В обсерватории тем временем события развивались своим чередом. Правда, в тревожном направлении.

Наши знакомые — непризнанные гении Гогов с Магогиным — сидели на столе, свесив ноги, хотя каждый первоклассник знает, что так сидеть некрасиво. Шаровидный Магогин еще вдобавок болтал своими короткими ногами, как неизвестно кто. Он и заговорил первым:

— Ну что, аллергик, пойдем к профессору назад проситься.

Палкообразный Гогов встрепенулся:

— А будешь обзываться, так сам и иди к Телескопу. Аллергия, между прочим, наблюдается у многих людей, и не обязательно об этом напоминать. Я же не напоминаю тебе, что ты обжора.

— Сам ты… — огрызнулся Магогин, но тут вспомнил, что он и в самом деле давно ничего не ел. Уже минут пять, не меньше. Пошарил в карманах в поисках чего-нибудь съестного, нашел пирожок и, откусив большой кусок, спокойно произнес: — Не-е. Один я не пойду, он меня выгонит.

— И меня, — вздохнул Гогов.

Возникла некоторая пауза. Гогов достал зубочистку и начал некрасиво ковыряться в зубах. А Магогин в своих необъятных карманах раздобыл еще один круглый пончик и, снова не предложив товарищу, начал единолично уписывать его за обе щеки.

— Зима, — уныло проговорил он с набитым ртом.

— Вот именно. Дождь скоро закончится… и все, конец радостям. Высунется отовсюду светило наше родимое. Недаром живем в Солнечной системе. Вот угораздило. Везет некоторым гуманоидам — обитают себе вокруг Черных Карликов. Там никакого тебе солнца на небе, круглый год зима.

— А лучше всех устроились, которые возле потухших звезд… — поддержал разговор Магогин.

У братьев-астрономов испортилось и без того мрачное настроение.

— А когда еще снег кругом — так я особенно ненавижу: куда ни глянешь, везде солнце отражается. — С этими словами Гогов протер свои черные очки.

— Да уж. Наступят морозы, и все — пиши пропало. Закаляться придется. А лично я этого с детства терпеть не могу. Да еще простуды и гриппы сразу же — здра-авствуйте, я ваша тетя! Тут как тут. Надо что-то срочно делать.

— О! А давай скажем Телескопу, что мы дождь вызывать будем не в пустыне, чтобы не утонули эти его ненаглядные верблюды и черепахи…

— И ежики! — Магогина даже передернуло: он скривился и язык высунул — так ему почему-то не нравились безобидные ежики.

— Во, и эти тоже… Скажем ему, что мы над морем дождь устроим. Там все равно мокро.

— Ты что?! — постучал толстяк себя по лбу недоеденным пончиком.

— А что?

— А куда мы излучатель дождя поставим? На спасательный плотик? Там же вода кругом! Соображать надо!

— Да уж, — сник Гогов.

У братьев-астрономов наступала в жизни черная полоса. То есть, если быть точным, она уже наступила. С самого утра. Знаете почему? А потому что в этот день по бабушкиному календарю началась зима! Первое декабря. А для Гогова с Магогиным это число всегда было личной трагедией вселенского масштаба. Накануне они даже просились у Эдуарда Ильича посмотреть в главный телескоп, хотели проверить по звездам — может, в летоисчисление закралась ошибка, надеялись, что их ненаглядный ноябрь еще немножко продлится, но профессор был с ними строг, сказал, что, дескать, не позволит занимать научный инструмент всякой глупой ерундистикой. Так что прощай, любимая осень. Правда, нынешняя осень, к их удовольствию, не спешила помахать ручкой, она все еще беззастенчиво хозяйничала во всем городе, а ведь ее срок истек не только по бабушкиному календарю, но и по всем календарям на свете. Однако ж все остальные люди во всем мире в основном конечно же радовались первому зимнему дню.

Особенно Эля.

Каждый год в первый день декабря тетя Маша пекла в духовке большущий торт, а потом втыкала в него свечи; когда-то давным-давно — одну-единственную, спустя год — две, еще через год — три… а сегодня — целых восемь красовалось на его белой глазури! Первый день зимы, как все догадались, был для Эли самым подарочным днем в году — это был день ее рождения.

Элька в новом розовом платье уже полчаса крутилась перед огромным зеркалом в прихожей. Ей, видите ли, не нравились заколки, которых она перебрала уже целую кучу. То одну прицепит, покрутит головой и по какой-то только ей известной причине снимет, то другую приколет, посмотрит, надует щеки, еще раз повертит головой во все стороны перед своим отражением и опять-таки снимет. У нее их было несметное количество — целая шкатулка. Она ими очень гордилась, носилась с этой шкатулкой как с каким-то сокровищем бесценным. Честно говоря, с девочками такое часто случается, очень они привередливые в вопросах заколок, ленточек и разных бантов! Славка этого никогда не мог понять, с его точки зрения, это был ненужный хлам.

Другое дело — у него была коробка под диваном, вот эта коробка всем коробкам коробка! Там были действительно важные вещи. Например, толстый осколок увеличительного стекла, им можно дырку в газете прожечь. Если, конечно, солнце светит как надо, а не как в последнее время. Еще там был здоровенный слиток свинца — всегдашняя зависть Мишки. Из этого свинца можно делать грузила для удочки. Там же хранилось и главное сокровище — гильза от ракетницы, из-за нее пришлось подраться с мальчишкой из соседнего двора. Ну еще там находился кусок жгута — это для рогатки. И кое-что по мелочи — значки, звездочка для пилотки, шнурок на всякий случай и моток проволоки, он всегда пригодится. Вот это настоящий клад. А что у Эльки? Фигня девчоночья.

Нет, мы, конечно, в этом пункте не согласны со Славкой, но спорить не будем. Пускай пока остается при своем мнении.

— Да, Эля! — В коридоре появилась мама, она вытирала руки о фартук, дел у нее было невпроворот. Весь день она готовила, убиралась, а сейчас сервировала стол к приходу гостей. — Чуть не забыла тебе сказать, пока ты два часа полоскалась в ванной, позвонил Миша. Почему-то спрашивал, пригласила ты его или нет… Вы что, опять поссорились?

— Да, опять! Передай ему, что я дураков не приглашаю. — Именинница сорвала очередную заколку.

— Эля! Разве так можно говорить! Что за ужасные манеры.

— Это не манеры, а настоящая правда!

— Ну не знаю, что у вас там произошло, а я его пригласила. Ты уж извини…

И тетя Маша бросилась к плите, там что-то закипело в кастрюле.

Эля тяжело вздохнула — то ли ее разочаровала последняя примерка, то ли огорчило сообщение мамы. Она резким движением выдернула из заветной шкатулки еще одну толстую резинку, приложила к прическе… и тотчас забыла про Мишку. Резинка была розовая, словно специально подобранная к новому платью, а еще ее венчал бант сиреневого цвета. Ловким движением Эля прицепила это галантерейное сооружение к волосам и сразу же поняла, что теперь она совершенно неотразима. Какой и должна быть виновница торжества.

Естественно, первым заявился Мишка.

Я вам вот что скажу: вы бы его не сразу узнали. Кое-какие перемены в его облике были просто поразительны, одна прическа чего стоила! Мишкины волосы были обильно политы лаком (уж не знаю, с ведома его мамы или нет), но в данную минуту его голова представляла собой что-то среднее между подгоревшей запеканкой и пластиковым мячиком для пинг-понга. Однако, сдается мне, Михаил был вполне доволен собой и старательно изображал воспитанного и культурного гостя. Ну прямо светский лев, ни больше ни меньше!

Первым делом он степенно поздоровался с тетей Машей, при этом галантно поклонившись ей, как артист на сцене. Правда, на Элю его хороших манер не хватило, он, наверное, считал, раз они сегодня в школе уже встречались, так и незачем второй раз говорить «здрасте». Не попугай же — повторять сто раз. Сразу же прошел в комнату и принялся исследовать праздничный стол. Обнаружив традиционный торт, который он каждый год уплетал у Эльки, гость заметно успокоился и тут же занял место поближе к десерту. Да! Чуть не забыл. В руках Мишка держал новенький портфель. Скажу по секрету, это и был его подарок Эле, но он забыл его отдать — так спешил выяснить, будет ли любимое сладкое.

Эля не осталась в долгу, она демонстративно не замечала гостя. Уселась в кресло и взяла в руки книгу. Сделала вид, что прилежно читает. На самом деле она с нетерпением ждала своих одноклассниц — Настю и Аню. Скорее бы уж девочки пришли, думала она, выглядывая из-за страниц. И Славку, конечно, ждала. Он-то обязательно придет, без него невозможно представить день рождения. А, к примеру, без Мишки — запросто.

…А Славка собирался не спеша, бабушка погладила его школьную форму, достала самую нарядную рубашку — ту самую, в которой он был первого сентября. Белую. Внимательно осмотрела готового Славку и вместо слов раскинула руки, еще и глаза к потолку закатила, мол, красавец!

— Ну хватит, ба! — смутился Саночкин и тут же растрепал волосы, которые минуту назад попыталась причесать бабушка.

— Так, а теперь самый главный вопрос! Что мы подарим Эле? — Она присела рядом с нарядным внуком.

Она старалась говорить своим обычным деловым тоном, словно подарков у них — куры не клюют. Таким тоном говорят, когда заходят в огромный зал «Детского мира», чтобы купить любую понравившуюся игрушку, проблема лишь в одном — выбрать! «Может, эту? Да нет, большая слишком, в дом не поместится. Или эту? Тоже не стоит, для нее слишком много электричества требуется, а эту тоже не будем покупать, а то все девчонки обзавидуются…» Вот каким тоном бабушка заговорила про подарок.

Встав с дивана, она взяла свой старенький кошелек, надела очки и обстоятельно посчитала деньги, потом пошарила по карманам пальто, вновь пошуршала бумажками — шур-шур-шур — позвенела мелочью — динь-динь-динь — и радостно объявила:

— Сейчас мы с тобой пойдем в гастроном и выберем красивую коробку конфет. Все девочки, насколько я знаю, любят сладкое. Как считаешь, Вячеслав? По-моему, хорошая мысль. А?

Славка подошел к окну и уставился в него. Внизу светили фонари, казалось, что на них одеты желтые живые шарики — так отсвечивают тысячи мелких дождинок, когда они пролетают рядом с яркой лампочкой. В хорошую погоду, когда нет дождя, этих желтых шаров не бывает. Он частенько вечерами наблюдал это загадочное свечение. А больше ничего в этой уличной темноте было не разобрать. Но он смотрел и смотрел в окно.

Если кто-то из взрослых думает, что человек, которому недавно стукнуло всего семь лет, — маленький и несмышленый, тот очень сильно ошибается. Бабушка так не считала.

Она решила быть с ним откровенной.

— Вячеслав, я знаю, о чем ты думаешь. — В эту минуту ее низкий голос прозвучал в тишине совсем по-другому. Она больше не старалась говорить бодро и с задоринкой, она заговорила тихо и грустно: — Поверь, малыш, совсем не стыдно прийти с коробкой конфет, ты не смотри, что кто-то будет дарить дорогие подарки. Дело ведь не в том, сколько потрачено денег…

— Баба! — перебил Славка.

Ему вдруг почудилось, что бабушка умеет читать его мысли. Он и раньше подозревал за ней такую способность, а сейчас утвердился в своих предположениях. И от этого что-то защемило внутри, он же отлично знал, что до какой-то желанной «получки» еще далеко. Бабушка это часто повторяла, и главное — как раз тогда, когда речь заходила о конфетах. Если бы это было в его силах, то он бы эти «получки» назначал каждый день, чтоб долго не ждать их. И почему взрослые такие несообразительные, почему не могут устроить жизнь как следует?

Он еще не знал, как называются все эти мысли, которые и не мысли вовсе, а какие-то смутные терзания, но он и в самом деле минуту назад представил, что Сашка принесет подарок, который восхитит Эльку, так было и в прошлом году, и в позапрошлом… А конфет у нее целый шкаф. Да еще на столе будет вкусный торт и пирожных сколько захочешь.

— Просто я чего-то не хочу идти на день рождения, вот и все… — Славка вдруг начал оправдываться. Сам не знал почему.

Бабушка склонила голову набок и посмотрела на него, как умела только она, виновато как-то. Ему захотелось подбежать к ней и пожалеть, и он даже заподозрил, что, будь он девчонкой, он так бы и сделал.

— Не повезло тебе с бабкой, дружок, — проговорила она фразу, которую он терпеть не мог. В такие минуты Славка готов был кричать во все горло, что ему повезло больше всех на свете, это же очевидно. Зачем она такое говорит? Славка в этот миг возненавидел все дни рождения на свете.

И вдруг, словно пулька из рогатки, больно-больно впилась одна мысль: он же секунду назад сильно обидел бабушку из-за какого-то Сашки и его дурацких подарков. А бабушка расшифровала эту его противную мысль и теперь казнит себя, как будто она в чем-то виновата перед ним…

Славка глубоко задышал от этой острой, как бритва, мысли; задышал, точно собирался нырнуть в воду и надолго задержать дыхание, и… предательские слезы внезапно выглянули из глаз. А ведь он не плакал уже сто лет! Он не плакал даже тогда, когда свалился с гаража и подвернул ногу, не плакал, когда стрела, пущенная из самодельного лука, угодила ему в щеку и разодрала ее в кровь; не плакал, когда порезался ножом; ни одной слезинки не обронил он даже тогда, когда мальчишки закрыли его в темном подвале…

Бабушка встала. Она подошла к серванту, в котором стояли спортивные кубки, и, сделав вид, что ищет что-то на самом верху, запрокинула голову. И правильно, что она не кинулась к внуку, не погладила Славку по голове, как она это делала время от времени, сейчас он не выдержал бы и стал бы, пожалуй, всхлипывать, как маленькая девчонка. Еще не хватало. Славка оценил это, но легче все равно не стало, он чувствовал, что никто, кроме него самого, не поможет в эту минуту его бабушке, он стал искать у себя внутри силы, они куда-то запропастились, но отыскать их требовалось во что бы то ни стало, он же мужчина!

— Гм, очки куда-то… — заговорила она прерывистым голосом. А сама смотрит на стенку повыше серванта. Ну мы-то с вами знаем, там-то уж точно очков нету.

— Ба! Я опять захотел на день рождения, — проговорил Славка почти твердым голосом. И вытер ладошкой щеки, пока бабуля искала очки на потолке. — Целый год не был на нем.

— Конечно! И Эля расстроится, если ты не придешь.

— А кстати, ба, она та-а-ак конфеты любит! Больше всех девчонок!

Бабушка повернула, наконец, свое покрасневшее лицо, она уже успела найти свои пропавшие очки, они вновь устроились у нее на носу, словно и не терялись.

— А знаешь, Славка, у меня родилась одна идея. Только ты выслушай и не возражай. Ладно?

— Я теперь тебе никогда не буду возражать, честное слово! — Славка очень-очень хотел ободрить ее.

— Так я тебе и поверила. Не будет он возражать. — Бабушка заговорила со своими обычными интонациями, в них опять засквозила ирония. Это обрадовало Славку больше всего, и в эту минуту ему и вправду снова захотелось к Эльке на ее день рождения. — Слушай, Славка, а что, если ты подаришь своей подружке такой подарок, какого ей никто на всем белом свете подарить не может?

— Конфеты…

— Нет, не конфеты.

Бабушка почти минуту глядела в упор на внука. Потом торжественно отодвинула стекло серванта и выразительно посмотрела в его зеркальную утробу. Туда, где стояли самые ценные Славкины вещи.

Многочисленные кубки, когда-то названные Элькой вазами, были единственными предметами во всем доме, которые Славка не смел трогать руками, никогда не играл с ними, а только рассматривал из-за стекла. Никто не запрещал, это он сам себе такой запрет установил. Это были не просто красивые предметы, это были настоящие завоевания его мамы и папы, они нелегко им достались. Он часто плющил свой нос об это стекло, но никогда не отодвигал его. Раньше он думал, что когда-нибудь мама и папа сами расскажут ему о каждой из этих побед, но в последнее время он уже сам начал читать надписи на них, сам представлял себе все эти загадочные: Республиканскую спартакиаду, Кавгаловскую лыжню и какой-то Зимний чемпионат округа.

Славка медленно-медленно двинулся к серванту, протянул руки и с трепетом взял самый большой кубок. Это был высокий цилиндр, который, словно гигантский тюльпан, раскрывался всеми своими гранями навстречу небу. В его металлических боках отражались Славка, бабушка и вся комната, он был тяжелый и почему-то очень теплый. На одной его грани застыл лыжник за мгновение до победного финиша, его тело устремлено к победе, одна рука только что сделала мощный толчок, другая вот-вот вонзит в снег лыжную палку, а победный шаг спортсмена широк и красив, именно так рвутся к финишной ленточке лидеры. Славке этот выгравированный на железе человек напомнил Скороходова.

А еще на гладком металле были вырезаны какие-то иностранные слова.

Славка прижал кубок к себе, запрокинул голову и напряженно посмотрел в глаза бабушки. Она ободряюще улыбнулась. Сменила очки и бережно паяла драгоценный трофей из рук внука. Наморщила лоб, еле заметно зашевелила губами. Тишина длилась вечно.

Наконец она сняла очки, внимательно посмотрела на застывшего Славку и сказала:

— Это самая главная победа твоей мамы… Так совпало… это было в той самой Норвегии. Чемпионат Европы среди молодежных команд. Твоя мама заняла тогда первое место. Знаешь, мой мальчик, они с твоим папой радовались этой породе, как никакой другой.

Славка не шелохнулся. Он не отрываясь смотрел на бабушку снизу вверх, казалось, он боялся моргнуть. Она медленно положила руку ему на голову, осторожно провела по волосам, грустно покачала головой:

— Ты настоящий друг, ты выбрал для Эли самый красивый кубок. Мама гордилась бы тобой. — Она бережно передала кубок внуку. — Потом я расскажу тебе все-все. Я старалась забыть… но я вспомню и расскажу. Честное слово. — Она поправила упрямую мальчишескую челку — напрасно: жесткие волосы вновь рассыпались по лбу, Славка все еще стоял не дыша. — А теперь иди, малыш, пора.

Когда Славка переступил порог и очутился перед нарядной Элей, он все еще страстно обнимал спортивный трофей своей мамы. Ему нисколько не было жалко расставаться с ним, вы ничего такого не подумайте, просто его обуревали незнакомые чувства, впервые он притронулся к чему-то, о чем раньше молчала бабушка, о чем он и сам старался не расспрашивать, чтобы не тревожить ее.

— Это тебе, — протянул он свою драгоценность Эле.

— Мне? — искренне удивилась виновница торжества. — Но ведь это же… — не договорив, Эля повернулась к маме, которая еще стояла в прихожей.

Тетя Маша повела себя так же, как Славкина бабушка минуту назад, она вдруг тоже протянула руку и молча положила ладонь на Славкину макушку, будто и ей не терпелось пригладить его вихры. Славка, конечно, не такой модник, как Мишка, и лаком не прыскал себе на голову, но не такой уж он и лохматый, чтобы его приглаживать каждую минуту. Не поймешь этих взрослых.

— Спасибо, Славик, — тихо проговорила тетя Маша. Все трое молчали, прошло мгновение или даже два, и только затем Элина мама добавила чуть бодрее: — Ну не стойте, идите к столу.

Прежде чем войти в комнату, Эля задержала гостя перед закрытой дверью.

— Чего ты так долго? — надула она щеки и тут же перешла на шепот, но глаза еще выпучивала, то ли от обиды, то ли от возмущения его опозданием: — Я чуть с ума не сошла! Мишка первый приволокся… и видик два часа смотрит, смеется, как дурак. Хочет, чтобы мы без девочек начинали торт есть, а они уже скоро придут, они просто далеко живут, не то что Мишка… Слушай, а это правда, что ты его обещал заразить простудой?

— Я?! Гвоздя? Врет он все! Да я…

Но Славка не успел договорить, в проеме двери нарисовался Мишка.

— А! Парашютист! — И он перевел взгляд на именинницу: — Опа! А чего это, Элька, у тебя? Дай-ка позырить. — Мишка ухватился за кубок. — Классная штуковина.

— Убери руки! — заверещала Эля. — Это мой подарок! Это чемпионский приз, Слава мне его подарил! Его завоевала Славкина мама.

Мишка и на самом деле убрал руки. Но он не Эльку испугался, он оторопел из-за Славки. Тот встал между ними и заслонил собою Элю с кубком с таким видом, что Мишка не стал настаивать. Он знал этот отчаянный взгляд, Славка редко так смотрит, но если уж уставится, то с ним в такую минуту лучше не связываться.

У Мишки на языке уже заплясало его любимое обзывательство «жених», но в последний миг он проглотил его, и правильно сделал: сейчас от Славки ничего хорошего ждать не приходилось.

— Ну ладно, у меня тоже кое-что дома есть, хотел вам завтра показать, теперь не буду … — забубнил Мишка.

Вернувшись в комнату, он даже не стал досматривать мультики, уселся прямо к столу, взял вилку и спросил без лишних церемоний:

— Когда уже мы торт будем есть?

— Вот придут Настя и Аня, тогда и будем.

Но следующим осчастливил всех своим появлением Сашка. Он позвонил в дверь как раз в тот момент, когда Мишка разглагольствовал на тему как заболеть воспалением легких и как потом целый месяц в школу не ходить. По его словам, для этого достаточно закрыться в ванной и постоять босиком на плиточном полу, как будто ты там зубы чистишь так долго.

— А потом сразу надо еще…

Но на этом самом интересном месте и раздался звонок.

— Ну наконец-то, — вздохнул Мишка. — Я уже думал, что твои расфуфыренные заблудились.

Сначала в комнате появилась красивая коробка, и только потом — Саша, которой обнимал ее двумя руками — такая она была здоровенная.

— Поздравляю тебя, Эля, с днем рождения, — робко произнес вновь прибывший и протянул подарок.

Через мгновение блестящая обертка, в которую был упакован подарок, валялась на полу, а комната наполнилась таинственным светом, он исходил из недр большой круглой лампы, с виду она была похожа на шар. Но это была не простая лампочка, под которой читают книжки и делают уроки, это был удивительный светильник, по его волнистой стеклянной поверхности плавали рыбы. Не настоящие, разумеется, но очень-очень похожие на настоящих, они плавно изгибали свои цветастые хвосты, а временами даже мерещилось, что они шевелят плавниками, снизу поднимались пупыри воздуха, а водоросли, казалось, слегка колышутся в несуществующей воде.

— Смотрите, смотрите, рыба-меч! — восторженно кричала Эля, а по ее лицу проплывала тень от рыбы, голова которой была увенчана холодным оружием. — О! А это дельфин, он догоняет желтых рыбок, их целая стая… — И солнечные блики скользили по ее щекам.

Даже Мишка забыл про торт. Зеленый яркий свет волнами проплывал по стенам комнаты, а морские обитатели, жившие в этом нереальном и сказочном море, отбрасывали на склоненные лица разноцветные отблески.

Один Славка не был поглощен этой электрической фантасмагорией, он сидел чуть в сторонке и с тревогой поглядывал на забытый кубок. Кубок не светился, он лишь отражал лучи, которые падали на его зеркальную поверхность, но ведь он не был куплен в универмаге, как эта морская лампочка, он же достался его маме в трудном бою! Славка чувствовал, что опять чего-то не понимал в жизни, в нем затаилась какая-то обида на Элю, она завелась где-то внутри самовольно, даже против его воли, он вовсе не хотел обижаться. Но пока не получалось.

И вот, наконец, явились долгожданные Настя с Аней, Мишка был отчасти прав — девочки были очень нарядные, но, конечно, не «расфуфыренные», как он выразился. Подружки положили конец гастрономическим мучениям Мишки, все дети как по команде кинулись к торту. Под звон тарелок и грохот стульев в комнате появилась тетя Маша:

— Ну раз гости уже собрались, позволь, Эля, и от нас с папой преподнести тебе подарок.

В руках она держала обещанные лыжи. Красные. Ну и палки, ясное дело.

Элька от радости запрыгала, как кенгуру. И если бы не мама, она забыла бы про гостей и угощение, нацепила бы новые лыжи и умчалась шлепать в них по лужам. Пришлось вмешаться тете Маше и снова усаживать всех за стол.

Началось самое интересное. А пока поджигали свечи, воткнутые в торт, пока разливали по бокалам лимонад, пока девчонки хвастались заколками, неожиданно про свой подарок вспомнил Мишка. Он соскочил со стула, поднял с пола новенький портфель и сунул его Эле.

— Я тоже тебя поздравляю. Вот. — Он немного замялся, скосился на Славку и остаток своей торжественной речи проговорил тихо-тихо, прямо Эле в ухо: — Это за то, что я твой ранец… вместо моста… На!

Эля не злопамятная девочка, это точно. Она немедля простила Мишке все его глупые издевательства и тут же вспомнила, что ему единственному в секции не досталось ни лыж, ни лыжных палок. Эля сорвалась с места, пулей выскочила в прихожую, схватила те самые лыжи, которые пытался отобрать у нее Мишка, вернулась с ними в комнату и протянула ему:

— Хоть ты и дурак, Мишка, но мне две пары не нужно. Бери. Я еще тогда хотела их тебе сама отдать.

Веселый гомон перекрыл голос Насти:

— Эля, а куда ты наши цветы дела? Мы же тебе еще гвоздики подарили. Их в воду надо обязательно поставить!

— А то они, чего доброго, засохнут, — присовокупила Аня.

— Они на тумбочке! Я сейчас…

Эля зачем-то схватила Славкин подарок и упорхнула как розовое облачко. Через секунду она вернулась… Перед ней на вытянутых руках плыли пять ярко-красных гвоздик, они покачивали своими головками, а выглядывали они… из наполненного водой спортивного кубка.

Да. Из кубка, который завоевала в борьбе Славкина мама. Да-да… Не знаю уж, сколько воды было в нем, но, видимо, там была и та последняя капелька, которая переполнила чашу терпения нашего Славки. Он, не помня себя, сорвался со своего места, выскочил из-за стола и встал перед растерявшейся Элей. Он вдруг снова часто задышал, словно перед тем как нырнуть в воду, ему внезапно стало не хватать воздуха. Так еще дышат спортсмены после финиша. Он уже не справлялся со всеми переживаниями, которые переполняли его, как чашу…

— Это не ваза… — задрожал его голос.

И все вокруг замолчали. Замолчали не потому, что он громко это сказал, а потому что все услышали волнение. Так иногда бывает. Порой один слабый голос может заставить замолчать множество громких голосов.

— Это не ваза! — повторил он в возникшей тишине, еле сдерживая слезы. Но не сдержал. — Это не ваза! — крикнул он пронзительно, и предательские слезы обнаружили себя. Где только они там прячутся? Вроде нет, а потом раз — и вот они, откуда ни возьмись.

Он кинулся в коридор, схватил куртку и, уже совсем ничего не понимая, помчался по лестнице вниз.

— Славик! — пытался догнать его голос тети Маши.

— Славка! — И голос Эли катился по пятам, стараясь настичь Славку.

— Славян! — Даже Мишкин голос несся сломя голову, чтобы остановить его.

Когда за спиной хлопнула дверь подъезда, капли дождя захлестали по щекам. Они перемешались со слезами, и если бы кто-то увидел его в эту минуту, ни за что не догадался бы, что этот мальчишка всего секунду назад плакал. Да и кто увидит? Никого во дворе не было. Кроме наступившей темени, да еще, конечно, ветра. Ну и дождя, само собой.

Вот вам и день варенья. Мы с вами не будем осуждать Элю за то, что она поставила цветы в спортивный кубок, она же хотела, чтобы цветы не мучились от жажды на тумбочке, а попили воды, тем более что теперь, когда Славка так расстроился, она уже корила себя за это.

Эля выбежала в коридор, накинула пальто и… безжалостно примяла шапкой свою розовую резинку с бантом.

— Мама, я должна! Я должна его найти! — вырывалась она из рук тети Маши. Единственная уступка, на которую она с боем согласилась, — взяла из рук мамы зонтик. И, не оборачиваясь, застучала своими нарядными туфельками по ступеням.

На секунду она задержалась под козырьком подъезда, щелкнула зонтом, огляделась. Двор был почти пуст. Лишь одинокий прохожий не спеша шел под своим необъятным зонтом мимо их дома. Увидев Элю, он замедлил шаг, остановился и вдруг произнес:

— Милая барышня, прошу прощения, но неужели вы не пожалеете свои нарядные башмачки? Что вас заставило выйти в такой ненастный вечер из дома? Сегодня началась зима, позвольте напомнить.

Голос этого высокого человека показался знакомым. Она совсем недавно его слышала. Где? Вечерний мрак не позволял ей разглядеть лицо этого гражданина.

— Мне надо обязательно найти одного мальчика, я его очень обидела, — почему-то призналась Эля. И хотя она никогда не заговаривала с незнакомыми людьми на улице, сейчас, неожиданно для самой себя, она ничего не стала скрывать.

— Неужели вы?.. Неужели такая чуткая и такая тактичная девочка могла обидеть Славу?

И Эля даже не удивилось, что этому человеку известно имя ее друга. Она закивала головой.

— Милая девочка, послушайте меня, — проговорил он тихим голосом. — Бывает, что мы обижаем тех, кого любим, это очень и очень нехорошо. Но позвольте вам не поверить, что вы сделали это нарочно.

— Я не хотела, я просто…

— Я верю, верю вам. Я точно знаю, что он вскоре простит вас. Непременно. Только пообещайте мне…

— Я уже вынула цветы из кубка! Честное слово!

— Милая девочка, я очень-очень не хочу, чтобы вы простудились и получили, не дай бог, воспаление легких. Тем более в такой знаменательный для вас день! Для этого вовсе не надо стоять в ванной голыми ногами на полу, как утверждает Михаил. Послушайте меня. Возвращайтесь домой и позвоните бабушке Славы, объясните ей все, и мы найдем его. Хорошо?

Тихий голос этого загадочного человека имел какую-то власть, он словно гипнотизировал и успокаивал. И Эля снова послушно закивала.

— А вы разыщете его?

— О! Непременно, даже не сомневайтесь, все будет хорошо. Поверьте, то, что вы бросились за ним в такую холодную, промозглую ночь, очень достойный поступок. Но сейчас не время барышням находиться на улице без кавалеров. Позвольте поухаживать? — И таинственный незнакомец вежливо открыл дверь. — Всего вам доброго, милая барышня.

Тусклая лампочка подъезда выхватила из темноты взволнованное лицо тети Маши, она на ходу настегивала пальто.

— Эля! С кем ты разговаривала?

Эля обернулась, похлопала глазами на совершенно пустую улицу и взяла маму за руку.

— Ни с кем, мама, пойдем домой…

…Бабушка прижимала телефонную трубку к уху. Она слушала, как Эля отчаянно упрекала себя за то, что поставила в кубок цветы, за то, что на глазах Славки отдала лыжи Мишке (но ведь, замечу, она не могла отдать их Славке, он же не записан в их секцию), и еще много чего взволнованно и сбивчиво говорила Эля.

— Не волнуйся, моя девочка. Я найду его, ты ни в чем не виновата. — Бабушка положила трубку и, накинув старенький плащ, вышла во двор.

Она и на самом деле знала, где ее внук. Когда Славке становилось грустно и одиноко, он убегал в детский сад, расположенный по соседству, в тот садик, куда они ходили с Элей в одну группу. В такие минуты он забирался в старенькую беседку и забивался в дальний угол.

Бабушка вошла под навес и в кромешной темноте сразу же почувствовала, что Славка на своем «лобном месте», как она давным-давно назвала эту скамейку, на которой когда-то впервые и нашла своего беглеца.

Вот и сейчас он забрался на лавку, обхватил ноги руками и уперся щекой в колени. Она присела рядышком.

Дождь барабанил по крыше, затекал струйками в щели, стучал по доскам пола. Бабушка молчала. Конечно, она могла бы строго позвать маленького внука домой, взять его за руку — никуда бы он не делся, она легко могла бы увести его в тепло, но она была мудрой бабушкой, она понимала, что обида, которая поселилась внутри, должна выйти и покинуть человека, иначе она может задержаться надолго. А впоследствии, если обида занозой застрянет в человеке, она превратится в злость, станет грубостью, переродится в ненависть. Такие люди никого не любят. И их тоже никто не любит, а за что их любить? А бабушка не хотела, чтобы Славка никого не любил, она хотела, чтобы он сам справился со своей обидой, чтобы он понял и простил Элю.

Прошла минута, другая. Много воды утекло с потолка на пол, а бабушка все молчала и молчала. И вдруг Славка заговорил первым:

— Замерзла?

— Вовсе нет, — тихо прозвучало под стук дождя, лишь только старенький плащ зашуршал в темноте.

— Замерзла!

— Чуть-чуть. Сейчас пойдем. — Но вместо этого бабушка обняла Славку и накрыла его полой своего тонкого плаща.

Какое-то время они внимательно слушали барабанную дробь, потом бабушка тихо произнесла под этот монотонный аккомпанемент:

— Ты у меня совсем уже большой… Я и не заметила, как ты вырос. Помнишь, я сегодня обещала рассказать тебе про маму и папу? Ну так слушай, мой мальчик.

Из дома выкатился лакированный Мишка и вприпрыжку поскакал к соседнему подъезду, на его плече гремели лыжи. Лыжи, которые он хотел отнять у Эли и, замечу, которые бы он наверняка отнял, если бы не загадочный «сударь» с гигантским зонтом. Странно, но Мишке показалось, что именно этот человек сейчас стоит у ограды детского садика. Мишка на бегу обернулся и зацепился взглядом за одинокую сутулую фигуру. Так и бежал с повернутой головой. Как только не шлепнулся?

«Сударь» замер в тени своего невероятно большого купола, и, если бы Мишка мог видеть его лицо, ему могло почудиться, что взгляд незнакомца устремлен к тучам, как будто с ними можно о чем-то беседовать.

Но тучи были заняты своим обычным делом, дождик беспрерывно постукивал по крыше древней беседки. Такой старой и ветхой, что при взгляде на нее становилось понятно — сотни и сотни разных детей, многие из которых уже успели вырасти и стать взрослыми, прятались здесь от ненастья в самые трудные мгновения своего детства.

— Однажды на одних очень важных соревнованиях, — зазвучало над Славкиным ухом, — твоя мама заняла самое последнее место. Да, не удивляйся, — бабушка покачала головой, — самое-самое последнее. Вот как это было.

Вначале, как обычно, после выстрела стартового пистолета она вырвалась вперед и обогнала всех-всех. На своих самых лучших лыжах она легко оставила позади соперников. Но нежданно-негаданно, как это и бывает, случилось несчастье. На очередном спуске она упала, и у нее сломалась одна лыжа. Пополам. Такая досадная неожиданность! А на соревнованиях есть правило — на дистанции лыжи менять нельзя. Ни в коем случае! Все, кто видел это падение, разом вскрикнули в испуге — так она сильно упала. Но твоя мама поднялась… И вместо того чтобы сойти с дистанции, поковыляла к финишу. Ей было очень больно. Она подвернула ногу. И сломанные лыжи больше не ехали, а только мешали. Ее сразу же нагнали преследователи. Сначала те, кто ехал следом, а потом нее остальные… Если бы она тогда сошла с этой трассы, никто бы ее не осудил. Так поступали все, у кого ломались лыжи. Все-все. А она упрямо шла к финишу. Твой папа бежал рядом и уговаривал ее сойти… Ей советовали сойти с лыжни и болельщики, и даже судьи, все же видели, как ей больно… Но она никого не слушала, она все шла и шла вперед. А ее догоняли и обгоняли даже самые слабые соперники, они раньше и мечтать об этом не смели. Все уже прибежали на финиш и отдыхали, а самая сильная, чемпионка, все шла и шла по этой трассе. Падала, поднималась и шла…

Славка замер, у него тоже почему-то заболела нога. Будто это он ее подвернул. Он сжался в комок и слушал тихий голос бабушки. Впервые в жизни она рассказывала ему про его маму.

— Я раньше никогда не задумывалась, зачем она это сделала. Я всегда считала, что это ее самая большая в жизни неудача, я думала, что она проиграла те соревнования, а теперь я понимаю: это была ее самая большая победа. Просто у нас с тобой нет ни кубка в серванте, ни медали за ту победу. За такие победы их не дают… Только сегодня я поняла, Славка, зачем твоя мама преодолевала свою боль. Она уже тогда думала про тебя, малыш. Она стремилась к финишу не ради результата, она думала о тебе — думала про своего крошку-сына, у которого в жизни будет еще много-много трудностей и неудач, а не только успехов. Она хотела, чтобы ты знал, когда вырастешь, Славка: без трудностей не бывает побед, она хотела, чтобы ты умел не сдаваться. Ведь когда у тебя есть лыжи, легко побеждать, мой мальчик… А ты попробуй не сдаваться, когда у тебя и лыж нету, когда все у тебя не складывается, когда тебя даже в спортивную секцию не принимают…

На несколько минут в старенькой беседке воцарилось безмолвие — словно кто-то выключил звук во всем городе. Поверьте мне, даже ветер и дождь не посмели нарушить это молчание, будто кому-то удалось приструнить распоясавшееся тучи. А может, сама природа услышала что-то такое, что заставило ее замолчать.

И в наступившем затишье бабушка окончила свой рассказ:

— Не сходи, Славка, с дистанции. Как бы трудно тебе ни было, никогда не сдавайся, малыш…