— Антонина Петровна, тебе рыбы надо?

На пороге кухни парень. Тоня сразу узнает его. Это тот самый: «Чудное дело — девка ты, а плаваешь ровно мужик».

В комнате он кажется еще огромней. Высокий, плечистый, обросший рыжей щетиной, он держит в руках корзину. Из корзины на пол падают капли воды.

Тоня приподымает мокрые лопухи.

— Какая у тебя рыба?

— А это язи. Прямо из сети.

Блестит мокрая серебряная чешуя, красные плавники. У Тони нет денег. До зарплаты еще несколько дней. Она хитрит:

— Мне чистить некогда.

Парень улыбается.

— Я тебе почищу.

— Сковороды нет.

— У нас есть. Долго ли принести. Мы тут недалеко, внизу живем.

Нет, видно, он так просто не отстанет. Тоня протягивает ему рубль.

Парень решительно отстраняется.

— С тебя мне брать нельзя. Ты моего брата учишь.

— Как его фамилия?

— Копылов. На меня походит, только ростом не вышел.

— Самовольный парнишка.

— Есть маленько. Да ведь без отца, без матери. Вдвоем живем.

— Слышала. А как звать тебя?

— Егором.

— Что ж ты в дверях встал? Проходи, гостем будешь.

Егор оставляет корзину в кухне. Низко наклонившись в дверях, проходит в комнату. Сапоги у него огромные, в береговой глине. Он садится, подобрав ноги под табурет. Фуражку не снимает.

— Ты, Егор, посиди, отдохни, если хочешь, а мне работать надо.

— Я пособлю тебе.

— Ничего не получится. Я заниматься буду.

Тоня опять садится за тетради. Егор подходит к подоконнику.

— Это пошто у тебя?

— Зеркальце такое.

— А я посчитал процигар. Вот, думаю, дивно — девка, а курит. — Егор кладет зеркальце на место. — А это что?

— Пудра.

— Пахнет, однако, ладно. — Берет в руки флакон духов «Кармен». — Портрет чей-то. Не наша, видать, какая-то?

— Ты угадал.

Егор вынимает из кармана газету, отрывает узкий клочок, свертывает цигарку.

— Здесь не кури, — просит Тоня. — Ты уйдешь, а мне всю ночь дышать дымом.

— Тогда не стану. Ты что пишешь?

— Тетради проверяю. А шапку, когда в дом входишь, надо снимать.

Он стаскивает с головы фуражку, приглаживает пятерней всклокоченные рыжие волосы. Осторожно берет со стола журнал «Огонек», рассматривает картинки, удивленно хмыкает.

— Это кто ж такой? То ли зверь какой?

— Жирафа.

— Ну, шея!..

— А ты что, читать не умеешь?

— Туго. В малолетстве ладно читал, а теперь забывать стал.

— Кем ты работаешь?

— Конюхом. — Помолчав немного, продолжает: — Я к лошадям сызмальства любовь имею. Они мне и учиться не дали. Дружки в школу, а я на конюшню. Самое милое для меня удовольствие. Мать за уши драла, а я опять за свое.

— Егор, я исправила правильное на неправильное.

— Мешаю? Все, молчу.

На цыпочках он удаляется на кухню. Скрипнула половица. Звякнула тарелка. Слышно, как льется вода в таз.

— Егор, ты что там возишься?

— Ты делай свое дело. Делай. Я рыбу почищу.

Тоня забывает о нем. Минут через двадцать он склоняется над ее плечом.

— Все пишешь?

— Пишу. Такая уж моя работа. Слушай, Егор, а Клюквинка от нас далеко?

— Клюквинка? Ничего не далеко. По Оби подняться, сперва будет Светлая. Это протока, значит. Потом Журавлиная. А там и Курья. По ней влево взять — и Клюквинка.

— Ну что ж, спасибо.

Егор еще раз заглядывает в тетради, надевает фуражку.

— Будь здоровенька. Гуляй к нам.