Обсуждение азербайджанского кризиса на лондонской сессии Генеральной Ассамблеи ООН, публикация в печати тревожных сообщений из Тебриза и Тегерана, особенно вышедшая в январе в «Манчестер Гардиан» большая статья Ф. Прайса, буквально всколыхнули британское общественное мнение. В начале февраля 1946 года Центральноазиатское Королевское общество даже организовало обсуждение азербайджанского вопроса. Для чтения лекции был приглашен только что вернувшийся из путешествия по обоим Азербайджанам и Ирану член британского парламента, в годы Первой мировой войны исполнявший обязанности военного корреспондента газеты «Манчестер Гардиан» в России, Филипп Прайс. Председательствовал на заседании Королевского общества генерал Джон Ши. Среди присутствовавших были лорд Хейли, леди Фишер, пресс-секретарь иранского посольства А.Х.Хамзави, генерал Фрейзер.

Ф. Прайс в своей лекции сделал сравнительный анализ положения в Южном и Советском Азербайджане, описал ситуацию в Иране и прокомментировал отношения СССР, США и Великобритании к иранским событиям. Он подчеркнул, что попал в Иран в пик азербайджанских событий, и всячески подчеркивал удовлетворение от близкого знакомства с Баку. Англичанин отмечал несравнимость развития Северного и Южного Азербайджана, приведя в качестве примера увиденные им в иранских деревнях сельскохозяйственные орудия времен Кира и Дария. Прайс заявил, что современное иранское правительство можно назвать правлением ста аристократических семей. Окружив себя богатыми купцами и помещиками, эта власть далека от мысли улучшить социальное положение своего народа. Страна впала в тяжелую депрессию, граждане не могут воспользоваться правами, записанными в Конституции Ирана. По мнению Прайса, если бы правительство своевременно отреагировало на сигналы опасности, если бы нужды народа были хотя бы частично удовлетворены, то попытки русских создать в Иранском Азербайджане автономию столкнулись бы с большими трудностями. Из своих тегеранских встреч член британского парламента делал вывод, что движение за автономию Азербайджана было инспирировано русскими посредством иранцев, вернувшихся с Кавказа, что выборы были формальными, под угрозой русских штыков. Вместе с тем Прайс указывал: «Было бы ошибкой считать азербайджанское правительство непопулярным. Если оно начнет проводить реформы, подобно Советскому Азербайджану, оно очень скоро станет популярным». В лекции было отмечено, что если сегодня на поля Южного Азербайджана выйдут трактора, то процесс экспроприации помещичьих земель пойдет ускоренными темпами. Силы, которые раньше защищали шаха, теперь весьма благожелательно начали относиться к этому процессу. Если мероприятия нового правительства завершатся успешно, то существует большая вероятность того, что сомневающиеся вскоре станут на его сторону. В то же время Прайс подчеркнул, что и в Москве, и в Баку советские лидеры еще окончательно не решили, чем завершатся южноазербайджанские дела. Кажется, они не собираются держать большую армию в Европе или где-нибудь в Азии, так как перед ними стоят сложные задачи по восстановлению разрушенной страны, чем он окончательно убедился путешествуя по Украине и Западной России. Как и американцы и англичане, русские мечтают, чтобы их граждане вернулись домой.

В своей лекции в Королевском обществе Ф. Прайс определил три направления советской политики в Иране: «Мне кажется, что, по образцу Польши и Балкан, русские хотят видеть в Тегеране дружественное им, реформаторское правительство. Не могу сказать, насколько правильный для этого они выбрали путь. Мне кажется, они только делают попытку. Во- вторых, русские не хотят, чтобы в Иранском Азербайджане — от Урмии до Тебриза, — вблизи кавказских границ, существовала какая-нибудь зарубежная нефтяная концессия. И, наконец, самое главное: они используют Азербайджан в качестве плацдарма для большой международной дипломатической дуэли. Русская дипломатия никогда не бывает прямолинейной. Они никогда не идут к цели прямым путем. В русской истории всегда было так. Они хотят пересмотреть конвенцию по Дарданеллам и Босфору, они хотят, чтобы с ними считались по вопросам восточного Средиземноморья, они очень боятся воздушной войны, угрожающей нефтяной промышленности Кавказа. Повторяю, они никогда не выбирают прямые пути. Всегда было так. Когда после Крымской войны мы запретили им держать флот на Черном море, русские поступили точно так же. До тех пор, пока не вернули флот назад, в течение 10 лет они занимались диверсиями на Балканах. Для достижения своих целей они прекрасно используют слабые места своих соседей. Повстанцы-курды, нуждающиеся в земле крестьяне, доведенные до крайности нищие — все льют воду на мельницу русских. Возвращаясь из Ирана, я проехал через Сирию и Египет. Арабские государственные деятели часто спрашивали меня: «Может ли Россия стать серьезной угрозой для нас?» Я отвечал: «Да, если вы не наведете порядок в своем доме. Если вы это сделаете, то нет причин бояться. Русская политика только там добивается успеха, где есть внутренняя слабость и коррупция».

При обсуждении доклада лорд Хейли, высоко оценив выступление Прайса, тем не менее подчеркнул, что докладчик не высказал своего отношения к обсуждению иранского вопроса на Совете Безопасности ООН. Далее лорд Хейли сказал: «Докладчик выдвинул ряд сентенций, которые позволили нам понять истинную причину происходящих в Азербайджане волнений. Некогда целый народ — азербайджанцы — был поделен между двумя государствами простой линией границы. Нет сомнений, что рано или поздно волнения там должны были начаться. Также нет сомнений, что азербайджанцы справедливо завидуют тому уровню культуры, образования, экономики, который достигнут на советской стороне. Наблюдатели всегда подтверждали, что нынешний иранский режим не только чрезвычайно централизован, но, вместе с тем, совершенно не заинтересован в создании местных учреждений и не учитывает интересы местного населения. Я вижу, все наблюдатели правы в том, что волнения в Азербайджане есть продукт нежелательных особенностей иранского правительства».

После того как член парламента Ф. Прайс ответил на вопросы, поднятые лордом Хейли, слово взяла леди Вайолет Фишер. Она сообщила, что посетила Тебриз, несколько месяцев жила на ирано-турецкой границе и пешком прошла весь Азербайджан. Она согласилась со всем, что было сказано здесь о Советском Азербайджане, но, вместе с тем, предложила организовать в Королевском обществе отдельное обсуждение по Иранскому Азербайджану.

Затем пресс-секретарь иранского посольства А.Х.Хамзави выступил с большой речью. Он заявил: «Докладчик нарисовал широкую панораму жизни Советского Азербайджана и сделал короткие заметки по поводу положения в Иране. Поэтому я хотел бы подробнее остановиться на двух-трех вопросах. Докладчик рассказал о намерениях СССР в отношении Ирана. Насколько я понял, одно из них — это создание дружественного Советам правительства. Это интересно, и для народа Ирана было бы полезно знать, чего хотят русские. Хотя мы уже много лет соседствуем с русскими, в последнее время даже сотрудничали с ними, мы должны, официально или неофициально, твердо знать, чего хочет Россия. Со слов докладчика можно сделать вывод, что нынешнее правительство Ирана не является дружественным России. Должен отметить, что начиная с 26 августа 1941 года иранское правительство посылало товары и оказывало помощь за свой счет, из-за чего испытало немало лишений. Народ своим терпением доказал союзникам, в том числе советскому народу и советскому правительству, свою дружбу. Что же касается жалобы иранских представителей в Совет Безопасности по поводу вмешательства в его внутренние дела, то это проблема не одной недели, не одного месяца и даже не одного года. В нарушение заключенного с нами договора мы терпели вмешательство в наши внутренние дела, только чтобы доказать СССР наше дружеское расположение». Далее Хамзави высказал свое мнение по поводу обвинения центрального правительства в бездарности: «В методах административного управления Ирана определенные недостатки есть, мы также не можем закрывать глаза на реальное положение дел в социальной и экономической сферах. Принимая это, я должен напомнить, что, за вычетом 20-летнего правления Реза шаха, последние 20–30 лет Иран постоянно находился под влиянием той или иной великой державы. Если нам дадут свободу действий, если не будет войск союзников, если в Северном Иране иностранная армия не будет вмешиваться в наши внутренние дела, мы уверены, что сумеем постепенно претворить в жизнь планы, подготовленные правительством. Я не возлагаю всю ответственность за наши промахи на иностранные войска в Иране, но я должен подчеркнуть, что все наши попытки продвинуться вперед натыкаются на препятствия. Это не пропаганда, это — правда».

В то время как в лондонском Центральноазиатском Королевском обществе шло обсуждение азербайджанского вопроса, решение Совета Безопасности ООН от 30 января уже стало известно в Южном Азербайджане. 4 февраля американский консул Россоу посетил С.Дж. Пишевари с целью узнать его мнение по этому и ряду других вопросов. По ходу беседы Россоу спросил: «Согласно договору, союзные войска должны оставить Иран в начале марта. Однако мне, как бывшему военному, кажется, что к уходу войск нужно готовиться, по крайней мере, несколько месяцев. Здесь не наблюдается никакой подготовки к эвакуации советских войск. Как вы относитесь к выводу войск по договору?» На вопрос консула Пишевари ответил коротко и ясно: «Мы не приглашали эти войска. Нахождение их в Иране обусловлено отношением центрального правительства к союзникам. Но поскольку они не вмешиваются в наши внутренние дела, пребывание этой армии здесь не представляет угрозы для Национального правительства. К тому же вопрос о своевременном выводе советских войск вам легче выяснить через свое правительство».

Далее Россоу поинтересовался проблемами внешней торговли. Он напомнил, что намерение Национального правительства установить прямые связи с зарубежными странами вступает в противоречие с международным правом, что Азербайджан входит в состав Ирана и организация зарубежных торговых связей входит в компетенцию иранского правительства. Пишевари согласился с консулом, но заявил: «Тегеранское правительство, оказывая давление на экономическую и торговую жизнь Азербайджана, хочет задушить наш народ. Поэтому для нас так важны прямые торговые связи с заграницей. Этого требуют интересы нашего народа, на этом настаивают наши купцы, наши помещики».

В процессе беседы консул заявил, что в газете «Азербайджан» опубликовано выступление Пишевари на пленуме ЦК АДП, в котором, в частности, сказано: «Иранские реакционеры с помощью некоторых империалистических наций хотят задушить независимость и свободу азербайджанского народа». В связи с этим вопрос: «Кого вы имели в виду в качестве империалистической нации? Мы, американцы, считаем империалистической нацией только немцев, и, как известно, они разгромлены». Пишевари очень удачно ответил на этот вопрос: «Мы не считаем империалистической ни одну нацию в мире. Но в некоторых странах в правительственных кругах гнездятся империалистические намерения, и у нас есть сведения об этом. Одним словом, всех тех, кто, помогая тегеранским реакционерам, хочет задушить нашу свободу и независимость, мы вправе называть империалистами, ибо наш народ хочет жить свободно».

Наконец, в конце беседы Россоу спросил: «Как вы расцениваете переговоры в Лондоне?» На это Пишевари заявил, что какие бы переговоры там ни велись, вопрос об Азербайджане должен быть решен только в Азербайджане, а не вне его и не через иностранные государства. Вынося эту проблему за пределы Ирана, тегеранское правительство совершило преступление в отношении всех народов Ирана. Азербайджан определил свою судьбу и от своего решения не отступит. Он готов на любые жертвы во имя сохранения своей национальной независимости.

Роберт Россоу в тот же день сообщил в Государственный департамент о проведенных с Пишевари переговорах. А 7 февраля М.Дж. Багиров доставил стенограмму этих переговоров И. Сталину и В. Молотову. Ответы Пишевари столь понравились М.Дж. Багирову, что он послал материал в Москву без комментариев и объяснений.

Отчеты и сообщения, отправляемые из Тебриза в Москву, Вашингтон, Лондон, все более свидетельствовали о том, что Южный Азербайджан постепенно превращается в главную арену противостояния СССР и Запада. Несмотря на это, вернувшийся из Лондона госсекретарь Бирнс на прессконференции заявил, что воздержится от комментариев по иранскому вопросу. Начиная с февраля, мир явственно ощутил, что советская угроза стала уже реальным фактом. В результате ялтинских секретных соглашений, не известных даже Г. Трумэну, бывшему тогда вице-президентом США, Курильские острова и Южный Сахалин, Печенга (бывшая территория Финляндии), Кенигсберг (бывшая Восточная Пруссия) отошли к Советскому Союзу. В Восточной Европе и на Балканах власть перешла в руки коммунистов и стала целиком подконтрольной Советам. СССР требовал права протектората над Триполитанией (Ливия), чтобы иметь возможность контролировать Средиземное море. Направленные против Запада народные движения в Индонезии, Ираке, Сирии, Египте и других странах получали поддержку Москвы. Великие державы пока обсуждали все это как союзники.

Однако, 9 февраля произошло событие, которое еще более осложнило международное положение. В этот день И. Сталин, выступая перед избирателями, реанимировал довоенные марксистские идеи о борьбе с империализмом. Он сказал: «Марксисты не раз заявляли, что капиталистическая система мирового хозяйства таит в себе элементы общего кризиса и военных столкновений, что ввиду этого развитие мирового капитализма в наше время происходит не в виде плавного и равномерного продвижения вперед, а через кризисы и военные катастрофы. Дело в том, что неравномерность развития капиталистических стран обычно приводит, с течением времени, к резкому нарушению равновесия внутри мировой системы капитализма, причем та группа капиталистических стран, которая считает себя менее обеспеченной сырьем и рынками сбыта, обычно делает попытки изменить положение и переделить «сферы влияния» в свою пользу — путем применения вооруженной силы».

В этом выступлении, подчеркнувшем особое значение марксистского взгляда на историю, обосновывалось право ведения военных действий против фашиствующих и реакционных сил. Запад пришел в сильнейшее смятение. Но, следующее заявление Сталина буквально повергло в шок западные политические круги: «Теперь речь идет о том, что советский общественный строй оказался более жизнеспособным и устойчивым, чем несоветский общественный строй, что советский общественный строй является лучшей формой организации общества, чем любой общественный строй».

Высказывания Сталина о военной мощи Советской Армии также взволновали мир. Угрожая всем противникам, он объявил, что «Красная Армия является не колоссом на глиняных ногах, а первоклассной армией нашего времени, имеющей вполне современное вооружение, опытнейший командный состав и высокие морально-боевые качества. Не нужно забывать, что Красная Армия является той самой армией, которая наголову разбила германскую армию, вчера еще наводившую ужас на армии европейских государств».

Первым ответным шагом США на заявление советского лидера была замена посла в Москве А. Гарримана — сторонника сотрудничества с СССР — другим послом. Решение Г. Трумэна о назначении Уолтера Смита послом в СССР было объявлено 14 февраля. Заявление Сталина, означавшее конец эры сотрудничества, взволновало руководителей внешней политики США Дж. Бирнса и его заместителя Д. Ачесона. Член Верховного суда США У. Дуглас заявил будущему министру обороны Дж. Форрестолу, что это заявление есть призыв к третьей мировой войне. В те же дни Джордж Кеннан в своих тревожащих сообщениях из Москвы выдвигал концепцию, что нервозная политика Кремля есть традиционная и инстинктивная русская политика, направленная на полное уничтожение соперничающих с ним государств.

В то время как события принимали столь жесткий оборот, советские войска все еще оставались в северной области Ирана — Южном Азербайджане. По договору, спустя шесть месяцев после окончания войны, войска должны были покинуть этот район. Однако заявление Сталина изменило ситуацию, и спустя неделю — 16 февраля из Оттавы пришла сенсационная новость. 15 февраля премьер-министр Канады Кинг заявил, что военный атташе и другие сотрудники советского посольства занимаются незаконным сбором секретной военной информации. Эта сенсация подлила масла в огонь, и во всем мире заговорили о советской угрозе.

Советское правительство вынуждено было выступить с заявлением, в котором говорилось, что в конце войны сотрудники военного представительства СССР получили военную информацию от канадских граждан, не имеющую для Советского Союза большого значения. Выяснилось, что это техническая информация и что Советский Союз обладает гораздо более высокими техническими достижениями. К тому же, эти сведения уже опубликованы в различных статьях по радиолокации, а также в известной книге Г.Д. Смита «Атомная сила». Как только советскому правительству стало известно о недозволенных действиях отдельных сотрудников своего военного представительства в Канаде, эти действия были осуждены и советский военный атташе был отозван из Канады.

Все эти сенсации второй декады февраля, телеграмма секретаря американского посольства в Москве Дж. Кеннана от 22 февраля, состоявшая из 8 тысяч слов, ознаменовали собой вступление мира в новый период международных отношений. Телеграмма Дж. Кеннана оказала сильное влияние на формирование послевоенной внешней политики США. Он считал необходимым добиться противодействия, военным или политическим путем, расширяющемуся влиянию и растущей экспансии Советов. Кеннан предупреждал, что Советский Союз фактически стремится ликвидировать «наш традиционный образ жизни». Поэтому он считал, что Соединенные Штаты не должны возлагать надежд на политическое сближение с советским обществом. В области внешней политики нужно рассматривать Советский Союз не как сторонника, а как соперника. По мнению Кеннана, Советская власть не способна к логическим действиям, но очень чувствительна к силовой логике. Поэтому, подчеркивал он, СССР следует заставить отступить, с ним нужно разговаривать с позиции силы.

Несколько недель спустя этот «рецепт» Кеннана был успешно применен в отношении Южного Азербайджана. А через год Кеннан в статье, анонимно опубликованной в «Форин афферс», теоретически обосновал идею, высказанную в «длинной телеграмме».

В эти февральские дни, в период усиления противостояния, Москва разрешила опубликовать в южноазербайджанской печати официальное решение о создании партизанских отрядов и принятый Милли Меджлисом еще в декабре 1945 года закон о формировании народной армии. В решении о создании партизанских отрядов, подписанном С.Дж. Пишевари, говорилось: «Азербайджанское Национальное правительство отмечает, что честные и отважные сыновья Азербайджана, организованные в партизанские отряды, могут принести большую пользу национально-освободительному движению. Народ и земля Азербайджана никогда не забудут заслуг партизан, обеспечивших свободу ценой собственной крови, с оружием в руках, в стужу и зной боровшихся с реакцией. Чистые души и святая кровь павших в этой борьбе призывают нас сильнее любить Родину и крепить наше государство. Будущее нашей Родины и безопасность народа требуют от нас урегулировать партизанское движение. С этой целью азербайджанское Национальное правительство постановляет:

1. Организовать специальные партизанские отряды — с военной дисциплиной, вооруженные и расквартированные в определенных для этого местах. Впредь, до формирования регулярных войск, охрану границ и безопасность страны поручить этим партизанским отрядам.

2. Поручить Народной армии в пятнадцатидневный срок разработать и представить на утверждение правительства устав внутренней службы партизанских отрядов и учебно-воспитательной работы.

3. Для проведения организационных мероприятий создать на местах комиссии, состоящие из председателя местного органа власти, секретаря местного комитета АДП и командира партизанского отряда. Эти комиссии регулярно должны интересоваться каждым вновь прибывшим партизаном и открыть на каждого специальную личную карточку. Не попавшие в эти отряды партизаны впредь, до особого распоряжения правительства, должны разойтись по домам. Тем временем народная армия должна составить списки таких партизан, а также определить количество и наименование имеющегося у них оружия. Выделить командиров для подготовки этого резерва и использования его при необходимости…».

После принятия правительством этого решения в газете «Азербайджан» от 7 февраля был опубликован текст закона «Об организации Народной армии», принятого еще 21 декабря 1945 года. Таким образом, создание Национальной армии в Южном Азербайджане получило официальное подтверждение. Для комплектации армейских кадров из Бакинского военного округа в Южный Азербайджан в срочном порядке были командированы 104 офицера-азербайджанца. Среди них были Герой Советского Союза капитан Салахеддин Кязимов, Герой Советского Союза майор Хыдыр Мустафаев, генерал Тарлан Алиярбеков и другие. Чуть ранее бакинский штаб 4-й армии послал в Южный Азербайджан 49 офицеров, 32 политрука, 120 офицеров-азербайджанцев для особых поручений.

В февральском донесении М.Дж. Багирова в Москву отмечалось, что в настоящее время в Иранском Азербайджане находятся 700 партийных, советских, культурных, военных работников из Советского Азербайджана. Он сообщал, что командированные работники непосредственно участвовали в организации партизанских отрядов и боевых операциях против реакционных элементов, а также рекомендовал отметить правительственными наградами 500 человек. Учитывая это предложение М.Дж. Багирова, в феврале 1946 года 79 отличившихся работников были награждены орденами и медалями.

Главнейшей задачей советских военных в Южном Азербайджане была помощь в организации Национальной армии. По плану, подготовленному в феврале, создание первых частей Национальной армии должно было завершиться 10 апреля 1946 года. Министерство народного ополчения расположилось в Тебризе, штаб отдельной пехотной бригады, состоящей из 5 отдельных пехотных батальонов, отдельного артдивизиона и отдельного танкового батальона, расположился в Мараге. Первый батальон дислоцировался в г. Резайе, второй — в г. Миандоабе, третий — в Сайынкале, четвертый — в Зенджане, пятый — в Миане. Для формирования артиллерийских частей было получено 62 орудия, для создания танкового батальона выделено 6 танков марки «Чехо-Моравска». После окончания формирования всем частям было предоставлено не менее трех месяцев на боевую подготовку. По плану, к 1 июля 1946 года в Южном Азербайджане должна была функционировать боеспособная армия.

С помощью офицеров из Советского Азербайджана в Южном Азербайджане в кратчайшие сроки была создана 17-тысячная дисциплинированная Национальная армия. Была открыта военная школа для подготовки офицерских кадров, где было обучено около 250 офицеров. Группа молодежи для получения военного образования была направлена в Советский Азербайджан.

Первые военные операции молодая армия провела против отрядов Зульфигари в Зенджане. 11 февраля Гулам Яхья был направлен в Зенджан. В течение недели был подготовлен план операции. В сложных погодных условиях 17 февраля начались военные действия. Со стороны Национального правительства в зенджанских боях участвовали 600 федаинов. Позднее еще 200 федаинов прибыли из Тебриза в Зенджан. После создания азербайджанской Национальной армии 5 офицеров иранской армии перешли на сторону демократов и за образцовую службу получили чин генерала.

15 февраля по случаю призыва в армию в Тебризе состоялась большая демонстрация. Все слои тебризского общества, в том числе женщины, активно участвовали в этом мероприятии. Рабочий фабрики из Калкатачи Мешади Ибрагим, представитель окрестных сел Ифтихари, редактор газеты «Азербайджан» Мусеви, представитель женщин Гадири, от организации демократической молодежи — Субхи, от Министерства народного ополчения — полковник Азер, от правительства — Бирия, Шабустари, Пишевари выступили на митинге. Они говорили о необходимости создания народной армии и обеспечении ее современным оружием и военной техникой. Пишевари отметил, что, создавая армию, азербайджанский народ не стремится к войне, никому не угрожает, а хочет только защитить свои национальные ценности. По его мнению, азербайджанская армия должна воспитываться в духе защиты свободы и независимости страны. Все обратили внимание, что руководители партии и правительства участвовали в демонстрации и митинге одетыми в военную форму.

По решению ЦК ВКП(б) от 6 июля 1945 года было выделено 6 млн. риалов на проведение различных мероприятий в Южном Азербайджане, в том числе на военное строительство и выполнение спецзаданий; к 23 февраля 1946 года из этой суммы уже было потрачено 3.624.562 риала. Эти суммы с письменного разрешения народного комиссара государственной безопасности Азербайджанской ССР С. Емельянова выдавались А. Атакишиеву, А. Керимову, Садыгу Падегану, Г. Гасанову, заместителю командующего 3-й армией генералу Шафранову, Ахаду Якубову, Салману Гасымову, генералу армии Ивану Масленникову, Мирзе Ибрагимову и другим.

В феврале январские реформы были продолжены. После опубликования закона о народном ополчении был принят еще целый пакет законов: об экспорте из Азербайджана; о суде над правонарушителями; об учреждении медали «21 Азер»; о разделе земель; о конфискации имущества; об исполнении законов; о культурных учреждениях; об учреждении Верховного суда; о военно-полевых судах. Все эти акты сыграли важную роль в жизни страны.

Основополагающими из них были принятые Милли Меджлисом 16 февраля законы «О конфискации» и «О разделе халисе». В этих законах указывалось, что государственные земли и вода должны быть разделены между крестьянами безвозмездно. Пахотные земли, пастбища, вода и сады активных противников Национального правительства должны быть розданы крестьянам. На первом этапе реформы было роздано 260 тыс. гектаров земли. Желая помочь развитию сельского хозяйства Южного Азербайджана, М.Дж. Багиров направил письмо в Совет Министров СССР, в котором писал: «Пишевари и Шабустари обратились с просьбой продать им для организации показательной работы в сельском хозяйстве 10 тракторов с полным комплектом сельскохозяйственного инвентаря. Учитывая, что появление в сельском хозяйстве Иранского Азербайджана тракторов будет иметь большое значение, просьбу Пишевари и Шабустари поддерживаю и прошу изыскать возможность продать 10 тракторов».

В середине февраля М.Дж. Багиров решал еще две проблемы, связанные с Южным Азербайджаном: первая — это срочная организация линии связи, вторая — по просьбе Пишевари надо было закупить и установить оборудование для организации радиовещания в Тебризе. 15 февраля он направил в НКВД СССР письмо, в котором писал: «В связи с проводимыми мероприятиями в Иранском Азербайджане и необходимостью иметь повседневную связь с находящимися там нашими работниками в октябре прошлого года мы обратились к тов. Берия с просьбой дать указание организовать ВЧ-связь Баку-Тебриз. Товарищ Берия обещал разрешить этот вопрос, как только будет возможность выделить для этой цели необходимые материалы и аппаратуру. В данное время уже установлена ВЧ-связь Баку-Нахичевань. Чтобы продолжить эту линию до Тебриза, потребуется подвесить 180 км провода. Между Тегераном и Казвином имеется бездействующая бронзовая линия протяженностью 140 км, построенная в 1944 году войсками Закфронта из материалов, выделенных НКВД СССР. При условии использования этих материалов для подвески линии между Нахичеванью и Тебризом потребуется дополнительно 40 км провода. Аппаратура для станции в Тебризе также имеется в Тегеране и в Баку. Не хватает только аккумуляторов и одного зарядного двигателя. По договоренности с командованием Бакинского военного округа снимать бездействующую линию Казвин-Тегеран, а также производить подвеску ее между Нахичеванью и Тебризом будет Управление связи округа. В связи с острой необходимостью иметь в настоящее время постоянную связь с нашими работниками, находящимися в Иранском Азербайджане, убедительно просим дать указание организовать ВЧ-связь с Тебризом». 22 февраля пришел ответ, где сообщалось, что НКВД СССР может организовать правительственную связь с Тебризом. В тот же день М.Дж. Багиров дал указание М. Якубову, согласовав вопрос с командующим Бакинским военным округом И. Масленниковым, приступить к практическим действиям. В кратчайшие сроки была установлена правительственная телефонная связь между Баку и Тебризом.

Тогда же М.Дж. Багиров обратился в Москву по поводу установки радиостанции в Тебризе. Как уже было сказано, с просьбой об этом к нему обратился Пишевари. К тому времени в Тебризе действовала радиостанция «Д-400» (ленинградского производства 1924 года) силой 400 ватт. Но ею пользовались как радиотелеграфом. Для организации радиовещания с охватом всего Иранского Азербайджана и прилегающих к нему территорий Ирана, Ирака и Турции в Тебризе необходимо было построить передатчик мощностью в 10–15 киловатт, работающий на волнах 750-1500 метров. В первую очередь необходима была установка дизеля мощностью в 100 лошадиных сил. М.Дж. Багиров писал в Совет народных комиссаров СССР: «Вновь созданное правительство в Тебризе не имеет радиовещательной станции и лишено возможности проводить агитационную и массово-разъяснительную работу. К нам обратились за помощью по этому вопросу. В гор. Баку имеется возможность изготовить железные конструкции и каркасы для нового передатчика, но радиоматериалов, деталей и дизеля в 100 лошадиных сил изыскать в Баку не сможем. Исходя из важности и срочности затронутого вопроса, прошу поручить народному комиссару связи СССР т. Сергейчуку оказать необходимую срочную помощь. В первую очередь выделить необходимую аппаратуру и материалы для монтажа 10-15-киловаттного радиовещательного и 4-5-киловаттного радиотелеграфного передатчиков». М.Дж. Багиров отмечал, что строительно-монтажные работы могут производить специалисты Азербайджанской ССР.

В результате за полтора месяца в Тебризе была построена мощная передающая станция и студия. 7 апреля 1946 года станция впервые вышла в эфир. Специальный поверенный премьер-министра Миргасым Чешмазар был назначен председателем Азербайджанского радиокомитета.

Начавшиеся в Азербайджане крупные мероприятия привлекали внимание гостей Тебриза. В середине февраля газеты поместили большой материал о встречах пресс-атташе Югославии Павла Миовича с премьером Пишевари, председателем меджлиса Шабустари, министром просвещения Бирией и редакторами газет. В интервью редактору газеты «Азербайджан» Миович заявил: «Я познакомился здесь с народом, испытывающим чувство большой гордости, так он борется за свою свободу и права. В мире есть мало народов, столь гордящихся своим национальным движением. Я видел, какие важные шаги за короткое время предприняло Национальное правительство в области национальной культуры. Самым большим достижением освободительного движения стало предоставление женщинам равных избирательных прав с мужчинами, как это практикуется в передовых странах. Азербайджан выходит победителем из борьбы с экономическими трудностями. Народ, достигший таких больших успехов за столь короткое время, достоин национальной независимости и свободы».

В то время как в Азербайджане полным ходом шло строительство новой жизни, в Тегеране после двухнедельных обсуждений было сформировано правительство Кавама эс-Салтане. 14 февраля он представил свой кабинет шаху, а 17 февраля Меджлису. Во время первичного голосования в парламенте сторонники Сеида Зияеддина, не желая допускать Кавама к власти, выдвинули кандидатуру крупного землевладельца, старейшего члена Меджлиса Мотаминольмулька. В первом туре голосования Кавам набрал 53 голоса, а Мотаминольмульк — 52. Один из депутатов отдал свой голос экс-премьеру Хакими. Таким образом, Кавам, набравший на 1 голос больше соперника, стал премьером. В новом правительстве важнейшие посты — министров внутренних и иностранных дел — он оставил за собой. Советские спецслужбы и дипломатические учреждения в Тегеране дали задание фракции «Туде» в Меджлисе всеми силами поддерживать кабинет Кавама эс-Салтане. При поддержке депутатов «Туде» 17 февраля кабинет Ахмеда Кавама был утвержден иранским Меджлисом. Можно с уверенностью констатировать, что он победил при содействии Советского Союза. В одной египетской газете английский журналист писал, что русские помогли Каваму эс-Салтане стать премьер-министром, русские усилили внимание к Ирану и стараются открыть двери в Иран и Турцию.

Выступая 18 февраля в Меджлисе с правительственной программой, Кавам заявил, что собирается строить отношения с Советским Союзом на основе взаимного уважения и доверия. Как только кабинет был утвержден в Меджлисе, Кавам сообщил, что получил от Сталина теплую поздравительную телеграмму и в ответ поставил Москву в известность, что желает во главе иранской делегации начать переговоры с СССР. В тот же день Москва дала согласие. Прежний премьер Хакими также неоднократно изъявлял желание посетить Москву, но так и не был приглашен. Еще 30 января, только получив карт-бланш на формирование кабинета министров, Кавам пригласил к себе секретаря советского посольства А. Ашурова и сообщил ему о своем желании послать представительную миссию в Москву. Главной целью миссии было достигнуть взаимного компромисса, продемонстрировать Меджлису и общественности свою близость с Советским Союзом. По указанию Кавама сотрудник иранского посольства в Москве Эттесами 2 февраля встретился с заведующим ближневосточным отделом С. Сычевым и передал письмо Кавама о стремлении нормализовать ирано-советские отношения, адресованное И. Сталину. Эттесами сообщил, что Кавам очень хочет получить от Сталина многообещающий ответ, который укрепил бы позиции нового премьера в Иране. Кроме того, Кавам посылает Молотову свой искренний привет и сообщает, что очень рассчитывает на его помощь в деле улучшения советско-иранских отношений. 5 февраля 1946 года Кавам объявил, что желает лично возглавить делегацию в Москву, а 17 февраля объявил в Меджлисе, что получил личное приглашение генералиссимуса Сталина.

Накануне визита НКИД СССР подготовил всестороннюю характеристику Кавама. В ней сообщалось, что он родился в 1878 году, образование получил в тегеранской школе «Политика», в 1910–1918 годах работал в различных министерствах, в 1917 году был министром внутренних дел, в 1918–1921 годах — губернатором области Хорасан, а в 1921–1923 годах возглавлял кабинет министров. В справке НКИД Кавам характеризовался как националист правого толка и буржуазно-демократический деятель. Также отмечалось, и это показательно, что Кавам является сторонником сохранения Демократической партии Азербайджана как партии национальной и не посягающей на Конституцию и целостность Ирана.

Меджлис одобрил решение Кавама и выразил надежду, что в результате переговоров советские войска покинут Иран. Срочно сформировали группу из 11 человек, включающую трех депутатов Меджлиса, руководителя Торговой палаты, четырех журналистов, бывшего посла Ирана в СССР, хорошо знающего русский язык, представителя МИД. 19 февраля Кавам в сопровождении, как говорили в Иране, двух советских шпионов, одного английского агента, нескольких мультимиллионеров, двух-трех честных политиков, а также уважаемых профессоров Тегеранского университета — одним словом, очень пестрой делегации, отправился в Москву.

Накануне визита в Москву Кавам совершил важный политический шаг — снял запрет с газет и политических организаций. Возобновилась деятельность органа Народной партии газеты «Рахбар» («Лидер»), органов центрального комитета профсоюзов «Зафар» и «Дад». Непосредственно по его распоряжению были открыты клубы ЦК иранской Народной партии и ЦК профсоюзов, закрытые по распоряжению прежнего правительства. Отправляясь в Москву, Кавам обязал свой кабинет до его возвращения не выносить на обсуждение Меджлиса ни одного вопроса.

В Москве Кавама эс-Салтане встречали заместитель председателя Совета Народных Комиссаров СССР В. Молотов, заместитель министра иностранных дел В.Г. Деканозов, заместитель министра внешней торговли В.П. Мигунов и другие официальные лица. В числе встречавших были посол Турции в Москве С. Сарпер, временный поверенный в делах Британии в Москве Ф. Робертс, временный поверенный в делах США Дж. Кеннан и другие представители дипломатического корпуса. В аэропорту Кавам заявил: «Я рад как друг посетить столицу дружественного нам государства. Мне оказали горячий прием. Надеюсь, что здесь, в Москве, нам удастся установить самые тесные дружеские отношения с великим соседом — Советским Союзом».

Визит затянулся. Иранская делегация с 19 февраля по 7 марта находилась в Москве, а с 8 по 10 марта гостила в Баку. Переговоры велись в основном между Кавамом и Молотовым. Встреча Кавама с В. Молотовым 20 февраля была краткой, всего 20 минут. Это была ознакомительная, протокольная встреча с целью уточнить время аудиенции у Сталина. Кавам выразил уверенность в необходимости улучшения советско-иранских отношений и в том, что московские переговоры откроют новую эру в этих отношениях. В. Молотов ответил, что Советский Союз тоже работает в этом направлении, и новая эра будет благоприятно воспринята в СССР. Кавам добавил, что Молотов может быть уверен в дружбе с Ираном, а Молотов, в свою очередь, оценил заявление Кавама и его политический опыт как успешное начало улучшения отношений между двумя странами. На вопрос Молотова, когда Каваму удобно, чтобы Сталин принял его, Кавам ответил, что готов к переговорам в любое удобное для Сталина время. Ожидание длилось недолго. 21 февраля И. Сталин принял Кавама эс-Салтане. Кавам поднял вопросы: об эвакуации советских войск из Ирана до 2 марта, о моральной поддержке со стороны Советов в азербайджанском вопросе, о назначении нового посла в Тегеране.

По первому вопросу Сталин обосновывал пребывание советских войск в Иране договором 1921 года. Кавам отвечал, что при подписании этого договора он занимал другую должность и что договор имеет совершенно другой смысл. Тогда Сталин вспомнил враждебное отношение Ирана на Парижской конференции 1919 года. На это Кавам ответил, что в Париже иранскую делегацию возглавлял Мошавер ол-Мамалек. Требования Ирана, представленные на Парижской мирной конференции в марте 1919 года, состояли из трех частей: политической, экономической и правовой независимости; территориальные требования и вопросы контрибуции. В ходе переговоров Сталин намекнул, что СССР имеет и другие интересы, требующие пребывания войск в Иране.

По поводу территориальных притязаний Сталин заявил, что азербайджанский вопрос — это внутреннее дело Ирана. Иран напрасно волнуется, поскольку азербайджанцы требуют не суверенитета, а автономии. Сталин в завуалированной форме дал понять Каваму, что так как здесь речь идет о национальных проблемах, СССР ничего сделать не сможет. Кавам ответил, что Конституция Ирана не позволяет вводить автономию. Если уступить Азербайджану, то и другие провинции потребуют автономии.

В ходе переговоров Молотов предложил, чтобы Иран все же признал режим в Азербайджане. Кавам ответил, что не может принять это, однако вопрос может быть решен в форме, определяемой законом о провинциальных энджуменах. Выясняя уровень автономности азербайджанцев, Сталин спросил у Кавама, есть ли в Азербайджане министерства обороны и иностранных дел. Премьер-министр Ирана ответил утвердительно. Сталин сделал вид, что возмущен: «Азербайджанцы хватили через край. Это у них уже не автономия. У них не должно быть военного министра, министра внешней торговли и министра иностранных дел».

В беседах со Сталиным и Молотовым был затронут и вопрос о нефтяных концессиях. Советские руководители напомнили, что Британия имеет определенные льготы, а СССР подвергается дискриминации. Кавам сослался на решение Меджлиса о непредоставлении концессий и ответил отказом. На тонкий намек Кавама, что советская политика в отношении Ирана может вызвать у великих держав отрицательную реакцию, и Сталин, и Молотов ответили одинаково: «Нас не интересует, что думают США и Британия, мы их не боимся».

Наиболее примечательным был момент визита, когда обсуждался вопрос о свержении шаха и образовании буржуазной республики во главе с Кавамом. В уже упомянутой справке НКИД СССР отмечалось, что Кавам является противником шаха и сторонником образования республики в Иране. Поэтому в разгар переговоров Сталин вдруг спросил Кавама, правда ли, что Кавам является сторонником республиканского режима в Иране. Кавам ответил, что у него есть два варианта: или созвать учредительное собрание, или посадить на трон Ахмед шаха. Сталин поддержал Кавама и совершенно ясно дал понять, что если советские войска покинут Иран, Кавам может быть отстранен от власти, а потому советские войска уйдут только тогда, когда укрепятся позиции Кавама. Таким образом, советский лидер прямо заявил о возможности военной поддержки попыток Кавама построить новую власть в Иране. Но Кавам отказался и заявил, что, напротив, именно наличие советских войск в Иране может стать поводом для его отставки.

Пока Кавам готовился к новой встрече со Сталиным и Молотовым, действия СССР еще более осложнили обстановку в Иране: из Москвы поступил сигнал об оглашении принятого Милли Меджлисом еще 21 декабря 1945 года закона о создании Национальной армии и формировании народного ополчения.

Неожиданно скорое приглашение Кавама в Москву вызвало большое беспокойство в Иранском Азербайджане. 22 февраля в газете «Азербайджан» была опубликована большая редакционная статья «Надежды азербайджанского народа». В ней подчеркивалось: «По сообщению иностранных радиостанций, в Москве идут переговоры между иранской делегацией и советским правительством о налаживании взаимоотношений между двумя странами. Азербайджанский народ с большим интересом следит за ходом этих переговоров, потому что они идут между государством, многие годы подавлявшим политические, экономические и культурные права Азербайджана, и правительством, известным в мире как защитник свободы всех народов. Очевидно, иранская делегация вынесет на обсуждение вопросы, связанные с судьбой Азербайджана. И, несомненно, постарается вновь надеть ярмо на пятимиллионный народ, ставший хозяином своей страны в результате святой борьбы за свободу. Зная о намерениях иранской делегации, мы с понятным интересом следим за московскими переговорами и надеемся, что великие демократические государства, особенно наш великий сосед — Советский Союз, не позволят нарушить права пятимиллионного азербайджанского народа, самостоятельно решающего свою судьбу, создавшего свой Милли Меджлис и Национальное правительство, объявившего на весь мир о своей национальной свободе. Азербайджанский народ уверен, что Советский Союз, отстаивающий права малочисленных народов, при обсуждении азербайджанского вопроса не забудет интересы народа, достойного свободы. Азербайджанский народ во что бы то ни стало отстоит свою свободу. Азербайджан определил свою судьбу, уяснил свою цель».

Московские переговоры встретили в Азербайджане неоднозначную реакцию. Враждебные национальному правительству силы утверждали, что Кавам очень хитрый политик, способный на различные маневры, он сумеет завершить переговоры в пользу Ирана за счет удушения Национального правительства Азербайджана. Однако лидеры демократов и широкие массы населения все же надеялись, что московские переговоры завершатся признанием Тегераном существующего положения в Азербайджане. М. Ибрагимов, Г. Гасанов, А. Атакишиев регулярно сообщали в Баку о настроениях, царящих в Южном Азербайджане в связи с московскими переговорами. Спустя три дня с начала переговоров, М.Дж. Багиров писал Молотову: «Общественное мнение Иранского Азербайджана в настоящее время приковано к поездке Кавама в Москву. Реакционные круги возлагают большие надежды на то, что Кавам в своих переговорах сумеет добиться согласия Москвы положить конец демократическому движению в Азербайджане. Основная же масса населения, являющаяся сторонницей демократии, хотя и высказывает уверенность в том, что Советский Союз не даст возможности Каваму подавить жизненные интересы Азербайджана, тем не менее проявляет некоторую тревогу. Сами демократы, зная Кавама как душителя в прошлом демократического движения в Иране, выражают некоторое беспокойство, боясь, что Кавам может войти в доверие к Советскому Союзу. Кавам был министром внутренних дел, когда в 1908 году было задушено национально-революционное движение в Азербайджане и когда был убит вождь азербайджанского народа Саттархан. Также Кавам был у власти, когда в 1920 году было подавлено национально-освободительное движение в Гиляне и был убит руководитель движения Кучук хан».

23 февраля 1946 года Кавам эс-Салтане провел очень напряженные переговоры. В начале встречи он сделал заявление о том, что очень серьезно обдумал все пункты предыдущей беседы со Сталиным, и теперь пришел к Молотову, чтобы обсудить пути улучшения взаимоотношений двух стран. Он сказал: «Прежнее иранское правительство совершило ошибку во взаимоотношениях с Советским Союзом, и я, как друг Советского Союза, готов устранить ошибки прежнего руководства». Далее Кавам добавил, что парламент, полномочия которого иссякают через два дня, принял закон, запрещающий вести переговоры о нефти, пока в стране есть иностранные войска. Ныне сложились благоприятные условия для проведения выборов в новый Меджлис, и там будут представлены его люди. На вопрос Молотова, когда состоятся выборы, Кавам ответил, что это надо согласовать. И опять отметил, что, пока есть иностранные войска, выборы проводить невозможно. В.Молотов повторил, что «войска при нынешнем положении из Ирана выведены не будут». Кавам, возвращаясь к беседе со Сталиным, напомнил, что Сталин ссылался на пункт 6 договора 1921 года, но в этом пункте речь идет об угрозе со стороны третьей державы, а не Ирана. Его страна не угрожает и не может угрожать Советскому Союзу. Угроза, по мнению Кавама, исходит со стороны второго иранского соседа. Кавам предложил вывести войска, а если возникнет какая-либо угроза для Советского Союза, то он может ввести войска в Иран вторично.

На вопрос Молотова о нефтяной концессии, Кавам ответил, что в принципе он сторонник предоставления Советам нефтяной концессии. Пусть СССР представит свои предложения, их можно будет обсудить. Тогда Молотов показал на карте Ирана территорию, которую Иран уже отдал Англии в концессию, и территорию, которую хочет получить СССР. Молотов спросил: «Все ли ясно и нет ли каких-либо сомнений?» Кавам внимательно осмотрел карту и согласился, что интересующая СССР территория гораздо меньше отданной англичанам. Но на вопрос, как осуществить эту концессию на практике, Кавам вновь ответил: «При нынешнем Меджлисе возможности предоставить нефтяную концессию нет». В этот момент Молотов предложил перейти за другой столик и выпить чашку чая, как бы случайно добавив при этом: «Иранское правительство совершило большую ошибку, не удовлетворив своевременно требования азербайджанцев об автономии. Говоря по совести, советские руководители считают, что азербайджанцы имеют право на автономию». Кавам ответил, что автономия не соответствует Конституции, правительство не может изменить ее, он сам обязан соблюдать Конституцию и от других требовать того же. Молотов напомнил, что «иранское правительство само не соблюдало Конституцию, например, не допускало энджумены, предусмотренные законом». Кавам признал, что это была ошибка предыдущего правительства. Сам он готов предоставить право на энджумен Азербайджану. Но нынешняя ситуации в Азербайджане противоречит Конституции, которая предусматривает наличие в стране одного правительства, а их теперь два — в Тегеране и Тебризе. Молотов ответил, что и это вина правительства, которое «само толкнуло азербайджанцев на такой шаг… При правильном решении взаимоотношений с азербайджанцами и понимании правоты их требований иранское правительство могло бы разрешить вопрос в интересах Ирана». Затем Молотов поинтересовался лимитом возможностей Кавама. Премьер ответил, что согласен на энджумен со всеми правами, но министерства допустить не может. Он посетовал, что азербайджанцы создали военное министерство, и не сегодня так завтра организуют министерство иностранных дел.

В. Молотов попросил уточнить: действительно ли Кавам согласен на выборы в энджумены и на то, что председатель энджумена будет главой всего вилайета? Кавам ответил, что вали (губернатор) области назначается Тегераном.

Затем Кавам достал из кармана какой-то документ, перелистал его и заявил: «Здесь доказывается, что тюркский язык не является родным языком азербайджанцев. Этот язык занесен сельджукскими завоевателями 900 лет тому назад. До этого азербайджанцы говорили на фапсидском языке. Пантюркисты вели большую пропаганду в Азербайджане, распространяя там в большом количестве литературу, однако эта пропаганда не имела успеха, так как пантюркисты не могли изменить естество азербайджанцев… Существует только разговорный тюркский язык, но письменности нет». Молотов резонно заметил: «Письменности нет, потому что нет грамотности — она не разрешена».

Не добившись перевеса в вопросах языкознания, Кавам поменял тему: в Иране проживает много других национальностей, и если все захотят автономии, то весь Иран будет раздроблен на части. Молотов продолжал настаивать на необходимости удовлетворить национальные интересы азербайджанцев и, в частности, предоставить им право пользоваться своим языком. Кавам не стал возражать против обучения в школах на азербайджанском языке и ведения делопроизводства на родном языке в пределах Азербайджана. Советы могут помочь в разрешении азербайджанского вопроса: только по совету СССР азербайджанцы могут пойти на примирение, и, напротив, СССР в состоянии способствовать напряженности в регионе. Молотов ответил, что советские руководящие круги симпатизировали борьбе азербайджанцев за свои национальные интересы, но теперь другое время, и по вине тегеранского правительства дело в Азербайджане зашло очень далеко. Кавам припомнил, что в Конституции конкретно не указывается, должен ли губернатор быть из Тегерана, поэтому он предложил назначить генерал-губернатором Пишевари. Но согласиться на автономию он не может. Молотов спросил, а что будет, если Пишевари умрет или заболеет, кто тогда будет губернатором. Кавам ответил, что в таком случае можно назначить кого-нибудь из местных. Молотов заявил, что он не понимает, почему Кавам так боится автономии. В Советском Союзе существуют 15 республик, и различные народы имеют свою автономию, ничего опасного в этом нет. Кавам возразил, что СССР — могучее государство и может себе такое позволить, но Иран слаб и не может раздавать автономии. Однако обещал, что азербайджанскому энджумену будут даны широкие права. Молотов спросил, будет ли это фактической автономией. Кавам ответил, что «может пойти навстречу лишь в пределах Конституции». Он сам не против автономии и в беседе с генералиссимусом предложил даже план изменения режима в Иране.

Затем Кавам добавил, что Пишевари сам себя выбрал в премьеры и сам организовал выборы в парламент, нарушив конституцию. На это Молотов заметил, что это иранское правительство нарушило Конституцию, и что в Азербайджане вообще-то выборы прошли хорошо. Он поинтересовался, что плохого Кавам видит в этих выборах. Кавам ответил, что они незаконны и как пример привел предоставление избирательного права женщинам, которое Конституцией не предусмотрено.

Молотов вновь спросил, что же конкретно предлагает Кавам взамен автономии. Премьер перечислил: местные суды, просветительные органы, муниципалитеты, полиция и т. п. Но кассационные суды, финансы и оборона должны оставаться в руках Тегерана. Он добавил, что «на днях Пишевари произнес речь, в которой заявил о наборе в азербайджанскую армию, о снабжении ее танками и грозил, что армия пойдет на Тегеран. Это уже конкретный шаг к восстанию». Молотов спросил, считает ли Кавам возможным формирование в Азербайджане национальных воинских частей, как это принято в Советском Союзе. Кавам ответил утвердительно и дал понять, что возглавлять эти части смогут офицеры из местного населения.

Отвечая на прямой вопрос Молотова: «Получается, что если не изменить Конституцию, то, значит, в Азербайджане будет продолжаться война», Кавам заявил, что он не может допустить братоубийственной войны. Молотов затметил, что обещает премьер сейчас иранское правительство могло сделать в октябре прошлого года или в первой половине ноября. Но оно упорно не хотело идти навстречу справедливым требованиям азербайджанцев, и дело зашло далеко.

Кавам сделал заявление, что для улучшения сложившейся обстановки он собирается направить специальную миссию в Азербайджан, и просил советскую сторону посодействовать, чтобы азербайджанцы согласились на предложенные Кавамом уступки. Молотов ответил, что упущено много времени, и это предложение вряд ли удовлетворит азербайджанцев. И в который раз подчеркнул, что «иранское правительство сделало ошибку, затянув решение вопроса». Кавам не принял эту критику на свой счет, но отметил, что весь иранский народ ждет от Советского Союза решения азербайджанского вопроса. Молотов продолжал настаивать, что корень зла в иранской Конституции. Как пример он привел советскую Конституцию, которую страна высоко ценит, но при необходимости может вносить в нее поправки.

Разговор пошел по новому кругу: Кавам вновь объяснил, что нынешний состав парламента на изменения в Конституции не пойдет, и предложил Советскому Союзу вывести свои войска, отметив, что в случае опасности они могут вновь вернуться. Молотов ответил, что это похоже на игру, и напомнил слова Сталина, сказанные во время предыдущей встречи: «Советский Союз не может жить без Баку!»

Кавам удрученно сообщил, что в таком случае у него нет другого выхода, как возвратиться в Тегеран и поставить нефтяной и азербайджанский вопросы перед нынешним Меджлисом, который либо их примет, либо ему придется уйти в отставку. Эта угроза Кавама явно отдавала шантажом. Но Молотов не дрогнул и на провокацию не поддался. Он сказал, что «Каваму лучше знать, что ему делать, и что для урегулирования азербайджанского вопроса необходимо иметь определенные конкретные предложения».

Уже выходя из кабинета, Кавам пошел еще на одну уловку. Как будто что-то вспомнив, он вернулся и заявил Молотову, что английский посол несколько раз звонил ему и просил аудиенции. Что посоветует ему Молотов? Но Молотов вновь не отреагировал и ответил коротко: «Почему бы не встретиться?».

В. Молотов подготовил для И. Сталина большой отчет о беседе с Кавамом, в котором указал, что Кавам отказался от идеи свержения шаха и установления в Иране республики, ранее согласованной в беседе со Сталиным.

Ознакомившись с этим отчетом, Сталин вместо визы написал лишь «Сволочь», и это было точным показателем уровня разочарования Сталина в Каваме.

После переговоров, состоявшихся 20–23 февраля, Ахмед Кавам вручил народному комиссару иностранных дел СССР памятную записку, отражавшую точку зрения Ирана по обсуждаемым проблемам. В своем письме Кавам отмечал, что советские войска не позволяют иранской армии двигаться к Гиляну, а потому требовал, чтобы хотя бы жандармерии позволили беспрепятственно передвигаться. Он писал: «Как было мною указано во время нашей беседы, имевшей место 23 февраля с.г., трудности, возникшие в Иране в настоящее время, связаны, главным образом, с проведением выборов парламента 15-го созыва и с положением в Иранском Азербайджане. Решение этих вопросов, в свою очередь, тесно связано с вопросом о выводе из Ирана военных сил СССР и других наших союзников, потому что для улучшения политических и экономических взаимоотношений между двумя странами должны быть подготовлены соответствующие проекты, подлежащие представлению на утверждение парламентом. Однако, как известно, парламентом 14-го созыва был утвержден закон, согласно которому выборы на 15-й созыв не могут быть проведены до вывода войск союзников из Ирана. Таким образом, если правительство СССР действительно желает сотрудничать с нынешним иранским правительством, готово помочь ему в устранении существующих затруднений и улучшить ирано-советские взаимоотношения в рамках иранской Конституции, то оно должно вывести свои войска из Ирана, чтобы дать мне возможность провести выборы в парламент 15-го созыва и создать благоприятные условия для разрешения стоящих перед ним задач».

Касаясь азербайджанского вопроса, Кавам писал следующее: «С самого начала истории Ирана, т. е. по меньшей мере 2500 лет тому назад, азербайджанская провинция считалась неотъемлемой частью Ирана. Эта провинция, с этнографической точки зрения, а также в силу идеологии, народных обычаев и традиций всегда считалась иранской в полном смысле этого слова. В прошлом не было даже краткого периода в истории Ирана, когда в Азербайджане поднимался бы вопрос о какой-либо народности, кроме иранской. Что касается языка, то хотя народ говорит на тюркском языке, но на протяжении 2500 лет литературным языком, на котором велась письменность, был персидский. За все это время не было периода, когда население этого края написало бы что-либо по-тюркски или издавались бы какие-либо серьезные книги учебного, литературного, исторического или научного характера на тюркском языке, имелось какое-либо учебное заведение для преподавания этого языка. Азербайджан по своему историческому прошлому, а также согласно существующей иранской Конституции является неотъемлемой частью Ирана и нет никаких исторических или законных оснований для признания автономистского движения в Азербайджане и тех противозаконных действий, которые направлены против территориальной целостности Ирана. Ряд беспрецедентных акций, имевших место в Азербайджане, как, например, объявление автономии, создание местного правительства вопреки положениям наших основных законов, разоружение и высылка правительственных войск, а также жандармерии и полиции, претензии на особую национальность и особый национальный язык для Азербайджана, взимание налогов и мобилизация войск, захват городов и селений Азербайджана, а также государственных учреждений, Национального банка и прочие насильственные акты, как то увольнение, высылка или арест ряда ответственных государственных чиновников и тому подобные действия противоречат нашим основным законам и существующим постановлениям. Продолжение подобных действий приведет фактически к расчленению страны. Подобное движение ни в коей мере не соответствует принципам независимости, территориальной целостности и Конституции Ирана». Говоря о разрешении азербайджанского кризиса, Кавам подчеркнул: «Азербайджанский вопрос, по моему мнению, может быть разрешен при условии соблюдения независимости Ирана и его территориальной целостности путем проведения нижеуказанных реформ:

1. Объявление всеобщей амнистии всем лицам, принявшим участие в автономистском движении.

2. Немедленные выборы в провинциальный энджумен с предоставлением ему нижеследующих прав:

а) права контроля над составлением местного бюджета;

б) права на введение местных налогов для местных нужд, а именно: для дорожного строительства, на цели народного образования, здравоохранения и пр.;

в) права контроля над продажей, изменениями права собственности и передачей государственного имущества в азербайджанской губернии с соблюдением существующих постановлений;

г) права высказывать свое мнение при назначении начальников некоторых государственных учреждений, а именно: городской управы, органов народного образования, полиции, здравоохранения и даже генерал-губернатора».

Очередная встреча между Молотовым и Кавамом состоялась 25 февраля в 19.00 вечера. Молотов представил Каваму И. Садчикова и сказал, что советское правительство поручило передать Каваму новые, компромиссные варианты по всем трем обсуждаемым вопросам. Он заявил, что советское правительство сделало все возможное, чтобы достичь компромисса.

В. Молотов вручил Каваму ответный документ с изложением советской позиции по обсуждаемым проблемам, в котором о положении в Иранском Азербайджане говорилось: «Учитывая создавшееся затруднительное положение иранского правительства, вносится следующее компромиссное предложение об Азербайджане:

1. В азербайджанской провинции устанавливается автономное самоуправление, осуществляемое провинциальным энджуменом и избранным им провинциальным правительством Азербайджана, а в уездах — уездными энджуменами и их исполнительными комитетами. Выборы в энджумены проводятся в соответствии с уже принятым в Азербайджане положением о выборах. Провинциальное правительство Азербайджана имеет своего премьер-министра, министерства: земледелия, торгово- промышленное, внутренних дел (с некоторым количеством национальных отрядов, необходимых для охраны общественного порядка), финансовое, труда, просвещения, здравоохранения; управления местного транспорта, полиции, а также органы суда и прокуратуры.

2. За населением азербайджанской провинции признается право пользования своим родным языком (делопроизводство в местных учреждениях, преподавание в школах, судопроизводство и пр.).

3. Премьер-министр провинциального азербайджанского правительства является в то же время генеральным губернатором азербайджанской провинции, утверждаемым иранским правительством.

Командующий азербайджанским военным округом назначается иранским правительством по согласованию с азербайджанским провинциальным правительством. В отношении воинских частей будет применен принцип местных национальных формирований.

Связь азербайджанского провинциального правительства с центром осуществляется на персидском языке.

4. При определении налоговых поступлений и бюджетных расходов Иранского Азербайджана в бюджет азербайджанского провинциального правительства выделяется 70 % поступлений по Азербайджану.

5. Иранское правительство подтверждает свободу деятельности демократических организаций в Иранском Азербайджане: Демократической партии Иранского Азербайджана, профсоюзов и проч.

6. При выборах в иранский Меджлис число депутатов от Иранского Азербайджана будет увеличено в соответствии с действительным количеством населения в Иранском Азербайджане».

По вопросу о нефтяной концессии Молотов заявил: «Идя навстречу пожеланиям иранского правительства, советское правительство считает возможным свое предложение о предоставлении Советскому Союзу нефтяной концессии в северных районах Ирана заменить предложением о создании советско-иранского смешанного общества по разведке, добыче и переработке нефти в Северном Иране с предоставлением советской стороне — 51 % акций, а 49 % — иранской стороне».

По поводу советских войск в Иране Молотов писал: «Советское правительство намерено начать вывод части советских войск со 2 марта с.г. из некоторых районов Ирана. Что касается другой части советских войск, то она останется временно в Иране на основании советско-иранского договора от 26 февраля 1921 года. Советские войска будут полностью выведены из Ирана, как только иранское правительство ликвидирует все враждебные и дискриминационные меры в отношении Советского Союза, установит порядок в Северном Иране и восстановит дружественную политику в отношении Советского Союза».

Ознакомившись с документом, Кавам спросил, предлагает ли советское правительство форсировать нефтяной вопрос, или оно желает отложить это на будущее. Молотов ответил, что советское правительство хотело бы форсировать нефтяные дела. Кавам опять повторил, что он не может продвинуть нефтяной вопрос, пока в Иране будут находиться войска. Молотов сообщил, что теперь СССР уже не хочет нефтяной концессии, а предлагает создать советско-иранское нефтяное общество. Кавам заметил, что и это Меджлис запрещает. Молотов уточнил, что парламент Ирана запрещает только концессию, и посол Ахи, вернувшись из Тегерана, по заданию Кавама предложил вариант совместного общества. Кавам обещал подготовить соответствующую справку. И опять спросил, частично или целиком будут выведены советские войска. Молотов повторил, что часть войск останется в различных районах Ирана, «пока не укрепится положение Кавама». Кавам одобрил это, но опять попросил уступок и спросил, останутся ли в Азербайджане правительство и министры. Молотов твердо ответил, что останутся, но, по предложению самого Кавама, премьер-министр Азербайджана будет утверждаться иранским правительством. И вновь повторил, что если бы эти переговоры состоялись в ноябре прошлого года, то и уступок было бы больше. А теперь проблема уже пустила глубокие корни.

Предложения Молотова оказались неприемлемыми для Кавама. Поэтому 26 февраля он направил наркому иностранных дел обширный меморандум, а днем позже и дополнение к нему, составленное на основе новой информации, полученной из Ирана. Так как московские переговоры приобретали все более жестокий характер, копии меморандума Кавама были срочно разосланы Сталину, Молотову, Берия, Маленкову, Микояну, Жданову, Вышинскому, Деканозову, Силину и Сычеву, а также, по распоряжению Молотова, — Багирову в Баку. В этом меморандуме Кавам отстаивал свою точку зрения. Он опять подчеркивал дружеский характер своего визита, необходимость устранения недоразумений между соседями, готовность установить всесторонние отношения с Советским Союзом. В то же время отмечал такие факты, как, например, дальнейшее пребывание советских войск в Иране или создание автономии внутри Ирана, служат причиной ослабления дружеских чувств в сердцах иранцев.

Что касается Азербайджана, то Кавам вновь обращал внимание, что объявление автономии в вилайете, являющемся неотъемлемой частью Ирана, противоречит иранской Конституции. Это может вызвать столь тяжелые осложнения, с которыми не справится ни одно правительство. Центральное правительство может согласиться лишь с принципом назначения глав некоторых учреждений и даже назначения генерал-губернатора с согласия провинциального энджумена. Что касается распределения налогов и прочего, то все эти вопросы будут разрешены после создания провинциального энджумена. Кавам весьма сожалел, что советское правительство не согласно с выводом войск до 2 марта 1946 года. Он выразил несогласие со ссылкой СССР на 6-й пункт ирано-советского договора от 26 февраля 1921 года. Кавам так прокомментировал этот пункт: советское правительство лишь тогда имеет право ввести свои войска на территорию Ирана, когда какое-либо третье государство попытается использовать территорию Ирана для военных выступлений против СССР. Он писал: «Я вынужден с большим сожалением констатировать, что все мои обещания и советы, несмотря на то, что исходят от человека, представляющего всех иранских патриотов, сторонников свободы и нейтрально настроенные слои населения Ирана, привлекают внимание советского правительства в меньшей мере, чем претензии немногочисленных людей, которые, вопреки всем законам нашей страны, претендуют на создание нового азербайджанского правительства».

Меморандум от 26 февраля свидетельствовал о смягчении позиции Кавама по нефтяному вопросу. В нем отмечалось, что при разрешении проблем, касающихся Азербайджана и вывода советских войск из Ирана, этот вопрос будет решен положительно и удовлетворит обе стороны. Дав свое согласие на разрешение азербайджанского вопроса и своевременный вывод всех советских войск из Ирана, СССР может заложить основы сотрудничества в экономических вопросах и в вопросе о нефти. «По получении вашего согласия я немедленно выеду в Тегеран. После обмена мнениями с правительством переговоры будут продолжены с советским послом в Тегеране, и я глубоко убежден, что желаемые результаты будут достигнуты». В противном случае, заявил Кавам, ситуация, сложившаяся в Азербайджане, повторится и в других местах, что приведет к анархии, а тогда ни одно правительство не возьмется наводить порядок в стране. Он напомнил, что за несколько дней до его отъезда в Москву Пишевари в своем объявлении о мобилизации уже обратился к населению Азербайджана с призывом подготовиться к походу против Тегерана для низвержения центрального правительства.

Кавам был прав. Действительно, в своем выступлении на митинге по поводу мобилизации, Пишевари высказал такую идею. Он сказал: «Мы должны создать Национальную армию. Эта армия защитит нашу свободу и внутреннюю безопасность. До сих пор этим занимались федаины. Но если реакционное правительство Тегерана захочет задушить свободу Азербайджана, азербайджанский народ раздавит это правительство и постарается создать такое правительство, которое признает Азербайджан. Перед нами две дороги: или должно быть равноправие, чтобы мы могли свободно выполнять свои экономические, образовательные и национальные функции, или, если нам будут мешать, мы будем вынуждены двинуться на Тегеран, захватить его, создать свободное демократическое правительство и таким образом обеспечить национальную свободу народов… Пусть мы вынуждены будем продать последнее, но мы вооружим нашу армию и сохраним свободу. Если будет нужно, то разрушим бастион реакции в Тегеране». Эту ошибку Пишевари, Кавам очень удачно использовал в Москве.

27 февраля премьер-министр обратился с письмом к советскому руководству, в котором сообщал, что пока он здесь, в Москве, ищет пути к улучшению отношений между двумя странами и ведет переговоры с высоким советским руководством, пришла телеграмма с вестью о том, что азербайджанские вооруженные отряды перешли в наступление в направлении Гиляна и захватили деревню Хаштбар, а затем на двух грузовиках направились к деревне Карганруд и захватили ее.

Сей меморандум Кавама встретил, естественно, жесткий отпор советского руководства. Стало ясно, что несмотря на всяческие изъявления дружелюбия, почтения, готовности сделать все рекомендуемое советскими лидерами, Кавам оказывает жесткое сопротивление попыткам Советов политически и экономически закрепиться в Иране.

В конце февраля московские руководители еще более усилили нажим на Иран. Новый посол в Иране Иван Садчиков вручил Каваму 1 марта 1946 года меморандум, скорее напоминающий ультиматум, так как документ был полон угроз. В частности, заявлялось: «Советское правительство… сочло возможным заменить предложение о нефтяной концессии предложением об учреждении смешанного советско-иранского нефтяного общества… Однако иранская сторона в своей записке от 26 февраля не дала согласия на это компромиссное предложение советской стороны. Ввиду того, что иранская сторона, как это выяснилось теперь, не имеет желания считаться с интересами Советского Союза и ставит Советский Союз в положение явно дискриминируемой стороны, Наркоминдел сим заявляет, что после доклада премьер-министру И.В. Сталину решено снять компромиссное предложение советской стороны и вернуться к официальному предложению, сделанному в 1944 году, о предоставлении Советскому Союзу нефтяной концессии в Северном Иране на началах, аналогичных с английской концессией в Южном Иране». По поводу азербайджанского вопроса в меморандуме было записано: «Советская сторона считала и продолжает считать азербайджанский вопрос внутренним вопросом Ирана. Однако ввиду просьбы премьер-министра Ирана взять советской стороне на себя посредничество и выработать модус соглашения между Иранским Азербайджаном и иранским правительством советская сторона согласилась удовлетворить просьбу иранской стороны и представила соответствующий модус. Как видно из записки иранской стороны от 26 февраля, иранская сторона отклоняет представленный модус, считая его неудовлетворительным. Тем самым вопрос о посредничестве СССР отпадает».

В меморандуме, представленном Садчиковым, необходимость присутствия советских войск в Иране была обоснована гораздо полнее и доказательнее, чем в предыдущих документах. Советская сторона заявляла: «Советское правительство исходит из того, что среди правящих кругов Ирана имеются довольно видные государственные деятели, которые строят свою политику на стремлении вызвать осложнения между Советским Союзом и другими великими державами и, используя возможные осложнения между ними, захватить Советский Азербайджан, Баку, Советский Туркменистан. Еще в 1919 году был представлен на Парижской конференции меморандум иранского правительства Самсама эс-Салтане, за подписью министра иностранных дел Мушавера ол-Мемалек, с требованием передать Ирану Советский Азербайджан с городом Баку, Советский Туркменистан с городами Ашхабад, Мерв, часть Советской Армении с городом Ереван и тому подобное. Несмотря на эту захватническую политику иранского правительства, советское правительство с первых же дней образования советского государства заявляло о дружеском отношении к Ирану, а в феврале 1921 года заключило договор, согласно которому в знак своей дружбы добровольно и безвозмездно передало Ирану принадлежавшие России железнодорожные линии, шоссейные дороги, пристани, порты, пароходы, баржи, товарные склады, банки, телеграфные и телефонные линии, острова.

Советское правительство рассчитывало, что иранские правящие круги правильно поймут и оценят этот дружественный акт Советского Союза, беспримерный в истории отношений между двумя государствами.

Однако через несколько месяцев после заключения этого договора, в том же году, иранское правительство предоставило концессию иностранному обществу «Стандарт Ойл» в Северном Иране, у самых границ Советского Союза, недалеко от Баку, с явным намерением ущемить интересы Советского Союза. Правда, этот договор ввиду протеста Советского Союза был аннулирован в следующем году.

В 1937 году иранским правительством вновь была предоставлена концессия американской нефтяной компании у самых границ с Советским Союзом, восточнее Каспийского моря, тоже с явным намерением ущемить интересы Советов и столкнуть их с Соединенными Штатами. Этот договор также был аннулирован в следующем году, ввиду протеста Советского Союза.

Несмотря на все это, в 1939 году иранское правительство вновь предоставило нефтяную концессию англо-голландской нефтяной компании в районе южнее Баку, тоже с явным намерением нанести ущерб интересам СССР и столкнуть СССР с Англией. Эта концессия была аннулирована лишь спустя 5 лет, также в результате протеста СССР.

Следует при этом отметить, что иранское правительство, представляя указанные выше концессии другим государствам, отказывало и продолжает отказывать в праве СССР на нефтяную концессию в Северном Иране. Все эти факты свидетельствуют о том, что правящие круги Ирана имеют враждебные намерения в отношении СССР, готовы при случае нанести ущерб интересам СССР и создать угрозу нефтяным районам Советского Азербайджана и Советского Туркменистана.

Таковы обстоятельства, которые заставляют Советский Союз быть настороженным в отношении иранских правящих кругов и которые вынуждают Советский Союз отложить отвод части советских войск из Северного Ирана».

В очередной раз Молотов принял Кавама 2 марта в 18.00. До начала переговоров гость попросил Молотова не касаться в присутствии переводчика Гамида Сайяха тех вопросов, что были затронуты в беседе со Сталиным, и только заручившись обещанием Молотова пригласил в зал переводчика.

Молотов прежде всего поинтересовался, ознакомился ли Кавам с документом, врученным Садчиковым. Кавам ответил утвердительно и добавил, что на его месте каждый потерял бы веру в успех переговоров, но он надежду не теряет, так как, во-первых, он считает себя другом Молотова, а во-вторых, ни за что не вернется в Иран с пустыми руками. По нефтяному вопросу Кавам вроде бы идет навстречу Москве, но при этом заявляет, что лишь его согласия мало, надо, чтобы был согласен Меджлис.

В решении азербайджанского вопроса можно основываться только на Конституцию, а изменять Конституцию правительство не вправе. Кавам считает, что он уже предложил приемлемую форму: вывод советских войск из Ирана. Закон запрещает пребывание иностранных войск на территории Ирана после войны. Он, Кавам, просто молит о том, чтобы советское правительство пошло навстречу его предложениям.

Затем он захотел узнать личное мнение Молотова по азербайджанскому вопросу. Молотов ответил, что это прежде всего внутреннее дело Ирана. Кавам подхватил эту мысль и заявил, что раз это внутренне дело Ирана, то он проведет референдум и созовет учредительное собрание. Молотов отметил, что азербайджанский конфликт крайне беспокоит обе стороны. Советское правительство хотело примирить конфликтующие стороны, но безуспешно, и теперь отказывается от роли миротворца. Кавам заявил: лучше бы СССР весь Иран перетянул на свою сторону, чем одну только часть. Молотов напомнил, что было время, когда Иран претендовал на Баку, Ереван, Ашхабад, и Хакими тогда входил в состав делегации, выдвинувшей такие требования, Кавам парировал, что с тех пор прошло 25 лет.

Беседа прошла жестко, но вновь безрезультатно. Кавам обещал, вернувшись в Тегеран, основательно все обдумать.

Некоторые авторы, в том числе и С. Алиев, считают, что эти переговоры тем не менее нельзя назвать безрезультатными, создание в дальнейшем советско-иранского нефтяного общества и было как раз их результатом. Подобное, явно ошибочное мнение, могло возникнуть лишь по той причине, что эти исследователи не были знакомы с документами и материалами переговоров. Подписанный в апреле 1946 года договор о создании советско-иранского нефтяного общества явился результатом изменения международной обстановки и усиления внешнего давления, а также нежелания СССР покидать Иран в качестве проигравшей стороны, а не чего-либо другого.

Попытка Кавама эс-Салтане заставить СССР вывести свои войска из Ирана до 2 марта не увенчались успехом. 2 марта он все еще оставался в Москве, а советские войска — в северных районах Ирана. Меморандум Садчикова от 28 февраля способствовал не прогрессу, а регрессу ситуации. Однако несмотря на резкие заявления Советский Союз, чтобы успокоить международное общественное мнение, сделал маленький шажок навстречу требованиям Тегерана: вечером 1 марта Московское радио объявило о решении правительства вывести войска из Мешхеда, Шахруда и Семнана. Одновременно ТАСС заявил, что советские войска в других районах Ирана останутся до выяснения положения.

Ознакомившись с этой информацией, Кавам 3 марта послал Молотову резкую ноту протеста, в которой говорилось: «Согласно тройственному договору, заключенному в Тегеране 29 января 1942 года между Ираном, СССР и Великобританией, вывод войск из Ирана до 2 марта 1946 года является обязательным и не подлежащим обсуждению. В соответствии с документом в указанный срок английские войска полностью выведены из Ирана. Поэтому оставление части советских войск в некоторых районах Ирана ни в коей мере не согласуется с вышеуказанным договором и противоречит неоднократным заявлениям советского правительства о безоговорочном согласии советского правительства со всеми положениями договора. Кроме того, решение советского правительства противоречит Основному Закону Ирана, а также существующим договорным отношениям между двумя государствами.

«Принимая во внимание изложенное, я вынужден, к сожалению, от имени моего правительства выразить протест по поводу решения советского правительства и прошу вас дать соответствующее распоряжение о немедленном выводе всех советских войск из всех районов Ирана», — заключает Кавам.

Через день после вручения этой ноты, Кавам выступил с новым меморандумом, в котором уверял, что советское правительство неправильно поняло его отношение к созданию ирано-советского смешанного общества. Он писал, что и во время переговоров ставилось условие: если советское правительство пойдет на немедленный вывод войск, то по возвращении в Тегеран у него будет достаточно времени, чтобы согласовать все условия создания этого общества и получить согласие парламента. Право предоставления концессий является суверенным правом независимого государства, требующим утверждения парламента. Если в течение полувека, еще до конституционного режима в Иране, при тогдашних условиях и предоставлялись какие-либо концессии, то это не повод считать, что сегодня СССР поставлен в дискриминируемое положение.

Что же касается азербайджанского вопроса, то Кавам вновь повторил свои старые мысли: «…Я искренне намерен осуществить все реформы, которые пожелает население этой провинции, если только они не противоречат законам страны. Однако необходимо, чтобы при моральной поддержке советского правительства эти реформы были бы осуществлены без внутренних беспорядков, в атмосфере мира и порядка».

Официальной реакции Москвы на заявление Кавама не последовало. Но из проекта ответа иранскому правительству на его протест от 3 марта и дополнений к советским меморандумам от 25 и 28 февраля следовало, что основанием для возможного соглашения советское правительство считало: стабилизацию положения в Иранском Азербайджане посредством переговоров Тегерана с азербайджанскими лидерами, изменение отношения иранских властей к СССР и решение вопроса о «северной» иранской нефти. Естественно, что возможные в случае вывода советских войск вооруженные столкновения в Иранском Азербайджане между отрядами народного ополчения и подразделениями иранской армии, а также остававшаяся без должной охраны граница Ирана с Турцией — ее охраняли советские войска — тревожили Москву. Тем не менее, учитывая всю сложность мотивов советского руководства, нельзя не признать тот факт, что затягивание сроков вывода советских войск с территории Северного Ирана использовалось также в целях давления на иранское правительство.

Таким образом, и в меморандуме от 4 марта Кавам упорно настаивал на скорейшем выводе советских войск из Ирана. Говоря об упомянутых Советами заявлениях Самсама ос-Салтане и ноте Мошавера ол-Мамалек, Кавам утверждал, что «эти государственные деятели боролись против политики русского царизма в отношении Ирана. И эти документы, актуальные 27 лет назад, сегодня не могут служить основанием для присутствия советских войск в Иране».

4 марта Кавам имел беседу с Временным поверенным в делах США в Москве Дж. Кеннаном. Позже Кеннан докладывал госсекретарю США, что Кавам попал в сложное положение, т. к. в Москве он не встретил взаимопонимания. Кавам сказал Кеннану, что вечером в последний раз встретится со Сталиным, а завтра постарается вернуться в Тегеран и пожаловался на грубость Сталина. Он поставил Кеннана в известность, что направил ноту протеста в Наркоминдел по поводу задержки Советской Армии в Иране, и спросил о возможных действиях США по этому поводу. Кеннан ознакомился с копией этой ноты. Кавама интересовало, на какие действия США Иран может рассчитывать в случае недостижения соглашения с русскими. Кеннан ответил, что США серьезно относятся к своим обязанностям члена ООН. Если этот вопрос будет вновь поднят Ираном или другой страной перед Советом Безопасности, то Соединенные Штаты пойдут до конца в деле решения этой проблемы в соответствии с Уставом ООН. В то же время Кеннан выразил уверенность, что в последней беседе позиция Сталина изменится в благоприятную сторону, и в этом случае он просил Кавама информировать его. Но Кавам был настроен пессимистично и считал излишним далее оставаться в Москве.

5 марта премьер-министр Ирана вручил наркому иностранных дел СССР еще две ноты. В них сообщалось об активизации Советов в Гиляне и выражалось беспокойство по этому поводу. Кавам никак не мог объяснить тот факт, что накануне ожидавшейся эвакуации советских войск из Ирана из Баку в направлении Бендершаха направляется корабль с военнослужащими. Это были последние документы московских переговоров.

В тот же день посол Ирана в Вашингтоне Гусейн Ала поставил в известность об этих нотах Бирнса и попросил оказать содействие в деле вывода советских войск.

Переговоры в целом прошли безрезультатно. Ни по одному вопросу не было достигнуто соглашение. Новый премьер, избранный при содействии Советского Союза, вынужден был возвращаться ни с чем. Но в последний момент луч надежды сверкнул, и обнадежил Кавама лично Сталин.

В тот день вечером Сталин дал прием в честь иранской делегации, на котором Кавам пожаловался генералиссимусу на то, что переговоры с Молотовым завершились безрезультатно. На это Сталин, усмехнувшись, сказал: «Теперь ты хорошо понимаешь мое положение. Меня считают очень жестким человеком, но Молотов в нашей группе самый жесткий. Конечно, я постараюсь быть посредником между вами. Уверен, что мой посол, прибыв в Тегеран, принесет вам несколько хороших вестей». Эти слова Сталина вселили надежду в Кавама, и, действительно, вскоре его упования отчасти реализовались. Так, редактор газеты «Иране Ма» Джахангир Тафаззули по поводу приема у Сталина писал: «До выезда из Москвы в Иран глава нашей делегации Кавам сообщил нам, что генералиссимус Сталин приглашает нас на прием к себе в Кремль. Мы начали вести подготовку к этой встрече. В 5 часов вечера 5 марта из иранского посольства в Москве отправились в Кремль к Сталину. На территории Кремля на каждом шагу нас дружественно встречали и приветствовали русские офицеры. Все собрались в зале, где должен происходить прием. Через некоторое время в зал вошли Сталин, Молотов, Микоян и другие. Генералиссимус Сталин приветствовал нашу делегацию и своих соратников. Иранская делегация увидела в нем совершенно спокойного и благородного человека. Самым характерным в его поведении было то, что Сталин обращался со своими маршалами, как отец, и, одновременно, как товарищ». Газета «Иране Ма» детально описала весь прием, отмечая, что Сталин и Кавам несколько раз разговаривали тет-а-тет, а также передала разговоры членов иранской делегации с начальником Генштаба Советской Армии Алексеем Антоновым, с маршалом Семеном Буденным и другими. На приеме, данном И. Сталиным в честь Кавама 5 марта, А. Вышинский имел беседу с членами иранской делегации Дорри и Шафагом. Об этом он письменно сообщил В.Молотову, отметив, что Шафаг сожалеет о безрезультатности московских переговоров, но выступает против предоставления автономии Иранскому Азербайджану. Он считает, что это нарушит территориальную целостность страны и нанесет ей экономический ущерб. Вышинский писал, что он возразил Шафагу, и в качестве примера привел Советский Союз, в котором национальные республики пользуются широкими правами, а СССР от этого не становится слабее, а только крепнет.

2 марта советские войска все еще оставались в Иране, и это усугубляло международную напряженность. Советско-американское противостояние становилось все явственнее. Не дождавшись результатов от Кавама, госсекретарь Дж. Бирнс 5 марта направил Советскому Союзу ноту, краткое содержание которой было таково: «Несмотря на протесты иранского правительства, на пункт 5-й Англо-советско-иранского договора от 29 января 1942 года, заявления советского правительства от 29 ноября (о выводе войск не позднее 6 месяцев после капитуляции Японии), Советский Союз и после 2 марта продолжает держать войска в Иране. Американское правительство дало согласие на обсуждение этого вопроса в Совете Безопасности ООН, о чем ставит в известность советскую сторону. Соединенные Штаты верят, что советское правительство выполнит взятые на себя обязательства». 6 марта Дж. Кеннан вручил ноту с требованием вывода советских войск наркому В. Молотову. В тот же день Кеннан ознакомил Кавама с нотой государственного департамента, но не увидел должной реакции. Во время этой встречи в американском посольстве Кавам ознакомил Кеннана с последним вариантом советско-иранского официального заявления, представленного советской стороной, но еще не одобренного иранской делегацией. В этом заявлении были общие фразы о дружбе и братстве, а также сообщалось о назначении советского посла в Тегеран.

После недолгих раздумий Кавам подписал советско-иранское официальное заявление о результатах двухнедельных бесплодных переговоров, и 7 марта иранская делегация отправилась в Баку. В аэропорту Кавам выступил с кратким заявлением: «Покидаю Москву с надеждой на то, что все недоразумения будут разрешены в скором времени, дружба наша будет крепнуть и между нами воцарится желаемое дружеское взаимопонимание».

В Баку иранскую делегацию встречали наркоминдел Азербайджанской ССР М. Алиев. В тот же день вечером гости слушали оперу «Лейли и Меджнун». В антрактах за чашкой чая гости интересовались достижениями Советского Азербайджана в области культуры, искусства, промышленности, спрашивали о количестве высших учебных заведений, средних школ, об Академии наук. Основное внимание их, и в особенности Кавама, было сосредоточено на деятельности и развитии нефтяной промышленности, в частности вопросах производительности труда, экономической обеспеченности рабочих и их культурно-бытовых условий.

9 марта из-за неблагоприятных погодных условий делегация не смогла вылететь в Тегеран. В этот день вся делегация, а также М. Алиев были приглашены к генеральному консулу Ирана Меджиди на чашку чая. Генконсул информировал Кавама о ликвидации в Баку Управления уполномоченного Наркоминдела СССР, объяснив, что в дальнейшем консульство будет непосредственно связано с народным комиссаром иностранных дел Азербайджанской ССР. Кавам выразил свое одобрение.

Во время беседы член иранской миссии доктор Шафаг заявил, что Ирану требуется мощная поддержка, опора в лице большого и сильного государства. По его мнению, самой надежной в этом отношении опорой может быть СССР. Советский Союз вообще и Советский Азербайджан, в частности, должны установить культурные и прочие связи не только с Иранским Азербайджаном, но и со всем Ираном и его народом.

Вечером Кавам и сопровождавшие его лица посетили Азербайджанскую государственную филармонию, где состоялся концерт азербайджанской музыки. Наркоминдел М.Алиев докладывал, что за весь период пребывания делегации в Баку как со стороны отдельных ее членов, так и со стороны самого Кавама не было никаких высказываний по поводу московских переговоров. Утром 10 марта иранская миссия отбыла в Тегеран.