Основные тезисы обличения лжеучения социализма, принятые в заседании Собора Русской православной церкви за границей.
18 ноября / 1 декабря 1921 г.
I. Русское заграничное церковное собрание считает необходимым осудить лжеучение социализма и наиболее последовательную его форму — большевизм, или коммунизм, как учение антихристианское в основе и разрушительное по своим последствиям. Прежде всего с точки зрения религиозно-нравственной, потому что
А:
II. а) социализм разрушает всякую религию, в особенности же христианскую;
б) социализм уничтожает основы нравственности и ведет к полному беззаконию;
в) между христианством и социализмом существует полное противоречие при поверхностном мнимом сходстве.
Все это объясняется тем, что в психологии проповедников социализма и философской основе его лежит открытый материализм.
III. И в государственной жизни социализм несет разрушение, ибо:
а) отрицая первенствующее религиозное значение личности, подрывает правовой строй жизни, основанный на этом принципе;
б) уча о ложном принципе равенства всех в коллективе, отрицает власть и порождает всеобщую борьбу;
в) отрицая благословенную Богом любовь к родине, проповедует несбыточный интернационализм;
г) ведет к уничтожению семьи и растлению детей.
IV. Социализм разрушает и хозяйственную жизнь, так как, исходит из идей обобществления:
а) отрицая личность и частную собственность, подрывает личную инициативу как источник деятельности и творчества;
б) подрывая духовные основы хозяйства и вводя лишь корыстный эгоизм, вносит разрушительную борьбу и в экономику.
Б:
а) материалистическая жизнь современного мира и эгоистические крайности и стремления капитализма дают некоторые основания и повод к распространению социализма;
б) понижение же христианского личного совершенствования и суеверие во всеисцеляющее средство перемены форм жизни подготовили и поддерживают веру в реформу жизни социализмом;
в) но разрушительные плоды опытного применения социализма, особенно в России, уничтожающего не только духовные, но и материальные ценности, вообще враждебного всему творению Божию, обличают весь гибельный мировой обман, созданный врагом Божиим дьяволом под видом добра.
В:
Меры против социалистического лжеучения:
а) возвращение к живой жизни в христианской церкви, особенно в святой православной, как религии наивысшего духовного развития личности;
б) терпение ниспосланного Богом креста скорбей, как естественных последствий разрушительных ложных идей социализма;
в) участие в борьбе против социализма всех христианских исповеданий и других религий;
г) борьба с социализмом путем справедливых государственно-правовых мероприятий;
д) участие в обличении лжи социализма общественной науки и мысли, особенно для искоренения яда в России, вливаемого в течение 4 лет.
Н.Е.Марков Второй. «Войны темных сил». Отрывок
Государь Император весьма благоволил «Союзу.русского народа», справедливо видя в нем надежную опору монархии. Но Государь был одинок в этом отношении и, встречая постоянное противодействие со стороны почти всех своих министров и приближенных, не настоял на своевременной и надлежащей государственной поддержке и развитии организаций народной самообороны.
«Союз русского народа» возник стихийно как народный порыв для защиты царского самодержавия, оказавшегося под ударами сорганизовавшихся сил разрушения. Пока продолжались открытые революционные выступления и нападения на власть, эта защита выражалась в разгоне революционных скопищ на улицах, в выказательстве народной преданности Царю, в демонстрациях народного убеждения в необходимости сохранения самодержавия. Но как только иудомасонство убедилось в невозможности повалить монархию открытою силою и скомандовало своим палачам и боевикам уйти в подполье, и своим пособникам и укрывателям из интеллигенции укрыться защитной одеждой «легальной» оппозиции, перед «Союзом русского народа» как организацией не только контрреволюционной, но и проти-воконституционной возник вопрос: что делать дальше?
Государь, обманутый министром Витте и либеральными петербургскими советчиками, уступил домогательствам крамоль-
ников и, издав манифест 17 октября 1905 года, дал право утверждать, что народу дарована конституция и что, следственно, Царь перестал быть самодержавным. Во всяком случае, такое именно истолкование было воспринято тогдашним правительством — с Витте во главе и высшими государственными учреждениями.
Правда, сам Государь понимал дело иначе и ряду патриотических депутаций отвечал: самодержавие мое остается, как было встарь. И при начертании новых основных законов 1906 года Государь собственноручно восстановил прежнее определение императорской власти, вписав слово «Самодержавный», которое уже было выпущено услужливыми клевретами масона Витте.
Однако Государь Император требовал признания и уважения изданных им новых законов и, следовательно, признания законодательных прав Государственной думы.
Получалось нечто вроде заколдованного круга: народная толща, мнение которой ярко выражал «Союз русского народа», в ограничении прав Самодержца чуяла величайшее для России бедствие и потому не хотела слышать о конституции, не хотела допускать мысли, что Царь более не самодержец, что воля царская отныне связана, что совесть Государева уже не свободна... С другой стороны, сам Царь-Самодержец приказывал признавать Государственную думу и законы 1906 года, содержащие в себе явные признаки ограничения и умаления самодержавия царского.
Выходило так: либо — во имя восстановления поврежденной полноты царского самодержавия — ослушаться самого Царя, стать на путь восстания против правительства и силою вернуть Царю исторгнутую у него интеллигентским обманом и революционным устрашением полноту власти... Либо покориться и признавать новые — по существу, конституционные — законы, пока Государю-Самодержцу не благоугодно будет их изменить или
заменить настоящими, полезными народу. А до той поры всячески сохранять и оберегать в народе приверженность к самодержавию и готовность во всякую минуту поддержать Государя — как полноправного Самодержца.
Первый путь — революционного восстановления царского самодержавия — казался всем верноподданным преступным нарушением присяги и для них был явно невозможен.
Верноподданный «Союз русского народа» вынужден был стать на второй путь и вступить в борьбу с разлагателями государства в самой невыгодной для простонародной организации обстановке — партийного парламентаризма.
Все партии, боровшиеся с государством, пользовались постоянной поддержкой международной темной силы и вообще всех тех, кому выгодно и желательно было если не полное уничтожение, то возможно большее умаление и обессиление Российской империи, быстрый рост и мощь которой начинали пугать едва ли не всех ближних и дальних соседей наших. Большинство, еще со школьной скамьи политически развращенной, интеллигенции нашей сочувствовало и поддерживало те или иные противомонархические предприятия. Банкиры, промышленные тузы, купеческие миллионщики, знатные самодуры отсыпали миллионы рублей в карманы злейших врагов монархии и России. Десятки противомонархических газет издавались на средства подобных «меценатов».
Земские и городские самоуправления при попустительстве либерального чиновничества были постепенно захвачены шайками пришлых интеллигентов самых крайних противогосударственных убеждений.
В министерствах и государственных управлениях кишели чиновные интеллигенты, которые в царском самодержавии видели лишь вредный пережиток азиатского варварства.
Чтобы бороться с такими злоухищренными и оснащенными противниками и с такими сложными силами государственного
развала, недостаточно было численного превосходства и монархической настроенности глубоких толщ простого народа. Необходима была соответствующая организация этих толщ и организация, конечно, не частная, не любительская, а общенародная — государственная.
«Союз русского народа» времен 1906—1907 годов с его 3— 4 тысячами местных советов представлял великолепное ядро для образования такой государственной организации всенародного монархизма. Если бы тогдашнее правительство доросло до понимания того, что впоследствии понял в Италии Муссолини, и вместо упорного противодействия Государю и руководителям монархического объединения поддержало бы и осуществило бы правильную, спасительную мысль о необходимости опереть Верховную власть на организованную в мощные монархические союзы лучшую часть народа, история России была бы совсем иная.
Но рожденные ползать не могут летать. С юных лет отравленные злыми испарениями темного культа «великой» революции, российские чиновные интеллигенты ползали перед кумирами «прогрессивной общественности», пресмыкались перед «просвещенными демократиями Запада» и больше всего страшились показаться недостаточно либеральными. Неизменно — до рокового конца —- ухаживали они за смутьянами и унижали вверенную им свыше власть перед выскочками и наглецами «антигосударственной» Государственной думы и всячески открещивались и отплевывались от общения с «черными сотнями» и от касательства к чаяниям «Союза русского народа». Они не только не поддержали и не развили великую идею доктора Дубровина и его единомышленников, но все сделали, чтобы развалить и свести на нет истинно народную организацию, уже оказавшую государству спасительную помощь в самое трудное для него время.
Доклад по основам тактики и организации Высшего монархического совета
I. Необходимость и своевременность открытого провозглашения монархической идеи.
С начала революции до последнего времени монархисты открыто не выступали на арене политической борьбы. Они настолько ушли в себя, настолько перестали вмешиваться активно в жизнь страны, что могло даже постороннему поверхностному наблюдателю казаться, что в России вообще не стало монархистов. Причин тому было несколько, но главным образом тактические. С момента революции монархисты не хотели разжигать пламя междоусобной борьбы, чтобы не помешать борьбе с внешним врагом. А засим, когда внешняя война кончилась, не хотели мешать борьбе с большевиками. Выдвижение монархической идеи в момент Белого движения знаменовало бы раскол в живой силе этих движений и прервало бы помощь союзных держав, которым была нужна Россия республиканско-демократическая, т.е. такая Россия, которая была бы достаточно сильна, чтобы уплатить военную задолженность, и достаточно слаба, чтобы говорить с союзниками на равных с ними основаниях.
Кроме этого для монархистов было ясно, что предметный урок истории, который преподавался народу русскому последовательно: кадетами Временного правительства, трудовиками, социалистами разных оттенков и наконец большевиками, был хотя и очень жестоким, но единственным способом согнать хмару лжеучений и разожженных необъятных вожделений.
Ныне цикл всевозможных политических опытов закончился, и страдания народа достигают своего апогея. Мятущийся народ обращает свои взоры в сторону монархии. Открытое поднятие монархического стяга не может уж больше помешать борьбе с внешним врагом. Этого мало — борьба за монархию теперь является синонимом борьбы за Россию, ибо для всех стало ясно, что вне монархии не может быть спасения России. Как в эмигрантской среде, так и в России монархисты в большинстве, но в то время как в России благодаря террору кристаллизация монархических сил невозможна, тем важнее как можно скорее создать ее за границей, дабы в тот момент, когда монархическое движение могучим порывом охватит всю Россию, быть в состоянии влить этот поток в заранее приготовленные каналы, иметь возможность ими управлять, руководить и идти во главе этого движения. Нужно это не в целях личных тех или иных партийных группировок, а для того, чтобы охранить это будущее движение от несправедливостей, жестокостей и уклонений в сторону, всегда присущих всякому неорганизованному движению.
Кроме того, открытое выступление монархистов покажет непредвзятым иностранным политическим деятелям, с кем им нужно и должно считаться, а монархическим силам в России будет служить маяком, на который они будут равняться.
Своевременность открытого монархического выступления, кроме изложенных уже оснований, доказывается, с одной стороны, тем, что нет довода, доказывающего обратное, а с другой стороны, вестями, приходящими из России.
Что может случиться дурного для идеи монархии, если окажется, что наше нетерпение поскорее восстановить монархию заставило нас переоценить известные нам признаки и факты? Ничего, кроме того, что рост монархического движения не пойдет тем быстрым темпом, на который мы рассчитываем. Ни затормозить, ни замедлить, ни тем паче испортить это монархическое дело не может. Между тем по точным проверенным данным, идущим из наших организаций в России, мы имеем все основания даже опасаться, что мы с нашим выступлением запаздываем, что к моменту низвержения большевиков мы не окажемся в должной мере готовыми.
II. Форма и способ начала открытого монархического движения.
Переходя к вопросу о форме и способах начать открытое монархическое движение, весьма существенно не ставить себе на первый взгляд нескольких заманчивых задач, но которые в действительности завели бы монархическое дело в тупик.
Всякому ясно, что для того, чтобы это движение захватило бы возможно более широкие массы, важно, чтобы политическая и национальная программы его были бы возможно шире. Но так как разработать детальную программу, приемлемую всем трем главным течениям монархической мысли: парламентарной, конституционной и самодержавной, невозможно, то лучше всего ограничить ее разработку по трем главным, одинаково приемлемым для всех трех течений положениям:
1. Россию может спасти только монархия.
2. Монархия должна быть легитимная.
3. Необходимость коренного пересмотра существовавшего до революции законодательства.
Вот почему, как ни заманчиво теоретически создание единой монархической партии, надо сразу же сказать себе, что создать ее невозможно, а попытки в этом направлении вредны, ибо вместо ожидаемого монолитного объединения широкого монархического фронта в результате обязательно получится разъединение не только по трем выше указанным направлениям, но возможно, что те, в свою очередь, разобьются на массу мелких толков. Но если, с одной стороны, желательно и необходимо сохранение тесного искреннего союза между указанными выше тремя направлениями монархической мысли для многоводности и полноводное™ монархического течения, до того, пока оно широкой волной не зальет равнины и веси России, то не следует искать помощи и вступать на путь соглашательства с партиями республиканскими и социалистическими в целях приобрести себе союзников по борьбе с большевиками. История последы их трех лет нас учит, что все белые движения одно за другим погибали. Кроме чисто внешних причин, как устанавливается их тщательным анализом, они погибли, ибо несли гибель в самих себе, пытаясь соединить несоединимое. И в моменты напряжений созданный ad hoc для борьбы с большевиками союз между республиканцами, социалистами и монархистами раскалывался, и вместо того, чтобы стараться совместно выйти с честью из положения, начиналось взаимное истребление и предательство республиканцами и социалистами монархистов, которые, составляя главную массу живой силы движения войска, гибли бесцельно на фронте в то время, как их мнимые союзники наживались по тылам.
Сводя все сказанное, нельзя не прийти к выводу, что по обстоятельствам момента наиболее удачной формой, в которой могло бы вылиться монархическое движение в эмигрантской среде, следует признать монархические объединения, возникшие теперь в ряде стран, которые и следует рекомендовать как прообраз и схему для создания повсеместно, в местах скопления русских эмигрантов, монархических ячеек.
III. Отношение к партиям, враждебным монархии.
Из сказанного уже ясно, что союз, хотя бы и временный, для борьбы с большевиками с другими партиями, т.е. республиканскими и социалистическими, невозможен и бесцелен. Но из этого не следует, что враждебное отношение должно исходить от нас, монархистов. Прежде всего надо учитывать то обстоятельство, что за эти 4 года смуты в республиканцы и социалисты записались многие из-за моды, из личных интересов спасения имущества, места и жизни, а по существу своему аполитичны и, следовательно, нам не враждебны. Засим есть толки социализма, не враждебные монархии, напр. христианские социалисты. Независимо от этого в вопросах эмиграционной жизни, взаимопомощи, благотворительности и т.п. возможно и допустимо сотрудничество как с республиканцами, так и с социалистами и даже в этом смысле известного рода договорные отношения с этими партиями.
IV. Отношение к государственным образованиям на территории России.
Если мы отрицательно относимся к возможности получить помощь и союзников в деле восстановления монархии в партиях республиканских и социалистических, то мы не отрицаем возможности и желательности такой помощи вне русских кругов и сил. И прежде всего наши взоры обращаются к тем народностям, которые сжились с Россией, тесно связаны, несмотря на свою теперешнюю самостоятельность, политическими и экономическими с нею интересами и которые могли бы значительно облегчить, если бы захотели, как работу нашу в самой России, так и вне ее.
Будучи сами националистами русскими, мы не можем и не должны не признавать за другими народностями прав на национальное самоопределение. Мы считаем, что национализм малых народностей может быть базой для борьбы с интернационалом. Мы считаем, что их теперешний сепаратизм в значительной мере покоится на нежелании подчиниться владычеству большевистских комиссаров, мы считаем, что, дав этим национальностям гарантии в смысле широкой автономии и сохранения национальных особенностей, мы получим не только с их стороны невраждебное отношение к идеи монархии в России, но и реальную помощь для проведения этой идеи в жизнь...
V. Отношение к религиозным, политическим и экономическим силам и организациям, борющимся против безбожия, масонства и власти международного капитала в других странах.
Изыскивая помощь и союзников в деле восстановления в России Монархии и спасения Церкви Христовой, Православной от угнетения произвола и гонения, мы не можем не обратить наше внимание на борющиеся против безбожия, падения нравственности, масонства и власти международного капитала силы и организации в различных странах Старого и Нового Света. Принципиально и теоретически нет оснований отвергать возможность для русских монархистов услуги реальной и помощи, будь то от кругов англиканской епископальной или католической церквей, от армии спасения, от парижской антимасонской лиги или от антисемитских союзов Средней Европы...
VI. Тактика монархических организаций в международных отношениях.
Прежде всего необходимо твердо установить и всегда помнить, что ни одно государство ничего не делало, не делает и не будет делать для России вне своих прямых ясно осознанных (правильно или нет, это все равно) интересов. Ввиду этого никакого разделения монархистов на антантофилов, германофилов и других фи-лов не должно иметь места. Единственное фильство, кое допустимо, — это русофильство.
До сего времени, как это ясно вытекает из всех данных, которыми мы располагаем, ни в одном из центров Старого и Нового Света ни иностранными правительствами, ни значительными политическими группировками сколько-нибудь реальная помощь монархическому движению не оказана, ни с кем еще монархические организации не вошли в договорные обязательные отношения, а потому мы можем совершенно ясно и определенно заявить, что монархическое движение свободно в международном отношении в выборе себе союзников.
Конечно, договорные отношения с иностранными государствами не дело политической группировки, даже такой, как монархической и всероссийской, но так как время не ждет и подготовительная работа в этом направлении нужна, нужны ответы на запросы, что в международном отношении приемлемо для русских монархистов и что неприемлемо, то мы бы считали полезным и необходимым поручить ведение переговоров в этом смысле Верховному Монархическому Совету, которому дать полную свободу с тем, чтобы он изыскал помощь наименее тяжкую для России, памятуя, что, может быть, придется и от всякой иностранной помощи отказаться. Ибо несомненно, что в России будет все равно, рано или поздно, монархия, и иностранная помощь ценна только постольку, поскольку она ускорит наступление этого желанного времени, сократит время страданий русского народа и остановит дальнейшее разрушение и истощение нашей Родины. Заключение и подписание возможных договоров с русской стороны должны быть прерогативой русской государственной власти, к организации которой и следует немедленно приступить.
VII. Организация Русской Государственной Власти.
Кроме дробления монархических сил на враждующие между собой политические течения, чрезвычайно грозную опасность представляет собою разделение их на группировки по личностям того или иного претендента. Исторический пример монархической Франции, сделавшейся республикой из-за того, что французские монархисты не могли и не сумели объединиться наличности законного Государя, несмотря на то, что были вообще в большинстве, служит веским предупреждением. Вот почему нам необходимо, не только из-за побуждений духовно-моральных, но и по практическим основаниям, строго держаться легитимного принципа, зная, что если мы с него сойдем, то погубим монархическое дело.
Но и провозгласив голый легитимный принцип, мы еще не избегнем опасности расколоться на лице. Дело в том, что положение нас, русских монархистов, в этом вопросе сугубо тяжелое, во-первых, потому, что еще ни одним компетентным учреждением не установлен факт смерти Государя Императора Николая II, Его Сына, Наследника Цесаревича Алексея Николаевича и Брата Великого Князя Михаила Александровича (наоборот, в некоторой части монархических кругов есть убеждение, что они спаслись и скрываются, и что отречение их: Государя Императора Николая II, как насильственно исторгнутое и незаконное за Сына, недействительно, а Вел. Князя Михаила Александровича, как условное до Учред. Собрания, незаконно), во-вторых, потому, что сами основные законы, определяющие порядок и права дальнейшего престолонаследия, позволяют разные толкования, а следовательно, могут привести в зависимости от этого толкования к тому или иному лицу Династии Романовых.
VIII. План и средства к осуществлению восстановления в России Монархии.
Как известно, до сего времени существовало два способа, два рецепта, как восстановить Россию, которые боролись друг с другом и как бы взаимно исключали один другой. Один говорил о необходимости предоставить Россию самой себе, выждать естественный эволюционный ход возрождения русского народа и отрицал всякое вмешательство иностранцев, даже в форме помощи, государственно-мыслящим элементам страны, другой говорил, что ждать внутреннего взрыва, который явится следствием накопления недовольства современным положением, бесполезно, ибо все в России разумное, мыслящее подавлено и разгромлено, и что единственное спасение может прийти от вмешательства иностранной вооруженной силы. Нам думается, что обе точки зрения и правильны, и неправильны. Правда и истина заключаются в комбинировании, соединении обоих способов. Вторгнуться в Россию во главе иноземных штыков и быть посаженным на престол иностранными штыками — невозможно. Рассчитывать, что в скором времени будет свергнута власть комиссаров, можно и должно, но чтобы эта власть была заменена монархической властью, а не анархией, невозможно без соответствующей сложной, трудной, опасной работы, которая может быть выполнима только при условии приложения рычага к точке опоры извне. Что же для этого нужно?
Подобные планы организации и работы как внутри России, так и за рубежом имеются в нескольких вариантах. Выбор, на каком из них остановиться, следует предоставить Центральному Монархическому Совету, ибо они не могут быть обсуждаемы на сравнительно многолюдном съезде вследствие своей абсолютной секретности.
IX. О центре и основах общей монархической организации.
Почти в каждой строке настоящего доклада упоминалось о необходимости общего всемирного русского монархического центра. Подробную разработку положений об этом центре, дабы дать ему нужную гибкость и полномочие, следует предоставить ему самому. Здесь же мы только укажем, каким условиям этот центр должен удовлетворять с точки зрения тактической. Конечно, желательно, чтобы он состоял, с одной стороны, из представителей разных политических течений, объединившихся под знаменем легитимной монархии, с другой стороны, для работоспособности он не должен быть чересчур многочисленным и заключать в себе людей сработавшихся и живущих или могущих жить в одном месте. Для этого Монархический Съезд избирает Высший Совет в составе трех лиц. Совет имеет право кооптации полноправных членов в меру действительной потребности. Совет избирается сроком на один год и является полноправным и неограниченным руководителем монархического дела. Через год советом должен быть собран съезд представителей от местных организаций для ознакомления с его деятельностью и для переизбрания в случае надобности нового совета. Переходя к основам монархических организаций, мы полагаем, что следует, сохранив автономность во внутренней жизни и местных организаций, предложить им в возможно скорейшем времени объединиться на идеологической платформе, выработанной съездом по государствам, в которых они находятся, и образовать общие известные центры, для местного руководства, всецело подчиненные высшему совету. Высшему же совету следует поручить озаботиться в возможно скором времени разработкой нормальных уставов для местных монархических объединений и организацией этих объединений в тех местах, в коих их еще нет.
Виктор Соколов-Баранский. Рейхенхалль, 3 июня 1921 года.
Шифр, которым пользовался генерал
Кутепов
при переписке с «Трестом»
МОЦР — трест.
Трест — Григорьев.
ГПУ - Юрьев.
Генштаб Польши — Гладков.
Высший монархический совет — Ллойд.
Русская армия генерала Врангеля — фирма Сергеева.
Советская власть — центролес.
Торговцы — Участники МОЦР.
Торговая палатка — генеральный штаб.
Эстонцы — огородники.
Евразийцы — нефтяники.
Монархия — кооперация.
Коммунисты — конкуренты.
Курьер — письмо.
Дипломатический — беспроволочный.
Договор — счет.
Опасность — согласие.
Окно (место перехода границы) — Берлин.
Дела идут хорошо — падение цен.
Дела идут плохо — повышение цен.
Прага — Киев.
Белград — Инсбург.
Петроград — Вильно, Пекин.
Москва — Варшава, Шанхай.
Берлин — Ковно.
Париж — Вена, Кантон.
Вена — Париж.
Варшава — Женева.
Лондон — Мурманск.
Польша — Мюнхен.
Россия — Гамбург.
Франция — Кельн.
Германия — Эссен.
Швейцария — Польша.
Якушев — Федоров, Сергеев, Кац, Левин, Рабинович.
Генерал Зайончковский — Боярин Василий и Верховский.
Стауниц — Касаткин, Петров, Коваленко.
Потапов — Игнатьев, медведь.
Врангель — Сергеев, Клименко.
Миллер — Косенко.
Кутепов — Воронцов, Борисов, тетя Саша.
Зайцов — Кох.
Климович — Елисеев.
Великий князь Николай Николаевич — Ильин, юнкере.
Вдовствующая императрица Мария Федоровна — Стиннес.
Великий князь Кирилл Владимирович — Зингер.
Великий князь Дмитрий Павлович — Александров.
Шульгин — Южин, Лежнев.
Марков Второй — Петренко.
Тальберг — Лысенко.
Гершельман — Иванов.
Артамонов — Посредников, Липский, Михайлов, Бергман.
Ширинский-Шихматов — Шотт, Коган, Лукьянов.
Захарченко-Шулыд — Павлов. Радкевич — Николаев. Арапов — Шмит и Философов.
Программа евразийцев. 1927 год. Отрывок
Россия нашего времени вершит судьбы Европы и Азии. Она — шестая часть света, Евразия, узел и начало новой мировой культуры.
Раздел I. Россия особый мир
Россия представляет собой особый мир. Судьбы этого мира в основном и важнейшем протекают отдельно от судьбы стран к западу от нее (Европа), а также к югу и востоку от нее (Азия).
Особый мир этот должно называть Евразией. Народы и люди, проживающие в пределах этого мира, способны к достижению такой степени взаимного понимания и таких форм братского сожительства, которые труднодостижимы для них в отношении народов Европы и Азии. Однако отличительное для императорской России стремление ее правителей рабски копировать Запад означало, что ими утрачено понимание реальных свойств и особенностей российско-евразийского мира. Такое несоответствие должно было повлечь катастрофу императорской России. Катастрофа эта последовала в революции 1917г.
Евразийцы относятся отрицательно к подражательной и за-падопоклоннической линии императорского правительства и социальных верхов императорской России.
Это отрицательное отношение усугубляется тем, что современную европейскую культуру во всех ее частях, кроме эмпирической науки и техники, евразийцы признают культурой упадочной.
Наряду с отрицательными сторонами революции евразийцы видят положительную сторону в открываемых ею возможностях освобождения России-Евразии из-под гнета европейской куль-
туры. Одной из задач революции евразийцы считают восстановление своеобразия евразийского мира и установление соответствия между сознанием правящей и интеллектуальной верхушки России-Евразии и условиями окружающей обстановки. Положение это имеет существеннейшее значение в определении направления, в котором следует развивать и преобразовывать нынешний строй СССР.
Раздел II. Евразийство против коммунизма
Политический результат революции выразился в том, что полнота власти в России оказалась в руках коммунистической партии. Компартия есть организованная, сплоченная и строго дисциплинированная группа. Приход к власти организованной подобным образом группы в принципе соответствует положению и условиям России-Евразии.
Евразийцы считают необходимым устранение капиталистического строя. Отрицание капитализма исходит у них не из диалектического материализма, утверждающего необходимость смены материалистического капитализма материалистическим же социализмом-коммунизмом, но из явственного подразделения духовного и материального начала жизни. Это подразделение согласовано с новейшими выводами научной мысли, утаиваемыми компартией от мыслящих кругов русского общества. Подразделение это сопрягается в мировоззрении евразийцев с утверждением нравственной необходимости преобладания духовного начала над материальным. Капиталистическая система отрицает в существе духовные основы жизни и потому рассматривается евразийцами (в соответствии с основами их мировоззрения) как знак уга-шения духа, угашения, происшедшего на почве упадочной культуры современной Европы. Политика государства в экономической области должна базироваться, по мнению евразийцев, не на предоставлении возможности наибольшего обогащения, но на начале служения каждого своим согражданам и на-
родно-государственному целому. Лично-хозяйственный строй они рассматривают как технически наиболее обеспечивающий возможности такого служения и способствующий увеличению общественного продукта. В этом строе государственная власть своей политикой должна неуклонно обеспечивать каждому трудящемуся достаточное участие в потреблении общественного продукта и достойные человека условия существования.
В современной политике правящей компартии евразийцы замечают признаки капиталистического перерождения, что представляется вполне понятным, т.е. капитализм и коммунизм, являясь одинаково системами материалистического мировоззрения, помещены, по существу, в одной плоскости. Это перерождение выражается: 1. В факте всеми рабочими сознаваемой и все растущей, но тщательно маскируемой компартией, эксплуатации государством труда рабочих, исходящей из того, что государство выступает в отношении рабочих как работодатель-монополист и в лице «хозяйственников» вполне использует это положение. 2. В том, что компартия оказалась бессильной осуществить и выпустила из рук дело широкой социальной помощи и оставляет низшие слои одинаково городской и сельской бедноты в самом беспомощном и бедственном состоянии. Современный коммунизм неуклонно перерождается в капитало-коммунизм.
В отношении равно капитализма и коммунизма евразийство представляет третье решение, выходящее на путь широкой социальности.
Подчиняясь силе жизни, компартия осуществила в пределах России своеобразный строй, не похожий ни на что имеющееся в других частях мира. Однако по самосознанию компартия является западнической. Она не только исповедует начала западного социализма (Карл Маркс), но и полагает, в лице виднейших деятелей, своей задачей насаждать в России элементы западной
культуры. В этом смысле компартия повторяет политику правительства и социальных верхов императорской России, неминуемо вызывающую откол правящей верхушки от народных масс. Устранение этого откола является в представлении евразийцев одной из задач дальнейшего развития СССР.
Раздел III. Политический строй
Осуществление этих целей должны взять на себя евразийцы, образовав Евразийскую партию для замены партии коммунистической в ее организационно-правительственном значении.
В области общеполитической евразийцы основывают свой план на анализе основных закономерностей революции. В первой фазе каждая осуществившаяся революция сводится к уничтожению прежнего строя и созданию нового. Во второй фазе революционный процесс выражается в эволюции создавшегося строя. Формы этой эволюции могут и должны быть различны: от выборной борьбы до вооруженного переворота (включительно). Общим признаком является сохранение основ создавшегося в процессе революции строя при внесении в него определенных изменений. Закономерности каждой из названных фаз революции в корне различны. Если в первой фазе основное значение имеют вооруженное восстание народа, уличные бои, гражданская война, то во второй фазе решающее место принадлежит образованию к действию преследующих определенные цели групп, комплектующихся из лиц, выделившихся в процессе революции в качестве руководителей политического и технического аппарата. Процесс осуществившейся революции связан со сменой правящего слоя. В первой фазе революции происходит эта смена, во второй протекают перегруппировки в пределах уже создавшегося слоя. Евразийцы ставят своей задачей организованное проведение такой перегруппировки во имя намеченных выше объективных целей. Закономерности революции непреложны. Во второй ее фазе попытки применить методы первой фазы (народ-
ное восстание, гражданская война) были бы так же бесплодны, как и попытка противопоставиться самому факту революции в форме контрреволюционного движения. Евразийцы сознательно определяют себя как группировку второй фазы революции, ставящую себе задачей преобразовать существующий строй путем устранения коммунистической партии.
Осуществление поставленных объективных целей евразийцы мыслят в форме «внутреннего движения». Вмешательство со стороны (интервенция) является, по мнению евразийцев, одновременно нецелесообразным и неприемлемым. Создание новой России-Евразии есть дело самих евразийцев.
Евразийцы обращаются к выдвиженцам, к личному составу РККА, к деятелям советского и профессионального аппарата, выдвинувшимся из широких рабоче-крестьянских масс, с призывом завершить начатое и частично осуществленное их руками дело построения новой России и ее демотической власти, опирающейся на широкие массы трудящихся. Это завершение требует, при сохранении основ существующего строя, устранения черт антирелигиозности, антихозяйственности, антисоциальности и элементов интернационалистического и в то же время за-падопоклоннического сознания, как черт и элементов, чуждых широким массам России-Евразии. Не кто иной, как выдвиженцы — представители широких трудящихся масс России-Евразии, внуки крепостных, дети эксплуатируемого народа — могут и будут устроителями и водителями России; необходимо, чтобы дело устроительства и водительства они поставили в соответствие с упомянутыми выше основами народного духа. Путь к тому — во вступлении и работе в рядах евразийцев.
Демотическую власть, опирающуюся на широкие рабоче-крестьянские массы трудящихся, евразийцы полагают единственно возможной властью и советский строй единственно возможным строем России-Евразии. Однако для того, чтобы совет-
ский строй стал строем демотическим, необходимо, чтобы ком-мунистическое начало, играющее в настоящее время определяющую роль в советской системе, было заменено началом евразийским, в указанных выше его основаниях. Осуществление такого замещения и является основной политической задачей евразийства. В этом смысле советский строй понимается евразийцами не как самоцель и не как самоценность, но применительно к тем основным религиозно-культурным задачам, которые они себе поставляют.
Евразийцы рассматривают советский строй как орган определения народной воли и выделения в рамки государственного аппарата годных элементов из всех слоев населения.
Раздел IV. Вопросы религии
Необходимо, чтобы государственная власть относилась благожелательно и содействовала каждой вере, исповедуемой народами России-Евразии, понимая, что только вера может служить основой социальных отношений, проникнутых духом любви и неуклонным бережением человеческого достоинства. Однако содействие государства вере ни в коем случае не должно перерождаться в зависимость религиозных объединений (Церкви) от государства или государства от религиозных объединений (Церкви). Религия и государство объединяют и организуют каждая особую (хотя и связанную с другой) область человеческой жизни. Между ними должны установиться лично-духовные связи, в форме личной религиозности представителей в лести (их благочестия) и внимательного отношения с их стороны к голосу религии (Церкви), а также в форме лояльного отношения к государству представителей религии (Церкви) и преподания ими благословения тем начинаниям государства, которые Церковь одобряет. Но между религией (Церковью) и государством не может и не должно быть государственно-правовых отношений или хотя бы финансовых связей. Именно для того, чтобы представители религии (Церкви) могли
выполнять выпадающую на их долю роль народной совести, религиозные объединения (Церковь) должны иметь самостоятельный бюджет, независимый от средств государства. В этих целях религиозным объединениям предоставляются все права и возлагаются на них обязанности юридических лиц.
В области религиозной никакое принуждение недопустимо. Священнослужители, пастыри, иерархи и представители религиозных объединений избираются в соответствии с установлениями каждой религии, верующим народом из числа лиц, почитаемых им к тому достойными; государство воздерживается от вмешательства вдела религии.
Положение, регулирующее в согласии с изложенным существование религиозных объединений в пределах государства, издается в порядке одностороннего акта государства, так как религиозные объединения (Церковь) по природе своей не могут вступать ни в какие государственно-правовые соглашения или договоры с государством.
Раздел V. Национальный вопрос
В национальном вопросе евразийцы стоят на основе осуществления братства народов в пределах России-Евразии. Средстюм для осуществления такого братства евразийцев признают нынешний федеративный строй СССР при обязательном устранении коммунистического гнета, который тяготеет ныне на этом строе, препятствуя полному выявлению национальных своеобразий отдельных народов России-Евразии. Коммунизм не соответствует духу этих народов. Закрепляя в поставленных конституцией СССР и административной практикой пределах возможности политического и языкового самоопределения этих народов, евразийцы считают необходимым обеспечить этим народам свободу духовного самоопределения также на религиозной и лично-хозяйственной основе.
В частности, евразийцы считают необходимым распространить права автономии на народы и своеобразные и в бытовом, и
историческом отношении группы (качество), до сих пор не получившие таких прав. При этом должны быть охранены права национальных и бытовых меньшинств. Надлежит подчеркнуть, что начала федерации и автономии евразийцы отстаивают в советском, а не в европейском их понимании.
Евразийцы обращаются к представителям народов России-Евразии, стремящимся обеспечить себе возможность духовного самоопределения на религиозной и лично-хозяйственной основе, с призывом образовывать евразийские национальные движения для осуществления этой цели.
Необходимо существующий в настоящее время в СССР строй, проникнутый началами интернационализма и коммунизма, преобразовать в национальный строй на национальной основе. Обязательным условием такого перерождения является предоставление русскому народу возможностей государственно-оформленного национального самосознания и от строительства национального государства, возможностей, которых он фактически лишен в настоящее время.
Однако национальным самоопределением не ограничивается роль русского народа в строительстве России-Евразии. Именно русская культура, пополняемая элементами культур других народов Евразии, должна стать базою наднациональной (евразийской) культуры, которая служила бы потребностям всех народов России-Евразии, не стесняя их национальных своеобразий. Евразийцы ставят своей задачей положительные мероприятия, содействующие развитию русской культуры в ее наднациональных функциях и чуждые в то же время какого бы то ни было оттенка ограничения и стеснения других национальных культур.
Раздел VI. Промышленность
В области экономической необходимо констатировать наличие в современной хозяйственной жизни России-Евразии весь-
ма значительной национальной безработицы в широком смысле этого слова. О размерах этой безработицы нельзя судить по количеству безработных, зарегистрированных на бирже труда. Такой регистрации подлежат лица, уже работавшие в тех областях труда, в которых они в настоящее время ищут занятия. Между тем основным фактом современной российско-евразийской экономики является аграрное перенаселение, т.е. избыток рабочих сил в деревне, не находящих себе здесь применения и могущих получить занятия только в отраслях промышленного и ему подобного труда, в которых, однако, никогда ранее они заняты не были. Избыточные кадры сельского населения не учитываются в настоящее время в качестве безработных, сколь бы острой ни являлась потребность этой группы трудящихся в отыскании новых отраслей приложения своей рабочей силы. Устранение национальной безработицы в указанном широком смысле слова евразийцы полагали во главу угла своей экономической программы. России нужно дать работу — вот точка зрения, с которой евразийцы рассматривают экономическую действительность современной России-Евразии. Советскими экономистами правильно намечены две основные магистрали, следуя по которым можно справиться с бедствием национальной безработицы: 1) интенсификация сельского хозяйства и 2) индустриализация страны. Однако коммунистическая власть, правильно наметив задачи, недопустимым образом суживает и устраняет применение мер, которые могли бы прямым и действительным образом послужить разрешению этих задач. Коммунистическая власть ограничивает, в частности, свободу хозяйственного самоопределения крестьян, создавая тем самым существеннейшее препятствие на пути интенсификации сельского хозяйства. Евразийцы требует: а) предоставления крестьянам свободы хозяйственного самоопределения (см. раздел VII) и б) энергической и действительной государственной политики к увеличению фон-
да заработной платы. Практические мероприятия, выдвигаемые в этом отношении евразийцами, согласованы с общим пониманием ими оснований экономической жизни.
Евразийцы являются сторонниками широкого государственного регулирования и контроля хозяйственной жизни, а также сторонниками принятия на себя государством существенных хозяйственных функций. Евразийцы отмечают, что государственное регулирование, контроль и выполнение государством хозяйственных функций, хотя и в различных формах, неизменно выступают в течение русской истории: торговые операции первоначальных князей, государственное предпринимательство московского периода, такое же предпринимательство и объемлющее регулирование хозяйственной жизни в императорский период. Евразийцы полагают, что явления эти теснейшим образом связаны с совокупностью русских условий и выражают собой необходимость русского месторазвития, т.е. русской социально-исторической среды, рассматриваемой неотрывно от условий занятою ею территории. Россия (Евразия) представляет собой целостный материк, имеющий весьма немногие соприкосновения с берегами океана-моря и в общем отрезанный от него. Этим затрудняется конкуренция, господствующая в мире океанического хозяйства, и выдвигаются начала монополии, с неизбежностью приводящие с собой государственное вмешательство. К этому присоединяется связанное с условиями обстановки общее мощное развитие государственного центра (см. выше), увеличивающее значимость такого вмешательства. В этих условиях нынешний экономический строй СССР представляет собою не более как заострение и сгущение черт торгового, промышленного и земельного уклада, наблюдавшихся в Киевской и в Московской Руси и в императорской России. Для того же, чтобы создавшийся в результате революции экономический строй не односторонне и ущербно, как в настоящее время, но многосто-
ронне и в полноте выражал, применительно к условиям современной эпохи, потребности евразийской обстановки —для этого необходимо в нынешний экономический строй СССР внести ряд существенных изменений, которые и выдвигаются евразийцами.
Убийство советского посла Войкова Борисом Ковердой
Настоящая запись является свидетельским показанием с целью восстановить обстоятельства и подробности дела, в котором мне пришлось быть главным участником, совершенного 7 июня 1927 года в Варшаве покушения на советского посла Войкова. Вокруг этого дела возник ряд легенд и предположений, в большинстве случаев не соответствующих действительности или дававших неполную или одностороннюю картину происшедшего. Я воздерживался от опровержения или дополнения появлявшихся в печати сведений, хотя уже по освобождении в беседах с друзьями не скрывал подробностей дела. Считаю, однако, что картина произошедшего и действительное положение вещей должны быть известны историку, который коснется этого дела. Кроме того, считаю, что не надлежит умалчивать об участии в деле других лиц. Эти соображения и побудили меня составить настоящую запись.
В предшествовавшие годы я, будучи учеником сначала белорусской, а затем русской гимназии в Вильне, одновременно служил в издаваемой доктором Арсением Васильевичем Павлюке-вичем еженедельной газете «Белорусское слово» антикоммунистического направления. Я заведовал конторой, одновременно выполняя обязанности корректора, выпускающего и переводчика на белорусский язык. До перехода в русскую гимназию до VI класса я учился в белорусской гимназии и хорошо знаю белорусский язык. Поэтому на мне лежала также обязанность «вып-
равки» идущего в газету материала. Павлюкевич был решительным антикоммунистом, и меня с ним связывали не только служебные, но и дружеские отношения.
В это же время у меня возникли связи и знакомства с представителями русских антибольшевистских кругов в Вильне. В частности, у меня наладились дружеские отношения с проживавшим в то время в Вильне есаулом Михаилом Ильичом Яковлевым, бывшим в годы Гражданской войны командиром так называемого «Волчанского отряда», сначала действовавшего на юге России, а в 1920 году — на польском фронте. Яковлев также издавал в Вильне русскую еженедельную газету «Новая Россия».
В середине 20-х годов русская белая эмиграция еще рассчитывала на возможность возобновления вооруженной борьбы с коммунистической властью в России. В активной и непримиримой по отношению к большевизму части эмиграции возникали разнообразные проекты и планы продолжения борьбы, и существовало убеждение в целесообразности ведения антибольшевистской террористической деятельности. Вопрос продолжения борьбы любыми средствами часто поднимался и в моих беседах с Павлюкевичем и Яковлевым. Оба хорошо знали один о другом. Но они до того не сотрудничали и ограничивались шапочным знакомством.
Возможно, что происходившие между мной и названными лицами разговоры не имели бы для меня лично последствий, если бы не то, что на должность советского посла в Варшаве был назначен Войков, известный большевик, проехавший в свое время через Германию в запломбированном вагоне вместе с Лениным и роль которого в убийстве царской семьи и последующем уничтожении тел убитых была известна из книги Соколова и других источников. Об этом писалось и в польских газетах, в связи с назначением Войкова в Варшаву. Тем не менее польское правительство согласилось принять Войкова в качестве советского посла, или, как тогда говорилось, полпреда, в Варшаву.
Мысль о возможности покушения на Войкова поднималась в моих беседах с Павлюкевичем и Яковлевым все чаще и чаще, и в конце концов, к началу 1927 года, я выразил желание совершить это покушение. Павлюкевич согласился предоставить необходимые средства, а Яковлев должен был оказать содействие в организации покушения.
Первоначально возникла мысль осведомить о подготовке покушения проживавшего в то время в Варшаве писателя М.П. Арцыбашева, автора статей, печатавшихся в издаваемой Д.В. Философовым газете «За свободу» и затем вошедших в сборник под названием «Записки писателя». Позже такое намерение показалось мне не имевшим смысла, так как его осуществление могло иметь нежелательные последствия и усложнить дело. Но в первой половине 1927 году Арцыбашев умер, и поэтому намерение в какой-то степени посвятить его или вовлечь в подготовку покушения не было осуществлено.
Павлюкевич располагал ограниченными средствами. Поэтому на многое с его стороны нельзя было рассчитывать. О надлежащей подготовке покушения, т.е. организации слежки за Войковым, его выездами, передвижениями и т.п. (как то делалось в дореволюционную эпоху при подготовке покушений на царских министров и многих других, ставших мишенью для революционеров, сановников, когда в некоторых случаях в подготовке и осуществлении покушений участвовали большие группы лиц), из-за недостатка средств не могло быть и речи, и фактически никакой предварительной подготовки к покушению на Войкова не могло быть. Правда, вначале предполагалось привлечь к участию в покушении и других лиц. Выбор пал на двух моих хороших знакомых, известных мне своими национальными убеждениями. Но по разным причинам ничего из этого не получилось.
Предварительной разведкой должен был заняться уезжавший на службу в Варшаву бывший чин «Волчанского отряда» Константин Шипчинский. Ему было поручено узнать, по мере возможности, об образе жизни Войкова, его передвижениях, т.п. Основной задачей было установить, где Войкова можно встретить и приблизиться к нему. В начале мая Шипчинский выехал в Варшаву, получив на расходы данные Павлюкевичем 200 злотых.
Вскоре Яковлев передал мне пистолет и патроны к нему. Было условлено, что после покушения я буду говорить, что купил пистолет у служащего типофафии в Вильне Юдицкого, бывшего членом польской организации допризывной подготовки.
22 мая я выехал в Варшаву, тоже имея в кармане 200 злотых от Павлюкевича и немного своих денег. В Варшаве остановился на одни сутки в отеле «Астория» на Хмельной улице. На следующий день встретился в условленном месте с Шипчинским, и он меня устроил на квартиру на улице Бугай, № 26.
Оказалось, что Шипчинский ничего не разузнал и не установил. Его дальнейшее «участие» в подготовке покушения выразилось лишь в том, что он провел меня к зданию советского посольства на Познанской улице. Притом, пожеланию Шипчин-ского, «по конспиративным соображениям» мы шли к посольству не рядом, а в 40—50 шагах один от другого. Конечно, я был разочарован, увидев, что ничего не сделано, и, признаюсь, у меня возникло сомнение в возможности встречи Войкова, так как имевшихся денег могло хватить лишь на 10—12 дней пребывания в Варшаве, и, кроме того, мне вообще нельзя было продолжительно отсутствовать, так как моя семья не имела понятия, где я нахожусь, да и ждали меня некоторые дела. Не рассчитывая больше на помощь Шипчинского, я решил самостоятельно «произвести разведку» и искать возможности встретить Войкова. Я не видел для этого иной возможности, как самому побывать в посольстве или консульстве.
На третий день пребывания в Варшаве я пришел в консульство и «начал хлопоты» о предоставлении мне въездной визы в СССР. Это был благовидный предлог для посещения консульства. В здании посольства были два входа: один — в посольские помещения, другой — в консульскую канцелярию, куда я и направился. В небольшом вестибюле, перед входом в приемную, находилась изолированная кабинка с окошечком вроде билетной кассы. Сидящий в ней чиновник опрашивал посетителя и затем, нажимая кнопку, открывал дверь приемной или выходную, автоматически затем закрывающиеся. Без всяких затруднений чиновник пропустил меня в приемную.
Это было узкое продолговатое помещение со столом посредине, во всю его длину. За столом на стульях довольно тесно сидело около двух десятков посетителей, заполнявших бумаги, ожидавших вызова или просматривавших лежащие на столе советские газеты. У открытой двери, ведущей во внутренние помещения, находился столик. Стоявший за ним чиновник давал справки, выдавал бланки, вызывал посетителей и т.п. Я сказал ему о желании выехать в СССР, получил от него соответствующие бланки и анкеты и, найдя место за столом, уселся для их заполнения. Просидел так около часа, наблюдая за обстановкой. Затем поднялся и, подойдя к чиновнику, сказал, что окончательно заполню анкеты дома и принесу их в следующий раз. Всего, подыскивая благовидный предлог, я побывал в консульстве четыре раза.
Из разговоров с чиновником выяснилось, что шансов на получение визы в СССР «для получения там образования» или «устройства на работу» нет. Мне вернули мои заполненные анкеты, и дальнейшая возможность посещения консульства оборвалась, так как могли возникнуть подозрения.
Конечно, ничего интересующего меня я не узнал. Тем не менее посещения консульства сыграли важную роль в дальнейшем ходе дела. Во время одного из таких посещений, когда я, как обычно, сидел за столом и делал вид, что вожусь с моими анкетами, в ведущей из внутренних помещений двери вдруг появился Войков, взглянул на сидящих в приемной, положил руку на плечо дающего справки чиновника и увел его внутрь.
С наружностью Войкова я был знаком по фотографиям в газетах и журналах. Самым важным для меня был снимок в журнале «Святовид», где Войков, в числе других членов дипломатического корпуса в Варшаве, был изображен во весь рост на каком-то приеме у Пилсудского. Появление Войкова на один момент в дверях консульской приемной было для меня полной неожиданностью, и поэтому не могло быть и речи о том, чтобы я успел подняться, выйти из-за стола и приблизиться к нему. Но Войков, если можно так выразиться, представился мне, и в дальнейшем, когда я увидел его на варшавском вокзале, у меня не было сомнений, что это именно он. А там, забегая вперед, отмечу, что не все сложилось так, как я ожидал и предполагал.
Итак, мои посещения консульства прекратились. Правда, я попробовал посетить также торгпредство, находившееся в другом месте, на Маршалковской улице, и посидеть в его приемной. Но очень скоро мне предложили оттуда уйти, так как никакого серьезного предлога, оправдывающего мое там присутствие, я не мог придумать. Между тем мои деньги были на исходе и дальнейшее пребывание в Варшаве стало мне казаться бесцельным.
В Варшаве я каждый день просматривал несколько польских газет и русскую «За свободу». И вот 3 июня, когда я уже думал об отъезде, в вечерней газете «Курьер Червоны», с датой последующего дня, я натолкнулся на краткое сообщение о том, что «советский посол Войков выезжает в Москву». Мне стало ясно, что если Войков выезжает в Москву, то это единственный и последний шанс на возможность встречи с ним.
Сразу же я отправился на вокзал, чтобы узнать, когда и какие поезда уходят в московском направлении. Поезд уходил в Москву в 9.55 ч. утра. Начиная с 4 июня я стал приходить на вокзал за час до отхода московского поезда. Сначала я болтался около выходов на перрон, а затем, заблаговременно запасшись перронным билетом, минут за двадцать до отхода поезда сам выходил на перрон и прохаживался вдоль московского поезда.
Так прошло три дня. К 7 июня мои деньги иссякли. Кроме того, у меня возникло сомнение: либо я не заметил и пропустил Войкова, либо он садился в поезд не в Варшаве, а на какой-нибудь другой станции. Я решил последний раз прийти на вокзал 7 июня и затем возвращаться домой в Вильну. В этот день почти сразу по моем приходе на вокзал случилось нечто, сбившее меня с толку. Минут за 50 до отхода московского поезда я увидел Войкова, но не направлявшегося на перрон к поезду, а идущего с перрона в вокзальное помещение, в обществе какого-то другого лица. На Войкове был котелок, и он был в зеленом весеннем пальто. Случившееся не соответствовало моим ожиданиям, и я растерялся. Я пытался убедить себя, что за Войкова принял какого-то приехавшего пассажира. После краткого момента колебания я прошел в вокзальное помещение, куда направились потерянные мною из виду Войков и его спутник. Я волновался, спешил и не зашел в вокзальный ресторан, где они в это время были. Не найдя Войкова, я поспешил обратно, вышел на перрон и стал прохаживаться вдоль поезда, как и в предыдущие три дня. Я старался держаться ближе к выходу, чтобы встретить Войкова до того, как он успеет войти в вагон. И незадолго до отхода поезда я снова увидел Войкова, вместе с другим, уже виденным мною лицом, с которым перед тем он вышел с перрона. Они, разговаривая, медленно шли вдоль поезда.
Позже, уже в ходе следствия, выяснилось, что Войков не собирался ехать в Москву. Я же так никогда и не узнал, откуда в газете появилась приведшая меня на вокзал фатальная для него заметка. Оказалось, что ранним утром 7 июня он получил из Берлина телеграмму от едущего из Лондона советского представителя Аркадия Розенгольца, выдворенного из Англии после разгрома советского торгового представительства, носившего название «Аркос». Войков пришел на вокзал, чтобы встретить проезжавшего через Варшаву Розенгольца. Он пришел к приходу берлинского поезда, встретил Розенгольца, и они отправились пить кофе в вокзальный ресторан. Поэтому в первый раз я увидел Войкова не идущим на перрон, а выходящим с него.
Таким образом, моя встреча с Войковым на варшавском вокзале, хотя я ее и искал, была совершенной случайностью. Был тут какой-то фатум. Ведь даже если бы Розенгольц приезжал через Варшаву днем позже, то покушения не было бы. Деньги у меня, как я уже упомянул, иссякли. На покупку перронного билета я израсходовал последние бывшие у меня 20 грошей. В приведшей меня на вокзал газетной заметке было сказано, что «Войков выезжает сегодня или завтра». Между тем со времени появления этой заметки пошел уже четвертый день.
Я пошел навстречу Войкову, вынул из кармана пистолет и начал стрелять. Войков резко бросился назад, а я пробежал несколько шагов за ним, стреляя ему вслед, пока не выпустил все находившиеся в пистолете шесть пуль. Как позже было установлено, в Войкова попали две пули. Войков же, пробежав несколько шагов, прислонился к вагону и начал отстреливаться. Розенгольц прыгнул с перрона на путь и между двумя вагонами и остался у меня позади. Отмечу еще, что у меня было предположение, что уезжавшего в Москву Войкова может провожать кто-то из польского министерства иностранных дел, и я, увидев Розенгольца вместе с Войковым, подумал, что это именно и есть представитель министерства.
На перроне во время покушения было мало публики, и ко мне и Войкову быстро подбежали полицейские. Меня схватили, а
Войков опустился на перрон. Один из арестовавших меня полицейских спросил, в кого я стреляю. Я ответил, что в советского посла. Полицейский тут же сказал: «Жаль, что не в Троцкого». Из окна одного из вагонов раздался враждебный по моему адресу выкрик. Возможно, что кричало сопровождавшее Розенголь-ца в поезде лицо.
Меня привели в вокзальный полицейский участок. Сюда же принесли и положили на пол раненого Войкова. С него сорвали рубашку. Очень скоро его увезли. Сразу же в помещении появился Розенгольц, бросивший на стол свою визитную карточку. В участке началась суматоха. Стали появляться разные лица. Одно из них стало кричать на меня, спрашивая, зачем я это сделал. Я ответил, что действовал в интересах моего отечества. Спрашивавший заявил, что это «медвежья услуга». Позже я узнал, что это был Суханек-Сухецкий, начальник отдела безопасности в Министерстве внутренних дел.
Очень скоро явился следователь и стал составлять протокол первого допроса. Допрос продолжался более часа. Затем меня посадили в такси между двумя полицейскими и в сопровождении второго такси с полицейскими отвезли в тюрьму «Павяк» и там отвели в камеру.
Часа через два меня провели в кабинет, в котором находились три лица. Одно из них заявило: «Я судебный следователь Скор-жинский, аэто прокуроры Рудницкий и Свентковский. Войков умер от нанесенных ему ран, и сейчас нам надлежит выяснить все обстоятельства этого дела». Мне начали задавать вопросы. Одним из первых был, откуда я знал, что Войков приедет на вокзал. Я рассказал, кто это было, т.е. что прочитал в газете о его предстоящем выезде и после этого каждый день стал приходить на вокзал. На этом допросе Скоржинский протоколов не писал, а лишь делал заметки на листах. Допрос продолжался около двух часов, после чего меня отправили обратно в камеру.
Часа через два-три Скоржинский снова меня вызвал и уже записывал мои показания на машинке в протокол, давая подписывать каждый лист. Скоржинский допрашивал и записывал не спеша и отпустил меня часа через три, уже поздней ночью. Допрос и дальнейшее составление протокола продолжались еще полных два дня с небольшими перерывами. Я должен был рассказать все о себе, о родственниках и знакомствах, по возможности описать дни моего пребывания в Варшаве и мое времяпрепровождение, рассказать о мотивах покушения, подготовке к его совершению и сопровождающих обстоятельствах. Я придерживался схемы, ранее установленной и обдуманной, т.е. сообщников у меня нет, никто о моем намерении совершить покушение не знал, что основной причиной, побудившей меня стрелять в Войкова, было намерение отомстить за причиненные России коммунистическим режимом бедствия, а Войков был активным деятелем этого режима.
13 июня меня отвезли в суд и привели в кабинет председателя окружного суда Гуминского, вручившего мне обвинительный акт и сообщившего, что дело будет рассматриваться в чрезвычайном ускоренном порядке.
Как известно, по окончании следствия судебными властями был поставлен на разрешение вопрос о том, в каком порядкебу-дет происходить судебное рассмотрение дела — чрезвычайном ил и обычном. В то время в Польше вошел в силу декрет о возможности чрезвычайного судопроизводства по отношению к виновным в совершении некоторых видов преступлений, в том числе и направленных против государственных служащих. Войков, поскольку он был аккредитован при польском правительства, был формально приравнен к государственным служащим. Судебные власти располагали в этом отношении свободой выбора и обычно руководствовались указаниями правительства. Было решено предать меня чрезвычайному суду. Думаю, что так было сделано по распоряжению центральных властей, опасавшихся, что рассмотрение дела в обычном порядке окружным судом затянет и расширит его, а это было нежелательно по ряду соображений. Польское правительство стремилось в кратчайший срок покончить с этим в высшей степени неприятным для него делом, могущим осложнить польско-советские отношения, в то время как Польша стремилась к тому, чтобы они были добрососедскими.
Определенно думаю, что и Советскому правительству не были желательны расширение дела и новые возможные осложнения, так как после разгрома «Аркоса» и других одновременно происшедших событий, например в Китае, возникла обстановка, благоприятствовавшая «новым авантюрам», которые были Москве крайне нежелательны. Кроме того, у Москвы, несомненно, было опасение, что может произойти повторение «дела Конради», застрелившего в Швейцарии за несколько лет до того советского деятеля и дипломата Воровского. Судебное разбирательство этого дела продолжалось несколько дней и фактически явилось рассмотрением дела не столько самого Конради, сколько коммунистических злодеяний в России.
Думаю поэтому, что ускорение в рассмотрении моего дела произошло в результате негласного соглашения польского и Советского правительств. И Москве, и Варшаве расширение дела не было выгодно. Оба правительства желали скорейшего исчерпания этого «инцидента». Поэтому процесс оказался скомканным, продолжался всего один день, и многие вопросы были вообще обойдены. Это относится и к официальному протоколу судебного заседания. В газетных отчетах о процессе можно найти значительно больше того, что имелось в записи судебного секретаря.
Заканчивая эту часть моей записи, хочу прибавить, что названные в ней А.В. Павлюкевич и М.И. Яковлев погибли при трагических обстоятельствах. Яковлев, принимавший участие в обороне Варшавы от немцев в 1939 году в качестве начальника штаба в кавалерийском подразделении ген. Булак-Балаховича, был арестован летом 1940 года и отправлен в концентрационный лагерь Освенцим. Там при невыясненных обстоятельствах он погиб в апреле 1941 года Павлюкович участвовал в движении Сопротивления в Варшаве, был арестован немцами и расстрелян. Незавидна оказалась и участь присутствовавшего при покушении на Войкова большевика Розенгольца. Он был одним из обвиняемых на московских процессах 1937 году и расстрелян.