Глава первая

Меррик

Воздух в порту пах солью, рыбой и гниющими водорослями. Но для трех десятков человек, спускавшихся по шатким деревянным сходням с судна на берег, этот воздух имел совершенно иной запах — запах свободы.

Женщины с детьми, мужчины с хмурыми взглядами. Грязные, истощенные, дурно пахнущие, люди медленно и устало покидали ржавое неуютное чрево механического левиафана, щуря слезящиеся, отвыкшие от дневного света глаза на тусклое солнце. По большей части это были жители колоний, бегущие от разрушений и голода, которые принесла в их дома Последняя война. Они плыли в Делл в надежде на лучшую жизнь, еще не зная, что город дает силу лишь сильным.

В отличие от новоприбывших Меррик, по прозвищу Культя, усвоил эту истину еще в самом нежном детстве. Он стоял чуть в стороне от основного людского потока, у входа в одну из множества здешних подворотен и внимательно наблюдал.

Мимо, перекидываясь сальными шуточками и недвусмысленно поглядывая на портовых девочек, толкались матросы; серые и унылые, брели целыми семьями беженцы; весело шумя и смеясь, проносились стайки местных оборванцев.

Меррик ждал.

Всю свою сознательную жизнь, начиная с семи лет, когда сбежал из дома, он провел в порту. Сохранив о родителях и раннем детстве крайне смутные и не самые приятные воспоминания, наиболее яркими их которых были отцовские тумаки, он привык считать именно порт своим настоящим домом. Только среди лабиринта этих кривых и грязных улочек он чувствовал себя уютно. Только здесь он мог быть уверен, что всегда сможет найти себе на ночь кров, а в обед не останется с пустым брюхом. И к тому же именно здесь он освоил свое нехитрое ремесло.

Парень сошел с парома последним. Типичный провинциальный простачок, из той породы, что чуть-чуть разбогатевшие родители отправляют в город, на учебу или просто для испытания собственных сил. Кожаная куртка с шерстяным капюшоном, вшитым в воротник и одетым так, что скрывал лицо, прочные суконные брюки и крепкие, хотя уже заметно не новые ботинки. Перекинутый через плечо, за спиной болтался не внушавший особого уважения своими размерами шмотник. Растерянно оглядевшись, парень мгновение помялся на месте, после чего, еще раз бросив по сторонам рассеянный взгляд, неуверенно зашагал в ту сторону, где над крышами складов, портовых забегаловок и доков вырастал город.

То, что нужно. Приметив его, Меррик двинулся следом.

Улица гремела многоязыким гласом. Откуда-то доносился раскатистый смех грузчиков, чуть ближе из-за чего-то ругались две бабы, а впереди, там, где располагались ряды лоточников, промышляющих снедью и безделушками, слышались веселые зазывные крики торговцев.

Вклинившись в плотный поток тел, Меррик не спускал глаз с намеченной цели.

Остановившись у прилавка с выпечкой, парень купил лепешку с мясом. (Меррик заметил, как деньги возникли из правого кармана и перешли из рук в руки.) После чего, закусывая на ходу, двинулся дальше.

Ухмыльнувшись, как кот, заприметивший дармовую сметану, Меррик вновь двинулся за ним. Даже лишенный руки он оставался одним из лучших карманников порта и припортового города.

Ловко, точно рыба между камней, скользя в уличной толчее, он подобрался к своей жертве.

Остальное было делом техники.

Четвертью часа позже Меррик сидел в "Занзи" и пересчитывал улов. Денег оказалось немного, но вполне достаточно, чтобы скоротать пару-тройку дней. В этот час в баре было еще малолюдно. Обычные завсегдатаи собирались ближе к вечеру, а пока что за столиками выпивали несколько случайных посетителей.

— Удачный день? — спросил Дэвлин выставляя перед ним мутно-зеленый бокал с пышной шапкой пены.

— Угу, — согласился Меррик, делая первый глоток.

Дэвлин в прежнее время был моряком, и это до сих пор угадывалось в мощном развороте плеч. Больше того, некоторые утверждали, что он был пиратом и ходил чуть ли не с самим Себастом Райхом, но наверняка этого не знал никто. Сам же Дэвлин помалкивал, обычно сводя все разговоры на эту тему к шутке. Однако, так или иначе, накопив достаточно денег, он решил осесть на берегу, но так и не смог далеко уйти от порта. И теперь стал своего рода местной легендой, поэтому во всей округе было бы сложно отыскать человека, не знавшего или, по крайней мере, не слышавшего о баре "Занзи" и его хозяине.

— Заходил Джед, — сказал Дэвлин.

Меррик поморщился.

— И чего он хотел?

— Сказал, что ты не заплатил ему за этот месяц.

— У меня не было денег.

— Но теперь-то они у тебя есть?

Меррик сделал очередной глоток и посмотрел на Дэвлина.

— И что с того? Мне нужно тут же бежать к этому жирному ублюдку, возомнившему себя здесь королем? Так что ли?

Дэвлин, протирая бокал, пожал плечами.

— Я просто размышляю вслух, — сказал он. И, еле заметно кивнув в сторону выпивающих за столиками незнакомцев, добавил: — А ты мог бы быть несколько аккуратнее в выражениях.

Выругавшись, Меррик посмотрел на свою культяпку и тут же залпом осушил бокал.

Джед Ноут был в порту большой шишкой, он заправлял всеми теневыми делами, и это была не самая худшая работа. Он держал под собой всю контрабанду, транспорт рабов и эмигрантов, а так же весь тот мелкий криминал, который работал на его территории. Не сказать, чтобы он требовал уж очень высокий процент, просто иногда бывали недели, а то и месяцы, когда "неправый труд" приносил сущие крохи или не приносил и вовсе ничего, платить же приходилось в любом случае. Впрочем, спорить с установленными правилами было себе дороже. Меррик убедился в этом на собственной шкуре. Однажды он попробовал, и то, что в тот раз ему отрезали левую руку, а не что-нибудь другое, можно было считать своего рода удачей. Потом Ноут сказал, что продал руку Жрецам Тьялхотета в качестве предмета их странных обрядов и вырученных денег вполне хватило, чтобы погасить долг. Меррик, не знал, шутит бандит или говорит правду. Однако подобный альтернативный способ рассчитываться по долгам казался Меррику малопривлекательным.

— Если увидишь его, — после некоторой паузы сказал он, обращаясь к Дэвлину, — передай, что я заплачу. Пока же до конца месяца еще неделя, так что пусть этот толстый боров идет в за…

Но не успел он закончить фразы, как что-то острое уперлось ему в шею, как раз туда, где нервно трепыхалась сонная артерия.

— Джед, черт возьми, я же пошутил! — Меррик попытался засмеяться и вместе с тем сглотнул подступившую слюну, отчего вышло нечто сдавленное и нервное. — Откуда ты тут взялся?

— Это не Джед, — своевременно сообщил ему Дэвлин, бросив короткий взгляд поверх его головы, и при этом сохраняя неподражаемое хладнокровие и продолжая протирать посуду. — Кто твой новый друг, Меррик?

— Не Джед? — Меррик попытался обернуться, но от этого острие лишь сильнее впилось в кожу, и он почувствовал, как по шее заструилось что-то теплое. Он вскрикнул.

— Эй, черт возьми! Кто ты? Чего тебе надо?

— Мои деньги, — услышал он сдавленное шипение у самого уха.

— Деньги? Какие еще деньги?

— Те, которые ты украл у меня у пристаней.

— У прис… — начал было Меррик, но в этот момент нажим вновь усилился, и в знак поражения он вскинул руки. — Сдаюсь, сдаюсь. Подожди, убери нож. — Он запустил здоровую руку в карман, нащупал тощий кошелек и, не оборачиваясь, через плечо подал его назад. — Забирай и проваливай.

Давление стали ослабло, и когда опасная близость оружия окончательно устранилась, Меррик резко обернулся и схватил оказавшегося перед ним за горло. Как он и ожидал, этот был тот самый деревенщина с корабля.

— Ты чуть не прирезал меня, — прорычал Меррик. — Какого черта ты делаешь?

В руке парня вновь мелькнул нож, сделав шаг назад, он рывком освободился от хватки Меррика, но тогда же капюшон, до этого скрывавший его лицо, откинулся назад и…

— Задница морского дьявола, да это же девчонка! — воскликнул Дэвлин. — Слышишь, Меррик, тебе чуть не прирезала девчонка!

Меррик на мгновение оцепенел. Незнакомец действительно оказался девушкой. Лет восемнадцати или чуть старше. Русые волосы были грязными и пострижены по-мужски, чуть ниже ушей. А через всю левую сторону лица шел узкий застарелый шрам, но не уродовал его, а придавал несколько более суровое выражение. Однако больше всего его поразило не это, а ее глаза, большие и фиолетовые, как летняя ночь.

Мгновение они смотрели друг на друга, затем она вновь накинула капюшона и, спрятав нож в карман, вышла прочь. Чуть замешкавшись, Меррик выскочил за ней.

— Постой, — догнав ее, он пошел рядом, с трудом поспевая. — Как тебя зовут?

— Проваливай!

— Правда? Очень редкое имя.

Она метнула на него короткий гневный взгляд из тени капюшона. Меррик попытался улыбнуться.

— Прости, я пошутил. Но… Куда ты так спешишь?

Они шли по улице мимо хижин рыбаков и рабочих верфей и доков. У забора две собаки дрались из-за здоровенной рыбьей головы и за этим наблюдала стайка чумазых ребятишек. Неожиданно один из них разогнал собак, бросив в них палкой, после чего схватил голову, и вся детвора дружно бросилась наутек. Собаки побежали следом.

— Постой же, — он заступил ей дорогу, и только тогда она наконец остановилась.

— Чего ты от меня хочешь?

— Извиниться. Когда я… мгм… взял…

— Стащил, — поправила она.

— Ну да, стащил… Когда я стащил у тебя деньги, я думал, что ты… что ты… Ну, в общем, я не знал, что ты девушка.

— Я так и поняла. А это что-то меняет?

— Для меня — да.

Она пристально заглянула ему в глаза, и в этот момент Меррик словно бы увидел себя со стороны. Высокий, худощавый, с копной нечесаных и давненько не мытых рыжих волос. Ловкий карманник, в обычной жизни порой он выглядел немного нескладным, и должно быть сейчас смотрелся по-дурацки. Да еще и эта чертова культя…

Несколько минут она рассматривала его. И Меррик вновь подумал о том, какие фантастические у нее глаза.

— Как тебя зовут, — наконец спросила она.

— Меррик. Просто — Меррик. А тебя?

— Октябрь.

— Что, как месяц?

— Да.

Они снова пошли рядом, но на этот раз не торопясь.

— Как ты меня нашла? — спросил Меррик.

— Случайно, — ответила она. — В этом кошеле все мои деньги, других у меня нет. Так что, когда ты их у меня украл… В общем, я решил, что раз в городе по-другому нельзя, мне срочно нужны средства и особого выбора у меня, то я тоже кого-нибудь ограблю. Подумав, я решила, что легче всего это сделать с пьяным. Их стоит лишь припугнуть… Ну, а для того, чтобы найти пьяных, нужно найти бар. Я пошла по местным закоулкам и нашла эту дыру. А в этой дыре — тебя. Вот и все.

— Ну, "Занзи" вовсе не дыра… Просто туда нужно приходить ближе к вечеру.

Пройдя квартал трущоб, они вышли к дороге, ведущей из доков в город. Мимо прогромыхал экипаж. Уже почти подойдя к воротам, Меррик снова остановился.

— А ты действительно бы смогла? — спросил он.

— Что? Прирезать тебя? Или ограбить какого-нибудь пропойцу?

— И то, и другое.

Она пожала плечами.

— Не знаю, мне ведь так и не довелось попробовать. Ладно, — скинув капюшон, она посмотрела на него. — Мне туда, — сказала Октябрь, кивнув в сторону городских ворот.

Меррик кивнул.

Она уже собиралась уходить, когда он окликнул ее:

— Постой. Знаешь, если тебе понадобится помощь, ну или не знаю… что-нибудь…просто спроси меня в "Занзи". Меррик, запомнила?

— Меррик, — повторила она. — Запомнила.

И больше не оборачиваясь, зашагала вверх, в сторону городских ворот.

Когда он вновь вернулся в бар, Дэвлин выставил ему свежее пиво.

— У меня нет денег.

— За счет заведения, — улыбнулся старый моряк. — Она тебе понравилась?

— Да. Вернее… Наверное, да. Ее глаза…Ты видел ее глаза? Как летняя ночь.

Меррик сделал большой глоток, испачкав верхнюю губу в пене.

— Хорошие глаза, — кивнул бармен. — Ты узнал, как ее зовут?

— Октябрь, — сказал Меррик.

— Октябрь? — переспросил Дэвлин. — Как месяц?

— Да, как месяц.

— Никогда не слышал такого имени. Но, знаешь, мне нравится.

Вечером начался дождь и продолжался неделю. Первые несколько дней Меррик укрывался от него в развалинах старой часовни, обжитой им еще несколько лет назад, что располагалась в дальней части порта, примыкающей к рабочим окраинам Делла. Лежа в темноте, на грязном, набитом ветошью матраце, он слушал, как за стенами льется вода и взрывается небо, раскалываемое громом и разрезаемое вспышками молний. И под этот грохот и журчание он думал о больших фиолетовых глазах и девушке по имени Октябрь.

Однако когда стало ясно, что дождь зарядил надолго, он все же выбрался из своего убежища. Улицы порта были безлюдны, ненастье загнало матросов и рыбаков в теплые портовые таверны, и Меррику хватило нескольких часов, чтобы убедиться в том, что пока море и небо не усмирят свой нрав, работы не будет.

Было еще не так поздно, когда он, вымокший до нитки, по привычке вновь завернул в "Занзи", согреться. Усевшись на свое обычное место за стойкой, он невесело поприветствовал старого моряка. Нацеживая пиво из огромной бочки в кувшин, Дэвлин кивнул в ответ.

— Тебя снова искал Джед, — сказал он, ставя кувшин на стойку.

— Когда он был?

— Вчера. И просил тебе кое-что передать, если зайдешь.

— Да? И что же?

— Он просил передать, что месяц на исходе, а ты так и не заплатил. И еще он сказал, что тебе похоже понравилось рассчитываться частями тела, так что если ты в ближайшие дни не отдашь то, что ему причитается, то попрощаешься с чем-то более существенным, чем левая рука.

— Жирная скотина, — выругался Меррик. — Где я достану ему эти чертовы деньги. Из-за дождя порт словно вымер, а работать по кабакам я не люблю. Это слишком рискованно.

Дэвлин по привычке флегматично пожал плечами.

— Так или иначе, я сказал, что давненько тебя не видел. Но думаю тебе все же стоит подсуетится. Ты сам знаешь, Джед не любит бросать слов на ветер.

— Знаю, — мрачно согласился Меррик.

— Налить тебе в кредит?

Меррик вяло кивнул. Дэвлин налил пиво из кувшина и поставил бокал перед ним.

— А что та девушка, которая чуть не прирезала тебя… Ты больше ее не видел, — спросил он.

— Нет, — коротко ответил Меррик.

— Жаль. Хорошая девушка. Тебе сейчас бы не помешала хорошая девушка.

Меррик промолчал. В какой-то странной сосредоточенности выпив пиво, он посидел еще десять или пятнадцать минут, после чего, не сказав ни слова, встал и вышел обратно в дождь.

Протирая очередную тарелку, Дэвлин проводил его грустным задумчивым взглядом.

В не самом лучшем настроении шагая по пустым, затопленным дождем улицам, Меррик уже почти добрался до дома, когда откуда-то из подворотни появились они. Кажется, их было трое. Черные плащи скрывали лица и особенности фигур. Он даже не успел толком сообразить что происходит, когда один из незнакомцев заломил ему руки, а двое других принялись методично избивать. Они били четко, профессионально, без злобы и азарта, просто выполняя свою работу. По лицу, в грудь, в живот. Обычно Джед нанимал для подобных поручений бойцов из прибрежных забегаловок, сражающихся там на ринге за процент от тотализатора, и Меррик не сомневался, что и в этот раз это было именно так. Каждый удар взрывался вспышкой боли, и очень скоро Меррик точно тряпичная кукла обмяк в державших его руках.

Он получил еще несколько ударов, прежде чем тиски разжались, и он рухнул прямо в грязь и холодную воду. Дождь лил за шиворот, холодными струями стекая по спине. За все время избиения напавшие не произнесли ни слова, но Меррик был достаточно неглуп, чтобы понять все и так. Это было последнее предупреждение.

Когда он поднялся, рядом уже не было никого. Прихрамывая и здоровой рукой придерживая помятый бок, он побрел к дому.

Три последующих дня Меррик не выходил из своего убежища в старой часовне, точно пес зализывая полученные раны. Лежа на вонючем и грязном матраце, он пытался придумать хоть что-нибудь, хоть какой-то способ выпутаться из сложившейся ситуации, но на ум ничего не шло. Изредка он забывался сном, и тогда боль и проблемы ненадолго отпускали, растворяясь в грезах. В них он был счастлив, в них не было Джеда с его головорезами, а был лишь теплый летний вечер и девушка с глазами вечернего неба. И это было прекрасно. Однако затем наступало пробуждение, и Меррик вновь оказывался перед необходимостью что-то делать. Но вновь не мог придумать что.

Его разбудило ощущение чьего-то присутствия. Вздрогнув, Меррик проснулся.

— Ты?

Девушка стояла в двух шагах.

— Привет. Долго спишь, — сказала она.

На ней была та же самая одежда, что при их первом знакомстве. Кожаная куртка с капюшоном, суконные брюки и поношенные ботинки.

Приподнявшись на руках, Меррик сел на своем лежаке.

— Что ты тут делаешь?

— Ты же сам сказал, что если мне что-то понадобится, спросить тебя в баре. Я спросила, и бармен сказал, где тебя можно найти. Все просто. Значит ты живешь здесь.

Это был не вопрос, а скорее констатация факта. Октябрь заинтересованным взглядом обежала скромную обстановку его жилища. Разбитый стол, колченогий табурет, сундук с дырой в крышке, над которым, пришпиленная к стене, висела фривольная гравюра, найденная Мерриком в одной из оставшихся в часовне книг, что сейчас гнили кучей в дальнем углу.

Нащупав здоровой рукой одежду, Меррик под куском парусины, заменявшим ему одеяло, натянул штаны, и поднялся в полный рост. Октябрь посмотрела на него, задержав взгляд на уже пожелтевших по краям пятнах синяков, отчего Меррик поспешил надеть рубаху. Внезапно он остро ощутил запах собственного немытого тела.

— Так чего ты хочешь? — спросил он.

— Мне нужна твоя помощь, — просто сказала она.

— Помощь? И какого же рода?

— Я хочу найти в городе одного человека.

Воспользовавшись поиском ботинок, как поводом, Меррик попытался подыскать верные слова.

— Знаешь, я помню, что обещал тебе помочь, если попросишь, — сказал он, — и при любых других обстоятельствах я так бы и сделал. Но… просто сейчас не самое удачное время, понимаешь? Извини.

Ботинки, наконец, были найдены и обуты.

Но девушка не спешила расстраиваться отказом. Наоборот, она внимательно посмотрела на Меррика, и в ее фиолетовом взгляде мелькнула хитрая искорка.

— А что ты скажешь, если я предложу тебе сделку?

— Сделку?

— Да. Твой друг бармен сказал, что тебе сейчас нужны деньги. Я дам тебе сколько нужно, если ты согласишься мне помочь.

— А ты уверена, что у тебя хватит.

— Ответь сам на этот вопрос.

Меррик сделал вид, что задумался, хотя на самом деле думать здесь было не над чем. У девушки действительно было достаточно денег, чтобы рассчитаться с Джедом. К тому же она ему нравилась.

— Хорошо, — после сказал он. — Я согласен.

Октябрь улыбнулась.

— Отлично. А теперь скажи, сколько тебе нужно.

— Так сразу? А ты не боишься, что я тебя обману?

— Не боюсь.

Ухмыльнувшись, Меррик назвал сумму, и, вынув кошелек, Октябрь отсчитала ему деньги.

— С этой минуты ты работаешь на меня, — после сказала она. — Так что разберись с оставшимися проблемами и когда часы на Морской башне пробьют полдень, приходи к Рыбацким воротам. Я буду ждать тебя там. Понятно?

Он кивнул.

— Хорошо. Тогда до скорого, — сказала она.

И развернувшись, вышла прочь.

Умывшись и стянув из прачечной пару свежих рубашек, Меррик несколькими часами позже заглянул в "Занзи". Бар еще только открывался и посетителей пока не было. Дэвлин составлял стулья со столов. Заметив Меррика, он приветливо заулыбался.

— Хорошо сегодня выглядишь, друг.

— Спасибо.

— А то я уже начал было волноваться. В последний раз, когда я тебя видел, ты смотрелся паршиво.

— Все меняется, — философски заметил Меррик. — Джед не объявлялся?

— Не видел его уже несколько дней.

Меррик кивнул. Подойдя к стойке, он выложил на нее несколько сложенных пополам купюр и придавил их сверху массивной глиняной пепельницей.

— Тут деньги, которые я ему должен. Передай их ему от меня. Я бы сделал это сам, но сейчас нет времени.

— Хорошо, передам, — сказал Дэвлин. — Тебе снова везет? — вокруг его серых глаз появились хитрые морщинки.

— Можно сказать и так. Кажется, я нашел себе работу.

— Работа — это хорошо, — улыбнулся старый моряк. — Что же, удачи.

Кивнув на прощание, Меррик вышел из бара и пошел вверх по улице, мимо трущоб, в сторону, где находились Рыбацкие ворота Делла.

Когда он добрался до места, часы на старой Морской башне пробили полдень.

 

Глава вторая

Иза Данк

Стоя в обзорной каюте "Розы ветров", Иза Данк смотрела вниз, на город. С той высоты, на которой находился дирижабль, все в нем казалось игрушечным. Игрушечными казались суда, стоящие в гаванях, повозки, бегущие по узким портовым улочкам, таверны и хижины рыбаков. Люди же и вовсе напоминали муравьев — черные суетящиеся точки. Дирижабль плыл дальше, и вот уже порт сменил рабочий район, где невзрачные и серые гробы бараков вырастали вокруг серых же коробов фабрик и мануфактур, пускающих в небо из десятков своих труб едкий дым. За фабриками начинались жилые кварталы, в которых обитала основная часть населения Делла. За сотни лет существования города здесь так все перемешалось, что мрачные готические жилища, украшенные фантастическими каменными статуями, могли запросто соседствовать тут как с невзрачными многоквартирными домами, так и вычурными фантазиями современных архитекторов. Следом потянулись торговые ряды.

Когда справа показался блестящий в ярких солнечных лучах купол аэровокзал, в дверь каюты постучали и вошел один из помощников капитана.

— Мадам Данк, дирижабль готовится зайти на посадку, — сказал он. — Капитан просил узнать, не желаете ли вы занять место в вашей каюте?

— Ах, да, да, конечно, — ответила Иза.

И посмотрев последний раз на город, прошла сквозь услужливо открытую помощником дверь. Проходя мимо юноши, она обронила кокетливое "Благодарю", подкрепив это выразительным взглядом, но в ответ получила лишь учтивый кивок, что привело ее в тихое бешенство.

Старуха, думала она, шагая в свою каюту, вот кем считает меня этот мальчишка. И по сравнению с ним так оно и было. Господи, а ведь каких-то пятнадцать-двадцать лет назад мужчины готовы были рвать друг другу глотки и тратить любые деньги, лишь бы она просто вот так посмотрела на них. Только посмотрела, не говоря уж о чем-то большем. А теперь какой-то безусый щенок кивает ей из вежливости.

Это было больно. Добравшись до своей каюты, Иза тяжело опустилась на мягкий диванчик и чуть было не расплакалась, с трудом сдерживая душившие ее слезы.

На самом деле, ей было всего тридцать девять, но стараниями косметики и тщательного ухода, она выглядела значительно моложе. Многие до сих пор считали ее одной из красивейших женщин Жердена, однако присущая большинству творческих натур мнительность не давала ей покоя. Больше двадцати лет блистала Иза Данк на сцене, выступая в лучших театрах континента. И это сейчас она была примадонной и богиней, а когда-то именно внешность, не считая, конечно, голоса, помогла ей выбраться из кабаков рабочего квартала, где она пела по вечерам перед всяким сбродом за еду и ночлег, а днем подрабатывала там же, прибираясь и моя посуду. Красота проложила ей путь к успеху, а теперь она увядала. И это было ужасно.

Сейчас Иза возвращалась из большого тура по наиболее крупным городам Жердена и западной части континента. И везде ее выступления встречали бурными овациями. Она до сих пор была любима, мужчины дарили ей цветы, женщины в тайне завидовали, но сама она чувствовала в этом что-то не то. Ей хотелось вновь обрести потерянную когда-то свежесть. Косметика лишь маскировала нюансы возраста, уход помогал отсрочивать приметы наступающей старости, но то, чего она действительно хотела, это вновь стать молодой.

И сколь бы нереальным не выглядело такое желание, находились некоторые люди, утверждавшие, что такое возможно.

Открыв свой ридикюль, после недолгих поисков Иза извлекла на свет визитку. На маленьком квадратном кусочке бумаги, украшенной по углам растительным орнаментом, было выведено изящным почерком всего три строчки:

Клиника Джонатана Нэйка

Звездный Бульвар, 21

Исцеление через омоложение

Исцеление через омоложение, повторила про себя Иза так, словно в этих словах заключалась какая-то таинственная сила.

Идея была безусловно фантастична, однако не настолько, как могло показаться на первый взгляд. Иза вспомнила графиню Вало. Та была на несколько лет старше ее самой, однако последний раз, когда они виделись на приеме после очередного концерта, графиня выглядела вдвое моложе своего истинного возраста. И это было настоящее чудо. Такого эффекта невозможно достичь никакой косметикой, потому как никакая косметика еще не научилась поворачивать время вспять. Лицо, кожа, волосы — все это принадлежало графине, и в то же время было лицом, волосами и кожей двадцатилетней девушки.

Иза, конечно же, просто не могла делать вид, что не замечает подобной перемены, и улучив момент, поспешила узнать ее причину.

Именно в тот вечер она впервые услышала о клинике доктора Нэйка. О самом же докторе толком не было известно практически ничего. В свое время он объявился словно из пустоты, но уже очень скоро его имя обрело достаточную известность, когда же личность до сих пор оставалась загадкой. Нэйк обслуживал лишь самую верхушку, и порой даже при очень больших деньгах попасть в его клинику составляло проблему. Самой Изе пришлось задействовать для этого все свои связи, но в конце концов дело закончилось успехом, и теперь она летела в Делл, чтобы обрести вторую молодость.

Минут через десять дирижабль тряхнуло, последовал ощутимый толчок и наконец "Роза ветров" опустилась на посадочное поле главного городского аэровокзала. Иза видела в иллюминатор, как рабочие снаружи крепят идущие от пассажирской гондолы канаты к массивным врытым в землю крюкам.

В дверь каюты постучали и на пороге вновь появился уже знакомый Изе помощник.

— Мадам Данк, — сказал он. — Капитан просил предать, что трап подан.

В самой лучшей гостинице жерденской столицы Иза освежилась и привела себя в порядок, спрятав следы усталости под слоем макияжа. Хотя полет выдался не таким уж долгим, она все же ощутимо утомилась, и оттого было вдвойне приятней понежиться в теплой, пахнущей травами ванной. Встреча была назначена на четыре, так что она еще успела перехватить легкий обед, но уже ровно в половину четвертого была готова, и при полном параде спускалась вниз. На улице ее уже ждал экипаж.

Клиника Нэйка располагалась в большом особняке недалеко от центра и представляла собой двухэтажное серое здание, окруженное парком, с подъездной аллеей, ведущей от кованых ворот к высокому каменному крыльцу парадного входа. Примерно прикинув расположение, Иза решила, что из окон верхнего этажа в хорошую погоду должен открываться прекрасный вид на Собор.

У ворот Изу встретил седой швейцар, вежливо осведомившийся, чем может быть полезен. Молча Иза протянула ему визитку. Кивнув, швейцар велел следовать за собой. Он провел ее через аллею в дом, а там, миновав просторный холл и небольшую приемную, — в кабинет, где и оставил одну.

— Подождите несколько минут. Доктору сообщат о вашем приходе, — сказал он напоследок, и с тем удалился.

Осматривая кабинет, не представлявший своим внутренним убранством никакого особого интереса (стол перед большим окном, пара кресел, книжные стеллажи), Иза подумала о том, что пока, из всего, что она видела, ни что не наводило на мысли о клинике. И лишь та таинственность, которой все было окружено, подогревала ее интерес.

Время спустя, как и было обещано, появился сам Нэйк.

— Мадам Данк, — сказал он входя, — очень рад нашему знакомству.

Когда Иза подала ему руку, он осторожно приложился самыми краешками губ к надушенной ткани перчатки.

Среднего роста, с невыразительным лицом, впрочем, со вкусом одетый, он тем не менее разочаровал Изу, в своем воображении предававшей ему чуть ли не демонические черты.

Любезно предложив ей кресло, сам Нэйк занял место за столом.

— Итак, мадам Данк, — произнес он. — Вы решили воспользоваться услугами нашей клиники. И для начала я хотел бы узнать, от кого вы узнали о ней. Возможно вопрос покажется вам странным, но вы должны понимать, что мы оказываем услуги достаточно специфического свойства. И поэтому стараемся очень внимательно отслеживать круг своих клиентов и те каналы, по которым поступает информация.

— Ну, если это так важно, — ответила Иза, — то о вашей клинике я узнала от Орлетты Вало. Думаю, вам о чем-то должно говорить это имя.

— Графиня Вало? Да, в свое время она пользовалась нашими услугами, — согласился Нэйк. — Что ж, считайте что ваши рекомендации приняты. А теперь другой вопрос — способны ли вы заплатить за то, что хотите? Поверьте, я спрашиваю об этом не из алчности, а единственно по той причине, что в ходе нашей работы приходится нести определенного рода траты, и мне хотелось бы иметь уверенность в том, что вы сможете их возместить.

Изу несколько задевала манера, в которой говорил доктор. В ней ощущалось некое пренебрежение человека обладающего властью. Но, принимая во внимание характер его деятельности, в этом был определенный резон.

Расстегнув сумочку, она достала чековую книжку и, заполнив один из бланков, вырвала его и протянула Нэйку.

— Этого достаточно? — спросила Иза.

Приняв чек, доктор мельком посмотрел на вписанную сумму и тут же убрал его в карман.

— Вполне, — сказал он. — Что же теперь осталась сущая формальность. Подпишем договор, а после я покажу вам клинику.

Из ящика стола он вынул уже готовую форму, и когда подписи были поставлены, а договор вернулся обратно, поднялся и произнес:

— Что ж, идемте.

Следуя за Нэйком, Иза поднялась этажом выше. Пройдя коридором, они установились перед широкой двустворчатой дверью. Вынув ключ, доктор отворил одну половину и сделал Изе приглашающий жест. Войдя, Иза попала в просторную комнату. Большая часть ее была пуста и лишь вдоль стен стояли странные железные шкафы. Всего — двенадцать. Они были высотой с рослого мужчину, имели форму вытянутого яйца и в каждом примерно на уровне глаз взрослого человека располагалось что-то вроде круглого стеклянного окошка. Между собой шкафы соединялись толстым кабелем, конец которого уходил сквозь стену в некое смежное помещение.

— Где мы? — спросила Иза, медленно двинувшись по периметру и настороженно рассматривая непонятные устройства. — И что это такое?

— Мы в сердце моей клиники, — ответил Нэйк.. — А это, — кивнул он в сторону шкафов, — мое изобретение. Я назвал их камерами молодости. Вам любопытно? Что ж… Загляните в любую. Ну же, смелее.

Подойдя к ближайшей, Иза через круглое окошко посмотрела внутрь и тут же, вскрикнув, прянула в сторону.

— Там человек!

— Да, — согласился доктор. — И я не вижу в этом ничего удивительного. Эти камеры как раз и создавались для того, чтобы возвращать людям молодость, а вместе с молодостью — здоровье.

Осторожно Иза вновь приблизилась к камере, на этот раз смотря уже с интересом. С той стороны, за слоем жидкости, подсвеченное странным голубоватым светом, плавало мужское лицо. Глаза человека были закрыты.

— Они спят? — спросила она.

— Можно сказать и так. Их тела подвергаются сложному воздействию, которое возвращает им свойства и форму, которыми они обладали, когда были молоды. Многие из них уже скоро окончат курс.

— Но ведь они находятся в жидкости… Чем же они дышат?

— Плод, находясь в чреве матери, тоже плавает в питательном бульоне. Так и они. Вещество, в котором они находятся, снабжает их всем, что необходимо для нормальной жизнедеятельности организма. Поверьте мне, они живы, и, более того, с каждым часом их тела становятся лишь крепче и моложе.

Двинувшись против часовой стрелки, Иза обошла все камеры, заглядывая в каждую через смотровое окошко. Все двенадцать были заняты. Здесь были и мужчины, и женщины, и некоторые из них даже казались Изе знакомыми, но из-за искажений возраста трудно было говорить о чем-то наверняка.

— Это удивительно, — прошептала она. — Но как же… Ведь все камеры заняты. А это значит…

— Не волнуйтесь, — успокоил ее доктор, — как я уже сказал, некоторые клиенты уже заканчивают курс, и буквально завтра одна из камер будет вновь свободна. До этого же времени, я надеюсь, вы не откажитесь стать моей гостьей.

Доктор отвел Изе комнату в восточном крыле, на втором этаже дома. И хотя комната была самой простой, из ее окна, как и ожидала Иза, открывался великолепный вид на Собор. Мрачной громадой тот возносился над прочими городскими строениями, впиваясь в высокое светлое небо десятками своих шпилей, и когда в его звоннице били колокола, можно было видеть как черными точками над собором взмывают стаи голубей.

Ночь прошла спокойно. А утром, когда Иза спускалась к завтраку, в доме приключилась небольшая суета. Стоя на лестнице, ведущей вниз со второго этажа, Иза видела, как слуги выносили на улицу какие-то вещи. Спустившись еще на пару ступеней, Иза заметила доктора Нэйка беседующего с неким молодым человеком. Перемолвившись несколькими словами, мужчины пожали друг другу руки, и молодой человек вышел вслед за последним слугой. Нэйк же, развернувшись, отправился в гостиную.

После завтрака он подошел к Изе:

— Мадам Данк, — сказал доктор, — надеюсь вы хорошо провели ночь. Клиент, о котором я вам вчера говорил, отбыл. Так что уже через час мы сможем начать процедуры. Сейчас мы займемся всеми необходимыми приготовлениями, вы же пока можете в полной мере располагать моим гостеприимством. Не волнуйтесь ни о чем. Когда все будет готово, я пошлю за вами слугу.

Доктор ушел; Изу же внезапно одолели странные сомнения. Ей было немного не по себе от мысли, что ближайшие несколько недель она проведет в железном гробу, залитая непонятным раствором, будто какой-то музейный уродец. На ум пришли вчерашние лица уже начавших курс клиентов плавающие в мертвенно голубоватом свечении, но следом Иза вспомнила графиню Вало. Свежесть и упругость ее тела. И все сомнения улетучились, уступив место решимости идти до конца.

Часом позже Иза прогуливалась в парке, наслаждаясь теплым ветром и ароматом жасмина, когда ее нашла служанка и передала, что все готово. Девушка проводила Изу в уже известный ей зал механических саркофагов, где помогла раздеться и занять место в пустующей камере. Когда дверца закрылась, Изе показалось, что она попала в какую-то ловушку. Ей захотелось выбраться из этого тесного, давящего пространства, но она сумела взять себя в руки. Уже будучи внутри, Иза услышала голос Нэйка, который звучал словно бы из самих металлических стенок машины.

— Мадам Данк, — произнес голос, — не бойтесь. Сейчас вы погрузитесь в глубокий сон. Он продлится две-три недели. Когда же вы проснетесь, то вновь будете так же молоды, как двадцать лет назад. А теперь просто расслабьтесь.

Когда голос смолк, Изе показалось, что она чувствует какой-то странный запах, но уже в следующую секунду сознание ее погасло и она погрузилась в сон.

Ей снилось море. Белые треугольники парусов рыбацких лодок, крики чаек и тихий шепот прибрежных волн, накатывающих на галечный берег. Во всем этом присутствовала какая-то неописуемая безмятежность. Покой. И когда ей это снилось, Изе казалось, что ее на самом деле не существует, а есть лишь море, небо, и больше ничего. Конечно, бывали и другие сны, но их она обычно не помнила. Иногда же и вовсе случалось так, что Иза попросту проваливалась в темноту, но какое-то время спустя все равно возвращалась, чтобы вновь раствориться в деталях морского пейзажа.

Сколько так продолжалась, она не знала — может день, а может быть, год или даже несколько лет. (В подобном состоянии вести счет времени составляло проблему.) Однако однажды она наконец проснулась.

Когда Иза окончательно пришла в себя, она обнаружила, что лежит в постели. Рядом стоял Нэйк, и из окна за его спиной были видны шпили Собора.

— Ну вот и все, мадам Данк, — сказал он. — Или сейчас было бы правильнее сказать мадмуазель… Мы с вами закончили. Теперь вам нужно еще немного поспать, но уже завтра, после небольших наставлений, вы будете совершенно свободны. Отдыхайте.

Доктор вышел.

Иза же перед тем как вновь провалиться в сон, который на этот раз обещал быть уже менее продолжительным, словно ища доказательство произошедшим изменениям, поднесла к лицу свои руки. И на мгновение дыхание замерло в ее груди — это были те руки, которыми она когда-то мыла полы и посуду в забегаловках рабочего квартала.

Руки двадцатилетней девушки.

На следующий день Иза с трудом смогла себя заставить оторваться от зеркала. Смотрясь в свое отражение, она не могла поверить в то, что снова была молода. Она касалась руками своей шеи, груди, вела ими вниз по животу к бедрам, и повсюду ощущала упругость молодого тела. Молодость питала каждую ее клеточку.

После завтрака Нэйк пригласил ее в свой кабинет.

— Ну как, мадам Данк, — спросил он, — вы довольны результатом?

Изе стоило усилий сдерживать переполнявшие ее чувства.

— Да, доктор, у меня просто нет слов, — ответила она. — Я до сих пор не могу поверить, что это со мной. Что это я. То, что вы сделали, — настоящее чудо.

— Что ж, я рад, — сказал Нэйк, но вопреки словам голос его оставался деловит и сух. — Теперь же поговорим о деле. Прежде чем отпустить вас, я должен довести до вашего внимания еще кое-какие сведения и дать ряд указаний на ближайшее время. Во-первых, вы недавно прошли довольно-таки специфическую процедуру. И сейчас необходимо сказать самое главное — повторить ее будет невозможно. Это не просто моя прихоть, потому как существует ряд вполне реальных причин, по которым делать это не то, что нежелательно, но даже опасно. Впрочем, пока для вас это не столь существенно. И, думаю, будет оставаться таким еще лет десять или пятнадцать. Во-вторых, ваш организм претерпел значительные изменения. Сейчас он еще нестабилен. И чтобы избежать каких-либо побочных эффектов, некоторое время вы должны будете соблюдать определенные правила.

— Правила? — спросила Иза.

— Да. Всего два: избегать сильных физических нагрузок, что, думаю, для вас будет не так уж сложно. И второе…

Нэйк вынул из кармана небольшую жестяную коробочку, похожую на ту, в каких в лавках продавали мятные пастилки, и протянул Изе. Открыв, Иза обнаружила внутри около трех десятков круглых таблеток.

— Принимайте их в течение последующих двух недель дважды в день, — сказал Нэйк. — В упаковке ровно двадцать восемь штук. Когда таблетки закончатся, считайте, что ваш курс завершен окончательно. Вам все ясно?

— Да, — ответила Иза. — Только… Доктор, скажите, что будет, если забыть принять эти таблетки вовремя? Знаете, я очень рассеянна.

Нэйк нахмурился.

— Все очень индивидуально, — произнес он, — так что сложно предсказать конкретные последствия. Однако я все же рекомендовал бы не пропускать приема. В любом случае.

— Хорошо, я постараюсь, — пообещала Иза, пряча коробочку в сумочку.

— Что ж, тогда на этом все. Ваше пребывание в моей клинике закончено, и вы можете покинуть ее так скоро, как сочтете возможным. Был рад знакомству.

 

Глава третья

Октябрь

Единственный фонарь слабо освещал темную узкую подворотню.

Пройдя сквозь разбитую каменную арку, Октябрь очутилась перед входом в очередную дыру, каких в избытке в той части города, что называется Черным Двором. Скверное место, если только ты не ищешь неприятностей или сам не готов их доставить.

За последнюю неделю Октябрь побывала больше чем в дюжине подобных заведений.

Стены около входа в грязных потеках, дурно пахнущих мочой, блевотиной и дешевой брагой. За углом, в мусорной куче, роются бродячие псы. В подобном притоне с одинаковой вероятностью можно встретить как декаденствующего поэта, среди ворья и шлюх расточающего свой талант, так и наемного убийцу, за сходную плату готового предоставить свои услуги.

— Эй, парень!

Октябрь обернулась на звук голоса. Она уже привыкла, что из-за одежды и худощавой фигуры ее принимали за мужчину.

Грязная одежда и стоптанные ботинки. В бегающих глазах незнакомца — нездоровый блеск.

— Пыль. Черви. Морок, — быстро озвучил он свой скудный ассортимент.

Очередной толкач, поняла Октябрь.

Она была в городе чуть меньше недели, но продавцы наркотиков уже успели изрядно ее достать. Они ошивались вокруг всех местных кабаков, и чаще всего сами сидели на какой-нибудь дряни, так что порой вели себя не совсем адекватно.

— Отвали, — отозвалась Октябрь. — Попробуй втюхать свое дерьмо в каком-нибудь другом месте.

Парень, похоже, смекнул, что немного промахнулся относительно половой принадлежности несостоявшегося клиента.

— Сука, — огрызнулся он.

Но уже в следующую секунду, когда в тусклом свете блеснула сталь, поспешил исчезнуть.

Спрятав нож обратно в карман, Октябрь вошла в бар.

Помещение оказалось небольшим. Дюжина столиков. Стойка. Обычный человеческий гул, то и дело взрываемый раскатами пьяного смеха.

Устроившись у дальнего края стойки, Октябрь заказала пива.

— Я ищу человека, — сказала она, когда бармен — немолодой лысеющий мужик лет сорока — выставил перед ней заказ. — Его зовут Кристо Бел.

— Никогда не слышал о таком, — ответил тот.

— Много лет назад он жил где-то в этом районе.

— Твой родственник?

— Можно сказать и так.

Октябрь выложила на стойку деньги за пиво и следом — еще несколько монет.

— Точно не слышал?

Бармен сгреб деньги волосатой ручищей, быстро спрятав в просторном кармане грязного фартука. Широким жестом утер нос.

— Точно, — сказал он. — Но ты можешь попробовать спросить у Эгле. Если кто и знает толк в поиске потерявшихся родственников, так это он.

Он кивком головы указал ей в дальний угол, на столик, за которым сидело трое мужчин. Один был похож на матроса. Форменная куртка и некрасивое обветренное лицо. Второй, худой и широкоплечий, все время улыбался, но в его улыбке было что-то неприятное. Так может улыбаться человек, смотря на мучительную смерть давнего врага. Третий, спокойный брюнет, показался Октябрь наиболее симпатичным. В каждом его жесте, взгляде чувствовалась уверенность в собственных силах.

— Тот, что с краю, — уточнил бармен.

И, поблагодарив и прихватив пиво, Октябрь двинулась в указанном направлении.

Когда она подошла к столику, шедший до этого разговор смолк и три пары глаз уперлись в нее, как жала копий.

Первым подал голос широкоплечий.

— Чего надо? — грубо рявкнул он, стерев с лица привычную ухмылку.

— Мне нужен Эгле.

— Эгле? Зачем?

— Я ищу человека. Мне сказали, что он может помочь.

— А ты уверена, что Эгле захочет помогать?

— Думаю, мы могли бы договориться.

Мужчины переглянулись. Брюнет подал двум другим чуть уловимый знак глазами, и те, поднявшись, дружно перебрались за один из соседних столиков.

Оставшийся за столом мужчина внимательно осмотрел Октябрь. После жестом предложил место напротив. Октябрь села.

— Мое имя — Эгле, — произнес он. — Так кого ты ищешь?

— Одного человека. Его имя Кристо Бел, — ответила девушка.

— Он твой родственник?

— А это имеет какое-то значение? Мне просто нужен этот человек. Ты можешь его найти?

Эгле наградил ее долгим задумчивым взглядом.

— Возможно, — сказал он. — Все зависит от того, насколько он тебе нужен.

— Плачу десять монет, если отведешь меня к нему.

Эгле ненадолго задумался.

— Пятнадцать монет, — сказал он.

— Договорились, — ответила девушка. — Но идем прямо сейчас.

— Сразу, как я допью пиво, — согласился мужчина.

Одним глотком осушив кружку, он встал и направился к выходу. Октябрь последовала за ним.

Блуждая в каменном лабиринте домов, пронзительно пел холодный ветер.

По темным и грязным городским задворкам, мимо коптящих громадин фабрик, заброшенных складов и старых скотобоен, Эгле вел Октябрь одному ему известным маршрутом.

Их проглатывали узкие глотки переулков, чтобы выплюнуть в кривые каналы улиц. Редкие встречные прохожие были похожи на беспокойные тени, в этот поздний час ищущие утешения и приюта.

Трущобы. Темная сторона Делла. Черный Двор.

Свет и тьма. Дружба и предательство. Любовь и порок.

У всего в этом мире есть оборотная сторона. Обычно она неприглядна и о ней не принято упоминать вслух, но не узнав ее, нельзя познать истинную сущность предмета.

Именно такой оборотной стороной Делла и был Черный Двор.

Шлюхи, толкачи, воры, опустившиеся художники и поэты, нищие всех мастей и прочие сомнительные личности были обычными обитателями этого места. И если Большие Торговые Ряды часто образно именовали Чревом Делла, Черный Двор был его зловонными, вывернутыми наружу потрохами.

За всю дорогу Эгле не произнес ни слова. Октябрь, держась следом за своим провожатым, тоже молчала.

Как черви в протухшем мясе, в ее голове копошились мысли.

Десять лет. Почти десять лет она ждала этой встречи. Когда засыпала на своем вонючем лежаке после тяжелого рабочего дня, когда принимала отвратительные ласки похотливого охранника, когда три дня провела без пищи и сутки в выгребной яме. И позже, в душном и тесном отсеке торгового судна, одна лишь мысль о том, что этот день когда-нибудь настанет, давала ей сил и злости, чтобы выжить.

Десять лет. Теперь же время превратилось в пространство. И уже не годы, а всего несколько кварталов отделяло ее от заветной цели.

Они прошли мимо развалин безымянной церкви. Во дворе, перед зданием, горели костры. Вокруг огня грелись люди. Нищие, бродяги, беженцы…

Черные картонные силуэты на освещенном фоне.

— Далеко еще, — спросила Октябрь.

— Почти пришли, — ответил Эгле.

Прежде чем остановиться, они оставили позади еще пару перекрестков и свернули в очередной проулок.

Октябрь огляделась.

Стены домов здесь смыкались, образуя своеобразный каменный карман. В его глубине темнела груда какого-то хлама. Обломки дерева, битый кирпич… Среди мусора с писком возились невидимые в темноте крысы.

Тупик.

Внутри девушки шевельнулось нехорошее предчувствие.

— Какого черта? Куда ты меня привел?

Эгле ей ничего не ответил. Его смутная фигура с трудом угадывалась в шаге от Октябрь. Однако ощущение присутствия было отчетливым. Ей показалось, что она чувствует его взгляд, направленный поверх ее плеча.

Октябрь обернулась.

Две тени медленно двигались в их сторону.

И тут Октябрь поняла, что попалась в ловушку.

Похоже, они шли за ними от самого бара. Невысокий с шаткой походкой матроса. И длинный и широкоплечий (Октябрь готова была держать пари, что если бы было светлее на его лице можно было бы различить привычную ухмылку).

— Ублюдок!

— Ничего личного, малышка. Каждый зарабатывает, как может, — услышала она рядом с собой. — А сейчас будет лучше если ты сама отдашь нам деньги.

Деньги? Как бы не так!

Не дожидаясь, пока грабитель сделает свой ход, Октябрь воспользовалась преимуществом первого удара. Ориентируясь лишь на звук голоса, она со всей силы впечатала коленом туда, где должен был находиться пах грабителя. И по удивленному сдавленному звуку поняла, что попала точно в цель. Похоже, сообразив, что что-то пошло не так, подельники двинулись быстрее; теперь их разделяло не больше полудюжины метров.

Но девушка не теряла времени.

Эгле еще окончательно не пришел в себя, когда властная рука вцепилась ему в волосы, выпрямляя, а в горло уперлась сталь. У уха раздался сухой горячий шепот:

— Плохая идея. Скажи своим дружкам, чтобы дали обратный ход, иначе…

Октябрь сильнее нажала на нож, пустив из-под лезвия тонкую струйку крови.

— Понял?

Кивнув, Эгле в точности выполнил инструкции. Мгновение помедлив в нерешительности, тени попятились назад.

— Молодец, — похвалила Октябрь. — Действуй в том же духе, и все будет отлично. А теперь — пошел. И чтобы без фокусов.

Они медленно двинулись к выходу из переулка. Мужчина даже не думал сопротивляться, лишь вполголоса цедя сквозь зубы невнятные проклятия.

Остановившись в проходе, Октябрь нашла глазами двух других грабителей. Напряженные, они лишь ждали, когда она сделает промашку, чтобы тотчас же броситься в атаку. Но она не собиралась предоставить им подобной возможности. Действовать нужно было четко.

Свободной рукой Октябрь пробежала по карманам заложника. Нащупав в одном заметное уплотнение, она вытащила из него кошелек.

— Будем считать это компенсацией за не оказанную услугу, — сказала она, пряча его за пазуху.

После чего быстрым движением убрав от горла Эгле нож, изо всех сил толкнула его навстречу дружкам и, не дожидаясь пока они придут в себя, пустилась наутек.

К ночи вновь начался прекративший было дождь, с короткими перерывами шедший уже почти неделю. Холодный ветер бросал в лицо горсти воды.

Накинув капюшон и втянув голову в плечи, Октябрь шагала по мокрым улицам, оглядываясь в поисках ночлега. Захваченный непогодой, город казался застывшим. И лишь струи небесной влаги упрямо хлестали по его большому каменному телу.

Мимо, поднимая тучи брызг, проехал экипаж.

Ей стоило сразу догадаться, что это обман. Сейчас Октябрь была готова биться об заклад, что этот мерзавец Эгле прежде даже ни разу не слышал имени Кристо Бела. Это было так же очевидно, как и то, что он проделывал подобный фокус уже множество раз и схема была отработана до мелочей. Классический вариант мышеловки. Все дело в приманке. Просто дайте человеку то, что он желает услышать, и тогда даже самая грубая ложь станет неотличимой от правды. Остальное же — дело техники.

Октябрь мысленно выругалась. А ведь в какое-то мгновение, она действительно поверила, что цель близка. Десять лет ожидания. Десять лет. И вот…

Впрочем, у ситуации были и свои плюсы. И хотя денег в кошельке обнаружилось не так уж много, подобную финансовую поддержку никак нельзя было назвать лишней.

В конце концов, как правильно заметил ублюдок Эгле, каждый зарабатывает, как может.

Ночь, ветер и дождь…

Октябрь наконец увидела то, что искала. Призрачный болотный свет дрожащий сквозь холодную водную муть. Зеленым фонарем в Делле отмечали ночлежные дома.

Деревянная обшарпанная дверь. Октябрь постучалась. На стук вышла толстая хмурая баба и, не говоря ни слова, проводила Октябрь в небольшую комнату, служившую, по-видимому, столовой. Спросив обычную плату в полмонеты, она куда-то исчезла, но после вернулась с полной миской горячей похлебки и ломтем засохшего хлеба. Сев поближе к очагу, Октябрь не спеша принялась за еду. Кроме нее здесь были и другие люди. Старики, бродяги, усталые женщины с детьми. Все они говорили тихо, почти шепотом, словно боясь своих голосов, так что было слышно, как стучат о стенки мисок деревянные ложки и потрескивают в камине дрова.

Когда Октябрь закончила с едой, все та же женщина отвела ее в соседнюю со столовой комнату, где на расставленных рядами лежаках, закинутых тоненькими матрацами, спали люди. Пахло нечистым телом и потом. Женщина указала Октябрь ее место, расположенной почти у самой дальней стены, и ушла.

Устроив сумку на манер подушки, Октябрь легла. И едва стоило ей это сделать, как усталость прошедшего дня навалилась на нее и поволокла в темную пропасть сна.

Жара… Едкий пот, лезущий в глаза… Южная колония… Ашхез…

Октябрь девять.

Больше всего она боялась крыс. Большие, коричневые. С крупными бусинами хищных глаз и голыми розовыми шнурами хвостов. Они жили внизу, под бараками. И часто по ночам было отчетливо слышно, как они скребутся и пищат. Среди работников ходили слухи, что известны случаи, когда крысы сбивались в небольшие стаи и нападали на спящих людей. Эти слухи пугали многих, в том числе и Октябрь. И порой страх был настолько силен, что она не смыкала глаз целыми ночами, а наследующий день плохо работала в поле, за что от надсмотрщиков получала вся бригада.

Многих это злило. Она пыталась объяснить про крыс, но ее не хотели слушать. В наказание за плохую работу всей бригаде урезали пищевой паек. И мало кому хотелось лишаться и без того скудного куска хлеба из-за нелепых страхов какой-то глупой девчонки; по сравнению с крысами, голод был куда более насущной проблемой.

Октябрь же честно пыталась бороться с собой, но стоило ей услышать знакомый шорох, как сердце тут же обмирало, в животе холодело, и до самого рассвета она несла свою странную вахту, чтобы назавтра вновь не выполнить норму.

Более того, бывали ночи, когда крыс было не слышно. Возможно, они уходили в соседние бараки или просто вели себя тише. Но даже в такие ночи Октябрь не могла заснуть. Ей все равно мерещился мерзкий скрежет маленьких коготков по трухлявому дереву.

Так продолжалось несколько месяцев.

За это время Октябрь привыкла к косым недобрым взглядам и раздраженному шепоту за своей спиной. Привыкла к крику надзирателя и чувству постоянного голода. Она понимала, что заслужила это. Единственное, к чему она не могла привыкнуть, были крысы.

Однажды вечером, вернувшись после работы, она нашла на своем лежаке мертвое бурое тельце. Похоже кто-то решил зло посмеяться над ней. Но на удивление всем, и не в последнюю очередь себе, Октябрь не испугалась находки. Остекленевшие глаза, подобранные лапы, приоткрытая пасть… Мертвый зверек выглядел не столько пугающе, сколько жалко.

Недвижимый, он не казался опасным. И тут внутри Октябрь что-то перевернулось. Она словно бы получила ответ на давно мучивший ее вопрос.

Мертвые крысы не пищат.

Завернув тушку в покрывало, Октябрь вынесла ее во двор и вытряхнула в мусорную кучу.

Ночью она спала крепко, а на следующий день ее недосчитались при перекличке. Рабочие начали шептаться, что она сбежала, хотя отлично понимали, что это маловероятно, а вернее — практически невозможно. Дикие, непроходимые леса, пересеченные болотами, защищали лагерь от побегов лучше всякой охраны.

Но все же часть надзирателей сняли с плантаций и отправили прочесывать окрестности.

Впрочем, нашли ее быстро. Вернее Октябрь нашлась сама. У своего барака. Перепачканная землей и чем-то красным, похожим на кровь. От нее ужасно воняло, а в руках, на манер оружия, она сжимала длинный ржавый гвоздь.

Она помнила как ее обступили люди, как они странно смотрели на нее. О чем-то тревожно шептались. Громадный надсмотрщик легко отнял у нее гвоздь. Октябрь понимала, что скорее всего за эту выходку ее отправят в Сарай, где на целые сутки оставят без еды и света. Но эта мысль почти не трогала ее.

Мертвые крысы не пищат, думала она, вспоминая как пронзительно верещали они, пронзенные ржавым железом.

Не пищат, а значит теперь наконец она сможет спать спокойно.

Рывок. Биение сердце.

Она проснулась с чувством странной тревоги. Обрывки сна, как паутина, еще липли к окончательно не прояснившемуся сознанию.

Ночные шорохи. Крысы. Ржавый гвоздь.

Этого не было, сказала себе Октябрь. Ничего этого не было. По крайней мере, она не помнила об этом случае. Или, возможно, не хотела помнить.

Раннее утро, несколько часов после рассвета. Серый свет сквозь небольшие оконца под потолком заполнял пространство комнаты. Она вновь ощутила теплый, отвратительный запах грязных человеческих тел. Рядом слышались негромкий храп, присвисты и бормотание спящих.

Этого не было, повторила Октябрь и закрыла глаза. Нужно поспать еще час или полтора, решила она. Спать еще. И снова провалилась в теплую темноту, на этот раз уже без снов.

Проснувшись уже вторично, Октябрь за четвертак позавтракала вчерашней похлебкой, которую заботливая хозяйка, похоже, заготавливала впрок, и вновь вернулась на Улицу.

Дождя не было, но влажный воздух, холодный ветер и тусклый, сумрачный свет еще хранили его призрак. С крыш капало, в водостоках клокотали остатки ненастья, а все уличные выбоины превратились в лужи.

Привычным движением накинув капюшон и поправив на плече сумку, Октябрь отправилась в сторону порта.

Утром она много думала о том, отчего ее поиски до сих пор оборачивались фиаско, и наконец поняла.

Улица была совершенно особым миром. Она жила по своим законам, соблюдала свои правила и это был залог ее существования. Она работала как хорошо отлаженный механизм, где каждый винтик имеет значение. И, что главное, — Улица не любила чужих.

Октябрь же была чужой и к тому же задавала вопросы, а это всегда вызывает подозрения. Именно поэтому она то и дело попадала впросак — срабатывала своеобразная защита. И чтобы преодолеть эту защиту ей был нужен кто-то, кто был бы в этом мире своим; знал, как устроен этот механизм, и где находятся его слабые места.

Однако в этом-то и заключалась проблема. Кто? Октябрь никого не знала в этом городе, разве что…

Она вспомнила про незадачливого вора, в первый день у гаваней стянувшего у нее кошелек. Говоря прямо, знакомство вышло несколько странным, однако в случае необходимости он обещал свою помощь. В сложившемся же положении особенно выбирать не приходилось…

Вот только была одна небольшая загвоздка: сколько Октябрь ни напрягала память, она никак не могла вспомнить его имени.

Впрочем, это было не так уж и важно. Главным было, что Октябрь знала, как его найти.

И теперь отправлялась в порт именно за этим.

Нужное место она отыскала без труда: запомнила дорогу еще в первый раз.

Бар лишь недавно открылся и внутри было пока что малолюдно, если не сказать — пусто. Всю публику составляли два старика за угловым столиком играющие в "ходы-и-линии" да потрепанный пьянчужка, мирно дремавший у дальнего конца стойки.

Навалившись на стойку, старый бармен от нечего делать следил за ходом игры. Когда Октябрь вошла, он обернулся в ее сторону и, кажется, узнал.

Пройдя разделявшее их расстояние, Октябрь села на высокий трехногий табурет напротив.

Бармен вопросительно посмотрел на нее.

— Пива, — сказала она и обернулась в сторону играющих как раз в тот момент, когда один из противников снял у другого сразу шесть фишек.

Улыбнувшись происшедшему, бармен выставил перед ней зеленый бокал с пышной пенистой шапкой. Октябрь сделала глоток: пиво оказалось холодным и чуть горьковатым.

— Мне показалось, ты меня узнал, — сказала она после.

Старый моряк кивнул.

— Смелая мадмуазель с необычным именем. Такое сложно забыть. Вы очень понравились моему приятелю.

— Как раз о нем я и хотела поговорить. Как мне его найти? Он сказал, что если понадобится, спросить тут.

Бармен поднял бровь.

— Снова какие-то проблемы?

— Да, но на этот раз не с ним. Так где он живет?

Бармен не торопился отвечать. Протирая краем передника надтреснутую кружку, он несколько мгновений всматривался Октябрь в лицо, словно пытаясь что-то в нем угадать.

— В разрушенной часовне в паре кварталов отсюда, — наконец сказал он. — Только знаешь, сестренка, боюсь старине Меррику сейчас не до тебя. Ему вполне хватает своих неприятностей, чтобы не ввязываться в чужие.

Меррик, вспомнила Октябрь. Точно, Меррик. И на этот раз попыталась поглубже впечатать имя в память.

— Да? И что с ним?

— Долги.

Октябрь сделала внушительный глоток.

— Ну, это не такая уж большая беда. И если он задолжал не больше, чем стоит его помощь, думаю мы разберемся. Так ты говоришь, в старой часовне?

Старый моряк кивнул, улыбнувшись лишь самыми краешками губ. Октябрь в три захода допила пиво.

— Что ж, спасибо, — сказала она.

И, расплатившись, вышла из бара.

 

Глава четвертая

Сот Эрн

Редакция "Глашатая" занимала невзрачное здание красного кирпича в дюжине кварталов от центра. И даже в этот поздний час в ее коридорах все еще было людно и шумно. Внутри витали знакомые запахи чернил, табака и свежих новостей.

Уверенно двигаясь среди знакомых и незнакомых лиц, Сот Эрн направился прямиком в сторону кабинета главного редактора. По пути он поздоровался с несколькими приятелями и игриво подмигнул Агнесс, молодой миловидной секретарше.

Кабинет Папы располагался в дальней части здания. Перед его дверями Соту встретился еще один знакомый — Йозек Вайс, начинающий литератор. В свое время Сот помог ему устроить в "Глашатай" несколько очерков из жизни городского дна, после чего парень стал периодически приносить что-то новое, но, за исключением первой удачи, напечататься ему удавалось редко. Сейчас Вайс выглядел не самым лучшим образом: бледная кожа, ввалившиеся, обведенные темным глаза, сальные волосы — казалось, он болен.

Он стоял в глубокой задумчивости, словно оцепенев, и сжимал в правой руке какие-то бумаги.

Сот поздоровался.

— Господин Вайс, с вами все в порядке? — спросил он. — Вы скверно выглядите.

Очнувшись от своего странного состояния, Йозек Вайс посмотрел на него, словно бы заметив лишь сейчас.

— А, господин Эрн, очень рад… — произнес он. — Да, да, не беспокойтесь… Со мной все в порядке… То есть не совсем… Кажется, я немного болен.

Он неуверенно улыбнулся, отчего выражения лица приняло крайне жалкий вид

— Вам нужно доктора, — наставительно произнес Сот. — Вы были у доктора?

— У меня нет на это денег. Да и все не так уж серьезно. Меня лишь слегка знобит — думаю, это скоро пройдет. Обычная лихорадка.

Он хотел еще что-то сказать, но передумал и осекся.

Сот тоже молчал. Повисла неловкая пауза.

— Вы сейчас от старика? — после спросил он.

— Да, — ответил Вайс. — Я написал серию очерков об истории улиц старой части Делла и думал, что возможно что-нибудь из этого можно будет пристроить… Но господин Хумертад объяснил мне, что тема не актуальна… И… В общем, он сказал, что людям наплевать на историю и предложил написать что-нибудь из жизни обитательниц "домов терпимости" или курителей морока…

Сот понимающе покачал головой. Отчего-то ему хотелось помочь Вайсу.

— Это они, ваши очерки, — кивнул он на бумаги, которые молодой человек сжимал в руке.

— Да.

— Знаете что — давайте их сюда. Я сейчас иду к Папе и… Может быть, что-нибудь из этого все же придется кстати. Вы куда-нибудь торопитесь?

— Нет, — Вайс выглядел растерянным.

— Тогда дождитесь меня, — сказал Сот, и взяв бумаги, вошел в кабинет.

Кабинет Папы Хума являл собой сущую берлогу. Бумага, дерево и пыль — вот три компонента, из которых, казалось, состояла основная часть его обстановки.

Когда Сот вошел, Папа внимательно просматривал гранки, предназначенные в утренний номер. Это был человек застрявший на полпути между поздней зрелостью и ранней старостью. Крайне упитанный, среднего роста, он носил пышные усы и короткую армейскую стрижку. Услышав стук двери, Папа поднял от работы глаза.

— Сот, это ты… А я только про тебя думал. Садись, — он указал на одно из гостевых кресел, стоящих перед столом. — Какие новости?

Сот сел.

— Резервная колонка в вечернем выпуске еще свободна?

Вернувшись было к своему прежнему занятию, Папа посмотрел на него с интересом.

— Да. Ты же знаешь, я всегда держу ее на случай необходимости… А что? У тебя есть что-то стоящее… Рассказывай.

— Я был сегодня в театре…

— И?

— Умерла Иза Данк. Вот, — вынув блокнот, Сот вырвал из него страницы с репортажем и протянул Папе. Тот жадно заметался по тексту глазами.

— Так… Так… Ага… Очень хорошо!

Схватив лежавший среди бумаг и писчих принадлежностей ручной колокол, он несколько раз в него ударил, на что явился служащий. Не поднимаясь со своего места, Папа протянул ему бумаги, велев сейчас же передать их в набор с расчетом, чтобы материал успел попасть в вечерний выпуск.

Когда же человек вышел, из стола появилась бутылка лодхедского вишневого бренди. Разлив напиток в стаканы, Папа протянул один Соту, а второй оставил себе.

— Ну, а теперь выкладывай, — велел он. — Мне нужны подробности.

— Подробности?

Собственно, добавить что-то существенное к статье Соту было нечего.

В театр его привели слухи. Когда занимаешься таким ремеслом, как журналистика, нужно уметь не столько говорить, сколько слушать. Последнее же время только и было толков, что о необычайном преображении эстрадной примы Изы Данк. И хотя мадам Данк была уже несколько отгоревшей звездой, потесненной на эстрадном небосклоне более молодыми дарованиями, имя ее обладало еще достаточной известностью, чтобы стать поводом к небольшой сенсации, которая сейчас вовсе не была бы лишней.

Занимая одинаково удобное и опасное положение между дешевыми "желтыми" газетенками и неповоротливыми, консервативными изданиями, "Глашатай" придерживался определенных принципов. Он никогда не опускался до сплетен и откровенной лжи, но вместе с тем и не пренебрегал громкими историями, способными положительно сказаться на тираже. Однако с последними теперь было явно не густо. ("Мертвый сезон", — вздыхал Папа Хум).

И внезапное омоложение известной певицы вполне могло сойти на эту роль.

Впрочем, взявшись за это дело, Сот получил даже больше, чем мог рассчитывать.

Лишь стоило мадам Данк выйти на сцену, как все убедились в свершившемся чуде. Молодость ее была настолько же откровенной, насколько и невероятной. И это действительно поражало. Зал вздохнул единым звуком, и тут же зашумел, на месте рождая новые версии и сплетни.

Завершение первого отделения было встречено бурными овациями, и на антракт публика отправилась в крайне возбужденном состоянии.

Для Сота же оставаться дальше не имело смысла. Он и так видел уже все что хотел. И уже собирался уходить, когда поднялся переполох.

Соту понадобилось всего несколько минут, чтобы сообразить, что источник волнения находится за сценой. Сквозь беспокойное человеческое море, в которое тут же превратился зрительный зал, он двинулся в его направлении.

К тому времени, как Сот добрался до гримерной мадам Данк, которая собственно и оказалась эпицентром поднявшегося переполоха, перед ее дверями собралось уже порядочное количество людей. Работники сцены, музыканты, зрители. Сот смотрел из-за спин. Разметавшись, Иза Данк неподвижно лежала на кушетке напротив гримерного столика. Ее глаза были закрыты, а кожа приобрела мертвенно бледный оттенок. У рта засохла какая-то розовая пена. Но поразительно было другое — за прошедшие несколько минут певица постарела, кажется, на десяток лет. Немного времени спустя, активно требуя его пропустить, сквозь толпу, закупорившую вход, пробился невысокий верткий человечек. Он объявил себя доктором, и сделав над телом несколько проб, сообщил, что мадам Данк мертва.

Тут же появилась полиция, и всех попросили разойтись. Быстро набросав кое-какие заметки, Сот тоже поспешил уйти.

— И что ты намерен предпринять дальше? — спросил Папа Хум, когда Сот окончил свой рассказ.

— Небольшое расследование. В этом деле определенно имеет место какая-то тайна.

— Расследование? — повторил бывалый редактор, будто бы пробуя слово на вкус. — Что ж, это может оказаться интересным. Люди любят всевозможные тайны. А знаешь почему? Это дает им ощущение причастности к чему-то большему, чем их ничтожный повседневный мирок. Позволяет хотя бы ненадолго выйти за границы собственной жизни.

— Должно быть, — согласился Сот, не особо вникая в смысл сказанного.

Папа Хум задумался.

— Что ж, раз так… Полагаю, тебе понадобятся деньги, — сказал он и вновь обратился к содержимому своего бездонного стола. — Вот. На первое время.

Увидев деньги, Сот только теперь вспомнил об оставшемся снаружи Йозеке Вайсе, рукописи которого он все это время нервно теребил в руках.

— Да, вот еще что, — сказал Сот. — Там за дверью меня ждет этот молодой писатель, Вайс… Он сказал, что был у тебя сегодня, и ты ему отказал.

Папа посмотрел на него с некоторой укоризной.

— Черт побери, Сот, но я же уже объяснил парню, что тема его писанины никому не интересна… Пусть напишет что-нибудь о жизни. Про шлюх, про "замороченных"… Но, скажи мне честно, кому кроме него на хрен дались эти чертовы улицы?

— Я понимаю, но все-таки. Он совсем плох. Болен и, кажется, толком не ел уже несколько дней. Ему просто нужны деньги. Да и что тебе стоит втиснуть в вечерний номер пару очерков? В конце концов, "Глашатай" не какая-нибудь уличная газетенка, и несколько серьезных материалов лишь прибавят ему весу.

Папа Хум нахмурился.

— Весу… Только давай ты не будешь учить меня редакторской политике, — раздраженно буркнул он. Но, уже мгновение спустя, сменил гнев на милость. — Впрочем…Давай уж — что ты там принес.

Сот протянул ему рукописи. Папа же, вновь заглянув в стол, выудил оттуда еще несколько банкнот.

— Будем считать, что на этом с благотворительностью в текущем месяце покончено, — сказал он, обменивая деньги на бумаги. — Доволен?

Ничего не произнеся в ответ, Сот лишь улыбнулся.

— Кстати, ты уже подумал с чего начнешь свое расследование? — напоследок поинтересовался старый редактор.

— Да. Я начну оттуда, где большинство историй заканчиваются.

Серые стены, узкие проемы окон — сам вид здания производил мрачное впечатление, вполне соответствующее его назначению. Городской морг. По роду занятий Соту и прежде приходилось наведываться сюда, но всякий раз после посещения этих холодных каменных коридоров, где мертвые находили свой предпоследний приют, внутри него еще долго оставалось какое-то неприятное чувство.

Хозяином и управляющим этого Тихого Дома был доктор Селиус Брах. Рассудительный, не склонный к мистицизму и пустым фантазиям, он как нельзя лучше подходил на эту роль.

Доктор принял Сота в своем кабинете. Основную часть его убранства, за исключением неизбежных письменного стола и кресел, составляли всевозможные анатомические карты и модели. Скелеты, отдельные кости, разнообразные препараты. В стеклянных шкафах по обе стороны от стола стояли заполненные желтым химическим раствором контейнеры с уродливыми человеческими органами и младенцами. Коллекция была настолько внушительной, что всякий раз производила на Сота пугающий эффект своим разнообразием.

— Рад вас видеть, мистер Эрн, — приветствовал его доктор. — Все еще гоняетесь за горячими новостями?

— Это мой хлеб, — согласился Сот.

— И что же вас привело ко мне на этот раз?

— Я хотел бы поговорить с вами о смерти Изы Данк?

— Ах, значит, вот что. Мне следовало бы догадаться, — без улыбки заметил Брах. — Ну а более конкретно?

— Отчего она умерла?

— Что ж, возможно я удивлю вас своим ответом, но мадам Данк умерла от сердечного приступа.

— От сердечного приступа?

— Это кажется вам невозможным.

— Отчего же. Вполне. Но… Сколько ей было лет?

— Тридцать девять, — ответил доктор Брах. — Однако факт остается фактом.

Вынув блокнот и карандаш, Сот принялся делать пометки.

— Ну а при вскрытии, — спросил он, — при вскрытии вы не обнаружили ничего необычного?

— Необычного, — удивился Брах. — Боюсь, что не понимаю вас, господин Эрн.

— Я был в тот день в театре, — сказал Сот. — Я видел, что с ней произошло…

— И что же, по-вашему, произошло с мадам Данк?

На минуту Сот замолчал, погрузившись в собственные мысли. Ему вспомнилось то стремительное физическое увядание певицы, свидетелем которого он стал накануне.

— Она… как будто бы внезапно постарела, — сказал он.

— Внезапно постарела? — с сомнением переспросил доктор Брах. — Простите, но такое просто невозможно. Человек не может постареть в один момент.

Сот не знал, что на это возразить.

— Возможно, вам просто показалось, — предположил Брах. — Плохое освещение. Вы были взволнованы. К тому же смерть накладывает свой отпечаток. Могло быть так?

— Возможно, — ответил Сот. — А нельзя ли мне увидеть тело мадам Данк?

Брах внимательно посмотрел на Сота.

— Боюсь, я не смогу вам в этом помочь. Для того, чтобы позволить вам это, мне потребовалось бы разрешение родственников покойной. Иначе я бессилен.

— Что ж, понимаю, — поднявшись из кресла, произнес Сот. Он протянул руку. — В таком случае, благодарю за помощь.

Брах сделал ответный жест.

— И еще, господин Эрн, — голос доктора остановил Сота практически в дверях.

— Да?

— На тот случай, если вам интересно мое мнение… Мне кажется, вы зря взялись за это. На самом деле, вся эта история гораздо проще, чем вам бы хотелось. Вы же пытаетесь отыскать сенсацию там, где ее нет.

— Может и так, — ответил Сот, — может и так.

И попрощавшись, вышел из кабинета.

Была полночь, когда Сот вновь подошел к зданию морга. Но в этот раз его интересовал не главный вход. Войдя в проулок и обойдя здание с торца, он остановился у двери черного хода.

Некоторое время спустя дверь отворилась, и в ее проеме показался немолодой мужчина. В руках он держал лампу. Заметив репортера, он приоткрыл дверь шире, и Сот вошел внутрь.

То, что Брах ему чего-то недоговаривает, Сот раскусил сразу же. И теперь он пришел разобраться, что же именно хотели от него скрыть.

Унылым, темным коридором сторож провел репортера в одну из мертвецких. Помещение освещал слабый свет газовых рожков. У стен в два ряда, образуя между собой проход, стояли металлические каталки, на которых, укрытые желтоватыми от постоянных стирок простынями, замерли мертвые.

Сам не понимая отчего — то ли от царящего внутри холода, то ли от неприятной атмосферы — Сот поежился.

Сторож указал Соту нужную каталку. Вынув из-за пазухи, репортер протянул ему деньги. Когда сторож ушел, Сот откинул покрывало. Во внешности лежавшей перед ним старухи Сот с трудом смог угадать черты той Изы Данк, которую еще вчера видел в театре. Дряблая серая кожа, запавшие глаза, редкие седые волосы. Казалось, время разом отняло у нее все то, что должно было принадлежать ей еще долгие годы.

И в этом было что-то жуткое и противоречащее здравому смыслу.

Уже на улице, вне стен морга, этот образ еще долго преследовал Сота.

На следующий день, когда Сот приехал в редакцию "Глашатая", Папа Хум встретил его радостным приветствием.

— А вот и наш герой дня, — воскликнул он, когда Сот вошел в его каморку. — Садись, садись. Хочешь выпить? Нет? Что ж, дело твое. Ты должно быть уже в курсе, что оба номера с твоими статьями разошлись двойным тиражом? Газеты расхватали быстрее, чем дармовое пиво в жаркий день. И теперь в городе только и разговоров, что о загадочной смерти этой певички. Кстати, как там продвигается твое расследование? Я могу рассчитывать на новые материалы?

Ответить на это Соту было нечем. После посещения морга, он побывал в полиции, но и там ему не удалось узнать ничего существенного. Да, определенно в этом деле есть какая-то тайна, согласился с ним невысокий, чистенький комиссар, но полиция раскрывает преступления, а в данном случае, согласно врачебному заключению, смерть наступила вследствие сердечного приступа. И хоть все это крайне загадочно, но находится вне их компетенции. Так что, подвел он итог, дело скорее всего будет попросту закрыто. И с тем вежливо выпроводил Сота за дверь.

Что же до слухов, среди плевел которых Соту порой удавалось отыскать редкие зерна истины, то на этот раз они были настолько нелепы и фантастичны, что не вызывали абсолютно никакого доверия.

Иных же зацепок у него не было.

— Скверно, — согласился Папа Хум. — Ну что поделаешь? Мы и так уже достаточно наварили с этого дела, так что особых причин расстраиваться нет. И все же — очень жаль. Таких тиражей у "Глашатая" не было со времен Черного Вдовца, маньяка, что промышлял в окрестностях Торговых Рядов. Его жертвами становились молодые торговки. В итоге убийцей оказался какой-то юнец, отвергнутый возлюбленной. Таким образом он пытался отомстить за свое разбитое сердце. Любовь и кровь — как же это все банально. Впрочем, в тот раз нам тоже удалось на этом неплохо заработать.

Папа Хум на мгновение задумался, словно что-то вспоминая, после чего оживленно произнес:

— Да, кстати, чуть совсем не забыл… Тебе тут пришло письмо.

— Письмо?

Открыв один из множества ящиков своего стола, Папа извлек на свет и протянул Соту простой белый конверт, скрепленный обычной почтовой печатью. Казенным почерком на чистовой стороне был проставлен адрес редакции и имя Сота. Обратного адреса не было.

— Почтальон принес сегодня утром. Может быть это как-то связано с твоим расследованием, — предположил Папа.

— Возможно, — согласился Сот.

Сломав сургуч, он вскрыл конверт. Внутри оказался голубоватый лист бумаги, чуть ощутимо пахнущий духами. Содержание — всего несколько строк. Сот прочитал письмо вслух.

Если хотите больше узнать о смерти Изы Данк, приходите вечером в таверну "Королевский погреб". Буду ждать вас с шести до семи за угловым столиком.

Ниже шел адрес. Подписи не было.

— Вот тебе и новая зацепка, — сказал Папа. — А история становится все интересней и загадочней. Думаешь поехать?

— Почему бы и нет? — ответил Сот. — Обычно анонимные письма пишут те, кому есть что скрывать.

Таверна "Королевский погреб" находилась в старом, тихом квартале Делла, напротив бывшей Охотничьей Рощи, что теперь называли просто Парком. Это было вполне приличное место с постоянной публикой, по большей части состоявшей из мастеровых и средней руки торговцев, которое как нельзя лучше подходило для всякого рода тайных свиданий.

Приехав специально немного раньше, Сот не пошел сразу же за указанный столик, а сел за один из соседних, решив, что разумно будет вначале посмотреть на таинственного осведомителя, а уже там думать, что предпринимать дальше. В конце концов, вся эта история с письмом выглядела достаточно подозрительно, и могла оказаться как обычным обманом, так, и того хуже, ловушкой.

В назначенное время в таверну вошла женщина. Темное платье цвета майской ночи, шляпка. Лицо незнакомки летучей тенью скрывала вуаль. На мгновение словно бы в какой-то нерешительности замерев у входа, она осмотрела зал, после чего быстрым и несколько нервным шагом направилась к тому самому месту, где было назначено рандеву.

Усевшись, она заказала кофе.

Движение ее были немного резкими, точно она всякое мгновение опасалась чего-то. Механически мешая ложечкой темный густой напиток, она то и дело бросала ожидающие взгляды в сторону двери. Казалось, она чувствует себя не совсем удобно в сложившейся ситуации, но вопреки этому готова идти до конца.

На ловушку это вроде бы было не похоже…

Выждав еще несколько минут, Сот поднялся со своего места и подошел к незнакомке.

— Мадам, — чинно произнес он. — Мое имя Сот Эрн. Это вы прислали мне письмо?

Женщина подняла на него взгляд. Сквозь тень вуали с трудом угадывались черты лица, но даже по тому немногому, что удалось различить, Сот определил, что она молода и довольно-таки красива.

— Вы действительно мистер Эрн? — спросила она. — Журналист?

Сот кивнул.

— Вполне определенно. А как зовут вас?

— Это неважно, — отмахнулась незнакомка. — Садитесь. Я хочу вам кое-что рассказать.

Сот сел.

— Я знаю, вы занимаетесь смертью Изы Данк… — продолжала она. — Нельзя сказать, чтобы мы были близкими подругами, но… я знала ее. И мне известно, что послужило причиной ее смерти…

Женщина замолчала, будто бы собираясь с мыслями. Сот ждал.

— К сожалению, я не могу сказать вам всего напрямую, — произнесла она после. — Здесь замешано много различных людей. Большинство из них влиятельны и могут быть очень опасны. Но я могу дать вам нить, указать путь, по которому нужно идти, если вы хотите отыскать разгадку. Вы верите мне?

— А разве мне остается что-то иное? — ответил Сот, про себя отметив, что его визави склонна изъяснятся в духе героинь дешевых любовных романов.

— Тогда вот вам ключ: Джонатан Нэйк. Вы слышали о нем раньше? Нет? Узнайте больше про этого человека, и многое вам станет понятно.

Вынув блокнот, Сот записал это имя.

— А теперь идите. И будет лучше, если как можно меньше людей будет знать о нашей встрече. Вы готовы мне это обещать?

— Обещаю.

— Тогда прощайте, — в заключение произнесла она.

— Прощайте, — ответил Сот.

Поднявшись со своего места, он поклонился и направился к выходу.

Уже оказавшись на улице, Сот с ухмылкой подумал, что все это до ужаса напоминает пошлые бульварные страсти. Загадочное убийство, прекрасная и таинственная незнакомка… Для полноты картины не хватало лишь главного злодея.

Впрочем, кто знает. При всей своей эксцентричности было не похоже, чтобы эта загадочная дама-с-вуалью лгала. И возможно во всем этом что-то есть.

По крайней мере, теперь у него имелась зацепка, и имя ей было Джонатан Нэйк.

 

Глава пятая

Меррик

Гипсовое небо над переходами рождало всегдашнюю искусственную ночь. Тусклый свет фонарей смешивался с запахами мятных леденцов, духов и свежего кофе. Входы в публичные дома соседствовали с бакалейными лавками, притоны курителей морока — с уютными кафе, где за треть монеты можно заказать чашку ашхезского чая или рюмку сладкого ликера. А из ниш под потолком за всем, что происходит в этом загадочном сумраке, чутко наблюдали недвижимые крылатые фигуры. Их каменные лица были холодны и бесстрастны, глаза слепы, но порой в неверном свете казалось, что древние тела статуй обретают движение.

Настоящее название этого места было связано с одним из прежних правителей Жердена. Но века стерли имя венценосной особы, так что теперь оно было известно лишь седым архивариусам, что корпят над историческими документами в пыльной полутьме городского Архива.

Все же прочие называли его Галереей Ангелов.

Мимо стеклянных витрин лавки букиниста, мимо старухи, торгующей цветами, мимо кофейни. Прямо, а потом направо, в узкий рукав, отходящий от основного русла, где все залито красным светом (как кровь, как вечерняя заря).

Стоило лишь Меррику свернуть, как в нос тут же ударил густой запах дешевой парфюмерии, пота и табака. В узком проходе было тесно. Точно выставленные на показ куклы, в стенных нишах стояли женщины. Старые и молодые, красивые и безобразные. Их добела напудренные, скверно накрашенные лица казались неестественными. Из-под одежды выглядывали прелести. Женщины бранились, пытаясь привлечь к себе внимание мужчин-покупателей, чьи голодные похотливые взгляды мерили их тела, точно туши в мясной лавке.

И даже сам воздух в проулке, казалось, был насыщен похотью и пороком.

Протискиваясь вперед, Меррик с показным безразличием не обращал внимания на обращенные к нему слова и тянувшиеся руки. Пройдя галерейкой до конца, он уткнулся в провал лестничного хода, ведшего вниз.

Спустившись по лестнице, сквозь плотные тканевые занавеси, служившие здесь вместо двери, он вошел внутрь.

Помещение было достаточно просторным и делилось на несколько зон. В дальнем конце его располагалась небольшая сцена, на которой, вскидывая в такт музыке ноги, скакали полуголые девицы. Ближе к сцене находились места для тех посетителей, что попроще. Оттуда долетала громкая веселая ругань и скабрезные шуточки, и там же то и дело, как пузыри над бурлящей водой, вскипали потасовки.

Публика поприличней сидела немного в стороне. Здесь, в приглушенном свете, дымились сигары, матово поблескивали монокли и в граненый хрусталь лились дорогие вина. А между столиков суетилась прислуга.

Для тех же, кто искал полного уединения и конфиденциальности, были предусмотрены выгороженные от прочего зала кабинки.

Слева от входа, безжалостно придавив к полу своим весом несчастный табурет, сидел лысый вышибала. На коленях его, точно кошка, покоилась увесистая дубинка — лучший аргумент в любом пьяном споре.

— Эй, громила, — обратился к нему Меррик. — Мне нужен Титус Кро. Не подскажешь, где его найти?

Смерив Меррика взглядом, здоровяк почесал подмышкой и лениво махнул рукой в сторону выгородок.

Пройдя между барной стойкой и дорогими столиками, Меррик установился рядом с указанной кабинкой. Ее дверь, как и вход в сам бордель, была занавешена тканью. Внутри слышались звуки какой-то возни, шепот, приглушенный смех.

Решив, что стучаться не имеет смысла, Меррик резким движением откинул полог.

— Какого черта!

Похоже момент был выбран не самый удачный. Титус, в расшнурованной рубахе и со спущенными штанами, вскочил ему навстречу, готовый дать бой. Из-за его спины, прикрывая свою роскошную наготу первой подвернувшейся под руку частью одежды, выглядывала девушка. Худенькая брюнетка с большими серыми глазами. Несмотря на машинальный жест стыда, в ее взгляде было больше интереса, чем смущения.

— Успокойся, Тит, — это я, — только и нашел, что сказать Меррик, уже было решивший, что сейчас в неразберихе схлопочет промеж глаз.

Но Титус уже похоже сориентировался в ситуации.

— Дьявол тебе возьми! — пробурчал он, подбирая штаны. — Меррик! Скажи честно, в детстве тебя не учили хорошим манерам!

— Хорошими манерами в моем детстве считалось стянуть то, что плохо лежит, а потом не получить за это тумаков. Так что, как видишь, манеры я усвоил отлично.

Меррик многозначительно улыбнулся девушке, которая видимо уже смекнув, что продолжения прерванной сцены не предвидится, молча принялась одеваться, совершенно больше не обращая на него внимания.

— Иди ты к черту… — в очередной раз чертыхнулся Титус. — Чего тебе надо?

— Мне нужна твоя помощь.

— Помощь? Почему ты решил, что я стану тебе помогать?

— Потому, что за тобой должок, Тит. Или ты уже забыл?

— Не забыл, — хмуро отозвался Титус, моментально утратив всю свою прежнюю воинственность. — Дьявол, до чего ж ты не вовремя… Ладно уж, дай мне хотя бы одеться.

Невысокого роста, с черными, точно смоль, волосами и опасным блеском в глазах. Титус соединял в своей внешности цыганскую страстность со сдержанностью аристократа. И эта смесь в сочетании с чуть артистической манерой поведения действовала на определенный сорт женщин с какой-то просто необычайной, почти волшебной силой, превращая их когда в игрушек, а когда и в инструменты хитрых и не всегда законных махинаций.

Титусу понадобилось совсем немного времени, чтобы привести себя в порядок, так что уже буквально несколько минут спустя они с Мерриком сидели за одним из боковых столиков. Девица, с которой его застал Меррик, куда-то испарилась.

Неторопливо и как всегда манерно, Титус смаковал вино. В тусклом свете оно казалось почти черным.

— Знаешь, а ведь я даже рад, что ты наконец решился, — сказал он. — В конце концов, очень неуютно чувствовать себя кому-то обязанным. Это несколько угнетает. Так что у тебя ко мне за дело?

— Помнишь, ты как-то обмолвился, что при необходимости сможешь найти в городе кого угодно? — напомнил Меррик.

Титус заинтересовано посмотрел на него.

— Допустим.

— Так вот — мне нужно найти человека. Скажи, ты сможешь помочь?

— Кого именно ты хочешь найти? — спросил Титус.

— Ищу не совсем я, — ответил Меррик.

И коротко, особо не вдаваясь в детали, разъяснил сложившуюся ситуацию.

Титус пригубил вино.

— Итак, позволь мне подвести небольшой итог, — сказал он. — Значит, тебя наняла какая-то девица, которая ищет человека, о котором она не слышала ничего почти десять лет? Верно?

Меррик кивнул.

— Но кто он ей? Родственник? Должник?

— Не знаю. Да и какая разница. Просто ответь: да или нет?

Титус на несколько минут словно бы задумался.

— Все не так просто, — произнес он после. — Мне нужно кое с кем посоветоваться. Ты сможешь подождать?

— Смотря сколько.

— Пару часов.

— Думаю, вполне.

— Тогда через два часа встретимся в кофейне у входа в галерею. Знаешь это место?

Меррик ответил утвердительным кивком.

— А твой приятель не обманет? — спросила Октябрь.

Все то время, что Меррик провел в борделе, она ждала его в кафе поблизости. Место было вполне уютным. Вкусно пахло свежей выпечкой и кофе. Откуда-то слышался механический голос музыкальной шкатулки, разыгрывающей популярный мотив.

— Не думаю, — ответил Меррик. Попав в плен соблазнительных запахов, он только сейчас понял, насколько же голоден.

— И почему ты так уверен в этом?

— Потому, что он мне кое-что должен, и рассчитаться — в его же интересах.

Объяснение кажется не до конца удовлетворило девушку, но она его все-таки приняла.

Меррик же в свою очередь решил, что посвящать ее в некоторые детали вовсе не обязательно. Например, ей было совсем ни к чему знать о том, как четыре года назад Титус совершенно случайно, сам того не подозревая, надурил серьезных людей. И внезапно очутился в очень глубоком дерьме. В каждом окрестном баре, в каждой забегаловке его ждали типы с холодными глазами и стилетами в карманах, а за его жизнь тогда вряд ли бы кто-то дал дороже вчерашней газеты.

Титус скрывался по каким-то темным норам, стараясь поменьше светиться и высовывать нос. Залег на дно, надеясь переждать бурю. И ему это почти удалось. Дело вполне могло забыться. Но тут Титус допустил глупейшую промашку, и в каком-то баре стилет одного из убийц все же отыскал его.

Собственно, именно так и состоялось их знакомство.

Истекающий кровью Титус попросту вывалился на Меррика из подворотни, и тому не оставалось ничего другого, как отвести его к себе. Дотащив раненого до своей берлоги, Меррик как сумел перевязал его, а потом почти неделю выхаживал, кормя и меняя повязки.

К тому времени, как Титус окончательно поправился, положение вещей несколько изменилось, и ситуация приняла более благоприятный для него оборот. Среди серьезных людей, что интересовались его персоной, произошел своего рода раскол. Кто-то кого-то прирезал, кто-то кого-то отравил. И в начавшейся заварушке о Титусе благополучно забыли, что позволило ему спустя немного времени вновь вернуться к своему занятию.

Так что, долг за Титусом был вполне серьезный. И поэтому Меррик нисколько не сомневался, что раз уж он обещал, то поможет и сделает все в лучшем виде.

От запахов еды закрутило в животе. Подойдя к прилавку, Меррик купил блинчиков с сиропом и большую чашку кофе, после чего вновь вернулся за столик к Октябрь. Девушка сидела молча, смотря сквозь окно на улицу, и медленно пила уже порядком остывший чай.

Меррик заглянул ей в лицо, но она похоже не почувствовала.

Ее красивые глаза, укрытые пеленой мыслей, смотрели внутрь себя.

Титус появился в кофейне точно в назначенное время. Остановившись на пороге, он обежал помещение взглядом и, заметив Меррика, поманил его жестом к себе.

Поднявшись, тот подошел.

— Значит, это и есть твоя загадочная хозяйка, — сказал Титус, выглядывая Меррику через плечо на Октябрь, оставшуюся сидеть за столиком. — А она вполне ничего… Если бы только не этот шрам… Впрочем…

— Ближе к делу, — оборвал его Меррик. — Ты договорился?

— Все хорошо, — ответил Титус. — Модо согласен помочь. Только он предупредил, что взамен потребует ответной услуги. Если подобная сделка вас устраивает…

— Смотря чего он потребует? — ответила Октябрь.

Она подкралась тихо, как кошка, так что Меррик, услышав рядом ее голос, даже слегка вздрогнул от неожиданности.

— Это мне не известно, — развел руками Титус. — Так или иначе, выбор у вас простой: либо согласны, либо — был рад знакомству. Времени торговаться нет. Модо и без того не любит посетителей, а уж если он согласился кого-то принять — заставлять ждать его не стоит.

— Так кто он, черт возьми, такой, твой Модо? — не сдержался Меррик.

— Все в свое время, — загадочно улыбнулся Титус. — А теперь мне нужен ваш ответ.

Октябрь наградила Титуса долгим, пронзающим взглядом, который он выдержал с той же легкостью, с какой скала встречает набегающую волну.

— Ну так что?

— Я согласна, — ответила она после.

— Замечательно, — улыбнулся Титус. — Обожаю решительных женщин.

Разыгрывая учтивого кавалера, он отворил перед Октябрь дверь, пропуская ее вперед.

Все трое вышли на улицу.

Позже Меррик поймал себя на мысли, что совершенно не запомнил пути.

Через западный выход, с которого Галерея Ангелов примыкала к Купеческому тракту, Титус повел их в сторону одной из боковых улочек. А после — сквозь лабиринт переулков, закоулков и тупиков. Он вел их с изнанки жилых кварталов, между старых, порядком помеченных временем домов. Дорогу то и дело преграждали то сохнущее на натянутых между домами веревках белье, то отвратительно пахнущие гнилью и разложением выгребные ямы, а то — корзины, полные мусора и прочего ненужного хлама.

Один раз откуда-то с верхнего этажа кто-то выплеснул перед ними полное ведро помоев, чуть-чуть не угадав им на головы.

— Чертовы свиньи, — выругался Титус, выглядывая окно, из которого низверглась зловонная жижа. — Готов биться об заклад, придет день — и этот город захлебнется в собственном же дерьме.

Наконец, свернув в какую-то заброшенную подворотню, они остановились перед старым входом в городскую канализацию. Ветхие деревянные створки смыкал пестрящий рыжими пятнами замок, который, как оказалось, выполнял исключительно декоративную функцию.

Без труда отворив его, Титус жестом указал внутрь.

Пропустив девушку вперед, Меррик, секунду поколебавшись, отправился следом.

И когда дверь изнутри закрылась, их поглотила холодная, пахнущая плесенью и сыростью, темнота.

Где-то звонко капала вода. Шаги гулким эхом отдавались в каменном туннеле.

Глазам понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к недостатку света, который, хоть и в небольших количествах, но все же проникал сюда; должно быть, через канализационные сливы.

Не обращая внимания на мрак, Титус уверенно вел их вперед. Октябрь шла второй. Замыкал же цепь Меррик.

— Мне кажется, пришло время кое-что объяснить, — сказал он, чувствуя, что его ботинки окончательно промокли. — Может быть, Тит, ты наконец расскажешь, кто твой загадочный друг?

— И какого черта ты приволок нас в это вонючее подземелье? — поддержала его Октябрь. — Если это какая-то ловушка…

— Ты похоже совсем ей про меня не рассказывал, старина? — обратился Титус к Меррику. — Успокойся, красотка. Если бы я хотел вас обдурить, то сделал бы это уже давно, и так, что ты поняла бы это только тогда, когда я был настолько далеко, насколько необходимо, чтобы чувствовать себя в полной безопасности.

Октябрь презрительно фыркнула.

В темноте их разговор казался беседой призраков.

— И все-таки…

Титус замолчал, словно подбирая слова.

— Говоря честно, я сам знаю немного. Я наткнулся на Модо совершенно случайно где-то около двух лет назад, когда после очередного дельца заметал следы. Дело, собственно, было крайне простым. Стандартная схема. Немного шантажа, немного лжи, немного азартных игр. И до последнего момента все шло просто замечательно, но похоже где-то я допустил просчет, и в итоге мне на хвост сели трое "цепных псов" одного барыги. Скажу тебе, — это были сущие звери. Они не отпускали меня почти до самого конца, и я уже было решил, что в этот раз мне уж точно несдобровать, когда наткнулся на этот старый канализационный ход. Забравшись в него, я рассчитывал вылезти на одной из соседних улиц, но заблудился и в итоге набрел на логово Модо.

— Так он живет где-то здесь? — удивился Меррик.

— И причем неплохо, — подтвердил Титус. — Впрочем, скоро увидишь все сам. Здесь направо.

Меррик с трудом различил, что в указанном месте кишка коридора расходилась на две, и следом за всеми свернул в озвученном направлении.

— Так кто же он все-таки такой?

— Не знаю, — ответил Титус. — Порой мне даже кажется, что он вовсе не человек. И скорее всего, что так оно и есть… Раз или два в месяц я спускаюсь к нему, и он просит меня достать ту или другую вещь. Иногда это бывает просто, иногда — не совсем. Взамен Модо дает мне нужную информацию. В общем, все это очень странно. Он живет здесь, в своей камере под землей, но иногда у меня складывается такое впечатление, что он знает обо всем, что происходит наверху. Ну, или почти обо всем… А еще иногда я ловлю себя на чувстве, что он умеет читать мысли.

От последнего предположения Меррику стало как-то не по себе.

Впереди замаячил свет. Тусклые пятна прыгали по вогнутым стенам.

— Почти пришли, — сообщил Титус.

Шагов через тридцать они остановились перед врезанной слева круглой железной дверью. Она была прикрыта неплотно, оставляя оранжевую серповидную щель.

Потянув люк на себя, Титус открыл его без видимых усилий. В глаза ударил свет.

— Вот мы и на месте, — сказал он, ступая внутрь.

Жмурясь и наклоняя голову, чтобы не зацепиться за край прохода, Меррик пролез за ним.

Октябрь на этот раз вошла последней.

Помещение напоминало пещеру. Низкий сводчатый потолок. Пол устлан соломой. Справа у стены стояли стеллажи, заваленные книгами. Слева — точно такие же, но со всевозможными склянками, баночками, бутылями. Внутри одних находились разноцветные порошки, внутри других — неизвестные жидкости. Почти в центре комнаты, но чуть ближе к дальнему краю, располагались два составленных друг с другом стола, поверхность которых занимала сложная конструкция из сообщающихся стеклянных сосудов, змеевиков и трубок. Рядом с конструкцией лежали какие-то бумаги с записями.

Повсюду внутри витал странный, не совсем приятный запах.

Среди всего этого Меррик не сразу заметил небольшую, нескладную фигуру, стоящую возле стола. Крупная голова на короткой шее плотно сидела между мощных плеч. Короткие кривые ноги уверенно держали бочкообразное тело. Одет человек — если это человек? — был в нечто несуразное, сшитое суровыми стежками из обрывков различной одежды. Да и сам он выглядел столь же несуразно. Но при этом от него исходило нечто, что внушало легкую оторопь и заставило Меррика поежиться, когда он поймал на себе взгляд двух темных, похожих на маслины глаз коротышки.

Так вот он какой, таинственный Модо.

Изучив Меррика, коротышка посмотрел на Октябрь. Затем обратился к Титусу:

— Почему так долго? Ты же знаешь, я не люблю попусту терять время, — голос был неприятный, хриплый и одновременно с тем какой-то скрипучий.

Титус лишь пожал плечами. Смешно, по-утиному, шагая, Модо подошел ближе и, остановившись, снизу-вверх посмотрел на своих гостей.

— Ты передал им мои условия?

Титус кивнул.

— Передал, — подтвердила Октябрь.

— И, думаю, раз вы здесь, значит приняли их?

— Почти. Для начала мне хотелось бы все же узнать, что за услугу ты потребуешь взамен?

Взглянув на девушку, коротышка покачал головой.

— Люди, люди… До чего же вы любите торговаться! Всегда боитесь упустить свою выгоду. Предпочесть хорошее — лучшему.

— Что ты имеешь в виду? — не поняла Октябрь.

— Я говорю, что не потребую ничего невозможного. Сделка будет равной. Все, что мне от вас нужно, это чтобы вы достали мне одну вещь. Книгу. Вернее, дневник.

— Всего-то? И в чем здесь подвох? — спросил Меррик.

— Подвох в том, — ответил Модо, нахмурившись, — что вам придется его украсть. В этом дневнике содержится информация, которая не должна попасть не в те руки. А сейчас, как мне кажется, произошло именно так. Если вы согласитесь, я расскажу вам, как справиться с заданием, подвергая себя минимальному риску. Если же нет… Дело ваше. Но запомните, что второго шанса обратиться ко мне у вас не будет. Решайте.

Меррик посмотрел на Октябрь: на ее лице отразилась задумчивость.

— У меня есть два вопроса, — сказал он затем. — Во-первых, можешь ли ты гарантировать, что выполнишь свою часть сделки? И, второе, — если украсть дневник так просто, почему ты не сделаешь этого сам?

Модо наградил Меррика суровым взглядом, от которого у того вдоль спины пробежал холодок.

— Я могу гарантировать вам лишь одно, — сказал он, — что рано или поздно все мы пойдем на корм червям. Что же касается моей части договора, я постараюсь сделать все, что в моих силах. А это, поверь мне, не мало.

— Отлично, — ухмыльнулся Меррик. — Ну а как насчет дневника?..

— Просто у меня есть более важные дела, чем лазить по чужим окнам. В конце концов, для подобной работы всегда можно найти кого-то вроде вас. Если это все, что вы хотели узнать, то можете проваливать — у меня еще полно работы, — сварливо проворчал коротышка.

И повернувшись к ним спиной, направился обратно к столу. Но Октябрь остановила его:

— Постой, — произнесла она. — Я согласна. Я принесу тебе дневник, если ты обещаешь мне найти человека, который мне нужен.

— Я уже сказал, — ответил Модо, не оборачиваясь, — я сделаю все, что в моих силах.

— Но что тебе нужно, чтобы начать поиски? — спросила Октябрь. — Имя? Приметы?

— Подойти ко мне и стань за спиной, — велел коротышка.

Несколько озадаченная, Октябрь все же сделала все так, как он сказал.

— Закрой глаза и расслабься.

Девушка исполнила и это. Но в следующий момент Меррик увидел, как негромко вскрикнув, она напряглась всем телом. Спина ее прогнулась, руки сжались в кулаки.

Подавшись вперед, Меррик уже собирался прийти на помощь, но Титус удержал его, дав жестом понять, что все нормально.

Так продолжалось несколько минут, затем все стало как прежде.

— Теперь я знаю, все что мне нужно, — сказал Модо. И после, обращаясь к Октябрь, таинственно добавил: — Ты тоже.

Каким-то неловким движением она поднесла руку к голове и рассеяно кивнула.

— Что он имеет в виду? — спросил Меррик.

Девушка ничего не ответила.

— Идем, — сказала она.

— Какого черта? Что произошло?

— Идем, — повторила Октябрь и внушительно посмотрела на Меррика.

Титус уже ждал у дверей. Она подошла к нему.

Бросив последний взгляд на таинственного хозяина подземной лаборатории, Меррик, ничего не понимая, вслед за остальными вновь вышел в темноту.

 

Глава шестая

Модо

Последняя капля упала в склянку, и Модо закрыл небольшой медный краник, которым оканчивалась сложная перегонная система. На этот раз полученная жидкость имела бледно-желтый, похожий на мочу цвет, но пахла гораздо приятней, нежели прежде, — чем-то пряным. Сложный состав включал в себя даже несколько частей наркотического вещества, которое в просторечии именовалось "пылью". Очередная формула, над которой он бился не один месяц, казалось, практически идеальной. Компоненты, пропорции — все было выверено. Но сейчас, смотря на результат своих трудов, Модо отчего-то был практически убежден, что и на этот раз средство не сработает. Не сработает, как не срабатывало множество раз прежде, и он вновь получит в итоге лишь головную боль наркотического похмелья.

Нерешительность сковала его изнутри: неужели очередная ошибка?

Взяв склянку в руки и поднеся ее к лицу, он замер.

А что если все совсем наоборот? И как раз теперь он нашел то, что ему нужно? Что если ему повезло и этот рецепт — верный?

Был только один способ это проверить.

Резким движением опрокинув содержимое склянки себе в рот, Модо застыл в ожидании.

Эффект проявил себя немного времени спустя, но оказался совершенно не тем, на который рассчитывал экспериментатор, а чуть ли не противоположным. Вначале на его тело навалилась предательская слабость, а затем тысячи образов зароились в его мозгу, словно пчелы вокруг потревоженного улья. Голова закружилась, рот заполнила горькая пена, и внезапно Модо показалось, что город, от которого его отделяли метры земли и камня, готов обрушиться на него и погрести под собой. Его охватила неконтролируемая паника; хотелось бежать прочь, но ноги не слушались. В следующий миг земля качнулась под ним точно утлая лодка на речной волне, затем еще раз, и Модо повалился на каменный пол. Голова кружилась все сильнее, образы слились лишь в мелькание черных и белых пятен, которые сменяли друг друга. Они пульсировали в такт движению его крови, быстрее, еще быстрее… В ушах застучал барабан.

И когда казалось, что голова готова разлететься на части, на Модо обрушилась спасительная тьма.

Когда он через некоторое время очнулся, первым делом его встретила сильная головная боль. Неприятный кислый запах ударил в нос, на щеке чувствовалось что-то липкое, и Модо понял, что лежит в собственной рвоте. Вытершись пучком соломы, он попытался подняться, но слабость еще не до конца отпустила его, и он, неловко пошатнувшись, повалился обратно. Наконец, с третьего или четвертого раза, трюк все-таки удался, и Модо встал на ноги.

Отвратительное похмелье растеклось по телу. Руки и ноги казались распухшими, а в висках острым молоточком стучалась боль. С трудом добравшись до стола, Модо нехотя принял небольшую дозу наркотика — это должно было помочь. И вскоре на самом деле он почувствовал себя значительно лучше.

Однако мысль о том, что опыт вновь потерпел крах не давала ему покоя.

Взяв со стола бумаги с расчетами, он уставился в них, пытаясь понять, где же допустил ошибку? Но вскоре осознал всю бессмысленность этой затеи; его работа с самого начала напоминала попытки слепого на ощупь описать слона — всякий раз он упускал из виду что-то важное. Ему не хватало основы.

Основа, основа…

Дневник Алхимика, вот что ему было нужно. Но, увы, отыскать его после стольких лет было ничуть не проще, чем самолично написать верную формулу. Однако Модо не оставлял попыток ни в том, ни в другом.

Ужасно хотелось есть.

Достав из стоящей в углу корзины обветренный хлеб и несколько полосок вяленого мяса, он не спеша прожевал их, запив простой водой.

За этим занятием мысли его приняли более стройное направление, и, подкрепившись, Модо решил, что вновь настало время навестить крыс.

Подземелья Делла обширны и включают в себя не только канализационные тоннели, но и ветки заброшенных катакомб, вырытые в седые, незапамятные времена. Гигантскими кротовыми ходами тянутся они под городом и даже еще дальше, уходя на мили окрест за его пределы. Эти каменные кишки принимают в себя всю грязь, текущую сверху, спасая тем самым горожан от незавидной участи захлебнуться в собственных же отходах. И скрывают в своих мрачных лабиринтах немало тайн, многие из которых так навсегда и останутся укрытыми этими сырыми темными сводами.

Чужой человек без сомнения быстро заблудился бы в хитросплетениях местных коридоров, но для Модо география этих мест была отлично знакома. Он сам когда-то выбрал этот мир своим убежищем, но до сих пор не оставлял надежды, что придет день, и он сможет покинуть его и подняться наверх.

В город…

Вернуться в родившее его каменное чрево. В эту холодную колыбель.

Туда, где среди движения и шума, дыма и пыли он когда-то обрел свою противоестественную жизнь, не выношенный, но вызванный к ней. Полученный как сложный сплав — путем долгих химических реакций. Собранный в стеклянной колбе из сотен различных веществ, зашифрованный в длинных и загадочных формулах.

Существо, чье имя на одном из умерших и полузабытых языков, по горькой иронии его создателя, значило "человек".

Увы, пока что, в силу допущенной когда-то все тем же создателем ошибки, он был обречен отгораживаться от прочего мира толщею камня и земли. Прятаться, потому как тот же город, что дал ему жизнь, мог его запросто убить. Убить тысячами голосов, что против воли врываются в сознание и приносят с собой чужие и непонятные заботы, горести, желания. Рвутся в голову, так что в этом тысячеголосом сонме очень просто потерять себя.

Впрочем, его изоляция не была полной.

И в наличии у Модо имелось несколько способов сообщения с миром наверху. Одним из них были люди, что изредка приходили к нему за информацией, а взамен оказывали различные услуги: приносили нужные вещи, продукты, реже — слухи и сплетни.

Однако все же настоящим источником сведений и лучшими разведчиками для Модо оставались конечно же крысы…

Освещая себе путь фонарем, он прошел сквозь круглый проем в стене и очутился в высоком зале. Помещение имело квадратное основание и напоминало колодец; стены отвесно уходили вверх на несколько метров. Слабый уличный свет попадал сюда сквозь решетки, закрывающие видневшийся вверху люк, и ложился на каменное дно бледными серыми полосами. В одном углу была навалена куча какого-то хлама — разбитые деревянные ящики, мокрое, рваное тряпье, какие-то жестянки. Вдоль дальней стены кверху тянулась давно проржавевшая и поэтому ненадежная металлическая лестница.

Пахло сыростью и гнилью.

Поставив фонарь у входа, Модо закрыл глаза и… Они были повсюду: в куче мусора, в рваных, сочащихся водой, железных венах труб, в проеденных сквозь камень ходах и норах. Сотни и сотни маленьких бурых голохвостых созданий, не знающих преград в своих странствиях.

Паутина образов, запахов и звуков накрыла Модо, и он укутался в нее, как укутываются перед сном в покрывало.

Вот он в темном чулане — разрывает острыми зубами тугую мешковину, скрывающую под собой отчетливый хлебный запах. Ткань рвется, и сквозь получившуюся прореху сыплются крупные зерна. Или другое — он угодил лапой в ловушку, и ему не остается ничего, кроме как отгрызть ее, чтобы спасти свою жизнь.

Подвалы, канавы, склады, квартиры. Дома бедняков или богачей — для крыс не имеет значения.

Даже море не является для них преградой, и на ржавых паромах вместе с беженцами из далеких южных колоний, где до сих пор еще слышны отголоски Последней войны, или с грузом товаров на больших торговых кораблях прибывают они в Жерден.

Крысам знакомо истинное лицо этого города. Неумытое, безобразное. Незамеченные, они проходят повсюду, и поэтому способны многое рассказать.

Скользя от одного звериного сознания к другому, Модо искал что-нибудь, что могло бы его заинтересовать.

Кабаки, дешевые ночлежные дома, какие-то темные закоулки — все это было не то. Но он настойчиво продолжал свои поиски, когда вдруг…

…Дыра в полу вела в подвал. Темный, словно бы совершенно пустой, в нем было абсолютно нечем поживится. Но привлеченный странным шумом, зверек двинулся вдоль стены и пробежав некоторое расстояние, наткнулся на преграду. Озадаченный, он понюхал воздух — препятствие пахло железом. Внезапно вверху послышался стук, скрип, звук открывающейся двери, и крыса метнулась в угол.

Зажегся свет, и по лестнице вниз, распространяя запах дорогого одеколона, спустился человек.

Теперь, при сиянии газа, стало возможным обнаружить источник шума. Им оказался железный ящик, издающий равномерное гудение. Расположенный под полками с какими-то флаконами, содержащими резко пахнущие составы, он соединялся медной трубой с чем-то наподобие железного саркофага.

Из своего укрытия затаившийся зверек отлично видел, как человек подошел к ящику; в руках он держал какую-то небольшую книгу. Раскрыв ее в нужном месте, он быстро пробежал по странице глазами, после чего открыл крышку ящика и поочередности влил в него содержимое двух или трех различных флаконов. Когда затем он привел крышку в ее исходное положение, ящик загудел еще усердней.

Сделав все это, человек, подойдя к яйцеобразной камере, на мгновение замер перед ней в какой-то задумчивости. Он простоял так минуту или две, после чего развернулся и, поднявшись обратно по лестнице, потушил свет и вышел…

Модо не верил в свою удачу. Мысленно заставив крысу подойти ближе, он еще раз пересмотрел этот эпизод, теперь больше внимания обращая на детали.

Ящик, саркофаг… Все это было немного иным, более изящным и продуманным, однако до боли знакомым. Но особое его внимание привлекла, конечно же, книга.

Черный кожаный переплет, серебряные накладки на углах…

Сколько? Он уже и не помнил. Тридцать семь, тридцать восемь… Почти сорок лет понадобилось Модо, чтобы отыскать его. Но зато теперь у него не оставалось никаких сомнений — дневник Алхимика был найден.

Дело оставалось за малым…

На сбор сведений он потратил чуть больше двух недель, что по сравнению с годами поисков являлось сущей мелочью. Двое суток понадобилось, чтобы узнать адрес, по которому располагался дом. Остальное же время было отдано на то, чтобы изучить его внутреннюю планировку, а также немного разузнать о владельце и заведенном порядке.

И помогали ему в этом, конечно же, крысы.

Здание было достаточно внушительным: два этажа и не меньше десятка помещений. Внизу находились столовая, кухня, библиотека, кабинет и небольшая приемная. Второй этаж занимали жилые комнаты.

Хозяином дома был некто Джонатан Нэйк. То ли врач, то ли ученый, он часто принимал у себя различных посетителей, некоторые из которых, по всей видимости, были достаточно влиятельными людьми. Этот таинственный персонаж заинтриговал Модо в первую очередь своей загадочной деятельностью, но он решил, что получше приглядится к нему после.

Теперь же его внимание полностью привлекало лишь одно — дневник.

Отыскать место, где он хранится, не составило особого труда. Похоже Нэйк не считал, что дневник может заинтересовать кого-то из посторонних, и поэтому без особых хитростей держал его в кабинете под замком в одном из ящиков своего рабочего стола. Ключ от ящика он всегда носил с собой. Впрочем, при желании взломать его не составило бы никаких хлопот. Другое дело, что самостоятельно Модо сделать этого никак не мог, как, собственно, не мог он этого и при помощи крыс.

И в этом-то и заключалась главная проблема.

— Значит, ты говоришь, твоим друзьям нужна моя помощь?

Модо посмотрел на стоящего перед ним человека. Несмотря на то, что они были знакомы уже почти два года, он так и не запомнил его имени, про себя называя просто Цыганом. Модо вообще редко запоминал имена приходивших к нему людей, чаще для собственного удобства заменяя их соответствующими прозвищами, которыми он молчаливо наделял своих посетителей точно так же, как хозяин наделяет кличками своих собак.

Цыгана он прозвал так не столько за внешность, сколько за характер и особую горделиво-хитроватую повадку, сквозящую в каждом его жесте. Однако в жилах его гостя не было и капли цыганской крови. Очень осторожно относясь к тем людям, с которыми ему приходилось иметь дело, Модо внимательно "просмотрел" его еще при первом знакомстве. Сын кухарки, выросший на черной лестнице хозяйского дома, но при этом не обделенный умом, обаянием и тщеславием, Цыган любил представляться младшим сыном обедневшего аристократического рода и вел себя вполне подобающим этой роли образом. На самом же деле — плут, пройдоха и шулер, он, тем не менее, всегда хорошо платил за нужную информацию, и испытывал перед Модо нечто вроде благоговейного страха, что вполне устраивало последнего.

В этот раз он пришел просить за своих знакомых, нуждавшихся от Модо в какой-то услуге.

— Насколько я понял, — ответил Цыган, — они кого-то ищут.

— А ты передал им мои условия? — спросил Модо.

— Еще нет. Для начала я хотел узнать согласишься ли ты принять их.

Модо сделал вид, что задумался, однако на самом деле все складывалось как нельзя кстати. Хоть он и не любил заводить серьезных дел с малознакомыми людьми, в данном случае это могло сыграть лишь на руку.

Изобразив некоторые сомнения, он наконец произнес:

— Предай им мои условия и, если будут согласны, приводи их ко мне. Только поторопитесь — у меня на сегодня еще много планов.

Нахмурившись, он повернулся к Цыгану спиной и, видом дав понять, что беседа окончена, направился к книжному стеллажу.

Вернулся Цыган лишь час спустя, и на этот раз в сопровождении еще двух попутчиков.

Мужчина и женщина.

Рыжий детина сразу не понравился Модо. И хотя в его поведении не было ничего вызывающего, быстрый, беспокойный взгляд серых глаз и некоторая развязность в движениях выдавали в нем редкого засранца. Казалось, увлеченный изучением обстановки, он вначале не заметил Модо, и поэтому наткнувшись на него глазами слегка оторопел, но тут же поспешил взять себя в руки.

С девушкой же все было немного сложнее…

Собранная, сосредоточенная, словно всегда ожидающая подвоха. На вид ей было не больше восемнадцати, но отчего-то Модо ощущал ее вдвое старше этих лет. Он чувствовал, что ее прошлое скрывает в себе какую-то тайну, но чтобы разобраться в ней, он должен был "посмотреть" ее, однако незаметно сделать этого было практически невозможно. Если бы Модо сейчас коснулся ее сознания, девушка обязательно бы почувствовала, и это могло испугать ее и тем самым все разрушить. Поэтому он решил не торопиться, и повременить с удовлетворением своего интереса.

Как оказалось позже, помощь требовалась именно ей. Модо видел, как она заколебалась, когда он озвучил свое условие, но, однако, почему-то ни секунды не сомневался в том, что она его примет.

На самом деле, она просто отлично подходила для его плана.

Наконец девушка ответила согласием, и Модо представилась возможность дать волю своему любопытству. Велев подойти поближе, он "коснулся" ее…

Это было странно. Ее память походила на лоскутное одеяло, в котором то и дело зияли дыры. Казалось, она сама многого о себе не знает. Детство было представлено отдельными фрагментами, своеобразным набором разрозненных картин. Должно быть, они как вспышки порою приходили ей во снах. А дальше… Модо увидел не так уж много, но было и без того понятно, что жизнь не особо ее баловала. Он увидел того, человека, которого она искала, и ему стала ясна причина ее упорства.

Плантации, надсмотрщики, рабство, побег… Он увидел многое.

Но было еще кое-что, и это показалось Модо настолько невероятным, что он не поверил сам себе. Такого просто не могло быть. В определенном месте воспоминания словно бы двоились, и одни заменяли другие. Он хотел было попытаться заглянуть поглубже, но похоже эта попытка причинила девушке боль, и Модо отступил.

Взяв то, что ему было нужно, и оставив взамен сведения, которые должны были пригодиться в будущем деле, Модо прервал контакт.

Когда же его посетители ушли, он еще долго пребывал в задумчивости, пытаясь объяснить увиденное. Но так и не смог этого сделать.

 

Глава седьмая

Октябрь

Медленно, отмеряя каждый удар, точно скупец монеты, часы на восточной башне Собора пробили час до полуночи.

Над улицей висел густой туман. Необычный, красноватый, — такой, какой возможен лишь в Делле, — он являл собой смесь из всевозможных испарений, накопленных городом за день. Подворотни, переулки, дворы — туман заволок собой все, и сквозь его призрачное марево с трудом угадывались маяки уличных фонарей, силуэты домов и уж совсем редкие в это позднее время тени человеческих фигур. Ночь опустилась на город, и лишь стук копыт лошади какого-то запоздалого извозчика да далекий собачий вой нарушали ее каменную тишину.

Стоя у железной ограды, Октябрь посмотрела вверх, на темную громаду дома.

— И как ты собираешься попасть внутрь? — спросил Меррик.

Трехметровая кованая изгородь на каменном основании надежно защищала здание и прилегающую территорию от проникновения. Чугунные прутья, составляющие решетку, оканчивались вполне красноречивыми остриями и напоминали копья.

— Справа есть замаскированная калитка для прислуги, — ответила Октябрь. — Обычно она закрывается на щеколду, которую легко открыть снаружи; она ведет на задний двор.

Лицо мужчины выразило явное удивление.

— Откуда ты… — начал было он, но тут же осекся. — Это все этот странный коротышка. Что все-таки произошло там, в этой чертовой подземной лаборатории? Он прочитал твои мысли? Как-то залез к тебе в голову? Титус намекал на что-то подобное…

Октябрь ему не ответила.

И в первую очередь потому, что сама не понимала всего толком. Маленький человечек действительно сделал с ней что-то такое, отчего ей стало известно много того, о чем она не знала прежде. Однако все полученные ей сведения касались строго порученного дела и ничего более. Например, она знала, что с восточной стороны дома держат собак, но на ночь не отпускают, а сажают на длинную цепь; дорожка от скрытой калитки ведет прямиком к черному ходу, а поперек каждой из наружных дверей на уровне голени вечером натягивают шнур, соединенный со звонком в комнате хозяина. Ей было известно количество комнат в доме и их расположение, а также еще множество других вещей. Однако зачем все это? какую истинную ценность представляет дневник, который ей предстояло украсть? — этого она не знала.

Задумавшись, Октябрь вновь вспомнила ощущение прикосновения чужого сознания, холод и череду странных образов, наполнивших ее мозг в тот момент, и от этих воспоминаний по телу пробежали мурашки. Поведя плечами, она стряхнула с себя это наваждение.

Пройдя вдоль забора, они остановились в нужном месте: калитка действительно оказалась там, где Октябрь и говорила. Хорошо смазанный засов легко отворился. Открываясь, дверца чуть слышно скрипнула петлями.

— Жди меня здесь, — велела Октябрь Меррику. — Если через двадцать минут я не вернусь, обойди дом и разбей одно из окон с той стороны. Если меня не будет и после этого — уходи. Понял?

Меррик кивнул.

Алый, словно насытившийся кровью туман клочьями проплывал мимо. Бросив еще один взгляд на дом, Октябрь шагнула сквозь калитку.

Во дворе было тихо, только где-то в саду по ту сторону дома стрекотали сверчки. Держась чуть заметной тропинки, Октябрь, по временам настороженно оглядываясь, направилась к двери черного хода. Успешно преодолев это расстояние, она остановилась и легонько подергала ручку: как и стоило ожидать, дверь была заперта.

Но это не остановила Октябрь. Достав из кармана нож, она просунула его в щель сбоку и, когда клинок вошел на половину своей длины, плавно повела вверх. Скоро нож встретил на своем пути какую-то преграду. Тогда погрузив его еще глубже, практически по самую рукоять, Октябрь резким движением толкнула клинок снизу-вверх. Внутри раздался негромкий лязг, засов выскочил из петли, и дверь подалась наружу.

Первая преграда была преодолена.

Открыв дверь, Октябрь осторожно разрядила звуковую ловушку, ожидавшую незваных гостей прямо за порогом, и, так же тихо притворив за собой, вошла.

Недлинный коридор был слабо освещен мерцанием двух газовых ламп. Отбрасывая черную дрожащую тень на дубовые панели стены, Октябрь крадучись двинулась по нему вперед.

Пройдя коридором, она очутилась в холле. Справа располагалась лестница на второй этаж, в десяти шагах слева — проход, ведущий в западное крыло. Стараясь держаться ближе к стенам, Октябрь направилась в его сторону. Миновав небольшую приемную, обстановка которой с трудом угадывалась в тусклом луче уличного света, что пробивался внутрь сквозь щель между неплотно сдвинутых штор, она наконец очутилась перед кабинетом.

Массивная дверь тяжело сидела на медных петлях и выглядела неприступно, но попробовав ее, Октябрь с удивлением обнаружила, что та не закрыта. С опаской распахнув дверь пошире, девушка ловко проскользнула в кабинет.

Большое окно, расположенное прямо против двери, отчетливо выделялось на темном фоне стены и заполняло помещение потоком лунного света. Серебристое сияние щербатой плитой лежало на поверхности стола, сквозь сумрак неуверенно выступали силуэты кресел, на полках чернели армии книг.

На втором этаже, прямо над головой девушки, внезапно раздался громкий скрип, словно бы кто-то случайно ступил на рассохшуюся половицу, заставивший Октябрь тут же напрячься и на минуту обратится в слух. Но все было спокойно, и после вновь утвердилась обычная для спящего дома мягкая тишина.

Однако Октябрь решила, что все же стоит поторапливаться, и поэтому поспешно приблизилась к столу. Дневник лежал в верхнем ящике. Все также орудуя ножом, девушка сорвала замок и извлекла ящик наружу вместе со всем его содержимым. Здесь были какие-то бумаги, несколько пожелтевших фотографий, еще что-то — книжица лежала в углу. Октябрь сразу же узнала ее так, как если бы не раз сама видела прежде. Черный кожаный переплет, укрепленный по углам металлическими накладками. На лицевой стороне не столько на глаз, сколько на ощупь угадывалось какое-то тиснение.

Вынув дневник, Октябрь сунула его за пояс: дело было сделано, теперь оставалось только уйти.

Возвращаться тем же путем было слишком рискованно, поэтому для отступления Октябрь решила воспользоваться окном. Оно выходило в сад и выбраться через него из дома не составляло труда.

Открыв задвижки, она уже отворила одну из частей окна, когда дверь в кабинет внезапно распахнулась и властный голос велел ей не двигаться.

— Стой на месте, — услышала Октябрь.

А следом увидела немолодого мужчину. Он был одет в халат, перепоясанный длинным шнуром с мохнатыми концами, а в руках держал пистолет. Полоса лунного света делила его фигуру пополам.

Поняв, что попалась, Октябрь замерла на месте. Мозг тут же судорожно заработал, ища пути к спасению.

Однако в следующую минуту произошло удивительное: мужчина сделал шаг вперед, взглянул Октябрь в лицо и замер. Весь вид его выражал крайнее потрясение, словно бы он увидел призрака. Рука с пистолетом дрогнула.

— Ада, — произнес он и следом, словно не веря сам себе, пробормотал. — Не может быть…

Забыв про пистолет, мужчина неуверенно, как во сне, двинулся в сторону Октябрь. Такое лунатичное поведение испугало девушку еще больше, чем оружие. Незнакомец был будто бы не в себе и медленно наступал, подходя все ближе и ближе. Но вдруг тишину расколол ужасный звон, родившийся в дальней части дома, и она посыпалась осколками битого стекла. Мужчина отвлекся, обернувшись на звук.

Воспользовавшись его замешательством, Октябрь распахнула оконную раму и, не глядя, прыгнула вниз.

Цветочная клумба смягчила приземление.

От шума очнулись собаки; мечась на сдерживающих их цепях, они зашлись лаем и хрипом. Проснулся кто-то из слуг. В доме началась суета.

Не теряя времени, Октябрь побежала к калитке, где ее уже ждал Меррик. Однорукий вор выглядел таким же возбужденным и запыхавшимся, как и девушка. Не произнеся ни слова и обменявшись лишь одним коротким, но многозначительным взглядом, оба сообщника в одном и том же направлении бросились прочь.

Пробежав чуть больше квартала, они нырнули в темный переулок и лишь тогда остановились.

— Погони вроде бы нет. А я уж было решил, что ты серьезно влипла, — сказал Меррик, когда перебравшись на соседнюю улицу они зашагали вдоль спящих домов. Мимо все так же плыл странный ржавый туман.

— Я тоже, — ответила ему Октябрь, — но ты вовремя вмешался. Кажется, я нарвалась на какого-то сумасшедшего. Знаешь, он похоже меня с кем-то спутал…

— С чего ты взяла?

— Этот чокнутый назвал меня чужим именем и смотрел так, будто я вернулась с того света.

— Странно, — согласился Меррик. — Но ты успела взять то, что нужно?

Вместо ответа Октябрь похлопала себя по ремню, за который был заткнут дневник.

— Осталось только вернуть его Модо, — сказала она, — и на этом наша часть сделки будет выполнена. Но это завтра. А сейчас неплохо бы найти ночлег.

Меррик с ней согласился.

Отыскать гостиницу не составило труда. За полторы монеты заспанный управляющий предоставил им холодный ужин из остатков того, что не доели постояльцы, кувшин кислого пива, и, выдав два набитых соломой матраца и объяснив, что все дешевые места заняты, проводил в деревянный пристрой, выходивший на внутренний двор и выполнявший роль подсобного помещения.

Внутри сарая было довольно-таки чисто и относительно просторно. Немногочисленные ведра и метлы ютились в дальнем углу, оставляя большую часть свободной, так что здесь действительно без проблем можно было уместиться даже вчетвером.

Перекусив, Октябрь расстелила свой лежак ближе к дальней стене. Однорукий вор устроился почти у самой двери. Перед тем как заснуть она хотела было изучить добытый трофей, но сон оказался сильнее. Стоило ей лишь прилечь, как глаза ее тут же сами собой сомкнулись, по телу разбежалась сонная тяжесть, и, влекомое грузом усталости и пережитого за день, сознание погрузилось в темную воду ночного забвения.

Вечер… Жидкий свет фонарей… Шумная улица…

Октябрь восемь.

Она бредет среди человеческих фигур. Где-то слышится визгливый женский смех, крики, ругань. Из открытой двери ближайшего бара доносится надсадный голос расстроенного пианино. В двух шагах от входа, привалившись к стене, блюет матрос.

Октябрь испугана. Как она здесь оказалась? Она пытается вспомнить, но не может. Пустота завладела ее памятью, хотя… Кое-что все же всплывает, но очень смутно и лишь отдельные образы, фрагменты. Словно кусочки мозаики. Кажется, она от кого-то бежала. Кажется, за нею кто-то гнался. Но кто? И как она оказалась здесь?

Вокруг снуют человеческие тени. Незнакомые, безобразные, пугающие… Они находятся в постоянном движении, словно боясь остановится.

Октябрь движется мимо темного переулка. Он похож на черную каменную пасть, источающую помойный запах. Большую его часть занимает мусорная куча, в которой, как кажется, движется что-то. Крысы? Она боится крыс. Но тут прямо из переулка на нее вываливается грязный бродяга. Его глаза безумно сверкают в свете уличного газа, щербатый рот искривлен страшной гримасой. Отвратительно ругаясь, он пытается ухватить Октябрь, но ей удается увернуться. И, вскрикнув, она бросается прочь, слыша, как вдогонку ей летят проклятия.

Сердце в груди бьется вдвое чаще, чем ударяются о землю ботинки. Вперед, без оглядки, не разбирая дороги.

Она бежит, сама не понимая куда, лишь бы подальше от этого страшного места. Но вдруг чья-то рука, останавливая, ложится ей на плечо, и сердце в груди вмиг обмирает. Испугано, Октябрь вскидывает глаза и…

Но человек, стоящий перед ней, вовсе не тот испугавший ее бродяга. Высокий, в рыжих усах, его лицо выглядит вполне благообразно, хотя одежда изрядно поносилась и местами на ней заметны следы починки. Он смотрит на Октябрь внимательными, задумчивыми глазами.

— Ты чего-то испугалась? — спрашивает он. Голос у него приятный.

Но Октябрь до сих пор настолько напугана, что не может произнести ни слова в ответ.

— Где твой дом, девочка? Ты заблудилась?

Октябрь кивает, и внезапно слезы, которые она так долго сдерживала, ручьем проливаются наружу. Плача, он содрогается всем телом. Большая, тяжелая, но ласковая ладонь ложится ей на голову.

— Ну же, не плачь, успокойся. Все будет хорошо. Хоть что-нибудь ты помнишь? Свое имя? Родителей?

Размазывая слезы по лицу и судорожно всхлипывая, Октябрь мотает головой.

Ладонь, успокаивая, гладит ее.

— Ничего, главное не плачь. Ты наверное голодна? Идем, я накормлю тебя. Я отведу тебя туда, где о тебе позаботятся, — говорит незнакомец. — Ты мне веришь?

Недолго думая, Октябрь кивает: после всех пережитых за сегодня ужасов ей хочется наконец чувствовать себя защищенной. К тому же мужчина выглядит вполне дружелюбным.

Его губы раздвигаются в мягкой улыбке.

— Хорошо, — он берет Октябрь за руку. — Не бойся, пока ты со мной, тебе никто не причинит вреда. Мое имя Кристо Бел. Идем.

Робкими шагами, держась за большую, надежную руку, Октябрь следует за мужчиной…

Она проснулась оттого, что кто-то трепал ее за плечо.

— Эй, — услышала Октябрь, — с тобой все в порядке?

Открыв глаза, она увидела склонившегося над ней однорукого вора. В его лице отражалась легкая озабоченность.

— Какого черта?!

— Ты странно вела себя во сне. Что-то бормотала. Мне показалось, что ты бредишь…

Она попыталась вспомнить, что ей снилось, но сон уже ускользнул из паутины сознания, оставив после себя лишь странное тревожное чувство.

— Все хорошо, — ответила она.

Поднявшись, Октябрь села на своем лежаке.

Было уже утро. Сквозь приоткрытую дверь и небольшое квадратное окно, расположенное чуть выше, внутрь проникал солнечный свет. Частицы пыли золотистыми искорками танцевали в его косых лучах.

Чего-то не хватало… Похлопав себя по поясу, Октябрь не нашла дневника. Пропал?! Этого не могло быть. Может быть, пока она спала, он просто выпал? Встревоженная, она принялась искать его глазами.

— Ты что-то потеряла? — поинтересовался Меррик.

— Да, — ответила Октябрь, — дневник. Ты его не видел?..

— Видел, — отозвался тот.

— Что? Где? — не поняла Октябрь, но, подняв глаза, уже в следующее мгновение увидела, что Меррик протягивает ей драгоценную пропажу. — Но как?..

— Хоть у меня и нет одной руки, это не мешает мне оставаться одним из самых ловких воров порта, — не без доли гордости заявил он. — Впрочем, ты спала так крепко, что разбудить тебя составило бы еще ту задачу.

— Смотри как бы из-за твоей ловкости тебе не лишиться и оставшегося, — недобро буркнула девушка.

— Было бы из-за чего поднимать бучу… Мне просто стало интересно, почему эти записи так важны для нашего нового подземного знакомого, и, пока ты спала, я решил попробовать удовлетворить свое любопытство.

— И как? Тебе это удалось?

— Черта с два… В этой книжке на каждой странице одни лишь формулы, причем написанные таким скверным почерком, что их невозможно разобрать.

Октябрь хмыкнула. Наугад раскрыв дневник, она пролистала несколько страниц. Все оказалось в точности, как говорил однорукий вор: пожелтевшие от времени листы заполняли убористые, круглые закорючки, сплетающиеся в причудливые цепочки расчетов. Отдельные знаки выглядели знакомо, порой напоминая ту или иную букву или цифру, однако общий их смысл в соединении друг с другом оставался более чем таинственным. Кое-где встречались схемы, иллюстрирующие этапы какого-то загадочного процесса; реже попадались изображения чего-то наподобие алхимических реторт, котлов и прочего научного оборудования.

Выборочно просмотрев, Октябрь закрыла дневник и на этот раз спрятала за пазуху, под сорочку, посчитав, что так будет безопасней.

Меррик сделал вид, что не заметил ее манипуляций.

Умывшись водой из большой бадьи, что стояла рядом с сараем, Октябрь отправилась к хозяину договориться насчет завтрака. Но еще не успела выйти в общий зал, когда заметила, что тот беседует с двумя полицейскими. Одетые в одинаковые синие форменные куртки, с пустыми, ничего не выражающими лицами, они были похожи как оловянные солдатики из одного набора. Один из стражей порядка что-то спросил у распорядителя, на что тот кивнул и махнул рукой в сторону заднего двора.

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о содержании их разговора, поэтому к тому времени, когда все трое добрались до сарая, Меррик с Октябрь, перебравшись через поленицу, уже торопливо шагали по соседней улице.

— Они ищут не нас — им нужен дневник, — сказала Октябрь, когда они вышли к какой-то площади. Несмотря на ранний час, тут было уже достаточно людно, и спутники поспешили затереться в толпе. — Чем быстрее мы от него избавимся, тем меньше риск быть пойманными. И даже если мы попадемся, то без дневника они не смогут ничего доказать.

Однорукий вор молча согласился.

— Только для того, чтобы от него избавиться, нужно как можно скорее добраться до этого повелителя сточных вод, — сказал он затем. — Проблема лишь в том, что я не знаю, как это сделать.

— Зато я знаю, — ответила Октябрь. — Идем.

Она действительно знала: похоже, Модо предусмотрел и это.

Добравшись до первого попавшегося канализационного люка, они сдвинули крышку и по шаткой приставной деревянной лестнице спустились вниз. Путь среди зловония и вялотекущей жижи занял у них чуть меньше часа. Кое-где туннели позволяли идти почти в полный рост, в других же местах пробираться приходилось чуть ли не на коленях. Лабиринты канализационных ходов были похожи на хитро спланированную ловушку с множеством тупиков и замкнутых путей. Однако всякий раз, когда дело доходило до распутья, Октябрь, практически не задумываясь и с полной уверенностью, указывала правильное направление.

Наконец, порядком уставшие и перепачканные, они вышли к уже знакомой металлической двери.

Войдя, они застали Модо в странном состоянии. Он был словно бы чересчур возбужден, глаза его ненормально блестели.

— Ага, — воскликнул он, заметив Октябрь и однорукого вора. — Вот наконец-то и вы! Вы достали дневник?!

Октябрь ответила утвердительно.

— Так чего ты тянешь — давай его сюда!

— Кажется, наш приятель немного не в себе, — шепнул девушке Меррик. — Что-то мне это не нравится…

Октябрь бросила на него короткий вопросительный взгляд, после чего вновь посмотрела на Модо, который своей смешной утиной походкой уже подошел к ним и теперь, пританцовывая на месте, нетерпеливо тряс в воздухе протянутой рукой. Похоже, Меррик был прав.

— Давай же, — торопил коротышка, и во всем его виде было еще что-то более безумное и пугающее, чем обычно.

Октябрь вынула дневник из-за пазухи, но отдавать не спешила.

— Ты видишь, я выполнила свою часть сделки, — сказала она. — Теперь пришла твоя очередь.

Модо просто трясло от нетерпения. Пробормотав сквозь зубы какое-то проклятие, он наградил Октябрь раздраженным взглядом.

— Ладно, — чуть слышно произнес он.

Это было похоже на удар… Внезапно, как в прошлый раз, но еще более грубо и напористо он вторгся в ее сознание, накрыв круговоротом каких-то безумных образов. Они захватили Октябрь и просто погребли под собой, рискуя увлечь в бездну безумия. Чьи-то голоса, лица, какие-то незнакомые места…

Картины вращались, сменяя друг друга. Кровь зашумела в ушах, в висках заколотило. Голова пошла кругом, и Октябрь почувствовала, что теряет сознание.

Последним, что она услышала перед тем, как упасть в темноту, был скрежещущий голос Модо.

— Я тоже выполнил свою часть сделки, — сказал он.

И следом, точно выключенный фонарь, мир потух.

Открыв глаза, она поняла, что до сих пор находится в канализации. Но не в берлоге сумасшедшего коротышки, а на каменном пятачке. О его края, точно о берега острова, билась дурно пахнущая подземная река. Лежа, Октябрь спиной чувствовала неровности камней.

Вокруг царил сумрак.

Приподнявшись, она увидела Меррика. Подобрав ноги, он сидел рядом и, положив голову на колени, смотрел перед собой. Заметив, что она пошевелилась, он повернулся в сторону Октябрь.

— Ты как?.. В порядке?..

В голове гудело, точно после сильнейшего удара.

— Вроде бы, — ответила она. — Сколько я была без сознания?

— Не знаю. В этой вонючей темноте сложно вести счет времени. Может — час, а может — все два.

Октябрь села.

— Где мы?

— Где-то под городом, — разумно ответил Меррик. — Когда ты вырубилась, этот маленький ублюдок отнял у тебя дневник и велел нам убираться. Ты была без сознания, так что мне пришлось нести тебя на руках. Как выбраться из этих катакомб, я не знаю, поэтому я решил отнести тебя в какое-нибудь безопасное место и подождать, пока ты очнешься.

— Спасибо, — сказала Октябрь. И внезапно сама с удивлением поняла, что говорит это от чистого сердца.

— Да ладно, — Меррик вяло отмахнулся. — Ты хотя бы получила то, что хотела?

Октябрь поискала в памяти. Голова болела, но кажется Модо действительно сдержал свое слово.

— Как будто, — она поднялась. — Ладно, вставай. Будем выбираться из этого дерьма. Ты почти отработал свои деньги. Осталось немного. Скажи, ты знаешь место под названием Приют Отверженных?

 

Глава восьмая

Джонатан Нэйк

Большие напольные часы в холле пробили восемь, наполнив гудением меди весь первый этаж. Джонатан Нэйк как раз заканчивал ежевечернюю работу с бумагами, когда дверь в кабинет отворилась и на пороге появился слуга. Он сообщил, что пришел комиссар Хог, и поинтересовался, куда проводить гостя.

— Проводи его в гостиную, — велел Нэйк. — Скажи, что я присоединюсь к нему через пару минут.

Ответив коротким кивком, слуга удалился.

Убрав бумаги в средний ящик стола, где хранил все деловые документы, Нэйк поднялся с кресла и повел затекшими плечами. После чего, поправив сюртук и тяжело вздохнув, направился в гостиную.

Комиссар уже ждал там, рассматривая внушительную коллекцию холодного оружия, украшавшую стены.

Алаистер Хог был еще достаточно молодым мужчиной, лет тридцати трех-тридцати пяти. Невысокого роста, с тонкими, словно бы резными чертами, он напоминал изящную статуэтку. Выражение его симпатичного лица всегда хранило любезность и внимательность, свойственное больше какому-нибудь кельнеру, нежели блюстителю городского порядка и спокойствия. Но стоило лишь заглянуть в холодные карие глаза, чтобы понять, что оно, это самое выражение, являлось лишь маской, удобным фасадом, за которым скрывались строгий, проницательный ум и твердая воля.

Обменявшись рукопожатиями, мужчины расположились в креслах у камина друг напротив друга. По знаку Нэйка, слуга подал вино и сигары.

Несколько минут хозяин и гость уделили на то, чтобы отдать должное изящному напитку и раскурить крепкий колониальный табак.

— Отличная коллекция, — улыбнулся комиссар, выпуская дым и кивнув в сторону блестящих поверх стенных ковров палашей, ятаганов и гнутых кинжалов. — Увлекаетесь?

— Немного, — согласился доктор. — Но исключительно как предметами, представляющими скорее эстетическую, чем практическую ценность. На самом деле, как человек миролюбивый, я предпочитаю не иметь дело с оружием. Все-таки я врач, а врач должен возвращать здоровье, а не отнимать его или наносить ему вред. Согласны?

— Вполне. Вот только иногда ваши коллеги занимаются как раз обратным, причем исходя из самых благих намерений и не прибегая ни к какому другому оружию, кроме своих рецептов.

Рассмеявшись, Хог отсалютовал бокалом. Похоже, он считал свою шутку вполне удачной. Нэйк ответил ему кислой улыбкой.

— Что ж, возможно, — неуверенно согласился он, чувствуя, что брошенный комиссаром камень отчасти был и в его огород, и решил переменить тему: — Но давайте лучше поговорим о нашем деле. Как все обстоит?

Хог пригубил вино и вдохнул ароматный дым.

— Все хорошо, поводов для беспокойства нет. Разве что…

Нэйк насторожился.

— Что-то не так?

— Да нет, в сущности ерунда. Есть один репортеришко. Некто Сот Эрн. Возможно, вы читали его статьи в "Глашатае"? На следующий день после происшествия он приходил ко мне в участок. Разумеется, я сказал ему, что дело закрыто и не стоит внимания. Однако, похоже, он всерьез заинтересовался смертью этой певички.

— Думаете, он может что-то раскопать?

— Кто знает, — комиссар пожал плечами. — Но на вашем месте, доктор, я бы предпочел подстраховаться. Исходя из своего опыта, скажу вам, что газетчики — беспокойное племя, и как по мне, так ничем не лучше цыган.

Значит, репортер. Нет, определенно внимание прессы ему было совершенно ни к чему.

— Думаю, я найду способ разобраться с этим, — нахмурившись, ответил Нэйк. — Ну а как в остальном?

— Как я уже говорил, все в порядке. По официальной версии мадам Данк скончалась от сердечного приступа, чему есть подтверждение коронера. Следствие окончено. Дело закрыто и сдано в архив. Так что у вас нет совершенно никаких причин для беспокойства.

Доктор удовлетворенно кивнул.

— Что ж, это отлично.

Новости действительно были хорошими. Прошедшая неделя стала для него по-настоящему серьезным испытанием, ибо еще никогда прежде Джонатан Нэйк не был так близок к краю пропасти, как в эти несколько дней, однако даже сейчас он не испытывал облегчения в полной мере.

Все неприятности начались со смерти этой вертихвостки Изы Данк. И пока в полиции ломали головы над истинной причиной ее смерти, Нэйк точно знал, что виной всему стала простая безалаберность эстрадной дивы. (В ходе расследования, при обыске личных вещей, была обнаружена жестяная коробочка, содержащая двадцать восемь таблеток неизвестного препарата). Впрочем, если бы дело ограничилось лишь одной смертью, это было бы еще пол беды. Однако эта маленькая песчинка грозила стать началом жуткой лавины.

Уже на следующий день после происшествия в клинику пожаловала рекомендательница мадам Данк, графиня Орлетта Вало. Она была крайне взволнована, и требовала у Нэйка объяснить случившееся, явно испытывая страх, что нечто подобное может произойти и с ней. Доктор поспешил успокоить ее, заверив, что все это чистой воды случайность, однако похоже графиня была не на шутку напугана, и желала гарантий. Нэйк как можно мягче постарался объяснить, что не может ничего гарантировать, потому как с самого начала предупреждал каждого своего клиента, что тот проходит процедуру на свой страх и риск. Такой ответ явно не удовлетворил графиню, и она покинула клинику в расстроенных чувствах, что заставило доктора опасаться, что, подверженная моменту, графиня может совершить какую-нибудь глупость.

Но и это не стало финалом неприятностей.

Несколько влиятельных клиентов, желавших пройти процедуру, в последний момент передумали и отозвали свои чеки. А вокруг имени Джонатана Нэйка начинала подниматься все большая шумиха, которая была ему вовсе ни к чему.

Так что именно эти причины вынудили его в итоге вмешаться в ход событий.

Выйти на комиссара Хога Нэйку помогли некоторые из старых знакомых, и хотя в любом другом случае он ни за что не стал бы связываться с полицией, в данной ситуации можно было констатировать, что выбор был сделан правильно.

Уже в прихожей, прощаясь, доктор протянул Хогу довольно-таки пухлый конверт, который тут же исчез под серой шерстью комиссарского пальто.

— Думаю, этой суммы хватит, чтобы отблагодарить вас за те хлопоты, которые вы приняли на себя в этом деле, — произнес Нэйк, пожимая короткую, крепкую руку.

— Вполне, — улыбнулся комиссар. — Был рад знакомству, доктор.

И, в знак прощания приподняв шляпу, вышел в услужливо распахнутую слугой дверь.

Часы пробили половину десятого, когда Джонатан Нэйк поднялся на второй этаж, чтобы совершить дежурный обход оборудования. В зале железных саркофагов было тихо. Слабо светились круглые окошки, за которыми плавали бледные человеческие лица. Из дюжины камер, что жались к стенам на равном расстоянии друг от друга, занята была лишь половина, и, говоря прямо, это не могло не печалить.

Обойдя все шесть и сняв показания со встроенных счетчиков давления и температуры, Нэйк остался доволен осмотром. Двое из шестерых его клиентов должны были завершить курс уже в течение этой недели, четверо же остальных — последующего месяца.

Саркофаги, или, как называл их сам Нэйк, "камеры молодости", были изобретением, способным принести ему всемирную известность. Однако он предпочитал оставаться в тени, и уже оттуда вести дела. Почему? Причины такой нелюбви к вниманию скрывались в его смутном прошлом, и были обусловлены тем, что сам Джонатан Нэйк во многом был личностью загадочной.

Прошлое… У каждого человека оно хранит немало секретов и тайн, ошибок и достижений, которые порой при всей их величине или наоборот ничтожности остаются лишь достоянием их владельца. Его же прошлое состояло, кажется, сплошь из потерь. Карьера, любимая женщина и даже имя… Он многое принес ему в жертву, однако кое-что из этого вскоре рассчитывал вернуть. Если бы только не эта смерть…

Впрочем, Джонатан Нэйк надеялся, что теперь все обойдется.

Закончив обход, он спустился обратно на первый этаж. Но отправился не в спальню или кабинет, а в восточное крыло дома, где остановился перед дверью, ведущей в подвал.

Отворив ее, он шагнул внутрь. Поворот медной ручки заставил газ в светильнике загореться ярче, и помещение осветилось желтым подрагивающим светом. В его сиянии Нэйк заметил, как к противоположной стене метнулось сразу несколько маленьких теней и тут же исчезло в норах.

Крысы!

Последнее время они совсем обнаглели. Мохнатые твари, совершенно ничего не боясь, свободно разгуливали по всему дому; гостиная, кабинет, кухня… Доктор видел одну даже в уборной! С этим определенно что-то надо было делать. Для начала хотя бы распорядится, чтобы против вредителей купили какой-нибудь отравы. Ну уж если не поможет и это, то принимать более серьезные меры.

Сойдя по лестнице вниз, Нэйк подошел к одинокому металлическому саркофагу, стоящему у боковой стены. Рядом, соединенный с ним медной кишкой, гудел железный короб.

Показания приборов на крышке короба находились в пределах нормы.

Оборудование походило на то, что располагалось двумя этажами выше, в зале Омоложения, однако предназначалось немного для иных целей.

По заведенному обычаю доктор на несколько минут замер перед круглым окошком, из которого на него смотрело подобие человеческого лица. Кажется, лицо принадлежало женщине. Но пока что черты его были крайне смутны, точно у незавершенной скульптуры, над которой еще предстояло поработать умелым рукам мастера.

Безмолвно пошевелив губами, Нэйк словно бы что-то произнес (имя?), и коснулся стекла кончиками пальцев. Лицо с другой стороны осталось недвижимо.

Еще чуть-чуть, подумал он, еще немного, и реванш над прошлым будет свершен. А пока оставалось лишь терпеливо ждать, считать дни и недели, отделявшие его от заветного результата. И торопить время, которое в ожидании казалось вечностью.

Терпеть и ждать.

Было уже начало одиннадцатого, когда, отпустив приходящую прислугу и лично проверив все звуковые ловушки, Нэйк отправился спать. Улегшись, он долго ворочался, прежде чем сон наконец завладел его сознанием, вытеснив все насущные мысли и заботы. Но не прошло и получаса, когда какой-то настойчивый звук заставил его вновь пробудиться. Нэйку понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, что это звенит внутренняя сигнализация.

Должно быть, вновь проклятые крысы, с раздражением подумал он. (Бродя по дому, они порой задевали струны, натянутые поперек входных дверей, тем самым вызывая ложную тревогу.) Однако все же поднялся, чтобы проверить, какая именно из ловушек сработала. Результат заставил его серьезно насторожиться: звенел колокольчик, отмечающий кабинет.

Это было странно.

Сигнализация кабинета включалась лишь в одном случае: если кто-то отворял дверь. Так что вряд ли причиной тревоги могли стать крысы. Но тогда кто же?

Грабитель?

Накинув халат, Нэйк вынул из стоящей рядом с кроватью тумбочки небольшой пистолет.

Стараясь не шуметь, как будто это он сам был ночным вором и тайком пробрался в чужой дом, доктор спустился вниз. Пройдя темными холлом и приемной, он очутился перед кабинетом. Дверь того действительно была приоткрыта. Внутри слышались звуки чьего-то присутствия. Негромкий стук, скрип…

Решив, что элемент внезапности предаст ему преимущество, Джонатан Нэйк резко распахнул дверь.

Темный человеческий силуэт отчетливо выделялся на фоне окна. Держа пистолет наготове и целясь в фигуру преступника, которая казалась плоской, точно мишень в тире, Нэйк шагнул внутрь и крикнул что-то угрожающее. Видимо совершенно не ожидавший такого поворота, грабитель замер на месте.

Не спуская его с прицела, Нэйк сделал еще шаг, полный решимости, вопреки своим собственным словам насчет оружия, сказанным сегодня комиссару, пустить пистолет в дело, но тут… Бледный луч света лег на лицо вора, и в первый момент Джонатан Нэйк решил, что лишился рассудка.

Призрак, оборотень, сон…

Такого просто не могло быть.

На него смотрело лицо из прошлого. Ее лицо…

Рука с оружием дрогнула и опустилась. Что это? Как такое возможно? Доктор не мог отвести взгляд. Нос, глаза, губы… Лишь только этот шрам портил иллюзию полного сходства.

Мысли в голове путались.

— Ада, — сам не веря себе, позвал он девушку, но та не среагировала. — Нет, не может быть, — пробормотал Нэйк, но все же двинулся в ее сторону, желая коснуться, дотронуться до нее и тем самым убедится в эфемерности, и развеять этот странный морок.

Но сделать этого ему не удалось.

Звон бьющегося стекла заставил его отвлечься. Нэйк обернулся на звук, словно бы ожидая увидеть его источник прямо за своей спиной, а когда повернулся обратно, перед ним никого уже не было. Окно было распахнуто, видение исчезло…

Вот только видение ли?

С другой стороны дома разлаялись собаки, залязгали цепи. На шум прибежал дворецкий. Мигом верно оценив ситуацию, он отправился искать полицейского.

Между тем Нэйк подошел к столу и склонился над вывороченным ящиком, чтобы посмотреть, что же стало добычей незваного ночного гостя.

Для верного заключения по этому вопросу ему хватило одного взгляда.

Полиция прибыла немногим более четверти часа спустя. Немолодой следователь со скучным, серым лицом и безразличным взглядом без особого тщания осмотрел место преступления, после чего, пока двое его подручных составляли протокол, подошел к Нэйку.

— Доктор, могу я задать вам несколько вопросов? — спросил он.

Вооружившись карандашом и записной книжкой, полицейский около десяти минут пытал его относительно того, что именно пропало? кому это могло быть выгодно? и не подозревает ли он кого-нибудь из слуг?

Когда же Нэйк ответил, что все его вещи на месте, а относительно всего происшедшего он сам пребывает в глубоком недоумении, следователь кивнул так, словно бы и не ожидал услышать ничего другого.

— Что ж, похоже, вам повезло, — произнес он затем. — Вы спугнули грабителя до того, как он успел осуществить свой злодейский замысел. Жалко, что вам не удалось задержать его с поличным. Впрочем, теперь это уже наша забота. Не волнуйтесь, мы обязательно его поймаем.

Наконец, завершив все процедуры, полицейские ушли.

Джонатан Нэйк же, оставшись один, еще некоторое время стоял посреди пустого темного кабинета. Он вспоминал лицо ночной гостьи, но даже теперь еще не верил, что все это было на самом деле. Могло ли быть?

Могла ли она, специально или случайно, вернуться через столько лет? Или в темноте он попросту обманулся?

И еще — дневник Алхимика. Странный выбор для вора… Для чего он ей?

Вопросы, вопросы… Их было слишком много, и ответы на них еще только предстояло найти.

Лишь в одном Нэйк был уверен твердо, а именно в том, что не станет доверять в их поиске полиции.

Встреча была назначена на половину восьмого в кафе "Шипы и розы" на Четвертой Восточной Улице. В том, что Регинальд придет, Джонатан Нэйк не сомневался ни мгновения. Это было железно. Келем Регинальд принадлежал к той породе профессионалов, что сперва обязательно выслушивают заказчика, даже если заранее уверены в отрицательном ответе. Однако в том-то и заключался вопрос: согласится ли он взяться за предложенное дело? Потому как в противном случае ситуацию не смогут исправить никакие громкие суммы и щедрые посулы. И это Нэйк знал не менее твердо.

Говоря о Келеме Регинальде нужно заметить, что он являлся личностью ни чуть не менее таинственной, чем сам Джонатан Нэйк, и прошлое его также было покрыто если не мраком, то едва проницаемым туманом. Одни говорили, что когда-то он служил в жерденской разведке, другие называли его самым отъявленным головорезом, третьи клеймили мошенником. Возможно, все это было правдой, или же частично, или же вовсе не являлось таковой. Лично для доктора происхождение Регинальда не имело совершенно никакого значения. Важно было другое — Келем Регинальд был человеком, "Который-Умел-Решать-Проблемы", то есть тем, в ком сейчас доктор нуждался больше всего.

Проявив поистине королевскую пунктуальность, Регинальд появился в кафе ровно в назначенное время. Это был крепкий, невысокий и еще достаточно молодой мужчина. Всегда со вкусом одетый, Регинальд запросто смог бы сойти за городского щеголя, если бы не его военная выправка и немного небрежное отношение к одежде. Глаза Келема Регинальда как всегда были надежно скрыты за фиолетовыми стеклами очков.

Пожав руки, мужчины заняли свои места за столиком.

— Рад вас снова видеть, доктор, — произнес Регинальд.

— Взаимно, — отозвался Нэйк.

— Что на этот раз заставило вас воспользоваться моими скромными услугами?

В прошлом Нэйка и Регинальда уже связывало несколько контрактов. (Часть из них носила весьма щекотливый характер, находясь на той тонкой грани, где еще рано произносить слово преступление, но и законность предприятия уже вызывает определенные сомнения.) И пока что результаты сотрудничества удовлетворяли обе стороны.

— Две вещи, — ответил доктор.

— Что ж, я весь внимание.

— Во-первых, мне нужно, чтобы вы устранили одного человека.

— Можно ли уточнить, что вы понимаете под словом "устранил"?

По опыту Нэйк знал, что с Регинальдом нужно быть как можно более точным в том, что касается формулировок задания. Превратность толкования была чревата соответствующим результатом…

— На время заставить уйти в тень, произвести внушение, запугать… Называйте как хотите. Но без каких-либо необратимых последствий.

Удовлетворенный, Регинальд качнул головой в знак того, что услышал.

— И как его имя?

— Сот Эрн. Он репортер в "Глашатае". Это все, что мне известно. Сейчас господин Эрн копает там, где не следует, и я хочу, чтобы вы ему это объяснили, но не переходя на личности. Это во-первых.

— Ясно. Ну а во-вторых?

Нэйк сделал паузу, словно бы раздумывая, не ограничится ли тем, что уже было сказано. Но время спустя все же продолжил:

— Во-вторых, я хочу, чтобы вы разыскали одну девушку.

Вынув из кармана пожелтевшую фотографию на ломкой картонной основе, он протянул ее Регинальду.

— Это она? Как ее зовут?

— Не знаю. Я даже не уверен, что она существует.

— То есть как?

— Не обращайте внимания. Просто попытайтесь ее найти. Для меня это очень важно.

— Что ж… По виду фотография старая. Сейчас та, кого вы ищете, выглядит так же?

— Да. Хотя… Возможно, на лице, вот здесь, — Нэйк провел от виска вниз вдоль скулы, — у нее появился шрам.

— Хорошо, — произнес Регинальд. — Цели мне ясны. А теперь мои условия. Каждое задание рассматривается отдельно. Оплачивается по выполнение.

Вынув ручку, он что-то написал на салфетке и протянул ее Нэйку.

— Такая сумма вас устраивает?

Цифра была несколько выше той, на которую рассчитывал доктор, но отступать уже было поздно, и он кивнул.

— А что насчет времени? Когда все должно быть сделано?

— С репортером нужно разобраться как можно скорее. Что же касается девушки… Попытайтесь узнать хотя бы что-нибудь. Я заплачу за любую достоверную информацию.

Недолго разглядывая фото, Регинальд затем спрятал его во внутренний карман.

— Я приложу к решению ваших проблем все возможные усилия — сказал он. — Что ж, если это все, то думаю стоит считать сделку свершенной.

Джонатан Нэйк кивнул, и мужчины пожали руки.

 

Глава девятая

Меррик

Церковь была разрушена. Пожаром или временем, Меррик не знал, однако в таком состоянии она находилась уже не первый десяток лет. Провалившаяся крыша, заколоченные окна. Отгороженная от соседних зданий узкими полосками заброшенного сада, она походила на гнилой зуб, по непонятным причинам до сих пор не удаленный владельцем.

Когда-то это был один из немногих приходов Черного Двора. Но, похоже, даже Богу в итоге осточертело это место, и теперь здесь располагался стихийный приют. Обездоленные, обескровленные, лишенные последнего. Бродяги и беженцы со всего Делла стекались сюда, чтобы хоть на время, а чаще — навсегда, обрести кров.

Имя этого места передавалось из уст в уста, и для тех, кто знал, не нужно было даже зеленого фонаря, чтобы отыскать его.

И имя это было Приют Отверженных.

Во дворе перед церковью горели костры, вокруг которых группами по четыре-пять человек грелись люди. Чувствовались запахи дыма и приготовляемой пищи.

Меррик с девушкой двигались между этих человеческих скоплений; занятые своими делами, люди практически не обращали на них внимания. Что, впрочем, было не удивительно: после путешествий по канализации они выглядели едва ли лучше любого из местных обитателей.

— Странно, но место кажется мне знакомым, — оглядываясь, произнесла Октябрь.

— Ты уже бывала здесь?

Октябрь пожала плечами.

— Не помню. Как будто.

— Может быть, это вновь фокусы Модо? Кто знает, что этот засранец сделал с твоей головой.

Октябрь ничего не ответила.

Вход в церковь охраняли две каменные химеры. Изуродованные, с отколотыми лапами и головами, они вызывали больше жалость, чем праведный страх. Вор с девушкой поднялись по невысокой лестнице. Отворив ветхую дверь, они вошли внутрь.

Внутри было достаточно просторно. На лежаках у стен спали бродяги. Другие, сидя на сохранившихся скамьях, черпали из мисок. В центре алтарной залы было разведено несколько очагов, на которых в больших котлах готовилась пища.

От запаха еды засосало под ложечкой, и, подойдя к одному из очагов, Меррик с Октябрь пристроились в конец недлинной очереди.

— Вы новенькие? — спросил человек, раздающий еду, наливая им в миски дымящуюся похлебку. — Добро пожаловать в Приют. Здесь рады и помогают всем, кто в том нуждается. Меня зовут Равек.

Ни вор, ни девушка в ответ не назвали своих имен.

— Мы ищем здесь одного человека, — принимая миску, сказала Октябрь. — Его имя Кристо Бел. Знаешь такого?

Равек с интересом посмотрел на нее.

— Кристо? Да, я знаю его.

— А ты не лжешь?

— Лгу? Для чего мне лгать вам? — удивился Равек. — Если хотите, я мог бы даже проводить вас к нему. Вот только… Зачем он вам?

Меррик с Октябрь переглянулись.

— Он мне кое-что задолжал, — ответила девушка.

— Должно быть, это было давно, — странно заметил Равек.

— Достаточно давно. Но у некоторых долгов нет срока давности.

Смотря на нее, Равек покачал головой.

— Не хотелось бы вас огорчать, но не думаю, что вы что-то сможете получить с Кристо. Он теперь не в том состоянии, чтобы отдавать старые долги. А впрочем…

Мужчина подозвал какого-то человека, и тот сменил его на раздаче.

— Идемте. Увидите все сами.

Покончив с едой, Меррик с Октябрь поставили грязные плошки на стол и последовали за Равеком.

Войдя в правый неф, все трое зашагали вниз по каменным ступеням. Похоже, помещения приюта не ограничивались надземными, простираясь еще ниже. Лестница, освещенная висящими на стенах фонарями, делала один плавный виток за другим.

— Куда мы идем? — спросил Меррик.

— На самое Дно, туда, где обитают Отверженные.

— Отверженные? — эхом повторила Октябрь.

— Я думал так называют бродяг и прочий бездомный сброд, разве нет?

Равек загадочно покачал головой.

— Скоро увидите сами. Мы уже почти пришли.

Они одолели еще два витка, когда, наконец, лестница кончилась.

Местные подземелья вовсе не походили на канализационные ходы берлоги Модо. Широкие, с достаточно высоким арочным потолком, они словно бы изначально предназначались для того, чтобы в случае необходимости стать убежищем для многих людей.

Равек двинулся вперед. Меррик с Октябрь держались следом.

— Что тут было раньше? — спросил Меррик, оглядывая прочные стены и затянутые тенями своды.

— То же, что и теперь, — ответил Равек. — Место призрения. Здесь всегда могли найти приют те, кого Бог решил особо испытать в смирении и мудрости.

— В смирении и мудрости? — переспросил однорукий вор.

Равек кивнул.

"Что это, черт возьми, значит?" — хотел, было, спросить Меррик, но тут коридор сделал поворот, и он увидел…

— Господи, — услышал он рядом с собой голос девушки, — но ведь они… они…

— Уроды, — закончил за нее Меррик.

Равек посмотрел на них осуждающе.

— Именно так и называли их те, кто разрушил эту церковь.

Теперь все зашагали медленней. Вор с девушкой бросали по сторонам нескромные взгляды, изучая подземных обитателей приюта, на что те отвечали им той же монетой.

Здоровяк с детскими ручками, горбун с лицом похожим на бугристый картофель, безногий карлик, оседлавший ящик-каталку… Слепые, слабоумные, искалеченные природой и жизнью. Мужчины и женщины, старики и дети. Их облик пугал и одновременно с тем служил своего рода напоминанием о том, насколько прихотливым может быть божий промысел.

— И все они живут здесь? — спросила Октябрь.

— А где им жить еще? Приют — одно из немногих мест, где они всегда могут рассчитывать на горячую пищу и кров, не рискуя при этом быть побитыми.

К Равеку подошла девочка лет шести и, взяв его за руку, зашагала рядом. Левая половина ее лица была затянута чем-то красным, похожим на коросту. Посмотрев на Меррика с Октябрь, она приветливо улыбнулась, демонстрируя редкие и кривые зубы.

— Это Ума, — сказал Равек, тоже улыбнувшись девочке. — Она не умеет говорить, но очень добрая, и у нас ее все любят. До того, как попасть сюда, она жила вместе с собачьей стаей у Больших Торговых Рядов. И поэтому до сих пор часто ведет себя как дикий зверек.

Октябрь посмотрела на девочку, и Меррик заметил, что взгляд девушки был полон жалости. Еще ни разу до этого однорукому вору не доводилось видеть, чтобы какое-то другое чувство так отчетливо проступало на ее лице.

Пройдя немного с ними, девочка отпустила Равека и, помахав на прощание, отправилась куда-то по своим делам.

— Ты сказал — "разрушили церковь". Так это сделали люди? — спросил Меррик.

— А кто это мог быть еще? Человек — единственное существо на свете, которое способно намеренно творить зло.

— Но зачем?

— Вы уже сами ответили на этот вопрос. Потому что они другие, не такие как все. Потому что они уроды. Чудовища. Не-люди. Приют при приходе был основан почти сразу же после открытия. И долгое время оставался тайной для многих прихожан. Но время шло, и среди людей поползли нелепые слухи. Говорили, что, будто бы, на самом деле местный священник отринул Бога и поклоняется дьяволу. Проводит черные мессы, шабаши, оргии. А подвалы церкви полны его нечестивых отродий. Сперва никто не воспринимал это всерьез, но слухи множились, видоизменялись, расползались, пока однажды ночью к церкви не пришла толпа. Толпа кричала и требовала крови. Пытаясь успокоить, священник вышел к ним, но разъяренные люди не желали слушать, они смели его и ворвались в церковь. Человек разумен, но толпа — слепа и кровожадна. Священника распяли прямо на алтаре, а всех обитателей приюта убили. Говорят, что в тот день коридоры подземелий были полны крови и больше походили на скотобойню. В конце этого кровавого безумства люди подожгли церковь. Как можно заметить еще и теперь, огонь нанес значительный ущерб, но начавшийся вскоре дождь не дал ему полностью уничтожить здание. После той ужасной ночи церковь долгое время стояла заброшенной. Но спустя несколько лет здесь вновь появились люди. Они вынесли из подвалов останки тел, подлатали дыры, немного навели порядок. В итоге приход умер, но Приют жив до сих пор.

Недолгое время все трое молчали.

— Откуда тебе известно все это? — наконец спросил Меррик.

Равек ответил не сразу.

— Тот священник, которого убили здесь, — сказал он после, — был моим отцом.

Остаток пути они проделали молча.

Двигаясь по коридору, они миновали своеобразную стену, от пола и почти до потолка, образованную из составленных друг на друга деревянных ящиков. Узкий проход между ними был занавешен куском грязной ткани. Войдя в него вслед за Равеком, Меррик с Октябрь тут же ощутили ужасную вонь. Пахло гниющей плотью, болезнью и медленным умиранием.

— Пришли, — сказал Равек, и все трое остановились.

На грязных, тощих, набитых уже давно сгнившей соломой тюфяках у стен лежали люди. Их было до двух десятков. И каждый из них был вполне очевидно чем-то болен. Худые, истощенные тела их покрывали язвы. Многие метались в бреду, находясь в том странном состоянии, когда сон и явь кажутся одинаково далекими. Затхлый воздух подземелья наполняли тихие стоны.

Между больных двигалось несколько причудливых фигур. Одетые в длинные черные плащи и желтые носатые, похожие на птичьи, маски, они разносили воду, давая по очереди напиться тем, кто хотел.

Все это напомнило Меррику гравюру, найденную им в одной из хранящихся в старой часовне книг, изображавшую муки Ада.

— Что это? — спросил он.

— Тут мы держим безнадежно больных, — объяснил Равек. — Тех, кто обречен на смерть, пытаясь хоть чем-то скрасить страдания их последних дней.

Октябрь вопросительно посмотрела на него.

— Ты хочешь сказать, Кристо здесь?

Равек кивнул и, сделав несколько шагов, остановился перед тем, что сперва Меррик принял за кучу грязного тряпья.

— Кристо, — позвал он, но ничего не произошло. — Кристо, — другой раз произнес Равек.

Среди тряпок что-то зашевелилось.

— Кто здесь? — услышал Меррик слабый сиплый голос. — Вальц? Вальц, это ты?

— Нет, Кристо. Это Равек.

— Равек?

— Да.

— Что-то случилось?

— Я привел к тебе гостей.

— Гостей?

Кристо, садясь, приподнялся среди множества ветхих покрывал, до того скрывавших его, и лишь теперь Меррик получил возможность его разглядеть. Грязные спутанные волосы, желтая кожа; все его лицо было покрыто мелкими струпьями, а на месте глаз красовались две гноящиеся язвы. Вид человека был ужасен.

— Но кто там? Почему они молчат? — спросил Кристо, слепо шаря перед собой рукой. — Пусть подойдут поближе…

Меррик посмотрел на Октябрь. По ее лицу пробежала какая-то тень, но однорукий вор так и не смог понять, что это было. Ненависть? Брезгливость? Отвращение? Несколько долгих минут, не произнося ни слова, она просто стояла и смотрела на то, как старик, хныча и прося поговорить с ним, возиться в своем углу. После чего внезапно развернулась и пошла прочь.

Ничего не говоря, Меррик с Равеком последовали за ней.

Когда они поднялись обратно в церковь, Октябрь обратилась к Равеку:

— Чем он болен? — спросила она.

Тот пожал плечами.

— Какая-то тропическая лихорадка. Говорят, раньше Кристо якшался с контрабандистами и торговцами рабами, а всем известно, что они часто привозят из заморских поездок не только свои сомнительные товары, но и целые букеты всевозможных заболеваний. Вы сами видели, что болезнь сделала с Кристо. Он уже давно болен, но, думаю, протянет теперь немного.

Октябрь кивнула. Лицо ее оставалось задумчивым и хмурым.

— Жаль, что ваш долг остался неуплаченным, — сказал Равек. — Но такова жизнь. Где-то мы находим, а где-то теряем.

— Да. Такова жизнь, — согласилась девушка и, коротко попрощавшись, направилась к выходу.

Меррик в который раз молча побрел за ней.

Лишь оказавшись на улице, он осмелился на вопрос.

— Что, и это все? — спросил он, посмотрев на Октябрь. — Все, ради чего ты его искала?

Но девушка ему ничего не ответила. Несколько минут задумчиво смотря перед собой, после она произнесла:

— Мне нужно выпить.

Место, куда они забрели в поисках выпивки, Меррику не понравилось сразу же. Здесь было слишком шумно и многолюдно, да к тому же присутствующая публика не внушала особого доверия. Смотря на гнусные, небритые рожи завсегдатаев, Меррик был уверен, что почти у каждого второго под рубахой скрывается каторжное клеймо. Еще пробираясь к стойке, он поймал на себе несколько недружелюбных взглядов, однако Октябрь до всего этого, похоже, не было абсолютно никакого дела.

Усевшись у бара, она заказала стакан какого-то местного пойла и тут же молча влила его в себя. Повторив несколько раз эту нехитрую процедуру, после она стала пить медленнее. Наблюдая за ней, Меррик не спеша тянул свое пиво.

— Может быть, ты все же мне кое-что расскажешь, — спросил он. — Мне кажется, это будет в любом случае лучше, чем нагружать себя этой дрянью. Ты так не думаешь?

Октябрь хмуро посмотрела на него, но ничего не ответила.

Меррик пожал плечами.

— Как знаешь.

Он думал, что девушка так ничего ему не скажет, когда время спустя она неожиданно произнесла:

— Он продал меня в рабство.

Смысл ее слов не сразу дошел до однорукого вора.

— Что? — переспросил он.

И тут Октябрь будто бы прорвало:

— Что слышал, — почти закричала она. — Когда мне было восемь, этот ублюдок Кристо продал меня работорговцам. Десять лет я провела в Южной Колонии, собирая паршивый табак. И каждый день из этих десяти лет я мечтала, как однажды вернусь обратно и перережу ему глотку. За все… За крыс, что пищали под бараками, за серую лихорадку, за Толстого Брюса, потного, похотливого кабана, что считал себя лучшим на свете любовником, пока однажды я не засунула ему в горло его же хозяйство… За мое потерянное детство. Мысли о мести помогали мне выжить в самых сложных ситуациях, все эти годы предавали мне сил. И только поэтому мне удалось бежать из Ашхеза. Мысленно я не одну тысячу раз представляла, как медленно, наслаждаясь, пущу этой сволочи кровь. Внутри себя я убивала его множество раз. И была готова сделать это до последнего момента… Но когда теперь я увидела это жалкое, изуродованное существо, то внезапно все изменилось. Я передумала. Нет, не думай, что я так вдруг простила мерзавца. Просто неожиданно я поняла, что смерть сейчас была бы для него милостью. Умереть — просто. Но вот жить, как пес, животное, в грязном вонючем углу, скулить и причитать, мечтая о смерти — это достойная расплата.

Сказав все это, Октябрь замолчала, поджав губы. Ее пальцы крепко сжимали стакан, и Меррик увидел, что по щекам девушки стекают слезы. Махом допив остатки спиртного, она неловко всхлипнула и размазала их по лицу.

Меррику хотелось как-то утешить ее, подбодрить, но нужные слова как назло не шли в голову. Уставившись в пиво, он глупо молчал.

Продал в рабство… Сейчас, после Войны, когда многие торговые контакты с колониями были потеряны, торговля людьми пошла на убыль. Но Меррик знал, что еще лет восемь назад она приносила неплохие деньги. Рабы представляли собой дешевую рабочую силу, отлично подходящую для любого самого тяжелого и грязного труда. И этим было бы глупо не воспользоваться. Так что в прежнее время не проходило и месяца, чтобы из Делла на юг не отправлялся очередной корабль, трюмы которого, точно бочки сельдью, были набиты живым товаром.

Теперь же некоторые из тех, кто попал в колонии против своей воли, вместе с прочими беженцами возвращались назад. Послевоенная неразбериха способствовала этому. И, выходит, Октябрь была одной из них.

Сколько же ей пришлось пережить, подумал Меррик.

Когда они выходили из бара, девушка уже не совсем твердо держалась на ногах. И едва они добрались до ночлежки, тут же мертвым грузом рухнула на отведенное ей место.

Меррик же наоборот долго не мог заснуть. Он ворочался с бока на бок, раскручивая в голове путаницу бессвязных мыслей. Он думал об Октябрь, Равеке, Кристо Беле. Но час или полтора спустя наконец все же забылся сном.

А когда проснулся, Октябрь рядом не было.

Меррик не стал ничего спрашивать про девушку у хозяина ночлежки. Он все понял сам. Работа была выполнена. Больше она в нем не нуждалась. Все правильно. А что он? Неужели он рассчитывал на что-то большее?

Наверное, нет.

Все правильно, сказал себе Меррик. Все правильно.

Позавтракав, он вышел на улицу. Накрапывал мелкий дождь.

Похоже, настало время возвращаться в порт.

 

Глава десятая

Кристо Бел

Нет ничего обманчивее снов. Они воскрешают то, чего уже не вернуть.

…Заведение мадам Кош считалось лучшим борделем во всем Черном Дворе. Тут были зеркала и картины в позолоченных рамах, бархатные портьеры и расписные шелковые ширмы, музыка и приглушенный красный свет бумажных фонарей. Девушки носили модные прически и платья, а в воздухе приятно пахло духами

Прежде Кристо бывал здесь лишь однажды. Теперь же его привел сюда приятель, торговец специями. Накануне он провернул какое-то удачное дело и желал отметить это подобающим образом.

В дверях их встретила хозяйка. Невысокая, одетая в строгое темное платье, с седыми волосами, аккуратно собранными на затылке, она больше походила на начальницу женского пансиона. Мадам Кош проводила их в гостиную и усадила на шикарный кожаный диван. Подали вино.

Тут же их окружили девушки. Они перешептывались, смеялись, говорили милые непристойности. Все они были хороши собой, но Кристо сразу же заприметил среди них одну. Высокая, стройная, смуглокожая, вылитая пантера, она сразу же бросалась в глаза своей экзотической красотой. Девушка посмотрела на Кристо, и он прочитал в ее взгляде обещание. Торговец специями тоже выбрал себе какую-то низкорослую, болтливую рыжую девку.

И, вчетвером поднявшись наверх, они разошлись по соседним комнатам.

Пока девушка раздевалась, Кристо сидел на кровати и пил вино. Он смотрел, как из-под ткани обнажается черное дерево ее кожи. Гладкие стройные ноги. Великолепная грудь. И вместе с этим чувствовал, как постепенно концентрируется в нем возбуждение, собираясь внизу живота и с каждой минутой обретая все большую твердость.

Наконец девушка разделась полностью, оставив одежду аккуратно лежать на стуле. Приблизившись, она склонилась к Кристо, и он почувствовал на своем лице ее прикосновение. Горячее, терпкое дыхание дразнило. И в следующий момент все закончилось обжигающим поцелуем. Ее губы были податливы как теплый воск. Руки заскользили по его телу. По спине, плечам, груди, уверено двигаясь вниз.

Возбуждение достигло своего предела.

Казалось, поцелуй будет длиться целую вечность. Когда внезапно Кристо ощутил во рту странный привкус — горечь пепла.

Отстранившись от девушки, он увидел, как в следующий миг все вокруг начало изменяться. Действительность потеряла четкость. Свет померк, подул черный ветер. Его страшные порывы сметали все на своем пути, рвали пространство в клочья и уносили прочь. И вместе с действительностью начала рассыпаться плоть стоящей перед ним женщины. Черный ветер срывал мышцы и кожу, обнажая древние желтые кости. Красивое лицо стремительно распадалось, превращаясь в гноящееся пятно. Челюсть отвисла, и из нее, расползаясь по черепу и образуя отвратительную живую маску, наружу устремились сотни жирных личинок.

Кристо попытался оттолкнуть останки шлюхи, освободиться из их тошнотворных объятий. Но руки-сучья держали крепко. Нос наполнил омерзительный запах гниения. Сомкнутый мертвыми руками, Кристо забился, как пойманный в силки зверь.

Внутри, бессильный прорваться наружу, нарастал крик.

Все это какое-то безумие, стучало в голове у Кристо, безумие.

И тут…

Кристо проснулся.

Запах гниения никуда не исчез. Вокруг слышались негромкие стоны. Тело зудело. И весь мир был окутан уже ставшей привычной темнотой. Каждый раз, просыпаясь, он по-новому вспоминал, что слеп.

Почесавшись, он почувствовал, как отслаивается кожа. Казалось, если скрести достаточно долго, можно ободрать ее до костей. После чего, повозившись в груде тряпья, заменявшей ему кровать, сел и стал прислушиваться.

Теперь жизнь для него по большей части состояла из звуков, а также запахов и прикосновений. Но в основном все-таки именно звук помогал ориентироваться в окружающей его темноте. Что запах? Он уже давно не ощущал ничего, кроме вони. Кожа же его настолько пропиталась болезнью, что почти потеряла чувствительность.

Справа негромко зашуршали шаги. Кристо повернул в их сторону голову.

— Кто здесь?

Человек остановился в шаге от Кристо.

— Это я, Вальц, — услышал он. — Тебе что-нибудь нужно?

Вальц был одним из братьев милосердия, что обихаживали больных. Его голос звучал глухо; как он объяснил однажды сам, звук был таким из-за специальной защитной маски, предохранявшей его от заражения.

— Да. В глотке совсем пересохло. Дай мне воды.

Послышалось журчание, и следом чужая рука вложила в его руку прохладную алюминиевую кружку. Напившись, Кристо вернул ту обратно.

— Скоро принесут завтрак, — сказал Вальц.

Кристо кивнул.

Рядом раздался громкий и мучительный стон.

— Кто это? — спросил Кристо.

— Эдвин, — негромко объяснил Вальц. — Уже вторые сутки в бреду. Бедняга, мне кажется, скоро у нас станет несколько просторней.

Кристо недолго сидел молча. Ему казалось, что он уже привык к стонам, но сейчас они почему-то особенно действовали на нервы.

— Все мы рано или поздно сдохнем, — сказал он после, но ему никто не ответил. Похоже, Вальц уже ушел.

Через некоторое время действительно принесли еду. Выхлебав жидкую овсяную кашу, Кристо вновь зарылся в тряпки. Последние несколько лет он предпочитал сон яви. Во сне ему удавалось забыть о своей слепоте и болезни.

И хотя ему все чаще снились кошмары, видеть их было в любом случае лучше, чем не видеть ничего.

Болезнь, которая довела его до такого состояния, называлась попросту "порчей". Эту дрянь, как и добрую половину прочих недугов известного характера, завезли в Жерден моряки. Откуда? — ведомо одному лишь Богу. Ходили слухи, что они подхватили ее у аборигенов каких-то далеких южных островов, что находятся за Каменными Воротами. Но вряд ли кто-то мог сказать наверняка.

Да, впрочем, это было не так уж и важно.

Сам Кристо перенял заразу у одной девчонки, которую подцепил неподалеку от той части Черного Двора, где располагаются недорогие ночлежные дома. Ей было, должно быть, не больше тринадцати или четырнадцати лет. Девчонка сама увязалась за ним, выпрашивая монетку, чтобы оплатить ночлег. И хоть она была немного молода на его вкус, но все-таки довольно-таки смазлива. И пообещав дать денег, Кристо утянул ее в первую попавшуюся подворотню и там…

Конечно, удовольствие не стоило монеты, но он все же расплатился.

А на третий день появились первые симптомы. Сначала кожа покрылась мелкими красными пятнышками, воспалились глаза. Лекари лишь разводили руками. Один прописал ему серную мазь, другой — компрессы из морской соли. Спустя месяц почти все пятна превратились в крохотные гнойнички, глаза тоже нагнаивались. Лекарства не помогали. Кристо продолжал ходить по врачам, пока однажды не услышал окончательный диагноз.

"Порча".

А это значило, что шансов нет.

Спустя полгода большая часть его тела уже была покрыта нарывами, кожа вокруг них шелушилась и опадала хлопьями. К тому времени он уже почти полностью ослеп. Глаза покрывала корка засохшего гноя. Свет и тьма еще имели некоторые различия, но, в конце концов, и они исчезли. Наступила окончательная ночь.

Еще некоторое время Кристо жил в Черном Дворе. Попрошайничал, чтобы хоть как-то заработать на кусок хлеба. Несколько раз уличная шпана уводила у него весь дневной заработок, в другой раз его хорошенько отделали такие же уличные побирушки.

Но в итоге он очутился в Приюте Отверженных

Теперь Кристо даже не помнил, как впервые пришел сюда. Но, так или иначе, он жил в Приюте уже четвертый год. Однако отчего-то почти не рассчитывал протянуть еще хотя бы столько же.

Слишком отчетливо среди окружавшей его здесь вони он различал запах Смерти.

Его разбудил звук голоса. Кажется, кто-то звал его по имени.

— Кто здесь? — спросил Кристо. — Вальц? Вальц, это ты?

Спросонья его собственный голос звучал слабо. Тело странно онемело. Он попытался пошевелиться, но ничего не вышло.

— Нет, Кристо. Это Равек.

— Равек?

— Да.

Зачем он пришел? За все время, что он провел в Приюте, Равек говорил с ним с десяток раз. Обычно его появление было связано с чьей-нибудь смертью. Когда такое случалось, вниз спускались те, кто работал наверху. Выносили мертвого, много шумели, разбирали оставшиеся вещи. Пару раз приходилось переходить с места на место. Так что появление Равека не сулило ничего хорошего.

— Что-то случилось? — Кристо чувствовал, как отупевшие мышцы потихоньку приходят в норму. Он попробовал пошевелить рукой, и у него это получилось.

— Я привел к тебе гостей, — ответил Равек.

Кристо не сразу вник в смысл сказанного.

— Гостей?

Должно быть, это была какая-то плохая шутка. Кто мог придти навестить его? Во всем свете у Кристо не было человека, который захотел бы его повидать.

Повозившись в своем тряпичном гнезде, Кристо сел.

— Но кто там? Почему они молчат? — спросил он, слепо шаря перед собой рукой. — Пусть подойдут поближе…

Ему никто не ответил.

Кристо звал еще, однако, как и в первый раз, получил в ответ лишь молчание. Что за дурацкий розыгрыш? Какого черта им нужно от него? Неужели таким глупым способом они решили поиздеваться над его слепотой?

Для чего?

Так и не добившись ответа, он принялся браниться и тут же услышал звук удаляющихся шагов. Людей было как минимум трое. Одним был Равек, но вот двое остальных…

Значит, это правда. К нему кто-то приходил.

Но кто?

Вечером, когда принесли ужин, Кристо подозвал к себе Вальца.

— Равек приводил ко мне сегодня каких-то людей. Ты не видел, кто это был? — спросил он.

— Видел. Кажется, двое молодых мужчин. Один высокий и рыжий. А второй… Его мне толком разглядеть не удалось. Они о чем-то говорили с тобой?

— Нет, — ответил Кристо.

Он задумался.

— Можешь узнать наверху, чего они хотели, — попросил он затем.

— Хорошо. Я спрошу, — ответил Вальц.

Подождав, когда Кристо закончит с едой, он забрал у него грязную миску и ушел. Прошло должно быть около часа, когда слепой вновь услышал рядом с собой его голос.

— Ну как? — нетерпеливо спросил Кристо. — Тебе что-нибудь удалось узнать?

— Немного, — ответил Вальц. — У меня не получилось отыскать Равека. Говорят, он ушел куда-то в город. Но Симор, один из тех братьев милосердия, что работают наверху, сказал, что слышал кое-что. Он говорит, эти двое упоминали о каком-то долге.

— Долге? — переспросил Кристо.

— Да, — подтвердил Вальц. — Так услышал Симор. Это тебе о чем-то говорит?

Кристо, погрузившись в задумчивость, ничего ему не ответил. Спустя какое-то время он услышал звук удаляющихся шагов.

Вальц ушел.

Кристо же остался в растерянности. О каком долге идет речь? Черт возьми, кто же в конце концов к нему приходил?

Он долго думал над этим, зарывшись в грязное, дурно пахнущее тряпье, пока внезапно не заснул.

Ему снова приснился кошмар, но на этот раз Кристо не запомнил деталей. Сохранилось лишь чувство чего-то гнетущего, чего-то страшного, некой угрозы. Тени, что стоит за плечом.

А когда он проснулся, то неожиданно понял. Это было похоже на своего рода темное озарение. Так, будто бы даже во сне он не переставал думать о том, что сказал ему Вальц. И наконец его сознание выдало ему результат, так что внезапно все встало по своим местам.

Забытый долг. Странные посетители. Кристо казалось, что он раскусил эту загадку. Но отнюдь не испытывал радости по данному поводу.

Потому как, если он был прав, то это не сулило ему ничего хорошего.

В своей жизни Кристо приходилось иметь дело с разными людьми. Большинство из них находилось по другую сторону закона, многие были опасны. Но он умел соблюдать правила игры, и потому его не трогали. Он был шестеренкой огромного механизма, крохотной, но не совсем бесполезной. Он знал свое место, не пытаясь претендовать на большее.

И нарушил правила лишь однажды.

Это было за полгода до того, как Кристо подцепил ту заразу, что сейчас пожирала его тело. В ту пору он работал с контрабандистами, помогал пристроить партии различных товаров, всего, что только привозили из колоний: начиная от специй и табака и заканчивая оружием и наркотиками. Говоря иначе, он был своего рода посредником, на чем имел неплохой процент. Дело шло хорошо, но в какой-то момент Кристо утратил бдительность. Расслабился, забыв о том, о чем должен помнить, каждый, кто ходит в тени полузакона: если хочешь подольше протянуть, чаще поглядывай через плечо. И тут же угодил в лапы полиции.

Его взяли на каком-то пустяке, но Кристо знал, что это не была случайность. Он был уверен, что за ним следили. Долго и усердно, пока, наконец, не подвернулся удачный момент. Попавшись, он думал, что теперь все кончено, но ему предложили сделку. Свобода взамен на информацию. Им нужна была большая рыба, а не мелочь, вроде него. Они хотели перекрыть крупные каналы контрабанды. Кажется, он знает кое-что об этом, так не стоит ли им придти к взаимовыгодному сотрудничеству? Если он согласиться, они гарантируют отпустить его и обеспечить его безопасность; ни одна вошь не узнает об их договоре. А если нет… Война в самом разгаре, и Жердену требуется свежее пушечное мясо. Так что, пусть он решает сам…

Кристо думал недолго. В конце концов, он не хотел умирать, и поэтому согласился и выдал всех тех, кого у него просили. Сразу после этого его отпустили.

В тот раз все обошлось спокойно. Казалось, никто не понял, каким образом полиции удалось накрыть сразу несколько крупных партий контрабандного товара и взять его основных поставщиков. Во всяком случае, Кристо был вне подозрений. Или, по крайней мере, так думал.

Но что если он ошибался? Что если они все-таки узнали о предательстве, и теперь решили отомстить? Конечно, прошло уже почти четыре года, но… кто знает?

По крайней мере, эта версия многое объясняла.

Весь следующий день Кристо провел во власти тревожного чувства, которое разрасталось внутри него с каждой минутой. Как грибница пронизывает землю, точно так же холодные нити страха пронизывали его душу. Если все обстояло действительно так, как он думал, то он был в нешуточной опасности. Те двое, что приходили вчера, без всяких сомнений были убийцы, нанятые поквитаться с ним. Его нашли, и теперь они вернуться, чтобы закончить свою работу. Они его убьют — отчего-то Кристо не сомневался в этом ни минуты.

Но он не хотел умирать. Несмотря на слепоту и болезнь, Кристо хотел жить. Пускай в дерьме, пускай на самом дне, среди смрада и разложения, но жить, так как даже живая крыса лучше мертвого льва.

А значит, нужно было что-то решать.

Когда вечером принесли ужин, он подозвал Вальца и сообщил ему, что хочет покинуть Приют.

— Ты уверен?

— Да, — ответил Кристо.

— Но почему? Тебе плохо здесь? Тебя что-то смущает? — спрашивал Вальц, тщетно пытаясь понять причину такого внезапного решения.

Но на все вопросы, которые он задавал ему, Кристо отвечал лишь одно — он хочет уйти. И уйти как можно скорее.

— Ну, хорошо, — сдался наконец тот. — Если ты так хочешь. Только… Мне нужно посоветоваться с Равеком. Но он все еще пока не вернулся из города. Возможно, ты сможешь подождать еще какое-то время?

Но Кристо не мог ждать. Ему казалось, что стоит немного промедлить, и время будет упущено.

— Нет. Я хочу уйти прямо сейчас, — ответил он. — Отведи меня наверх.

Вальцу не оставалось ничего другого, как повиноваться. Наскоро собрав свои нехитрые пожитки, Кристо был готов идти.

Путь наверх занял у них с четверть часа. Отвыкший от значительных физических нагрузок, Кристо с трудом передвигал ноги. Подниматься же по лестнице оказалось для него и вовсе сущей пыткой, но в итоге он все же достиг своей цели.

Задержав в дверях, Вальц назвал ему адреса нескольких других приютов, где, в случае необходимости, он всегда сможет найти помощь. После чего помог спуститься по лестнице и, попрощавшись, ушел.

Оставшись один, Кристо почувствовал, как на него навалилась тяжесть города.

Ветер нес запах дыма и вечерней прохлады. Кристо слышал рядом с собой негромкие разговоры людей, треск костров, прочие звуки жизни. От чувства простора, открытого, ничем не ограниченного пространства, забытого за годы затворничества, закружилась голова. Он почти физически ощущал разверстую над ним пропасть небес.

Ощупывая дорогу грубым посохом, который на прощанье вручил ему Вальц, Кристо наугад двинулся прочь от Приюта.

Он не думал, куда идет. По большому счету, это было все равно. Любое место было ничем не хуже и не лучше всех остальных. Главным для него сейчас было запутать след. Спрятаться. И тем самым сохранить свою шкуру.

Это было все, чего он сейчас хотел.

Спрятаться же в Черном Дворе не составляло проблем. Казалось, он был создан специально для того, чтобы давать укрытие. Любой, кто желал того, мог найти здесь прибежище. Нору, угол, грязную, вонючую дыру, в которую можно забиться и где тебя никто не сможет отыскать.

Думая об этом, Кристо прошагал должно быть с квартал и как раз переходил улицу, когда услышал справа от себя какой-то грохот. Должно быть, это грохотала коляска. Кристо хватило мгновения, чтобы понять, что коляска несется прямо на него. До него донеслась громкая пьяная ругань и лошадиное ржание. Его сердце пропустило удар; столкновение было неизбежно. Он понял это за мгновение до того, как что-то тяжелое на большей скорости сбило его с ног и, перемалывая кости, повергло в окончательную тьму. Тьму, по сравнению с которой даже слепота была лишь легкой тенью, зыбким, непостоянным сумраком.

Тьму смерти.

 

Глава одиннадцатая

Меррик

Воздух в порту пах солью, рыбой и чем-то еще? Возможно, одиночеством.

Впереди и внизу виднелось море. Темное, большое, оно медленно и тяжело дышало. Сеял мелкий дождь. И каждый порыв ветра кидал в лицо горсть ледяной воды.

Рыбацкие хижины уродливо горбились в сумерках, у гаваней виднелся лес корабельных мачт, чуть ближе темнела полоса пакгаузов и ремонтных верфей. Ночь укрыла порт, и лишь редкие огни разрывали ее плотную, влажную темноту.

Где-то недалеко слышался пьяный спор, и выла собака.

Он опять был дома…

В этот поздний час в "Занзи" было людно. Гомон голосов гремел нестройным хором, лишенным дирижера. Войдя с улицы, Меррик знакомой дорожкой прошел к своему месту у стойки, одновременно снимая рукой с лица холодную воду. С тех пор, как он расстался с девушкой, вновь пошел дождь. Мелкий, похожий на водяную пыль, он уныло и однообразно сыпал с низкого неба уже третий день.

Устроившись рядом с незнакомым матросом, Меррик поискал глазами Дэвлина; тот разговаривал с кем-то у другого конца стойки. Заметив однорукого вора, он приветливо заулыбался и направился в его сторону.

— Рад видеть тебя, приятель. — Старый моряк налил и поставил перед Мерриком бокал со своим фирменным пивом. — Давненько ты не заглядывал в "Занзи". Как твои дела? Как работа?

Меррик хмуро посмотрел на пиво.

— Работы больше нет, — невесело ответил он.

— Значит, ты опять сам по себе? Свободный игрок? — спросил Дэвлин.

Меррик сделал большой глоток.

— Да.

Старый моряк понимающе покачал головой.

— Жаль. При деле ты мне нравился больше. Чем думаешь заняться теперь? Вновь будешь шарить по чужим карманам?

Меррик пожал плечами.

— А что мне еще остается?

Ничего больше не сказав и лишь еще раз покачав головой, Дэвлин оставил Меррика наедине с выпивкой, отойдя принять очередной заказ.

Меррик допил пиво и посмотрел в бокал; внутри он ощущал себя таким же пустым и грязным.

Казалось бы, все было как обычно: он вновь, как сотни раз прежде, сидел в "Занзи", пил пиво, хозяин сам себе, ни перед кем не в ответе. Но на душе у Меррика было скверно.

Отчего?

Возможно, оттого, что встреча с Октябрь в нем что-то изменила, что-то нарушила, и то, что прежде казалось ему свободой, теперь представлялось попросту одиночеством.

Еще недолго помедлив у стойки, погруженный в неприятные мысли, Меррик оставил рядом с бокалом несколько монет и вышел обратно на улицу, где все так же уныло шел дождь.

Почему он не отправился в порт сразу же после ухода девушки, как хотел, Меррик не знал. Два дня после того, как она ушла, он таскался из кабака в кабак, бродя по Черному Двору, сам в полной мере не понимая для чего. Возможно, он рассчитывал вновь встретить Октябрь. Случайно найти ее, как она нашла его во время их знакомства. Или просто не желал возвращаться в свою одинокую берлогу, к той жизни, от которой, как ни странно, он успел отвыкнуть за это короткое время.

Он бродил по мокрым грязным улицам, напоминая призрака. Бесприютную тень, застрявшую на полпути между бездной и небом и ищущую утешения. Заходил в случайные бары, заказывал выпивку и искал взглядом знакомую фигуру.

Однако его поиски так ничего и не дали. Девушка словно бы испарилась, растворилась в сумраке и сырости ненастных дней, навсегда исчезнув из его жизни.

И в итоге он все же вернулся в порт.

Его дом в разрушенной часовне был таким же, каким он оставил его полторы недели назад. Матрац, сундук, разбитый стол с кривоногим табуретом. За стенами знакомо шумел ветер и сеял дождь. Все как прежде.

И все будет так еще много лет. До самой смерти, которую он встретит тут же, зарывшись в вонючее тряпье, как тот слепой старик, которого искала Октябрь. Один.

От таких мыслей на душе стало лишь хуже.

Не раздеваясь, Меррик устроился на лежаке, закутавшись в ветхое покрывало.

Неужели все будет действительно так, думал он. Неужели будет так.

Уличный холод натекал внутрь сквозь дыры в стенах, и Меррик долго не мог заснуть. Лишь почти час спустя, накопив достаточно тепла, он смог забыть о царящей снаружи непогоде и забыться тревожным сном, в котором грезил о своем неприютном и одиноком будущем.

На следующий день дождь ненадолго прекратил, и Меррик решил воспользоваться этим, чтобы немного заработать. Было часов десять, когда он отправился на площадь рядом с Морской башней, где располагался небольшой рыбный рынок. На грубых деревянных прилавках тут, сверкая стальной чешуей, лежали крупные рыбины. Другие, поменьше, вперемежку с соломой наполняли плетеные корзины. По соседству с ними стояли чаны, налитые водой, где еще живые извивались морские гады. При желании, у местных торговцев можно было по весьма сходным ценам найти любые дары моря: от цельных акульих туш до съедобных водорослей.

По этой причине рыбный рынок пользовался популярностью у многих городских гастрономов, так что утром, когда делались закупки на день, здесь обычно бывало достаточно людно.

Меррик хорошо это знал. Прогуливаясь между прилавков, он делал вид, что изучает товар, на самом же деле примечая себе жертву. Простые бабы, кухарки из приличных домов, повара дорогих ресторанов — возможно, здесь были даже поставщики королевского двора. Меррик наблюдал за всеми внимательно. Движения рук, блеск монет, перемещения денег. Он следил за тем, как купюры появлялись из тугих кошельков и куда те после возвращались. Наметанный глаз опытного вора подмечал все.

Наконец, после нескольких минут брожения между прилавками, он наметил себе цель.

Невысокий, с большим носом и беспокойными руками, подобно Меррику человек перемещался от одного лотка к другому. Громко торгуясь, он то и дело вынимал кошелек из кармана штанов, уже готовый расплатиться, но в итоге, не сойдясь в цене, вновь прятал его обратно.

Когда он остановился возле прилавка с крабами, Меррик приблизился к нему. Воспользовавшись моментом, пока мужчина был занят изучением товара, однорукий вор опустил свою руку в его карман и уже схватил кошелек, когда кто-то толкнул его, и Меррик по инерции налетел на свою жертву. Почувствовав неладное, человек схватил Меррика за руку, которую тот еще не успел вынуть из его кармана, и истошно завопил:

— Вор. Держите вора.

Поднялся крик, суматоха, со всех сторон к ним начали подступать люди. Меррик попробовал вырваться, но коротышка вцепился в него намертво. Где-то позади послышался полицейский свисток.

Меррик бился из последних сил, ему уже почти удалось освободить руку из тисков упорного коротышки, когда на него навалилась толпа. Десятки чьих-то рук схватили его, не давая двинуться с места, скрутили, лишая всякой возможности к сопротивлению. И Меррик понял, что попался еще до того, как, раздвигая скопление человеческих тел, к нему приблизился полицейский и, заковав в наручники, велел идти за собой.

Полицейский участок, последние лет десять известный среди обитателей порта как Дом Большого Шона, располагался неподалеку от Рыбацких ворот. Это было одноэтажное здание, некогда служившее складом, с толстыми стенами и крохотными окошками, забранными решетками. Меррику и прежде доводилось бывать здесь, однако те первые визиты были связаны с неопытностью. И после ему успешно удавалось избегать необходимости посещения данного заведения. Когда же теперь у него просто не оставалось иного выбора, как послушно следовать за своим одетым в синюю форму провожатым.

Когда они вошли внутрь, сам констебль Шон, прозванный за свои борцовские габариты Большим, беседовал с каким-то типом, сидя за столом под маленьким зарешеченным окошком. Его собеседник на фоне могучего представителя закона казался подростком, почтенным сыном, общающимся с отцом. По дороге в камеру, проходя мимо незнакомца, Меррик успел его разглядеть: одетый в темный плащ, он даже в помещении не снимал очков с затемненными фиолетовыми стеклами. По всему его виду и манере держаться можно было заключить, что человек явно не из местных.

Проводив Меррика в камеру, занимавшую часть смежного с передней комнатой помещения, полицейский отстегнул его и оставил там дожидаться, когда констебль закончит все свои дела и соблаговолит уделить ему частицу своего бесценного времени.

Усевшись на откидные нары, прикрепленные к стене цепями, однорукий вор стал ждать.

Как любой другой обитатель теневой стороны порта, Меррик неплохо знал историю воцарения Большого Шона. Во времена молодости тот служил на флоте, воевал в колониях еще в Первых войнах, а когда вернулся — стал кулачным бойцом из тех, что работают по кабакам за процент от тотализатора. И слава о нем до сих пор еще не умерла среди любителей этого кровавого развлечения. Он хорошо сражался и пользовался успехом, однако потом внезапно решил завязать. Одни говорили, что это было связано с какой-то травмой, полученной после неудачного боя. Другие намекали, что Шон не поделил что-то с Черным Маркусом, главарем портового криминала, что заправлял всем до Джеда. Ходили слухи, что Маркус предлагал ему проиграть один из боев, и тем самым обрушить весь тотализатор. Но Шон отказался.

Завязав с боями, Шон некоторое время работал вышибалой в одном из местных баров, пока после какой-то не совсем ясной истории не попал телохранителем к самому Джеду. Он проработал у Джеда с пяток лет, и тот его высоко ценил, поэтому, когда место констебля в портовом участке сделалось вакантным, посуетился, чтобы его занял нужный человек, а именно Шон.

Таким образом, Большого Шона считали в порту вторым человеком после самого Джеда.

Прошло, должно быть, около получаса, когда уже знакомый полицейский вновь навестил Меррика и, отворив дверь, вытолкал в первую комнату.

Шона на месте не было. Посадив однорукого вора на стул перед его столом и приковав к нему наручниками, полицейский тоже куда-то удалился. Однако одиночество Меррика было непродолжительным. Скоро вернулся констебль и неторопливым, тяжелым шагом прошествовал на свое место.

— Так-так, — низко прогудел он, с ухмылкой глядя на Меррика. — Кого я вижу?! Культя!

Меррик изобразил кислую мину.

— Джак сказал, что взял тебя у рыбного рынка на карманной краже. Теряешь квалификацию. Это же надо так глупо попасться!

— Сегодня просто не мой день.

— Кто бы спорил.

Шон с минуту прищурясь смотрел на однорукого вора.

— И что же мы будем с тобой делать?

Меррик пошевелил прикованной рукой.

— Брось, Шон, я же плачу Джеду. А у вас с ним вроде как договор…

Взгляд констебля стал серьезней.

— Да, — согласился он, — у меня с Джедом договор. Я не трогаю тех, кто ходит под ним, а он отдает мне тех, кто начинает показывать норов. Ты говоришь, что платишь Джеду, однако до меня доходили слухи, что в последнее время тебя это не устраивает.

— И что с того? Меня это никогда не устраивало, — буркнул Меррик. — Но я плачу и буду платить, потому как я не сумасшедший, чтобы из-за каких-то денег рисковать головой.

Меррик помахал в воздухе культей.

— Есть уроки, которые усваиваются с первого раза, — сказал он затем.

Большой Шон удовлетворенно кивнул.

— Хочется верить.

Он наградил Меррика еще одним долгим пристрастным взглядом. После чего тяжело поднялся со своего стула и, приблизившись к однорукому вору, отомкнул его наручники.

— Возможно, тебя и стоило бы для порядка подержать в клетке, но мне нет охоты с тобой возиться. Проваливай и постарайся больше не попадаться!

Поднявшись, Меррик обрубком почесал вспотевшее под железом запястье. И уже собирался уйти, когда Шон внезапно остановил его.

— Хотя постой-ка, — сказал он. Поманив Меррика к себе, он вынул из стола какой-то листок и подал его однорукому вору. — Сейчас у меня был один тип. Он ищите вот эту девчонку. Ничего о ней не знаешь?

Меррик взглянул на протянутый ему лист, и тут же сердце его забилось чаще. На листке был сделан портретный оттиск. Должно быть, это была копия, перенесенная художником с какой-то фотографии. Изображенную на рисунке девушку Меррик узнал сразу же, однако постарался не подать вида.

— Нет, — сказал он. — Первый раз вижу. А кто это?

— Не твоего ума дела, — проворчал в ответ Шон, забирая обратно рисунок. — Ну, чего встал?! Или хочешь назад за решетку? Сделай так, чтобы через минуту я не чувствовал здесь даже твоего запаха.

Решив, что заставлять долго упрашивать себя не стоит, Меррик последовал совету констебля и поторопился скрыться с глаз.

Уже на улице, шагая по грязной мостовой, Меррик удивлялся тому, как ему удалось сохранить самообладание и не выдать себя перед Большим Шоном. Однорукому вору казалось, что его сердце загрохотало с силой тысячи барабанов, когда он увидел, чей портрет подал ему констебль. Несмотря на то, что девушка вместо своей привычной одежды была изображена на нем в красивом кружевном платье и с причудливой прической, сходство было потрясающим.

Однако в связи с этим сразу же возникало несколько вопросов.

Откуда взялся этот рисунок? Кто тот тип, что говорил с Большим Шоном? И могла ли на этом портрете быть изображена сама Октябрь?

Внезапно Меррик подумал о том, что практически ничего не знает о ней. Она сказала, что провела последние десять лет на юге в рабстве, и у однорукого вора не было основания ей не верить. Однако откуда она? Кто были ее родители? Ведь была же у нее какая-то жизнь и прежде, до колонии. Ничего этого Меррик не знал. Они попросту об этом не заговаривали. Так что, возможно, что этот тип в черном как раз как-то и был связан с этой прежней жизнью.

И если на портрете была изображена не сама Октябрь, потому как этого просто не могло быть, то кто? Ее мать? Сестра-близнец?

Все это было странно.

Поэтому, решив, что сложившуюся ситуацию стоит хорошенько обдумать за кружечкой пива, Меррик направился в "Занзи".

Бар едва открылся и еще пустовал. Однако Дэвлин встретил его как всегда приветливо.

— Как твои дела? — спросил он, выставляя перед Мерриком пиво.

— Бывало и лучше. Я только что от Большого Шона.

Старый моряк изобразил искреннее удивление.

— Лис промахнулся?

— Простая неудача.

Губы Дэвлина искривились в ухмылке.

— Что ж, порою в жизни случается и такое.

Протирая стойку, он с хитрецой посмотрел на Меррика.

— Кстати, — произнес затем старый моряк, — может тебе будет интересно… Только что ко мне заявился один парень, по всему видно, что городской, и оставил вот это.

Вынув из-под стойки, он протянул однорукому вору уже знакомую листовку с портретом.

— Мне кажется, или эта картинка и вправду похожа на твою подружку?

Схватив листок, Меррик чуть ли не подпрыгнул на табурете.

— Как давно он был?

— Только что. Можно сказать, вы разминулись в дверях.

Даже не прикоснувшись к пиву, Меррик, не говоря ни слова, тотчас же соскочил с места и выбежал из бара прочь.

Оказавшись на улице, однорукий вор быстро зашагал по ней вверх. Петляя между кривобоких рыбацких хижин, он искал взглядом темную фигуру незнакомца. Заглядывал в узкие, заваленные гниющим мусором проулки, переходил с одной грязной улочки на другую, но того нигде не было. Он словно бы испарился. И Меррик уже почти отчаялся, когда в толпе, направляющейся в сторону гаваней, заметил блеск знакомых фиолетовых стекол.

Проталкиваясь вперед, он уцепился за этот блеск, как за путеводный ориентир.

Упрямо продвигаясь среди тел, Меррик сам в полной мере не отдавал себе отчета, для чего пустился в это преследование. Какое ему теперь было до всего этого дело? Пусть даже бы этот тип и искал девушку — Меррика это не касалось. Так почему он теперь шел за ним, боясь потерять из виду?

Почему? Сам он не знал. Или, вернее, просто не задумывался в тот миг об этом.

Идя по пятам за человеком в черном, Меррик думал лишь об одном: он может вновь привести его к Октябрь.

Человеческая река вокруг принуждала его к движению. Спины, головы, плечи. Кто-то грубо пихнул Меррика, и, лишь на мгновение отвлекшись, в следующую секунду тот понял, что упустил цель из вида. Смотря поверх голов, он пытался вновь отыскать знакомую фигуру. Что-то темное мелькнуло у входа в один из проулков, и однорукий вор двинулся в ту сторону. Однако не успел он ступить в тень между двух неказистых зданий, как тут же сильный удар кинул его на стену.

Резко выдохнув, Меррик ощутимо приложился об кирпичную кладку.

Незнакомец в черном стоял перед ним. Одной рукой он упирал ему в грудь какой-то несуразный самодельный клинок, а второй прижал правое плечо к стене. Глаза за фиолетовыми стеклами были неразличимы.

Какое-то время он молчал, но при этом однорукий вор кожей ощущал его взгляд.

— Мы не имеем чести быть представлены друг другу, — наконец произнес человек в черном. — Так позвольте же мне узнать, молодой человек, зачем вы шли за мной? Советую подумать и дать как можно более убедительный и правдивый ответ.

Сглотнув, Меррик подумал о том, что сделать это будет далеко не так просто.

 

Глава двенадцатая

Йозек Вайс

Лавка располагалась на углу Гончарной улицы, в том месте, где та пресекалась со Старым Почтовым Трактом. Над входом, потемневшая от сырости и времени, висела резная деревянная доска, на которой, хоть и порядком поистершаяся, все же еще была различима надпись: "Аскель Эск, букинист". Левую часть фасада лавки занимала большая пыльная витрина; выложенный в ней товар был практически невидим за наслоениями грязи.

Отворив дверь, Йозек Вайс шагнул внутрь. Приветствуя, над его головой негромко тренькнул колокольчик.

Внутри было пыльно и сумрачно. Вдоль стен, загнанные в теснины полок, громоздились полчища разнообразных томов. Переплетенные в кожу, дерево, пергамен, большие и маленькие, они попросту поглощали все окружающее пространство. Впрочем, было тут кое-что и помимо: бронзовые бюстики властителей дум минувших эпох, коробки с открытками и фотографиями, несколько вылинявших плакатов.

За прилавком было пусто.

Пойдя к нему, Йозек Вайс поставил принесенные с собой книги и, прежде оглядевшись в поисках торговца, затем несколько раз ударил по лежащему на прилавке звонку.

На звук откуда-то из темной и таинственной глубины заведения появился и сам хозяин.

Невысокий, с чем-то крысиным во внешности, одетый в несуразные застиранные обноски, господин Эск больше походил на бродягу, чем на владельца магазина. Взглянув сквозь неимоверно толстые стекла очков на Йозека, букинист улыбнулся.

— Ах, господин Вайс, это вы… А я-то думаю… Рад, очень даже рад вас видеть, — вполне искренне произнес он. — Где-то вы пропадали? Сказать честно, я даже уже начал волноваться. Надеюсь, у вас все в порядке?

— Спасибо, теперь да, — ответил Йозек. — Я был не совсем здоров, но сейчас мне значительно лучше.

— Что ж, это хорошо. Знаете, с годами начинаешь понимать, что единственная истинная ценность в жизни — это здоровье. А вы, как я гляжу, вновь отыскали что-то интересное?

Старик лишь теперь перевел свой взгляд на принесенные Йозеком книги.

— Ну-ка, ну-ка… — сказал он и, приблизив те к себе, увлеченно принялся за осмотр.

Однако Йозек и без того знал цену каждому найденному им изданию. По преимуществу, это были достаточно редкие, хотя и не особо ценные книги. Однако одна-две из подборки действительно заслуживали более пристального внимания. Сюда можно было отнести трактат по астрономии, выменянный Йозеком у одного матроса на пачку папирос, или сборник стихов Иогарека Войда с автографом автора на внутренней стороне обложки.

Книги Йозек добывал в порту, на развалах или с рук, покупая, а порой, как с астрономическим трактатом, на что-нибудь выменивая. Случалось, что попадались настоящие бриллианты, но чтобы разыскать их, нужно было перевернуть кучу бесполезной макулатуры. Морские волки редко ценили прелесть печатного слова, чаще без разбора набивая свои судовые библиотеки чем попало, от дешевых бульварных романов до философских трудов. И поэтому обычно с большим энтузиазмом соглашались сменять бесполезные книжонки на вещи в моряцком быту куда как более практичные, такие, как, например, презервативы или курево. Йозек же с не меньшим энтузиазмом шел на подобные сделки, чтобы впоследствии перепродать полученное кому-нибудь из городских букинистов.

И, как правило, первым делом после своих портовых рейдов он отправлялся именно в лавку Аскеля Эска.

Несмотря на свой не совсем презентабельный вид, в смысле выбора редкого товара она числилась в городе одной из лучших. Ее же хозяин считался одним из крупнейших специалистов по старинным изданиям, и поэтому всегда был готов хорошо заплатить за действительно стоящие экземпляры.

Закончив изучать книги, Аскель Эск разложил их на две стопки.

— Что ж, господин Вайс, вы как всегда отобрали вполне достойные образцы печатной продукции. Пожалуй, я даже готов купить у вас кое-что из этого. Сколько вы хотите вот за эти тома? — спросил он, указывая на правую стопку, куда кроме упомянутых выше астрономического трактата и поэтического сборника попало несколько ранних изданий классических романов.

Подумав, Йозек назвал цифру, почти вдвое ниже реальной стоимости, но несколько выше той, которую мог бы предложить ему сам старый букинист.

На удивление, тот даже не стал торговаться.

— Вполне разумная цена, — сказал он, после чего коснулся книг, отложенных слева. — А что вы думаете насчет оставшегося? Конечно, это не совсем то, что нужно. Однако вы недавно выздоровели, и, думаю, бродить по городу с охапкой книг сейчас для вас не самое лучшее занятие. Так что, если вы не имеете каких-то определенных планов, я готов предложить вам за них по монете за штуку.

Ответив, что планов не имеет, Йозек с радостью принял столь щедрое предложение, про себя все же подумав, что, похоже, таки где-то продешевил. Но, в общем-то, теперь это не имело уже никакого значения.

— Кстати, — сказал Аскель Эск, когда сделка была уже совершена, — недавно я имел удовольствие прочесть ваши очерки в "Глашатае". И надо сказать, на мой взгляд, они написаны вполне умно и талантливо.

Чуть смущенный, Йозек пробормотал в ответ какую-то благодарность.

— Вот только… Можно дать вам совет, господин Вайс?

— Конечно, господин Эск. Ваше мнение для меня очень важно.

— Будьте немного более напористы. Вам не хватает уверенности в своих силах. Поверьте в себя, и все будет как надо.

Старик по-отечески улыбнулся.

— Я постараюсь, — пообещал Йозек и, попрощавшись, вышел из лавки.

В пивной, в квартале от магазина Эска, Йозек купил себе пинту пива и порцию больших говяжьих сосисок, политых густым горчичным соусом, решив так, вкусным обедом, отметить удачную сделку. Медленно пережевывая еду и запивая ее нечастыми глотками пива, он слушал, как гудит человеческий улей, думая о том, что сегодняшний день можно считать вполне удавшимся.

И хотя большую часть полученных денег придется отдать хозяйке в счет уплаты за комнату, остатка вполне хватит на неделю-другую относительно спокойной жизни. А это значит, он сможет вновь заняться очерками. Сейчас Йозек работал над циклом, посвященным Черному Двору, одному из самых неприветливых, но в то же время загадочных районов. Несмотря на то, что его было принято называть "темной стороной" Делла, Йозек считал, что именно в его своеобразном устройстве наиболее отчетливо проявлялся тот беспощадный и яростный дух, то мрачное и опасное очарование, которое присуще многим большим городам.

Йозек приехал в Делл чуть больше пяти лет назад. Его отец был торговцем и имел долю в небольшом предприятии, занимавшемся поставками специй из колоний ("Морис, Седжвик и Вайс"). И главной мечтой отца было дать Йозеку хорошее образование, чтобы тот сумел достойно продолжить его дело. Однако самого Йозека коммерция интересовала в последнюю очередь. Открыв для себя в семь лет мир Литературы, он сразу же понял, чему хочет посвятить свою жизнь. Все остальное в его глазах выглядело малопривлекательным, однако Йозек все же согласился ехать учиться, потому как, кроме всего прочего, для него это была возможность перебраться из серости и косности провинции в живой и прогрессивный столичный город.

Однако все оказалось далеко не так радужно. Йозек не успел отучиться и трех лет, как началась война. Торговые связи с колониями были прерваны. Фирма отца разорилась, платить за университет стало нечем. Пытаясь как-то поправить дела, отец наделал кучу долгов, но спасти предприятие не удалось. В конце концов, отец был признан банкротом и от безысходности свел счеты с жизнью. (Как сообщалось в письме, которое прислал Йозеку их семейный доктор, набив карманы долговыми расписками, отец бросился с утеса прямо на прибрежные камни.)

Оставив университет, Йозек недолго жил тем, что давал уроки, и вместе с тем пытался сотрудничать с некоторыми изданиями. Однако журнальная деятельность не приносила достаточно денег, и вот однажды гуляя в порту, Йозек наткнулся на книжном развале на пару редких книг, за которые продавец просил сущие гроши. Купив их, он перепродал те в одну из букинистических лавок. Разница оказалось более чем приличной, и Йозек смекнул, что при должном умении, а также внимании и хорошей памяти, на этом можно неплохо зарабатывать.

С тех пор несколько раз в месяц он выбирался в порт, чтобы отобрать очередную порцию книг и снести их какому-нибудь букинисту, все же остальное время без остатка посвящая литературе. Однако очерки его покупались вяло. Йозека обвиняли в излишней мягкости, беззубости. Но несмотря на это он не оставлял надежд пробить себе путь к вершинам сочинительской славы.

Было уже достаточно поздно, когда Йозек возвращался к себе. (Пообедав, он отправился в библиотеку, где несколько часов просидел над историческими планами и чертежами города, делая первые наброски к очеркам, а затем долго гулял по лабиринту путаных улочек, любуясь их своеобычной красотой.)

Дом, в котором Йозек нанимал комнату, располагался вблизи Больших Торговых Рядов. Это было ничем не примечательное двухэтажное здание, зажатое между столярной мастерской и каретным сараем. Хозяйка, мадам Ард, получила его в качестве компенсации за смерть мужа, капитана гвардии, погибшего на юге еще в Первые войны.

Уже подходя к дому, Йозек почувствовал, что за ним кто-то идет. Улица была освещена скудно, редкие фонари тускло мерцали, оставляя вокруг внушительные темные области. Вначале решив, что ему кажется, Йозек обернулся посмотреть, и тут же заметил, как на границе пятна света быстро мелькнуло что-то темное. Край человеческой фигуры

Сердце в груди забилось чаще. Льдинкой кольнул страх.

Окрестности Торговых Рядов хоть и не имели славы Черного Двора, но все же с наступлением темноты являлись не самым безопасным местом. Так что, при не совсем удачном стечении обстоятельств, здесь с не меньшей легкостью можно было лишиться как кошелька, так и жизни.

Ускорив шаг, Йозек едва сдерживался, чтобы не припустить бегом. К его ужасу шаги преследователя также зазвучали чаще.

От дома его отделяло чуть меньше полусотни метров.

Быстрее, быстрее…

В какой-то миг Йозек перестал слышать что-либо, кроме биения собственного сердца. Оно бешеным тамтамом колотилось в каждой клеточке его тела.

Йозек почти бежал. Дом темным массивом вырастал впереди.

Наконец он добрался до подъезда, схватился за дверную ручку и лишь тогда смог немного перевести дух. Близость своего жилища успокаивала. Глядя в темноту, он прислушался, но не услышал ничего, кроме каменного безмолвия пустой улицы.

Темнота и тишина. И лишь далеко позади подрагивали огни фонарей.

Внезапно Йозеку стало стыдно собственного страха. Чего он испугался? Тени? Эха собственных шагов? Какая глупость!

Внутренне кляня себя за трусость, он уже потянул дверь на себя, когда на плечо ему опустилась чья-то рука и голос, показавшийся Йозеку знакомым, произнес его имя.

От неожиданности вздрогнув, Йозек обернулся.

— Кто тут?

Нашарив в кармане коробок, он зажег спичку. Вспыхнув, дрожащий огонек осветил лицо стоящего перед Йозеком человека.

— Господин Эрн?

— Простите, господин Вайс, я, кажется, вас напугал?

Йозек был немало удивлен такой встречей.

— Да нет, разве что немного, — смутившись, ответил Йозек. — Что вы тут делаете?

— Ждал вас.

— Меня? — спичка догорела, слегка обжегши кончики пальцев, и Йозек отбросил ее в сторону. Вновь сделалось темно.

— Да. Мне нужна ваша помощь.

Помощь? Это было что-то новенькое. Прежде еще никто не обращался к Йозеку за помощью, да и чем он мог помочь. Обычно, со всеми его жизненными неурядицами, помощь требовалась ему самому. Но, помня всегдашнюю доброту репортера, Йозек все же произнес:

— Да-да, конечно. Всем, чем смогу. Но, думаю, говорить здесь будет неудобно. Поднимемся ко мне в комнату, — предложил Йозек и, отворив дверь, шагнул из одной темноты в другую.

Миновав при свете спички мрачную и грязную лестницу, мужчины поднялись на второй этаж. Комната Йозека была невелика и бедна обстановкой. Кровать, небольшой письменный стол, стул, шкаф. В углу на табурете помещался медный таз. Рядом с кроватью стояло несколько стопок книг, перехваченных бечевой.

Йозек не привык принимать у себя гостей, и поэтому немного смущался. Сейчас он как-то особенно остро ощущал убогость своего жилища.

Сев на кровать, он предложил Соту Эрну стул.

— Спасибо, — поблагодарил тот. — А я вижу, вам уже значительно лучше. По крайней мере, выглядите вы более здоровым, чем в нашу последнюю встречу.

— Так оно и есть. Деньги, заплаченные "Глашатаем", были очень кстати.

— Что ж, я рад.

Казалось, Эрн не может решить с чего начать.

— Так о чем же вы хотели со мной поговорить? — решил помочь ему Йозек.

Но даже теперь тот ответил не сразу. Вздохнув, репортер коснулся переносицы.

— Знаете, это очень странная история, — произнес он затем. — Возможно, даже опасная. И я ни в коем случае не стал бы вас в нее впутывать, но я просто не знаю другого человека, к кому еще можно было бы с этим пойти.

Йозек был одновременно польщен и заинтригован.

— Если только я чем-то могу помочь… — робко проговорил он.

Сот Эрн посмотрел на него.

— Можете. Мне нужно добыть сведения про одного человека. И еще, — помолчав, добавил он, — кажется, за мной следят. Впрочем, это уже мои проблемы. Вас же я прошу лишь об информации. Я понимаю, что вам бы стоило хорошенько обдумать мою просьбу, но, боюсь, у нас нет для этого времени. Так что отвечайте сейчас. И, если вас не пугает то, что я вам рассказал, я был бы вам крайне признателен за помощь. Так что скажите, господин Вайс? Вы согласны?

Произнеся все это, Эрн ожидающе уставился на него.

В голове у Йозека крутилось множество вопросов, которые он не решался произнести вслух. Мысли разбегались и путались. Все это странно, думал он.

Да уж, время для раздумий явно бы не помешало, однако…

Ночной гость терпеливо ждал решения.

— Так что же вы скажите? — вновь спросил он. — Могу я рассчитывать на вас?

Не до конца уверенный, что поступает разумно, Йозек кивнул.

Утром его разбудил уличный шум. Крики, ругань, стук металла о металл. Звуки обычного в этот час оживления врывались в комнату сквозь неплотно затворенную форточку. Спустившись на кухню, Йозек быстро умылся. От щедрот мадам Ард в этот день ему на завтрак перепала овсяная каша, хорошенько сдобренная маслом, кусок ржаного хлеба и нечто бурое, что сама хозяйка именовала "кофейным напитком". Быстро разделавшись с едой, так, что едва уловил ее вкус, и предупредив мадам Ард, что вернется поздно, Йозек поспешил покинуть свое унылое жилище.

У Торговых Рядов танцевала толпа. Тысячи голосов сливались в единый, нерасчленимый гул, а тысячи тел терлись так близко, что казались неким единым существом. Голосили продавцы, нахваливая свой товар, сварливо торговались бабы, где-то верещал поросенок… В воздухе носилось не меньше сотни различных запахов. Не без труда пробившись сквозь это человеческое скопление, Йозек направил свой шаг в сторону виднеющихся над прочими зданиями шпилей Собора.

Дорогой он размышлял о вчерашнем визите Сота Эрна. Сказано было немного, но и этого Йозеку хватило, чтобы понять, что, похоже, на этот раз репортер ввязался во что-то серьезное. Однако тем интереснее было попробовать разобраться в этой истории.

Но вместе с тем внутри Йозека сидел какой-то страх: правильно ли он сделал, согласившись помочь? Кто его знает, кому Эрн заступил дорогу? Впрочем, подобные размышления носили скорее чисто теоретический характер. Йозек знал, что многим обязан репортеру. Так что, раз обещание дано, отступать теперь было некуда.

Не доходя до Королевской площади, он свернул в боковую улицу.

Здание городского Архива помещалось напротив старого казначейства, мрачного готического дома с горгулиями, где теперь располагался какой-то частный банк. Это было серое трехэтажное строение совершенно казенного вида. Производя свои научно-литературные изыскания, Йозек провел немало часов в его пыльном чреве, корпя над историческими документами и отслеживая те изменения, которые город терпел в веках.

Но теперь его привела сюда нужда в сведениях несколько иного рода.

Человека, о котором Эрн попросил его добыть информацию, звали Джонатан Нэйк. Жерденец. Около сорока лет. Нэйк содержал в Делле частную клинику, занимающуюся оказанием медицинских услуг крайне сомнительного толка.

Это все, что было известно о нем на данный момент. Эрн же хотел большего. По каким-то непонятным для Йозека причинам, он был крайне заинтересован этим господином.

Йозек принялся за работу методично. Первым делом, пользуясь алфавитным каталогом, он отыскал всех Нэйков, примерно попадающих в возрастные рамки. Их набралось около двух десятков, но среди них не было ни одного Джонатана. Потом он поднял копии свидетельств рождения, университетских архивов, актов регистрации гражданства — он проверил даже факты изменения фамилии, но так ничего и не нашел.

И чем дольше Йозек искал, тем больше убеждался, что Джонатан Нэйк был фикцией. Человеком-призраком. А это значило, что Эрн был по-своему прав, заинтересовавшись его персоной.

Потерпев неудачу с документами, Йозек взялся за газеты. Он перерыл не меньше полусотни томов подшивки, и уже, было, решил, что и тут ему ничего не светит, когда в "Слове" — августовском номере десятилетней давности — наткнулся на одну крайне любопытную статью.

Кажется, это было то, что нужно.

Используя ее, как точку отсчета, Йозек вернулся к архивам, и постепенно мозаика начала складываться.

Как и накануне, Сот Эрн объявился, когда на город уже опустилась ночь. Поднявшись к Йозеку, он, не тратя время на экивоки, сразу же поинтересовался, как обстоят дела.

— Вам удалось что-нибудь отыскать?

— Да, — ответил Йозек. — Кое-что удалось.

Подойдя к столу, он взял лежащую на нем папку и передал репортеру.

— Вот. Все здесь.

Быстро просмотрев ее содержание, Сот Эрн кивнул.

— Благодарю вас, вы даже не представляете, как это для меня важно, — произнес он затем. — Теперь я перед вами в долгу.

— Да нет, что вы, — скромно запротестовал Йозек, — о каком долге может идти речь. Вот только скажите, если это не секрет, отчего вы заинтересовались этим человеком?

Эрн задумчиво посмотрел на него.

— Это странная история, как я уже и говорил, — сказал он. — Но я обязательно вам все расскажу, когда сам разберусь до конца. Но позже. Не сейчас. А теперь мне нужно идти.

На прощание, уже в дверях, репортер крепко стиснул руку Йозека.

— Спасибо еще раз, вы действительно очень помогли, — сказал он. — До свидания.

И шагнул в темноту.

 

Глава тринадцатая

Октябрь

Бармен до краев наполнил рюмку, и Октябрь тут же одним махом опрокинула ее в себя, после чего вернула рюмку на стойку и знаком показала повторить.

Здоровяк-бармен посмотрел на нее с сомнением.

— Знаешь, приятель, это, конечно, не мое дело, но мне кажется, тебе уже хватит.

Октябрь бросила на него хмурый взгляд из тени капюшона.

— Наливай, — велела она.

Покачав головой, бармен все же налил. Выпив, Октябрь расплатилась и, пошатываясь, направилась к выходу. Пришло время сменить обстановку.

Весь следующий день после того, как рассталась с Мерриком, Октябрь занималась тем, что перемещалась из одного кабака в другой. Она чувствовала себя раздавленной. Было такое ощущение, что ее лишили чего-то важного, некой точки опоры. И это чувство ее угнетало. Девушке хотелось напиться до такого состояния, чтобы забыть обо всем. Просто перестать помнить, но алкоголь не помогал. Октябрь смешивала и пила все без разбору: кислое жидкое пиво, черный обжигающий ром, какую-то местную бормотуху, после которой во рту оставался привкус кошачьего помета. Однако все, что она получила в итоге, были тошнота и головная боль. Спиртному оказалось не под силу побороть ее мрачные мысли. И с каждой новой порцией выпитого те наоборот становились лишь все навязчивей и неотступней.

Ашхез, рабство, Кристо Бел, несостоявшаяся месть…

Мысли об этом рождались в ее сознании вновь и вновь, двигаясь по какому-то порочному кругу. И казалось, что вырваться из него невозможно.

Октябрь чувствовала себя лишенной цели. Десять лет, целых десять лет она ждала того дня, когда расплатится за все свои страдания. И что получила в итоге? Грязного, умирающего старика, расправа над которым не принесла бы ей никакого облегчения, так как уже сама жизнь отомстила ему за нее стократно.

Да, отомстила. И как она сама сказала однорукому вору, смерть была бы теперь для него милостью. Но все же… это было несправедливо.

В какой-то момент Октябрь чуть не поддалась слабости вернуться обратно в Приют и довести дело до конца, но вовремя одумалась.

И продолжила пить. После четвертого или пятого бара девушка окончательно потеряла ощущение времени, и когда в следующий раз пришла в себя, то обнаружила, что, опершись о стену, блюет над сточной канавой. Шел дождь. Вода в канаве бурлила и пузырилась.

Голова попросту раскалывалась. Но даже сквозь боль, а может быть — благодаря ей, Октябрь вдруг поняла, что так дальше продолжаться не может. Теперь у нее было два пути: продолжать пить, пока кто-нибудь не прирежет ее в одной из местных забегаловок, или двигаться дальше. Попробовать забыть о прежней жизни, но уже без помощи спиртного.

И отчего-то Октябрь склонялось ко второму.

Нетвердо держась на ногах, сквозь дождь и ветер, она все же добралась до дома, отмеченного зеленым фонарем. Прямо над ней небо распорола вспышка молнии.

Последнее, что она запомнила в тот вечер, была открывающаяся дверь ночлежки…

Придя в себя на следующее утро, Октябрь не сразу вспомнила, где находится. Но быстро разобралась. Ужасно болела голова, и хотелось пить.

Добравшись до кухни, она страдальчески попросила воды. Но вместо этого хозяин налил ей чашку какого-то бульона.

— Лучшее средство от тяжелого утра, — пояснил он, поймав ее вопросительный взгляд.

Хозяина звали Марли. Он добродушно болтал все то время, пока девушка поглощала завтрак. Рассказывал какие-то байки и шутливые истории. Октябрь же слушала его вполуха.

Расплачиваясь за завтрак, девушка внезапно обнаружила, что ее финансы практически на исходе. Денег хватило бы еще на то, чтобы пару раз поесть и добыть себя на ночь кров. Но вряд ли на большее, а это значило, пришла пора подумать о работе.

Она спросила об этом Марли.

— Все зависит от того, чем бы ты хотела заниматься? — ответил он.

— Сейчас для меня это не имеет особого значения. Мне просто нужны деньги.

Марли задумался.

— Что ж… — поискав на полке рядом со столом, он достал оттуда кусок грязной замусоленной бумаги и карандашный огрызок. Нарисовав что-то, он протянул листок Октябрь. — Отправляйся по этому адресу. Спроси Сайлуса Бэзила. Не могу тебе ничего обещать, но возможно он сможет тебе чем-нибудь помочь.

Поблагодарив и попрощавшись с Марли, Октябрь сунула листок в карман и вышла на улицу. Чувствовала она себя уже не так скверно, как по пробуждение: видимо, целебный бульон все же оказал свое действие.

Оказавшись на улице, она вздохнула влажный, свежий воздух и огляделась по сторонам.

Пришло время начинать новую жизнь, подумала она. И сегодняшний день можно было считать в ней Днем Первым.

Нужное место Октябрь искала долго, что было не особо приятно, учитывая вновь испортившуюся погоду.

Даже следуя плану, который вручил ей хозяин ночлежки, ей пришлось порядком побродить, прежде чем она нашла требуемый адрес. Она переходила с улицы на улицу, петляла среди дворов, путалась в проулках, сквозь зубы проклиная дождь. Впрочем, при виде того, куда в итоге привела ее карта, сомнения в девушке лишь усилились. Это был очередной темный закуток, каких ей уже предостаточно довелось повидать за то короткое время, что она провела в городе. Вход в здание располагался в грязном переулке, снабженном всеми типичными приметами подобных мест — кучами мусора, крысами и стойким неприятным запахом. Остановившись перед входом, Октябрь еще раз сверилась с планом, но ошибки не было.

Однако как раз это и вызывало в ней подозрения.

Интересно, какую работу ей могут предложить в подобном месте?

Впрочем, узнать это можно было одним-единственным способом.

Ручка деревянной, укрепленной железным листом двери была обмотана цепью. На цепи висел замок. Но попробовав потянуть дверь на себя, Октябрь обнаружила, что все это лишь видимость, и та на самом деле не заперта. Распахнув ее шире, она шагнула внутрь.

И тут же очутилась в клетке. Дальнейший путь с трех сторон ей преграждала решетка. Одна из частей ее, похоже, открывалась, но в данный момент была заперта. И смыкающий ее замок, в отличие от уличного, был отнюдь не декоративным. За решеткой располагалась небольшая пустая комнатка с еще одной дверью в противоположном конце. Справа от Октябрь свисал конец витого шнура.

Понимая, что в данной ситуации выбор ее действий ограничен, Октябрь потянула за шнур.

В ответ не раздалось никакого звука, но спустя несколько минут дальняя дверь открылась, и в комнату вошел старик. В потрепанном цилиндре, зеленом сюртуке и серых брюках. Остановившись на пороге, он вопросительно уставился на Октябрь.

— Чего надо? — спросил он.

Октябрь скинула мокрый капюшон.

— Мне нужен Сайлус Бэзил. — ответила она. — Меня прислал Марли, хозяин ночлежки, что недалеко от церкви Святого Иокима. Он сказал, что тут может быть для меня работа.

— Девчонка?

Старик приблизился, чтобы более внимательно изучить девушку. Он заходил то с одной, то с другой стороны клетки, отчего Октябрь чувствовала себя одним из обитателей городского зоопарка. После чего, наградив напоследок хмурым взглядом, вынул откуда-то связку ключей и, выбрав нужный, отворил решетку.

— Ну, чего встала? — буркнул он. — Давай, проходи!

Не заставляя себя долго уговаривать, Октябрь ступила в услужливо распахнутый перед ней проход. После чего старик тут же закрыл решетку и вновь навесил замок.

Помещение, в которое они попали, пройдя через следующую дверь, больше всего напоминало склад. Старик провел ее сквозь лабиринт полок, заставленных всевозможными коробками. Большие и маленькие, они были приведены в видимость порядка. Пахло пылью и чем-то кислым.

Миновав путаницу ходов, они очутились в небольшой комнате, стены которой образовывали все те же полки. Здесь стояли стол, кресло, два стула и бюро. Чуть в стороне, отделенная от рабочей части раздвижной ширмой, располагалась кушетка.

Усевшись в кресло за столом, Старик кивком указал Октябрь на один из стульев.

— Как тебя зовут, — спросил он затем.

Октябрь назвалась.

— Да уж, — фыркнул старик. — Похоже, у твоих родителей была небогатая фантазия. Так, значит, ты говоришь, что тебя послал Марли? Про какую именно работу он говорил?

— Ничего конкретного. Он просто сказал, что здесь возможно что-нибудь для меня подыщется.

Старик наградил ее пристальным взглядом.

— Что ж, возможно. Мне нужен посыльный. Если у тебя крепкие ноги, чугунная задница и ты готова работать за еду, угол и двадцать монет в месяц, то ты мне подходишь. Если же нет, можешь проваливать.

Октябрь хотела было поинтересоваться, что именно будет входить в ее обязанности в качестве посыльного, но в следующий момент, решив, что в принципе это не столь существенно, просто ответила:

— Я согласна.

Так она нашла работу.

В первый день, проведенный у Бэзила, Октябрь так толком и не сумела понять, чем же тот занимался. Больше всего его жилище напоминало своего рода склад или хранилище. Убранные по полкам стеллажей, здесь находили приют коробки различных форм и размеров. Деревянные, картонные, обернутые в промасленную ткань или бумагу; каждая коробка занимала свое место и была помечена специальным ярлычком с номером. Номера шли в алфавитном порядке и включали в себя четыре знака: две буквы и две цифры. Однако о значении данной записи Октябрь могла лишь догадываться.

Другой занятной особенностью Хламовника, как мысленно прозвала Октябрь обиталище своего нового нанимателя, являлись посетители. Первый из них пожаловал немногим более чем через час, после того как девушка непосредственно приступила к своим обязанностям. Когда раздался звонок колокольчика, соединенного с дверным шнуром, Бэзил отправил Октябрь посмотреть, кто пришел.

В передней комнате за решеткой ее ждал человек. Грязные рыжие волосы в беспорядке выбивались из-под низко натянутой кепки. Мокрое шерстяное пальто явно было коротко своему хозяину и шито не по фигуре. А темные блестящие глазки, точно у какого-нибудь хищного зверька, нигде подолгу не останавливали своего взгляда.

Заметив Октябрь, гость вначале как будто бы немного удивился, но затем торопливым жестом подозвал ее к себе:

— Новенькая? — спросил он.

Октябрь кивнула.

— Вот. Передашь Сайлусу. "Пьяный погреб", послезавтра в шесть. Оставить на стойке.

С этими словами рыжий сквозь решетку всунул в руки Октябрь сверток и с тем был таков.

Вернувшись на склад, Октябрь отдала сверток Бэзилу, на словах передав то, что велел посетитель. Кивнув, тот вынул из-под отворота оберточной бумаги несколько монет, видимо специально предназначенных в плату за услуги. После чего, надписав пакет и сделав соответствующую отметку о приходе в большой амбарной книге, велел девушке положить его на ближайшую полку.

В течение дня приходили еще четверо или пятеро посетителей. Все они либо приносили что-то, называя адрес и время, либо вручали Октябрь квадратные засаленные бумажные жетоны, по номеру на которых она должна была отыскать среди полок нужную коробку и после передать ту предъявителю.

Было часов около восьми вечера, когда, дав денег, Бэзил отправил Октябрь в ближайшую таверну за ужином. Обратно она вернулась с двумя глиняными горшками, полными дымящегося мясного рагу, в руках и с несколькими кусками хлеба за пазухой. После еды, закрыв наружную дверь, старик показал девушке ее место. Им оказался темный угол между южной стеной и дальним рядом стеллажей. На пол был брошен соломенный матрас, укрытый рваным шерстяным покрывалом, и с подобием подушки из мешка набитого ветошью в изголовье.

Однако, привыкшая к "комфорту" ночлежных домов, девушка была рада любой постели. И поэтому, едва старик ушел, как она тут же улеглась на свою грубую подстилку, кое-как укрылась одеялом и почти моментально заснула.

Чужая, незнакомая комната… Тусклый, серый свет… Запах цветов…

Слабый, едва уловимый запах.

И боль.

Она таится где-то внутри тела, то и дело распускаясь горячим цветком. Каждый новый приступ похож на пытку, он обжигающей волной прокатывается от паха до груди. Боль, застилая сознание, накрывает клубящейся темнотой, ненадолго отступает, но спустя некоторое время возвращается вновь.

И все повторяется. Снова и снова. Раз за разом, точно внутри девушки действует какой-то дьявольский механизм, созданный специально для того, чтобы мучить. Боль пожирает ее как голодный зверь.

Мысли в голове путаются. Где она? Что с ней происходит? Почему ей так больно?

Почему, почему, почему?..

Но на эти вопросы нет ответов. Прожорливая тварь, что сидит внутри нее, продолжает свое дело, погружая девушку в очередной цикл нескончаемой пытки.

Снова и снова. Опять и опять.

Холодный, раздражающий свет… Навязчивый, душный запах цветов…

Моменты прояснения между приступами слишком коротки, но в один из них девушка понимает, что в комнате появился кто-то еще. Тень. Черный, расплывчатый силуэт. Некто безымянный.

Он приближается к девушке, склоняется над ней, что-то говорит, но слова ускользают. Разлетаются сверкающими бабочками. Она слишком устала, чтобы что-то понимать. Человек берет ее за руку, и в следующий момент она чувствует укол.

И почти сразу же боль отступает. Постепенно мир обретает четкость.

Кровать, большое окно, столик с вазой, букет засохших цветов…

Рядом с собой она видит молодого мужчину. В руках он держит шприц. Его лицо кажется ей смутно знакомым. Но где она могла его видеть? Она пытается вспомнить, однако думать все еще сложно.

Положив шприц на столик, мужчина помогает ей встать. Слабость подкашивает ноги, но он держит ее, не давая упасть.

— Все будет хорошо, — говорит он. — Идем.

Девушка не понимает, о чем он ведет речь. Однако, сама не зная почему, верит ему.

Медленно они подходят к дверям и выходят в коридор. Мужчина ведет ее в одну из соседних комнат. Войдя внутрь, помогает раздеться. В комнате почти совсем нет света. Лишь в дальнем конце что-то круглое источает призрачное голубоватое сияние.

Мужчина ведет ее в ту сторону. Открывает дверь какого-то устройства и помогает ей забраться внутрь. Девушка не сопротивляется. Она абсолютно ему доверяет. И к тому же ужасно устала. Она согласна на все, лишь бы навсегда забыть о всепоглощающей боли.

Напоследок мужчина ласково касается ее лица, проводит пальцами по щеке.

— Все будет хорошо, — вновь произносит он. — Я люблю тебя, Ада.

И закрывает дверь. Девушка чувствует какой-то странный запах, но не успевает об этом даже подумать. Реальность меркнет.

Наступает темнота.

Проснувшись с дико бьющимся сердцем, Октябрь сама не сразу поняла, что так встревожило ее в привидевшемся сне? Образы еще роились в сознании, кружились, облетая осенними листьями.

Холодный, тусклый свет… Аромат сухих цветов…

Может ли сон быть столь странным и одновременно с тем настолько правдоподобным?

Октябрь попыталась вспомнить лицо мужчины, показавшегося ей знакомым, но не смогла. В памяти сохранилось лишь слепое темное пятно. Но даже не это было важно.

Что-то другое. Какая-то мелочь, деталь, которая одна заставила ее сердце бешено зайтись.

Октябрь думала долго, но ответ, как это обычно и бывает, пришел внезапно, подобно озарению.

Имя. То имя, которым человек из сна назвал ее.

Ада.

Оно казалось девушке странно знакомым. Вот только… Где она могла его слышать прежде?

Говоря о том, что для работы посыльным Октябрь потребуются крепкие ноги и чугунная задница, Бэзил нимало не преувеличивал. Девушка поняла это к вечеру второго дня, когда, совершенно вымотанная, вымокшая до нитки и с дико гудящими ногами, вернулась в Хламовник. У нее едва хватило сил на то, чтобы поесть и добраться до спального места. После чего она тут же, не теряя ни единого драгоценного мгновения, провалилась в сон.

Весь день перед тем Октябрь потратила на то, что разносила жетоны. Бродя по мокрым улицам Делла, она намеряла, должно быть, не одну тысячу шагов. Следуя списку, составленному Бэзилом, девушка перемещалась из мрачных, насквозь пропахших наркотическим дымом притонов в лавки, торгующие совершенно различными товарами, всем — от дешевой бижутерии до скобяных изделий. Она заходила в небольшие уютные таверны, бары, какие-то дома, всюду, как знак своего присутствия, оставляя маленькие картонные квадратики с номерами.

Меньше чем за семь часов Октябрь исходила, должно быть, добрую половину города, не говоря уже про Черный Двор, но вместе с усталостью приобрела от этого путешествия и кое-что еще. Постепенно она начинала понимать, чем же старик занимается на самом деле. Это понимание складывалось из отдельных наблюдений, случайных обмолвок и многих других мелочей, на первый взгляд не имевших особого значения. Однако, помещенные в ряд себе подобных, они становились частью общей картины.

Дюжина золотых часов с обрезанными цепочками вывалившихся из порвавшегося свертка… Суетливая торопливость клиентов, словно всякую минуту опасающихся быть захваченными врасплох… И еще десяток подобных деталей, маленьких звоночков, заставляющих задуматься…

По всей видимости, склад Бэзила был местом, где украденные вещи окончательно терялись на путях своего перемещения. Старик играл роль своего рода посредника между теми, кто добывал эти вещи, и теми, кто желал их приобрести. И в этих хитрых лабиринтах теневой коммерции краденное обретало свою вторую жизнь. Все было до гениального просто. Не нужно было рисковать, приходя на встречу с непосредственным заказчиком или покупателем. Достаточно было принести свой улов в Хламовник и назвать место и время, куда и когда необходимо отнести жетон с номером прибывшего товара. А после придти с жетоном и получить то, что тебе положено.

С одной стороны, заказчики могли совершенно не догадываться о предыдущей судьбе приобретенных предметов. С другой, гарантировалась полная конфиденциальность.

И поняв суть всей затеи, Октябрь не могла не поразиться изяществу задумки, даже несмотря на то, что та находилась на опасной границе законного. Впрочем, Бэзила тоже не должно было особо касаться, кто, что и для кого оставляет ему на хранение. Все это оставалось на совести клиентов. Он же просто выполнял свою работу.

Собственно, как и сама девушка.

Большую часть третьего дня Октябрь провела на складе. Посетителей было много, они приходили с промежутком где-то примерно в четверть часа, однако работать под крышей было в любом случае лучше, чем мокнуть снаружи под непрекращающимся дождем. Лишь вечером, после ужина, Бэзил вновь отправил ее с поручением по адресу. Однако в этот раз отнести требовалось не жетон, а собственно саму посылку.

Место показалось девушке знакомым. Это была очередная сумрачная берлога, потонувшая в табачном дыму и пьяном шуме. Октябрь не исключала возможности, что действительно уже бывала здесь когда-то, например, во время своего недавнего загула, так как ее память все еще хранила достаточно темных пятен о той ночи. Впрочем, она могла и ошибаться; заведение было настолько типичным для Черного Двора, что подобных ему можно было без труда отыскать десяток в дюжине.

Согласно наставлениям, полученным от Бэзила, Октябрь передала посылку бармену, который тут же торопливо спрятал ее под прилавок. Но не поспешила сразу же уйти, а, заказав пива, устроилась у стойки, чтобы хоть ненадолго оттянуть момент, когда придется вновь возвращаться к уличному ненастью.

Цедя горьковатый напиток, Октябрь впервые за последние дни подумала о Меррике. И тут же поймала себя на мысли, что испытывает по нему что-то вроде тоски. Интересно, увидятся ли они еще когда-нибудь? Не то, чтобы он ей уж очень понравился — рыжий, длинный, нескладный, — однако однорукий вор относился к ней так, как никто другой за последние десять лет. Она действительно для него что-то значила, и не только из-за денег.

Впрочем, было тут еще и кое-что другое. И хоть Октябрь стоило определенного усилия себе в этом признаться, однако правда заключалась в том, что, когда Меррик был рядом, она не чувствовала себя такой одинокой. Годы, проведенные в рабстве, приучили девушку быть сильной, бороться и твердо преодолевать трудности. Но как же она порой хотела, чтобы нашелся кто-то, кто взял бы все это на себя. Иногда Октябрь казалось, что где-то внутри нее, глубоко под всеми шрамами и старыми ранами, подаренными прошедшими годами, под непробиваемым панцирем ее самостоятельности, все еще живет та маленькая девятилетняя девочка, которой она была когда-то.

Когда-то давно, целую вечность назад…

За подобными мыслями один бокал незаметно превратился в три. Очнувшись от раздумий, девушка уже собиралась уходить, когда сзади раздался не совсем трезвый голос, показавшийся Октябрь странно знакомым:

— Так-так, кого я вижу?

Девушка хотела было обернуться, но тут кто-то схватил ее сзади. Обхватив в плечах, напавший лишил ее возможности к сопротивлению. Октябрь попыталась ударить его ногой в колено, но у нее не вышло. Предпринять вторую попытку ей не удалось; в следующий момент мощный удар в висок оглушил девушку. Перед глазами вспыхнули звезды. Мир качнулся.

И Октябрь потеряла сознание.

 

Глава четырнадцатая

Келем Регинальд

   За ним шли.

   Келем Регинальд почувствовал это еще квартал назад, однако не спешил предпринимать каких-либо решительных действий по этому поводу. Оборачиваясь, он несколько раз видел своих преследователей, и их вид не внушал ему особых тревог. Обычные уличные оборванцы, дворовые шавки, из той породы, что любят работать по темным подворотням и бегут при первой же серьезной опасности.

   Поэтому Келем даже не думал волноваться, когда его грубо окликнули со спины.

   Грабителей было трое. Они нагнали его в узкой боковой улочке. Двое наступали с одного ее конца, а еще один - двухметровый громила с руками-молотами - с другого, тем самым захлопывая ловушку.

   Келем остановился. Подойдя ближе, грабители тоже остановились. У одного из них в руках, отразив тусклый луч света, блеснул клинок.

   Пока что спектакль шел по вполне ожидаемому сценарию. Посмотрев на нож, Келем вопросительно приподнял брови:

   - Чем могу быть полезен, господа? - сохраняя неподражаемую невозмутимость и спокойствие, поинтересовался он.

   Троица переглянулась между собой.

   - Полезен? - У мужчины, стоящего перед Регинальдом, отсутствовало несколько передних зубов, отчего его улыбка производила крайне неприятное впечатление. - Для начала гони деньги и часы, а там мы с друзьями посмотрим, чем ты еще сможешь быть нам полезен.

   Обладатель щербатого рта рассмеялся свистящим смехом. Дружки поддержали его, скривив губы в ухмылках.

   Келем поочередно оглядел всех троих, мысленно прикидывая последовательность своих действий в случае заварушки. В том же, что она случится, он практически не сомневался. Со стороны выглядело так, словно он действительно размышляет над неоднозначным предложением.

   - Боюсь вас огорчить, - сказал он затем, - но, думаю, что склонен все же отказать в вашей просьбе. А теперь прошу меня извинить...

   Регинальд уже было двинулся мимо немного ошалевших от подобной наглости грабителей, когда что-то тяжелое опустилось ему на плечо.

   - Приятель, кажется, ты не понял, - услышал он низкий рокочущий звук за спиной. - Гони денежки, а то...

   Рука сжала плечо, причинив боль.

   - Ну почему вы никогда не умеете вовремя остановиться? - вздохнул Келем.

   - Чего-о?

   Регинальд счел ниже своего достоинства отвечать на столь неграмотно построенный вопрос.

   В следующий момент все произошло стремительно. Ухватившись за кисть здоровяка, он вывернул ее, завел руку тому за спину и, используя как рычаг, несколько раз впечатал лицом в ближайшую стену. После чего в несколько движений обезоружил и обезвредил двух оставшихся подельщиков. Когда все кончилось, все трое грабителей лежали на земле, негромко постанывая. По примерным прикидкам Келема, у двух из них должны были быть вывихнуты руки, а у последнего сломан нос. Что ж, пусть это послужит им уроком.

   Пряча трофейный нож в карман, Келем уже сделал несколько шагов мимо поверженных грабителей, направляясь в сторону перекрестка, когда внезапно пришедшая мысль остановила его. И заставила вернуться.

   Увидев, что он вновь движется в их сторону, неудачливые компаньоны, уже успевшие подняться с земли и потирающие помятые бока, заметно напряглись.

   - Эй, приятель, - поспешил вмешаться щербатый, - все нормально. Мы все поняли и сейчас уйдем. Если ты хочешь денег, то у нас ничего нет.

   Не доходя двух шагов, Келем остановился.

   - Мне не нужны ваши деньги, господа. Но я готов предложить вам свои. За работу. Что скажете?

   Трое мужчин обменялись взглядами. Было очевидно, что они находятся в некотором замешательстве.

   - За работу? - наконец переспросил щербатый. - Какую еще работу?

   - Отведите меня туда, где мы сможем спокойно поговорить, и я вам все расскажу.

   Пожав плечами, щербатый почесал в затылке.

   - Куда? Разве что в "Пивной кубок". Это недалеко отсюда. Там уже должно быть открыто.

   Знаком показав, что уступает провожатым дорогу, Келем произнес:

   - Ведите.

   За весь путь до "Пивного кубка" неудачливые грабители не обменялись и словом. Они лишь изредка хмуро переглядывались между собой да порой бросали осторожные взгляды в сторону идущего чуть позади Келема.

   Место, где они в итоге разместились, оказалось обычной пивной. Внутри не совсем приятно пахло какими-то перебродившими дрожжами и горелым жиром. С другой стороны, посетителей было еще не много, что давало возможность спокойно поговорить, без необходимости повышать голос, перекрывая обычный в подобных местах ближе к вечеру шум.

   Все четверо устроились за дальним столиком.

   Глядя на лица сидящих перед ним мужчин, Келем Регинальд подумал, что таким ни к чему даже каторжные клейма. Впрочем, именно поэтому они как нельзя лучше подходили для будущего мероприятия. Келему за свою жизнь приходилось иметь дело с совершенно различными людьми, так что он без труда научился с первого же взгляда определять, кто чего стоит. И, соответственно с этим, находить слабые места. Рычаги, на которые нужно надавить, чтобы получить от человека то, что требуется.

   У каждого это что-то свое. Перечень человеческих слабостей велик: честолюбие, порок, стремление к власти...

   Этих же троих не интересовало ничего, кроме денег, и ради них, Келем видел это по алчному блеску в глазах, они готовы были пойти на что угодно.

   - Итак, господа, - выдержав некоторую драматическую паузу, произнес он, - дело, которое я к вам имею, собственно, не является особо сложным и заключается в следующем...

   Дело, действительно, не представляло особой сложности. И в прежние времена Келем без труда справился бы с ним самостоятельно, но теперь предпочитал пользоваться для решения задач подобного рода руками со стороны.

   В общем-то, требовалось не так уж много.

   - Я хочу, чтобы вы нанесли визит одному человеку.

   Человека звали Сот Эрн. Он был тем репортером, о котором Келем беседовал с доктором Нэйком. Еще накануне Регинальд проследил за Эрном, проводив от редакции до дома, тем самым выяснив адрес, по которому тот обитал. И теперь настала пора перейти к следующей части плана.

   - Вашей непосредственной задачей, господа, будет внушить данному человеку ряд мыслей. Основной из которых будет являться та, что впредь он должен более тщательно выбирать мишени для сочинения своих статей. Для данного внушения вы вольны использовать все доступные вам методы и средства, однако прошу вас не переусердствовать. Это очень важно.

   Последовательно переводя взгляд с одного лица на другое, Келем поинтересовался:

   - Надеюсь, я понятно излагаю?

   Уличные братья несинхронно кивнули.

   - Все ясно, - сказал щербатый, которого, как выяснилось, звали Малк. - Вы хотите, чтоб мы пообтрепали хвост какому-то петуху. Хорошо. Разве ж это вопрос? Вот только...

   Келем вопросительно вскинул брови.

   - ...что насчет денег?

   Три пары глаз внимательно уставились на него.

   Вынув из кармана кошелек, Келем бросил на стол несколько купюр, при виде которых глаза мужчин заблестели еще ярче.

   - Это задаток, - сказал он. - А теперь, господа, обсудим детали...

   За что Келем Регинальд презирал большинство людей, так это за трусость.

   Грохот стоял ужасный. Крики и шум должны были бы перебудить весь дом, ну или, по крайней мере, добрую его половину, однако никто так и не спустился, чтобы выяснить, в чем дело. И хотя Келем слышал, что наверху несколько раз с осторожностью отворялись двери, затем они снова закрывались, отрезая покой жильцов от проблем соседей. Никому было неохота прибавлять к собственным заботам еще и чужие. Таковы порядки Большого Города - каждый здесь сам за себя.

   Несмотря на то, что он напрямую не участвовал в происходящем, оставить все на самотек Келем не мог. Он всегда крайне основательно подходил к порученной ему работе. И поэтому все то время, что троица "общалась" с репортером, провел снаружи, в темном подъезде, ожидая окончания представления.

   Громыхание переворачиваемой мебели, звуки ударов, брань, крики, снова удары...

   Когда все закончилось, и трое головорезов, подбадривая друг друга непристойными шутками и потирая кулаки, вышли, Келем мельком заглянул в квартиру. Внутри царил жуткий кавардак. Всюду были раскиданы бумаги, кресла перевернуты, чернильница разбита. Сам Эрн лежал на полу, тяжело дыша и безуспешно пытаясь подняться на ослабших руках.

   Похоже, Малк с приятелями все же несколько перестарались, впрочем, репортер был жив, и это главное. Шрамы же лишь украшают мужчину.

   Уже после того, как все вчетвером выбрались на свежий воздух, Келем передал компании обещанный остаток.

   - Если что еще понадобиться, то всегда обращайтесь, - улыбнулся щербатый Малк. - Мы без разговоров... Если за деньги, конечно...

   Келем уже развернулся и шагал от них прочь.

   - Вряд ли, - бросил он через плечо. - Прощайте, господа.

   Добравшись до первого перекрестка, Келем нанял там экипаж, велев вознице направляться к Галерее Ангелов. На сегодня с работой было покончено, а то, что оставалось еще доделать, он разумно отложил до завтра.

   На город уже несколько часов как опустилась темнота. Улицы зажгли огни. А когда Келем добрался до Галереи, посыпал дождь. Мелкий и от этого еще более противный, он падал на Делл несчетным количеством водяной пыли.

   Сойдя в нужном месте и войдя под гипсовое небо переходов, Келем тут же погрузился в до боли знакомую атмосферу таинственности и порока. Он правил свой шаг в глубину этой местности, туда, куда его влек приманчивый свет красных фонарей.

   Достигнув нужного дома, Келем нашел глазами окно на втором этаже: горит ли там свет? Свет горел, а это значило, что та, кого он хотел видеть, была у себя. Поднявшись по наружной железной лестнице, Келем постучал.

   Когда дверь открыли, на пороге он увидел Рыжую Мадлен. Стоя перед ним в своем коротком потрепанном шелковом халатике, она блудливо улыбнулось Келему:

   - Ах, господин Келем, это вы! - ее голос звучал до ужаса пошло. - Боюсь, милый, вы опоздали. Что бы вам не прийти раньше буквально на несколько минут? А теперь Лили уже занята.

   Известие было неприятным.

   - Надолго? - поинтересовался Келем.

   - Не знаю. Это новый клиент, а они чаще всего непредсказуемы. Впрочем, если вы очень торопитесь, - Мадлен придвинулась ближе, пытаясь казаться соблазнительной, - возможно я смогла бы вам чем-то помочь?

   - Благодарю, сударыня, но я подожду Лили. Когда она освободиться, передайте ей, что я в кафе внизу.

   Получив отказ, старая шлюха изменилась в лице.

   - И что вы все только нашли в этой девчонке?! - сварливо спросила она, кривя губы. - Да будь я на десяток лет моложе...

   Но Келем уже не слушал ее, спускаясь вниз.

   Дождь все усиливался. Перед входом в кафе, которое располагалось прямо напротив дома Лили, усталый шарманщик механически вращал ручку музыкального ящика. Мелодия сбивалась и хрипела, но, проходя мимо, Келем все же бросил в деревянное блюдце старика несколько монет.

   Усевшись за столиком у окна и заказав чашку кофе, Келем устроился ждать.

   Медленно отпивая кофе, он думал.

   А ведь действительно, что он нашел в этой молоденькой проститутке, которую встретил однажды осенним днем два года назад в сумраке одного из местных переходов? Как-то Лили сама спросила его об этом, и в тот раз Келем ответил правду:

   - Просто ты похожа на одну женщину, которую я когда-то любил. Любил давно и далеко отсюда. И которая потом умерла.

   Лежа на его плече, Лили, задумавшись, недолго молчала:

   - Но ведь я - это не она, - сказала она затем.

   - Знаю, - ответил тогда Келем. - Но порой мне удается об этом забыть.

   Но, конечно же, Лили была права. Она не была той, которую сожрала война, той, которую он любил больше жизни и вместе со смертью которой потерял частичку себя. Однако она была так похожа, что расстаться с этим призраком Келему попросту не хватало сил.

   В конце концов, даже у очень сильных людей есть свои слабости.

   Прошло должно быть около получаса, когда, кутаясь в шерстяную шаль, Лили вошла в кафе. Найдя глазами Келема, она позвала его по имени.

   Тот поднял на нее взгляд.

   - Мадлен сказала, что ты меня здесь ждешь, - грустно улыбнувшись, произнесла она. - Клиент уже ушел. Я свободна. Идем?

   Посмотрев на нее, Келем вдруг подумал о том, как же это глупо пытаться вернуть то, что ушло безвозвратно. Использовать двойника вместе оригинала. И пусть Лили делает это за деньги, но все же.

   Он уже хотел было отказаться, когда внезапно понял, что не сможет сделать этого. По крайней мере, не сейчас.

   Лили ждала его у выхода. Поднявшись, он подошел к ней и вместе с девушкой покинул кафе.

   На следующий день дождь перестал. Однако что-то в цвете неба и запахе ветра подсказывало Келему, что не сегодня, так завтра, но непогода еще обязательно вернется.

   Впрочем, причуды природы интересовали его теперь в последнюю очередь. Келему нужно было завершить дело с репортером.

   Было еще достаточно раннее утро, когда он вновь пришел к дому Эрна. Но, как и в прошлый раз, не стал вторгаться в чужое жилище, а всего лишь подсунул под его дверь заранее приготовленную записку. В ней в анонимной форме он назначил репортеру встречу. И хотя полной уверенности у него не было, но почему-то Келем почти не сомневался в том, что тот на нее все же придет.

   Собственно, так и вышло.

   Чуть позже назначенного часа, но Сот Эрн все же появился в условленном месте. Выглядел он не лучшим образом. Свежие синяки на лице были скверно припудрены дешевым косметическим порошком. Встреча была назначена на Малой Фонтанной Площади. И когда репортер остановился у чаши мертвого фонтана, Келем, наблюдавший за площадью со стороны, из небольшого уличного кафе, поднялся со своего места за столиком и направился в его сторону.

   - Господин Эрн? - спросил он, поравнявшись с ним.

   Репортер подозрительно оглядел Келема.

   - Да. А кто вы?

   - Не важно. Можете считать меня своим другом.

   Эрн невесело улыбнулся.

   - Что-то последнее время у меня появился избыток безымянных друзей, - сказал он. - И это меня несколько настораживает.

   Келем сделал вид, что не обратил на его слова никакого внимания.

   - Идемте, - произнес он, указывая рукой в сторону ближайшего бульвара. - Прогуляемся. Я хотел бы с вами кое о чем поговорить.

   Мужчины, не торопясь, зашагали рядом.

   - Так о чем будет наш разговор? - спросил Сот.

   - О вашей безопасности, господин Эрн. Думаю, вы уже поняли, что вмешались в серьезное дело?

   - Мне это объяснили, - отозвался Эрн. - А вы, должно быть, пришли проверить, насколько я усвоил урок?

   Келем чуть улыбнулся.

   - Нет, совсем не за этим. Я вовсе не желаю вам зла и наоборот хочу помочь. Но для этого и вам придется сделать шаг мне навстречу.

   - И в чем же он будет заключаться?

   - В том, чтобы вы попытались забыть обо всей этой истории. Иначе последствия могут быть крайне печальными. И в первую очередь для вас. И даже я окажусь бессилен вам помочь. Вы меня понимаете?

   Сот Эрн слушал его, сосредоточившись и нахмурившись.

   - Думаю, что да.

   - Не подумайте, что я угрожаю. Я всего лишь предупреждаю о возможных вариантах развития событий. Вы, господин Эрн, кажетесь мне разумным человеком, и надеюсь, мы поймем друг друга. Постарайтесь не делать неосторожных шагов. Поверьте, за вами будут внимательно следить, и в случае если вы позволите себе еще один неверный жест, реакция последует незамедлительно. А мне бы этого очень не хотелось.

   Келем остановился. Не закончив шага, репортер остановился тоже.

   - Что ж, полагаю, вы сделаете из сказанного мною правильные выводы, и эта наша встреча станет последней, - глядя на него, внушительно произнес Регинальд. - Поверьте, я на это действительно очень надеюсь, и мне будет очень неприятно ошибиться.

   Репортер стоял, опустив глаза. Он выглядел крайне задумчивым. По всей видимости, удар достиг поставленной цели. Даже, несмотря на то, что некоторые озвученные вещи были, мягко говоря, немного преувеличены. Например, Келем вовсе не собирался устраивать за Сотом Эрном слежку, ему попросту было бы жалко на это сил и времени. Однако сама подобная мысль, зароненная в сознание, была плодотворна. Репортер, без сомнения, теперь станет чаще поглядывать через плечо и думать вперед, прежде чем взяться за что-то.

   А это был именно тот результат, на который, собственно, и рассчитывал Келем. Порой умело преподнесенная ложь способна стать более грозным оружием, чем клинок или пуля.

   Оставив Сота Эрна наедине с непростыми мыслями, Келем зашагал прочь от него вверх по улице.

   Первое поручение, данное ему доктором Нэйком, можно было считать выполненным, и теперь пришло время получить за него расчет.

   Регинальд отправился к доктору вечером.

   На входе Келема встретил седовласый слуга и, проводив в кабинет, сообщил, что доктор скоро спустится. Дожидаясь хозяина, Келем расположился в кресле. Как и было обещано, Нэйк появился меньше пяти минут спустя. Войдя, он поздоровался с Келемом и уселся за стол.

   Смотря на него, Келем в который раз подумал, о том, что скрывает этот человек? Их с Нэйком связывали достаточно давние деловые отношения. Келем и прежде выполнял для доктора работу, причем порой имевшую крайне щекотливый характер, однако количество добытой им о самом Нэйке информации было крайне мало. При этом Келем всегда очень тщательно подходил к подбору своей клиентуры. Что же касалось Джонатана Нэйка... С ним было связано слишком много загадок. Келем знал, что до определенного времени человека с подобным именем просто не существовало. Но потом он внезапно появился и очень быстро стал значительной фигурой, с которой были так или иначе связаны многие представители политической и богемной верхушки жерденского общества.

   Но кто он такой? Откуда? Кем был прежде?

   Впрочем, интерес Келема по этой части носил характер чистого любопытства. Потому как, что касалось обязательств по контрактам, Джонатан Нэйк всегда был крайне исполнителен и аккуратен.

   - Итак, господин Регинальд, - глядя на Келема, поинтересовался он, - какие у вас для меня новости?

   - Самые лучшие. Дело с репортером решено. Не так давно мы очень душевно пообщались, и думаю, что поняли друг друга. Так что относительно этой проблемы вы теперь можете быть совершенно спокойны.

   Нэйк кивнул.

   - Очень рад это слышать. И раз все так, полагаю, это значит, что вы хотели бы получить оплату.

   Вынув из стола пухлый бумажник, доктор ополовинил его содержимое и протянул внушительную пачку банкнот Келему. Молча приняв их, тот ловко спрятал деньги во внутренний карман сюртука.

   - Ну, а что касается второго моего поручения? - следом полюбопытствовал доктор.

   - Насчет девушки? Я работаю над этим.

   Казалось, Нэйку хотелось большей определенности.

   - Понимаю, что возможно мой вопрос прозвучит глупо, - произнес он, - но вы хотя бы выяснили, существует ли она на самом деле?

   Келем улыбнулся.

   - Думаю, вполне. Потому как для призрака ее видело достаточное количество людей. Ну, или кого-то на нее очень похожего. Пока что имеющиеся следы ведут меня в Черный Двор.

   От этих слов глаза Нэйка вспыхнули надеждой.

   - Вы ее найдете? - с какой-то неожиданной порывистостью спросил он.

   - Найду. Ее. Или кого-то на нее похожего.

   Доктор кивнул.

   - Постарайтесь. Для меня это очень важно.

   - Я сделаю все, что в моих силах, - пообещал Келем.

   - Большего я от вас требовать не в праве, - согласился Нэйк.

   На этом разговор был окончен.

   Когда Келем вышел на улицу, опять пошел дождь.

   Достав фотографию, которую доктор дал ему еще в прошлый раз, он посмотрел на изображенную на ней девушку. Пришло время заняться вторым поручением доктора.

 

Глава пятнадцатая

Меррик

Палаточный городок бродячего цирка разместился почти в самом сердце Черного Двора, на небольшой площади, которую в просторечии обычно именовали площадью Трех Церквей. В центре его возвышался купол главного шатра. Вышиной в четыре человеческих роста, сшитый из разноцветных клиньев плотной непромокаемой материи, он крепко держался за землю цепкими паучьими лапками канатов-распорок. Вокруг него помещались прочие постройки: полевая кухня, подсобные сооружения, пустующие прилавки, а так же палатки, вмещавшие в себя всевозможные аттракционы, которые в большинстве своем сейчас не работали.

Двигаясь мимо всего этого, Меррик вспомнил, как еще мальчишкой любил прибегать посмотреть выступления заезжих циркачей. И причиной тому было не только то, что в веселой неразберихе и сутолоке было проще стянуть кошелек у какого-нибудь ротозея, но и в общей атмосфере праздника. Какое-то неописуемое волшебство таилось в плескании цветных флагов на ветру и мигании бумажных фонарей. Тогда казалось, что оно, как некий чуть уловимый аромат, разлито в воздухе. Однако сейчас, в сумерках и под унылым, холодным дождем, никакого волшебства не ощущалось.

Ветер мял и трепал ткань палаток, заставляя напрягаться удерживающие их распорки, срывал разноцветные гирлянды и кидал в лицо пригоршни ледяной воды. Вокруг было пустынно и темно, и лишь над главным шатром, как нимб, висело пятно желтого света.

Ориентируясь на этот свет, как на маяк, Меррик двигался в его сторону.

Темнота внутри шатра была не сравнима с темнотой снаружи. Она была особого рода и предназначалась для того, чтобы отграничивать чудеса и тайны цирковой арены от обыденного мира зрителей.

Однако пришедших посмотреть вечернее представление в этот день было немного.

Когда Меррик вступил в таинственный сумрак шатра, на арене как раз закончился очередной номер, и под жидкие, точно дешевое пиво, аплодисменты зрителей выступавшего до этого силача в круге света сменили акробаты.

Меррик остановился в проходе между ступенчатыми рядами деревянных сидений. Однако в полной мере насладиться представлением ему не дали; не прошло и десяти минут, как на плечо ему опустилась рука.

Оглянувшись, однорукий вор увидел стоящего позади себя сыщика.

— Как успехи? — негромко поинтересовался тот, смотря мимо Меррика на арену, на которой в этот самый миг двое цирковых гимнастов застыли в сложной поддержке. — Узнали что-нибудь?

Повернувшись, Меррик покачал головой.

— Нет. А что у вас?

— Идемте, — вместо ответа произнес сыщик.

И первым, отогнув край разноцветного полога, вышел наружу.

Однорукий вор последовал за ним.

Для себя Меррик так до сих пор и не решил, насколько же стоит доверять этому странному человеку, назвавшемуся господином Регинальдом. Во всей его внешности, манере держаться и говорить было что-то опасное и холодное, как в блеске ножа, приставленного к горлу. Впрочем, пока что их цели совпадали. А значит, до определенного момента, подобное сотрудничество являлось не самым худшим вариантом.

После неудавшейся попытки слежки Меррику не оставалось ничего другого, как хотя бы частично открыть карты. Припертый к стенке, он в самых общих чертах поведал сыщику историю своего знакомства и расставания с Октябрь. Но при этом благоразумно обошел стороной некоторые моменты, которые тому знать было совершенно необязательно. Например, он умолчал обо всем, что было так или иначе связано с их визитом в канализацию к чокнутому недомерку, его поручении и дальнейших событиях, имевших место в доме на Звездном Бульваре. Как, впрочем, и еще о некоторых отдельных деталях, однако в остальном старался придерживаться истинного хода событий.

Выслушав внимательно, Регинальд затем поинтересовался у Меррика, что тому еще известно о девушке. На что однорукий вор честно признался, что не знает о ней почти ничего, кроме того, что, по ее собственным словам, она бежала из колоний. После сыщик задал Меррику еще несколько вопросов, на которые тот пытался отвечать в меру сил толково и правдиво, и на этом разговор был закончен.

Однако когда Регинальд, в самых изысканных выражениях пожелав Меррику больше не попадаться ему на глаза, уже собирался уйти, однорукий вор остановил его. Понимая, что другой возможности может не представиться, он предложил сыщику свою помощь, разумно заметив, что с ним шансы отыскать девушку возрастут как минимум вдвое. К тому же, добавил Меррик, он был единственным человеком во всем Делле, кому она более или менее доверяла. И кто мог опознать ее в толпе или на улице.

Задумавшись, сыщик в конце концов, похоже, пришел к заключению, что в словах однорукого вора имеется свой резон. И принял его предложение.

После недолго обсуждения, которое они провели в одной из ближайших таверн, поиски девушки было решено начать с обхода всех ночлежных домов, ютящихся в районе Черного Двора. Разделившись и условившись встретится через три часа в цирке на площади Трех Церквей, мужчины отправились в свое непростое странствие, где маяками среди поглотившего город ненастья им служили дрожащие зеленым светом пятна фонарей. Меррик лично обошел больше дюжины ночлежек, но удача не сопутствовала ему. В итоге, вымокший и уставший, он так нигде и не обнаружил следа девушки.

Однако, похоже, сыщику повезло несколько больше.

— Ну же, приятель, так что тебе удалось узнать, и куда мы идем? — спросил Меррик, шагая рядом с Регинальдом.

Частые серые нити дождя косо стягивали между собой мокрую каменную плоть городских мостовых и низкое, клубящееся темнотой небо. Природа обрушивала на Делл свое недовольство с какой-то просто мифической неукротимостью.

Пройдя мимо одной из тех трех церквей, что дали имя площади, спутники свернули в узкую боковую улочку.

— Не далее, как час назад, — произнес Регинальд, — я имел относительное удовольствие беседовать с неким господином по имени Марли. Данный господин содержит небольшой грошовый ночлежный дом неподалеку от церкви Святого Иокима. Когда, как и многим до него, я продемонстрировал ему портрет искомой нами особы, он опознал ее, сообщив, что несколько дней назад она пользовалась услугами его заведения. Он сказал мне также, что данная девушка интересовалось у него возможностью устроиться куда-либо на работу, на что господин Марли вручил ей адрес одного из своих знакомых. Я попросил господина Марли быть настолько любезным, чтобы назвать мне этот адрес. И после некоторых, впрочем, относительно незначительных, финансовых вливаний с моей стороны, он не смог мне в этом отказать.

Меррик посмотрел на сыщика.

— Понятно. И, надо думать, сейчас мы отправляемся именно туда?

Регинальд кивнул.

— А не мог этот Марли просто соврать? — спросил однорукий вор.

— Что ж, такая вероятность вполне возможна, — согласился сыщик. — Однако, за отсутствием иных зацепок, которые могли бы быть нам полезны, нам не остается ничего другого, как использовать то, что мы имеем. Или у вас есть какие-то иные соображения по данному поводу?

Меррик не нашел, что ему возразить.

Мужчины прошли должно быть с пару кварталов, когда однорукий вор вдруг поймал себя на мысли, что, кажется, догадывается, какое место в итоге должно стать целью их пути. Если только он прав, то сейчас они повернут налево. Так и вышло. Сыщик свернул в темный переулок, ведший от грязной безымянной улочки, по которой они двигались, в сторону Гончарной.

— Скажите-ка, господин Регинальд, — обратился к нему Меррик, — а того парня, к которому мы теперь направляемся, случаем зовут не Сайлус Бэзил?

Регинальд посмотрел на него с любопытством.

— Именно так. А вам приходилось иметь дело с этим господином?

— Несколько лет назад… Некоторое время я работал на него.

— Что ж, думаю, тогда у нас не должно возникнуть никаких проблем.

— Я бы так не сказал, — загадочно произнес Меррик.

Сыщик посмотрел на него вопросительно, однако однорукий вор воздержался от каких-либо комментариев.

Минут через десять, добравшись до места, они остановились перед знакомой Меррику дверью.

— Слушайте, думаю мне лучше подождать тут, — сказал он, когда Регинальд, отворив ту, уже готов был шагнуть внутрь.

— Это еще почему? Если вы уже знакомы с господином Бэзилом, то могли бы поспособствовать более скорому разрешению нашего дела.

Меррик замялся.

— Просто… В прошлый раз мы расстались не самым красивым образом. И возможно Бэзил немного на меня сердит.

— Между вами вышло что-то серьезное? — поинтересовался Регинальд.

— Не то, чтобы серьезное, — начал однорукий вор.

— Тогда нечего и думать. Идемте.

Вздохнув, Меррик повиновался и вслед за сыщиком вступил внутрь. Оказавшись в клетке, он кивнул в сторону шнура; ухватившись, Регинальд несколько раз несильно потянул тот. Никакого очевидного эффекта от данного действия не последовало, однако не прошло и пяти минут, как дверь, расположенная с противоположной от входа стороны, отворилась, и в комнату вошел старик. Мятый цилиндр, поношенный сюртук, штопаные брюки.

— Чего надо? — привычным ворчливым тоном поинтересовался он, разглядывая стоящего впереди Регинальда.

Меррик уже было решил, что, спрятавшись за сыщиком, сумеет остаться незамеченным, когда старик перевел свой взгляд на него.

— Ты! — только и смог выдохнуть Бэзил, моментально покраснев от гнева. — Рыжий ублюдок! Какого черта ты приперся сюда!

— Я же говорил, нужно было остаться на улице, — шепнул Меррик Регинальду. — Привет, Бэзил! А я вот решил навестить старого друга. Как твои дела?

— Дела?! Друга?! Ах ты… — став похожим на помидор, старик вновь разразился таким потоком брани, какого Меррику, при всей его многоопытности в подобных вопросах, не доводилась слышать никогда прежде.

— Постойте, успокойтесь, — поспешил вмешаться сыщик. — Господин Бэзил, позвольте мне внести ясность в ситуацию. Как я понимаю, мой теперешний компаньон чем-то не угодил вам в прошлом. Может быть, вы будете столь любезны, объяснить, в чем дело?

Немного успокоившись, старик между тем все еще зло смотрел на Меррика.

— В чем дело? — негодующе переспросил он. — Дело в том, что эта рыжая свинья украла у меня деньги! Три года назад он работал у меня посыльным, пока одним чудесным утром не скрылся с месячной выручкой. А теперь вот заявился вновь.

В ответ на взгляд сыщика однорукий вор лишь пожал плечами, давая понять, что добавить к сказанному ему нечего. Все так и было. Впрочем, версия старика являла собой несколько упрощенный вариант событий, что было вполне объяснимо. В конце концов, откуда он мог знать о том, что незадолго перед тем, как бежать с деньгами, Меррик крупно проигрался. Он неплохо задолжал людям, которые не любили подолгу держать должников. И просто разумно выбрал из двух зол меньшую.

— Что ж, это, несомненно, крайне неприятная ситуация, — сказал сыщик, — но возможно мы могли бы ее как-то сгладить. Какой суммой, господин Бэзил, одолжился у вас мой компаньон?

Смотря на Регинальда, старик задумался. На его лице, чем-то похожем на мордочку хитрой обезьяны, застыло выражения игрока, размышляющего над ставкой.

— Триста монет, — выдал он наконец.

— Старая шельма, — тут же возмутился Меррик. — Да там было не больше двухсот.

Однако, открыв бумажник, сыщик уже вынул из него три сотенных банкноты и без лишних разговоров подал Бэзилу.

— Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы уладить это небольшое недоразумение, — произнес он, когда, приняв деньги, старик торопливо спрятал те в карман. — А теперь, господин Бэзил, не будете вы столь любезны, ответить нам на несколько вопросов?

Бармен в кабаке, который, по словам старика, был последним местом, куда он посылал Октябрь, похоже, принял их за полицейских ищеек. На все расспросы он лишь качал головой и отвечал, что ничего не знает ни о какой девчонке, ни о принесенной ей посылке. Не помог даже подкуп; отодвинув предложенные сыщиком деньги, бармен произнес:

— Мой вам совет: шли бы вы отсюда. В нашем заведении не любят чужаков. Особенно же тех, которые задают лишние вопросы.

Мужчины переглянулись.

Меррик ни на секунду не сомневался, что этот хмырь за стойкой в курсе того, что произошло с девушкой, однако, по всей видимости, добиться от него какого-либо признания было практически невозможно. Регинальд, похоже, пришел к подобному же умозаключению, потому как, сразу после отказа, забрав деньги, смерил бармена задумчивым взглядом и направился к выходу. Однорукий вор последовал за ним.

Выбравшись на улицу под непрекращающийся дождь, спутники не успели пройти и полдюжины шагов, когда кто-то окрикнул их со спины. Обернувшись, Меррик заметил стоящего у дверей бара незнакомого типа. Пытаясь спрятать голову в куцем, оборванном воротнике шерстяной куртки, тот, увидев, что мужчины остановились, зашагал в их сторону.

— Хей, вы случайно не из полиции? — спросил он, подойдя ближе.

— Нет, — ответил Меррик. — А с чего ты это взял?

— Ну, я слышал, вы спрашивали у Ларка про девчонку.

— И? Ты что-то об этом знаешь?

— Кое-что. Вот только… я видел, вы предлагали ему деньги. Сколько вы готовы заплатить за то, чтобы я рассказал вам об этом?

— Все будет зависеть от того, насколько полезной для нас окажется предоставленная вами информация, — разумно заметил Регинальд.

Смотря поочередно то на одного, то на другого, человек, казалось, что-то прикидывал в уме.

— Ладно, — сказал он после. — Вы кажетесь мне хорошими парнями. Идемте, я знаю здесь недалеко одно место, где мы сможем поговорить.

Роаль — так звали их нового знакомого — привел мужчин в небольшой винный погребок. Место выглядело тихим и вполне безопасным.

— Так что тебе известно? — спросил Меррик, когда все трое уселись за столик в глубине заведения.

Роаль не торопился с ответом.

— Для начала мне все-таки хотелось бы услышать ваше предложение, — сказал он.

Молча достав бумажник, Регинальд вынул и положил на стол перед собой половину той суммы, которую предлагал бармену.

— Говори, — велел Меррик.

Роаль облизнул губы. Сбиваясь и то и дело поглядывая на лежащие перед ним деньги, он кое-как рассказал о случившемся накануне. Однорукий вор и сыщик выслушали его внимательно.

— Так ты говоришь, мужчин было трое? — спросил Меррик, когда Роаль закончил свой рассказ.

Тот кивнул.

— Но из-за чего вышла заварушка? Они о чем-то говорили перед этим?

— Вроде нет. Я видел лишь, как этот морячок схватил девчонку. Она пыталась отбиваться, но он так приложил ей, что больше та не дергалась. А потом, прихватив девчонку с собой, они ушли.

— Ясно. Возможно, вам также известно куда? — поинтересовался Регинальд.

Роаль покачал головой.

— Что ж, тогда ваша история, конечно же, хоть и занимательна, но не имеет для нас никакой практической ценности, — сказал сыщик.

Он уже готов был убрать деньги обратно в бумажник, когда Роаль его остановил.

— Постойте, — сказал он. — Я еще не дошел до главного. Один из этих троих… Я знаю его.

— А вот с этого стоило начинать. Не будете ли вы столь любезны назвать его имя?

Мужчина посмотрел сперва на однорукого вора, затем на сыщика.

— Только это должно остаться между нами, — произнес он после. — Мне не нужны проблемы.

— Зато, похоже, вы не отказались бы от денег. Имя.

— Эгле. Лукас Эгле, — сказал Роаль. — Те двое, морячок и еще один, его банда. Говорят, они работает на Одноглазого Сида. Хотя сами обычная шушера. Чистят карманы по темным подворотням. Это все, что мне известно.

Мужчины обменялись взглядами.

— Что ж, а вот это уже кое-что, — улыбнулся сыщик. Пододвинув деньги к Роалю, который тут же по-хозяйски поспешил накрыть их ладонью, он спросил: — Возможно, вы также подскажете, где можно отыскать этого господина Эгле?

— Ходят слухи, что он увлекается кулачными боями. Они проводятся несколько раз в неделю где-то на старых складах. Точнее не знаю. Поспрашивайте в местных барах, может быть, вам там подскажут, — с этими словами Роаль поднялся и, кивнув на прощание, зашагал к выходу.

Провожая его взглядом, Меррик подумал, что вечер, похоже, только начинается.

 

Глава шестнадцатая

Лукас Эгле

Лукас Эгле понял, что попал в серьезный переплет в тот самый момент, когда могучая туша Быка Селгана, сделав полуоборот, обрушилась на дощатый пол ринга. За миг до этого Селган пропустил сильнейший удар в челюсть и теперь, лежа под ногами своего противника, неподвижностью мало чем отличался от мешка картошки. Толпа взорвалась криками, в воздух взметнулись руки, сжимающие билеты с победными ставками. Эгле же похолодел, его кожа моментально покрылась ледяным потом, земля под ногами качнулась.

Это была катастрофа.

Бойцовские поединки проводили на заброшенном складе, большом деревянном здании на окраине Черного Двора. Зал был набит битком. Вокруг ринга стояли скамейки и стулья. Помещение, должно быть, было способно вместить не меньше сотни человек, однако свободных мест не было.

Дым. Вонь. Жара. Шум.

На вечер было запланировано еще два боя, но это не имело для Эгле уже никакого значения. Поднявшись со своего места в третьем ряду, он направился к выходу. Ему срочно требовалось выбраться на свежий воздух.

Когда он вышел на улицу, голова все еще немного шла кругом. Эгле до сих пор не мог поверить в происшедшее.

Бык Селган проиграл.

Эгле тупо посмотрел на зажатый в руке билет со ставкой. Но как такое могло быть?

Накануне, когда он заглянул в букмекерскую контору Тейла Барнау, тот встретил его радостным приветствием:

— А, дружище! Как твои дела? Вновь пришел немного подзаработать? Хочешь, подкину тебе беспроигрышный вариант?

— Привет. Дела отлично, — отозвался Эгле. — А что за вариант?

Тейл жестом подозвал Лукаса поближе и, хотя кроме них в комнате не было ни души, заговорщицки понизил голос:

— Знаешь Айка Селгана? — спросил он.

— Ты имеешь в виду Быка?

Тейл кивнул.

— Завтра он будет сражаться с каким-то молодым бойцом. Его зовут то ли Ромус, то ли Ремас… В прошлом месяце он побил Сиплого Хью, а до этого — Крепыша Летерби. Говорят, что парень неплох, но против Селгана ему не тягаться. Я разговаривал с ним пару дней назад, и Айк сам сказал мне, что размажет этого молокососа одной левой. Так что, если хочешь верной ставки…

— А это надежно? — спросил Эгле.

— Абсолютно. После первых побед все ломанулись ставить на новичка, так что сейчас можно выиграть один к десяти. По-моему, тут нечего даже и думать.

— Но я все же подумаю, — сказал Эгле. — Так когда ты говоришь бой?

— Завтра, — отозвался Тейл Барнау. — Только потом не говори, что я тебя не предупреждал.

После визита к букмекеру, Эгле прошелся по местным барам, для надежности решив все же прощупать почву. Как и говорил Тейл, многие отдавали явное предпочтение этому таинственному Ремасу, считая его фаворитом будущего боя. Однако отдельные знатоки, мнению которых Эгле был склонен доверять, советовали не спешить сбрасывать Селгана со счетов. Да и сам Эгле знал, что Бык отличный боец. За свою карьеру он одержал не один десяток побед, так что, пораскинув мозгами, Эгле пришел к заключению, что дело, похоже, действительно может выгореть.

Поэтому через четыре часа после своего предыдущего появления вновь посетил Барнау и поставил шестьсот монет на победу Быка.

И вот Бык проиграл. Еще раз посмотрев на бесполезный теперь билет, Эгле, чувствуя себя обманутым, смял его и бросил в грязь.

Когда полчаса спустя, бледный и с горящими глазами, он ворвался в контору букмекера, тот не на шутку перепугался. Широким, нервным шагом подойдя к столу, за которым сидел Барнау, Эгле угрожающе навис над ним.

— Верни мои деньги, — прорычал он. Мысли в этот момент в его голове путались от гнева и страха.

Барнау уставился на него взглядом, в котором смешивались растерянность и возмущение.

— Какого черта? — крикнул он. — Что тебе надо?

Эгле схватил букмекера за грудки и несколько раз ощутимо тряхнул.

— Ублюдок, ты обманул меня! Селгана побили!

— Отпусти меня, — взвизгнул Барнау.

В этот самый момент дверь в смежную комнату отворилась, и на пороге появились двое громил. Заломав руки, они быстро оттащили Эгле от букмекера.

— Чертов недоумок, — поправляя одежду, выругался Тейл Барнау. — Никто не заставлял тебя ставить на Селгана. Ты сам принес деньги. Так чего же ты сейчас хочешь? Если бы я возвращал ставку каждому неудачнику, который ко мне приходит, то давным-давно уже разорился.

— Но ты уверял меня, что это беспроигрышный вариант!

— И что с того? Людям свойственно ошибаться. Скажи я тебе, что завтра пойдет дождь из лягушек, то что? Ты бы побежал покупать зонт? Нужно уметь думать своей головой.

— Мерзавец, — не найдя других слов, прохрипел Эгле, сделав попытку вырваться из хватки цепных псов, но те держали крепко.

Тейл Барнау посмотрел на него безразличным взглядом.

— Вышвырните его, — затем велел он охранникам.

Молча выведя чертыхающегося Эгле из конторы, те грубо выкинули его на улицу.

Небо сыпало дождем. Вернее даже не сыпало, а секло широкое каменное брюхо, распростершееся под ним, сотнями тысяч водяных плетей. Шагая в лабиринте путаных улочек Черного Двора, Лукас Эгле, думая о случившемся, пытался сообразить, что же ему теперь делать.

На первый взгляд, в сложившейся ситуации не было ничего катастрофического. В конце концов, Эгле не в первый раз в жизни терял деньги на подобных вещах. Конечно, прежде ему приходилось иметь дело с меньшими суммами, но все же. Однако тут-то и заключалась главная проблема — проигранные деньги принадлежали не ему.

Черный Двор делили между собой несколько десятков банд. Мелких и крупных, промышлявших грабежами, кражами и разбоями; они, как хищные стаи, бродили рядом и неминуемо перегрызли бы друг другу глотки, если бы над ними не стояла организующая сила. И такой силой для банд Черного Двора был Одноглазый Сид. Некоронованный король темной стороны Делла, Сид уже два десятка лет мудро правил своим ночным царством, держа в своей власти всех: от забитого уличного бродяги, побирающегося на углу, до афериста, обрабатывающего безутешных вдов.

Эгле работал на Сида не так давно, где-то чуть меньше года. До этого, вместе со своей немногочисленной бандой, он числился свободным игроком, со всеми вытекающими из подобного положения выгодами и неудобствами. К выгодам можно было отнести то, что Эгле не был обязан ни перед кем держать отчет в своих действиях. Неудобства же заключались в том, что в случае серьезных неприятностей ему также приходилось рассчитывать лишь на себя. Никто не стал бы вступаться за каких-то уличных оборванцев, поэтому, когда дела начали складываться не самым лучшим образом и у банды Эгле возникло небольшое непонимание с головорезами Петерка Борса, метившими на их территорию, Эгле пришел к Сиду. Выслушав, Сид принял его в свое обширное криминальное семейство. И глядя на этого невысокого, немолодого мужчину, лишенного одного глаза, Лукас Эгле тогда с трудом мог поверить, что это тот самый Одноглазый Сид, который, по слухам, вспоров живот одному из своих должников, задушил того его собственными же кишками.

— Запомни, парень, — сказал ему на прощание в тот раз Одноглазый, — я не терплю среди своих людей лишь две вещи: воровства и предательства. Если ты предашь меня, я утоплю тебя в твоей же крови. А если обманешь с деньгами — отрублю руки.

И Эгле запомнил. И до последнего времени неукоснительно придерживался этих заповедей, помня о суровой каре. Однако несколько дней назад Сид послал его к одному скупщику краденного, который задерживал плату уже почти на два месяца. Барыгу звали Муном, и он не отличался особой храбростью, так что Эгле потребовалось лишь немного надавить на него, чтобы сполна получить все причитающееся. Вышло немногим больше шестисот монет.

Эгле должен был передать деньги Сиду в конце недели. Услышав про возможность хорошенько подзаработать на верной ставке, он решил, что ничем не рискует. Если бы дело выгорело, Эгле получил бы такой барыш, о котором можно было только мечтать. Почти пять с половиной тысяч. Но ублюдок Барнау его подставил, Бык проиграл.

И теперь у Лукаса Эгле оставалось четыре дня, чтобы как-то решить эту проблему.

— Да уж, дружище, влип так влип, — присвистнув, невесело сказал Эгле Бриан Гримм, внимательно выслушав перед этим всю историю. Руби Зейн по кличке Немой, третий и последний член их небольшого разбойничьего братства, как всегда оставался молчалив и сосредоточен.

Вопреки традиции, этим вечером они собрались в "Пьяном погребе". Привычное место встреч было отвергнуто в пользу безопасности. И теперь, сидя за дальним столиком, все трое угрюмо молчали, размышляя над тем, как с наименьшим ущербом выйти из сложившегося положения.

— У меня есть знакомый, — сказал Гримм. — Он занимается контрабандой. Как-то, не так давно, он предлагал мне поучаствовать в одном предприятии. Он сказал, что где-то за Железными островами, по ту сторону Каменных Ворот, на небольшом архипелаге живет племя — самые натуральные дикари: бегают голышом, охотятся на морских черепах и поклоняются каким-то своим каменным божкам. Мой приятель говорил, что они настолько дики, что до сих пор приносят человеческие жертвы и не брезгают каннибализмом. Но дело не в этом. По его же словам, это племя обладает несметными богатствами. Он говорил мне, что сам видел изготовленные ими украшения. Браслеты, кольца, серьги — и все из чистейшего золота. Одному Дьяволу известно, откуда и как они его добывают. Однако этого добра у них так много, что они его совершенно не ценят и готовы обменивать на всякую дрянь, вроде стеклянных бус и консервов. Так что нужно всего лишь зафрахтовать корабль и прикупить этого барахла. Если я все верно понял, — цена вопроса полторы сотни монет. Мой приятель готов взять фрахт судна на себя. Все, что нам нужно, деньги на товар для обмена.

Эгле, отпив из стоящей перед ним кружки, хмуро посмотрел на него.

— Отличная идея! — саркастически произнес он затем. — Вот только… Во-первых, где нам найти деньги на товар. А, во-вторых, сколько, по-твоему, все это займет времени?! Месяц? Полгода? Год? За сколько корабль доберется до этих чертовых островов и вернется обратно?

Бриан Гримм, пожав плечами, почесал в затылке.

— Кажется, речь шла о пяти неделях, — ответил он.

— Пять недель?! Это больше месяца! К этому времени Сид уже разберет меня на части. Деньги нужны мне через четыре дня!

— Тогда не знаю, — недовольно буркнул Бриан Гримм. — Но, черт возьми, я хотя бы что-то предложил!

— С таким же успехом ты мог предложить ограбить императорскую сокровищницу! — заметил ему Эгле. — Предложение заманчивое, но толку в нем — ноль.

Гримм обиженно насупился, и за столиком вновь воцарилось напряженное молчание. Мрачно потягивая выпивку и не произнося ни слова, мужчины просидели так, должно быть, с полчаса. Лукас Эгле с какой-то странной обреченностью рождал в своем сознании один нелепый план за другим, тут же отвергая их, когда Руби Зейн несильно толкнул его локтем в бок. Подняв на него взгляд, Эгле увидел, как тот кивком указал ему в сторону барной стойки.

— Ба! — негромко воскликнул Бриан Гримм, тоже взглянув в указанном направлении. — Да это же та дрянь, что две недели назад натянула нам нос!

Эгле не пришлось долго напрягать зрение, чтобы понять, что он прав. У барной стойки действительно сидела та самая девчонка, которая обчистила его. Ни на кого не обращая внимания, она не спеша пила пиво. В голове Эгле затеплилась какая-то смутная мысль. Сам еще не до конца понимая, что делает, в следующую минуту он уже поднялся из-за стола и направился в ее сторону. Приятели последовали за ним.

Когда от девчонки их отделяло всего несколько шагов, Эгле жестом велел Руби Зейну двигаться вперед.

— Так-так, кого я вижу? — громко произнес он затем.

Услышав его, девушка хотела было обернуться, однако в это самое мгновение Руби Зейн, подойдя к ней сзади и обхватив в плечах, заключил ее в свои медвежьи объятья. Мерзавка попыталась вырываться, но точный удар в голову быстро ее успокоил.

Кажется, никто из посетителей забегаловки не обратил особого внимания на происшедшее. Но все же, не теряя времени, мужчины, прихватив бесчувственное тело девушки, поспешили выбраться на улицу.

К этому времени идея, как выпутаться из того дерьма, в котором он теперь очутился, окончательно оформилась у Лукаса Эгле в голове.

— Отнесите ее на склад, — велел он своим сообщникам. — Свяжите и оставьте там под замком. Оттуда она уже никуда не денется.

С этими словами он зашагал от них по улице прочь.

— Хей, а ты куда? — окликнул его Бриан Гримм.

— Мне нужно поговорить с одним человеком, — ответил Эгле. — Думаю, эта девка может помочь мне вернуть деньги Сиду.

Человека, к которому направился Лукас Эгле, звали Бартлми Бинг. Но для многих обитателей Черного Двора он был известен прежде всего как господин Бэбэ. И не в последнюю очередь благодаря своему борделю, который, собственно, и носил его имя. "Дом сладостных утех господина Бэбэ" — просто и скромно именовалось это место.

Бордель располагался на углу небольшой грязной площади. Днем это было обычное двухэтажное здание, ничем не примечательное на фоне прочих. Но стоило на город опуститься темноте, как оно тут же преображалось. Над входом и в окнах его зажигался свет, а внутренности сейчас же наполнялись, шумом, смехом и музыкой.

И хотя заведение господина Бэбэ не числилось среди лучших, однако пользовалось определенной популярностью у любителей развлечений известного толка.

Вышибала у входа, у которого Эгле поинтересовался, можно ли поговорить с господином Бэбэ, проводил его на второй этаж. Личный кабинет Бартлми Бинга был обставлен в пошловатом колониальном стиле. По углам, в бронзовых курительницах, дымились благовония, чей густой запах и желтоватый пьянящий дым наполняли помещение, туманя взгляд и рассудок. У стен на подставках из черного дерева помещались бронзовые же статуэтки, изображавшие некоторых из представителей многочисленного ашхезского пантеона.

Сам господин Бэбэ, в обществе двух девиц с пустыми, одурманенными мороком глазами, полулежал-полусидел на просторном убранном множеством мягких подушек ложе в центре комнаты. Все трое по очереди затягивались дымом из большого, но изящного кальяна, стоящего перед ложем.

— А, мой друг! — воскликнул он, завидев Эгле. — Какими судьбами? Присоединяйся к нам!

Жестом отослав охранника и подвинув одну из девиц, господин Бэбэ указал на место рядом с собой. Поприветствовав его и поблагодарив за гостеприимство, Эгле опустился на одну из подушек.

— Что привело тебя ко мне? — спросил Бинг, протягивая ему мундштук. — Желаешь поразвлечься? Только скажи, и я соберу всех своих девочек. Выберешь себе любую, какую пожелаешь, — бесплатно. Сегодня у меня хорошее настроение!

Затянувшись наркотическим дымом, Лукас Эгле вопросительно посмотрел на господина Бэбэ.

— И по какому поводу такая щедрость?

— Я сделал хорошие деньги на сегодняшних боях, — объяснил тот. — Три мои ставки сыграли, так что сегодня я могу позволить себе быть щедрым. Кстати, ты ставил на кого-нибудь?

Чувствуя, как внутри поднимается волна раздражения, Эгле пробормотал в ответ что-то неопределенное.

— Вообще-то, я пришел не развлекаться, — произнес он затем. — У меня есть к тебе деловое предложение.

— Предложение?

— Да, — подтвердил Эгле. — Тебе ведь нужны новые девочки? У меня имеется для тебя отличный вариант.

— Интересно, — задумчиво произнес господин Бэбэ. — Кто такая?

— Одна бродяжка, — ответил Лукас Эгле. — Она задолжала мне, но так как платить, кроме собственного зада, ей нечем, я решил, что ты мог бы купить ее. Не волнуйся, проблем не будет. Как я понял, родни здесь у нее нет. Похоже, девчонка сбежала откуда-то из колоний. Она вполне смазлива. Я бы оставил ее себе для развлечений, но мне срочно нужны деньги.

— И сколько ты хочешь?

— Тысячу монет.

Рассмеявшись, Бартлми Бинг покачал головой.

— Нет-нет, так дело не пойдет. Я не плачу столько даже за девственниц.

Эгле посмотрел на него сквозь завесу дыма.

— Хорошо. Какая твоя цена? — спросил он.

— Пятьсот, — на мгновение задумавшись, отозвался Бинг.

— Шестьсот, — предложил Эгле.

Господин Бэбэ широко и добродушно улыбнулся.

— Моя доброта сегодня не знает границ, — произнес он. — Договорились. Шестьсот.

Мужчины пожали руки.

— Приведешь ее ко мне завтра. Тогда же и получишь деньги.

Вернувшись тем вечером из борделя домой, Лукас Эгле тут же завалился спать. Он очень устал, однако, засыпая, подумал о том, что, кажется, все дело уладилось к лучшему. И теперь, если не случится чего-то из ряда вон выходящего, за долг перед Сидом можно не беспокоиться.

На следующий день проснулся он поздно. Комнату наполнял тусклый, безрадостный свет ненастного дня.

Одевшись, Эгле отправился завтракать в ближайшую таверну. На улице его ждал человек. Он стоял в подворотне, прячась от дождя, и когда Лукас проходил мимо, окликнул его по имени. Подойдя к нему ближе, Эгле узнал Хоупа Тейта, одного из подручных Сида, входящего в ближний круг. Невысокий, крепкий, с простым, открытым лицом, на котором особенно привлекали внимание темные буравчики глаз.

— Как дела, приятель? — участливо поинтересовался Тейт.

— Все в порядке, — ответил Эгле.

— Что же, это отлично. Значит не о чем и беспокоится? Ведь так? Видишь ли, меня попросил навестить тебя Сид. Ему очень интересно, получил ли ты деньги с того барыги, к которому он тебя посылал?

Тейт смотрел ему прямо в лицо, и Эгле почти физически ощущал этот взгляд.

— Да, — подтвердил Эгле, всеми силами стараясь сохранить самообладание. — Я получил деньги. И сейчас они в надежном месте. Но ведь мы, кажется, договаривались на конец недели? Разве не так?

Хоуп Тейт обезоруживающе улыбнулся.

— Для чего же тянуть кота за хвост, если все дело на мази? Ты забрал деньги, и Сид хотел бы их получить. Все просто. Так что мне передать ему? Когда тебя ждать?

— Завтра, — сказал Эгле. — Сегодня у меня есть несколько важных дел, с которыми необходимо разобраться. Но завтра деньги будут у Сида.

— Важных дел… — повторил за ним Тейт.

Несколько бесконечных секунд он ощупывал лицо Эгле глазами, словно пытаясь разглядеть в нем что-то. Казалось, он, как гончая, ищущая в ветре запах зверя, пытался угадать в нем признаки лжи.

Эгле сглотнул слюну.

— Что ж, — произнес наконец Тейт, — завтра так завтра. Только не забудь. Сид будет тебя ждать. Бывай, — с этими словами он похлопал Эгле по плечу и вышел под дождь.

Провожая его взглядом, Лукас Эгле ощущал себя канатоходцем, которому одним чудом удалось удержать равновесие и не сорваться в разверстую под ногами бездну.

Встретиться с Брианом Гриммом и Руби Зейном он должен был только вечером. Впрочем, при всем желании разобраться с этим делом как можно скорей, раньше восьми часов соваться к господину Бэбэ также не имело смысла; днем бордель впадал в спячку, набираясь сил перед бурной ночью.

Коротая время, Эгле бродил из бара в бар. В одном он послушал последние сплетни относительно колониальной политики Жердена. Говорили, что зреет новая война. И окрестив прошедшую Последней власти явно поспешили. В другом — проводились бои странных насекомых. Твари являли собой жуткую помесь богомола и скорпиона. Помещенные, как бойцы — на ринг, в деревянный ящик с высокими стенками, они с обреченностью смертников сражались друг с другом, пуская в ход хитиновые лезвия, которыми оканчивались их парные передние конечности, и ядовитые хвостовые шипы. Зрелище было захватывающим. И Эгле с трудом удержался от соблазна поучаствовать в местном тотализаторе.

После этого он сменил еще несколько забегаловок, пока, наконец, не добрался до той, где была назначена их ежевечерняя сходка.

Руби Зейн пришел точно к сроку. Бриан Гримм же где-то задерживался. Но не прошло и четверти часа, появился и он.

— Как дела с девчонкой? — первым делом поинтересовался у него Эгле.

— Все в порядке. Мы, как ты и велел, отнесли ее на склад.

— Отлично. Ты был у нее сегодня?

— Нет, — честно признался Гримм. — Но, как ты сам говорил, деться ей некуда. Руби лично связал ее, а он, ты знаешь, спец по этой части. Ну а что ты все же придумал насчет долга?

— Потом, — отмахнулся Лукас. — Расскажу, когда все будет сделано. А сейчас дай мне ключ.

Вынув из кармана, Бриан Гримм протянул ему требуемое.

— Кстати, — сказал он, когда Эгле уже собирался уходить. — Я был сегодня в баре у Ларка, и он шепнул мне, что к нему приходили двое каких-то парней. Они спрашивали про девчонку. Ларк им ничего не сказал, но все-таки. Думаешь, это серьезно?

— Не знаю, — ответил Эгле.

— Может, нам все же пойти с тобой?

— Справлюсь, — отозвался он. — Увидимся завтра, — бросил он на прощание и поторопился покинуть бар, на ходу думая о том, что сказал ему Гримм.

Погруженный в мысли о том, кем могут быть эти двое, приходившие к Ларку, Эгле прошагал, должно быть, квартал или два, когда внезапно перед ним, преграждая дорогу, вырос какой-то длинный детина. Эгле хотел было обойти его, но тот снова заступил ему путь.

— Какого черта тебя надо, приятель? — зло спросил у него Лукас. — Ищешь неприятностей? Так я тебя их сейчас устрою. Пошел прочь…

Он уже замахнулся, чтобы ударить стоящего перед ним, когда кто-то сзади перехватил его руку.

— Думаю, насилие — последний способ разрешить ситуацию.

Эгле обернулся. Человек был одного с Лукасом роста. Одетый во все черное, — плащ, шляпа, сапоги — он, ко всему прочему, носил затемненные очки.

— Кто вы такие? — смотря то на одного, то на другого спросил Эгле.

— Не имеет значения, — произнес человек в темных очках. — Но вот вы могли бы нам кое-чем быть полезны. Сейчас я задам вам несколько вопросов, на которые советую отвечать правдиво и быстро.

— С какой это стати? — задиристо поинтересовался Эгле, и тут же ощутил острую боль в вывернутом запястье, заставившую его опуститься на колени прямо в грязь.

— Как я уже сказал, — улыбнулся человек в очках, — насилие — последний способ разрешить ситуацию. А теперь — вопросы.

 

Глава семнадцатая

Октябрь

Казалось, мир вращается. Кружится, словно карусель. И она находится в самом сердце этого вращения. В эпицентре черного вихря, который стирает все ориентиры пространства. Долгое время не существовало ничего, кроме этого тошнотворного движения, но постепенно оно начало замедляться, сбрасывать обороты…

Все медленнее, медленнее, медленнее, пока наконец…

Октябрь открыла глаза.

Первым, что встретило ее на пороге сознания, была боль. Боль от виска перекатилась к глазам и на секунду ослепила девушку, но быстро вернулась обратно, превратившись в пульсирующую точку.

Немного придя в себя, девушка огляделась.

Помещение, где она находилась, напоминало небольшой склад. В центре высилась пирамида из ящиков. У стен стояло несколько бочек. Сверху свисала пара цепей; пропущенные через блоки и оканчивающиеся крюками, они, по всей видимости, предназначались для перемещения грузов внутри склада. В дальнем углу были навалены какие-то пыльные мешки.

Свет проникал внутрь косыми лучами через маленькие окошки, распложенные почти под самым потолком.

Попробовав пошевелиться, Октябрь обнаружила, что привязана. Она сидела на стуле. Руки были заведены за спинку и связаны в запястьях. Ноги примотаны к деревянным ножкам. После нескольких попыток растянуть путы, она убедилась, что веревки держат крепко.

Черт возьми, но как она здесь очутилась?

Последним, что она помнила из минувшего дня, был этот ублюдок, который сграбастал ее в баре. Но кто он такой? И зачем приволок ее сюда? Чтобы убить? Изнасиловать? Или, быть может, в его планы входило и то, и другое?

Дьявол!

Октябрь вновь попыталась совладать с веревками, но лишь раскачала стул и чуть не свалилась на пол. Нет, самой ей не освободиться.

Значит, оставалось только ждать. Перспектива была невеселой, но иного выхода девушка не видела.

Потянулись часы. Тело, зафиксированное в неудобной позе, медленно затекало. И без того тусклый свет в окошках под потолком постепенно мерк до тех пор, пока помещение окончательно не погрузилось во мрак. В течение этого времени девушка еще несколько раз предпринимала попытки освободиться, но все они оказались безуспешны. Она пробовала кричать, чтобы привлечь чье-нибудь внимание, однако это также не дало никакого результата. В какой-то момент, измученная и проголодавшаяся, Октябрь сама не заметила, как задремала.

Девушка не знала, как долго проспала, но разбудил ее скрежет открывающегося замка. Вокруг было все так же темно. За стенами слышались завывания ветра и шум дождя.

Следующим, что Октябрь услышала, был звук открывающейся двери, невидимой за нагромождением ящиков; вдоль дальней стены легла блеклая полоса уличного света. Но тут же вошедший зажег керосиновую лампу, и помещение наполнилась ее сиянием. По деревянному полу, приближаясь, зазвучали шаги. Девушка внутренне напряглась, понимая, что сейчас увидит того, кто сделал ее своей пленницей.

Человек вышел из-за ящиков. Одетый во все черное, он осмотрел Октябрь так, словно та была картиной, которую он собирался подвергнуть критике. Однако при этом в нем вовсе не ощущалось какого-либо злого намерения.

Но девушка все же решила предупредить его возможные действия.

— Только тронь меня, и я перережу тебе глотку! — грозно пообещала она.

— Хм, — хмыкнул в ответ человек. — Подобными запретами вы создаете мне определенные трудности для вашего освобождения, но я все же рискну их нарушить.

Освобождения? Октябрь окончательно перестала что-либо понимать.

Со стороны входа раздался голос:

— Ну чего вы там возитесь?

Услышав его, Октябрь не сразу поверила ушам.

— Меррик?!

Однорукий вор вырос рядом с незнакомцем, который, поставив лампу на угол одного из ящиков, уже занимался веревками.

— Привет, — сказал он.

— Что ты здесь делаешь?

— А ты не рада меня видеть?

— Рада. Но… Как ты меня нашел?

— Это долгая история, которую я расскажу позже, — пообещал Меррик. — А теперь нужно поскорее проваливать отсюда, пока кто-нибудь не решил нам в этом помешать.

К этому времени незнакомец уже полностью освободил девушку. Она попыталась самостоятельно встать, но онемевшее тело не хотелось слушаться. Ноги подкашивались. Подставив плечо, однорукий вор помог Октябрь выбраться на улицу.

Снаружи их ожидала сырая темнота. Узкая и грязная улочка, шедшая под уклоном вверх, лежала между неровными рядами деревянных сараев и красными каменными коробами складов. Мужчины и девушка зашагали по ней, направляясь в сторону ближайшего перекрестка.

Они уже почти добрались до него, когда девушка почувствовала что-то неладное. Позади ей почудились голоса и звук чужих шагов. Она оглянулась, чтобы посмотреть, и в ту же секунду увидела, как бледное пятно фонарного света пересек темный человеческий силуэт.

— За нами идут, — сказала она так, чтобы услышали оба ее спутника.

Те тут же обернулись, чтобы убедиться в этом самостоятельно.

Незнакомцу в черном хватило одного взгляда, чтобы понять, что девушка права. Меррик же, остановившись, бестолково пялился в темноту.

— Ты уверена, что тебе не показалось? — спросил он. — Я никого не вижу!

Но лишь стоило однорукому вору произнести это, как в тот же момент из уличного мрака вынырнуло три тени.

— Дьявол! — выругался Меррик. — Эти мерзавцы все-таки нашли нас! Что будем делать? — обратился он к незнакомцу.

— Уходите, — велел тот. — Я задержу этих господ. На Хлебной улице есть гостиница. Ждите меня там. Скажите хозяину, что вы мои друзья.

С этими словами он двинулся навстречу преследователям.

Октябрь замерла в растерянности. Один против троих — расклад явно был не равный.

— Может, нам стоит ему помочь? — спросила она.

— Идем, — ответил Меррик. — Поверь мне, этот парень знает, что делает.

С этими словами он схватил девушку за руку, и оба, не жалея ног, бросились в сторону перекрестка.

Хозяин указанной гостиницы, по всей видимости, оторванный столь поздним визитом ото сна, сперва встретил их хмуро и настороженно. Впрочем, как еще можно было отнестись к двум бродягам, что посреди ночи колотятся в дверь. Оглядев ночных гостей, он неприветливо поинтересовался, что им надо.

— Нам нужна комната, — ответил однорукий вор.

— Мест нет, — категорично отрезал хозяин. — Попробуйте поискать кров где-нибудь в другом месте. Дальше по этой же улице есть ночлежка, постучитесь туда, уверен — там вам не откажут.

Сказав это, он уже собирался закрыть дверь, но Меррик успел просунуть в щель ногу.

— Мы друзья господина Регинальда.

— Господина Регинальда? — при упоминании этого имени лицо мужчины изменилось, из сурового превратившись в растерянное.

— Именно так, — подтвердил однорукий вор. — Он послал нас сюда, велев дождаться его. Так что, мы можем войти?

— Конечно, конечно, — проговорил хозяин, распахивая дверь. — Вам стоило сказать это сразу. Друзья господина Регинальда всегда желанные гости в моей гостинице! Проходите.

Сразу же отыскалась и свободная комната. Мужчина проводил девушку и однорукого вора на второй этаж и, открыв номер, сказал, что сейчас же распорядиться, чтобы им собрали что-нибудь на поздний ужин. Когда принесли еду, Октябрь с жадностью набросилась на нее, лишь теперь ощутив, насколько же она голодна.

— А что за человек этот господин Регинальд? — спросила она, уплетая бутерброды с холодной свининой.

Меррик странно посмотрел на нее.

— Я думал, ты расскажешь мне это? Как и то, что ты не поделила с этим ублюдком по имени Эгле? Что он хотел от тебя?

— Эгле? — переспросила пораженная Октябрь. Мерзавец, что пытался ее обчистить, но в итоге поплатился своим же кошельком. — Ты хочешь сказать, что это он запер меня на том складе?

Однорукий вор кивнул.

— А ты этого не знала?

Октябрь покачала головой.

— Я сидела в баре, когда на меня напали сзади. Затем меня оглушили, а очнулась я уже связанной. Так значит, это был этот подонок! Но, черт возьми, как он меня нашел?

Казалось, девушка всерьез задумалась.

— Может быть, ты все же объяснишь, кто он такой? — спросил Меррик.

Но в ответ Октябрь лишь отмахнулась:

— Неважно, — сказала она. — А что насчет этого Регинальда? Почему ты решил, что мы с ним знакомы?

Подойдя к ней, однорукий вор достал из-за пазухи какой-то сложенный вдвое листок и подал Октябрь. Посмотрев на него непонимающим взглядом, девушка развернула бумагу. И тут же застыла еще в большем недоумении.

С листка на нее смотрело ее же собственное изображение. Сходство было потрясающем, если бы только не это дурацкое платье и нелепая прическа.

— Откуда это? — не скрывая своего удивления, спросила девушка.

— От Регинальда, — ответил Меррик. — Он раздавал эти штуки, надеясь, что они помогут тебя отыскать. И отчасти так и вышло.

Однорукий вор коротко рассказал девушке о том, как познакомился с сыщиком, и том, как им удалось ее найти.

Выслушав его, Октябрь некоторое время сидела молча, пытаясь понять, что бы все это могло значить. Множество вопросов переполняло ее. Что за человек этот Регинальд? На какого работает? И для чего должен был ее отыскать? Да, впрочем, ее ли? Все это походило на какую-то ошибку.

Именно это она и сказала вслух.

— Быть может, что это и так, но… Ты уверена? — спросил ее однорукий вор.

И девушка поняла, что не способна ответить определенно. Ей вспомнились те странные сны, что она видела в последнее время. Сны о незнакомой жизни, в которых она была не она.

Октябрь снова посмотрела на рисунок.

— Но как такое возможно? Когда я попала в колонии, мне было всего девять. А здесь, на этом рисунке — это просто не могу быть я!

— Я тоже об этом думал, — согласился Меррик. — Но если это не ты, то кто? Твоя мать? Сестра? Ведь была у тебя когда-то семья? Была какая-то другая жизнь, до колоний?

— Наверно, но… я ее не помню, — помолчав мгновение, призналась Октябрь.

— Не помнишь? Как такое может быть? — удивился Меррик.

Девушка хотела было ответить, что сама не понимает этого, но что это правда, и вся прежняя ее жизнь, все раннее детство, лежащее за границами девятилетнего возраста, для нее самой покрыто мраком. Однако не успела этого сделать. В это самое время внизу раздался какой-то шум, по лестнице зазвучали шаги и в следующую минуту, сопровождаемый хозяином, в комнату вошел Регинальд.

— Господин Матеш, не будете ли вы столь любезны, принести мне горячей воды и чистых тряпок, — попросил он, усаживаясь на стул у окна и как-то странно прижимая рукой бок.

Не задавая лишних вопросов, хозяин тут же поспешил исполнить просьбу.

Когда сыщик снял плащ, Октябрь увидела, что сорочка под ним сильно испачкана кровью.

— Что случилось? — спросила она. — Вы серьезно ранены?

— Не думаю, — отозвался Регинальд. — Просто один из тех господ, что преследовали нас, оказался несколько более ловким, чем я ожидал. Но это пустяки.

После того как рану промыли, она действительно оказалась неглубокой. Октябрь со знанием дела наложила повязку — в Ашхезе ей не раз приходилось бинтовать пострадавших от безжалостных прутьев надсмотрщиков или заточек, которые использовались в разборках между бараками.

Когда, забрав остатки поздней трапезы и грязную воду, хозяин оставил их, все трое принялись укладываться на боковую.

Октябрь, как единственной девушке, досталась кровать. Регинальд расположился в кресле. Однорукому же вору выпало спать на полу. Засыпая, Октябрь слышала, как он ворочается, пытаясь удобней улечься на тоненьком матраце. Но звуки его возни недолго отвлекали девушку. Утомленная и уставшая, она очень быстро провалилась в сон.

Механическая мелодия музыкальной шкатулки… Анфилада просторных светлых комнат, уходящая, кажется, в бесконечность… И голос…

Ласковый и бесплотный, он зовет ее откуда-то издалека. Шепот рождается у самых ушей, ласкает, вливается в них нежными волнами. Голос влечет, велит двигаться.

Ада, молит он, Ада, приди сюда. Приди ко мне. Я здесь… здесь…

Иди. Беги. Не стой на месте.

Голос манит, приказывает, у девушки нет сил сопротивляться его странной власти. И она подчиняется. Но кто тот призрак, что зовет ее? Комната сменяет комнату, однако это лишь видимость перемен; все залы абсолютно одинаковы. Белые голые стены, высокие потолки, украшенные причудливой лепниной, которую невозможно рассмотреть: стоит лишь задержать взгляд на какой-то детали, как она начинает рябить, дрожать, расплываться масляными пятнами по воде.

Обман. Морок.

Вход, выход, вход, выход — и все по новой. Стены, потолки, дверные проемы…

Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее, девушка бежит сквозь бесконечность помещений. Ей кажется, что она попала в какой-то заколдованный круг, лабиринт без начала и конца. И ей никогда не выбраться из этого проклятого места. Никогда? Но… как же голос? Ведь кто-то есть там, куда он влечет ее? Кто-то хочет, чтобы она пришла? Кто-то заклинает ее: Ада, Ада, Ада…

И девушка продолжает свое бессмысленное движение.

Вход, выход, вход, выход, вход…

Пока наконец…

Комната похожа на все остальные, но… что это там? Кто-то движется ей навстречу. Кто-то идет через соседний зал. Ближе, еще ближе — теперь уже можно рассмотреть: это девушка. Дорогое платье, шея и уши украшены драгоценностями, волосы убраны в простую, но изящную прическу. И чем ближе они сходятся, тем отчетливее становится их сходство. Она могла бы быть ее сестрой. Она могла бы быть ее близнецом. Она могла бы быть ей самой.

Шаг, другой, третий… Осторожно. В совершенно одинаковых жестах девушки протягивают друг другу руки, чтобы коснуться, но пальцы встречают на пути своего движения преграду.

Это не дверной проем…

Стекло. Зеркало. Очередной обман.

Ада, вновь шепчет голос, Ада. Смотри. Ты помнишь? Помнишь?

Но она не знает, что должна помнить. Изображение в стекле изменяется. И теперь вместо молодой девушки перед ней девочка. Она протягивает ей свою руку, и та, как сквозь воду, проходит через зеркальную поверхность.

Коснись меня, говорит девочка, я помогу тебе.

Девушка ощущает прикосновение маленьких пальчиков. И…

Ее разбудил голос однорукого вора. Открыв глаза, Октябрь увидела, что он стоит рядом с ее кроватью.

— Эй, просыпайся.

— Что-то случилось?

Бесконечные комнаты, призрачный зов — сон еще не окончательно выветрился из сознания девушки. И вновь это имя: Ада. Где же она могла его слышать?

Черт возьми, до чего же все это странно!

— Так что произошло? — спросила она, садясь на край кровати и протирая глаза.

— Пора уходить.

— Уходить? Куда? — не поняла Октябрь. Она огляделась: — Где Регинальд?

— Наш друг куда-то удалился, поэтому у нас появилась возможность избавить себя от необходимости в дальнейшем находиться в его обществе. Проще говоря, мы можем бежать.

Быстро прошагав комнату, Меррик в ожидании остановился у двери. Однако Октябрь не спешила к нему присоединиться.

— Чего ты ждешь? — удивленно спросил однорукий вор. — Этот шпик может вернуться в любое мгновение. Идем.

Девушка, спустившись с кровати, уже сделала было несколько шагов в его сторону, но в следующее мгновение остановилась и покачала головой. Внезапно она поняла, что не сможет уйти.

— Я остаюсь, — сказала она. — Если тот человек, на которого работает Регинальд, действительно как-то связан с моим прошлым, я хочу знать. Возможно, он сможет мне рассказать, кто я такая.

— А что если Регинальд работает на полицию? — возразил ей Меррик. — Или входит в штат детективов Колониальной компании? Мысль о подобной возможности не приходила тебе в голову? Ведь ты сбежала из колоний, и тебя могут искать.

От этих слов однорукого вора девушкой, казалось, овладело сомнение. Она действительно совершенно не думала о подобной вероятности. Что, если это правда? Но… нет.

— А рисунок? Откуда он мог взяться у них?

Меррик не нашел, что ей ответить. Отойдя от двери, он опустился на стул.

— Значит, ты думаешь, что все это на самом деле как-то связано с твоим прошлым? С той прежней жизнью, о которой ты не помнишь?

Девушка пожала плечами.

— Не знаю, — ответила она. — Но хочу узнать.

Октябрь с одноруким вором как раз заканчивали завтрак, любезно предоставленный хозяином гостиницы, когда вернулся сыщик.

— Где вы были? — спросила его девушка.

— У человека, по чьей просьбе я вас разыскивал и который очень желал бы с вами увидеться, — ответил тот. — Идемте. На улице нас ждет коляска.

Все трое спустились вниз. Улица была окутана красноватой дымкой. У дверей гостиницы их действительно ждал экипаж. Когда девушка забралась внутрь, Регинальд обратился к Меррику.

— Что ж, молодой человек, я весьма благодарен за оказанную вами помощь, но теперь, боюсь, нам придется расстаться. Вот, возьмите, — с этими словами он сунул однорукому вору несколько банкнот и уже отвернулся, чтобы забраться в коляску.

— Постойте, мы так не договаривались, — возмутился Меррик. — Я тоже еду.

— Увы, это невозможно. Мой клиент желал видеть одну только мадмуазель. Так что…

— Он едет, — вмешалась Октябрь. — Или я останусь тоже.

Сыщик посмотрел сначала на нее, затем на однорукого вора.

— Что ж, если вы так ставите вопрос, — сказал он, — то мне не остается ничего другого, как согласиться.

С этими словами он жестом указал Меррику на коляску, предлагая занять место внутри.

Когда, наконец, все трое уселись, экипаж тронулся.

Дорогой девушка размышляла о привидевшемся накануне сне. Что он мог значить? Она только сейчас подумала, что все эти странные грезы начались после того, как она побывала у Модо. Было похоже на то, как будто плотина, сдерживающая ее воспоминания, дала течь, и теперь те тоненькой струйкой в виде странных и малопонятных образов просачивались в ее сновидения.

И еще это имя — Ада. Она так и не могла вспомнить, где же слышала его?

Коляска катила в сторону центра. За окном проносились дома, магазины, лавки, уличные кафе. Добравшись до Собора, коляска свернула направо. Улица выглядела до боли знакомой. Ненадолго остановившись, пока слуги открывали ворота, экипаж затем въехал во внутренний двор.

Наконец, он замер окончательно.

Регинальд выбрался первым и расплатился с извозчиком. Следом за ним вылез Меррик. Октябрь вышла последней.

Однорукий вор странно озирался.

— Черт возьми, да это же тот самый дом, из которого мы украли дневник для этого полоумного коротышки, — негромко сказал он Октябрь. — Я же тебя предупреждал, что это ловушка!

Оглядевшись, та поняла, что он прав. Так что, значит действительно ловушка? Но если так, то почему их привезли сюда, а не в полицию.

И тут внезапно она вспомнила. Воспоминание пришло в виде яркой и живой картины. Комната, лунный свет, мужчина с пистолетом. Ада, позвал он ее тогда. В тот раз девушка сочла его сумасшедшим, но теперь она уже не была в этом так уверена.

— Идемте, — произнес Регинальд, — доктор Нэйк ждет вас.

— Нужно бежать, пока еще не поздно, — шепнул ей однорукий вор.

Но, будто не слыша его, Октябрь вслед за сыщиком вошла в дом.

 

Глава восемнадцатая

Папа хум

Закончив с ужином, Папа Хум закурил сигару и сквозь дым оглядел зал. В рассеянном свете хрустальных люстр сверкал другой хрусталь, внутри которого жидким золотом искрилось вино. Тут и там между столиками белели форменные куртки лакеев. Негромко играл оркестр.

Ресторан отеля "Корона" не отличался изысканной кухней или большим выбором блюд, однако, по заведенной когда-то традиции, Папа Хум ужинал здесь каждую пятницу на протяжении последних пятнадцати лет. В постоянно изменчивом мире, любил повторять он, нужны хоть какие-то четкие ориентиры, вещи, которые, несмотря на все невзгоды и треволнения, остаются неизменными. И таким ориентиром, маяком в бурливом жизненном море для старого редактора были пятничные ужины. Шел ли дождь или валил снег, обрушилось ли бы на землю небо или океан вышел бы из берегов — Папа всегда приезжал в отель ровно к восьми часам. Он ужинал один, никогда не назначая на это время встреч или деловых свиданий, и так же строго уходил ровно в десять. В подобной пунктуальности проявлялся характер бывшего военного корреспондента.

В этот раз, направляясь к выходу, Папа не успел пересечь холл, когда кто-то окликнул его со спины.

— Господин Хуммертад!

Остановившись, Папа обернулся. Со стороны стоявшего у стены низкого дивана к нему двигался молодой человек. Узнав его, старый редактор нахмурился.

— Господин Вайс, — без особой теплоты в голосе поприветствовал он молодого человека, когда тот подошел ближе. — Что вы тут делаете?

— Мне нужно кое-что вам передать, — ответил юноша, как-то странно воровато оглядевшись.

Старый редактор мысленно выругался, про себя решив, что если этот назойливый писака сейчас попытается всучить ему очередную свою ерунду, то он просто пошлет его к черту!

— А это не может подождать? — изо всех сил стараясь держать себя в руках, поинтересовался он. — Сейчас я спешу. Если у вас действительно что-то срочное, приходите ко мне завтра. А еще лучше — в понедельник.

С этими словами старый редактор уже отвернулся и сделал шаг в сторону выхода, когда юноша растерянно пробормотал:

— Но как же… Ведь господин Эрн…

Услышав знакомую фамилию, Папа Хум вновь обратил свое внимание к молодому писателю.

— Господин Эрн? — спросил он. — Вы виделись с Сотом?

Вайс кивнул.

— Что с ним такое? Куда он, черт возьми, пропал?

Вместо ответа молодой человек сунул ему что-то в руку.

— Вот. Он просил передать вам это.

Папа непонимающе посмотрел на плотный квадрат сложенной бумаги. Развернув его, он затем внимательно прочитал содержащиеся в послании несколько строк.

— Черт возьми, но что все это значит?! — возмутился старый редактор. Однако, когда он поднял глаза, Вайса рядом уже не было. Папа несколько раз огляделся в поисках юноши, но тот словно испарился.

Пробормотав под нос очередное ругательство, Папа засунул записку в карман плаща и вышел из отеля. На улице шел дождь. Его струи холодно поблескивали в искусственном свете уличных фонарей.

Подозвав возницу, Папа забрался в экипаж и назвал адрес.

Уже в пути, сидя в коляске, он снова достал записку и еще раз пробежал короткое послание глазами. "Нужна помощь — значилось в нем. — Приезжай срочно". Ниже шел адрес. И больше ничего. Не было даже подписи, однако почерк не вызывал сомнений.

Старый редактор нахмурился, вновь задавшись вопросом, что бы все это могло значить?

Папа Хум не видел Сота Эрна уже почти неделю. Тот не появлялся в редакции и никак не давал о себе знать. Когда же старый редактор посетил его прежнюю квартиру, хозяин — вечно потный красномордый здоровяк с свисающим через ремень пивным брюхом — объявил, что господин Эрн съехал. Нового его адреса он не знал, однако Папе показалось, что толстяк чего-то недоговаривает. И уже тогда старый редактор подумал, что все это выглядит очень странно. Он подозревал, что все это как-то связано с тем делом, которым репортер занимался перед своим исчезновением. Опереточная история со смертью этой эстрадной примы на поверку, похоже, оказалась гораздо серьезней, чем можно было то предположить на первый взгляд. Однако, что именно произошло? Какие обстоятельства заставили Сота устроить эти нелепые шпионские игры? Старый редактор мог лишь догадываться.

В их последнюю встречу Сот говорил что-то о новой ниточке, которую нащупал в этом деле, но в тот раз так ничего толком и не объяснил. Насколько мог судить Папа, эта ниточка была как-то связано с тем анонимным письмом, которое пришло в редакцию на его имя. Старый редактор рассчитывал узнать больше, однако именно после этого разговора репортер пропал. И Папа уже начал беспокоиться за его жизнь и здоровье, когда теперь пришло это послание, в котором Сот просил его о помощи.

Улица, на которой его высадил возница, пролегала на границе Больших Торговых Рядов и Черного Двора, двух не самых приятных и дружелюбных районов Делла. На вопрос же, где располагается нужный старому редактору дом, извозчик лишь неопределенно махнул рукой в сторону ближайшего переулка, который точно хищная пасть темнел в свете одинокого фонаря. Прежде чем добраться до места, Папе пришлось еще несколько минут пробиваться через темноту и грязь. Когда же он наконец достиг своей цели и постучал в покрытую шелушащейся черной краской дверь, ему открыла хмурая немолодая женщина.

— Мне нужен Сот Эрн, — поздоровавшись, произнес Папа. — Он живет здесь?

Молча осмотрев старого редактора, женщина шире отворила дверь и указала на лестницу, ведущую на второй этаж.

— Комната направо, — бесцветным голосом уточнила она.

Поблагодарив, Папа вошел в дом и под аккомпанемент скрипучих ступеней поднялся на второй этаж. Когда он постучал в дверь указанной комнаты, никто не поторопился ему открыть. Пробормотав под нос проклятие, старый редактор повторил попытку.

— Сот, что за глупые игры? — громко и сварливо проговорил он. — Если ты прогнал меня через полгорода, только затем, чтобы держать на лестнице, то я ухожу!

Он уже развернулся, чтобы исполнить угрозу, когда дверь открылась, и на пороге появился репортер.

— Подожди, — проговорил он, и быстро оглядев темную лестницу, добавил. — Проходи.

Грубо оттерев его плечом в сторону, старый редактор вошел в комнату. Сот закрыл за ним дверь.

— Какого черта ты устроил! — недружелюбно проворчал Папа Хум, ища взглядом, куда бы можно было присесть.

— Извини, — сказал Сот, подавая ему стул. — Просто мне нужно было убедиться, что это действительно ты.

— Действительно я? А кто это еще может быть? Ты забрался в такую дыру, что тебя сам черт не отыщет! И только не говори, что ты переехал сюда, потому что тебе нравится вид из окна!

Устроив мокрый плащ на вешалку, Папа уселся на предложенный стул и следом спросил:

— Черт возьми, Сот, что происходит?!

— Мне нужна твоя помощь, — коротко ответил репортер.

— Это я уже понял, — отозвался старый редактор. — Так ты написал в своей записке, а я, слава богу, еще не разучился читать. Но мне хотелось бы все-таки знать детали. Признайся честно, все это как-то связано со смертью той певички? Ведь так?

Папа вопросительно уставился на Сота, который, сгорбившись, сидел за небольшим столом у дальней стены.

— Скажи, куда ты влез на этот раз? — спросил он.

— Тебе известно что-нибудь о человеке по имени Джонатан Нэйк? — после минутного молчания ответил вопросом на вопрос репортер.

Старый редактор направил на него заинтересованный взгляд.

Час спустя Папа Хум вновь трясся по ночным улицам в нанятом им экипаже. Дорогой он думал о том, что рассказал ему Сот.

Впрочем, что дело серьезное, старый редактор понял еще тогда, когда репортер спросил его о Нэйке. Самому Папе никогда не приходилось встречаться с этим человеком, но нередко доводилось слышать о нем; его имя то и дело всплывало в светских беседах. Хотя какой-либо достоверной информации было не так уж много. Говорили, что он содержит что-то вроде элитной клиники и связан со многими влиятельными людьми Жердена. Еще говорили, что он обладает секретом вечной молодости. (При этом в высказываниях о нем слово "волшебник" упоминалось ничуть не реже, чем слово "шарлатан".) Но по большей части личность Нэйка была все же окутана тайной.

Именно это он и ответил Соту на его вопрос.

— Так что же тебе все-таки удалось узнать? Отчего ты решил, что Нэйк как-то связан с этим делом? — поинтересовался он следом.

— Подожди. Я все объясню, — пообещал Сот. — Только прежде ответь мне еще на один вопрос. Ты помнишь о неком профессоре Гирнсе.

Папа нахмурился.

— Джемс Гирнс? Да, конечно, история с ним наделала много шума в свое время. Но при чем тут это?

— Расскажи, что тебе известно о том деле, — попросил репортер.

— О том деле… Черт, но все это было давно, — отозвался Папа. — Еще до войны, лет пятнадцать, а то и двадцать назад. Гирнс был в то время заметным ученым. Химик. Профессор Жерденского университета. Рыцарь Ордена Пламени Третьей Степени. Такие люди рождаются раз в сто лет, а то и реже. Однако до всей этой истории он был знаменитостью лишь в университетских кругах. Все изменилось, когда он объявил, что нашел способ посредством неких химических реакций оборачивать старение вспять. Не знаю, представляешь ли ты, сколько шума тогда наделало это заявление? Но, пожалуй, это было так же, как если кто-нибудь заявил, что вместо королевы Жерденом управляет гигантская самка тритона! Впрочем, теперь я уже толком не помню, что там было и к чему, но, кажется, Гирнс действительно добился каких-то успехов. По крайней мере, так утверждали.

— Результаты действительно были, — подтвердил Сот. — Мне удалось отыскать несколько научных газет, где приводились описания проводимых Гирнсом опытов.

— Все это отлично, но ты так и не объяснил, причем тут Нэйк.

— Погоди, все в свою очередь. Я дойду и до этого. Но прежде еще одно имя: Йэн Кэл.

— Кэл? Кто это, черт побери?

— Кэл был подающим надежды молодым ученым и помогал Гирнсу в его экспериментах. Впрочем, неудивительно, что ты о нем не помнишь. В то время он был еще очень молод. Правда, в отличие от Гирнса, Кэл занимался не столько химией, сколько физикой. Именно при его помощи был собран первый аппарат, который Гирнс продемонстрировал ученому совету на завершающей стадии своих исследований. Знаешь, это и на самом деле было своего рода чудо. Говорили, что помещенные в эту механическую хреновину старые лабораторные крысы через три дня превращались вновь в молодых. К ним возвращалось зрение, подвижность, улучшались реакции. Вначале многие посчитали подобную невероятную демонстрацию чем-то вроде хитроумного фокуса, однако серия последовательных экспериментов с другими животными подтвердила, что метод Гирнса действительно работал! Это было невероятно, но никакого другого объяснения найти так и не удалось.

Папа Хум продолжал хмуриться.

— Гляжу, ты накопал много занимательных фактов об этом эксперименте, — сказал он. — Но я все еще не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь.

— Еще немного терпения, — пообещал Сот. — Мы почти дошли до сути. Ты помнишь, чем все тогда закончилось с Гирнсом?

Редактор ненадолго задумался. После ответил:

— Кажется, он умер. Какой-то несчастный случай. Или что-то вроде того…

— Почти. Он погиб при опытах.

— При опытах?

— Да. После удачных испытаний на животных, Гирнс был полон решимости опробовать свою машину на людях. Он намеревался применить ее к неизлечимо больным. И даже нашел несколько добровольцев, однако тут вмешалась церковь. Под ее давлением университет, по всей видимости, запретил Гирнсу продолжать свои изыскания. Однако профессор решил не отступаться от своих намерений. В итоге он отважился на рискованный шаг. Гирнс испробовал машину на себе. Я нашел сразу несколько газет с описанием его финального доклада, на котором главным демонстрационным экспонатом был сам профессор Джемс Гирнс. Впечатление, которое этот доклад произвел на все ученое сообщество, можно сравнить с эффектом от взрыва на пороховом складе. Если верить свидетелям, вместо убеленного сединами ученого перед ними предстал тридцатилетний молодой человек, который выглядел немногим старше своего помощника по научным изысканиям. Этот доклад стал для Гирнса и Кэла моментом триумфа. Им прочили фантастическую карьеру и богатство, однако долго почивать на лаврах ученым не пришлось. Через неделю профессора нашли мертвым в собственном кабинете. По словам домработницы, которая, собственно, первая и обнаружила тело, он выглядел не лучше тех ашхезских мумий, что выставляют в Императорском музее. Высохшая серая кожа, вылезшие волосы, впавшие глаза. Вид мертвеца был настолько ужасен, что в нем с трудом можно было признать недавнего пышущего здоровьем молодого человека, в которого Гирнс превратился после прохождения своей таинственной процедуры. — Сот сделал паузу и, посмотрев на Папу, спросил: — Это ничего тебе не напоминает?

— То же, что с этой певичкой, — констатировал старый редактор. — Моментальное старение.

— Именно так, — подтвердил репортер. Налив себе воды из стоящего на столе кувшина и сделав глоток, он продолжил: — Понятно, что после подобного инцидента ни о каком продолжении опытов не могло быть и речи. Церковь кричала что-то о каре Господней и осквернении священных законов природы и человеческого естества. Ученое же сообщество поспешило замять дело. Гирнса с почестями похоронили. Кэла же лишили лаборатории и финансовой помощи, фактически сделав козлом отпущения во всей этой ситуации. На какое-то время он ушел в тень. Не знаю, чем он занимался все это время и где достал средства, чтобы продолжить свои научные исследования, но спустя несколько лет Йен Кэл вновь вернулся, однако уже под другим именем. Угадай, каким?

— Так ты хочешь сказать, этот Кэл…

— Именно.

— Так значит все эти сплетни о секрете вечной молодости правда, — после недолгого молчания, выговорил наконец Папа. — Кажется, я начинаю понимать, но… Предположим, что Иза Данк прошла курс омоложения в клинике этого самого Нэйка. Однако это не объясняет того, что стало причиной ее смерти. Ведь не могли же умирать все, кто проделал то же самое. Иначе бы как Нэйк мог содержать свою практику?

— Я тоже думал об этом, — согласился Сот. — Мне кажется, все это своего рода неудачное стечение обстоятельств. Но однозначного ответа у меня нет. Думаю, дать его мог бы лишь сам Нэйк. Но он вряд ли это сделает…

Домой Папа Хум добрался уже в начале первого часа ночи. За день он сильно устал, однако перед тем как отправиться в кровать еще раз просмотрел все те газеты и копии документов, что в конце их встречи передал ему Сот.

— Так, значит, ты не собираешься ничего из этого публиковать? — спросил он репортера, когда тот вручил ему папку.

Сот покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Но я хочу, чтобы ты сохранил все это у себя. На всякий случай. Так, по крайней мере, мне будет спокойнее.

Папа понимающе кивнул.

— А что насчет работы? Когда тебя ждать?

— В понедельник, — ответил Сот.

— Договорились, — старый редактор на прощание крепко стиснул его руку.

Еще раз все перечитав, он собрал бумаги в папку и убрал ее в несгораемый шкаф. Когда же Папа ложился спать, к нему внезапно пришло странное чувство. Ему вдруг подумалось, что все то, что он узнал сегодня о Нэйке, это лишь часть истории. Осколок чего-то большего.

Так подсказывало ему чутье бывалого газетчика. Впрочем, оно же говорило ему, что соваться глубже в это дело не имеет смысла. Он и так достаточно хлебнул чужих тайн.

Успокоенный этой мыслью, Папа уснул. На улице шумел дождь.

 

Глава девятнадцатая

Меррик

Комната, куда их привел слуга, располагалась слева от холла и оказалась небольшой гостиной, оформленной на охотничий манер. Здесь имелись камин, кресла и небольшой журнальный столик между ними. Стену над камином украшала скромная коллекция трофеев; на дубовых щитках крепилось несколько чучельных голов: рысь, олень, южный болотный ящер. Стену справа от камина занимало богатое собрание разнообразного холодного оружия. Кривые кинжалы, короткие мечи, ножи, сабли; Меррик обратил внимание на несколько особо примечательных экземпляров.

Тем временем Октябрь, остановившись возле каминной полки, рассматривала какие-то фотографии.

Меррика настораживало поведение девушки. Он не понимал, что с ней происходит. Казалось, она попала во власть некоего наваждения, и теперь была убеждена, что сможет здесь, в этом доме, отыскать ключ к своему прошлому. Однорукий же вор напротив ощущал себя неуютно. Он так еще до конца и не смог избавиться от ощущения, что все это какая-то ловушка, и поэтому постоянно ожидал подвоха.

— Что-то нашла? — спросил он девушку, которая уже несколько минут рассматривала одну и ту же фотографию.

— Что? — Ему показалось, что Октябрь даже вздрогнула от звука его голоса. Но уже в следующую минуту, взяв себя в руки, протянула Меррику рамку.

Фотография представляла собой групповой портрет. В центре располагался немолодой мужчина; лысый, но с густыми седыми бакенбардами, он сидел в кресле. Справа от него — строгий костюм, жилет, одна рука лежит на спинке кресла — стоял молодой человек. Слева — девушка. Ее рука в белой перчатке в дочернем жесте покоилась на плече старика. Фотография выглядела старой, и Меррик в очередной раз удивился сходству между этой таинственной молодой незнакомкой и своей спутницей.

Он как раз собирался что-то сказать Октябрь по этому поводу, когда позади них раздался голос:

— Моя невеста

Меррик обернулся. На пороге комнаты стоял мужчина. Средних лет, в темном сюртуке и с невыразительной внешностью. На мгновение установилось общее неловкое молчание.

Уловив замешательство своих гостей, незнакомец кивнул на фотографию, которую однорукий вор держал в руке.

— На карточке, — пояснил он. — Этот портрет сделан за месяц до нашей помолвки.

Только после этих слов Меррик обратил внимание на сходство между мужчиной и молодым человеком с фотографии. Но если Октябрь была похожа на своего картонного двойника так, как будто снимок был сделан несколько дней назад, то между двумя мужчинами пролегла незримая граница прожитых лет.

Подойдя, незнакомец забрал рамку у Меррика и, на минуту задержав на ней взгляд, затем вернул на законное место над камином.

— Прошу прощения, что заставил вас ждать, — произнес он после. — Мое имя Джонатан Нэйк, и я рад приветствовать вас в своем доме.

Для человека, который принимал обокравших его ночных воров, Нэйк вел себя до странности учтиво. И это не могло не настораживать. Меррик подумал о Регинальде. Они расстались сразу же, едва вошли в дом, и с тех пор он не видел сыщика. И не могло ли случиться так, что пока они с Октябрь располагали здесь гостеприимством Нэйка, тот отправился прямиком в полицию?

Подобные мысли вовсе не порадовали однорукого вора, а вызвали лишь еще большую внутреннюю тревогу.

— Где Регинальд? — спросил он.

Нэйк внимательно посмотрел на молодого человека.

— Господин Регинальд выполнил свою работу и уже оставил нас, — ответил он.

— И в чем же заключалась его работа?

— Регинальд говорил, что вы наняли его, чтобы отыскать меня, — сказала Октябрь, глядя на Нэйка. — Это правда?

Нэйк ответил не сразу. Некоторое время он пристально смотрел на девушку.

— Да, — подтвердил он затем.

— И для чего? Если это из-за того дневника… — начала было Октябрь, но мужчина не дал ей договорить:

— Нет, дневник тут не при чем, — заверил ее он.

— Тогда зачем? У меня такое чувство, что вы принимаете меня за кого-то другого, — заметила девушка.

— Возможно, — согласился Нэйк. — Но как раз в этом-то мне и хотелось бы разобраться. Если вас не затруднит, пройдемте со мной.

Хозяин проводил однорукого вора с девушкой в свой кабинет. Устроившись за столом, он предложил гостям удобные кресла.

— Скажите мне, как вас зовут? — обратился Нэйк к Октябрь.

— А это имеет какое-то значение?

— Мне просто хотелось бы знать.

Девушка на мгновение заколебалась, но после все же назвалась. Казалось, она в последний момент решила предпочесть правду лжи.

— Очень необычное имя, — заметил мужчина. — Вы получили его при рождении?

— Нет. Меня назвали так в колонии. "Черный Октябрь" — название корабля, на котором я туда приплыла.

(Меррик подумал, что девушка никогда прежде не упоминала о том, как получила свое имя.)

Нэйк задумался. Брови складками сошлись на его переносице.

— Вы были в Ашхезе? — затем спросил он. — Вы были там в…

— Да, в рабстве. Я работала на плантации, пока мне не удалось бежать.

— И сколько вы провели там?

— Десять лет.

— Это большой срок. А как вас звали прежде? Вы помните?

Октябрь покачала головой.

— Нет.

Меррик чувствовал, что происходит что-то странное. У него сложилось впечатление, что за разговором девушки и мужчины скрывается нечто большее, чем то, что можно было уловить в словах. Казалось, каждый из них ведет какую-то свою игру.

— Простите меня за все эти вопросы, — наконец после недолгого молчания произнес Нэйк. — Просто, знаете, вы очень похожи на мою невесту. — И тут же добавил: — Она умерла пятнадцать лет назад.

Однорукому вору показалось, что, когда прозвучала последняя фраза, девушка вздрогнула. Что бы это могло значить? Впрочем, Нэйк, кажется, не обратил на подобную реакцию никакого внимания или, по крайней мере, удачно сделал вид.

— И поэтому вы решили меня найти? — спросила Октябрь. — Потому, что я похожа на нее?

— Отчасти. Но все не так просто.

Нэйк провел ладонью по лицу, задумчиво почесал подбородок.

— Отчего умерла ваша невеста? — между тем поинтересовалась девушка.

— Болезнь крови, — ответил мужчина. — Все это продолжалось несколько лет. Было мучительно смотреть на то, как каждый день ужасный недуг забирает частицу ее молодости и жизни. Она таяла, точно свеча.

— И с этим ничего нельзя было поделать? Ничем нельзя было ей помочь?

— Мы с ее отцом пытались. Мы приложили к этому все силы, но в итоге болезнь все-таки одержала верх.

Лицо Октябрь внезапно приобрело какое-то странное выражение. Она выглядела так, будто увидела призрака.

— Но этого не может быть, — пробормотала она.

— О чем ты говоришь? — не понял Меррик.

— Этого не может быть, — повторила девушка, глядя на Нэйка горящими глазами. — Она не могла умереть. Машина… Сны… Я помню это, я помню все.

— Какая машина? Кто она? — однорукий вор окончательно перестал понимать, что происходит с его спутницей. В ее чертах сквозило уже почти ни чем не скрываемое безумие.

— Ада, — вскакивая, крикнула Октябрь. — Ада… Она… Я… Я не умерла, — напоследок еле слышно выдохнула девушка.

И тут же лишилась сознания.

Вся эта сцена потрясла Меррика и вызвала в нем недоумение. Что произошло? О чем говорила Октябрь? Ада? Машина? Что все это значило? Растерянный, он стоял, приподнявшись в своем кресле и не зная, что предпринять.

Между тем Нэйк крикнул слугу, велев принести воды и нюхательной соли. С помощью этих нехитрых средств девушку скоро удалось привести в чувства. Однако хоть она и очнулась, взгляд ее еще некоторое время оставался подернут туманом.

— Что с ней? — Однорукий вор смотрел на Нэйка, требуя объяснений.

— Обычный обморок, — отозвался тот. — Ничего страшного. Через пять минут она будет в порядке.

— Но… О чем она говорила? Ведь вы поняли! Я вижу!

Нэйк взглянул на однорукого вора и хотел что-то сказать, но в это время Октябрь тихо застонала.

— Ада, — прошептала она.

— Кого она зовет? Чье это имя? — спросил Меррик.

— Так звали мою невесту, — отозвался мужчина. — Ада. Ада Гирнс.

Октябрь медленно приходила в себя. Скоро она села на полу, держась за голову. Потом взглянула на Нэйка.

— Я хочу знать, — негромко произнесла она. — Знать кто я?

— Вы уверены в этом? — ответил вопросом на вопрос мужчина. — Правда может оказаться настолько необычной, что вы будете не готовы ее принять.

— Я хочу знать, — негромко, но твердо повторила девушка.

Нэйк недолго молча смотрел на нее, потом кивнул.

— Хорошо. Будь по-вашему, — сказал он.

Меррик помог девушке подняться и сесть в кресло. Нэйк вернулся за стол. Вынув из одного из ящиков какую-то фотографию, он недолго рассматривал ее, после чего поставил рядом.

Однорукий вор с девушкой, обратив на него свои взгляды, терпеливо ждали. Наконец мужчина приступил к рассказу.

— Я сразу же хочу предупредить, — начал мужчина, — что не имею желания вас обманывать или вводить в заблуждение. То, что я собираюсь рассказать, может показаться вам чем-то немыслимым, фантастическим, однако все это правда. Я отвечаю за каждое сказанное мною слово. Верить же мне или нет, решать вам.

И в начале я хочу сказать вот что — Ада Гирнс, моя невеста, действительно мертва. Она была уже больна, когда мы познакомились с ней. Однако этот факт не помешал мне влюбиться в нее. Больше того, именно болезнь стала той причиной, которая заставила ее отца взяться за те опыты, работе над которыми я впоследствии помогал. Как я уже говорил, мы приложили все усилия к тому, чтобы найти средство против страшного недуга. Мы создали специальный аппарат, машину, предназначенную для того, чтобы возвращать человеку молодость и здоровье. Опыты на животных давали поразительный результат. Однако когда профессор Гирнс решил сам проверить устройство… Говоря короче, испытание провалилось. Профессор погиб. После его похорон на наши исследования был наложен запрет, однако я втайне продолжал ими заниматься. Мне удалось найти ошибки, приведшие опыт профессора к столь трагическим результатам. Однако я все еще не решался повторно испытать машину. Между тем Аде с каждым днем делалось все хуже, она просто-таки таяла на глазах. И в конце концов я все же решился…

В течение первых нескольких недель после прохождения процедуры болезнь, казалось, отступила. Страшные, сводящие с ума боли прекратились, и мы с Адой были счастливы, считая, что нам удалось одержать победу. Однако через какое-то время все вернулось вновь. Приступы возобновились с удвоенной силой, и не прошло и нескольких дней, как Ада умерла. После ее смерти я ощущал себя подавленным, разбитым. Я искал все возможные средства, чтобы заглушить внутреннюю боль. Однако мне ничего не помогало. Теперь мне не хочется даже вспоминать о том времени. Но именно тогда я услышал об Алхимике.

Должно быть, вы знаете эту легенду об ученом, которому удалось создать искусственного человека. Эту сказку матери рассказывают детям перед сном. Однако все это оказалось больше, чем сказкой. Тот дневник, который вы похитили из моего кабинета — кстати, мне было бы интересно послушать, для чего он вам понадобился? — я отыскал среди бумаг профессора Гирнса, архивы которого перешли мне по завещанию. Записи заинтересовали меня своей таинственностью, а когда мне удалось взломать защищавший их шифр, я был потрясен. Передо мной открылось нечто такое, о чем наши современные ученые не могут даже подумать. И тогда надежда вернуть Аду вновь забрезжила во мне.

Алхимик… Хотя нет, думаю, лучше будет вам увидеть все самим. Прошу, следуйте за мной.

С этими словами Нэйк вывел их из кабинета и по лестнице, ведущей вниз, провел в какое-то подвальное помещение. Когда он зажег свет, Меррик увидел странное устройство, по виду напоминающее металлический гроб, поставленный стоймя, с круглым окошком в верхней части. Рядом с ним, соединенный хитрой системой трубок, располагался металлический же ящик. Ящик издавал постоянное и однообразное гудение.

Октябрь, словно ведомая какими-то воспоминаниями, первой приблизилась к странному аппарату, но тут же отпрянула назад.

— Там… внутри, — выдохнула она.

Подойдя следом, однорукий вор тоже заглянул в застекленное отверстие и увидел в нем причудливо искаженное лицо с нечеткими, размытыми чертами. Зрелище казалось каким-то противоестественным, и Меррик ощутил, как по его спине прокатился легкий холодок.

— Человек? — спросил Нэйк. — Нет, пока нет. Но уже нечто близкое.

Ничего не понимая, Меррик посмотрел на девушку, лицо которой внезапно вновь побледнело. Ему показалось, что она сейчас опять лишиться чувств, но Октябрь удалось удержать себя в руках.

Казалось, девушкой овладело какое-то мрачное озарение.

— Значит я… — неуверенным голосом проговорила она, но тут же осеклась, будто бы испугавшись собственной догадки.

Нэйк кивнул.

— Да, — подтвердил он. — Алхимику действительно удалось создать некое искусственное существо, но оно вышло не совсем человеческим. Создание обладало каким-то дефектом, оно бежало от своего создателя, и ходят слухи, что до сих пор живо и скрывается где-то в заброшенных подземельях под городом. Однако сам Алхимик после этого случая навсегда оставил свои эксперименты, однако не посмел уничтожить записи, а зашифровал их. Мне не известно, каким путем его дневник очутился у профессора Гирнса. Однако когда я обнаружил его, то решил, что это знак судьбы. Это был шанс вернуть Аду, и я решил им воспользоваться. В конце концов, мне удалось собрать эту машину…

Нэйк, до этого смотревший куда-то в пространство перед собой, обратил взгляд на Октябрь.

— …и создать тебя, — завершил он.

— Создать? — повторил за ним Меррик. — Вы хотите сказать…

Октябрь стояла бледная, находясь будто бы на тонкой границе чувств и беспамятства.

— Из вещества костей и волос Ады, — продолжал Нэйк, — а также из специального алхимического "бульона" я вырастил человеческое существо. Но мне не хватило умения, и у меня получился ребенок. Девочка, во всем похожая на Аду, какой она была в детстве. Она стала для меня утешением, дочерью, которую могла бы подарить мне моя невеста. Я очень ее любил. Но потом… — Нэйк опустил глаза. — Я связался не с теми людьми. Знаете, когда ты в отчаянном положении, легко сделать неверный шаг…

— Так что же все-таки произошло? — спросил Меррик. — Как Октябрь очутилась на улице?

Нэйк нахмурился.

— Дело в том, что для моих экспериментов мне нужны были средства, а после того, как Академия отказалась от финансирования исследований профессора Гирнса, достать их мне стало неоткуда. Тогда я нашел одного человека, банкира, который ссудил мне необходимую сумму. Однако занятый своими научными экспериментами я совсем не думал о том, что деньги придется возвращать. Поэтому когда пришел условленный срок, я не сумел расплатиться. После этого-то и начались угрозы. Мой кредитор обещал мне большие проблемы, если я не верну ему всю сумму. Я пытался что-то придумать, однако денег требовалось слишком много. И в итоге однажды ночью в мой дом ворвались какие-то люди. Они учинили жуткий погром, избили меня и хотели забрать Аду с собой, но я не дал им этого сделать. Я устроил так, что девочке удалось бежать. Тогда я не думал ни о чем, кроме того, что они могут причинить ей вред. Я хотел спасти ее. И уж конечно я не мог предполагать, что больше не увижу. Но Ада не вернулась ни на следующее утро, ни позже. Все мои поиски ничего не дали. Долгое время я винил во всем себя и думал, что теперь она потеряна навсегда. И уже отчаялся, что когда-либо встречусь с ней вновь. Но жизнь рассудила иначе.

Мужчина посмотрел на девушку.

— Неужели ты ничего не помнишь из этого? — спросил он затем.

— Кое-что, — ответила Октябрь. — Но мало. Обрывки прошлого иногда приходят ко мне во снах… Но ведь я помню еще и то, чего не должна помнить. Про другую машину, болезнь… Откуда? Как я могу это помнить, если я лишь подобие? Двойник той, настоящей Ады?

Нэйк пожал плечами.

— Не знаю. Мне хотелось бы самому разобраться во всем этом. Но для этого необходимо время. Если бы ты согласилась еще когда-нибудь придти ко мне, чтобы мы могли поговорить поподробней. Или даже…

Мужчина осекся, словно боясь закончить предложение.

— Если бы ты осталась, я смог бы изучить тебя, — с надеждой довершил он.

Остаться? Сердце Меррика на миг замерло, а затем застучало с бешеной скоростью. Остаться. Он даже не думал о такой возможности. А что если Октябрь действительно согласится? Искать, чтобы потерять вновь, и возможно уже навсегда — это несправедливо.

Однорукий вор ожидал, что ответит девушка, но она молчала. Глаза на ее обескровленном лице казались еще больше, чем обычно.

Октябрь что-то тихо произнесла, но однорукий вор ее не расслышал. Подняв глаза на Нэйка, девушка повторила свои слова уже громче и отчетливей:

— Я - не Ада, — сказала она. — И вам нужна не я, а она.

Смотря на нее, мужчина некоторое время молчал. Потом обернулся к своему причудливому гробообразному устройству.

— Вы правы, — грустно проговорил он. — Ада мертва. Просто я подумал… — на мгновение он замолчал, после чего произнес: — Если я удовлетворил ваше любопытство, то не могли бы вы оставить меня. Мне еще хотелось бы когда-нибудь увидится с вами, но сейчас бы я просил вас уйти. Поднимитесь наверх, слуга проводит вас до дверей.

После минутного замешательства Меррик первым двинулся по лестнице к двери. Октябрь ненадолго застыла на месте, смотря на Нэйка, который стоял, ссутулившись и опершись о стенку своего фантастического аппарата, но потом тоже последовала за одноруким вором.

Друг за другом они покинули подвал.

Небо над кладбищем было таким же серым, как могильные камни вокруг. Холодный ветер гулял между надгробий. И весь окружающий пейзаж навевал тоску и уныние. Меррик с Октябрь шагали мимо старых, дышащих тленом и сыростью семейных склепов и памятников, поросших мхом. Ангелы и демоны, навсегда застывшие в мраморной неподвижности, охраняли вечный покой усопших. Впереди однорукого вора и его спутницы выступал хмурый и неразговорчивый старик — кладбищенский сторож. Хранитель этого безмолвного царства мертвых, он вел спутников одному ему известными тропами.

Камни, гробницы, безымянные деревянные столбцы, которыми отмечались захоронения городской бедноты…

Наконец все трое остановились рядом с могилой, надгробие которой украшала статуя в виде склонившегося над ней печального ангела. У изножия памятника лежал букет засохших цветов.

— Пришли, — сказал сторож. Вынув из кошеля, девушка бросила ему пару монет.

Поймав, старик попробовал монеты на зуб, после чего спрятал деньги в карман и отправился в обратную сторону.

Меррик с Октябрь остались вдвоем. Подойдя ближе, девушка наклонилась, чтобы прочесть вырезанную в камне надпись. Она безмолвно пошевелила губами, но Меррик и так знал, что она произнесла.

Имя. Всего три буквы. Ада.

Он подумал о том, зачем девушка пришла сюда? Чтобы убедить себя в чем? В том, что ее прошлое действительно мертво и надежно погребено? Однако однорукий вор не стал противиться, когда Октябрь изъявила желание отправиться на кладбище. Возможно, этот могильный камень был тем последним, что было способно отделить ее от той, по чьему образу и подобию она когда-то было сотворена.

Прошло должно быть минут пять, когда девушка вышла из своего странного оцепенения и повернулась к однорукому вору. Она выглядела такой растерянной и беззащитной, какой Меррику не приходилось видеть ее еще никогда прежде.

— И что теперь? — спросил он. — Куда ты собираешься отправиться?

Октябрь ему ничего не ответила. Она стояла, опустив плечи и потупив глаза.

Меррик взял ее за руку.

— Идем, — сказал он. — Я знаю по крайней мере одно место в этом чертовом городе, где тебе точно будут рады.