосы подпрыгивали вместе с телом в такт музыке. Попку туго обтягивали кожаные брючки, распашонка на бретельках, снизу отороченная бахромой, прикрывала маленькие крепкие груди. В центре внимания посетителей обычно был левый угол танцевального помоста, она это знала. И выставляла там себя напоказ. Позже, когда они начали встречаться, Рой узнал, что она, перед тем как выйти на танцевальный помост, массировала свои соски. Ей надо было, чтобы они выпирали, как бы объявляя о ее присутствии. Вот такой была Хедер.

В тот вечер Рой был с приятелем. Раньше они жили по соседству. Рой хандрил, и ему необходимо было выйти на люди. Но спутник его был чем-то опечален и поэтому все время молчал. Он даже всплакнул, когда пил пиво, и затем захотел уйти. А Рой, увидев в баре Хедер, предложил ей выпить. Они выпили по коктейлю, потом стали говорить и смеяться. Он положил руку на ее попку, и она ее не сбросила. Чуть погодя другой мужчина, ее знакомый, вошел в бар и потащил ее танцевать. Рой не возражал. Рой мог и подождать.

Он просидел в баре, наверное, час, терпеливо ожидая, когда толпа рассосется, когда закончатся песни. Он ждал, когда Хедер выберется из круга мужчин и вернется в бар. Но звучала новая песня, и танцы продолжались. Все больше мужчин дрыгали ногами, прыгая по танцевальному помосту. Вот и Хедер. Пять мужчин толкутся вокруг нее. Прижимаются к ней, тискают ее. Рой почувствовал, как кровь тяжелой волной приливает к голове; затылку стало жарко, а в глазах замелькали яркие вспышки. То же самое ему случалось испытывать и прежде… как раз перед тем, как его комиссовали.

Он взошел на танцевальный помост. Похлопал одного из танцующих парней по плечу. „Может, хватит?“ — закричал он, стараясь перекричать музыку. Парень даже не обернулся. „Может, хватит?“ — снова заорал Рой. На этот раз чья-то пятерня плашмя шлепнулась на его лицо, растопыренные пальцы сжали щеки и стиснули нос. И его оттолкнули, оттолкнули прочь.

Жар в голове стал еще сильнее, под волосами нестерпимо давило, как будто кто-то, сидящий там, рвался наружу. Он предпринял попытку, еще одну попытку протиснуться в круг, но сплетенные тела танцующих выталкивали его. Он мог лишь видеть танцующую в центре круга девушку. Ее волосы, ее груди, ее смеющиеся губы.

Когда он снова попытался остановить танцующих, какой-то тощий рыжий парень, не старше Роя, отступил назад и сильно толкнул его в грудь.

— Чего тебе от нее надо? — пронзительно закричал он. — Не видишь, она с нами.

Что именно случилось дальше, Рой точно не помнит. Всякий раз, когда он рассказывает об этом, в его памяти всплывают дополнительные подробности. Получается что-то вроде коллажа, в который время от времени добавляются новые элементы.

Он ухватил парня за запястье, заломил его руку назад, согнул и переломил пополам. Кость, проткнув кожу, вышла наружу. Ночной клуб огласился пронзительными криками, перекрывшими визг и грохот музыки. Давящая боль в голове Роя стала сильнее; казалось, голова увеличилась в размерах. Рука, которую он все еще сжимал в своей, плечо под его ладонями… Рой опустился на одно колено, напрягся, отклонился назад и… нанес удар, звук которого походил на шлепок веслом по воде. И еще один парень с криком свалился на пол. Во время армейской службы Рой выделялся на занятиях по рукопашному бою.

Через две минуты круг танцующих рассеялся. На танцевальном помосте остались Хедер и Рой. И теперь он снова мог видеть то, что делалось в клубе. Пятеро парней, корчась и крича от боли, лежали на полу.

Хедер не знала, что именно на нее подействовало, но она влюбилась.

Через две недели они съехались и стали жить вместе, а спустя месяц после этого поженились. Пятиминутная церемония, выполненная нотариусом, работавшим в экспедиторском агентстве. Работы у Роя не было, а когда ему случалось находить какое-то место, он обычно быстро его терял. Хедер это не заботило. Она любила секс, и ей нравилось, что теперь у нее есть место, куда можно прийти как домой. Они жили в съемной комнате развалившегося фермерского дома, но это было их жилище. Здесь она могла кричать, если ей хотелось. Здесь она могла ходить в чем угодно. Рой любил ее независимо ни от чего. Ей все еще было девятнадцать.

В двадцать она забеременела. В течение двух месяцев ничего не говорила об этом Рою, а потом все пошло наперекосяк. Хедер несколько ночей не ночевала дома, и Рой все вечера, не вылезая из машины, колесил по улицам. Он искал девушек, похожих на Хедер. Избивал их дружков. Перед глазами опять мелькали яркие цветные вспышки. Обходил все ближайшие бары. Шел против движения, заглядывая в каждую машину. Рой ударил Хедер, когда она сказала ему о беременности. Ударил, когда она сказала ему о том, что скрывала свое положение. Прежде он никогда не поднимал руку на женщину, и никогда после. Он бил ее по плечам, по ногам, по лицу. Старался не ударить по животу, хотя перед глазами снова мелькали яркие всполохи, а голова, казалось, вот-вот разорвется на части. Неделями она ходила в синяках, неделями она плакала и стонала, а потом пропала.

Когда она ушла, то была на пятом месяце. Как раз тогда, когда проявились внешние признаки беременности — небольшой животик стал заметно выдаваться на ее гибком теле. Рой не пытался разыскать ее. Он знал, что это бессмысленно. Она ушла от него не из-за побоев. Она ушла от него не из-за ребенка. Она злила потому, что она была Хедер, а он был Роем, а они никогда не должны были быть Хедер и Роем. Через месяц от нее пришли по почте бумаги, которые Рой подписал, не читая. И этой подписью он словно бы стер ее из своей памяти. Он прожил в их доме еще три недели, а когда съехал, то почувствовал, насколько свежим стал воздух. До этого шли дожди, а сейчас они закончились.

* * *

— А вы думаете о ней? — спрашивает Клейн, выслушав рассказ Роя.

— Скорее всего нет, — отвечает тот.

— Ни о том, что произошло, ни о том, что могло произойти?

— А какой в этом смысл? Мне надо было многое сделать в жизни, так что я не мог постоянно думать об этой давней истории.

Доктор скребет подбородок.

— А о ребенке?

— А был ли ребенок…

— А если ребенок все-таки есть, — прерывает его Клейн. — Вы об этом не думаете?

Рой некоторое время молчит.

— Думаю. Иногда. Просто так… не о Хедер, понимаете, это… Вы как бы оставили там часть себя. А вдруг где-то там бегает Рой-младший? А вдруг он похож на меня? Вот какие дела.

Клейн понимающе кивает.

— Ему должно быть сколько… пятнадцать?

— Четырнадцать, а может пятнадцать… да.

— Вот-вот станет настоящим мужчиной.

— Надеюсь.

Мягкое сиденье кресла становится неудобным. Роя передергивает, он поеживается.

— А в чем, собственно, дело?

— Вы ведь рассказывали, помните? И дело ни в чем, если вы так считаете.

— Да нет, — произносит Рой после недолгой паузы. — Если, конечно…

— Да?

— Я не знаю. Иногда мне кажется, что, наверное, хорошо было бы знать, что где-то есть ребенок. Не для того, чтобы видеть их, или зачем-то еще, или вмешиваться в их жизнь, — нет, просто чтобы я знал. Как вы думаете, есть в этом смысл?

— Конечно. Конечно. Видите ли, Рой, в том, что мужчина звонит своей бывшей жене, просто чтобы поприветствовать ее, в этом нет ничего плохого. Даже если у них… были такие проблемы, как у вас. Так было всегда.

Рой не может думать об этом. Он пытается представить, как он звонит Хедер, снимает трубку. И тут желчь подкатывает к горлу. Поднимается выше, жжет.

— Нет… я, пожалуй… это не для меня. Никому это не нужно. А уж ребенку от этого никакой пользы.

— Не всегда нужно думать о том, чтобы извлечь пользу, — возразил Клейн.

— Вы хороший парень, док.

Доктор Клейн встает, выходит из-за стола, открывает ящик, в котором хранятся папки с историями болезней пациентов.

— Мы обсудим это поподробнее в следующий раз, если захотите, — говорит он и вынимает пузырек с пилюлями для Роя. Бросает пузырек через всю комнату. Рой, поймав пузырек на лету, прячет его в карман. — Это месячная доза, но я все-таки хочу видеть вас у себя каждую неделю. Вы согласны?

— Чтобы ворошить грязное белье да чесать языки?

— Так, как мы делали сегодня.

— Хорошо, — соглашается Рой. — Я буду приходить.

* * *

Спустя три недели Рой присматривается к тому, как Фрэнки готовит аферу на манер той, что описана в фильме „Испанский узник“, и прокрученную ими уже в трех городах. Лохом, которого предполагалось развести на бабки, был выбран некий Джон, владелец химчистки, готовый вложить три штуки в надежде на то, что его деньги помогут младшей сестре Фрэнки, пребывающей в Румынии, привезти в Америку семейное достояние. Этот Джон был седовласым болтуном, однако все еще хорохорился на профессиональных сборищах.

На этот раз Рой не участвует, он, правда, помог заманить в дело парня, но после этого держится в стороне. Время отдохнуть. Три последние недели были особо продуктивными, возможно, самыми продуктивными в прошедшем году. Ничего серьезного, ни одной долговременной операции, а только быстрые аферы, прокручиваемые со сногсшибательной скоростью. В последние дни он стал более энергичным и сам это чувствует. Вчера он надел брюки, которые давно не носил, и они пришлись ему почти впору. Пояс уже не сдавливал живот.

И Фрэнки тоже присутствовал на этом балу и побывал во всех местах, где обычно расслаблялся. Оттачивал и шлифовал свои манеры, следуя наставлениям Роя. На это приятно смотреть. Все-таки хороший партнер этот Фрэнки. И день ото дня становится лучше.

И вот все готово, все договоренности достигнуты. Фрэнки возвращается в машину с тремя штуками в кармане, ни он, ни Рой не могут удержаться от радостных криков. Заезжают в кафе перехватить по гамбургеру, потому что обед еще очень не скоро. Рой принимает таблетку во время еды; в одной руке гамбургер, в другой напиток, колени уперлись в рулевое колесо.

— Ты все еще принимаешь их? — спрашивает Фрэнки.

— Каждый день.

Фрэнки, присосавшись к своей банке, кивает головой.

— Это хорошо, это хорошо. Я же говорил тебе, что док нормальный парень.

— Так оно и есть.

— Сейчас-то ты соглашаешься…

— С чем? — спрашивает Рой. — На что ты намекаешь?

— Я намекаю на то, что могу дать тебе чертовски хороший медицинский совет, но почему-то не могу самостоятельно провернуть хорошее дельце, которое нам подворачивается, именно на это я и намекаю.

— Я что-то не возьму в толк, о чем ты сейчас толкуешь.

— О Саифе, — раздраженно отвечает Фрэнки. — Я толкую о Саифе.

— О том самом арабе?

— О турке. Или афганце, или кто он там еще. Уже который месяц я пытаюсь организовать встречу с ним. Я постоянно твержу тебе, что он нормальный парень и что готов делать бизнес, но всякий раз, стоит мне только заикнуться об этом, ты напускаешь какого-то туману, и разговора не получается.

— Я так не делаю.

— Нет, делаешь, как только я начинаю разговор об этом, ты погружаешься в какую-то меланхолию и ничего не хочешь слушать.

— Я не вижу смысла в этом деле, — защищается Рой.

— Я вижу. Доверь мне провернуть это дело, а? Мне это необходимо. Да и ребята у меня уже подобраны.

— Да… Я слышал о твоих ребятах.

Фрэнки дожевывает гамбургер. На этот раз он не собирается сдаваться.

— Ну послушай же, в этом деле живые деньги, а все, о чем я прошу, так это только о встрече. Об одной короткой встрече, только и всего.

Рой не понимает, с чего Фрэнки так возбужден, да это и не сильно его интересует. Он уже привык к его уловкам и ухищрениям, но и при этом Фрэнки в течение многих лет остается его верным партнером. Сейчас он здорово набрался опыта, и его уже не сравнить с прежним Фрэнки. А эти перепалки, они явно никому не на пользу. Придется бросить ему кость.

— Одна встреча, — соглашается Рой. — Назначай место и время. Но если этот парень мне не понравится…

— Разбежимся. В чем проблема?

— Послушай, если мне не понравятся его чертовы волосы…

— Тогда мы сразу уйдем, — с ходу соглашается Фрэнки.

Он возбужден и готов действовать немедленно. Горячится как мальчишка, принятый после окончания школы на первую в своей жизни работу. Так думает Рой.

— Ведь решать-то тебе, Рой.

— Не сомневайся, так и будет.

— Ты об этом не пожалеешь. Мы будем купаться в деньгах, вот увидишь.

* * *

Он еще не переступил порога дома, как зазвонил телефон. Он запер дверь, подавил возникшее желание открыть замок, а затем закрыть его снова и направился на кухню. Ковер был в порядке. Рой старался не смотреть вниз. Старался представить себе, что он в порядке, и не зацикливаться на этом.

— Слушаю, — произнес Рой, сняв трубку.

— Рой?

— Да? — ответил он, насторожившись: голос был ему не знаком.

— Это доктор Клейн.

Рой почувствовал облегчение:

— Привет, док. Вы хотите перенести встречу?

— Нет, нет, совсем нет, — в голосе доктора слышались нотки возбуждения. Возбуждения и нервозности.

Рой отодвинул стул из-за стола и сел.

— У меня для вас кое-какие новости.

— О Хедер?

— И да, и нет. А в общем, да.

Во время последних встреч Рой разоткровенничался. О Хедер, об их взаимоотношениях. О нескольких сладких минутах и о множестве горьких. А доктор Клейн пробудил в нем любопытство. В основном это возникшее в нем любопытство касалось ее, но немного и ребенка. Возможности появления ребенка. И хотя Рою хотелось это выяснить, он не мог заставить себя позвонить. Поговорить с ней. Всякий раз, когда он думал об этом и мысленно прокручивал в голове возможный разговор, желчь, поднимаясь вверх, нестерпимо обжигая глотку, напрочь лишала его способности говорить. Однажды ему даже пришлось стремглав бежать в туалетную комнату клиники Клейна и стать на колени перед унитазом. Рвотный рефлекс без последствий. Сочные плевки на пол.

Доктор сказал, что он сделал это. Но ведь так не поступают, так не принято, но он все-таки сделал это. Позвонил Хедер от имени Роя. Предложил встретиться, если у нее есть желание поговорить. Это был лишь первый шаг. Может, впоследствии и у Роя возникнет желание побеседовать с ней. Попытка не пытка.

— Я нашел ее, — говорит Клейн. — Я нашел ее, для этого мне пришлось прочесать весь штат.

— И где? — спрашивает Рой, но затем, спустя секунду, поспешно добавляет: — Постойте, не отвечайте, не надо. Рассказывайте дальше.

— Я нашел ее, и я позвонил ей, и мы… мило побеседовали.

Рой делает глотательное движение. Пока это еще не желчь.

— Она не изъявила желания поговорить со мной?

На другом конце провода раздался глубокий вдох. Через мгновение — долгий выдох.

— Да нет, — говорит Клейн как бы между прочим. — Не изъявила.

— Понятно.

— Она не поняла, что это могло бы оказать помощь при вашем лечении.

— Вы сказали ей, что я прохожу курс лечения?

— Я сказал ей, что я психиатр. Да, сказал. Я же не могу врать, Рой.

Рой глубже вжался в стул.

— Значит, видеть меня она не хочет.

— Нет. Нет. Но есть и хорошая новость, Рой. Очень даже хорошая.

— У нее рак? — горько усмехнувшись, спрашивает Рой.

Доктор ненадолго замолкает. Слышится лишь жужжание в телефонной линии.

— Рой, это что… неужто вы ей этого желаете? — голос доктора звучит мягко, но с укоризной. — Нам надо будет общими усилиями освободить вас от такого количества злости…

— Да это просто глупая шутка, док. Забудьте. Давайте, рассказывайте другую новость.

Проходит секунда, нужная Клейну, чтобы собраться с мыслями. Рой задерживает дыхание.

— У вас есть ребенок.

Выдох. Рой чувствовал: что-то должно произойти; почувствовал сразу, как только взял трубку.

Так вот почему Клейн звонил к нему домой. Новость о Хедер могла подождать и до следующего приема. Но новость о ребенке…

— Как его зовут? — спрашивает Рой.

— Анджела.

— Он… это девочка?

— Не совсем подходящее имя для мальчика, а? Да, Рой. У вас появилась четырнадцатилетняя дочь, которую зовут Анджела.

— Господи боже мой. Анджела, а? А что, мне кажется, имя хорошее.

— И она хочет с вами повидаться.

Рой делает глубокий вдох. Задерживает дыхание. Чего-чего, но этого он не ожидал. Доктор ведь намеревался побеседовать с Хедер. Поговорить с ней. О встрече речь и не шла, по крайней мере, в обозримом будущем, об этом они договорились. Но ребенок. Дочь.

— Когда? — спрашивает он.

— Как только вы сможете назначить место и время. Она ходит в школу, но ведь есть же уик-енды, есть и вечера.

— Вы можете это организовать?

— Могу, но вам, должно быть, это…

— Организуйте, — просит Рой. — Договоритесь обо всем. И мы с ней увидимся.

* * *

В двух милях от дома Роя есть парк. В парке есть качели, есть скамейки, есть и замок на холме. Отличный парк и хорошее место для встреч. Именно здесь доктор Клейн решил устроить встречу. Именно сюда он собирается привезти Анджелу.

Рой знает, что она приедет на поезде, но встретить ее на вокзале он не захотел, хотя док предложил встретиться там. По мнению Роя, увидеть свою дочь, которую прежде никогда не знал, на вокзале — это не лучший вариант. И даже странный. Вокзал вечно забит людьми, толпа настолько плотная, что и не пошевелиться. Невозможно маневрировать. Он предпочитает встретиться с ней в парке. На открытом месте. К тому же здесь повсюду кусты, в которых можно скрыться, если вдруг начнет тошнить.

Рой приезжает к месту встречи заранее. Он не сказал Фрэнки о предстоящем свидании. Наверное, это неправильно, но Фрэнки ничего не знает. Возможно, когда все закончится, тогда он и скажет ему, размышляет Рой. Наверное, тогда, когда он встретится с дочерью — с Анджелой, — когда он с ней встретится, тогда он и сможет рассказать своему подельнику о ней. О том, что у него есть ребенок. А пока Фрэнки думает, что это запланированная встреча с психиатром. То, что такие встречи нужны и важны, он понимает. Мать Фрэнки была хорошей и доброй женщиной, по-настоящему доброй женщиной; она заставляла их есть столько, что они едва не лопались; она никогда не сказала ничего дурного ни о ком. А потом, пять лет назад, у нее вдруг начались галлюцинации, и она, обращаясь к стенам, заходилась в пронзительных криках. Она кричала и на Роя, когда он заходил к ним, осыпала его проклятиями. Обзывала его. Непристойно выражалась. Так Фрэнки и узнал о том, что существуют психиатры. И таблетки. То, что у Роя вдруг появилась дочь, Фрэнки может просто не понять, только и всего. Но с этим можно подождать.

Рой садится на скамью, предварительно стерев с нее носовым платком птичий помет. Сегодня он надел один из своих самых лучших костюмов — черный костюм, а к нему желтый галстук. Сорочка широка и собралась в складки на том месте, где раньше выступал живот. Воротник тоже широк. Раньше он сдавливал шею и затруднял дыхание, а сейчас между воротом и шеей зазор не меньше дюйма. Рой понимает, что надо бы купить несколько новых сорочек, но ему приятно чувствовать себя по-новому в этих, ставших просторными. Ему нравится та свобода, которую ощущает его тело.

Парк заполнен гуляющими семьями. Дети, убегая от отцов, смеются и кричат. Рою вдруг подумалось, что в его жизни упущен этот момент. Сейчас, правда, он не чувствует, что упустил его, но понимает, что со временем это придет. Возможно, когда Анджела появится, она тоже захочет побегать с ним. А что, если она попросит его подержать ее рюкзачок? Как поступить в этом случае. Рой не знает.

И пока Рой ждет, он внимательно рассматривает посетителей парка. Вот несколько таких же, как он, одиноких мужчин, гуляющих, или совершающих пробежки, или наблюдающих за птицами. Рассматривая каждого, он незаметно для себя представляет его втянутым в какую-либо ловкую и эффектную аферу. Такова уж его натура. Вот, к примеру, дама, стоящая около пруда, в котором плавают утки, идеально подошла бы для лохотрона по почте. Молодой человек, что под деревом, идеально подходит для роли завещателя в пользу испанского узника. Рой уже прокрутил десятки подобных афер и уверен, что и доктора Клейна без особого труда можно было бы пропустить почти через любую из них. Метод мышления психиатров аналитический, а он-то как раз довольно легко и приводит прямиком в западню. Рой размышляет, какого рода приманкой может послужить Анджела. Допустим, она девочка такого типа, которая подходит для долговременной аферы? А возможно, она годится только для кратковременной быстро прокручиваемой аферы? А способна ли она выдать? Или неожиданно выйти из игры? Пока он не уяснит всего этого, не сумеет понять ее. А когда все это станет ему ясным, то и не будет нужды напрягаться, чтобы понять Анджелу. Сегодня он чувствует себя нормально.

На парковку, расположенную примерно в пятидесяти футах от его скамейки, въезжает седан, в котором Рой безошибочно угадывает машину Клейна. Он и сам не прочь ездить на такой машине. Такая машина больше всего подходит человеку, находящемуся в ситуации, похожей на его собственную. Машина выглядит не слишком вызывающей, но она удобная. То, что надо.

Доктор Клейн выходит из машины, видит Роя и машет ему рукой. Рой в ответ тоже машет рукой. Стекла машины тонированы, но Рой замечает прядь волос, прижатую к стеклу пассажирского кресла на переднем сиденье. Волосы такие, как у Хедер. Длинные, густые. В голове Роя мгновенно проносится мысль, не привез ли Клейн и его бывшую жену; он вскакивает со скамейки и смотрит на дерево, на куст, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу…

Девочка. Не Хедер, а девочка. Она выходит из машины. Длинные каштановые волосы свисают с затылка конским хвостом. Ростом ниже, чем Хедер, и лучше сложена. Тонкие черты лица, вздернутый носик, самоуверенно изогнутые брови. Стройная фигурка, длинные для ее роста ноги, округлая манящая грудь. Рой сразу же представляет себе, какой красивой станет она, когда подрастет, и что будет красавицей именно в его вкусе. Он замирает на месте. Закрывает глаза, открывает их. Дочь. Перед ним его дочь.

Он поднимает глаза и видит, что расстояние между ними сокращается. Анджела приближается к нему, идя рядом с Клейном; не заметно, чтобы она была смущена или сильно взволнована — она просто идет. Встретившись глазами с Роем, улыбается, ее губы растягиваются, на щеках появляются ямочки. Рой пытается найти в ней хоть какое-то сходство с собой. Может быть, уши. А губы? Нет, он не уверен. Да и собственное лицо он не знает досконально.

— Пробки, — начинает разговор доктор Клейн, глядя на часы, — у вокзала вообще творится бог знает что.

— Да не важно, — успокаивает его Рой. — Все нормально.

— Вы не очень долго ждете?

— Нет, нет, не волнуйтесь.

Клейн слегка пятится, кладет ладонь на плечо Анджеле.

— Пока мы ехали, успели приятно побеседовать, — говорит он. — Рой, это Анджела.

Девочка сгибает в локте руку и вытягивает вперед, Рой поспешно берет ее ладонь в свою и пожимает. Ее маленькая ручка скрывается в его ладони, как будто мягкая виноградина осторожно зажата в кулаке, а он вспоминает, была ли та ручка меньше этой. И что он тогда чувствовал.

— Рада встрече с вами, — говорит Анджела, слегка проглатывая слова. У нее высокий голос. И в нем чувствуется уверенность в себе. Рой думает, что так он и должен звучать. Так говорила Хедер.

— Да, да, отлично, я тоже. Ваш голос… он напоминает голос вашей мамы.

— Да? — удивляется Анджела. — А все говорят, что у меня голос точь-в-точь как у Лайзы Макферсон.

— Не знаю, — пожимает плечами Рой. — А кто это?

— Девушка, которая раньше ходила в мою школу А сейчас она диктор новостей на Девятом канале.

— И твой голос похож на ее?

— Я думаю. Так, по крайней мере, говорят.

Доктор Клейн становится между ними.

— Мне в три часа нужно быть в клинике… мне очень жаль, но придется…

— Все в порядке, — успокаивает его Рой. — Мы знаем, как отсюда выбраться.

Клейн улыбается, похлопывает Роя по спине. Как правило, люди не позволяют себе похлопывать Роя по спине. Во всяком случае, делают это не более одного раза. Но сейчас Рой не говорит ни слова. Клейн ничего не вкладывает в это похлопывание.

— Поезд, на котором ей надо ехать домой, отходит в восемь часов. Если я понадоблюсь, чтобы…

— Я могу довезти ее, — отвечает Рой. — Я могу довезти. Если так будет нормально…

— Конечно, — радуется Анджела. — Вот здорово.

Доктор Клейн на прощание пожимает руку Рою и пожимает руку Анджеле. Машет им на прощание и уходит. Садится в машину, трогается с места. Рой не сводит глаз с седана, выезжающего с парковки. Смотрит вслед машине, выворачивающей на улицу. Ему легче смотреть в сторону, чем начать разговор.

— Так, — говорит Анджела. — Ты мой отец.

— Вроде того, — отвечает Рой. — Это… это выяснил доктор Клейн.

— Круто. Ведь у меня не было отца, понимаешь?

— А твоя мама не рассказывала тебе про меня?

Анджела качает головой.

— Она говорила мне, что ты умер.

Рой сглатывает слюну.

— Понимаю.

— Но я… я видела фотографии и другие вещи, но не знала… я решила, что так оно и есть, и не думала об этом много.

Она подняла глаза на Роя, а ему было тяжело смотреть ей в глаза.

— А что… может, ты хочешь покачаться на качелях?

Рой не особенно уютно чувствовал себя на сиденье качелей, но он вцепился в металлическую цепь и потянул ее на себя. А Анджела… она уже взлетала вверх-вниз и сгибала и выпрямляла ноги, чтобы раскачаться сильнее.

— А этот доктор вообще-то хороший.

— Док Клейн? — спрашивает Рой. — Да, он молодчина.

— Мы говорили с ним, когда ехали сюда. После того, как он встретил меня с поезда.

— И о чем же? — поинтересовался Рой.

— Да о многом. О его жене.

— У него есть жена? — спрашивает Рой.

— Да. А ты что, не знал?

— Да мы, когда встречаемся, обсуждаем в основном мои дела, — поводит плечом Рой. — А как ее зовут?

— Его жену? Лили, — отвечает Анджела. — Он показывал мне ее фото. Она ничего. И мы говорили о том, как все происходит, о моей маме; о том, что она говорит мне, что она делает. Я спросила у него кое-что о тебе, ну и вообще.

— И что же он рассказал обо мне?

Анджела резко распрямляет ноги, взлетает выше прежнего.

— Что ты жил для себя, что ты хотел увидеться со мной. Чтобы я не напугала тебя и так далее.

— Не напугала меня?

— Я не знаю. Я же сказала, что он хороший, но не сильно сообразительный.

Она снова качается медленнее, в такт с вялыми раскачиваниями Роя.

— А ты растолстел, — вдруг как бы между прочим объявляет она.

— Да?

— Да. По крайней мере по сравнению с тем, каким ты был на тех фотографиях, что я видела.

Рой пожимает плечами.

— В старости люди полнеют.

— Некоторые мужчины в старости худеют. Кожа, кости да морщины. Приглядись к маленьким старичкам на улице: есть такие, что и весят не больше двадцати фунтов.

— Маленькие старички… х-м-м?

— Да нет, все нормально, хоть ты и пополнел, и вообще, — говорит она, сдерживая качели и притормаживая ногами по земле. — Я считаю, что ты выглядишь нормально. И полнота у тебя здоровая, понимаешь? Ну как у футболистов или у других спортсменов; как будто сейчас ты больше не играешь. Ты же не переваливаешься с боку на бок при ходьбе и не задыхаешься или там еще что.

— Так у твоей мамы есть мои фотографии?

— Кое-что есть. Я нашла их под кучей старого хлама в чулане, когда искала свои туфли. Ну и после этого она должна была рассказать мне, кто ты.

— В чулане…

— Она по крайней мере не вырезала твое лицо с фотографий, — говорит Анджела. — Мать моей подруги Маргарет, когда развелась с ее отцом, вырезала его лицо со всех фотографий. Только лицо, и теперь когда смотришь на фотографии, то на них Маргарет, ее мама, а с ними рядом какой-то тип, у которого на месте лица пусто. Забавно, правда, как будто Фредди Крюгер потрудился над этим.

— Фредди… кто?

Анджела смеется и спрыгивает с качелей. Ее волосы задевают и щекочут нос и лоб Роя. Она нагибается, расставив ноги и уперев ладони в колени, и смотрит Рою прямо в глаза. Ее радужки ярко-голубые, искрящиеся, напоминают те, что Рой видел утром в зеркале. Кто знает, может быть, это досталось ей от него. Может быть, у нее его глаза.

— А у тебя есть машина?

— Да, машина у меня есть.

— Тогда давай покатаемся.

* * *

Официантка в кафе не удивляется при виде Роя, ее озадачило лишь то, что рядом с ним нет Фрэнки. И конечно же, не ожидала, что он заявится с девушкой, да еще с такой молодой, как эта. Она подумывает о том, чтобы позвонить копам. Но потом решает не делать этого. А вдруг это племянница или какая другая родственница. А может, он просто решил порадовать ребенка.

— Сэнди, есть свободные столики? — спрашивает Рой, и в ответ официантка широко развела руки.

— Сколько угодно. Выбирайте любой.

Они выбирают кабинку недалеко от угла и усаживаются. Рой не хочет привлекать внимание постоянных посетителей. Возможно, кто-либо из них видел, как он прокручивал здесь свои трюки. Они с Фрэнки обычно не обделывают свои дела там, где их знают, хотя иногда, когда их одолевает скука… Как тогда, когда они накололи на баксы студентов из колледжа, разыграв перед ними карточный фокус. Нет, он не хочет привлекать к себе нездоровое внимание.

— Что тебе здесь нравится? — спрашивает Анджела.

— Все. А что, разве здесь плохо? Я обычно заказываю индейку.

— С черным хлебом?

— Да, с черным хлебом.

Анджела сияет.

— Это я люблю.

— Здесь не кормят говн… — говорит Рой и, спохватившись, замолкает, сконфуженно поджав губы, а через секунду продолжает: — Здесь хорошо готовят.

Она смеется; смеху нее звонкий и приятный. Это что-то среднее между смехом и хихиканьем. Но все-таки больше похоже на смех.

— Мне уже четырнадцать, — говорит она Рою. — И я слышала это слово раньше.

— Лучше его не произносить.

— Конечно, но иногда только его и можно употребить, хотя лучше говорить „дерьмо“. Мы часто говорим „из дерьма не сделать конфету“ или „закопался, как жук в дерьме“ — тут уж хочешь не хочешь, а ничем это слово не заменишь, хотя все про себя произносят более крепкое словцо.

Рой раскрывает меню и вперяет взгляд в слова, которые читал уже сотни раз, заказывая в этом кафе еду.

— И все-таки лучше не надо… лучше говорить так, чтобы обходиться без него, вот что я хочу сказать.

Он не собирается читать девочке лекцию. Не собирается учить ее правилам. Так уж получилось, и он виноват в том, что первый сказал это слово.

— Забудь это слово, — говорит он.

— Как скажешь, — пожимает плечиками Анджела.

Она смотрит в меню, проводя пальцем по полям листа. Решает, что заказать, а Рой не может оторвать взгляда от ее сосредоточенного лица. Она так увлечена, что высовывает кончик языка. Хедер делала так же. Рой улыбается.

Девочка поднимает глаза и встречается с ним взглядом. Отвечает улыбкой на его улыбку.

— А что ты выбрал?

— Сандвич с индейкой.

— Я тоже.

Сэнди принимает у них заказ, приносит им напитки, ставя перед каждым бутылку с содовой. Они сидят молча. Взгляд Роя устремлен гуда-то в сторону, но то и дело перескакивает на дочку; он старается поподробней рассмотреть ее в надежде найти сходство. Может быть, плечи. А может быть, подбородок.

— Ну а как вы… развлекаетесь, чем вообще занимаетесь?

— В основном гуляем, — отвечает она. — С друзьями. Ходим в кино, бродим по аллеям. Играем, ну, еще видеоигры.

Рой понимающе кивает, как будто сам развлекался так же.

— Да, это весело, — говорит он.

— Ага, весело.

Снова молчание. Рой, кашлянув, прочищает горло, готовясь сказать что-то, но Анджела опережает его.

— Послушай, мы можем сидеть здесь молча и думать, если ты, конечно, не возражаешь.

Рой просто счастлив. Он едва заметно усмехается и согласно кивает. Анджела двигается в глубь кабинки и осматривает обеденный зал. Между делом снимает зажим с волос, и конский хвост рассыпается по плечам, затем начесывает челку.

Почти сразу приносят еду. Рой ковыряется в своей порции, отщипывая маленькие кусочки индейки. Анджела, наоборот, отрезает большие куски.

— Смотри, как бы у тебя не заболел живот, — предостерегает девочку Рой.

— Нет. Я зараз съедаю целую пиццу в пиццерии, и не маленькую порционную, а большую, какую обычно разрезают на восемь частей и подают на глубоком блюде. Я ем все… ну почти все. Мама когда-нибудь готовила тебе цыпленка в грибном соусе?

— Не помню.

— Ты бы вспомнил, если бы она тебе его хоть раз приготовила. Тогда бы от него живот заболел у тебя.

Рой скалится в улыбке. Думает о прошлом.

— Ты знаешь, мы с твоей мамой… мы ведь не часто ели дома. Все больше где-нибудь, и в основном на скорую руку в таких местах, как это. Или в клубах. Где можно что-то быстро перехватить на ходу.

— А мне не попасть в клубы. У нас там есть клуб, но туда пускают только тех, кому исполнилось восемнадцать, и там наркотики. По пятничным вечерам туда пускают тех, кому уже исполнился двадцать один год, и там строго проверяют карточки. У нас в школе был парень, который мог пропустить твою фотографию через „Фотошоп“ и соорудить любую фотку на удостоверении личности, но Робин Марксон попалась, и теперь ей не разрешается водить машину, пока не исполнится тридцать, или что-то вроде этого.

Рой растерян, он не знает, как поддержать разговор.

— Пятничный вечер, это же не время для школьников.

Анджела закатывает глазки:

— А я и не говорю, что хожу на них, я просто сказала, что они тщательно проверяют карточки.

— А-а-а.

— А мама не больно интересуется этими школьными вечерами.

— Что ты говоришь? Х-м-м… а как у тебя в школе… в каком ты классе?

— В девятом.

— Ну а как ты учишься?

— Нормально. С компьютером у меня нет проблем. И с обществоведением тоже.

— Да? Ну а как с этой… с географией?

— И с историей, и с устройством государства. Со всеми этими предметами нормально. Миссис Капистрано, учительница, она крутая и разрешает мне находиться у нее в классе во время уроков по другим предметам.

Анджела покончила с индейкой и принялась за гарнир.

— А они что, не важные? Другие предметы?

— Важные, но…

— Пойми, — говорит Рой. — Они наверняка важные. Ты не должна пропускать уроки.

Анджела опирается о стенку кабинки. На ее лице сияет притворная улыбка. Эту улыбку Рой узнает. Так улыбается он.

— А что, так уж важно ходить в школу, а? Тебе нравилась школа?

— Нет, не нравилась.

— А что именно не нравилось? Сама школа не нравилась?

— Не нравилось ходить в школу. Я завязал после второй ступени.

Анджела глубже усаживается в кресло.

— Ага. Поэтому ты и покатился по преступной дорожке?

Рой растерянно моргает. Почему она так сказала? Почему употребила именно это слово?

— Твоя мама рассказывает тебе эти сказки?

Анджела снова принимается откусывать кусочки от листа салата. Откусив и прожевав очередной кусочек, она говорит:

— Да нет, она никогда о тебе такого не говорила, и вообще ничего не говорила. Просто я так думаю.

— Ты неправильно думаешь.

— Кто же ты тогда? — спрашивает она, не обращая внимания на недовольное выражение его лица. — На грабителя банков ты не похож…

— Ты доела?

— …и на убийцу тоже. Наверняка ты не убийца. Это сразу видно. Мы с классом ездили на экскурсию в местную тюрьму. Нам сказали, что там мы увидим правосудие в действии, но я-то знаю, они просто хотели вбить в наши головы страх. Тем не менее, пока мы находились там, одного заключенного вели назад в камеру, и он был в оковах. Когда конвой вел его мимо нас, я остановилась и посмотрела ему в глаза. А он посмотрел мне в глаза… да, посмотрел прямо мне в глаза… и я сразу же поняла, что это убийца, что он убил кого-то. Не знаю, кто это был, но знаю, что убийца. И теперь я знаю, как выглядят глаза убийцы. Твои глаза — это не глаза убийцы.

Рой не представляет себе, куда может завести эта беседа.

— Ты закончила?

— Я пока не выяснила, каким именно криминалом ты занимаешься.

— Я совсем не…

— Да ладно, оставим это. Каждый совершил в жизни что-то недостойное. Каждый. Если ты построишь на этом свою карьеру, тогда тебе надо будет совершать плохие поступки постоянно и непрерывно.

— Я не преступник, — настойчиво произносит Рой. — Я продавец антиквариата.

— Нет, ты не продавец антиквариата.

— Да, я продавец антиквариата. Я покупаю предметы антиквариата, а потом через какое-то время продаю их.

— О-о-о-х, — вздыхает Анджела и говорит, но уже менее твердым тоном: — Но когда вы были вместе с моей мамой, ты был…

— Когда мы были вместе с твоей мамой, я был несмышленым юнцом. Я натворил кучу глупостей, о чем впоследствии жалел. Вот и все. Это было пятнадцать лет назад, вот тогда-то я и понаделал уйму ошибок.

— Понятно, — она уже где-то далеко. Смотрит куда-то через его плечо. Опускает взгляд на свои руки. — Это старая история.

Рой снова принимается за еду. Анджела сидит молча и неподвижно. Рой мучительно думает, не сказал ли он что-нибудь не то и не испортил ли этим их первую встречу. Он надеется, что нет. Пока все было хорошо, в том числе и еда. Сидеть за обедом, забыв обо всех неправедных делах. Просто беседовать. Так, как с доктором Клейном, но только с человеком, более близким тебе. С которым говоришь так, как будто с самим собой. Приятно, хотя и необычно.

— У вас близко есть „Дэри Куин“? — спрашивает Анджела; ее голубые глаза сияют, отражая свет флуоресцирующих ламп.

Рой утвердительно кивает, его дочь смеется и радостно хлопает в ладоши. Он надеется, что прощен за все.

* * *

Рой, подъехав к вокзалу, выходит из машины, открывает дверцу и помогает Анджеле выйти. Один поток пассажиров втекает в вертящуюся дверь, другой вытекает из нее.

— У тебя все есть? — спрашивает он. — Кошелек, сумочка, ранец для книг?..

— Да, все есть.

Рой сует руку в карман и достает пачку денег, перетянутую резинкой. Вытаскивает из нее стодолларовую купюру, лежащую сверху, и протягивает ее девочке. Она смотрит на него широко раскрытыми глазами.

— Если захочешь поесть в поезде.

— Господи, — смеется она. — Там что, кроме икры ничего не подают?

Рой тоже смеется:

— Да нет, просто… ведь тебе нужны деньги, верно? Ну там… купить что-то… попить или еще что-нибудь.

— Сотню баксов на кока-колу? Ты мог бы дать и поменьше.

Рой усмехается; Анджела кивает головой в сторону вокзала:

— Ты хочешь пройти на перрон? До отхода поезда ждать еще почти полчаса. Я могу что-нибудь поучить из уроков на завтра, но если тебе хочется поговорить, то мы можем…

— Да нет, — говорит Рой. — Нет, иди в вокзал. У тебя же есть чем заняться.

— Ты правду говоришь?

— Да. Я должен…

Через полчаса он должен встретиться с Фрэнки в районе порта. Но об этом говорить Анджеле не надо. Однако, как это ни странно, ему хочется сказать ей об этом.

— Мы встречаемся с одним из моих клиентов за обедом.

— Клиент, интересующийся антиквариатом?

— Да, клиент, интересующийся антиквариатом.

— Х-м-м, понятно.

Одной рукой она укладывает стодолларовую купюру в карман; вторая рука подпирает бедро. Ухватив рюкзачок с книгами за лямки, она закидывает его на узкое, изящное плечико. Из ранца вынимает ручку и блокнот, на обложке которого нарисованы кошки. Раскрывает и что-то пишет.

— Это мой сотовый телефон, — говорит она, протягивая листок Рою. — Мама купила его мне в прошлом году, когда мы постоянно трепались с Бекки. Мы висели на телефоне по шестнадцать часов в сутки без единого перерыва. Мама Бекки на целый месяц запретила ей подходить к телефону, а мне купили мобильник. Круто, верно?

— Да, круто.

— Ну так вот, — заключает Анджела, — звони и попадешь на меня. Тебе нечего опасаться, что ты нарвешься на мою маму.

— Да я и не опасаюсь этого. А ты можешь передать ей от меня привет, хорошо?

— Не думаю, что это нужно.

— Я понимаю, просто скажи ей, что я говорил…

— Скажу, скажу.

Рой протягивает руку, и Анджела берется за нее. Она тянет его за руку, он всем телом подается к ней; Анджела вытягивается, встает на цыпочки, поднимает голову. Она целует его в щеку. Поцелуй быстрый, мягкий.

— Увидимся на следующей неделе? — спрашивает она.

— На следующей неделе?

Он все еще чувствует прикосновение ее губ к своей щеке. То место, куда она его поцеловала, еще влажное. Ветерок холодит щеку.

— Конечно, обязательно. На следующей неделе.

Рой смотрит, как его дочь закидывает рюкзачок на плечи и уходит в здание вокзала. Несколько молодых мужчин, стоящих на ступеньках, провожают ее глазами. Они смотрят на нее слишком уж долго и внимательно. Явно похотливыми взглядами. Первое инстинктивное желание Роя — размозжить им головы. Переломать им руки, чтобы они и дотронуться до нее не смогли. Переломать им ноги, чтобы они не смогли пойти за ней. Порвать им глотки, чтобы они не смогли заговорить с ней.

Но изнутри его ничего не давит. Боли под черепушкой не ощущается. Желчь не жжет глотку. Все органы работают нормально. Анджела сливается с толпой, ее конский хвост маятником раскачивается за спиной… вот и он пропал из виду. Она ушла. Рой вспоминает и не может припомнить, из-за чего он разозлился. Люди снуют мимо него, спеша по своим делам. Вращающаяся дверь крутится и крутится без остановки. Анджелы уже нет. Он садится в машину и отъезжает от вокзала. Надо делать дело.