9 лет назад, 1098 год от создания Триединой Церкви.

Гирем лежал на диване, обитом мягкой кожей гесторнеса, и держал в худых руках раскрытую книгу. Фолиант был настолько объёмным, насколько и древним. Мальчик перевернул страницу и обнаружил, что дошёл до середины. Зевнув, покрутил головой, потом посмотрел на песочные часы, стоявшие на круглом библиотечном столике. Прошло больше трёх часов.

«Она должна была закончить утреннюю уборку», — подумал Гирем и встал на ноги. С колен скатился рефрактор; жезл с глухим стуком упал на ковёр. Громко охнув, мальчик быстро поднял оружие, словно кто-то мог украсть его. Повесив рефрактор на пояс, он подошёл к большому зеркалу на стене и покрутился перед ним, любуясь отражением.

«Вот только бы ещё уметь им правильно пользоваться», — мысль, некстати пришедшая в голову, несколько подпортила настроение. Вздохнув, Гирем оторвался от созерцания подарка, вернул фолиант на полку и вышел в коридор. Перейдя на бег, мальчик едва не сбил одну из служанок. Спустившись по лестнице вниз, он махнул рукой Шейле, которая подметала пол, и вылетел на тёплый весенний воздух. Сощурившись от яркого солнца, снял с пояса рефрактор и взмахнул им, представляя, как посреди двора раскалывается земля, а оттуда, скрежеща каменными связками, выбирается огромный голем.

Сбоку неожиданно донёсся вскрик. Опустив жезл, Гирем посмотрел в ту сторону. Молодой конюший замер, держась за сердце и тараща на него глаза.

— Боги, дивайн! Я уж было подумал…

— Не бойся, я его даже не включал, — улыбаясь, мальчик помахал рефрактором. — Просто воображаю.

— Тогда будь осторожнее с воображением, дружок, — раздался сзади голос Алана. — Оно у тебя довольно богатое.

Дядя вышел на улицу, держа за руку ребёнка. Гирему Негал всегда казался непонятным существом. Белобрысый, с глупым взглядом и оттопыренными ушами, он был точно таким же, как и Бедос, родившийся на несколько минут позже брата. Гирем подошёл ближе к Алану.

— Дядя, а когда ты научишь меня новому Слову?

— В зависимости от того, когда ты полностью освоишь старое. Ты упражняешься?

— Да, — сказал Гирем, наблюдая за тем, как Негал ковыряется в носу. — Правда у меня возникла кое-какая проблема.

— Что за проблема?

— Отец, — мальчик голос до шёпота. — Он приказал оттачивать слово Фразх.

Алан поднял бровь.

— Но ты не можешь призывать огонь. Что за глупость?

— Не знаю. Наверное, он хочет, чтобы я стал таким, как он.

Негал начал рассматривать палец. Мужчина присел на корточки и положил руку на плечо Гирема.

— А ты не хочешь делать, как он велит, верно?

— Да, но я же его сын.

— Ты прав, Гири, но вместе с этим ты самостоятельный человек. Научись понимать, когда приказы отца продиктованы вескими причинами, а потому их стоит выполнять, а когда — его личными комплексами и иррациональным мышлением. Ты не способен использовать огонь, а потому тебе нет смысла тренировать Слово, которое отвечает за его использование. Понял?

Негал просто вытер палец о его штанину. Гирем кивнул.

— Значит, я могу учить Дронг?

— Можешь, — Алан поднялся с корточек и взял сына за руку. — И не волнуйся об отце. В конечном счёте, он просто хочет, чтобы ты стал гораздо лучше него. И ты станешь.

Гирем улыбнулся и побежал к жилому комплексу.

— Конечно, стану!

Войдя в свою комнату, мальчик начал рыться в комоде с вещами, откуда извлёк дощечку, несколько листов и карандаш. Наскоро запихав их в наплечную сумку, он выбежал на улицу. Дядя его задержал, и он мог пропустить Создин, когда та выходила из кухни. Когда Гирем оказался там, в голову ударили острый запах пряностей, шум кастрюль и жар пара, затянувшего помещение.

— Тётя Сеттан! — окликнул он служанку, которая разговаривала с поварихой. — Где ваша сестра?

— Она сказал, что пойдёт гулять с подружками! Должно быть, они пошли в деревню!

— Спасибо, тётя!

Набрав в лёгкие воздуха, мальчик со всего духу помчался к воротам. Остиса не было, вместо него там стояли трое стражников, расслаблено привалившись к стене.

— Дивайн, далеко не уходите! — встрепенувшись, крикнул один из них.

— Не бойся — я же рефрамант! — ответно крикнул Гирем и побежал дальше — впереди были те, кого он искал.

Нагнав группу девчонок, он остановился как вкопанный. Все они были примерно одногодками. Кто-то жил и работал в крепости, кто-то — в Герране. Заметив мальчика, они начали рассматривать его, словно какое-то диковинное существо.

— Смотри, Сози, за тобой пришли, — хихикали они, толкая локтями белокурую подружку.

«Дуры», — сердито подумал Гирем. — «Как будто мы не видимся каждый день».

— Создин, ты можешь пойти со мной? — собравшись с духом, выпалил он.

Белокурая девочка вышла вперёд, нерешительно посмотрела на него, а потом на подружек.

— Рект, почему ты такой красный? — ядовито спросила одна из них, самая пышная.

— Я бежал, — вызывающе ответил Гирем и добавил первую пришедшую на ум фразу. — Полезно для фигуры, знаешь ли.

Девчонки захихикали ещё больше. Мальчик шагнул к Создин, взял за руку и осторожно потянул за собой.

— Пошли же, а то они сейчас взорвутся от злобы.

Бросив последний и торжествующий, как показалось Гирему, взгляд на подружек, девочка повернулась к нему.

— Пойдём.

Они двинулись быстрым шагом, что бы как можно скорее перестать слышать гадости, которые полетели им в спины.

— А куда мы идём?

— На наш холм, — широко улыбаясь, сказал Гирем.

— Под нашим дубом?

— Только холм под нашим дубом — наш холм.

— Ну, скажешь ещё.

— А что они говорили?

— Эти болтушки-то? — щёки девочки порозовели. — Ну, ничего особенного.

— Они просто завидуют, — уверенно произнёс Гирем, заметив, что спутница покраснела ещё больше. Он поспешил сменить тему и, порывшись в сумке, достал рисовальную доску. — Порисуем?

Создин с сомнением посмотрела на неё.

— Не знаю. Одна я рисовать не хочу. Ты догадался взять вторую доску?

Гирем довольно хмыкнул и достал вторую.

— Ты меня недооцениваешь.

Создин кивнула, странно улыбаясь. Гирем посмотрел вперёд, сложив ладонь козырьком.

— А вот и наш холм.

Они поднялись на вершину и уселись на молодой траве. Движимый необъяснимым порывом, Гирем сорвал пушистый одуванчик и пощекотал им щёку Создин, пока та отвлеклась, глядя на тёмно-синюю речную гладь. Коротко вскрикнув, девочка в ответ шлёпнула ладонью по его щеке. Потирая больное место, Гирем засмеялся.

— Тебе что, нравится, когда я тебя бью?

— Нет, но в этот момент у тебя было такое лицо…

Создин нахмурила брови и кашлянула. Гирем принял серьёзный вид и взял в руки карандаш.

— Да, займёмся делом.

Они погрузились в молчание, которое нарушал лишь свист ветра и птичьи трели над полем.

— А почему тебя не было вчера? — спросила Создин.

— А, — протянул Гирем. — Упражнялся в фехтовании с Сивертом.

— Интересно.

Он скривился.

— Не очень. Всё одной и то же. Стойки, блоки и парирование.

— Но ты же хотел стать великим воином. Без тренировок тебя победит любой соперник.

— Да, я хотел, — протянул Гирем. — Но теперь я думаю, что великим воином можно стать и без размахивания мечом.

Девочка удивлённо посмотрела на него. Гирему показалось, что в её взгляде промелькнуло разочарование. Он упрямо склонил голову.

— Я уже давно читаю «Теургиатский цикл». Оказывается, храбрецы бывают не только среди солдат. Многие известные советники и ораторы добивались куда большего, чем целая армия, и их поступки, и слова были действительно смелыми. Я хочу делать что-то более весомое, чем протыкать других людей оружием.

— То есть ты хочешь быть, как дивайн Алан?

Гирем удивлённо открыл рот.

— Ну да, ты права. Жаль только, что он всегда занят. Джензен отнимает у него всё свободное время.

— Ну, он младше тебя, и ваш отец не наставляет его так, как тебя. На месте Джензена я бы была так же обижена на него и тебя, как ты сейчас на брата и дядю.

Мальчик пожал плечами, чувствуя себя неловко за свои мысли. Создин как всегда была права. Девушка тем временем зашуршала рукой в траве.

— Между прочим, ты и сам теперь постоянно сидишь в своей библиотеке. Я всё реже тебя вижу.

— А, так ты обиделась? — Гирем подвигал бровями.

— Нет, не обиделась.

— Но ты надула щёки!

— Только, что бы сделать это!

Девочка поднесла к губам одуванчик и дунула ему в лицо. Гирем отдёрнулся и несколько раз чихнул.

— Знаешь, что?

— Что?

Он показал Создин зажатую в ладони связку одуванчиков.

— Сейчас защекочу….

Прошло некоторое время, прежде чем они оторвались от рисования и синхронно посмотрели друг на друга.

— Ты готов?

— Готов. Только ты покажи первой. Готов поспорить, это опять река.

Создин самодовольно улыбнулась и показала Гирему его портрет. Мальчик открыл рот и машинально показал свой рисунок. Это был портрет Создин. Девочка вперилась в него изумлёнными глазами.

— Ты рисуешь… хорошо.

— Ты тоже, — произнёс Гирем и протянул портрет девочке. — С Днём Рождения.

Создин взяла лист в руки и тепло улыбнулась. Вслед за этим мальчик вложил ей в руку кристалл сциллитума.

— Это мой подарок.

В её лице что-то изменилось. Гирем не мог понять что, но интуиция едко прошипела, что он всё испортил. Натянуто улыбаясь, Создин вертела кристалл в тонких и длинных пальцах, после чего, бросив короткий взгляд на мальчика, протянула его обратно.

— Я не могу его взять.

— Но почему? — растерянно произнёс Гирем. — Я думал, он тебя порадует.

— Спасибо тебе, Гири, за то, что ты хотел, чтобы было как лучше. Но… я не хочу дорогих подарков. Правда. Если этот кристалл увидит моя мать, сестра или кто-то посторонний, могут появиться проблемы. И я сама не хочу чувствовать, что должна тебе что-то взамен.

Гирем опустил голову, пытаясь понять, что Создин пыталась этим сказать.

— Ты расцениваешь это как подачку, да?

— Нет! — спохватилась девочка. — Я знаю, что ты поздравлял меня искренне. Просто сейчас я слишком мала, что бы принимать подобное. Когда я вырасту и сама заработаю много монет, тогда я не буду чувствовать себя так, будто меня покупают.

Она потёрла свои плечи.

— Что-то холодно в тени.

— Просто ещё не лето, — торопливо сказал Гирем. — Пойдём домой.

Они начали молча собираться. Содзин аккуратно сложила лист с собственным портретом и спрятала за пояс. Гирем спрятал принадлежности и помог девочке подняться с травы.

Бок о бок они зашагали к дороге, ведущей в замок. Мальчик меланхолично обдумывал слова спутницы.

«Покупают». Он покачал головой и по-новому посмотрел на Создин.

— Послушай. Если ты хочешь стать самостоятельной, и избавиться от мысли о том, что подарками тебя пытаются купить, то тебе нужно научиться читать. Таким людям легче найти хорошую работу.

Девочка задумчиво посмотрела на него.

— Ты прав.

— Тогда решено, — Гирем сжал кулаки. — Каждый вечер мы будем читать. Я тебя научу. Ты согласна стать моей ученицей?

Создин улыбнулась.

— Согласна.

Гирем кивнул и вдруг, словно почувствовав чужое присутствие, обернулся. В сотне метров от них, по дороге, ведущей в Герран, брёл одинокий мальчик. Гирем прищурился, а у Создин вырвалось:

— Это Джензен.

— Пойду посмотрю, всё ли с ним в порядке.

— Я с тобой.

— Иди лучше в замок. Вечером увидимся.

— Нет, — твёрдо сказала девочка, и он тут же понял, что спорить с ней бесполезно.

По приближении к Джензену волнение Гирема нарастало. Лицо брата было опухшим от слёз. Нет, он уже не плакал, но по его глазам Гирем видел, что он едва держится.

— Брат, что случилось?!

Джензен посмотрел на него.

— Привет, Гири. Ничего не случилось. Мы немного поссорились.

— Куда тебя занесло?

— А что, по-твоему, виноват всегда я? — огрызнулся мальчик.

— Нет, но обычно ты лезешь, куда не надо.

Он почувствовал, как ногти Создин впиваются ему в ладонь. Выйдя вперёд, девочка обняла Джензена за плечо. Тот поднял на неё настороженный взгляд.

— Это кто-то из деревенских ребят?

— Откуда ты знаешь?

— Я всю жизнь провела среди них. Они могут быть жестоки. Что случилось?

Джензен немного успокоился.

— Мы играли в догонялки, когда в колодец рядом упала кошка Керса. Я решил достать её с помощью рефрамантии. А когда я это сделал, Керс, вместо того, что бы сказать спасибо, назвал меня уродом.

— Он просто дурак, Джензен, — мягко произнесла Создин. — Такие скажут и забудут, а ты будешь себя мучать. Не нужно.

— Он это делает не в первый раз, — сказал Гирем, сжимая и разжимая кулаки. — Всё началось тогда, когда нам подарили рефракторы. Там ведь не только он был?

— Да, брат. Там была вся его шайка. Но я вернул кошку Керсу, собрался уходить, и тут кто-то бросил в меня камень. Я начал драться. А они только убегали от меня и кричали «урод, урод, урод».

— Понятно, — Гирем вздохнул. — Я поговорю с Керсом.

Создин ухватила его за руку.

— Ты что? Их же больше! И какой в этом смысл? Они не прекратят издевательств.

— Не волнуйся, я не собираюсь затевать драку, — мальчик криво усмехнулся.

— Я с тобой, — сказал Джензен.

— Я тоже, — ещё больше нахмурилась Создин.

— Нет! — испугался Гирем. — Тебе там точно нечего делать. Не хватало ещё, чтобы все начали говорить о тебе, как о Джензене. Мы всё-таки Ректы, а ты… — он осёкся, прокляв себя за то, что сказал лишнее. Но Создин, к его облегчению, понимающе кивнула.

— Ладно. Удачи тебе. Джензен, пойдём?

— Нет, я с братом, — покачал головой тот. — Никогда не стану прятаться за него. Да и потом, вдруг ему понадобиться помощь.

— Если бы я мог читать мысли, тогда бы знал, чем всё обернётся, — промолвил Джензен, когда Создин оказалась на почтительном расстоянии от них.

— А если бы знал, то не стал бы спасать кошку?

Младший брат задумался.

— Стал бы. Но потом забрал бы её с собой. Ублюдок, вроде Керса, не заслуживает такой кошки.

Они добрались до Геррана. Деревенские мальчишки всё ещё играли у пшеничного поля. Некоторые из них, завидев гостей, начали останавливаться и улюлюкать.

— Гады, — прошипел Джензен. — А ведь раньше они относились к нам, как к своим.

— Мы были детьми, вот и всё.

— Они до сих пор дети.

— Просто скажи мне, как увидишь Керса.

— Вон он, — брат указал на самого рослого парня, который был старше остальных на два года. — Рыжий ублюдок.

— Постой здесь, ладно?

— Вместе пойдём.

— Я здесь старший брат, Джензен. Останься, — сказал Гирем и добавил мягче. — Пожалуйста.

Джензен посмотрел на него и, вздохнув, кивнул. Гирем, чувствуя, как колотится сердце, пошёл к ребятам. Ростом Керс был на голову выше, и гораздо шире в плечах. Однако увидев Гирема, он остановился как вкопанный, и окинул его опасливым взглядом.

— Чего тебе, Рект?

Гирем специально держал руки на виду, показывая, какой он спокойный. На деле же он едва сдерживался, чтобы не задрожать.

— Видишь моего брата?

— Ну, и что?

— Он спас твою кошку. А ты вместо благодарности начал называть его уродом.

— Ну да, — Керс неловко переступил с ноги на ногу. — Он же рефрамант.

— Значит, ты считаешь уродами всю мою семью?

— Я этого не говорил.

— Ты это подразумевал, идиот.

— И что теперь? Побежишь к папочке или к дяде? Или к мамаше? А, я забыл — она же умерла. И первая, и вторая….

Гирем оцепенел от ярости. Он не догадывался, что столь многим известна его история.

— Чего молчишь, урод? — Керс решил, что нащупал слабое место. — Ты закончил? Тогда вали отсюда, и эту плаксу забери. Не думал, что он начнёт ябедничать.

Гирем с великим трудом взял себя в руки.

— Я предупреждаю тебя, и всех остальных! — сказал он. — Тот, кто начнёт лезть ко мне или моему брату, потом пожалеет об этом! Я обещаю!

Зло посмотрев в наглые глаза Керса, он развернулся и пошёл к Джензену.

— Урод, — донеслось ему в след.

— Уроды, уроды! — хором сказали ещё двое.

— Ребят, может, хватит? — спросил кто-то четвёртый. — Они сыновья хозяина всё-таки.

Деревенские мальчишки замолчали, выжидающе глядя на двух братьев, пока они шли мимо. В их глаза Гирем видел насмешку, и тупое желание задеть за живое. Мимо пролетел запущенный камень. Потом ещё два, и тоже мимо.

«О да, издевайтесь», — мысли Гирема истекали ядом. — «Грязные животные, вы не знаете, на что напрашиваетесь».

Он положил руку Джензену на плечо.

— Не обращай внимания.

Последний камень угодил ему в пятку. Сапог смягчил удар, но удар всё равно был чувствительным.

— Им конец, — сказал Джензен.

— Нет. Давай отойдём подальше.

Они ушли достаточно далеко, чтобы провокаторы потеряли к ним интерес. Потом Гирем шагнул на обочину и спрятался за ствол тополя, одного из множества, что росли вдоль дороги. Джензен сделал то же самое.

— Что ты придумал?

— Увидишь.

Гирем достал рефрактор и щёлкнул предохранителем.

— Плохая идея, — шепнул Джензен. — Я уже остыл. Не стоит этого делать. Ты ведь даже не умеешь им как следует пользоваться.

— О, брат, я их накажу. В конце концов, мы никогда не делали им ничего плохого. И если они так хотят вражды, я покажу им, что это такое.

Прицелившись, Гирем погрузился в себя, как учил Алан. С первого раза сосредоточиться не получилось — отогнать сумбур мыслей было не просто. Наконец, он нащупал в сознании тёмный провал, пахнущий сырой землёй. Один из источников магии, доступный ему. Осталось лишь произнести заветное Слово, чтобы зачерпнуть из него силы.

— Брат, не делай этого. Они этого не стоят, — Джензен слабо потормошил его за плечо. Гирем гневно отдёрнулся.

— Слишком поздно. Деган.

Тёмный провал завибрировал, отзываясь на Слово, а потом мальчик почувствовал, как дрожь передалась рефрактору. Древко нагрелось, фокусатор вспыхнул, на короткий миг ослепив его, а потом угас, оставив в себе лишь тлеющий огонёк. Гирем, прищурившись, посмотрел на поле, где бегали мальчишки.

Керс радостно смеялся, убегая от товарища, когда песок под его ногами обратился в липкую жижу, заставив его запнуться и упасть на колени. Земля ожила, обхватила его стопы и лодыжки, и поползла вверх. Гирем услышал истошный вопль и испуганно щёлкнул предохранителем. Жезл погас, а Керс остался стоять на коленях, покрытых серой каменной коркой. Весёлые крики резко стихли. Ветер донёс хныканье.

— Бежим, — прошептал Гирем и побежал от дерева к дереву, желая как можно скорее оказаться подальше отсюда. Лишь преодолев половину пути, он перешёл на шаг. Джензен всё время молчал, искоса поглядывая на него. Гирем смотрел себе под ноги, брови его были сведены над переносицей, углы губ стремились вниз.

— Круто ты его.

— Я уже жалею, что так сделал. Что я вообще сделал? Я даже не понял толком.

— Это был Деган. Ты сделал под Керсом маленькую трясину. Дядя уже обучал тебя этому Слову?

— Нет.

— Ох, чувствую, достанется нам от отца.

— И от дяди.

— Хотя вообще-то этот рыжий дурак получил по заслугам. Думаю, в следующий раз он не полезет обзываться. А если полезет, то можно просто помахать рефрактором, и его сдует как ветром.

Гирем слабо усмехнулся. На душе было отвратительно.

«Керс кричал, когда земля оковывала его ноги. Наверное, это очень больно и страшно».

Он представил, как его собственные ноги покрываются каменной коркой, и передёрнулся.

«Да, страшно. Но он заслужил. В конце концов, не так ли поступал отец с особо наглыми простаками?»

Но от этой мысли стало ещё хуже. Отец был плохим. Гирем не мог сформулировать, что именно ему в нём не нравилось.

«Как бы плохо Рензам себя не вёл, он всегда считает себя правым и ни в чём не виноватым. Это не правильно».

Подумав так об отце, Гирем передёрнулся от собственной смелости. Надо же, а он и не думал, что может думать так дерзко. Вместе с этим он понял, что нужно делать.

— Я пойду к отцу и признаюсь ему, — с мрачной решимостью сообщил он Джензену. Брат изумлённо посмотрел на него.

— Ты уверен? Может, пусть сам узнает? Тогда он пойдёт в деревню, чтобы проверить, что случилось, узнает, что Керс и остальные обзывались на нас, и скажет, что они получили по заслугам. Нас не накажут.

Его ход мыслей показался Гирему логичным. Но заставить молчать голос совести он тоже не мог.

— Нет, брат. Я совершил плохой поступок, и должен быть наказан. Понимаешь? Я не хочу быть таким, как отец.

Джензен посмотрел на него, и в этом взгляде Гирем разглядел что-то вроде уважения. Он и брат никогда не были слишком дружны, особенно после смерти матери. Джензен предпочитал ему игры с деревенскими мальчишками. Он также забирал у него почти всё внимание дяди, оставляя довольствоваться грубыми наставлениями отца. Лишь одна вещь объединяла их — нелюбовь к Рензаму. Взгляд брата заставил его искренне улыбнуться. До самого входа в административный корпус они болтали обо всём, кроме случившегося в деревне. Лишь на лестнице Дженезн несколько смущённо сказал:

— А Сози совсем неплоха.

— Её зовут Создин. И она очень хорошая.

— Понятно, почему ты постоянно гуляешь с ней.

— Ну, больше ведь не с кем.

Джензен задумался.

— Давай завтра вместе потренируемся с рефракторами? Я скажу Алану.

— Запросто, — обрадовался Гирем и поник, осознав, что они добрались до отцовского кабинета. Кашлянув, он открыл дверь и первым вошёл внутрь.

Рензам сидел за письменным столом и читал письмо. Судя по помятости бумаги, читал он его не первый раз. Выглядел отец неожиданно опрятно. Под глазами не было привычных мешков, лицо казалось чистым. Больше всего поражало отсутствие бороды — на памяти Гирема такого ещё не было. Чёрные как смоль волосы мужчина стянул в пучок на затылке.

Когда братья вошли в кабинет, Рензам улыбался. Услышав скрип двери, он поднял на них взгляд.

— Ну, что уже случилось? Если опять закончились кристаллы, то спросите смену в арсенале. Только не переусердствуйте — сциллитум сейчас очень дорог.

«Ох, как не хочется тебя огорчать, папа», — виновато подумал Гирем.

Джензен открыл рот первым.

— Отец, нам нужно кое-что тебе рассказать.

При взгляде на него, Рензам помрачнел.

— Рассказывай….

Наступил вечер. Гирем и Джензен сидели на диване в отцовском кабинете, даже не думая его покидать. После их рассказа отец встал из-за стола и, коротко бросив «Никуда не уходить», вышел в коридор, громко хлопнув дверью. К ним пару раз заглядывал Алан, проверить, всё ли в порядке. В последний раз он посмотрел на Гирема с таким разочарованием, что мальчик почувствовал, как у него горит лицо. Отсутствие всякой информации лишь усугубляло ситуацию.

Дверь открылась, и в кабинет вошли Рензам и Алан. Отец встал у окна и отвернулся. Алан замер перед диваном. Гирем и Джензен поднялись на ноги, исподлобья бросая на дядю виноватые взгляды.

— Кто из вас это сделал? — голос мужчины звучал спокойно, но от такого спокойствия по спине Гирема пробежал холодок.

— Я, — хором ответили мальчики. Гирем изумлённо посмотрел на Джензена. Алан тоже.

— Ты способен к рефрамантии Земли, Джензен? — спросил он, подняв бровь.

Мальчик потупился. Мужчина перевёл взгляд на Гирема.

— Я не верю своим ушам. Когда ваш отец сказал мне, что ты замуровал ноги какого-то сельского мальчишки, я сказал ему, что он пьян. Оказалось, что нет. Оказалось, что я не знал весь спектр твоих качеств.

Гирем хотел плакать. Лучше бы на него кричал отец — он к этому привык и научился пропускать ругань мимо ушей. Отчаянное разочарование, сквозящее в голосе дяди, он игнорировать не умел.

— Прости, дядя. Я просто хотел защитить брата.

— Гирем, Керсу пришлось отрезать ноги.

Мальчик обмер на месте. Отрезать?

— Как? — вопрос умер на его губах.

— Алан, не надо так на него давить, — Рензам отвернулся от окна и подошёл к ним. — Судя по всему, эти шегуртовы отродья поношали нашу семью и бросались в мальцов камнями. Если так думают они, значит, так думают их семьи. Гирем поступил, как велит ему чувство долга. На его бы месте я бы вообще сжёг парочку наглецов в назидание остальным.

— Брат, давай не будем начинать заново наш спор. Ты мне пообещал, что кровопролития не будет. Ты и так не на лучшем счету у клириков.

— Но как же так получилось? — поднял голову Гирем. — Я всего лишь сделал под ним грязевую яму.

— Сынок, ты превратил эту грязь в прочнейший камень. Деревенские перепробовали все инструменты, но не сумели сколоть и крупицы. Мальчику отрезали всё, включая колени.

— Он выживет?

— А ты как думаешь? Он не сможет работать. Он будет бесполезен.

Гирем почувствовал, как по щекам текут жгучие слёзы. Теперь он ненавидел те эмоции, что захлестнули его днём, подтолкнув к действию. Он ненавидел себя за то, что поддался им. Алан отошёл в сторону. Рензам снял с пояса толстый и широкий ремень из чёрной кожи, сложил его пополам.

— Снимай штаны, сынок. Несмотря на справедливую жажду мести, наказание для этих мальчишек должен был определить я, а не ты. Ты не думал о последствиях. Я заставлю тебя впредь не повторять эту ошибку.

— Папа, не наказывай его, — взмолился Джензен. — Это всё из-за меня. Я не был достаточно настойчив, чтобы остановить его. Брат всего лишь защищал меня.

Рензам с неожиданной ненавистью во взгляде посмотрел на второго сына.

— Тогда я заставлю тебя быть настойчивее.

Гирем бросил взгляд на дядю, надеясь, что он остановит отца. Но Алан демонстративно отвернулся. Тогда Гирем посмотрел на ремень, зажатый в ладони отца, и зажмурился. В этот момент среди страха от наказания и ненависти к себе неожиданно проступило чувство облегчения от того, что его накажут. Да, он был виноват, но он это признал, несмотря на то, что был рефрамантом. Этим он показал отцу, что никто не безгрешен, и что за ошибки нужно расплачиваться, чтобы впредь их не повторять.

Вопрос лишь в том, захочет ли отец увидеть этот знак.