1

Отец сидел за длинным дубовым столом и рычал подобно голодному дракону, поедая оленя, запечённого с кореньями и очищенным катрейлом. Гирем сидел напротив, наблюдая за тем, как Джаркат рассеянно теребит пряди волос, рассыпанные на плечах. Остис, начальник охраны крепости, выбивал по столу барабанную дробь. Все собравшиеся молчали, пока глава семьи за обе щёки уплетал сочное мясо, хрустел синим корнем съедобной спикотры и запивал всё это красным вином с Виноградного Изгиба.

У Гирема было скверное настроение. Он опросил каждого обитателя замка насчёт того, видели ли они Элли дома в то время, когда гонец, отправленный за отцом, встретил в лесу парящую девону — и получил отрицательные ответы. В какой-то момент внутренний голос шепнул, что отец опередил его, запретив людям открывать рты, но говорить об этом вслух было неблагоразумно.

— Так что же вас задержало на охоте? — спросил он у Остиса.

— Повстречали стадо заптарий, — ухмыльнулся тот, показав свежие порезы на руках. — Они как раз держали свои когти в сторону Геррана. Пришлось целый день гнать их в сторону, чтобы сбить курс.

Гирем передёрнулся, представив себе это зрелище. Он уже однажды пытался управлять стадом. Кончилось всё плохо.

— Сынок, я рад, что ты не дрогнул во время казни, — Рензам вытер руки о полотенце и посмотрел на него. — Дивайн отличается в первую очередь способностью принимать жёсткие, но верные решения. Казнь девоны была правильным поступком.

Гирем кивнул. Да, взрослых девон казнили всегда и везде. Исключения делались лишь для младенцев, поскольку их тела ещё не успели полностью пропитаться демоническим ядом безумия и могли быть спасены с помощью обряда Экзоркуции. Даже он сам и вся его приёмная семья в своё время были подвергнуты обряду. По счастью, в уже взрослых людей демоны не вселялись, предпочитая младенцев из-за их слабой ментальной защиты.

— Когда доберёмся до Забрасина, я расскажу о твоей первой казни джустикарию Кабреге, — продолжал Рензам. — Сейчас нам как никогда нужна благосклонность церкви. Не хотелось бы потерять титул дивайна в такое время.

— Мы едем в Забрасин? — удивился Гирем. — Зачем?

Рензам внушительно встал из-за стола и прокашлялся.

— Собственно говоря, я собрал вас всех, что бы сообщить отличную новость. Наш правитель, Мират Отраз, скончался. Вчера до нас добрался гонец, прямиком из столицы. Пророк умер месяц назад.

Услышав новость, Джаркат подавился вином, которое медленно потягивал из бронзовой чаши. Рензам посмотрел на него.

— Удивился, историк? Между прочим, мне никто так и не объяснил, что ты здесь делаешь. Гирем, ты можешь объяснить?

Юноша кивнул Джаркату и тот достал из-за складок чёрной накидки письмо, которое с поклоном вручил старшему Ректу. Мужчина прокашлялся и начал читать вслух:

— «Уважаемому Саламаху Инги, дивайну великого города Бъялви, от первого советника Пророка, дивайна Алеппо и Алеман, Кархария Велантиса.

Прошу предоставить в моё расположение лучшего историка и знатока древних письмен для расшифровки недавно найденных забрасинских глифов. Лучшего после вас, разумеется. Хотелось бы видеть его в Элеуре как можно скорее.

П.С. Старый друг, это невероятно. Эти глифы…. Будь ты в добром здравии, я бы позвал в столицу именно тебя. Ниже представлена строка из глиняной таблицы, найденной близ Забрасина. Думаю, её расшифровка тебя развлечёт». Дальше идёт подпись и печать первого советника. Хм… подделать её нельзя.

Рензам бросил сердитый взгляд на Джарката. Тот откинулся на спинку стула и залился смехом.

— Извините меня за то, что я не оказался шпионом Алсалона, — сказал он. — Вы ведь об этом подумали?

— Да.

— Дивайн Гирем сначала тоже так решил.

— Ещё бы. Осторожность у него в крови. И что с того, что у тебя это письмо? Ты мог подобрать его с трупа настоящего историка и выдать себя за него.

— Джаркат, хватит, — Гирем хмуро посмотрел на мужчину. Тот послушно извлёк на свет ещё один лист пергамента. Рензам резким движением выхватил его из вежливо протянутой руки.

— «Кархарию Велантису от Саламаха Инги. Друг, здоровье действительно подводит меня, и новость о забрасинских глифах его не улучшила. Вместо себя я посылаю Джарката, моего талантливейшего ученика. Узнать его ты сможешь по символу на правом запястье в виде водоворота. Его я наношу всем своим подчинённым. Я верю, что он справится с заданием.

Передавай привет Айссил и Тамиле». Опять подпись и печать Саламаха.

Рензам вернул оба письма историку.

— Я так понимаю, Пророк умер вскоре после того, как было написано первое письмо. В письме, что доставил гонец, Велантис уже именовал себя Пророком.

Остис хмыкнул.

— Серьёзно? Кархарий — новый Пророк? Разве это возможно? У Мирата же есть родная дочь, которая к тому же скоро станет совершеннолетней.

— Вот именно. Кархарий будет исполнять обязанности Пророка до тех пор, пока Шака Отраз не выйдет замуж. Он также созывает дивайнов для охраны столицы на время проведения всех церемоний. А даже если бы и не созывал, то нам всё равно нужно увидеть в лицо будущего правителя, чтобы знать, с кем мы будем иметь дело в ближайшие годы.

— Когда отправляемся? — спросил Гирем. Неожиданно для него самого, перспектива путешествия через всю страну в столицу его обрадовала.

— Завтра. Будь проклята девона — из-за неё все наши морны передохли. Придётся ехать по земле, налегке. Постоялых дворов вдоль миргордского тракта достаточно.

— Ты не слишком торопишься? — Остис ковырял ногтём поверхность стола. — Может, стоит созвать ренедов и отправиться в дорогу хотя бы с сотней солдат. Путь неблизкий, мало ли что может произойти.

— У вас здесь встречаются разбойники? — спросил Джаркат.

— Конечно. Ближе к столице они повывелись, зато здесь, у самой Бадакайской степи, им не страшны ни ренеды, ни армия Пророка, ни дивайны, ни даже служители Церкви. В том месяце в дивинаре Хлоев разграбили и сожгли торговый караван из двухсот телег. Впятером ехать опасно, как ни крути.

— Я тебе так покручу, что гореть будет до небес. Никто не подойдёт к нам и на тысячу шагов, — Рензам встал из-за стола. — Для сбора войска нужно время, к тому же оно будут нас отягощать потребностью в еде и корме для лошадей. Не стоит забывать и об Алане, ведь ему придётся иметь дело со злым и голодным народом. Ему могут понадобиться солдаты.

Остис покивал. Ответ Рензама был исчерпывающим. Гирем обвёл взглядом мужчин. Вместе с ним их было четверо.

— А кто будет пятым?

Отец перевёл взгляд на него, пожевал губами.

— Сиверт.

— Серьёзно? Ты снял с него все обвинения?

— Да. Он сейчас отдыхает в своей комнате. Незапертой, — тон Рензама был вызывающе твёрдым. Он словно подчёркивал, что его решение не подлежит обсуждению.

— То есть ты исключил возможность того, что он помогал Элли в её делах, если, конечно, она действительно была причастна ко всем бедам Геррана?

— У меня есть свои причины ему доверять. Этого достаточно, — отрезал мужчина. — Мы выступаем завтра. Остис, распорядись насчёт лошадей, одежды и провизии. Сын, готовься. Историк… с тобой мы поговорим отдельно, а пока не мешайся под ногами. Все свободны.

2

Когда Гирем вошёл в комнату Алана, её хозяин был окружён детьми и, как ни странно, Джаркатом.

— А ты что здесь делаешь?

Историк узко развёл руками.

— Я не мог упустить шанса лично побеседовать с самим Аланом Ректом. Ты не знал, что в определённых кругах твой дядя считается живой легендой. Когда-то он был советником самого Мирата Отраза.

Гирем кивнул. Порой в правящих кругах дядю называли Переговорщиком, за склонность к дипломатическим методам решения конфликтов.

— Здравствуй, дружок, — Алан Рект улыбнулся и поманил его к себе здоровой рукой. — В Джаркате я нашёл благодатные уши для моих рассказов. Надеюсь, мы ещё как-нибудь обсудим аннексию Артарии и моё в ней участие.

Историк учтиво кивнул, а Гирем просто обнял дядю, впервые за несколько дней почувствовав себя в безопасности. Алан обладал сильной энергетикой. Его спокойный баритон убаюкивал, словно материнский голос, а взгляд голубых глаз лучился оптимизмом и юношеским задором, необычным для пятидесятилетнего человека. Сложно было поверить, что его брат — мрачный и жёсткий Рензам. Юноша испытал мгновение тоски, вспомнив, что они расстаются на долгие месяцы. Алан внимательно осмотрел юношу и на его лбу залегла страдальческая складка.

— Наш гость уже рассказал вкратце о том, что случилось. Джаркат, вы не могли бы поиграть с моими сыновьями снаружи?

— Конечно, дивайн, — историк поклонился, как показалось Гирему, безо всякого притворства. — Для меня было честью разговаривать с вами.

— Это взаимно. Желаю удачи в Элеуре.

Джаркат ещё раз поклонился и, положив руки на плечи радостным Бедосу и Негалу, вывел их в коридор, прикрыв за собой дверь. Гирем посмотрел на перевязанное плечо дяди.

— Плечо стало меньше.

— Работа твоего отца. Как видишь, Рензам может не только калечить.

— Вряд ли возможность исцелять компенсирует маниакальное желание калечить, — Гирем смял в кулаке край одеяла.

Мужчина с кряхтеньем удобнее устроился.

— Джаркат рассказал мне о твоём смятении. Что Элли, возможно, не виновата в порче и гибели людей.

— А что думаешь ты?

Алан задумчиво коснулся пальцами аккуратной русой бороды.

— Элли никогда не давала повода усомниться в своей человечности. Однако я не берусь утверждать, что она не девона. Сам понимаешь, природа одержимости до сих пор толком не изучена. Возможно, демон в ней выжидал определённый момент, что бы проявить себя?

— Так говорил и Джаркат, — махнул рукой Гирем. — Но я признаю, что Элли могла быть девоной. В конце концов, она сама призналась в этом. Что до всего остального… не знаю.

— Какая официальная причина казни?

— Одержимость и только. Я не могу поверить в то, что она призвала гекадона и шегуртов, наслала порчу на селение и убила двадцать человек. У нас даже нет веских доказательств, кроме присутствия Сиверта в доме с трупами. Словам Элли и Сиверта веры тоже нет, ведь они могли защищать друг друга. Всё это очень запутанная история. Отец может упрощать её, чтобы облегчить себе жизнь, но я не стану.

Алан одобрительно улыбнулся и похлопал юношу по руке.

— Я рад, что после отъезда Джензена мне не приходится в одиночку противостоять своему брату. Я разберусь в этом деле, можешь не сомневаться. Имя убийцы официально не объявлено, а значит нам в любом случае придётся провести расследование.

Гирем облегчённо вздохнул. Хотя бы здесь дядя его поддержал.

— Я уже думал о зацепках. Трупы в старом доме Сиверта. Вряд ли все эти люди из Геррана, иначе бы мы уже давно знали об их исчезновении.

— Верно. Скорее всего, это жители окрестных селений. Я узнаю, откуда они и когда пропали.

— Мы также можем узнать, где в это время была Элли, и сопоставить…

Алан поднял ладонь.

— Гирем, успокойся. В конце концов, это мне придётся остаться здесь за главного, как бы мне того не хотелось. Твоя задача сейчас — ограничивать аппетиты отца и следить за всем, что происходит вокруг тебя. Ты едешь в столицу, а Элеур город опаснее, чем кажется с виду. Посматривай по сторонам и держись товарищей.

Они ещё раз обнялись, после чего Гирем встал и направился к двери. Коснувшись ручки, он неожиданно обернулся.

— Дядя, ещё одна странная вещь. Ты когда-нибудь слышал, что бы шегурты разговаривали?

У Алана взметнулись брови.

— Разговаривали… на изритском?

— Да.

— Вообще-то, шегурты считаются плодом скрещивания демонов и людей. Теоретически это возможно, но я никогда не слышал о том, что бы они…. Подожди — ты хочешь сказать, что те шегурты, которые напали на нас, умели разговаривать?

— Только один. Наверное, главный.

Мужчина в глубокой задумчивости начал гладить средней длины бороду.

— Что же он тебе сказал?

Гирем задержал дыхание.

— Что грядёт война.

Алан остро взглянул на него.

— Война… против Алсалона?

— Не знаю, дядя. Ещё мне показалось, что он говорил против своей воли, словно кто-то другой двигал его губами. На его морде было такое выражение, будто он сам не понимает, почему разговаривает.

— Я тебя понял, дружок, — Алан вынырнул из пучин мыслей и остро взглянул на юношу. — Давай поступим следующим образом. Когда ты окажешься в Элеуре, первым дело поговори об этом с Джензеном. Тебе ведь известно, что он занимается исследованием рефрамантии сознания. Возможно, вдвоём с братом, ты найдёшь объяснение этой тайне. А найдя объяснение, предпримешь соответствующие меры.

Гирем низко поклонился, чувствуя на себе взгляд дяди.

— Я всё понял. Да хранят тебя боги.

— Да хранят тебя боги, Гирем.

Он вышел в коридор и закрыл дверь. Повернувшись спиной к ней, он неожиданно столкнулся с Джаркатом. Историк был один.

— Ты что, подслушивал?

— Я никогда не подслушиваю чужие беседы — я ведь историк.

Гирем хмыкнул.

— А кузнец никогда не куёт кухонные ножи, я понял. Ты уже разговаривал с отцом? Что он сказал?

— Досконально изучил мою руку и символ на ней. Слава богам, до шлифовального материала дела не дошло. Думаю, я убедил его в том, что я историк. Правда, историю династии Дастейнов он слушать не захотел. Зато теперь я еду с вами.

— Я рад.

Джаркат хитро прищурил глаз.

— А я думал, что надоел тебе своим ребячеством. Но на сей раз беспокоиться незачем. Мы с тобой найдём для бесед самые серьёзные темы. Насколько я понял за эти несколько дней, ты даже что-то читал.

— Джаркат, а куда делись кристаллы сциллитума, которые я давал тебе для поиска отца? — неожиданно спросил у него Гирем.

— Они рассыпались в пыль после твоего ухода. Абсолютно все.

— Ну-ну. Мне сказать отцу, что ты не поедешь с нами, или ты добровольно вернёшь украденное?

Историк фыркнул и достал из кармана россыпь прозрачных камней. Гирем сгрёб их с ладони и с мстительным чувством удовлетворения спрятал в карман.

«Да уж, дядя, мне придётся посматривать по сторонам задолго до прибытия в столицу».

3

Когда Гирем пришёл на кладбище неподалёку от Геррана, накрапывал тёплый летний дождь. В этом месте хоронили членов семьи Рект и других семей, которые владели крепостью до них. Тела обычных людей изриты предпочитали сжигать, закапывая или развеивая по ветру пепел. Эта традиция существовала не всегда. Появилась она семьсот лет назад, во время большой войны с Алсалоном, когда некий Теург Агастрас Дастейн поднял армию мертвецов для защиты Изры. Десятки тысяч трупов смешались с живыми людьми и помогли отразить нападение орды Моисея. Только спустя некоторое время стала очевидной цена победы. Население Изры поразила неведомая болезнь, унёсшая жизни каждого третьего изрита.

Гирем остановился напротив надгробия в виде прямоугольного камня, который уже начал зарастать сорняками. Сначала юноша потянулся за рефрактором на поясе, но потом присел на корточки и начал вырывать траву руками. Острые стебли оставляли на ладонях тонкие болезненные царапины, но ему это даже нравилось. Это придавало действию значимость, впечатывало его в плоть и память, а он соскучился по действию, прозябая здесь, за спинами отца и дяди.

— Прости, что не заглядывал так долго, — сказал он тёмному от воды камню. — Я знаю, что это не оправдание, но мне было стыдно приходить к тебе после того, что произошло в Джихалаях.

Надгробие молчало. Гирем продолжал ползать на коленях, выкапывая из почвы белые корни.

— К сожалению, повод опять не из приятных. Я убил Элли, сжёг из-за того, что она оказалась девоной. Ты веришь в это? Помнишь, когда-то мы наблюдали за ней и Сивертом и гадали, когда они поженятся? Они были хорошими людьми.

Дождь шуршал в траве, брызги капель отскакивали от поверхности надгробия и падали юноше на лицо.

— Знаешь, мне хотелось развернуться. Развернуться, бросить эту деревяшку прямо в лицо отцу и уйти. Вот только это было бы ещё большим проявлением слабости. Элли бы всё равно сожгли, гл уже после того, как я трусливо её бросил. Лучше уж так, как случилось, правда?

Дождь стал слабее, превратившись в мелкую пыль, щекотавшую уши и нос. Гирем осмотрел вокруг себя наполовину прополотую почву.

— Знаю, что бы ты сказала. Опять, дурачок, позволяешь себе раскиснуть. И потом ты опять дала бы мне затрещину. И я бы радостно улыбнулся, как всегда, когда ты пыталась проявить ко мне заботу.

Выдохнув, он сел и прислонился спиной к ещё тёплому после полуденного солнца камню.

— Мне кажется, что я опять совершил ошибку. Нет, я понимаю, что так нужно было сделать. Нужно. Но далеко не всякий поступок может быть только правильным или только неправильным. То, что сделал я, было одновременно и правильно, и не правильно. Иначе почему я чувствую вину? Я своими руками лишил Сиверта его жены. И если в этом путешествии он попытается меня убить, я его прекрасно пойму. Ведь я знаю, каково ему сейчас.

Гирем закрыл глаза и подставил лицо под тёплую водяную пыль. Так он и сидел, ощущая спиной тепло камня. Передохнув, он продолжил выпалывать сорняки. Повернув голову, посмотрел на другие надгробия, торчащие поодаль, в центре кладбища. Их давно никто не приводил в порядок.

— Знаешь, я думаю, что боги дали мне ещё один шанс. Помнишь, ты говорила мне про Джензена? Так вот, я уезжаю к нему. Надеюсь, раскол между нами не расширился настолько, чтобы я не мог проложить над ним мост. Но даже если и так, я найду способ перебраться на ту сторону. Обещаю.

Сказав это, Гирем почувствовал себя лучше. Он закончил с прополкой, отряхнул руки и внезапно услышал шорох шагов позади себя. Сразу поняв, кто это, он собрал в кулак всю волю и встретил глазами взгляд Сиверта. Лысый мужчина нёс в руках доски, за плечом висел мешок, в котором, по-видимому, лежали инструменты.

Он пришёл хоронить жену.

Сиверт тяжело посмотрел на юношу, потому перевёл взгляд ему за спину, где стояло каменное надгробие с высеченным на нём именем. Не сказав ни слова, он пошёл в сторону. Свалив на траву материалы, он стал на колени и начал работу. Гирем прирос к месту, чувствуя, как дождь мало-помалу заканчивается, уступая место робкому рассвету. Солнце придало ему сил. Юноша медленно подошёл к Сиверту. Тот не оборачивался, копая яму маленьким подобием лопаты.

«Он не хочет меня видеть», — горько подумал Гирем. — «И правильно делает».

Тем не менее, он подошёл ещё ближе и присел на корточки напротив мужчины. Достал рефрактор. Сиверт посмотрел на оружие.

— Можно я…?

Тот молчал. Юноша терпеливо ждал.

Наконец мужчина покачал головой.

— Уходи.

Стиснув зубы от горечи, Гирем встал и медленно побрёл прочь.

«Такое не забывается легко, и получить прощение никогда не будет просто».

Солнце вновь спряталось за тучами.

4

День отъезда вышел довольно мрачным. Стояла пасмурная погода, накрапывал мелкий дождик, низко нависли стального цвета тучи. Сиверт, ожидавший спутников подле готовой десятки лошадей, мрачно посмотрел из-под капюшона на Джарката, который с улыбкой подставлял лицо под косые капли дождя.

— Ты чего лыбишься?

— Люблю дождь, — весело ответил историк. — У нас в Бъялви он редок.

— Оно и видно, — сказал Гирем, подойдя к любимому Гарапасу с мешком за плечом. — Спрячь свои свитки, а то промокнут.

Джаркат спохватился и с тихой руганью принялся запихивать внутрь мешка торчавшие оттуда листы пергамента. Остис, увешанный оружием и магическими оберегами, прилаживал к седлу внушительный двуручный клинок. Артарианец то и дело шмыгал носом, вытирая воду с лица рукавом стёганки.

Гирем склонился над своим мешком, проверяя, всё ли взял. Внутри лежали две пары плотных штанов, рубаха, запасной плащ, кошель с монетами и кристаллами сциллитума, а также несколько карандашей и чистые листы пергамента. В последнюю очередь юноша проверил ножны с кинжалом, которые висели справа у пояса. Это был подарок Алана, который забрал трофей с трупа Кеврана Дастейна в битве за Сибельниль. В рукоятке тускло мерцал кристалл сциллитума. Зачем он здесь, если рукоять не обладает чувствительностью, и нет кристалла-фокусатора, Гирем не знал. Возможно, это лишь элемент украшения, сразу утраивающий цену оружия.

К ним подошёл Рензам, закутанный в тёмный плащ. Из-под низко надвинутого капюшона выглядывали лишь тонкий нос и чёрная борода.

— Все готовы? Выдвигаемся.

Всадники покинули крепость и потрусили по размытому дождём просёлку. Добравшись до Геррана, они привлекли внимание местных жителей. Грязные и мокрые селяне покидали грядки, выходили на дорогу и непонимающе глядели им вслед.

— Весть о Пророке ещё не дошла досюда, — донесся голос Рензама. — Тем лучше.

Гирем в последний раз оглянулся назад. Очертания замка едва угадывались за пеленой дождя и тумана. Вернётся ли он когда-нибудь? Юноша повернулся навстречу вязкой разбитой дороге.

Он обязательно вернётся.