Извилистая дорога вела через дубравы и широколиственные леса, изредка выходя на безлесные лощины. Эвальд и Эмилиус двигались между невысоких холмов, поросших травой и кустарником. Принц заметил, что эти холмы были каменными скалами, ушедшими под землю и поглощёнными растительностью. Скалы эти были явно искусственного происхождения — кое-где были видны следы каменной кладки.

— Мы находимся на месте города Древних мастеров, — сказал мэтр. Принц оглянулся. Они стояли на плоском возвышении, окружённом торчащими из-под земли скалами.

— Похоже, что мы как раз в одном из их огромных дворцов, — задумчиво произнёс Эвальд. — Ты, наверное, хорошо знаешь историю, мэтр. Почему исчезли Древние мастера?

— Единой версии среди учёных нет, — ответил Эмилиус. — Известно, что Древние мастера находились в постоянных войнах. Возможно, они перебили друг друга в братоубийственной войне. Сила их оружия была такова, что мы не в силах его и вообразить, неудивительно, что никто не выжил! Но, возможно, что всё было совсем не так. Среди историков есть также мнение, что их гигантские машины настолько отравили землю и воздух ядовитыми испарениями, что все люди постепенно вымерли от действия этих ядов. Яд был повсюду, в воде и пище. Их дети рождались нежизнеспособными уродами, и население резко сокращалось с каждым поколением. Наступил день, когда умер последний из мастеров, и могущественная раса исчезла. Но и это всего лишь догадка, прямых доказательств этому нет. Лично я придерживаюсь версии, что они слишком отдалились от матери-природы, полагаясь на силу своих машин. Они нисколько не заботились о развитии духа, и погрязли в грехе и распутстве, и не было праведников среди них. И грянул день гнева Всевышнего, и стёр Он их с лица земли. Древние мастера жили в огромных дворцах, достигавших полмили высотой, утопали в роскоши и сладострастии, и где они теперь? Их дворцы стали зелёными холмами, города — лесами и долинами, и лишь их дороги ещё служат нам, современным людям.

— А это правда, — спросил принц, что в каждую комнату такого дворца были проложены стальные стержни, высверленные внутри, по которым текли вино и тёплая вода для умывания?

— Удивительные выдумки! — воскликнул мэтр, и друзья рассмеялись.

— Идут века, а всё одно на земле, — сказал принц, — любовь и верность, зло и коварство, честь и алчность, всё что творится сейчас, всё это было и в эпоху Древних мастеров, и задолго до них, и ничто не может изменить природу человека.

— В трудах одного учёного говорится, — ответил Эмилиус, — что наш мир — это мир жестокости, потому, что он принадлежит животным, живущим по звериным законам. Древние мастера пытались отнять мир у животных, этим они нарушили волю Всевышнего, и на них обрушилась Его кара. В наш мир Всевышний ссылает ангелов, которые начинают забывать свойства добра и зла, и готовы склониться к греху. Он вселяет их души в рождающихся детей, и они забывают, что они ангелы, и живут в нашем мире, испытывая на себе его зло и жестокость. Соприкасаясь со злом, они очищаются от греха и возвращаются в свои миры, кто-то быстро, а кто-то задерживается надолго здесь, проживая длинную цепочку жизней, до тех пор, пока Всевышний не дозволит ему вернуться. Очистившись, они уходят, а Всевышний на смену им присылает новых, таково предназначение нашего мира — быть местом ссылки заблудших душ, и в исправлении нашего мира нет никакого смысла, потому, что такова воля Всевышнего, и зло никогда не может быть побеждено, потому, что оно свойство нашего мира. Начав бороться со злом, человек не замечает, как сам начинает творить зло, и все его действия оказываются бессмысленными, он уподобляется псу, кусающему самого себя.

— Может быть, ты и прав, учёный мэтр, — задумчиво сказал принц. — А может быть, и нет.

Они не спеша шли между поросшими травой руинами. Внезапно Эмилиус вскрикнул, показывая рукой вперёд. Там, у обвалившейся стены дворца, неподвижно сидел человек. Друзья осторожно подошли поближе. Это был рыцарь в доспехах. Он был уже несколько дней, как мёртв, и тень тления уже коснулась его тела. Лицо мертвеца было совсем синим, но на теле не было ран и следов борьбы.

— Его убил фиолетовый маг, — сказал принц.

— Какой маг? — спросил Эмилиус.

Принц вкратце рассказал мэтру о своих встречах со злобным колдуном.

— Возможно, это сам Гилморг! — сказал мэтр.

— Ты уверен? — спросил принц.

— Нет, — покачал головой учёный, — но Гилморг часто бывал у Балларонга в гостях, ещё до того, как его объявили вне закона, вместе они строили какие-то планы, и одет Гилморг был точно так, как вы его описываете. Но я не уверен, что маг, о котором вы говорите, и есть тёмный лорд. Многие маги придерживаются подобного стиля в одежде, и невозможно точно сказать, был ли ваш фиолетовый маг именно Гилморгом, и никем другим.

Друзья стащили тело погибшего рыцаря в яму и соорудили над ним надгробие из камней. Неподалёку валялось оружие рыцаря — алебарда изящной формы, красиво украшенная гравировкой.

— Хитрая штука, — заметил мэтр, подняв алебарду и осмотрев её лезвие, — уверен, что это оружие сильнее меча, его недостаток лишь в том, что весьма затруднительно везде носить его с собой.

— Мой учитель, старый Мартин, говорил, что мало зависит от оружия, и много от воина, владеющего им, — сказал принц.

— Возможно, он был и прав. Но у меня на сей счёт своё мнение, и я уверен, что определённо алебарда лучше меча.

— Ты говорил, что хорошо владеешь алебардой. Давай-ка сразимся, ради интереса, Это будет просто как упражнение по фехтованию, и я докажу тебе обратное.

Эмилиус растерянно посмотрел на принца.

— Мне? Сражаться с посвящённым рыцарем?

— Обещаю не использовать никаких хитрых штучек. Только чистая ловкость.

— Хм, — неуверенно произнёс мэтр, — боюсь, принц, что вы отрубите мне пару пальцев.

— Я дам тебе свои латные перчатки.

— Ну, если так, я готов, и не надейтесь на лёгкую победу, господин!

Эвальд помог Эмилиусу надеть стальные перчатки. Они выбрали просторную поляну и начали сражение. Принц кинулся в атаку, быстро крутя мечом, но мэтр был начеку, и успевал отбивать любой удар Эвальда. Напрасно принц пытался приблизиться к нему, чтобы навязать ближний бой и использовать преимущества меча в свободе маневра. Мэтр лениво фехтовал длинным острием, не давая принцу приближаться. Вдруг Эвальд заметил, что Эмилиус действует своим оружием гораздо быстрее его, и успевает блокировать удары даже до того, как принц начинает их наносить. «Вот это да! — подумал принц, — вот тебе и учёный муж!». Тем временем мэтр перешёл от обороны к наступлению. Ему удалось подсечь Эвальда древком алебарды, но принц быстро вскочил, перекувырнувшись, и отбил лезвие, нацеленное ему в грудь. Принц взмахнул мечом, пытаясь поразить мэтра сверху, но учёный, как всегда, был на шаг впереди Эвальда. Меч скользнул по длинному острию и попал в расщелину между острием и топориком алебарды. Эмилиус повернул своё оружие так, что освободить меч не было никакой возможности. Он налёг на древко алебарды всей массой тела и давил вниз, чтобы обезоружить принца. Эвальд внезапно бросил меч. Мэтр зашатался, оступившись. Принц быстро выхватил кинжал и приставил его к горлу учёного.

— Ты убит, мэтр!

— Ну, это нечестно! — сказал Эмилиус, отшвыривая алебарду. — Мы же сражались, меч против алебарды, а не меч и кинжал против одной алебарды. Если уж на то пошло, ты мог просто кинуть в меня этот ножик, как в беднягу Мортимера!

— Иногда такие хитрости спасают жизнь, — рассмеялся принц. — Я понял, что мне не победить тебя, и схитрил, чтобы не проиграть. Это был ещё один урок для меня, не обольщаться в гордыне, изначально думая, что ты искуснее противника.

Эвальд обнял мэтра за плечо, чтобы разгладить его обиду, но Эмилиус, кажется, не собирался дуться на принца.

— Твой учитель многому тебя научил, но, всё-таки, многолетний опыт ничем заменить невозможно, — произнёс учёный. — Если бы ты был не так молод, и провёл хотя бы пару стен боёв, ты, конечно, легко справился бы со мной. Конечно же, наш спор был лишён смысла. Для того, кто лучше владеет алебардой, она и есть лучшее оружие, для мастера меча лучшее оружие — меч.

Друзья шагали по древней дороге, ведущей в Ренегсберг, столицу Равнинной империи. Дорога вилась между зелёных дубрав. Через несколько дней пути дубравы сменились широколиственными лесами, хвойными ельниками и плодородными полями. Всё чаще навстречу попадались деревушки, чьи жители поставляли продукты питания жителям Ренегсберга, но друзья всегда ночевали под чистым небом. После того, как принц отдал все деньги на оплату услуг оракула, у них совершенно не осталось средств. А ночевать на постоялом дворе, не заплатив щедро хозяину, принц считал недостойным своей персоны. Он рассчитывал, прибыв в Ренегсберг, взять денег взаймы у столичных ростовщиков. Питались друзья скудной пищей, которую покупал в деревнях мэтр на мелкие монеты, случайно нашедшиеся в его поклаже.

Долгое путешествие располагало к непринуждённой беседе, и Эвальд, чтобы скоротать время в пути, решил поговорить с мэтром о науке.

— Расскажи мне, дорогой Николас, о своих учёных исследованиях, — попросил он, — поведай мне о своих успехах в штурме непознанных истин, мрак которых отступает перед светом твоего лучезарного гения.

— С удовольствием расскажу, господин, — охотно согласился Эмилиус, не обращая внимания на тень иронии в словах принца. — К сожалению, все мои научные труды мне пришлось бросить в спешке во время моего бегства из замка Балларонга, но я все их помню слово в слово, и при удобном случае я обязательно их восстановлю.

— Мой учитель говорил мне, что попытка познать мир, являясь его частью, бессмысленна, как бессмысленно старание дракона проглотить самого себя, кусая свой хвост.

— О, господин, ваш учитель мыслил слишком высоко и поверхностно. Наверное, он пытался разумом охватить сразу все тайны мира, что действительно очень трудно. К счастью, немногие считают так, иначе бы процесс научного исследования мира тут же прекратился. Не стоит стараться понять всё сразу, разум одного индивидуума неспособен вместить всего знания о мире. Достаточно выбрать свой путь познания и идти по нему, приумножая мудрость образованного человечества.

— И в какой же области знания работаешь ты, почтенный мэтр?

— Ну, хмм… изучаю законы детерминации случайностных полей.

— Что это такое? — озадаченно спросил принц.

— Я так и знал, что вы ничего не поймёте, — развёл руками Эмилиус. — ознакомление с этим вопросом требует некоторой научной подготовки.

— Ну, а ты попробуй разъяснить мне простым языком, чтобы его понял даже человек, несведущий в науках. При первой нашей встрече ты вроде бы говорил, что занимаешься поисками первопричины всего сущего.

— Да, в результате длительных размышлений я пришёл к выводу, что первопричина в случайности. Законы природы известны, и лишь случайность определяет, в какой ситуации они сочетаются в своём влиянии, от этого зависит всё, что происходит во Вселенной. Ошибкой было бы считать, что случайность неопределённа и не поддаётся научному анализу. Очень даже поддаётся, и в моих трудах это подробно описано. Я начал с простых опытов с игральными костями и картами. Меня занимал вопрос, почему часто в игре везёт новичкам, что есть воля провидения? Что есть везучесть и невезучесть? Что такое судьба? После долгих лет напряжённых поисков я нащупал нити основных законов случайности.

— Ох, куда ты залез! — удивился принц. — Судьбы-то наши в руках Всевышнего!

— Вот именно, мой дорогой принц. Знание это открывает великую силу, путь к всемогуществу! Магия ничто перед этой силой, она лишь совокупность жалких попыток влиять на случайность, не зная её истинных законов. Что есть, например, чудо? Нечто, что нам кажется противоречащим законам природы. Но они незыблемы, и ничто не может происходить вопреки им. Если только их комбинация, объединённая по закону случайности, не даст невероятный эффект! Зная законы случайности и умея воздействовать на неё, можно не только творить чудеса, но и воздействовать на всё, что происходит во Вселенной, вершить судьбы людей и царств, покорить себе силы стихий! Ведь наш мир сотворён по законам случайности, и, полностью овладев этими законами, по могуществу можно сравниться с Всевышним, господином ангелов!

— И ты знаешь, каким образом можно своею волей воздействовать на случайность? — взволнованно спросил Эвальд.

— Увы, пока ещё нет. Но опыт магии может дать ключ к этому. Многое ещё не изучено, и мне не терпится скорее приступить к дальнейшим исследованиям.

— Я думаю, что Всевышний закроет тебе путь к этим знаниям. Не должно человеку обладать сверхмогуществом, ведь его разум слаб и подвержен страстям, он может принести неисчислимые беды миру.

— Я и не претендую на сверхмогущество, я лишь надеюсь на то, что мои исследования помогут мне, или любому человеку, стать хоть немного более везучим и удачливым.

— Но от чего может это зависеть?

— Всё в мире подвержено колебаниям, и человек, как и всё во Вселенной, представляет собой комплекс колеблющихся полей. Колебания эти складываются в гармоники разных порядков, и образуют результирующий ритм. Вселеная также имеет свой ритм, сложенный из колебаний полей всех существ и предметов, находящихся в ней. Насколько ближе ритм колебаний отдельно взятого человека к единому ритму мира, настолько более этот человек вписывается в картину Вселенной, то есть настолько более он будет богат, здоров, счастлив, и удачлив в делах.

— И что же нужно делать для этого, чтобы приблизиться к гармонии?

— Именно то, чему учит нас Всевышний. Безропотно принимать всё, что посылает нам судьба, независимо от того, хорошее это или плохое, злое или доброе. Одинаково любить и друзей, и врагов, и благодарить Всевышнего за каждый прожитый день. Изгнать из души злобу, страх, гнев, зависть и чванство. В делах, словах и мыслях творить лишь добро.

— Увы, не все способны стать святыми при жизни. Но сколько примеров, когда благоденствуют творящие зло, убийцы и кровавые деспоты живут в роскоши, и Всевышний терпит это, и не карает их.

— Я тоже много думал об этом. Их собственные колебания далеки от гармонии мира, но кратны ей, и это даёт им возможность получать блага от мира. Но, по закону колебаний, они двигаются по гармонике более высокого порядка, и им суждено унизиться, и испытать на себе всё зло, которое они приносят в мир.

— Действительно, Николас, твои исследования имеют огромное значение, — сказал Эвальд. — Когда мы вернёмся в Сариолу, к твоим услугам будут любые лаборатории!

— Спасибо, господин принц.

Старая дорога сменилась новой, вымощенной уже по приказу Императора. В обоих направлениях по ней передвигались караваны купцов, кареты важных чиновников, телеги крестьян, везущие провизию, группы пеших паломников, и просто одинокие путники. Столица была уже совсем близко. Дорога поднялась на высокий холм. Отсюда, с вершины, весь Ренегсберг был виден, как на ладони. Огромный город, серым гигантским муравейником раскинувшийся в долине, воистину был столицей мира. Его окраины терялись в туманной дали. Он был похож на приземистую пирамиду, у подножия которой теснились трущобы бедняков, ближе к центру находились более высокие дома зажиточных горожан и купцов, и в самом центре — огромные вычурные особняки высшей знати, государственных чиновников и духовенства. Над всем этим возвышался величественный императорский дворец из белого мрамора, увенчанный высокой хрустальной башней, блистающей на солнце. Дворец занимал целый квартал и был городом в городе, со своими границами, своим населением, состоящим из слуг Императора, и войском стражи. Это был шедевр архитектурного искусства. Его стены были похожи на крепостные, с зубцами и башенками, выстроенными в красивом вычурном стиле. Отсюда, с холма, дворец казался белым айсбергом, возвышающимся над серой массой остальных строений. От столичных окраин к центру города тянулись сотни дорог, по которым двигались экипажи. Друзья спустились по дороге в долину, и через несколько часов вошли в город. На улицах толпились тысячи людей, то тут, то там сновали кареты и лёгкие повозки. В многочисленных лавках кипела торговля.

— Куда мы идём? — спросил мэтр.

— Во дворец, — ответил принц. — Прежде всего, необходимо нанести визит Императору.

— Может быть, нам не стоит этого делать? — поморщился учёный, — что — то говорит мне, что от этого не будет ничего хорошего.

— Рад бы не делать этого, но я обязан, иначе это будет расценено Императором, как неуважение к своей особе, и сей факт может повлиять на отношения между Сариолой и Империей.

Друзья медленно продвигались к центру города, где находился дворец. Они шли мимо величественных особняков, ориентируясь на высокую хрустальную башню, которую было хорошо видно из любой части города. Наконец, впереди показались огромные дворцовые ворота из мрамора и тёмного металла. По обеим сторонам ворот возвышались огромные скульптуры, изображавшие львов и драконов. У входа дежурила стража императорской гвардии, вооружённая алебардами и арбалетами.

— Тебе придётся взять на себя роль моей свиты, — сказал принц мэтру.

— С радостью сделаю это, — согласился учёный.

Когда они приблизились к воротам, принц остановился поодаль, а Эмилиус обратился к стражникам:

— О гвардейцы великого Императора! Принц Сариолы, Страны предрассветного тумана, находясь в Ренегсберге проездом, просит Его Величество об аудиенции, дабы засвидетельствовать ему своё почтение!

Офицер стражи поклонился Эвальду и отправил посыльного с донесением Императору о прибытии принца. Не прошло и получаса, как посыльный вернулся.

— Его Величество ждёт вас, господин принц. Следуйте за мной.

Коня Эвальда определили в дворцовую конюшню, а сам принц, сопровождаемый мэтром, последовал за посыльным во внутренние покои дворца. Они поднялись по широкой лестнице из полированного мрамора, и оказались в величественном зале с анфиладой колонн. На узорном полу играли цветные блики витражей. Зал сменился коридором с высоким расписным потолком, затем друзья вошли в другой зал, ещё более величественнее и богаче украшенный, чем первый. Эмилиус, разинув рот, вертел головой.

— Я во дворце императора! Мог ли я мечтать, что когда-нибудь попаду сюда!

Навстречу им попадались важные разодетые вельможи, напыщенные чиновники и слуги в богатых ливреях. Лёгкое чувство опасности заставило принца обернуться. Ему показалось, что между колонн мелькнул и скрылся фиолетовый балахон. Принц остановился и попытался заглянуть за колонну, но никого не увидел.

— Прошу вас, следуйте за мной, господин принц, — позвал его посыльный стражник, — Его Величество ждёт вас в зале аудиенций. Было бы непочтительным заставлять его долго дожидаться.

Эвальд согласился со стражником, и они продолжили свой путь через богатые залы и коридоры. Наконец, они вошли в просторный зал с высокими цветными окнами, где на богато украшенном золотом троне восседал император Гилдериан, самый могущественный из правителей мира. Это был небольшого роста человек с редкой бородкой, тщедушный и суетливый. Плечи императора покрывала роскошная пурпурная мантия, а на его голове покоилась золотая корона, инкрустированная бриллиантами и рубинами. В руке правитель держал длинный золотой скипетр. Вокруг трона толпились придворные и приближённые властителя. Принц, сопровождаемый мэтром, подошёл к трону и поклонился, достаточно низко, но не в пояс, его поклон был ровно столько глубоким, сколько глубоко предписывал этикет принцу независимой страны кланяться правителю более могущественной державы. Эмилиус, согласно этому же этикету, опустился на колени.

— Рад видеть вас в добром здравии, Ваше величество, — произнёс принц.

— Спасибо, господин принц, — улыбнулся монарх, — действительно, лучшее богатство человека — это его здоровье.

Гилдериан встал с трона, сделал несколько шагов навстречу Эвальду и обнял принца за плечи.

— Спасибо, принц, что заглянули проведать старика. Как мы поняли, ваш визит неофициальный, так что не будем устраивать пышных церемоний.

Император снял корону и мантию и отдал слугам.

— Буду рад, принц, если изволите пообедать с нами.

— С удовольствием, Ваше величество.

— Вы не сердитесь на нашу державу за то, что произошло в Локкарде?

— Конечно же, нет. Плохие слуги бывают в любом доме.

— Этот Гольм, он совсем зарвался! Вымогать взятки у принцев! Его давно следовало заменить, на него шло столько жалоб!

— Не извольте беспокоиться, Ваше величество, это небольшое упражнение в фехтовании было даже на пользу мне.

— Какими же судьбами вы в наших краях, господин принц? Ах да, вы ищете Гилморга! Конечно же, то, что он совершил, это гнусность. Это недостойно с точки зрения чести и морали!

— Скажите, Ваше величество, есть ли среди ваших приближённых человек в чёрном плаще, фиолетовом изнутри?

— Нет, — ответил император и быстро отвёл взгляд, — ну, что же мы стоим, пожалуйте в зал пиршеств!

Сопровождаемые придворными, Эвальд и Гилдериан перешли в соседний зал, где уже были накрыты пиршественные столы, ломящиеся от всевозможных изысканных яств. Император уселся во главе стола, по правую руку от него сел принц, по левую — жена Гилдериана, императрица Амалия. Остальные места за столами заняли придворные и дамы. Им прислуживали многочисленные слуги. По залу разливалась тихая мелодия, издаваемая струным оркестром, располагавшимся поодаль на специальном помосте. Невдалеке от музыкантов за мольбертом работал художник, стремясь запечатлить образ императора.

Император встал, держа в руке большой кубок. Все замолчали, глядя на монарха, лишь только музыканты продолжали наигрывать свою нежную мелодию.

— Поднимаю эту чашу за принца Эвальда, сына правителя Сариолы, дружественной нам державы, короля Харальда!

Его величество попытался одним махом осушить кубок, но у него не получилось, и вино потекло на роскошный бархатный кафтан. Тотчас двое слуг приняли у правителя кубок и кружевной белоснежной салфеткой отёрли то, что не попало в монаршую глотку.

— Эх, не тот я уже, что в молодости! — посетовал Его величество. Придворные осушили свои кубки, и пиршество началось. На столе были расставлены диковинные яства, собранные со всего мира. Запечённые с фруктами павлины, редкостные рыбы, огромные омары, доставленные ко двору из восточных морей. Придворные, вкушая яства, тем не менее, зорко следили за настроением императора, и вели себя сообразно этому настроению. Когда монарх смеялся, все громко смеялись в ответ, когда он искал на столе какое-нибудь блюдо, все делали вид, что ищут его вместе с императором, чтобы тотчас доставить ему. «Всё-таки, у старого Хьюго было лучше, — подумал принц, — там стол вовсе не был так изыскан, как здесь, зато не было такого откровенного холуйства». Эвальд встал и произнёс ответный тост за здоровье Его величества, в котором поблагодарил императора за приём, и от имени короля Харальда заверил его в дружбе между Сариолой и Империей.