Азербайджанский вопрос — главная тема, поднятая в данном исследовании, — все еще не решен. А потому автор решил не подводить черту, не делать традиционное заключение, а дать своеобразное послесловие, которое может стать отправной точкой для новых исторических и политологических изысканий.

Азербайджанский или «иранский» кризис 1946 года правомерно занимает важное место не только в современной истории Ирана, но и во всем развитии холодной войны.

Ввод советских и английских войск в августе 1941 года в Иран способствовал возникновению напряженной военно-стратегической ситуации на Ближнем и Среднем Востоке, достигшей своей кульминации к началу 1946 года. Анализ событий показывает, что политика великих держав в Иране и, в частности, Иранском Азербайджане, строилась по правилам закулисного противоборства. Исследованные архивные документы раскрывают подковерную эпопею этого противостояния.

Были ли у Советов территориальные претензии к Ирану? Обнаруженные архивные документы однозначно подтверждают это. Стремление к расширению границ Советского Союза служило отправной точкой доктрины Сталина — Молотова, опирающейся прежде всего на территориальную экспансию. «Политика расширения», осуществляемая в 1939-40 гг. в Восточной Европе, была на практике опробована осенью 1941 года в Южном Азербайджане. Однако тяжелая военная ситуация на советско-германском фронте, отступление Красной Армии в первые месяцы войны оттеснили азербайджанский вопрос на задний план. Договором от 29 января 1942 года о территориальной целостности Ирана, подписанным Советским Союзом, Великобританией и Ираном и подтвержденным документами Тегеранской конференции, проблема территориальной целостности Ирана была взята под международный контроль.

Конкуренция великих держав с лета 1944 года вошла в новую стадию, характеризующуюся лейтмотивом нефтяных интересов. Это была не только борьба СССР против Запада, здесь явственно ощущалась и жесткая конкуренция между США и Великобританией. Безраздельный контроль Англии над нефтяными запасами Ближнего и Среднего Востока вызвал протест Соединенных Штатов, достаточно агрессивный и наступательный, встречающий скрытое, но жесткое сопротивление конкурента. Вместе с тем эти две могучие державы пытались блокироваться в своих действиях против третьего конкурента — СССР.

Долгожданные успехи на полях сражений возродили нефтяные аппетиты Советского Союза. Еще в марте 1944 года Сталин дал указание соответствующим органам подготовить необходимые материалы для начала переговоров о нефтеразведке и заполучения концессии в Северном Иране. В справке, подготовленной Л. Берия 16 августа 1944 года для Сталина и Молотова, отмечалось, что англичане и американцы негласно всячески препятствуют возможности получения Союзом такой концессии. Учитывая это, советское руководство дало команду на активизацию деятельности в этом направлении. Результатом этого решения стала отправка с особой миссией советской делегации под руководством заместителя наркома иностранных дел С. Кавтарадзе в Тегеран в сентябре 1944 года.

Однако ход событий показал, что заполучить вожделенную концессию будет не столь легко. Возвращение Советского Союза к азербайджанскому вопросу есть не что иное, как хитроумный политический ход, призванный способствовать в нефтяном споре. Принятые Москвой в июне-июле 1945 года секретные решения дополнили нефтяные интересы СССР в Иране еще и территориальными притязаниями. Одним из факторов, обусловивших подобную тактику СССР, стала тщетность попыток мирного присоединения к англо-американскому альянсу, контролировавшему нефтяные запасы Ближнего Востока.

Население Южного Азербайджана Советы использовали как средство давления и на Иран, и на Запад. Но независимо от целей СССР, несомненно, азербайджанцы преследовали при этом свои интересы. В определенные моменты истории цели и тех, и других совпадали, что позволяло действовать сообща. Шовинистская политика режима Пехлеви в Азербайджане, запрещение родного языка, отрицание азербайджанской истории и культуры вызывали справедливое возмущение населения. Присутствие советских войск в Южном Азербайджане, освобождение политзаключенных, издание в годы войны в Тебризе и других городах газет оказало серьезное влияние на общественное мнение, создавая условия для реализации освободительных идей. Вследствие всего перечисленного в 40-х годах прошлого века Советский Азербайджан превратился в притягательный, заманчивый образ новой жизни в глазах жителей Южного Азербайджана. Несмотря на тоталитарный характер Советской власти, достижения Северного Азербайджана в области науки, образования, культуры и экономики выглядели весьма внушительно на фоне разрухи и нищеты по ту сторону Аракса.

Привлеченные к этому процессу политработники и интеллигенция, работая в Южном Азербайджане, выполняли не только государственные задания, но и выражали чаяния единого народа, несправедливо разделенного между двумя странами и надеющегося на объединение. Надежда на Советский Союз была обусловлена тем, что часть представителей азербайджанской нации являлась гражданами этой страны. Но волею судьбы азербайджанский кризис совпал с периодом осложнений международных отношений, а потому окончился безуспешно для азербайджанского народа. Известный историк Э. Исмаилов в опубликованной в 2003 году книге «Власть и народ. Послевоенный сталинизм в Азербайджане. 1945–1953 гг.» справедливо отмечает: «Хотя в 1946 г. советские войска покинули Иран, а демократическая республика Южного Азербайджана была уничтожена, вспыхнувшая искра надежды на объединение всего Азербайджана, даже и в составе СССР, не могла сразу же угаснуть. Азербайджанское руководство, прежде всего М.Дж. Багиров, полагало, что напряженные отношения СССР с Ираном позволят в случае военного конфликта вновь вернуться к идее единого Азербайджана».

Холодная война начала свою пагубную для всего мира поступь с Южного Азербайджана. Это один из основных выводов данного исследования. Подобное заключение подтверждается впервые введенными в научный оборот архивными документами и сравнительным анализом привлеченных научных трудов. Возможно, в будущем новые документы, в частности протоколы советской правящей элиты — Политбюро, особые папки Сталина, засекреченные материалы из архивов США и Великобритании, послужат дополнительными аргументами, подтверждающим эту мысль.

Как следствие напрашивается и вывод, что с крахом политики в Иранском Азербайджане Советский Союз проиграл первую битву в холодной войне. Позднее, на известном июньском пленуме ЦК КПСС 1957 года, Н. Хрущев заявил: «Взяли в Иране что и сделали? Ввели свои войска и стали бурить скважины на нефть. Сталин руководил этим делом, подогревал Багирова, а когда запахло порохом и надо было или воевать, или уходить, Сталин говорил: уходите, пока не поздно, и мы ушли». Впрочем, и окончание холодной войны также ознаменовалось для советской империи крахом — полным развалом.

После иранских событий советская пропаганда, ссылаясь на подписание выгодного нефтяного договора, еще пыталась выдать поражение за победу. Однако чуть спустя и в этой области СССР ждало разочарование. В течение последующих лет Советскому Союзу так и не удалось возвратиться в Иран. Соединенные Штаты надолго выбили СССР из Ирана, заставили соперника пожертвовать своими и территориальными, и нефтяными интересами, подтвердив реальную силу Америки. Эта победа закрепила для США статус супердержавы и сыграла важную роль в процессе упрочнения их позиций в Иране. 6 октября 1947 года правительство Кавама заключило со Штатами военный договор, и иранский Меджлис вскоре ратифицировал его.

Этот договор юридически закрепил победу Америки в Иране. В ноте от 31 января 1948 года, представленной МИД Ирана, советская сторона выражала беспокойство по поводу военных приготовлений американцев в Иране, антисоветских акций и вообще политики пряника в отношении иранских правящих кругов. Советы считали все это не только противоречащим договору 1921 года, «но даже обычным нормальным отношениям между странами». В ноте от 24 марта 1948 года, врученной И. Садчиковым премьер-министру Ирана, указывалось «на несовместимость иранско-американского соглашения от 6 октября 1947 года с добрососедскими отношениями между СССР и Ираном». В ответной ноте от 1 апреля 1948 года иранское правительство расценило вышеуказанные советские ноты «как вмешательство во внутренние дела Ирана».

Л. Гендерсон, бывший заведующий отделом стран Среднего Востока госдепартамента США, так сформулировал в 1950 году задачи американской политики в Иране: «В радиусе 800 км вокруг Тегерана расположена территория, на которой находится 33 млрд. баррелей нефти — почти половина мировых запасов. Мы никогда не допустим, чтобы эта территория попала в руки державы, враждебной Соединенным Штатам».

Роль США в сохранении территориальной целостности Ирана порой оценивается неверно. В целом ряде научных трудов, изданных в Иране, на постсоветском пространстве и Западе, выход СССР из Южного Азербайджана связывают с дипломатическим искусством Кавама эс-Салтане. Кавам, безусловно, был искусным государственным деятелем и ловким дипломатом. Но здесь и он был бессилен. Кавам пришел к власти не как ставленник Британии, как об этом пишет ряд авторов, а как ставленник СССР. Стремясь посадить его в кресло премьера, Советы с осени 1944 года неоднократно инициировали правительственные кризисы в Тегеране и в январе 1946 года наконец, добились своего. Член иранского парламента от партии «Туде» А. Камбахш писал М.Дж. Багирову в 1947 году: «Я был против прихода Кавама к власти. Это же мнение разделяли большинство наших товарищей. Но все же наша фракция голосовала за него, и нашими голосами он пришел к власти. В данном случае мы шли навстречу желанию наших советских товарищей».

Перед Кавамом, как премьер-министром, стояло несколько важных задач. Во-первых, благодаря сотрудничеству с Советским Союзом сохранить территориальную целостность и суверенитет Ирана; во-вторых, в случае усиления давления СССР путем предоставления Южному Азербайджану ограниченной автономии, а России — уступок в нефтяном вопросе отстоять кресло премьера; в-третьих, путем концентрации интересов международных сил, представленных в Иране, отстранить шаха от престола и самому воссесть на трон. Для достижения этой последней цели Кавам использовал Пишевари и азербайджанских демократов как средство давления на шаха.

Кавам пришел к власти как человек СССР, но в решающий момент предпочел опереться на Штаты, точнее, он вовремя и верно расценил возможности США в послевоенном мире.

Даже после разгрома демократического движения в Азербайджане Советский Союз не оставлял надежд на решение Кавамом нефтяного вопроса. А. Камбахш в докладной записке на имя Багирова и московских лидеров писал: «Нужно ли в связи с этими событиями вести курс на свержение Кавама? Хотя то, что сделал Кавам для разгрома демократического движения и не является продуктом исключительно его личной инициативы, огромная доля усилий в это им вложена. Несмотря ни на что, сейчас уже вести курс на его свержение поздно: демократическое движение разгромлено, остается открытым вопрос о нефти и он единственный человек, связанный в этом плане обязательством. Таким образом, нужно дать ему довести игру до конца, чтобы иметь возможность представить счет полностью и сразу. Вопрос о нефти внесет ясность в ситуацию, и в результате положительного или отрицательного его разрешения станет понятно, в какое русло направить работу по борьбе за демократические свободы».

В августе 1947 года Кавам категорически отрекся от нефтяного соглашения с Советами, чем сильно повысил свой рейтинг в глазах американцев и англичан. Перед этим Кавам удалил из Москвы просоветски настроенного Фируза и назначил новым послом западника Г. Сайяха. 2 сентября 1947 года, перед отъездом, М. Фируз посетил заведующего ближневосточным отделом МИДа С. Сычева, а 4 сентября — заместителя министра иностранных дел А. Вышинского. М. Фируз откровенно сообщил, что Кавам избрал путь тесного сотрудничества с США и не даст нефти СССР. При этом М. Фируз посоветовал «не идти ни на какие уступки иранскому правительству в вопросе об условиях нефтяного соглашения, иначе мог бы пострадать международный престиж Советского Союза». Он подчеркнул, что «не случайно его освобождение от должности состоялось в момент, когда предстоит решить нефтяной вопрос». Характеризуя Кавама, Фируз отметил, что премьер изменился. У него сейчас мысли не те, что были в прошлом году. Иначе он не стал бы снимать его, Фируза, с поста посла, прислушался бы к его мнению и считался бы с его информацией из Москвы». На встрече с А. Вышинским М.Фируз однозначно утверждал, что «теперешний реакционный Меджлис откажется ратифицировать советско-иранское нефтяное соглашение». Из его слов выходило, что с ратификацией соглашения надо подождать, пока в Иране не будет избран более прогрессивный Меджлис.

Предположения М. Фируза оказались верны. В своем заявлении от 28 августа 1947 года советское правительство уведомляло, что «отказ Иранского правительства внести советско-иранское соглашение от 4 апреля 1946 г. на утверждение меджлиса является нарушением этого соглашения». Отвечая 12 сентября на это послание, Кавам объяснял уклонение Ирана от исполнения соглашения тем, что меджлис еще 2 декабря 1944 года принял закон «О запрещении предоставления иностранцам нефтяных концессий». 22 октября 1947 года Меджлис объявил о денонсации советско-иранского соглашения от 4 апреля 1946 года о «северной» нефти. Меджлис объявил соглашение от 4 апреля «не имеющим силы и несуществующим», после чего Кавам в своем письме И. Садчикову от 5 ноября 1947 года вновь объяснил это решение Меджлиса наличием закона от 2 декабря 1944 года о запрещении концессий. 17 ноября Политбюро утвердило текст ноты, подготовленной МИД СССР для вручения иранскому премьеру. В тексте, в частности, указывалось: «Соглашение от 4 апреля 1946 года предусматривало, что «договор об организации указанного советско-иранского нефтяного общества, который будет заключен впоследствии согласно содержанию настоящего письма, будет представлен на утверждение, как только вновь избранный меджлис Ирана приступит к своей законодательной деятельности, во всяком случае, не позднее 7 месяцев, считая от 24 марта с.г.», т. е. не позднее 24 октября 1946 года.

В означенном соглашении имеется, таким образом, прямое обязательство Иранского правительства представить в определенный срок на утверждение меджлиса договор о создании смешанного советско-иранского нефтяного общества.

Это соглашение было нарушено Правительством Ирана, поскольку Иранское правительство отказалось заключить договор об образовании смешанного советско-иранского нефтяного общества, несмотря на то, что заключение такого договора было предусмотрено указанным соглашением.

Советское Правительство не может также пройти мимо того, что решение меджлиса о недействительности соглашения об образовании смешанного советско-иранского нефтяного общества для Северного Ирана, при условии сохранения существующей на юге Ирана английской нефтяной концессии, является актом грубой дискриминации в отношении СССР.

На основании вышеизложенного Советское Правительство заявляет решительный протест против указанных враждебных действий Иранского Правительства в отношении Советского Союза, несовместимых с нормальными отношениями между двумя государствами, и возлагает ответственность за последствия этого на Правительство Ирана».

21 ноября Политбюро приняло секретное постановление о возобновлении газеты политэмигрантов «Азербайджан» и радиостанции «Пчела», запрещенных по прямому указанию И. Сталина в январе 1947 года. Решение Политбюро гласило:

«1. Предложить ЦК компартии Азербайджана разрешить политэмигрантам Иранского Азербайджана:

а) возобновить издание газеты «Азербайджан»

б) возобновить работу радиостанции «Пчела», находящейся в г. Сальяны, ранее использовавшейся политэмигрантами.

2. Обязать ТАСС организовать систематическое получение материалов о положении в Иранском Азербайджане для использования ЦК компартии Азербайджана (т. Багировым)». Чуть позже Кавам отправился в вынужденную отставку, однако свою роль он сыграл. При первой же возможности шах постарался отомстить бывшему премьеру и поручил собрать компрометирующие материалы на Кавама, чтобы предать его суду. Материалы незамедлительно были собраны и переданы на рассмотрение Меджлиса, который, в свою очередь, направил их на заключение юридической комиссии. Однако комиссия установила, что представленные документы не дают оснований для судебного преследования.

25 октября 1948 года Политбюро ЦК ВКП(б) вновь обсудило напряженную ситуацию в советско-иранских отношениях. Результаты обсуждения нашли свое отражение в указаниях И. Садчикову, в частности: «Посол Садчиков должен и впредь отвечать на обращения Иранского правительства о желании улучшить отношения с СССР, что пока не будет урегулирован вопрос о выполнении советско-иранского нефтяного соглашения, до тех пор Советское правительство не сможет заняться рассмотрением иранских претензий, связанных с пребыванием советских войск в Иране… Посол Садчиков должен окольным путем (через неофициальных лиц) дать понять иранскому правительству, что если оно желает начать улучшение отношений с СССР, то Иран должен без промедления снять «иранский вопрос» с повестки дня Совета Безопасности, без чего нельзя ждать не только общего улучшения отношений между Ираном и СССР, но и серьезного расширения советско-иранских торговых отношений».

Несмотря на советский прессинг, иранская сторона больше не возвращалась к вопросу о «северной» нефти. 10 марта 1949 года посол Ирана Г. Сайях в беседе с новоназначенным первым заместителем министра иностранных дел СССР А. Громыко заявил, что причиной ухудшения советско-иранских отношений явилось «советское требование о нефтяных концессиях, которое иранское правительство не могло выполнить, так как выполнение его нанесло бы серьезный ущерб независимости Ирана».

Естественно, отказ от нефтяного соглашения усилил антииранскую пропаганду СССР. 26 апреля 1949 года заместитель министра иностранных дел В. Зорин писал М.Дж. Багирову: «Просим включить в очередную радиопередачу радиостанции демократов Иранского Азербайджана нижеследующую статью». В этой статье речь шла о превращении Ирана в подручного США, о вздорности попыток связать покушение на шаха с демократическим движением в Иране. В материале отмечалось: «О каком антишахском заговоре и шпионаже в Иране со стороны демократических организаций может идти речь, когда все важные должности в стране заняты американскими советниками, проникающими во все поры государственного организма Ирана. Кто же им помогает в Иране проводить политику доллара? Пусть иранский народ знает этих людей. Мы назовем их по именам. Это генерал Размара; это придворные Шукраи, Нусретян и Нурзад. Они, в интересах американских империалистов, запугивают шаха угрозой революции и толкают его на участие в антинародном заговоре».

17 января 1950 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло секретное решение, с целью расширить антиамериканскую пропаганду в Иране и привлечь к этой работе Иранскую Народную партию. Решение предусматривало осуществление следующих мероприятий:

«1. Предложить ЦК КП(б) Азербайджана (тов. Багирову) организовать передачу статей из подпольной газеты «Мардом» и материалов, освещающих демократическое движение в Иране, через радиостанцию Азербайджанской демократической партии; улучшить состав дикторов персидского языка радиостанций Баку и Азербайджанской демократической партии.

2. Поручить Комитету радиовещания при СМ СССР (тов. Краминову) расширить программу радиовещания на Иран за счет увеличения количества передач о борьбе иранского народа, о руководящей роли СССР в борьбе за мир и независимость народов, о достижениях Советского Союза и, в частности, советских республик Закавказья и Средней Азии.

3. Возложить на Комитет информации (тов. Зорина) переброску в Иран и передачу ЦК НПИ 200 экз. книги Сталина «Вопросы ленинизма» на персидском языке.

4. Рекомендовать тов. Юдину регулярно помещать в газете «За прочный мир, за народную демократию!» материалы о борьбе иранского народа и о происках американских и английских империалистов в Иране».

В советской прессе конца 40-х годов, в передачах московского и бакинского радио антииранская кампания развернулась так широко, что 30 января 1950 года новый иранский министр иностранных дел Али Акпер Сияси заявил советскому послу И.Садчикову: «Каждый вечер по московской и бакинской радиостанциям передаются резкие выступления, направленные против иранского правительства и лиц, стоящих выше него. Это вызывает большое недовольство у этих лиц, и когда приходится обращаться к ним за разрешением тех или иных советско-иранских вопросов, они заявляют, что как можно заниматься этими вопросами, в то время как советские радиостанции так поносят нас».

По представлению МИД СССР проблемы взаимоотношений с Ираном рассматривались в Политбюро ЦК КПСС дважды в течение 1949 года — в феврале и декабре. Оба раза были утверждены проекты предписаний послу в Иране И. Садчикову. В указаниях Политбюро от 31 декабря отмечено: на предложение Ирана о расширении торговых связей следует ответить, что Советский Союз не возражает против продолжения прерванных в феврале 1949 года переговоров «при условии, если будет урегулирован вопрос о финансовых претензиях СССР к Ирану. Посол должен изложить наши претензии. Он должен, во-первых, указать на материальный ущерб, понесенный Советским Союзом в результате невыполнения иранским правительством соглашения от 4 апреля 1946 года об организации смешанного советско-иранского нефтяного общества и назвать сумму ущерба, причиненного Советскому Союзу нарушением иранцами нефтяного соглашения, выражающегося в сумме 9 млн. 760 тыс. американских долларов».

После усиления влияния США в Иране и укрепления положения шаха советское руководство сделало некоторые попытки наладить отношения и с шахом Мухаммедом Реза Пехлеви.

В августе 1950 года Политбюро дало задание И. Садчикову выяснить, желает ли шах посетить Советский Союз. Садчикову предписывалось: «В связи с полученными вами сведениями о желании шаха посетить Москву, вам необходимо пока ограничиться следующим. Через тот же источник дайте знать шаху, что советское правительство стояло и стоит за улучшение ирано-советских отношений и что ухудшение этих отношений не зависело от Советского Союза. Вам следует указать, что советское правительство и лично глава советского правительства генералиссимус Сталин всегда благожелательно относились и относятся к Ирану. Если шах стремится улучшить ирано-советские отношения, то это можно только приветствовать».

В обстановке растущей напряженности в Иране Мухаммед Рза шах вновь реанимировал идею о своем визите в Москву. Начальник канцелярии шаха Нурзад заявил второму секретарю Советского посольства Кузнецову, что шах очень обеспокоен усилением англо-американской пропаганды против Советов, и что было бы желательно парализовать эту «вредную» пропаганду. Нурзад сказал, что «почему бы Советскому Правительству не пригласить к себе шаха, тем более, что он нуждается в курортном лечении в таком месте, как Кисловодск или Железноводск». Нурзад добавил, что шах с удовольствием примет приглашение Советского правительства и посетит СССР».

В своем отчете в Москву И. Садчиков высказал предположение, что Нурзад говорил с сотрудником советского посольства по прямому указанию шаха, и что на следующей встрече это станет совершенно ясно. В своих телеграммах в Москву И. Садчиков настаивал на нецелесообразности оттягивания сроков визита шаха в СССР. В январе 1952 года А. Громыко докладывал И. Сталину: «Это не первая попытка шаха прозондировать почву для своей поездки в СССР. В 1950 году шах предпринимал такую попытку через купца Носратяна, депутата Рафи и печать. В ответ на этот зондаж шаха т. Садчикову было дано указание (телеграмма № 412 от 16. VIII. 1950 г.) пока ограничиться тем, что дать знать шаху, «что Советское Правительство стояло и стоит за улучшение ирано-советских отношений и что ухудшение этих отношений не зависит от Советского Союза», а также «указать, что Советское Правительство и лично генералиссимус Сталин всегда благожелательно относились и относятся к Ирану. Если шах стремится улучшить ирано-советские отношения, то это можно только приветствовать».

По мнению И. Садчикова, если сорвется поездка шаха в СССР, то возникнет вероятность отдаления его от Советского Союза и принятия Ираном предложения Америки вступить в западный блок. И. Садчиков также считал, что не исключена возможность консультаций между шахом и М. Мосаддыком по вопросу визита в Москву. Оценивая концепцию И. Садчикова, А. Громыко писал И. Сталину: «МИД СССР считает целесообразным дать тов. Садчикову указание о том, чтобы тов. Кузнецов встретился с Нурзадом и сказал ему, что, поскольку из сообщения Нурзада не ясно, действительно ли шах желает посетить СССР и если желает, то когда именно, он не мог доложить об этом послу. В той же телеграмме следует обратить внимание т. Садчикова на то, что он придает слишком большое значение сообщению Нурзада о желании шаха посетить Советский Союз и не учитывает того, что такой зондаж иранцы, очевидно, предпримнимают с целью использовать его, в случае нашего положительного отношения в своих целях». Подобный текст с малыми изменениями А. Громыко направил и В. Молотову 11 января 1952 года. В конце этого послания А. Громыко писал: «МИД СССР считает целесообразным дать т. Садчикову указание о том, чтобы т. Кузнецов встретился с Нурзадом и сказал ему, что Советское Правительство стояло и стоит за улучшение ирано-советских отношений и что, евсли бы шах выразил желание посетить Советский Союз с целью улучшения ирано-советских отношений, то по мнению Кузнецова, это могло бы встретить благоприятный отклик в Москве». На следующий день, 12 января А. Громыко вновь докладывал И.Сталину: «В интересах дела желательно было бы предварителшьно знать, какие вопросы шах желал бы обсудить в Москве». Соответственно ЦК ВКП(б) принял Постановление «Об указании послу СССР в Иране Садчикову в связи с зондажем шаха Ирана относительно поездки в Советский Союз.

Из внеочередных указаний ЦК ВКП(б) И. Садчикову в конце января 1952 года заметен отход от прежней позиции. Послу указывалось: «Вы должны считаться с тем фактом, что иранцы уже не первый раз ставят вопрос о поездке шаха в СССР, не доводя дело до каких-либо практических выводов. И теперь вопрос о поездке шаха в СССР поставлен ими, видимо, с целью использовать обсуждение этого вопроса с советскими представителями в той политической игре, которую иранцы ведут с англичанами и, особенно, с американцами. Не уклоняясь от того, чтобы выслушать иранцев и установить, каковы их действительные намерения в данный момент, Вам следует иметь в виду, что наше отношение к вопросу о поездке шаха в Москву мы можем выразить лишь в том случае, если со стороны шаха будет проявлено определенное желание поехать в СССР и об этом им будет доведено до Вашего сведения как посла».

Сотрудники Советского посольства вели переговоры, параллельно с шахом, разрабатывали различные направления и с членами Иранского правительства.

22 августа 1950 года премьер-министр Хаджи Али Размара сообщил И. Садчикову, что продолжающиеся в течение 7 лет торгово-экономические переговоры с американцами не дали реальных результатов, что обусловливает необходимость торговых переговоров с СССР. «Кроме всего этого, — продолжал Размара, — я лично заинтересован в ускорении этих переговоров, коль скоро они были начаты по моей инициативе. Я не хочу скрывать от посла, что мне было бы приятно сказать своему народу не только то, что эти переговоры начаты по моей инициативе, но и показать реальные результаты». «Поэтому Размара обращается ко мне с просьбой оказать содействие в ускорении хода переговоров», — докладывал в Москву Садчиков.

Вместе с тем в ноябре и декабре 1950 года переговоры советского посольства в Тегеране с бывшим послом Гамидом Сайяхом также не пошли дальше обмена мнениями. Единственным положительным моментом в развитии советско-иранских отношениях в тот период стало участие заместителя министра иностранных дел СССР Гусева в церемонии по случаю дня рождения шаха.

От внимания Советов не ускользнул факт образования Национального фронта во главе с М. Мосаддыком и избрание его сторонников в Меджлис. В накапливаемой советским посольством информации отражался растущий ропот народа против действующих в стране компаний и политики Соединенных Штатов. Бывший посол Г. Сайях сообщил И. Садчикову, что «американцы потеряли почву под ногами. Посмотрите газеты. Все иранские газеты резко выступают против американцев. Естественно, что это вызывает беспокойство и недовольство госдепартамента».

29 апреля 1951 года лидер Национального фронта М. Мосаддык был назначен премьер-министром, и это способствовало усилению антизападных, в первую очередь антиамериканских настроений в Иране.

Приход к власти Мосаддыка оказался для советской тегеранской резидентуры неожиданным, ей не удалось получить предварительную информацию на этот счет, что и послужило причиной недовольства и срочных указаний центра: «Безотлагательно и в самые короткие сроки изучите возможности использования в интересах СССР, — указывалось в письме в резидентуру, — националистически настроенных кругов Ирана, группирующихся вокруг Мосаддыка, Кашани, Багаи и других находящихся в оппозиции к шаху противников англо-американского засилья в стране».

10 августа 1951 года советская резидентура подверглась жесткой критике Москвы: «Вы не сумели своевременно разобраться в нарастающем движении за национализацию нефти и использовать его в целях ослабления американского и английского влияния».

10 декабря 1950 года начала свою работу советско-иранская совместная комиссия с целью утрясти взаимные финансовые претензии. В переговорах с советской стороны участвовали посол Садчиков и торговый представитель СССР в Иране Чечулин. Работой комиссии с советской стороны руководил Кузнецов. Учитывая обилие спорных моментов и бесперспективность дальнейших переговоров, после прихода к власти доктора Мосаддыка, советская делегация телеграфировала в МИД о своем желании прервать переговоры и вернуться в Москву под предлогом обсуждения со своим правительством иранских претензий. Однако ни МИД, ни министерство внешней торговли не сочли этот шаг целесообразным. 12 июля 1951 года А. Меньшиков и А. Громыко направили И. Сталину справку следующего содержания: «МИД и МВТ исходят при этом из того, что при нынешней политической обстановке в Иране, когда иранское правительство всецело занято проведением национализации нефтяной промышленности (АИНК) и споры с Англией, любое наше предложение о прерыве советско-иранских переговоров по урегулированию взаимных финансовых претензий было бы использовано англичанами и американцами, во-первых, в целях, враждебных Советскому Союзу, и, во-вторых, для оказания еще более сильного давления на иранское правительство с тем, чтобы заставить его отказаться от осуществления закона о национализации нефтяной промышленности. Помимо этого, подобное наше предложение могло бы вызвать неблагоприятную для СССР реакцию среди иранской общественности. МИД и МВТ СССР считают, что переговоры с иранцами по урегулированию взаимных финансовых претензий следует продолжать, и что не следует проявлять инициативы в отношении их прерыва».

На основании этой справки ЦК ВКП(б) утвердил указания Садчикову, Чечулину и Кузнецову, где дополнительно подчеркивалось: «До получения наших указаний, вопроса о претензии, связанной с нарушением иранцами нефтяного соглашения, не поднимайте, а ведите переговоры по остальным претензиям».

Внимание на нефтяном соглашении и затратах по нему акцентировалось по той причине, что Советская сторона выставила Ирану счет на сумму 9,76 млн. долларов за срыв договора от 4 апреля 1946 года. Иранская же сторона настаивала, что эти затраты СССР понес до решения Меджлиса по этому вопросу, а потому отказывается удовлетворять этот иск. А. Вышинский, А. Зверев и М. Меньшиков 14 сентября 1951 года докладывали И. Сталину: «Наше требование о возмещении расходов, связанных с нарушениями иранцами Соглашения от 4 апреля 1946 года об учреждении советско-иранского нефтяного общества, в сумме 316,1 млн. риалов (9,76 млн. долл.) иранцы удовлетворить отказываются, заявляя, что обязательство иранского правительства по организации советско-иранского нефтяного общества было поставлено в зависимость от согласия меджлиса. Поэтому советская сторона не имела будто бы оснований производить какие бы то ни было расходы для учреждаемого общества впредь до утверждения Меджлисом соглашения о создании Общества».

В этом докладе поднимался вопрос и о судьбе иранского золота весом в 11,2 тонны стоимостью в 12,6 млн. долл., а также и валюты в 8,6 млн. долларов, хранившегося на территории СССР. Сообщалось следующее: «Иранцы настаивают на передаче им золота в натуре и не соглашаются на компенсацию его стоимости товарными поставками, указывая, что золото по соглашению 1943 года является собственностью иранского государства, находится лишь на хранении в Госбанке СССР и составляет часть золотого обеспечения иранской валюты». 29 сентября 1951 года А. Вышинский, А. Зверев и М. Меньшиков в очередном отчете на имя И.Сталина отмечали, что на завершившемся втором этапе переговоров «иранская сторона никаких серьезных дополнительных уступок не сделала». На этом основании соответствующие советские министерства выступили против подписания заключительного протокола в противовес тому, что предлагали Садчиков и Чечулин. В решении ЦК ВКП(б), направленном Садчикову, Чечулину и Кузнецову, указывалось: «Переговоры показали, что в настоящее время нет оснований рассчитывать на достижение соглашения с иранцами на приемлемой для нас основе. Что же касается ваших рассуждений относительно целесообразности некоторых уступок иранской стороне в отступление от данных вам директив, то мы считаем их неправильными и совершенно неприемлемыми. Мы не собираемся идти ни на какие уступки сверх предусмотренных этими директивами. Ввиду занятой иранцами позиции продолжение переговоров считаем нецелесообразным. Однако, прекращение переговоров надо провести в соответствующей тактичной форме».

Первое время М. Мосаддык был склонен к сближению с Советами. Через Ф. Ипекчиана, который был близок и к нему, и к Советам, он пытался дать это почувствовать И. Садчикову. Но советское руководство не верило в искренность М. Мосаддыка. Ознакомившись с материалами переговоров с иранским премьером и его посредниками, Политбюро обсудило этот вопрос 26 сентября 1951 года и поручило Советскому послу в Тегеране быть осмотрительным в отношении М. Мосаддыка. В указаниях Политбюро И. Садчикову читаем: «Из Ваших бесед с Мосаддыком и его посредниками видно, что Вы всерьез принимаете разговоры Мосаддыка о его якобы стремлении договориться с нами по финансовым претензиям и улучшить отношения с Советским Союзом. Вы, видимо, не поняли того, что Мосаддык, засылая к Вам своих посредников, вроде Ипекчиана, с советами воспользоваться создавшимся у Мосаддыка положением и пойти с ним на сближение, просто шантажирует американцев и пытается использовать Вас в своей игре с англичанами и американцами».

Впоследствии, в середине 50-х годов руководители Туде также признавали ошибочность советской политики в отношении М. Мосаддыка. М. Фируз по этому поводу писал: «В общем советская политика в отношении правительства доктора Мосаддыка не основывалась на полной поддержке. Если бы Советский Союз помогал его правительству, то, несомненно, что оно было бы еще более устойчивым. Правительство Мосаддыка также ожидало этого, но, к сожалению, этого не произошло».

23 февраля 1952 года газета «Фарман» выступила с обвинениями в адрес советских дипломатов, которые финансировали руководителей Народной партии. В статье указывалось, что советник посольства Инояров, первый секретарь Костылев и помощник военного атташе Волкодаев «официально участвовали в руководстве финансовыми, политическими и общественными делами Народной партии». Далее в статье указывается, что в случае «если правительство решит загладить это дело и не примет мер для высылки их из Ирана, антикоммунистические группы совершат на них покушение». По этому вопросу А. Громыко докладывал И. Сталину: «МИД СССР считает необходимым поручить тов. Садчикову посетить министра иностранных дел Каземи и обратить его внимание на провокационную выходку газеты «Фарман», потребовав привлечения к строгой ответственности ее редактора Шахенде, а также предупредить Каземи об ответственности иранского правительства за безопасность советских дипломатических работников в Иране». На этом основании ЦК ВКП(б) принял решение направить И.Садчикову новые указания.

За день до назначения доктора Мосаддыка премьер-министром Меджлис единогласно поддержал закон о национализации нефтяной промышленности. С того времени, вплоть до августовского переворота 1953 года правительство М. Мосаддыка вело нелегкую борьбу с Великобританией и США. Уже в августе 1951 года в сообщении советского посольства из Тегерана говорилось: «Мосаддык не оправдал надежд. Он до сих пор не смог да и вряд ли сможет добиться разрешения нефтяного вопроса, ради чего и пришел к власти… Правительство Мосаддыка падет и в том случае, если нефтяной вопрос будет разрешен, и в том случае, если он не будет разрешен».

Весной 1952 года между И. Садчиковым и ближайшим сподвижником М. Мосаддыка аятоллой А. Кашани начались секретные переговоры по поводу советских закупок иранской нефти. 6 апреля 1952 года И. Садчиков встретился с Ш. Каземи — секретарем активного участника движения за национализацию нефтяной промышленности, позднее председателя иранского меджлиса А. Кашани. При этом Ш. Каземи сообщил министру иностранных дел Багиру Каземи ответы СССР по закупке иранской нефти. Кашани просил министра принять И. Садчикова и начать переговоры по продаже нефти Советскому Союзу. Б. Каземи ответил согласием. В то же время А. Кашани просил И. Садчикова при встрече с Б. Каземи подтвердить намерения СССР покупать иранскую нефть. А. Вышинский 11 апреля 1952 года информировал И. Сталина: «Кашани через своего секретаря передал И. Садчикову, чтобы в случае благополучного окончания переговоров о продаже нефти мы заверили иранское правительство, что эта покупка не будет использована как средство или повод к вмешательству во внутренние дела Ирана, и что если Иран в связи с продажей нам нефти подвергнется внешнему нажиму, то мы не оставим его без поддержки и окажем ему необходимую финансовую помощь».

После оценки этой информации из Тегерана, МИД СССР подготовил для Садчикова конспект его ответов на переговорах с Б. Каземи и направил их для утверждения в ЦК ВКП(б). В этом конспекте значилось: «Первое. Если министр иностранных дел Каземи поставит перед Вами вопрос о продаже Советскому Союзу нефти и нефтепродуктов, Вам следует дать ему ответ, аналогичный ответу, который Вы дали Кашани в соответствии с нашими указаниями в телеграмме № 106 от 23 марта, заявив, что мы сочувствуем положению, в котором находится в настоящее время Иран, и готовы купить иранскую нефть, но мы хотели бы получить конкретные предложения: какая имеется в виду к продаже нефть — сырая или переработанная в нефтепродукты и в какие именно и т. д. Скажите также, что с нефтеналивным флотом мы испытываем затруднения.

По вопросу о финансовой помощи Вам следует руководствоваться ранее данными указаниями (телеграмма № 74 от 9 марта), разъяснив, что этот вопрос связан с урегулированием взаимных финансовых претензий и что с советской стороны было сделано все возможное, чтобы договориться с иранским правительством по этому вопросу. Если соглашение до сих пор не состоялось, то не по вине советской стороны.

Второе. Если Каземи также затронет вопрос о заверении с нашей стороны, что закупка иранской нефти не будет использована для вмешательства во внутренние дела Ирана, то Вам следует категорически отвести обсуждение этого вопроса, заявив, что предложение о таком заверении лишено всякого основания.

Однако эти переговоры не дали реального результата.

Из-за бесплодности попыток вести переговоры с Советским Союзом, М. Мосаддык затем попытался получить помощь Америки в его борьбе против Англии. 21 апреля 1952 года был заключен договор о финансовой и военной помощи Ирану со стороны Америки. Советский Союз встретил это сообщение весьма негативно. После того, как 24 апреля 1952 года состоялся обмен письмами между премьер-министром М. Мосаддыком и послом США в Тегеране Л. Гендерсоном по поводу оказания американской помощи Ирану, А. Вышинский подготовил 13 мая обширную справку для И. Сталина, в которой отмечалось: «хотя в письмах Мосаддыка и Гендерсона прямо не говорится о военной помощи Соединенных Штатов Ирану», но из заявления министра путей сообщения Бушехри от 24 апреля и заявления заместителя госсекретаря США Макдермотта становится ясно, что «в обмене письмами между Мосаддыком и Гендерсоном речь шла об оказании Ирану военной помощи, с чем связано продолжение деятельности американских военных советников в Иране».

20 мая 1952 года Политбюро утвердило текст ноты Советского Правительства Правительству Ирана. Текст гласил: «В связи с состоявшимися в конце апреля 1952 г. обменом письмами между Премьер-Министром Ирана г. Мосаддыком и Послом США в Иране г. Гендерсоном по вопросу об оказании Соединенными Штатами Америки так называемой помощи Ирану, Министерство Иностранных Дел Союза Советских Социалистических Республик имеет честь сообщить Правительству Ирана следующее. Из указанного выше обмена письмами видно, что между Правительствами Ирана и США достигнуто соглашение об оказании Ирану Соединенными Штатами Америки военной и финансовой помощи, и что Правительство Ирана, в свою очередь, взяло на себя определенные обязательства военного и политического характера… Таким образом, в результате указанного выше обмена письмами и возобновления действия ирано-американского военного соглашения, Иранское Правительство ставит иранскую армию под контроль Правительства США. Тем самым иранская армия теряет характер национальной армии независимого, суверенного государства… Советское Правительство считает необходимым обратить внимание Иранского Правительства на то, что, соглашаясь на принятие так называемой американской помощи и в связи с этим беря на себя перед Соединенными Штатами определенные обязательства военного характера, Иранское Правительство фактически становится на путь содействия Правительству США в осуществлении его агрессивных планов, направленных против Советского Союза. Такого рода действия Иранского Правительства нельзя рассматривать иначе, как действия, несовместимые с положениями о добрососедских отношениях, поддержание и укрепление которых является обязанностью сторон, подписавших Советско-Иранских Договор от 26 февраля 1921 года».

В ответной ноте от 2 июля 1952 года иранская сторона отмечала, что государство Иран, как член ООН, имеет обязательства наравне со всеми членами этой организации, но не брало на себя обязательств сверх того. Там же отмечалось, что правительство Мосаддыка не допускало действий, противоречащих договору от 26 февраля 1921 года, и не исповедует иной политики, кроме политики нейтралитета.

Впоследствии тудеисты признавали, что М. Мосаддык протянул руку США желая облегчить нужды народа. По их мнению, «Советский Союз отказался в этот ответственный момент передать ему 11 тонн золота». Это не столько поддержало бы бюджет, сколько явилось бы моральной поддержкой, и усилило бы симпатии к СССР. Однако, Советское правительство передало это золото не М. Мосаддыку, а следующему за ним правительству Ф. Захиди. В 1956 году М. Фируз писал: «при наличии той симпатии, которую доктор Мосаддык питал в отношении Америки, он уклонялся от выполнения их указаний, и даже в последний период его правления удалил из своего кабинета американского посла, поскольку тот вмешивался в иранские дела. В результате он больше склонялся к самостоятельной политике».

Когда британское правительство пыталось вынести вопрос об иранской нефти на обсуждение в Совете Безопасности ООН, правительство Мосаддыка решило выяснить мнение Советского Союза как постоянного члена Совета Безопасности и попытаться использовать его авторитет. С этой целью посол Ирана в СССР Надир Арасте 2 октября 1951 года встретился с заместителем министра иностранных дел СССР А. Богомоловым, который сообщил, что «заместитель делегата СССР в Совете Безопасности Царапкин выступил против включения в повестку дня Совета Безопасности обсуждение английской жалобы на иранское правительство по вопросу об Англо-Иранской нефтяной компании, мотивируя свою позицию тем, что рассмотрение этого вопроса Советом Безопасности явится вмешательством во внутренние дела Ирана».

5 октября, во время повторной встречи, посол Арасте заявил, что он получил телеграфное указание выразить советскому правительству искреннюю благодарность иранского правительства и иранского народа за позицию СССР при обсуждении вопроса о включении английских претензий в повестку дня Совета Безопасности.

24 октября, встретившись с заместителем министра иностранных дел А. Вышинским, Н. Арасте заявил, что «он уполномочен МИДом Ирана от имени правительства и народа Ирана выразить благодарность правительству СССР за горячую поддержку и защиту законных прав Ирана советской делегацией при обсуждении в Совете Безопасности жалобы Англии в связи с национализацией нефтяной промышленности в Иране».

Летом 1952 года Международный суд в Гааге приступил к рассмотрению британских ламентаций. И правительство Мосаддыка вновь обратилось за помощью к МИД СССР. Посол Арасте сообщил В. Зорину: «9 июня с.г. в Международном суде в Гааге начнется рассмотрение жалобы английского правительства на Иран по нефтяному вопросу. В связи с этим иранское правительство выражает беспокойство по поводу того, что член Международного суда от Советского Союза Голунский еще не прибыл в Гаагу и, по сведениям, поступившим в Тегеран, не известно, будет ли он участвовать в заседании суда по этому вопросу». В. Зорин ответил, что Голунский, к сожалению, болен, и не известно, сможет ли он приехать в Гаагу. Арасте заявил, что иранское правительство уполномочило его просить МИД СССР о том, чтобы были приняты все меры для обеспечения присутствия советского представителя в Суде. Выразив сожаление по поводу болезни Голунского и пожелав ему скорейшего выздоровления, посол вновь подчеркнул, что присутствие советского представителя в Гааге совершенно необходимо. «Если нужно, — сказал он, — мы будем молиться за его выздоровление». В ответ В. Зорин весьма обтекаемо заявил, что позиция СССР в вопросе о борьбе иранского народа за нефть хорошо известна иранскому правительству. «Мы сочувствуем борьбе, которую ведет иранский народ, и считаем позицию Англии в этом вопросе несправедливой и незаконной».

После того как 22 октября 1952 года были прерваны дипломатические отношения между Великобританией и Ираном, советская сторона стала серьезно опасаться усиления американского влияния в Иране. Поэтому во время встречи с иранским послом 29 ноября того же года заместитель министра иностранных дел Я. Малик отметил: «Когда дело идет об Иране, то США и Англия действуют сообща». Чтобы успокоить Советы, Н. Арасте решительно заявил: «Иран освободился от англичан не для того, чтобы подчиниться американцам».

Осенью 1952 года МИД СССР по указанию В. Молотова подготовил директивы для советского посла в Тегеране. В директивах указывалось:

«1. Внимательно следить за положением в Иране и своевременно информировать МИД СССР по следующим основным вопросам:

а) Развитие национально-освободительного движения в стране, в частности, движения за национализацию нефтяной промышленности Ирана и ликвидацию АИНК.

б) Позиция так наз. «Национального Фронта» и др. политических партий и группировок Ирана по основным вопросам внешней и внутренней политики Ирана; разногласия внутри «Национального Фронта», в частности, между Мосаддыком и Кашани; планы и намерения правительства Мосаддыка по вопросу о нефти.

в) Позиция правящих кругов Ирана в отношении Советского Союза и, в частности, по вопросу о дальнейшей деятельности компании «Иран рыба».

г) Планы США и Англии в Иране, направленные на вовлечение Ирана во враждебный Советскому Союзу блок и на превращение его в военный плацдарм против СССР.

д) Противоречия между США и Англией в Иране.

2. По приезде в Тегеран Совпослу следует нанести протокольный визит Кашани, как председателю меджлиса, после нанесения визитов Мосаддыку и новому министру иностранных дел Фатеми.

3. Посольство в своей работе не должно предпринимать таких действий, которые могли бы быть истолкованы как поддержка Советским Союзом Кашани против Мосаддыка. Посольство должно проявлять большую осторожность в отношении посредников при осуществлении связей с Мосаддыком, Кашани и другими государственными деятелями Ирана, имея в виду возможность подсылки к посольству замаскированных агентов враждебных Советскому Союзу государств.

4. Если Мосаддык или Кашани вновь поставят вопрос о покупке Советским Союзом иранской нефти, то на это следует ответить, что мы согласны покупать нефть у Ирана. Однако, учитывая трудности с перевозкой нефти из Персидского залива, было бы желательно, чтобы иранская нефть, предназначенная для продажи Советскому Союзу, доставлялась в иранские порты на Каспийском море».

Для уяснения отношения Советов к Мосаддыку особый интерес представляют отчеты посла И. Садчикова о его переговорах с иранским премьером и членами его кабинета.

В первые дни 1953 года министр иностранных дел Хосейн Фатеми, принимая Садчикова, признал, что во времена Реза шаха преследовались симпатизировавшие Советскому Союзу люди. «Но теперь положение изменилось. К власти пришло правительство Мосаддыка, которое искренне и на деле является сторонником укрепления и развития дружественных отношений Ирана с Советским Союзом. Правительство Мосаддыка стремится к тому, чтобы советско-иранские отношения все время расширялись и улучшались, и не на словах, а на деле, практически, так как это соответствует желаниям и интересам обоих народов». В заключение он заявил «о желательности разрешения некоторых вопросов советско-иранских отношений, которые остаются до сих пор неурегулированными, дабы эти вопросы не осложняли отношений между нашими странами, а главное, не давали бы возможности противникам сближения Ирана с СССР использовать это в своих интересах».

В разгар напряженности в Иране Арасте по поручению Мосаддыка выразил благодарность В.Молотову за сделанное им 18 июля заявление об урегулировании вопросов советско-иранских отношений. При этом Арасте отметил, что «иранское правительство готово вести переговоры по вопросам, изложенным в заявлении советского правительства». Иранский дипломат добавил при этом, что иранское правительство предлагает вести эти переговоры в Тегеране, начав их в удобное для советской стороны время, и будет ожидать ответ советского правительства на это предложение.

Встревоженное усилением влияния Запада, советское руководство летом 1951 года рекомендовало своему послу обсудить с иранским премьером вопрос о нейтралитете Ирана. Конкретно указывалось: «Вам необходимо для встречи с Размара в ближайшие дни найти подходящий повод — лучше всего из области вопросов, связанных с нашими торговыми переговорами с Ираном. В случае, если во время этой встречи Размара продолжит беседу по поводу нейтралитета, вы должны сказать Размара, что, по вашему мнению, предложение о нейтралитете Ирана встретит в Москве положительное решение. В процессе дальнейшей беседы поинтересуйтесь, имеет ли Размара по этому вопросу конкретные предложения, и при положительном ответе скажите, что вы готовы ознакомиться с этими предложениями, с тем чтобы определить свое к ним отношение».

В послании особо отмечалось: «Вы должны так построить беседу по этому вопросу, чтобы у Размара не создалось впечатления о какой-либо нашей особой заинтересованности в данном вопросе».

Вместе с тем следует отметить, что М. Мосаддык проявлял большую осторожность во взаимоотношениях с СССР. Его противники внутри страны вкупе с Англией и США только ждали повода, чтобы обвинить его в сотрудничестве с коммунистами. Раскрытые в 2000 году секретные материалы ЦРУ, касающиеся августовских событий 1953 года, свидетельствуют, что ЦРУ формировало отдельные группы иранцев, находящихся вне каких-либо партий, которые выступали в защиту Мосаддыка, выдавая себя за членов партии «Туде». Это позволяло обвинить Мосаддыка в сотрудничестве с коммунистами и создать ему отрицательный имидж в обществе.

Наконец, в полном соответствии с планом спецслужб США и Англии, 19 августа 1953 года правительство М. Мосаддыка было насильно смещено. После осени 1946 года позиции США и западных стран в Иране вторично укрепились. И такое положение длилось вплоть до свержения режима Пехлеви в 1979 году.

Следует отметить, что партия Туде не была активным участником событий 1953 года в Иране. Скопившиеся в Москве лидеры Народной партии запоздало реагировали не только на иранские, но и на другие события международной жизни. Например, 5 марта 1953 года, уже после смерти вождя, руководство Туде направило И. Сталину в Кремль телеграмму с пожеланием выздоровления и выражением любви иранского народа. В телеграмме значилось: «Болезнь любимого товарища Сталина — величайшее несчастье не только для советского народа, но и для всего прогрессивного человечества, для которого Сталин — сияющий символ лучших надежд, великий защитник мира, мудрый учитель и родной вождь. В эти тяжелые часы мы, члены Центрального Комитета Народной партии Ирана, от имени ЦК нашей партии, всех ее членов и всего иранского народа от всего сердца выражаем беспредельную веру, безграничную преданность и горячую любовь отцу и гениальному вождю и еще раз заверяем о своей глубочайшей и нерушимой солидарности с партией Ленина-Сталина.

Всей душой желаем, чтобы горячо любимый Иосиф Виссарионович преодолел болезнь на счастье и радость всех народов мира и его драгоценная жизнь, являющаяся неисчерпаемым источником ума и счастья, продолжалась еще долгие долгие годы».

Наше повествование об одном из самых драматичных периодов новой истории Ирана будет неполным, если не сказать хотя бы несколько слов о дальнейшей судьбе Азербайджанской Демократической партии, ее лидеров и о взаимоотношениях АДП с Народной партией Ирана в новых условиях.

Лидером, идейным руководителем и символом борьбы движения «21 Азера», безусловно, был С.Дж. Пишевари. Своим талантом, личными качествами, организаторскими способностями, любовью к Родине и преданностью народу он оставил неизгладимый след в истории Азербайджана. Незабываем его титанический труд в качестве руководителя Национального правительства и Азербайджанской демократической партии. Да, Пишевари располагал помощью Советского Союза, но он использовал ее, чтобы осуществить мечты азербайджанского народа о свободе Южного Азербайджана. Вместе с тем он был одним из первых политических деятелей послевоенной поры, осмелившихся открыто критиковать советское руководство, особенно после разгрома движения «21 Азера». В течение нескольких месяцев эмиграции в Баку он неоднократно напоминал советским руководителям самого высокого ранга об их прежних обещаниях. Такая критика вкупе с компроматом на Пишевари, поступившем по дипломатическим каналам из Тегерана и Тебриза, дорого обошлась азербайджанскому демократу. Чтобы его успокоить, в мае 1947 года был создан специальный секретный комитет, якобы готовивший отряды федаинов для засылки в Южный Азербайджан. Отобранные этим комитетом федаины были сконцентрированы в двух пунктах — Шеки и Гаджикенте. Последнее подготовительное заседание этого комитета состоялось 23 июня 1947 года. Было решено, что накануне отправки спешно созданных отрядов в Иран Пишевари встретится с ними и даст последние наставления. Вечером 3 июля близ города Гянджа, на 14-м километре трассы Евлах — Гянджа, его автомобиль попал в аварию, и через несколько часов С.Дж. Пишевари скончался в евлахской центральной районной больнице. Можно вспомнить немало случаев в послевоенной истории СССР, когда в автокатастрофах гибли известные люди, политические деятели. Например, длительное время возглавлявший Наркомат иностранных дел М. Литвинов по дороге на дачу «не вписался в крутой поворот», генеральный консул Апресов, пытавшийся советизировать Уремчи, разбился во время отпуска на горной дороге в Абхазии, при загадочных обстоятельствах погиб знаменитый актер С. Михоэлс, не оправдавший доверия советского руководства.

С.Дж. Пишевари не разрешили хоронить в Баку. Его тело без лишнего шума предали земле на его даче в Бузовна. Запретили даже установить надгробный камень — посадили на могиле цветы, чтобы скрыть захоронение… Только после обращения Азербайджанской Демократической партии в марте 1960 года прах Пишевари был перезахоронен в Аллее почетного захоронения в Баку.

Получив известие о гибели Пишевари, сотрудники Комитета государственной безопасности Азербайджанской ССР произвели обыск в его кабинете, находившемся в помещении Союза писателей, и конфисковали все рукописи. Среди бумаг была и рукопись двухтомной «Истории демократического движения в Иранском Азербайджане», второй том которой остался незавершенным. На обоих томах имеется резолюция ответработника КГБ о том, что он ознакомился с текстом рукописи.

Осторожные сомнения в трагической «случайности» смерти Пишевари высказываются лишь в одном документе, направленном руководством ЦК КП Азербайджана в Москву. В этом пятистраничном послании секретарю ЦК КПСС М. Суслову от 16 августа 1954 года первый секретарь ЦК КП Азербайджана И. Мустафаев, характеризуя положение в Азербайджанской Демократической партии, пишет: «После смерти основателя АДП Пишевари, погибшего во время автомобильной катастрофы, совершившейся при весьма сомнительных обстоятельствах 3 июля 1947 года в районе города Евлах Азербайджанской ССР, для ведения политической и организационной работы среди демократов в конце 1947 года в Баку, с разрешения ЦК КПСС, был создан Комитет Азербайджанской Демократической партии».

Это единственная фраза в переписке высокопоставленных партийных руководителей, где упоминаются подозрительные обстоятельства смерти Пишевари. Однако обращающая внимание на все мелочи Москва на сей раз предпочла не заметить эту достаточно смелую реплику И. Мустафаева.

В апреле 1956 года в Баку на судебном процессе М.Дж. Багирова всплыл и вопрос о гибели Пишевари. В качестве свидетеля был, в частности, допрошен председатель Евлахского районного отделения КГБ Л. Салахов, находившийся рядом с Пишевари в его последние минуты. Причастность Багирова к этой трагедии установлена не была, а так как нити теракта, вне сомнения, вели в Москву, дело замяли. Однако ответработник МГБ Азербайджанской ССР, занимавшийся расследованием причин гибели Пишевари, во время служебной командировки в Москву погиб там при невыясненных обстоятельствах.

Даже после смерти Пишевари нападки на него и его партию не прекратились. В 1950 году М.И. Иванов в своей диссертации, посвященной деятельности Иранской Коммунистической партии и защищенной в Академии общественных наук при ЦК КПСС, назвал Джавадзаде (Пишевари) врагом своего Отечества. Еще при жизни Сталина в письме на имя Г.М. Маленкова М.Дж. Багиров резко возражал против подобной постановки вопроса. Он писал, что имя Пишевари широко известно и почитаемо в Иране и называющие его врагом могут сослужить неплохую службу для иранской реакции. Багиров считал, что подобные выпады имеют определенную цель и утверждал, что вся клеветническая кампания вокруг имени Пишевари идет с подачи партии «Туде». Он пишет: «Проводя контрреволюционную, провокаторскую деятельность, эти предатели не случайно, а совершенно преднамеренно пытались оклеветать и дискредитировать активных деятелей революционного движения в Иране, в особенности бросить тень на политическую репутацию и скомпрометировать Пишевари, омрачить светлую память о нем, живущую среди широких народных масс, с тем чтобы легче осуществить свои гнусные замыслы и цели».

Не лучшим образом сложилась судьба и других соратников Пишевари, оказавшихся в Стране Советов. Политическая система, с которой они столкнулись здесь, была далека от того идеала, который им грезился по ту сторону Аракса. Свидетельством тому могут служить злоключения одного из лидеров АДП — Бирии, восстановленные по материалам официальной справки, направленной в ЦК КП Азербайджана прокурором республики и председателем КГБ при Совмине Азербайджана.

После поражения демократического движения в Южном Азербайджане в марте 1947 года с помощью органов МГБ был нелегально вывезен на самолете из Ирана в Советский Союз поэт Багир-заде (Бирия) Мамед Гулам оглу, 1914 года рождения, уроженец гор. Тебриз.

При наступлении войск центрального правительства Ирана на Южный Азербайджан и выезде некоторых руководителей Азербайджанского Демократического правительства в Советский Союз, Багир-заде был оставлен в Тебризе в качестве председателя подпольного ЦК Демократической партии. Однако в связи с жестокими гонениями на демократические элементы со стороны иранских властей ему пришлось скрыться в советской больнице в г. Тебризе, а в марте 1947 года он был переправлен в СССР.

По прибытии в гор. Баку Багир-заде был зачислен на учебу в Республиканскую партийную школу, но в конце 1947 года стал предпринимать меры к выезду в Иран, мотивируя это желанием вернуться к семье. Несмотря на сделанное предупреждение, Багир-заде 27 декабря 1947 года посетил иранского консула в Баку, которому вручил официальное заявление с просьбой обеспечить его национальным паспортом и визой для выезда в Иран. В связи с этим Багир-заде был задержан МГБ Азербайджанской ССР и находился под официальным надзором, а 11 августа 1948 года арестован и привлечен к уголовной ответственности по ст. 68 ч. I УК Азербайджанской ССР (за шпионаж).

Материалов, подтверждающих принадлежность Багир-заде к шпионской деятельности в пользу иностранной разведки, в процессе следствия не было добыто. Тем не менее он был осужден решением от 27 ноября 1948 года Особого совещания МГБ СССР на 10 лет и направлен в ИТЛ для отбытия наказания.

Находясь в лагере, 31 декабря 1950 года Багир-заде был вторично осужден лагерным судом за проведение антисоветской агитации среди заключенных по ст. 58–10 ч. I УК РСФСР к 10 годам с погашением первого срока, а 23 августа 1951 года лагерным судом ИТЛ «Р» МВД был в третий раз осужден по ст. 74 ч. I УК РСФСР (хулиганские действия) на один год тюремного заключения с присоединением к неотбытому сроку наказания. Таким образом, Багир-заде должен был отбывать наказание до 23 августа 1961 года.

На основании решения межведомственной комиссии Верховного Совета СССР от 14 сентября 1956 года Багир-заде был досрочно освобожден из заключения для выезда на избранное место жительства, и, поскольку он изъявил желание выехать в Иран, содержался в сборном пункте на станции Потьма до получения разрешения на выезд за границу.

Узнав о предстоящем освобождении Багир-заде, ЦК Азербайджанской Демократической партии 29 сентября 1956 года возбудил ходатайство перед ЦК КП Азербайджана о принятии необходимых мер, чтобы не допустить выезд Багир-заде в Иран и создать ему необходимые условия для нормальной жизни и творческой деятельности в Союзе.

Несмотря на это Багир-заде самовольно выехал в Москву и пытался посетить иранское посольство с целью получения разрешения на выезд. В результате принятых КГБ мер посещение Багир-заде иранского посольства было предотвращено, и он в сопровождении оперативного работника был отправлен обратно в Баку, где поселился в отведенной для него квартире по улице Низами, 37, обставленной необходимой мебелью.

18 января 1957 года Багир-заде отправил в ЦК КП Азербайджана, Совет Министров и президиум Верховного Совета Азербайджанской ССР письмо откровенно антисоветского характера. В этом письме он, в частности, требует закрыть школы марксизма-ленинизма; убрать памятники К. Маркса, Ф. Энгельса, Ленина и Сталина; изгнать из Азербайджана армян; открыть границы; создать все условия для свободы религии, использовать для этого специальные газеты и радиожурналы и т. д.

Как стало известно через многие годы, о поведении и мыслях Багир-заде докладывалось в отдел ЦК КПСС, руководимый Понамаревым, руководству КГБ при Совете Министров Союза ССР и в Прокуратуру СССР.

При обыске у Багир-заде было обнаружено и изъято несколько стихотворений антисоветского, националистического содержания. Так, например, в одном из стихов поэт высказывает свое резко отрицательное отношение к марксизму-ленинизму, претензиям и проискам армян, одному из руководителей Компартии и правительства СССР. При этом он превозносит иранского шаха, заявляя о своей готовности служить ему всю жизнь.

Учитывая изложенное, дальнейшее находжение Багир-заде (Бирия) Мамеда Гулам оглу на свободе органы госбезопасности и прокуратура сочли нецелесообразным.

Истинному демократу одинаково враждебны и коммунистическая диктатура, и теократия. Вернувшийся уже в 1980 году в Тебриз Бирия немедленно попал в тюрьму, откуда вышел лишь перед самой смертью. Таким образом, этот пламенный революционер и борец за свободу в общей сложности 33 года провел в неволе — сначала по одну, а затем по другую сторону Аракса.

15 декабря 1950 года из хорошо охраняемой центральной тегеранской тюрьмы «Касре Каджар» был устроен побег 10 руководителей Иранской Народной партии — «Туде». Первое, что сделали бежавшие, прибыв в Москву, это развернули борьбу против АДП. Члены ЦК Иранской Народной партии доктор Р. Радманеш, Э. Табари, Р. Руст, Ф. Касеми, Г. Фрутан в своем письме в ЦК КПСС требовали запретить АДП. Аргументировали это они вот чем: «Если не существует благоприятных условий для освобождения одной из иранских наций отдельно от других наций из-под ига империализма и иранской реакции, то в обычных условиях борьбы, согласно известному марксистскому положению о необходимости не делить пролетарское движение в одной стране по национальным признакам. Организованное единство партии в Иране намного облегчит антиимпериалистическую и антифеодальную борьбу народов…». Председатель комиссии ЦК КПСС по связям с иностранными компартиями В. Григорьян в декабре 1952 года переправил письма лидеров «Туде» Багирову. М.Дж. Багиров был возмущен этими посланиями и в письме на имя Г.М. Маленкова подверг резкой критике предвзятую позицию руководителей Иранской Народной партии: «Независимо от всего отношение народников к демократическому движению в Иранском Азербайджане с самого начала было и остается отрицательным. Еще в начале создания Демократической партии в Иранском Азербайджане, в 1945 году, ЦК Народной партии Ирана был категорически против нее и занимал весьма недоброжелательную позицию, если не сказать больше, так как опасался, что Иранский Азербайджан может отойти к Советскому Союзу». Багиров доводил до сведения советского руководства, что у азербайджанских спецслужб есть достаточно компромата на лидеров «Туде». Он писал: «Наши подозрения в отношении некоторых руководителей Народной партии Ирана укрепились после известного «побега» 15 декабря 1950 года из тегеранской центральной тюрьмы «Касре Каджар» десяти руководящих работников Народной партии Ирана. Учитывая, что вся армия, вся полиция, вся иранская разведка и чиновники фактически находятся в руках у американцев и англичан, «побег» этот, нам кажется, был организован американо-английской разведкой».

Спустя две недели после отставки М.Дж. Багирова с поста первого секретаря ЦК КП Азербайджана, 31 июля ЦК КПСС отдало распоряжение приостановить нелегальное радиовещание на Иран с территории Азербайджанской ССР. Однако, несмотря на многочисленные письма лидеров «Туде» с требованием ликвидировать АДП, эта партия была сохранена.

Не оставляя попыток сохранить за собой пальму первенства, Иранская Народная партия 30 ноября 1954 года вновь обратилась в ЦК КПСС с предложением присоединить АДП к партии «Туде». Но и эта попытка закончилась безуспешно. В «Справке об АДП и о положении политэмигрантов из Ирана, проживающих на территории Азербайджанской ССР» за подписью первого секретаря ЦК КП Азербайджана, подготовленной в августе 1956 года, сказано: «ЦК КП Азербайджана после изучения и обсуждения предложения членов ЦК Народной партии Ирана высказался против организационного слияния этих партий, доложив свои соображения по этому вопросу ЦК КПСС письмом № 30-сс от 22 января 1955 г. ЦК КП Азербайджана и в настоящее время считает целесообразным сохранить самостоятельность АДП по следующим соображениям: во-первых, АДП полностью сумела сплотить под свое знамя прогрессивные силы Южного Азербайджана и однажды завоевала политическую свободу, осуществила ряд реформ в духе чаяний населения Южного Азербайджана, имеет глубокие корни в народе Южного Азербайджана и завоевала огромную симпатию трудящихся всего Ирана. Несмотря на неслыханные жестокости, чинимые иранскими властями, в результате которых демократы понесли и несут большие жертвы, народы Южного Азербайджана крепко связали свою судьбу с этой партией, готовы и впредь при наступлении подходящих исторических условий подняться на борьбу под руководством этой партии за свою свободу и национальную независимость. Во-вторых, проводимая правящими кругами Ирана политика насильственной фарсизации, отрицание ими самого существования азербайджанского народа, его языка, культуры и обычаев, проповедь о том, что «Азербайджан является неотъемлемой частью Ирана», а также учинение иранским правительством на протяжении столетий и особенно в последние пятьдесят лет бесчеловечных расправ над лучшими представителями освободительного движения народов Южного Азербайджана, жертвой которой пали народные герои Саттархан, Багирхан и другие, вызывает у народа Южного Азербайджана глубокую ненависть к правящим кругам Ирана, подчинивших интересы страны господству империалистов…

ЦК КП Азербайджана считает необходимым доложить ЦК КПСС и о том, что находящиеся в Москве члены ЦК Народной партии Ирана после получения отрицательного ответа руководителей АДП на свои предложения о слиянии трех партий стали различными путями вести разложенческую работу среди неустойчивых членов АДП. Через своих людей они распространяли слухи о якобы состоявшемся решении секретариата ЦК КПСС по вопросу слияния демократических партий Ирана.

В последующий период руководство Азербайджана не только хотело сохранить самостоятельность АДП, но и для оживления работы в Иране «где имеется пятимиллионное азербайджанское население, рассмотреть вопрос об учреждении при посольстве СССР (в Тегеране — Дж. Г.) должности советника по азербайджанским делам. Вопрос подняли перед руководством. И. Мустафаев и председатель Совета Министров республики В. Ахундов, комментируя свое решение, писали 9 декабря 1958 года: «Народная партия Ирана, которая в свою программу отказывается включить ленинское положение о праве наций на самоопределение вплоть до отделения, едва ли может успешно развернуть среди азербайджанских патриотов революционную работу. Поэтому было бы целесообразным наладить связь ЦК АДП, находящийся в эмиграции, с патриотическими силами в Иранском Азербайджане. Поскольку в настоящее время в Иранском Азербайджане советские консульские органы не функционируют, то наличие направленного из Азербайджанской ССР специального работника в Посольстве могло бы в какой-то мере восполнить этот пробел и оказывать влияние на рост антиимпериалистических, демократических сил в Иранском Азербайджане. Мы тем самым могли бы укрепить позиции сочувствующих нам патриотов в Иранском Азербайджане и в нужный момент их использовать в Иране в качестве сил сопротивления проискам империализма и иранской реакции».

Несмотря на всяческое противодействие АДП и руководства Советского Азербайджана, под давлением ЦК КПСС в августе 1960 года Демократическая партия, с сохранением своего названия и своего ЦК, вошла в состав Иранской Народной партии (ИНП). Однако это слияние не только не положило конец интригам внутри «Туде» и противоречиям с АДП, но, напротив, неимоверно ослабило партию, особенно накануне больших событий 70-х годов. Прибывший в 1974 году с визитом в Баку первый секретарь ЦК ИНП Иредж Искендери требовал от первого секретаря ЦК КП Азербайджана Г. Алиева запретить Азербайджанскую Демократическую партию. На вопрос о причине столь неожиданной просьбы, Искендери заявил: «Пусть в Иране узнают, что отныне АДП больше не существует». Азербайджанское руководство твердо настояло на сохранении Демократической партии. Г. Алиев справедливо считал, что АДП должна действовать в Иране под своим именем — это привлечет к партии многих.

Когда в 1978–1979 годах в Иране развернулась Исламская революция, выяснилось, что партия «Туде» этого абсолютно не ожидала и потому не была готова к такому повороту событий. Склоки и взаимные претензии между руководителями партии, центральный комитет которой располагался в г. Лейпциге (ГДР), удалось затушить только вмешательством ЦК КПСС. По рекомендации заведующего международным отделом ЦК КПСС В. Загладина секретарь ЦК ИНП Н. Киянури 6 января 1979 года прибыл в Баку, чтобы заручиться поддержкой руководства Советского Азербайджана и лидеров АДП в борьбе за пост генерального секретаря своей партии. В тот же день он обсудил с кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС Г. Алиевым положение в Иране и разброд мнений внутри партии «Туде». На первом этапе революции Н. Киянури отдавал предпочтение объединению тудеистов с Хомейни против шаха и США. ЦК КПСС поддерживал эту идею. На переговорах в Баку руководству АДП было рекомендовано на предстоящем пленуме ЦК ИНП поддержать кандидатуру Н. Киянури.

Советское руководство также поначалу считало, что для борьбы с шахским режимом и американским влиянием тудеисты должны сотрудничать с Хомейни, а все происходящее у южного соседа на руку СССР: «В настоящее время в Иране нет более популярного человека, чем Хомейни. Ему верят, с его портретом люди идут на смерть. Надо же понимать, что он борется не только против трона, но и против присутствия в стране американцев».

Н. Киянури и его единомышленники полагали, что у Хомейни и в мыслях нет стать президентом, он останется духовным лидером, и в то же время надеялись, что он улучшит отношения с СССР. За несколько дней до прибытия Хомейни в Иран Киянури заявлял: «В целом Хомейни не ставит СССР на одну доску с США. Известно, что аятолла Талабани, аятолла Гоми и другие религиозные деятели очень конкретно высказались о Советском Союзе. Гоми, например, недавно заявил: «СССР в течение длительного времени не сделал Ирану ничего плохого. Мы считаем Советский Союз потенциальным союзником в борьбе с шахом».

13 января, через неделю после бакинского вояжа Киянури, на заседании исполкома ЦК ИНП в Лейпциге по предложению председателя ЦК АДП Гулам Яхьи Данешьяна Н. Киянури был избран первым секретарем партии «Туде». XVI пленум ЦК ИНП, прошедший при активном участии советского посла в ГДР Абрасимова, завершил организационные вопросы 27–28 февраля 1979 года и утвердил Н. Киянури на этом посту. Пленум постановил обратиться к Хомейни, Базаргани и Санджабия с просьбой разрешить деятельность партии «Туде» в Иране. Дальнейший ход событий показал иллюзорность и даже абсурдность не только идеи сотрудничества с Хомейни, но и политической позиции ИНП в целом.

Спустя несколько месяцев после иранской февральской революции пришлось признать, что идеи «Туде» себя не оправдали. В июне и октябре 1979 года заведующий сектором международного отдела ЦК КПСС Н.Н. Симоненко, первый секретарь ЦК АДП А. Лахруди, секретари ЦК ИНП А. Ибрагими, Г. Сафари, встретившись в Москве, пришли к выводу: «Народная партия Ирана «Туде» в результате осуществляемой политики безоговорочной поддержки Хомейни попала в положение самоизоляции. От нее отвернулись практически все левые и демократические организации, ныне подвергающие «Туде» резкой критике. Религиозные лидеры, со своей стороны, полностью игнорируют «Туде» и, несмотря на неоднократные попытки Киянури связаться с ними, отвергают какие-либо контакты с ним». На этой же встрече Н. Симоненко посоветовал А. Лахруди приостановить процесс обращений в генконсульство Ирана с просьбами вернуться на родину. Симоненко констатировал: «По всему видно, что массовой репатриации в Иран не будет». К тому же в те дни многие оценивали режим правления Хомейни как временный, а значит, возвращение эмигрантов в страну как бы просто отсрочивается.

Не лучшим образом сложилась и судьба АДП. С начала февральской революции 1979 года в ЦК КПСС поступила информация, что в Азербайджане проживают около 19 тысяч иранских эмигрантов — членов и кандидатов в члены АДП, готовых легально и нелегально работать в Иране. 29 марта 1979 года на пленуме были подтверждены последние решения «Туде». На следующий день Генконсульству Ирана в Баку было сообщено о желании 4300 политэмигрантов голосовать за исламскую республику. 31 марта членов исполнительного бюро ЦК АДП принял первый секретарь ЦК КП Азербайджана, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС Г. Алиев. На встрече была всесторонне обсуждена ситуация в Иране. По поводу азербайджанского вопроса Г. Алиев сказал: «Здесь был затронут национальный вопрос, высказаны соображения об автономии Иранского Азербайджана… Важно, что процесс национального пробуждения в Иранском Азербайджане начался… После подавления национально-демократического движения в 1946 году шах Ирана провел в Иранском Азербайджане большую работу, укрепил этот район наиболее преданными ему работниками охранки САВАК. Поэтому народ не мог действовать, он был напуган, ибо не раз обжигался на волнах революционных выступлений. Мне лично кажется, что азербайджанский народ еще не пробудился, он выжидает. Выступая в Тавризе (Тебриз — Дж. Г.), Базаргани признал, что он плохой азербайджанец: не знает родного языка. Разве это главное? Важно чувствовать свою принадлежность к народу, хранить национальную душу… С другой стороны, может быть, и хорошо, что в Иранском Азербайджане пока нет движения за автономию. Надо иметь в виду, что, подобно шаху, Хомейни и Базаргани боятся выступлений азербайджанцев. Поэтому сегодня нам нельзя их отпугивать, надо решать более близкие задачи… Путем выступлений в печати, работы среди населения необходимо продемонстрировать, что и Азербайджан хочет иметь школы на родном языке, развивать свою самобытную культуру…

Я лично считаю, что Иран мог бы развиваться как федеративное государство. Слова Телагани о том, что в течение 2500 лет азербайджанский народ был лишен своего родного языка, позволяют надеяться, что Хомейни учтет стремление людей к национальной самостоятельности».

После того, как исламская революция не оправдала надежд, Советы поставили на обсуждение вопрос об усилении и даже вооружении Иранской Народной партии. Сторонник курса на сотрудничество с Хомейни Н. Киянури 1 августа 1979 года направил письмо в ЦК КПСС, в котором поставил вопрос о вооружении тудеистов. Он отметил, что в Иране растет внутренняя напряженность, и в будущем возникнет вооруженное противостояние между сторонниками демократических реформ и контрреволюцией. В этом случае при определенных условиях может разразиться гражданская война. Партия Туде серьезно готовится к этому. «Мы достали небольшое количество оружия. Мы считаем, что нам нужно принять меры для создания более значительных запасов вооружения» На основании этого обращения, 30 августа Секретариат ЦК КПСС поручил КГБ СССР и Генштабу Советской Армии (Ю. Андропову, Д. Устинову, Б. Пономареву) изучить возможность передачи тудеистам зарубежных образцов оружия. 6 июля 1980 года вышеуказанные организации обсудили этот вопрос при участии Н. Киянури. При том, что Н. Киянури предложил ряд вариантов доставки оружия по воздуху, по морю и сухопутным путем через афгано-иранскую границу, выяснилось, что партия Туде не готова обеспечить безопасность приема и размещения оружия. Ю. Андропов и Б. Пономарев писали в ЦК КПСС: «Учитывая острый политический характер вопроса, обстановку в стране и положение самой НПИ и левых сил в целом, полагали бы возможным дополнительно изучить просьбу Киянури и вернуться к ее рассмотрению несколько позже…».

С тех пор в Иране многое изменилось. Исламская революция 1978-79 гг. сдала режим Пехлеви в архив истории. Но надежды на то, что Иранская исламская революция решит вопрос о национальных правах народов Ирана, не оправдалась, а потому серьезная и крайне болезненная проблема — судьба азербайджанского народа в Иране — продолжает оставаться актуальной и ждать разумного, удовлетворяющего стороны разрешения.