Из дневника Харриет Р. Мосли

Следует учесть, что женщина, имея дело с джентльменом, никогда, никогда не должна брать на себя лидерство, как делает это, общаясь со своими ближайшими подругами. Даже в том случае, если это просто шутка.

Ее поцелуй удивил его так же сильно, как собственное, внезапно пропавшее чувство юмора. Он понимал, что Харриет подтрунивает над ним, но хотел верить, что все происходит всерьез. Собственно, он вынудил ее совершить поступок, который изначально был просто шуткой.

Мягкое прикосновение ее губ походило на прикоснлвение крыла птенца. Он почувствовал, как ее дыхание овеяло лицо. Влажность ее губ, то, как она прильнула к его рту, лишило его сна, и Бенедикт крутился в постели едва ли не всю ночь. Несколько раз, вглядываясь в темноту, он ловил себя на том, что ждет новой встречи с Харриет Мосли.

Когда дверь в столовую открылась, Бенедикт заерзал на стуле и оглянулся. В комнату вошла мисс Пруитт. Он нахмурился и повернулся к своей пустой тарелке и четвертой чашке чая.

Ему казалось, что он уже много часов подряд сидит за столом, но он не мог уйти из столовой, пока не увидит женщину, заставившую его мучиться и не спать до самого рассвета, а потом погрузила его в такой сон, о каком некоторые мужчины могут только мечтать.

Оторвавшись от Бенедикта, Харриет не стала рисковать и желать ему спокойной ночи. Они добрую минуту просто смотрели друг на друга, потом на лестнице послышались шаги, и Харриет метнулась в свою комнату. Он смотрел на закрывшуюся дверь, все еще ощущая на своих губах тепло ее губ, и боролся с желанием последовать за ней.

Ее появлению в столовой предшествовал тяжелый удар, словно тело врезалось в косяк. Бенедикт не прибегал ни к каким уловкам, оглядываясь всякий раз, как дверь открывалась. Но когда дверь распахнулась на этот раз, все за столом замолчали, уставившись на ввалившуюся в столовую Харриет. Она упала на четвереньки, но прежде, чем все успели вскочить из-за стола, Харриет уже поднялась на ноги.

Бенедикт тоже встал и уже шел в ее сторону, когда Харриет выпрямилась в полный рост. Он остановился. Ее щеки и шея горели, глаза широко распахнулись. Она кинула взгляд на людей, ставших свидетелями ее позорища, потом глубоко вздохнула, усмехнулась и расправила плечи, чтобы придать выразительности своим словам.

– Я обожаю завтрак!

Бенедикт усмехнулся ей в ответ. Остальные захохотали. Элиза Пруитт, как заметил Бенедикт, прижала ладонь к губам. Харриет взглянула на Лиззи, фыркнула и направилась к пустому месту рядом с Байроном Эллиотом, как можно дальше от Бенедикта, но он выдвинул стул рядом с собой.

Харриет остановилась, коротко взглянула ему в глаза и села, пробормотав слова благодарности.

Бенедикт отметил, как на мгновение потемнело лицо Эллиота, как он поднял свою чашку с чаем, словно признавая хорошо сыгранную партию.

– Вы не ушиблись, мисс Мосли? – спросила сидевшая во главе стола леди Крейчли, подавив наконец смех.

– Нет, – ответила Харриет, разворачивая на коленях салфетку и благодарно кивая слуге, налившему чаю. – Не знаю, споткнулась ли я о собственную ногу или о складку на коврике. Предпочитаю последнее.

Оскар Рэндольф наклонился над своей тарелкой и задумчиво произнес:

– Знаете, я уверен, что видел складку на коврике. Очень опасная вещь. Собственно, смертельная ловушка.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр. – Харриет сделала глоток, и глаза ее над ободком чашки засияли.

Бенедикт нахмурился – ему бы хотелось, чтобы эти глаза сияли только для него.

– Ну, видел ли кто-нибудь привидение прошедшей ночью? – вопросила леди Дортеа с заученной легкостью.

Раздался гул голосов. Очевидно, не только Харриет и Бенедикт увидели вырядившихся конюха и горничную. Гости оживленно заговорили, утратив интерес к Харриет. Бенедикт почувствовал, что она расслабилась, но ее рука, потянувшаяся за вилкой, дрожала.

– Бенедикт, – негромко, чтобы больше никто не услышал, произнесла Харриет.

– Да? – Его брови взлетели вверх.

Харриет посмотрела ему в глаза. В ее взоре не было и следа стыда или смущения, однако глаза странно блестели, а под ними лежали темные круги. Она была бледной, а рука с чашкой все еще дрожала.

Бенедикт подавил желание спросить напрямик, что случилось.

– Боюсь, что в обществе своих друзей я здорово расслабилась. – Харриет говорила так, словно тщательно подбирала слова. – В смысле – обычно я могу делать то, что хочу. Думаю, что рядом с вами я по привычке зашла слишком далеко, сэр. Надеюсь, вы не считаете, что я из тех женщин… – Она схватила салфетку, а потом посмотрела ему в глаза. – Приношу свои извинения за недостойное леди поведение.

Харриет отвернулась, давая ему возможность проникнуться ее словами, но прежде, чем Бенедикт успел что-либо сказать, лорд Честерфилд ткнул в его сторону вилкой с нацепленной на нее сосиской:

– И что из этого вышло?

– Что? – Это прозвучало не вопросом, а раздраженным восклицанием.

– Речь о привидении, молодой человек, – пояснила леди Честерфилд. Солнечный луч скользнул по ее нацепленным на кончик носа очкам, по серебряным прядкам в белых волосах. – Мой муж видел, как вы с мисс Мосли погнались за ним по коридору.

– Видел, верно. – Честерфилд несколько раз кивнул, и его тяжелые обвисшие щеки заколыхались. – Вы или похвально отважны, или непроходимо тупы.

Оскар Рэндольф подавился тостом, стараясь не рассмеяться вслух.

Бенедикт, раздумывая, вскинул бровь.

– Так что произошло?

Бенедикт почувствовал, как леди Крейчли впилась в него взглядом, но даже не глянул в ее сторону.

– Ничего, – ответил он.

– Совсем ничего? – Леди Честерфилд была сильно разочарована.

– Мы действительно погнались за ним, мадам, – вмешалась Харриет. Она сложила руки на коленях и кивнула. – Мистер Брэдборн проявил большое мужество, решив проверить, не грозит ли опасность Лиз – мисс Пруитт. Однако мы нашли всего лишь остатки сгоревшей лестницы и еще один коридор. – Только Бенедикт услышал, как слегка задрожал ее голос при упоминании сгоревшей лестницы. – Все выглядело так, словно оно просочилось сквозь стену и исчезло.

– О! – изумленно выдохнула леди Честерфилд.

– Кстати, об исчезновениях. – Рэндольф смахнул с усов крошки и встал из-за стола. – Надеюсь, вы извините меня, если я пойду прогуляюсь. Не желаете присоединиться, Брэдборн?

Если Бенедикт останется, чтобы поговорить с сидящей рядом Харриет, это будет выглядеть невежливо. Бенедикт пошел вслед за стариком к дверям, но остановился и оглянулся на копну кудрей.

– Харриет, – произнес он.

Она выпрямилась, застыла и оглянулась.

– Насчет того дела, о котором мы говорили, – осторожно начал Бенедикт, понимая, что на него смотрят все, кто сидит за столом. – Не нужно извинений.

Харриет в одиночестве стояла возле лестницы. Она молча всматривалась решительным, хотя и настороженным взглядом в дальний конец коридора. Харриет смотрела так, словно каждую минуту ожидала, что кто-то выйдет из-за поворота, который они с Бенедиктом осматривали вчера вечером. Коридор вел к давно сгоревшей лестнице, к обуглившимся стенам, к темному провалу, в который Харриет обязательно бы упала, если бы не ее спутник.

Харриет вздрогнула, представив себе то, что лежит там, внизу, во тьме.

С момента пробуждения – Харриет опоздала на завтрак, но все равно не выспалась – она пыталась убедить себя, что ей просто приснился кошмарный сон, навеянный отличным бренди леди Крейчли и ее рассказами о призраках и привидениях. Однако она помнила все слишком четко – тяжелые шаги, разбудившие ее, мирно спавшую под одеялом. Харриет подскочила, ударившись о тумбочку и сбив с нее небольшую вазочку, и ощутила под ногами прохладные половицы, пытаясь стряхнуть с себя сонный морок.

Исполненная безрассудного любопытства, которое может возникнуть только в затуманенном сознании, Харриет отправилась к тому повороту коридора. Видимо, воображала, что там стоит Бенедикт. И ждет еще одного поцелуя.

Обгоревший участок коридора за поворотом, ожидающий, когда хозяйка дома получит доходы от новых гостей, был пуст. Однако оттуда, где когда-то была лестница, по-прежнему слышались глухие шаги.

Только тогда Харриет окончательно проснулась и осознала ситуацию, но было уже слишком поздно.

Его голова возникла из свинцовой тьмы. Харриет, охваченная изумлением и ужасом, смотрела, как появляется мужская фигура, словно лестница все еще была на месте и он поднимался по ступенькам. Сначала oна увидела холодные глаза, глядевшие мимо нее, потом изуродованный нос и грубый рот. На щеке незнакомца был шрам. Другой шрам рассек темную бровь. Даже в этом тусклом свете Харриет разглядела еще один небольшой шрам у него на подбородке.

Он не был ни прозрачным, ни белым, как алебастр, этот призрак. Кожа, туго обтягивающая резкие черты лица, выглядела смуглой и морщинистой, как у человека, который проводит много времени на солнце. На нем была старомодная свободная белая рубашка, расстегнутая у шеи, широкие бриджи, стянутые на коленях, высокие кожаные сапоги и темно-синий жилет, вышитый замысловатым, почти незаметным узором того же оттенка.

Харриет могла бы прикоснуться к нему, просто подняв руку, так близко она стояла, но даже не шелохнулась. Она не дышала, когда он шел мимо, а призрак даже не посмотрел в ее сторону. Он устремил взгляд вперед, словно кого-то искал. Харриет как будто там и не было.

Она смотрела на него, приоткрыв рот и задержав дыхание, – он шагал в ту сторону, откуда она пришла, и наконец скрылся из виду. Какое-то время ушло на то, чтобы Харриет взяла себя в руки и пошевелилась, но этого времени было недостаточно для того, чтобы незнакомец дошел до следующей лестницы и спустился вниз. Однако когда Харриет посмотрела, призрак уже исчез.

Харриет с трясущимися руками, задыхаясь, вернулась к себе в комнату, заперла дверь и забралась под одеяло. Сильно зажмурившись, она натянула одеяло на голову и пролежала так до самого утра.

Утром, выбравшись из постели и спеша умыться, Харриет вспоминала свой странный сон и тут почувствовала острую боль в правой пятке. Посмотрев вниз, она сначала резко втянула в себя воздух, а потом и вовсе перестала дышать.

Харриет не смогла собрать осколки вазы, распоровшей ей ногу. Она долго стояла у своей двери и смотрела в коридор, не в силах заставить себя идти дальше, слишком боясь обнаружить новые доказательства ночной встречи.

Она вернулась в комнату, очень надеясь, что Джейн убрала оставленный там беспорядок – фарфоровые осколки, превратившие ее сон в явь.