Словно обвалился карточный домик. Все, что могло пойти не так, пошло не так. И беспомощней всех Андерсон — созерцатель истерии. Он тянулся к словам, а слов на месте не оказывалось.

Да уж, это тебе не Индия. В Индии понимают, что жизнь, хочешь не хочешь, складывается так, как складывается: посреди дороги стоит корова, ты выворачиваешь руль, и это спасает тебя или же убивает. Жизнь закончилась, началась новая — может, лучше прежней, а может, и нет. Индийцы (и тайцы, и ланкийцы) мирились с этим, как с муссонами или жарой, и смирение их было подобно простому здравому смыслу.

Чертовы американцы. Американцы, непривычные к кизяку в очаге и к внезапным поворотам, — им остается лишь крепко держаться за жизнь, как за тоненькую веточку, что неизбежно надломится… а когда дела идут не по плану, американцы слетают с резьбы.

Андерсона это тоже касается.

Вполне стройное объяснение случившегося.

Но, если честно, Америку тут не упрекнешь, верно?

Потому что временами и в Индии все шло вкривь и вкось, правда?

Люди такие сложные — как предсказать, что они выкинут пред лицом невозможного?

Да никак.

Андерсон топтался в кухне, пытаясь сориентироваться. С фотографии на холодильнике улыбалась бейсбольная команда Малой лиги. Андерсон сощурился, в нижнем левом углу разглядел Томми с плакатом: «ЧЕМПИОНЫ МАЛОЙ ЛИГИ, ЮЖНЫЙ ДИВИЗИОН МИЛЛЕРТОНА, „НЭШНЛЗ“».

Ах вот оно что — «Нэшнлз». Потерянное звено. Андерсон и забыл, что любительские команды Малой лиги иногда назывались в честь команд Большой. Улика полезная, но удовлетворения не принесла. Что теперь толку от улик?

Андерсон вышел из кухни и отправился на поиски пропавшего мальчика.

Джейни выглядывала из задней двери в бесконечное ничто.

Всего на минутку ослабила бдительность, но минутки хватило, и Ноа исчез.

Она еще раз проверила в кладовой, и в гостиной, и в ванной на первом этаже, а подросток заново посмотрел в других комнатах, однако Ноа след простыл.

Видимо, улизнул через заднюю дверь, пока Джейни разговаривала с Дениз, а Чарли сидел за своими барабанами. Подумал, наверное, что Дениз его отвергла и поэтому пнула. Ну а что еще ему думать? Или, может, решил, что сам виноват — сам виноват, хотя виновата Джейни… ладно, сейчас не до того. Времени казниться будет вдоволь потом.

За дверью слякоть, желтые кляксы прошлогодней травы, и в них пробивается новая зелень, будто голова седеет наоборот. В птичьей купальне — темная лужа, на воде все крутится и крутится одинокий листик. Силуэт дерева, почки на кончиках древесных пальцев. Дальше двор кончался и начинались поля, и тянулись эти поля до самого горизонта.

— Ноа?

Джейни и забыла, как тихо за городом. Где-то гавкнула собака.

— Ноа!

Далеко ли убежит четырехлетний ребенок?

В голове мелькали обрывки утешений: вот-вот, не волнуйся, все будет хорошо, всегда все было хорошо, где-то же он есть. А из-под этих слов, сметая все на своем пути, накатывало половодье паники. Трава кончилась, начались приземистые зеленые стебли недавно высаженной кукурузы.

— НОА!

И Джейни бросилась бежать.

Она мчалась по полю, выглядывая светловолосую детскую голову, и стебли кололи ей ноги. Под ногами ломались нежные кукурузные ростки.

— Но-а!

Он может быть где угодно. Свернулся клубочком на влажной земле меж зеленых стеблей, прямо за гранью видимости. Прячется среди деревьев за полем, в черных лесных тенях.

Может, имя не то. Ноа у нас упрямый. Может, он нарочно молчит, но откликнется, если назвать его иначе.

— Томми? — Имя выдралось из горла, оцарапало воздух. — ТОММИ!

«Ноа! Томми? Ноа?» — крик гулко отдавался меж плоской землей и серой чашей неба.

— Томми! Ноа! Томми! — кричала Джейни, прочесывая этот серо-зеленый мир. Что она ищет — блондинистую голову? черноволосую? Неужели он обречен потеряться вновь — неужели в этом его судьба? Теряться снова, снова и снова?

Нет. Ты паникуешь. Он где-то здесь. Вот-вот найдется.

Или не найдется.

— Ноа! Томми!

Джейни пронеслась по полям, затем нырнула в лес, уже не понимая, куда бежит. Как помочь сыну, если ты сама заблудилась?

И тогда она подумала — никуда не деться от этой мысли — о Дениз Крофорд. О Дениз, что не так уж давно стояла где-то здесь же, выкликала сына, до хрипа орала его имя в бесстрастные небеса, и в ужасе, в муках своих Джейни понимала, что расстояние, разделявшее ее и Дениз, схлопнулось в ничто. Они обе матери. Они — одно.