— Винсент! Винсент! — голос раздавался откуда-то из леса. Мои глаза оставались закрытыми. Мне было так хорошо и спокойно. Птицы пели, ящерицы высовывали свои тонкие язычки. Как прекрасен этот мир!

— Не заставляй меня бить тебя по морде, чтобы ты пришел в себя! Давай же, малыш, очнись, нам нужно работать.

Это был голос Эрни. Но что делает Эрни в лесу? И куда делась Цирцея? Я с неохотой открыл глаза и зажмурился, поскольку в лицо брызнул яркий свет. Неужели солнце уже взошло?

Это был всего лишь яркий свет люстры в коридоре. Произведения искусства в мастерски подобранных рамочках. За моей спиной остался бальный зал, и Цирцея продолжала общаться с гостями.

— Я зачуял, что Руперт пошел сюда, — сказал Эрни. — Мы должны идти по его следу.

— Эрни, — с трудом проговорил я. Мой рот все еще был полон этого пьянящего воздуха доисторического мира. — Я что?… То есть… ты… Когда ты успел попрощаться с Цирцеей?

— Довольно миленькая девчонка, — сказал Эрни. — Для лидера секты.

— Нет, я хотел спросить, ты ее нюхал?

— Ну конечно нюхал. Пахнет травкой, да?

Я знаю, что динозавр не может регулировать силу своего запаха, поскольку продукт наших пахучих желез — всего лишь результат обмена веществ, и он выделяется с постоянной скоростью. Нельзя напрячь железу как мускулы, чтобы она работала быстрее, по крайней мере, мне всегда так говорили. Но последний выброс феромонов Цирцеи, который «накрыл» меня и унес куда-то прочь из нашего пространственно-временного бытия, — это, как ни крути, не могло быть результатом обычной деятельности пахучих желез. Если бы это все-таки было нечто обыденное, то Эрни ощутил бы то же, что и я, но, судя по его невозмутимому виду, с ним ничего сверхъестественного не произошло, он просто пожал Цирцее ручку и буркнул «увидимся». Но она что-то сделала, что-то странное, необычное и неестественное, но при этом определенно правильное.

Я решил не заводить об этом разговор прямо сейчас. Эрни прав. Нам нужно идти по следу Руперта.

Мы чуть было не выбежали из дома, но тут знакомый голос окликнул нас в фойе:

— Джентльмены, а как же ваше облачение?

Блин, точно. Мы рысью побежали к орнитомимихе, а Эрни шепнул мне:

— Надо поторапливаться. Мне кажется, я все еще чую его запах, но он становится слабее.

Мы швырнули номерки гардеробщице и нетерпеливо ждали, пока многочисленные личины проедут по кругу. Я постукивал когтями по мраморной стойке, имитируя звук движущихся вешалок. У нас совсем нет времени, совершенно.

— Номер триста тринадцать и триста четырнадцать, — сказала девица, и мы, не глядя, схватили свое добро, напялили и со всех ног выбежали из здания. Как только мы выскочили на воздух, то я к своему ужасу понял, что воздух Лос-Анджелеса все такой же сухой, так что выявить феромоновый след затруднительно. Чем душнее погода, чем больше влаги в атмосфере, тем дольше по запаху можно брать след. Вот почему в Майами Бич никто никогда не пропадал.

Но тем не менее легкий аромат кофеен «Старбакс» долетел до нас из-за здания, и мы пошли по его следу, насколько хватало наших носов. Дорожка, по бокам которой росли симпатичные кустики и деревца, обогнула вокруг одного из многочисленных углов здания, и мы вышли на дорогу, идущую со склона холма, выложенную большими плитами. Кое-где между ними пробивались кустики травы, и даже местами виднелась марихуана. Вероятно, вкусно, но у нас не было времени пробовать.

Пока мы шли по запаху нескольких динозавров, дорога стала почти спиральной, она хаотично закручивалась в какой-то клубок, словно пытаясь обмануть идущего. Теперь мы шли уже между деревьев, трава стала гуще, видно было, что этот участок неухожен. Вскоре плиты сменились потрескавшимся асфальтом, затем раскрошившимися кирпичами, которые тоже вскоре исчезли, осталась только грязь. Запах сосны, к которому примешивалась капелька каппучино, усилился.

Когда мы прошли по лесу около ста метров, то я увидел заграждение. Оно уже все проржавело, но все еще использовалось по назначению. Вдоль площадки были расставлены десять старых покрышек, словно здесь проходили тренировки по футболу. Еще имелся канат и глухой забор высотой шесть метров, один из атрибутов полосы препятствий. Площадка была испещрена следами лап динозавров. Некоторые были трехпалыми, а другие четырехпалыми.

— Это спортивная площадка? — спросил Эрни. Я пожал плечами.

— Ведь всем нужно выпускать пар, правда?

— Ты думаешь, у них здесь и дети есть?

— Возможно. Ну, ты же слышал о таких сектах, в которые вступают целыми семьями.

Эрни покачал головой, его верхняя губа слегка выгнулась кверху, в этой гримасе читалось отвращение.

— Нельзя держать детей в таких местах, — проворчал он.

— Нельзя держать детей в доме на Голливудских Холмах? Да, ты прав, такое убожество!

Но до нас вновь долетел запах сосны и кофе. Не успели мы пройти и тридцати метров, как заметили три больших бунгало, построенных между деревьями. Как братья в истории, рассказанной Цирцеей, мы спрятались за дубами и несколько минут наблюдали, как местные жители занимались своими обычными делами. Динозавры разгуливали в своем естественном обличье. Их укрывал лишь полог из листьев над головами. Как и на балу, здесь были представлены все виды. В этот раз я увидел даже компсогнатов, которые сновали туда-сюда по территории, как крысы в поисках кусочка сыра.

— Ты его видишь? — спросил я.

Эрни покачал головой.

— Я не помню, как он выглядит без личины. Нам нужно подобраться поближе и понюхать.

— И они сию секунду распознают в нас чужаков.

— Необязательно. Сюда каждый день неофиты пачками приходят. Ну и кто скажет, что мы не новообращенные?

Да, с этим не поспоришь. Мы выскочили из-за деревьев и с важным видом направились к лагерю, каждый наш шаг говорил о том, что мы местные, принадлежим этому братству.

— Добрый вечер, братья, — сказал целофизис, занимавшийся обдиранием коры с соседнего деревца.

— Видишь, — сказал Эрни. — Это просто.

Мы пробежались по лагерю, держа носы по ветру, но вскоре стало очевидно, что скопление разнообразных ароматов на небольшом участке, пусть мы и находимся в непосредственной близости от их источников, затрудняет выявление отдельных запахов. По крайней мере, теперь количество «подозреваемых» сузилось, но в поле зрения, без сомнения, было с десяток ти-рексов, и любой из них мог быть Рупертом. К несчастью, они все, как казалось, тусовались поблизости друг от друга, поэтому чтобы идентифицировать Руперта, нам сначала нужно рассмотреть их поближе.

— Мы могли бы просто подойти и спросить, кто из них Руперт, — предложил Эрни.

— Ага, он нас заметит, или, по крайней мере, тебя, и в ужасе убежит. Догадываюсь, мы увидим только, как его пятки сверкают.

Мы помахали еще одному проходившему «брату», и Эрни снова бросил взгляд на группу ти-рексов, расположившихся в третьем бунгало.

— Уверен, Руперт — один из них, — сказал он. — Должен же быть какой-то способ.

Через минуту мимо нас неслась мелкая самка компсогната, что-то бормоча себе под нос. Я протянул лапу и схватил ее за плечо.

— Простите, сестра, — сказал я. — Я хотел спросить, не окажите ли вы мне любезность. Пожалуйста.

— Я тороплюсь, брат, — ответила она и попыталась смыться. Но я слегка усилил давление, и она осталась на месте.

— Пожалуйста, — повторил я. — Это очень важно для вашего личного Прогресса.

Ага, зацепило. Уверен, что мои слова не имели ни малейшего смысла, особенно если учесть, что я сам выдумал подобный набор слов, имитирующий местный жаргон, и эту фразу, которая сразу должна была бить не в бровь, а в глаз, но тем не менее завладеть вниманием сестры мне удалось.

— Хорошо — сказал я. — Не могли бы вы найти…

Я порылся в памяти, вспоминая встречу с Луизой. Вот она читает то ужасное письмо от своего младшего братца. Так пропустим всю эту туфту про родственников. Какая же там была подпись… Ага. Твой брат Гранаах.

— Не могли бы вы найти брата Гранааха? — проскрипел я в надежде, что это сойдет за правильное прогрессистское произношение.

— Он вон там, — сказала мерзкая упрямая сестра, указав на толпу ти-рексов неподалеку. — Видите…

— Да, но мы очень спешим. Пожалуйста, передайте ему, что Цирцея будет ждать его около заграждения.

— Заграждения?

— Ну там, где спортплощадка, а вокруг сетка.

— Ах сетка, — сказала сестра. А затем со всей подозрительностью, на которую только способен ее крошечный мозг, спросила: — Вы сказали, что его хочет видеть Цирцея?

— Она так сказала моему другу.

Сестра обдумала мои слова, колесики и шестеренки в ее мозгу начали вращаться со скоростью десять тысяч оборотов в минуту, и наконец сказала:

— Хорошо, я ему передам.

— Он нас узнает сразу же, как придет сюда, — сказал я, когда мы подошли к спортплощадке.

— Разумеется. А дальше мы его убедим пойти с нами.

— Неужели благоразумие — это то качество, которое ты приписываешь большинству этих прогрессистов, Эрн?

Напарник покачал головой, громко щелкнул языком.

— Блин, не стоило мне позволять тебе покупать этот идиотский отрывной календарь, где каждый день объяснялось новое слово. «Приписываешь». Что это за слово такое «приписываешь»?

Я не успел защитить собственный словарный запас, как вдруг за деревьями раздалось какое-то шебуршание, листья раздвинулись и вышел ти-рекс-недоросток. Ну, рост у него был сто восемьдесят два или сто восемьдесят пять, все равно крупнее, чем я, но отнюдь не дотягивал, чтобы называться Королем среди рептилий. Он стал вглядываться в темноту, сложив руки наподобие бинокля.

— Мисс Цирцея?

Мисс Цирцея. Мило, не правда ли?

— Добрый вечер, младший брат, — сказал Эрни и вышел из тени под тусклые лучи лунного света, с трудом пробивавшиеся через туман, окутавший Лос-Анджелес.

Руперт не убежал. Не закричал. Он даже не изменился в лице. Ну может, слегка нахмурился и съежился, и все.

— Добрый вечер, брат Эрни, — сказал он. — Подозреваю, тебе послала моя сестра.

Легкая улыбка озарила его лицо, и теперь передо мной был тот Руперт, которого я помнил. Он из тех парней, которые по природе своей очень неплохие, но все время заставляют о себе беспокоиться.

— Привет, Руп. Прости, что пришлось пойти на обман.

— Не стоит извиняться. Верю, что вы получили удовольствие от лекции.

— Ты знал, что мы были там? — спросил я.

Руперт торжественно кивнул, и снова на его лице появилась знакомая заразительная улыбка.

— Я выучил запах Эрни с того самого дня, когда он впервые приударил за моей сестрицей. Ну и твой тоже, Винсент, когда ты приходил к нам пообедать на халяву.

— Луиза… Она действительно беспокоится за тебя, — Эрни сделал несколько шажков к бывшему шурину, но ти-рекс не шелохнулся. — Она засыпает в слезах с того дня, как получила письмо, и не знает, где тебя черти носят.

— Тогда ты можешь передать ей, что я в надежных руках. Скажи, что обо мне заботятся и я больше узнал о самом себе. Если я ей дорог, пусть она прекратит плакать.

Положа руку на сердце, скажу, что Руперт сейчас выглядел намного лучше, чем когда бы то ни было. Раньше он был тощим бледным динозавром, а сейчас, несмотря на недостаток веса, он умудрился изменить свое неуклюжее тело так, что оно выглядело сильным и мускулистым. Его кожа, как и у всех прогрессистов, была чистой и сияющей, хвост длинным и твердым, а острые когти поблескивали в лунном свете. Он был иллюстрацией к понятию «здоровый ти-рекс».

— Все не так просто… Подтверди, Винни.

— Он прав, — сказал я, тоже приближаясь к Руперту и не сводя при этом глаз с его когтей. — Я с ней довольно долго беседовал. И хотя мы поняли, что тебе тут хорошо, более того, мы поняли, что прогрессисты помогли тебе (правда-правда), но это не значит, что ты не можешь продолжить дальнейшее обучение дома. Сестра приготовила для тебя комнату, отличную уютную постельку и много любви…

— Всю любовь, которая мне только необходима, я получаю здесь, — сказал Руперт. — У меня есть, где спать. И дело не в том, где жить. Дело в моем личном прогрессе. Мне нужно быть здесь.

Руперт склонил голову на один бок, потом на другой, и повторил это движение несколько раз, словно он услышал что-то в лесу, но не может расслышать, что именно.

— Мне нужно возвращаться в лагерь, — сказал он. — Рад был с вами повидаться. Надеюсь, вы останетесь и узнаете больше о своих предках.

Он потопал обратно через кусты, а я повернулся к Эрни.

— Отлично. Как я и говорил, его наше предложение не заинтересовало. Что теперь?

— Без понятия.

— Но мы не можем же просто так уйти. Нужно что-то сделать!

Эрни посмотрел на Руперта, подошедшего к краю полянки, и крикнул:

— Подожди секундочку! Прошу тебя, брат!

И снова слово «брат» сделало свое дело. Настоящее волшебное слово, если такие вообще бывают, просто заклинание, черт побери. Руперт остановился, повернулся на пятках и медленно пошел обратно к нам. Его голос был спокоен, но под этим спокойствием он прятал растущее нетерпение.

— Да, брат.

В этот раз чувствовался легкий привкус сарказма.

— Я хочу тебе кое-что показать, — сказал Эрни.

Разрази меня гром, я представления не имел, что он там придумал.

Руперт начал:

— Я не пойду с вами…

Но Эрни перебил его:

— Нет, нет. Ты вообще можешь смотреть прямо оттуда. Смотри.

Эрни показал пальцем вдаль, на маленькую дубовую рощицу за металлическим ограждением и покрышками. Руперт повернулся, прищурился и стал вглядываться в темноту.

— Я ничего не ви…

Следующее, что я увидел: Руперт валяется без сознания на земле, а Эрни нависает над ним с толстой палкой. Я был не менее растерян, чем утконос на конкурсе красоты.

— Хватай его за ноги, — велел мне Эрни. — А я возьмусь за руки.

В моем горле кружился целый хоровод слов, но они отказывались выходить за пределы рта. В результате я какое-то время задыхался, издавая легкие хрипы и пялясь на Руперта, по-прежнему не подававшего признаков жизни.

— Прекрати пыхтеть, малыш, — сказал Эрни. — Я не хочу, чтобы ты тоже брякнулся в обморок. Руперт скоро очнется, а нам еще нужно отволочь его в машину.

— Ты не будешь… ты не можешь, — начал я, а потом остановился на следующей формулировке: — Мы же этого не обсудили.

— Очень даже обсудили, — спокойно сказал Эрни. В этот момент я подумал, что из него вышел бы отличный антисоциальный элемент. — Мы как раз пришли именно к этому сценарию.

— Мы сказали, что есть шанс, что он откажется идти с нами по доброй воле.

— Так и вышло, — подтвердил Эрни.

— Ну да. И тогда договорились, что обсудим дальнейшие действия.

— А мы и обсудили. Ты спросил: «Что теперь?», я ответил, что понятия не имею, в ты сказал: «Нужно что-то сделать!». Так и сказал, слово в слово, малыш. Это и было обсуждение, а потом я придумал этот план.

— Ах, твой план, — сказал я. — Шандарахнуть Руперта по башке дубиной, чтобы он отключился, и похитить его.

— Ага. Ну, дубина — это уже чистая импровизация, но в остальном более или менее…

Наш клиент начал приходить в себя, насколько я видел. Веки дрогнули, лапы сжались, а из горла вырвался какой-то мяукающий звук, словно стайка потерявшихся маленьких котят зовет маму. И мне пришлось принять решение. Причем быстро.

Ясно, что позлиться придется в другой раз. Настанет момент, и я взбрыкну и обругаю напарника последними словами за то, что он нарушил свой священный долг, но так или иначе, я сделаю все возможное, чтобы разъяриться на Эрни за этот финт ушами. Раньше ему удавалось отделаться извинениями или улыбкой, но в этот раз он надолго окажется в черном списке Винсента Рубио. Не отмажешься, напарничек!

— Ты бери за ноги, — сказал я, поднимая руки Руперта. — Это ты втянул нас в эту передрягу, тебе и нюхать его расчудесные ножки всю дорогу.