Татьяна Седловицкая протрезвела от мужского удара. Языком облизала разбитые губы. Вкусовые присоски, обожжённые алкоголем, почувствовали солоноватую кровь.

Зря наехала на Володьку. После вчерашнего нельзя подходить к нему… надо было выждать пару дней. О-ох, вчера, вчера...

Седловицкая брела по Адмиральской улице в сторону Ингульского моста и пыталась собрать в голове мозаику под названием «вчерашний день».

Пришли в гости к куме, у которой раз в полгода праздник. Муж – загранщик-моторист, вернулся из рейса. Значит, вся родня будет неделю расслабляться. Это нерушимая традиция, поэтому народ заранее готовится: берёт отпуска, покупает больничные, забрасывает бизнес и бухает целую неделю без просыпу. Вчера был последний день – самый убойный. Зачем она при всех обозвала Володьку импотентом? Зачем болтала про ветвистые рога? Вот дура! Это ж надо такое придумать: «На твои отростки можно развесить шляпы со всей деревни».

Получила в харч... Суки, никто не заступился, не оттащил урода… Надо опохмелиться. Денег нет. Володька бабло за флаги получит только вечером. А может, уже получил? Нужно попробовать ещё раз…

Вернулась на площадь. Обошла пикетчиков стороной и присела на парапет фонтана. Бассейн был пуст, но в сливном приямке блестела небольшая тёмная лужа. Седловицкая достала из кармана маленькое зеркальце. Зачерпнула мутной воды, отёрла с подбородка кровь. В горле першило. Она прокашлялась и двинулась к палаткам.

- Вова, вон опять твоя бикса шкандыбает, не трогай её. Хватит ей одного раза. Бугор тошнить будет…

Здоровый детина с транспарантом обернулся и сплюнул.

- Лярва, за бабками на бухло тащится. Щас я ей в ухо накапаю, подержи-ка…

- Вован, не метушись, – пожилой пикетчик удержал мордоворота за локоть. - Вон уже журналюги понаехали, камеры расчехляют. Тебя ж предупредили, чтобы без шума. Потерпи два часа, после разберёшься… Бабки получим – хоть убей её потом...

- Мальчики, мужчины, нет чего-нибудь попить? – Седловицкая предусмотрительно остановилась в трёх шагах от палаток.

- Тебе шампанского или виски? – глумливо осведомился прыщавый подросток с флагом. - А может, конины с лимоном? Мужики, - пацан прищурился и посмотрел на подельников, - а пусть она в камеру покричит: «Черняка на свалку!», «Долой губернатора-коррупционера!». Пусть поработает горлом, я бригадиру скажу, он ей премиальные выпишет на поправку.

- Ша! Закрой пасть, штымп! Звякало выдерну, – здоровяк повернулся к подруге. – Иди сюда. Не боись, не трону, – порылся в карманах, протянул двадцать гривен. – Бахни сотку и топай в деревню. Вечером разберёмся…

- Володя, - Седловицкая проворно спрятала купюру в карман, - приходи поскорее. Я ужин сготовлю, посидим как люди. Душевно…

- Брысь, я сказал! Мотай отсюда!

- Приходи скорее, Володя…

В древней бодеге на углу Потемкинской и Московской она взяла сто граммов и стакан «Дюшеса». Бармен на глаз плеснул в пластиковый стаканчик дешёвой водки. Спиртное легло на старые дрожжи, и мир стал добрее. Седловицкая огляделась по сторонам. В кафешке людей было не много. Никто на неё не обращал внимания.

Кому нужна подряпанная красотка с фингалом под глазом? Только Володьке и нужна. Я ему посылала письма в зону, я его пригрела на воле… я…

Два парня присели за соседний столик. Официантка принесла им салат, варёных сосисок, чекушку водки и два стакана с томатным соком.Красиво живёт молодняк. Седловицкой захотелось курить. У парней на столе призывно белела пачка «Парламента».

- Пацаны, угостите даму покурить, – протянула руку и улыбнулась щербатым ртом.

- Девчонкам вредно, – парень в кожаной куртке обернулся и посмотрел на неё. – От дыма цвет лица портится… верно, Максим?

- Куда там уже портить! – откликнулся второй. - Всё испорчено до нас…

- Пацаны, не жлобитесь, я вам в матери гожусь...

- Мамаша, сиди спокойно, пока есть на чём сидеть, – тихо буркнул тот, которого назвали Максимом.

- Тьфу, - сплюнула в сердцах, - пи…сы, жлобы николаевские!.. За соседними столами народ затих и прислушался.

- Пошла ты… - Чтоб дети на старости вам так отвечали! Уроды!

Парень в кожаной куртке поднялся, взял её за локоть и легко вытолкнул из бара на улицу. Седловицкая опешила, прошла несколько шагов и какое-то время изумлённо оглядывалась по сторонам. Внезапно накатило раздражение. Тёмная безысходность, накопленная за три дня, требовала немедленного выхода.

Она открыла дверь в пивную, твёрдыми шагами подошла к парням и рванула стол на себя. Томатный сок застыл на лицах. Наступила короткая тишина. Седловицкая проворно схватила пачку сигарет, выскочила из бара и побежала в сторону центра.

Эх, не надо было бежать в центр. Куда с такой рожей прятаться? Ушла бы по Московской черезпроспект и затерялась на канаве… Блин! Всё не ко времени. Володька придёт на ужин и не застанет меня… совсем разозлится. Уйдёт к чеченской вдове, она его давно приваживает. А без Володьки мне сейчас никак нельзя. Я его люблю, козла…

Парни догнали Седловицкую на углу Адмирала Макарова и Советской. Сразу бить не решились, притащили в бар. К этому времени уже приехала милиция. Сержанты долго мусолили протоколы с опросом и подписями свидетелей. Потом увезли дебоширку в районный «обезьянник» на Декабристов. Здесь в знакомой клетке Седловицкой предстояло коротать ночь.