— Отличная работа, Рубио! Один-ноль в нашу пользу!

Эдди Талларико танцует по гостиной своего осыпающегося особняка, сжимая в жирном кулаке букетик розмарина. Он облачен в пеструю фланелевую пижаму, толстая материя липнет к резиновым складкам кожи, растягивающейся с каждым гротескным движением. Требуется вся моя сила воли, чтобы не сшибить сукина сына на пол.

— Добрый вечер, Эдди.

— Добрый вечер, черт побери! Завтра утром будет сиять солнце, Рубио. Ты что, новостей не слышал? Джека Дугана больше нет. — Легкий припляс Талларико превращается в ча-ча-ча. — Больше нет, больше нет, Джека Дугана больше нет.

— Ну да. Угу, я слышал.

— И я слышал. Черт! У меня есть свои источники, Рубио. Я знаю, что там произошло. Классно придумано — накрывать дам, чтобы этот козел остался беззащитным.

Эдди запрыгивает на диван, а потом в лучшем стиле трехсотфунтового Фреда Астера переворачивает его и сходит по подушкам, направляясь ко мне.

— Знаешь, я за тобой приглядывал, — говорит он, — и держал ухо востро. Да, я бы так сказал — держал ухо востро.

— Разумеется. — Остальные мужчины в гостиной оживленно болтают между собой, но уже начинают замечать мое присутствие, и гул нарастает.

— Это одна из причин, почему я послал тебя на то задание на ипподроме. Надо было тебя проверить. Посмотреть, на что ты способен.

Я изо всех сил стараюсь сохранять непринужденный вид. Вообще-то мне страшно хочется показать Талларико, на что я в действительности способен, но сейчас для этого не время и не место. И все же час расплаты придет.

— Я типа так и прикидывал, — говорю я ему, входя в роль.

— Типа так и прикидывал. Черт побери! Ты не дурак, Рубио, и я это вижу. Точно так же я проверял всех вас, парней из Лос-Анджелеса, знаешь об этом? Каждого вашего пижона надо как следует проверять — вот как я типа прикинул. Мой брат… проклятье, мой брат был славным парнем, пока не перебрался на Запад, а теперь я должен обламываться об его киношные связи с всякими там его друзьями-актеришками. Как будто я всю жизнь об этом мечтал. Но ты… в тебе есть славная жилка, Рубио. Шерм с Чесом рассказали мне, какой классный номер ты на ипподроме проделал.

И теперь я чувствую, как тот твердый желвак растет у меня в животе. Там образуется кое-что очень плотное, твердое ядро ненависти — пока еще небольшое, но постоянно растущее.

— Стараюсь как могу, сэр.

— Ну да, на ипподроме ты обо всем позаботился, а потом вдвойне расстарался. Сумел оказаться на месте, когда стало падать дерьмо, и классно все отыграл. Теперь ты туда вхож, деточка — по всем правилам вхож, и это должно окупиться, когда пойдут настоящие дела.

Я решаю сыграть чуть покруче.

— Хотите, чтобы я сделал свой ход?

На ряхе Эдди просто расползается широченная ухмылка, и он притягивает меня к себе. Я чую деготь, мой нос прижимается почти к самым его ароматическим железам, патока тянет меня вниз. Запах тяжел, ударяет в голову, а если учесть вонь пепперони и жареного сыра, он меня чуть сознания не лишает.

— Ты смотри, — протягивает Талларико, и мне даже страшно видеть этого бегемота в таком хорошем настроении. — Уже типа планы строишь. Обожаю этого парня!

Похоже, это что-то вроде намека для других солдат из семьи Талларико, чтобы подойти и сказать, что они тоже обожают меня и мои клоунские замашки. Я охотно принимаю объятия, поцелуи, похлопывание по спине и отвечаю тем же. А где-то в середине всей этой процедуры — на полпути между медвежьим объятием Шермана и откровенно-пьяным базаром бухгалтера мафии Эдди о текущем положении дел — я вдруг понимаю, что за одну краткую неделю пробрался в святая святых даже не одной, а сразу двух самых смертоносных диносских мафиозных семей в стране. Где теперь мой классный руководитель? И где его сакраментальное: «Ты, Винсент, никогда ничего не добьешься»?

Восторженные выкрики наполняют гостиную, произносятся тосты, и все больше поздравлений обрушивается на вашего покорного слугу, когда Талларико врубает музыку и вечеринка раскручивается на полные обороты. Мне в руки суют горшок с побегом базилика, и лишь пару секунд спустя я понимаю, что я такое держу. Я роняю все это дело на пол, горшок летит в одну сторону, базилик в другую, а земля рассыпается посередине, где ее тут же втаптывает в ковер неистовая толпа, безостановочно выплясывающая конгу.

— Эй! Винни! Можно секунду с тобой потолковать? — Это Чес, сидит в десяти футах оттуда.

Не выходя из роли, я приволакиваюсь в угол. Чес нервно ерзает. Он явно не разделяет общего веселья.

— Рад тебя видеть, — небрежно говорю я.

— Привет, — говорит Чес. — Привет.

— Привет, — откликаюсь я. — Так о чем разговор? А то там праздник вовсю идет…

— Да-да, — говорит Чес. — Послушай, Винни, после работы на ипподроме я должен был уговорить тебя поехать к Дуганам и туда вписаться. Просто сыграть внутреннюю роль на случай, если все пойдет как-нибудь не того.

— И что?

— Черт, да ты сам туда поехал, — говорит он, тревожно озираясь и убеждаясь в том, что никто нашего разговора не слышит. — Конюшни, Стю, этот долбаный Пепе — все это было натуральное дерьмо. Парень так орал, что нам пришлось снять его фальшивую руку и запихнуть ему в пасть. А потом ты каким-то макаром оказался там, и… то есть, все получилось просто здорово, как и полагалось. Только я не говорил Эдди, что я напортачил. Что забыл тебя туда отправить. И я надеялся…

— Ты надеялся, что я тоже ничего ему не скажу.

На лице Чеса буквально вспыхивает облегчение.

— Да. Верно. Верно.

Тогда, стоя рядом с универмагом 7–23 над распростертым телом Джека, охваченный тошнотворным чувством беспомощности, я только и мог, что снова и снова думать: «Это был пистолет». Простой дурацкий пистолет, который в итоге покончил с Джеком. Палаческое оружие млекопитающих. И все же это имело определенный смысл. Ибо, тогда как у нас есть наши распад-пакеты, наши когти, наши остроконечные хвосты, бритвенно-острые укусы наших клыков, все это ничто по сравнению с пистолетным выстрелом и ударом пули. Когда же речь заходит о том, чтобы убрать вожака противоборствующей мафии, все сводится к грубой силе, к ее убийственному масштабу. А этот рынок давным-давно застолбили за собой люди.

Теперь члены семьи Талларико должны узнать об этом совсем с другого угла.

— Знаешь, что, Чес, — говорю я, по-приятельски подтягивая его к себе. — Думаю, у нас кое-какие дела впереди. Думаю, мы сможем все как следует разработать.

— Вот классно, — так шумно выдыхает Чес, словно он еще с ипподрома сдерживал дыхание. Речь его вдруг резко ускоряется, стремительный поток бьет по моим барабанным перепонкам. — Супер, просто супер. Это как раз типа то, на что я надеялся…

Я поднимаю руку, показывая ему старый добрый стоп-сигнал, и Чес тут же бросает тараторить.

— Хочешь одно классное местечко навестить? — спрашиваю я.

— А там типа что?

— Типа кое-какие первоклассные травы. И все задаром.

— Это дело у нас прямо здесь есть…

— Но там еще дамы, — добавляю я. — Ага, кое-какие первоклассные телки. Мы могли бы туда отправиться. Там всякие разные телки. Черт, там даже специальная комната есть… — Я чуть-чуть понижаю голос, желая создать нужную атмосферу похабного намека. — Комната с млекопитающими.

— С людьми?

— Ага, — говорю я. — И все уже куда надо привязаны. Готовы малость тебя поприветствовать.

Для Чеса такого даже слишком много — при одной мысли об этом он почти теплокровным становится.

— Идем, — говорю я ему, направляясь к коридору, ведущему из гостиной. — Но только все между нами.

Чес с готовностью выходит за мной из дома. Мы направляемся туда, где Эдди установил круглосуточную охранную службу за главными воротами. Поперек подъездной дороги стоят четыре машины — стальной барьер для всех, кто пожелает туда пробиться. Мы забираемся в «лексус», и Чес машет охранникам. Те в темпе убирают машины, открывают ворота и машут нам на прощание. Считанные минуты спустя мы уже покидаем остров и направляемся к берегу.

— А какого черта я это место не знаю? — спрашивает Чес, пока мы едем по дамбе.

— Без понятия, — отвечаю я. — Я про него от бригады Дуганов услышал. Наверно, это заведение гадрозавров.

Чес так энергично кивает, как будто это имеет хоть какой-то смысл.

— Ага. Да, наверно. Но там безопасно и все такое?

— Брось, не дергайся. Там безопасно.

Следующего этапа я не планировал — это уже не моя задача. Однако определенное любопытство меня все-таки терзает, да и, в конце концов, я все-таки частный сыщик.

— Как ты узнал, куда ехать? — спрашиваю я Чеса.

— Когда?

— Когда вы Дугана угрохали. У вас на мне жучок?

Чес смеется, мотает головой:

— Не-е, Винни. У нас есть парень внутри.

— В семье Дуганов?

Он кивает и снова хихикает.

— Точно так же мы узнали, что он был в том клубе. Получили телефонный звонок от нашего источника, выяснили, куда Дуган направляется, и все дела. Хотя, если бы не этот наш источник… Черт, нам здорово повезло.

Невольная дрожь охватывает меня, а настроение падает еще ниже. Вообще-то я подозревал внутреннее предательство — как еще Талларико мог получить информацию о том, что происходило в самом клубе? — и все же, слыша этому подтверждение, я впадаю в легкое уныние. Не то чтобы это моя компания, но я скорблю о Джеке, мне жаль Норин, мне даже немного жаль Хагстрема и всю семью Дуганов в целом. В бандитской среде я надеялся найти преданность, если не честь. Теперь я знаю, что все иначе.

— А кто там? — спрашиваю я. — Просто чтобы знать, как и что, когда я в следующий раз туда попаду.

Но недорослый парнишка только хитровато мне подмигивает и ухмыляется. Увидев эту довольную ухмылку, я понимаю, что никаких шансов получить от него эту информацию у меня нет.

Впрочем, я и не обязан ее получать. Это задача других.

В трехстах футах от съезда с дамбы я вижу припаркованный на другой стороне дороги черный лимузин, полускрытый сумерками в тени пальмы.

— Что, машина барахлит? — спрашивает Чес.

Я решаю ему не отвечать. Мне больше ни к чему быть застенчивым, пижонистым или любезным. Кусочек угля у меня в груди заставляет меня хранить молчание.

— Винсент, приятель, в чем дело?

Я опять молчу. И с каждой секундой этого молчания становлюсь все холоднее. По-моему, превратиться сейчас в лед — единственный способ умерить боль.

— Почему мы едем к обочине? — Теперь в голосе Чеса появляется нотка отчаяния, и я с удовольствием ее слушаю. — Винсент? Послушай, Винни…

Я резко нажимаю на тормоз и останавливаю машину. Чес лихорадочно озирается, точно черная кошка, брошенная в темную комнату, не понимающая, где она и как туда попала…

Пассажирская дверца открывается. Там Хагстрем.

— Выходи, — говорит он Чесу.

Мелкий раптор с копной волос на голове умоляюще на меня смотрит.

— Винни… что происходит?

Хагстрем не желает повторять дважды. Он хватает Чеса за руку и сбрасывает его на землю. Через ветровое стекло я наблюдаю за тем, как ББ и двое других заталкивают гангстера-недомерка в лимузин и захлопывают за собой дверь.

— Возвращайся туда, — говорит мне Хагстрем. — Позаботься, чтобы тебя увидели.

Процедура мне известна — собственно говоря, я сам ее и придумал. Я киваю Хагстрему и снова направляю машину на дорогу по дамбе. Минут десять я там раскатываю, прежде чем снова направиться к Звездному острову и лагерю Талларико.

Как только я туда попадаю, то первым делом забочусь о том, чтобы найти Эдди.

— Ну как, Винни, славно оттягиваешься? — спрашивает жирный, уже наполовину в отрубе.

— Ясное дело, Эдди, — как всегда радостно отвечаю я. — Чес только что велел мне отвезти его в какой-то клуб на берегу. Надеюсь, с этим все в порядке.

— Чес большой мальчик, — отвечает Эдди. — Он может делать все, что захочет. Но ты здесь не какой-нибудь долбаный шофер. В следующий раз найди Рауля — пусть он этим занимается. Ты мой парень, Винсент. Ты это понял? Ты мой парень.

— Я ваш парень, — повторяю я и принимаю от Эдди слюнявый поцелуй в щеку. Затем Талларико опять утанцовывает в гостиную и присоединяется к торжествам.

Я устроил целое шоу из празднования вместе с другими членами семьи Талларико, сто раз рассказывая и пересказывая историю про убийство Джека Дугана, всякий раз все ярче подчеркивая свою роль в этом деле. Чем дальше, тем убедительнее становилась эта басня, потому что с каждым ее пересказом новый угольный слой окутывал мое сердце, все больше облегчая мое отношение как к прошлому, так и к неизбежной цепочке последующих событий.