(переводчик: Юлия Julyoks Некрасова)

Есть такое выражение «словно обухом по голове». Так вот, теперь я знаю, что это значит на самом деле. Меня ударило в тот момент, когда она прикатила к моим дверям в своей зелено-фиолетовой пижаме, и больше это ощущение меня не покидало.

Я знал, что так и будет. Я только не думал, что чувство будет именно таким.

С тех пор я хотел быть либо с Леной либо в одиночестве, чтобы спокойно переварить все, что накопилось в моей голове. Я не мог придумать название нашему с ней общению. Она не была моей девушкой, мы ведь на свидания не ходили. До прошлой недели она не признавала, что мы друзья. Я понятия не имел, что она чувствует по отношению ко мне, а подсылать к ней Саванну с подобным вопросом было бы худшей из идей. Мне не хотелось рисковать тем, что уже есть, чем бы оно ни было. И почему мысли о ней не покидали меня ни на минуту? Почему для полного счастья мне было достаточно лишь взгляда на нее? Мне казалось, я знаю ответ, но как убедиться в этом? Я не знал, и у меня не было никакой возможности это выяснить.

Парни о таком не говорят. Мы предпочитаем тихо лежать без сознания от удара.

— Так что ты там пишешь?

Она захлопнула блокнот, который, казалось, повсюду таскала с собой. Баскетбольная команда по средам не тренировалась, поэтому мы с Леной сидели в Гринбрайере на поляне, которую я уже начал считать «нашим местом», хотя и не признался бы в этом никогда и никому, даже ей. Именно там мы нашли медальон. И там мы были вдали от всех этих пристальных взглядов и перешёптываний за спиной. Предполагалось, что мы будем заниматься, но Лена записывала что-то в свой блокнот, в то время как я вот уже в девятый раз начинал читать статью о внутреннем строении атома. Наши плечи соприкасались, но мы смотрели каждый в свою сторону. Я растянулся под лучами уже заходящего солнца, её укрывала тень заросшего мхом дуба.

— Ничего особенного. Просто записываю.

— Не говори, если не хочешь, — я старался скрыть разочарование в своём голосе.

— Просто это… это глупо.

— Думаю, я переживу.

Примерно минуту она молчала, рисуя чёрной ручкой на подошве ботинка.

— Просто иногда пишу стихи. С детства. Знаю, это странно.

— Ничего необычного. Моя мама была писательницей. Мой папа — писатель, — я почувствовал, что она улыбается, хоть и не видел её лица. — Согласен, пример не самый удачный, потому что папа у меня, действительно, с причудами, но дело не в сочинительстве.

Я ждал, когда она протянет мне блокнот и попросит прочитать что-нибудь. Но не тут-то было.

— Может, когда-нибудь почитаю тебе.

— Сомневаюсь.

Она открыла блокнот, и её ручка вновь начала порхать над бумагой. Я уставился в учебник по химии, в сотый раз проговаривая про себя одно и то же прочтенное предложение. Мы были одни. Солнце медленно садилось, она писала стихи. Лучшего времени не придумать.

— В общем, может, ты хочешь, ну, знаешь, встретиться? — я старался говорить непринуждённо.

— А сейчас мы что делаем?

Я начал грызть конец небольшой пластиковой ложки, видимо от пудинга, которую нашел в своем рюкзаке:

— Да. Нет. В смысле, может, что ли сходим куда-нибудь?

— Сейчас? — Откусив кусочек от батончика мюсли, она развернулась в мою сторону и протянула мне батончик. Я отрицательно помотал головой.

— Не сейчас. В пятницу, например. Можем в кино сходить, — я захлопнул учебник, сунув в него ложку вместо закладки.

— Отвратительно, — скорчив гримасу, Лена перевернула страницу своего блокнота.

— В смысле? — я почувствовал, что краснею.

Я имел в виду просто просмотр фильма.

Болван.

Она указала на мою закладку не первой свежести:

— Я об этом.

Я с облегчением улыбнулся:

— А, это. Плохая привычка, у мамы научился.

— У неё был пунктик на столовые приборы?

— Нет, на книги. Она могла читать одновременно штук по двадцать, и все они были разбросаны по дому — на кухонном столе, на её кровати, в ванной, в нашей машине, во всех её сумках, стояли стопками на каждой ступеньке лестницы. А для закладок она использовала всё, что попадалось под руку. Мой потерянный носок, кожуру от яблока, свои очки, другую книгу, вилку…

— Старую грязную ложку?

— Именно.

— Могу поспорить, Амму это злило.

— Это ее бесило. Нет, погоди, она была, — я наполнил лёгкие кислородом, — Р.А.З.Ъ.Я.Р.Е.Н.А.

— Девять по вертикали? — засмеялась Лена.

— Наверное.

— Это мамино, — она показала мне один из амулетов на своей серебряной цепочке, которую, казалось, никогда не снимала. Это была крохотная золотая птичка. — Ворон.

— Из-за значения Равенвуда — Вороний лес?

— Нет. Вороны самые могущественные птицы в мире магов. Легенды рассказывают, будто они могут впитывать энергию и воплощать её уже в другом виде. Иногда их даже боятся из-за их силы, — она отпустила ворона, и он вернулся на своё место между плоским кругляшом со странной выгравированной надписью и чёрной стеклянной бусинкой.

— У тебя так много амулетов.

Заправив прядь волос за ухо, она посмотрела вниз на цепочку:

— Это не то, чтобы амулеты, просто вещи, которые что-то значат для меня, — она вытащила колечко от банки из-под содовой. — Это от моей первой апельсиновой содовой, которую я пила, сидя на крыльце нашего дома в Саванне. Бабушка купила её мне, когда я прибежала из школы вся в слезах оттого, что не обнаружила ни одной валентинки в своём ящике в школе.

— Мило.

— Ну, разве что, под этим ты понимаешь «трагично».

— Мило, что ты сохранила колечко.

— Я всё храню.

— А это что? — я указал на чёрную бусинку.

— Её мне подарила моя тётя Твила. Их делают из камней, которые можно найти только на Барбадосе, в удалённых районах острова. Она сказала, на удачу.

— Классное ожерелье, — по её бережному отношению к каждой вещице на этой цепочке было видно, насколько она дорожит ими.

— Знаю, выглядит как связка мусора. Но я никогда не останавливалась в каком-то городе надолго. Не жила подолгу в одном доме, в одной комнате, и иногда кажется, что эти кусочки моего прошлого на этой цепочке — всё, что у меня есть.

Вздохнув, я сорвал небольшую травинку:

— Хотел бы я пожить хоть в одном из тех городов, в которых ты была.

— Но здесь твои корни. Лучший друг, которого ты знаешь с детства; дом с комнатой, которая всегда принадлежала тебе. Да у вас в доме наверняка есть косяк весь в отметках твоего роста.

И у меня такой действительно был.

Ведь есть же?

Я легонько толкнул её плечом:

— Могу замерить твой рост на своём косяке. Увековечим твою память в доме Уэйтов.

Улыбнувшись, она прижала своё плечо к моему. Краешком глаза я видел, как лучи заходящего солнца ласкают ее кожу, освещая и страничку в её блокноте, и локон тёмных волос, и носок её чёрной кеды.

Насчёт кино. Пятница подходит.

Она положила недоеденный батончик мюсли в блокнот и закрыла его.

Носы наших потрёпанных кед соприкоснулись.

Чем больше я думал о пятнице, тем больше нервничал. Официально это не было свиданием, это я понимал. Но это и было отчасти проблемой. Я хотел, чтобы мы пошли именно на свидание. А что бы вы делали, если бы понимали, что девушка, к которой у вас чувства, едва ли готова признать что вы, хотя бы, друзья? Девушка, чей дядя вышвырнул вас из своего дома, да и в вашем доме ей рады не будут… Девушка, которую ненавидят все вокруг… Девушка, с которой у вас одинаковые сны, но вряд ли одни и те же чувства…

Я не знал, что делать, поэтому предпочёл бездействие. Но это не помешало мне думать о Лене, и в четверг вечером я чуть было не сорвался и не поехал к ее дому, я был бы уже там, если бы её дом был в пределах города, и если бы у меня была машина, и если бы её дядя не был Мэйконом Равенвудом. Только все эти "если" удержали меня от того, чтобы не выставить себя дураком.

Каждый день проходил так, словно я жил не своей жизнью. Со мной никогда ничего не происходило, а теперь со мной случалось абсолютно все — под «всем» я имел в виду Лену. Время то неслось, то тянулось целую вечность. Казалось, что я надышался чистого кислорода, и мой мозг теперь страдает от перенасыщения. Облака стали куда интереснее; школьный кафетерий перестал быть таким отвратительным; музыка стала лучше; старые шутки вновь стали смешными, а школа из набора серо-зеленых прямоугольных зданий превратилась в карту мест, где бы я мог с ней встретиться. Я начал замечать за собой, что улыбаюсь без причины, что, засунув в уши наушники, в голове я прокручиваю наши разговоры просто, чтобы ещё раз вспомнить ее голос. Я уже видел, как такое происходит с другими.

Просто никогда сам не чувствовал ничего подобного.

В пятницу у меня весь день было отличное настроение, поэтому я хуже всех отвечал на занятиях, зато оторвался на тренировке. Мне просто необходимо было куда-то направить всю эту энергию. Даже тренер заметил:

— Продолжай в том же духе, Уэйт, и может в следующем году тобой заинтересуются представители колледжей.

После тренировки Линк довёз меня до Саммервилля. Парни тоже собирались в кино, что мне стоило учесть раньше, потому что у нас в кинотеатре только один зал. Но было уже слишком поздно что-то менять, да и меня это уже не волновало.

Подъезжая на Колотушке Линка, я заметил Лену, которая стояла в темноте перед сверкающим огнями входом в кинотеатр. На ней была лиловая футболка и облегающий чёрный сарафанчик, всем своим видом подчеркивавший ее женственность. А на ногах — огромные чёрные ботинки, заставляющие тут же забыть о первом впечатлении.

Было видно, что в фойе, помимо привычной толпы студентов колледжа, в полном составе присутствовала команда поддержки в обрамлении ребят из нашей команды. Моё хорошее настроение начало медленно сходить на нет.

— Привет.

— Опаздываешь. Я купила билеты, — в темноте я не мог прочесть выражение глаз Лены. Мы прошли внутрь, сделав шаг навстречу грядущему.

— Уэйт! Иди сюда! — голос Эмори прогремел на весь коридор, заглушив толпу и музыку восьмидесятых, играющую в фойе.

— Уэйт, подцепил кое-кого? — а это уже Билли не остался в стороне. Эрл промолчал, и то только потому, что вообще редко что-либо говорил.

Лена не обращала на них внимания. Она поправила волосы, шагая передо мной с независимым видом.

— Крюк дома оставил! — прокричал я в ответ сквозь толпу. В понедельник мне это припомнят. Я догнал Лену. — Эй, прости.

Она обернулась:

— Надеюсь, ты не из тех, кто не любит смотреть трейлеры.

Я ждала тебя.

Я улыбнулся:

— Будем смотреть и трейлеры, и титры, и танцующего парня в костюме попкорна не пропустим.

Её взгляд скользнул вдаль, на моих друзей, или, вернее сказать, на тех, кто считался ими до недавнего времени.

Забудь про них.

— Попкорн с маслом или без? — она нервничала. Я опоздал, и ей пришлось столкнуться лицом к лицу с колючим приемом от Джексона Хай. Теперь надо было исправлять ситуацию.

— С маслом, — покаянно ответил я, зная, что это неверный ответ. Лена сгримасничала.

— Но согласен отказаться от масла ради дополнительной порции соли.

Ее взгляд скользнул в сторону и вновь вернулся ко мне. Я услышал приближающийся смех Эмили. Мне было все равно.

Просто скажи, и мы уйдём, Лена.

— Без масла, с солью и с карамельками в шоколаде. Тебе понравится, — ответила она, немного успокоившись.

Мне уже нравится.

Весь состав группы поддержки и парни из команды прошли мимо нас. Эмили нарочно делала вид, будто не замечает меня, а Саванна обошла Лену на таком расстоянии, словно боялась заразиться. Можно было только догадываться, что они поведают своим матерям по возвращении домой.

Я взял Лену за руку. Разряд вновь пронзил мое тело, но на этот раз он не был похож на электрический ток, который я почувствовал той дождливой ночью. Это было смешанное чувство, будто меня захлестнуло волной и одновременно укололо тысячами иголок статического электричества. Я позволил ощущению завладеть моим телом. Саванна это заметила и подтолкнула Эмили.

Ты не обязан делать это.

Я уверенно сжал её ладонь.

Что именно?

— Привет, ребята. Не видели парней? — Линк дружески пихнул меня в плечо, в руках у него был гигантское ведро попкорна и огромный стакан газировки.

В кинотеатре показывали что-то вроде мистического детектива, который пришелся бы по душе Амме, учитывая её склонность ко всякого рода тайнам и мертвецам. Линк исчез впереди, пробираясь по проходу к парням и пролагая путь идущим следом студенткам колледжа. Не потому, что не хотел садиться рядом с Леной, а потому что решил, что мы хотим побыть вдвоем. Мы и хотели, по крайней мере, я точно.

— Где хочешь сесть? Поближе к экрану или где-то посередине? — Я ждал её решения.

— Лучше подальше.

Я пошел за ней к последним рядам.

Учитывая тот факт, что фильмы, которые показывали в кинотеатре, уже давно вышли на дисках, всем было известно, зачем подростки из Гатлина приезжали в кино. А последние три ряда занимали по самой очевидной из причин. Мест для подобного времяпрепровождения было не так уж много: кинотеатр, водонапорная башня, озеро летом, ещё была парочка туалетов и подвалов, остальные были не так популярны. Я знал, что между нами ничего подобного не будет, но если бы наши отношения зашли так далеко, я бы никогда не привёл Лену сюда. Она не просто какая-то там девушка, которую ты прихватил с собой на места для поцелуев в кинотеатре. Она была куда выше этого.

Но, тем не менее, это был ее выбор, и мне он был понятен. Нет ничего удаленнее от Эмили Ашер, чем последний ряд.

Наверно, стоило предупредить её о том, что парочки обычно не ждали начала заставки и выключения света. Мы оба уставились в наше ведёрко с попкорном, потому что это было безопасней всего.

Почему не предупредил заранее?

Я не знал.

Лжец.

Я буду вести себя как истинный джентльмен. Обещаю.

Стараясь сменить ход мыслей и размышляя обо всем подряд, о погоде и баскетболе, я потянулся за попкорном. Лена сделала то же самое, наши руки соприкоснулись на секунду, и хоровод горячих и холодных мурашек закружился вверх по моей руке. Атака. Перехват. Защита. Жаль, что в школьном пособии по баскетболу не так уж много приёмов игры. Все будет гораздо труднее, чем я думал.

Фильм показывали ужасный. Уже через десять минут я знал, чем он закончится.

— Это он, — прошептал я.

— Что?

— Этот парень. Убийца — он. Пока не знаю, кого он убьёт, но это он, — ещё одна причина, по которой Линк не хотел сидеть со мной рядом: я всегда с самого начала знал, чем закончится фильм, и не мог держать это в себе. Для меня поход в кино был своеобразным кроссвордом. По этой же причине я хорошо играл и в компьютерные игры, и в обычные. Папу в шашки всегда обыгрывал, с первого хода зная, чем закончится партия.

— Откуда знаешь?

— Просто знаю.

Ну и как это все закончится?

Я знал, о чем именно она говорит. И впервые в жизни у меня не было ответа на вопрос.

Хорошо. Всё будет очень, очень хорошо.

Врешь. Давай сюда карамельки.

Засунув руку в карман моей толстовки, она принялась за поиски. Но ошиблась карманом, и вместо конфет нашла то, что совсем не ожидала обнаружить. Маленький мешочек с хорошо нам известным содержимым — медальоном. Лена резко села, вытащив находку из моего кармана и держа его так, словно он был дохлой мышью.

— Зачем ты до сих пор носишь его со собой?

— Тише, — забавно, мы мешали людям вокруг нас, а ведь фильм они смотреть и не собирались.

— Не могу оставить дома. Амма думает, что я его закопал.

— Может и стоило это сделать.

— Не важно, эта штука себе на уме. Почти никогда не работает. Ты сама знаешь все разы, когда он сработал.

— Заткнитесь уже, — парочка на нижнем ряду отвлеклась, чтобы глотнуть кислорода. Подпрыгнув от неожиданности, Лена уронила медальон. Мы одновременно потянулись за ним. Словно в замедленной съёмке я смотрел, как выпал платок. Я едва видел белый сверток в темноте. Огромный экран превратился в ослепительно яркую вспышку света, и мы уже чувствовали запах гари…

Спалили дом с женщинами внутри…

Это не правда. Мама. Евангелина. Мысли Женевьевы путались. Может, ещё не поздно. Она бросилась бежать, не обращая внимания на колючую хватку кустов, удерживающих ее, на крики Итана и Иви, взывающих к ней. Кусты расступились и перед тем, что когда-то было домом, построенным ее дедушкой, она увидела двух федератов, ссыпающих полный поднос серебра в вещевой мешок. Женевьева из всполохов огня облаком дымящейся черной ткани пронеслась мимо них.

— Какого чёрта?!

— Хватай ее, Эмметт! — крикнул один парень другому.

Женевьева летела вверх по лестнице, задыхаясь от дыма, валившего из того, что когда-то было дверным проемом. Она была не в себе. Мама. Евангелина. Она чувствовала, как её лёгкие заполнились гарью. Она поняла, что падает. Это из-за дыма? Неужели она теряет сознание? Нет, с ней происходило что-то другое. Кто-то схватил её за запястье и потащил вниз.

— Куда это ты собралась, девчонка?

— Отпустите! — закричала она осипшим из-за гари голосом. Он протащил ее спиной по всем ступеням, пока волок вниз; перед её глазами расплывались пятна голубого с золотым. Тут же она ударилась головой. В глазах потемнело, и липкая жидкость заструилась в ворот ее платья. Головокружение и растерянность смешались с отчаянием.

Выстрел. Громкий звук вернул её к реальности, прорезавшись из темноты. Хватка, сжимавшая ее руку, ослабла. Она попыталась сфокусировать взгляд.

Раздались ещё два выстрела.

Господь, сохрани маму и Евангелину. Но она слишком о многом просила, а может просила не о том. Когда она услышала падение третьего тела, ее сознания хватило, чтобы увидеть, как по серой шерстяной куртке Итана расплывается кровавое пятно. Застрелен солдатами, с которыми он в свое время отказался сражаться.

И запах крови смешался с порохом и дымом от горящих лимонных деревьев.

Шли титры, в зале включили свет. Лена со все еще закрытыми глазами полулежала на спинке своего кресла. Ее прическа была в полном беспорядке, мы оба с ней не могли отдышаться.

— Лена? Ты как?

Открыв глаза, она подняла ручку сиденья между нами и молча опустила голову на моё плечо. Её трясло так сильно, что она не могла говорить.

Знаю. Я тоже был там.

Мы так и продолжали сидеть, когда Линк и остальные проходили мимо. Подмигнув мне, Линк вытянул вперед кулак, ожидая от меня легкого удара в ответ, как мы делали всегда после удачно заброшенного мяча во дворе.

Но он всё неправильно понял, как и все остальные. Может мы и были на последнем ряду, но ничего между нами не было. Я до сих пор ощущал запах крови, и звуки выстрелов продолжали звенеть у меня в ушах.

На наших глазах только что убили человека.