Ремесло и современная индустрия

[15]

В современной индустрии наблюдается борьба двух методов — метода ремесленного и метода машинно-массового производства. Эти две тенденции не всегда выступают отчетливо. Их различие уловимо лишь в определенных конструкциях, совершенно бесспорно выраженных изделиях или же в тех орудиях, которые представляют ту или иную тенденцию. Однако неопытный глаз всегда может смешать изделия или орудия, характерные для ремесла, и орудия или изделия, характерные для современного скоро-массового производства.

Еще менее уловима разница в методах. Собственно говоря, ремесло от современного скоро-массового производства и отличается главным образом рабочими и организационными методами. Организационная наука— движение молодое, оно переживает фактически первое десятилетие своего формирования и не сложилось еще в законченную доктрину, поэтому резкого разграничения ремесленного метода от машинно-массового, даже и в деталях, посвященных специально организационной науке, не производится с резкой решительностью.

Если же обратить внимание на современную заводскую эмпирику, то очень часто выступают рядом и ремесленный метод, и метод скоро-массового производства. Вы можете видеть, как на современном передовом заводе рядом с ярко выраженной методологией скоро-массового производства выступают такие ремесленные анахронизмы, которые поистине являются представителями XVIII века.

Но еще более неуловима методологическая разница в современной психологии как руководителей производства, так и пролетариата. Вы можете видеть, как рабочий, работающий на заводе массового производства, по существу находится в неизбывной психологической оппозиции к его методам и все время мыслит, организует и регулирует исключительно, как ремесленник. Это и не мудрено. Ведь современное скоро-массовое производство должно было комплектовать свой рабочий состав из тех районов, которые были характерны как кустарно-ремесленные районы и ремесленные центры. Рабочий-ремесленник высшей квалификации, поступая на современный завод скоро-массового производства, обыкновенно оказывается ему чрезвычайно полезным. Как это ни странно, но завод может держаться на этих ремесленниках, как бы покупая их для того, чтобы их в недалеком будущем отрицать, чтобы их в недалеком будущем совершенно вытеснить и заменить совершенно новым пролетариатом, характерным для скоро-массового производства.

Если мы не установим характерных черт ремесла, или, по крайней мере, если мы не будем постоянно настороже к ремесленным прорывам психологии современного пролетариата, если мы не будем постоянно готовы к тому, что под флагом высокой квалификации знания производства данный рабочий по существу будет представлять тенденции XVIII или начала XIX века, то мы сыграем чрезвычайно скверную штуку. Вся трудность положения заключается в том, что строить новую доктрину работы, строить самый новый метод работы приходится на базе определенной эмпирики, а, к сожалению, носителями этой эмпирики являются наиболее квалифицированные рабочие, как раз носители ремесла, ремесленной тайны. И вот здесь-то нужно будет отметить те исключительно просветленные единицы, которые с открытым сердцем могут хоронить (от них требуются похороны каждый день, каждый час) свое прошлое и хоронить — беспощадно.

Вскроем те характерные черты ремесленничества, которые существуют в ремесленном пролетариате.

Операционный универсализм, эта постоянная готовность «на всякий случай» подоспеть с определенным умением и с определенным знанием— характерна для ремесленника. Ремесленник характерен накоплением конкретных, иногда в высшей степени причудливых казусов, часто присущих только данному ремесленнику, ибо у него был такой случай в жизни. Эта универсальность, которая очень сходна с практической находчивостью, чрезвычайно характерна для ремесленника. Собственно говоря, ремесленный стаж меряется не годами, а десятилетиями. 40 лет ремесла — это сравнительно малый срок для того, чтобы быть знакомым с различного рода рабочими казусами. Этому противопоставляется в скоро-массовом производстве растущая специализация работы, растущий универсализм при переходе от станка к станку. Но здесь гораздо меньше будет тех практических неурегулированных казусов, которые знает ремесленник и которые характерны для его универсализма.

Рядом с этим, если можно так выразиться, казусным универсализмом характерен универсализм рабочего места. У ремесленника рабочее место приноровлено для всех случаев его работы. Ремесленник не знает так называемых специальных станков, специальных рабочих мест. Он должен вывернуться из положения, согнуться в три погибели, но именно там, где он сидит, там, где он работает, прикованный навеки, — должен выйти из создавшегося положения. Ему противополагается в современных массовых заводах строгая специализация рабочих мест, рабочих станков и всех приспособлений, которые характерны для работы, универсализм оборудования до того полный, что ремесленник совершенно не может выявить, что является приспособлением для производства данной работы и что является универсальным оборудованием. Сплошной эмпиризм, постоянное нагромождение одной практики на другую, отвращение ко всякой систематике этой практики, отвращение к кодексу всех тех законов своего труда, которые характерны для него, — всему этому в новом производстве противопоставляется строгая научность, экспериментальное выведение всех законов обработочного производства, сведение их в определенные нормы, сведение их в определенные графики. Вполне естественно, как определенное следствие только что сказанного, что для ремесленника характерен «секрет». Вся его жизнь есть сплошной заговор против других ремесленников, это сплошной заговор против всех непосвященных вообще, которые не знают, как выйти из положения в данном случае. Ремесленник не любит ничего, что бы выражалось в строго определенном расписании, в строго определенном регламентировании его работы. Он совершенно не терпит видимую для всех установку своей работы. По существу он — конспиратор и всегда гордится тем, что именно он, исключительно он, это знает. В скоро-массовом производстве всему этому противопоставляется все разоблачающая документация, выражающаяся в чертежах, диаграммах, инструкциях, в точных записях и эскизах того оборудования, которое необходимо для работы. Собственно говоря, весь смысл современного скоро-массового производства, в его противопоставлении ремеслу, заключается в этом сплошном разоблачении секретов тех ремесленников, дни которых становятся все меньше и меньше, дни которых сочтены.

Для ремесленника характерно, как вывод из предыдущего, то, что все свои знания и все свои умения он, как он выражается, «держит в голове». Ремесленника трудно заставить выразить в определенной инструкции то, что он знает, так как он питает отвращение ко всяким инструкциям, ко всякому внешнему организационному оформлению работы, ибо ведь у него могут «свиснуть» его секрет. Отсюда для ремесленника характерна потрясающая современного человека организационная неряшливость, органическая нетерпимость к внешнему порядку, органическая нетерпимость к регламентированию и точному расписанию отдельных операций, отдельных приемов, органический протест против всякого регулирования работы, как против «интеллигентщины и буржуазности». Все это характерно для ремесленника. Скоро-массовое производство характеризуется, наоборот, ясно выраженным организационным оформлением, четким расположением оборудования, четким расположением материала и, наконец, четкостью совершенно раскрытых методов работы. Ремесленное производство само по себе чрезвычайно консервативно, индивидуалистично и антиобщественно. Оно в корне разлагает всякого рода совместную работу, оно является варварским вызовом всей современной эволюции и нужно употреблять неимоверные усилия, чтобы противодействовать этому ремесленничеству, иногда прикрытому новейшими организационными тенденциями вроде НОТ и др.

Для современного ремесла характерна ограниченность его производства. На самом деле, как бы ни говорили, что ремесленник вырабатывает булавки, что ремесленник вырабатывает гвозди, где ему в его производительности сравняться с теми триллионами снарядов, которые были произведены во время войны, где ему сравняться с теми секстильонами пуль, которые были произведены во время войны, и теми тысячами секстильонов гвоздей, заклепок, шпонок, которые вырабатывались и вырабатываются скоро-массовым производством.

Для современного скоро-массового производства чрезвычайно характерна наличность все растущих приспособлений, различного рода конструкций, которые являются подсобными или при ручной работе, или при машинной, которые вырастают в совершенно самостоятельный мир, особую производственную кинематику, страшно подвижную, легко приспособляемую, иногда специальную, иногда универсальную. Вот это все характерно для массового производства. Ремесленник не любит этого разрастающегося мира конструктивных приспособлений. Он готов, особенно кустарь, сделать приспособления скорее из своего собственного рукава или же довольствоваться той примитивной болванкой, которая у него находится. Совмещение исполнительных функций с функцией управленческой и организационной характерно для ремесленника. Он никому не дает права управлять собой, он никому не отдаст права исполнять; то и другое он считает своим правом, — право управлять он считает своей честью, право исполнять он считает своим секретом.

Для ремесленника была характерна влюбленность в меру, влюбленность в универсальный измерительный инструмент, в аршин, в метр, который он постоянно носил в кармане, которым он постоянно должен был «прикинуть», между тем как в работе скоро-массового производства характерен совершенно не этот конкретный универсальный измерительный инструмент, а для него характерен шаблон, для него характерен калибр, для него характерны лекала.

Современный инструмент скоро-массового производства есть механическая хватка обрабатываемого предмета. А высшее выражение этих инструментов, известное под именем предельных калибров, является таким тонким и в то же время точным понятием, с которым, конечно, не может сравниться инструмент ремесленника.

Ремесленник, имея в кармане метр, имея в кармане аршин, несомненно, индивидуалист, он схватывает постоянно индивидуальную меру в предмете, он схватывает постоянно характерные для данной вещи изменения, между тем как работник скоро-массового производства работает по нормам, работает по стандартам.

Калибры, лекала и шаблоны — это как раз те инструменты, которые вынашивают в современном скоро-массовом производстве те или иные отдельные стандарты, те или иные отдельные нормы; между тем как ремесленник, со своим жалким метром и универсальным инструментом в кармане, все время хочет выудить в современном производстве оригинальный секрет, недоступную всей массе рабочих какую-то тайну. Отсюда в новейшем скоро-массовом производстве такое внимание к анализу, к чертежу, схеме, диаграммам, графику, такое внимание ко всякого рода реконструкциям; у ремесленника же существует буквально органическая ненависть к этому анализу, к этому чертежу, к этой схеме и диаграмме. Современное скоро-массовое производство есть, несомненно, синтез лаборатории с ремеслом, между тем как ремесло — есть только ремесло.

Отсюда — самое характерное, что отличает ремесленника от рабочего скоро-массового производства. Посмотрите, сколько литературы посвящено вопросу о том, нужно ли при обучении трудовым навыкам готовить так называемые утилитарные вещи или не нужно. Нужно ли, например, работать утюг, молоток, кронциркуль, клещи и т. д. Конечно, уже самый вопрос, под каким бы флагом он ни предлагался, сам по себе с головы до ног выдает ремесленника. Ведь современное скоро-массовое производство никогда не выполняется как так называемое утилитарное. Современный рабочий скоро-массового производства интересуется в работе по преимуществу самым методом работы. Если же он интересуется не методом работы, а выражением этого метода в работе, то для него имеются определенные стандарты, стандарты действий. Если он говорит о методе работы, то у него все время фигурируют такие слова, как резка, фрезеровка, сверловка, подрубка, пайка и т. д., между тем как ремесленник всегда вам будет подчеркивать, что именно он произвел утюг, именно он произвел молоток, кронциркуль или, например, он произвел механическую прыгающую блоху.

Если бы нам нужно было формулировать для потребностей ЦИТа некоторые разграничения в работах, то мы могли бы допустить только разграничение на работы имитационные, которыми мы учим, и работы натуральные, в которых мы проводим последний период обучения. Мы совершенно не употребляем слово «утилитарный», как чрезвычайно опасное, ибо оно может кончиться зайделевским молотком и утюгом.

Не мешает обратить внимание в этом отношении на такие явления, которые, может быть, и знакомы нашим квалифицированным рабочим-металлистам, но недостаточно обратили на себя их внимание. Ведь еще недалеко то время, когда пробу на заводе делали именно так: сделать кронциркуль, сделать молоток, сделать клещи, между тем как в недавнее время, даже до войны, завоевала право гражданства проба, заключающаяся в так называемом «ласточкином хвосте», или проба под именем «гайка в гайку». В основу этого поставлен исключительно метод работы, определенный стандарт сочетания плоскостей и круглых или иногда овальных поверхностей.

«Ласточкин хвост» и «гайка в гайку» представляют пробу на методы работы; они представляют из себя пробу на сборку готовой утилитарной вещи. Следовательно, современное скоро-массовое производство в такие решающие моменты, когда нужны огромные массы квалифицированных рабочих, выдавало такую пробу, где выявлялась методика работы, но не производило вещи, где проявлялся грубый утилитаризм работы. Иногда на заводе дают сделать просто канавку и к этой канавке пригнать шпонку чем-нибудь другим, кроме напильника. Еще перед войной практиковалось следующее: простую гайку зажимали в тиски; эта гайка совершенно отшлифована своей верхней и оборотной стороной, принимаемый рабочий должен был пилить эту гайку. Если эту гайку он испортит своими штрихами, он испытания не выдержал. Если же он даст точные параллельные плоскости — он принимается. Мы особенно должны подчеркнуть значение таких проб и, особенно, эталонов этих проб, на которых ЦИТ в настоящее время фиксирует свое внимание.

Распространено мнение, что будто для современного производства и для так называемой научной организации труда характерна работа по операциям. Ничего подобного! Работу по операциям, как известно, возвеличил еще Адам Смит. Работа по операциям была известна еще издревле— и строго рассчитанная операция, и строго рассчитанная работа. Для современного скоро-массового производства характерна не работа по операциям, а методология рабочего приема в его чистом виде, приложимая к тысяче вещей. Для современного скоро-массового производства характерны именно стандарты приемов, нормы приемов, будут ли они выражаться в ручной работе или в работе машинной.

Нам особенно хотелось бы для большей фиксации наших мыслей обратить внимание на ремесленный секрет. Можно было бы привести длинный мартиролог этих разоблаченных секретов. В последнее время наука подкопалась под самые затаенные секреты этого гордого хвастливого ремесла. Под наукой в данном случае не нужно разуметь какой-то точно разработанной дисциплины. Современный завод характерен именно тем, что в самой организации своей таит строгую научность. Эта научность заключается в том, что он ставит совершенно неизвестную прежде массовую браковку. Именно последнее: эти калибры, лекала, всякого рода одномерные и точные инструменты, нормальные или же с допуском позволяют производить отбор точной работы, который не был прежде известен ни одному абсолютно ремесленному производству.

Если на заводах скоро-массового производства производится браковка при операции, браковка повторная, контрольная, браковка выборочная или, наконец, конечная приемочная браковка, то можно себе представить, какой огромный контингент браковщиков содержит современное скоро-массовое производство и какую ответственную часть всей организации завода составляет браковка. В своем развернутом виде бракование является не чем иным — мы говорим это совершенно определенно и курсивом, — оно является не чем иным, как лабораторным методом производства. В тот момент, когда на заводе появляются точные одномерные калибры, точные одномерные измерители, завод превращается в лабораторию с точным учетом, с точными кривыми, с самыми совершенными диаграммами. Здесь не может уже быть, без сомнения, никаких секретов, здесь самая организация скоро-массового производства превращается в огромный действующий научный «Институт производства» с грандиозными лабораториями. Вот эта-то современная браковка, в которой, вероятно, многие выросли, но еще недостаточно обращают внимания на нее, является самым революционным шагом, характерным для современного производства. Именно эта браковка является в последнее время тем фактором развенчания современного производства, перед которым летят к чертям все так называемые изобретательства, все патенты, все личные честолюбия, который сокрушил уже не одну тысячу и не один десяток тысяч всяких изобретателей и носителей ремесленных секретов. На самом деле, например, скорость резания, которая прежде бралась на ощупь, теперь уложена в линейки Тэйлора, Гантта и др., уложена в определенные аншлаги, находящиеся на каждом покупаемом станке.

Заточка резцов, которая также являлась секретом рабочего, знаменитая калка со всеми алхимическими приемами, выражениями при всякого рода закладке в доменных и мартеновских печах — теперь со всем этим справляется любой мальчик. Путем цитовского разоблачения вскрыты все секреты, которые были связаны рубкой, клепкой и станочным делом. Наконец, существует цитовское организационное разоблачение работы, когда самый распорядок и самое оборудование рабочего места точно подсказывают своим внешним видом эту работу. И всякий, кто является протестантом против этого организационного разоблачения ЦИТа, по существу является ремесленником, совершенно безнадежным ремесленником. В современных заводах, даже в самых совершенных, еще есть немало затененных углов, где находят себе приют эти честолюбивые ремесленники со своим индивидуализмом, со своими секретами, со своими инструкциями в голове. Все те мало машинизированные отрасли труда, как кузнецы, калильщики, литейщики, являются самыми закоснелыми элементами в заводах, которые встречают насмешками всякого новичка, которые не дают в этой отрасли чего-нибудь нового. Все инструментальщики, которые сидят на различного рода перках и кустарных поделках, самые консервативные.

Особенно в этом отношении поражает, — что автору пришлось наблюдать не только в России, но и за границей, — что раз посвященный в тайну инструментального дела на всю жизнь осужден ходить со своими ремесленными шорами.

Немало таких ремесленников наблюдается среди мастеров. Их питает в этом отношении их роль инициаторов и изобретателей: изобретение, например, какой-нибудь штампы, которое делает их в их собственных глазах обладателями секретов, гениями ремесла. Вот поэтому-то так медленно родится новый мастер, которого задумал Тэйлор.

Современный мастер или является такого рода индивидуалистом-изобретателем и постоянно хочет заменить науку станком, или же является просто посиживающим на месте денщиком, который отбывает работу.

 

Педагогические и научно-изыскательные тенденции в новейшем производстве

[17]

Когда-то предприятие было «практической» промысловой организацией, воспринимавшей новости «научных достижений». Современное предприятие все более и более перерастает эти свои практические границы.

Предприятие теперь вырастает как интегральный центр современной культуры, где организация производства среди прочих общественно-культурных функций выявляет и все более и более развивает учебные и изыскательные функции.

Предприятие давно уже выполняло функции подготовки квалифицированного рабочего, мастера и даже руководителя предприятия. Однако эта функция предприятия в XVIII и даже в XIX веке фактически лишь копировала то, что делал ремесленник с вверенным ему учеником и подмастерьем. Такая же картина в сущности была и в отношении студенческого практикантства на предприятиях, с той лишь разницей, что для студента гораздо дороже была отметка популярной фирмы о практикантстве, чем действительный практический стаж.

Само предприятие в отмеченную эпоху не было приспособлено для какого бы то ни было методизма в области подготовки персонала. Передача знаний и навыков была грубо эмпирична: «высидка» в производстве и срок стажа нередко приобретали самодовлеющее значение.

Но XX век в этом отношении буквально перевернул предприятие.

Предприятие в настоящее время становится не только производством, не только «практикой», которую обогащает наука, вырабатываемая в университетах и политехникумах. Нет, современное предприятие все более и более само проявляет и совершенствует новые, ранее ему не свойственные «научные» функции.

По мере того как аналитический метод в форме расчленения производственного процесса все более и более входит во все цеха предприятия, последнее, хочет или не хочет его руководитель, постепенно усваивает педагогические функции.

Расчленение производственных процессов до того оголило и анатомизировало казавшийся ранее смутным и «секретным» процесс, что обозрение его, выявление и усвоение стало делом неимоверно быстрым и в то же время точным и прочным. Все более и более внедряется в предприятия эта объективная аналитическая тенденция, а вместе с ней облегчается (уточняется и ускоряется) субъективно-познавательная сила живых участников производства. Способ познания производства получается операционный, в котором резко очерчены границы познаваемого и который в свою очередь постоянно толкает к более углубленному аналитическому познанию производства.

Обозначающееся в производстве операционное расчленение вызвало к жизни расчленение функциональное, в котором еще реальнее выступают действенные моменты производства. И что всего разительнее: функциональная система проявляется не только в верховном управлении предприятием (или трестом), а в непосредственном обслуживании производственного процесса — прямо на станке, на рабочем месте, на линиях производственного фронта. Живой участник или наблюдатель производства, независимо от высоты его общего развития, кроме «операторов», непосредственно проводящих данную производственную операцию (в ее технологическом выражении), видит рядом с собой таких «функционеров», как установщики, контролеры, инструктора, смазчики, съемщики, электромонтеры, которые, не имея непосредственного отношения к технологии данной операции, функционально обслуживают производство в едином гармоническом комплексе.

Аналитическая и одновременно с ней идущая синтетическая тенденции производства в предприятии представлены с такой демонстративной очевидностью, в порядке подачи «на первом плане», что и познавать производство и овладевать им становится неимоверно легко в сравнении с тем запутанным клубком, каким было производство в XVIII и даже в XIX веке.

Предприятие всем своим строем научает познавать, овладевать, управлять, словом — одна из его органических функций, хочет того или не хочет организатор производства, одна из его органических функций — это функция обучения.

В этом обучении есть своя специфическая методология. Если в школьной методологии обучения огромное, а часто решающее значение имеет личность педагога, его субъективное искусство воздействия на обучающегося, его обаяние, его особая, так сказать, «популярность», то в методологии обучения силами предприятия резко выступает объективная вещевая организационная сторона. Сама производственная установка предприятия является педагогом, даже живой инструктор-субъект и тот побеждает главным образом организационно-вещевыми средствами.

Этот «педагогизм» предприятия проявляется ежедневно, ежечасно, но особо сильное действие этого педагогизма проявляется в форс-мажорные периоды производства.

Современная эпоха нашего капитального строительства, расширения и реконструкции производства и представляет из себя огромные форс-мажорные возможности для этого индустриального педагогизма. В ней есть и материальные и организационные предпосылки для широких, невиданных возможностей по подготовке кадров.

Мы должны, однако, отметить, что, несмотря на возможности, конечно, могут быть и неудачи, могут еще не вызреть субъективные педагогические силы, может не быть налицо широко и целесообразно поставленного инструктажа.

Но здесь уже должны вступить в дело такие мощные факторы, как волевое общественное усилие планового государства, энтузиазм наших строителей социалистической индустрии.

Инструктаж, как живое выражение производственного педагогизма, растет всюду в наши дни с невиданной быстротой. Этот производственный инструктаж получает свою объективацию в форме инструкционных карт и хронокарт, в которых с максимальной экономией расписано все производственное поведение работника и указаны все объективные средства для достижения такого поведения.

Производственный инструктаж получает все более и более широкое распространение; он учитывается, совершенствуется как в смысле экономичности, так и со стороны самого метода; это и есть то новое, что можно считать соединением производственной «практики» с проблемой организованного производственного обучения работника.

Любопытно отметить, что растущая педагогичность новейшего производства имеет, как мы это показали выше, организационное происхождение: новейшая производственная педагогика является неизбежным следствием глубочайшего организационного прогресса производства.

Но этот организационный характер производственной педагогики становится еще понятнее, еще неотвратимее, если мы ее рассмотрим в свете функциональной дифференциации производства. Если производство на наших глазах дробится до мельчайших составляющих в направлении операционном и это дробление очень показательно и очевидно, то его функциональное дробление еще не имеет своей внешней убедительности. А между тем при внимательном рассмотрении в развитых предприятиях мы вполне улавливаем хотя бы три функции с их отдельными живыми обслуживателями: установка производственных операций, обработка или самое проведение операций и, наконец, контроль данной операции или данного изделия.

Совершенно неизбежно функция «установки» не только стала обусловливать «обработку» в целом, но именно предуказывать самые пути обработки, «установка» как бы «учит» «обработку». Появляется «установщик» операций, вместе с тем устанавливающий и инструктирующий ряды рабочих на «обработке».

Совершенно естественно в производстве вырастает и все более совершенствуется именно «установочный» метод обучения рабочих кадров.

Вместе с тем предприятие становится органом подготовки этих кадров, оно неизбежно все более и более методизирует эту производственную педагогику и закрепляет ее могучими организационно-техническими средствами.

Итак, педагогизм предприятия это то новое, что нам не только надо учесть в подготовке кадров, но эту подготовку поставить на эту новую мощную производственную базу, не бывшую в поле зрения педагогов.

Другая черта новейших предприятий, выводящая их за грань голой эмпирической практики, — это рационализаторская функция. Слова «последние достижения науки» в настоящее время никак не могут быть исключительно соединены с традиционно-научными учреждениями в виде ВТУЗов, университетов или академий. Предприятие имеет теперь целый ряд образований, которые бьются при посредстве своего технического и организационного вооружения за это «последнее слово». Эти образования множатся и совершенствуются на наших глазах в форме: технических бюро, конструкторских бюро, бюро приспособлений, бюро рационализации, бюро изысканий. Все эти учреждения, кроме их так сказать «служебного» выражения, принимают форму широкого общественного достижения, в котором принимают участие широкие рабочие массы, осуществляющие свою инициативу через индивидуальное и коллективное изобретательство. Функция изобретения и изыскания становится не привходящей, а органической частью работы предприятия.

Но эта изыскательная функция представлена в предприятии и по другим, все более расширяющимся каналам.

Если в рационализации и изобретательстве наиболее решающее значение имеет момент интуиции, находчивости, субъективной талантливости (здесь изыскание и эксперимент не решают, а лишь подтверждают догадку изобретателя), то имеется изыскательная работа, производимая в предприятии на началах оперативной регулярности и непрерывности. Это всякого рода контрольно-испытательные работы. Мы имеем в виду работы по испытанию материалов (сырья), работы по испытанию продукта (изделие, механизм) и, наконец, работы по производственному контролю.

Сказать лет тридцать тому назад, что предприятие является научно-изыскательным учреждением, это значило — быть высмеянным, быть обвиненным в донкихотстве.

Между тем как теперь произошли такие изменения, к которым надо пристально присматриваться.

Изыскательно-экспериментальные тенденции в современных предприятиях представлены опять-таки не тем, что наука «приходит на помощь» практике. Изыскательная работа предприятий становится их органической функцией.

И дело не в том, что в данном предприятии сидит профессор, делающий эксперименты, дело не в том, что ученый считает завод удобным местом приложения своих научных выводов. Нет. Глубокое проникновение экспериментально-исследовательского начала по всему фронту производства, самая организация производства, как научно проводимая, т. е. на основе постоянного исследования, — вот что становится характерным для современного предприятия.

Если мы попытаемся хоть вкратце исчерпать характеристики, свойственные предприятию как научно-исследовательскому учреждению, то мы получим следующую картину.

Испытание материалов, бывшее когда-то функцией исследовательских лабораторий ВТУЗов и институтов, в настоящее время составляет постоянную будничную оперативную функцию предприятия. Во многих предприятиях эти испытания материалов касаются всего сырья, поглощаемого производством. Испытание материалов облекается в различные формы — от громоздких сооружений в виде машин и агрегатов до портативных аппаратов настольного характера. Предприятие, в результате этой оперативно проводимой работы, имеет огромное количество регулярно идущих показателей, переносимых на специальные бланки; на основе этих бланков нередко выводятся кривые и диафрагмы, словом, здесь есть все, что характеризует научно-исследовательскую работу: экспериментальная аппаратура, регистрации и все виды научно-исследовательских изображений.

Испытание готовых изделий как в их деталях, в отдельных механизмах, так и в целых агрегатах или предметах продукции точно так же на предприятиях все более и более обставляется как научно-исследовательская работа.

Испытательные станции имеют масштаб от маленьких сооружений на столе до огромных заводских зал, специально обставленных вспомогательными машинами, аппаратами и специально занятым штатом, работающим с огромной оперативной ответственностью.

Не только в Европе и в Америке, а именно у нас в СССР имеется огромное количество предприятий металлургических, машиностроительных, электротехнических, химических, текстильных и пр., где развернуто огромнейшее богатство самого разнообразного испытательного (а вместе с тем, следовательно, и научно-изыскательного) оборудования.

И именно потому, что исследовательская работа в предприятиях по испытанию материалов и продукции носит неотступно оперативный характер, она нужна так же, как нужна эксплуатация выпускаемой продукции, — испытательные лаборатории предприятий часто бывают обставлены лучше, чем лаборатории ВТУЗов и университетов.

Вместе с тем характерна и другая тенденция, находящаяся в функциональной связи с только что отмеченной: это широкое развитие изобретательства именно в заводских испытательных лабораториях, широкая постановка чисто исследовательских работ в самых новейших областях знания вплоть до казалось бы самых отвлеченных проблем, как-то: теория спектра, проблема высоких напряжений, высоких давлений и т. д.

Не будет преувеличением, если мы скажем, что в XX веке центр тяжести изыскательных работ переносится из университета и политехникума на предприятие. Предприятие, когда-то бывшее только «приложением» науки, вырабатываемой в ВУЗах, постепенно эмансипируется от этой просвещенной зависимости и усваивает, наряду со своей практически оперативной работой, сложнейшие изыскательные функции.

В наш реконструктивный период эта тенденция ни в коем случае не может ослабевать, она лишь может усиливаться со все возрастающей быстротой и смелостью.

Однако отмеченными выше линиями не ограничивается исследовательская работа предприятия.

Такая, на первый взгляд, прозаическая и узкооперативная функция, как браковка, долгое время находившаяся в руках так называемых «казенных приемщиков» и браковщиков, постепенно выросла в пронизывающую всю жизнь предприятия органическую исследовательскую работу.

Все эти изыскательные функции выросли из очень прозаических «практических» потребностей: нужно было выявлять производственный брак. Но тот же могучий аналитический принцип по расчленению производства сделал эту функцию браковки постоянной, строго детализованной и массовой. А эти моменты и создали то, что «практическая» функция браковки в это же самое время усваивает все черты строго научной изыскательной работы. Эта работа — и практическая и научная в одно и то же время. Она и прикладная и теоретическая. Все зависит от того, как обрабатывать накопляемый регистрационный материал.

«Браковка» любопытна в том отношении, что если испытание сырья и готовой продукции являются операциями начальными и конечными в производстве, а вследствие этого, как правило, проводимыми вне производственных цехов, в значительной степени закрытым от массовых взоров порядком, то производственная браковка буквально рассыпана около и между рабочими местами, станками и агрегатами. Браковке подлежат все до одной детали, все до одной операции — вот лозунг хорошо поставленного массового производства. Самый метод бракования, как измерения, в большинстве случаев в своем техническом выражении прост, доступен и оперативно необходим работникам различных производственных квалификаций: и малограмотной женщине-браковщице, и высококвалифицированному рабочему, и мастеру, и профессору.

Вот именно здесь-то и проявляется совершенно новый массовый демократизм этой измерительной культуры, по существу косящей именно исследовательский характер. Когда-то бывшее священным понятие «лаборант» освобождается от своих фаустовских мантий и становится прозаической идеей, понятной всем: от метельщика до директора, от ученика школы 1-й ступени до директора исследовательского института.

На основе браковки получаются сотни, тысячи и десятки тысяч браковочных листков, ведомостей, сводок, диаграмм, кривых, аналитических выводов, технических изображений и производственных расчетов.

Не забудем еще такое важное и идущее то спорадически, то изо дня в день исследование, известное под именем хронометража, фотографии рабочего дня, и огромное количество работ по нормированию производства и труда.

Армия хронометражистов и нормировщиков — это многочисленная армия исследователей, совершенно незнакомая предприятиям (за ничтожнейшими исключениями) старой царской России.

Это тоже очень демократическая армия исследователей, рекрутирующаяся из лиц разных квалификаций: из рабочих, техников, служащих, инженеров и профессоров.

Вот какая громада исследовательской работы и какая громада исследовательского персонала находится теперь в предприятии.

В дальнейшем надо ожидать отнюдь не ее уменьшения, а именно значительного увеличения.

Мы уже отмечали широко демократические тенденции в этой работе. Но этого мало. Исследовательские тенденции в производстве становятся до того органическими, что они захватят и уже захватывают весь производственный персонал.

В нашей социалистической стране, где постепенно проводится обобществление исследовательской работы, наличность отмеченных выше объективных демократических тенденций создает и объективные и субъективные предпосылки для того, чтобы именно предприятие превращалось в невиданный раньше и незнакомый прежним «университетским эпохам» огромный центр обучения и научных изысканий.

Не мешает установить, что техническое богатство предприятия, вообще говоря, все более и более уменьшает интервал между чистой наукой и ее приложением, интервал, бывший мучительно длинным для типичного университетского исследователя.

Говоря об изыскательной работе предприятия, необходимо отметить особое развитие — и именно в нашей советской промышленности — таких функций, как хронометраж и нормирование производственных и трудовых процессов.

Как при производстве наблюдений и регистрации, так и при обработке данных для практических целей здесь в то же время применяются совершенные научно-экспериментальные методы.

Это постепенное «онаучивание» жизни предприятий приводит к тому, что, выполняя задания по строго рассчитанной практической производственной программе, предприятие в то же время является огромной экспериментальной лабораторией, становится научно-изыскательным учреждением. Не только чисто техническая сторона предприятий, но самое размещение производственных процессов в пространстве и времени начинает проводиться все более и более на основе тщательного анализа, расчета и эксперимента.

Вот все это вместе и составляет то, что можно назвать научной организацией производства.

Любопытно, что эти начала организационной научности возникли именно в производственном предприятии, возникли не в среде кафедральной профессуры и только потом стали обозначаться в университетах и ВТУЗах особыми кафедрами. Сама же организация университетской научной работы осталась пока еще без приложения принципов научной организации труда. Это — факт, над которым не мешает задуматься.

Отмечая в современном предприятии его растущий педагогизм и научный экспериментализм, необходимо еще раз отметить как в этом педагогизме, так и в экспериментализме наличность необычного для педагогической и научной деятельности демократизма. Большинство «деятелей» заводской педагогики и науки — люди, не имеющие специальных аттестатов и установленных академической традицией цензов. Научные цензы этих работников имеют так сказать не дипломное, а организационно-производственное происхождение.

Педагог-инструктор совершенно естественно организационно выделяется из установщиков или просто развитых квалифицированных рабочих, а в изыскательно-экспериментальной работе иерархию открывает часто малоквалифицированная работница-браковщица, производящая измерения, следящая за техническими показателями и наносящая их на первичные документы.

В предприятии, в связи с этой педагогической и изыскательной работой, накопились новые кадры своеобразных работников: инструктора, установщики, браковщики, контролеры, хронометражисты, а за ними выше по компетенции — аналитики, лаборанты, заведующие испытательными станциями, промежуточными складами деталей, нормировщики.

В большинстве своем, несмотря на будничное оперативное выражение их работы, они — новаторы, упорные борцы со старым заскорузлым практицизмом, они — подлинные реформаторы производства, они — новая научная демократия, с которой прежде всего находит общий язык работающая масса, так или иначе сама включенная в работу по педагогизированию и онаучиванию предприятия.

Отмеченные нами тенденции все растут, все более и все органичнее пропитывают огромное тело предприятия с его первым инвентарем и живым людским составом.

Вот все это и есть новый огромный и наиболее совершенный резерв для подготовки недостающих нам новых кадров.

Если объективные тенденции в развитии предприятия, если наша рационализация, если наше плановое хозяйство все более и более внедряют в нашу индустрию педагогизм и изыскательные функции, то нашими волевыми усилиями мы не только можем эти тенденции усилить, а и сделать одну из реформ сильнейшего действия в деле подготовки кадров.

Ведь на самом деле: если предприятие на деле соединяет производство и труд с обучением и изыскательной работой и захватывает этой учебной и изыскательной работой тысячи людей, то особое усовершенствование этого объективного процесса, его, если можно так выразиться, тщательная организационная препарация, может позволить ввергнуть в это предприятие огромные кадры для подготовки, а тем самым и побороть одно из самых наших узких мест.

Чем же обеспечено предприятие для подготовки кадров?

Прежде всего установим на основании предыдущего изложения, что организационная эволюция современного предприятия фатально приводит к тому, что предприятие располагает определенной организационно-технической обстановкой для обучения и для научно-изыскательной работы.

Конкретно эта обстановка выражается в следующем. Технические объекты обучения в виде различных машин и аппаратов со строго специальным назначением, со строгим выделением данного процесса, данного технологического метода.

Огромнее количество измерительных аппаратов и инструментов, как обрамляющих действующие машины, так и сосредоточенных в испытательных и контрольных лабораториях.

Наличность все растущего регистрационного и сводного контрольно-изыскательного материала.

Наличность испытательных и контрольных лабораторий.

Наличность выросшего на новейшем производстве педагогического и руководяще-исследовательского персонала. Кроме всего этого, не надо забывать все совершенствуемую инструкционную и техническую документацию.

В предприятии, в сравнении с типичными учебными заведениями, не достает двух учебных учреждений: аудиторий и лабораторий для элементарных, специфически учебных опытов.

Но последнее (учебные лаборатории) на крупном предприятии (будь оно электромеханическое, будь машиностроительное, металлургическое, химическое или текстильное) гораздо легче и быстрее можно организовать, принимая во внимание наличность материала и обиходных деталей для лабораторной аппаратуры.

Относительно аудиторий дело несколько сложнее. Но наличие имеющихся около заводов школ, клубов и других помещений может при организационной энергии разрешить эту задачу. При капитальном же строительстве эта аудиторная проблема разрешается сама собой.

Проблема руководящего и обучающего персонала уже вскрыта выше. Но необходимо отметить, что когда будет признано и реализовано приспособление предприятий для подготовки персонала, мы будем свидетелями огромной тяги научных сил из административных центров и согласовательных кабинетов на предприятия.

Кого же можно готовить в предприятии? Мы полагаем, что начиная с малоквалифицированного рабочего и кончая профессором: для той и другой группы уже есть организационная обстановка — а при усилии можно создать и лучшую.

Чрезвычайно интересен вопрос о специальной препарации предприятия для наиболее совершенных учебных целей.

Задача заключается в том, чтобы ценою этого приспособления, с одной стороны, предоставить наиболее совершенные удобства для обучающихся, а с другой стороны, чтобы не только не мешать работающему, постоянно занятому персоналу на производстве, а помогать ему поднимать его трудовую культуру и в то же время способствовать предприятию в переходе к высшим формам организации производства и труда.

Нам кажется, что эта задача при известном организационно-методическом подходе может быть разрешена чрезвычайно целесообразно.

Мало того: методика образования кадров на организационной основе передовых предприятий обогатит нашу общую педагогическую методологию.

Нам представляется в этом отношении чрезвычайно целесообразным использовать функциональную систему подготовки; ту самую, которая так обогащает и совершенствует само предприятие.

Это будет уже не непрерывная производственная практика и не только студенчества, это будет интегральная система подготовки кадров на основе функционирования предприятий.

Сама подготовка явится постоянной органической функцией предприятия, а предприятие немедленно найдет в этих кадрах новью огромные силы для изыскательной и обновляющей производство работы.

 

Новое производственное поведение

[18]

(К вопросу о трудовой культуре и культурной революции)

Период перестройки нашей промышленности обозначается все резче и резче. Правда, сила и глубина этой перестройки различна по отраслям промышленности, но во всяком случае уже обозначились ясно выраженные «ведущие» линии перестройки.

Живым выражением реконструкции производства является образование новых рабочих типов, перестройка квалификации и совершенно новое понимание этой квалификации. Действующая старая квалификация в большинстве приноровлена к объяснению того, что делает данный рабочий, но в ней так мало раскрыта картина того, как делает этот рабочий.

В общем эта квалификация рассчитана на рабочего ремесленного типа с его целостными обработками вещи или с целостным обслуживанием данного рабочего места, данного станка.

В этой квалификации заметны тенденции к рабочим типам, работающим на расчлененных работах, но эта тенденция не типична, и обыденное сознание интересуется именно больше всего, что именно данный рабочий делает.

Период реконструкции прежде всего резко выделяет и углубляет новый тип рабочего, работающего на расчлененных работах. Но этого мало. В некоторых отраслях производств, как-то: в текстильной промышленности (особенно прядение и ткачество), в сельскохозяйственном машиностроении, в некоторых цехах металлургии, в слаботочном электромашиностроении, в швейной промышленности, в пищевой и пр., — в этих отраслях резко выступает новейший тип рабочего на работах характера синтетического, где резко выступает связывание и согласовывание производственных процессов. Это как раз те процессы, где представлены непрерывные потоки, уплотнение, комплектное обслуживание станков и уплотнение, усиливаемое расчленением.

Вот эти синтетические работы и меняют в корне современный тип рабочего, меняют все его производственное поведение, меняют до того, что уже уходит на задний план — что делать, а выступает проблема — как делать, или более обще: как вести себя.

Маркс, анализируя мануфактурное разделение труда, устанавливал, что «наряду с качественным расчленением оно устанавливает количественные нормы и пропорции в общественном процессе труда» (Маркс. Капитал. Т. I, стр. 336, изд. ГИЗ, 1920). И если такая «нормативная» тенденция обозначается в мануфактуре, то что же говорить о новом и новейшем производстве, которое Маркс с гениальной прозорливостью характеризовал как производство, внутренне связанное и непрерывное (там же, стр. 372).

В этом производстве — в новом и новейшем — оказывается допустим и возможен инженерно-расчетный подход в определении поведения живых работников; более того: производственный процесс диктует это поведение. Вот здесь-то и слагается новая трудовая культура, вот здесь-то и происходит настоящая культурная революция.

И задача строителей реконструируемой промышленности заключается в том, чтобы, наряду с чисто технологическими проблемами производства, ставить вопрос именно о той трудовой культуре, которую необходимо прививать рабочему классу, предусмотрительно переделывая его привычки, в которых еще так много сохранилось от ремесла.

Если уже в мануфактуре появляется в отличие от ремесла «коллективный рабочий», то в новейшей индустрии его производственный коллективизм постоянно и рассчитанно поддерживается всем строем механически связанного, строго взвешенного производства.

Новая трудовая культура состоит, главным образом, в умении уплотненно работать.

Причем необходимо установить, что понятию интенсивности неизбежно приходится давать более сложное истолкование. Если прежде в ходячем представлении всякая интенсификация понималась индивидуалистически, строго субъективно, то теперь ее невозможно трактовать в этой элементарной форме. Интенсивность рабочего в уплотненных работах должна быть строго сопряжена с интенсивностью других работников, с производительностью машины и, наконец, всего агрегата машин в целом. Вот этот-то организационно-производственный подход в вопросе интенсивности заставляет не столько «защищаться» от интенсификации, сколько учиться работать интенсивно. Рабочему классу приходится переходить в этом вопросе от «обороны к нападению».

Можно еще много говорить о том, является ли рабочий «придатком» машины или нет, но ясно одно, что ушло безвозвратно время, когда можно было говорить о «свободе» рабочего по отношению к машине, а тем более по отношению к предприятию в целом. Ремесленный анархизм работника по отношению к машине или рабочему месту уходит безвозвратно, как уходит и ремесло,

Если типичный ремесленник или рабочий на станке, не включенном в строгую зависимость от других станков, может говорить: «мое рабочее место», «мой станок», «моя работа», «мое поведение», то в уплотненных работах выступают уже не места, а фронты работ, разбивающие индивидуалистическую идиллию «самостоятельного рабочего».

Работа на нескольких станках, на многих сторонках, на десятках и сотнях веретен, на движущемся рабочем столе или работа цепью кладет конец ремесленно-анархическому поведению рабочего. Она настоятельно требует поведения, включенного в общее «поведение» всего производственного процесса в целом.

И все то, что прежде в поведении рабочего выступало как личная «мелочь», как личный интимный «секрет» его носителя, теперь ставится под стеклянный колпак строгого расчленения, всем понятной видимости и доступности. Вот все это «второстепенное» именно теперь и имеет определяющее значение: маневры и хождение около станка, сосредоточенность внимания, распределение внимания, движения рук, положения тела. Именно эти элементарные отрезки поведения становятся во главу угла.

Отсюда и ключ к новой трудовой культуре, ключ к серьезной культурной революции.

Отсюда и проблема новой производственной установки рабочего как главная проблема подготовки рабочей силы.

И именно с точки зрения наиболее передового, наиболее нового производства видно, каковы должны быть контуры новой производственной культуры пролетариата, наиболее видно, как надо вводить элементы новой трудовой культуры для всего рабочего класса, для тех ее слоев, которые еще не затронуты новым темпом производства, новой его организацией.

Здесь очень не мешает отделаться от некоторых привычных (прочно привычных) представлений. Технологическая сложность металлообрабатывающей промышленности в сравнении с текстильной создала гордость металлистов по отношению к текстильщику. Это соответствует объективно неоспоримому низшему общекультурному уровню текстильщика по сравнению с металлистом. Но в том-то и дело, что новая трудовая культура теперь внедряется и будет внедряться в ряды текстильного пролетариата и шире и быстрее, чем в ряды пролетариата по металлу. Индивидуально более низкий уровень текстильщика в общекультурном смысле органически не связан с его высокой коллективистически-трудовой культурой. Точно так же, как трудовая культура рабочего-металлиста по сельскохозяйственному машиностроению выше металлиста по станкостроению, хотя общекультурное их развитие построено в обратном отношении.

Мы нарочно указываем на этот парадокс культуры (высокая индивидуальная интеллигентность, идущая рядом с анархически-ремесленной трудовой культурой), чтобы установить трудности; вооруженный общекультурным снаряжением ремесленник не гак-то легко сдает свою индивидуалистическую «свободу».

На этих примерах ясно видно, что новая трудовая культура может не совпадать с «просвещением»: в ней гораздо больше элементов воспитания; в ней больше представлено именно поведение, чем голое знание.

И такая трудовая культура, доведенная до силы инстинкта, будет решающей в нашем хозяйственном, вместе с ним и социалистическом развитии.

НОВАЯ ТРУДОВАЯ КУЛЬТУРА — ЭТО КУЛЬТУРА РАССЧИТАННОГО ТРУДОВОГО ПОВЕДЕНИЯ

 

Трудовые установки

[19]

Советское государство дает новую социальную установку пролетариата в области производства. Каждый рабочий, независимо от его иерархической лестницы, является членом огромного производственного целого. Он знает, что даже при новой экономической политике то предприятие, в котором он работает, является государственным общественным предприятием. Это предприятие осуществляет определенную социальную функцию. Оно снабжает продуктами тот или иной класс рабочих или крестьян на основе определенного государственного регулирования. Здесь не свободная игра сил, как при частной промышленности, а здесь отстаиваются определенного рода социальные производственные нормы. Следовательно, каждый участник производственного процесса в Советском государстве является социальным человеком уже только потому, что он работает в государственном предприятии, работающем для рабочих и крестьян.

Однако эта общая социальная установка оказывается недостаточной для того, чтобы достичь определенной высоты производительности предприятия. Профсоюзы, кроме того, чтобы отстаивать высоту заработной платы, кроме того, чтобы защищать классовые интересы рабочего пролетариата, выдвинули лозунг

нормы, который определял, сколько каждый должен сработать, какое количество труда он должен дать Советскому государству. Но и этого оказалось мало, союзы пошли дальше, они решили внести

точный учет выработки и ее регулирование в виде принципа

сдельной платы. Но даже и это не все. На основе сдельной платы была выдвинута

система премий, которая регулировала уже не только общую норму выработки, но регулировала общий

темп производства, поддерживала его на больших и малых периодах работы.

Однако в настоящее время стоит уже более сложная задача. Она заключается в том, каким образом перестроить производство, чтобы в самой его организационной технике постоянно слышался призыв к непрерывному совершенствованию, к непрерывному изобретательству, к непрерывному улучшению как производства в целом, так и того ограниченного поля, на котором работает каждый отдельный производитель. Словом, встает необходимость выдвинуть принцип инструктирования, принцип организованной постановки работы, принцип непрерывного вовлечения всей рабочей массы в производственную инициативу.

Западноевропейские и американские доктрины по научной организации труда не развернули еще в этом отношении какой-либо законченной методики. Тэйлор в свое время создал инструкционную карточку (добросовестно при этом прибавляя, что над разработкой инструкционной карточки работал еще Адам Смит). Его инструкционная карточка является стандартом (законченным, утвержденным типом) операции. Инструкционная карточка Тэйлора дается соответствующим мастером, и ее должен неукоснительно исполнять рабочий. Однако же Тэйлор должен был признать, что лучшим знатоком работы, в ее организационной и технической части, является сам рабочий, и Тэйлор должен был работать над тем, чтобы вырабатывать технических калькуляторов, которые определяли бы точное время для работы и вырабатывали бы инструкционные стандарты. Он не доработался до того, чтобы создать определенного рода инструкционную методику, которую можно было бы бросить в широкие массы и, таким образом, заставить эти массы проявлять непрерывную инициативу.

Другой видный деятель по научной организации труда, Джильбрет, изучал трудовые движения. Он пошел гораздо дальше Тэйлора. Если Тэйлор интересовался главным образом общей механикой операции, то Джильбрет стал изучать микроэлементы этой операции, стал изучать непосредственно трудовые движения и их составляющие. На очень ограниченном материале он создал известного рода методику, которая давала стандарты трудовых движений. Но опять-таки Джильбрет не разрешил вопроса о том, чтобы заразить массы определенной методикой, которая давала бы ключ к непрерывному совершенствованию приема. Нам кажется принцип стандарта недостаточным, ибо стандарт является определенного рода застывшей нормой и может в недалеком будущем превратиться в свое отрицание, в рутину. Как Тэйлор, так и Гантт долгое время работали над изучением отдельных единиц времени. Однако они после такого изучения кончали тем, что выдвигали стандарт операции или стандарт приема. Мы ставили вопрос о создании определенного рода психологической и общебиологической приспособленности рабочего к постоянному совершенствованию как операции, так и приема. Об этом, особенно последнее время, говорит виднейший ученик Тэйлора Гантт. Он особенное значение придает так называемому обучающему элементу в предприятии. Он оправдывает его не только с точки зрения формального принципа увеличения производительности, но и с точки зрения дешевизны производства. Как Тэйлор, так и Джильбрет и Гантт считали вопрос самого ввода в производство рабочего состава самым актуальным моментом. Они буквально проклинали всю современную систему заводского ученичества и считали, что главную победу нужно одержать именно здесь. Вопрос стоит так: необходимо создать такого рода методику, которая бы проходила буквально через весь рабочий состав как известное общеметодическое введение в производство и даже тогда, когда рабочий получит так называемую инструкционную карточку, то хотя бы он был ее точным исполнителем, но он в то же время давал бы постоянно от себя инициативу ее совершенствования. Это совершенствование может для него выражаться как в искусстве ускорения самой работы, так и в известной перемене тех приспособлений, того оборудования и тех мелких наладок, которые способствуют этому ускорению.

Рабочий обладает громадным количеством технических казусов. Производственная практика награждает его множеством сюрпризов, он их разрешает на каждом шагу и тем самым приобретает громадный практический капитал. Но современному рабочему недостает одного, чтобы в самом его существе выработалась тенденция к постоянному неумолчному совершенствованию, а главное, введена была бы методика постоянного подхода к этому усовершенствованию.

Вот именно над этой методикой и работает ЦИТ. ЦИТ считает, что создание методики, прививка определенной организационно-трудовой бациллы каждому рабочему, каждому участнику производства должно составлять главную задачу тех, кто работает над улучшением производства; особенно у нас в Советской стране, которая создала невиданную для других стран производственную демократию, эта задача должна быть признана актуальной.

Вот именно это ЦИТ и считает трудовой установкой.

Методика ЦИТа, выработанная на основе принципа узкой базы, который для него остается ценным и поныне и в будущем, эта методика состоит в том, чтобы дать пути органической установки работника и приложить эту органическую установку к самым разнообразным областям.

Слово «установка» нам кажется в данном случае совершенно исчерпывающим. Мы именно ставим вопрос не о том, чтобы дать только застывший стандарт для исполнения, дать только нормаль, мы знаем, что так называемая стандартизация или нормализация на известной стадии производства является оковами для этого производства. Каждый стандарт представляет из себя точную регламентацию, как бы застывание технического прогресса на определенной стадии во имя исполнения данной операционной задачи. Стандарт не нужен, как только мы переходим или к новому продукту или к новому типу, производственному процессу. Следовательно, мы должны признать, что стандарт является временной формой приспособления данного производства к определенному продукту или к определенному оборудованию.

Мы принимаем стандарт как определенную форму для данного производства. Но еще выше мы ставим ту способность как быстрого переконструирования производства, так и быстрого переконструирования всех тех навыков, которые связаны с данным производством. Словом, мы ставим вопрос о том, как вырабатывать стандарт, как прививать способность к постоянной работе над ним и работе массовой, а не одиночной.

ЦИТ взял чрезвычайно прозаическую вещь как объект для своего изучения. Это — рубка зубилом и опиловка. Он не только разложил эту операцию на отдельные составные части, что разрешает для нас еще только ползадачи. Он считал, что необходимо разрешить другую, еще более важную задачу, — разрешить вопрос о том, как складывается, как постепенно у-ста-на-вли-ва-ет-ся в ее постепенном нарастании и совершенствовании данная операция, начиная от ее самого примитивного исполнения и кончая самым рациональным.

Принцип установки в толковании ЦИТа заключается в том, чтобы создать ряды постепенно нарастающих установок, начиная от самых примитивных движений человека своими собственными руками, через период осложнения этих рук инструментом и, наконец, к сложному ряду сочетаний самых высших рефлексов с самой совершенной производственной техникой. Только при такой постановке проблемы можно создать ту эволюционную цепь, которая будет отвечать и на самое примитивное производство и на самое совершенное оборудование. Только при такой методике можно будет раскрыть всем и каждому, как многообразно может быть использовано данное оборудование посредством смены установок. Мы начинаем с самых примитивных, с самых элементарных движений и производим машинизирование самого человека. Это машинизирование мы понимаем таким образом: чем менее совершенны движения, тем больше в них элемента торможения и тем менее двигательного автоматизма. Совершенное овладевание данным движением подразумевает максимум автоматизма. Если этот максимум автоматизма будет нарастать, а тем самым напряжение нервного стимула будет уменьшаться и таким образом нервная энергия будет освобождаться для все новых и новых инициативных стимулов, то мощь данного индивида будет увеличиваться до беспредельности. Он становится способен к постоянной комбинации своих автоматов и к постоянному использованию их для новых и новых активных задач. Чем большее количество этих автоматов имеет данный человек, тем больше организационной возможности в нем накопляется. Если мы примем во внимание, что человек отличается от машины именно тем, что он имеет такой прекрасный авторегулятор, как мозг, то творческое машинизирование человека, конечно, может идти неизмеримо дальше, чем это заложено в современной машине, орудии. Этот принцип машинизирования или биологического автоматизма должен идти очень далеко, вплоть до так называемой мыслительной деятельности человека.

Мыслительная работа человека тем мощнее, чем свободнее человек распоряжается в комбинировании своих накопившихся нервно-мышечных автоматов. Ведь недаром— для того, чтобы быть сильным работником мысли, надо располагать колоссальной памятью, т. е., иначе говоря, надо уметь создавать такое напряжение, при котором быстро и во всевозможнейших направлениях включались бы различные автоматы памяти, эти автоматы включались бы во все новые и новые комбинации, держали бы их в известном напряжении и, таким образом, человек-мыслитель одерживал бы победу за победой. Автоматизм человека не находится ни в каком противоречии с его органическим творчеством. Простой автоматизм, который заключается в обычном повторении одного и того же акта, в конце концов приводит к спячке, приводит к гипнозу. Но если все больше и больше включаются автоматы, если данный человек, а следовательно, и производитель привыкает к прогрессирующему включению новых переменных, то он становится беспредельным творцом. Может быть, нужна иногда лишь незначительная новая идея, незначительная новая реакция, и эти способности человека включить огромное количество своих автоматов создает из него беспредельного силача мысли.

Мы не признаем разницы между так называемым физическим трудом и так называемым умственным трудом. Та же самая рубка зубилом в своем периоде координационных движений для нас раскрывает глубины прохождения элементов воображения в работе, элементов памяти, дает нам ключ к построению так называемой мыслительной работы. Словом, эта так называемая трудовая установка представляется нам огромной цепью включения простых и сложных реакций, созданием мощных автоматов, включением этих автоматов в комплексы, непрерывного оживления этих автоматов новыми реакциями.

Тщательный анализ одной трудовой операции — рубки зубилом — позволил построить особую систему тренажа, т. е. рассчитанного формирования данной установки.

Система, созданная на основе такой прозаической операции, как рубка зубилом, которая в одном своем координационном акте представляет протяжение всего% секунды, дает возможность построить такую механику установок, которая нам кажется приложимой всюду и везде. При последовательном строении этих установок мы, совершенно сами того не замечая, сначала работаем как примитивы, сначала работаем как беспомощные дикари, а потом, с накоплением нервно-мышечных автоматов и с осложнением нашей организационной среды, сами того не замечая, рождаем машину. Машина является для нас органической, прямо роковой потребностью нашей системы. Но наша система не брезглива, она может идти к любому топору и рубанку и в то же время она может идти и к самому точному машинному измерителю, благодаря тому, что она дает не только нормаль установки, а ряды. Она должна указать место данной установки в определенном ряде.

По такому же принципу, как мы создаем установку определенной данной двигательной системы, мы создаем и установку операции. Операция, как бы проста она ни была, представляется для нас огромным миром, заслуживающим микроскопического изучения. Операция для нас — определенный комплекс двигательных реакций с данной организационной средой. Сцепление операций между собой (проведенных или на основе примитива или на основе совершенной машины, все равно) для нас составляет производственный комплекс, где определенные рабочие приходят между собой в двигательные контакты. На этой стадии и машины образуют определенные комплексы, которые не только двигаются и управляются, но непрерывно совершенствуются. На основе данных машинных комплексов организуется производство, на основе производства — заводы, и даже когда мы выйдем за ворота завода, то и тогда несем в себе производственную установку. Мы уже так реагируем на все окружающее, что это окружающее является для нас определенными рядами установок, в которых мы иногда можем создавать временные стандарты, но во всяком случае наш установочный метод позволяет делать только одно — непрерывно революционизировать все, что стоит и вне завода. Будет ли это быт или вопрос общей культуры, и здесь мы должны будем выступить с системой установки, так называемой культурной установки, которая нас обязывает строить определенного рода ряды.

Эта доктрина может быть изложена в самой отвлеченной, математически-академической форме, и в то же время она понятна каждому поденщику, она понятна всякому, кто испытывал так называемые пробы, подходы к труду. Вот эти подходы и пробы, которые испытывал и каждый неграмотный, мы и возводим в определенную закономерность и только делаем с ними одну небольшую операцию: из выражения отступления мы делаем из них наступление. Когда самый простой рабочий после некоторого неправильного подхода испытывает так называемую оторопь, то мы сейчас же должны установить, какой элемент установочного ряда мы должны понизить, какую реакцию выключить, чтобы вместо оторопи появилась уверенность и уверенность стала привычкой (автомат).

Таким образом, наша методика есть активная методика, которая имеет целью активизировать рабочие массы, вселяя в них беса изобретателя, беса, который заставляет постоянно пробовать, постоянно приноравливаться, заставляет быть активным и настороженным при всех условиях.

Лаборатории ЦИТа построены тоже по заводскому принципу. Они работают на основе определенной операционной методики, имея объект в виде какой-нибудь одной операции. Они его исследуют с разных сторон, на эту операцию нанизывают ряд других операций и в конце концов ставят проблему не только машинного труда, но и проблему общего монтажа производства, где роль активного работника становится неизмеримо велика.

Мы полагаем, что теперь, когда наша методика встретила такой сочувственный отклик среди заводских работников, когда мы доканчиваем выпуск второй сотни инструкторов-рабочих и разбрасываем их по самым разнообразным уголкам СССР, нам не страшно уже заниматься тем, что уже методом «массового производства» на основе штампа нашей методики брать для обработки самые разнообразные производства и делать в них соответствующие установки.

Наша большая консультационная практика по реорганизации предприятий теперь имеет под собой новую, более мощную организационно-производственную базу. Мы идем в предприятие не только с той целью, чтобы на чертеже или на бумаге составить план структурной реорганизации. Нет, мы представляем себе реорганизацию не только как экстренный случай в жизни производства, для нас реорганизация есть непрерывная постоянная задача и проводимая не ударным порядком, а методическим, нажимным. Главный наш рычаг — это инструктаж. Инструктора, рассыпанные по заводу в виде инициативных установщиков, являются будничными инспекторами и наладчиками производства. Инструктор смотрит за всеми установками, направляет их и является неустанным инициатором все новых и новых совершенных установок.

Мы полагаем, что, именно внеся в Советскую Россию разработанный принцип массового инструктажа, мы делаем чрезвычайно ответственное дело. Мы не только разрешаем задачу того, чтобы производство исполняло те хозяйственные задачи, которые ему даются по определенной программе, мы вселяем в самые широкие массы неугомонный творческий стимул. И если сегодня инструктор работает на заводе по этой методике, то, выйдя из завода, он завтра может стать организатором новой производственной единицы, может стать совершенно новым культуртрегером производства в новых областях и районах.

В заключение нам хотелось бы точно и определенно сказать, каковы принципы нашей работы. Прежде всего именно узкая база, от одного упоминания о которой многих трясет. Мы хотим идти сначала в глубину, а не в ширину. Чем больше мы будем идти в глубину, тем легче будет идти в ширину, тем больше будет методической убежденности и активности не только у нас, но и у тех, кто будет сторонником нашего метода.

2-й принцип — это глубокий производственный демократизм. Мы не можем исповедовать той барской идеи, что необходимо прежде всего подать новые машины. Наш лозунг — «работай с тем, что есть», воспитывай твердую непреклонную веру в то, что при установочной методике ты должен найтись, выйти из всякого положения. Только тогда, когда вырастет это новое активное поколение, которое научится преодолевать производственные трудности, только тогда мы можем быть уверены, что Советской России не будут страшны никакие производственные интервенции. Она сама в себе, в сердце своего производящего класса найдет силы, чтобы справиться с теми большими задачами, которые перед ней встают и будут вставать непрестанно.

ТОВАРИЩ! ТЫ УЗНАЕШЬ УСТАНОВЩИКОВ НА СТАНКАХ? ТАК ДАВАЙ БИТЬСЯ ЗА СКЛАДНУЮ, ЛЕГКУЮ УСТАНОВКУ ЛЮДЕЙ В РАБОТЕ

 

ЦИТ как изыскательное сооружение

[20]

В области методологических работ по совершенствованию организации труда и производства резко выявляются два типа течений.

Один тип отображает построения и изыскания одного лица или группы лиц и находит свое завершение именно в литературной форме.

Другое течение характеризуется тем, что оно представлено определенным оперативно-производственным образованием, которое само по себе является источником и демонстрацией метода.

Для того чтобы представить себе разницу на конкретных примерах, можно указать, как на выдающийся пример первого типа, на книгу Бюхера «Работа и ритм». Наиболее характерным представителем второго течения являются предприятия Форда. Какого бы мнения мы ни были о предприятиях и методах Форда — их можно отвергнуть целиком, можно принимать частично, — но для всех неоспоримо, что это не только завод, а одно из грандиозных современных сооружений в области методологии организации.

Литературное значение второго типа работ отходит на задний план. Литература является вспомогательным отображением этого сооружения, точно так же, как каталог музея не является главной мыслью творцов музеев.

Между этими двумя типами течений, конечно, существует целый ряд переходов, но во всяком случае мы знаем примеры их законченных выражений.

Это разделение отнюдь не предполагает, что чисто литературное течение всегда лишено значительности, как и течение второго типа обязательно дает ценный вклад в науку и в практическую сокровищницу по организации труда и производства.

Можно, однако, установить, что доказательность второго всегда выше первого.

ЦИТ с самого начала своего существования ориентировался как раз на тип работы второго рода и мыслил себе создание практического и изыскательного учреждения, аналогичного современному индустриальному производству. Литературная продукция ЦИТа не является его главной целью, а лишь отображением того строительства, которое дает ЦИТ с самого начала своего существования.

За все предыдущее время своего развития ЦИТ характеризовался созданием определенного метода, так и известного как «метод ЦИТа». Теперь в исторической ретроспективе ясно видно, что метод ЦИТа имел значение как определенная реформа обучения, формообразования и совершенствования рабочей силы; по мере расширения базы, метод ЦИТа выступил уже как метод установки рабочей силы в производстве и, наконец, на основе всего, как метод установки самого производства.

Самым определяющим событием в совершенствовании, углублении и расширении метода явилось основание особого предприятия, предприятия нового типа по подготовке рабочей силы, предприятия по массовому производству рабочей силы. В настоящее время это уже целый комплекс предприятий в самом ЦИТе, на его базах и непосредственно на фабриках и заводах. Этот комплекс представляет из себя организацию, в которую включены и изыскательные учреждения ЦИТа, развивающие в связи с этим предприятием определенную, все растущую оперативную нагрузку.

Называя наши курсы по подготовке рабочей силы предприятием, мы понимаем это так же буквально (как предприятие), как и самый наш метод (метод ЦИТа) мы называем инженерным методом в педагогике.

Он именно сконструирован и рассчитан так же, как конструируется и рассчитывается тип и способ обработочного потока в новейших предприятиях.

Инженерия с нашей точки зрения именно проэцирует педагогику, и, как в дальнейшем мы покажем, инженерия ставит и дает разрешение в области чисто биологических проблем.

В связи с этим мы приведем чрезвычайно удачную формулировку одного из виднейших учеников академика И. П. Павлова:

«Инженер мало говорит о воспитании, но своими изобретениями в практической области, — своей неустанной перестройкой среды он больше, чем кто-либо другой, способствует пересмотру действующих систем воспитания».

(Прив. — доц. Ю. П. Фролов. Учение об условных рефлексах как основа педагогики. Стр. 5. Москва, 1928 г. Изд. «Работник Просвещения». Разрядка наша. — А. Г.)

Метод ЦИТа входит не только как известная методика обучения, но он входит как известная преобразующая организационная сила в самую гущу производства. Наиболее ясно видно это в текстильной промышленности, где подготавливаемая ЦИТом рабочая сила входит в предприятия комплектами, поддерживает там особый комплектный тип работы и является выражением организации производства.

Методика ЦИТа, воспринимаемая непосредственно рабочими массами, трактует о самых обыкновенных вещах — об установке корпуса, о характеристике инструмента и материала, о хватках и перехватах, о способах рабочих движений, о способах рабочих маневров, о разделении труда и о его уплотнении; она проникает во все обычное рабочее поведение и, таким образом, создает широкую демократическую основу для дальнейшего приложения метода и его совершенствования.

Движение ЦИТа по своей демократичности аналогично таким новейшим научно-техническим движениям, как, например, радиодвижение, движение по химизации и газофикации, движение по авиации (модельное движение), физкультурное движение.

Эти движения характерны тем, что уничтожают пропасть между центральными лабораториями, методологическими центрами и практическими организациями. Демократичность этих научно-технических движений и в том, что они портативны, в них так мало представлено стационарное начало, они гибки и быстро развертываются в самых разнообразных условиях.

Методика ЦИТа представлена теперь в самых разнообразных учреждениях и предприятиях: на специальных базах ЦИТа, в установочных цехах фабрик, непосредственно на предприятиях, в школе ФЗУ, в школах соцвоса, в военно-инженерных войсках. Она представлена не только отдельными приверженцами-проводниками, — через ЦИТовское горнило прошли уже тысячи рабочих, — методика представлена сотнями рабочих мест, стандартов, многотысячными количествами специальной инструкционной документации.

Ряд учреждений, проводящих методику ЦИТа, настолько оформились и ведут настолько активно методическую и практическую работу, что являются в сущности уже институтами труда.

Это не аудитория для пропагандистского воздействия, это — движение, представленное сотнями организационных точек со специальной препарацией как чисто технической, так и организационной. Это не практика, это — практика организованная.

В этом движении мало представлена чисто административная сторона, ибо метод и стандарт сами по себе — величайшая организующая сила.

Это массовое движение и является широкой основой того изыскательного сооружения, которое все время развертывалось в ЦИТе и которое теперь развертывается все прочнее и шире.

* * *

Из предыдущего ясно, что изыскательная работа ЦИТа строится на основе оперативно-производственного обслуживания как предприятия массовой подготовки рабсилы, так и тех предприятий, где работает подготовленная рабсила. Оперативный характер изыскательных работ обязывает к строгости, обязательности, ответственности и достоверности.

Это значит, что, обслуживая предприятия, сам ЦИТ должен стать фабрикой изысканий.

Изыскательная работа должна усвоить все черты новейшей индустриальной работы, характеризующейся массовостью и специализацией.

В приложении к так называемой «умственной» работе это встречает необычайные трудности, как в лице тех организационных предрассудков, которые характерны для представителей умственного труда, так и в слабо развитой технике изыскательных работ. Но, однако, в работе ЦИТа была своя принудительность. Если продукция ЦИТа характерна массовостью, если потребитель цитовской продукции приходит как требовательный эксперт, то ясно, — чтобы удовлетворить эти требования, необходимо, чтобы живой материал и отображающий его документационный материал был наиболее удобозрим, организован, поддавался бы измерениям и оценкам. Это прежде всего и выяснилось в разработке методики ЦИТ, приноровляемой для огромного количества производств, для массовой продукции и для широкого потребителя.

Отсюда — совершенно неизбежная, открытая гласность этих оценок, их доказательность и удобозримость. И из этого следует, что изыскатель должен выходить из своей индивидуалистически «секретной» сферы: наука должна находить общий язык с практикой. Но этот общий язык — не язык «разговора», а язык измерений.

Но отсюда же вывод о необходимости такой организации оперативного предприятия (по подготовке рабсилы), которая бы поддавалась не только изменениям, но установлению соотношений, сравнительных оценок, корректированию этих оценок.

В жизни цитовского предприятия по подготовке рабсилы это выражается в наличности

расписанной оперативности работы,

стандартности,

непрерывности учебных потоков,

синхронности смен.

Внесение этих моментов в жизнь предприятия по подготовке рабсилы потребовало, понятно, гораздо большего напряжения, встретило гораздо больше трудностей, чем бывает в работе предприятий по изготовлению вещей (а не подготовке живого работника).

Кроме трудностей, проистекающих из специфической природы живой человеческой машины, здесь обнаружились трудности примирения наличности стандартов с нашим отрицанием постоянства сроков подготовки. Но выход был найден. Мы стандартизировали не итоговые количества времен и обработок, мы стандартизировали отдельные слагаемые, отдельные составляющие этих сроков, т. е. программные периоды.

Самым мощным по своей преобразовательной силе явился для нас именно метод стандартов в подготовке рабсилы.

Он является основным регулятором всей жизни ЦИТа. Оперативные стандарты совершенно неизбежно поставили проблему изыскательных стандартов.

Из этих стандартов прежде всего необходимо отметить аналитические стандарты для характеристики производств, профессий, операций и приемов.

* * *

Таким образом, в изыскательной жизни ЦИТа разрешился вопрос об аналитической фабрикации, которая предшествует всем программным построениям.

Наличность аналитических стандартов сразу разрешила вопрос о трудностях подыскания высококвалифицированного персонала. И мы уже не знаем драм при подыскании «редкостных» людей «с большим производственным стажем». Ведь сам стандарт является лучшим путеводителем по производству.

В то же время стандарт является и лучшей проверкой по специальным и вспомогательным знаниям работника.

Наличность аналитического стандарта разрешила проблему ликвидации аналитических секретов, которые прикрывались бессистемным (и бессхемным) описанием производства.

Самое составление программы подготовки требует другого метода — метода не аналитического, а метода синтетического.

Производство программ, выражающееся в десятках оригиналов, производство инструкционных карт, выражающееся в тысячах и тысячах оригиналов, потребовало уже создания особых стандартов, которые мы называем синтетическими стандартами.

Таким образом, устанавливается синтетическая фабрикация.

Огромное значение этих синтетических стандартов стало доказательным, жизненно необходимым именно на основе широко развитой оперативной работы: всякое усовершенствование и детализация стандарта сразу проливает свет, сразу совершенствует живую оперативную работу.

Чем более массовой становится работа по синтетическим стандартам, тем все более открываются несовершенства ранее исполненных работ. Стандарт превращается в беспощадного эксперта и рационализатора работы.

Когда широкое развитие оперативной работы по подготовке рабсилы потребовало огромного количества документов, которые лежали бы непосредственно на самом рабочем месте производителя, явилась потребность организовать производство документации непосредственно для работника. Таким образом, явились стандарты инструкционных карт.

Стандарты инструкционных карт с обозначением как операционных переходов в работе, так и функциональных переходов (установка — обработка — контроль) оказались наиболее эффективными из всех стандартов. Они дали возможность изготовлять инструкционные карты самим инструкторам, рабочим на рабочих местах, методистам-одиночкам, а также методологическим работникам вне ЦИТа.

Анализ функциональных переходов рабочего на рабочем месте позволил создать стандарт рабочего места.

И вот он-то, этот прозаический стандарт «физической работы», и показал всю кустарную организационную неурегулированность работников в области «умственного» труда. Оказалось, что ученому не вредно позаимствовать методологию своей работы от методологии верстака и станка.

Стандарт в готовом выражении так прост и очевиден по своей организационной логичности, что никогда не дает представления о той аналитической, синтетической, корректорской и редакционной муке, которую прошли стандартизаторы. Но это поистине кропотливейшая работа, стоющая работникам или подлинного горя, или подлинной радости.

На основе инструкционных стандартов ЦИТ сорганизовал оперативно работающее бюро документации, работающее определенным производственным потоком. И вот в этой-то фабрике документации совершенно неизбежно в порядке оперативной необходимости создаются стандарты форм, заголовков, чертежей, рисунков, стандарты граф, фраз и формулировок.

Чем шире развертывается в ЦИТе производство установочной документации (в особом «Бюро Документации»), тем большее выражение находит себе экономия в области изображений и формулировок.

Зажатая тисками оперативной работы, изыскательно-аналитическая и синтетическая работа принимает уже не только индивидуально-логическую, но и организованную закономерность.

Чтобы дать представление о том, как в обработочном потоке работа оперативного работника перемежается с работой изыскателя, дадим этапы взаимосвязанной работы ЦИТа на этом участке.

Вот эти главнейшие этапы:

1) Формулировка задания.

2) Производственный анализ.

3) Производственно-синтетическая работа.

4) Конструирование программы.

5) Производство инструкционной карты для инструктора.

6) Производство инструкционной карты для обучающегося.

7) Редактирование карт.

8) Проведение пробного выпуска в предприятии по подготовке рабсилы.

9) Обработка данных контроля.

10) Корректирование программы.

11) Корректирование инструкционной документации.

12) Повторное редактирование и, наконец,

13) Печатное изготовление документации.

Прежде чем сложился такой производственный поток, нужно было убедиться во множестве досадных, но и интереснейших затруднений в личном составе. Оказалось, что инженеры и техники поддаются значительно быстрее логике стандарта и потока; рабочие холодных обработок быстрее рабочих на горячих работах; и наибольшие трудности встречаются с работниками-биологами и как раз именно с той группой, которая работала в университетских лабораториях. Но оперативная связь все же решает дело.

Таким образом, если прежде оперативно организованная работа ЦИТа выступала только в предприятии по подготовке рабочей силы, то теперь эта оперативность выступает уже в самом изготовлении методических средств. Именно, наряду с предприятием по подготовке рабочей силы, имеет место особое предприятие по изготовлению этих методических средств.

Характерно, что то и другое предприятие работает на основе определенных заказов хозяйственных организаций, то и другое предприятие все больше детализирует условия этих заказов, так сказать спецификацию изделий.

Совершенно неизбежно как в том, так и в другом предприятии развивается институт экспертизы.

Эта экспертиза носит двоякий характер. Прежде всего — экспертиза внутренняя, межоперационная («браковка»), производимая силами и средствами ЦИТа. В то же время действует экспертиза внешняя («приемка»), осуществляемая заказчиком.

Нужно ли говорить о том, что как внутренняя, так и внешняя экспертиза тем более принимает объективный и неоспоримый характер, чем более совершенствуются рабочие стандарты в предприятиях ЦИТа.

Углубление работы по созданию стандартов методических средств и углубление работ по экспертизе дало возможность привлекать к методическим работам не только постоянных сотрудников ЦИТа, но также и курсантов курсов «Б» ЦИТа, прилагающих методические стандарты к различным производствам, не затронутым непосредственно ЦИТом. Такая же тенденция все резче и резче выступает в учреждениях и предприятиях, проводящих методику ЦИТа. Тут для нас и открывается интереснейшая возможность приобщения к изыскательной работе курсантов ЦИТа. Это не та неурегулированная «творческая самодеятельность», о которой нередко говорит современная педагогика. Это самодеятельность на рельсах.

По мере того как были установлены эта стандартизация в производстве методических средств и создание в этом производстве определенного потока, вполне естественно, явилась потребность в организации самого литературного производства, т, е. в оформлении различного рода изыскательных работ.

Здесь стояла непосредственная цель — освобождение литературных трактовок от лишнего словесного балласта, а с другой стороны, более полное насыщение необходимым материалом и точными формулировками и опять-таки возможность полного обозрения и оценки.

Поэтому явились и внедряются все более и более успешно в работу ЦИТа общие стандарты изыскательных работ.

Ориентируясь все время на метод работы индустриальных предприятий, удалось установить четыре важнейших цикла изыскательных работ (А, Б, В, Г).

Конечно, всякой совершенно новой изыскательной работе предшествует период предварительной вентиляции проблемы.

Этот период трудно поддается точному оформлению, хотя здесь, конечно, часто растерянность прикрывается «творческой» фразеологией. Здесь возможны оригинальнейшие научно-рабочие гипотезы, неожиданная экскурсия в область смежных наук и отдаленных, непосредственно не связанных с данной дисциплиной, догадок. Эта область должна быть признана наиболее свободной от норм и обычаев.

Раз, однако, установлено задание, его необходимо выполнять, а главное— прежде всего — надо формулировать. И вот прежде всего сформировывается цикл «А».

Цикл «А» — это так называемая плановая формулировка, или точное выявление заданий со всеми вспомогательными средствами, которые нужны для исполнения данного задания, в форме: дифференциации данного задания, источников, преемственности, обозначения объектов. Цикл «А» — это строгая очерченность задания, соответствующая именно тому, что в индустриальном предприятии соответствует чертежу.

Уже на основе цикла «А» совершенно неизбежно вводится в рамки и получает строгую очередность цикл «Б» — программный, который подробно расписывает средства выполнения.

Продолжительная работа над составлением плановых и программных документов показывает, что дисциплина исследовательской работы, ее ответственность, точность ее выполнения зависит от «А» и «Б» — их точного выполнения. Эти «А» и «Б» так заковывают недостаточно выдержанную волю исследователя, что именно эта закованность, ограниченная точными пределами исполнения данной работы, дает производителю огромное облегчение, можно бы сказать, моральное облегчение, указывая ему точные границы его ответственности и достижений.

3-й цикл — «В» уже говорит о самой форме, композиции выполняемой работы, о том, что собственно и называется исследованием.

Так как его приходится выполнять в точном соответствии с плановой формулировкой (с чертежами и с программой), то здесь стандарт уже напрашивается сам собой.

Дальнейшая работа над всем этим привела нас к необходимости выполнения целого ряда частных вспомогательных стандартов, касающихся объяснений, или (выражаясь техническим языком) спецификаций, диаграмм, схем и пр. (изобразительных документов), так что этот стандарт «В» приобрел огромную инерцию и является сам по себе богатейшим фактором научного производства.

Наконец, цикл «Г», который является как бы самим изделием, реализацией того заказа, который предначертан плановой формулировкой (стандарт «А»). Это те нормативные выводы, которые являются в результате исследования.

Несмотря на простоту и очевидность всех этих циклов и соответствующих им документов, последовательное проведение их встречает огромные трудности, так как предполагает тщательность и последовательность этого проведения. Но даже одна наличность оформленного цикла «А» вносит значительный переворот в научно-изыскательную работу, приближая ее к точному индустриальному производству.

Говоря о тщательности выполнения, мы особенно хотим отметить, что введение плановых стандартов более чем сотни чисто административных указаний заставляет по нескольку раз и добросовестно переделывать работу, ибо стандарт является более лучшим браковщиком работы, нежели административный приказ.

В этой работе по цивилизации и стандартизации обработочного потока в изысканиях мы, собственно говоря, разрешаем задачу превращения литературного произведения в таблицу, в чертеж, в карточку.

После того как обозначена была эта работа по стандартизации и по точному обозначению производственного потока в трех областях: в организации самого предприятия по подготовке рабочей силы, в производстве методических средств и, наконец, стандартов общей композиции изыскательной работы, — уже становилось не так страшно ставить вопрос об организации лабораторного эксперимента.

* * *

В настоящее время основой всей работы для нас является уже существующий темп и цикличность предприятия по подготовке рабочей силы. И для лабораторных экспериментаторов самая проблема постановки лабораторной работы, как оперативного производства, уже не являлась таким сюрпризом. Эту оперативность мы вводим с чрезвычайной постепенностью, все время держась чисто технических, организационных рамок. Оперативность в лабораторной работе мы вводим прежде всего в таких лабораториях, которые совершенно непосредственно связаны с предприятием по подготовке рабочей силы. Прежде всего это была лаборатория Производственного Контроля.

В работе лаборатории Производственного Контроля может быть допущено меньше всего методологических ошибок, так как работа этой лаборатории идет шаг за шагом по оперативным циклам нашего основного предприятия и в строгом соответствии с его темпом. Работа этой лаборатории основана на совершенно конкретных измерениях — пространственных измерениях обрабатываемых вещей и измерениях времени, затрачиваемого на обработку данной вещи, на производство данной операции. Прецедентом практики этой лаборатории является богатейшая производственно-лабораторная практика новейших предприятий, в которых мы и видим прообраз индустриализированной изыскательной работы. Кроме циклической и ежедневной оперативной связи лаборатории Производственного Контроля с основным предприятием, мы поставили ее под пресс циклически идущих прозводственных экспертиз (вернее «приемок»), снаряжаемых уже не нами, а потребителями нашей продукции.

Огромное количество экспертных комиссий как в металле, так и в текстиле, а в последнее время и в строительном производстве, работали рядом с лабораторией Производственного Контроля, сопоставляя ее данные со своими измерениями и оценками.

Особенно это было разительно в области текстильной промышленности, где нашим данным по лаборатории Производственного Контроля хозяйственники-потребители противопоставили свои данные, причем и у нас и у них эти данные выражались измерительными единицами с точностью до секунд и десятых секунды.

В такой сжатой обстановке уже нельзя работать в лаборатории «по вдохновению»; здесь возможна только регулярно-оперативная работа.

Как мы указывали выше, лаборатория Производственного Контроля оперирует главным образом с данными точностей и данными времен (или скоростей). Вещевой (изделие) и живой (курсант) материал был настолько обилен и разнообразен, что, собственно говоря, на одних этих данных можно было бы построить целый изыскательный институт, который давал бы не только технические, не только организационные показатели, но и показатели биологические (конечно, косвенные).

Вот почему даже только на основе данных лаборатории Производственного Контроля мы решили организовать Бюро Клинического Анализа.

И именно здесь-то выяснилось, что современная контрольная работа в производстве, известная под именем «браковочной», в том случае, если она имеет своими объектами сотни и тысячи объектов, может быть поставлена как лабораторная работа, могущая дать богатейшие выводы о живом работнике. И в то же время в ЦИТе именно эта работа дала возможность найти твердые отправные основания для организации Трудовой Клиники, работающей с ограниченным количеством работников.

Бюро Клинического Анализа, делая сводные и аналитические таблицы на основании оперативного материала лаборатории Производственного Контроля, развивало свою работу в форме сводок, диаграмм и кривых и очень скоро должно было поставить задачу уже и о некоей стандартности аналитических комментариев.

Можно ли отделить в лабораторной работе функции эксперимента от функций анализа экспериментального материала? Если этот вопрос ставить по отношению к лабораториям биологическим, то от производителей экспериментальных работ можно получить ответ отрицательный.

Однако это не что иное, как выражение малоразвитой и неустойчивой техники эксперимента. Там, где экспериментатор имеет дело с сотнями объектов, где эксперимент непрерывен и техника его проведения стабилизована, там возможность такого отделения очевидна. Вот почему мы делаем попытки не только этого отделения, но и комментирования аналитических документов.

В Бюро Клинического Анализа, рядом с техническим сектором, в ЦИТе оформился аналитико-биологический сектор. Аналитические корреляции данного эксперимента производит данная лаборатория, но межлабораторная корреляция производится в Бюро Клинического Анализа.

Проблема лабораторного ансамбля в ЦИТе была поставлена давно. Но здесь оказались немалые трудности. Мы могли лишь одержать победу в том отношении, что лаборатории работали над одним объектом, но не могли разрешить задачу сведения лабораторного эксперимента ни к единому аналитическому основанию, ни к единому потоку экспериментируемых.

Теперь наступил этот момент: предприятие по массовой подготовке рабсилы постепенно разбивало и организационную и методологическую замкнутость лабораторий.

Разрешение этой последней проблемы осуществляется нами не только на основе выделения аналитико-коррелятивных функций из ведения одной какой-либо лаборатории и перенесения этого в Бюро Клинического Анализа, — разрешение привходит в организационной форме. Создание Био-Инженерной лаборатории явилось этой формой. Ее задача заключалась в том, чтобы в целостном эксперименте на натуральном рабочем месте создать синтез организационно-технического и биологического эксперимента.

Производственную работу мы в ЦИТе анализируем не только с точки зрения ее операционного расчленения (как в лаборатории Производственного Контроля), но и с точки зрения ее функционального расчленения (Био-Инженерная лаборатория).

Методика функционального анализа явилась в ЦИТе опять-таки как результат работы по массовой обработке в предприятии по подготовке рабсилы. Она положена в основание изготовления массовых методических средств для работника (инструкционные карты). Она же явилась основанием для лабораторного эксперимента в Био-Инженерной лаборатории. Но она же, надеемся, пронижет всю работу трудовой клиники.

Функциональное расчленение проводится в основной форме (мы бы назвали ее классической): установка — обработка — контроль. Мы в дальнейшем дифференцировали эту формулу гораздо дальше ее классической формы. Но и это «треугольное» расчленение явилось величайшим источником для анализа и работника, и машины, и предприятия.

Этот функциональный анализ мы и считаем самым надежным стыком техники с биологией, лишающим биологические построения в науке о труде их наивно-замкнутого абсолютного значения.

Если бы мы в ЦИТе не имели ни одной биологической лаборатории, если бы мы не имели ни одного биолога, то теперь уже, испытав роскошь замкнутого биологического экспериментирования, мы можем определенно сказать, что функциональный анализ работы мог бы быть тем единственным основанием, которое с синтетической цельностью, а не эклектически, вызвало бы биологический эксперимент. Именно, на наш взгляд, инженерия проэцирует биологию, а не биология инженерию. Это особенно доказательно выступало в наших аналитико-производственных работах, где биология выступала как производная функция инженерии. Это решает выбор биологической проблемы. Но этим еще не решается вопрос о характере и организационном размещении эксперимента. Тут-то и приходит уточнение со стороны функционального анализа.

Это функциональное расчленение и явилось для нас той организационной схемой, которая помогает организационно включать в общий ансамбль различные биологические лаборатории.

Это расчленение, с одной стороны, и экспериментальный синтез — с другой, уже совершенно неотступно ставит вопрос о стандартизации эксперимента. Но с этой стандартизацией совершенно неизбежно связана синхронность лабораторных работ, а в этом помогает прежде всего цикличность и синхронность работы предприятия по подготовке рабсилы.

Вот все это и позволяет нам переводить лабораторную работу уже в клинически-массовую. И нет теперь ничего удивительного в нашем стремлении «олабораторить» все предприятие по подготовке рабсилы, создать в нем пронизывающую систему показателей и, таким образом, осуществить задачу Трудовой Клиники.

Не убьет ли эта стандартизация и синхронность «дух творчества» экспериментатора и изыскателя? Нам кажется, что этот вопрос уже стал для нас чисто теоретическим. Свободное, неурегулированное стандартными нормами творчество должно быть и имеет место именно в предварительной вентиляции проблемы и в методологическом эксперименте, но раз эта задача разрешена, экспериментатор включается в оперативный поток.

Только организация изыскательных работ по типу новейших индустриальных предприятий позволит нам при разрешении огромных клинических задач обходиться незначительным штатом работников и только она, эта организация, позволяет нам быстро включать в изыскательную работу свежие контингенты работников, ранее не участвовавшие в работе ЦИТа; она же позволит и уже позволяет нам переносить наш изыскательно-клинический опыт из стен ЦИТа и развертывать на предприятиях аналогичные работы.

Справка по вопросу

Организация изыскательной работы и того изыскательного сооружения, которое с тяжелой медленностью развивается в ЦИТе, представляет из себя сложнейшую проблему, гораздо более сложную, чем организация труда в индустриальных предприятиях. Дело в том, что современная научная работа или шире — современный «умственный труд» в своей именно производственной природе может быть отнесен пока, к сожалению, лишь к ремесленному типу.

Он не только мало машинизирован и механизирован, он, к сожалению, еще не достиг типа мануфактуры. Отсюда трудности не только его организации, но трудности пострашнее: трудности оценки, трудности всякого рода экспертизы. Отсюда же, несомненно, и цеховая «секретность» и замкнутость производителей умственного труда, которая роднит их с ремесленниками в области труда, так называемого физического.

Маркс, исследуя ремесленный труд в производстве, давал ему удивительно тонкие и в то же время саркастические характеристики. Нам кажется, что эти характеристики всецело приложимы к современной организации научного труда. Маркс говорит:

«Характерно, что до XVIII века отдельные ремесла назывались mysteries (mystères), тайнами, в глубину которых мог проникнуть только эмпирически и профессионально посвященный.

(Маркс. Капитал. 1-й том. Стр. 487, изд. ГИЗ. 1920).

В знаменитом „Livre des métiers“ Этьена Буало предписывается между прочим, чтобы подмастерье при приеме его в мастера давал присягу „братски любить своих братьев, оказывать им поддержку, — каждый в своем ремесле, — добровольно не выдавать тайн ремесла“».

Можно установить, что действительно научная и экспериментальная культура в своем организационном выражении стоит сейчас на уровне именно XVIII века. Она находится в резком противоречии с теми новейшими формами, которые утвердились в современной индустрии. Общая научная методология, выражающаяся в математических науках и в науках технологических, до некоторой степени разбивает ремесленную «мистерию», но, во всяком случае, не разбивает организационную замкнутость. Можно по этому случаю припомнить еще раз интереснейшую цитату Маркса:

«„Ne sutor ultra crepidam!“ („Сапожник, знай свои колодки!“). Эта вершина ремесленной мудрости превратилась в ужасную глупость с того момента, когда часовщик Уатт изобрел паровую машину, цирюльник Аркрайт — прядильную машину, ювелирный рабочий Фультон — пароход».

(Маркс. Капитал. 1-й том. Стр. 489–490).

Не мешает отметить и систему примитивной иерархии в области «умственного» труда, где «старшой» работает с «подручным», лелеющим мечту быть через несколько времени «самостоятельным» работником типа «старшого», т. е…самостоятельным индивидуальным производителем.

Недурную аналогию «интеллигентных» профессий с ремеслом дает, между прочим, Вернер Зомбарт:

«Сущность ремесла требует, чтобы положение ученика и подмастерья было всегда лишь подготовительной ступенью к званию мастера. Это, сказал бы я, почти самый важный признак настоящей ремесленной организации. Как студент — зреющий лишь кандидат на судебные должности, а этот последний — лишь подготовляющийся судья, так и ученик есть будущий подмастерье, а подмастерье — будущий мастер».

(Вернер Зомбарт. «Современный капитализм». Стр. 118. Изд. «Путь к Знанию». Л. 1924).

Революцию в современном умственном и лабораторно-экспериментальном труде несет, несомненно, только новейшее индустриальное производство.

Именно оно постепенно превращает современный ремесленный труд в труд мануфактурно-индустриальный, а затем и в крупное машинное производство.

В этом отношении было бы опрометчиво думать, что просто наличность научных лабораторий в производстве несет революцию, и там могут быть лаборатории как раз такие, какие теперь существуют в университетах. Революция идет гораздо глубже, или, вернее выражаясь, из более затаенных глубин современного производства, чем это кажется.

Пишущему эти строки пришлось, во время своей работы в различных предприятиях и при осмотре новейших предприятий, вскрыть эту тенденцию сравнительно давно. В 1909 году, работая в Васильеостровском Трамвайном Парке, пришлось познакомиться с прекрасно организованной испытательной станцией по износу бандажей на трамвайных вагонах. Эта лаборатория, организованная в подвалах трамвайного парка, уже тогда производила впечатление, как тенденция совершенно нового типа изыскательной работы, находящейся в строгом соответствии с оперативной работой предприятий.

В 1911 году во время работы на французском заводе Клемана (Clement — Bayard) пришлось познакомиться с организацией браковочно-испытательных работ, проводимых необычайно тщательно, непосредственно в заводской обстановке, прямо в цеху. Так было поставлено испытание «коробок скоростей» автомобиля, когда коробка скоростей ставилась «на центра» и испытывалась в продолжение нескольких часов или даже суток. Здесь лаборатория была прямо включена в производство и работала с оперативной принудительностью.

На заводе Айваз (Петербург) в 13-м году была развернута удивительно организованная работа по браковке отдельных операций, шедшая тремя этажами: первая браковка, вторая браковка и окончательная браковка. Здесь появились как раз кривые и диаграммы, которые действительно внесли исследовательский метод в производство и самое производство делали лабораторным.

В 1923 году знакомство с заводскими лабораториями, необычайно разнообразными, на предприятиях Сименса и Всеобщей Компании Электричества показало, что внедрение лабораторно-изыскательных тенденций в современное производство, несущее революцию и в постановку экспериментально-научной работы, было глубоко и разнообразно, причем здесь определенным революционным звеном этой величайшей реформы явились испытательные станции и опять-таки браковочно-контрольные операции в цехах. Испытательные станции по испытанию динамо-машин, моторов, различной электротехнической аппаратуры поставлены с пунктуальнейшей точностью и являются, несомненно, типом лабораторий, работающих с точнейшими показателями и постоянной регулярностью.

В 1924 году при посещении заводов Шкода в Чехословакии пришлось убедиться, что испытание аэропланных моторов проводится в специально отведенном здании, куда аэроплан ставится на сутки и больше, и над ним производится точное наблюдение и регистрация и только после этого испытания уже идет чисто эксплуатационная проба.

Это и есть внесение лабораторно-исследовательского метода в предприятия.

Своих высших форм эта тенденция достигает у гигантов индустрии, как заводы Форда, Сименса, Томсон Густона, Кодака, Цейса. Но и здесь, у нас в Советском Союзе, мы видим уже воплощенными эти тенденции в таких предприятиях, как электротехнические заводы, военные заводы, некоторые текстильные предприятия.

Развитие этой браковочно-испытательной работы, совершенно неизбежно переходящей в изыскательную (bureaux de recherches) является революцией уже в области постановки всего изыскательного дела, как такового, но в то же время и в организации труда и производства в индустрии. В тезисах ЦИТа эта мысль выражена нами, кажется, наиболее кратко и наиболее исчерпывающе.

«§ 17. Наличность браковщиков, контролеров, производственных инспекторов, регистраторов (хронометражисты, составители ведомостей по индикаторам) и испытателей, вообще весь персонал, занимающийся измерением материалов, орудий и эффективности живой рабочей силы, и является первой значительной фазой в развитии лабораторного производства.

§ 18. Именно наличность перечисленных выше организаторских функций (а не самих рационализаторских методов) и сообщает производству такой характер, при котором оно может называться поставленным научно. Отсюда — практическая правомерность так называемой научной организации производства и труда (НОП и НОТ).

§ 19. Признаком научности производства отнюдь нельзя считать только то, что производство строится на общих и специальных данных науки. Признаком научности надо считать именно введение в самое производство постоянного исследовательского метода, а с организационной стороны научная организация производства выражается тем, что производство все более и более совершенствуется на основе клинического его лечения».

(Тезисы ЦИТ «О реконструкции производства». М. 1927, Стр. 18, 19).

Следовательно, можно установить, что в современном лабораторном эксперименте пробивается удивительно мощная новая струя организации, идущая от современной индустрии. И не надо думать, что она затрагивает только область чисто технических испытаний. Мы можем смело утверждать, что и в биологических лабораториях, рождающихся из заводских амбулаторий, проводимые строго оперативные методы обозначают несомненное включение в область современного индустриального производства и биологических лабораторий, работающих строго оперативным путем и над массами человеческого материала.

Первую заметную брешь в этом отношении (мы говорим сейчас о чисто методологической организационной стороне) делают именно заводские амбулатории при крупнейших предприятиях, особенно при таких, где человеческий материал подвергается наибольшим авариям, опасностям и где так называемые «испытания материала» (живого, человеческого) приобретают огромное значение. В частности, психотехнические течения, непосредственно связанные с отбором человеческого материала, более убедительны, когда они имеют истоком амбулаторно-заводские испытания.

Вопрос о постановке методики научно-изыскательной работы освещен в литературе сравнительно мало. В этом отношении обращает на себя внимание любопытнейшая книга (мало известная), это книга Д. Вайсмана под заглавием «К вопросу о повышении производительности научного труда (Научная организация научной работы)», Екатеринослав, 1919.

В этой книге собраны обширнейшие данные, дополненные А. Горностаевым (см. его статью «Экономика научного производства» в № 3–4 «Октября Мысли» за 1924 год).

Здесь даны справки о том, как различного рода научные работники, главным образом из области биологии, как, например, Вешняков, Бахметьев, Тимирязев, поднимали вопрос о новом типе научной работы, приближающемся именно к типу современного научного производства. Мы можем сказать, что этот принцип в значительной степени осуществлен в современных оперативно работающих биологических лабораториях при клиниках, где производится регулярное, изо дня в день идущее биохимическое исследование крови, мочи и различного рода человеческих выделений, или в специальных хирургических клиниках.

Наиболее ясно выраженное оплодотворение эта тенденция, конечно, получает в новейшем индустриальном производстве, о котором мы говорили выше. И мы, в заключение, не можем не указать, что, очевидно, эта тенденция начинает занимать умы ученых-методологов в Европе и Америке. Так, мы цитируем в высшей степени знаменательную статью Директора Промышленно-Изыскательного Института Питтсбургского Университета (Америка) Э. Вейдлейна. Он говорит:

«Еще десять лет тому назад ведение изыскательно-лабораторных работ рассматривалось как эмпирическое дело, которым можно было овладеть только путем действительной практики. Постепенно, однако, организация научного управления, с его разделением труда, систематическим планированием и использованием зарегистрированного опыта, была рассмотрена в научных лабораториях, и его методы сейчас являются постоянными чертами каждой из значительных изыскательных лабораторий».

(Журн. «Mechanical Engineering», № 2 за 1926 г., стр. 182, 183).

Всматриваясь в работу университетских лабораторий и кабинетов, приходится констатировать, что там еще не наступила пора даже мануфактурного производства.

Этому нисколько не противоречит развитая культура научного эксперимента и научной систематики (то, что называется научными дисциплинами). Замкнутая в отдельных лабораторных кельях наука лишена того сильнейшего организационно-оперативного оружия, которое так двигает современную индустрию.

Немецкий исследователь Витфогель в своей ценнейшей работе «Наука в буржуазном обществе», противопоставляя экспериментально-исследовательскую работу при предприятиях университетскому академизму, характеризует последний так:

«…мелкое или карликовое предприятие, один доцент с одним или несколькими помощниками (ассистентами), полная изоляция, оторванность от сотоварищей по собственной специальности и еще большая оторванность от смежных специальностей».

(Стр. 20, изд. «Прибой», 1924 г.).

Нам кажется, что нам удалось доказать как правомерность поставленной задачи, так и правомерность ее реализации именно в ЦИТе, где существует огромное предприятие по подготовке рабочей силы. Ввергая прежде всего в оперативное обращение строго технические данные, как менее оспоримые, мы льстим себя надеждой, что нам удастся шаг За шагом ввергнуть в эту новую работу весь комплекс лабораторий и, таким образом, создать условия как для достоверного эксперимента, так и для более точной оценки самих экспериментальных работ.

При этих условиях можно работать не только над расширением практической задачи подготовки и установки рабочей силы в предприятиях, но работать и над созданием нового типа научного учреждения, которое превращалось бы в такое сооружение, ценность которого, кроме его непосредственной задачи, приобрела бы еще и организационно-методологическое значение. А вместе с этим здесь бы зрела методология внедрения научно-исследовательских методов в организацию труда и производства в промышленных предприятиях, т. е. именно методология научно-организованного производства.

 

Развертывание клинической работы ЦИТа

[35]

В современной литературе, посвященной методологии научно-аналитических и экспериментальных изысканий, больше представлена тенденция субъективного овладевания исследовательским процессом. В этом смысле эта методология, конечно, приспособлена именно для автора научного трактата, сочинения или для лабораторного экспериментатора. Это скорее наука о методе укладывания знаний и изысканий в определенную концепцию изложения исследователя-одиночки. Разросшаяся в XIX и еще более в XX веке экспериментальная техника воспринимается методологами как техническое пособие для субъекта-исследователя.

Но внесение научно-исследовательского метода в оперативные предприятия: в производство, в торговлю, в лечебное дело, в работу военно-боевых и военно-технических войск, в спортивное дело резко расширяет понятие и значение научно-исследовательской методологии. Сама наука здесь впервые становится «крупным производством», глубоко технизированным, высокоорганизованным, постепенно подчиняющимся всеобщим законам этого производства с его массовостью, специализацией, дифференциацией изыскательно-производственных процессов, стандартизацией, уплотнением, оперативной синхронностью процессов. Проблема организации изыскательных процессов встает во весь рост.

Карликовое хозяйство ученого-одиночки, фауста-профессора, конечно, полно воспоминаний и легенд о «свободе» научного творчества, его шокирует научное «предприятие», оно так ценит изысканное квалифицированное индивидуальное мастерство кафедральной науки, где шеф так интимно сживается со своими «подручными».

Но процесс этот бесповоротен, исторически непреложен, как непреложно все наше экономическое и техническое развитие. Особенно рационален этот процесс в крупных промышленных предприятиях, где из прозаической и даже «коммерческой» функции («службы») контроля вырастают исследовательские учреждения, органически сопровождающие производственные процессы.

Здесь научная методология неизбежно переходит в методологию организационную. Огромный расцвет этой оперативно идущей исследовательской работы, достигший в Америке ошеломляющих результатов, растет с неудержимой силой во всех странах Европы и начинает заполнять и наши предприятия, совершенно меняя лицо «научного работника»: из кастовой категории «по ведомству просвещения» он переходит в разряд функционера по контролю и анализу производства. Огромный демократизм этого организационного движения в исследовательской области делает постепенно лишними «ремесленные управы» от науки, выдающие дипломы на звание научных мастеров и подмастерьев; а в то же время каждая оперативная «практическая» среда исследователя может явиться базой и для самых отвлеченных научных поисков. Такому исследователю не надо «закрываться» от мира для исследовательских работ: сама оперативность обогащает его бесплатно и массовостью и глубокой специализацией эксперимента.

Насколько фатален этот процесс, можно видеть из того, что в самых низах производства, на непосредственной машинной работе идут рядом в органической зависимости функции как характера непосредственно практического (функции установочные и обработочные), так и функции характера исследовательского (контроль и расчет). Сам станок, наряду со своим практически-техническим совершенствованием, все больше и больше превращается в экспериментально-изыскательную лабораторию с целым рядом технических приспособлений для расчета и показателей для контроля.

Это, повторяем, не «внесение» науки в практику, это нечто большее: здесь по своеобразной диалектике количество переходит в качество — производство, построенное на «началах науки», оставаясь оперативно-практическим, в то же время работает как непрерывно действующая экспериментально-изыскательная лаборатория.

Все эти тенденции ЦИТ и воплощает в исследование поведения живого фактора производства — работника. Трудовая клиника ЦИТа в то же время является и производственной клиникой. Именно поведение человека здесь изучается на основе производства. Но этого мало. Не только на основе производства, но на основе определенной производственной формы.

Если в исторической ретроспективе объектом изучения в ремесле является главным образом прием, если в мануфактуре познание этого приема подчиняется такому организационному моменту, как операция, то 8 машинном производстве совершенно неизбежно и прием и операция осложняются новым моментом — производственной функцией.

Функциональный анализ производства не только обогащает наше познание современного производства, как такового, но он позволяет подходить к поведению работника через призму этого функционального анализа. Не работник вообще, не «труд» вообще, а реакции работника именно в рамке тех или других производственных функций. Этим самым мы отказываемся от глубинных познаний «существа» труда, мы познаем и изучаем показатели и сочетание функций работника, проходящих в границах данной производственной функции. Биология труда вообще может превратиться в некую метафизическую теорию и, как бы ни блестящи и внутренне ни законченны оказались ее выводы, мы не разрешим ни одного конкретного вопроса, если не поставим вопрос строго расчлененно: биология работника в соответствии с функциями обработочными, биология — в соответствии с функциями установочными, с функциями контрольными, с функциями расчетными. Только так мы разрешим проблему и производственного профиля работника, его характеристику как определенного рабочего типа. Если мы, клинически изучая данный рабочий тип, находим, что средние показатели его четырех функций — расчета, установки, обработки и контроля дают соответственные выражения: 15 временных единиц, 20, 55 и 10, то графическое изображение этого отношения: 15:20:55:10 — и будет основным выражением профиля рабочего типа. Мы здесь пока не решаем вопроса ни об исчерпывающем количестве функций, ни о их точном определении, но, принимая их как данные, нам не трудно установить, что выпадение одной из указанных выше четырех функций, а следовательно, выпадение одного члена из данного выше отношения дает совершенно другой профиль. Но этого мало: выпадение одного члена сразу указывает не только на другой профиль, не только на другой рабочий тип, но оно же говорит о том, что этот тип работает на базе другой, отличной от первой, производственной формы. Однако в представленном выше отношении богатство характеристик приобретает гораздо большую выразительность, если мы обозначим не только итоговые величины функций, а их совершенно конкретную перемежаемость со всеми видами конкретных смен и переходов. Мы получаем тогда кривую производственного поведения с функциональными показателями.

Вот эти два вида выражений: функциональные отношения и кривая производственного поведения. являются теперь в Трудовой Клинике ЦИТа, во-первых, сами по себе важнейшими клиническими характеристиками; во-вторых, они являются основанием всех и всяческих углубленных клинических исследований.

Эти выражения являются основанием, на раме которого располагаются и биологические показатели.

Нам стоило не мало труда, нам далось это благодаря исключительной настойчивости, но во всяком случае теперь уже нет биолога в ЦИТе, который бы мог давать свои показатели без сопряжения с показателями функциональными.

Разрабатываемая в настоящее время система совместного (на одном станке несколько обучаемых) функционального обучения бригады курсантов даст функциональному выражению производственного поведения еще большую убедительность: один курсант проявляет себя в данный период только как установщик, другой как обработчик, третий — контролер, четвертый — расчетчик. Мы льстим себя надеждой, что в недалеком будущем наши биологи будут не только лаборантами, не только участниками синтетического эксперимента, но и клиническими кураторами прямо в производственном цехе.

Значение синтетического эксперимента заключается не только в том, что один биолог-исследователь является коррелятором другого, но и в том, что эксперимент имеет синтетическую организационную базу в форме функциональных отношений и кривых функционально-производственного поведения.

Многих удивляло в ЦИТе сдержанное отношение к биологическим рецептам в области организации труда. Но эта сдержанность именно и объясняется тем, что именно нам посчастливилось раскрыть всю сложную организационную обстановку, с которой надо сопрягать то или иное общее биологическое положение. Зато организационный анализ гарантирует нам главнейшее: точную постановку вопроса по отношению к биологу и точные организационные рамки практического решения.

Развертывание синтетического эксперимента и работа Трудовой Клиники обещает нам непрерывно получаемый и накопляемый материал для разрешения огромного количества задач. Кроме проблемы воспитания работника, мы подходим к разрешению проблемы определения и измерения производственных форм; сама собой получает новое решение проблема нормирования производства и труда; проблема характеристики рабочих типов получает строго организационное разрешение, могущее быть уложенным не только в текст, но и в количественные показатели. Наконец, мы решаем и совершенствуем форму изыскательной работы на принципах крупного производства.

* * *

P. S. Мы уже давали в прошлых номерах «Организации труда» клинические документы. В настоящем номере мы публикуем работы синтетического (сборного) эксперимента. Нам еще предстоит сделать много усилий в этом направлении. Но мы уверены, что растущая экспериментальная культура лабораторий и организационная культура учебно-установочных цехов служат порукой, что мы сумеем овладеть всем сложным аппаратом исследования.

Публикуя в настоящем номере не только монографии и постановления, но и выступления специальных оппонентов, мы раскрываем не только структуру экспериментально-изыскательной работы, но и организацию «приемки» экспериментальной работы, как она выражается в коллективной проработке экспериментального материала.

 

Нормирование и организация труда

[37]

 

(общее введение в проблему)

 

Предисловие

Вопросы нормирования занимают внимание работников нашего хозяйства с самого начала революции. Но есть периоды особо обостренного интереса к этим вопросам. Так, в 1919 г. этот обостренный интерес совпал с расцветом военного коммунизма и усилением в деле нормирования роли профсоюзов. В 1922 г. — в период расцвета нэпа — мы имели во взглядах на нормирование значительную перестройку: ослабление планового начала и приоритет чисто экономических тенденций означали в то же время ослабление союзной работы в вопросах нормирования, а вместе с тем усиленное развитие нормировочной работы у хозяйственников. В настоящее время — в период реконструкции — мы наблюдаем небывало обостренный интерес к вопросам нормирования как среди хозяйственников, так и среди профсоюзников.

На почве такого обостренного внимания наблюдается не мало попыток найти скорые и «сверхскорые» решения и универсальные по своей приложимости рецепты.

А между тем, как никогда, эта проблема подавляет исследователя своей сложностью. Последняя заключается не только в практическом изобилии объектов нормирования, не только в разнообразии производственных форм, но и в сложности реконструктивных процессов.

Наша небольшая работа является попыткой дать общее методологическое введение в вопрос.

Автор выступил с обширным докладом о нормировании на собрании, созванном ВЦСПС. На этом собрании были представлены, кроме тарифно-экономического отдела ВЦСПС, представители всех центральных комитетов профсоюзов, представители отделов экономики труда ВСНХ и отдельных трестов, а также специалисты-нормировщики.

Внимание собрания к докладу и его одобрение со стороны участников этого собрания явились основанием для предложения со стороны ВЦСПС издать доклад отдельной брошюрой в форме обработанной стенограммы. Тогда же автор получил приглашение прочитать этот доклад на Всесоюзном съезде отделов экономики труда ВСНХ. После прочтения доклада на этом съезде автору было предложено издать доклад и хозяйственниками.

Однако текущая работа автора в ЦИТе и в «Установке» не давала возможности быстро выполнить это задание.

В то же время работа ЦИТа по созданию Трудовой Клиники настоятельно требовала формулировки некоей пропедевтики нормирования как основы непрерывного клинического эксперимента.

Неуклонно расширяемое внедрение ЦИТовской работы в промышленность, особенно в текстильную, в свою очередь также ставило вопрос о предпосылках нормирования.

Учебно-установочные цеха ЦИТа на предприятиях стали фактом, признанным и хозяйственниками и профсоюзами. В этой стадии работа ЦИТа из функции подготовки рабсилы явно перешла в органическую работу предприятий по их организационно-производственной реконструкции: пришлось не только воспроизводить старые рабочие типы, а создавать новые, а вместе с ними создавать новую организацию труда и производства. А это потребовало создания при учебно-установочных цехах особых контрольно-нормировочных аппаратов. Это, в свою очередь, поставило жгучие проблемы о характере природы новых норм, о их связи с новейшими формами производства.

Таким образом, автор должен был смотреть на свою работу уже не как на узко злободневную, а как на одну из основных и длительных. Поэтому, выпуская в свет настоящую брошюру, мы полагаем, что нам придется еще не раз трактовать этот вопрос.

Одновременно с опубликованием брошюры мы решили опубликовать и тезисы, послужившие основой докладов как для ВЦСПС, так и для ВСНХ (съезд отделов экономики труда).

Автор

 

Вопросы нормирования

(Тезисы доклада)

I. Введение

1. Обозначившийся в производстве период реконструкции совершенно неизбежно создал на предприятиях новые формы организации производства, которые в свою очередь вызвали кризис в вопросах нормирования труда.

2. Этот кризис нормирования усугубился еще тем, что предприятия, вводившие новые формы организации производстве, не везде обнаружили организационную и экономическую подготовленность как в области организации труда, в области нормирования производительности, так и в области определения заработной платы.

3. С другой стороны, и профсоюзы, проводившие тарифную реформу и колдоговорную кампанию, еще не могли учесть организационно-технические изменения в производстве и принуждены были в области нормирования продолжать старые традиции, действительные в восстановительный период.

4. Этот кризис нормирования усилился в еще большей степени, когда текстильная промышленность перешла на 7-часовой рабочий день, а вместе с тем и на 3-сменную работу. Проведение в кратчайший срок уплотненных работ и сокращение рабочего дня поставило проблему нормирования во главу угла всей экономической политики как хозяйственных, так и профессиональных организаций.

II. Социалистическая рационализация и нормирование

5. Введение 7-часового рабочего дня в текстильной промышленности одновременно с уплотнением работ, а тем более проведение 7-часового рабочего дня по всему фронту советской промышленности заставляет более, чем когда-либо, усвоить взгляд на нормировочную работу не как на обычный принцип определения нагрузок отдельного рабочего, участвующего в производстве, а именно как на средство рационализации социалистической промышленности.

6. Специфическим признаком социалистической рационализации промышленности в этом истолковании необходимо считать именно то, что Советская власть гарантирует рабочему классу наибольший восстановительный период в течение рабочего дня, а вместе с тем провозглашает необходимость решительной интенсификации труда.

7. Вместе с тем высокая интенсивность труда связывается именно с новейшими, наиболее прогрессивными методами организации производства.

8. Все это ставит вопрос о том, чтобы проблему нормирования труда поставить в связь именно с формами организации производства, считая ее частью этой организации. Вот почему в настоящих тезисах мы устанавливаем принципы нормирования в их исторической значимости.

III. Общая историческая справка

9. Самым распространенным и имеющим далекие исторические корни видом установления норм надо считать установление их через стихийный естественный отбор высоких норм.

10. Этот естественный отбор создавался или на базе «индивидуальной свободы» продавца труда, или на базе рабско-крепостнического, административного «выжимания» высоких норм.

11. Эту тенденцию значительно ослабили в пользу продавца труда ремесленные корпорации, положившие известный предел «выжимательной» тенденции.

12. Английские трэд-юнионы, а за ними и все европейские профессиональные союзы, восприняв эту ремесленную корпоративную тенденцию, расширили ее до пределов, и силы класса и своим классовым сопротивлением и давлением так или иначе умеряли эту «выжимательную» тенденцию покупателей труда (предпринимателей).

13. На основе этой нормировочной практики, измерявшейся целыми столетиями, сложились нормировочные обычаи, облеченные в форму «уроков».

14. Эти нормы и «уроки» обладали чрезвычайной устойчивостью, поскольку промышленная техника имела стабильную ремесленную базу производства.

15. Эта устойчивость норм стала колебаться еще в мануфактурный период, но в эпоху крупной машинной индустрии величина норм стала очень относительной, значение нормативного обычая все более подрывалось, а самые конкретные «уроки» терпели крушение.

16. Вместе с тем терпели крушение и все экономические правовые гарантии норм, поддерживающие норму на определенной высоте: так, идут поиски сложных и подвижных заработных плат, настолько же гибких, как гибкой являлась сама машинная техника.

17. Однако экспертами определения норм продолжали оставаться мастера со своими ремесленными тенденциями, определявшие «на-глазок», хотя и не всегда без расчета, ту или иную норму.

18. С тех пор как технологический прогресс индустрии, выразившийся в сильнейшем внедрении в производство инженерного метода и во внедрении инженера на место ремесленника-мастера, поставил задачу научной организации производства и труда, в вопросе установления норм обозначилось аналитически-исследовательское начало, связанное главным образом с именем американского инженера Тэйлора (начало, в свое время предсказанное Марксом в его анализе производства).

19. Значение этой аналитически-исследовательской тенденции не в том, что она дала или может дать абсолютно точные или глубоко всесторонние измерители и определители норм, а именно в том, что она в вопросе об определении норм на место обычая и личной секретности выдвинула объективно-аналитическое начало, фиксированное в особых расчетных документах.

IV. Социальная позиция пролетариата

20. Уже из предыдущего изложения ясно, что продавцы труда в различные исторические эпохи в отношении норм были поставлены в определенные социальные отношения к работодателям. Капиталистический строй совершенно неизбежно ставит рабочий класс в положение, враждебное изменению, в вместе с тем и увеличению норм.

21. В социалистическом государстве резко меняется положение: из класса, враждебно настроенного к изменению и увеличению норм, пролетариат должен превратиться и превращается в активного борца за это изменение и увеличение.

22. Отсюда и положительное отношение советских профсоюзов ко всем попыткам внести аналитически-исследовательское начало в дело определения норм и к попыткам увеличения этих норм.

V. Период реконструкции социалистического хозяйства

23. Период реконструкции социалистического хозяйства в области самой организации производства ориентируется на новейшие формы организации этого производства, созданные капиталистической техникой.

24. В общих чертах эта реконструкция характеризуется глубочайшим внедрением в производство аналитической (расчленяющей, дробящей) тенденции и синтетической (связывающей и согласовывающей) тенденции. Особое определяющее значение приобретает именно синтетическое начало. Оно выражается в строгой последовательности производственных процессов, в их непрерывности, уплотнении производственных процессов в пространстве и времени, а вместе с тем и в уплотнении труда, в проведении параллельности трудовых функций и строгой согласованности во времени всех производственных операций и трудовых функций.

25. Внедрение этих тенденций в производство создает резкие кризисы норм и обычаев, оставшихся от буржуазного строя и помещичье-рабского строя.

26. И если в настоящее время мы наблюдаем особо обостренный интерес к вопросам нормирования, в частности со стороны профсоюзов, то это обострение интереса надо рассматривать именно как выражение кризиса нормирования, вызванного обозначившимся в производстве периодом его реконструкции.

27. В соответствии с вышеразвитыми характеристиками необходимо установить, что проблему нормирования никоим образом нельзя рассматривать как исключительно проблему отношений между работодателем и рабочим; таковой она могла быть и может быть лишь в резко индивидуалистическом ремесленном производстве.

28. Уже в эпоху мануфактуры проблема нормы (труда) выступает как производное начало общественного процесса труда, разбивая индивидуалистический подход к норме,

29. Крупная машинная индустрия еще более усиливает эту последнюю тенденцию.

30. А современные высшие формы производства до того заостряют эту тенденцию, что чисто индивидуальная норма совершенно перестает существовать, причем основанием ее расчета является чисто технологический расчет производственного процесса.

31. Отсюда — совершенно закономерна постановка проблемы: при-но-ро-вле-ния труда живого работника к объективно складывающемуся технико-производственному процессу.

32. Это не простое индивидуальное приноровление работника к данной индивидуальной машине или к данному индивидуальному рабочему месту; это не приноровление одного работника к простому человеческому коллективу; это — приноровление работника к комплектам работников или к живым фронтам и, в свою очередь, приноровление этих живых комплектов и фронтов к связанным между собой агрегатам машин и рабочих мест, а также к их операционным и функциональным линиям.

33. Это приноровление, а вместе с тем строгая взаимная согласованность норм имеет и должна иметь место не только при высших формах организации труда в металле и текстиле, но и в таких слабо механизированных, но все же рационализируемых производствах, как строительное.

VI. Общая установка в вопросах нормирования

34. Наша общая установка в вопросах нормирования: нормировать — значит установить для данного комплекса живой рабочей силы или для данной индивидуальной рабочей силы не только определенное количественное выражение труда, но и его наиболее прогрессивную организационно-производственную характеристику.

35. Если выражением нормы в ремесленном производстве является величина выработанной продукции или урока, если в дальнейшем этим выражением стала величина продукции, строго сопряженная с большими отрезками времени (день, час), то с течением времени природа норм все более и более усваивала организационно-производственный характер.

36. В связи с этим в наиболее передовых производствах резко изменился характер и интенсивность труда. Если прежде в это понятие входила по преимуществу грубо физическая нагрузка работника, то теперь все более и более s это понятие входит распределительно-трудовая характеристика.

37. Эта организационная тенденция в вопросах интенсификации позволяет и так называемый физический труд делать более интенсивным именно путем особых организационно-трудовых методов.

38. В связи именно с этим рационализаторским пониманием норм профсоюзы должны их рассматривать как выражение все повышающейся и повышающейся трудовой культуры работника.

39. Эта трудовая культура состоит в том, чтобы при посредстве особого распределения трудовых усилий и распределения трудовых функций достигать наибольшей производительности.

40. В этой трудовой культуре установка должна быть не на те нормы, которые сложились в производстве в восстановительный период народного хозяйства, не на те нормы, которые достигнуты, а на те, которые должны быть достигнуты. В такой постановке нормы являются прежде всего средством и частью общего рационализаторского процесса социалистической промышленности,

41. В то же время нормы должны быть все более и более согласованы одна с другой, как часть общего нормирования производственного процесса.

42. Средствами, приводящими к достижению норм в производстве, должны быть:

а) средства организационно-технические и

б) средства организационно-биологические.

43. Средства организационно-технические выражаются в экономной организации рабочего места, рабочего фронта и рабочего потока (установка производства).

44. Средства организационно-биологические выражаются: в рациональном расписании и регламентации производственного поведения работника (установка рабочей силы в производстве), в системе ухода за работником и системе его самоухода (культурная установка), в системе особой подготовки рабсилы, приноровленной к новейшим методам производства.

45. Отсюда ясно, что вопросы выведения норм необходимо подчинить вопросу производственного поведения работника, а это последнее — установке производства.

VII. Формы и рабочие типы

46. В вопросе установления производственного поведения, а следовательно и норм, чрезвычайно важно избежать ошибок единообразного нормировочного подхода, независимо от типа производства и сопряженного с ним типа рабочего.

47. Типичными, например, различиями обладает металлообрабатывающее производство типа серийного и оригинально-штучного машиностроения, текстильное производство (особенно прядильное) и строительное.

48. Этим производственным различиям соответствует в общем и особый тип рабочего, работающего в предприятии или на целостных работах, или на работах расчлененных, или, наконец, на работах синтетических — по связи, согласованию производственных процессов.

49. Наибольшие трудности в установлении норм представляет первый тип (ремесленный); наоборот, наибольшие возможности представляют второй и третий рабочие типы, у которых организационная сторона работы более зависит от организации производства.

50. Отсюда — важнейшее организационно-производственное соображение: необходимо особо усилить попытки нормирования именно прежде всего по отношению ко второму и третьему рабочим типам и не искать быстрых нормировочных решений для первого типа.

51. Это соображение подсказывается еще и тем сильнейшим аргументом, что период реконструкции вызывает относительный рост именно второго и третьего рабочих типов за счет первого.

52. Однако по мере роста нормировочной культуры будет все легче и легче подходить к изучению и нормированию первого типа.

VIII. Изучение и измерение норм

53. Для того чтобы устанавливать должные нормы, необходимо, чтобы в производство прочно вошла культура изучения стихийно сложившихся и имеющих сложиться норм. Наличность этой культуры, привитой в той или иной мере хозяйственным и профсоюзным организациям, является главнейшей основой для рационального установления норм.

54. Изучать нормы — это значит:

а) определять организационно-производственную зависимость трудовых норм от общей организации производства (определять организационно-производственную зависимость данной нормы в комплекте работ или производственном потоке);

б) определять эти нормы в тех или иных измерителях.

55. Игнорирование первого определения (а) допустимо лишь в индивидуально-ремесленном производстве, но в настоящее время и оно подчинено косвенному влиянию норм в передовых формах производства.

56. Разрешая задачу определения организационно-производственной зависимости норм, необходимо устанавливать, в конечном счете, зависимость одной нормы от другой; эта зависимость должна быть выражена в определенных числовых отношениях (по времени, по производительности) одной нормы от другой, т. е. должно быть выяснено: какая величина производительности по данной операции, по данному рабочему месту или по данному рабочему фронту должна соответствовать величине производительности по другой операции, по другому рабочему месту, по другому рабочему фронту.

57. Изучение норм невозможно без изучения производственно-трудовых процессов в натуре. А поэтому натуральное наблюдение и изучение производственных процессов должно быть поставлено в настоящее время с наибольшей тщательностью.

58. Употребляя выражение «производственно-трудовые» процессы, необходимо строго разграничивать понятие «операция» и понятие «прием».

Операция является организационно-технологическим выражением трудового процесса, а прием является выражением трудового (человеческого) участия в производственном процессе.

59. В деле установления норм необходимо все время именно связывать изучение производственных операций с теми приемами, какие соответствуют данной операции, и тщательно следить, как именно изменяется природа приемов под влиянием рационализации производственных операций. И это тем более необходимо, что процесс рационализации заключается именно в том, что те или иные приемы, производящиеся работником, постепенно отчуждаются от него производящейся механизацией, вызывая в то же время упрощение и уплотнение остающихся у работника приемов.

60. Измерение производственно-трудовых процессов должно производиться на базе чисто технических измерений производственного процесса как процесса совершенно объективного. И именно на базе этих чисто технических измерений должно производиться измерение и нормирование труда живых работников.

61. Формами измерений могут быть следующие:

а) чисто лабораторная форма, имеющая чисто методологическое значение;

б) измерение в непосредственно производственной обстановке;

в) измерение в производственно-учебной обстановке, сопровождающееся рациональными формами обучения и употреблением рациональных приемов.

62. Из всех форм измерений наибольшей определенностью необходимо считать лабораторно-производственную форму, т. е. измерение, производимое в производственной обстановке, но со специальной подготовкой (олабораториванием) рабочих мест.

63. Измерение в производственной обстановке без специальной подготовки (без олабораторивания рабочих мест) может дать горы материала, который может быть оспорен уже как материал, а не только как те выводы, которые строятся на этом материале.

64. В наиболее развитых формах производства это олабораторивание рабочих мест идет с силой неумолимой производственной эволюции, а поэтому здесь граница между лабораторным и натуральным производственным измерением становится все более и более незаметной. Отсюда важность выбора производства для определяющих измерений.

65. Наиболее полной формой измерительной культуры может быть клиническое измерение, т. е. систематически проводимое исследование. Эта форма представляет собою выражение научной организации, которая проводится на основе систематически идущих измерений.

66. Тенденция к такому клиницизму заложена в самой природе машинной индустрии, в которой растут контрольно-производственные функции, осуществляемые браковщиками, контролерами, приемщиками и испытательными станциями.

67. Все споры относительно хронометражных методов объясняются в сущности тем, что хронометраж сам по себе измеряет лишь протяжение времени различных операций и соответствующих им приемов, но он, как таковой, отнюдь не измеряет виды напряжения работника при осуществлении той или другой работы.

68. Эти споры относительно хронометражных методов часто осложняются иллюзиями, а нередко и нарочито упрощенным представлением о легкости измерений трудовых нагрузок работника.

69. Необходимо со всей категоричностью установить, что это упрощенное представление о практической возможности измерения трудового напряжения порождает пренебрежительный и глубоко вредный взгляд о ненужности хронометража в деле нормирования труда.

70. По мере того как в производстве все более и более раскрывается организационная расчлененность трудовых процессов, по мере того как в трудовых функциях работника все более и более вместо простой физической нагрузки обозначаются высшие трудовые функции, хронометраж может явиться средством не только простого измерения длительности операций и приемов, а мерителем организационно-трудовой культуры работника.

71. Норма, обозначенная не только общим временным измерением, а норма с характеристиками отдельных переходов в работе и должна постепенно заменять старый тип норм, обозначенных лишь общим временным выражением.

72. Практикующееся в ЦИТе измерение по организационно-трудовым функциям: установка — обработка — контроль как раз и является средством вскрытия в данной норме ее организационно-трудовой культуры.

73. Эта формула дает измерение данной нормы путем характеристики производственного поведения работника и вместе с тем дает возможность каждый раз предвидеть, в каком направлении (функциональном направлении) может измениться как данная норма, так и производящий ее рабочий тип.

74. Основой деления на эти три функции служит техническая организация рабочего места (или станка); вот почему и здесь проблема нормирования остается главным образом проблемой технического нормирования.

75. Эта формула в то же время является наиболее удачным стыком в постановке технических и биологических проблем.

76. Первая же попытка такого организационного измерения показывает, что разграничение труда на так называемый умственный и физический является обывательским предрассудком. На самом деле всякий груд представляет собою сложнейшую комбинацию чисто рабочих усилий по преодолению механических сопротивлений с сложнейшей расчетно-установочной и контрольно-аналитической работой.

77. Функциональнее измерение по формуле «УОК» сразу же ставит вопрос более точно и о непосредственных измерителях трудового процесса отдельно по функции «У», отдельно по «О» и отдельно по «К».

78. Именно после такого функционального измерения становится ясно, что функциональные переходы в работе означают переходы на различные механизмы человеческой машины и на различные мозговые центры.

79. Но и при этих измерениях не может быть и речи все же о непосредственном механическом измерении работы и о ее энерго-физиологическом выражении. Здесь открываются лишь ценнейшие методы регулирования норм.

80. Переходя к проблеме измерения работы, производимой человеком, необходимо установить следующую цепь моментов, которые следует принимать во внимание при измерении:

а) время работы,

б) энергетическая затрата организма,

в) производимая рабочими органами работника механическая работа,

г) продуктивность работы,

д) восстановительная способность организма при производстве данной работы.

81. Из этих моментов лишь первый (а), к сожалению, при современном состоянии науки может быть точно и в мельчайших единицах измерен.

82. Энергетическая затрата (б) организма непосредственным даже лабораторным экспериментом непостигаема. Метод лабораторного анализа газообмена не вскрывает все энергетические затраты; метод биохимического анализа крови работающего организма дает картину изменений в крови работающего человека. Однако тот и другой метод, даже будучи совершенно разработан, пока не имеет общепризнанного аналитического истолкования (не говоря уже о том, что измерение нервной работы и так называемой умственной — расчетной и контрольно-аналитической — при том и другом методе пока непостигаемо).

83. Производимая рабочими органами работника механическая работа (в) в ее производственном выражении постигаема лишь тогда, когда она совпадает с продуктивностью (верчение колеса, выжимание и подъем тяжестей). Но она, конечно, в конкретной производственной работе чрезвычайно редко совпадает с продуктивностью (г).

84. Из этого не значит, что та или иная теоретическая величина не может быть положена в основу исчисления норм, т. е. рабочих нагрузок, но это будет именно теоретическое основание для расчета, а не результат непосредственного измерения.

85. Однако при всех этих расчетах и измерениях никак не должна быть упускаема именно восстановительная способность (д) работника, которая имеет решающее значение для определения норм на рабочий период.

86. Из-за неучета этой восстановительной способности проистекают, между прочим, реакционные теории стабилизации норм: из них необходимо отметить так называемую теорию оптимума.

87. Теория оптимума (наибольшая работа при наименьшей энергетической затрате) дает опасное (и неправильное) теоретическое оружие для поддержания низкой производительности в рабочие периоды (рабочие дни); между тем как восстановительная способность, а следовательно, и восстановительный период (связанный, например, с 7-часовым рабочим днем и всем законодательством, регулирующим недельные и годовые отдыхи) прямо рассчитаны на то, чтобы давать не оптимум, а известный максимум энергетических затрат (для максимальной производительности).

88. С другой стороны, необходимо установить, что и оптимальная норма работы отнюдь не проходит безнаказанно для организма: она требует известного восстановительного периода, как всякая вообще работа организма. А поэтому ее абсолютное теоретическое значение оспоримо не только во имя требования максимальных, но и минимальных норм.

89. Если бы, однако, был ясен теоретический характер энергетических измерений, если бы разрешена была вполне их практически-прикладная форма, то и тогда они не могли бы служить измерителями энергии организма для производства данной работы; они могли бы быть лишь показателями известной части этой энергии. Приведенная выше функционально-организационная формула трудовых процессов «У — О — К» ставит эти энергетические измерители лишь на определенный участок трудового процесса или акта и не решает вопроса о полном измерении.

90. Еще большие трудности, даже в лабораторной обстановке, представляет измерение работы нервной системы, которая значительно представлена в функции «К», в функции «У» и даже в «О».

91. А между тем именно, как было указано выше, вся культура труда в том и состоит, что вместо голой энергетической нагрузки в трудовом процессе все более и более имеет значение распределительно-организационная сторона, т. е. именно работа нервной системы.

92. Однако если бы и эта задача была разрешена, то невозможность поголовного обследования заставила бы создать именно все же лишь теоретические нормы для различных видов труда.

93. Но и эти теоретические нормы в конце концов могли бы быть лишь одним из исходных оснований для решения вопроса о конкретной норме. Ибо конкретную норму необходимо выводить лишь из сопряжения общих скоростей производственно-рабочего комплекта или потока с теоретически-биологическими пределами работника.

94. Итак, анализ форм и видов измерителей ясно показывает, что их многочисленные виды могут быть использованы не для абсолютного установления норм, а именно для их регулирования, причем значение биологических измерений в производстве должно быть подчинено чисто инженерно-расчетным измерениям технологического процесса.

95. Констатируя трудности и условности в деле определения норм биологических показателей, в то же время необходимо признавать значение биологических противопоказателей для того или другого вида работы, для того или другого типа работ и для той или другой нормы.

96. Эти противопоказатели должны осуществляться как в форме определения общей конституции организма, так и в форме функциональной диагностики.

97. Но рядом с этими биологическими противопоказателями должны быть призваны на помощь в деле достижения производственных норм и такие методы, как подбор, тренировка и терапия утомления.

IX. Позиция хозяйственников и профсоюзов в деле нормирования

98. Необходимо признать, что какая-либо особая позиция профсоюзов в Советском государстве в самой методике измерения производственных процессов совершенно недопустима, логически абсурдна и социально вредна.

99. Все методы расчетов, измерений и техно-производственных согласований должны быть совершенно одинаковы как у хозяйственников, так и у профсоюзов.

100. Но в то же время необходимо установить, что как хозяйственники по преимуществу призваны отвечать за производственную сторону предприятия, за его производственно-экономический эффект, — профсоюзы, разделяя с хозяйственниками заботы о производственно-экономической эффективности предприятия, в то же время особо призваны отстаивать интересы работника как такового.

101. Отсюда — особое внимание профсоюзов именно к восстановительной способности и возможности работника при выполнении им производственных норм.

102. Советское государство, проводя 7-часовой рабочий день, особо демонстрирует этим социалистическую рационализацию, гарантируя рабочему классу восстановительный максимум. Профсоюзы в своей работе по нормированию и должны, кроме самой техники измерения, все время сопрягать эти измерения с восстановительными возможностями рабочего класса, могущими ускользнуть из поля зрения хозяйственников.

103. В то же время профсоюзы, принимая от своего рабочего государства восстановительный максимум, должны принципиально принимать и его директивы о соответствующих максимально производственных нормах.

 

Часть первая. Введение. Кризис нормирования

Перестройка нашей промышленности, известная под именем периода реконструкции, наиболее сильно и даже тревожно чувствуется в тех вопросах, которые известны под именем нормирования. Несомненно, что-то новое стучится в нашу нормировочную практику, а следовательно, и теоретически необходимо несколько перестроиться в вопросах нормирования.

Что мы переживаем в вопросах нормирования кризис, тому порукой значительные конфликты, которые мы имеем по всему фронту промышленности. В то же время обнаружилось, что неподготовленность в этом вопросе проявили и хозяйственники, и профсоюзы. Характерно, что наиболее серьезные конфликты, связанные с нормированием, обозначились как раз в тех отраслях промышленности, которые действительно испытывали значительный процесс реконструкции. Мы не будем давать подробную справку, но укажем, что сельскохозяйственное машиностроение, электротехнические предприятия и текстильная промышленность не случайно подарили нас наиболее значительными конфликтами. Не случайно и то, что как хозяйственники, так и профсоюзники уделяли внимание нормированию как раз именно в этих отраслях промышленности. Это — потому, что процессы нормирования являются вовсе не какой-то особой деятельностью, задача которой — установить так называемые справедливые отношения между работодателем и рабочим, а они именно — косвенный показатель и выразитель той огромной перестройки, которую мы начинаем в производстве.

Старые нормировочные традиции, видимо, требуют серьезной переделки. Мы должны подготовиться к большему. Напряженность в вопросах нормирования чувствовалась в текстильной промышленности в связи с переходом на 7-часовой рабочий день, и, если мы теоретически не переподготовимся и соответственно не перестроим практику, — грядущие дни познакомят нас с не менее тяжкими конфликтами в других областях промышленности, переходящих на 7-часовой рабочий день.

Нормирование как выражение рационализации производства

Может быть, никогда более, как теперь, приходится связывать проблему нормирования именно с организационно-техническими процессами в производстве. Очевидно, что организационное напряжение производства до того сильно, что оно будет проникать во все организации, во псе отрасли работы, до сих пор не захваченные этим напряжением, так что нормирование ни в коем случае нельзя рассматривать только как некое разрешение спора между сторонами. Надо привыкнуть к мысли, нормирование является не чем иным, как одной из сторон рационализации производства, его прогрессивной перестройки.

Нельзя сказать, что эта тенденция зависимости нормирования от производственных форм — дело исключительно наших дней; точно так же, как и работа нормировщиков в той или иной мере всегда строилась в зависимости от этих форм. Но если в прошлом переход одних производственных форм в другие совершался медленно, а следовательно, «обычай» имел решающее значение, то теперь перестройка производственных форм идет быстро, тем более что эта быстрота усиливается социалистически-плановым началом, а это ставит вопрос о крушении некоторых обычаев.

Общественно-производственный характер нормирования

Общественно-регулирующая тенденция производства связана с самим способом производства, связана с определенной формой производства и именно с самой, как говорил Маркс, «природой» этой формы производства.

Чисто индивидуалистический подход в вопросах нормирования, собственно говоря, характерен исключительно для ремесленной формы производства; он уже не мирится, как мы это покажем ниже, ни с мануфактурой, ни с машинной индустрией, тем более крупной. Однако индивидуальный характер потребления,

индивидуальный характер заработной платы и ее градации, индивидуальный характер других видов рабочего снабжения, видимо, питает индивидуальный подход к нормировочной работе при всяких производственных формах.

 

Часть вторая. Историческая справка

Важнейшие источники

Для того чтобы наши взгляды в вопросах нормирования были наиболее убедительны, мы предпошлем нашему изложению небольшую историческую справку.

История нормирования не знает специальных трудов, посвященных развитию взглядов в этой области. Нормирование в исторических обзорах все время сопрягается с историей и практикой заработных плат. Мы и сошлемся на такие труды, имеющие, на наш взгляд, определяющее значение для всех, кто хочет окунуться в историю вопроса. Книга Цвидинек-Зюденгорст «Теория и политика заработной платы» дает историю вопроса в масштабе многих столетий, начиная со средних веков, книга Д. Шлосс «Формы заработной платы» трактует практику в течение главным образом XIX столетия, как и книги Веббов о трэд-юнионизме; главы Маркса о заработной плате и о машинном производстве в I томе «Капитала» являются в то же время основным фундаментальным трудом, сопрягающим формы заработной платы с нормами.

Названные работы в достаточной мере ориентируют нас в той своеобразной диалектике, которая связана с нормами за периоды ремесла, мануфактуры и крупной машинной индустрии. Прежде всего становится ясным, что принцип максимума и минимума в области заработной платы предшествовал принципу минимума и максимума в области норм выработки. Не менее любопытно и то, что в средние века в период ремесленных форм законодатель по отношению к представителям труда — индивидуалам-ремесленникам — выкинул лозунг ограничения максимума. С социальной точки зрения это была защита «общества» от эксплуатации его со стороны ремесленного класса. Государство, защищавшее интересы работодателей — привилегированных классов, — страховало эти последние от «эксплуатации» ремесленников. Такие законодательные акты характерны для средних веков. И уже только тогда, когда ремесленники увеличились в числе, а вместе с тем создали сильнейшие ремесленные корпорации (из которых выросли трэд-юнионы), наступила эпоха гарантирования минимума зарплаты. Это было время сильнейшей эксплуатации ремесленников со стороны скупщиков-заказчиков, распределителей заказов, ростовщиков.

Нормирование в эпоху ремесла

С минимумом зарплаты все время сопрягался известный минимум работы или минимум выработки.

С ремесленным типом производства связана была стабильность техники, ее устойчивость, а с ней связана была устойчивость нормировочных обычаев, а, главное, резко индивидуальное представление о норме. «По плате и работа» — вот лозунг, который пропитал всю деятельность английских профессиональных союзов, на которые ориентировались и союзы европейского континента.

Представители профсоюзов долгое время отстаивали нерушимость нормы, как они отстаивали и нерушимость ставок заработной платы.

Замкнутый характер работы ремесленника, работавшего в своей рабочей, забронированной от общества, келье, не располагал ни самого ремесленника, ни кого-либо другого к какой-либо дифференциации вопроса о норме. Домашний характер работы не разоблачался и потому, что общественный характер труда вскрывался главным образом в области обмена, но не в области самого производства как такового. Производство не имело своего открытого, публичного выражения, оно являлось так сказать «секретом» производителя. Этот «секрет» определял порой и жизненную роскошь ремесленника, а порой и его нищету.

Вот как Маркс характеризует этот индивидуалистический мир «посвященных» в ремесло людей:

«Характерно, что до XVIII века отдельные ремесла назывались mysteries (mystères), тайнами, в глубину которых мог проникнуть только эмпирически и профессионально посвященный.

(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр. 487. ГИЗ. М. 1920).

В знаменитом „Livre des métiers“ Этьена Буало предписывается между прочим, чтобы подмастерье при приеме его в мастера давал присягу „братски любить своих братьев, оказывать им поддержку, — каждый в своем ремесле, — добровольно не выдавать тайн ремесла“».

К этим «тайнам» Маркс дает такое примечание:

«Он должен был даже давать присягу в том, что в интересах всего ремесла не станет обращать внимания покупателя на недостатки продуктов других, чтобы таким образом отрекомендовать свой собственный товар».

(Там же).

Конечно, эти строки в их колоритной формулировке имеют значение для времен, уже давно прошедших, но психология «тайны», индивидуального охранительства ремесленного секрета, личной профессиональной тайны и чопорности сохранилась вплоть до нашего времени. Черты этой психологии мы еще найдем у некоторых современных инструментальщиков и ремонтщиков, «ухарей»-кузнецов, калильщиков, рихтовальщиков; они еще в наши дни иногда носят в кармане «секретные порошки», кое-какие приспособления для работы. Они до сих пор еще утверждают (и не без основания), что обладают секретом и «искусством».

Вспомним, что ремесло шло рядом с искусством еще в XIX веке, когда, например, в Париже был создан «Музей искусств и ремесел». «Искусство» профессионального умения и знания, «искусство» работы собственно только в наши дни становится наукой. Не мудрено, что, наряду с этими живучими и косными ремесленными традициями, широкими рабочими массами поддерживалось не только значение «секрета» в области профессионального «знания», но вместе с тем сохранялась наивная вера в особое значение сроков обучения данному ремеслу. Большой срок обучения это — тоже гордость, лелеющая профессиональное самолюбие. И надо отдать справедливость, что длинные сроки обучения отстаивались и даже уважались больше рабочими, чем предпринимателями.

Профсоюзы особенно энергично противились уменьшению сроков профессионального ученичества. Семь лет «кругом», часто независимо от рода профессии (кузнец и портной, сапожник и слесарь, часовщик и токарь), считались прямо священным сроком в сознании рабочих кругов и медленно сходили сначала к шести, потом к пяти и, наконец, к четырем годам.

Нельзя опять не вспомнить авторитетного обобщения Маркса:

«…срок обучения остается необходимым, и ревностно охраняется рабочими даже там, где он излишен. Мы видим, напр., что в Англии законы об ученичестве (laws of apprenticeship) с их семилетним сроком обучения сохраняют полную силу до конца мануфактурного периода и уничтожаются лишь под натиском крупной промышленности».

(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр. 360. ГИЗ. М. 1920).

И опять-таки мы должны сказать, что эти настроения в известной степени пронесены до наших дней, когда старые квалифицированные рабочие-металлисты дают кличку «сапожников», «булочников», «скобарей» новым рабочим-металлистам, не прошедшим долгой старой выучки.

С этими настроениями, в свою очередь, сопряжено характерное аристократическое чванство старичков перед молодыми и их предубеждение против повышения заработной платы неквалифицированным.

Все это проявляется в ремесленно-нормировочных настроениях, когда норму, по мнению рабочих старых поколений, надо определять не только индивидуально, но и в соответствии с производственным стажем, со сроком обучения и с чисто индивидуальной способностью «гнать» эту норму.

В сознании ремесленника единственным фактором нормы является его личное «искусство», его личная энергия (часто вырождающаяся в производственное ухарство). Даже в наши дни можно сплошь и рядом слышать рассуждения о нормах, в которых нет никакого намека на организационные или организационно-технические факторы нормы, а исключительно отдается дань личной способности.

Нормирование и организационная культура производства

А между тем мы живем в эпоху, когда в производстве делают перевороты такие организационные факторы, как массовость производства, специализация, машинная техника, уплотнение работ, непрерывность, единовременность производственных процессов. Эти факторы формируют нормы уже не в порядке выявления качеств работника, а создают свои гармонические законы, не зависимые от воли отдельного работника.

Норма здесь получается уже не столько как общественная справедливость или личная награда, сколько как выражение общей организационной культуры данного производства.

Нормирование в эпоху мануфактуры

Однако для наибольшей убедительности этих положений мы позволим еще несколько отступить вглубь истории, как раз к той эпохе, когда на смену ремесла пришла мануфактура с ее невиданной для ремесла массовостью, разделением труда и согласованностью между собой специальных трудовых процессов.

Справка о мануфактуре имеет далеко не только исторически научный интерес: современная работа на движущейся ленте (конвейер) ведь представляет из себя тоже мануфактуру, но строго рассчитанную и, на основании расчета, механизированную.

Мануфактурой, как известно, мы называем такую форму производства, при которой целостный производственный процесс расчленен на отдельные части, на мельчайшие операции, выполняемые вручную отдельными рабочими.

В новейших формах производства, организованных по принципу конвеирования, мы имеем, собственно говоря, того же мануфактурного рабочего, у которого наиболее ясным выражением производственного процесса является, конечно, манипуляция. «От руки не уйдешь» при конвейере. Вся разница в том, что в последнем случае является именно особый механизм, который дает механически заданный темп этой работе, дается хронометр, если хотите, расписанные рельсы, по которым эти руки манипулируют. В зависимости от механизации зависимость одной манипуляции от другой становится яснее и непреложнее, но эта зависимость, конечно, была и при классической форме мануфактуры.

Однако зависимость эта при классической (немеханизированной) форме мануфактуры существует. Зависимость одной манипуляции от другой в то же время совершенно неизбежно создает в мануфактуре известное отношение между производительностью одного рабочего и производительностью другого.

Вот это-то гармоническое начало мануфактуры конвейер и берет в рамки строгого расчета и закрепляет механически идущей лентой. Конвейер, таким образом, не что иное, как механизированная мануфактура. Ремесленник не знает и не понимает этой производственной гармонии: он — производственник-индивидуалист. При мануфактуре появляется коллективная форма труда, а следовательно, появляется коллективист-производитель. И эта коллективная форма труда связана именно с определенной формой производства — мануфактурой.

Если установление нормы индивидуалиста-ремесленника связывается с его личными качествами (да к тому же лично секретными), то в мануфактуре нормирование идет уже как отражение именно общественного процесса труда.

Вот эту общественно-производственную тенденцию в нормах при мануфактуре Маркс характеризовал так:

«…мануфактурное разделение труда не только упрощает и умножает качественно различные органы общественного собирательного рабочего, но и создает прочные математические отношения между количественными размерами этих органов, т. е. относительным количеством рабочих и относительной величиной рабочих групп в каждой из этих специальных функций.

(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр. 336. ГИЗ. М. 1920. Разрядка наша. — А. Г.).

Наряду с качественным расчленением оно устанавливает количественные нормы и пропорции в общественном процессе труда ».

В ремесле общественный момент в норме разве только сказывается в том отношении, что повторяемость выработки стихийно создает из данного количества стандарт, «обычный» урок, откладываемый в сознании ремесленной корпорации, но этот урок не является непосредственным проявлением именно общественной формы производства, так как такой и нет, между тем как в мануфактуре норма является функцией, непосредственным следствием именно общественной формы труда.

Норме в период ремесла незнакомо это влияние, исходящее из организации производства, мануфактура же в противовес ремесленно-индивидуалистическому (а в то же время субъективному) нормированию создает именно «техническое» нормирование, нормирование, в котором выступают организационные пропорции, а не голые количества продукта.

Нормирование в эпоху машинной индустрии

И вот эту-то тенденцию взаимозависимости норм еще более усилила следующая стадия промышленного развития — машинная индустрия. Машинная индустрия, особенно крупная, прежде всего, конечно, развивалась на организационной основе мануфактуры с ее производственными отношениями и взаимозависимостями. Тут не только нет возврата к индивидуалистическому толкованию норм, но общественно-производственный их характер закрепляется все более и более. Но этого мало. Машина сообщила производству наибольшие скорости, чем это было при мануфактуре. А раз это так, то проблема согласования между собой различных производственных процессов стала еще более настоятельной, а в то же время и наиболее сложной. Уже в мануфактуре появляется организационный расчет труда. Но если там (в мануфактуре) этот расчет идет по отношению именно к работникам и идет по традиции, «на глазок» и «по чутью», то в машинной индустрии организационный расчет уточняется; расчет становится технически-инженерным, а в то же время и отношение между нормами тоже в свою очередь уточняется. Закон соотношений и взаимозависимостей норм, как мы показали выше, довольно отчетливо выступал уже в мануфактуре, но там он выражался субъективно: то были отношения между работниками, между людьми.

В машинном же производстве соотношения и взаимозависимости в нормах уже выражаются объективно: это отношения между производственными процессами как таковыми. В мануфактуре, взявшей и свой инструмент и свои приемы из ремесла, нормы и их взаимоотношения представляют из себя сумму и отношения определенных приемов, т. е. чисто человеческих трудовых движений, — в машинном производстве это исключительное значение трудового приема для определения норм не имеет места: здесь определяющее значение для нормы имеет не чистый трудовой акт работника, а машинная операция, т. е. сам технологический процесс, взятый как таковой. Измерять и выводить нормы в ремесле и мануфактуре — это значит определять количество труда человека, причем в мануфактуре уже этот труд сопрягается с организационной стороной производства; в машинном производстве труд обязательно надо сопрягать с самостоятельными, имеющими свою особую логику технологическими законами. Как видим, нормирование в машинном производстве имеет совершенно объективную, не чисто человеческую, так сказать, не биологическую основу, а именно технико-организационную.

Именно здесь уместно привести цитату из Маркса, говорящую об «эмансипации» машинного производства от «органических ограничений»:

«Таким образом количество орудий, которым одновременно действует одна и та же рабочая машина, с самого начала эмансипируется от тех органических ограничений, которым подчинено ручное орудие рабочего».

(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр. 365. ГИЗ. М. 1920).

Машина, принесшая в развитие орудий труда прежде всего механическую энергию, тем самым внесла в производство «эмансипацию» от «органических ограничений» человеческого (и прежде всего ручного) орудия. Человек-работник, работающий при машине уже не как двигательная сила, а как организатор и обслуживатель механической энергии машины, тем самым все более сообщает своим функциям не энергетически-двигательный характер, а двигательно-распределительный.

Но в том-то и дело, что эта двигательно-распределительная работа все время подчинена как энергетике машины, так и объективным временным величинам ее обработочных стадий. Производственное поведение работника здесь подчинено машине, раз она включена (зона энергетики в машине) и раз она установлена (установочная зона) для определенной обработки. Рабочий управляет машиной (зона управления), но управляет в рамках ее энергетической и технологической конструкции. Технологическая конструкция машины, выражающаяся в определенных скоростях обработки и определенных стадиях и промежутках смен и ходов инструмента, имеет свое объективное время работы и свои объективные законы распределения времени.

Рабочий берет эти объективные начала как данные и хотя до известной степени их может изменять и регулировать, но именно все же в рамках данной конструкции машины. Вот почему тут так возможны, так неизбежно появляются настроения против «рабства» человека по отношению к машине, так неизбежно появляются фразы, что «противно быть придатком машины». Этот спор и эти настроения есть выражение именно эволюции от ремесла и мануфактуры к машине. Эти настроения суть отражение развития «природы производства».

Человек, работавший в ремесле и мануфактуре, работавший при посредстве определенных приемов, имел определенный «придаток» к своим рукам (часто в виде продолжения руки) в виде орудия и приспособления. Именно эти орудия были послушным «рабом» работника, а работник был «царем» над этими орудиями. Развитие машинного производства сообщило отношению работника к орудиям своеобразную и иногда неуловимую человеческим созданием диалектику. А именно: управлять машиной это не то, что управлять орудием; управлять орудием можно и должно всецело; управлять же машиной можно именно в рамках данной машинной энергетики и данной установки (т. е. технологической установки). Функция управления (выполняемая работником) уже находится в точной зависимости от энергетики и технологии машины. Функция управления должна быть при-спо-со-бле-на к машине. Вот почему в машинном производстве уже не орудие является придатком работника, а работник становится «при машине», «приурочиваясь» к ее энергетической и технологической зонам. И здесь мы должны привести следующую цитату Маркса:

«В мануфактуре рабочие, отдельные или соединенные в группы, должны выполнять каждый отдельный частичный процесс при помощи своих ручных орудий. Если рабочий и приурочивается здесь к процессу, то и процесс, в свою очередь, уже раньше приспособлен к рабочему . При машинном производстве этот субъективный принцип разделения труда отпадает . Весь процесс разлагается здесь объективно , в зависимости от его собственного характера, на свои составные фазы, и проблема выполнения каждого частичного процесса и соединения различных частичных процессов разрешается посредством технического приложения механики, химии и т. д.».

(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр. 371. ГИЗ. М. 1920. Разрядка наша. — А. Г.).

Процесс приспособления рабочего к машине, процесс «обслуживания» рабочим производственных процессов именно постоянно подчеркивает то положение, что в машинном производстве машина является огромной организующей и направляющей силой, между тем как в ремесле рабочий «сам себе организатор».

Было бы напрасно думать, что машинное производство изменило отношение только каждого единичного работника к каждой единичной машине. Если мы отметили уже в мануфактуре огромное значение организационного момента для отдельных рабочих мест и отдельных работников, то в машинном производстве эта зависимость становится не административной, а технической. Все предприятие вырастает как цельная и гармоническая система. У Маркса эта тенденция выражена так:

«Система машин, покоится ли она на простой кооперации однородных рабочих машин, как в ткачестве, или на сочетании разнородных машин, как в прядении, сама по себе составляет большой автомат, раз ее приводит в движение один первый мотор, сам порождающий собственное движение».

(К. Маркс. Капитал. Том. I. Стр. 372. ГИЗ. М. 1920).

Но мы должны оттенить не только этот признак зависимости и системы, но и то, что эта система находится в постоянном преобразовательном движении. В противоположность ремеслу и взявшей у ремесла технику мануфактуре, машинное производство постоянно ре-кон-стру-и-ру-ет-ся.

«Современная промышленность никогда не рассматривает и не трактует существующую форму известного производственного процесса как окончательную. Поэтому ее технический базис революционный , между тем у всех прежних способов производства базис был по существу консервативен».

(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр. 487. ГИЗ. М. 1920. Разрядка наша. — А. Г.).

Если прежде мы последовательно показали, что в ремесле норма выступает как личное индивидуальное выражение труда, производимого работником, что в мануфактуре она уже имеет общественно-организационный регулятор, что в машинном производстве она испытывает решающее влияние машинной энергетики и технологии, что административное регулирование все более и более становится регулированием техническим, то мы должны теперь еще установить, что в машинном производстве совершенно не может быть стабильности, постоянства норм. По мере того как производство реконструируется в энергетическом и технологическом отношениях, точно так же и нормы должны все время реконструироваться и изменяться, осложняться, испытывать давление множества технических и организационных факторов. Но, продолжая эту мысль, необходимо установить и самое важнейшее положение по отношению к нормам. В настоящее время их никак нельзя рассматривать как простой принцип голого количества трудовой нагрузки работника, их надо рассматривать как часть общего организационно-реконструкторского процесса производства.

Нормирование в период реконструкции производства

Настоящий период называется периодом реконструкции. Понятно, что свое название этот период получил не потому, что в промышленности наблюдаются вообще (как это было только что показано) реконструктивные процессы, а потому, что производство перестраивается генерально.

И мы можем прежде всего сделать просто формальный вывод, что в вопросе о нормах неизбежно должна быть генеральная перестройка.

И опять-таки, даже чисто формально мы можем полагать, что пересмотр должен быть, конечно, не в сторону индивидуализации норм, а именно в сторону их еще большей производственно-общественной трактовки.

Но эти формальные положения станут совершенно очевидными, когда мы установим, что же именно особенно характерное в производственно-общественном отношении несет период реконструкции.

Вся производственная культура машинного производства была до сих пор пропитана сильнейшим аналитическим началом.

Именно об этом начале трактовали такие экономисты, как Адам Смит, а из инженеров-производственников — Фредерик Тэйлор.

Но если бы не явился американец Тэйлор, то его «надо было бы выдумать». Этот процесс фатальный, в свое время сформулированный Марксом как определенный закон, как «принцип»:

«Принцип крупной промышленности: всякий процесс производства, взятый сам по себе и прежде всего безотносительно к руке человека, разлагать его на составные элементы, создал всю современную науку технологии. Пестрые, повидимому, лишенные внутренней связности и застывшие формы общественного процесса производства разложились на сознательно планомерные, систематически расчлененные в зависимости от желательного полезного эффекта, применения естествознания».

(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр. 487. ГИЗ. 1920. Разрядка наша. — Л. Г.).

Эти аналитические тенденции приняли за последнее время до того резкую форму, до того конструктивно обогатились, что совершенно неизбежно порождали организационные кризисы и все настойчивее и настойчивее выдвигали методы связи или методы синтетические.

Эти методы сообщают производству характер единого машинного агрегата, в котором принцип связи, согласования, организационной зависимости выражается все более и более. Об этих синтетических тенденциях у Маркса есть предсказания, роднящие их с пророчеством: именно Маркс говорил о неизбежности непрерывного производства и конвейера.

Вот цитата из Маркса, провозглашающая принцип непрерывности производства (слова, опубликованные 70 лет тому назад!):

«Примером как непрерывности производства , так и проведения автоматического принципа может служить современная писчебумажная фабрика».

(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр. 372. ГИЗ. М. 1920. Разрядка наша. — А. Г.).

А вот принцип непрерывности, как механизм, как «конвейер», в толковании Маркса:

«Комбинированная рабочая машина, представляющая теперь расчлененную систему разнородных отдельных рабочих машин и групп последних, тем совершеннее, чем непрерывнее весь выполняемый ею процесс, т. е. чем с меньшими перерывами сырой материал переходит от первой до последней фазы процесса, следовательно, чем в большей мере передвигается он от одной фазы производства к другой не рукою человека, а самим механизмом . Поэтому, если в мануфактуре изолирование отдельных процессов является принципом, вытекающим из самого разделения труда, то, напротив, в развитой фабрике господствует иной принцип: непрерывная связь отдельных процессов» [43] .

(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр. 372. ГИЗ. М. 1920. Разрядка наша. — А. Г.).

Но если Маркс мог предсказывать непрерывный поток и конвейер, если он мог только частично иллюстрировать методы организационно-технической связи, то теперь синтетические методы производства проявляются уже как мощная система, система уплотнений (сжатие в пространстве и времени), система непрерывности, система механизации непрерывности (конвейеры), система синхронности (согласования во времени).

И если мы припомним, что уже в мануфактуре, как об этом сказано выше, обнаружились со-от-но-ше-ни-я между производственными процессами, если машинизм эти соотношения закрепляет, развивает и делает все более и более точными, то период реконструкции с его развитыми синтетическими методами в каждый данный момент производства прямо заковывает производство прочными внутренними количественными взаимозависимостями.

Отсюда понятно, что и трудовые процессы работника характеризуются сильнейшей зависимостью, во-первых, от данной индивидуальной машины или рабочего места, во-вторых, от целых групп машин, наконец, от цепей, фронтов и комплектов других работников. Если когда-то эти трудовые процессы при ремесле и мануфактуре характеризовались человеко-энергетической нагрузкой, то теперь их качество и совершенствование носит именно приспособительно-организационный характер.

Отсюда же, как никогда, в понятие нормы труда входит не голое представление о количестве трудового напряжения, а именно организационное при-но-ро-вле-ни-е работника к производственному процессу и ко всей организации предприятия.

И надо понять, что чем дальше идет развитие индустрии, тем более все важнее и важнее в труде работника выступает не непосредственное «количество выработки», а точное «поспевание» в обслуживании операций, точное и в пространстве, а главное во времени дежурство в производстве.

В этой же цитате Маркс принципиально, как видим, противопоставляет принцип «изоляции» производственных процессов (разделение труда) принципу «связи».

В то же время мы должны предупредить и всякое догматическое толкование производства. Наиболее совершенные формы производства характерны не только тем, что они в масштабе данной формы преобразуют все и всяческие производственные отношения, но они решительно преобразовывают организационный строй и в низших формах производства.

Теперь уже трудно найти и классическую форму ремесла и классическую форму мануфактуры: они осложняются и преобразовываются отдельными методами высших форм производства.

Так, с развитием стандартизации и ремесленник неизбежно работает на почве этих стандартов, им подчиняется. И ремесленник работает с теми приспособлениями и с теми их типами, которые созданы массовым машинным производством. Точно так же, например, и конвейер вторгается какой-либо отдельной линией в серийное производство.

Отсюда вывод, что даже в современное ремесло все более и более проникают общественно-производственные тенденции, и ремесло все более подчиняется нормирующим тенденциям высших форм производства.

 

Часть третья. Установка в вопросах нормирования

Продуктивность и организация производства

Вот теперь, после исторической справки и общих аналитических положений, мы уже можем приступить к нашей формулировке общей установки в вопросах нормирования.

Современная стадия производственной культуры, т. е. крупное машинное производство, в то же время испытывающее всю силу организованного давления периода реконструкции, заставляет нас прежде всего дать наиболее характерный признак современных форм нормирования.

Для производства всегда и при всех формах промышленности показателем его культуры является количество выработанного продукта в определенную единицу времени, т. е. количество штук за исключением брака. При расчетах производительности каждого отдельного рабочего обыкновенно пользуются законом арифметического среднего, и это опять-таки при всех формах промышленности: при ремесле, при мануфактуре, при машинной индустрии. Будет ли ремесленное предприятие типа сапожной мастерской, мануфактура типа производства булавки, текстильная фабрика или, наконец, завод Форда, — всюду и везде высчитывается продукция, скажем, за год или за день, выпускаемая предприятием, — примерно: 20 пар сапог, 12 000 булавок, 800 кусков ткани, 1800 автомобилей в день. Количество выработки, падающее на одного рабочего при соответственном количестве рабочих — 20 человек (сапожное предприятие), 10 (булавочное), 200 (текстильное), 100 000 (автомобильное), — определяется: 20/20 = 1 пара сапог; 12 000/10 = 1200 булавок; 800/200 = 4 куска ткани; 1800/10 000 = 0,018 автомобиля,

Теперь спрашивается, в каком из этих предприятий эта выработка каждого рабочего будет выражаться действительно в конечном продукте предприятия (и в количестве, близком к среднему) и в каком она будет иметь для данного рабочего лишь характер теоретический? Можно определенно ответить на этот вопрос, что только для первого типа, т. е. для ремесленно-сапожной мастерской, где каждый рабочий-сапожник работает с «пары» или со штуки конечного продукта. Заметим еще для ясности понимания этих различий, что в этом случае каждый рабочий изготовляет то, что и предприятие в целом; здесь предприятие является простой суммой маленьких замкнутых предприятий — рабочих мест. Во всех других случаях такого совпадения нет.

Отсюда совершенно закономерно определять норму для каждого отдельного рабочего в ремесленном предприятии величиной конечной продукции.

Теперь сделаем справку, как выражается норма выработки в современном текстильном предприятии, например, в прядильном, на ватерах. Она выражается, примерно, так: обслуживание четырех сторонок машин (или 750 веретен) при ликвидации обрывов 8 раз в час на каждые 100 веретен. Где же здесь величина продукции? Ее нет. За продукцию ручается сама машина-автомат; продукция характеризует состояние нити, сданной от других машин, «обработку» машины и уход за ней подмастерьев. В характеристику нормы входит объем обслуживания машины.

Возможен ли единый метод нормирования?

Мы нарочно взяли такую дистанцию от сапожной мастерской до работы ватерщицы, чтобы наиболее разительно показать, как изменяется выражение нормы в зависимости от формы производства.

Вместо примера с сапожной мастерской мы, конечно, могли бы взять металлообрабатывающую мастерскую, например, инструментальную, в которой данный инструмент производится индивидуально каждым рабочим.

Не ясно ли, что, чем совершеннее данная производственная форма, тем более норма усваивает организационно-производственный характер.

Отсюда совершенно ясны и средства работника для увеличения выработки или норм. Если в примитивных формах производства увеличение нормы достигается увеличением рабочей (или вернее обработочной) энергии работника, то в высоких формах производства увеличение нормы, падающей на одного рабочего (повторяем, что здесь выработка продукции рабочим является уже чисто теоретическим положением), достигается повышением организационно-распределительных усилий.

Из только что развитых положений мы делаем следующий вывод: чем выше данная производственная форма, тем более для нормы являются характерными организационно-производственные моменты. Второй формальный вывод, что единого метода нормирования, приложимого ко всем формам производства, быть не может.

Трудовая культура работника

Как мы видим, увеличение нормы на высших стадиях производственной культуры достигается развитием особой трудовой культуры работника.

Трудовая культура в том и состоит, чтобы добиваться все более высших, все более совершенных организационных средств в работе в соответствии с тем, что, чем выше производственная культура, тем все более требует она от работника высоких распределительно-трудовых качеств.

Трудовая культура, конечно, стоит за высокую интенсивность труда, за то, чтобы работник мог производить больше и механической работы своими рабочими органами, но она в то же время учит добиваться этого именно ценой наименьшей затраты энергии организма, т. е. средства для борьбы за высокую интенсивность опять-таки организационные: надо учиться экономить собственную энергию. Учиться давать наибольшую производительность своими рабочими органами при все меньших и меньших энергетических затратах и составляет цель трудовой культуры. Надо помнить, что центр тяжести в этой культуре состоит именно в организационной, т. е. в распределительной (по отношению к усилиям) области. Тут дело может идти не о том только, чтобы «ловко» делать, а осуществлять одну и ту же работу различными участками и различными функциями человеческого организма. Биологически это значит, что в работе все больше и больше обращаться к содействию нервной системы, ибо она-то и есть совершеннейший распределитель усилий организма.

Курс на высокие нормы

Но какие же все-таки должны быть нормы: низкие, средние, высокие? На этот общий вопрос, часто так волнующий умы, можно дать общий же и ответ. И общий ответ, конечно, должен быть один: высокие нормы.

Ведь если сравнивать типы производства, начиная с ремесленных, то мы знаем, что быстрейшее распространение высших производственных форм тем и объясняется, что выпуск продукции в высших производственных формах выше, чем в низших. В высших производственных формах продукция, падающая на одного рабочего, выше, чем в низших, причем в размерах, превышающих десятки, сотни и даже тысячи раз. Отсюда ясно, что объективное стремление производства — именно в сторону высокой продуктивности, падающей на одного рабочего. Эта высокая продуктивность в высших формах, как мы это излагали выше, объясняется не только развитой механизацией, но и более совершенной организацией производства и организацией труда. Если с понятием нормы соединять размер организационно-производственного охвата (количество станков, обслуживаемых одним рабочим, количество сторонок, количество установленных орудий, количество объектов для обработки), то и здесь объективное стремление производства идет ко все большему количеству организационных единиц, падающих на одного рабочего. Если с понятием нормы соединять интенсивность труда, т. е. количество работы, производимой рабочими органами человека, то и здесь мы должны принципиально прийти к выводу, что надо стремиться к высоким количествам, а не к низким, ибо нельзя же представить обратного, чтобы в данную единицу производственного времени мы допустили уменьшение этого количества, ибо это означало бы не рост трудовой культуры, а ее падение.

В виду того что в новейших производствах интенсивность труда уже не выводится в голом соответствии к количеству выработанного продукта, а именно в покрывании организационно-трудовыми приемами наибольшей организационно-производственной площади или линии, то и интенсивность приобретает не такое яркое выражение механической работы, а именно она принимает характер работы нервной системы; отрицать высокие нормы в этом смысле — значит идти назад к самым примитивным формам производства.

Переживаемый нами период реконструкции уже сам по себе призывает к наибольшим, гораздо большим, чем было прежде, чем это есть теперь, — к наибольшим организационно-трудовым охватам производства, к таким, каких теперь еще нет, но которые должны быть.

Методы достижения норм

Ясно, что и средства для достижения этих норм должны быть соответственно высокими, высокими, понятно, в культурно-производственном отношении.

Они (средства) должны иметь характер или организационно-технический, или организационно-биологический.

Организационно-технические средства должны заключаться в экономических (более экономных, чем прежде) организациях рабочих мест, экономичнейших организациях рабочих маневров около рабочего места, в экономичнейшей организации рабочих фронтов, рабочих площадей и рабочих потоков; это как раз то, что мы называем установкой производства.

Организационно-биологические средства для создания высоких норм должны быть в Соответствии с высшими формами производства именно в том, чтобы прививать работнику такой тип производственного поведения, который именно позволял бы ему делать наибольшие организационно-производственные охваты работы. Это мы называем установкой рабочей силы.

Не менее важным средством является организация ухода и самоухода за работником, что мы называем культурной установкой, выражающейся в средствах восстановления физических и нервных сил, а поднятии бодрости, активности и в «охорашивании» производственной обстановки с той же целью.

Наконец, может быть система особо углубленной тренировки как производственного, так и культурного поведения, что мы называем подготовкой рабочей силы.

 

Часть четвертая. Нормы и рабочие типы

Формы производства и рабочие типы

Мы уже говорили о том, что вид нормы тесно связан с формой производства. Но это утверждение мы должны осложнить указанием на то, что норма непосредственно связана еще с данным рабочим типом.

Как общее правило можно установить, что данной форме производства соответствует и особый тип рабочего. Однако это нельзя понимать в абсолютном смысле. Можно указать на разительный пример, что в заводах Форда, где типичным рабочим можно считать рабочего, работающего на конвейере, рабочего, строго включенного в темп производственного потока, на этих же заводах в инструментальных мастерских работают рабочие-инструментальщики— без точно регламентированного поведения, с индивидуальными способами работы. Точно так же можно видеть, как в текстильных предприятиях, практикующих в прядении и ткачестве очень высокие формы организации труда, — в этих предприятиях существуют ремонтные мастерские с примитивнейшей кустарной организацией.

Необходимо установить, следовательно, что голая ориентация на форму производства «вообще» при выведении норм может создать целый ряд непродуманных решений. Поэтому при определении норм необходимо не только иметь в виду производственную форму, но в то же время иметь в виду и конкретные рабочие типы.

Квалификация и рабочие типы

Когда мы говорим о рабочих типах, мы не хотим, чтобы это понятие совпадало с понятием так называемой технической квалификации.

В период реконструкции, когда производство переживает организационную революцию, и в характеристику рабочего состава необходимо решительно внести организационный момент.

Если это не будет сделано, то трудно будет найти даже язык для объяснения многих кризисных состояний в рабочем составе предприятия.

В строго хозяйственных формах подготовки рабсилы в ЦИТе (вернее, в обществе «Установка») все более и более упрочивается форма «заказа», в котором формулируется не только голое содержание технических навыков (приемы, операции, тип изделия), но и распределительно-организационная часть работы.

И уже в течение нескольких лет в ЦИТе имеет место как в теоретических целях при изыскательной работе, так и в практических — подготовка рабсилы — общее деление рабочих на три типа: тип «а + б», тип «А» и тип «Б» (рис. 1).

Рис. 1

1-й тип рабочего

Тип «а + б», или 1-й тип, — это тип, работающий на целостных работах, производящих данное изделие или данную деталь целиком из того материала, который ему дают. Это — тип ремесленного рабочего, хотя он может работать и на современных, очень совершенных предприятиях и очень совершенных машинах-орудиях. В зависимости от общего роста современной технологии такому рабочему могут дать не совершенно сырой материал, а материал-заготовку, но сделать изделие он должен сам целиком.

Такой рабочий может работать тем инструментом, который он сам выберет, делать для своей работы приспособления (нередко «секретные»), точно так же он сам устанавливает последовательность своих операций. Не значит обязательно, что это — типичный ремесленник эпохи ремесла, т. е. работающий вручную без помощи механической энергии; нет, повторяем, он может работать на современном станке совершеннейшей конструкции с двигателями и приспособлениями. Но ни выбор приспособлений, ни расписание работ у него не регламентировано и ему предоставлена компоновка всего изделия целиком.

Такой тип еще и теперь часто встречается на металлообрабатывающих предприятиях штучного и серийного производства. Такой тип долго еще будет жить и работать в инструментальных мастерских заводов массового производства.

2-й тип рабочего («А»)

Тип «А» — это тот тип, образчик которого дан в мануфактуре, классически описанной во французской энциклопедии. Этот тип делает строго определенную операцию при изготовлении данного изделия. Это тот тип, который Маркс называл «частичным рабочим». Но опять-таки, обращаясь к современной технической культуре, мы должны сказать, что это может быть не только рабочий, работающий ручным инструментом, но и рабочий, работающий на совершеннейших, в то же время строго специальных машинах.

3-й тип рабочего («Б»)

Наконец, тип «Б», это тот тип, который, обслуживая ряды рабочих мест, ряды верстаков, ряды машин или механизмов, обслуживает их именно по определенной функциональной линии, по линии установки орудий или объекта работы, по линии энергетического снабжения, по линии питания машин основным и вспомогательным материалом, по снабжению и уходу за инструментом, по контролю, по устранению разрывов материала и текущей ликвидации производственных аварий.

Взаимозависимость типов рабочей силы

Если тип «а + б» («а» плюс «б» малое) можно условно охарактеризовать как выражение определенного организационного тезиса, или тезы, то тип «А» («А» большое) — это антитеза по отношению к «а + б», отрицание «а + б», а тип «Б» («Б» большое) — в свою очередь отрицание этого отрицания, совершеннейший синтез.

Ни в коем случае не надо полагать, что тип «Б» в какой-либо мере реставрирует универсала «а + б».

Синтетические функции, осуществляемые мастером в мануфактуре или в примитивно организованном машинном предприятии, не имеют ничего общего с синтетическими функциями типа «Б»: эти последние (функции) возникли в результате разложения и затем соединения функций, бывших фактически не в компетенции администратора-мастера, а в компетенции каждого отдельного типа «А».

Нам особенно необходимо изучать и осмысливать растущий тип «Б», как представителя новейшей формации производителя, производителя-обслуживателя, «служащего» при машинах. Это и есть тот высший тип работника, у которого так ярко представлены организационные функции.

При ориентировке в рабочих типах так легко смешать этот высший тип с «высококвалифицированным» рабочим, что часто и делается. Но это — то же самое, как если бы мы «смешали» ремесло с крупной машинной индустрией. — Высокая личная культурность и интеллигентность типов «а + б» — одно, а высокая организационно-трудовая культура типа «Б» — совершенно другое.

Тип «Б» характеризуется огромным организационным полем своей работы или большой организационной линией; в нем прежде всего представлена организационная сторона работы.

Проводя параллели между «а + б», «А» и «Б», мы можем установить, что характерным для типа «а + б» является именно что он работает (какую вещь, какую деталь, какое изделие), характерным для типа «А» является, как он работает, т. е. каким инструментом, каким приспособлением, на каком станке; характерным для типа «Б» является, как он обслуживает станки или рабочие места. Производственное поведение, конечно, имеется у каждого рабочего, но тип «Б» характерен тем, что его производственное поведение не является «вспомогательным» при работе и не является покрытым «специальностью» «А», а совершенно открыто, доступно обозрению без всякого аналитического подхода.

Для того чтобы еще яснее представить производственно-организационную природу рабочих типов, мы проследим теоретически процессы перехода этих типов один в другой, пользуясь организационной (конечно, теоретической) схемой. Уложенные в четыре линии рабочие места представляют из себя: самая верхняя — рядом идущие рабочие места с целостной работой и соответствующими рабочими типами «а + б»; вторая — те же рабочие места с теми же рабочими типами, но с вертикальными проэкциями раскалывания целостных работ (и рабочих мест); третья — рабочие места, соответствующие специальным операциям с рабочими типами «А»; четвертая — с горизонтально расколотыми на отдельные зоны рабочими местами (или машинами-орудиями) и соответствующими этим зонам функциями рабочих типов «Б».

На схеме достаточно ясно показана организационно-производственная эволюция рабочих типов: универсал-ремесленник переходит в рабочего — «оператора», а затем в «функционера», обслуживающего машины и рабочие места. После того как заканчивается вертикальная дифференциация по операциям, в производстве развертывается дифференциация горизонтальная по функциям. В соответствии с этой дифференциацией растут и рабочие типы. Для рабочего типа «а + б» характерна вещь-изделие, для рабочего типа «А» характерно рабочее место, для рабочего типа «Б» характерен уже рабочий фронт, который он обслуживает.

Из этого общего обозрения рабочих типов между прочим явствует, что рабочий тип, работающий на конвейере, далеко не последнее слово в рабочем типообразовании («фордовский рабочий»). Это в общем, несомненно, рабочий-мануфактурист, но работающий с принудительным механическим регулятором рабочих скоростей.

На смену ему придет и уже идет именно тип «Б» — линейно-функциональный обслуживатель машин и рабочих мест, у которого объектом работы будет и не «вещь» и не данная операция, а именно рабочий фронт.

Здесь мы позволим себе указать на то узаконившееся невнимание к рабочим типам текстильной промышленности, которое характерно для большинства исследователей в области нормирования и организации труда. Именно рабочие типы текстильной промышленности, и особенно прядения, знакомят нас с самыми новейшими тенденциями в области типообразования рабочего. Именно здесь-то начинает господствовать рабочий фронт с функциональным обслуживанием, именно здесь-то культивируется «новейший рабочий», так сказать сверхфордовского типа.

Рабочие типы и нормы

Нужно ли после этого говорить, что подход к нормированию этих трех типов глубоко различен.

Если для типа «а + б» выражением нормы является производимое им непосредственно количество продукции, если для типа «А» — количество операций, то для типа «Б» — количество функциональных отправлений.

Попытаемся сказать еще яснее: для «а + б» нормой является количество изготовляемых продуктов, для «А» — количество операционных проходов, для «Б» — количество функциональных актов.

Мы опять приходим к положению, что единого метода нормирования (т. е. определения норм) быть не может, так как выражения нормы глубоко различны. В то же время эти выражения в производстве можно познавать именно в их живом диалектическом процессе перехода одного в другой. И в то же время — высшая форма производства оказывает свое мощное организационное влияние на низшие формы, «модернизуя» современное ремесло, — так и высшие рабочие типы преобразуют архаически «секретные» замкнутые старые рабочие типы, а следовательно, и. их нормы. Если, например, тип «а + б» — это потенция к «А» и к растущему из последнего «Б», то методология анализа и нормирования «Б» может быть (при известном организационно-лабораторном усилии) приложена и к «А» и даже к «а + б». Практически это значит, что нормировать тип «а + б» можно с расчетом его возможного перехода в тип «А» и нормировать тип «А» с расчетом его возможного перехода в тип «Б». Как анализ, так и нормирование при таком сложном методе тем труднее, чем ниже (в организационном смысле) рабочий тип; сложность может быть до того велика, что организационное измерение, например, типа «Б» потребует специальных устройств верстаков и специальных автоматических регистраторов (типа цитовского лабораторно-клинического оборудования).

При соответствующих организационных возможностях нормирование наиболее последовательно усваивает свое рационализаторское значение.

Динамика норм и рабочие типы

Можно установить и еще одно важнейшее положение, вытекающее из анализа рабочих типов: у типа «а + б» эти нормы очень стабильны, как стабильна его техника и организация; у типа «А» — нормы подвижны в сторону увеличения, а у типа «Б» — максимально подвижны в сторону увеличения. Бот эта различная динамика норм, обусловленная, конечно, различной производственной организацией, заставляет не только осмотрительно относиться к производственному разнообразию, но и установить, что наиболее благодарный материал для анализа, для выведения норм и наибольшая срочность в установлении норм присущи именно типу «Б», за ним — «А» и, наконец, уже (верх нормировочной роскоши!) — типу «а + б».

В то же время и наибольшие удобства для нормировщика представляют именно типы «Б», за ним «А», как наиболее аналитически видные, как наиболее удобно познаваемые.

И тот нормировщик, который вырастил свою нормировочную культуру на «Б», затем на «А», наиболее уверенно подойдет к «тайнам» и секретам норм типа «а + б».

 

Часть пятая. Изучение и измерение норм

Теория и практика в деле нормирования

Во многих областях нашей производственной работы очень распространен поверхностный и в сущности элементарно потребительский взгляд на использование теоретических и методических построений, «Это академизм!» — часто говорят так называемые «практики», «Даешь практическое!» — кричат они.

Корни такого примитивизма, конечно, в ремесленной идеологии «практиков». Это именно очень ясно в отношении нормирования.

В ремесле техника очень постоянна, в ремесле, как нигде, господствует обычай, господствует традиционный «урок». Поэтому там и возможно «практическое», годное к употреблению, иногда на столетие и больше, «Урочное положение». Так, еще до сих пор действительны различного рода урочные положения в строительном деле. Эти урочные положения применяются и для определения норм работы. Там действительно можно при всякой практической задаче требовать: «Даешь урочное положение!».

Но это именно в ремесле.

Уже в мануфактуре «урок» причудливо дробится разделением труда, но в машинном производстве, тем более в серийном, а особенно в массовом, постоянного урока, постоянной нормы нет и не может быть, так как прогресс техники идет безостановочно, а часто и сильнейшими революционными толчками. Если семьдесят лет тому назад Маркс о современной ему промышленности говорил, что она «не трактует существующую форму известного производственного процесса как окончательную» и что «ее технический базис — революционный», то что же можно сказать о современной промышленности, когда идут постоянные перевороты во всех машинных зонах: в энергетической, в передаточной, в установочной, в инструментальной и в контрольной!

Могут возразить, что в действительности еще так много примитива, так много первобытных технических устройств. Это верно. Но верно также и то, что не только у нас, в СССР, но в Европе и даже в Америке мы можем встретить самое последнее чудо производственной техники рядом с механизмами XIX и даже XVIII столетия. Тем более можно сказать, что теперь невозможен единый «урок» для всех видов производств даже в пределах одной отрасли данной промышленности. А если это так, то нельзя практиков вооружить готовыми рецептами; это идиллическое время так же прошло безвозвратно, как безвозвратно прошла эпоха ремесла.

А теперь вопрос ставить надо не о готовых (их быть не может) практических рецептах, а именно о методе практического разрешения вопросов.

Значение метода в том и состоит, что он дает направление практическому разрешению вопроса, а не самое разрешение. В этом смысле можно говорить, что если в ремесле метод определения норм может иметь значение чисто практического рецепта, то в современном производстве подход к определению норм может быть сугубо методологическим, когда практика может руководствоваться, но не непосредственно определяться методическим указанием.

Операция и прием

Метод определения норм должен, как и всякий метод определения, состоять из двух частей: из методики анализа и из методики синтеза, т. е. самого построения.

Аналитика должна указывать пути изучения как производственных процессов, так и соответствующих им трудовых приемов.

Чтобы не получалось недоразумений ни в анализе, ни в практическом истолковании, необходимо строго разграничивать понятие производственной операции и понятие производственного (или лучше сказать — трудового) приема.

Операция — это чисто технологическое понятие, это — выражение самого технологического процесса, взятого безотносительно к руке или вообще работающему органу человека.

Прием — это понятие не технологическое, это — акт живого работника, соответствующий данной технологической операции.

Нетрудно понять, что в ремесле трудовые приемы чрезвычайно близки к операциям, операции близки к приемам; в некоторых случаях они даже совпадают. Точно так же и в мануфактуре, которая в общем взяла свою технику от ремесла.

Только машинное производство, отделившее от руки человека его инструмент, положило твердое начало разграничения операции от приема. Только современная машинная технология может считаться надежным методологическим источником для анализа производства и, конечно, не только в области операций, но и в области приемов.

Здесь мы остановимся на интереснейшем моменте о природе научной компетенции изучения операций и приемов. Что изучение операций является компетенцией инженера, — это совершенно бесспорно, но кто же должен изучать приемы? Нередко думают, что это — компетенция биолога. Это, однако, не совсем так. Даже такая наука, как биомеханика (только что складывающаяся), может чувствовать себя свободно в области ремесла или так называемой физической культуры. В области машинного производства биология подчиняется уже приоритету инженера.

Недаром человеком, впервые аналитически изучившим трудовые приемы, оказался инженер Тэйлор; недаром другой человек, давший попытку изучения движений работника, оказался инженер Джильбрет, и недаром, наконец, такой биолог, изучавший рабочие движения человека, как проф. Сеченов, предварительно окончил инженерное училище. Развитие современной технологии толкает и преобразует биологию, можно сказать, определяет ее установку. Технология не только диктует биологии определенные проблемы, она дает постановку этих проблем и заставляет биологию так сказать обинженериваться.

И изучение форм приемов, изучение их связи между собой, установление их зависимости от технологии и, в конце концов, установление необходимых соединений и сочетаний этих приемов между собой и покрытие ими определенных операций или их комплексов является делом инженера.

Очень кстати привести здесь изумительное аналитическое положение Маркса:

«Точно так же технология открыла те немногие группы основных форм движения, в которых неизменно движется вся производительная деятельность человеческого тела, как бы разнообразны ни были применяемые инструменты, — совершенно так же, как механика, несмотря на величайшую сложность машин, не обманывается на тот счет, что все они представляют постоянное повторение элементарных механических средств».

(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр, 487. ГИЗ. М. 1920. Разрядка наша. — А. Г.).

Совершенно объективная тенденция организационного расчленения при машинном производстве блестяще раскрыта Марксом. Маркс говорит именно о «собственном характере» этого расчленения, т. е. о приоритете чисто технологического принципа над субъективным.

Так, противопоставляя мануфактуре машинное производство, Маркс так характеризует последнее:

«Весь процесс разлагается здесь объективно, в зависимости от его собственного характера, на свои составные фазы, и проблема выполнения каждого частичного процесса и соединения различных частичных процессов разрешается посредством технического приложения механики, химии и т. д.».

(К. Маркс. Капитал. Том I. Стр. 371, ГИЗ. М. 1920).

Заметим, что в этой своей трактовке Маркс, показывая свою изумительную эрудицию, указывает на классический источник — сочинение Уре «Философия мануфактуры». Приводим ссыпку Маркса;

«Следовательно, принцип фабричной системы состоит в замене… разделения или разложения труда между ремесленниками разложением процесса на его составные элементы».

(Ure: «Philosophy of Manufacture», p. 20).

Приведем пример, когда расчеты технологических операций неотделимы от расчетов приемов и когда изучение приемов дает выводы, граничащие с такими проблемами организации производства, как общее планирование производства и даже проектирование производственных зданий (капитальное строительство). К работе на ватерных машинах на 4 сторонках подходит современный ватерный зал прядильных фабрик, когда машины расставлены по две поперек зала (1-й тип маневра), с непрерывным путем движения для ватерщицы в виде овала между линиями машин. После анализа приемов и частичного отсечения их в пользу других работниц инженер пробует поставить ватерщиц на 6 сторонок; оказывается, что наладить непрерывный и стандартный путь (путь одинаковой последовательности) движения ватерщицы невозможно (2-й тип маневра) и тогда возникает проблема перепланирования зала, а с этим вместе и изменения его формы: продольная постановка машин напрашивается сама собой (3-й тип маневра).

Отсюда ясно, что изучение трудовых приемов необходимо производить на базе и в связи с изучением чисто технических моментов производства и обязательно на базе чисто инженерной работы.

Биолог может быть привлечен как подсобная научная сила, но приоритет, повторяем, остается за инженером.

Таким образом, изучение трудовых приемов надо обязательно связывать с технологическими операциями, известную часть приемов с известной частью операций, и связывать аналитически.

Изучение операций и приемов во времени

Основой изучения операций и приемов является их расположение во времени. Ведь как целостное благополучие предприятия определяется временем обращения оборотного капитала, как производственная эффективность данной машины определяется величиной ее продуктивности в данную единицу времени, так и операции и приемы при изучении должны быть уложены в определенное время. Время, в конце концов, — основной измеритель. Поэтому так называемый хронометраж должен быть признан основным методом анализа операций, приемов, а следовательно, и определения норм.

Всякий ремесленник инстинктивно настроен враждебно к измерению его работы; инстинктивно враждебно настроен он и к хронометражу. Но чем далее идет развитие машинизма, тем все более должна падать всякая убедительность отрицания хронометража.

Ведь у ремесленника не только трудно было измерить или даже сосчитать приемы, но почти невозможно было измерить или даже сосчитать операции. Перемена же его функций совсем уже опутана личным секретом. Его «операции» были так же субъективны, как и его приемы, его функции — таинственны.

Между тем в машинном производстве операции уже имеют громадное количество измерителей, совершенно объективных, вплоть до индикаторов. Перечислим наиболее употребительные из них: манометры, амперметры, счетчики оборотов, тахометры, не говоря уже о целом ряде контрольно-измерительных приборов. И вот одно только определение количества вращения шпинделей или количества перерывов машинного хода проливает совершенно ясный свет, если не на все поведение работника, то во всяком случае позволяет делить его на определенные, строго отграниченные по времени, слагаемые.

Хронометраж как бы забегает вперед современной технической эволюции машин и возражать против него принципиально (а есть еще и такие возражатели!) все равно, что возражать против современной технической эволюции машин.

Возражения против хронометража строятся иногда еще и потому, что хронометраж, дескать, сам по себе не измеряет напряжения трудового процесса, что он не измеряет работу. Но хронометраж есть хронометраж, т. е. измерение времени, падающего на определенный трудовой прием, на группу приемов или на элемент приема. Анализ, т. е. разбивка приемов, классификация приемов на основе хронометража — вот что главное, что дает путь для изучения, для расчета и, следовательно, для нормирования операций.

Измерение трудовых приемов

Дальше мы будем говорить относительно измерений при производстве трудовых приемов. Теперь пока скажем лишь, что с этой возможностью измерений связано много иллюзий. Собственно говоря, до сих пор не решен еще вопрос относительно возможности измерения работы, производимой человеком (в килограммометрах), так как такому измерению может быть подвержена лишь такая работа (выражаемая приемами и движениями человека), которая технологически совпадает с машинными операциями, например, выжимание, круговые движения колесом. В других же трудовых движениях «схватить» работу определенным измерителем трудно. Точно так же и путь теоретических расчетов движений не везде возможен, особенно там, где движение не стандартизовано и путь этого движения не имеет точных направителей.

Точно так же еще не решен определенно вопрос относительно измерения энергии, расходуемой человеком во время работы, хотя пути исследования в этом направлении уже имеются.

Однако по мере того, как машина берет от человека его двигательно-энергетическую функцию, вопрос все более и более становится уже не об измерении этого энергетически-двигательного напряжения, а об измерении, или, лучше сказать, о выяснении распределительно-организационных функций в работе.

Как мы увидим дальше, здесь уже речь должна бы идти об измерении работы центральной нервной системы. Но современная физиология центральной нервной системы переживает еще только период своего формирования как науки и не дает пока каких-либо установленных измерителей, кроме косвенных общих физиологических показателей или вернее противопоказателей. Питать в этом отношении иллюзий в настоящее время не приходится.

Однако мы не забудем, что, как мы говорили выше, характер рабочей нагрузки, а следовательно, и нормы в современном машинном производстве глубоко изменился; он не столько выражается непосредственно в величине продукции, в количестве деталей, а в широте охвата известного количества операций, количества станков, сторонок. Норма все более и более приобретает организационно-производственное выражение.

И вот мы должны со всей категоричностью заявить, что, не дожидаясь, когда современная физиология даст точные измерители различных видов рабочей энергии работника (да еще в производственной обстановке), мы должны со всей энергией делать организационно-технический анализ работы и давать нормы, исходя из организационно-технических данных.

И это тем более, что ведь не решен еще вопрос, с какой из разнообразнейших трудовых функций может физиолог сопрягать свои показатели.

Организационная природа норм

…Перед ЦИТом, как перед органом подготовки рабочей силы, встал вопрос о выработке такой программы подготовки, при которой можно было бы покрывать наибольшее количество машин или веретен.

После опытов с 3 и 4 сторонками была выработана организационная схема-норма работы на ватерах, рассчитанная на 4, 5, 6 и 8 сторонок.

Что же оказалось наиболее существенным в этой «органорме»?

Наряду с усилившейся специализацией ватерщицы в сторону закрепления за ней основной функции — ликвидации обрывов, необходимо было спроектировать нагрузку другими прежними функциями ватерщицы, уже не для этой ватерщицы, а для других работниц, работающих с ней в строгом комплекте и взаимной зависимости.

Получилась следующая, в высшей степени характерная организационная схема. Одна ватерщица-присучальщица должна работать на 8 сторонках; параллельно с ней по обслуживанию ватеров работают съемщицы — 1 на 7 сторонках, ставильщицы — 1 на 20 сторонках и 1 обмахивальщица на 24 сторонках.

У каждой из этих работниц функции стали строго специальными, они не дезорганизуют свое производственное поведение «прыжками» от одной функции к другой; в связи с этим их маневры около машин получают большее спокойствие и закономерность, чем прежде: облегчение в функциональном обслуживании дает возможность увеличить организационное поле работы. Вместе с тем, как мы видим, работа приобретает ясно выраженный характер комплекта, строго гармоничного, с внутренними взаимозависимостями. Ватерщица-присучальщица, сама работающая на 8 машинах (или сторонках), определяет поведение обмахивальщицы, работающей на 24 сторонках, а эта обмахивальщица в то же время имеет отношение к трем присучальщицам, с ними связана; получаются бесконечные, переходящие один в другой комплекты рабочей силы. Не ясно ли, что нормировать здесь — значит организовать, нормировать — значит рационализировать, значит реконструировать.

Трудовая дисциплина и нормирование

И мы сейчас же увидим нечто другое, еще более интересное и важное. Так называемая трудовая дисциплина в ремесле или даже в штучно-машинном производстве непосредственно отражается на выпуске продукции на данном индивидуальном рабочем месте; трудовая дисциплина здесь должна поддерживаться сугубо административными мерами; между тем как при комплектной работе, взаимно связанной, падение трудовой дисциплины хотя бы у одного работника означает рас-строй-ство производства, означает не частную, а общую производственную аварию.

В эпоху ремесла или теперь, но при работе рабочего типа «а + б», производственная дисциплина имеет характер индивидуальный; она может только примером, только общей «заразой», положительно или отрицательно влиять на соседей по работе и вообще на другой рабочий персонал.

В эпоху мануфактуры или теперь, при работе рабочего типа «А», производственная дисциплина уже теряет свой замкнуто индивидуалистический характер; она здесь подчинена производственному поведению целого рабочего коллектива.

И если в эпоху ремесла или при работе типа «а + б» поддерживать дисциплину приходится мерами характера субъективного (в полном смысле административного), то уже в эпоху мануфактуры или при работе типов «А» дисциплина диктуется в значительной степени самой логикой, последовательностью, зависимостью и темпом производственного потока.

Что же касается массового машинного производства при работе с персоналом «Б», то здесь производственная дисциплина усваивает уже чисто объективный технико-организационный характер и вместе с тем взаимозависимый коллективно-машинный характер. Как мы выше уже говорили, нарушение производственной дисциплины в этом последнем случае создает не только «нарушение тишины и спокойствия», а серьезную производственную аварию.

Если эти аварии редки, если они изучены и тщательно предусмотрены, то и тогда требуется при этой организации определенный людской резерв; если же они достигают большого «бытового» явления, то резервы требуются настолько значительные, что встает вопрос: не пойти ли назад, не возвратиться ли к менее совершенной организации труда, менее быстрой по своему обороту и менее производительной, но зато спокойной. Эти явления лихорадочных проб и отступлений нам очень знакомы в нашей текстильной промышленности и в сельскохозяйственном машиностроении особенно в связи с переходом на 7-часовой рабочий день.

Организационно-технические моменты нормирования

В то же время такой высокий тип организации труда требует из ряда вон выходящей технической готовности предприятия и готовности организационно-технической. Машины должны быть постоянно в полной исправности: ведь это не машины для типа «а + б», это машины, представляющие единый производственный агрегат, работающий синхронно (совпадающий своими машинными единицами по времени друг с другом). Но мало того, текущий ремонт, установка, наладка и питание материалом уже принимают характер работы не от случая к случаю, а характер постоянной «дежурной» функции. Вот именно этого-то часто не выдерживают ни заведующие производством, ни функционеры-рабочие только что указанного типа.

Отсутствие этой технической и организационной готовности создает уже не частичную аварию, а постоянную производственную дезорганизацию.

Для того чтобы показать, что все это не теория, а факты наших дней, приведем практическое свидетельство из газеты «Голос текстилей» за июнь месяц 1928 г. о порядках при комплектной работе (хотя и не такого высокого типа, как описанный нами выше) на одной из фабрик. В письме, под заголовком: «Почему плачут ватерщицы», напечатано следующее:

«На техническом совещании постановили, чтобы подмастерья сами распределяли ровницу. Но подмастерья относятся к работницам очень грубо и по-прежнему взваливают свою работу на ватерщиц.

(Разрядка наша. — А. Г.)

Возьмем для примера пятый комплект первой смены . Привезет возчик вагонетку с ровницей, работницы ждут распределения ровницы , не отходят от машин. Планщицы же начинают бегать по машинам, стучать и предлагают работницам самим идти за ровницей.

Работницы вначале пробовали было отказаться. У одной работницы из-за нехватки ровницы машина стала . Тогда к работнице подлетел подмастерье и начал осыпать ее бранью и матерными словами.

Потом со зла пустил машину. Получился обрыв. Подмастерье завел машину, а работницу прогнал за ровницей .

От огорчения и несправедливости работница заплакала, ей было обидно. На фабрике она проработала 35 лет и такого отношения к себе при Советской власти не ожидала.

Конечно, после этого работницы не стали дожидаться , когда им распределят ровницу. Стали по-прежнему брать ее на-шарап ».

Это, мы полагаем, достаточно колоритное свидетельство того, что данная норма, выраженная в комплектном типе работ, связана именно с организацией производства. Провал комплектной работы неизбежно рождает производственную анархию, работу «на-шарап».

Экономические моменты нормирования

Но мы должны сказать еще несколько слов об экономической готовности предприятия по отношению к типам «Б». В этой замкнутой взаимозависимости, которая наблюдается в работах типов «Б», уже не может быть той традиционной расценки работы, которая наблюдается в низших формах. Несмотря на разницу в технических квалификациях и несмотря на общую простоту работы (поскольку она постигаема из обозрения приемов), в работе все более выступает организационная обязательность и ответственность; а в то же время эта ответственность становится одинаковой у всех видов рабочей силы данного комплекта. Вот почему вполне естественным становится: во-первых, общее повышение заработной платы, диктуемое усилением значения для предприятия комплектных работ, и, во-вторых, «подтягивание» низших оплат к высшим. Тут уже возможны «социальные аварии», всецело обязанные знаменитому «посмотрим» или «пускай пока так работают, а там увидим».

Мы не можем говорить здесь о системе заработной платы во всем объеме этой проблемы. Мы хотим лишь установить тенденции.

Если в старых формах производства и при старых рабочих типах оплачивается именно непосредственное количество выработки, то в новейших формах производства и при новейших рабочих типах оплачивается именно организация труда.

В этих формах (высших) совершенно не важно для предприятия, что данная квалификация высока или низка, а важно, — стоит ли на требуемой высоте производственное поведение данного рабочего, т. е. правильно ли распределены его рабочие движения и рабочие маневры, точно ли согласованы функции, правильно ли они вклиниваются в движения и маневры других рабочих, точно ли они соответствуют во времени данному рабочему фронту, данному рабочему комплекту.

Предприятие здесь теряет не одно какое-либо слагаемое в индивидуальной выработке рабочего, оно теряет сразу сумму нескольких слагаемых, оно теряет на организационной аварии производства. Тип работы здесь настолько коллективен, что предприятие в каждом рабочем независимо от его индивидуальной технической квалификации ценит именно его организационно-коллективную квалификацию.

Понятно, что и форма вознаграждения должна покрывать собою главным образом организационно-коллективную квалификацию.

Здесь нет «квалифицированных» и неквалифицированных, здесь нет основных и «подсобных», здесь все одинаково «нужны» (и нужны именно вовремя) и здесь совершенно неизбежно вознаграждается именно высота организационной культуры. А отсюда и последствия: крушение сдельной платы и установление нивелировки в оплате.

Нужно ли говорить о том, что все эти отношения, характерные для типов «Б», в той или иной неразвитой форме существуют и при типах «А» и даже при «а + б», и не ясно ли, что после изучения этих высших организационных форм необходимо внести наиболее культурные взгляды на нормирование и в низших формах. Улавливая растущие организационные тенденции в низших формах производства и переделывая соответственно методы нормирования, мы тем самым поднимаем их (эти низшие формы) до высших форм.

Измерители норм

И в то же время не ясно ли, что и измерители норм должны претерпеть существенное изменение в сравнении с прежними измерителями голой мускульной нагрузки.

Ведь в зависимости от форм организации производства существенно изменяется самый характер трудовой энергии.

На самом деле, если прежде, при примитивных формах организации труда, ходячее представление о рабочей нагрузке было представлением о величине расходуемой мускульной энергии и отсюда — буквальное значение выражения «выжимание пота», то в высших формах организации рабочая нагрузка лишается этой исключительной оценки. Быть загруженным в трудовом отношении в высших формах производства — это не значит давать наибольшую мускульную энергию, а это значит расходовать энергию, связанную с «обслуживанием» установочной зоны машины, с обслуживанием управленческой зоны машины, контрольной зоны. Давать высшую норму, как мы уже показывали выше, это значит покрывать своими распределительно-трудовыми усилиями (установочными актами, актами управления, актами контроля) наибольшее количество машинной энергии (энергетической зоны машин).

И хотя здесь нет особо сложной диалектики, однако мы знаем взгляды, полагающие, что можно подходить к этим нормам с энергетически-мускульными измерителями. Попытки запоздалые и явно безнадежные.

Функциональное измерение работ

Работа в ЦИТе по анализу и определению рабочих типов, а также функциональный анализ производственного поведения позволили ЦИТу делать попытки функционального анализа и измерения самих функций даже в самых типичных формах ремесленного труда.

Пользуясь формулой: «установка — обработка — контроль», мы сконструировали автоматический регистратор функций при работах на различных рабочих местах с индивидуально замкнутой работой. Пользуясь той же формулой, мы производили и массовые хронометражные записи. Тот и другой метод применялся не только к курсантам ЦИТа, но и к рабочим, посылаемым из предприятий в ЦИТ для экспертизы.

Рабочее место слесаря типа «а + б» мы разделили территориально на три зоны: установка — зона зажимов изделия и приспособлений в тиски, обработка — зона инструментария и контроль — зона контрольных инструментов и приспособлений. Мы нарочно брали простейшую работу, в общем рассчитанную на 5 мин., состоящую из опиловки одной узкой плоскости пластинки под прямой угол с другим (заранее данным), с заданием на точность 0,1 м/м и с заданным количеством веса снятой стружки в 1 грамм (рис. 2).

После значительных конструктивных усилий оказалось возможным с точностью до 0,2 сек. зарегистрировать все производственное поведение.

Мы даем образец стандартных записей (рис. 3), взятых прямо с автоматических (не хронометр, а автоматический электрический счетчик) показателей. Мы имели возможность зарегистрировать в данном случае в течение 4-минутного периода потери, т. е. абсолютно не занятое никакими манипуляциями время, равное 13%, и в то же время общее время, падающее на обработку (512 пятых секунды), время на контроль (250 пятых) и время на установку (с перекрытием времени контроля — 338 пятых). И кроме того, мы имели возможность зарегистрировать по всем этим линиям временные величины по каждой минуте. Таким образом получаются не только общие суммы, но и функциональные кривые, представленные в нижней части регистрационной таблицы. Эти наиболее типичные кривые из наших регистрации показывают обратную зависимость функций обработки и контроля.

Рис. 2. Схема эксперимента с опиловкой

Рис. 3. Кривая регистрации опиловки

В то время как «обработка» имеет тенденцию к уменьшению, «контроль» — тенденцию к увеличению. Функция «установки», непосредственно связанная с обработкой по времени, непосредственно, однако, связана с контролем. Если в начале рабочего периода работа имеет ясно выраженный механико-энергетический характер («обработка»), то в конце она принимает уже преимущественно аналитически-расчетный характер («контроль»). В первом случае преимущественно работают мускулы, во втором — преимущественно нервная система.

Мы не можем здесь по соображениям масштаба изложения более подробно развивать наши аналитические положения, связанные с приведенной таблицей, но уже из сказанного ясно, что чисто организационный анализ, даже без специального биологического эксперимента, уже приводит нас к познанию биологической природы работы.

И если мы систематически будем прилагать аналитические методы, добытые и явственно раскрываемые в высших формах организации труда, к низшим, то увидим, насколько сложен и в то же время значим анализ низших форм.

Функциональный анализ и «функционеры»

Из опыта изучения рабочей силы, экспертированной ЦИТом и взятой из производства, получены следующие средние процентные отношения во времени между функциями на слесарной работе:

установка … 18%

обработка … 38%

контроль … 38% (округленно)

простои … 6%

Процентные отношения между тремя функциями, считая их общее время за 100%, получают у нас следующее выражение:

19 («У»): 41 («О»): 40 («К»)

Если посмотреть, какая организационная картина получилась бы, если бы организация работ была переведена на принцип функционального разделения труда (типы «Б»), то мы получили бы, примерно, следующую картину: на 41 человека, занятого опиловкой, работало бы 19 установщиков и 40 контролеров.

Рис. 4

Соотношение с точки зрения высших форм организации труда чудовищное!

Когда обследуется работа в высших формах организации труда и обследователь обнаруживает, что на 100 человек «основных» работников (т. е. занятых «обработкой») приходится, например, 20 контролеров, то «обследователь», конечно, требует сокращения «штата» контролеров, видя в контролерах «накладной расход», но такой обследователь и не подозревает тех чудовищных количеств контрольных функционеров при ремесленной форме труда, ловко скры-тых в одной персоне универсала. На самом деле, стоит только сопоставить отношения: 41 к 40 и 100 к 20 (5:1), (или — 41:40 и 200:40), чтобы понять, насколько близорука эта «штатная методология»!

После этого маленького отвлечения переходим к дальнейшим примерам функционального анализа.

Приведем кривые распределения времени групп курсантов-токарей (самоточки). Получаем такую картину (рис. 4).

Функциональные параллели при ручной и машинной работе

Теперь сделаем функциональное сравнение работы слесарей и токарей (материалы по токарям получены по данным работы курсантов-токарей ЦИТа в самостоятельный период) на универсальных станках («самоточках»).

Получаем следующую таблицу:

Характеристика производственного поведения

(Функционально-организационная характеристика слесаря и токаря)

Распределение рабочего времени в%

Как мы видим из этой таблицы, «установка» у токаря получилась на 6% больше, чем у слесаря, «обработка» — на 17% больше, чем у слесаря; «контроль» же уменьшился на 23% — все это в пределах общей величины 100%, расходуемой на работу; в пределах же каждой функции получаем, что «установка» относительно увеличилась на 32%, «обработка» увеличилась на 44%, «контроль» уменьшился на 58%.

Характер функций «установки» и «контроля» у токаря в общем совпадает с характеристиками у слесаря: они носят характер работы высшей нервной системы. Но «обработка» — это то время, когда работает сам станок (станок-самоточка), и именно с ней-то уже никак нельзя связывать представление о мускульно-энергетической работе. С другой стороны, это время никак нельзя считать только «чисто машинным временем», так как в это время хотя и можно сидеть, но нельзя «зевать»: надо все-таки следить за машиной, улавливая дефекты в работе резца, иногда регулируя движения суппорта, и следить за моментами необходимого выключения и пуска машины. Не ясно ли, что все же эта рубрика «обработки» у токаря совсем другой природы, чем у слесаря.

В то же время в работе токаря если и есть мускульно-энергетическое выражение, то оно представлено именно в функции «установки».

Что всего более странно для обычных наших взглядов, противополагающих ручную работу работе на машине, так это соотношение функций при ручной работе у кузнеца.

Анализ графиков времени по изготовлению изделий курсантами-кузнецами в ЦИТе дал такие соотношения: нагрев — 68%) (функция, в общем аналогичная установке), обработка — 24, контроль — 8%. Явно энергетически-мускульное выражение работы характерно для «обработки», но «установка» превращается просто, если можно так выразиться, в «напряженное ожидание».

Теперь ясно, что функции «установка — обработка — контроль» — это функции порядка технологически-организационного, это мир операций, но характер «приемов», соответствующих этим технологически-организационным функциям, не только глубоко различен в каждом данном случае, но он не дает одинаково приложимого всюду стандарта.

Нормирование при функциональном анализе

Анализ сложившихся норм с применением функционального анализа ведет нас прямо к тому, чтобы данную норму связывать с формой и способом производства, причем в машинном производстве машина является объективным анализатором, в ручном труде анализ возможен лишь при специальных «анализаторских» установках.

Что же значит нормировать при таком анализе? Нормировать — это значит искать наиболее выгодную организацию труда. Если в ремесле так естественно интересоваться «количеством» труда, то в высших формах с нормой приходится соединять не количество, а именно организационный тип работы. Нам ясно становится, ценой какого отчуждения организационно-трудовых функций у рабочего достигается общее повышение производительности предприятия. Нам становится ясным, в частности, как переводить тип рабочего ремесленника в более высокий тип.

Здесь не столько дело в «простоях», в «потерянном времени», сколько в согласованиях, сочетаниях и разделениях организационных функций.

Если при нормировании добиваться только уничтожения «простоев» и сведения отдыхов к определенным величинам, то с точки зрения высших форм организации труда мы придем к тупику, к стабильности, к застывшим урокам, к «урочным положениям». Но их время, повторяем, прошло безвозвратно.

С точки зрения высших форм организации труда не столько важно уничтожение индивидуальных простоев, не столько важно дать точно соответствующий данному индивидууму отдых. Ведь при анализе поведения стрелочника на железнодорожной станции мы можем зарегистрировать «простой» в 95% его «рабочего времени». Но, конечно, мы будем интересоваться только именно загруженными определенными приемами 5% чистой работы; мы будем определять, насколько точно приложена функция перевода стрелки к функции прохода поезда и насколько точно приемы стрелочника, одного из железнодорожных «функционеров», скоординированы с работой другого функционера — машиниста.

Словом ясно, как при высших формах организации производства задача нормирования от определения индивидуальных количеств труда переходит в задачу регулирования функций.

Трудовая клиника ЦИТа как выражение функционального анализа

Мы уже указывали выше, что получать и достигать определенных норм чрезвычайно удобно в периоды формирования рабочей силы, т. е. в учебные периоды.

Программы обучения по методу ЦИТа построены так, что обучающийся не только усваивает голую функцию «обработки», но постепенно вводится в высшие стадии организации труда, усваивая в различных сочетаниях и функцию «установки», и функцию «контроля», а также включенную во все эти функции функцию расчета.

Любопытнейшие массовые опыты по подготовке ЦИТом рабочих для высших форм организации производства (как, например, уплотненная или функциональная работа в текстильной промышленности), а также аналитико-функциональные работы привели ЦИТ к созданию Трудовой Клиники как учреждения, могущего непрерывно давать функциональные показатели работы. И мы полагаем, что для целей нормирования эта клиника будет служить поставщиком и методологического и практического материала.

Функциональная группировка измерителей, как это было доказано выше, разрешает не только аналитическую задачу, но и синтетическую. Голая аналитическая задача разрешается так называемым нормированием «по элементам»; функциональная группировка «элементов» разрешает задачу классификации данных; здесь мы подходим не только к проблеме голого суммирования «элементов», но к познанию природы данной работы.

Основой классификации для нас является деление машины или рабочего места на определенные участки или зоны; с этой классификацией машины или рабочего места по зонам мы сопрягаем уже биологическую классификацию функций работника.

Деление рабочего места или машины на зоны является как раз тем стыком, где можно чисто экспериментально прослеживать стыки между определенным участком рабочего места или машинной функцией и определенной функцией работника.

Эксперимент, проведенный таким образом, показывает, что деление труда на умственный и физический чрезвычайно условно.

Стоит только установить эти функциональные слагаемые как «установка», «обработка», «контроль», чтобы по их временной величине убедиться, какой огромный процент усилий не чисто мускульно-энергетического характера прикладывается даже в самых казалось бы примитивных и «физических» видах труда. Даже функция «обработки» представляет мелкие установки и переустановки, постоянные оценки (контроль) и расчеты.

Функциональные переходы в работе означают в то же время, конечно, постоянные переходы на различные механизмы человеческой машины и на различные мозговые центры.

В био-инженерной лаборатории ЦИТа в настоящее время идет так называемый синтетический эксперимент, т. е. наладка измерений производственного процесса и производственного поведения работника множеством методов одновременно. Задача этого эксперимента не только та, чтобы один метод проверял другой, а чтобы добиться точного измерения производственных функций в соответствии с различными трудовыми функциями работника. И мы стоим накануне того, что зарегистрируем уже не только функции, соответствующие механической работе, но и функции, связанные с распределительной работой центральной нервной системы.

Организационный анализ и биология

И вот теперь мы переходим к общей проблеме измерения биологических функций работника.

Очертим вкратце, но с возможной полнотой прежде всего проблему измерения мускульно-энергетической работы человека в ее отношении к производственной продуктивности (или производительности).

Аналитическая культура, приобретаемая исследователем при изучении производственных процессов и при изучении таких совершенных организационных механизмов, как машины-орудия, заставляет и к проблеме измерения биологических функций в производстве подходить с той же аналитически-детальной культурой. Иначе можно провести и биологический эксперимент, можно дать и «результаты», но они окажутся очередной модой, дадут временные иллюзии и породят реакцию вообще против каких бы то ни было исследований, а «практики» опять шарахнутся к здравому смыслу.

Говоря теперь о производительности человеческого организма, мы и здесь должны внести тот же метод сочетания его с организационными формами деятельности этого организма. Рассматривать труд человека вообще, независимо от организационной культуры, так же невозможно, как говорить о производстве, не считаясь с формами этого производства.

Биология и трудовая культура

Уже на заре трудовой деятельности человечества мы можем наблюдать стремление человека создавать особую трудовую культуру, увеличивающую производительность человеческого организма.

Следы этой культуры мы можем найти в древних культурах: китайской, египетской, еврейской, греческой, римской, среднеевропейской и русской. Образцом научного описания этой трудовой культуры является книга Бюхера «Работа и ритм», в которой, несмотря на специальное заглавие, даны богатейшие описания не только ритма, но и древних общественных форм труда — труда индивидуального, коллективного, труда организованного при посредстве особых сенсорных направителей.

В настоящее время, как никогда, культура производительности человеческого организма делает свои ошеломляющие успехи: культура быстрого бега, бега с препятствиями, культура плавания, культура подъема тяжестей, особая двигательная культура; на наших глазах начинается воздушно-двигательная культура, не говоря уже о сопутствующей этой культуре общей закалке организма.

Насколько велики успехи этой культуры, можно видеть хотя бы потому, что для здорового, но нетренированного человека бег на лыжах в течение двух дней по 30 верст даст не простое утомление, а утомление с признаками болезненности, что для здорового пловца переплыть среднее течение Волги (1,5 километра) кажется геройством, — в то же время мы видим непрерывный лыжный пробег на 1400 км и переплывание Гибралтара. Для непривычного человека пассивно держаться на самолете в качестве пассажира не составляет ничего приятного и полет в течение двух часов дает явные признаки утомления, нередко болезненного, — пилот же, производя работу по управлению самолетом, теперь уже не в виде исключения, дает многочасовые непрерывные полеты.

И любопытно то, что многие формы этой культуры работы человеческого организма, выступая сначала как спорт, иногда как трюк, впоследствии становятся отправлением профессиональной работы. Указать на то, что профессиональный шофер делает по 200 км в день пути или что пилот делает по 1000 км, — это и то разительно, но разве не разительно, что в современном пилотаже мертвая петля фигурировала сначала как дерзкий «трюк» смельчака, а в настоящее время — как необходимый элемент воздушного боя, т. е. военной работы.

И вот на основании уже этих положений и примеров можно ли говорить о том, что трудовая норма может быть взята, не принимая во внимание культуру производительности человека?

Культура производительности человека является, конечно, предпосылкой его трудовой культуры. Уже самая наличность «физкультуры» освежающе действует на трудового человека, но она, несомненно, и более глубоко влияет на самую трудовую культуру работника, сообщая ему целый ряд трудовых и организационных сноровок. Это можно видеть хотя бы из того очевидного факта, что военные люди быстрее входят в работу, чем штатские.

Теперь, после этих предварительных замечаний, мы раскроем зависимость производительности человеческого организма от той внутренней работы, которую производит организм для своей внешней работы.

Для того чтобы этот вопрос выиграл в своей ясности, мы сначала разберем моменты, нарочно отвлеченные от трудовой культуры, потом разберем именно эти моменты трудовой культуры в сопряжении с первыми и, наконец, уже моменты организационно-производственной культуры в сопряжении с двумя первыми.

Установим моменты первой категории.

На основании того, что известно в специальной литературе, и на основании экспериментальных работ ЦИТа мы полагаем, что учету должны подлежать следующие величины: 1) время, потраченное на работу, 2) энергия, которую тратит организм (внутренняя работа) для производства данной работы, 3) работа, производимая работающими органами человека (внешняя работа), 4) продуктивность, т. е. объективно (а не субъективно) произведенная работа, и, наконец, 5) восстановительный период, требующийся для организма при данной внутренней работе.

Разбирать все эти вопросы в настоящее время можно пока только теоретически, так как измерительная техника еще недостаточно совершенна, тем более для проведения опытов в непосредственной производственной обстановке.

Лишь первая величина — время работы может быть (хотя не всегда и везде, требуется сказать все-ж-таки) измерена.

Относительно энергетических трат или самой внутренней работы надо сказать, что она пока что не поддается непосредственному измерению: еще не созданы ни пирометры, ни эргометры, показывающие работу в самых очагах работы — в мускулах. Что же касается косвенных показателей, т. е. поступающих в организм энергетических веществ и отходящих от него (пища и воздух), то и здесь эксперимент, особенно в производственной обстановке, не создал общепризнанных стандартов метода, а главное в том, что нет еще технической возможности дать непрерывную кривую показателей, как это можно сделать с третьей величиной (механической работой, производимой рабочими органами). Следовательно, не только нельзя дать непосредственного показателя калорий, но и твердых, не подлежащих оспариванию непрерывных показателей, из которых можно выводить калории.

В последнее время среди методов, характеризующих энергетические затраты организма при производственной работе, обращают внимание методы биохимического исследования крови и мочи работника, а также газового прихода и расхода.

Однако первый дает лишь возможность путем периодического микроанализа крови и мочи обнаруживать изменения в «картине» крови и мочи, но не непосредственно выявлять кривую энергетических затрат. Исследования газообмена подводят к истокам энергообразования, но требуют в то же время самостоятельного анализа восстановительного периода.

О значимости газообмена

Здесь мы позволим себе сделать некоторое отступление в изложении, чтобы привести справку о пределах значимости газообменных измерителей.

Взгляд ЦИТа на пределы достоверности и на значимость биологических измерителей достаточно освещен в литературе. И мы предпочтем сделать справки у других исследователей, занимавшихся биологическими измерениями при высоких формах организации производства. Сошлемся на любопытную работу проф. Э. М. Когана (Научно-исследовательская кафедра социальной и профессиональной гигиены, Харьков), В №№ 7 и 8 журнала «Гигиена труда» за 1928 г. напечатана его работа «Опыт сравнительного изучения ручной и конвейерной работы». В первой части своей работы он делает небезынтересный вывод, заключающий анализ эксперимента: «Мы имеем, следовательно, не только значительное уменьшение затраты энергии каждым отдельным рабочим при работе на конвейере сравнительно с ручной, но и очень крупную экономию общей суммы затраты энергии на единицу выработки». («Гигиена труда», № 7, стр. 29. Разрядка Э. М. Когана. — А. Г.).

Заключение само по себе интересное для характеристики конвейерной работы, но осмотрительный и добросовестный автор не только пробовал сопоставлять данные по энергетической затрате с показателями состояния центральной нервной системы и эргографии, но и должен был признать, что энергетические данные не могут играть роль решающих показателей. Так, он утверждает: «Однако ряд условий, имеющих чрезвычайно большое значение, может в резкой степени нарушить и видоизменить это соответствие между энергетической затратой и утомлением при разных видах работы. Такие факторы, как эксплуатация нервной системы и своеобразные требования, предъявляемые к ней, статическая работа, темп работы и распределение рабочего времени, могут при этом играть решающую роль». («Гигиена труда», № 8, стр. 16. Разрядка наша. — А. Г.).

Проф. Коган далее привлекает к рассмотрению целый ряд факторов биологического порядка, по своей природе далеких от голой энерго-мускульной нагрузки. Автоматичность и ритмичность работы, «освобождение внимания», разгрузка «интеллектуально-волевой сферы» и т. д., — вот что уже составляет предмет пристального внимания физиолога. И резюмирует: «Практическое разрешение вопроса о физиологически-оптимальном и предельно допустимом темпе при поточной работе связано, однако, с большими затруднениями». (Там же, стр. 19. Разрядка наша. — А. Г.).

Проф. Коган фатально переходит к рассмотрению вопросов уже не биологического, а организационно-производственного порядка. Приводим характерное место:

«У многих рабочих на первом плане выступает при этом общий протест против определенной, отчетливо чеканной трудовой дисциплины, механически контролируемой конвейером. Определенному темпу и точно регулируемому общим распорядком ходу работ противопоставляется индивидуальная свобода изолированного рабочего, выполняющего свое задание с произвольной скоростью, определяемой только стремлением к возможно большему заработку. Здесь, в сущности, речь идет об одном из этапов еще тянущейся борьбы ремесленных навыков и форм работы с прогрессирующим и последовательно развивающимся машинным способом производства, с его неумолимым подчинением индивида требованиям мощного производственного коллектива, точно определяющего место, характер, темп и распорядок работы каждого из своих сочленов». (Там же, стр. 22).

Так фатально исследователь от чисто энергетического анализа переходит ко всему комплексу биологических проблем, ограничивающих исключительное значение энергетики, и, наконец, он ставит все эти проблемы в сопряжение с организационной стороной производства.

Для биолога-исследователя такая точка зрения является интересным исключением.

Развертывающийся в ЦИТе синтетический эксперимент (биологический) на базе организационно-функционального анализа для нас получает после этой справки еще большую убедительность.

Механическая работа

Измерение механической работы, производимой рабочими органами, имеет уже общепризнанную технику, особенно там, где рабочий орган совершает однообразные прямолинейные или точные круговые движения. Затруднения начинаются, когда рабочие движения, производимые органами человека, не имеют определенных точных направителей, а само движение не имеет видимого стандарта. Тогда все же остается путь теоретически расчетного измерения работы.

Есть особые случаи, когда механическая работа, проводимая рабочими органами человека, совпадает с объективной производственной продуктивностью, например, в верчении колеса, передвиганий предметов. В большинстве же случаев продуктивность измеряется особо: количеством сработанных штук, количеством операций, величиной обслуживаемой производственной линии, величиной обслуживаемой площади.

Восстановительный период

Измерение восстановительного периода, как и вообще измерение состояний организма без производимой рабочими органами человека работы, представляет уже меньшие трудности, чем измерение внутренней работы при производстве работы внешней. Определение периода восстановления, т. е. периода, когда организм приходит к энергетическим приходам и расходам, свойственным ему при состоянии без производства внешней работы, могло бы само по себе быть важным (хотя и отрицательным) показателем произведенной внутренней работы; тем более его измерения нельзя упускать, когда имеется возможность определить энергетику работающего (во вне) организма.

Человеческая машина-организм тем и отличается от всякой другой машины (созданной руками человека), что она обладает особыми автоматами не только поглощения энергии, но и автоматами восстановления.

Не принимать во внимание эти автоматы при анализе работы человеческого организма было бы грубым недосмотром и заблуждением.

Теоретические границы норм

Теперь, опять-таки говоря теоретически, мы можем определить границы допустимых норм для работника.

Нетрудно установить, что границами в данном случае будет восстановительный период, так как уже самое его название показывает, что потери, которые несет организм, могут, конечно, ограничиваться соответствующим приходом.

И, говоря опять-таки чисто теоретически, мы можем ответить на вопрос — допустим ли в нормах минимум энергетического расхода, оптимум или максимум.

Как то, так и другое, так и третье может быть определяемо, конечно, исходя из необходимой для производства продуктивности.

Следовательно, мы можем сформулировать вопрос так: допустимо ли исходя из высокой продуктивности (4) производить рабочими органами человека только такое количество работы, при котором на данную единицу энергии (2) за данный период (1) получалось бы наибольшее количество работы (3), или же допустимо во имя высокой производительности расходовать в среднем и большее количество энергии на данную работу для достижения высокой продуктивности?

Мы считаем, что допустимо именно последнее, допустимо в случае покрытия производственных энергетических трат соответствующим восстановительным периодом. И оптимум недопустим, поскольку он вскрывает лишь факторы рабочего периода и игнорирует период восстановительный.

На самом деле, мы можем это видеть из нижеследующей таблицы, в которой все перечисленные моменты даны для простоты оценок в отвлеченных единицах.

Допускаем три мыслимые типа работы: I, II, III. Все три типа мы характеризуем одинаковой временной продолжительностью, выражающейся 7 временными единицами (например, 7 часами дневной работы). Первый тип дает продуктивность за этот временной период 200 единиц, второй — 320 единиц и третий — 380.

Нам предстоит определить, допустима ли норма в 380 единиц при тех энергетических (графа 2-я) и рабочих (механическая работа — графа 3-я) условиях, которые им соответствуют на нашей типичной таблице. Норма в 380 единиц для производства, конечно, выгоднее. Посмотрим, каковы получаются соотношения между внешней работой (механическая работа) и внутренней работой организма (энергетические затраты). Соответствующие отношения: 100: 100; 160: 150 и 190:200 или 1, 1,07 и 0,95. Ясно, что наиболее выгодное соотношение, характеризующее наибольшую производительность организма в одну единицу времени, наблюдается и с точки зрения высоты продуктивности и с точки зрения теории оптимума.

III случай утверждается с точки зрения продуктивности, но отрицается с точки зрения теории оптимума. II случай будет как раз оптимальным, но не с максимальной продуктивностью.

Мы считаем, что решение вопроса надо поставить в зависимость от такого фактора, который непосредственно может и не проявляться во время работы (факторы, проявляющиеся во время работы, как раз те, которые обозначены в графах 1, 2, 3-й и 4-й). Этот фактор — восстановительная способность или количество временных единиц, необходимых для восстановительного периода. Тут мы обращаемся к графе 5-й нашей таблицы, где теоретически условно обозначены величины восстановительного периода (допускаемые в часах): для первого случая, включая сон, в 10 единиц, для второго — в 12 единиц и для третьего — в 14. Получая суммы единиц рабочего периода (7) и периода восстановления (10, 12, 14), мы получаем последовательно: 7 + 10 = 17; 7 + 12 = 19; 7 + 14 = 21. Во всех трех случаях мы получаем еще восстановительные резервы: в первом случае 24 (сутки) — 17 = 7; во втором 24–19 = 5 и в третьем 24–21 = 3. Отсюда мы можем сделать заключение, что для высокой продуктивности (III случай) мы можем допустить и такое производство механической работы человеком, при котором количество расходуемой энергии непосредственно менее выгодно для организма, чем во II случае.

Влияние трудовой культуры на факторы производительности

Однако мы должны обязательно учесть источники и более высокой продуктивности человека, если примем во внимание его трудовую культуру, о которой говорили ранее, чем давать только что представленную таблицу.

Трудовая культура найдет свое выражение в изменении всех величин, указанных в нашей таблице в графах 2, 3-й и 5-й, и, конечно, в конце концов отразится на графе 4-й, т. е. — продуктивности.

Разберем последовательно, что значит трудовая культура в этих своих специальных выражениях.

Обратим внимание прежде всего на графу 2-ю, на энергетические затраты организма, на внутреннюю работу.

Может ли здесь в какой бы то ни было степени проявиться трудовая культура, или, уже говоря точнее, в данном специальном случае может ли быть, что для производства данной механической работы рабочими органами (не важно в данном случае, рациональной или экономичной работы) расходовалось меньше внутренней энергии? (Говорим об энергии мускульной).

На это мы должны ответить только утвердительно. Конечно, следуя закону превращения энергии, мы должны допустить, что тепловая энергия, вырабатываемая в мышцах, может дать только точно определенное количество работы. Точно так же не подлежат никакой культуре физико-химические законы сжигания: их формула везде и всегда едина. Но, однако, мы не будем забывать, что имеем дело с человеческой машиной, в которой действуют чрезвычайно сложные механизмы управления, в том числе и механизмы управления по превращению тепловой энергии в механическую работу и по производству и распределению тепловой энергии. Человеческий организм наполнен огромным количеством приспособлений, позволяющих «культивировать» рациональное теплообразование и теплораспределение. И тут-то мы должны вспомнить, что этим аппаратом управления является нервная система. Именно она-то, посылая свои командные импульсы, и представляет очаг тончайшей культуры.

При первых пробах внешней работы нервные импульсы не отличаются ни строгой локализованностью, ни точной временной зависимостью. Вследствие этого не получается ни экономной последовательности в производстве тепловой энергии, ни ее экономичности. Когда говорят, что «в жар бросает», это и значит, что нервная система в своей первоначальной «слепой» ориентировке посылает свои импульсы на гораздо большую площадь, чем это требуется для производства данной энергии или внутренней работы.

Только после многих проб, а нередко и после продолжительной тренировки (нарочной или стихийной) получается наиболее экономное дыхание (поглощение кислорода и выбрасывание углекислоты), приспособленное к данному производству энергии, и строгая локализация образования этой энергии, т. е. точно приспособленное кровеснабжение. В одних случаях это приспособление вырабатывается при посредстве сознательных усилий, в других — при посредстве несознательных рефлексов.

Приведем иллюстрацию к этому: дыхательные приспособления рабочих на тяжелых ударных работах (мясники, дроворубы, рубщики на холодной работе), выражающиеся в резком и в сильном выдыхании вместе с нанесением удара. Не менее интересна культура дыхания у певцов, а также у ходунов и бегунов — с упражнением на брюшное дыхание.

Отсюда в значительной степени и вытекают упражнения в двигательной культуре, сопровождающие тренировку трудовых приемов в ЦИТе. Отсюда же попытки ЦИТа привить эту двигательную культуру непосредственно в производстве.

Обращаясь к трудовой культуре, соответствующей графе 3-й, — культуре механической работы, производимой рабочими органами человека, мы, во-первых, в соответствии со сказанным об энергообразовании установим, что у некультурного в трудовом отношении работника должно появляться не малое количество совершенно лишних сопутствующих движений, во-вторых, строгая локализация и выбор движений приходят лишь постепенно и, как показывает опыт обучения, гораздо труднее работников переобучать, чем обучать.

Здесь опять-таки огромную роль играет нервная система, приучающая работника совершенно демобилизовать некоторые органы при работе. Примеры такой демобилизации мы находим в тренировках в ЦИТе при ударных работах, когда на правой руке почти совершенно демобилизуются (или денервируются) пальцы средний, безымянный или мизинец; точно так же и с левой рукой, при поддерживающих и направляющих движениях, когда судорожно сильные пальцевые обхваты орудия заменяются легким поддерживанием в демобилизованной кисти.

Напрасно было бы думать, что эти явления характерны для грузных движений. В маломощных движениях мы замечаем переход от мощных напряженных пальцевых движений к маломощным локтевым и плечевым движениям. Так, это резко бросается в глаза при скорописи, при работе на пишущей машинке, при обмахивающих движениях прядильных работниц.

Рост нервно-мышечной памяти сообщает нашим движениям не только экономию, но огромную мощь и скорость. Только в процессе тренировки и повышения трудовой культуры мы видим, что пальцы служат нам не столько как орудия механической работы, а как «щупальцы», орудия познания сопротивлений и, воспитывая нервную систему, дают потом экономнейшую систему нервных импульсов для скоро и мощно работающих больших рычагов.

Работа нервной системы уже на этой стадии выступает как величайший экономизатор механической работы. Но ее наибольшая мощь проявляется в культуре распределения движений и обращения этой культуры в автоматическую, в организационно-двигательную память, что сообщает механической работе уже высшую степень экономичности.

Если при энергообразовании и при механической работе органов человека трудовая культура выражается в экономизировании этой энергии и этой работы, то трудовая культура в области восстановления имеет обратное выражение: обогащение работника энергетическими ресурсами.

Восстановительная культура, как мы видели из предыдущего, дает себя знать и во время самой работы — по отношению к мускульной работе в приемах дыхания и чередования рабочих движений, по отношению к нервной системе в развитии автоматизма в движениях. Восстановительная же культура в полном смысле достигается именно тем, чтобы сообщить и мускулатуре и нервной системе полный покой. То и другое удается при наибольшей способности организма к денервации, т. е. парализованию нервных импульсов. И, конечно, «искусство отдыхать» не такое простое искусство. Лечь и быстро демобилизовать, обезволить мускулы, крепко и спокойно и в положенное время заснуть — эти способности не так уж распространены и создание их для трудовой культуры имеет первостепенное значение. Отсюда дорога к культуре быта, к его упорядочению и размеренности.

Сюда же относятся дневные отдыхи в обеденные перерывы или в перерывы для завтрака, которые надо обставлять не только как перерывы для приема пищи, но и перерывы для успокоения нервной системы. Далее в ряду отдыхов идут недельные отдыхи и, наконец, годовые, как периоды большей амортизации работника.

Но восстановительная культура в перерывы в самом рабочем периоде имеет не меньшее значение. В частности, перерывы в работе имеют, конечно, значение не только для восстановительной мускульной энергии; они, кроме успокоения нервной системы, сообщают работнику начала трудовой дисциплины, осмотрительности и организационного порядка. А это, в свою очередь, означает увеличение готовности нервной системы к ее распределительной работе.

Говоря о восстановительной способности, мы должны отметить и еще интереснейшие возможности. Как мы уже говорили выше, при нашем функциональном анализе производственных процессов последние легко разбиваются на три функции, иногда совершенно очевидные: установку, обработку и контроль. Мы знаем, что между ними наблюдаются определенные временные отношения и работник в одних случаях часто, в других редко, работая, переходит от одной функции к другой. Вот эти переходы опять-таки открывают восстановительные возможности для организма. В наиболее типичном случае опиловки, которая многими некритически воспринимается как одна сплошная опиловка, на самом деле получается, что при «контроле», когда работа нервной системы имеет преимущественное значение, работник дает отдых натруженным мускулам и, наоборот, при «обработке», когда мускульно-двигательная работа имеет преимущественное значение, получается известный отдых для нервной системы.

Хороший распорядок на рабочем месте, точно приноровленный к трудовым функциям, в то же время способствует экономизации затрат трудовых усилий.

Распорядок на рабочем месте после внимательного анализа может принять характер до того удобно рассчитанной обстановки, что прямо диктует определенное поведение, а следовательно, он может довести экономию в установочных, обработочных и контрольных функциях до такой высоты, что трудовая культура примет уже характер целой трудовой революции.

Придавая такое важное значение трудовой культуре и констатируя совершенно бесспорное положение, что эта трудовая культура на наших предприятиях еще только начинает делать свои успехи, мы вправе сказать, что существующие нормы, отражая низкий уровень этой культуры, должны повышаться.

Нервная система и производственное поведение

И конечно, после наших характеристик трудовой культуры никто не сделает опрометчивого вывода, что эта трудовая культура заключается в простом умножении усилий, простом нажиме или самонажиме (надрыве или ухарстве).

Нет, она заключается именно в высокой культуре распределения усилий.

И вот это-то организационно-распределительное понимание трудовой культуры дает нам право настаивать и на организационно-распределительном характере норм.

И вполне понятно, что здесь встает во весь рост проблема работы нервной системы работника.

Можно ли измерить работу нервной системы? До сих пор попытки этих измерений не увенчались успехом.

Но предположим, что мы эту проблему разрешили. Предположим, что тончайшими измерителями мы определили бы энергетические процессы мозга и нервов или мельчайшими микроизмерителями мы могли бы определять электрические токи, проходящие через нервные узлы и окончания двигательных нервов и, наконец, всю рефлекторную работу головного мозга. Что бы это нам дало? Это дало бы нам измерение работы, потраченной на связывание, сочетание тех рефлексов, которые накопились в нервной системе в качестве ее, так сказать, основного капитала. Этот основной капитал в одной своей солидной части представляет именно отложенную в нервной системе сочетательно-распределительную трудовую культуру, которую и приводит в движение новая реакция. Следовательно, работа нервной системы всегда есть только сочетание нового раздражения с той сочетательно-распределительной культурой, которая уже отложена в нервной системе.

Как бы то ни было, в распределительно-организационной деятельности работника отражается именно эта, все усложняющаяся, все совершенствующаяся накопленная сочетательная культура. Понятно, что не данное раздражение, характерное для данной производственной работы, является выражением работы центральной нервной системы, а именно проявление нервной культуры, отвечающей на данное раздражение.

Поэтому нам кажутся бесплодными поиски философского камня о непосредственных измерениях работы нервной системы. Однако мы можем измерять самое организационно-трудовое проявление этой работы или именно организационно-трудовое поведение работника. В этом смысле вполне правомерно науку об организационно-трудовом поведении работника сделать центральной наукой о труде.

Аналитическая работа и расчетные построения именно в этой области и дадут нам самые плодотворные результаты в области повышения трудовой культуры, а следовательно, и в области повышения трудовых норм.

Заключение

Итак, нормирование труда в настоящее время более чем когда-либо является сложнейшей инженерной работой, покоящейся не только на непосредственном анализе данной работы как таковой, но на анализе

1) формы производства,

2) рабочего типа,

3) степени трудовой культуры.

Принцип определения голой индивидуальной нагрузки если и может где-либо сыграть решающую роль, то именно в самых примитивных формах производства и применительно к самым примитивным рабочим типам.

Время в этих случаях есть голый определитель продолжительности загрузки.

В наиболее высоких рабочих типах (тип оператора) время является уже не только определителем загрузки, но и регулятором последовательности работ, размещения операций во времени, а в самых высоких рабочих типах (типы «Б» — функционеры) время является уже регулятором сочетания параллельно и синхронно идущих функций.

Определение абсолютных норм, т. е. не зависимых от данной формы производства, от данного рабочего типа и от необходимой трудовой культуры, должно быть признано абсолютно неприемлемым подходом.

Отсюда мы можем вынести чрезвычайно важное организационно-плановое заключение.

Попытки планирования и регулирования норм «по всему фронту» промышленности должны быть признаны утопическими. Ни форма выражения норм, ни темп их изменения не могут быть едиными, а следовательно, как тонки различия между формами производства и рабочими типами, так же тонка и культурна (т. е. дифференцирована) должна быть политика планирования и регулирования в области нормирования.

 

Часть шестая. Нормирование и трудовая культура в период социалистического строительства

Социально-политическая справка

После аналитических положений, связанных с формами производства, необходимо вкратце (в масштабе данной брошюры) осветить вопрос о нормах в период социалистического строительства.

Теперь уже все привыкли к мысли, что нам необходимо «догнать и перегнать» уровень капиталистического прогресса в области организации производства и труда.

Следует, однако, особо заострить вопрос на том, что и самая трудовая культура пролетариата должна строиться тоже в расчете на то, чтобы догнать и перегнать таковую же культуру при капитализме. Приведем прежде всего классические строки Ленина:

«Производительность труда, это, в последнем счете, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя. Капитализм создал производительность труда, невиданную при крепостничестве. Капитализм может быть окончательно побежден… тем, что социализм создает новую, гораздо более высокую производительность труда».

(Ленин, т. XVI, стр. 254).

Не надо думать, что здесь под словом «производительность труда» понимается общее производное лишь высокой техники производства; нет, самая «интенсивность», рабочее «уменье» Лениным считались не только как организационно-непреложный вывод из более высокой производственной техники, а в то же время как самостоятельная проблема, требующая самостоятельных усилий. Так, в другом месте он говорит:

«…условием экономического подъема является и повышение дисциплины трудящихся, уменья работать, спорости, интенсивности труда, лучшей его организации».

(Ленин, т. XV, стр. 193).

В свое время, когда на предприятиях наблюдалось падение трудовой дисциплины, Ленин призывал к «дисциплине железной» (т. XV, стр. 204). В 1918 г. в Центральном Комитете Металлистов группой его членов, вместе с пишущим эти строки, был поставлен и начат разработкой вопрос о борьбе за высокие нормы выработки. С этой целью мы, во-первых, начали усиленную пропаганду идей Тэйлора и вообще «научной организации труда»; во-вторых, мы взяли на себя инициативу создания так называемых технико-нормировочных бюро. Как эта пропаганда, так и создание технико-нормировочных бюро вызвали в профсоюзах бурные споры. Центральный Комитет Металлистов, разделяя нашу точку зрения и наши практические попытки, встретил серьезное сопротивление других союзов.

На одном из заседаний Совнаркома в том же 1918 г. В. И. Ленин резко встал по вопросу о системе Тэйлора на сторону ЦК Металлистов. Мало того, он придавал нашей союзной инициативе настолько большое значение, что не раз останавливался на ней в своих речах того времени. Вот соответствующие отрывки из его речей:

«Наиболее сознательный авангард российского пролетариата уже поставил себе задачу повышения трудовой дисциплины. Например, в Центральном комитете союза металлистов и в Центральном совете профессиональных союзов начата разработка соответствующих мероприятий и проектов декретов. Эту работу надо поддержать и двинуть ее вперед изо всех сил. На очередь надо поставить, практически применить и испытать сдельную плату [71] , применение многого, что есть научного и прогрессивного в системе Тэйлора, соразмерение заработка с общими итогами выработки продукта или эксплоатационных результатов железнодорожного и водного транспорта и т. д., и т. п.»

(Ленин, т. XV, стр. 194 — «Очередные задачи Советской власти»).

На съезде советов народного хозяйства, через месяц после только что цитированной речи, эту союзную инициативу В. И. Ленин ставит на высоту «всемирно-исторического значения». (Там же, стр. 283).

Несмотря на такие категорические формулировки Ленина, лозунг борьбы за высокую производительность, за уменье интенсивно работать, за уменье достигать высоких норм еще до сих пор встречает нередко не только инстинктивное, но и «идейное» сопротивление.

Многие представляли и представляют себе борьбу за высокую производительность — «без интенсификации», многие полагают, что у классового врага надо учиться лишь технике или в крайнем случае «организации», взятой в отвлеченной форме, а что у него нельзя или даже позорно учиться дисциплине и самой организации и культуре труда.

Ленин, как бы отвечая таким проповедникам, говорит, что надо учиться у немца.

«Вышло так, что именно немец воплощает теперь, наряду с зверским империализмом, начало дисциплины, организации, стройного сотрудничества на основе новейшей машинной индустрии, строжайшего учета и контроля. А это как раз то, чего нам недостает. Это как раз то, чему нам надо научиться».

(Том XV, стр. 155).

Вопрос о закономерности лозунга «интенсивности» и интенсификации наиболее полно и ответственно был разрешен на I! конференции по научной организации труда, где были представлены, с одной стороны, высшие партийные и общественные инстанции, в лице ЦКК и профсоюзов, а с другой — работники по организации труда.

Тогдашний председатель ЦКК т. Куйбышев представил тезисы, которые были единогласно приняты конференцией и, таким образом, обращены в резолюцию.

Вот наиболее характерные места этой резолюции:

«…является ребячеством, или непониманием задач рабочего класса, или замаскированной борьбой с пролетарской диктатурой пренебрежение к вопросам повышения продуктивности живого труда в стране, где этот живой труд играет колоссальную роль в силу слабого развития техники».

(Резолюции II конференции по НОТ. Изд. НК РКИ СССР. 1924 г. Стр. 6).

И вот еще не менее выразительное место из этой же резолюции:

«…было бы ошибкой отрицать возможность повышения интенсификации труда в тех областях промышленности, где современный уровень интенсификации труда отстает от соответствующего уровня в капиталистических странах».

(Там же, стр. та же).

Понятно, что уменье работать нельзя определять как результат простого хотения или «усердия». Нет, это уменье приходит в результате систематических усилий. Вот эти систематические усилия и есть трудовая культура.

В последнее время наиболее типичным документом, где сопрягается призыв к большей производительности и интенсивности, является Манифест ЦИКа, опубликованный в десятилетие Октябрьской революции.

Манифест, обеспечивая введением 7-часового рабочего дня восстановительный максимум, в то же время указывает на «рабский темп» нашей работы и призывает именно к «трудовой культуре». В манифесте сказано:

«Социалистическая рационализация хозяйства , повышение его техники и его организации, рост трудовой культуры , уничтожение рабских привычек и рабского темпа работы должны быть поставлены во главу угла».

А введение 7-часового рабочего дня обусловлено именно:

«…в соответствии с ходом переоборудования и рационализации фабрично-заводских предприятий и ростом производительности труда».

Манифест — это не высочайшее «дарование свобод», это призыв к рабочему классу поднять его трудовые усилия, идти на новые формы труда, призыв работать именно над новым быстрым темпом и совершенствовать свою трудовую культуру для этого темпа.

Именно в точном соответствии с манифестом ВЦСПС дает истолкование введению 7-часового рабочего дня таким образом:

«2. Основными моментами, определяющими темп и очередность перевода предприятий на семичасовой рабочий день, пленум ВЦСПС считает реконструкцию и рационализацию системы производства, заключающиеся не только в техническом переоборудовании предприятий, но и в организационной рационализации и более рациональном использовании рабочей силы, в частности, в введении: а) массовости изготовляемой продукции; б) однородности (или стандартизации) продукта; в) механизации и машинизации производственных операций; г) наибольшего разделения труда и дробления работ по операциям; д) уплотнения производственных операций и уплотнения в обслуживании машин и механизмов.

(Из резолюции V пленума ВЦСПС по докладу тов. Шмидта, газ. «Труд» № 262 от 11 ноября 1928 г.).

При этих условиях введение семичасового рабочего дня обеспечит расширение производства, смягчение товарного голода, вовлечение в производство новых кадров рабочих и ослабление безработицы, дальнейший рост производительности труда и заработной платы».

В той же резолюции пленума имеется и специальный пункт о трудовой культуре:

«Пленум ВЦСПС считает ближайшей задачей союзов повести работу по созданию благоприятных условий для выработки новой трудовой культуры, заключающейся в умении интенсивно работать и в усвоении новых рациональных трудовых навыков, удобных установок рабочего в производстве и культурного производственного поведения рабочего».

…Теперь мы хотим сказать несколько слов об «особых позициях» профсоюзов в вопросах нормирования.

Может ли быть при современных условиях в Советском государстве какая-либо особая позиция профсоюзов в методах производственного анализа и в самом способе определения норм? Нам кажется, что ответ на эти вопросы может быть только отрицательный.

Разница в методах может быть, может быть разница в приемах анализа и приемах расчета, но думать, что эта разница может быть связана с некоей особой социальной позицией профсоюзов, это значит допускать начала классовой борьбы в самой методике измерений.

Могут быть особые направления, особые школы, но они так же могут быть, как могут быть особые школы и направления в современной технике.

Мы можем только установить, что если наши хозяйственники специально и преимущественно отвечают за производственную эффективность предприятий, а профсоюзы специально и преимущественно за благосостояние работника, — но тем и другим одинаково дороги успехи социалистического хозяйства, его непрерывное улучшение, т. е. его рационализация.

Отсюда можно установить, что тип ответственности хозяйственника и профсоюза различный, а, следовательно, так сказать, поле зрения, поле забот несколько различное. Профсоюзы более, чем хозяйственники, призваны заботиться о восстановительных мерах государства по отношению к работнику. У нас есть особый наркомат — Наркомтруд, задача которого и заключается в том, чтобы уже с чисто государственной точки зрения устанавливать постоянно единую политику с учетом указаний и хозяйственников и профсоюзов.

Профсоюзы так же не могут иметь своей особой позиции в деле нормирования, как они не могут иметь особой позиции в вопросах измерения работы машин. Но особенно внимательно, в силу своей особой ответственности, относясь к интересам работника, профсоюзы должны все время сопрягать нормы с восстановительными ресурсами рабочего класса.

Социалистическое государство, устанавливая 7-часовой рабочий день, а следовательно, увеличивая восстановительный период, связывает повышение норм именно с увеличением восстановительного периода.

Профсоюзы и должны работать над урегулированием, над лучшим использованием этого восстановительного периода, улучшая как заводский, так и внезаводский быт рабочего, вплоть до лучшей, более культурной организации рабочего досуга.

Проведение 7-часового рабочего дня профсоюзы поняли не только как призыв к отдыху, а и призыв к наибольшему организационно-трудовому напряжению.

Вот почему профсоюзы теперь, и более чем когда бы го ни было, связывают вопросы нормирования с происходящей рационализацией производства…

 

Организация производства как наука

[72]

Совершенно исключительные условия работы ЦИТа дали возможность постоянно сопоставлять состояние науки об организации производства с громадными практическими запросами. С самого начала нашей работы мы стремились к тому, чтобы теория и практика не только были бы в обычном отношении чистой науки и поля ее приложения, — нет, не только так. Мы стремились, а теперь все более и более стремимся все время обставить нашу практику контрольными данными, мы стремимся так «препарировать» практику, чтобы она в своем проявлении была обставлена исследовательскими работами. При таком положении уверенность и решимость в построении теории получается не только в результате чисто внутренней гармонии тех или иных положений, определений и расчетов, а и в широте приложения данного метода.

И если прежде принцип «узкой базы» был победоносен для нас как метод, то широкое поле нашего практического действия настоятельно звало нас к системе.

Система создавалась постепенно: это было именно в результате перехода от вида к типу, от практического объекта к множеству объектов. И может быть у нас не было бы никогда такой жажды системы, как в период широкой практической работы.

Касаясь в своей деятельности с громадным и разнообразным полем работы, мы совершенно неизбежно стали вырабатывать не только метод, но и стандарты методов. От метода мы перешли к методологии. Словом, мы живем как никогда в период созидания не только «метода ЦИТа» как способа формирования рабочей силы для производства, а в период создания научной школы в области организации производства. Вот эта школа, эта «своя дорога» и позволяет отдать отчет в том, в каком же именно состоянии находится проблема организации производства как наука.

Организация производства как проблема прежде всего была уделом и даже «профессиональной тайной» предпринимателя. Еще и теперь есть такие течения, принимающие нередко «научный» характер, в которых предпринимательское начало считается решающим в организации производства. Такова французская школа Файоля с ее высокой оценкой активности и изобретательства в области организации. Крайний субъективизм, некое идеалистическое начало — характерные черты этой доктрины.

Значительно выше, объективнее, убедительнее становится трактовка проблемы организации производства, когда она принимает характер рационалистической доктрины, как часть общего внедрения в современную технику научных начал, т. е. когда вместо техники как эмпирической проблемы практиков-изобретателей появилась наука о технике, т. е. технология.

Собственно говоря, именно с того времени, как появилась технология как наука, с того времени и начинается внесение научности в организационные проблемы производства. Более того: технология послужила началом не только организации производства как научной проблемы, она явилась истоком постановки вопросов по изучению человеческого труда. С этой точки зрения наука о человеческом труде может называться трудовой технологией.

Тэйлор был первым (и до сего времени не превзойденным) инициатором науки об организации производства. Он внес начала измерения в такие производственные процессы и в такие трудовые процессы, которые еще не были покрыты так называемым машинным (а следовательно, объективным) рабочим временем. Он же довел до теоретически возможных пределов и само машинное время, подчинив его началам экономического использования.

Однако Тэйлор не дал системы, не дал попытки раскрыть организацию производства и труда как единого все время совершенствуемого агрегата.

Тэйлор, опираясь на труды Адама Смита (а в то же время на труды французских энциклопедистов), раскрыл более чем кто-либо аналитическое начало в производстве.

В его учении не выступало синтетическое начало, так решительно проявившееся у Форда и в свое время предсказанное Марксом.

Тэйлор, давший не только анализ по операциям, но и по отдельным приемам, давший изумительный прогноз расчленения трудового обслуживания производства по функциям, до того был поглощен этим аналитическим началом, что не только не развил свою доктрину в сторону агрегирования производства, но проделал плодотворную эволюцию как бы опять «назад», в сторону чистой технологии, перейдя от механики к химии (быстрорежущая сталь).

Но в то же время, совершенно несомненно, что именно Тэйлору современная организация производства обязана началами научности. Эта научность заключается во внесении исследовательского метода, как постоянно сопровождающей функции производственной деятельности. Он — бесспорный основатель науки об организации производства.

Наука эта все же до того молодая, что совершенно правомерно поставить вопрос: сложилась ли она и каковы ее основные характерные особенности? Есть ли у этой науки свой особый предмет?

Многим кажется, что научная организация производства и труда стала складываться в науку вместе с появлением (и благодаря им) таких дисциплин, как психотехника и физиология труда.

Мы склонны думать, что это не так. Поскольку и психотехника и физиология труда растут как замкнутые дисциплины, оторванные от организационных тенденций производства, они не только не обогащают наше организационное познание производства, но даже создают нередко непроизводительные затраты научных сил и средств и создают научные иллюзии. Только такие тенденции, которые представлены, например, у проф. Заксенберга (Дрезден), тенденции исследования психических моментов, сопряженных с определенной формой производства (цепная работа), обогащают организационную науку. Точно так же и физиологи, вступившие на этот путь, несомненно, идут в верном направлении.

Нам в ЦИТе пришлось в этом направлении пройти поучительный путь от попыток лабораторного ансамбля до трудовой клиники, где биологическое изучение располагается в рамках организационно-производственного анализа и организационно-производственных регистрации.

И перед нами стал вопрос: что же предрешает в науке об организации производства — биология ли предрешает производственную организацию или, наоборот, производственная организация диктует биологии ее проблемы и решения. Мы утверждаем, что именно не только проблемы, но и решения. Ведь, в конце концов, в науке о труде, в трудовой технологии наиболее важный вопрос — это соотношение между работой и отдыхом.

Но именно здесь-то и приходится, как это ни странно, этот вопрос сопрягать (в соответствии с формами производства) с периодами (большими и малыми) объективного производственного процесса. «Решения» абсолютного не получается, но решение в форме распределения времен диктуется все же только цикличностью и функциональной перемещаемостью и ритмикой объективного производственного процесса. Огромное значение приобретают биологические противопоказатели труда, но никак нельзя все же, например, приходить к выводам о замедлении производственного процесса во имя отдыха данного индивидуального работника. Уж лучше увеличивать живые запасные резервы, чем замедлять производственные скорости. Обратное решение абсолютно противоречит самой идее технического и организационного прогресса.

Истоки и база науки об организации производства

Не подлежит никакому сомнению, что именно массовое и строго специальное производство было всегда источником для построения тех или иных положений для организационно-производственной науки.

Так это вскрылось со всей убедительностью в XVIII веке, когда французские энциклопедисты зафиксировали в знаменитой «Энциклопедии» булавочную мануфактуру и дали формулировки принципа разделения труда.

Так это проявилось в XIX веке в период бурного развертывания текстильного машиностроения, в котором так резко проявилась тенденция множественности инструмента и уплотнения на базе одного объекта производства: волокна. Маркс как аналитик производства должен был признать текстильную промышленность «первообразованием машинной индустрии» и не только вслед за А. Смитом дал анализ мануфактуры, но дал богатейшее аналитическое изложение организации машинного производства. Маркс в сущности был первым, кто дал основные формулировки науки об организации производства со всеми ее важнейшими, тогда еще только обозначавшимися тенденциями (органические и гетерогенные типы мануфактуры, кооперативный и расчленяющий принцип, непрерывность, агрегатность, организационный автоматизм).

В дальнейшем прогресс создания науки об организации производства и труда был тесно связан уже с машиностроением как таковым и точным машиностроением.

Конец XIX века и первая четверть XX (и именно наши дни) ознаменовались развертыванием таких огромных масс в производстве машиностроения, что целый ряд технологов, виднейших ученых s области технической механики отдали свои силы изучению чисто организационных вопросов в производстве.

Мы еще живем в эти дни научного обогащения и чрезвычайно трудно дать исчерпывающий генезис новейших организационных тенденций в производстве. Однако мы позволим себе попытку указать на один из мощных и, на наш взгляд, определяющих истоков организационной науки.

Мы имеем в виду военное производство, производство предметов военного снаряжения. Зачарованные идеями Форда, современные обозреватели в большинстве случаев связывают новейшие организационные тенденции в производстве с техническим прогрессом Америки как таковой. И Форд, конечно, — самый крупный феномен-организатор, а фордизм— та идея, которая теперь жадно воспринимается на всех материках нашей планеты.

Но родина точного машиностроения, родина точного массового машиностроения, — конечно, Европа. Это— военное производство наиболее милитаристических стран.

Английские, французские, германские и, упоминаем особо, шведские арсеналы — вот где создавалось медленное, проводимое в секретной тиши технических бюро, в инструментальных мастерских оружейных заводов развертывание массового, точного военно-снаряжательного производства. А такие заводы, как Крупп, Крезо, Шкода, Леве и другие, по существу и создали огромные армии развертывателей и организаторов производства. Вот их-то и импортировала Америка в свою военную и штатскую промышленность; и наиболее символическая фигура из них — Иогансон, начальник шведского арсенала, теперь член правления компании «Форд-мотор».

Именно здесь-то в военных заводах разрослись до необычайных размеров и до виртуозных пределов точности такие три оплодотворяющие производство мастерские: 1) инструментальная, 2) мастерская приспособлений и 3) мастерские лекал. Именно здесь-то во главе мастерских стоят несменяемые долгие годы ученейшие специалисты часто с большими академическими именами.

Именно здесь-то творится неопубликовываемая наука об организации производства. Тысячи докладов, миллионы чертежей, колоссальное количество производственных и контрольных эталонов ценятся гораздо выше, чем ученые диссертации на новейшие темы об «общих принципах» производства, в изобилии компилируемых профессорами и литераторами для «широкого круга читателей».

Вопрос о военном производстве настолько велик, что даже самое общее представление о нем нельзя дать а пределах статьи. Но укажем все же еще на некоторые интересные особенности, постепенно накладывающие свою печать на штатское производство. Это — производство точного машиностроения.

Наиболее знаменитые фирмы точного станкостроения в Европе и Америке возникли при арсеналах и заводах военного снаряжения и уж потом эмансипировались от них в самостоятельные предприятия и стали наводнять штатскую промышленность.

Не менее интересен, конечно, и факт проникновения специальной пиротехнической технологии в штатскую промышленность.

И вот этот изумительный симбиоз военной промышленности со штатской делает военную промышленность по существу истоком всех новейших реконструктивных тенденций в производстве.

Наряду с военной промышленностью и методологически непосредственной питаемой ею штатской мы должны обозначить еще целый ряд производств, являющихся базой и в то же время огромной лабораторией организации.

Текстильное производство — этот изумительный феномен массовости и специализации — не только давало питание науке об организации своим принципом крайнего машинизированного расчленения, но в силу той же специализации и массовости оно продемонстрировало в неимоверно высокой степени принцип уплотнения операций, а через него неизбежно дало функциональную форму работы.

Железнодорожное дело как производство, и вообще производственно-транспортные организации (авиамагистрали, автотранспорт, морской и речной транспорт), интересно тем, что оно представляет из себя огромный производственный организм, не замкнутый в закрытых фабриках, заводах и вообще «помещениях», а открыто на необъятных тысячекилометровых расстояниях действующий машинный агрегат, работающий по принципу непрерывности, строгой синхронности и функционального разделения труда и управления.

Строительное дело, издавна бывшее сборочно-массовым, на наших глазах усваивает мощные реконструктивные тенденции, поражающие своими скоростями, идущими за счет уменьшения массы и усовершенствования вещества, является открытой, доступной публичному обозрению организационной лабораторией. Организационная анатомичность производства здесь все более и более выступает со все поражающей четкостью.

Массовость в сочетании со специализацией является в дальнейшем развитии всякого производства базой для раскрытия новейших организационных тенденций.

Таковы наиболее разительные: прокатное дело, электротехнические производства слабого тока, производства платья, обуви и головных уборов, пищевое дело, дело угольной добычи и проч.

Массовое производство на основе специализации, подгоняемое развитием точных и скоро работающих машин, является той базой, на основе которой только и можно познать законы организации и вскрыть грядущие организационные тенденции.

Попытки создания так называемой организационной науки вне связи с конкретными тенденциями машинизированного массового производства неминуемо обрекаются на неудачу. И именно потому, что все современное развитие организации производства идет не только по горизонтали (по цепи производства), но и по вертикали — путем функционального расчленения работы машин.

Экспериментальный момент в науке об организации

Развитие массового производства в последнее время поражает такими количествами продукции, к которым совершенно не было подготовлено сознание производственника XIX века.

Тысячные количества штук (или торговых единиц длины и веса) стали казаться для современного производственника анахронизмом. И дело идет уже не о таких мелких вещах с короткими обработочными периодами, как булавка, иголка, гвоздь, заклепка, — в миллионных и даже миллиардных количествах с одного предприятия выпускаются или могут выпускаться такие объекты, как железные листы, сортовое железо, чушки, скрепляющие механизмы и громадное количество самых разнообразных изделий военного и штатского производства.

При таких потрясающих количествах и скоростях производства момент экспериментирования, графического учета, анализа и изучения становится не тем, что называется «наукой», вносимой в производственную «практику». Наука становится органической частью производства.

Особое значение исследовательски-экспериментальный момент имеет в период развертывания производства. Машиностроительный завод, рассчитанный на миллионные и многомиллионные выпуски, развертывается в сроки до 2 и более лет (когда дело идет о новой модели), пока он не будет пущен как регулярно действующее предприятие. Машиностроительный завод для производства объекта, скажем, в 80 деталей требует для своего функционирования, кроме оригинальных специальных станков, примерно около тысячи номенклатур инструмента, столько же примерно номенклатур операционных приспособлений и, наконец, такое же примерно количество лекал. Именно этими материальными моментами выражается «установка производства».

Без точных измерений, без испытаний, без графиков, без испытательных станций, без контрольно-калибровочных наблюдений нельзя развертывать производство, как нельзя в дальнейшем его и совершенствовать. Вот вся эта исследовательская работа в производстве, как это ясно видно из нашего изложения, состоит не в том, чтобы проводить приложение науки в технику, а — картина резко изменяется — в том, что научно-исследовательская работа становится органической, и притом оперативно-обязательной (неизбежной), частью производства. Если можно так выразиться, наука становится не «прикладной», а именно вы-ра-жа-ю-щей производство.

С этой точки зрения не может быть проблемы о «внесении» НОТа (научная организация труда) в производство, нет проблемы «рационализации»; эти проблемы — не вопрос внешне привнесенной научной культуры в производство, а вопрос совершенно неизбежной внутренней эволюции современного производства.

Производство, преследуя определенные хозяйственные цели, в то же время своим огромным агрегатом представляет из себя грандиозную, оперативно нужную (работающую не по фаустовски-ремесленному вдохновению) экспериментальную лабораторию.

Нас, однако, подстерегает вопрос со стороны так сказать профессиональных экспериментаторов-лаборантов: а где же нарочный, углубленный лабораторный эксперимент чисто изыскательного характера?

Мы считаем, что эта проблема углубленного эксперимента находит себе почву именно в представленной нами выше концепции.

Углубленный чисто изыскательный эксперимент ведь представляет из себя отдифференцированную частную операцию от сложного комплекса оперативно идущего эксперимента. И на производстве он найдет и больше организационных возможностей, чем в университетской лаборатории, и несравненно более богатые инструментальные возможности.

Нечего и говорить, конечно, что объектом этих экспериментальных исследований становятся не только мертвые объекты производства (сырье, полуфабрикат, продукция, инструмент, машины, механизмы, операции, функции), а и сам живой субъект производства — работник. Трудовую клинику в ЦИТе мы не считаем специфической принадлежностью научно-изыскательного института, мы представляем возможность ее организации в любом предприятии массового производства.

Это феноменальное развитие контрольных и вытекающих из них исследовательских работ в производстве и сообщает этому последнему характер научно-организованного.

Вот именно эта черта оперативного онаучивания производства выводит значение научности в производстве за рамки создания лишь какой-то особой новой дисциплины — научной организации производства. Дело идет о новой культуре науки, о крушении ремесленно-университетских методов в науке, о создании научно-организованной, строго оперативной, научно-исследовательской работы.

Но в данном случае мы пока ответим на один узкий вопрос: обеспечена ли экспериментальная сторона в науке об организации производства? Она обеспечена, если можно так выразиться, с избытком.

И для огромной армии этих оперативно работающих исследователей, конечно, не столько важна экспериментальная база их работы — она обеспечена, — сколько методологическая, т. е. проблема группировок и анализа экспериментального материала.

Главнейшие проблемы науки об организации производства

Итак, можно считать установленным, что новейшие формы организации производства и экспериментализм являются сторонами одной и той же медали, можно считать установленным, что задача экспериментального обогащения производства разрешается эволюцией самого производства, а отнюдь не гениальной инициативой изобретателей рационализации. Это последнее было бы слишком провинциальным представлением о современном развитом производстве.

При таком положении чрезвычайно важно, конечно, предостеречь всех работников в области организации производства и труда от переоценки самостоятельной лабораторной работы, поскольку экспериментализм и лабораторность становятся неотъемлемой функцией самого производства.

Очевидно, гораздо настоятельнее встает вопрос о тех методологических посыпках, которые помогли бы организовать рассмотрение, расположение и обработку этого безостановочно поставляемого экспериментального материала.

Это значит, что на первый план выдвигаются проблемы:

1) строгих научных определений основных составляющих организации производственного процесса;

2) определений составляющих трудового процесса;

3) установления законов и стандартов анатомизации производственного процесса;

4) аналитических законов производства, т. е. организационных тенденций по раскалыванию производственного процесса на отграниченные акты;

5) синтетических законов, т. е. тенденций по непосредственному связыванию и сложной композиции этих актов в организационные агрегаты;

6) на основе всего этого, а в известной части и как общее предрешение— проблемы форм производства как в их генезисе, так и в монографическом описании.

Проэцируя от этих проблем, можно трактовать и такие проблемы, которые можно назвать трудоведением в производстве, и главнейшие из этих проблем:

1) трудовая типология в соответствии с производственными формами;

2) установка работника в соответствии с этими формами и, наконец,

3) формирование (воспитание) работника — опять-таки в соответствии с этими формами.

В каком же состоянии находится наука об организации производства и труда в свете фиксированных выше проблем?

Надо совершенно определенно сказать, что эта наука находится еще в самой начальной стадии формирования.

Начнем с определений.

Безусловно, зрелость какой-либо науки можно установить наличностью известного количества основных определений.

Всякий, просматривающий печатные труды по вопросам организации производства (будет ли это журнальная статья или большой том «системы» или «теории»), поразится или скудостью или даже полным отсутствием этих определений.

Даже нет определений таких понятий, как организация, четкого разграничения организации производства от организации труда, не говоря уже о понятиях «операция», «прием»; чрезвычайно популярный термин «стандартизация» то отождествляется с нормализацией, то понимается как типизация. Недаром в заграничной прессе был поднят вопрос о конкурсе на определение такого архипопулярного термина, как «рационализация».

Нечего и говорить, что в более сложных областях композиции науки, чем проблема первоначальных определений, дело обстоит еще печальнее.

Формулировка и развитие аналитических и синтетических законов производства заменяются чисто хроникальными описаниями.

Такой популярный вопрос, как «реконструкция производства», оказался у нас, например, как это ни странно, совершенно не освещенным со стороны органов, ведающих этой реконструкцией.

Что же касается ответственных формулировок в отношении самих производственных форм, то это наименее любимая и наименее популярная тема для исследователей.

Зарубежная литература в этом отношении тоже не открывает каких-либо радостных горизонтов.

Характерно, что в немецком сборнике, посвященном непрерывному потоку (комиссии при германском союзе инженеров), мы нашли только одну страничку с попытками определения таких элементарных понятий, как «операция»…

Вместе с тем никак нельзя пожаловаться на количественную скудость литературы по организации производства. Мало того, все растет количество книг и попыток, имеющих характер «систем», «принципов» и «теорий». Конечно, спрос рождает предложение…

Но необходимо установить, что эти попытки без предварительной аналитической и экспериментально-производственной культуры обречены на неудачу.

Только продолжительная работа над частными аналитическими проблемами, только освоение со всем многообъемным экспериментализмом новейшего производства является достаточной гарантией успеха в деле создания основ науки об организации производства.

Гарантией цельности построения науки здесь явится не столько желание сообщить формальнологическую последовательность изложению, сколько непрерывное обращение к единому конкретному источнику — экспериментально проводимому (без анонсирования этого эксперимента как «научного») наиболее развитому современному производству.

 

Установочные цехи предприятий

[83]

Чем больше идет процесс уплотнения производственных операций, чем более уплотняется рабочий день оператора в основных цехах предприятий, тем все более вырастает значение установочных (обусловливающих высокую производительность) средств этих предприятий. И наоборот, с еще большей силой, чем сильнее представлены в предприятии установочные средства, тем производительнее, уплотненнее и интенсивнее работают основные производственные цехи.

Для массово-поточного производства эти положения имеют характер аксиомы. Но и для серийного они имеют такое же значение, лишь только они менее очевидны, менее доказательны.

Характерным примером в этом отношении нам представляется маневр, осуществленный бригадой ЦИТ на заводе им. Павлова: упорядочением работы установочных средств достигнуто такое уплотнение работы основных производственных цехов, что оказалось возможным получить некоторое увеличение продукции. Незначительное увеличение установочных средств и их упорядочение дали выигрыш производительности смены на 50%. Конкретный анализ эффективности показывает, что в известный момент жизни предприятия увеличение установочного персонала на 2–3 человека дает выигрыш работы в основных цехах, выражающийся ежедневно 50 человеко-днями и больше.

Но гораздо большая эффективность получается, когда усилия по установочным средствам выражаются в создании больших и малых технических приспособлений или же целых машин-орудий.

Если в вышеприведенном примере по заводу им. Павлова эффект работы основных цехов достигался развитием установочных средств в их организационном выражении, в поведении персонала настройщиков и установщиков, то приспособления и новые машины-орудия представляют овеществленные технические гарантии уплотненной и высокопроизводительной работы основных цехов. Приспособление, изготовленное в инструментальной мастерской предприятия (один из установочных цехов завода) для одного из станков основных цехов и потребовавшее 30 час. работы рабочего 7-го разряда, дает выигрыш в производительности станка в 10% при работе рабочего 3-го разряда. Через три месяца работы приспособление себя окупает, гарантируя и в дальнейшем десятипроцентное увеличение производительности.

Изготовление нового штампа в инструментальной мастерской для специального станка вместо изготовления изделия токарной, фрезерной, ручной работой делает целый переворот, при котором стоимость штампа окупается уже в течение первого дня работы.

Вот почему так возрастает значение установочных средств в современных предприятиях: установочные средства — это потенциал огромной производительности основных цехов. Отнимите у современного предприятия его установочные средства, — основные цехи будут не только дезорганизованы, они на полстолетие будут отброшены в своей производственной культуре, в своей производительности.

Примеры близорукого отношения к установочным средствам не так редки. Но один из разительных примеров этого пренебрежения дала, например, наша текстильная промышленность, года четыре назад выхолостившая из фабрик ремонтные цехи и уничтожившая производство запасных частей оборудования.

Для нашей машиностроительной промышленности настоящий период характерен именно тем, что она вступила в высшую стадию технического освоения. Эта высшая стадия технического освоения заключается в том, что от овладевания технологическими процессами во всем их разнообразии машиностроение овладевает всей связной совокупностью этих процессов в форме ритмического непрерывного потока. Но вот эта непрерывность и ритмичность и покупается ценой высокой культуры установочных средств предприятий.

Высококультурное функционирование основных производственных цехов, осуществляющих непосредственный характерный для данного производства технологический процесс, обусловливается работой установочных средств предприятия.

Процесс такого окультуривания работы характерен не только для машиностроения, но и для металлургии и для угледобывания, где шахта по мере ее механизации превращается в завод с высокоразвитыми установочными средствами.

Установочные средства предприятий (как в лице установочного персонала, так и в виде механизмов и сооружений) вторгаются в самые основные цехи, но в то же время они все более и более отлагаются в особых образованиях, которые в отличие от основных позволительно назвать установочными цехами.

Если основные цехи характерны тем, что они выражают свойственный данному производству технологический процесс по добыванию, обогащению, обработке, сборке, отделке того продукта, который выпускается предприятием, то установочные цехи не имеют непосредственного технологического контакта с характерным для предприятия изделием или продуктом, они работают по обслуживанию этого технологического процесса.

Наиболее ранним образованием в ряду установочных цехов явился ремонтный. Его можно найти всюду: и в машиностроительных предприятиях, и в металлургии, и в угле, независимо от степени механизации данного производства. Ремонтный цех можно найти и в бумагоделательных фабриках, и в мыловаренных заводах, и, в текстильных фабриках, и в химических заводах, в совхозах и колхозах.

На ранних ступенях развития технико-установочной культуры задачи ремонтного цеха были универсальны: он ремонтировал и инструмент, и машины, и сооружения, и даже здания предприятия. Универсален был и тип рабочего, характерный для ремонтных цехов; это был большею частью слесарь-универсал (котельной и механической квалификации вместе), универсал-плотник, универсал-столяр.

По мере организационно-технического прогресса предприятий, увеличения их масштаба, специализации оборудования и инструмента обозначилась дифференциация и количественный рост установочных цехов.

Ремонтный цех прежде всего раскололся на две части: инструментальную и собственно ремонтную, куда отошли наиболее громоздкие объекты ремонта.

Инструментальный цех в двадцатом веке показал дальнейшую дифференциацию. Он постепенно выделял следующие образования в форме самостоятельных цехов: мастерская приспособлений, мастерская нормального инструмента, мастерская специального инструмента, мастерская штампов, мастерская шаблонов и лекал, мастерская универсального измерительного инструмента.

Чтобы судить о их величине, можно привести пример Сталинградского тракторного завода, в котором по проекту в одной только мастерской штампов определялось 400 рабочих.

Вместе с ростом числа установочных цехов, с ростом их масштабов и постоянством их функций в них резко менялась организация производства и труда, резко менялся и тип рабочего.

Вместо всеспасающей слесарной работы появились механические мастерские и не только с универсальными, но и со специальными станками. Обозначилась резкая дифференциация производственных операций и, наконец, появились все признаки массового производства с рабочими низкой квалификации.

Было бы неосмотрительно устанавливать некие абсолютные законы, выражающие строение и формы организации этих установочных цехов. Их формы находятся в тесной зависимости от масштабов предприятий и их форм организации. Но одно несомненно, что старый кустарный тип рабочего, «самообслуживания» инструментом, ремонтом и всякого рода питанием подсобным материалом в преобладающем большинстве предприятий, созданных в первую пятилетку, этот тип ликвидируется и заменяется наиболее совершенной формой установочного обслуживания со стороны специального персонала и со стороны особых установочных цехов.

Если мы попробуем перечислить все цехи и службы современных предприятий, несущих установочные функции, то мы всегда рискуем преуменьшить их количество: таков их размах и разнообразие.

Попробуем дать перечисление, ориентируясь на наши крупные машиностроительные, металлургические и угледобывающие предприятия. Вот он: мастерские нормального инструмента, мастерские специального инструмента, мастерские по изготовлению штампов, мастерские по изготовлению кондукторов, мастерские по изготовлению шаблонов и лекал, мастерские по изготовлению универсальных и специально измерительных приборов и инструментов, ремонтные мастерские центральные, ремонтные мастерские цеховые (подземные в угле), ремонтные мастерские по изготовлению запасных частей оборудования (машиностроение, доменное производство, мартеновское, прокат, угледобывание), электромеханические мастерские, мастерские аварийные, шорные мастерские, цехи строительного ремонта, цехи деревообделочного ремонта, цехи воздуходувные (металлургия, уголь), цехи, производящие энергию, цехи по хозяйственному обслуживанию предприятий, цехи безопасности (пожарная, общая и военная охрана); сюда же надо отнести «цехи» рабочего питания (столовая) и ОРС с их особыми хозяйствами; сюда же надо отнести службы по поддержанию чистоты и порядка на предприятиях.

Повторяем, наш список может оказаться неполным. Во всяком случае несомненный факт, что современные предприятия кроме огромных основных производственных цехов именно б целях их наиболее полной, уплотненной и интенсивной утилизации все более и более обрастают огромным количеством цехов, назначение которых — постоянная установка производства, его обслуживание, уход за ним.

В этих цехах (установочных) занято до 1/4, до 1/3 всего количества рабочих; иногда оно доходит до 1/2. Уже эта величина показывает, что мы в лице установочных цехов имеем устойчивое и все растущее новое образование в жизни новейших предприятий.

Имеются ли здесь извращения? — Конечно, есть, и извращения немалые. Извращения выражаются главным образом в том, что насаждение установочных цехов и их масштабы часто проходят по шаблону, по аналогии; их конкретная работа не стоит в тесной непосредственной связи с работой и календарными потребностями основных цехов. Но так или иначе установочные цехи это — мощный рычаг как наиболее экономичного функционирования, так и быстрого развертывания предприятий.

Было бы опрометчиво создавать нормы соотношений между установочными и основными производственными цехами. И это не только боязнь шаблона и казенщины. Дело в том, что цехи, называемые нами установочными, могут в известной степени существовать вне данного предприятия на правах самостоятельных предприятий. Так изготовление нормального инструмента идет в предприятиях лишь в силу недостаточного развития инструментальных заводов. Производственная автаркия, при которой наши заводы делают для себя все, несомненно постепенно будет умеряться по мере развития специальных заводов. Даже специальный инструмент, штампы, приспособления могут, если не целиком, то в форме определенных стандартизованных частей (габариты, корпуса, втулки для отверстий в кондукторах, державки, оправки и пр.), изготовляться на специальных заводах. Разросшиеся установочные цехи на наших предприятиях рано или поздно поставят вопрос о создании целой серии специальных установочных заводов. Если это произойдет, го предприятия, получая нормальные изделия и стандартизованные части, будут производить некоторую специальную пригонку и монтаж в соответствии со своими специальными целями.

Экономически это будет очень выгодно, но в организационном отношении здесь будут известные трудности в смысле точного планового распределения установочной продукции по предприятиям.

Именно в предвидении этих возможностей в соответствии с этими организационными тенденциями мы изложим в дальнейшем новое особое образование, которое мы назовем монтажно-установочным цехом машиностроительных предприятий.

Мы представим ниже, как последние работы ЦИТ в области организации производства, или точнее в области организации технических средств производства, привели и теоретически и практически (силами цитовских предприятий № 1 и 2) к созданию монтажно-установочного цеха.

Работы ЦИТ в области организации технических средств производства (машин-орудий) были неоднократно освещены как в нашем журнале «Организация труда», так и в общей печати (специальные сборники, статьи в газетах «За индустриализацию» и «Техника»).

Техническая характеристика наших работ состоит в том, что, изготовляя агрегаты машин-орудий (вращательные, прямолинейно-поступательные, скоростные механизмы, механизмы автоматизации и пр.), мы разрешаем задачу конструирования и монтажа бесконечно большого количества станков — универсальных, узкоспециальных, комбинированных.

Организационно-производственная характеристика состоит в том, что, проектируя производственный поток, поток строго ритмизированный, или форму производства крупносерийного и, наконец, оригинального, мы включаем в самый проект не только технологический процесс, но и сами машины-орудия, проектируемые в строгом соответствии с специальными технологическими заданиями, а не только подбираем станки по каталогу (и которые подходят).

Лучше всего как отправную возможность иметь в виду наиболее совершенные типы универсальных машин-орудий автоматов. Проектант технологического процесса, отправляясь от этих станков, должен рассматривать их как бесконечно возможную комбинацию кинетических схем, теоретически дополняя реально-конструктивные возможности. Технологический проект именно в раме всех этих кинематических возможностей должен представлять собой последовательно идущие звенья в общей технологической ленте. Основные определяющие технологические базы определяют начальные звенья ленты и все важнейшие технологические моменты. В результате мы будем иметь технологический проект, независимый от тех типов станков, которые имеются в каталогах, но в то же время теоретически наиболее совершенный.

Однако это проект в эскизе. Чтобы он был совершенно реальный и вполне современный, мы должны точно запроектировать его, приняв во внимание всю сложившуюся техническую культуру, представленную: 1) в нормальных рабочих инструментах, 2) в нормальных контрольных инструментах, 3) в специальных инструментах, 4) в специальных и универсальных приспособлениях и, наконец, 5) в специальных станках, сконструированных для строго специальных операций.

Так как, несмотря на ошеломляющие новшества в конструкциях специальных станков, их моральный износ приходит сравнительно быстро (до одного-двух лет), то при больших и устойчивых масштабах производства гораздо выгоднее биться за самую модернизированную модель станка, т. е. конструировать и монтировать его совершенно заново и в строжайшем соответствии с конкретнейшим заданием технологического звена в цепи.

Но конструировать и монтировать данный станок, а тем более десятки и сотни по оригинальным проектам — дело чрезвычайно длительное, требующее большого специфического опыта и риска. Одно только изготовление генеральных и рабочих чертежей потребует полгода или год при огромном штате конструкторов и чертежников. Изготовление деталей, всегда оригинальных (заготовок и отделок), и монтаж станков с их производственным опробованием займет минимум год. А в это время уже подкрадется неумолимый морально-технический износ моделей.

И вот тут и приходит на помощь система агрегатно-стандартного конструирования и монтажа машин-орудий.

На основе всей современной материальной и конструктивной культуры станкостроения получаются стандарты агрегатов, из сочетания которых можно получить какие угодно типы и размеры машин-орудий. При наличии конструктивных стандартов (агрегатов), а также стандартов общего характера (нормальные ряды диаметров, стандарты допусков валов и отверстий посадок, конусов, резьбовых соединений, а также так называемых нормальных деталей), в корне видоизменяется вся техника конструирования, изготовления генеральных и рабочих чертежей; изменяется в корне самая организация производства деталей и монтажа станка.

Самым ответственным делом является то, что можно назвать эскизом станка, так как изготовление станка должно быть проводимо именно по монтажному эскизу.

Практическая реализация всего этого в предприятиях ЦИТ (заводы № 1 и № 2) дают возможность уже совершенно конкретно установить всю работу монтажно-установочного цеха предприятия.

Завод № 1 в основном переходит на изготовление агрегатов и монтаж специальных станков. Завод № 2, имея как основное задание изготовление запасных авточастей, развернул монтажно-установочный цех по монтажу станков для звеньев в потоке по изготовлению поршня, пальца и других деталей.

В таком распределении ролей мы хотели бы видеть известный прообраз всей промышленности по изготовлению станков. Станкостроительная промышленность как таковая должна быть производством агрегатов; самый же монтаж станков осуществляется в монтажно-установочных цехах машиностроительных предприятий в соответствии с узко-специальными технологическими задачами данного предприятия.

Таким образом разрешается то неустранимое производственное противоречие, которое задерживает рост станкостроительной промышленности. Станков требуется все больше и больше, их моральный износ становится все быстрее и быстрее. Специальные станки требуются в производстве во все возрастающей прогрессии. Модели делаются все более причудливо-оригинальными. И понятно, что станкостроение во всем мире (и в том числе у нас) развивается в формах оригинально-штучного и мелкосерийного производства. Никто и не представляет себе станкостроение на современной конструкторско-монтажной базе поставить как массовое производство, а тем более сверхмассовое.

Но производство станочных агрегатов делает возможным решительный перевод станкостроения в массовое производство и даже в сверхмассовое. Оригинальным останется именно монтаж, поставленный как особый цех (монтажно-установочный) при отдельных машиностроительных предприятиях. Заготовки (литье, ковочные работы, штамповка), механическая обработка (обдирка, шлифовка, термическая обработка) и сборка агрегатов могут идти в массовом производстве; сборка самых оригинальнейших конструкций станков — как производство индивидуальное. Однако и в этом последнем положении (монтаж оригинальных станков) производство может быть приближено к скоромассовому целым рядом стандартно-монтажных приспособлений.

Изготовление станков в заводах ЦИТ (№ 1 и № 2) уже дает основание для выработки определенной схемы организации производства станков.

На своих плечах мы вынесли следующий опыт в этом отношении: изготовление простейших специальных станков для заводов машиностроительной промышленности, изготовление сложных полуавтоматических станков, изготовление многошпиндельных полуавтоматических станков для заводов, составление проекта завода масляных насосов на основе стандартно-агрегатных станков, в работе находится проект станкостроительного завода прецизионных станков, изготовление ряда специальных станков на заводе № 2 для пролета поршней и пальцев.

Укрепление монтажно-установочного цеха как нового производственного образования на заводе № 2 дает нам возможность, с одной стороны, разрешать совершенно конкретные конструктивные задачи для завода № 2, в то же время мы на базе этих конкретных задач постепенно строим новый тип обслуживания цеха капитальными установочными средствами.

Вопрос, трактуемый нами, в настоящее время надо считать в его принципиальном выражении совершенно бесспорным. Когда проводилось общественно-техническое обсуждение типа станка ДИП (WDF) как символа нашего станкостроения, тогда уже выявилось единодушное мнение конструкторов в направлении отхода от исключительно универсальных моделей к специальным и, во-вторых, тогда же был признан принцип агрегатного конструирования и монтажа станков.

Позднее обозначились два знаменательных факта — организационно-производственного и теоретического порядка. Официальная программа станкостроения была определена резко в сторону специальных станков. В теоретической области обозначилась «единая формула резания», отвергавшая старые специфические токарные и фрезерные теории. В иностранной печати (Германия) появилась смелая классификация станков по числу резцов (Кронсборг): однорезцовые (классически-токарные), двухрезцовые (сверловочные), многорезцовые (токарные, фрезерные, разверточные, расточечные и пр.) и станки с бесконечно большим количеством резцов (шлифовочные).

Эта теоретическая расчистка практической сферы станкостроения и резкий организационный поворот оставляют далеко позади былую дискуссию о необходимости агрегатно-стандартного станкостроения.

И мы теперь фиксируем в нашей статье уже новый вопрос: вопрос о том, как должна измениться организационная структура машиностроительного завода, который сам непосредственно в соответствии со своими задачами хочет принять активное участие в оборудовании своих цехов.

 

К переписке ЦИТа с Фордом

[84]

 

Предисловие

Публикуя письма ЦИТа Компании Форд и ответ Компании ЦИТу, мы хотели бы уточнить современные взгляды на организационные принципы фордовской системы.

Не только широкая публика, но и специалисты, пишущие о Форде, если они только не дают точных монографий о Форде, дают неполное представление о фордовской системе. Фиксируя внимание на таком могучем факторе, как конвейер, пропагандисты конвейера не вскрывают сложную организационно-техническую диалектику этапов и циклов движения этой системы.

Верные нашей руководящей формуле: установка — обработка — контроль, мы не могли не заинтересоваться той функцией, которая является постоянной проверкой (проверкой «вдохновляющей») системы, именно — контролем. Мало того, нам кажется, что развитая система контроля в крупных предприятиях из чисто практической задачи «браковки» переходит в генеральную функцию постоянных изысканий, изысканий подлинно научных, ибо они, эти изыскания, имеют массовый и экспериментальный характер. Кропотливость и ответственность этой изыскательной работы (куда более ответственной, чем чисто-научный эксперимент) очень мало раскрыта авторами, как превозносящими, так и поносящими Форда.

Параграф 2-й фордовского ответа ЦИТу заставляет призадуматься над многим. Большинству представляется, что конвейер дает установку на безудержную производственную скорость. Это далеко не так просто. Конвейер выполняет задачу быстрой передачи от операции к операции, но он не может лишь элементарно толкать и «погонять»: это слишком азиатское представление об организации труда. Конвейерная система является выражением производственной гармонии. Как никогда раньше в производстве, он требует определенных производственно-технических отношений между циклами и операциями, определяя частные скорости не по принципу индивидуального максимума и не по принципу минимума и даже не по принципу оптимума, а по принципу гармонических сочетаний скоростей между собою. Конвейер не только ускоритель, а конвейер главным образом — организатор. Конвейер — по-русски — значит механический передатчик. В нем, следовательно, выражена именно соединительная, синтезирующая функция производства. А следовательно, граница его действия не столько у индивидуальной эффективности данной машины-орудия или данного рабочего места, сколько именно в скоростных и качественных соответствиях произведенных операций. Конкретная установка конвейера находится в зависимости от сложнейшего организационного эксперимента, и тут-то мы приходим к проблеме контроля, ограничивающей, ставящей рамки конвейеру. Отсутствие или недостаточная культура контроля в конвейере равносильны рвачеству. Вот почему в фордовском письме говорится о «разумном инспектировании», сопровождающем конвейеризацию. Часто говорят о «сумасшедших» скоростях Форда. Пришло время ставить этот вопрос конкретно в зависимости исключительно от контрольных данных.

В нашем производстве (к сожалению, еще популярны ударные методы: нет-нет, да и «ударят», а иногда «понатужатся» да и «нажмут»), не только в металлообработке, айв таком высококультурном производстве, как текстильное (в частности, прядильное), мы имели случаи скоростного «нажима» и рывка. В результате — количество обрывов превосходило всякие нормы; скорости, вместо стимула к высоко-интенсивной работе, буквально отравляли моральное состояние рабочего, и производство срывалось. И вдруг мы узнаем, что скорости американских прядильных машин ниже наших! У нас уже наступает кое-где разочарование среди хозяйственников в работе на 4-х сторонках, а между тем надо идти к 5, 6, 7 и 8 сторонкам, но именно при утонченной и кропотливой культуре контроля.

У нас все думают, что на Западе какая-то особенная техническая скорость; на самом деле при одинаковой машинной технике мы даем или тихоходов, или быстроходов, а требуется кроме скорости — спорость.

Мы можем нередко услышать, что фордовское производство не имеет права называться научно организованным. У него нет НОТа, говорят нередко докладчики. Это, конечно, чисто литературное обращение с Фордом. Признаком научности обладает такая организация производства, которая строится на систематическом, постоянном исследовании производства. И поздно спорить — есть или нет такая исследовательская культура на фордовских предприятиях. Она должна быть. Она есть выражение рассыпанной по производству технико-организационной инспектуры. Настоящая научная организация производства вырастает лишь на основе органической культуры контроля в производстве, что у Форда представлено в виде всепроникающего аппарата с неимоверным количеством объективных показателей — индикаторов.

Что у Форда блестяще поставлена эта «контрольно-исследовательская» культура, видно из цикла тех вопросов, которые отображены в § 3-м фордовского письма в ЦИТ.

Форд не напрасно пригласил такого виртуоза производственного контроля, как Иогансон. Форд не напрасно сделал из него не только главного инженера, но и члена Правления своей Компании.

Дело в том, что до сих пор в литературе о Форде, как русской, так и иностранной, очень мало освещен вопрос о калибровом и инструментальном хозяйстве. Например, в интересном и составленном, видимо, по непосредственным наблюдениям, солидном описании производства Форда инжен. Зеленко об инструментальной мастерской сказано пять строчек…

По некоторым частным характеристикам, разбросанным в книге Форда «Сегодня и Завтра», мы можем себе представить, — какую новую производственную революцию в производстве Форда сделал Иогансон. Этот гений калибра, создавший культуру контроля на военном производстве, не только довел операционную точность в производстве до недосягаемой высоты (заметьте, что дело идет не о точности самих калибров и лекал и их эталонов, а о деталях автомобиля), но он ее стандартизировал, одновременно разрешив три задачи: 1) хорошую эксплуатационную эффективность; 2) идеальную взаимозаменяемость частей при ремонте и 3) быстрейшую сборку.

Это и подтверждает фордовское письмо, указывающее огромнейшее практическое значение этой точности для потребителя. В то же время в письме сказано, что «мы должны согласиться с Вами относительно ценности точности для производителя, которую Вы называете теоретической точностью».

Вот именно на этой стадии производство Форда становится подлинно лабораторным производством и в то же время гигантски-массовым. Здесь полная гармония «практики» с наукой; научность выступает, как неизбежная функция практики массового производства.

Если из всего этого делать выводы для нас, то несомненно, что оглушительная проповедь конвейеризации должна быть положена в границы кропотливой контрольно-исследовательской работы. Овладевание новой культурой производства, овладевание прочное и глубокое возможно лишь через тщательнейший производственный контроль.

 

Письмо ЦИТа — Компании ФОРД

Многоуважаемый мистер Форд!

Ваши идеи, как организатора производства, пользуются теперь повсеместным мировым признанием.

Мы внимательнейшим образом изучаем здесь все, что связано с вашим производством.

У нас назрел целый ряд вопросов, которые хотелось бы осветить уже не в форме догадки, а из непосредственных источников. Характер наших вопросов таков, что, нам кажется, и для Вас представит известный интерес, поскольку у Вас будет случай ознакомиться с тем, как и с какой стороны изучают, интересуются и понимают вашу работу, как организатора производства.

Форму вопросов мы избрали следующую: мы на основании изучения ваших работ будем развивать определенное положение и после этого мы позволим себе задать Вам вопрос о правильности этого утверждения, ожидая от Вас или подтверждения нашего суждения, или его отрицания, в иных случаях, может быть, ограничения нашего суждения, или, наконец, перенесения всей проблемы совсем в иную область вопросов.

Каждый вопрос мы постараемся аналитически мотивировать, указывая повод для его постановки. Вот наши вопросы:

1. Не считаете ли Вы, что успех ваших предприятий обязан не только вашему техническому таланту, а главным образом, и прежде всего, как предпринимателю.

Мы полагаем, что гений вашего метода сказался прежде всего в области распределительной и торговой. Вы начали ваше производство, кооперируя усилия других производителей, поставлявших вам детали. Вы выступали, главным образом, как монтер деталей. В монтаже более представлен момент скоростей в обработочном потоке, чем в фабрикации деталей. И идея конвейера у вас держится больше всего именно в сборке.

Эта идея до того господствует у Вас, что кажется, по некоторым местам ваших интереснейших книг, что в будущем Вы представляете себе возможность быть, главным образом, сборщиком. Вы как будто полагаете, что, овладев сырьем и доведя ваше предприятие до самодовлеющего, независимого комбината, Вы будете децентрализовать ваше производство деталей путем раздачи этих работ индивидуальным производителям. У Вас будут функции снабжения сырьем, функции распределителя работ и сборщика, а производство деталей будет децентрализовано. Это кажется не так невероятно при ваших успехах в области стандартизации оборудования и прекрасном калибровом хозяйстве и методе Иогансона.

В этих замыслах техническая функция явно подчинена функции распределительной.

Мы бы очень просили осветить эти наши догадки.

2. Не полагаете ли Вы, что несмотря на всеобщее увлечение конвейерной системой, подлинным творцом которой Вы являетесь, — не она, эта конвейерная система, являлась решающей творческой функцией вашего производства. А такой являлась идея контроля — контроля производственного.

Об этом, собственно, говорите и Вы в ваших книгах. Но широкое общественное мнение это недостаточно оценивает. Мы полагаем, что контроль, поставленный в вашем производстве, решительно нарушил грань между наукой и практикой. Из вашего контроля выросло постоянное и непрерывное научное изыскание. Ваш браковщик и наблюдатель это — лаборант огромной лаборатории, каковой является ваше производство. Улучшение производства и именно беспрерывное улучшение при такой системе контроля идет с силой тяжелой инерции.

3. Затем нас очень занимает идея производственной точности в вашей работе. Не полагаете ли Вы, что работа ваших предприятий в области точных калибров создает целый переворот в воззрениях на производственные точности?

До сих пор в производстве точность оценивалась, главным образом, с точки зрения ее полезности в самом продукте, в данном случае в автомобиле. Точность нужна с точки зрения превосходной работы этой машины. Но внесение стандартизации в производственные точности и допуски заставляет давать новую оценку точностям с точки зрения удобства производства, как такового. Точность становится нужной с точки зрения производства и там, где она, кажется, не нужна с точки зрения потребительской эксплуатации продукта. Однообразная (стандартная) точность упрощает и экономит калибровое хозяйство.

Большая точность гарантирует минимум ошибок в изготовлении частей. Большая точность позволяет отделять фабрикацию деталей от сборки не только в масштабе завода, а в масштабе страны, континента и даже разделяя сборку от фабрикации деталей по двум континентам. Большая точность может освободить производство от испытания машины в целом. Эта потрясающая по своей смелости возможность кажется осуществима у Вас. Точность становится так называемой теоретической точностью, лишенной для потребителя всякой ценности, а для производителя она является необходимостью его производственной культуры. Так ли это, как мы думаем?

Ваши ответы на эти вопросы нами будут приняты с исключительным вниманием и серьезностью.

Примите уверение в совершенном и искреннем к Вам уважении

Директор ЦИТа

А. Гастев.

 

Письмо Компании Форд — ЦИТу

Компания Фордовских Моторов

10-го июля 1928 г.

В Центральный институт труда, Москва, Петровка, 24, г,

А. Гастеву.

Комментируя содержание вашего письма от 9 июня 1928 г., мы хотели высказать следующее:

1. Мы считаем скорость такой же важной при производстве частей, как и процесс сборки. Способ конвейеров, который оказался столь действительным, введен и во многих производственных отделах.

2. Мы узнали из нашего опыта, что по мере того, как возрастает скорость работы конвейера и растет продукция — инспекция этой работы должна также расти. Мы поэтому не считаем выгодным работать с большей скоростью, чем та, которая обеспечивает только разумное инспектирование,

3. В вопросе о точности мы не только утверждаем, что она революционизирует современные методы точности в производстве, но действительно революционизирует само производство. Мы склонны согласиться с Вами относительно ценности точности для производителя, которую Вы называете теоретической ценностью. Но мы считаем также, что точность имеет величайшую ценность для потребителя, так как она позволяет ему получить служебные части, могущие заменить изношенные или сломанные части его автомобиля, при этом по цене гораздо более низкой, чем если бы были сделаны и монтированы новые части, которые не имели бы того же качества и не состояли бы из того же материала. Вот почему мы называем ее практической точностью.

Точность всегда означает лучший и более тонкий класс работы, Не так давно считалось феноменальным работать в пределах тысячной доли инча (дюйма) и вплоть до времени производства автомобилей очень мало производилось предметов, которые нуждались в такой точности. Теперь, однако, мы работаем в пределах десяти тысячных долей инча, и в производстве служебных частей и для регулярного и производительного выполнения работы, а также для смазочного хозяйства, мы находим выгодным использовать возможно большую точность, которую мы считаем практичной в общем обороте.

Искренне Ваша

Компания Фордовских Моторов

(подпись)

 

Маркс и Форд

[87]

Два имени: Маркс и Форд сейчас стоят, как две противоречащие друг другу исторические фигуры.

Один — гениальный провозвестник борьбы и победы пролетариата. Другой — талантливый защитник и утвердитель современного капиталистического строя. Их отношение к рабочему классу, конечно, диаметрально противоположно. Но не менее любопытно отметить другое, что их объединяет, что совершенно неожиданно сближает эти две гигантские фигуры, — это — их взгляд на производство, их аналитический подход к этому производству.

Одна из интересных мыслей Форда заключается в том, что современную революцию в производстве совершает, собственно говоря, не техник-специалист данного производства, а техник-конструктор и организатор. Форд даже с особым форсом в своей книжке «Сегодня и Завтра» подчеркивает, что он при разрешении трудных случаев обращался не к специалисту.

«Нам казалось, что мы должны найти способ изготовлять листовое стекло в виде широкой ленты без всякого применения ручного труда. Были опрошены лучшие „стекловары-спецы“ всего мира. Они объявили нам, что такие пробы ранее делались, но не привели ни к чему. Тогда мы предложили решить эту задачу людям, которые никогда не бывали на стекольном заводе. Они начали производить опыты в Хайленд-Парке. Им пришлось иметь дело со всеми трудностями, которые им предсказывались, и со многими другими, а в конце концов они все-таки добились благоприятного результата».

И вот эта мысль о том, что современное производство в его развитии, в его побеждающих тенденциях может быть часто понятнее не технику-специалисту, а аналитику, и сближает Маркса с Фордом.

На самом деле, вы посмотрите — Маркс не специалист-техник (по образованию он — доктор философии). Но именно то, что он был философом и аналитиком, сделало возможным гениальнейшее предсказание Маркса по отношению к производству и, как мы покажем ниже, вполне совпадающее с Фордом.

Маркс давно вскрыл не только тщетность надежд на специалистов как на реформаторов, но он не останавливался и перед тем, чтобы зло осмеять профессиональный гонор ремесленников, кичащихся «производственным стажем».

Он непередаваемо ярко показал, что производственные революции происходили не в результате внутреннего развития ремесла и специальности, а именно потому, что чуждая психологии данного ремесла мысль врывалась в его заповедное царство. Вот его несравненные строки:

«„Ne sutor ultra crepidam!“ („Сапожник, знай свои колодки!“). Эта вершина ремесленной мудрости превратилась в ужасную глупость с того момента, когда часовщик Уатт изобрел паровую машину, цирюльник Аркрайт — прядильную машину, ювелирный рабочий Фультон — пароход».

(К. Маркс. Капитал, т. I. М., ГИЗ. 1920, стр. 489–490).

К этой классической цитате так и хочется присоединить еще один пример: мельничный рабочий Гауп, занимавшийся ремонтом ткацких станков для своей округи, изобрел швейную машину (названную впоследствии машиной Зингера).

Исторические корни этой ремесленно-спецевской реакционности Маркс вскрыл таким сжатым куском слов:

«Характерно, что до XVIII века отдельные ремесла назывались mysteries (mystères), тайнами, в глубину которых мог проникнуть только эмпирически и профессионально посвященный.

(К. Mаркс. Капитал, т. I. М., ГИЗ, 1920, стр. 487).

В знаменитом „Livre des métiers“ Этьена Буало предписывается между прочим, чтобы подмастерье при приеме его в мастера давал присягу „братски любить своих братьев, оказывать им поддержку, — каждый в своем ремесле, — добровольно не выдавать тайн ремесла“».

Продолжим нашу параллель Маркс — Форд.

Для того, чтобы показать образец прекрасной организации мануфактурного производства, Маркс в «Капитале» свое внимание обратил на производство часов.

«Но прекрасный пример дают нам часы, которые уже Вильям Петти берет для иллюстрации мануфактурного разделения труда. Из индивидуального продукта нюрнбергского ремесленника часы превратились в общественный продукт целой массы частичных рабочих».

Форд, прежде чем заниматься автомобилями, буквально помешался на производстве часов, которое его подкупало организационной стройностью и стандартностью. И лишь случайность судьбы в том, что Форд не занялся часами, а занялся автомобилями.

«Когда я был еще молодым человеком, мои первые планы массового производства сосредоточивались вокруг часов. При правильных условиях производства можно было бы выпустить на рынок первоклассные часы, которые в розничной продаже стоили бы 50 центов (около 1 рубля)».

Из всех машин, которые занимали Форда своей методологией работы, наиболее любопытными являются машины по производству бумаги.

Именно, ориентируясь на ее методы, Форд разрешил проблему нового способа производства стекла.

«Стекло непрерывным потоком поступает из печи на медленно вращающийся железный барабан и проходит под вальцы, которые дают ему нужную толщину и превращают его в непрерывный лист».

Маркс в своем анализе производства очень любовался писчебумажной фабрикой и приводил ее как пример:

«Примером как непрерывности производства, так и проведения автоматического принципа может служить современная писчебумажная фабрика. На писчебумажном производстве можно было бы вообще изучить до деталей как различие между различными способами производства, построенными на базисе различных средств производства, так и связь общественно-производственных отношений с различными способами производства».

Мы все знаем, что отличительной чертой фордовского производства является непрерывный поток. Этим потоком пропитано все его производство.

Маркс еще 70 лет тому назад не только предсказал, что идеальное производство должно быть организовано по принципу непрерывного потока (см. предыдущую цитату), но и давал иллюстрирующие его примеры.

Может быть, думают, что Маркс не предчувствовал так называемый конвейер. Это неверно. Маркс не употреблял слово «конвейер», но давал другой термин, который в русском переводе звучит гораздо проще, чем конвейер, но обозначает одно и то же. Вот что говорит Форд:

«Надо подводить работу к человеку, а не человека к работе — таков принцип нашего производства, и конвейеры являются одним из многих средств для достижения этой цели».

А вот соответствующее место у Маркса:

«Комбинированная рабочая машина, представляющая теперь расчлененную систему разнородных отдельных рабочих машин и групп последних, тем совершеннее, чем непрерывнее весь выполняемый ею процесс, т. е. чем с меньшими перерывами сырой материал переходит от первой до последней фазы процесса, следовательно, чем в большей мере передвигается он от одной фазы производства к другой не рукою человека, а самим механизмом . Поэтому, если в мануфактуре изолирование отдельных процессов является принципом, вытекающим из самого разделения труда, то, напротив, в развитой фабрике господствует иной принцип: непрерывная связь отдельных процессов».

Наконец, все знают, что Форд стремится и достиг создания из своих заводов огромного автомата, где машины между собой связаны по законам точных расчетов во времени и в пространстве, так что завод представляет из себя как бы единую машину.

В этом отношении у Маркса (70 лет тому назад) есть блестящее предсказание об этом заводе-автомате.

«Система машин, покоится ли она на простой кооперации однородных рабочих машин, как в ткачестве, или на сочетании разнородных машин, как в прядении, сама по себе составляет большой автомат , раз ее приводит в движение один первый мотор, сам порождающий собственное движение».

Любопытно, что инженерное истолкование организации труда Маркс дал, исходя еще из анализа мануфактурного периода.

«…Мануфактурное разделение труда не только упрощает и умножает качественно различные органы общественного собирательного рабочего, но и создает прочные математические отношения между количественными размерами этих органов , т. е. относительным количеством рабочих и относительной величиной рабочих групп в каждой из этих специальных функции. Наряду с качественным расчленением оно устанавливает количественные нормы и пропорции в общественном процессе труда».

Отсюда мы делаем следующий вывод: если кто хочет изучать новейшие формы производства и понять их неотвратимое шествие, если кто хочет иметь твердый путеводный ком пас при построении новых производственных форм тот должен учить и изучить тщательно Маркса и в особенности его I том.

Вот рисунки (стр 318), изображающие производство по методу непрерывного потока. Эта иллюстрация не к фордовскому производству, нет, этот рисунок — не удивляйтесь — относится к восемнадцатому веку! На столе, изображенном здесь, показан производственный план изготовления иголок. В сравнении с Фордом недостает только конвейера. Но вместо механического конвейера здесь имеется живой поток работников.

 

Организация труда в стахановском движении

[89]

(предисловие)

…Предлагаемый вниманию читателей сборник состоит из статей, печатавшихся в журнале ЦИТ «Организация труда» в связи со стахановским движением. Эти статьи дополнены и уточнены в соответствии с системой расположения материала в едином сборнике.

Формы организации труда, продемонстрированные стахановским движением, являются главным предметом изложения.

Декабрьский пленум ЦК в постановлении по докладам «Вопросы промышленности и транспорта в связи со стахановским движением» дал совершенно четкое определение организационных средств стахановцев: «Стахановское движение означает организацию труда по-новому, рационализацию технологических процессов, правильное разделение труда в производстве, освобождение квалифицированных рабочих от второстепенной подготовительной работы, лучшую организацию рабочего места, обеспечение быстрого роста производительности труда, обеспечение значительного роста заработной платы рабочих и служащих».

В соответствии с этим определением мы в освещении форм организации труда стахановцев использовали накопленную ЦИТ методику как по анализу, так и по изображению различных форм организации труда; в то же время мы использовали накопленный методический опыт ЦИТ по переводу, по преобразованию одних форм организации труда в другие, наиболее совершенные.

Особое внимание мы уделили проблеме разделения труда и в частности— отделению вспомогательных процессов от основных, сопрягая изложение этой проблемы с организацией рабочих мест и обслуживанием производства.

Та новая форма разделения труда, которая связана со стахановским движением, является специфической формой организации труда, которая наиболее резко, как заметное явление, стала выступать в мировой индустрии лишь в XX в.

Обычное разделение труда, идущее по прямой поступательной линии производственных обработок, обозначилось очень давно.

В журнале «Организация труда» еще несколько лет назад был опубликован впервые перевод статьи Перроне, помещенной в XVII в. в энциклопедии Дидро, где дана была картина технологического разделения труда в мануфактуре булавки.

Это производство и легло в основу формулировок Адама Смита в главе «Разделение труда» его капитального сочинения о «Богатстве народов».

Маркс взял это производство как пример органической мануфактуры и формулировал свои основные законы как о разделении труда, так и о связи отдельных производственных звеньев в единую систему производственного процесса.

Это расчленение производства, но уже на основе машинного производства, шло чрезвычайно интенсивно весь XIX в. и дошло до своего апогея в XX в. в лице фордовского завода. Это расчленение стало азбукой современного массового производства.

Но одновременно с ним шло другое разделение труда, в котором резко отделялся основной производственный процесс от вспомогательного.

Если технологическое разделение труда в современном машинном производстве выражается в колоссальном росте специальных машин в основном процессе, то отделение вспомогательных функций от основных создало целое огромное хозяйство и огромную армию вспомогательных кадров, которые являются самой сильной движущей силой современного машинного производства.

Стаханов и его героические соратники стали разрешать задачу — как добиться максимального машинного времени, т. е. непрерывной работы отбойного молотка.

Они очень скоро увидели, что машинная работа (работа молотка) лишь вкраплена небольшими интервалами в общее время рабочей смены.

Крепежные работы, подготовка рабочей базы (уступы), приноровление воздушного хозяйства, слесарные операции и связанное со всем этим бессистемное маневрирование в пространстве — все это не только съедало машинное время забоя, но и парализовало рабочую инерцию забойщика, разрушало активную установку в работе.

И отсюда получался естественный вывод: необходимо резко отделить основной процесс (зарубку) от всех вспомогательных процессов, сделав основной процесс непрерывным.

Эта специализация зафиксирована в приказе т. Орджоникидзе как решающий метод высокой производительности.

Решение организационно-технической проблемы в Донбассе, понятно, не представляет собой ничего резко отличного, характерного только для угледобывающей промышленности. Наоборот, стахановское движение показывает, что угольщики, так часто говорившие в прошлом, что «в нашем угольном деле», в деле специфическом, неприменимы организационно-технические методы, практикующиеся в других отраслях промышленности, эти угольщики приведены теперь, вероятно, к единому пониманию производственных законов, применимых во всех отраслях промышленности.

Работа ЦИТ в самых различных отраслях промышленности в области организации производства позволяет установить и целый ряд производных законов, вытекающих из главного закона — отделения вспомогательных процессов от основных. Вот эти производные законы:

1. Уплотнение основного производственного процесса является неизбежным выражением непрерывности единообразного процесса и возрастающих навыков.

2. Процесс уплотнения усиливается в своей интенсивности наиболее экономной композицией отдельных моментов машинного времени.

3. Совершенно неизбежно процесс уплотнения переносится и на всю серию вспомогательных работ.

4. Во всей своей выразительности выступает принцип параллельности процессов — основного и вспомогательного — вместо принципа простого последовательного перемежения процессов, осуществляемых одним работником.

5. Это в свою очередь вызывает и в машинной работе тот же процесс параллельности в отдельных трудовых приемах работника.

6. Непрерывность и параллельность работ сразу предъявляют требование о резком увеличении фронта работ (величина пролета, количество обслуживаемых станков, величина забоя, величина обслуживаемого поезда при технических осмотрах, увеличение фронта кладки у строителей).

7. Пространственная и временная параллельность, а также соразмерность основных и вспомогательных процессов постепенно превращают в полной мере или частично вспомогательные процессы из последующих за основными в предупредительные, из пассивно-последующих в активно-обслуживающие.

8. Все это вместе дает резкое уменьшение количества работающих на единицу продукции и единицу фронта работ.

Вспомогательные процессы из пассивно-последующих должны превратиться в активно-предупредительные. Но это должно в полной мере сказаться и во всем поведении административно-технического персонала. Предвидение, живое маневрирование организационно-техническими средствами, полнейшая материально-техническая обеспеченность рабочих фронтов — вот качества руководящего персонала, требующие для своей реализации полной перемены будничного поведения руководителей.

Собственно говоря, это и есть главный вопрос на современной стадии движения.

В силу тесной зависимости одной операции от другой в производственном потоке активная энергия и производительность в одном звене могут быть парализованы «узкими местами» в предыдущих или последующих звеньях и отсутствием предупредительного активного общего обслуживания данного фронта.

Система обслуживания основного процесса вспомогательными службами является той новой производственной культурой, которой мы должны ответить на активный трудовой подъем стахановцев.

В настоящем сборнике формы организации труда, организация рабочего места и освещаются именно как система обслуживания основного процесса.

 

Рабочее место и его обслуживание

[90]

I. Современный интерес к рабочему месту

Движение за высокую производительность, которую показывают теперь глубинные слои нашего пролетариата, блестяще показало, какое огромное значение имеет организация рабочего места. Теперь нет более популярного организационного понятия, чем рабочее место.

Лавина стахановского движения еще в своем истоке, она еще только развертывается, но уже совершенно ясно, что сила организационного переворота в нашей промышленности и во всем народном хозяйстве будет поистине революционной.

Когда переворот в организации труда происходит непосредственно на реальном рабочем месте, в живом перераспределении усилий работников на конкретных операциях, тогда ясно, что дело идет не об административных поправках в управлении производственными процессами, а встает вопрос об изменении всей органической ткани предприятия, всей системы производственного поведения живых людей.

И было бы совершенно неправильно думать, что перестройка отдельных рабочих мест и перераспределение трудовых усилий на отдельных рабочих местах не вызовут перестройки всей системы управления производством, управления всем живым коллективом предприятия.

Современное предприятие нельзя себе представить, что оно лишь сумма отдельных рабочих мест, собранных под одной крышей; предприятие — сложнейшая кооперация рабочих мест, объединенная в систему.

Характерно, что наиболее поражающие примеры повышения производительности при современной богатой технике — это те, где энергия преобразователей трудовых процессов прорывается от рабочего места к рабочему фронту. Это можно проследить от Стаханова в угле до Виноградовой в текстиле, от отбойного молотка до ткацкого станка «Нортроп».

И как раз характерной особенностью этого нового положения является отделение вспомогательных процессов от основных. Высокая производительность основного и вспомогательного работника тогда зависит как от глубины разделения, так и от наиболее выгодного взаимного кооперирования работников и от управления ими.

Стало быть голое положение — внимание рабочему месту — явно недостаточно даже в той стадии, когда движение за высокую производительность обозначается в отдельных производственных звеньях, а не в предприятии в целом. Необходима более точная формулировка: внимание к рабочему месту в его сопряжении с фронтом рабочих мест.

Резкие изменения в организации рабочих мест должны поддерживаться и укрепляться не только инициативой и усилиями самих стахановцев, но главным образом введением и решительным изменением всей системы обслуживания основных процессов, проводимой инженерно-техническим персоналом.

Точно так же справедливо и обратное положение, что повышение культуры обслуживания создает условия для количественного роста стахановцев, для развития стахановского движения в его высших формах, для введения все новых и новых экономичных методов работы.

Организационные изменения на рабочих местах предрешают наиболее совершенную организацию труда в основных производственных процессах, резко увеличивают полезное машинное время, увеличивают количество производимой работы, создают условия для получения высоких норм.

Отсюда и главный вывод — пересмотр норм должен быть прежде всего связан с изменениями в организации рабочих мест и изменениями в обслуживании основного процесса.

II. Общий порядок на рабочем месте

В большинстве изложений конкретных побед наших ударников-стахановцев рабочее место стоит в центре внимания. И прежде всего имеется в виду определенный порядок на данном рабочем месте, специальное приспособление его для работы в целях ускорения производственного процесса.

Но что такое порядок?

Полезно вспомнить, что фонетический (первоначально-звуковой) смысл этого слова до сих пор не утратил своего значения. Слово «по-РЯД-ок», имея корнем «ряд», несомненно, и теперь познается главным образом по этому признаку. Порядок познается именно в таком расположении вещей в пространстве, которое устроено нарочно для каких-либо рабочих удобств. И это расположение пронизывается определенным провешиванием ряда, линии, рядов, линий в известной последовательности занятых площадей и объемов.

Порядок на рабочем месте — это прежде всего культурность. Он морально действует на работника всегда положительно. Порядок «настраивает» работника, настраивает к точной рассчитанности движений, к их деликатности, продуманности. Но напрасно было бы думать, что он ценен лишь в каком-то декоративном отношении. Нет, порядок — это выигрыш производительности, выигрыш времени; установление порядка— часть производственного процесса.

Если мы возьмем два типа группировки материала: беспорядочные кучи и уложенные группы, то значение порядка на рабочем месте для нас будет особенно убедительно, если мы определим, как это влияет на производственные скорости.

Возьмем пример с кирпичной кладкой. Когда еще в 1931 г. происходило соревнование между тремя методами кладки: «русским» традиционным, американским, как он был представлен на строительстве автозавода в Горьком, и цитовским методом, то получились любопытные величины кладки. Дневная норма восьмичасового рабочего дня была тогда 600–800 кирпичей. В час это получается 50–67. Но даже уже «русский» способ в состязании с ЦИТ «подтянулся»: был относительный порядок, и за кирпичом не надо было тянуться. Даже «русский» способ в час дал 327 кирпичей. Американец т. Грауден, имевший более упорядоченное рабочее место, но кирпич в куче, дал уже 452 кирпича в час. Цитовец же т. Масанов, у которого кирпич на рабочем месте был заготовлен стопками и стопки в рассчитанном порядке постоянно возобновлялись, сложил 907 кирпичей в час, перекрыв своей часовой нормой бывшую дневную. Однако это не предел, если дальше совершенствовать предварительную укладку кирпича на рабочем месте и расстил раствора. Выигрыш секунды в каждом акте кладки с упорядоченного места вместо приема кирпича из беспорядочной кучи (рис. 1, сверху) в каждый час экономит десятки минут, а в течение дня — многие часы, и норма перевыполняется в несколько раз. Вот что значит порядок на рабочем месте.

Рис. 1

Конечно, чем мельче рабочие акты, чем их больше, тем больше времени можно выиграть на рабочем месте.

Различные укладки: в ряд, в ряд с промежутками, укладка пруткового материала параллелями, укладка в штабеля, укладка в соты, укладка трубообразных и кольцеобразных вещей на специальных проволоках (рис. 1, справа внизу) — дают возможность экономить время на хватки (вплоть до того, что можно брать вслепую), экономить время на установку в станке, экономить время при съемах станка, а главное спасают от необходимости складывать и перекладывать при переброске деталей со станка на станок. На заводе «Шарикоподшипник» немалое время съедается беспорядочным складыванием колец в ящики и запоздалым упорядочением их при установке на следующий станок, когда идет загрузка сериями.

Порядок укладки вещей на рабочих местах в ряды по мере усовершенствования, а в то же время ускорения производственного процесса в настоящее время необходимо особенно отстаивать как предрешение загрузочных устройств в массовом машинном производстве.

От простой укладки в ряд до подающего желоба — только шаг, от подающего желоба до механической загрузки — еще шаг, а от механической загрузки к автоматическим устройствам по загрузкам — шаг, напрашивающийся сам собой.

III. Два принципа организации рабочих мест

Исторически наиболее ранним рабочим местом является рабочее место универсала, т. е. рабочего, производящего целый комплекс операций над данным продуктом. Рабочее место серийного рабочего, изготовляющего значительную партию продукции, господствовало в машиностроении XIX в., но имеет значительное распространение и теперь. Наконец, рабочее место, характерное для массового производства, все более и более вытесняет все другие виды рабочих мест и для XX в. является наиболее прогрессивным, выражающим огромный организационный переворот во всем строе нашего машиностроения и всех других производств.

Рабочее место универсала и рабочего на серийном производстве, не включенном в непрерывный производственный поток, в общем подчиняется принципу подачи материала от окружности к центру (рис. 2).

Рис. 2

Руки работника, представляющие своеобразный маятниковый аппарат, кроме рабочих движений по преодолению сопротивления самого объекта работы, все время производят движения по перестановке материалов, инструментов и приспособлений.

Если этот принцип развить с наибольшей конкретностью, то мы получим схему рабочего места универсала, где вещи расположены по дугам концентрических, смежных и смещенных кругов (рис. 3). Расположение вещей на рабочем месте универсала имеет и свою динамическую логику. Чем тяжелее вещь, тем более она локализуется ниже основного стола; исключение делается только для часто употребляемых вещей. В то же время все тяжелое и редко употребляемое уносится в тыл.

Рис. 3

Четыре дуги размещения вещей на рабочем месте располагаются так: в середине — малая дуга часто употребляемых инструментов, имеющая центром место (в плане), занимаемое рабочим; сзади — склады громоздких и деликатных, редко употребляемых инструментов, расположенных по дуге с большим радиусом; впереди — вещи, расположенные по кривой, состоящей из двух дуг, радиусами которой является длина рук и центрами — плечи.

Пример конкретного расположения вещей на рабочем месте мы даем применительно к универсальной работе слесаря или слесаря на серийной работе (рис. 4), где по малой внутренней дуге расположены: справа — напильник, который слесарь берет правой рукой, слева — зубило, крейцмейсель и вороток с плашками; прямо перед тисками — молоток. По внешним дугам расположены: слева — заготовки, справа — готовая продукция, прямо — деликатный, но часто употребляемый контрольный инструмент — штангенциркуль; в тылу — склады инструментов и приспособлений.

Рис. 4

Аналогично этому строится рабочее место станочника на оригинальной или серийной работе (рис. 5).

Рис. 5

В массовопоточном производстве и особенно в конвейерном производстве рабочие места резко отличаются от рабочих мест универсалов и серийцев. Здесь господствует строго линейный, а чаще, именно, прямолинейный принцип укладки вещей, причем линия ряда на одном рабочем месте переходит в линию ряда на другом — соседнем.

Уже из этого указания на преемственность конвейера от укладки вещей в ряд видно, что связь порядка с быстрым движением производства органична.

Уделим известное внимание изменению порядка на рабочем месте при конвейерной работе на сборке (рис. 6).

Здесь резко бросается в глаза нарушение общего радиально-кругового расположения вещей. Все подчинено движению. Как древний город имел радиальный характер улиц и теперь постепенно прорезывается параллельными магистралями, так и рабочее место в массовом производстве характеризуется подчинением порядка движению — движению по параллелям. На рисунке вверху показаны на неподвижных узких столах материалы, ввергаемые при сборке (припой, болты, винты); ближе к рабочему — параллель с инструментом (паяльник, ключ, отвертка); в середине — движущаяся лента с объектом сборки.

Рис. 6

На эту поразительную перемену радиального расположения вещей на параллельное необходимо обратить особое внимание. На конвейере не может быть ничего лишнего: все уточняется и ограничивается и все подчинено движению. Поражает бедность и строгое однообразие вещей и ограниченность инструментов. Этажерок нет. Сумма этажерок перешла в платформы.

Вот почему теперь мы, обратившись к станкам в потоке (рис. 7), видим, что и здесь рабочие места усваивают этот динамический линейно-параллельный характер. Этажерки или уничтожаются или, оставаясь, уменьшаются по объему, а главное — по площади, а также кроме того из тыла постепенно скрываются в линии станков, жмутся в интервалах.

Рис. 7

Вместе с тем здесь вскрывается та тенденция, о которой мы говорили выше: рабочее место постепенно перестраивается в рабочий фронт.

Если теперь обобщить и осмыслить эволюцию рабочего места — от замкнутого в своей работе универсала к рабочим местам массового производства в потоке, — то весь смысл эволюции заключается именно в таком порядке, который бы был рассчитан не только на быстрейшее движение производственных вещей внутри данного рабочего места, а и на движение от одного места к другому.

Стахановское движение с организационно-технической стороны характеризуется уплотнением основного производственного процесса, достигаемого главным образом разделением труда и особенно отделением вспомогательных процессов от основных. И если это означает освобождение основной производственной операции от всего вспомогательного и подготовительного, то и рабочие места как бы раскалываются, строго обособляя основные рабочие места от вспомогательных мест и от всех обслуживающих процессов.

Новый принцип организации рабочего места состоит в том, что рабочее место теряет свою замкнутость; рабочие места на базе разделения труда и обслуживания должны усваивать другой принцип организации — линейный. Линии расположений самих рабочих мест, линии технических вещей, линии движений работника, линии обслуживания (маршруты) — все это подчинено взаимосвязанным рабочим местам на базе разделения труда, подчинено производственному фронту.

Старое рабочее место характеризуется длительными операциями, разнообразием и обилием инструментов и приспособлений, запасами того и другого, как и запасами на рабочих местах вспомогательных (а нередко и основных) материалов; в то же время эти рабочие места характеризуются медленным оборотом технических средств.

Новые рабочие места характеризуются, наоборот, кратковременностью операций, большим однообразием и специализацией технических средств, отсутствием «запасов впрок» и в то же время быстрейшим оборотом основных и вспомогательных материалов, инструментов и приспособлений.

В соответствии с этим новый тип рабочего места требует богатого и точно расписанного обслуживания. Отсюда — огромное значение вспомогательного персонала и вспомогательного технического хозяйства.

Все это в конце концов служит только одной цели: высокой производительности, высоким нормам.

Принцип вполне замкнутых рабочих мест находит свое законченное выражение в крайне ограниченном количестве оригинальных работ. Принцип линейно-связанных мест находит свое крайнее выражение в конвейерной работе. Между этими двумя полюсами располагаются конкретные рабочие места различных предприятий и цехов в зависимости от массовости производства и высоты организационной культуры.

Как общее правило, как общая руководящая идея может быть принята формулировка, что высокая производительность и особенно высокая товарная продуктивность тесно связаны с линейным принципом взаимосвязанных рабочих мест и, наоборот, низкая производительность, низкий выход товарной продукции связаны с системой замкнутых рабочих мест.

IV. Анализ рабочего места

Представим себе рабочее место в связанном производственном фронте, например некое место в механическом цехе машиностроительного завода типа авиамоторного, тракторного, автомобильного (рис. 8).

Рис. 8

Теперь выделим его масштабом из общей цепи мест и обозначим отдельные зоны станка, а также работающего на нем оператора-рабочего (рис. 9).

Рис. 9

Организация рабочего места того оператора, который работает на данном станке, очень во многом зависит от этого оператора; зависит вплоть до того, что он в погоне за выигрышем машинного времени проводит функцию контроля данного экземпляра работы в то время, когда идет автоматическая обработка последующего; зависит от него и в том случае, если он сумеет работать на двух-трех станках, чередуя на каждом из них функции установки вещи и ведения процесса, перемежая их по строгому расчету; зависит от него и в том случае, если он изловчится сокращать время холостых времен (машинного времени, но неполезного в смысле непосредственной работы); зависит от него и во многом, многом другом.

Но чем лучше это рабочее место обслужено еще и со стороны (монтерами-слесарями, электромонтерами, смазчиками, а также установщиками и прочим персоналом по вспомогательной работе), тем больше рабочий может дать полезного машинного времени.

Следовательно, эффективность работы на данном рабочем месте зависит не только от трудовой активности рабочего на этом месте, но она требует обслуживания этой активности. Обслуживание как существенная часть организации рабочего места — самая характерная черта наших предприятий с их новейшей быстроходной техникой. «Технически обоснованные нормы», не учитывавшие организационных моментов в обслуживании рабочих мест, — памятник нашему организационному упрощенчеству.

Изобразим теперь схему современного рабочего места со всей системой его обслуживания.

Мы изобразим, собственно говоря, далеко не то, что есть, а что должно быть в соответствии с теми организационными средствами, которыми располагают наши предприятия.

Для наглядности все зоны станка поместим в ряд (рис. 10).

Рис. 10

В предприятии с высокой техникой на данном рабочем месте можно и не увидеть никаких служб, никакого обслуживания. Во всяком случае это обслуживание могут не заметить те, кто так охотно отправляется на заводы с целью «поглядеть, как организована работа». Вспомогательные службы у станка на рабочем месте не всегда можно видеть, а при совершенной организации почти никогда, а рабочее место все-таки обслужено. Так это и должно быть при активном предупредительном обслуживании. Во всяком случае, если снять фотографическим аппаратом рабочее место, то может случиться, что в данный момент никого из обслуживателей у станка нет. Видимая суета обслуживания — показатель очень нездоровый, — это аварийный показатель. Это не значит, что богатое сложное обслуживание — ненужная вещь. Отказаться от этой сложности — значит идти назад, значит съедать машинное время основного рабочего, значит возвратиться к малопроизводительному рабочему-универсалу.

Итак, в той или иной мере, видимо или невидимо для непосредственного обозрения, но рабочее место окружено известным уходом, известным вспомогательным обслуживанием.

Какие-то живые люди вооружают это рабочее место чертежами, обозначениями технологических режимов, норм, допусков; рабочее место или снабжается инструментом или рабочий ищет его (чего не должно быть, конечно, в высокоорганизованном предприятии); снабжается приспособлениями; рабочее место и прежде всего сам станок ремонтируется — его мотор, привода, скоростные коробки, механизмы подач, автоматизации, управленческие и установочные механизмы и приспособления, а также организационные приспособления (ящики, конвейеры, тумбы, этажерки, столы); на рабочем месте производится служба контроля (или самим рабочим или специальными браковщиками); производится смазка; на рабочем месте ведется инструктаж оператора или мастером или установщиком; проводится текущее регулирование инструмента и приспособлений; там же ведется учет работы и наконец осуществляется служба съемов продукции, служба транспорта и чистоты как на станке, так и около него.

И все это — как основная работа оператора, так и работа по обслуживанию — идет в порядке взаимосвязанной работы производственных звеньев в потоке.

Если в замкнутых рабочих местах воспиталась привычка интересоваться главным образом тем, как разложены, как расположены его отдельные составляющие, то во взаимосвязанных рабочих местах характерно другое: относительная бедность обстановки, запасов (инструмента и всякой «завали впрок»); организацию рабочих мест здесь можно узнавать не столько по видимым вещам, сколько по маршрутам и временам тех, кто их обслуживает, а в наиболее совершенно организованных предприятиях — по системе активного предупредительного обслуживания, т. е., иначе говоря, по их постоянной готовности.

Наиболее опасной болезнью (болезнью, как известно, инфекционной) этих рабочих мест, как и предприятий в целом, является обюрокрачивание их. Эта болезнь характеризуется огромными скачками температуры— от анабиоза до штурмовых судорог. Сама «клиническая картина» болезни заключается в том, что буквально «все штаты заполнены», но не включены в спокойно-предусмотрительную работу. Получается положение, что не оператор вдохновляется постоянной готовностью обслуживателей, а сами обслуживатели отрицательно давят на производство своим вечным запаздыванием и тяжелой дремотой. Немало людей полагают, что «не лучше ли работать так, как бывало» — без обслуживателей. Но скоро приходит возмездие в виде убывающего процента машинного времени и падения производительности. И тогда-то становится ясным одно правило: не уничтожать обслуживание, а суметь его организовать.

V. Рабочее место, машинное время, нормы

Давая пространственный анализ рабочего места, показывая степень его замкнутости, взаимосвязанности, существования параллельности в трудовых процессах, мы тем самым подготовляем, предрешаем анализ каждого рабочего места, каждого производственного звена во времени. Можно установить, как правило, что организационно-пространственная картина организации рабочих мест является показателем как высоты производительности, так и структуры нормы, т. е. системы временных зависимостей между различными трудовыми функциями работника.

На самом деле, если замкнутое, целостное рабочее место видоизменяется, если вспомогательные работы выделяются от основных, если они уходят от основного работника и если вследствие этого рабочее место раскалывается, если замкнутые рабочие места связываются во взаимозависимую линию, то совершенно ясно, что количество основного времени (машинного) должно повыситься.

Ясно вместе с тем, что выведение норм с различными «подготовительно-заключительными», различными «дополнительными», падающими на основного рабочего, в то время как именно эти времена фактически переложены на вспомогательных рабочих, ясно, что такое выведение норм является архибюрократическим, нелепым: получается так, что одно и то же «вспомогательное» время существует дважды — и у вспомогательного рабочего и у основного, у которого оно по структуре рабочего места уже фактически изъято.

Приведем примерную таблицу, которая раскрывает высоту культуры рабочего места методом сопоставления функциональных времен.

Характеристика производительности оператора на рабочем месте

Низкий процент машинного времени, еще часто имеющий место у отдельных операторов на наших машиностроительных заводах, объясняется в основном двумя причинами: и недостаточной организационно-технической культурой самого оператора и, что теперь ясно все более и более, недостаточной культурой его обслуживания силами участка, цеха и предприятия в целом,

На таблице даны пять типичных рядов соотношений времен в работе оператора и его обслуживания, в конечном счете сказывающихся на количестве полезной машинной работы, а, следовательно, и на выходе продукции.

Первый ряд в общем итоге 100% времени раскрывает шесть статей, соответствующих шести функциям: расчету, установке, машинному времени, не создающему непосредственно продукции, полезному машинному времени, контролю и вспомогательным временам, проводимым самим оператором.

Ряд времен (в процентах) соответственно получается в виде следующих членов: 10, 30, 10, 30, 5, 15; в то же время общая сумма времени, падающая на внешнее обслуживание, равна 10% от всей суммы времени оператора. Мы не показываем этого последнего слагаемого в сумме 100% времени оператора, так как оно проводится параллельно этим 100%, что конечно бывает не всегда, но должно быть в лучшем случае.

Второй ряд дает новую организацию того же рабочего места, выраженную во времени, сокращение времени по расчетным функциям на 5% и по вспомогательным (оператора) на 5% с соответствующим увеличением машинного времени с 30 до 40%. Сокращение расчетных и вспомогательных (оператора) времен сделано за счет увеличения внешнего обслуживания, но всего на 3%. Явно выгодное преобразование рабочего места.

Сокращение расчетных и вспомогательных времен оператора было бы экономически невыгодным, если бы покупалось ценой времени, превышающего 10%, полезность этого положения могла быть лишь в том случае, когда выключение вспомогательных времен у оператора давало бы общий увеличенный выпуск по потоку в целом и жертва в одном звене не имела бы значения.

Третий ряд характерен в том отношении, что увеличение машинного времени достигается путем полного уничтожения расчетного времени оператора, путем резкого сокращения установочного времени, сокращения вдвое холостого машинного времени и окончательного уничтожения вспомогательного времени, проводимого самим оператором.

Многих смущает то обстоятельство, что введение твердых сплавов и наибольших скоростей, увеличивая выпуск продукции на единицу времени, в то же время уменьшает процент машинного времени. Вот в этих случаях единственный выход — «набрасываться» на установку. Третий ряд — неизбежная стадия в борьбе за наибольший процент машинного времени.

Ввергая известные силы и средства во внешнее обслуживание (пневматические и гидравлические зажимы, а также подающие и отводящие желоба), можно, резко увеличивая машинное время, относительно снизить время установочное, но ценой прибавления «внешних» времен по отношению к данному рабочему месту в очень незначительном количестве (в данном случае 1%).

Четвертый ряд, характеризующий радикально преобразованное рабочее место, всецело уничтожает холостое машинное время, время контроля и внутреннее, вспомогательное время оператора, убавляя установочное против третьего ряда в четыре раза. Это — как за счет преобразования работы оператора, так и за счет развития внешнего обслуживания. Машина в результате вложения сил и средств стала автоматом с 95% машинного времени.

Выгодность этих серьезных мер по преобразованию рабочего места может быть очевидной лишь тогда, когда процент прибавки внешнего времени минимален (в данном случае 0,5%), т. е. это — при массовой и сверхмассовой продукции.

На рабочем месте совершенно очевиден один задерживающий момент — установка и съем продукции.

И мы можем иметь ряд пятый — опять-таки в расчете на массовое и сверхмассовое производство, когда вложены силы и средства на автоматизирование установки и съема продукции и перекрытие этого времени полезной машинной работой, т. е. мы имеем 100% полезной машинной работы, а увеличение внешневспомогательного времени на 0,1%

Нередко в вопросах пересмотра норм не только совершенно игнорируется перемена структуры рабочего места, изменение организации труда, но абстрагируется и вся технологическая сторона процесса от организационной. Между тем введение новых технологических режимов и в зависимости от этого изменение норм никак нельзя отрывать от структуры рабочего места и самой структуры времени, характерной для нормы.

На самом деле, представим себе, что в 100 единиц времени производится 1 шт. продукции. Из этих 100 единиц на долю машинного времени падает 20 единиц, т. е. 20%, и на долю всякого другого — 80 единиц, или 80%. Предположим, ценой переворота в Методах технологии, например в резании с введением твердых сплавов, мы приведем машинное время с 20 единиц к 5 единицам, оставив абсолютную величину всякого другого времени без изменений (80 единиц). Тогда мы получим следующее: машинное время уменьшилось в 4 раза, выход продукции увеличился всего лишь немного более, как в 1,2 раза; процент же машинного времени снизится до 6. Отсюда получается в соответствии с лозунгом об увеличении машинного времени следующее парадоксальное положение: ускорение технологических режимов дает уменьшение машинного времени.

Однако этот вывод получается только потому, что в этих расчетах явно игнорируются моменты организации труда. Вести машинное производство при самых прогрессивных технологических методах, когда из каждых 100 мин. машина работает лишь 20 мин., а потом из 85 мин. — 5 мин., — явное преступление; это музей для демонстрации машин, а не современное предприятие. И ясно, что надо произвести вторую и на этот раз более радикальную революцию в самой организации труда, решительно сокращая установочное время. Собственно говоря, для современного периода нашего развития это и является решающим; именно этим путем и увеличивается радикально процент машинного времени.

Нормировщики, выводя «техническую норму» из расчета технологического режима, настолько затеняют работу в области установочных и всяких других «добавочных» времен, что фактически стабилизуют нормы.

А все движение, которое мы теперь наблюдаем в области машиностроения, идет главным образом за счет уплотнения, уменьшения и параллельности установочных и прочих «добавочных» времен.

Из этого никак нельзя делать вывод, что не надо биться за ускорение машинных процессов; стоять на такой точке зрения могут только безнадежные формалисты. Но добившись ускорения машинных процессов (а следовательно, уменьшения машинного времени), необходимо в то же время, не откладывая ни на какой «второй этап», разрешать задачу радикальной перестройки установочных средств, а вследствие этого и сокращения установочного времени, а следовательно, и увеличения машинного времени на новой технологической и организационной базе.

Это, стало быть, в вышеприведенном нами примере, где до введения новых технологических скоростей машинное время составляло 20%, а потом при неизменном установочном режиме, но с введением больших технологических скоростей оно было сведено к 6%, означает, что на этой новой базе необходимо произвести революцию в установочных средствах с курсом на то, чтобы машинное время безостановочно шло ко всем 100%.

Только так можно возглавлять движение, которое теперь обозначилось в машиностроении.

Изучение организации рабочего места в современном высокотехнизированном производстве, следовательно, имеет прямое отношение к методам нормирования, к установлению прогрессивных структур времени. Рациональность построения современного рабочего места вскрывается лишь в сопряжении производственных звеньев в основном процессе, в соотношениях его с внешними силами обслуживания и картиной времени как в общем балансе данного оператора, так и в соотношении со всем сложным аппаратом обслуживания, который дают участок, цех и предприятие в целом.

VI. Обслуживание рабочих мест

Культура взаимосвязанного непрерывного современного производства настолько деликатна, что каждое рабочее место является своего рода скрещением не всегда видимых путей сложнейших воздействий на него не только со стороны оператора (основного рабочего), но и главным образом со стороны вспомогательных сил предприятия.

Чтобы стало еще яснее, еще показательнее это положение, мы попытаемся представить на особой схеме (рис. 11) линии отношений, которые существуют между данным рабочим местом и всей обслуживающей культурой предприятия.

Рис. 11

Мы повторяем, что эти линии не всегда видны при обычном обозрении, но такова уж природа современного обслуживания: чем организованнее предприятие, тем менее видны линии обслуживания, но чем более предприятие штурмует, тем уродливость обслуживания выступает ярче. Ромбообразная форма рабочего места у нас на рисунке дана условно, в угоду ясности изображения линий обслуживания. Отдельные составляющие этого рабочего места ясны из предыдущего изложения: они состоят из различных технических зон и служб.

Службы можно разбить на две категории: обслуживание технических зон рабочего места (станка, механизма, агрегата) и обслуживание самого работника. По мере роста механизации и автоматизации рабочего места обслуживание оператора, естественно, суживается и кончается (в дальнейшем) полным устранением этого работника из рабочего поля данного места.

Для характеристики этого неизбежного прогресса заводской организации можно построить такое диалектическое положение: чем больше будет развито обслуживание оператора, тем скорее вырастет мощное обслуживание технических зон и процессы автоматизации получат органическую обязательность.

Рабочее место на схеме дано в связанном потоке, что отображено в виде эскиза этой цепи линии станков механического цеха, а цехи в свою очередь даны в виде цепи циклов: заготовительный цех, механический цех, сборочный. И мы в дальнейшем все время будем иметь в виду, что представленная система обслуживания современного машиностроительного завода рассчитана именно на потоки, а не концентрирована лишь в определенных точках.

В схеме дан прежде всего рабочий-оператор. Его работа дана в сумме всех функций: расчет, установка, обработка (ведение процесса) и

контроль. Эта аналитическая формула, имеющая хождение в работах ЦИТ уже более десяти лет, удобна тем, что независимо от высоты организационной культуры данного рабочего места дает возможность быстро вскрыть степень обслуживания и рабочего места и оператора и найти пути более рационального изменения производственного поведения самого оператора.

Функциональный анализ станка (8 зон), принятый в ЦИТ, в свою очередь дает возможность безостановочно реформировать машину путем частичных внесений приспособлений во все зоны.

Итак, мы имеем следующую организационную анатомию рабочего места: технические зоны станка, трудовые функции оператора — рабочего и службы как по отношению к станку, так и по отношению к рабочему.

На схеме дана современная картина отношений между трудовыми обязанностями работника-оператора и линией технических зон и служб.

Реформа рабочего места и заключается в том, чтобы, проследив точно эти отношения, все время (в соответствии с рентабельностью, доказываемой калькуляцией операции и потока) или разгружать или загружать функции оператора.

Как видно из схемы, оператор в современном машиностроительном заводе с массовым производством — это далеко не тот рабочий по широте своих функций, как рабочий-универсал или полууниверсал серийного и штучно-оригинального производства.

Имея то или иное отношение ко всем техническим зонам рабочего места (в данном случае станка), он решительно сосредоточился непосредственно на проведении установочных, обработочных и управленческих функций станка, а не на их обслуживании, что видно и из схемы, на которой нет путей, связывающих его с техническими службами по станку. Это делает кто-то другой. Это, как увидим мы ниже, делают установщик и бригады, обозначенные в прямоугольнике — обслуживание участка.

Уже самое название «обслуживание участка» показывает, что когда-то целостный рабочий-оператор, освобождаясь от ряда функций, передает их в участковое обслуживание: установщикам, ремонтерам (монтеры-слесаря, электромонтеры, шорники), транспортным рабочим (или конвейеру), смазчикам, уборщикам и браковщикам. Эти рабочие-обслуживатели уже работают по всему фронту.

И вот здесь-то мы и получаем определенный закон: разгрузка функции оператора становится выгодной и удобной при условии, что изымаемая функция с данного рабочего места становится функцией фронта, уплотняя в то же время это обслуживание.

Уже из этого видно, как органически связано рабочее место с фронтом и, как это мы увидим в дальнейшем, со всем строем предприятия в целом.

«Дайте нам аналитическую картину рабочего места, и мы скажем, как у вас организован завод», — можно было бы сказать применительно к современному заводу.

В современном высокоразвитом предприятии голое внимание к рабочему месту, как к таковому, без его связующих нитей с производством в целом было бы запоздалым приемом, сводящим понимание современного производства к домашнему ремеслу.

Стоящий во главе участка мастер (или начальник участка) и должен быть инициатором и активным проводником организации труда на участке, а следовательно, и на данном рабочем месте, но в связи с фронтом.

В целях повышения процента машинного времени, в целях наибольшей продуктивности цеха он все время должен быть занят улучшением культуры рабочих мест. А это значит следующее: повышая трудовую культуру оператора, он должен все время усиливать его участковое обслуживание и активизировать по отношению к фронтам участков силы цехового обслуживания.

Задача мастера теперь, более чем когда бы то ни было, заключается в том, чтобы сделать обслуживание участка из пассивного активным, из принудительно-последующего сделать предупредительным. Тогда ему не придется беспокойно озираться на стахановцев, создающих «новые заботы», он сам будет ежечасно, ежеминутно укреплять и развивать стахановское движение.

Но надо сказать совершенно определенно: чем дальше вглубь от обслуживания участка к цеховому и заводскому обслуживанию, тем силы этого обслуживания становятся более мощными, капитальными и переворачивающими не только распределение функций, но и одевающими техническое вооружение завода новыми телами, механизмами и устройствами.

Мы имеем такие обслуживающие силы цеха, как цеховой механик с цеховыми ремонтными мастерскими, цеховые кладовые вспомогательных материалов, кладовые инструмента и приспособлений, чертежные бюро, отделы технического контроля, бюро регулирования производства (или диспетчерские службы), бюро калькуляции времени (или ТНБ), бухгалтерию с ее еще мало развитыми стандартами-кост.

Все это существует не для чего-либо другого, как только для рабочих мест, для получения наибольшего количества продукции.

Задача цехового обслуживания заключается в том, чтобы рабочие места никогда не голодали, а наоборот, чтобы их питание было предупредительным. Тогда это «давление питанием» (как формы активно-предупредительного обслуживания рабочих мест) станет силой, опять-таки вызывающей трудовую боеспособность операторов — основных рабочих. Или же у цехового обслуживания будет другая участь: жаловаться на беспокойных стахановцев. Активное питание само неминуемо укрепляет и развивает стахановское движение, и начальник цеха станет возглавлять его не задним числом, «не волочась», а как командир социалистически трудового наступления.

Все линии цехового обслуживания идут только к рабочим местам, существуют только для рабочих мест.

Если кто думает серьезно изучать рабочее место современного технически передового советского предприятия, тот должен интересоваться рабочим местом, не только созерцая, что на нем есть, а устанавливая впускные рукава его обслуживания, идущие, кроме оператора, от участка, цеха и завода.

Если мы теперь возьмем «заводское обслуживание», то его задача заключается в том, чтобы приводить в движение самые тяжелые, самые дорогие и сильно действующие силы обслуживания рабочих мест.

Как видно из нашей схемы, это — средоточие лабораторий, станций, инженерных бюро, экономических бюро и мощных обслуживающих цехов, это — грандиозный технический штаб, призванный вести предприятие на основе обслуживания и совершенствования всех звеньев — рабочих мест.

Можно себе представить, что будет с рабочими местами, если это огромнейшее культурное сооружение будет не отбиваться от забот, связанных с рабочими местами, а активно, инициативно наступать на них своим техническим и живым обслуживанием. Здесь уже речь идет не об «активном питании» рабочих фронтов, а об их активном преобразовании.

Теперь мы расположим в восходящий ряд все четыре силы воздействия на рабочее место: оператор — участковое обслуживание — цеховое обслуживание — заводское обслуживание. Для нас, вероятно, станет ясно, что сила действия этих четырех сил на производственный процесс тем сильнее, чем капитальнее это действие. Всего сильнее оно у сил заводского обслуживания. И только бюрократизация этих служб заставляет концентрировать обслуживание в самом участке, устраивать там и ремонт и вспомогательные мастерские. Это — школа, через которую надо пройти. Но совершенно ясно, что значение нового приспособления, изготовленного в центральных инструментальных мастерских, даст наибольший процент производительности в сравнении с текущим обслуживанием производства на участке.

Из всего нашего изложения совершенно ясно, что отрывать проблему организации рабочего от всей организации предприятия невозможно. Невозможно потому, что завод состоит из рабочих мест и сил обслуживания этих мест. Развить, пустить на полный творческий путь эти силы — значит достойно ответить на подъем рабочей энергии, известный под именем стахановского движения.

Резюмируем наше изложение.

Отделение вспомогательных процессов от основных является наиболее характерным методом в системе организационно-технических средств стахановского движения.

Однако отделение этих вспомогательных процессов означает, что основная работа становится наиболее производительной именно в том случае, если предприятие умело поддерживает ее обслуживание.

Отсюда вывод, что норма рабочего на основных работах тем выше, чем выше коэффициент полезного действия обслуживающих средств.

Если иметь в виду материально-техническое обслуживание основного рабочего (в основных цехах), то позволительно для ясности различать обслуживание трех видов: 1-го порядка, 2-го порядка и 3-го порядка.

Обслуживание 1-го порядка — это тот тип обслуживания, который носит оперативно-вспомогательный характер по дежурному обслуживанию основного процесса: это — установщики, смазчики, дежурные электрики, шорники, подносчики, транспортные рабочие, рабочие по обеспечению вспомогательными материалами, рабочие по службе чистоты и уборки отходов.

Обслуживание 2-го порядка — это работа по обеспечению магазинных запасов инструмента, вспомогательных материалов, материалов по питанию машин смазкой, охладительными материалами, организации централизованной заточки инструмента и регенерации вспомогательных материалов.

Обслуживание 3-го порядка — это обслуживание капитально-технического характера, которое осуществляют вспомогательные цеха — инструментальные, ремонтные, изготовляющие, совершенствующие и возобновляющие инструменты, приспособления, организационные устройства и машины-орудия.

В связи с вопросом образования, поддержания, повышения и преодоления норм необходимо установить коренное различие основных и обслуживающих работ в отношении значений их рабочих времен.

В то время как для основного процесса характерна его тенденция к полной непрерывности, для обслуживающих процессов характерна строгая периодичность их проявления. Но эта их периодичность проявляется лишь по отношению к данному рабочему месту основного рабочего; по отношению же к фронту в целом она должна быть непрерывной.

Другой характерной особенностью обслуживающих процессов является то, что они не дают продукции, характерной для предприятия (тогда как основные цеха дают именно такую продукцию), а дают средства для производства продукции основными цехами. Но обслуживающие цеха, не давая непосредственной основной продукции, все же именно ее обусловливают.

С этой точки зрения позволительно установить, что силы обслуживания дают определенные коэффициенты производительности основных цехов. Поэтому и выгодно отделение вспомогательных (обслуживающих) процессов от основных, что работа во вспомогательных службах, отделенных от основных, производимая в определенную единицу времени, приращивает для основных цехов несколько таких единиц времени. Так, например, один час времени работы по обслуживанию приращивает несколько часов работы к основному цеху. Кондуктор, на изготовление которого пошло во вспомогательном цехе, например, 20 час, приращивает (сберегает) в основном цехе сотни часов в год.

Вот почему как составление, так и выполнение планов вспомогательными цехами не должно иметь самодовлеющего характера, а должно осуществляться исключительно с точки зрения полноты обслуживания ими основных цехов.

Предприятия, не имеющие развитой культуры обслуживания, задерживают рост стахановского движения, задерживают перевыполнение и рост норм, как и общей продуктивности предприятия; и, наоборот, предприятия, создавшие высокую культуру обслуживания, именно ею, этой культурой, гарантируют еще больше высокие нормы, которые получаются в результате личных героических усилий отдельных стахановцев.

Это вовсе не значит, что все обслуживание должно проводиться силами данного предприятия. Обслуживание 3-го порядка и отчасти 2-го требует такой специализации, что вынесение его из стен данного предприятия и замена его кооперацией с обслуживающими предприятиями может еще более повысить коэффициент полезного действия сил обслуживания.

Характерной особенностью новых рабочих мест в производстве при отделении вспомогательных работ от основных является своеобразное раскалывание замкнутых целостных рабочих мест и сведение их во внутренне связанный рабочий фронт. Отсюда — требование гармоничности и строгой размеренности в питании рабочих мест основных цехов со стороны обслуживания. В этой равномерности обслуживания — залог повышенного выпуска товарной продукции. И, наоборот, завал незаконченной продукции в отдельных звеньях производства в ущерб общему ритму означает еще недостаточное умение, некультурность в распоряжении силами обслуживания.

VII. Рабочие места в массовом и точном машиностроении

(Тезисы доклада, сделанного на конференции по пересмотру норм и мощностей предприятий массового и точного машиностроения, подчиненных непосредственно Наркому тяжелой промышленности).

А. СВОЕОБРАЗИЕ МАШИНОСТРОЕНИЯ В РЯДЕ ОТРАСЛЕЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

1. Специфичность машиностроения в ряде других отраслей промышленности заключается в том, что объекты машиностроения характеризуются большими сопротивлениями материала, огромным разнообразием форм обрабатываемых объектов и богатством технологических методов.

2. Это особенно становится ясно при конкретном сопоставлении машиностроения с такими производствами, как: текстильное, мукомольное, производство жидких и пластических тел, газов, химическое производство, табачное, металлургическое, угледобывающее, земледельческое, строительное.

3. Всюду в только что перечисленных производствах наблюдается относительно слабое сопротивление материала, однородность массы вещества и форм этого вещества и сравнительное однообразие технологических методов.

4. Это в значительной степени определило в машинах-орудиях соответствующих отраслей большие скорости выхода продукции, часто совпадающие со скоростями машинных подач, определило огромные рабочие скорости главных механизмов в машинах-орудиях, резкую специализацию машин-орудий, мультипликацию орудий и механизмов, автоматизацию и комбинирование машин.

5. В машиностроении эти тенденции проявляются с наибольшей силой лишь в XX в., а широкое внедрение специализированных, мультипликационных и автоматизированных машин с огромными скоростями — дело последних десятилетий, причем универсальные машины-орудия составляют еще значительную часть станочного парка.

6. В то же время машиностроение характеризуется огромным количеством и разнообразием инструментов и приспособлений и организационно-технического вооружения машин-орудий.

7. Полезное машинное время в машиностроении в силу указанных причин отличается значительной прерывностью. Это проявляется непосредственно в том, что в машиностроении имеется огромное количество операционных переходов; при проведении же самих операций времена на установку изделий, инструментов и приспособлений и уход за ними занимают еще значительный процент, идущий за счет полезного машинного времени.

8. В то же время богатая техническая культура машиностроения характеризуется огромным прогрессом в области достижений мельчайших точностей и сложнейшей измерительной техникой; эта точностная культура создала особые методы взаимозаменяемости деталей, стандарты (по классам) допусков и посадок, что положило начало в свою очередь унификации технологических процессов, ускорению обработок и особенно сборки.

9. Исключительно сложная и вооруженная культура технического и организационного обслуживания технологических процессов создает условия, при которых даже при недостаточной механизации и автоматизации машин-орудий борьба за высокий процент машинного времени становится плодотворной.

10. К этому своеобразию машиностроения присоединяется еще его непосредственная зависимость от добывающих отраслей промышленности— лесной, угольной, металлургической, нефтедобывающей, кожевенной и ряда других, поставляющих различные вещества для машиностроения.

11. На основе таких характеристик приобретают огромное значение те качественные задачи, которые поставлены перед машиностроением постановлениями Пленума ЦК по «Вопросам промышленности и транспорта в связи со стахановским движением», а именно — экономия металла, экономичное использование рабочей силы, повышение и уплотнение машинного времени, высокое качество продукции и снижение себестоимости.

12. В предприятиях точного и массового машиностроения, подчиненных Наркому, наряду с этими качественными задачами стоит в то же время огромная задача — дать большие количественные достижения (шарикоподшипники, часы, патефоны, точные приборы) по выпуску товарной продукции.

13. Именно этим двояким задачам и должно быть подчинено разрешение проблемы по организации рабочих мест в этой группе машиностроения, как равно этим задачам должна быть подчинена и вся организация производства предприятий.

Б. ОСОБЕННОСТИ РАБОЧИХ МЕСТ ПО ОТДЕЛЬНЫМ ЦЕХАМ

14. Задачи, поставленные пленумом ЦК в связи со стахановским движением перед машиностроителями в конкретной обстановке по отношению к массовым и точным производствам предприятий, подчиненным Наркому, стоят таким образом: необходимо дать огромное увеличение товарной продукции и одновременно разрешать качественные задачи по экономии металла, экономии рабочей силы, резкому повышению качества продукции и снижению себестоимости.

15. Разрешение этих серьезных задач требует решительной перестройки рабочих мест и производственных линий заводов точных и массовых производств в сторону настройки их работы по непрерывному потоку и ритму; этому должны быть подчинены все другие частные задачи.

Кузнечные цеха

16. Характерная особенность рабочих мест в горячезаготовительных цехах (кузнечные и горячештамповочные работы) состоит в больших нагрузках машин, скоростях технологического процесса, в перемежаемости нагревательных и прессующих процессов.

17. Горячие цеха в то же время характеризуются огромными массами материалов, проходящих через машины-орудия.

18. Специфические технологические задачи, характерные для горячих цехов в современной обстановке, заключаются в освоении малых припусков с гарантией минимального брака по физико-механическим и внешним признакам.

19. В области организации труда в связи со всем этим особенно остро встают следующие вопросы: обеспечение полной и постоянной исправности ковочных машин, обеспечение штампового хозяйства, организация складов полупродукта, наладка подсобных установочных устройств. Все это вместе взятое должно обеспечить максимально высокое машинное время и высокий выход продукции.

20. ЦИТ разработаны применительно к 1-му ГПЗ следующие типы рабочих мест, связанных с кузнечным цехом:

а) разгрузка, приемка и сортировка материала;

б) порядок хранения материала;

в) отпуск материала;

г) рабочее место бригады штамповщиков колец на машине «Газен-клевер»;

д) то же на машине «Аякс».

21. В настоящее время особо необходимо упорядочение технического хозяйства, связанного с ковочными машинами, что представлено ЦИТ на особых специальных картах по:

а) общему инвентарю машины,

б) приспособлениям,

в) мерительному инструменту,

г) складочным устройствам, шкафам, этажеркам.

22. В соответствии с этим приобретают особое значение для реализации карты ЦИТ по работам:

а) бригадира,

б) нагревальщиков,

в) штамповщика,

г) подсобных рабочих,

д) относчиков и отвозчиков колец,

е) инструктора по наладке, ж) контролера-браковщика,

з) пирометриста.

23. Наконец, для обеспечения непрерывной работы необходимо уделить внимание рабочим местам и картам ЦИТ по работам:

а) мазчиков,

б) дежурных слесарей, и особенно:

в) по периодическому наружному осмотру машин,

г) по разборке и сборке машин,

д) по предупредительному ремонту.

24. Организация складов запасных частей как главных рабочих механизмов, так и приспособлений приобретает решающее значение для непрерывной работы машин. Экономия на этих статьях расхода грозит серьезными срывами работы всех производственных циклов предприятия.

25. Все карты по организации рабочих мест, по распределению обязанностей и по инструктированию работ необходимо вывесить прямо на рабочих местах и сделать их отправными документами, которые подлежат непрерывному совершенствованию как со стороны рабочих-стахановцев, так и администрации.

26. Специфичность работы кузнечных цехов, вскрываемая организацией рабочего места, состоит именно в том, что самое рабочее место, связанное с машиной, подчинено круговому принципу (или вернее эллиптическому), на базе которого работает бригада, но в то же время такие службы, как смазка, ремонт и складочное дело, должны все более и более усваивать фронтально-линейный принцип.

27. На базе такой культуры отделки рабочих мест, их отдельных зон и рабочих фронтов могут с наибольшим успехом разрешаться задачи по достижению высокой производительности, или, в частности, по уплотнению основного ковочного процесса, по достижению высокого процента машинного времени.

28. Уплотнение должно достигаться прежде всего обеспечением непрерывного питания машин со стороны нагревательных печей; работа при двух нагревательных печах должна быть проводима наиболее решительно с установкой на стопроцентную работу ковочных машин.

29. Кроме этого типа уплотнения, сжимающего малые перерывы в работе ковочных машин, определяющее значение имеет вынесение подготовительных и ремонтных работ из цикла основных производственных работ. В этом отношении организацию третьей вспомогательной смены при двух основных надо рассматривать как самое радикальное решение. Производительность двух основных смен должна перекрыть производительность современных разреженных трех смен. Но было бы опрометчиво увековечивать навсегда целую третью смену на вспомогательно-подготовительные работы: треть рабочего года — это слишком большая доза времени для обеспечения 2/3 года по основным работам. Поэтому в дальнейшем третья смена должна быть преобразована в культурно-проводимый периодический осмотр, ремонт и подготовку, для которых вовсе не требуется целой ежедневной смены постоянных работ.

Цеха холодной штамповки

30. Заготовительные цеха типа холодной штамповки по организации рабочих мест резко отличаются от горячих цехов тем, что бригадный тип организации рабочего места, а, следовательно, расположение вещей и работников по кругу в общем не имеет места; здесь линейный принцип с соответствующим обслуживанием должен быть резко выражен.

31. Тип обслуживания рабочих мест в общем аналогичен кузнице, с той существенной разницей, что как склады, так и все движение заготовок должно резко тяготеть к линейному принципу.

Цеха стружкоотделительные

32. Уменьшение припусков в заготовках и широкое внедрение твердых сплавов при механической обработке, давая огромный выигрыш в машинной обработке изделий, заставляют с особой тщательностью ставить работы по организации рабочих мест в стружкоотделительных цехах с целью уменьшения установочных времен.

33. В этих целях прежде всего приобретает огромное значение укладка как в общую, так и в строго специальную тару всякого рода заготовок с таким расчетом, чтобы порядок укладки в таре предрешал порядок и быстроту загрузки станков изделиями,

34. Ящики, соты, прутья и проволоки для нанизывания изделий, желоба, кассеты, бункера должны быть так приспособлены, чтобы введение малой механизации по загрузкам напрашивалось само собой.

35. Как общее правило, необходимо, чтобы порядок укладки изделий после операции на одном станке был приноровлен к загрузке на другой и не требовал бы нового перекладывания или группировки изделий.

36. Нарастающая организованность в раскладке изделий может быть представлена в следующей градации:

а) укладка на столах, этажерках и стеллажах технических вещей в ряды (порядок);

б) укладка в особой специальной таре;

в) укладка в желобах, предрешающих направление движения полупродукта от станка к станку;

г) укладка в желобах, предрешающих непосредственную загрузку станков;

д) механизированная загрузка станков (малая механизация);

е) механизированная загрузка с автоматическими зажимами;

ж) автоматическая загрузка с автоматическими зажимами и разжимами.

37. При резком изменении режимов резания в сторону наиболее интенсивных методов необходимо для избежания пониженного процента машинного времени, а следовательно, и большого простоя станков вводить немедленно радикальные изменения в установочные функции с целью их механизации и сокращения таким образом вспомогательных времен.

38. Рабочий-оператор, как правило, должен быть обеспечен особой службой по:

а) наладке,

б) браковке,

в) смазке,

г) аварийному ремонту.

39. Среди установочных служб определяющее значение приобретает организация подачи режущего инструмента к рабочим местам. В частности:

а) порядок обмена инструментов,

б) порядок сдачи негодного инструмента,

в) время подачи и маршруты раздачи.

40. Как для хранения технического хозяйства наладчика, так и для инструментального магазина требуются как особо оснащенные склады (для наладчика — этажерка), так и точный регламент (график) на работы по отношению к рабочим местам.

41. Система световых сигнализаций для срочных вызовов (наладчика, дежурного слесаря, электрика и шорника) на каждом станке должна быть организована по принципу светофоров.

42. Наиболее решительные меры должны быть приняты по экономии рабочей силы и, в частности, по работе одного станочника-оператора на нескольких станках.

43. В уплотненной работе на нескольких станках наиболее популярной считается работа на нескольких одинаковых станках с одинаковыми технологическими процессами и их одинаковой протяженностью. Однако это не единственная форма многостанковой работы.

На основе продолжительных работ ЦИТ мы можем установить следующие совершенно реальные формы уплотнения:

а) работа на нескольких одинаковых станках-автоматах с одинаковыми технологическими процессами (у оператора-рабочего — функция загрузки);

б) работа на нескольких станках-автоматах с различными технологическими процессами (у рабочего-оператора — функция загрузки, включение и выключение);

в) работа на нескольких станках, имеющих автоматические подачи и одинаковые технологические процессы, одинаковые по времени (у рабочего — установочные функции и функции пуска, рассчитанные по маршруту фронта);

г) работа на нескольких станках с различной протяженностью операций (у рабочего — установочные функции и функции пусковые по разработанному маршруту и графику сопряжения времен).

44. Приближение контрольных точек к станку, точное обслуживание инструментом и вспомогательными материалами, улучшение службы осмотров и профилактического ремонта дают основания полагать, что при переходе рабочего на обслуживание нескольких станков вполне реально ставить задачу не только увеличения нормы выработки пропорционально количеству охватываемых станков, но и увеличения технической нормы каждого станка в отдельности.

45. А это в свою очередь заставляет разрешать задачу механизации загрузки и таким образом охвата еще большего фронта.

Шлифовальные цеха

46. Чем больше будет разрешаться проблема уменьшения припусков в заготовительных и стружкоотделительных цехах, а также проблема больших скоростей, тем все более относительная величина машинного времени будет приходить в противоречие с относительно увеличивающимся установочным временем.

47. Поэтому задачи, изложенные выше по отношению к стружкоотделительным цехам, в шлифовальных цехах становятся еще более настоятельными (механизация и автоматизация установочных функций и уплотненная работа на нескольких станках).

Отделочные цеха (гальванические)

48. Здесь организация рабочих мест специфична в том отношении, что наиболее тщательно должны быть организованы предварительные работы по очистке и полировке поверхностей, что и определяет в значительной степени производительность цехов.

49. Однообразие оборудования, предназначенного для этих предварительных работ, позволяет проводить сильное уплотнение.

Деревообделочные цеха

50. Организация рабочих мест здесь по существу заключается в выигрыше площадей, заваленных продукцией; это разрешается проблемой быстрого и непрерывного транспорта.

51. Другое мероприятие, освобождающее площади и экономящее рабочую энергию, это — предварительная тщательная сортировка леса.

52. Мероприятием, увеличивающим пропуск продукции через машины-орудия, является устройство приспособлений типа направителей и приспособлений по рабочим подачам.

53. В этих мероприятиях — ключ к увеличению норм, уплотнению работ и экономии рабочей силы.

Сборка узлов

54. Организация рабочих мест в цехах узловой (агрегатной) сборки отличается от всех других цехов тем, что здесь во всей строгости выявляется точная комплектность деталей по узлам и равномерность количественного нарастания сборки по отдельным комплектам (по узлам, по агрегатам).

55. Отсюда огромное значение распланировки цеха и специально устроенной тары или по деталям (быстрая сборка без особых работ по пригонке) или по комплектам (мелкосерийная сборка с пригонками).

56. Организация рабочих мест для сортировки спариваемых деталей является условием спокойного и производительного протекания сборки.

57. Заключительным звеном узловой сборки должны быть испытательные стенды по отдельным узлам с маркировкой прошедших испытание и комплектная сдача для генеральной сборки.

58. График сборки агрегатов с обозначением строгой согласованности частных сторон и с обозначением заготовочных работ, сборки малых узлов, целых агрегатов, времени испытаний должен быть не только регулятором самой сборки, но и предопределять комплектность работ механических цехов.

Общая сборна

59. Комплектность узлов и добавочных деталей в общей сборке, как условие производительной работы, требует точной распланировки и устройства специальной тары.

60. Простейшие передаточные устройства (столы, горизонтальные и наклонные желоба) являются предрешением наладки сборки в форме непрерывного потока на базе единого сборочного стола и конвейера.

61. Особого внимания требует организация рабочих мест по отделочным операциям (шпаклевка, окраска).

62. Несмотря на то, что работа в сборочных цехах массового производства считается менее квалифицированной работой, чем в заготовительных и механических цехах, по существу сборочный цех является не только одним из цепи основных цехов, но дирижирующим цехом, предъявляющим к механическим и заготовительным цехам требования по комплектному изготовлению деталей и соблюдению допусков и физико-механических требований. А поэтому вся культура заводского планирования должна быть так построена, чтобы именно через сборочный цех прежде всего осуществлялось это планирование.

63. Сильное тяготение в сборочных цехах машиностроительных заводов к работам «кучками», «кружками» дает себя знать еще до сих пор. А между тем сборочный цех наиболее приспособлен для линейной и конвейерной работы. По мере перехода к линейной сборке должен наиболее радикально разрешиться не только вопрос оперативного планирования, но и решительный переход на потоки во всех основных цехах.

Линии поточного производства

64. По существу поточные линии в массовом производстве сектора предприятий, подчиненных Наркому, еще только-только рождаются. Это имеет место главным образом в сборочных цехах.

65. Однако задача перевода массового производства в поточные линии стоит неотступно. Поточные линии сами по себе настолько упорядочивают производство, настолько легко планируются, что одним из выводов стахановского движения Должна быть поставлена как очередная задача— перевод на потоки основных заготовительных и механических цехов.

66. Расположение разнородного оборудования в потоке с разнообразными технологическими процессами и кратковременными операциями как будто не создает возможности уплотнения труда по фронту станков. Однако работа стахановцев на заводе ЦИТ дает наглядные доказательства, что эта проблема разрешима.

67. При попытках уплотнения поточных работ (работа на нескольких разнородных станках в потоке) особенно важно установить одинаковость установочных времен, что даст возможность даже на станках с кратковременными и различными операциями проводить уплотнение по широкому фронту на основе особого установочного графика.

Инструментальный цех

68. Рабочие места в инструментальных цехах в зависимости от количества изготовляемых партий продукции подчиняются или радиальному или линейному принципу организации. Однако в настоящее время должно быть обращено внимание как на дифференциацию операций при крупносерийном изготовлении продукции, так и на особо тщательное устройство рабочих мест рабочих высокой квалификации на целостных, нерасчлененных работах.

69. При организации массового инструментального производства рабочие места ничем не должны отличаться от рабочих мест в основных цехах.

Ремонтные цеха

70. Ремонтные цеха в организации рабочих мест должны следовать культуре двух цехов: инструментального и сборочного с уклоном к индивидуализации рабочих мест. Однако господство предупредительного ремонта должно решительно приблизить организацию ремонтного цеха к основным цехам (изготовление деталей) и к сборочно-узловым.

 

К пятнадцатой годовщине Октября

[93]

Октябрьская революция принадлежит к разряду таких исторических явлений, которые имеют характер целой новой эпохи в развитии человечества.

Социальное исключительное значение этой эпохи можно уловить не только по обстановке боя гражданской войны и крушения материальной силы господствовавших классов, а еще больше по тому творческому подъему, который несет класс, взявший в свои руки власть.

С исторической неизбежностью свергаемые классы отстаивают веками накопленные социальные взгляды, их роль охранительная; класс, берущий власть в свои руки, развязывая свою революционную энергию, не только освобождается от той идеологии, которую ему навязывали господствующие классы, но раскрывает свое собственное социальное я в его развитии.

Захват власти пролетариатом означал не только классовое восстание против угнетавшей буржуазии, но он выражал историческое ручательство пролетариата за то, что он поднимет развитие производительных сил на наивысшую ступень, что поднимет это развитие на ступень небывалую.

Уничтожив частную собственность на средства производства, введя в систему управления производительными силами плановое начало — два сильнейших реформирующих средства самих по себе, пролетариат в лице своего авангарда — коммунистической партии — призвал себя, на основе этого планового хозяйствования, к наивысокой производительности.

Превзойти капитализм в области производительности труда Ленин считал условием победы нового строя, строя социалистического.

Старый строй, свергнутый пролетариатом, не оставил ему таких трудовых и организационно-производственных традиций, которые пролетариат мог бы использовать в целях повышения своей трудовой культуры. Ни российское дворянство с его традициями обломовщины, ни буржуазия, воспитанная на подачках и привилегиях правительства, не оставили после себя никаких значительных культурных ценностей в области организации производства и труда. Недаром Ленин ориентировал партию на изучение немецких образцов организации и дисциплины.

Если и была в Европе и в Америке наука об организации труда и производства, то она находилась еще в начальной стадии своей формации. В этой науке сложились ряды положений аналитического, исследовательски-экспериментального и рационализаторского характера, которые могла использовать Страна Советов. Но в то же время в этой науке сказалась ее роковая социальная ограниченность. Рабочий в капиталистическом обществе поставлен в положение обороняющегося от эксплуатации его буржуазией. Поэтому наука о трудовой производительности была воодушевлена стремлением вскрыть все те оборонительные секреты, которыми вооружается рабочий в своей инстинктивной ненависти к капиталистической эксплуатации. Эта классовая позиция пролетариата до того естественна, до того фатальна, что когда блестящий представитель американской науки об организации труда и производства Ф. Тэйлор «пошел в народ», сам на время стал рабочим, то и он должен был… обороняться вместе со своими товарищами по станку.

У нас, в Советском Союзе, рабочий не объект эксплуатации, а сам творящий субъект нового своего собственного мира. Конечно, и у нас уже в самый первый период Октябрьской эпохи среди рабочих были такие, которых Ленин клеймил, как старающихся «урвать», но передовой авангард рабочего класса ясно сознавал, что он «работает на себя» (слова Ленина), что он должен дать «меру труда» высшую, чем та, которую он, обороняясь от капитала, давал при капиталистическом режиме.

И если понять, что захвативший власть пролетариат должен стремиться к небывало высокой производительности, если почувствовать, что мы работаем в начале беспримерной эпохи человечества, то можно себе представить жгучие надежды молодого нового класса, можно понять небывалое величие самой науки о труде, о труде, под знаменем которого произведен переворот.

Тот, кто по-настоящему прожигался этой верой, тот поймет, как можно верить в массовый, широчайший захват работающего пролетариата энтузиазмом, пытливостью, изыскательством в области развертывания трудовых сил человечества, дремавших тысячелетия.

И вот теперь, в пятнадцатилетие Октября, мы работники в области исследования труда и производства, после многолетней непрерывной работы можем уже определенно сказать, что социалистические трудовые резервы нам кажутся безграничными.

Ленин, выдвинув методы социалистического соревнования в самом начале Октябрьской революции, призывал пролетариат к раскрытию своих трудовых потенций, дремавших при капитализме…

…Социалистическое соревнование на индустриальной стройке выявило трудовые резервы социалистического пролетариата перед всем миром. Вооружение пролетариата исследовательским началом в области труда и производства не только закрепит результаты этого соревнования, но вооружит пролетариат для новых, еще более крупных побед.

Центральному институту труда посчастливилось поработать долгие годы, не понижая исследовательского напряжения, именно в области вскрытия трудовых резервов и мобилизации их для дела социалистической стройки.

8 первом же документе, вышедшем из ЦИТ для широкого обращения среди пролетариата, работающего на советских предприятиях, «Как надо работать», мы формировали законы ровного трудового ритма и закономерно нарастающего напряжения в работе.

Нам стало ясно, что, усиленно работая над культурой труда, работая над воспитанием определенных трудовых привычек, можно добиться работы, при которой амортизация работающего может идти параллельно работе, может быть постоянным зарядом для сохранения и нарастания производительности.

Сосредоточив в ЦИТ энтузиастов, знающих современное индустриальное производство, мы занялись не только разложением сложной работы на ее составляющие, не только разложением движений на элементы, но, что еще важнее, мы минута за минутой, секунда за секундой формировали образование и нарастание квалификации, мы искали законы нарастания этой квалификации, законы образования квалификации работника, как типа трудовой культуры, независимо от ее профессионально-цехового выражения.

Это было время анализа, лабораторного исследования одной операции — рубки зубилом. Модель этого исследования питала потом исследования десятков и сотен производственных операций — мускульно-инстру-ментальных, станочных и монтажных.

«Узкая база» исследований, «узость», микроскопичность исследований давала возможность именно ворваться в неуловимое для эмпирического наблюдателя, скрытое от него развертывание трудового потенциала работника. Ни работа пальцев, ни движение кисти в целом не уловимы ни в ударе, ни в быстром нажиме; они раскрываются лишь тщательно проводимым анализом, фотографической камерой, пленкой киноаппарата, иногда только при помощи цейтлупы. Но поймать движение, дать анализ нарастания культуры, создать потом аналитический график нарастания трудовой культуры — это значит разрешить задачу наиболее рационального, наиболее быстрого и наиболее прочного воспитания трудовых движений.

На базе вскрытия этих элементарных законов, на базе построения графика воспитания движений удалось построить сложнейшую, рассчитанную программу формирования профессий с их разделами умений и знаний.

Что же было удивительного в том, что если обычно, в силу традиции веков, формирование квалификации продолжалось годы и годы, да еще в обстановке улавливания производственных секретов, что же удивительного в том, что нам удавалось сформировать эту (и в то же время рационализированную в своих приемах) квалификацию в течение нескольких месяцев, а иногда и недель?

И несмотря на всю сложность обстановки, несмотря на ожесточенную борьбу, нам удалось развернуть базы для полумиллионной подготовки рабочих по методам ЦИТ.

Однако нас как лаборантов, прорвавшихся в тайники формирования квалификации, все время интересовал вопрос о точном отображении, записи и чтении (при посредстве регистрационной аппаратуры) самого процесса производственной работы в ее самых молекулярных выражениях.

Мы полагали, что если мы добьемся регистрации, да еще одновременно проводимой по различным функциям самого человеческого организма, то мы извлечем величайшие тайники наиболее рационального распределения трудовых усилий работника, совмещения функций, использования одной рабочей функции не только как имеющей самостоятельное трудовое значение, но в то же время как амортизатора другой. Тут прельщала мысль о неутомимом работнике; неутомимость должна получаться закономерным чередованием трудовых функций при непрерывной, однако, работе.

Только Октябрьская революция могла создать базу для такого эксперимента, который мы назвали трудовой клиникой. Вскрывать на огромной массе рабочих совершенно открыто без всякой утайки от них все сложное функциональное распределение их производственных и трудовых функций, точно, здесь же в цехе, давать аншлаги о распределении функций установки, чистой работы по непосредственному преодолению сопротивления в обрабатываемом материале, контрольных функций, устанавливать соответствие между этими функциями и дыханием, пульсом, газообменом, изменениями в крови и в моче — это можно делать именно у нас в Стране Советов, где трудовое соревнование и его результаты приносятся как достижение в общую сокровищницу социалистического строительства.

Но нам удалось еще усилить эти благоприятные тенденции. Ведь гораздо интереснее проводить этот клинический анализ не в среде со сложившейся и устоявшейся квалификацией, какую представляет рабочий, пробывший долгое время на производстве, а в той именно среде, какая характерна для обучающегося производству да еще рациональными, экономичными методами. Огромные массы курсантов ЦИТ, как раз те, кто именно формирует свою квалификацию, кто находится в непрерывном и быстром росте, они-то и стали по преимуществу той благодарной, активно настроенной средой, где действовала цитовская трудовая клиника.

Проведение клинического эксперимента стоило огромного труда. Прежде всего были трудности технически-лабораторного порядка; нужно было все записи сосредоточить в одном месте, в одном аппарате, на одной кинографической ленте, нужно было разрешить передачу показателей на огромное расстояние, надо было добиться свободной обозреваемости записей. Но огромный подъем решил дело. В конце концов нам удалось установить работающие синхронно два регистрационных агрегата как по организационно-производственным функциям, так и по энергетически-трудовым функциям работника с передачей на расстояние — центральную эстакаду. Нам удалось добиться и одновременной регистрации данных уже не только одного рабочего места, а целого производственного фронта.

Описание работающей клиники с приведением всей аппаратуры, схем передачи и образцов получаемых обозначений и кривых дано в ряде статей в нашем цитовском журнале «Организация труда».

Мы имеем полное основание полагать, что в будущем при проектировании советских предприятий мы можем к проектам технологического и производственно-планового характера присоединить разработанный на основании наших работ проект клинического устройства для предприятия в целом, отображающий все производственное поведение работника, весь сложный мир функциональных зависимостей в области организации труда и наконец всю энергетику работников как в форме индивидуальных балансов, так и энергетически-трудового баланса всего рабочего коллектива предприятия в целом. В то же время именно в этой форме в органический состав предприятия войдет экспериментально-изыскательное сооружение, могущее действовать непрерывно или же по желанию руководства или общественности.

Таков в общем сложный путь, пройденный ЦИТ от микроанализа движений до охвата предприятия в целом.

Но это была работа, проведенная главным образом органически изнутри ЦИТ на базе своего материала.

Рядом с этим ЦИТ развернул работы аналитико-исследовательского характера на основе той широчайшей базы, которую представляли его многочисленные стационарные базы по подготовке рабсилы и базы на предприятиях.

Анализ методов рационализации и реконструкции предприятий и в сопряжении с этим анализом изучение рабочих типов в производстве позволили ЦИТ развернуть проектировочные работы в отношении рабочего состава и организации труда на тех новейших предприятиях Советского Союза, которые появились в период его социалистической индустриализации.

Анализ рабочих типов в их диалектически сложном развитии в соответствии с новейшими формами организации производства вплотную привел к функциональному анализу и к функциональным формам организации производства и труда.

Разделение труда, дифференциация операций, монографически в свое время данные Адамом Смитом, гениально истолкованные Марксом в соответствии с формами производства (ремесло, мануфактура и машинная индустрия), были основанием для разработок ЦИТ. Но особенно внимание ЦИТ остановили те положения Маркса, где им был дан функциональный анализ машин-орудий. На основании обильного материала, который ЦИТ имел по своей работе со всеми отраслями промышленности, оказалось возможным дать детальные схемы функционального анализа не только сложнейших современных машин-орудий (металлообрабатывающих, текстильных, угледобывающих, деревообрабатывающих и пр.), но подойти с этим анализом и к немеханизированным рабочим местам и бригадам (строительное и монтажное дело).

Функциональные формы организации труда приходят в производство одновременно с тем, как появляются связанные во фронты машины-орудия. Они особенно характерны для предприятий, работающих по принципу непрерывного потока и больших скоростей. В своем развитом виде они завершаются целой сложнейшей системой функциональной организации труда, требующей исключительно точного согласования этих функций со стороны руководства производством. Именно на этой стадии своей работы ЦИТ почувствовал, как много надо работать над методами управления или, уже сказать, ведения производства со стороны руководителей цехов.

После того, как ЦИТ провел ряд аналитических, экспериментальных и опытных (на основе ответственных договоров) работ в этом направлении, выросла методика проектирования организации производства и труда. Она была применима (и опять-таки на основании договоров) на большом количестве новейших советских предприятий.

В этой своей работе по проектированию ЦИТ приходилось почти на каждом предприятии иметь дело не только с нашими советскими проектировщиками предприятий, но и с американскими и итальянскими инженерами, разрабатывавшими проекты и консультировавшими новые предприятия.

Как советские, так и иностранные проектировщики (как равно и руководители производства), дававшие отзывы о проектировочных работах ЦИТ, всюду устанавливали, что проектирование форм организации труда (карты организации рабочих мест и потоков) и проектирование рабочего состава — проблема новая, одна из самых ответственных при работе предприятия.

Те дисциплины, которые известны под именем планирования технологического процесса, не охватывают, к сожалению, именно точно разработанных форм организации труда и всего сложного мира отношений между живыми участниками производства. Но более того, планирование в проектах предприятий с технологической стороны дается лишь в виде перечня операций и станков без детальной разработки.

ЦИТ на основании своих аналитических, экспериментальных, проектировочных и опытных работ по организации труда на предприятиях пришел к выводу, что надо со всей резкостью разграничивать понятия раз-вер-ты-ва-ни-я производства и понятия функ-ци-о-ни-ро-ва-ни-я, причем цитовские работы приноровлены именно главным образом к труднейшему периоду в жизни предприятия, именно к его развертыванию. В то же время на основании наших работ мы можем установить, что большинство детских болезней и ошибок при пуске новых предприятий связано именно с тем, что специфические и очень деликатные методы развертывания еще недостаточно осознаны. Предприятия пускаются именно как предприятия функционирующие, а не как подлежащие развертыванию. Ведение предприятия, уже развернутого, несравненно проще, чем развертывание. В ведении предприятия — больше элементов организационного автоматизма, между тем как в развертывании преобладают моменты установочно-организационные.

Отделение этих двух моментов, их методологическое освоение дают возможность более уверенно «лечить» действующие предприятия. Лечить их, это значит «доразвернуть», внести на ходу предприятия дозы развертывания, которое или было недостаточно, или же средства развертывания подвергались преждевременному износу.

Отсюда в работах ЦИТ на предприятиях сильно представлены именно установочные средства.

Прежде всего в ЦИТ сложились формы этих средств по отношению к живому составу. Учебно-установочные цеха для подготовки высококвалифицированной рабочей силы в форме территориально отграниченных от производственных оборудованных помещений, а также в форме постановки непосредственного инструктажа на рабочих местах и производственных потоках. Эти формы работы достаточно известны и сравнительно давно выношены ЦИТ.

Рядом с этими средствами производственной установки живого рабочего состава в ЦИТ получили свое развитие особым образом методически оснащенные установочные технические средства. Эти работы, известные под именем методов скорого монтажа, получившие мощный отклик со стороны станкостроительных организаций, в настоящее время разрабатываются в ЦИТ технической лабораторией на базе особого Экспериментального станкостроительного завода (имеющего в то же время особую производственную программу).

Развернутая система скорого монтажа заключается в том, что на основе стандартных деталей, точно изготовленных, на основе стандартных агрегатов и приспособлений возможен быстрый монтаж всевозможных установок, сложных приспособлений и станков.

Это может осуществляться или в форме создания специальных заводов, или кооперации заводов, или же особых цехов на предприятиях, примыкающих к инструментальным и ремонтным.

Как мы говорили выше, все это — средства развертывания предприятий на их полную мощность или на мощность выше запроектированной. Эти проблемы, разрабатывавшиеся ЦИТ, с одной стороны, средствами аналитическими, проводимыми в самом ЦИТ, с другой — средствами монографически-проектными, выполнявшимися на новейших предприятиях, приводили к большой синтетической проблеме — управлению производством. Эту проблему мы пока не расширяем до еще более широкой проблемы управления предприятием, взятой во всей ее техно-экономической, промышленно-экономической, финансовой и административной значимости; мы имеем пока в виду проблему управления производством как таковым, управление производственными процессами в мастерских предприятий.

На основании анализов рабочих мест, потоков, на основе проектировочных и установочных работ мы приходим теперь в ЦИТ к более четкому осознанию отдельных линий управления производством.

Эти линии получаются такие: проектирование производства и его развертывание; установка производства или развертывание всех материально-технических средств предприятия и его живого состава; ведение или вождение развернутого производства, самой его фабрикации и наконец контроль, включающий в себя производственный контроль, бракераж, приемку полуфабрикатов и продукции, испытания и экспериментально-изыскательную работу в производстве. Отсюда просвечивают и типы (профили) инженеров: инженер-проектировщик, инженер-установщик, инженер-водитель производства и инженер-изыскатель.

Только разрешив проблему выведения этих типов инженеров, мы можем с уверенностью решать проблему — что такое технический директор предприятия, что такое дирекция, что значит руководить производством.

Так в ЦИТ шаг за шагом, но с железной необходимостью и уверенностью обозначился грузный путь от микроанализа движений через рабочее место и поток, через работу по подготовке рабсилы, через клинику, проектирование и разработку форм организации производства и труда к сложнейшим проблемам управления производством.

Нам, на нашем изыскательном и практическом опыте, на широкой основе органической связи с советской промышленностью, теперь, в пятнадцатилетнюю годовщину Октября, как никогда видно, к какой небывало высокой культуре труда и производства неизбежно идет Советский Союз.

Но нам также видно, как на основе производственной активности авангарда нашего пролетариата под руководством коммунистической партии мы идем не только к выполнению надежд на создание более высокой производительности, чем производительность капитализма, но и то, что наши социалистические предприятия становятся не только тем местом, где пролетариат работает, но предприятие явится для пролетариата социальной и небывалой технико-производственной школой, перевоспитывающей, перерабатывающей пролетариат, вечно зовущий его к выполнению самых смелейших, самых дерзостных заветов Октября.

 

Научная организация труда

[94]

Разработка проблем организации труда и производства техническим персоналом предприятий носила вплоть до конца XIX в. резко эмпирический характер. И только в XX в. трактовка этих вопросов, главным образом по инициативе американских инженеров с Тэйлором во главе, стала носить характер системы, близкой по своему оформлению к научным дисциплинам. Это течение связано с такими понятиями, как научная организация труда, научная организация производства и научная организация управления.

Теперь уже можно констатировать, что под тем или иным названием трактовка проблемы организации труда и производства вырастает в специальную науку. Эту науку нельзя признать ни замкнутой, ни совершенно самостоятельной. Эта наука прикладная и резко зависимая не только от целого ряда точных наук, но и от наук экономических, гуманитарных. Но в то же время конкретная трактовка науки находится в исключительной зависимости от основных социальных предпосылок, характерных для различных общественных систем: социалистической и капиталистической.

В статье мы делаем попытку в самом сжатом виде дать представление о всем том содержании проблемы, которое обозначилось в данной области к настоящему времени.

* * *

Под именем научной организации труда надо понимать такую организацию, которая строится на основе постоянно проводимого исследования трудовых процессов.

Специфичность понятия заключается именно в исследовательском моменте, который противопоставляется эмпирическому методу, господствовавшему в вопросах организации производства и труда до конца XIX в.

Это общее определение получает различное социальное выражение в зависимости от того, какому классу служит и какой класс утилизирует в своих целях методы НОТ.

В капиталистических странах как сами научные выводы утилизируются для господствующих классов, их прибылей, целей порабощения рабочего класса, так и самое направление научной работы определяется этими же целями. В стране социализма, где хозяйствующим субъектом является пролетариат, как выводы, так и направление работы определяются целями этого класса.

В то же время это не значит, что богатейшие выводы буржуазной НОТ не могут быть утилизированы в стране социализма, как не значит и то, что все работники по НОТ в социалистической стране свободны от ошибок.

Как постановку самой проблемы, так и развитие частных дисциплин в области НОТ надо отнести к эпохе крупной машинной индустрии. Внедрение машины в производство, как и внедрение вместе с тем точных, научно обоснованных технологических методов, обусловило необходимость и возможность систематического изучения разложения и измерения всех трудовых процессов. С предельной ясностью говорит об этом Маркс:

«Принцип крупной промышленности: всякий процесс производства, взятый сам по себе и прежде всего безотносительно к руке человека, разлагать на его составные элементы, создал всю современную науку технологии» [95] .

Не менее определенно говорит Маркс, в частности, и относительно разложения трудовых процессов на элементы фундаментального положения НОТ:

«Точно так же технология открыла те немногие группы основных форм движения, в которых неизменно движется вся производительная деятельность человеческого тела, как бы разнообразны ни были применяемые инструменты, — совершенно так же, как механика, несмотря на величайшую сложность машин, не обманывается на тот счет, что все они представляют постоянное повторение элементарных механических средств» [96] .

Эпоха крупной машинной индустрии позволила с наибольшей ясностью раскрыть и сформулировать основные производственные законы, относящиеся к эпохам, предшествовавшим крупной машинной индустрии.

Частные отдельные попытки изучать трудовые процессы встречаются еще в работах гениального Леонардо-да-Винчи.

В числе ученых нового времени, отдавших свои силы трудоведению, надо назвать французского математика и инженера Перроне, блестяще разрешившего для своей эпохи (XVIII в.) задачу точных монографических описаний трудовых процессов мануфактурного периода. Его работу, как и аналогичную работу Делэра по описанию мануфактурного производства булавок, можно считать классической (см. «Epingle», «Encyclopédie eu Dictionnaire raisonné des Sciences, des Arts et des Métiers», v., стр. 804, изд. 1755 г.; см. перевод с оригинала в журнале ЦИТ «Организация труда», № 2, 1928).

Точное описание трудовых или технологических процессов, как оно ни кажется иногда в настоящее время элементарным, в свое время составило эпоху и, несомненно, входит как элемент в науку исследования труда.

Однако не надо умалять значение в этом отношении и всей блестящей плеяды исследователей XVIII в., работавшей под руководством французских энциклопедистов во главе с Дидро и давшей исчерпывающие описания и переводные иллюстрации (гравюры) всех ремесел и мануфактур Европы (сотрудничество четырех стран: Франции, Англии, Пруссии и Швеции, возглавленное их академиями наук).

Эти образцы тщательных монографических описаний, бывших в свое время непревзойденными научными образцами, теперь надо считать лишь прелюдией в создании науки о трудовых процессах. Адам Смит был первый, который попытался установить законы производительности методом сравнительной характеристики ремесла и мануфактуры. На примере той же булавки он дал определяющие формулировки, относящиеся к разделению труда.

Адам Смит на примере одной из булавочных мануфактур, далеко не лучшей для своего времени, в которой было занято 10 рабочих, определяет дневную выработку, падающую на каждого отдельного рабочего, до 4800 штук! Насколько ценны констатации и положения Адама Смита о производительности при мануфактурном способе производства, настолько поспешны и неубедительны его заключения о производительности ремесла. Адам Смит не допускал при ремесленной организации выработки одним рабочим 20 булавок в день и даже… одной булавки. Это мнение опрометчиво, ибо принцип разделения труда возможен и на самом деле был и есть и в ремесле, когда работал даже один рабочий, но изготовлял большой массовый заказ; рабочий, разделяя свои процессы на заготовительные, обработочные, отделочные и пр., конечно, давал большую производительность, нежели выполняя каждое изделие целиком от начала до конца. Разделение труда обозначилось еще в ремесле; мануфактура взяла эту основу и разделение труда во времени умножила на разделение труда в пространстве целой партии работников.

Однако честь научного установления основных законов в области производительности труда принадлежит Марксу. Унаследовав огромный материал классической политической экономии и утилизировав колоссальные архивные материалы английской фабричной инспекции и технические монографии Европы, Маркс внес в дело изучения два характерных момента: прежде всего он опроверг самую возможность и рациональность установления неких абсолютных надисторических законов в области тру-доведения, внеся генетическое рассмотрение проблемы в соответствии с различными общественными формами производства; во-вторых, он подчинил эту историческую трактовку проблемы принципу классовой борьбы, венчая тот и другой принцип теорией диалектического материализма.

Тем самым Маркс предрешил, что законы производительности труда при капитализме и социализме подчиняются совершенно различным законам: если при капиталистической форме промышленности (в том числе крупной машинной индустрии) рабочий является с точки зрения капиталиста «лишь простым придатком машины», то в социалистическом обществе рабочий является самим творящим субъектом, раскрывающим безграничные перспективы производительности.

Говоря о различных формах производства — ремесло, мануфактура, крупная машинная индустрия, Маркс установил исторические законы производительности труда, предрешив этими законами разработку всей проблемы научной организации труда. Основной смысл этих законов заключается в том, что в соответствии с поступательным развитием общества от ремесла через мануфактуру к крупной машинной индустрии производительность труда возрастает. Этот основной исторический закон Маркс дифференцирует на ряд частных законов и закономерностей, особенно развитых им по отношению к мануфактуре и крупной машинной индустрии.

По отношению к мануфактуре Маркс развил учение о нормах производительности, взаимосвязи этих норм в общественном процессе труда на основе его разделения, соотносительность и кратность этих норм между собой, а также и численную взаимозависимость отдельных рабочих групп.

Вот наиболее характерная формулировка Маркса:

«Наряду с качественным расчленением оно (мануфактурное разделение труда) устанавливает количественные нормы и пропорции в общественном процессе труда »

(Маркс, Капитал, т. I, стр. 336, ГИЗ, М., 1920 г. Разрядка наша. — А. Г.).

Разделение мануфактур на два типа: органическую (переход изделия из рук в руки в процессе обработки) и гетерогенную (движение отдельных деталей в единый сборочный узел), это разделение, данное Марксом, имеет не только историческое значение: в новейших машинизированных и конвейеризированных производствах эти две тенденции представлены во всей своей резкости.

По отношению к крупной машинной индустрии Маркс установил эмансипацию развития машины «от тех органических ограничений, которым подчинено ручное орудие рабочего» (там же, стр. 365).

Маркс же установил принцип безграничной специализации машин, а также принцип кооперирования машин, дав учение о системе машин (там же, стр. 372).

Дальнейшее углубление принципа разделения труда на основе специализации машин Марксом зафиксировано в точных положениях.

Далее, ему же принадлежат блестящие формулировки не только относительно машин-автоматов, но и автоматов-заводов (явление, раскрывающееся во всей своей последовательности в наши дни в Америке). И, наконец, Маркс же установил растущий принцип непрерывности производственных и трудовых процессов на основе машинного производства вплоть до установления непреложности конвейирования (там же, стр. 372).

Работы Маркса показали, какой исключительной силы может достичь чисто аналитический метод (а не экспериментальный) в области установления законов производительности труда.

Его работы в то же время показывают, что только диалектический метод может быть надежной базой в основной трактовке производительности труда.

Работы современных «классиков» по НОТ (особенно американских), несмотря на богатое вооружение экспериментальными данными и средствами графического изображения, но лишенные обобщающей силы систематического изложения, кажутся нередко чисто эмпирической трактовкой проблемы.

Необходимо отметить еще одну черту писаний Маркса, характеризующую его манеру обращения с материалом, это — широта охвата производственного материала и специфичность объекта при иллюстрации положений: говоря о машинном производстве, Маркс фиксировал свое внимание на таких отраслях, которые и в его время и теперь являются примером резкой специализации и непрерывности производственных процессов, — текстильное производство (и особенно прядение) и бумагоделательное производство. Между тем как исследователи в области НОТ концентрировали свое внимание по преимуществу на металлообработке, где сопротивление материала и разнообразие объектов обработки несравнимо большие, чем в марксовых иллюстрациях.

То, что известно под именем НОТ в собственном смысле этого слова, связано с именем Ф. Тэйлора, американского инженера, давшего в течение двух с половиной десятилетий (90-е годы XIX столетия и 15 лет XX столетия) основные принципы НОТ. Кроме откровенно капиталистической трактовки проблемы производительности труда, диаметрально отличной от Маркса, Тэйлор резко отличается от Маркса тем, что его работы бедны установлением законов и закономерностей в области производительности труда. Характерная черта НОТ в интерпретации Тэйлора заключается в том, что он внес в исследование производительности методы экспериментальных наук. Однако прежде всего он начал с того же разложения сложных процессов на отдельные отрезки и элементы (конечно, условно). Этот аналитизм вообще более характерен для Тэйлора, оставившего на долю своих последователей разрешение синтетических проблем. Разложение процессов на элементы дало возможность создать прикладной метод работы по инструкции, точно расписывающей отдельные мельчайшие составляющие работы (инструкционные карты). Работа по инструкции сообщает предприятию не только характерные признаки исследования трудовых процессов, но в то же время вносит переворот во всю систему подготовки кадров, покоившуюся на индивидуальном (часто облеченном в секрет) способе передачи профессиональных знаний и навыков.

Проведение работы по инструкции, развитое Тэйлором, нельзя, однако, считать «изобретением» Тэйлора. В военных уставах различных армий независимо от веяний, идущих от НОТ, и не только по отношению к чисто военно-боевым движениям, а и к трудовым (например, уход за лошадью, экипировка), мы можем видеть разделение на элементы и инструкции на основе этого разделения. Эти же моменты мы можем найти в различных педагогических методах.

Новизна Тэйлора заключалась в том, что он приложил методы разделения труда и инструктирования к трудовым процессам современных предприятий.

Второй характерной чертой работы Тэйлора явилось измерение производственных процессов во времени, опять-таки с резко аналитической направленностью: установление временного протяжения отдельных мельчайших составляющих трудового процесса. Хронометраж работ, являющийся капиталистическим бичом рабочих на капиталистической фабрике и методом свободного вскрытия трудовых резервов на наших социалистических предприятиях, разработан именно Ф. Тэйлором.

Ни самый хронометр, ни хронометрирование опять-таки не являются изобретением Тэйлора. В научно-экспериментальных работах, в астрономических наблюдениях, в измерении движений в спорте и конских состязаниях хронометрирование было известно давно и с более мелкими единицами времени, чем у Тэйлора. Но Тэйлор дал разработанное приложение хронометража к трудовым процессам предприятий.

Хронометраж вырос в специальную проблему и подробно разработан в Германии инж. Михель, а в Советском Союзе — многочисленными представителями нормирования.

Непосредственно примыкающим к хронометражу является учение о нормах, «уроках;» это учение Тэйлор разрабатывал в своеобразных американских условиях. То была обстановка типичной капиталистической фабрики, и Тэйлор своими нормами хотел открыть «секрет» высокой производительности чисто экспериментальным путем. Но он скоро увидел (правда, в соответствии со своими ранними выступлениями еще в начале 90-х годов), что задачу высокой нормы, высокого урока нельзя разрешить голым производственным экспериментом. Правда, он построил особую стимулирующую систему заработной платы (дифференциальная заработная плата) как стимул для преодоления существовавших норм. Но он должен был скоро убедиться, что, несмотря на эти стимулы, рабочий в капиталистическом обществе (и Тэйлор имел храбрость это признать открыто) скрывает и не может не скрывать (и сам Тэйлор, сделавшись рабочим, это скрывал!) свои трудовые возможности. И Тэйлор, как и многие другие буржуазные исследователи, не мог превозмочь своими чисто экспериментальными методами ту социальную обреченность урока и нормы, которые свойственны капиталистическому строю.

В нашей социалистической стране вопрос о нормах с самого начала Октябрьской революции Лениным был поставлен в сопряжении с захватом власти пролетариатом. Ленин дал учение о социалистической «мере труда», долженствующей быть выше капиталистической нормы в силу одного определяющего факта, что рабочий класс стал хозяином средств производства и, таким образом, работает «для себя», для своего класса. Принимая и сдельную оплату и дифференциальную ее систему, Советский Союз продемонстрировал свой собственный тип соревнования — социалистическое соревнование и ударничество — именно в процессе борьбы за высшие нормы, в процессе борьбы за новое, социалистическое отношение к труду.

Советский Союз принял в свое обращение и систему премий как метод экономического стимулирования работника на базе наших социалистических форм труда.

Своеобразность экспериментальной базы Тэйлора состояла в том, что она представляла собой сравнительно кустарное предприятие.

Это и наложило отпечаток на все его организационно-технические методы. В центре организационных построений у Тэйлора стоит заводское учреждение, носящее название распределительного бюро, которое на основе заказов и заранее спроектированных норм распределяет работу между рабочими. Как известно, в современных заводах массового производства эта функция коренным образом видоизменилась: распределение работы заменяется проектом, реализуемым в порядке установленных производственных потоков.

Но в свое время организация распределительного бюро (да и теперь в мелкосерийном производстве) означала замену системы беспорядочной от случая к случаю раздачи работы.

Из других проблем и методов Тэйлора укажем на две, тесно связанные с основными его идеями. Идея подбора работников дана Тэйлором как неизбежное следствие метода наивысшей нормы и «урока». Тэйлор отстаивал не только профессиональный отбор, основанный на оценке профессиональных качеств, но и отбор производительности с целью равнения на сильного, а также подбор функциональный — по физическим работам, по умственным, по исполнительным. Со свойственным ему капиталистическим признанием социальной фатальности, уготовавшей для различных рабочих, якобы, присущую им профессиональную и функциональную обреченность, Тэйлор этими своими воззрениями предопределил всю буржуазную психотехнику.

Другая проблема — проблема разложения и композиции трудовых движений затронута была им сравнительно мало, и он отдает приоритет в этом отношении американцу Джильбрету, продемонстрировавшему на кирпично-кладочных работах в основном все тот же принцип разделения труда.

Среди генеральных идей Тэйлора необходимо отметить тезис о резком отделении функций расчета от выполнения, что уже является мостом к организации современного массового производства.

Как организационный принцип этого отделение функций как в пространстве, так и по времени совершенно бесспорно: проектные проблемы нельзя ни ставить, ни разрешать на ходу, между делом, а тем более нельзя в современном скоростном производстве отнимать чисто исполнительское время (процесс выполнения заданий должен быть непрерывным) для проведения расчетов.

Однако эта идея получила у Тэйлора особое социальное истолкование, а у Форда исключительно заостренную социальную практику, на которой рабочие массы вообще призваны только для исполнительских функций, а расчетные и проектные — это удел привилегированных единиц. Страна Советов вся растет под знаменем выдвижения самых низовых, самых загнанных при буржуазном господстве слоев населения, и она принимает методы Тэйлора как принцип расположения и проведения работ, вытравляя из учения Тэйлора его капиталистические взгляды о господах и илотах.

Тэйлор развил систему функциональной организации производства, противопоставляя ее «военной организации», построенной на прямом иерархическом подчинении по непосредственному объекту работы. Однако в трактовке этой идеи Тэйлор больше показал себя аналитиком, чем синтетиком, и не дал методов сопряжения функций в сложной производственной обстановке.

Тэйлор в поисках наиболее производительной работы цеха пришел к установлению функционального руководства цехом. Не универсальный мастер, а мастер-распределитель, мастер по скоростям и целый ряд функциональных мастеров числом до 8 управляют цехом каждый по отдельной линии. Отсюда, от этих функциональных истоков Тэйлора, идет углубление системы функционального управления и в высших органах управления промышленности.

Почти одновременно с Тэйлором, но без мировой известности, выступил в России проф. Адамецкий, который, в противовес аналитику Тэйлору, создал учение о синтетическом построении производственных и трудовых процессов. Работая совершенно в другой области, чем Тэйлор (прокат в металлургии), проф. Адамецкий на базе массового, непрерывно идущего производства создал так называемый «графический метод» — особую форму исследования на базе графического изображения производственных и трудовых процессов по времени в виде «гармонограмм». Проф. Адамецкий, отправляясь, от достигнутой высоты производительности отдельных звеньев, считал, что наивысшая производительность предприятия должна достигаться наиболее удобным сочетанием во времени как отдельных звеньев потока, так и параллельных потоков между собой. Аналогичные работы надо отметить в Америке, связанные, главным образом, с Ганттом и его последователями, выражающиеся в графическом изображении (графики Гантта) запроектированного протекания производственных и трудовых процессов и графическом сличении проекта с фактическим выполнением. Анализ отклонений от проекта должен, с одной стороны, уточнять проект, а с другой, — фиксировать слабые места в организации производства. Однако Гантт, несомненно, стоит ниже Адамецкого по силе своего синтетического охвата трудовых и производственных процессов.

В большом двухвековом охвате идей, известных под именем научной организации труда, чрезвычайно интересно установить, что такие умы, как Маркс, а также Перроне, Адам Смит, Адамецкий, поражают особым выбором производственных объектов при формулировках наиболее резких, последовательных выводов. У Маркса фигурирует текстильное производство— прядение и ткачество, а также бумага, у Перроне и Адама Смита — булавка, у Адамецкого — объекты прокатки. Несмотря на разнообразие этих объектов, они все характерны тем, что представляют собой каждое в своей области однообразное вещество в огромных количествах, и кроме того, по форме — непрерывно тянутую нить. И необходимо констатировать, что в таких объектах, как машиностроение, с его разнообразием вещества (а следовательно, с резко различным сопротивлением материала), разнообразием форм и кускообразным характером объекта, быстрота внедрения наиболее прогрессивных методов производства идет значительно медленнее, чем в производствах, имеющих дело с сыпучими, жидкими, полужидкими, нитеобразными и лентообразными телами.

К настоящему времени проблема научной организации труда получила огромное распространение во всем мире и стала известна под более широким названием научной организации управления или же просто: научного управления (Scientific management).

Можно установить, что все научные методы в этом отношении, как и положительные практические решения, можно разбить на две группы: аналитические и синтетические. Как в научно-изыскательной работе, так и в производственно-прикладной можно достигать положительных результатов или методом анализа, разложения на малые отрезки, элементы, или методом синтеза, соединения, кооперирования той или иной композиции элементов, отрезков.

На основании мировой производственной практики можно установить, что еще до сих пор решающее и наиболее революционное значение играют методы аналитические. Синтетические методы не столько решают, сколько усиливают значение аналитических методов и при неумелом их использовании могут и забюрократизировать результаты аналитических методов. Но в то же время удачное проведение методов синтетических (согласующих, ритмизирующих) в свою очередь является настолько значительным овладеванием производства, что на их базе всегда обеспечивается новый расцвет аналитических методов.

Попытаемся ниже дать очерк того состояния проблемы НОТ, к которому она пришла в настоящее время — в четвертое десятилетие XX в.

На протяжении четырех десятилетий в Европе, в Америке и в СССР было произведено колоссальное количество работ, посвященных одной из определяющих НОТ проблем — исследованию трудовых движений. В Америке это изучение строилось на базе чисто организационного отбора в производственной обстановке (Тэйлор, Гильбрет); во Франции — на базе лабораторного физиологического анализа (Амар); в Германии — на базе и физиологического (Ацлер) и психологического анализа (Заксенберг). Во времена царской России (первое десятилетие XX в.) проф. Сеченов дал исследования о рабочих движениях человека. Будучи по своему образованию и инженером и физиологом, проф. Сеченов, с одной стороны, сообщил всей физиологии новую базу в виде инженерной терминологии в области мышечной и нервной систем, а с другой — свел все рабочие движения человека к элементарным вращательным и маятниковым движениям.

В Советском Союзе на основе работ Гильбрета ставилось изучение трудовых движений (ЦИТ) путем их разложения на микроэлементы.

Огромные перспективы в изучении движения открыли киносъемки с цейтлупой при экстраскорых съемках и с применением искусственного замедления подачи кадров на экране.

Все эти исследования дали множество ценнейших методов, но в то же время возбудили немало утопических надежд и разочарований. Результаты всех исследований можно свести к следующему: установлено приведение трудовых движений к основным исходным элементам: рычаговые и маятниковые движения и вращательные движения удалось свести к определенным стандартам (без точных измерительных характеристик) хватки, приемы и позиции при выполнении трудовых движений; удалось установить ряд ценных функциональных измерителей при выполнении трудовых движений. Однако надо признать до сих пор неудавшимся разрешение вопроса о прямых непосредственных измерителях (в единицах физиологической энергии) работы, производимой работающим организмом; получились измерители только в форме косвенных коэффициентов (например, дыхательный коэффициент, кривые пульса, кривые дыхания). Точно так же не найдены еще надежные объективно-физиологические показатели утомления при работе. Единицы работы (килограммо-метры), количества и кривые работы, производимые работающими органами человека, производятся на основе известных физических методов. Совершенно утопическими оказались надежды на возможность физиологического измерения работы центральной нервной системы. Следовательно, надо признать утопическими и надежды найти чисто физиологические методы нормирования работы. Приоритет остается за чисто организационными исследованиями, устанавливающими не столько абсолютные величины труда, сколько относительные высоты трудовой культуры. В Центральном институте труда (Москва) была проведена большая работа по постановке трудовой клиники непрерывного синтетического эксперимента в производстве с передаваемыми на расстояние регистрациями дыхания, пульса и функционального распределения работы (установочные движения, собственно рабочие и контрольные); газообмен удалось устанавливать в форме измерения выдыхаемого воздуха; эксперимент проводился на большом производственном фронте. И здесь опять-таки все измерители получали лишь относительное значение.

Напрасно думать, что с введением машин значение трудовых движений сводится к нулю. Движения могут быть установочные, обработочные (регулирование самого технологического процесса) и контрольные. Автоматизация захватила до сих пор, главным образом, обработочную зону машины. На долю установочных и контрольных движений даже на наиболее механизированных предприятиях падает до 1/3 рабочего времени. Однако неумолимый прогресс автоматизации постепенно захватывает как установочные, так и контрольные функции. Экономичность и рациональность движений при машинах достигается все более и более чисто организационными средствами, из которых главнейшее — выделение установочных (установщики) и контрольных (браковщики) функций от операторов к специальному обслуживающему персоналу, а на основе этого — механизация и автоматизация функций в самом станке.

Следующей проблемой надо признать организацию рабочих мест. Начатая американцем Гильбретом на строительных работах, эта проблема разработана на основе технологического и функционального анализа работы ЦИТ для всех отраслей промышленности и, в частности, для рабочих мест в потоке. Характерной особенностью цитовских работ является разработка системы обслуживания операторов.

В области организации рабочих мест необходимо отметить американские работы по оснастке подвижного обслуживания рабочих мест. Проблема, занимавшая в последние два десятилетия американских, европейских и советских исследователей и называемая непрерывным потоком, представлена в огромной литературе на всех языках мира. Америка в этом направлении шла впереди всех стран и дала во главе с Фордом и Смисом такие реализации, на которых учился весь мир. Германия более интересна работами по систематике понятий и основных положений, связанных с непрерывным потоком, сложившимися в специальную отрасль знаний. Вопрос о непрерывном потоке и конвейерной работе дискутировался с невиданным ожесточением. В общей картине этого спора германская инженерная мысль пыталась опорочить американские методы и, в частности, методы Форда, аргументируя не только экономическими доводами, но и доводами от «немецкого духа». Жизнь решила не только в пользу потока и конвейирования, но в последнее время появились системы превращения конвейеризированных потоков в автоматически работающую фабрику почти без операторов, а только с установочно-обслуживающим персоналом (заводы Смиса). В СССР в эпоху первой и второй пятилеток социалистическая индустриализация проводилась преимущественно с курсом на непрерывный поток. В настоящее время можно сказать, что две страны мира: США и СССР господствуют в проведении этого метода. Проблемы, которые связаны с непрерывным потоком и служат предметом тщательных исследований таковы: типы оборудования и автоматизации в потоках, определение партий по отдельным потокам, наиболее выгодные величины пропуска объектов через потоки, проблема гармоничного ритма, величина межоперационных заделов, резервное оборудование для ликвидации серьезных аварий в потоках, расчеты оборота инструментария, приспособлений и постановка обслуживания.

Несомненным отражением непрерывного потока являются проблемы световой и звуковой сигнализаций в их массовом и всеохватывающем выражении, всякого рода диспетчерские службы и системы автоматических показателей нагрузок оборудования, контроля питания потоков объектами и вспомогательными материалами.

Необходимо отметить, что работа непрерывным потоком с ее строго урегулированной производственной средой постепенно подводит к серьезным переоценкам в области проблемы заводского освещения. По мере перехода от слабых источников освещения (керосиновое) к сильным (газ и электричество) все более и более становилась популярной мысль о том, что чем сильнее источники освещения, тем производительнее становится труд работника. В этой общей форме такое положение до сих пор можно считать неоспоренным. Однако по мере увеличения производственных скоростей, по мере того, как отдельное рабочее место все более и более поглощается потоком, становясь его полуподвижной частью, сама культура освещения вступает в новый фазис. Искания в этой области становятся утонченными. В некоторых производствах искусственный свет предпочитается естественному (газовая пайка); типичное направление светового потока сверху иногда меняется на обратное (сборка мелких предметов на матовом стекле, освещенном снизу); источники света скрываются от глаз работающих; различение предметов и их оттенков превалирует над задачами общего богатства освещения; сигнальный характер света и отдельных частей его спектра выступает все более и более наряду с общеосветительными целями; отражательные и поглотительные свойства предметов изучаются с особой тщательностью.

Необходимо отметить, что наиболее интересные изыскания в области освещения, как и в области изучения цветности, проникают в предприятия извне, из области железнодорожного, морского, автомобильного и воздушного транспорта; для разрешения этих проблем эксперименты в рамках заводского производства не так убедительны, как в области всех видов современного транспорта, где моменты движения представлены огромными скоростями, приближающимися к звуковым скоростям.

Однако наиболее разительным явлением, все более и более обозначающимся по мере внедрения непрерывного потока, можно считать коренное преобразование конструктивных и монтажных методов оборудования. Основная черта этих новых методов — мобильность оборудования: всей машины в целом, отдельных ее механизмов и тел, а также возможность комплексного перемонтажа линий. Монтаж на основе стандартных агрегатов (ЦИТ) и система Пауэр-Пэк в Америке — вот формы этого движения, еще только развертывающегося, но обещающего сообщить всему массовому производству новые начала не только мобильности самой машины и потоков, а начала быстрейшего (в несколько месяцев и даже декад) развертывания новых производств в целом.

Развитие системы непрерывно-поточного производства является наиболее полной организационной революцией в формах производства. По своему революционизирующему значению эта система может сравняться лишь с теми переворотами, какие произвели в XVIII в. мануфактура, в XIX в. крупная машинная индустрия. Непрерывно-поточное производство не может быть поставлено более или менее правильно, если оно не покоится на системе научно обоснованных показателей, учете и регулярно составляемых графиках-проектах и графиках исполнения. Поэтому можно сказать, что оно органически по самому своему существу не может быть поставлено иначе, как на базе научной организации труда. И наоборот среди организационно-технических причин при неудачах непрерывно-поточного производства главным является пренебрежение к системе точных регистрации и системе быстрых реакций на эти показатели.

Идея нормирования, когда-то в истолковании Тэйлора выдвигавшаяся как принцип индивидуальной нагрузки рабочего, на наших глазах все более и более превращается в универсальную проблему распределения и сочетания нагрузок машин, потоков и оперативного персонала; индивидуальные нагрузки по отдельным производственным точкам и отдельным лицам все более и более оцениваются с точки зрения наивыгодного распределения нагрузок по фронтам, с точки зрения наибольшей производительности линии, цеха или предприятия в целом. Не простая сумма наибольших норм, а система норм, дающая наибольшие выпуски продукции при минимальной себестоимости, — вот современная наиболее культурная характеристика нормирования. Нормирование является одним из прямых показателей научно поставленной организации производства. В нормировании дали себя знать многочисленные научные предрассудки, одним из которых является догматизация нормирования по элементам. «Элемент» нормирования многим нормировщикам представлялся как некое слагаемое суммы элементов в сложном трудовом движении. На самом деле, соединяясь в сложном движении с другим элементом, он не только образовывает сложное движение, но и преобразовывает сами элементы как в их кинематическом, так и в динамическом выражении. Это один из приемов бюрократизации НОТ, конечно, пример не единственный. Вместе с тем до сих пор не оценено огромное значение нормирования как метода учета малых, не повторяющихся элементов времени, когда экономия в 0,5 сек. может сберечь в год месяцы времени.

Есть течения в нормировании, выдвигающие на первый определяющий план физиологические методы в нормировании (Ерманский в СССР, Ацлер в Германии). Не говоря уже о том, что исключительно физиологический уклон игнорирует социальное содержание нормирования, он противоречит тому, что в нормировании все более и более определяющими являются организационные моменты; в то же время по мере роста механизации и автоматизации повышается значение высшей нервной деятельности, измерение которой обычными физиологическим средствами недостижимо. И это тем более, чем более работа мозга отходит от первоначальной стадии элементарных рефлексов к сложной системе образования суждений, ассоциаций, расчетов.

Если взять все богатство современных изысканий в области нормирования во всем многообразии взглядов, школ, направлений, то они тем бесспорнее, чем более они выдвигают свои выводы как характеристику отдельных моментов определенного режима: резания, давления, работы человека (техническое нормирование), но они теряют свою достоверность, поскольку распространяются на длительные периоды и на сочетание с моментами режимов другого рода. Рабочая норма как конкретная практическая единица всегда индивидуальна, а характеристика режима может быть лишь теоретическим расчетным основанием.

Среди различных методов нормирования необходимо особо отметить экономические методы установления и регулирования норм. Системы прогрессивных премий в соответствии с перевыполнением условно установленной нормы являются наиболее действительным средством выявления действительных норм.

Самым сильным методом, непосредственно вытекающим из нормирования, является метод уплотнения операций в пространстве и времени. Здесь в большинстве случаев вопрос решается не самими методами нормирования, но все же на их основе: дело решает определенная перестановка сил, особенно сил обслуживания производства.

В особую группу работ, связанных с НОТ, необходимо выделить работы, связанные с профессиональным подбором и профессиональным обучением.

Прецеденты профессионального отбора давно были известны в форме требований, предъявляемых при приеме в специальные виды войск. Эти требования имели характер антропометрических характеристик, а также характеристик общего и специального умственного развития. Новое, что декларировала психотехника, было, во-первых, то, что она претендовала установить чисто психологическую характеристику работника, во-вторых, полагала установить предопределяюще-профессиональные качества некими лабораторными методами. Парсонс, Мюнстерберг (Америка), Меде и Липман (Германия) — вот имена, которые в основном создали движение по психотехнике. Надо признать, что это одни из самых модных, шумных методов в НОТ, одно время принявших характер психоза и за границей и у нас. Судьба этого движения к настоящему времени такова: откровенно классовый, фаталистический, буржуазно-фашистский характер этого движения стал ясен уже и самым рьяным апологетам его у нас в СССР; сама психотехника в ее лабораторно-экспериментальном вооружении была построена в общем без какого бы то ни было глубокого профессионального анализа и потеряла свою убедительность в самих истоках; практический профессиональный подбор идет в сторону углубленного изучения анатомических и физиологических требований (зрение, сердце, легкие, функционально-диагностический анализ); неоспоримые результаты дает углубленный анализ дефективных лиц в смысле как подбора работы, так и тренировки (слепых, глухонемых, увечных). Что же касается профессионально-психологической предопределенности в области производства, то ударничество и социалистическое соревнование, как и вся наша советская система, в корне противоречат тому профессиональному фатализму, который исповедуют психотехники Западной Европы и Америки.

В ряду проблем, имеющих отношение к рабочей силе, отметим течение в области НОТ, связанное с производственной подготовкой рабочей силы. Как Тэйлор, так и Гильбрет считали, что профессиональное ученичество, как они его знали в Америке, осталось в общем нетронутым с ремесленных времен. И их работы по созданию инструкционных карт являются новой методикой производственной подготовки рабочей силы, которая позволяла наиболее решительно приобщать к производству малоквалифицированные или даже совсем неквалифицированные слои рабочих.

Одновременно необходимо отметить, что в новейших массовых производствах начала XX в., особенно в военной промышленности (раньше, чем появилось массовое автомобильное производство Форда), появился институт установщиков, игравших по отношению к рабочему двойную роль: во-первых, они его освобождали от сложных функций настройки и регулировки станков, во-вторых, они выполняли роль инструкторов.

Методика ЦИТ по подготовке рабсилы создалась как производное новейших организационных тенденций в промышленности. Она характеризуется тренировкой основных приемов работников, сопрягаемых в дальнейшем с более специальными приемами. Тренируются хватки, элементы приемов, нагрузка располагается по определенной аналитической схеме в порядке постепенного увеличения и осложнения. За приемами следуют операции, за операциями — комплексы операций. Наибольшая практическая работа по краткосрочной (месяцы и декады) и рациональной подготовке была развернута ЦИТ в период первой пятилетки (до полумиллиона человек) для самых разнообразных профессий и квалификаций по всем главнейшим отраслям промышленности.

Среди работ по НОТ надо отметить еще особую научную дисциплину и соответствующую практическую деятельность, известную под именем охраны труда. Охрана труда в буржуазном обществе представляет собой некое либерально-филантропическое течение, украшающее буржуазную демократию. И буржуазное общество может в парадные выходы своих идеологов включать слащавые фразы об «охране труда» и тем украсить «гуманитарность» капиталистического строя. Наша советская охрана труда не может быть трактуема как институт, защищающий пролетариат от эксплуатации нашего, пролетарского государства (меньшевистская точка зрения); наша «охрана труда» со своими разветвлениями— техника безопасности, гигиена труда, санитария труда — является частностью по созданию культуры труда, за которую бьется взявший власть пролетариат.

Исследования воздуха, освещения, пыли, отходящих газов, вообще всей так называемой производственной среды с целью трудовой активизации работника — вот объекты изучения охраны труда. Особо надо отметить приспособления по ограждению рабочего от опасного действия различных механизмов; эта последняя работа граничит уже с работой конструктора, работающего не только над ограждениями, а и над приспособлениями, облегчающими трудовые функции при машинной работе.

В совершенно особую группу уложилось движение в области НОТ, известное под именем стандартизации, представленное в важнейших государствах обоих полушарий. В Международную ассоциацию по стандартам (I. S. А.) к настоящему времени входят 20 государств, в том числе и СССР.

Движение по стандартизации прошло в общем три этапа. Этап первый, когда под словом «стандарт» понималось точное определение технических требований, характерных для данной продукции. Второй этап, когда уже появились не только стандарты (как фиксация образцов или технических условий), а именно стандартизация как типизация товарных видов с целью сокращения их. Наконец, стандартизация в наше время явно вступает в новый период, когда товарно-технические характеристики ставятся на базу закономерных взаимозависимостей и соразмерений.

Если стандартизация в своем выражении 1-го и 2-го периодов является предпосылкой взаимозаменяемости в пределах точно определяемых и измеренных видов, то стандартизация 3-го этапа уже дает базу для новых форм видовых зависимостей между собой, зависимостей, устанавливающих почти бесконечную соизмеримость величин и параметров; признак системы здесь выступает во всей своей сложности; повышается удобство изучения и пользования.

Как никакое другое разветвление НОТ, стандартизация стала интернациональным движением. И это не только в смысле мирового распространения метода стандартов, а в форме самих международно признанных стандартов. Например, международный стандарт цоколей электрических ламп, международная система допусков и посадок, резьб, рядов диаметров, подшипников качения и множество других объектов.

В последнее время в области стандартизации появилось течение, представленное экономическими стандартами. Это касается различных техно-экономических характеристик, относящихся к торговым проблемам: определения вида торгового сорта, цен товара (стандартный товар, стандартная цена и пр.). Среди них наибольшим международным влиянием пользуется так называемый стандарт-кост, т. е. стандарты, устанавливающие себестоимость продукции как в целом, так и по ее составляющим (сырье, энергия, заработная плата, накладные расходы). Этот стандарт служит базой для фиксации отклонений как со знаком плюс, так и со знаком минус. Среди важнейших проблем в этой области необходимо отметить изыскания в области установления накладных расходов и их зависимости от органического строения капитала. У нас в СССР приобрело права гражданства слово «нормативы», которое не тождественно стандарт-кост, но аналогично ему. Можно с известной условностью установить, что система стандарт-кост является дальнейшим развитием методов Гантта (графики Гантта).

Наконец, в области НОТ надо отметить огромное и все расширяющееся течение, трактующее вопросы управления (Scientific management — научная организация управления).

В разработке этих вопросов можно отметить два этапа. Этап первый, который по преимуществу можно сопрягать с именем Тэйлора, с одной стороны, и Файоля — с другой, в котором вопросы управления трактуются как чисто административные вопросы. И этап второй, в котором вопросы управления неразрывно связаны с внедрением такого режима производства, которое в своей основе покоится на регулярном учете, графическом изображении этого учета и корректировании проекта стандарта.

Идеи, связанные с первым этапом, представляются в виде двух резко противопоставленных типов управления: иерархического управления— строго по предмету управления (это управление нередко называется линейным управлением, что не совсем правильно; лучше было бы назвать его предметным управлением) и функционального управления, когда управление строится в порядке множественного руководства по отдельным функциям, например снабжение, производство, сбыт. Типично американская система — это система функциональная. Европеец Файоль — ее противник и стоит в общем за военно-иерархическое управление.

Ожесточенный спор между этими двумя школами как теоретическими направлениями практически нашел свое разрешение в том, что оперативное управление по преимуществу выражается в предметно-линейной системе; функциональные же органы составляют штаб при главе управления.

В нашей советской обстановке вопросы административного управления предприятиями и учреждениями разрешены специальными постановлениями XVII съезда ВКП(б), ЦК партии и Совнаркома, по которым функциональные органы, резко сокращенные, не имеют непосредственных управленческих функций по отношению к главкам (в наркоматах), к предприятиям (в главках) и к цехам (в предприятиях).

Методы управления при системе НОТ и НОУ разрабатываются не только в рамках их непосредственно-административного выражения, а главным образом, в форме особых систем регистрации производственной эффективности, в форме систематизированного учета и бесчисленного количества малых будничных реакций непосредственно на рабочих местах и фронтах.

Система отображения производства в графиках, система проектирования (планирования производства) производственных показателей, система самопишущих приборов, система перфораторов, т, е. аппаратов, систематизирующих и сортирующих производственные показатели, система стандарт-кост и, наконец, система производственных распоряжений на расстоянии (диспетчирование) — все эти новые методы приводят к тому, что управленческие функции непосредственно регулирующего характера как бы автоматизируются, резко отделяясь от функций управления генеральных, основанных на предвидении и на учете фактов длительного действия.

В заключении обозрения всех этих проблем, связанных с НОТ, позволительно задать вопрос, задававшийся многими учеными, инженерами и производственниками-практиками: «возможна ли НОТ?» Возможно ли поставить производство так совершенно, чтобы вся его организация, начиная с проведения элементарных операций и кончая функциями управления, была построена на началах постоянно проводимого исследования? Отдельные характеристики и иллюстрации различных методов, приводимые выше, дают в общем положительный ответ на этот вопрос, но все это можно истолковать как результат индивидуальных условий отдельных лиц. Однако факт мирового распространения идей НОТ и захват ими все новых и новых проблем говорит о прочности этого движения. И есть такие неотступно практические стимулы в производстве, которые делают внедрение НОТ в предприятиях и во всю хозяйственную жизнь неизбежным. В массовых механизированных производствах, пропускающих через цеха ежедневно десятки и сотни тысяч отдельных объектов-деталей, из чисто практических соображений широко вводится точный учет показателей, представленный контролерами, браковщиками, инспекторами, а также контрольными и испытательными механизмами, предваряющими, завершающими или вкрапленными в производственные потоки. В то же время предприятия для тех же практических целей снаряжаются испытательными лабораториями, удостоверяющими соответствие материалов своему назначению и эффективность работы механизмов. Методы испытаний в данном случае не могут быть иными, как научными методами (стандартные, бесспорные методы), иначе они не будут признаны сторонами. И следовательно, хотят или не хотят практики-производственники внедрения НОТ, они сами поставлены в положение людей, не только внедряющих научно-исследовательские методы в производство, но даже внедряющих методы, всесторонне олабораторивающие производство; при этих условиях совершенствование производства может быть производимо тонкоклиническими средствами на основе постоянного совершеннейшего диагноза.

И если бы представить себе цель практических и научно-изыскательных стадий, идущих в едином неразрывном потоке, то можно было бы дать такой схематический ряд функций, проводимых в производстве для целей его совершенствования — расчет (проектное построение с показателями: техническими, производственно-организационными и техно-экономическими); установка (подготовка всех средств для функционирования производства и текущее обслуживание производства); обработка (самое проведение производственной работы); контроль (бракераж, лабораторные испытания, приемочные испытания, инспекция); учет (сводки контрольных и лабораторно-испытательных показателей, производственные графики); анализ (установление отклонений от расчетно-проектных показателей как в целом, так и по отдельным составляющим; проверка методов); систематика (классификация выводов, величин и итогов), а на основе всего этого уже новый, усовершенствованный расчет (проект), потом опять установка, обработка и т, д. в непрерывной последовательности практических и научно-изыскательных функций, направленных к бесконечному совершенствованию производства. В связи с изложением вопросов НОТ это понятие невольно ассоциируется со словом «рационализация». Здесь надо установить следующее положение.

Рационализация как большое течение, пронизывающее всю производственную жизнь предприятий и хозяйственных органов, обозначилась, действительно, как результат распространения идей НОТ. Однако только исключительные по своей силе и монопольности предприятия проводили рационализацию в период развертывания производства. Во главе таких предприятий шел Форд до кризисов своих заводов. Вообще же рационализация в капиталистических странах была своего рода методом лечения производства в эпоху загнивания капитализма. Наша социалистическая рационализация имеет совершенно другой характер: она есть выражение роста социалистической индустрии, роста нашего народного хозяйства и роста активности масс. Тем самым и ее задачи и ее размах неизмеримо шире, чем в капиталистических странах. Из этого не значит, что нам не надо учиться методам рационализации в капиталистических странах, наоборот, как никогда, мы изучаем и должны изучать еще больше отдельные методы и образцы рационализации, а среди них особенно все то, что способствует культурному уходу, сбережению и обновлению наших технических средств.

Рационализация в капиталистических условиях стала для рабочего класса бичом, который гонит на улицу массы безработных, сокращает заработную плату и увеличивает интенсивность труда для увеличения прибылей капиталистов. В наших советских условиях, где уничтожена безработица, где повышение заработной платы и улучшение условий работы и быта идут в планово-социалистическом порядке, рабочий класс, активно участвуя в рационализации, делает все то же свое собственное дело — увеличение мощи социалистического хозяйства, где нет частных прибылей, а есть только одна цель: увеличение мощи пролетарского государства и хозяйства.

Слово «рационализация» можно перевести простым словом — «улучшение». Исторически отдельные улучшения производства, конечно, были давно. Однако система НОТ позволяет, особенно на базе социалистически-планового хозяйства, проводить рационализацию не рывками, а планомерно, подкрепляя ее все время строго учтенной эффективностью.

 

Проблемы организации труда и производства

[97]

…Говоря о могучих методах накопления больших потенциалов производства, выражающихся в подготовительных источниках производства, мы должны прежде всего указать на внесение научно-исследовательского метода во всю организацию производства. Это не значит только, что вся технология, механика, специфические методы преодолений сопротивлений в данной области производства должны быть основаны на новейших данных науки; это необходимо и неизбежно, но научно-исследовательский метод должен быть внедрен в производство при разрешении всех текущих вопросов, он должен быть внедрен в самую организацию труда и производства.

Известно, что главнейшим методом в научных исследованиях является метод анализа, а затем синтетические решения, построенные на основе определенных классификаций. В этом отношении само новейшее производство предрасполагает к максимальной утилизации этих методов. Методы раскалывания, расчленения технологического и трудового процесса являются решающими при совершенствовании операций, а методы связывания в линии и потоки — решающими для общего повышения производственных темпов.

Однако в производстве обозначились могучие и притом соединенные с оперативной работой специальные исследовательские очаги. Это все то, что связано с испытательно-оперативной работой, контрольной и бракеражной функциями: испытательные лаборатории и станции, контрольные пункты, отделы контроля. Характерно, что в нашей социалистической обстановке эти исследовательские методы, особенно принимая во внимание рост культурного уровня масс, становятся средствами работников у станка, у рабочего места наших стахановцев. Мы можем лелеять надежду, что в нашей стране научно-исследовательские, экспериментальные методы будут уделом не только специальных заводских органов, но ими будут владеть как боевым оружием широкие массы рабочих.

Это вооружение научно-исследовательскими методами работников наших предприятий от инженера до рабочего-оператора — не мечта в нашей обстановке, а реальная задача грядущих лет.

Итак, в современном, массовом производстве совершенно неизбежно получается его онаучивание, внесение научно-исследовательского начала в его оперативный контроль и учет. Но в то же время социалистическое рвение в труде советского рабочего, социалистическое отношение к труду, борьба за высшую «меру труда» и постоянный культурно-технический рост пролетариата — все это создает невиданные условия для развертывания постоянной научно-исследовательской работы в производстве, пронизывающей и кабинеты проектировщиков, и испытательные станции, и склады продукции, и линии рабочих мест.

Научная организация труда, возвещенная американскими инженерами, как наука избранного сословия, как технократия, в Советском Союзе может и должна быть уделом самого рабочего класса, взявшего власть в свои руки, ибо она здесь не является средством эксплуатации, погони за прибылью, средством лицемерного примирения классовых противоречий, а она является предпосылкой постоянного и могучего роста самого работающего пролетариата на базе обобществления средств производства.

Как в работе ЦИТ, проводимой в лабораторных условиях, так и на многочисленных и разнообразных предприятиях Союза нам удалось не только проводить отдельные исследования в области трудовых и производственных процессов, но оказалось возможным ставить широкий и всесторонний, непрерывно проводимый эксперимент прямо в производственной обстановке, абсолютно не нарушая его хода. Мы задались целью так организовать эксперимент, чтобы он не был нарочитым искусственным экспериментом, вклеенным в современное производство, а являлся бы своего рода обратной стороной совершающегося производства. Это мы осуществляли в форме производственной клиники.

Вскоре оказалось, что развитие современной науки и технических средств не только позволяет построить всесторонние наблюдения над производственными и трудовыми процессами, но и наладить их точнейшую регистрацию с точностью до 0,2 сек.; но, конечно, возможны и хроноскопические регистрации в пределах сотых и тысячных секунды. Что же оказалось возможным регистрировать?

Работа машин оказалась наиболее доступной для регистрации.

Однако и трудовые процессы, проводимые даже в неурегулированной, резко индивидуализированной форме, оказалось возможным регистрировать, причем рабочее место оставалось натуральным и его препарирование для регистрации лишь облегчало работу. Оказалось возможным давать на специальные счетчики данные с автоматическим анализом по функциям: установки, обработки и контрольных процессов в работе. Наибольшие трудности представляла регистрация энергетических и динамических нагрузок работника. Однако и здесь задача была разрешена частью методами непрерывной, частью периодической регистрации.

Пневматика и электрические контакты дали возможность производить эти регистрации на расстоянии и сосредоточивать данные в центральном пульте, причем не только регистрация производилась автоматически, но автоматически там же в центре получались аналитические данные по различным функциям как технологических, так и трудовых процессов.

Осуществимость и применение такой клиники, как высшей стадии научной организации производства, нам кажется беспредельной, а наличность богатых общих инсталляционных устройств в предприятиях дает возможность ставить оборудование клиники с минимальнейшими затратами.

Такая клиника, конечно, не может быть самоцелью. Ее задача — аналитически выявлять резервы как в области эксплуатации технических средств, так и в области осуществления наиболее высоких норм труда на основе развития трудовой культуры социалистического работника.

Нельзя думать, что различные положительные построения в только что указанных областях могут быть в результате только тончайших клинических средств; они получаются и в результате более простых аналитических изысканий, но клиника помогает собирать мельчайшие слагаемые резервов, помогает сортировать их и выявлять точно учтенные потери.

Важно то, что в различных опытах и исследованиях в области организации труда наш советский рабочий не может быть тем лабораторным кроликом, на которого рассчитывают буржуазные ученые: он не может быть у нас ни объектом экспериментов для выжимания энергии для увеличения прибылей капиталистов, ни объектом для доказательств «не-возможников», предельщиков в их поисках лимитов производительности. Наш рабочий является и объектом изучения, но в то же время он и сам творящий субъект этого изучения для повышения производительности.

Теперь перейдем к характеристике некоторых специфических методов, выявленных нами, как пути извлечения резервов, применимых, главным образом, при подготовке производства.

Чтобы избежать значительных потерь при первоначальном освоении и организационной настройке производства, необходимо внести значительные изменения в проектирование предприятий. Сущность этих изменений сводится к тому, чтобы дополнять проекты важным новым разделом— проектом организации труда. Стахановское движение лишний раз доказало, как с тем или иным типом организации труда связан уровень производительности труда. И давно пора, работая в порядке предвидения, фиксировать в проектах все сложное построение организации, чтобы предопределить наиболее рациональную расстановку рабочей силы, производственный тип рабочего, уровень его квалификации и специальную подготовку рабочей силы.

Отсюда — очень важный вопрос о формах организации. Наиболее совершенная организация труда отличается известной сложностью, требующей внимательного отношения в ее проведении и ежедневном руководстве. Бюрократические извращения здесь достаточно известны.

Самой древней формой организации труда является кооперация, построенная по предметному признаку, предопределяющая формы управления по объектам, которые изготовляются предприятием. Эта форма сохраняет свое значение и до сих пор. Но рядом с ней, наслаиваясь на первую, имеет значение форма организации в соответствии уже не с объектом в целом, а с технологическим разделением труда: по агрегату, по детали, по отдельной операции или даже по отдельным приемам. Связанное с так называемой органической мануфактурой это разделение труда резко усилилось в машинном производстве, доходит теперь до своих исключительных глубин и дает в наши дни основания для конструирования так называемых станков-комбинатов.

Все растущее количество и физический объем отделяемых от основных операций так называемых вспомогательных операций, функций и целых цехов проводит новый принцип организации труда, так резко продемонстрированный в работе Стаханова: принцип, основанный на выделении вспомогательных операций.

Опыт показал, что в этом последнем случае получается наиболее резкое повышение производительности труда, венчаемое механизацией выделенных вспомогательных функций, что в свою очередь дает повторное и еще более резкое повышение производительности труда.

Проекты организации труда, кроме начертания и расчета производительности труда, должны обязательно включать проектирование рабочего состава. Продолжительный опыт ЦИТ в этом направлении и встречный интерес хозяйственников позволяют нам решительно отстаивать необходимость проектирования рабочего состава, именно, органически слитого с проектированием организации труда. Именно такой проект и может быть основанием для точного расчета рабочей силы, графика ее подготовки и последовательного введения в производство.

В работах по проектированию организации труда в центре всех работ должно быть рабочее место, соответствующее данному операционному звену в группе, агрегате, линии, пролете, потоке.

Новое, что должно быть учтено в проектировании рабочих мест, — это их взаимосвязанность и отделение вспомогательных и обслуживающих процессов от процессов основных. Отсюда — вытеснение из производства замкнутого рабочего места, с его «магазинами» инструментов и радиальным (по отношению к рабочему) расположением технического вооружения. Запоздалый интерес некоторых проектирующих организаций и производственников к этой форме рабочего места ничем не может быть оправдан в производстве, организуемом по поточному принципу и с широко развитым стахановским движением. От замкнутых рабочих мест к связанным линиям рабочих мест с параллельно идущими линиями их обслуживания — таков современный принцип организации рабочих мест.

Работы по проектированию организации труда и рабочего состава заставляют по-новому смотреть и на самый рабочий состав в смысле его квалификации. Кроме высоты квалификации в области данного производства, важен самый тип рабочего в смысле его организационного положения в производстве. Отсюда проблема рабочей типологии. Мы различаем в этом отношении три главных типа. Целостный рабочий, соответствующий работе по объекту (в том числе и рабочий-ремесленник), все более и более вытесняется рабочим типом, выполняющим определенную технологическую операцию (оператором), и, наконец, раскалывание рабочего типа идет на базе отделения вспомогательных и обслуживающих функций от основных. Это — рабочий по обслуживанию, вспомогательный персонал. Последний может быть разных квалификаций по высоте, но его работа является предпосылкой бесперебойности производства. На одном полюсе этого вспомогательного персонала располагаются такие ведущие профессии, как наладчики и установщики, на другом — подносчики, уборщики, оперативные браковщики (на простой браковочной работе при помощи отдельных калибров).

Точное и дифференцированное изучение рабочих типов позволяет составлять точно взвешенные квалификационные характеристики рабочего состава, где обозначается не только технологическая компетенция рабочего, но и его организационное положение в производстве, степень и вид его участия в кооперированном производстве. Квалификационная характеристика может быть основным документом при проектировании рабочей силы, а карты организации труда на данном рабочем звене и потоке могут быть основными документами при проектировании организации труда.

Карты организации труда, много раз печатавшиеся и комментированные не только в литературе ЦИТ, айв учебных пособиях по организации труда и производства, точно фиксируют объект работы, данную операцию с его технической спецификацией и организационной характеристикой, дают полную анатомию операции с отдельной фиксацией установочных, обработочных и контрольных функций. В ней же дается полная характеристика обслуживания данного рабочего места и потока в целом. Все вместе взятое дает полное представление о данном рабочем месте и вместе с тем указывает пути дальнейшего организационного совершенствования как самой операции, так и рабочего места.

Карты организации труда и квалификационные характеристики могут служить основанием для экспертизы как в области организации труда, так и в области квалификации рабочего состава.

Как карты организации труда, так и квалификационные характеристики являются основанием для постановки производственного инструктажа прямо в производстве и для предварительной производственной подготовки рабочей силы.

Производственная подготовка рабочей силы по-прежнему стоит как важнейшая проблема. Проведенная и проводимая нами в продолжение более чем десятка лет подготовка рабочей силы (по методу ЦИТ) позволяет нам сделать несколько выводов как методического, так и организационного порядка.

Принятый нами принцип обучения на основе расчленения операций и приемов, а также нарастающих нагрузок обучаемого не встречает теперь возражений и вошел в некоторые официальные программы целиком, а в некоторые — в форме производственной пропедевтики. Но мы сами уже давно на базе разнообразия профессий и на базе разнообразия рабочих типов поставили вопрос о соотношениях точностной и скоростной тренировки в работе. Проводимый нами в начале нашей подготовки методический прием наращивания скоростей в работе на базе усвоенных точностных навыков теряет для нас теперь силу абсолютной обязательности. Дело в том, что в тех производствах, которые характеризуются массовыми и скорыми приемами, проблема скорой работы, проблема темпа приобретает совершенно особое специфическое значение. Таковы профессии текстильные, некоторые строительные и ряд новейших профессий в металлообработке и особенно в поточно-конвейерной работе. Своеобразие заключается в том, что именно обстановка скоростей, обстановка темпа является базой для исключительной точности приема. Отсюда мы делаем вывод не только о самостоятельности раздела скоростей при подготовке рабочей силы, но и о предваряющих скоростных упражнениях, как раздела по выработке нового типа производственного поведения.

В области организации вопросов наиболее важным вопросом является проблема подготовки рабочей силы в самом производстве, в обстановке натурально идущего производственного процесса.

Более чем когда бы то ни было раньше, мы утверждаем, что производственный инструктаж, проводимый специальным персоналом типа установщиков, может в совершенстве разрешить массовую подготовку рабочей силы; и это тем более, если добросовестно разработаны квалификационные характеристики и карты организации труда. Сроки подготовки тогда значительно уменьшаются даже по сравнению с цитовскими.

Но в то же время особое выделение подготовки в предприятии в форме учебно-установочных цехов со специальными разделами тренировки основных приемов, приемов специальных и типичных операций не только имеет значение в смысле сокращения сроков подготовки, но позволяет создавать на базе массового обучения выдержанный производственный режим, создавать более совершенные формы организации труда и резко повышать самую культуру труда.

Среди вопросов организации труда должен быть выделен вопрос нормирования. Нам не раз приходилось давать критику методов нормирования, порочных в своей «научной» основе. Ряд видных нормировщиков пытались перед лицом стахановского движения доказывать, что порочны не методы, а практическое применение этих методов. Нет, порочен сам господствующий метод «научного» построения нормы. Его порочность в фетишизации так называемого поэлементного нормирования.

Вкратце сущность вопроса в следующем. Чтобы построить норму на базе работ наиболее передового рабочего, ударника, стахановца, принято данную конкретную работу разбивать на ее составляющие, на так называемые элементы. Это — бесспорный и рациональный метод. Но это — именно метод изучения работы, метод ее более ясного раскрытия, метод, так сказать, ее организационного чтения. Однако, когда на базе этого изучения составляется каталог этих элементов с их постоянными временными значениями и при выведении нормы их складываю! (часто в различных комбинациях) наподобие сборки «конструктора» или «мекано», то это, конечно, «научно» замаскированная предельческая теория…

…Среди общих вопросов организации труда нам хотелось бы отметить еще один важнейший вопрос — это проблема освещения в производстве.

Огромное разнообразие технологических процессов, введение в производство новых оригинальных веществ и методов их обработки, все углубляющаяся механизация и автоматизация производства, растущая массовость и сверхмассовость производства, работа потоками и при помощи конвейеров, а в зависимости от этого наличие огромного количества точно рассчитанных производственных путей и транспортных механизмов, а вместе с ними господство больших скоростей в производстве— все это заставляет по-новому оценивать и разрешать проблему освещения в производстве.

Если прежде, еще совсем недавно, господствовала теория необходимости наибольшего абсолютного освещения в производстве и богатого освещения непосредственно самого рабочего места и зоны работы, то теперь мы можем заметить тенденцию строгой локализации освещения и локализации самих источников света.

Точное изучение специфических технологических методов и мест работы иногда приводит к необходимости освещать рабочее место не сверху, а снизу, через матовое стекло столешницы (работа с мелкими металлическими нитями при сборке); работа с газовым пламенем часто целесообразна при малой общей освещенности; кабины шофера, пилота требуют резко локализованного и защищенного освещения приборов при общей темноте кабины; освещение приборов на рабочих местах потребовало специальных строго локализованных направителей света.

Огромные скорости механизмов почти всюду лишают возможности непосредственного обозрения технологических процессов; и технологический процесс можно видеть лишь при помощи приборов. Большие габариты машин или их связанность в потоки и наличность транспортеров заставляют вводить сигнальные световые устройства, действующие и днем и ночью.

Эта сигнальная тенденция нередко входит в противоречие с общим обильным освещением, а наличность большого количества сильных световых точек, даже защищенных матовыми абажурами, утомляет работника. Еще никогда в производстве так не ощущалась тенденция не столько заливающего света, сколько такой точно рассчитанной системы освещения, при которой можно было бы быстро различать объекты и ориентироваться в сложном движении этих объектов. И разрешение проблемы освещения лишь в сторону абсолютного увеличения освещенности становится уже недостаточным. Вместе с этим как раз приобретает значение цвет окраски заводских помещений: полов, стен, потолков, путей, оборудования, различных зон станка, в зависимости от их значения как в самом технологическом процессе, так и в обслуживании.

Особая важность освещения в производстве становится ясной и в связи с проблемой противовоздушной обороны, среди пассивных средств которой огромное значение имеет светомаскировка.

В области организации производства мы считаем нужным выделить одну проблему, над которой мы работаем в последнее время, это новые методы производства машин — орудий, получившие название агрегатного станкостроения. Конструирование и производство специальных станков на базе стандартных агрегатов когда-то было уделом исключительно ЦИТ. Наши станкостроители, когда уже полным ходом шла реализация пятилетнего плана с ее автотракторными и специальными заводами, выставили как последнее слово техники станок «ДИП», прототипом которого являлся немецкий универсальный станок. Самый крупный завод Советского Союза «Красный пролетарий» блистал этой моделью. Случай помог нашим станкостроителям увидеть в Париже на автомобильном заводе Ситроэн агрегатные станки американской фирмы Ингерсол… С тех пор общая дискуссия по поводу агрегатных станков умолкла. Теперь агрегатное станкостроение признано и не встречает возражений. Но его база ничтожна. И здесь в третьей пятилетке необходим резкий практический поворот, тем более, как мы смеем утверждать, агрегатные станки должны питать не только автотракторную промышленность, но, главным образом, оборонную.

Напрасно думать, что агрегатное станкостроение есть некое направленчество в области производства оборудования; это наиболее рациональный выход из того сложного положения, в котором оказалась станкостроительная промышленность перед лицом огромной потребности в специальных и узкоспециальных станках, а также перед лицом быстрого морального износа станочного парка. И только стандартизация станочных агрегатов на базе планового социалистического хозяйства поможет совладать с огромными конструкторскими и производственными трудностями в деле разрешения этих проблем.

Особое значение приобретают так называемые комбинированные станки с стандартными головками, заменяющие целые линии специальных или револьверных станков; при этом выигрываются в несколько раз заводские площади, экономится время на производство станков, максимально укорачивается время производственных обработок и открывается простор для модернизации.

Пришло время решать этот вопрос срочно, без промедлений и в достойных этого дела масштабах.

Проведенные нами в самые последние годы работы — конструирование и выполнение целых станочных пролетов, работающих потоком, показали, что вполне осуществимо создание производственных линий с совершенно свободным выбором строго специального оборудования на основе стандартных агрегатов. Имея только задание на производительность, оказалось возможным провести проектирование и технологии, и технического вооружения, и организации производства, и труда. Вместе с тем оказалось возможным все выполнить в натуре, сдать целый пролет в Москве, перевести этот пролет в автотракторный завод, смонтировать его на месте и включить его в наличное оборудование.

Изготовление станков пролетами на базе агрегатного принципа еще более убеждает в срочной необходимости решительного расширения этого производства.

Наши работы по проведению малой механизации (мотоинструменты), по скорому монтажу заливкой и, наконец, опыты по монтажным приспособлениям позволили нам начать осуществление нового большого дела — усовершенствования стапельного хозяйства и создания конструкций в области большого монтажа в виде рам, каркасов и кронштейнов, как конструктивного синтеза в области глубокой механизации цеха. Эти работы в соединении с агрегатно-смонтированными станками воодушевляют нас на разрешение автоматизированного производства в масштабе линий, пролетов и цехов.

Во всех этих работах мы получаем ряд важнейших косвенных выводов, имеющих сами по себе известную ценность. Так, мы оспариваем (и сами практически на наших заводах это показали) необходимость монтажа механического оборудования, как пережиток монтажа, оставленный от периода господства трансмиссий и громоздких контрприводов.

Отметим не менее интересный принцип максимального монтажа оборудования (особенно автоматов) вверх вместо безграничного распределения по горизонту. В соответствии с этим принципом установим повсеместный переход в монтаже самолета от горизонтального принципа к вертикальному, что особенно наглядно выражается в монтаже крыла.

Выше мы фиксировали особое внимание на том хозяйстве предприятий, которое носит название вспомогательного. Диалектика современного высокомеханизированного производства состоит в том, что вспомогательные цеха, имевшие когда-то подсобное, некое дополнительное значение, вырастают в главнейший потенциал развертывания производства на высокую производительность.

В нашей работе на машиностроительных предприятиях (на заводе им. Павлова, на 1 ГПЗ) мы провели работы по сведению трех смен в две и получили производительность или равную трехсменной работе или выше. И это было проведено за счет раскрытия потенциалов вспомогательных служб цеха.

Наиболее культурно это удается провести тогда, когда работа в начальных стадиях резко ограничивается узкой базой: небольшой группой станков, пролетом, линией, а потом, по закреплении узкого участка на высокой производительности, вспомогательные службы и цеха заряжаются на подготовку производства и уплотнение технологических и трудовых процессов на возможно большей площади предприятия. Неудачи обычно происходят оттого, что игнорируется первоначальная суровая полоса узкой базы, а задание на подготовку производства дается в аморфном виде.

Задача перевода предприятий на более высокую ступень, на более высокую производительность разрешается теперь в основном именно развертыванием подготовительных и обслуживающих средств. От этого, в первую голову, зависит как дальнейший подъем стахановского движения, так и технологическое обогащение производства.

В ряду решений по увеличению мобильности обслуживающих и вспомогательных служб и цехов мы выдвигаем методы модернизации оборудования в форме полного или частичного агрегатирования оборудования и средств быстро сооружаемого и разнимаемого монтажа всех средств механизации.

Это нами мыслится и проводится в форме особых установочных цехов, главная задача которых — быстрый монтаж установочных средств, а средства этого монтажа — магазины стандартных агрегатов, деталей и сортовых материалов для модернизации оборудования.

Резкое внимание к вспомогательным службам, оценка их как неистощимый потенциал развертывания производительных сил и нахождение форм раскрытия этого потенциала заставляет бережно относиться ко всякому техническому вооружению и ставить вопросы о богатом использовании не только больших предприятий, но и их отдельных слагаемых: линий, пролетов, отделений, цехов.

При развитых вспомогательных средствах и умело проведенной кооперации значение и использование малых предприятий может быть чрезвычайно поднято. А это особенно важно в оборонных целях…