Харриет ждала, что Бенедикт ее остановит. Однако, поравнявшись с ней, он ничего не сказал, не сделал даже попытки задержать ее. Поворот коридора был неожиданным, темным, сырым, а голым ногам было значительно холоднее, чем Харриет хотелось бы. Она остановилась. Из-за спины падал слабый свет, и впереди почти ничего не было видно. В этой части коридора на месте висевших когда-то на стенах картин остались только черные и желтые пятна. Пожар случился много лет назад, но Харриет могла поклясться, что слабый запах дыма существовал не только в ее воображении.

– Должно быть, именно здесь пожар причинил наибольший ущерб, – спокойно сказал рядом Бенедикт. Его акцент очень соответствовал окружающему мраку.

– Откуда вы знаете? – по непонятной даже для себя причине, немного выбитая из колеи схожими мыслями, заговорила шепотом Харриет. – Я едва различаю собственную руку у лица.

– По запаху.

Харриет не боялась привидений или чудовищ, однако по ее спине пробежала дрожь. Казалось, что в коридоре становится все темнее.

– Нужно было взять с собой свечку. – Харриет сглотнула и оглянулась назад, на свет, падавший из коридора, не запятнанного ни присутствием какого-либо непонятного существа, ни сгустками отвратительной тьмы.

– Да, не помешало бы, – согласился Бенедикт. – Я бы предложил подождать до утра, но, похоже, здесь все равно нет окон.

Харриет вытянула руку, пытаясь нащупать хоть что-нибудь, задела пальцами черную от копоти стену, осторожно шагнула вперед и ахнула, не ощутив опоры под босой ногой. Харриет тотчас же представила себе, что стоит на краю пропасти, что пол здесь сгорел дотла и сейчас она рухнет вниз, в руины когда-то великого замка.

Но Бенедикт так крепко прижал Харриет к себе, что она задохнулась. Его сердце билось ей прямо в спину, сильно и ровно.

– Лестница, – сказал он.

Харриет снова сотрясла дрожь.

Коридор залил яркий свет, подобный внезапной вспышке молнии. Харриет мгновенно разглядела несколько оставшихся целыми ступенек лестницы и обуглившиеся перила. Она прищурилась и посмотрела на стену справа – именно там прорезал тьму возникший из ниоткуда прямоугольник света. Бенедикт пошевелился, все еще крепко прижимая Харриет к себе.

Это был своего рода дверной проем, незаметный в опаленной стене. Харриет читала о таких вещах и не сомневалась, что это потайной ход. Внезапное появление потайной двери заинтересовало Харриет не так сильно, как возвышавшееся в ее центре нечто.

Неприятное белое создание очень походило на описание Элизы. Облаченное в обгоревший покров, оно раскачивалось из стороны в сторону, как пьяница. То, что казалось плечами, торчало оттуда, где у нормального человека находилась голова, и тянулось вверх еще на добрых три фута.

Харриет смотрела на привидение и почему-то ничуть не боялась. Даже самый большой любитель романов ужасов при виде этого странного существа с провалами вместо глаз и белыми, словно напудренными, руками должен был обезуметь от страха, но Харриет совершенно не испугалась. Может быть, потому, что сильная рука по-прежнему обнимала ее за талию?

Существо сделало неуклюжий шажок в их сторону, раскачиваясь взад-вперед.

– Прочь отсюда, пришедшие в дом проклятых! – В узком коридоре голос существа звучал слишком громко. Оно указало белым пальцем на Харриет и Бенедикта. – Бегите, пока не поздно!

Харриет не шелохнулась. Бенедикт, прижимавший ее к себе, тоже.

Они и фигура в саване молча стояли долгую минуту. Потом призрак снова заговорил:

– Прочь отсюда, вам сказано! Или вы узнаете, что такое гнев Рочестер-Холла!

Бенедикт отпустил Харриет и шагнул вперед, приближаясь к привидению.

– Не подходи ко мне! – Голос призрака прозвучал настойчиво и весьма удивленно.

Бенедикт все приближался к фигуре, потом протянул руку, вцепился в желтоватый саван и дернул.

– Негодяй! – взревел монстр, одновременно испустив женский крик. Он угрожающе закачался и через миг после того, как Бенедикт отскочил в сторону, рухнул на пол. Привидение распалось на две фигуры – мужскую и женскую, копошившиеся под простынями.

Бенедикт посмотрел на Харриет и вскинул бровь. Харриет нахмурилась, глядя на парочку, все еще сражавшуюся со старательно обожженной тканью.

– Так, значит, это вы напугали бедняжку Элизу? – воскликнула Харриет. – Это что за игра такая? Зачем вы пристаете к людям с гнусными угрозами? – Она ткнула босой ногой в бугор, бывший чьим-то то ли плечом, то ли коленом. – Вы кто такие?

Женщина первой выпуталась из простыней и поднялась на колени.

– Я Джейн, мадемуазель, – робко пробормотал знакомый голос. Она посмотрела на Харриет и помогла своему сообщнику высвободиться из самодельного савана. – А это Джеффри Хогг. Он работает в конюшне.

Мужчина встал. Он метнул в Харриет хмурый, недовольный взгляд, обернулся было к Бенедикту, но, увидев его широкие плечи и неприступное лицо, передумал, снова перевел отвратительный взгляд на Харриет и сказал:

– Вы могли убить нас.

Замешательство, охватившее Харриет при виде горничной, сменилось гневом. Она сказала конюху:

– Насколько я помню, это вы до смерти пугаете невинных людей, вырядившись кошмарным призраком.

Джеффри хмыкнул, оценивающе оглядев Харриет:

– По крайней мере, мы не расхаживаем в нижнем белье.

Она ахнула, жар бросился ей в лицо, щеки запылали. Бенедикт подошел к конюху совсем близко. Джеффри заморгал, глядя на него снизу вверх, удивленный его бесшумным и быстрым приближением и встревоженный ледяным взглядом.

– Придержи язык.

– Простите, мадемуазель Харриет, мне, право, очень стыдно. – Джейн все еще стояла на коленях.

Харриет подошла и взяла ее за руки. Они были обсыпаны мукой.

– Зачем весь этот маскарад? Разве Лиззи плохо к вам относилась? Или я?

– Нет, мадемуазель. – Джейн быстро замотала головой, глядя на Харриет красивыми серьезными глазами. – Я вообще не знаю мисс Пруитт, а вы были более чем добры.

– Харриет, – произнес Бенедикт, присев на корточки, чтобы поднять обгоревшую желтую ткань, служившую саваном этой парочке.

– Да?

– Я верю девушке, они не собирались никому причинять вреда. – Он посмотрел на Харриет снизу вверх. В его темных глазах светился живой ум. – Они просто выполняли свою работу.

Харриет наморщила лоб:

– Свою работу, сэр?

– Думаю, леди Крейчли платит им не только за то, что они работают в конюшне или в доме. Они еще и обеспечивают развлечения для ее гостей. – Он легко выпрямился, слегка наклонив голову и не отрывая взгляда от Харриет. – Не так ли, мистер Латимер?

Скрип половиц заставил Харриет переключиться с Бенедикта на открывшуюся потайную дверь. Крупный мужчина полностью заполнил дверной проем, переводя взгляд со слуг на Харриет и Бенедикта.

– Леди Крейчли хотела бы поговорить с вами.

Харриет хотела надеть платье, прежде чем отправиться в кабинет леди Крейчли, но подумала, что потратит на это слишком много времени. Она лишь накинула большой шуршащий халат, подаренный ей на прошлый день рождения, надела домашние тапочки и пошла вслед за Бенедиктом в апартаменты хозяйки, занимавшие почти весь третий этаж.

Латимер уже был там, и Харриет отметила, что на нем только бриджи и незаправленная рубашка. Дортеа Крейчли оделась почти так же, как и Харриет – к большому облегчению последней, – но волосы были аккуратно собраны и сколоты под ночным чепчиком. В темноте, лишь слегка освещенная горящим в камине огнем, Дортеа выглядела усталой, четко прорисовались морщины вокруг глаз и рта. Она, извиняясь, улыбнулась, подошла к Харриет и взяла ее за руки, как и во время их первой встречи.

– Ну вот, вы оба знаете мою тайну.

– Да не может быть, чтобы мы первые это обнаружили, – отозвался Бенедикт.

– Первые, – сказал Латимер. Он потянулся за бокалами. Бенедикт довольно вежливо отмахнулся. Латимер взял два бокала и плеснул в них бренди.

– Обычно гости не входят в контакт с моими привидениями так, как это сделали вы с мисс Мосли. Большинство из них бежит от духов, а не за ними. – Дортеа усмехнулась, глядя на Харриет. – Должна заметить, что до сих пор у нас не было таких отважных гостей.

– Они ужасно перепугали несчастную Лиззи, – сказала Харриет.

– Да, – печально согласилась герцогиня. Она отпустила руки Харриет и пошла к своему креслу за письменным столом. Латимер стоял возле стола, как сторожевой пес. – Не так часто случается, что гости неосторожно натыкаются на привидение. Обычно мои слуги устраивают шум в пустых коридорах или в потайных ходах в стенах. И переодеваются на случай, если кто-нибудь их заметит. Мисс Пруитт просто не повезло – она возвращалась к себе слишком поздно.

– Не так часто дамы вашего положения вынуждены прибегать к хитрости и фокусам, чтобы привлечь посетителей. – Бенедикт всунул в руку Харриет бокал с бренди. В голосе его не было ни предостережения, ни осуждения. – Но делать это для развлечения? Ведь не в деньгах же дело?

– Вы оба раза ошиблись, мистер Брэдборн. – Улыбка леди Крейчли оставалась печальной. – Я не развлекаюсь, пугая других, но мне нравится дарить гостям добротную историю, чтобы было чем поделиться с друзьями. И, должна признаться, я очень сильно нуждаюсь в деньгах, которые получаю от гостей. – Они с Латимером обменялись взглядами. Харриет, поморщившись, сделала глоток бренди. – Может быть, вам обоим лучше сесть. Поскольку вы первые обнаружили правду о привидениях этого дома, вам следует услышать всю неприятную историю целиком.

Харриет, интерес которой распалился сверх всякой меры, пошла к креслу. Она не отрывала глаз от леди Крейчли, ожидая, что та сейчас расскажет исключительно увлекательную историю. Бенедикт остался стоять. Краем глаза Харриет уловила в стеклах его очков отблески пламени из камина.

– Помните, я вам говорила, что все имущество семьи перешло в руки моего двоюродного деда? Брата Уоррена Рочестера?

Харриет кивнула.

– Моя семья не получила ничего. Отцу осталось только имя. Он женился на моей матери, не имевшей имени, зато получившей приличное приданое. Я, к несчастью, вышла замуж за человека, точно так же искавшего финансовой стабильности. Я была юна, наивна и воображала, что это любовь всей моей жизни. Я вышла за него, несмотря на предупреждения родных и невзирая на то, что он не представил никаких доказательств своей материальной обеспеченности.

Иногда, подумала Харриет, гораздо выгоднее не иметь денег и не быть значительной персоной. Особенно потому, что в этом мире существуют люди, желающие использовать своих супругов как средство для достижения лучшего образа жизни. Это имело мало общего с любовью и обожанием, которыми были полны любимые книги ее лучшей подруги.

Харриет допила остатки бренди и посмотрела на Бенедикта, стоявшего между ее креслом и камином. Удерживая бокал у губ, Харриет гадала, относится ли Брэдборн к тем мужчинам, кто ищет в женщинах богатства и положения в свете.

Словно почувствовав ее взгляд, Бенедикт обернулся к Харриет, встретился с ней глазами и тут же опустил их, глядя на ободок бокала, прижатый к ее влажным губам. Потом снова посмотрел ей в глаза и перевел взгляд на рассказчицу.

– И что из этого вышло? – напрямик спросил Бенедикт.

– Ничего хорошего. – Дортеа сдержанно, безрадостно рассмеялась. – Пирс промотал наши деньги, так что нам едва хватало на жизнь. Потом он умер.

Харриет не стала произносить слов утешения. Она никогда этого не умела, а леди Крейчли, похоже, это и не требовалось.

– Стало быть, вы используете этот дом, чтобы поправить свои дела?

– Да. Я всегда любила этот дом. Отец привез меня сюда еще ребенком, тогда все было в куда худшем виде, чем сейчас, и я решила, что это таинственное и печальное место. Я даже воображала, что видела здесь привидений. – Она хмыкнула. – Излишне говорить, что большую часть ночей я проводила в постели своей гувернантки. Но это не имеет никакого значения. Суть в том, что я хотела восстановить этот дом во всем его великолепии, но не могла этого сделать с теми скудными средствами, что остались у меня после смерти мужа.

Бенедикт поднял бровь.

– И вы состряпали этот план, чтобы привидения помогли вам в реставрации.

Дортеа поморщилась:

– «Состряпала» – очень неприятное слово. Мне больше нравится думать, что я предлагаю безобидное развлечение за небольшую плату.

– Это и есть развлечение, – сказала Харриет и робко улыбнулась. – Я с волнением ждала приезда сюда, а какая-то иррациональная часть меня хотела удивиться, увидев парочку-другую приведений, хотя здравомыслие подсказывало, что это весьма маловероятно. Ваши гости желают услышать странные звуки и мельком увидеть привидение. Именно поэтому никто раньше не гонялся здесь за призраками. Им хочется, чтобы все это было настоящим, зачем же портить себе удовольствие.

Дортеа искренне улыбнулась Харриет:

– Спасибо, Харриет. Я рада, что вы все понимаете.

– Мы можем надеяться, что тайна леди Крейчли останется тайной для всех остальных?

Харриет не вспоминала о присутствии Латимера, пока он не задал свой вопрос, одновременно озабоченно и предупреждающе.

– Да. – Она кивнула.

– Мистер Брэдборн?

Бенедикт перевел взгляд с Латимера на Харриет и ответил, не отводя глаз от ее улыбки:

– Похоже на то.

Герцогиня еще час с лишним развлекала их рассказами о своих привиденческих проектах. Харриет буквально чувствовала, как улучшилось настроение леди после смешной истории о поваре, закованном в цепи, и о Джейн, оказавшейся запертой в гардеробной, потому что постояльцы вернулись в комнату и легли спать. Харриет не могла точно сказать, от чего раскраснелись щеки Дортеи – от намека, что Джейн пришлось подслушивать интимную сцену, или от третьего бокала бренди.

Когда часы пробили два, леди Крейчли посмотрела на циферблат, а потом на своих гостей.

– Какой ужас – я вас так надолго задержала!

– Ничего страшного. – Харриет покачала головой и нахмурилась – комната поплыла перед глазами. Она поднялась, пожелала всем спокойной ночи и вышла из комнаты на покрытую ковром лестницу.

И снова нахмурилась, посмотрев вниз, на второй этаж, и покачнувшись.

– Мисс Мосли.

Бенедикт стоял рядом, довольно неуклюже протягивая ей руку.

– Спасибо. – Харриет отвернулась, чтобы скрыть вспыхнувшие щеки, и положила ладонь на его рукав. Она удержалась и не спросила, не занимается ли Бенедикт полевыми работами – рука под рубашкой оказалась твердой, как камень. Отличные мускулы, не то что у других мужчин. Разве что мистер Латимер мог поспорить с Бенедиктом в силе.

– Я должен принести свои извинения, – говорил Бенедикт, пока они спускались вниз по лестнице. – Это я без спросу наполнял ваш бокал.

– Думаете, я пьяна? – Харриет чуть-чуть подумала и расхохоталась, потому что, по правде говоря, так оно и было. – Мы с друзьями любим выпить вина, и, честно признаюсь, Гас и я провели вечерок-другой, приканчивая случайную бутылочку. Но не думаю, что тот пунш такой же крепкий, как бренди леди Крейчли. – Она резко остановилась на площадке перед коридором и посмотрела на Бенедикта. – Но я не повела себя неприлично, да?

– Нет, – ответил он. А когда они направились к своим комнатам, уточнил: – Гас – это ваш муж?

Харриет помотала головой:

– Моя лучшая подруга, Августа Мерриуэзер. Мы живем в одном доме. – Она улыбнулась, думая о подруге. Потом Харриет снова взглянула на Бенедикта, он смотрел на ее улыбку.

Брови Харриет сошлись в одну линию, она поджала губы.

– Бенедикт… могу я называть вас Бенедиктом?

– Да.

Они остановились перед своими комнатами.

– Только ответьте честно.

– Конечно.

– У меня что-то застряло в зубах? Может, листик петрушки от обеда остался?

– Что? – Он уставился на нее, словно она лишилась рассудка, и Харриет усмехнулась:

– Я все думаю, почему вы постоянно смотрите на мой рот. И решила, что там, наверное, что-то застряло… – Харриет оскалилась и постучала указательным пальцем по зубам. Потом тряхнула головой и криво усмехнулась. – Или, может, вы хотите меня поцеловать?

Несмотря на попытку Харриет пошутить, лицо Бенедикта осталось непроницаемым. Он не улыбнулся, хотя его карие глаза потемнели в тусклом свете коридора.

– У вас ничего не застряло в зубах, Харриет. – И голос его при этом звучал очень напряженно.

– Ну, тогда… – Харриет коротко кивнула, – вы, должно быть, ждете поцелуя.

Бенедикт не шелохнулся, и улыбка ее начала увядать. Харриет облизала губы.

– Мистер Брэдборн?

– Бенедикт. – Он уставился на ее язычок и шагнул к ней.

Харриет была уверена, что ее сердце остановилось, хотя оно так стучало, что отдавалось в ушах. Она не могла двинуть ногами, чтобы отступить назад, и не могла убедить себя, что действительно хочет отодвинуться.

– Бенедикт?

– Да, – сказал он. – Я в самом деле хочу поцелуя.

Он стоял так близко, что она ощущала его дыхание на своих губах, но больше не приближался. Его взгляд не отрывался от ее; глаза его были почти черными и решительными. Харриет подняла дрожавшие руки и положила их на плечи Бенедикта. Она ощутила движение – он сжал в кулаки вытянутые по бокам руки – и заметила тень в нижней половине его лица, там, где пробивалась утренняя щетина.

Харриет закрыла глаза и поцеловала его.