Перелистывая записи о действиях высшего немецкого руководства во время войны и в ходе операций, я задавался вопросом — какие же можно сделать выводы? При общем крахе военной политики и генеральной стратегии нельзя не отметить ряд отдельных замечательных стратегических и тактических решений. Объяснение здесь может быть двояким. Старые военные, прошедшие подготовку в системе старого генерального штаба, доказали свой профессионализм, но им всегда не хватало вдохновения, способности совершить нечто неожиданное. Они скорее относились к войне как к шахматной партии, а не как к искусству в духе великих стратегов прошлого. Старые генералы с неодобрением относились к своим коллегам, у которых появлялись новаторские идеи, а уж любителей, пытавшихся сказать новое слово в военном искусстве, и вовсе презирали. Большинство их никогда не интересовались вопросами, выходящими за рамки военного ремесла, и плохо понимали их.
Гитлер быстро распознал ценность новых идей, нового оружия и новых талантов. Он осознал потенциал мобильных танковых сил гораздо раньше, чем генеральный штаб. Благодаря тому, что он признал методы Гудериана, провозвестника новой танковой школы, немцы одержали ряд блестящих побед на начальной стадии войны. Гитлер обладал врожденным чутьем гения вместе с сопровождавшей гениальность склонностью совершать элементарные ошибки в расчетах и действиях. Молодые военные, которых он находил и продвигал по службе, были в этом плане сродни ему — особенно это относится к Роммелю, одному из главных его «любимчиков». Эти люди понимали, как важно застигнуть противника врасплох и лишить возможности нанести ответный удар. Они в новом обличье возродили в этой войне классические военные хитрости и уловки, которые военные учителя второй половины прошлого века объявили устаревшими и неприменимыми в современных условиях. Продемонстрировав недостатки традиционной военной мысли, Гитлер получил определенное преимущество над генералитетом, который он стремился использовать, но не укреплять.
Иногда события доказывали правоту любителей, делавших ставку на интуицию; иногда правыми оказывались профессионалы с их математическим расчетом — последнее, что естественно, происходило чаще. Но недоверие, царившее в их отношениях между собой, как и намеренно обостряемые противоречия, оказались роковыми для Германии. Они принесли стране больше вреда, чем ошибки обеих сторон. При этом ответственность ложится в первую очередь на военных, как это было всегда. Исход же скорее всего был неизбежен, поскольку на войне некогда учиться мудрости и примирять соперников. Учитывая темперамент и характер Гитлера, понятно, что сдерживать его при любых обстоятельствах было невероятно сложно. Неприязнь к нему военных и тот факт, что его «внутренний голос» часто оказывался прав, и вовсе сделали его неуправляемым. Но ни одна сторона не осознавала своих ограничений.
Впрочем, следует признать, что немецкие генералы этой войны были лучшими представителями своей профессии. Они вполне могли бы стать еще лучше, если бы имели более широкий кругозор и обладали способностью глубже проникать в суть вещей. Но тогда бы они заделались философами и уж безусловно бы перестали быть солдатами.