Вместо предисловия

Нервы у Юрия, были натянуты как струна — как не крути, но сегодня у него, что-то вроде выпускного экзамена, дающего путёвку в жизнь: или — наоборот, в случае неудачи, перед ним закрываются все двери. Как в таких случаях говорится — «иль грудь в крестах, иль голова в кустах».

— Ну, ничего, скоро всё станет ясно, удалось ли мне в этом мире стать, если не своим, то хотя бы, востребованным человеком, или не удалось. А как хочется заново приобрести утерянную родину, или нет. Не так. Точнее — есть необходимость укорениться на этой земле: а не скитаться по миру как перекати поле. — Так пытался успокоить себя Гаврилов, подсознательно оттягивая начало церемонии и одновременно жаждая её начала.

Подумать только: вроде прошло не так много времени, с того момента, когда он, в далёком будущем, полез со своим другом Славиком в подводную пещеру. Где, сам того не ожидая, он получил «наследство» — в виде симбионта — принадлежащего ранее внеземному трансгену — археологу — этакому чуду генной инженерии, сделанному инопланетными яйцеголовыми. И сейчас, оглядываясь назад: ему стало даже немного стыдно за то, что он вытворял, когда было закончено болезненное сращивание с «объектом торжества инопланетной научной мысли». Он, как полоумный бегал по городу и магазинам — копируя всё, к чему только могли дотянуться его руки. А каким он был недоумком, только попав в это время. И все окружающие его люди, пытались воспользоваться удачливым глупцом в своих целях. Тем, более он умел творить чудеса и этим — буквально притягивал удачу. Именно поэтому, он смог выжить — только благодаря некоторым возможностям, полученным по наследству. И тому, что кому-то был нужен как талисман для их игры. Его всегда удивляло, как во всех когда-то прочитанных книгах, главные герои, попав в прошлое, почти сразу адаптируются в новых для них реалиях и менталитете аборигенов. Становясь этакими суперменами — о семи пяди во лбу и поголовно обладают стальными яйцами. Как они сразу вписывались в чужой мир: мгновенно становясь в глазах окружающих бесспорными лидерами, а не глупыми «амулетами удачи». А он, так не смог. Поначалу — чтобы выжить, бездумно «штамповал» себе всё необходимое — пока не обжёгся. И далее, постепенно, с трудом, подстраивался под окружающую действительность. Как говорится, всему пришлось учиться, набивая шишки, и в основном очень болезненные.

— Ну, все это всё лирика, пора начинать нашу показуху и пусть в этом будет много не совсем уставной отсебятины, но это моё шоу. — Подумал Гаврилов, решительно отметая ненужную лирику и чётко чеканя шаг, вышел на правый фланг перед строем, развернулся так, чтобы видеть его, и при этом, не стоять спиной к гостевой трибуне.

Затем, Витальевич последний раз окинул придирчивым взглядом весь строй. Выглядело всё потрясающе, его орлы стояли ровными шеренгами. Все солдаты выстроились по ранжиру, в одинаковой джинсовой форме, в первых радах у всех кроме офицеров и сержантов штуцера, прямо любо дорого смотреть. Набрав в лёгкие воздуха, Юрий начал отдавать команды, говорил громко, немного растягивая слова и делая между слов интервалы:

— Гарнизо-о-он! …Ровня-я-яйсь! … Сми-и-ирно! … — Взводные коробки, мгновенно подровнявшись, замерли, а воины, стоявшие в них вытянулись в струнку. — К принятию присяги на верность Русскому царю и России! … Повзводно-о-о! … Станови- и- сь! …

Из своих «коробок», чётко чеканя шаг, вышли; Зенауи и оба ротных офицера, а через определённый интервал, пошли взводные, за ними последовали и сержанты (командиры отделений). Спасибо не подвели, движение на свои места все закончили почти одновременно.

— То-о-овьсь!

Через секунду, все синхронно стали на одно колено. И при этом, никто из воинов не сутулился, так что, со стороны всё это выглядело грациозно и величественно, а не уничижительно. Следом Юрий сам разворачивается лицом к трибуне и тоже становится на одно калено.

— Мы гарнизон Ростовской — на — Дону крепости. А в нашем лице и её жители. — Множеством голосов зазвучала клятва верности. — Присягаем на верность Российскому престолу и торжественно клянёмся…..

Когда весь текст присяги был произнесён, и все поднялись с колена. Юрий окинул взглядом гостевую трибуну — гости с нескрываемым восхищением смотрели на всё, что происходило перед ними. И он, еле сдержав довольную улыбку, продолжил отдавать команды:

— К торжественному маршу! … Повзводно! … Дистанция один линейный! … Егерский взвод прямо! … Остальные на пра…во! — небольшая пауза. — Шаго-о-ом! …

— Ну, что неплохо. Судя по звуку, вышло все синхронно.

Гаврилов чувствовал, как от волнения у него пылали щёки, а по спине потёк пот. Окинув строй взглядом, и убедившись, что все солдаты приготовились, и ждут его дальнейшей команды, Юрий продолжил:

— Ма-а-арш!

Примитивный оркестр, стоявший немного в стороне — состоящий из дудок и барабанов, заиграл марш, по мелодии отдалённо похожий на «солдатушек». И под его ритм, послышался мощный и отчётливый грохот, двухсот пар подкованных сапог.

— И-и-и раз- з!.. — Выкрикнула первая «коробка», подходящая к трибуне. Это идущие в ней бойцы выполнили команду смирно. Они не подвели, да и остальные — прошли не посрамив.

После торжественного прохождения личного состава гарнизона: следующим номером программы, было перестроение в «показушные коробки». С выполнением команд, налево, направо, левое, а затем и правое плечо вперёд. Перестроение в шеренги, а затем в каре. Честно говоря, слаженный «балет», Юрия немного завораживал, хотя до уровня выступления «кремлёвцев», которое он как-то видел по телевизору, им всё-таки было ещё, мягко говоря, далековато.

В завершение программы, были продемонстрированы приёмы штыкового боя. Те, что Юрка когда-то накопал в интернете — не какой-то там приметив, а настоящее искусство фехтования винтовкой. Которое в далёком будущем было утеряно. Не менее зрелищным, вышел показательный рукопашный бой егерей, во время которого, не обошлось без «кровавой юшки» — было разбито несколько носов и губ. Что в свою очередь говорило, что ребята работали в полный контакт. Далее, по плану шла джигитовка от спецов, по правде сказать, она была достойна отдельной похвалы. Кавалеристы рубили лозу так, что шапка с неё падала вертикально вниз, зависая на обрубке. Завершающей точкой в этом спектакле, было сольное выступление Юрия, — где он, своей катаной ловко и эффектно нашинковал свёрнутые в рулоны соломенные циновки.

Уже по завершению выступления, как говорится, краем глаза, он заметил восхищённые взгляды с трибуны. Особое внимание Гаврилова привлёк тот участок трибуны, где настоящий царь: сидел недалеко от своего «дублёра»?. Он был одет в зелёный костюм гвардейца Преображенского полка, и смотрел на происходящее перед ним широко открытыми глазами. Государь был молод, его знаменитые усы, ещё только пробивались над верхней губой. Самое главное, что привлекло внимание взгляд: не тот жёсткий и волевой, который он часто видел у артистов играющих его в кино, а открытый, можно сказать человечный и такое же лицо. Лицо восторженного, жизнелюбивого юноши. В данный момент он сидел и, не отрывая восторженного взгляда от происходящего действа, и о чём-то перешёптывался с неким пожилым мужчиной в парике. Когда-то у того, наверное, были утончённые черты лица, ну а по взгляду, до сих пор можно было сказать о не заурядном уме человека. Глядя на это, Юрий спонтанно решил разыграть в этакую рулетку — «иль грудь в крестах иль голова в кустах». Он, отточенным движением вложил в ножны катану и, проходя мимо трибуны гостей, легко перепрыгнул через перила. Стремительным движением, он оказался перед царём и пока ещё никто не опомнился, преклонил перед ним одно колено. Тем временем, руки Витальевича, уже протягивали рукояткой к царю меч. Все застыли, до сих пор не придя в себя, от такой наглости. Царь и не только он подскочили, со скамей, и его глаза, буравили наглеца взглядом из смеси испуга, и ярости.

— Государь! Дозволь присягнуть тебе лично! Клянусь, что я Гаврилов Юрий Витальевич и дети мои, будут верой, и правдой служить тебе, и твоему делу! Я жизни своей не пощажу, чтоб Россия под твоим руководством стала империей с выходом в моря! — На секунду задумавшись, пояснил. — Единственный мой минус в том, что если возникнет необходимость, буду спорить с тобой, или стараться другими способами донести своё мнение. Так буду поступать, не смотря на опасность опалы. Но всё это, только для пользы твоего дела. Моя же жизнь отныне в твоей власти! И только для служения тебе!

В ответ на такую дерзость: вокруг воцарилась полная тишина, даже гарнизонный оркестр перестал играть. Всё, замерев как заворожённые, ожидали развязки. Казалось, что в наступившей тишине было слышно, как за приделами крепости плещутся о берег, волны батюшки Доны. Царь очнулся первым — «быстро взяв себя в руки», широко улыбнулся. Его глаза загорелись радостно и самодовольно, точнее, с каким-то диким восторгом. Он неспешно вынул из ножен протянутый ему меч. Резко вскинул его вверх. Но не обрушил его на голову, склонившегося перед ним человека, а медленно коснулся им левого плеча, присягнувшего на личную верность (значит, Гаврилов не ошибся в том, что будущий император, благоговел перед рыцарскими орденами и первый орден Андрея первозванного, появился благодаря этому обстоятельству).

— Юрий Витальевич, я принимаю твою клятву верности! Служи мне так, как только что обещал! — При этом меч, описав дугу, коснулся и другого плеча. — Возьми своё оружие и рази им, всех недругов моих.

В этот момент из-за спины последнего царя, выглянул уже приезжавший в крепость юноша с нагловатыми манерами поведения. Он, как и все был в зелёном форменном кафтане европейского образца. И в данный момент, весь его вид говорил о бушующей в нём ревности. Он наверняка недоумевал, почему его кумир оставил жизнь этому наглецу. И прикидывал, не сделает ли Пётр, из него, себе нового фавора. И что ему тогда нужно предпринять: для устранения неожиданной, досадной помехи, возникшей между ним и царём.

Гаврилов в свою очередь, поднялся в полный рост, взял из рук царя возвращаемый ему меч и поцеловав его клинок, вложил в ножны. Пётр тем временем, цепко наблюдал, за каждым движением своего нового подданного. И когда тот, снова вытянулся перед ним, дружески хлопнул того по плечу и заговорил с ним, с добавлением русских крепких словечек.

— Вот шельма! Зело люблю таких! Только ты… мне сильно не перечь, а то, не посмотрю ни на что, и пошлю на дыбу. — С этими словами, он снова дружески похлопал Юрия по плечу.

— А рука то у него тяжёлая — Подумал Юрий, потирая плечо, когда царь перестал наглядно выказывать своё дружеское расположение.

— А Алёшка мне рассказал, как ты лихо его стреножил. Ух, ты, сук… сын, потом меня обязательно этому научишь. — Продолжил будущий самодержец.

— Как прикажешь государь. Отныне, я на твоей службе. Только прошу тебя об одном одолжении, сейчас по программе, у нас торжественный обед. Так после него, сможешь уделить мне немного времени. Мне нужно тебе кое-что показать — как у твоего подданного, у меня, от тебя, не должно быть больших секретов. Ну а другим, я думаю, их знать необязательно.

Пётр Алексеевич строго посмотрел в глаза собеседнику. Но он, не отвёл своего взгляда. Тогда светлейший князь положил правую ладонь на плечо Гаврилова и с силой стиснул его.

— Ассамблея говоришь, будет?! Это нам любо! Но, что за тайны такие, чтоб я их от другов своих скрывал?!

— От всех скрывать не надо. Возьми с собой тех, кому доверяешь — кто не предаст. — Юрий, смотрел Романову прямо в глаза. Не отводя в сторону своего взгляда. Хотя, царственная ладонь, сжимала как тиски, и инстинктивно хотелось избавиться от этого захвата, но он, даже не шелохнулся.

— Алексашко? поди, сюда. Живо! — Позвал царь Меньшикова. — Тут нам перед ассамблеей, кое, что хотят показать!

— Да, мин Херц! — Отозвался молодой человек, наконец сумевший совладать с нахлынувшей на него ревностью…

 

Глава 1

Три человека, бродили по подземным коридорам находящихся под музеем, шли как на экскурсии, заглядывая в каждую комнату, которые как на подбор были круглыми со сводчатыми потолками. Один из идущих впереди, держал факел, и вёл за собой своих спутников как настоящий экскурсовод, давая пояснения по поводу находящих в подземном хранилище вещей. Это был поджарый, молодой мужчина, (минимум лет на пять старше сопровождаемых им людей), на голову уступающий в росте самому высоком своему спутнику. И самым большим отличием от сопровождавших его людей была не, сколько камуфляжная одежда, сколько коротко стриженая причёска и отсутствие восхищения от вида богатств, лежащих в больших камерах.

Когда они вошли в зал полный сундуков с золотыми монетами, он, гордо с почтением сказал, указывая на них:

— Пётр Алексеевич, всё это я передаю вам. Будьте добры принять — это, наш вступительный взнос в государеву казну.

— Ты это где шельма, столько золота наворовал?! — Восторженно воскликнул тот, к кому молодой мужчина обращался по батюшке. Не отрывая взгляда от неожиданного подарка — Уж не беглый ли ты преступник — удачливый тать?! Не затребует ли тебя на расправу за твои былые грехи, кто ни будь из моих кузенов — правящих в соседних государствах, а вместе с тобой потребует и злато вернуть? Или не возьмёшься ли опять за былое. А?!

— Может по пути сюда, я и перешёл кому дорогу государь. Но только, это было далеко отсюда. А откуда это золото, я только тебе скажу, коли ты того от меня потребуешь. — По его устам пробежала пренебрежительная усмешка. — А для других золото не пахнет: поэтому нечего его происхождением интересоваться. Да и возвращать его, никому не надо — былые хозяева слишком далеко отсюда, чтобы додуматься здесь это богатство искать.

Пётр посмотрел в глаза говорившему человеку, смерил его придирчивым взглядом и зло, усмехнувшись, проговорил:

— Сие тайна страшная, говоришь?! Ну-ка, Алексашко, поди, воздухом подыши! А мы пока здесь, с моим новым подданным, с глазу на глаз потолкуем!

— Хорошо мин Херц, но чуть что, я рядом буду. — Меншиков в свою очередь одарил недоброй улыбкой мужчину в камуфляже.

Но царь, так зыркнул на него, что тот, стушевавшись, без слов поспешил на выход.

Когда шаркающие шаги Меньшикова, уходящего в полной темноте, стихли. Будущий император, буквально прожигая Юрия строгим взглядом, сказал:

— Если у тебя есть тайны, которые ты скрываешь от других, скажи сейчас, не накажу. Но, если что-то несказанное здесь, всплывёт после — не жди от меня пощады.

— Пётр Алексеевич, единственная проблема из-за меня, может возникнуть с британцами и то — живущими на Карибских островах. Они пытались из меня сделать раба, а я, с этим не согласился.

— Как?! Без веских причин и сразу в рабы?! Не поверю. И как это ты не согласился, и как им возразил? — В глазах Петра загорелись озорные огоньки.

— Я же говорю, в Вест-Индии это было государь. Некому особо жадному фермеру, решившему, что я лёгкая добыча, захотелось из меня раба сделать. Так за это, я убил его и помогающих ему наглецов. Заодно позднее, со своими людьми разгромил гарнизон острова Эльютеры. Они думали, что их попытка так наказать нас — «за излишние свободолюбие» будет не сложнее увеселительной прогулки.

— И что, вы их всех перебили?

— Что мы, звери какие-то? — Царский собеседник изобразил показное удивление. — Вояк, оставшихся в живых, пленили. А их раненым, даже оказали врачебную помощь. А когда отправились сюда, то освободили всех захваченных нами красномундирников.

— А где именно этот таинственный остров находится? — С недоверчивым прищуром спросил Пётр, опершись на ближайшую стену рукой.

— В новом свете — по ту сторону океана. Я же это говорил.

— Ты давай, отвечай, я знаю что спрашиваю. А как ты со своими людьми, сюда-то попал? Вы у кого-то зафрахтовали корабль?

— Нет, на своём приплыли. Правда, пришлось его в Азовском море затопить, чтоб османам не достался. — Уточнил Юрий: увидев, как возмущённо выгнулись брови у Петра. — Наше судно было очень большое, с сильной усадкой. А глубины в русле Дона, слишком маленькие, недостаточны для его прохода сюда.

— Так что, у тебя есть мореходы?! — Сейчас молодой Романов снова напоминал ребёнка, увидевшего игрушку своей мечты.

Перед Юрием уже стоял не царь, а очарованный мальчишка. Который от избытка эмоций, даже схватил собеседника «за грудки». Юрий аккуратно освободился от захвата и, оправив одежду, ответил:

— Среди моих людей и мореходы, и кораблестроители, так же есть химики или как их называют здесь алхимики, врачи. А сейчас государь, если вы разрешите, пойдёмте к гостям. А завтра, я с вашего позволения приду к вам. Где расскажу, кто я, зачем я именно к вам пришёл и что это за золото. Потому что, это дело не одного часа, очень многое нужно мне вам рассказать. А мне, как твоему вассалу, неудобно надолго задерживать начало сегодняшней ассамблеи.

— Нечего, подождут! — Царь грозно сдвинул брови. — Говори дальше, только всё, без утайки!

— Ваше величество, ей богу, этот разговор долгий. Боюсь, что ваши «орлы» решат, что мы вас похитили, или чего похуже сделали. Да и устроят по этому поводу добрую бучу, не хотелось бы с этого мою службу у вас начинать.

— Ой, плут, за своих друзей говоришь, боишься?! Да …, что Головкин, что Рамаданов, они чуть что, из — за меня, здесь камня на камне не оставят. Ладно, пошли наверх, пока они, твоих горожан бить не начали. А золото своё, я с собой в Москву заберу, так что, подготовь к моему отъезду для него телег в достатке. Да охрану выдели.

То, что Юрий планировал как шикарный светский банкет. На который Дибаба (его шеф повар) наготовила: картофельные зразы, биточки из щуки, жульен — что было её особой гордостью. Этот рецепт, она нашла в распечатке, которую для неё специально сделал Юрий и много чего другого. Стол, накрытый в самом большом зале гостевого дома, просто ломился от яств. Но благодаря молодому царю, и его свите, все, что задумывалось как приличный пир. Переросло в привычную для него ассамблею, где водку пили кружками, и шло дикое веселье. Не ту ассамблею, которую он начнёт насаждать позже, с её установленными правилами. Когда они начинались не ранние четырёх часов вечера и заканчивались не позже десяти. И с обязательным соблюдением всех европейских норм приличия. И больше способствовали общению и поддержанию культурного досуга. А пока, как говорится, сказывалось дурное влияние слободы, которое, он принимал за европейский эталон. За столом, Пётр посадил своего нового вассала между собой и Меньшиковым, который всё время шутил и при первой же возможности подначивал Гаврилова. Так же Юрий заметил, что оба, слишком усиленно следили, чтобы его бокал не был пуст. При этом они, по очереди желали с ним, выпить по поводу и без такового. Это, не считая общих, обязательных тостов. Пётр снова и снова, усиленно старался выведать у Гаврилова, кто он такой, и как сюда добрался. И если бы не действия симбионта, спасающего на данный момент не только печень, но и голову. То Юра, скорее всего, давно бы сполз под стол, или, разоткровенничавшись, сдуру наболтал лишнего. А так, из них троих, первым погрузился мордой в тарелку балагур Алексашко. Наглядно демонстрируя ответ на вопрос, почему жидкую пищу подают только на первое, а не позже. Глядя на неудачливого «поклонника Диониса» — ещё недавно пытавшегося его споить, причём, Меньшиков, был не единственный подпирающий лбом стол. Один из гостей не сумел, а может, не успел отодвинуть тарелку с остатками салата оливье и теперь, дополнял своей головой её содержимое. Гаврилов, глядя на эту картину, вспомнил старую шутку, кажется, из какого-то фильма и сразу же громко её озвучил:

— Подымите рожи, джентльмены, смена блюд!

Чем сразу вызвал дружный смех среди тех: кто ещё не прибывал во власти бога сна — Морфея. А продолжал опустошать запасы хозяйского винного погреба. А их спящие собутыльники, по ряду причин, никак на это не отреагировали. Ночь том временем, уже начала сдавать свои полномочия утру, и за столом чаще и чаще, встречались преклонённые головы молодцев «павших в неравном бою с зелёным змием».

— А ты нечего, … силён! Ха — ха — ха! — Сквозь смех похвалил его Пётр первый, заплетающимся от хмеля языком. — Люблю таких молодцов! Будешь мне верой и правдой служить, далеко пойдёшь! А нет, я сам тебе, лично, голову с плеч сниму! Понял?! И небылиц твоих, слушать не буду.

— Да государь. От чего же не понять. Только, я сам к тебе пришёл и добровольно присягнул, тебе лично. Поэтому и козни против тебя, строить не собираюсь.

— От, ведь шельма! Брешет, и не краснеет! Зело, любы мне такие!

Гулянье окончилось, когда уже давно рассвело. Только здесь, Гаврилов заметил: что из его команды, участвовавшей в пирушке, только он один, ещё был на ногах. А Жан-Поль, Адис, Леон и другие, давно уже спали, наглядно демонстрируя всем, что они, самые настоящие выносливые ребята. В смысле, напился — выноси. Пришлось давать команду кухонным работникам, мол, доставьте этих выпивох по домам. Негоже им здешний интерьер портить.

Дав последние распоряжения и покинув гостевой дом. Юра неспешно пошёл домой: делая сильный крюк по мощёным улочкам уже проснувшейся крепости. Ростовчане уже выгнали своих коров и коз на пастбища, и теперь дворники ликвидировали следы их прохода. Витальевич уже успел привязаться к новому граду, хотя понимал, что он уже никогда не будет таким, каким он его помнил. Но его ровные улочки, аккуратные кирпичные дома, с черепичными крышами, невысокие заборчики. Уже завладели его сердцем. Гаврилов шёл, наслаждаясь видом того, что он со своими товарищами построил и, слушая первые звуки просыпающегося Ростова. Так он и добрался до своего дома, где его встретила его жена Ульянка.

— Тьфу ты, набражничался! — Сказала она, толи с упрёком, толи без. Встречая мужа в сенях и протягивая ему ковшик с рассолом. — Знаю я, как у Петрухи его ассамблеи проходят. Тьфу ты, господи прости. Пей сейчас рассол и весь оставшийся день, вместо воды, употребляй лишь квас. Да проспись хорошенько. Горе ты луковое, попозже, простоквашу и каймак тебе дам.

— Хорошо Уличка, как скажешь. — Ответил он, жадно припадая губами к сосуду. Что не говори, а спирты, требовали для своего усвоения воду.

— Хотя стоп! — Молодая женщина, пристальней посмотрела на своего благоверного и, уперев руки в свои бёдра, строго проговорила. — Да ты никак трезв, что, не ко двору пришёлся царю? Или как? А может, где-то в другом месте гулял. Насколько я знаю, все кто на его ассамблеях побывал, говорят. Этот душегуб, зорко смотрит, за тем, чтобы никто не отлынивал от его попойки.

— Любимая, всё отлично. Просто, мне по силам выпить, не хмелея больше, некоторых…, что Пётр сегодня и оценил. Ведь я перепил его преданного Алексашку. И прошу тебя, больше подобных сцен не устраивай. Не к чему они.

На что Юрина супруга что-то тихо проговорила и, повернувшись, пошла прочь — в дальнюю комнату

— Всё-таки повезло мне с женой и фигура у неё статная, и не дура. — Подумал Юрий, глядя в след уходящей супруге.

Единственное чего сейчас очень хотелось Юрию, это спать. Симбионт спасал от многого, но не от недосыпа. Хотя в этом отношении и далеко до придела, но почему бы лишний раз, не припасть щекой к подушке, коль есть такая возможность.

Но не успел Витальевич сомкнуть веки, как его разбудили. Оказалось из гостевого дома, за ним прибыл посыльный. — «Царь, срочно желает видеть своего нового подданного для беседы тэт — а — тэт?. — А ведь прошло, около двух часов, как он пришёл домой, а его уже требуют на аудиенцию. Делать нечего, назвался груздем, полезай в кузовок. Собирайся и иди — коли зовут.»

Хозяйство Дебаты не подкачало, войдя в резиденцию, Юра, не заметил следов недавнего пиршества. В зале для приёмов, всё было чисто убрано, а самодержец, уже сидел, на большом резном стуле как на троне и ожидал Юрия. И судя по всему, Петру было, за что благодарить родителей. Что не говори, а здоровье они ему дали отменное. После вчерашней гигантской попойки и очень короткого сна, про эти события, напоминали только покрасневшие глаза. Да хозяину такого организма, можно позавидовать. Он же, увидев входящего Гаврилова, подскочил и, замахав руками, позвал к себе:

— А, Юрка, поди, сюда! У меня, один большой вопрос к тебе появился!

— Да Пётр Алексеевич, задавайте, на всё постараюсь ответить.

— Ты не старайся, а отвечай! Да не юли! Ты, чьих будешь?! — Прищуренные глаза будущего императора, смотрели на Юрия как на вора. — И зачем мне сказки рассказываешь?!

— Отец родной, так в каком подвохе ты меня подозреваешь?

А-а-а. — Пётр скорчил довольную гримасу и погрозил пальцем. — Чтобы сойти за чужеземца, оделся нелепо, говоришь немного чудно. Но иноземец бы так, никогда не сказал! Говори, чей ты холоп! Признаешься, тогда, коль полезен будешь, и волю дам, да при себе оставлю! А-то, наболтал, мол, далече отсюда и войско разбил. И корабль, на котором сюда приплыл, потопил. Да и бает, как тот баян, мне сказки разные. А бумаги у тебя, какие есть? Чем слова свои подтвердишь? Так что, не брехал бы ты мне вчера, сегодня я с тобой по-другому разговаривал.

— А я и сейчас, от своих слов не отказываюсь.

Юра горделиво стоял посреди зала, не пряча взгляда.

— Так, думай башка, картуз куплю. — Его мысли лихорадочно искали выход из сложившейся ситуации. — Так, «липа», по которой он ездил на торг, теперь ему, скорее всего, навредит. В правах и паспорте из будущего, написано Российская Федерация. Значит, тоже отпадают.

— Так чем ты шельма, байки свои подтвердишь?!

— Пётр Алексеевич, я потому и говорил, что разговор предстоит долгий. Так что, разрешите мне рассказывать всё по порядку, а не оправдываться.

Будущий самодержец видно уже немного успокоился. Выплеснув подозреваемому в обмане наглецу все, что он о нём думает — в лицо. Поэтому, снова усевшись на импровизированный трон, уже спокойно сказал:

— Давай, поведай мне, что я должен знать, но не дай бог, в кривде уличу. Сам — собственноручно тебя головы лишу!

Юрий став в спортивную стойку — поставив ноги на ширине плеч и заложив руки за спину. Глубоко вздохнул, на секунду задумался и начал нести откровенную чушь.

— Начну по порядку. Я, Гаврилов Юрий Витальевич, являюсь сисадмином….

— Кем, кем?! — Казалось, от удивления, у царя поползли вверх не только брови, но и не до конца сформированные знаменитые усы.

— Я сисадмин. — Спокойно ответил Юра. — На моей родине, лицо, приближённое к руководителю страны….

— Тогда, зачем же ты собака, ещё и мне присягу давал! — Искренне возмутился самодержец.

— Отец родной, разрешите, я продолжу и вы, всё поймёте. Дело в том, что моей страны уже нет. Тот город, в котором мы с вами находимся, это её мизерный осколок. Скорее всего, я, последний представитель моего народа. Город, который мы с моими людьми здесь возвели, должен был стать спасительным ковчегом нашей цивилизации. Но, мы немного не успели, хоть и подготовили всё необходимое, для начала строительства. Потому что остров, на котором мы обитали. В результате сейсмической катастрофы, ушёл на дно океана намного раньше, чем предсказали наши учёные мужи. Мне кажется, что выжил только я. Да и то, потому что на тот момент, создавал промежуточное базы для более комфортного переселения нашего народа. Отсюда и золото, которое я вам передал.

Царь с недоверчивой качал головой и с ухмылкой слушал рассказ.

— А бумаги — патенты где?

— Да, документов у меня больше нет. Но это потому, что их уничтожил тот жадный британец, — который повстречавшись на моём пути. Он посчитал меня, лёгкой добычей и захотел сделать рабом. Но на моё счастье, бумага не самое главное, у нас, чтоб нашими документами не мог воспользоваться чужак, всем сисадминам с детства делали это. — Юрий, быстро скинул камуфляжную куртку. И показал цветную татуировку в виде агрессивно оскалившейся головы льва, которую он, в будущем сделал на плече, поддавшись уговорам очередной пассии. — Если кто-то предъявлял документ, но при проверке, не имел этой метки, то незамедлительно подлежал казни. Секрет её нанесения — большая тайна, которую знали только избранные мастера.

Романов не удержался и почти подбежал к рассказчику, чтобы посмотреть на тату. А разглядывая, даже потрогал руками. Затем поплевав на пальцы, попытался её стереть. Наконец убедившись в бессмысленности этих усилий, он уточнил:

— Откуда мне знать, вдруг это метка раба, или каторжника?

— Эх, Пётр Алексеевич, подумайте, стали бы вы клеймить по месяцу, каждого из перечисленных вами людей. Именно столько, этим символическим знаком занимался мастер. Не проще ли, не тратя лишнего времени, выжечь простенький знак, значение которого знали бы все.

— Вообще-то логично. Продолжай. — Проговорил будущий император, возвращаясь на свой импровизированный трон.

— Питер, так как моя родина, больше не существует. Поэтому я посчитал возможным присягнуть тебе на верность. Как видишь, я не нарушал своей предыдущей присяге. А насчёт того, чем мне можно быть полезным тебе? Так моя родина, имела более высокоразвитое общество, чем Европа. Хоть мною и было сказано, что наш большой корабль мы уничтожили. Но у нас остались малые, на которых, мы поднялись вверх по Дону. Такого не у кого нет. Если желаете, могу вам их показать. Только уговор, для всех окружающих, можно говорить всё что угодно, кроме того что мною здесь было рассказано. Иначе, когда мы начнём развивать в России промышленность. Найдутся те, кто будет будоражить весь мир, говоря, что московиты, не имеют права на то, что им случайно досталось. И объединившись, с кем ни будь, успеют напасть — пока мы не набрали силы. А чтобы недоброжелателям разных мастей, мы стали не по зубам, нужно много чего построить, а твоим людям, многому научиться. Как говорится, мы должны успеть твёрдо стать на ноги.

— Коли так, развей мои последние сомнения. Покажи, что-либо стоящее, например, твои малые корабли. Заодно, дай мне твои чудо мушкеты, о которых Алексашко с Головкиным много рассказывали.

У Государя снова произошла смена настроения — на сей раз, в лучшую для Юрия сторону. Он, буквально сгорал от любопытства.

— Как скажите. Для начала, предлагаю пойти к моему химику, Иванову Борису Самуиловичу. А потом, и к катерам, и на стрельбище прогуляемся.

Несмотря на то, что было видно, что великий князь не всё сказанное понял. Он поднялся и горделиво прошествовал на выход.

В лаборатории, гостей уже заждались. Гаврилов, ещё по пути на аудиенцию к царю, послал посыльного за Билли. Чтобы тот, лучше подготовился к «показательному уроку».

— А-а-а, вот он, твой алхимик! — Обрадовано заговорил Пётр, войдя в лабораторию, мельком взглянув на молодого человека в белом халате. И тут же, стал восторженно разглядывать колбы и прочие склянки стоящие на столах и полках. — Ну что любезнейший, нашли красную тинктуру (философский камень)?

— Здравствуйте, ваша светлость. — Билли, он же Борис Самуилович, элегантно склонил голову. — Только я химик и не гоняюсь за философским камнем. Мои сферы деятельности, более приземлённые и практичные. Прошу вас, присаживайтесь, мне сказали, что нужно показать вам один эксперимент. Который, вас должен сильно заинтересовать.

Билли, невысокий, светловолосый юноша, больше похожий на школьника чем на учёного: поясняя свои действия, повторил опыт немецкого химика Христиана Шёнбейн. Когда тот случайно, проводя опыты на кухне, открыл нитроцеллюлозу. Вот ткань, наконец, высохла, и раздался громкий «хлопок», царь сам — без подсказок понял, для чего это можно применять. И стал в ультимативной форме требовать немедленно, наладить выпуск этого чуда. Причём обязательно в большом количестве. Хоть и писали историки, что Пётр получил слабое образование, и до конца жизни писал с ошибками. Но ум у него был «живой», что выгодно отличало его от старшего брата Ивана. Да и не будь он таким, вряд ли он смог успешно заниматься самообразованием.

— Пётр Алексеевич, пока этот бездымный порох, больше опасен для тех, кто его будет использовать и производить. Вы же видели, взрыв произошёл, когда мы сушили ткань. Надо ещё доработать технологию его изготовления, найти, где брать сырьё. Обучить будущих сотрудников, построить фабрику — где будем его делать. Думаю, технология производства такого пороха, должно быть государственной тайной. Не стоит заклятым друзьям, иметь этот рецепт. Как наладим массовый выпуск, пусть у нас покупают. Чтобы и казне была прибыль, и против нас его применять, не у кого соблазна не было. — Влез со своими объяснениями Юра.

— Ты что стервец, меня против моих кузенов науськать хочешь?! — Было непонятно, толи шутит царь, толи на самом деле возмущён.

— Не приведи господь государь, кто я такой, чтобы указывать тебе. Но как говорят, «дружба дружбой, а табачок врозь». От тех же британцев, я как- то услышал, что «У Англии нет друзей, а есть лишь интересы». У них сейчас хороший флот, в котором есть мощные линейные корабли и ими на Голландцах отработана прекрасная тактика их применения. И пока мы, на море им не конкуренты, и смотрим на них, раскрыв рты, они будут милостиво нам помогать — очень умеренно. И, не более того.

— Да как ты смеешь, так говорить о великой державе и о Вильгельме III! Да кто ты такой! Смерд! …

Юрий спокойно выслушал возмущённую тираду в свой адрес и всё то, что о нём думал Пётр. Он уже понял, что перегнул палку — нельзя так отзываясь о царских кумирах. Ведь он знал, насколько Пётр восхищался Европой. Но слово не воробей, вылетит, не поймаешь. Поэтому, в дальнейшем, надо быть осторожнее.

— Я всего лишь хочу сказать, что как говорили древние. «Хочешь мира — готовься к войне». И нам подобно Британии, надо иметь что-то, в чём, мы будем превосходить другие государства. И тогда, многие захотят с нами дружить, а не пытаться отнять у нас чего либо — как в смутные времена.

Во взгляде Романова, по-прежнему пылала ярость, но царь сдерживал себя. Юрию нужно было срочно придумать, на что перенаправить, готовый сорваться на него гнев венценосца.

— Я это говорю к тому, что с севера, Карл XI, благодаря Редукции, которая как мне недавно сказали, дала его государству капитал с ежегодным доходом около 2,5 млн. далеров. Провёл реформу военного дела, нарастив мощь своей армии. Не дай бог, он решит расширить границы своего государства за счёт России. Поэтому государь, я и хочу, чтобы у тебя к тому моменту было оружие, которого не у кого нет. И армия, умеющая с ним обращаться. Пусть король считает, что ему лучше воевать с Речью Паспалитай или с Данией, но не с Московией. Где его, гарантированно побьют.

— Ты опять учишь, что мне делать, а что нет?! — Негодование кипело, постепенно усиливаясь, и грозило обрушиться в лучшем случае, монаршей немилостью.

— Нет, государь, я лишь говорю что думаю. Все решения, только тебе принимать. Как скажешь, так и будет. — С этими словами, Гаврилов театрально склонил голову. — Я с радостью выполню любую твою волю.

К счастью Пётр не обратил на эту игру внимания. А немного подумав, твёрдо и властно, задал вопрос:

— А коли на Шведов пошлю, пойдёшь?!

— Попрошу у тебя время, чтоб подготовить и хорошо вооружить ваше войско и пойду.

— А почему не сразу выступишь в поход?!

— Потому что, хочу, чтобы «Виктория» только за тобой была государь.

— Вот в этом молодец. — На сей раз, монарх говорил спокойно и без лишних эмоций. — Правильно мыслишь. Россия должна быть великой, только больше не лезь в царские дела. Тебе мои планы неведомы и не тебе решать, с кем и как мне дружить. А сейчас, покажи мне эти … как их там — малые корабли.

— С удовольствием государь, тем более они боевые.

От этих слов у будущего императора снова резко улучшилось настроение. И он первым, чуть ли не бегом покинул лабораторию, где недавно распекал Гаврилова, его за излишнюю болтливость. Когда они вдвоём спустились по крутому спуску к Дону и вошли в деревянный ангар, где стояли скрытыми от чужих глаз парочка Бронекатеров проекта 1124. Царь даже замер, не в силах поверить своим глазам и осознать увиденное. Затем развернулся к Юрию, и оторопело поинтересовался:

— А где на нём парус ставить, или он, на вёслах ходит?

— Государь, ни того, ни другого здесь не надо.

Венценосный гость, с большим вниманием, ещё раз осмотрел катера. Подойдя вплотную, постучал по борту кулаком и выдал свой вердикт:

— Конечно не надо, оно же у тебя всё железное! Попадёт в воду или утонет, или перевернётся и тут же, на дно уйдёт! — С нескрываемой усмешкой, он продолжил. — И этим, ты меня хотел убедить в правоте своих слов?

— Государь, дозволь мне его на воду спустить. А там, я тебе всё продемонстрирую.

— Изволь, потешь меня. Глядишь, не казню, а шутом сделаю.

Хорошо, что дежурная команда дежурила тут же, находясь в пристройке рядом с ангаром. Поэтому, не пришлось ждать её прибытия. Матросы, носившие ушитую под них морскую форму, доставшуюся вместе с кораблём: слаженно действуя, отворили створку ворот и, разблокировав каретку с бронекатером, стоящую на наклонных направляющих, начали толкать её. Пётр не остался от этой «забавы» в стороне, и приналёг своим плечом, толкая БК 1124 к воде. Тем более, она начиналась, почти сразу за воротами нового ангара.

К удивлению монарха, судно не перевернулось и не утонуло, как он ожидал. А достигнув воды, подняло фонтан брызг и теперь мерно покачивалось на волне. Самодержец восторженно смотрел на это чудо и, совладав с чувством чрезмерного удивления, в ультимативном тоне заявил:

— Немедля команду на корабль, я пойду с вами. И ты, уже на воде мне докажешь, что это не топор, который, способен только дрова колоть и не более того. Иначе, тебя самого, под настоящий топорик положу.

— Государь, именно это, я и собирался вам предложить. Сейчас команда подготовит катер, кинет сходни и мы, поднимемся с вами на борт.

Юрий был уверен, что эта небольшая речная прогулка, может успокоить государеву недоверчивость. И рассеять тучи, сгущающиеся над его головой. Но и юный Романов не захотел ждать, когда его соизволят пригласить, на эту, непонятно каким способом плавающую железяку. Он среди первых оказался на борту и в данный момент внимательно рассматривал носовую танковую башню, стоящую перед ходовой рубкой. Все, пытаясь разглядеть её устройство, заглядывая в её открытый люк.

— Это что у тебя такое, никак пушка? — Спросил он, повернувшись к стоящему рядом Гаврилову: решив, что всё там рассмотрел.

— Да ваше величество.

— Чудная она какая-то. И как с ней твои бомбардиры управляются?

— Государь мы всё позднее вам покажем. Только мне кажется, надо кое-кого предупредить, чтобы не нервничали, когда кинутся, что вас нет в крепости.

— Нечего, не умрут! Давай, скорее, отчаливай и покажи мне свой товар лицом. — Царь перенёс своё внимание на пуль. башню, стоявшую на рубке. Его привлекла спарка ДШКМ.

— Да, он если чего захочет, то, ни кто ему не указ, особо, если он чем-то уязвлён. Даже азбуку урезал — недовольный тем, что какой-то писарь, намного грамотнее его. — Промелькнуло в мозгу у Гаврилова. — А если, я попробую незаметно внести небольшую коррекцию — малюсенькую, незначительную, всего лишь подниму правописание. Не более. Неизвестно как здесь пойдут мои дела. Если судить по тому, как резко у самодержца меняется настроение, то может просто на всех моих планах поставить жирный крест. А так, глядишь, хоть одно гарантированное изменение в истории: надеюсь, не в худшую сторону. Заодно нужно подготовить, чтобы встреча с техникой будущего, прошла помягче.

Тут судьба, подкинула шанс провернуть эту авантюру. Юрий как раз, уже стоял возле рубки, а Пётр собирался в неё входить. Поэтому, ему не только предстояло перешагивать через комингс, но и наклониться, чтобы не удариться головой о низкий для него проём. Поэтому, Юра, обратившись со словами:

— Государь, осторожно не ударьтесь! — Коснулся его головы, послав необходимый импульс. После чего, замолчал и замер. Чтобы у самодержца, не возникло ощущения провала.

Когда он пришёл в себя, то сразу вознегодовал:

— Ты чего руки ко мне тянешь?! — От такой беспардонности Гаврилова, Пётр даже на мгновенье замер. Но затем, продолжив, начатое движение и ударился головой, о притолоку.

— Вот этого государь, я и собирался избежать. — Оправдываясь, сказал Юрий, подбирая упавшую треуголку Петра. — Поначалу здесь многие бьются. Хотели даже здесь написать: «место для удара головой».

— Не надо было отвлекать меня, я сам прекрасно видел куда идти и насколько нужно голову пригнуть. — Огрызнулся монарх, потирая ушибленный лоб.

Задуманное вышло не так ловко, как он этого хотел, поэтому Юра, решил, что здесь лучше промолчать. Не надо вступать в лишнюю полемику. Да и в дальнейшем так радикально воздействовать на кого-либо, больше тоже не стоит. Хорошо, если это его безобразие останется не замеченным. Иначе… даже лучше не думать. И дождавшись, когда высокий гость скроется в недрах катера, Витальевич вошёл следом.

В боевой рубке рядом со штурвалом уже стоял Элла. Он был весь в ожидании команды завести двигатели (ему пришлось немного потесниться, чтобы не мешать входящим).

— Давай Серафим Васильевич, прокати нас на своей лодочке. — Подморгнув и при этом, широко улыбаясь, заговорит Гаврилов. И тут же, обращается к венценосному пассажиру. — Государь, сейчас будут включены двигатели этого корабля. Они работают очень шумно, но вы не переживайте, это так и должно быть.

Но Петра Алексеевича в данный момент, заинтересовало уже другое. Броне щитки со смотровыми щелями были подняты, и благодаря этому: всю обстановку рубки, можно было разглядеть в деталях. Чем Романов и занялся. Он заметил на одном из приборов штамп — звезда, заключённая в круг, и набитыми между её лучей буквами, СССР.

— Слово, Слово, Слово, Рцы. — Задумчиво прочёл он и поинтересовался, окинув всех окружающих удивлённым взглядом. — Это что значит? Какая-то магия? Вижу кабалу, но понять ни чего не могу, внутри её какое-то заклинание? Сказание, проповедь, речь, изречение… не пойму. Но это и не числа — титло нет.

— Государь, это эмблема, означающая, что имущество принадлежит армии. А буквами, внутри её, написано название моего государства. Что читается, как Эс — Сэ — Сэ — Р.

— Странно это и звучит чудно. — Пётр искренне недоумевал.

В этот момент загремели движки и катер начал плавное движение. Будущий император немного стушевался, услышав громкий, непонятный рокот. Но эта эмоция была настолько незначительной и мимолётной, что окружающие её не заметили. Мгновенно поборов страх, он восторженно смотрел, как темнокожий Серафим Васильевич легко, почти играючи, управляется с таинственным кораблём. Который, по идее должен был почти сразу, после того как попадёт в воду затонуть.

— А вверх по реке, он идти сможет?! — Прокричал вопрос «высокий гость».

Элла утвердительно кивнул и расплылся в широкой белозубой улыбке.

— Поворачивай! — Потребовал Пётр, подтвердив своё указание соответствующим жестом.

Не смотря на то, что на этом катере капитаном был он. Васильевич вопрошающи, посмотрел на Юрия. Тот, соглашаясь, кивнул.

После поворота царскому восторгу не было придела.

— Капитан, а к штурвалу, пустишь?!

По всему было видно, что вопрошающий пассажир не приемлет отказа, поэтому и эту просьбу пришлось уважить. Его допустили к штурвалу и Серафим, стоя рядом на подстраховке, подсказывал, что надо делать. С правого борта проплывали бескрайние степи. Местами они были заболочены, но если смотреть с катера, идущего по реке, всё казалось однородным. Только когда Зелёный Остров остался далеко позади, Серафиму удалось снова вернуть себе управление. А царь, стремглав выскочил из бронированной рубки на палубу и став около носовой танковой башни, с детским восторгом смотрел вперёд. За ним, к башенному орудию подошёл и Гаврилов, остановившись, немного не доходя до царя.

— Юрий, к следующему лету, сделай мне ещё пяток таких кораблей. Только, зело они у тебя шумные. Но, зато, как они ходят! Ух…! — От обилия эмоций, царь потряс кулаком. — Ни когда бы, ни поверил, кабы сам не увидел! Они военные ты говоришь?!

Царский собеседник, удостоился восхищённого взгляда.

— Да государь. Я их специально оставил, чтобы, когда ты решишь на Азов идти, мы их против османских галер выставить смогли. Да и от ветра, они не зависят. Будут быстро маневрировать, нанося врагу максимальный урон.

— На Азов говоришь, а далее через чёрное море? И так….

— Как скажешь государь. Только, дай мне для начала, хорошенько подготовиться.

— Не перебивай, когда я говорю! А может не пять, а десять катеров сделаешь?! Ты только скажи, а я тебе сколько угодно в помощь холопов дам. И адмиралом сделаю. — Говоря это, монарх властно простёр вперёд свою пятерню, и у него, ещё сильнее засверкал шальной огонёк во взгляде.

— Государь не вели казнить, но таких катеров мы тебе больше сделать не сможем. Как сильно бы мне этого не хотелось. К несчастью, все заводы и мастера, делающие такое, пропали вместе с моей страной. А это всё то, что есть в моём распоряжении.

— Так ты мне перечишь?! — Взгляд царя снова был полон ярости. И от былого восторга, не осталось и следа.

— Пётр Алексеевич, Вы можете, прямо сейчас меня убить, но сути дела, это не изменит. Я и мои люди, сделаем всё возможное и невозможное, чтобы у тебя, в скором времени были самые лучшие корабли, оружие, моряки и солдаты. Но, не имея нужных станков, особой стали и специально обученных работников: у нас ничего не получится. Клянусь, то, что мы создадим для тебя в ближайшее время, будет лучшим в мире. Но не таким совершенным, как то, что делали на моей погибшей Родине. — Юрий хоть и не отводил своего взгляда, но при этом смотрел без вызова. И старался говорить спокойно.

Было видно, что царь, еле сдерживается, чтобы не зарубить собеседника своей саблей. Он даже взялся за её эфес. Но постепенно, он взял над эмоциями верх. И хотя, его взгляд не стал добродушнее, но он более спокойным тоном спросил:

— Ты помниться говорил, что кораблестроители есть?! Иль обманывал?!

— Нет, государь, не обманывал. Ты только скажи, они первоклассный флейт, или галеру для тебя построят. И других мастеров их строить научат. Мои оружейники, уже сейчас могут делать и делают штуцера, которые стреляют дальше и точнее самых лучших мушкетов. Через год, два, надеюсь, мои химики, найдут все необходимые компоненты для массового выпуска бездымного пороха. И ещё во многом, мы все тебе будем полезны.

— Э — э — э погоди. — Взгляд монарха, снова стал недоверчивым. — Ты мне говорил, что ты один выжил. Но почему у тебя столько обученных людей, которые знают разные науки твоей родины. Как это понимать? А?!

— Питер, всё это можно очень просто объяснить. — Гаврилов судорожно обдумывал, как выкрутиться в этой ситуации. И ляпнул первое, что на ум пришло. — Не знаю, каким образом это действует. Но для быстрого обучения, в СССР давно создали «пилюли знаний». Вот у меня был аварийный запас, и я раздал их, всем тем, кого выбрал. Сделал это сразу же, когда возникла необходимость в специалистах. Правда, потребовал от них дать мне слово чести, что под страхом смерти, никому об этом не рассказывать. Сам же, говорю об этом только тебе.

— Ты за кого смерд, меня принимаешь? Считаешь, что я в эти небылицы поверю? — Прошипел сквозь зубы царь и снова положил руку на эфес своей сабли. — Ни как, какой-то заговор плетёшь собака?! Вот я и вывел тебя, на чистую воду! А-то, небыль разную тут мне баешь.

— Государь, я правду говорю, и готов это доказать. — Юра понял, что на сей раз сильно заврался, и с этим, надо что-то делать. И тут, он вспомнил, что недавно дома делал из сахара с топлёным маслом конфеты, для того чтобы побаловать ими Ульяну. И у него в кармане лежала пара небольших конфеток, завёрнутых в чистую тряпицу. Он так, хотел ими Мари, с Элизабет угостить. — У меня осталось последних две. Так что, вы легко можете проверить мои слова.

Юрий, неспешно достал из кармана лоскут со сладостями, и развернул его.

— Отравить меня хочешь! Пёс!

Страсти закипали не на шутку. И рука самодержца, уже не лежала на эфесе, а напряжённо сжимала его.

— Ни в коем случае. Вы можете указать на любую из них, я её съем. А когда вы убедитесь, что со мной всё в порядке. По возвращению в крепость, вторую дайте, любому из ваших людей. А затем, сами проверите, появились ли у него новые знания.

Царь задумался, глядя на ладонь стоящего перед ним человека и лежащие на ней, непонятные для него «пилюли». Но при этом, всё равно, не убирал свою руку с рукояти сабли.

— Съешь ближнюю ко мне «пилюлю». — Наконец приняв решение, сказал он.

— Вот эту?

— Да.

Юра так же неспешно, взял указанную конфету и, разжевав, проглотил её. Затем открыл рот, демонстрируя, что там, уже ничего нет. После чего, они так и стояли друг перед другом, в сильном напряжении.

— Да, Пётр Алексеевич, пока ты предсказуем в своём гневе и поступках продиктованных им. Но придёт время, и никто не сможет понять, ни твоих намерений, ни мыслей. — Думал Витальевич, видя, что гнев самодержца постепенно загасает.

А когда они добрались до малого Арпачинского острова, Юрий поинтересовался у Петра. Который не спускал с него глаз.

— Государь, может, вернёмся назад. Вас наверняка уже кинулись искать. Да и мне не терпится, чтобы вы выбрали, кому дать эту «пилюлю знаний». Поверите, я всего лишь хочу поскорее доказать перед вами свою правду.

— Да пожалуй, пора и домой. А у тебя, ещё такие пилюли есть? — Согласился монарх, мелком оглядел берега и немного поёжился.

— Нет. Они последние.

— Тогда, давай мне её, вижу, что это не отрава. Но, ни дай бог, ты обманул меня и я, отведав её, не обучусь ничему. — Наконец принял решение самодержец.

С этими словами Пётр, осторожно взял протянутое ему угощение и начал неспешно его разжёвывать. А Юрий, начал пристально разглядывать берег. Точнее оду точку на нём, выбранную случайно. И, слава богу, его уловка сработала, Романов проследил направление взгляда и на некоторое время отвернулся от Витальевича, а тот, молниеносно коснулся непокрытой части головы самодержца, дав импульс знания японского и опыта капитана Д? Севеньи.

— Осторожно Питер, — Заговорил Юра, на японском языке, когда увидел, что тот приходит в себя. — Вы чуть не упали. У вас, наверное, закружилась голова? И вы, чуть не свалились за борт.

— Да — да. Но мне уже стало намного лучше. — Немного растерянно, на том же языке ответил Романов, но потом, как будто опомнившись, снова заговорил на русском. — Что это… как, это у меня получилось?!

— Вы же съели последнюю из наших пилюль знаний. И это, результат её применения.

— Так значит, теперь я тоже учёный муж?!

— К несчастью нет, именно эти пилюли, учат только японскому языку, и управлению парусником. Это было для туристов пожелавших немного пожить как европеец.

— Всё больше ни кому не рассказываю о себе небылиц. Иначе, дойду до молодильных яблок, змей Горыныча и Кощея бессмертного и прочих, прочих… — Решил Гаврилов, отныне, ни каких исключений…

По возвращению в Ростовскую крепость. Участники выхода, застали её на грани наивысшего кипения страстей, разбушевавшихся по поводу исчезновения царя. В том, что ещё не пролилась ничья кровь, можно было благодарить Фёдора Юрьевича Ромодановского. Будущего главу Преображенского приказа розыскных дел. К счастью местных, он, проснувшись, первым делом, отправился на поиски своего близкого свойственника. Поэтому случайно стал очевидцем того, как царь стоял на борту странного судна, беседовал о чём-то со своим новым подданным (или фавором). Затем, самостоятельно залез во чрево чудного корабля. И тот, издавая странные звуки, поплыл сначала вниз, а затем, развернувшись и, как это ни парадоксально, самостоятельно пошёл вверх по течению. Правда, к моменту возвращения Петра, этот уже не молодой слегка «раздобревший» муж, уже еле сдерживал своим авторитетом своих соратников от агрессии, направленной против жителей крепости.

 

Глава 2

Время шло, Пётр не собирался покидать Ростовскую крепость, найдя в её стенах много интересного для себя. Так что, к всеобщему ужасу горожан, в гостевом домике постоянно устраивались ассамблеи, сильно источающие продуктовые и алкогольные запасы Ростова-на-Дону. Приходилось постоянно их пополнять, благо купцы, узнав о гостях и их аппетите, сами стали снаряжать в крепость караваны, со всеми необходимыми товарами. На эти цели, для создания необходимого продуктового запаса. Юрий регулярно выделял на это деньги, но только из своей мошны. Справедливо решив, что не стоит обременять этим, ещё не ставший на ноги городской бюджет. Второй бедой, стало желание гостей, чтобы на их гуляньях присутствовал женский пол. Они, уже очень соскучились по танцам, особо по «гросфатеру» — танцу, придуманному молодым Петром. Этим танцем, руководил «маршал», избранный выборной «царицей» ассамблеи. Во время его, под звуки печальной, медленной мелодии, пары неспешно двигались друг за другом. Но когда, по взмаху маршальского жезла, оркестр резко переходил на весёлую музыку, то дамы, оставляли своих кавалеров и, убегая от них, выбирали себе других. Брошенные же кавалеры ловили убегающих дам, и на это время, в танцзале поднимался неимоверный шум, гвалт и писк. Разрешить проблему помог бывший стрелецкий сотенный Матвей, который о чём-то переговорил с «высокими гостями» и, взяв у зятя несколько кошелей с золотом, проехался по усадьбам своих старым знакомых. Как позднее выяснилось, он выкупил (при этом, наверняка не забыв про свою выгоду) у них человек двадцать молодых «дворовых девок». И о чудо: у кого-то, приобрёл примитивный оркестр, состоявшего из труб, валторн и литавр. Этот хитрец, так и не признался Юрию, где смог отыскать такой дефицит. Но когда по его возвращению, обо всём этом узнали ростовские женщины. То сразу стали донимать отца Серафима и рассудительного Феофана Наумовича (бывшего землепашца, ныне входившего в городскую управу), с требованием немедленно убрать этих блудниц — как говорится, от греха подальше (спасибо хоть на новый оркестр не взъелись). А те в свою очередь, взяли в «оборот» Юрия. Явившись в тот же день к нему домой, застав его за обедом.

— Феофан, Святой Отец, ей богу я не хочу здесь устраивать не Содом, не Гоморру. — Юра даже поднял обе руки вверх, правда, ложку из руки не выпустил. — Но ради бога, покажите мне, кого я должен привести на ассамблеи для утехи гостей? Своих девок портить, что ли? Или ни равен час, они, изголодавшись по женскому обществу, кого ни будь из наших девушек, или женщин туда затащат. Вы этого хотите?!

— Хочешь сказать, что это для защиты наших баб? — Переспросил Феофан. Он стоял в европейском камзоле и чисто выбритым (личный указ царя, после того как он один раз побывал на работе совета) и по привычке, сняв шляпу с головы и прижимая её к груди обеими руками.

— Не хочу сказать, а говорю! Так будет лучше! — Безапелляционно заявил Гаврилов. — Если вы знаете, как решить эту проблему, говорите! Буду только рад, если вы мне поможете.

— Юра, но ведь благими намерениями, стелется дорога в ад. — С укоризной сказал старший клирик прихода.

— Я это понимаю. — Ответил Гаврилов. — Но ещё раз повторюсь, я другого выхода не вижу. И если, благодаря этим усилиям я отведу беду от наших баб и девок, я готов взять этот грех на себя….

Юрий заметил, что Ульяна, на время этого разговора. Сама, молча, встала, и ушла в соседнюю комнату. Посчитав, что не дело ей мужские разговоры слушать. За что был ей очень благодарен.

Но, если не кривить душой, то пребывание царя в крепости, не было только сплошным негативом и проблемами. В этом были и положительные моменты. По его распоряжению, в Ростов повезли, железную руду, медь, древесину… Что дало возможность работать оружейникам на полную мощность. Но по его же требованию, они половину выпускаемой продукции, уже складировали для Преображенского и Семёновского полка. Позднее, этот арсенал будет выкуплен казной. Так же, после долгих, продолжительных бесед Юры с царём, проходивших в присутствии Патрика Гордона и Ромодановского. Юрию, кажется, поверили. Но для контроля, главным над ним, поставили Сергея Леонтьевича Бухвостова, прозванного Петром «первым российским солдатом» в боевую подготовку тот не должен был влезать. Но все приказы, передаваемые через него, подлежали немедленному исполнению. И как подтверждение этому высочайшему доверию, через какое-то время, для прохождения службы, в крепость пригнали новых рекрутов, тем самым значительно увеличивая численность гарнизона. (Из-за этого, часть местных воинов перевели на квартиры, а в казармах, поставили двух ярусные нары). И теперь, новобранцы проходили усиленное обучение, под командованием бывалых, темнокожих воинов. В связи с тем, что о новой войсковой части ещё недавно никто не помышлял и не готовился к её появлению. Возникла такая проблема как отсутствие формы. На первое время, с высочайшего дозволения, новобранцев разрешили одеть в джинсу, к всеобщему удивлению, одежды хватило на всех. А, к весне, для Донского гренадёрского полка (отныне, ростовский гарнизон, назывался именно так), должна была прибыть единая, уставная форма — европейского образца. Которую уже делали по эскизам самодержца.

Исключение в форме сделали лишь для егерей — оставив им прежнее обмундирование. Сделано это было в виду специфики выполняемых ими задач. Все гости помнили, как все были поражены их способностью, быть незаметными. После того как они не поверили в рассказы о том, что умеют делать эти молодцы, всех гостей пригласили прогуляться вокруг крепостных стен. Посмотреть на следы осады предпринятой казаками. Курганы, где покоились погибшие османские воины. И когда Гаврилов, вместе со всеми отдалившись от стен, пройдя какое-то время, по уже обильно проросшему после покоса разнотравью, спросил у участников прогулки, видят ли они, что их окружили. То все присутствующие, внимательно осмотревшись дали категоричное заключение, что нет. После чего, радушный хозяин, улыбнувшись, произнёс:

— Братцы, обозначьте своё присутствие.

Тотчас, как из — под земли повставали какие — то лохматые «лешие» в которых невозможно было сразу признать людей. Если сказать, что это вызвало у всех шок, это значит, не сказать ничего.

— Теперь представьте, идёт вражеское войско, вокруг него обязательно снуют туда-сюда множество фуражиров и прочих снабженцев. — Стал увлечённо рассказывать Юрий, описывая воображаемую ситуацию. — Уходят в разные стороны они регулярно, но назад почти никто не возвращается. Затем, странным образом посреди ночи, загораются и взрываются запасы пороха, нанося тем самым колоссальный вред. А они — вражины, не как не могут пополнить то, что было уничтожено. Как вы думаете, сможет ли враг после такого, рассчитывать на победу?

— Но, это против всех правил войны. — Возразил тогда Лефорт. — Представляете, какой, поэтому поводу подымут шум.

— А на море, значит, то же самое делать можно?

— В каком это смысле? Что можно на море? — Присоединился к дебатам Пётр, который до этого, вроде отрешённо и задумчиво, рассматривал егерей, стоявших вокруг них.

— Я имею в виду — каперские патенты: дающие право, досматривать все встречные корабли. И если судно принадлежит вражеской державе, захватывать их, вмести со всем имуществом. — Ответил Юрий.

— Это правда? Он не лжёт?! — На сей раз, вопрос был адресован Францу.

— Да Питер, такая практика присутствует. И она признана довольно успешной, сильно подрывает экономику врага. Но как побочное явление, на Карибском море появились пираты, никому не подчиняющиеся и никем не управляемые. — Ответил преданный тридцатишестилетний генерал-лейтенант и друг царя.

— Ну, что ты на это скажешь? — На сей раз, царственный взор, был направлен на Гаврилова. — И что мне потом с этим сбродом, по окончанию войны делать?

— Ну, для начала, должно быть, соблюдено негласное правило, гласящее — никаких патентов, особо частным лицам. Этим занимаются только Егеря присягнувшие вам. — Стал излагать свою позицию Юра. — Чтобы вы, когда надо, натравили их как верных псов на врага. И все добытые трофеи, поступали только в казну. А после победы, одёрнув за поводок, отозвали назад, как послушную вам свору. А окружающим «друзьям» про существование таких воинов, знать не обязательно. Крепче будут спать, находясь в неведении.

Юрий, в конце фразы, даже злорадно усмехнулся.

— Но случись война, некоторые обыватели, узнав про такое, и смекнув, какие барыши это сулит. Тоже начнут выходить на большую дорогу и будут сбиваться в разномастные шайки — состоящие из отъявленных головорезов. — Возразил Лефорт. — Они же и на нас будут нападать. Нанося нам ущерб немалый.

— Это происходит не зависимо, есть егеря, или их нет. А я, для этого и натаскиваю своих волкодавов. Чтобы они, эти волчьи стаи разносили в клочья, как щенят! Посредством дополнительного, несения вокруг наших войск, боевого охранения….

Итогом этого спора, стало решение, что в дальнейшем, Егерский полк, имеет право на существование. Но Гаврилов, берёт половину затрат на его существование на себя. Но, если в случае войны, подразделение себя не оправдает, то, оно подлежит немедленному расформированию. А для начала Пётр Алексеевич, изъявил желание пройти в нём полный курс обучения.

Ничего не поделаешь, как говорится — против монаршей воли не попрёшь. Теперь Юрий и Зенауи, имели незапланированного ученика. Который по бумагам, проходил как Пётр Михайлов. И отцы командиры только диву давались, откуда у того, только силы берутся. После долгих, изнурительных полевых занятий, он, не пропускал не одной ассамблеи, устраиваемой в гостевом доме. Также требовал частых бесед втроём (царь, Гордон и Гаврилов). Здесь Юра уже не фантазировал, а, не называя имён, честно рассказывал всё, что знал об обходном манёвре, и излюбленной тактике Наполеона Бонапарта. Когда тот, заходя в тыл противника, перерезал коммуникации, разрушал построение вражеских войск, уничтожая его обхватом кавалерии. Заодно рассказывал, насколько улучшает качество и манёвренность войск, хорошо отлаженная интендантская служба. Чьей обязанностью было снабжение войск всем необходимым.

Самым своим большим успехом, Юрий считал, когда во время одной из вечерних бесед троицы, он смог вставить вопрос, задевший собеседников за живое:

— Питер, представь ситуацию. Мы стоим под стенами осаждаемого города, у нас есть пушки, есть порох и ядра. Часть пушек погибла в сражении. А вот к оставшимся орудиям, ядра уже не подходят. Они просто не помещаются в ствол. Так что нам, штурм отменять или на убой гнать своих солдат, на не разрушенные, то, стены? Ведь в этом случае, напрасно войско положим.

На этот раз, задумались оба собеседника.

— Так, это у всех так. Надо было больше запасать ядер к каждой пушке. — Первым ответил Патрик. И ваших интендантов заставить их скорее подвозить.

Пётр сидел, неподвижно глядя в одну точку перед собой и, попыхивал трубку. Но, тут его взгляд просиял и он, громко выкрикнул:

— Так надо сделать так, чтобы любое ядро, подходило к любой пушке!

Затем сам же себя поправил:

— Э нет. Малым ядром — стен не пробить, а большим — по пехоте стрелять не выгодно. И много не навозишь. Да и каждый мастер, всё равно, по-своему пушки льёт.

Гаврилов молчал, а царь снова погрузился в раздумья. Неизвестно сколько прошло времени, трубка у Петра уже давно затухла. А он, казалось, не замечал этого. В итоге, вечер так и закончился в полном безмолвии. Зато поутру, царь повстречав Гаврилова, радостно тряс того за плечи и выкрикивал:

— А я таки, решил твой вопрос! Нам надо создать полковую, полевую, крепостную и осадную артиллерию! И пусть у каждой из них, будет свой калибр, необходимый для решения поставленных задач! Тогда, и задачи разные можно решать и лишних ядер возить не придётся! То же и относительно мушкетов введём!

— Государь, в Донском полку уже давно существует негласное правило. Гласящее — все новые штуцера — одного калибра. И любая их пуля, подходит к любому ружью.

— Так что же ты, пёс шелудивый, мне голову морочишь?! — От былой радости не осталось и следа. И лавина гнева, была готова излиться на наглеца, вздумавшего так потешаться над царём.

— Государь, мы просто беседовали и я, без всякого злого умысла задал этот гипотетический вопрос. На который сам и собирался ответить. Затем, мне показалось, что вы сами хотите найти на него ответ. Поэтому и молчал. Но вы, превзошли все мои ожидания. Признаться, я не ожидал, что вы настолько глубоко продумаете его решение. Ведь в отличие от вас, все оружейники и полководцы, до сих пор, не нашли ответа. Даже малой его части.

— От шельма! Ну и подхалим! Как стелешься су… сын. — Пётр снова сиял. — Но молодец, что поднял этот вопрос, Сегодня же всё обдумаем и я, дам указ нашим оружейным мастерам. Отныне, пусть выпуск орудий, будет осуществляться по утверждённым мной чертежам. А за тобой, надлежит наладить для нужд моей армии выпуск твоих штуцеров. Даю тебе земли на Тулице там, и заложишь производство нового оружия. И быть по сему!

Основание производства штуцеров и других видов вооружения, было хоть и проблемой, но её предстояло решать намного позже. А сейчас, возникла другая головная боль. Это были новые рекруты. Царский указ: о наборе будущих воинов, конечно, был выполнен. Но почти все помещики выполнили его так, как было выгодно им. Среди новобранцев нашлось несколько хворых — которых медики Лиза с Марией сразу признали непригодными к службе. Остальные хоть и были здоровы, но судя по всему, были такой «головной болью» от которой хозяева с радостью поспешили избавиться. Хотя если постараться, в результате трудоёмкого воспитательного процесса, из таких ребят и получаются хорошие солдаты.

Но, а пока, многие рекруты старались дезертировать, (точнее убежать к казакам, благо уже находились на Дону). Насчёт дисциплины: это был вообще отдельный разговор. Почти все сержанты признались, что порой, не могут обойтись без рукоприкладства. Юрию спешно пришлось «читать» своим младшим командирам ускоренные и упрощённые лекции, о воспитательной силе коллектива. Когда один отвечает за всех и все за одного. И вкрадчиво объяснять, что наказание можно сочетать с дополнительной боевой подготовкой, но, за счёт свободного времени провинившихся подразделений. С обязательным пояснением, благодаря кому возникла такая немилость.

С позволения Гаврилова, Егеря тоже получили своё пополнение в количестве пятидесяти трёх человек. Зенауи Захар Павлович, лично ходил между новобранцев и, наблюдая за ними, отбирал себе кандидатов в егеря. Правда, здесь, возникали свои трудности. Славяне не понимали, почему они должны служить под началом темнокожих иноземцев, ведь от чужаков никогда нечего хорошего ожидать не стоит. И, не боялись выказывать своё недовольство открыто. Но это, не останавливало бойца. Он упорно гонял новобранцев, показывая на личном примере, как и что надо делать. Юрий в свою очередь добился от царя разрешения, чтобы в целях стимуляции к усердию в службе. Выкупить у помещиков родню своих кандидатов в егеря. И дать всем свободу после того как воины наделе докажут свою готовность защищать русскую землю от всех её врагов. После составления списков тесть Юры — Матвей снова отправился в командировку с неотложным и важным заданием.

Задумка Витальевича принесла свои плоды. К моменту, когда прибыли около двадцати семей переселенцев, егеря в неурочное время, вместе с другими горожанами уже достраивали для них дома. Правда, они были бревенчатые и из-за нехватки места внутри крепости, возводились жилища за пределами её каменных стен. Но с возведением бревенчатых — временных укреплений вокруг нового поселения. Ново прибывшие Въезжая в этот невострой, растерянно оглядывались, теряясь в догадках, зачем их сюда привезли (как позднее выяснилось, бывший стрелец не тратил своё время на ненужные объяснения). И ещё сильнее удивлялись, когда им выдали так называемые «подъёмные» и к этим деньгам, по минимуму живности. В завершение, для более лёгкой адаптации новичков, всем кандидатам в егеря, дали по три дня на то, чтобы они могли помочь родственникам обосноваться на новом месте.

Заранее проведённые беседы с личным составом и то, что бойцы видели, что родня вот она — рядом. Только протяни руку, вскоре возымели своё действие. Недоверие к чужакам, медленно сглаживалось, пока полностью не исчезло. А с некоторыми рекрутами, у Юры со временем, даже возникли товарищеские отношения. Это были Кондрат Марьин, которого из-за чрезмерного своеволия, в нарушение соборного собрания отдали в солдаты, разлучив с молодой женой, которая была на сносях. Степан Кокоря и Евпатий Пугач. Из этих троих первым в дом Юрия стал вхож Марьин, точнее его жена Дарья. У неё с Ульяной оказалось много общего, помимо того, что обе были беременны. Что и потянуло молодую женщину на общение с Гавриловой. А там выяснилось, что до замужества они обе были видными и бойкими девками. И если их поставить рядом то, не знающий человек, мог даже принять их за родных сестёр. Обе были схожи и миловидным овалом лица, и станом, и грациозной статью, с которой они двигались. У Юрия даже грешным делом проскочила мысль, не напроказничал ли здесь по молодости отец его жены. Но тут же отмёл это предположение, потому что слишком далеко от Бахмута жила семья Дарьи.

Общение женщин началось после того, как они повстречались на базаре. Где Дарья пыталась сторговаться с приезжим торговцем гончарными изделиями, по поводу покупки нескольких крынок и горшка. В общем, обе женщины, так взяли его в «оборот» что сами были удивлены, насколько им удалось сбить цену. И на радостях от такого успеха, Юрина жена пригласила новую знакомую в гости. И как-то незаметно, за общностью интересов и забот, они стали товарками. Которые, несмотря на домостроевские устои жизни, относительно часто встречались и помогали друг другу во всём. Поначалу по воскресеньям, после церкви приходила только Даша, они пили чай, Ульяна на правах хозяйки рассказывала, где что в городе находится. И к кому, с какими проблемами можно обращаться. Так же бывало они, когда приходил Юра, уединившись, о чем-то секретничали. Временами к ним присоединялись ещё какие-то подруги Ульянки. Но настало время, когда Зенауи, за успехи в боевой подготовке, стал отпускать своих бойцов по выходным в увольнение, на сутки. Вскоре Юрий и заметил худощавого, не очень высокого, чернявого парня у которого в буквальном смысле слова, был расплющен нос (видимо его когда-то сломали в «хорошей» драке или кулачном бою). Это когда сходятся молодцы, биться стенка на стенку. На левой скуле виднелся уродливо сросшийся рваный шрам. А чернявые глаза, смотрели на окружающих с лёгкой, задорной улыбкой и нескрываемым вызовом. Он, шёл рядом с новой подругой его жены, скорее всего они, шли с церкви. Так как вокруг шло много других прихожан.

Затем, они повстречались у него дома. Когда Гаврилов заскочил домой пообедать (это уже стало неоспоримой традицией: берущей своё начало после одного памятного разговора, во время которого, он пообещал жене, есть по возможности только дома). Прохор, увидев командира, вскочил из-за стола и вытянулся по стойке смирно. И быстро, почти не разжёвывая, проглотил откушенный им только кусок пирога, которым их потчевала Уля.

— Здравия желаю, ваше высокоблагородие! Громко, почти прокричал он.

— И ты здравствуй Кондрат. — Спокойно ответил Юра, глядя на стоявшего, на вытяжку воина. На лице, которого отразилось сильное удивление и растерянность. — Вольно братец, садись, мы с тобой вроде как не на службе.

Но гость, продолжал стоять, как стоял. Глядя по уставу — прямо перед собой.

— Нахожусь в увольнительной, и пришёл с женой в гости к её подруге! Простите, не знал что это ваш дом! Разрешите отбыть к себе

— Ты вот что, друг любезный. Успокойся и не обижай мою жену, отказом от угощения. А такое служебное рвение, мне только на службе выказывай. А так, как сейчас ты мой гость то садись за стол и угощайся….

Когда, немного позднее, зарядили осенние дожди и размочили все дороги, сделав их непригодными для передвижения. В один из таких слякотных вечеров, к стенам крепости подошёл промокший, измученный путешественник и стал упрямо колотить в ворота. На вопрос стражей, — «что тебе надо»? Он сказал условную фразу и в категоричной форме потребовал незамедлительной встречи с Юрием.

— Ну, раз пришёл в такую непогоду, то значит, что-то важное принёс. — Рассудил Юра, когда ему в свою очередь доложили об этом. И приказал поскорее впустить этого человека.

Это известие о странном госте, пришло во время очередной беседы тройки в штабе. Но, напрямую просить царя с Патриком, покинуть комнату, было неудобно и чревато последствиями. Не дай бог, заподозрят в этом измену. Да и при них, посланник может не захотеть общаться. Значит, надо было намекнуть собеседникам, чтоб сами приняли решение.

— Скорее всего, это посыльный от моего соглядатая в Азове. — Пояснил им Гаврилов. — По крайней мере, этот пароль служит для того, чтобы его допустили ко мне. Раз явился в такую погоду, значит, что-то очень важное должен сказать.

Собеседники понимающе кивнули и хотели, уже было уйти, но Юрий попросил их подождать.

— Господа, может это настолько важно, и нам эту новость надо будет это срочно с вами обсудить. Поэтому, прошу остаться и подождать в соседней комнате.

На самом деле, как и ожидал Юра, через некоторое время в дверь вошёл уже не молодой, худощавый мужчина. С седыми волосами на жиденькой бородке и глубоким шрамом на левой половине лица, пересекающим бровь. Это был уже знакомый Али, который предпочитал, чтобы к нему обращались Сулейман. Пройдя на середину комнаты, он остановился и низко поклонившись, начал нести положенную по этикету придворную лесть.

— О великий правитель, я несказанно рад лицезреть твоё совершенство. Дозволь мне ничтожному искупаться в лучах твоей славы, пока я буду рассказывать то, что просил передать мудрейший Мусса. — Хотя лесть и лилась рекой, но стоило внимательней приглядеться к его лицу, было заметно. Что, судя по сильно выделяющейся носогубной складке, улыбка была не более чем маска. Да и в холодном, цепком взгляде, (который даже не пытались подогнать к гримасе) временами проскакивали искорки ненависти.

— Да, человеческая жадность — страшная сила. — Подумал Юрий, рассматривая связного и изображая сдерживаемую радость от встречи с ним. — Некоторых, она заставляет, насилуя себя, идти на поклон даже к заклятым врагам. Лишь бы, это сулило выгоду.

— Здравствуй, достопочтенный Сулейман. — Ответил, не вставая из-за стола Юрий, сделав вид, что не замечает этой ненависти во взгляде. — Рад видеть тебя в добром здравии. Скажи, как поживает уважаемый Мусса. Да продлит господь его годы.

— О, дела у него идут хорошо. Собирается брать в свой дом третью жену, красавицу Абир — Но тут же выпрямившись, Али, резко перешёл к деловому разговору. — Великий визирь Мустафа Кёпрюлю, да продлит Аллах его годы, никак не успокоится по поводу поражения наших войск, под вашими стенами. И готовится весной, как только подсохнут дороги, отомстить неверным.

— Спасибо достойнейший Сулейман, но мы это уже знаем.

— Так же Мусса велел передать, что он знает, куда пойдут войска великого визиря. И как они будут нападать на кафиров.

Юрий сразу смекнул, что это как раз и есть то, ради чего пришёл гость. Но не подал вида, что это его интересует.

— Говорите уважаемый, если это ценно для нас, я не обижу. Вы же знаете, для хороших и верных друзей, приносящих нужные известия, мне нечего не жалко.

Они — доблестные воины Визиря, собираются выйти к Дону выше по течению от вашей крепости, по суше, доставить туда три малых галеры без мачт и брёвна ля плотов. И на них, пересекут реку. Далее, часть воинов делает укрепления, и встретит казаков, если они решет идти вам на помощь. А основная часть войска, пойдёт на крепость, имея при себе множество больших осадных пушек. А там, притаившись, будет ждать, когда на вас нападут ногайцы. И после этого, как вы увязните с ними в бою, ударят вам в спину.

— А что кочевники забыли у нас? — Этот вопрос, Юрий задал, демонстрируя небольшую леность. Пусть думает, что и это ему известно. Глядишь, посланец больше расскажет.

— О, в этом и заключается мудрость визиря. В нужный момент до них дойдёт слух, что почти всех воинов крепости, срочно востребовали для подавления очередного стрелецкого бунта в Москве. А в городе осталось много золота и ваших беззащитных женщин.

Закончив свой рассказ, Али выжидающе смотрел на сидящего перед ним человека и злорадно улыбался.

— Ну что же, уважаемый Сулейман. Вы принесли новость достойную хорошей награды.

Гаврилов встал и неспешно подошёл к бюро, где у него специально для этих случаев хранились кошели с золотыми монетами. Какую бы неприязнь не вызывал у него этот человек, но его жадность надо подкармливать. Взял лежащие там две увесистых мошны и, задвинув опустевший ящик, подозвал гостя.

— Уважаемый друг, вот возьми. Это вам с Муссой. Надеюсь, коли вы узнаете ещё, что-либо интересное, то снова, оповестите меня.

Али подошёл и, кланяясь, взял оба кошелька, тут же, не глядя, спрятал их за пазуху.

— Всенепременно расскажем, всенепременно… О, вы так любезны и щедры… — Кланяясь, он начал пятиться к выходу.

— Подожди дорогой друг, не надо лишних слов, ты весь промокший, уставший и голодный. Негоже мне, хорошего человека голодом морить, подожди, сейчас дам нужные распоряжения. — И Гаврилов позвал охранника ожидавшего окончание этой странной аудиенции, по ту сторону двери.

— Хызбэ! (Бывшие имена темнокожих соратников, после крещения стали фамилиями).

— Я, Юрий Витальевич. — Немолодой боец, перешагнув порог, тут же застыл по стойке смирно. Он был воином ещё первого набора, и был сильно ранен. Его выходили, но как последствие осталась хромота. И Юрий его оставил при себе на правах инвалида (находился на содержании и выполнял посильные задания).

— Ванюша, голубчик. Проводи нашего друга к Дебае, пусть она его накормит бараниной с овощами. Заодно подбери ему соответствующие сухие вещи, пусть уважаемый гость переоденется. А завтра, как выспится, подари ему моего нового верблюда. Не стоит ему пешком идти назад. И проводите его немного. Мне важно, чтобы с ним по дороге нечего плохого не случилось.

— Слушаюсь Юрий Витальевич. — И уже обращаясь к гостю, делая приглашающий жест. — Проходите уважаемый.

— Это и есть ваш загадочный соглядатай? — Поинтересовались Романов и Гордон, возвращаясь в комнату, когда за нежданным гостем закрылась дверь.

— Да, господа. Прошу, проходите и присаживайтесь. Как я и предполагал, он рассказал очень серьёзные и важные вещи.

— Юра, ты меня уже заинтриговал. — Улыбнувшись, сказал Пётр, усаживаясь в своё излюбленное кресло. — Не думал, что вы можете говорить с Османами, на их языке.

— Коли припирает, всему учишься быстро. Иначе смерть. — Отшутился Гаврилов.

Оба собеседника, понимающе посмотрели на Витальевича, и нечего не ответили. Он в свою очередь, немного погодя, присел в своё кресло, стоявшее по другую сторону горящего камина. И пересказал царю всю свою беседу с осведомителем.

— … Вот такие вот дела, затеваемые визирем султана Ахмеда II.

— Но у нас с султаном Ахмедом II есть договор о ненападении друг на друга. Объявим ему о том, что Ростовская — на — Дону наша крепость. И он, усмирит своего визиря. — Возмутился Пётр первый.

— Пётр Алексеевич, да наша крепость ему как кость в горле, уж слишком удобный плацдарм для броска на Азов. — Заговорил Гордон, снисходительно посмотрев на царя. — Не удивлюсь, если указ султана, о запрете нападения придёт, или слишком поздно, или вообще не будет написан. А мы, получим множественные извинения, по поводу этого инцидента. И что он, сильно скорбит о произошедшем недоразумении, но империя большая, а султан не может за всем уследить. Тем более он ведёт тяжёлую войну с другими соседями.

— Да и мы дадим понять, что в Азове, у нас есть свои «глаза и уши». А визирь Мустафа Кёпрюлю, сделав нужные выводы, свой новый план будет разрабатывать так, чтобы утечка информации была невозможной. — Он прав Питер, в данный момент, мы хоть знаем, куда враг собираются бить, и можем предпринять некоторые контрмеры. Поддержал Юрия Патрик….

После долгих дебатов, был составлен примерный план действий, после чего решили, что более точный и подробный будет составлен позднее и в другом составе. Юрий тепло распрощался с гостями, пообещав, что он ещё завтра подумает над этой проблемой, как говорится, на свежую голову.

Когда гости ушли, он устало плюхнулся в кресло и погрузился в раздумья. Идти домой уже не было смысла, поэтому он послал за Зенауи. Тот был молодым, опытным и сильным воином и, не смотря на это, сумел подобрать и сплотить таких же, как он бойцов. Поэтому Юрий и поставил его во главу собранного им отряда егерей. И решил, что все важные вопросы по отряду будет принимать только с его участием. Захар явился быстро, как мог, но по его лицу, было заметно, что его подняли прямо с постели и боец этому, был не очень рад.

— Командир, вызывал? — Спросил он прямо с порога.

— Да Захар Павлович, проходи, садись. Дело срочное, требующее решения ещё вчера. Так что, наберись терпения и слушай….

— Вот блин. — Только и сказал Зенауи, когда Юра, полностью посвятил его в курс дела.

— А конкретнее. Без блинчиков. — Поинтересовался Витальевич, устало потянувшись и откинувшись на спинку кресла.

— Конкретнее? Давить их надо гадов! Нещадно давить!

— Ну, братец это и я знаю. — Юрий потёр виски, что не говори, но переутомление и нервоз брали своё. — Ты скажи, с тех, кого ты недавно рекрутировал в своё подразделение, когда полноценных воинов сделаешь?

— Командир, а может им, под каким ни будь предлогом, пройти наше посвящение? — Оживился старший спецназовец, смекнув, куда клонит его начальство.

— Ага, а потом нас с тобой случись что неприятное и неординарное. Как колдунов, на костерке поджарят, до самой хрустящей корочки и далее — до головёшек. Другим в назидание и своего спокойствия для …

— Да. Не подумал… Они вроде ребята толковые, но многому ещё надо учиться, а с владением катаной, у всех беда. — Было видно, что он немного замялся. Но промолчал, потому что на костёр Зенауи уж точно не стремился.

— Ничего, ты их гоняй, и муштруй больше в тех дисциплинах, где они отстают. Сколько уже сошли с дистанции и скольких ещё планируешь отсеять?

— С пятидесяти трёх остались сорок один. На Михайлова могу не рассчитывать, значит сорок. Думаю, будет минус восемь, или десять человек… — И уточнил — Или лучше оставить их?

— Ни в коем случае. Если ещё сомневаешься, то гоняй, пока всё с ними не прояснишь.

— Хорошо командир.

— Я Захар, вот что думаю, пора из них группы формировать, пусть притираются друг к другу. И о другом важном деле подумать пора. Мне кажется, нам давно перевооружаться необходимо. Пистолет Намбу слаб, ручная граната тип 97 неудобна. Так?

— Есть такое. Но они, всё равно намного лучше европейских пистолей. — Не понимая, к чему снова клонит командир, сказал Захар.

— Так-то оно так, но грех не хотеть лучшего. Помнишь, на катерах были ящики с гранатами РГ-42 и к ним цинковые коробки с взрывателями. Смекаешь, к чему я клоню?

— Нет, ты их сразу убрал. А мы так и не поняли, что это такое. — Возмутился спецназовец.

— Ну да. Тогда я их решил беречь для особого случая. Вот думаю, он и настал. Завтра с утра у всего егерского состава соберёшь все намбу, и сдашь кузнецам на лом. А у меня получите пистолеты ТТ., они вам намного лучше подходят.

У темнокожего воина алчно загорелись глаза. И было видно, что только сила воли, не даёт ему вскочить с места, и начать просить выдать новинки прямо сейчас.

— Так сколько говоришь у тебя людей по списку? — Юрий не выдержал и снова потёр виски и уши.

— Сорок один, с Михайловым. — В его взгляде появилась неподдельная заинтересованность предстоящими переменами.

— Так. Значит, формируешь три команды, костяком для каждой из них послужат наши ветераны. Согласен?

— Витальевич, это бесспорно. — Заулыбался молодой воин, от его былой сонливости и недовольства, не осталось и следа.

— Из них же для каждой группы, сформируем по паре снайперов. Ещё по три стрелка с карабином Мосина (на катере были и они). А у остальных, штатным будет ППШ — 41. Плюс, для всех финки, катаны и ТТ.

— Командир, а что такое ППШ. — 41 и ТТ.? — На сей раз, воин выглядел немного растерянным.

— Ну как тебе объяснить? Пистолет пулемёт, хорош для ближнего боя с противником, превосходящим по численности. Стреляет пистолетным патроном. Тоже, из арсенала катеров. А пистолет ТТ. более мощный и надёжный.

Захар Павлович, всё-таки не сдержался и вскочил со своего стула. И начал возмущённо вышагивать по кабинету.

— Командир, и ты об этом молчал? Да если бы у нас, было это оружие во время того задания, когда мы пошли за конями, может и Жука остался жив.

— Ну, во-первых, он и с этим оружием, замешкавшись, поймал бы свою стрелу. Да и не было у меня возможности на тот момент вас вооружать по-другому. И хватит об этом. Мне самому его не хватает, и я часто корю себя за то, что уговорил его пойти, а не оставил его тогда в лагере.

— Проехали командир. — Совладав с эмоциями, тихо сказал Зенауи. — Давай иди, поспи, на тебе от недосыпа лица нет. А пока «разобью» личный состав на три группы.

— Нет, брат. Пойдём в караулку, там возьмём начальника караула и разводящего и с ним, прогуляемся к арсеналу. Пусть нам его откроют. Насколько мне помнится, в складских помещениях свободна дальняя комната. Вот из неё и пойдём делать потайные подвальные залы, где по легенде давно храниться наше оружие и боеприпасы.

— Понятно. Больше никого не берём?

— Зачем? Глупо расширять количество людей, посвящённых в мою тайну.

— Как знаешь, а то я кузнецов и Адису позову. Их помощь, точно понадобится….

Всё окончилось тем, что Юрий, придя на оружейный склад, скопировал ППШ., находящийся в самом лучшем состоянии набил его дисковый и коробчатый магазины патронами и тоже сделал с ними. Далее распылил остальные пистолеты пулемёты и их диски, чтобы не мешали. Таким нехитрым способом, ликвидировав, проблему взаимозаменяемости дисковых магазинов. И начал пополнение боеприпасов и нового комплекта оружия спецназа. Когда всё было готово, он разрешил войти, всем четырём помощникам и оставил друзей наводить порядок. То есть аккуратно всё уложить и, уходя замаскировать вход в новые помещения. Пусть завтра, воины, получая новое оружие, сами увидят, что его до этого надёжно прятали. А сам снова пошёл в штаб, чтобы поспать хотя бы часок. Заодно, мучая себя сомнениями, а не наглеет ли он, увлекаясь тиражированием сверх передового вооружения. Как не странно, не смотря на ненужные мысли, он уснул сразу, как только прилёг. И получилось так, что друзья — заговорщики, подарили ему целых три часа сна вместо одного.

Когда поутру, ничего непонимающий Гаврилов вышел из штаба, то первого кого он увидел, это был молодой Романов. Тот стоял посреди плаца и восхищённо разглядывал всё вокруг.

— Доброе утро, ваше величество, разрешите полюбопытствовать, что вас так восхитило?

— А, Гаврилов. Да вот никак не могу нарадоваться своему новому городу. И плац, и все улочки вымощены камнем, а ровные какие, с тротуарами. Домики у горожан, тоже на загляденье аккуратные, ухоженные, красивые. Опять же видно, построены жилища, по плану, а не в беспорядке стоят — лепота. А чистота то, какая вокруг, прямо, любо дорого поглядеть.

— Пётр обвёл вокруг себя руками, пытаясь охватить всё вокруг. Затем вновь повернулся к Юрию и продолжил. — Вот коров с козами, на пастбище недавно прогнали, и тут же с тележками прошлись, и убрали все следы, оставленные животными. И никто на дорогу помои не льёт и мусор не бросает.

— Так мы с самого начала так поставили, все знают, что для помоев, есть канализация, для мусора баки, а нерадивых горожан — наказывали….

— Вот и я говорю, чуть, что не так, пороть надо — нещадно. Тогда и порядок, и культура во всём появится.

— Да самодержец. Даже не знаю, смогу ли я хоть немного разубедить тебя, в этом твоём заблуждении. — Подумал Юрий, отведя от Петра взгляд и отрешённо, с тоской посмотрев вдаль, на местами заболоченную низину, расположенную по ту сторону Дона.

Осадок от этих слов начал развеиваться лишь после того, когда после общего сбора, объявленного егерям. Они с Зенауи разбили их по боевым группам, и начался запланированный процесс… В общем, когда всё списанное оружие, было отдано кузнецам, которые незамедлительно начали приводить его в негодность. Егеря, которые стали обладателями новых «игрушек» с нескрываемой радостью приступили к их изучению. Здесь очень выручили плакаты с катера и знания, доставшиеся от трансгена, и переданные при помощи симбионта Юрию.

 

Глава 3

Юрий часто, как только выпадал случай, стоял на стене и любовался пейзажем «настоящей» — снежной зимы. Везде, насколько можно было окинуть взглядом, простиралось волнистое снежное одеяло. До сезона ветров, ещё было очень далеко и падающие снежинки, кружась в медленном хороводе, одна за другой укладывались на землю. Так же, он не отказывал себе в удовольствии, в ясные дни смотреть на Дон, который стоял скованный льдом. Зима заботливо укрыла заледеневшее русло своей белоснежной периной и при взгляде на него с крепостной стены. Река напоминала немного извилистую дорогу, которая уходила куда-то вдаль. И полностью исчезала из виду, растворяясь в белой пелене, когда начинался обильный снегопад.

Ох, как правы были старики, говорившие в двадцатом веке. Что зимы испортились, и снега не стало. Они говорили это с неким упоением, извлекая из затаённых уголков памяти, воспоминания о том, что было раньше — по их юности. Сейчас, как в подтверждение этих рассказов, с появлением первого снега, не наступило ни одной оттепели. А снег всё падал и падал, укутывая землю в белое одеяло. Правда, снегопады были не каждый день, но все-таки обилие глубоких сугробов, уже создавало проблемы жителям Ростова. Горожане и приставленные к своим участкам дворники. Поначалу, убирая его с дорог и тротуаров, раскидали снежную перину, по клумбам. Но затем, когда эти горы слишком выросли, начали его вывозить за приделы крепости. Точнее сбрасывать в окрестные балки и на крутой склон берега, начинавшегося сразу за проделами города.

В этих нормальных для Россиян условиях, труднее всего приходилось новому — темнокожему населению. Для них, такие низкие температуры, и «белые мухи» были в новинку. И принесли с собой, кучу проблем. Главной из которых, был непривычный холод и вынужденное ношение тяжёлых меховых одежд. Которые, тем не менее, не спасали от холода лица выходцев из Африки. Поэтому, как нельзя, кстати, пришлись плоды категоричных требований Юрия. Он приказал, чтобы с первых же дней, как они здесь обосновались, женщины умеющие вязать, обучали этому всех молодых девушек. И затем вязали свитера, шарфы и странные шапочки — балаклавы. Которые, позднее были по достоинству оценены всеми выходцами из Африки. Они, натягивали их на лицо и одевали поверх треух. Так же, им по душе пришлись валенки, которые были и теплы, легки и одевались легче сапог.

Единственными жителями города, кто искренне и беспредельно радовался приходу зимы и снегу, конечно же, были дети. Они, невзирая на цвет кожи, бегали, кувыркались, играли в снежки, строили снежных баб и крепости. Частенько, этими играми занималась и молодёжь, когда управившись по хозяйству, собирались вместе на уличные посиделки. То-то, в эти моменты, за крепостными стенами стоял визг и крик. Ну, конечно же, заводилами в этих игрищах, были коренные жители, которые знали в этом веселье толк.

С наступлением холодов, в Донском гренадёрском полку, выдали зимнюю утеплённую форму, и немного подкорректировали план занятий. Отменили, точнее, сделали более редкими рытьё штолиц (окопы), но с первым снегом начали обучать изготовлению лыж, хождению на них, и много чему ещё, что могло понадобиться солдату в зимних походах. А егеря, временами с завистью смотрели на своих товарищей, просто служивших в гарнизонном полку. В отличие от них, у спецов нагрузки только усилились. И поэтому, им жаловаться на холод не приходилось. Что касательно Юрия, него тоже возникла маленькая неприятность, в лице Кондрата. Тот, благодаря своей жене, уже давно стал частым гостем в доме Гавриловых. Больше не тушевался и оказался даже весьма любознательным юношей, который всё «схватывал на лету». Впитывал как губка всё, чему его учили, легко ориентировался в любых ситуациях, находя нестандартные решения. Но тут же, по началу, старался использовать в собственных интересах близкое знакомство с семьёй командира. До Гаврилова доходили слухи, что Кондратий, показательно демонстрировал личное знакомство с Юрой, считая, что это даёт ему некие привилегии перед остальными. Сказывалось это в том, что он немного вольготно стоял в строю, когда что-либо объявлялось его прямым командиром, то, несмотря на команду, смирно — крутил головой рассматривая что-то постороннее. На что, Юрий требовал, чтобы сержанты сами призвали наглеца к порядку. Но сегодня, проходя к штабу позади строя егерей, которые получали инструктаж по поводу того, чем они сегодня будут заниматься, Гаврилов услышал голос Кондратия:

— Здравы будьте, Юрий Витальевич, я завтра с Дарьюшкой к вам приду. Она собирается пирогов с грибочками напечь….

Юрий проигнорировал этот выкрик из строя и как будто не слышал обращения к себе, проследовал в свой кабинет. Но на входе дал распоряжение дежурному:

— Как у егерей закончится развод. Вызвать ко мне Марьина и сержанта Мелес Ивана.

— Есть. — Ответил он и тут же послал туда посыльного.

Через пять минут в дверь кабинета Гаврилова кто-то постучался. Он как раз проверял смету расходов на содержание своего «воинства».

— Да-да. Войдите! — Ответил Юра, убирая бумаги в стол.

— Вызывали?!

На пороге стояли сержант со своим неуправляемым подчинённым, причём последний, чему-то улыбался. И сняв головной убор, поправлял на своей голове волосы, которые, по его мнению, были немного примяты.

— Да вызывал. — Сказал Юра, вставая из-за стола. — Что это за бардак вы в моём подразделении устроили? Мне что, одного разжаловать в рядовые, а другого в полк отчислить?

Лица у обоих посерьёзнели, оба смотрели на Юрия и молчали.

— Так Ваня, объясни мне, почему злостный нарушитель дисциплины, у тебя регулярно ходит в увольнение и, как я знаю, каждую ночь домой?!

— Так у него лучшие показатели по боевой подготовке. — Оправдываясь, заявил Мелес. — Да и Жена живёт одна, и беременна.

— Зачем мне его показатели по подготовке? Если я не уверен, что в нужный момент он выполнит мой приказ, от которого многое будет зависеть. Или уподобляясь ему — Юрий ткнул в распоясавшегося солдата пальцем — и остальные воины выйдут из подчинения.

— Так что мне с ним делать? Лишить на месяц или два всех увольнительных?

От улыбки Кондрата не осталось и следа. Он удивлённо смотрел на своих командиров, и только моргал глазами.

— Отцы, не губите! — Наконец выкрикнул он. — Кто же моей Дарье помогать будет?! Ведь ей вот — вот рожать! И родни ни у неё, ни у меня нет!

— Так ты подскажи, что мне теперь делать? — Гаврилов посмотрел в глаза Кондрату. — Ведь я тебя предупреждал, что дома я ничего против фамильярных отношений не имею. У любого кто долго со мной служит, спроси. Но на службе, дело другое. Всё должно быть по уставу — никаких выкриков из строя, как ты сегодня устроил. Приказы твоих командиров должны выполняться неукоснительно и чётко. Ты понимаешь, о чём я говорю?

— Да Юрий Витальевич. Клянусь, что не повторится больше такого! Только не лишайте меня возможности домой ходить. Кто же если ни я будет моей жене помогать?!

— Смотри. От тебя теперь зависит, на первый раз, я тебя не накажу. Но коли подобное повторится, не взыщи, месяц казарменного положения, без права обжалования. Ты понял меня? — Гаврилов старался говорить твёрдо, но без лишнего эмоционального нажима.

— Конечно, понял. — Марьин смотрел на Юрия с благодарностью и слезами на глазах. Но во взгляде читалось, что он до сих пор до конца не верит в то, что наказания удалось избежать.

— Ну а пироги, обещанные тобой, буду ждать непременно. Но после службы, заодно и Мелеса приглашу в нашу компанию, пусть он тоже с пирогами приходит: его жена так вкусно мясо готовит….

Надо отдать должное, после этой доверительной беседы Марьин, не считая мелких эксцессов (иначе, это был бы не он), был примерным воином.

Отдельной строкой в успехах Гаврилова и К проходило то, что удалось внедрить при полку ПМП (пункт медицинской помощи) и создать госпиталь. Никто не знал, скольких нервных клеток это стоило инициаторам дела. Им приходилось демонстрировать шрамы тех, кто получал ранения на острове и здесь. С пеной у рта доказывая, что только благодаря вовремя и грамотно оказанной помощи, эти люди не только живы, но могут, продолжить военную службу, или работать, принося пользу. Стараясь убедить, что таким образом они будут возвращать в строй, немало опытных солдат. Итогом стали: помимо официального одобрения уже существующих служб, ещё и осенний принудительный набор юношей и девушек с близлежащих селений на курсы лекарей и сестёр милосердия. Мари — она же теперь Мария Ивановна, была поставлена обучать сестринский факультет, а Элизабет — Елизавета Семёновна, врачебный.

После этих событий, жизнь в очередной раз показала Гаврилову, что в ней, ничего не проходит без последствий и не от чего нельзя зарекаться. Лиза, потратила немногим более двух недель, навязчиво убеждая Юрия в необходимости «рукоприложения» к пяти её избранницам.

— Пойми Юра — Говорила она. — Мне невозможно будет, и преподавать, и одновременно заниматься госпиталем. А эти девушки и так, почти готовые врачи. То, что мы с ними сделаем, они и не заметят. Но так, мне будет намного спокойнее за пациентов. Им просто очень необходим мой опыт. И положа руку на сердце, — признавалась она — пару учителей для преподавания, мне тоже бы не помешали.

— Только смотри, это единственный раз. — Всё-таки сдался под её напором Юрий.

Итогом этого сговора, стало то, что бывшая леди Грин, собрала у себя дома всех избранниц. Причиной этому, послужили обыкновенные, женские посиделки с вязанием и последующей ночёвкой. И уже перед сном, хозяйка напоила всех безопасным успокоительным сбором. Чтобы избранницы слаще спали, и ни дай бог не проснулись, от прикосновения к голове. И уже после того, как все крепко уснули, позвала Гаврилова. Тот, явившись, для начала, приложился к голове хозяйки. Получил необходимую информацию, а затем вместе с ней, подошёл к каждому будущему доктору. По завершению чего, заговорщики так же тихо расстались. А Юра в свою очередь, не подал виду, что среди кандидаток, узнал свою жену. Хотя это его очень обрадовало, даже если это был жест продуманной лести. Уже позднее по прошествии нескольких лет, Элизабет призналась ему, что, тогда подстраховалась снотворной микстурой и Ульяна, единственная из кандидаток, кто не пила этого отвара.

На этом фоне бурной подготовки, направленной для успешного отражения турецкой агрессии: осложнённой решением Пётра Алексеевича — на время этого конфликта, не покидать крепость. Гаврилов решил, потихоньку, незаметно пополнить запасы к башенным пушкам и зениткам, снятым с первых разобранных катеров и пулемётам с «Авеке». Если Турки, смогут натравить на крепость кочевников, то для успешной обороны, нужно больше бронников, да и боеприпасы, и дополнительная провизия, лишними не будут. Заодно надобно создать приличный НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ ЗАПАС аптечек для медиков, и много чего ещё. То, что раненые будут и, причём в немалых количествах, это к бабке не ходи, За этим занятием, он снова исчерпал свой ресурс и получил «бонус наказания». Единственной радостью было то, что ни Пётр, ни его сподвижники не заметили его «колдовства».

Последнее время мысли Гаврилова, были только об одном. — Скорее бы Борис Самуилович, начал выпуск бездымного пороха на основе пироксилина, а с ним и хлората калия, для капсюлей. Они были так необходимы, чтобы окончательно прикрыть «фабрику» грозящую, принести множество проблем своему хозяину. Не приведи господь, о ней узнает царь, или кто ни будь из его свиты, особенно пронырливый Меньшиков.

От тяжких мыслей его отвлекло событие, заставляющее людей понимать, что в этой жизни является главным. Пришло время, и в декабре у Дарьи с Кирьяном родилась дочь, правда, это немного огорчило восемнадцатилетнего отца. Он хотел видеть первенцем сына, и, узнав о том, что его чаяния были напрасны, очень сильно расстроился. Но Ульяна, Юрий и все остальные знакомые, соседи его быстро убедили в том, что это не только хороший знак свыше. Но хорошее подспорье для Дарьи — поначалу, бог дал им няньку, а потом будет дана и опора — продолжатель рода, в смысле мальчик. А сейчас надо только радоваться тому, что дал господь.

На последовавшее вслед за этим приглашение Кирьяна стать крёстным, Юрий не задумываясь, ответил согласием. А как он позднее узнал, в крестные мамы была приглашена незнакомая ему молодая женщина — жительница нового «деревянного городка» (так прозвали бревенчатую крепость, пристроенную с севера) Пелагея. Женщина была невысокая и в теле — таких как она, в двадцатом веке называли «пышками». Она была женой Кокори Степана, неугомонное суетливое создание которому всё время надо что-то делать. После долгих переговоров, все расходы на крестины, Юра взял на себя, а остальным занялся новоиспечённый отец и крёстная мама.

Время шло, а у Юрия не было ни единого признака, что штрафные санкции, за бездумное пользование «скатертью-самобранкой» подходят к концу. И это стало его настораживать. Не предусмотрели ли инопланетные яйцеголовые, полного и окончательного отключения симбионта, к которому он уже так привык. Приложив её, как крайнюю меру, для наказания особо упёртых особей. Коли так, то с этим, ничего не поделаешь, придётся отвыкать к новым реалиям, а занятий по боевой подготовке, никто не отменял.

На сегодня, Юра запланировал учебный выход всех егерей на четверо суток. Пойдут в полном вооружении, а затем, разделившись на две команды, поочерёдно, друг на дружке, отработают скрытное проникновение в стан врага. Гаврилов ещё раз осмотрел своё снаряжение и не нашёл к чему придраться. Вроде всё в порядке, ни чего лишнего не взял и всё необходимое, уложено на свои места.

Такие выходы бывали и в прошлой жизни, когда после института он служил в армии. А на душе, всё равно, сильное беспокойство. Хотя нет — здесь как раз всё понятно, это Пётр Михайлов. Хоть к нему и приставлены в «няньки» четверо бывалых бойцов, но мало ли что может случиться. Да и было решено, что из — за этого, далеко от крепости отходить не будут.

— Ульянка, да сядь ты, посиди спокойно, все, что мне надо, я уже взял. — С укоризной отчитал он жену. Она суетливо ходила в более удобном для неё сарафане, поэтому, Ульянкин животик был совсем не заметен. Она крутилась около стола и пыталась пристроить к вещмешку мужа увесистый узелок со всякой снедью.

— Да как же так, я тут, и горячую какорю положила, и хлеба, и сальца, и лук, и репу. — Причитала, она не прекращая. — Долго вы, на своей басурманской еде протяните? Тем более, в степи ночуя.

— Солнышко ты моё. Я ведь воин, должен уметь обходиться малым.

— Ага! Поэтому и мрут некоторые, так и не дойдя до войска ворога! — Вспылила она. И почти сразу спокойным голосом продолжила. — Я в твои служивые дела, конечно, не лезу, но не возьмёшь еду, с тобой пойду и сама её понесу. Раз говоришь, положить некуда.

По ней было видно, что она очень переживала за мужа, который, надо же чего учудил, решил своё малое войско научить зимой в степи выживать. Оно, конечно, ничего, охотники, и подальше, и подольше ходят. Но ведь то местные, знающие, что к чему и как делается. Конечно, мужу перечить не дело, но с другой стороны, что это за жена, которая не заботится о своём супруге.

— Родная моя, ты присядь рядом, на минутку. — Юра похлопал ладонью по дивану, на котором сидел сам, приглашая на него беременную жену. — А я, твой гостинец, себе на санках пристрою. И съем, в первую очередь.

Молодая женщина сразу успокоилась и с видом довольной победительницы, положила приготовленный узел на стол. Присела рядом с главой семьи и, обняв его руку, прильнула к ней…

Это было почти торжественно и достойно стать кадрами, какого ни будь героического фильма о войне. Отряд егерей, неспешно удалялся от крепостных стен, на которых стояли провожающие и махали в след уходящим спецназовцам рукой. Бойцы же, шли на лыжах не оборачивались, выстроившись в ровную цепочку. И ритмично работали руками, помогая себе лыжными палками. Каждый из них, тянул за собой небольшие санки с необходимым скарбом. За плечами под белым маскхалатом угадывался вещь мешок, а на ремне весело новое спец оружие странной конструкции. Снег, отражая солнечные лучи, искрился, мешая смотреть людям, стоящим на стене. Поэтому, они скоро окончательно потеряли из виду уходящий отряд. Оно и не мудрено, невозможно разглядеть белые силуэты на белом фоне. Провожавшие, ещё немного постояли, пытаясь хоть что-то разглядеть, ориентируясь по двум полосам лыжных следов. Они тянулись, временами исчезая в неглубоких лощинах и снова появлялись, когда выходили из них. Затем, поняв всю тщетность своих усилий обнаружить ушедшую группу, стали нехотя расходиться по домам. Для них оставалось лишь одно, ждать.

Гаврилов шёл первым, прокладывая лыжню по глубокому снегу. В замыкающие он поставил Зенауи, а Петра Михайлова, в центр колонны, под неусыпной опекой Хызбэ, Амдэ, Ныгуайе и Иясу. Им он доверял и знал, что они чуть, что сами станут вод стрелу, или пулю. Но, не подведут его. Хотя лучше, чтобы этого не понадобилось. Эти воины, его проверенные боевые товарищи, были ему не менее дороги.

— О плохом, лучше не думать. — Юрий дал себе мысленную команду и, не сбавляя шага, ещё пристальнее стал осматривать горизонт.

Мороз крепчал, с севера, временами дул небольшой ветерок. Глубокий снег скрипел под лыжами и ноги уже начали уставать от нагрузки. Ничего, скоро он примет немного в сторону и позволит сзади идущему бойцу начать торить лыжню. А сам перейдёт арьергард, где можно немного отдохнуть. Затем и тот, устав, уступит своё место товарищу…

Никем не замеченный отряд, дошёл до Темерника. Задолго, до которого, начинался более или менее пологий спуск к его берегу. А с противоположной стороны нависал над берегом более высокий и крутой склон. Спуск для проспекта Стачки ещё никто не выкопал, и удобного подъёма не существовало… Как только с большим трудов перешли через реку и поднялись по склону вверх: сразу разбили базовый лагерь. Его поставили, не доходя тех мест, где позднее появится казачий рыбачий стан Гнилой, а спустя какое-то время и Гниловская станица. Преимуществом этого места было в том, отсюда, можно было осматривать всю округу и, самое главное снег был неглубоким. А мелкие балки и овражки, им наоборот изобиловали. Вот в них, бойцы поначалу и собирались делать себе «берлоги» для ночёвки. Тем более снег в них уже успел немного улежаться и, не был сыпучим. Глядя на то, как егеря копая в нем углубления, вытаскивали снег кусками, Юра вспомнил. Как когда-то ещё в своём времени. Они с друзьями, насмотрелись в интернете видео, еле дождались первого сильного снегопада, и построили во дворе хохмача Кирилла — ИГЛУ. И строил его, в основном именно Юрий — как автор этой идеи. Правда тогда, на эту стройку у него потребовалось пять дней и столько же раз, он рушил неудавшиеся хижины. Основной бедой был неправильный угол схождения стен. Поэтому сейчас, как говорится, ВСПОМНИВ БУДУЩЕЕ, он, скинув верхнюю одежду, чтобы не преть. И не намочить её снегом, который будет обильно сыпаться на него, забиваясь под одежду. Заставил свою команду нарезать из снега прямоугольные плиты, строго определённой толщины. А сам, тем временем выбрал место, где можно было построить несколько таких жилищ эскимосов. Если не получится подготовиться к ночёвке, можно спокойно вернуться в Ростов. А попробовать, всё-таки надо, на то он и учебный процесс.

Очертив границы нескольких жилищ, распределив среди подчинённых обязанности и фронт работ. Гаврилов выложил один из кругов, по намеченному периметру. Затем придав этим блокам, при помощи ножовки нужную форму, и сформировав скос позволяющий складывать хижину в виде «улитки». Далее, объясняя, что и зачем делает, начал возводить стены, постепенно сужающиеся к своду. При этом вовремя установки очередного «кирпичика» он постоянно подгонял клинком блоки между собою. Ставя их с опорой на предыдущие блоки в трёх точках. Только благодаря помощникам, он справился с полной постройкой хижины, за полтора часа. И переодевшись в сухую одежду, объявил обед, выложив на общий стол, провиант навязанный супругой. Бойцы, глядя на это угощение, странно заулыбались, и буквально, через минуту, все женатики добавили к этому, узелку свои. Остальные, набрав сухостоя и нарубив кустарника, развели в балке костёр, и, заварив травяного чая, позвали всех к «столу». Так что, первый обед в степи, получился, не по-походному разносольным. Оставшиеся иглу, доделывали всем миром — с участием всей команды, кроме дозорных. Гаврилов бегал между построек и исправлял возникающие ошибки, пока это можно было сделать малой кровью. Даже, несмотря на такую организацию. Из-за отсутствия опыта возведения иглу, лагерь был готов, когда уже начинало темнеть. Примечательно было то, что царь работал со всеми наравне, не требуя к себе поблажек. Единственный момент, когда он воспользовался своим положением, был момент, когда начали возводить хижины. Он просто, самопровозгласил себя строителем. Но, здесь, надо отдать ему должное, с работой он справлялся лучше всех. Так как у него был прекрасно развит глазомер.

— Ну что, господа. — Обратился Юрий к соратникам, когда всё было окончено. — Поздравляю вас с первым удачно завершённым учебным днём. Позднее, даст бог, ещё потренируемся строить эти «домики». А теперь, старшие групп, организовать караульные смены, остальным поужинать и отбой.

Было заметно, что люди топчутся рядом с иглу и не очень спешат залазить на ночлег в эти снежные постройки. Поэтому Гаврилов первым залез в свою постройку, мол, делай как я. Следом, хоть и с неохотой, но к нему присоединились и остальные. Они по очереди залазили через узкий лаз, некоторые при этом, бормотали что-то себе под нос. Но, последний человек, забравшийся в его временное жилище, был уже явно лишним. Им оказался «Михайлов».

— Гаврилов, тут у меня к тебе давно вопрос возник, да всё недосуг мне его тебе задать. — Начал он говорить, как только протиснулся в лаз и присел возле него на корточки.

— Да, государь. Задавайте. — Гаврилов уже лежал, укрывшись тулупом, поэтому приподнялся на локте, глядя на монарха. А другой рукой, приподняв повыше кружку со свечкой, которая освещала иглу.

— У тебя по крепости, много мальцов и отроков, в вашей форме ходят. А над ними бывалые воины поставлены. Они что, тоже находятся на службе?

— Ни в коем случае, ваше величество. — Юра даже улыбнулся. Среди них в основном сироты — дети моих погибших бойцов. Конечно, есть и те, у кого оба родителя живы и здоровы. Каждый, кто хочет, чтобы их чадо, могло в дальнейшем добиться в этой жизни успеха. Отдаёт их в кадеты. Где они получают образование, а самое главное посильно, познают азы армейской службы.

— А тебе лично, какая в том выгода? — Царь изобразил на лице искреннее удивление.

— Государь, занимаясь их воспитанием, я приучаю детей к тому, что считаю правильным. Это намного надёжнее, чем начинать воспитывать уже взрослого человека. Они с детства проникнутся нашими чаяниями. Поэтому, у них в воспитателях находятся те, кто может в увлекательной и понятной форме донести им, о наших великих целях, о ратных подвигах их отцов. И пусть не все воспитанники, но большинство из них, когда вырастут, будут ярыми продолжателями наших дел.

— И кто тебе сказал, что так оно и будет? — Романов не шелохнулся, но в его глазах читался интерес к сказанному.

— У меня на родине, государство так и делало. Оно, с детства растило себе молодую смену.

— И что?

— Я прошёл через это. — Даже не моргнув глазом, брехал Гаврилов. — У нас были кадетские корпуса, только по окончанию которых, у молодых людей открывалось много перспектив для карьерного роста.

— А если отроков совсем от семьи отнимать? — Пётр даже хотел было встать, но вовремя передумал.

— Не стоит Пётр Алексеевич, тогда многое в воспитании теряется. Не скажу, что с воспитанников ничего толкового не выйдет, но ….

— Господа гасите свечи! — Прокричали охранники. — А-то, ваши домики, как фонари в темноте светятся! Любой их ещё издали заприметит.

— Ну ладно Витальевич, я всё понял… А наследника моего возьмёшь к себе в кадеты? — Спросил царь, обернувшись, уже было, собираясь вылизать через лаз.

— Разумеется, государь только, как ты думаешь? Не будет ли лучше такой лицей, и в столице сделать. И набирать туда в основном, детей твоих сподвижников и служащих, лет с пяти — шести.

— Э нет, мой Алексей ещё мал. — С досадой ответил монарх приостановившись.

— Ну не знаю. Когда у меня родится сын, я для его воспитания, где-то лет с двух, к нему приставлю своего надёжного ветерана. — Вроде как, невзначай сказал Юрий. Он прекрасно знал, к чему воспитание мальца, которому будут постоянно «шептать» о том, какой плохой его отец. И что только он сможет быть хорошим царём. — Пусть пока я буду у тебя на службе, из него настоящего мужчину растит. В воспитании мальчишки, если хочешь, чтобы был толк, обязательно нужна мужская рука. Заодно, если кто из хитрых недругов, моему сыну против меня, или дел наших, кривду нашёптывать захочет. Так ветеран, этого не допустит. Я воспитателю, по этому поводу специально — особый наказ дам.

Пётр чему-то тихо усмехнулся, и проворно полез наружу. Как только он в нём исчез, тут же задули и свечу….

— Командир, проснись к нам идут гости. — Кто-то настойчиво тряс Юрия за ногу.

— Да. Какие гости? Сколько? — Юрий присел, не до конца понимая, что именно происходит.

— Сколько, ещё не знаем. — Судя по голосу, это был Тимофей. Который и будил его.

— Что предприняли? — Гаврилов первым же движением схватил автомат, лежащий под боком. А левой рукой потянулся маскхалату, который лежал в изголовье, служивший подушкой.

— Наблюдаем за ними, и решили поднять всех вас.

— Что сейчас делают гости?

— Пока присматриваются к нам издали.

— Ну, тогда пошли, посмотрю и я на них. Глядишь, у них в гляделки выиграю. — Как можно спокойнее произнёс Юрка, неизвестно, кого он этой глупой шуткой, хотел больше успокоить, себя или своего подчинённого — Веди меня, и покажи этих любознательных гостей.

Было слышно, как Тимоня усмехнулся, и сразу же юркнул в лаз, и пополз по коридорчику.

— Орлы просыпаемся, экипируемся и на выход. Все передвижения, по-пластунски. — Уже серьёзным тоном сказал Юрий, тормоша ближайшего бойца.

— Слышали командир и уже не спим. Так что мы, к встрече готовы. — Ответил тот из темноты.

Егеря, включая и новичков, действовали без суеты и спешки. Все скрытно выдвигались на заранее оборудованные позиции, занимая круговую оборону. А Гаврилову, нужно было срочно уточнить обстановку. Поэтому, Тимофей повёл его туда, где залёг воин, заметивший вероятного противника.

— Ну, Эзана, показывай своих гостей. — Прошептал Юрий, подползая к бойцу.

— Вон они, чётко на западе. — Так же тихо ответил он, указывая нужное направление. — Слава богу, я их первый увидел. Сперва, на приличном расстоянии от нас, они спешились. Один остался при конях, а шестеро, пригнувшись, начали к нам приближаться. Затем двое пошли севернее, и я скоро потерял их из виду. А четверо, залегли перед нами, не доходя до меня не менее сотни метров. Точнее не скажу — темно.

Гаврилов снова, мысленно крыл матом — на чем стоит свет, этих инопланетных яйцеголовых. Потому что, сколько не всматривался вдаль, не мог ничего разглядеть. Но вот, наконец-таки он заметил небольшое движение. Да, понять расстояние до того места было не возможно, но то, что до него, не меньше указанных ста метров, это точно.

— Ну что, ждать, чем закончится дело, нет смысла, иначе мы, или замёрзнем, или к ним придёт подкрепление. А эти варианты нам абсолютно не подходят. — Размышляя вслух, прошептал Юрка. — Так, Тимка, ползи за своей командой, скажи Силеши, что я вас здесь жду. Только, быстрее давай.

Тот, молча, развернулся и ужом заскользил прочь. Однако то, что в такой близости от вероятного противника. Необходимо лежать на снегу, по возможности без лишних движений, уже начинало сказываться. Холод начал потихоньку пробираться под одежду. И неизвестно чем ещё может закончиться такое лежание, если ему будет суждено затянуться.

— Василий, как только подойдёт группа Силеши, я тебе оставлю ещё троих автоматчиков. — Обратился Юрий к Эзану. — А сам с остальными пойду на север. Поищу тех, кто потерялся из виду. Если мы зашумим, мочите всех затаившихся перед нами. Всех кто подымит голову. Ясно?

— Так точно, командир. — Шёпотом ответил тот. — А может, всё равно, постараемся их взять?

— Нет. Ни смей. Вы мне важнее живыми, чем они пленными….

Они молчали, старательно пытаясь разглядеть во тьме хоть что-то. Вскоре с тылу послышались характерные звуки, говорящие о том, что кто-то ползёт к ним по снегу. Заслышав это, Гаврилов насторожился и взял свой ППШ., наизготовку.

— Свои командир, не стреляй. — Раздулся шёпот Тимофея и когда подполз ещё ближе, доложил новость. — Тут такое дело, наши парни двоих лазутчиков, уже повязали. Те пытались проникнуть к нам с северо-востока. Это степняки, но они, точно не охотники, у них поддеты кожаные доспехи.

— Хорошо, тогда ставлю новую задачу. — Ненадолго задумавшись, начал перераспределять задачи Юрий. — Прохор, троих оставляешь здесь, на усиление. Остальные, делятся на две группы. И, прикрывая друг друга, обходим гостей с флангов. Погода тихая, вряд ли подойдём к ним близко, чтобы без риска пленить этих красавцев. Поэтому, подползаем и метров с тридцати, двадцати пяти, закидываем гранатами. Я не хочу вами зря рисковать. Уничтожив их, быстро сворачиваемся, забираем пленных и организованно отходим в крепость.

Пока Силеши, он же по крещению Прошка, распределял людей. Витальевич внимательно всматривался в темноту и молил бога, чтобы сегодня, у них обошлось без потерь в личном составе. Егерей у него и без того мало, а опытных и того меньше.

— Всё Юрий Витальевич, мы готовы. — Доложил ему Прохор.

— Ну, с богом братцы, выдвигаемся. — Дал последнее напутствие Гаврилов. — Не забываем, половина группы движется, другая прикрывает, затем первые залегли и прикрывают вторую группу. И ни в коем случае не толпитесь — не перекрывайте друг другу сектор обстрела.

Снова медленно тянется время. Нервы напряжены до придела, но страха нет, для него не осталось места, мысли заняты совершенно другим. Под локтями ползущих в ночи людей, предательски хрустит снег. Как назло, темнота тоже не была непроглядной, из-за обилия того же снега. И как они не старались уменьшить шум от своего передвижения, но это было тщетно. Снежной перине наплевать на то, чего хотят эти ползущие людишки. Вот, несколько бойцов достигнув определённого рубежа, замерли, взяв своё оружие наизготовку. Настала очередь на передвижение других воинов. Они же, сначала поравнялись со своими товарищами, и потихоньку поползли дальше. Но вскоре, ползущие люди замерли. Прямо по курсу из снега появился тёмный силуэт становящегося на колено лучника. Всё происходило как в замедленном кино. Он неспешно вложил стрелу и начал натягивать тетиву, целя туда, где он услышал подозрительные звуки. Некоторым бойцам, даже показалось, что послышался скрип натягивавшейся жилы, который тут же был заглушен трескотнёй автоматных очередей. От множественных попаданий, тело стрелка опрокинуло наземь. А стрела, так и не получив нужного ускорения, упала в снег метрах в десяти. Та же судьба, постигла и других его товарищей, которые тоже постарались подняться. Воин, охранявший коней, вскочил в седло и намеревался, толи ускакать прочь, толи поспешил на помощи товарищам. Но силуэт его фигуры, после нескольких спешных залпов карабинов Мосина, вылетел из седла. Правда и животное, проскакав ещё пару шагов, тоже неуклюже пропахало своим падающим телом землю.

— Быстро осмотреть всё вокруг! Тела перенести в другое место и затопчите всё вокруг, чтобы создавалось впечатление, что здесь долго гуляли стада слонов! — Начал раздавать команды Витальевич. — Незачем другим знать, что и как здесь происходило!

— Командир, а с вражескими лошадками что делать?! — Раздался вопрос из темноты.

— Если получится, забираем с собой! Нет, оставляем! Силеши, Тимофей, Василий и я в охранении! Остальные работаем!

Через двадцать минут, отряд, полностью развалив свои иглу и надёжно затоптав все следы боя. Начал отход к крепости. Может, это было и лишним, так как никто больше не появился. Но присутствие в отряде будущего императора, не позволяло рисковать.

Шли спешно, правда, дважды выставили по пути своего отхода заслон, но никаких звуков боя не было слышно. И эта тишина, была как бальзам на душу. Хоть что-то шло гладко, потому что, как не крути, но задание учебного выхода не было выполнено. На половине пути к крепости, повстречали отряд, посланный из гарнизона на выручку егерям. От неожиданности, «спасатели» чуть не открыли огонь по спасаемым. Но, слава богу, вовремя разобрались.

Пользуясь, случаем, точнее, что появилась подмога, Юрий подал заслону сигнал на отход (была пущена зелёная ракета). И дождавшись своих бойцов, под усиленной охраной, без происшествий, добрался до родных стен.

Не смотря на то, что до рассвета ещё было далеко. Ростов гудел как потревоженный улей. Горожане, услышав далёкие выстрелы, выбежали на улицу, и находились в тревожном ожидании вестей или возвращения отряда. Не доходя до крепостных ворот, Гаврилов остановил свой отряд, ещё раз провёл проверку личного состава и, только окончательно убедившись, что все в строю, вошёл в город. Здесь как Юрий и ожидал. Доморощенные «жандармы» сразу забрали его пленных. А женщины, как только замечали своих мужчин идущих живыми и даже не ранеными. Забыв обо всём, с причитаниями кидались к ним и, прижавшись к мужьям, шли рядом со слезами радости. Но Витальевич на это не обращал внимания, для него сейчас было главное, что ни одна из жительниц, не причитала над телом родного человека. А слёзы радости, и то, что бабы поддавшись эмоциям, путались под ногами, внося в продвижение разброд, так бог с ними. Сегодня можно, тем более и у него на груди, уже висела самая дорогая награда в этой жизни — его счастливая Ульяночка.

Когда весь этот табор достиг площади, Юрий освободился из объятий своей жены, что-то прошептал ей на ухо. Она кивнула и отошла в сторону. Затем он обратился к остальным женщинам:

— Дорогие наши боевые подруги. Как видите, мы все живы и здоровы. Поэтому разрешите мне дать последнее на сегодняшний день распоряжение, и отпустить к вам ваших ясных соколов. Так что, пока отойдите в сторонку. Чем скорее вы это сделаете, тем быстрее они вас согреют в постели.

После этих слов, по округе пробежался смешок. А встречающие, с явной неохотой стали отходить в сторону. В итоге, через несколько минут, перед Юрием уже стоял настоящий войсковой строй, а не табор. Убедившись, что все, так как он требовал, Гаврилов подал команду:

— Становись! Равняйсь! Смирно!

Бойцы послушно замерли.

— Товарищи! Поздравляю вас с боевым крещением, и первой победой! — Обратился к ним Юрий.

Он прекрасно понимал, как объединяют коллектив совместные победы. И не хотел упускать случая, воспользоваться этим.

— Ура-а-а! ура-а-а! ура-а-а! — Троекратно пронеслось над крепостью.

— Братцы. — Уже спокойнее продолжил он. — По этому случаю, объявляю на завтра выходной. Сейчас разойдясь по домам, советую для начала почистить своё оружие, а поутру сдать его в ружпарк. Всё, разойдись!

Солдаткам не пришлось давать дополнительных команд. Они тут же снова кинулись к своим мужьям, а на площади осталась лишь холостая половина егерей, которые с завистью смотрели в след спешно уходящим парам.

 

Глава 4

Своих пленных, Юрий так больше и не увидел. Той же ночью, царь, найдя где-то толмача, взял Ромодановского и решил их допросить с пристрастием. Тем более, он считал, что имеет на то право ещё по тому, что одного из них, он брал собственноручно. И тот, сопротивляясь, в нескольких местах, порезал своим ножом царскую дублёнку. Неизвестно, как и о чём они «говорили», но поутру, из чувства гуманности бедолаг избавили от мучений, чем-то там добив.

А утром. На срочно созванном военном совете, куда вызвали и Гаврилова. Самим Петром для всех присутствующим на нём, было объявлено: Что это были ногайцы, до которых дошли слухи о том, что в Ростове — на — Дону, очень хорошо идёт торговля. Поэтому, за его стенами, много разных дорогих товаров и главное, накопилось очень много золота. Вот и послали кочевники своих шустрых сородичей, чтобы они посмотрели, что к чему и насколько эта молва правдива.

С самого начала, ногаям во всём везло. Незамеченными понаблюдав за крепостью, и её окрестностями, они решились немного отойти севернее. Где и наткнулись на очень богатый санный поезд, везущий много разных товаров из Московии. Увидев добычу, степняки, дождались момента и молниеносно напали. Как рассказали дети степи: «эти кафиры, даже не смогли оказать должного сопротивления, так и не успели организовать оборону, как были разбиты и пленены?. А удачливые охотники, завершив кровавый пир, уже шли назад, довольные тем, что всё получилось так легко, а санями с богатыми трофеями управляли новоиспечённые ясыры. (Из числа смирных трусов, остальные, или шли связанными, или лежали на месте налёта, с перерезанными „глоткам“). А им победителям только и оставалось считать, сколько они выручат за всё это, когда продадут свои трофеи крымским татарам.»

Они бы не были настоящими степняками, если бы ехали подобно кафирам, не наблюдая по сторонам. Поэтому, сразу заметили на юго-востоке странные огни, которые в наступивших сумерках были очень хорошо заметны и манили своей непонятностью. Остановившись и посовещавшись меж собой, наследники Улуса Джучи решили отправить только шестерых смельчаков. Поручив им узнать природу этих огней и затем, вернувшись, поведать сородичам о том, что увидят. Или по возможности привезти. При этом было решено, не рискуя богатой добычей и продолжить путь не дожидаясь возвращения разведчиков.

— Ну, что делать будем?! — С нотками метала в голосе, поинтересовался Пётр. Когда закончил свой красочный рассказ о том, что ему удалось узнать. И обвёл окружающих не менее жёстким взглядом. — Так они нам всю торговлю нарушат, причиняя убытки не малые! До коль, мы это непотребство терпеть будем?!

Царь и все, кого он позвал на этот совет, сидели за большим, круглым, дубовым столом. Который находился в одном из залов гостевого домика, и носил имя «гобеленной залы». Такое название ему дал сам самодержиц, из-за настенных гобеленов, изображавших романтические сценки из жизни буржуа. Он любил подолгу рассматривать эти изображения, восхищаясь культурной Европой. Правда, одним из недостатков этого помещения был частый повтор картинок, на что в своё время обратил внимание и монарх. Но, никто из присутствующих на военном совете, на данный момент, их не рассматривал. Все сидели, о чём-то задумавшись, кто, глядел на свои руки, кто в окно, а некоторые просто отрешённо смотрели некуда.

— Ну! Что молчите! — Нарушил нависшую тишину царь. И снова обвёл собравшихся соратников властным взглядом.

— Мин Херц. — Меньшиков, хитровато улыбаясь, поднялся из-за стола и продолжил. — Давно пора это змеиное гнездо разорить, а земли себе забрать.

— Молодец Алексашко, а что конкретнее?! — Молодой Романов, даже озорно улыбнулся.

Царский фаворит быстро огляделся, ища поддержку у окружающих. И она быстро пришла, со стороны Гордона.

— Питер. — Начал тот, говоря с еле заметным акцентом. — Давай, по этому лету соберём войско и пойдём на Азов. Тем более герр Гаврилов говорит, что с казаками в мире. Здешний полк, стрельцы, казаки, да два наших полка. Чудо мушкеты, местных мастеров. Я думаю, этого хватит. А пока, надо разработать тщательный план летней военной компании.

— Заодно, артиллерию сюда подтянем. — Добавил Головкин.

— Правильно мыслишь Гавриил Иванович. — Похвалил его монарх. — Но вопрос поставлен по другому — а до этого момента, что их приструнить некому?! Кто-то нам рассказывал, что его егеря, для этого и создавались! Чтобы с лихими людьми бороться, оберегая снабжение.

Гаврилов был удостоен красноречивого взгляда. Через секунду, он уже был центром всеобщего внимания. Пришлось даже встать.

— Государь, я от этих слов и не отказываюсь. Дай мне только пятнадцать дней, и я подготовлю своих людей и разработаю план их действий.

— А почему не год?! — Царь стукнул обеими руками по столу с такой силой, что Юрий удивился, как тот остался цел, а не раскололся пополам. — Даю тебе на всё, пять дней! И чтобы после этого больше, ни единого купца не пропало!

— Да государь, разрешите идти?

— Куда?! — Удивился он.

— Озадачу егерей, над, чем им поработать. Далее решу с Дибабай вопрос о продовольствии. А так же, буду решать, как лучше экипироваться и как выполнить твой указ.

— Иди и не подведи меня. — Царь изобразил на лице кривоватую улыбку.

Все оставшиеся пять дней, были посвящены подготовке к предстоящему заданию. Спецы Усиленно учились выживанию в зимней степи — возводить иглу, снежный улей, так же при помощи маленьких кирок, малых сапёрных лопаток, делать схороны и много ещё чего. А у Юрия, в первый же день состоялся разговор с Адису ставшим кем-то вроде мера и воеводы в одном лице. В итоге, после беседы, к нему были прикомандированы, Хайле и Амдэ ставшими уже поручиками и имевшими у себя в подчинении по сотне солдат. Вот этими силами он и заложил на пути между Ростовом и Бахмутом, две больших и относительно комфортных базы — «деревянные мини крепости». Расположив их на равных промежутках, друг от друга. Из них две группы егерей должны контролировать свои участки дороги. И скрытно — на расстоянии, отстреливать любых всадников, движущихся со стороны дикого поля, а при опасности отходить на базу. Хайле Василий и Амдэ Андрей, должны по завершению строительства, на время операции оставить здесь на постой по полусотне своих служивых. Их основной задачей, было охранять эти опорные пункты. И отражать нападения, если такие будут происходить.

Ну а для жизнеобеспечения, с гарнизона, и Бахмута сюда должны приходить регулярные обозы со всем необходимым. Сейчас же, по царскому указу, сюда в основном шёл лес, и пригнали местных строителей. Некоторых доставили аж с Кодака. Строители жутко возмущались, что не дело это строить в такой мороз, ибо частокол, который они делают, очень быстро развалится, а в таких землянках, бедные солдаты долго не протянут, помрут бедолаги. Болтать болтали, но дело своё делали. Правда, с десяток, присланных работяг куда-то дезертировали. Но Юрий не стал за ними гоняться, а списал как работников умерших при разных происшествиях. Пусть хоть немного свободой насладятся, скоро уже и с Дону беглых забирать будут.

В этих хлопотах, для Юры дни пролетели, как один миг. И если бы не помощь Адису и Зенауи, то не известно уложился бы он в отведённые сроки. И не упустил бы он, чего ни будь важного. Хотя как раз в таких делах, мелочей не бывает. И наверняка что-то всё равно в спешке упустили, но … как говорится, жизнь покажет.

— Андрюха, Захар, вы смотрите, охрану дороги без внимания не оставляйте. На тебе Адис снабжение. И помогай Зенауи по всем вопросам. Медиков подключите, следите, чтобы на базах санитария была на высшем уровне. Захворавших сразу заменяйте, ни дай бог других заразят….

— Да не волнуйся ты так, всё будет, Тип-Топ, как положено. — Прервал его нотацию Адис. — Ты там тоже не сильно геройствуй. Если что не так, скорее возвращайся домой.

Друзья стояли за приделами крепости, рядом с караваном из трёх верблюжьих упряжек. Рядом с ними стояли бойцы и, пользуясь оставшимся временем, некоторые натирали воском свои лыжи, другие, стояли с провожающими родственниками — обнимая жён, детей и матерей.

— Ладно, братцы, давайте обнимемся и я пойду к Ульянке. Не обижайтесь, но она для меня, на первом месте. Андрюха, Женька, Лёнька, Борис, Захар. Не поминайте лихом. — Перечислил Юрий, обнимая друзей. И развернувшись, побежал к жене.

— Ни пуха, ни пера! — Крикнул в след Бикила (Борис).

— К чёрту! — Не оборачиваясь, отозвался, Гаврилов.

Ульянка, с виду спокойно и терпеливо ждала мужа, пока он обсудит всё с товарищами по оружию. Но стоило ему подойти к ней, как из её глаз сразу покатили слёзы. И она тут же прильнула к нему на грудь.

— Юрашка, родненький, я понимаю, что это не бабье дело, но может, я с вами пойду? Ведь вам там врач ох как потребуется. — Она, продолжая прижиматься к мужу, с мольбой заглядывала ему в глаза.

— Вот дурёха баба, а о дите ты нашем подумала? — Сказал тот, стараясь улыбаться как можно спокойнее. — Моя жизнь, будет проходить в частых походах. А дочерей с сыновьями, кто мне рожать будет? А? Да и кто будет помогать Дарье, ей тяжко будет одной. Так что, бери нанятого мной недавно работника Гаврилу, и ходи с ним почаще к Марьиным. Ты ей с её ребёнком помогай, а он пусть по хозяйству мужскую работу делает. Соседская помощь это одно, а мы, как будущие кумовья, должны помогать более других.

— Ой, прости, это я сдуру ляпнула. — Извинилась она и уткнулась лицом, в маскхалат одетый поверх тулупа. — Первый раз, тебя в поход провожаю.

— Ничего любимая, главное не последний…

Так бы они и стояли рядом друг с другом, пытаясь напоследок сказать как можно больше нежности. Но вот появился царь со свитой, и это значило, что пришло время расставаться.

— Ну вот, не берёте вы меня с собой, так я вас хоть провожу по-человечески! — Разнёсся по округе его голос. Впрочем, не только он выделял его среди остальных людей. На общем фоне он казался таким гигантом — ну прямо Гулливер, среди лилипутов.

— Государь сами знаете, вас здесь заменить некем! — Отозвался Гаврилов, не отпуская из своих объятий жену.

— Да, везде мой глаз нужен! — Монарх, заметив Юрия, направился быстрым шагом прямиком к нему. А подойдя к ним, толи в шутку, толи серьёзно, добавил. — Ладно, цалуй своего благоверного, боярыня! Коли всё будет, как он пообещал! Так и быть, ею на самом деле станешь!

И сам же засмеялся над своими словами.

Но отсмеявшись, посерьёзнел и уже деловито продолжил:

— Хотя, некогда мне ждать, когда вы намилуетесь. Юрка, давай отойдём в сторонку, у меня к тебе вопрос важный есть.

И не дожидаясь ответа, развернулся и отошёл в сторону.

— Прости любимая, но служба… — Только и сказал Юрий. И пошёл вдогонку за царём. — Да, государь, что вас интересует?

— Ты скажи, точно сможешь сделать всё, что наобещал? — Спросил будущий император, требовательно смотря на подчинённого. — Ведь мы, планы летних баталий, основываясь на твоих посулах, строим.

— Государь, как минимум обещаю, что к весне, степнякам будет очень трудно друг с другом договариваться. У них столько обид накопится. И подводить тебя, ни в коей мере не собираюсь.

— Ой. Твои бы слова, да богу в уши. — И собственноручно сняв с Гаврилова шапку, поцеловал его в лоб. — Ладно, иди, давай, на тебя вся надёжа….

 

Глава 5

Егеря неспешно удалялись на юго-запад. Вот они перешли по льду через Дон и далее, пошли по левобережью. Через какое-то время, их можно было разглядеть только по трём точкам (верблюдам, запряжённым в сани, на которых не придумали белых маскхалатов).

Пётр I, стоял среди провожающих, и спокойно смотрел, как те, медленно растворялись в дикой, заснеженной степи. И никто, кто сейчас посмотрел на царя, не догадался бы, что он мечется в сомнениях, относительно того человека, которого провожал. Он был странным и не понятным, но не опасным, это было единственным, в чём царь не сомневался. Про Гаврилова, ходило столько противоречивых и неправдоподобных слухов, что можно было подумать, что это вымышленный мифический герой. Правда и сами не очень подробные и не всегда понятные рассказы Юрки о себе не добавили ясности. Хотя их правдивость подтверждали странные вещи, сделанными мастерами его далёкой, погибшей родины….

— Мин херц. — Отвлёк его от размышлений его Алексашко. Преданно заглядывая в глаза. — Не пора ли нам назад возвращаться. Там ученик Зе-на-у-и, тьфу пока выговоришь, ну, в общем, ученик Захара Павловича, заморскому бою на мечах, продолжать учить должен.

— Вот тоже, предан как пёс и услужлив. Но вороват шельма и хитёр интриган, да, и не дурак, значит, придётся терпеть, коль будет полезен моему делу. — Подумал Пётр, окинув своего любимца быстрым взглядом.

— Ну что Алексашко. Видать очень соскучился по моему посоху, ждёшь, когда я тебя снова погоняю? — Азартно подмигнул он своему любимцу.

— А мы это ещё посмотрим Питер, чьи палки, по чьим башкам и бокам, бить будут. — Весело огрызнулся тот.

Самодержец не понимал этого, чуждого для него фехтования, поначалу, тоже посещал занятия, из чистого любопытства. Но сегодня, он хотел пойти в мастерскую, где работала артель слесарей. Там, пройдя ускоренно обучение, он начал собственноручно собирать местное механическое чудо — корабельный хронометр. Правда, вытачивать зубья маленьких шестерёнок, ему ещё не доверяли. Объясняя, что одного даже хорошего глазомера для этого мало. Но сборку механизма, под руководством Бремон Евгения Ивановича разрешили. И сегодня он должен провести её, уже самостоятельно — без контроля со стороны.

— Нет, Алексашка, у меня на сегодня есть дела более важные, идите без меня.

— Неужто Питер, тебе с этими мастеровыми интереснее, чем познавать с боевыми товарищами, азы боевого чужеземного искусства?! — Играя на публику, съязвил Меншиков.

— А это уже не твоё собачье дело! Су… н сын! — Вспылил самодержец.

Меншиков на мгновенье стушевался, но тут же, как ни в чём не бывало, на манер ярмарочного скомороха продолжил:

— Ну, тогда я Головкина сегодня отдубашу! А то он, шибко улыбается!

— Ты, его?! Ну, попробуй?! Гавриил, слышишь, за каждую шишку, на башке этого шута, золотой плачу! — Задорно засмеялся Пётр и даже театрально схватился за живот.

Выслушав ещё множество шуток по этому поводу, некоторые, из которых были смешными, а другие не очень. Царь направился в мастерскую. И по пути, снова погрузился в размышления, ведя мысленный монолог с богом:

— Господи, ведь ты меня зачем-то выбрал. Чтобы я этих дремучих животных, (великий князь вспомнил, как тогда, в детстве, на его глазах взбесившиеся стрельцы растерзали Михаила Долгорукого и унижали его матушку) переделал в людей. Чтобы я искоренил эту скверну — мешающую России стать великой державой. Я сделаю всё, не жалея живота своего. Дай мне только сил пройти по пути, тобою для меня предначертанному. Открой глаза мои на нового подданного, дай мне знать, кто он? Толи помощь твоя? толи искушение дьявольское? …

Никто из горожан, встречавшихся на пути царя, уступая дорогу, не догадывался о тех сомнениях, которые не давали ему покоя. Тот, кому они кланялись, шёл твёрдой походкой уверенного в себе человека, знающего, как и что ему делать. И было видно, что дорогу ему лучше не переходить.

… Уж слишком много рядом с ним, странных и не объяснимых вещей. Самоходный, но очень шумный КАТЕР, многозарядные пистоли и прочие чудеса. А это золото, его небольшой части хватило для начала подготовки моих войск к войне с турками. И именно он настоял на необходимости заготовки леса для постройки по весне боевых кораблей. И эти ладьи, будут блокировать Азовскую крепость с моря и не допустят подхода подкрепления к обороняющимся османам. Господи, пока Юрка не вредит делам моим, буду терпеть его, а дальше, как тебе будет угодно. Коли будет от него польза, в деле — чтобы Русь заняла подобающее ей место в Европе, даже приближу и обласкаю его чинами. Но и спрос с него будет, строже, чем с Алексашки, или ещё кого либо, чуть что не то…, натравлю Ромодановского… Господи, помоги мне не запутать и во всём разобраться.

— Здравствуете, Пётр Алексеевич. — Приветствовал его Бремон, как только Романов вошёл в мастерскую. Такое впечатление, что он сегодня только тем и занимался, что ждал прихода Петра. — Садитесь, погрейтесь, попейте кофе.

— Ты меня что, на посиделки пригласил? — А, Евгений Иванович? Или ремеслу своему учить?

— Нет, Пётр Алексеевич, учить. И вы мой самый прилежный школяр. Но для работы, очень важно, чтобы после холода, с которого вы зашли, ваши пальцы отогрелись и были способны к тонким манипуляциям. Потому что, вам сегодня понадобится их чувствительность. А все наши приспособления и инструменты, они только облегчат сборку, механизма, а насколько часы собранные вами, будут хорошо работать, зависит от вас и ваших пальцев.

— Ладно, убедил мастер. — Изображая саму смиренность, ответил Пётр и, скинув тёплую одежду, послушно проследовал к печи, и протянул к ней руки. Она стояла посреди небольшой мастерской, была странной прямоугольной формы и служила только для обогрева помещения. — Только обычно, по утрам, у вас кофе никто не пьёт.

— Вы правы, Пётр Алексеевич. Но если вы помните, каждый мастеровой, переодевшись. Лично у меня получает инструмент, а затем ждёт, когда я дам всем разрешение работать. Вот за это время, его руки и отогреваются. — С учтивым поклоном, ответил Бремон. — Мне важнее не время, которое мастеровой отработает на меня. А добротность его работы. Если он, что-то испортит, то это мне, прямой убыток.

— Скажи любезнейший. А ты со всеми своими учениками так цацкаешься, как со мной?

— Если ученик прилежный, то да, а если олух какой-то, то можно и строже с ним. Или вообще, гнать поганой метлой с моей мастерской.

— Ой, хитришь учитель. — Добродушно улыбаясь, пригрозил пальцем царь.

— Отнюдь. — Ответил Бремон, который во время разговора, умудрился заварить кофе, а теперь собственноручно ставил перед монархом турку с ароматным напитком, и чашечку для него.

— А мне кажется, что только строгость и угроза неизбежного наказания, может заставить школяра прилежно учиться. — Возразил самодержец. После чего восторженно принюхался к аромату напитка. — А напиток у вас, просто божественный. Только вы и Дибаба можете так его заваривать.

— На счёт напитка, ваше величество. Хотите, все секреты его приготовления расскажу. И нас уже, будет трое умеющих его делать. — Снова учтиво ответил Евгений Иванович, но далее спокойным голосом возразил. — А насчёт строгости обучения, могу поспорить. Одними батогами да розгами, это грубая, малоэффективная дрессура получается. Лишь хороший учитель, ученика обучает кнутом и пряником. Причём к прянику прибегает чаще. А из глупого школяра, даже палкой ничего толкового не сделаешь….

Группа егерей уже часа три как шла на самодельных лыжах по дикой степи. Они дважды заприметили и пометили удобные участки, куда в случае необходимости, можно вернуться и разбить лагерь. Но вот, в начале четвёртого часа их марша, было найдено идеальное место для базового лагеря. Разбившись по группам, состоящим из трёх человек, воины преступили к постройке иглу. Благо, снежный покров, позволял, и резать блоки, и заглубить лаз. Благодаря ранее проведённым усиленным тренировкам по постройкам снежных убежищ, все работы были окончены за полтора часа. И даже до наступления темноты, успели хорошо заделать снегом все стыки между плит. Кто возводил стены, уже переоделись в сухие вещи, а промокшие от снега и пота, положили вымерзать на мороз. А теперь, построились для получения дальнейших указаний.

— Ну что братцы. Это и будет наш основной лагерь. — Юрий оглядел стоящих рядом с ним спецов и продолжил. — На сегодня у нас всё. Разбиваемся на дежурные смены и отбой….

Ночь, прошла на удивление спокойно. Никто так и не пожаловал в гости. Зато, некоторые караульные смены заметили, что на юго-востоке, время от времени, взмывали в небо редкие искры от далёкого костра. Вот и было решено, что с посещения этих соседей и начнётся не очень приятная, но столь нужная работа. Поэтому, с утра туда во главе с Юрием отправились две группы, засадная и разведка. Они, дав крюк, обошли предполагаемое место, где по прикидкам располагалось селение с северо-востока, и начали поиск. Когда группа всё-таки нашла юрт, то все входящие в неё бойцы поняли, что им здесь делать нечего. В селении были три ерме къазы (полуземлянки) и небольшой загон с минимумом скота. Эти кочевники, совершенно, не подходили для задуманного. Они хоть и были теоретическими врагами, но егеря сюда пришли не ради простых набегов. Поэтому, егеря немного понаблюдав за зимовьем, пошли в обход, на поиск следов ведущих к другим кочевьям.

Хотя в степи и встречались следы, говорящие о присутствии человека. Но, к следующему зимовью вышли только на вторые сутки. Когда уже все стали всерьёз подумывать о возращении на базу, для пополнения запасов. Точнее даже не вышли, а почувствовали запах къувырдакъ (жареное мясо с луком), такое им часто готовил Прошка и две женщины, бывшие вместе с ним в полоне и научившиеся там его готовить. Так что, благодаря этому аромату, разведчики и нашли следующее зимовье. Здешние ногъай, жили в добротных саманных домах, с пологой двускатной крышей. К ним было притулено по несколько новых комнат, которые обычно пристраивали к дому после женитьбы сыновей. А в загоне, было много низкорослых и выносливых лошадей, да и не только их. Что говорило о хорошем достатке и силе этой большой семьи, которая могла выставить для похода своих воинов.

Юрий залёг в снегу, и издали, через оптику рассматривал селение. Рядом были его бойцы, и они явно ожидали его решения. Он-то его уже давно принял, только не озвучил, а обдумывал, как лучше ночью к этому зимнику подобраться. Чтобы всё прошло тихо и по возможности без непредвиденных осложнений.

— Это позднее, мы станем друзьями. — Мимолётно пронеслась у него мысль. — А сейчас мы враги. А я, защищаю своих людей от того, что вы можете благодаря стараниям османского визиря натворить летом.

— Отползаем в балку, делаем ульи и в них ждём ночи. — Тихо дал команду Гаврилов. — Тимоня, ты отвечаешь за то, чтобы рядом с телами охранников табуна, нашли якобы потерянные ножны, и пару стрел, тоже вроде как случайно выпавших. Очень важно, чтобы всё выглядело естественно.

— Все в порядке командир, сделаю так, что комар носа не подточит.

— Ладно, уже, «комариный мастер». Зря не похваляйся, а лучше иди пока, улей строй. Не то, мы здесь все помёрзнем, так и не совершив не единого подвига. — Постарался пошутить Юра. — А я, ещё немного за нашими ногайцами посмотрю.

За оставшийся световой день, пока они наблюдали за селением издалека, в нём ничего существенного не произошло. Два раза появились какие-то гости, последние из которых были несколько многочисленней и приехали, оседлав верблюдов. Но, надолго в гостях, никто не задерживался и быстро уезжал. Направления куда они уходили, были взяты на заметку. В зимнем стойбище, весь день по хозяйству возились какие-то люди, видимо рабы. К такому выводу пришли потому что, какой-то молодой мужчина, за что-то отчитал нерадивого работника и, выразил своё недовольство пинком ноги. А получивший его, смиренно стерпел и, не отвлекаясь, как ни в чём небывало, продолжил выполнять свою работу.

— Извините братцы, но избавителем для всех угнетённых и обиженных, я быть не могу. Да и это, помешает моим планам. А на кон, очень многое поставлено. — Почти беззвучно, пробормотал себе под нос Юрий. А где-то минут через десять, его сменили, и он пополз отдыхать.

Ночь выдалась не очень подходящей для задуманного нападения, луна, как приличный фонарь, освещала всю округу. А это, только затрудняли работу. Попробуй, подберись к охранникам, когда вся округа шикарно просматривается. Но ждать у моря погоды тоже не дело. Поэтому, вся надежда на маскхалаты, и то, что хозяева, гостей не ждут.

С временного лагеря выдвинулись почти все, оставив в нём только двоих бойцов. Одним из них был Кондрат, очень уж не хотелось Гаврилову лишний раз рисковать молодым отцом. Как Юрий пошутил, успокаивая остающихся молодцев. — «Мне не хотелось бы лыжи оставлять без присмотра иначе, потом в снегу утонем, по пути домой. Так что, берегите их как зеницу ока?. Покончив с приготовлениями, бойцы непосредственно участвующие в „операции“ потихоньку подползли к тропе, протоптанной степняками между аулом и загоном. Здесь егеря разделились на две группы, одна осталась прикрывать тыл, а другая, пошла на сближение с охраной загона. Но тут, почуяв приближение чужих, забрехала собака, и к её лаю присоединились ещё две. Четверо охранников, сидевших у огня возле загона, вскочили на ноги и стали внимательно осматриваться по сторонам. Ситуацию спасли белые маскхалаты и бойцы, оставшиеся возле дневной лёжки: взвыв, имитируя волков. Как не странно, но им, тут же вторили настоящие серые хищники, находящиеся почти в той же стороне. Псы, тут же перешли на истошный лай в направлении своих заклятых, свирепых врагов: позабыв о первоисточнике их беспокойства. Их мазанок тут же повыскакивали люди, но перекинувшись несколькими фразами с охраной и „поняв“ причину лая своих собак, что-то возмущённо на них прокричали и один за другим вернулись в тепло своих жилищ.

Немного выждав, пока всё успокоятся, егеря соблюдая максимальную осторожность, снова поползли к вольеру. Передвигаясь по тропе, плотно утоптанной множеством прошедших по ней ног. Она позволяла бесшумно подобраться к противнику, и не выдать снежным хрустом, своего присутствия. Чем ближе был загон, тем грязнее становилась тропа и бессмысленнее маскхалаты. Которые всё чётче выделялись на фоне мешанины снега, навоза и сена. Одно хорошо, что охрана, развела свой костерок, немного не доходя до база для животных. Потому, что там, был не снег, а сплошное тёмное пятно. И заметить людей ползущих на его фоне, не составило бы особого труда.

Когда крадущимся войнам оставалось преодолеть последние метра три, (они уже выползли на большую прогалину, утрамбованную вокруг кострища и, были готовы к последнему броску) один из сторожей, к чему-то прислушался, медленно встал и неспешно, тихо ступая, отошёл от своих товарищей. Видимо что-то ему померещилось, и он решил проверить загон и его окрестности.

Это его действие, сильно усложняло поставленную задачу. Потому что, охранника на фоне поднявшихся с земли испуганных животных (видимо виной этому, был волчий вой) разглядеть было трудно. А он, обернувшись, мог видеть отчётливо всё происходящее у костра. Так рисковать не хотелось, но и лежать, выделяясь на грязном снегу, было чревато тем, что их в любой момент могут заметить.

— Мой уходящий, по остальным, действуете вы. — Тихо дал распоряжения Юрий. — Работаем.

Три мешковатые из-за камуфляжа тени, беззвучно метнулись к людям, провожающим взглядами идущего к животным товарища. С небольшой задержкой и Гаврилов устремился к своей удаляющейся цели. Вот он, стрелой пролетел мимо своих товарищей, которые уже придерживали тела безвольно оседающих жертв. Когда он, уже почти настиг своего кочевника, тот начал оборачиваться. Юрка видя, что банально чуть-чуть не успевает, сделал отчаянный прыжок. Повалил своего противника на землю и, покатился по замёрзшей земле, крепко сцепившись с вражиной.

Да, ему достался не худший представитель этого племени. Несмотря на низкий рост, силы ему было не занимать, да и боевой сноровки тоже. Так что, получилась патовая ситуация, оба противника были при ножах, и оба успели заблокировать вооружённую руку поединщику. И теперь они катались по земле, кряхтя и пытаясь достать врага своим клинком. Лишь бы страж не догадался закричать… Но благодаря частым тренировкам, Юрец смог подловить противника, и с силой ударил своей головой в лицо. Затем воспользовавшись тем, что был сверху и небольшим послаблением блокирующей руки у противника: медленно вдавил в его грудь, свой нож. Тот захрипел, несколько раз дёрнулся в конвульсиях и затих.

Юрке казалось, что в этом поединке, прошла целая вечность, но это было не так. Не успел он вытереть свой нож от крови, как к нему подбежали его орлы. И молча, остановились, осматриваясь по сторонам. Странное дело: он считал, что сработал хуже всех — долго возился со своим противником. А они, его товарищи, только из уважения молчат. Но тогда бы, по логике, или он покончил бы с врагом, когда они были бы рядом. Или они — друзья, первым делом добили бы кочевника. Всё должно делаться быстро, без лишних телодвижений.

— Ну что? Всё тихо? — Поинтересовался Юрий, подымаясь и одновременно оглядевшись вокруг.

— Всё идёт по плану, в ауле спокойно командир. — Юрий так и не понял, кто это говорил — балаклава скрывала лицо. А голос говорившего бойца было не узнать из-за его осиплости.

— Работаем дальше.

Толи виной была ночная тьма, толи неопытность „загонщиков“. Но когда табун погнали в степь, то небольшая группа лошадей отбилась от стада и ускакала прочь. Еле удержали остальных животных, чтобы они не разбегались. Но гоняться за отбившимися было некогда, поэтому, „налётчики“ гнали оставшихся гнедых, не останавливаясь. Стремясь, как можно быстрее оказаться подальше отсюда.

К моменту, когда начало светать, несмотря на то, что старались беречь лошадок, были потеряны ещё несколько скакунов. Эти потери были из-за того, что некоторые кобылки, спотыкаясь, падали и сильно травмировались… Когда уже рассвело, то Гаврилов решил остановиться и приготовить засаду для возможных преследователей. Логика этого решения, была проста. Часть скакунов откололась от табуна почти рядом с селением, и наверняка уже вернулись в родное стойбище. И он, на месте кочевников, посадил бы на них лучших охотников и воинов: чтобы, или вернуть украденное имущество, или хоть проследить, кто на него позарился. И при первой возможности, наказать наглеца.

— Кокоря, Гончаров, Марьин. Отведите табун немного подальше, и не давайте лошадям сразу останавливаться. — Стал распоряжаться Гаврилов, соскочив со своей сивки на снег. — Остальные, готовим здесь засаду для ногайцев, которые нас будут преследовать.

Всё-таки он хорошо муштровал своих воинов: они, молча, спешились и, сняв баулы с вьючных лошадок, приступили к подготовке „гнёзд“ там, где им было указанно. Не забывая время от времени, контролировать горизонт, для своевременного обнаружения преследователей. Те же надо отдать им должное, тоже не заставили себя долго ждать. Ещё не все огневые точки были доделаны, когда наблюдатель доложил, что видит в бинокль группу всадников, идущих по нашему следу».

— К бою! Подпустим на расстояние эффективного огня! Некому не стрелять, пока я не начну!

В следующую секунду все попадали в свои лёжки, сливаясь со снегом. И только было слышно, как взводились затворы, затем наступила тишина. Время шло, и скоро можно было разглядеть, что в преследование ночных налётчиков, отправилось человек десять — тринадцать. И они, заметив остановившийся табун, ускорились, стараясь поскорее его нагнать. Расстояние сокращалось, а охотники так и не заподозрили, что теперь они сами являлись «добычей». А несостоявшееся жертва затаилась, выжидая время для своего броска.

Километр, семьсот метров, пятьсот… Юрий «на глаз» прикидывал расстояние…, вот и триста. Резко приподнявшись, наводит свой ППШ. в толпу скачущих всадников и даёт первую очередь. Ей вторят автоматы остальных бойцов, «поливая» кочевников свинцом. Те начали падать; пытаясь понять, что происходит, крутить своих скакунов на месте; некоторые даже сориентировавшись, успели по несколько раз выстрелить из луков. Но это, уже ровным счётом, ни чего не решало. Через минуту, все всадники лежали вперемешку со своими лошадьми. И только две лошади, стояли возле своих поверженных седоков. Было непонятно, каким чудом они смогли уцелеть в этой мясорубке и даже не быть ранеными.

Пора было «прибрать» следы своей западни…

— Командир, этих красавиц берём с собой? — Поинтересовался боец, так и не открывший своего лица, и проверявший степняков на предмет оставшихся в живых.

— Нет, Олег, если вы ещё не трогали всадников. То усадите их в седла, всадите по паре «наших» стрел и, сымитировав, что их ноги запутались в стремени, отпустите лошадок, в нужном направлении, они не дуры, сами домой пойдут, заодно доставят туда нашу «дезу».

Боец, только пожал плечами и, взяв в помощь двух товарищей, принялся выполнять приказ.

— Командир! — Неожиданно закричал Тимофей. — Василя убили!

Эта фраза, заставила всех замереть на месте. В пылу скоротечного боя, никто не заметил, как это произошло, и не обратил внимания на то, что после окончания схватки, Этот очень молодой воин, так и не поднялся со своей огневой точки. Никто кроме Тимони.

— Как?! Как это произошло?! — Юрий кинулся к тому месту, где скорбно стоял Тимофей. Будто это, хоть чем-то могло помочь.

— Не знаю. Его достал кто-то из всадников, попав стрелой прямо в глаз.

Боец наклонился к телу товарища и аккуратно вытащил стрелу.

— Стрела с калёным наконечником, против кольчуги. — Осмотрев её, дал он своё заключение. — Я умею с луком обращаться, на дичь ходил… Поэтому, их лук возьму, и колчан, а на следующем ауле, отходя, выпущу по жилищам.

Он говорил глухо, ни к кому не обращаясь. Вроде как размышляя с самим собой.

— И я…

— И я…

— И я…

Прозвучало несколько голосов.

— Хорошо, я согласен. — Юра понимал, что у него разрешения никто не спрашивал, но он считал. Пусть и формально, но он должен дать на это своё согласие. — Пустим эти стрелы в следующее селение, а тело Василя заверните. Доставим его домой, и предадим земле: по-человечески…

Через неделю, отряд, как и намечалось, возвращался назад в крепость. Шли с низовья Дона, по правобережью, гоня перед собой трофейный табун, и в довесок к нему пять верблюдов, не считая трёх волокуш с трофейным оружием и бронёй. Единственное, что портило впечатления от похода это тело погибшего товарища, лежащее в отдельных санях.

Поход подходил к завершению. Караван, прошёл по льду через Темерник, немного растянувшись и, поднимаясь по склону: нежданно наткнулся на выскочивший из засады отряд татар. Элемент неожиданность была на стороне нападавших кочевников, поэтому егеря не смогли сразу дать должный отпор. Но хорошая реакция передовой группы и достигнутая плотность огня, и вовремя подоспевшая подмога, быстро переломили ситуацию. ППШ. сильно выручили, егерей — не зря «пожирали боеприпас» выкашивая атакующих. Но так получилось, что в этом бою, Тимофей получил серьёзное ранение. Стрела всё же нашла прореху — бронник не везде закрывал тело. Поэтому Юрий, взял пару бойцов и, не вытаскивая стрелы, погрузил юношу на сани и не жалея лошадей, понёсся в крепость. Поручив остальным собрать трофеи и самостоятельно довести весь караван до места назначения.

 

Глава 6

— Не положено пущать! Тута это — полковой госпиталя!

Кричал какой-то ряженный в стрелецкую форму идиот, держа свой мушкет наперевес и перекрывая доступ к госпитальным воротам.

— Любезный, пшёл вон! — Рявкнул Гаврилов, на неизвестно откуда взявшегося «шута». — У меня товарищ сильно ранен, ни приведи господь, из-за тебя помрёт, я ж тебя….

— Не положено! — Снова возразил часовой. — Неча, всякому казацкому отрепью, дохтора беспокоить!

С этими словами, незнакомый вояка потянул свою руку к сабле. Юрия это сильно взбесило, приблизительно две недели его здесь не было, а кто-то, уже установил новые правила. И по чьей-то прихоти, у него мог умереть боевой товарищ, так и не дождавшись помощи, которая вот — радом, только протяни руку, но в данный момент, она ему недоступна. Поэтому, не дожидаясь, когда часовой достанет своё оружие из ножен, Юра слегка присев, быстро переместился ближе к часовому и нанёс сильный удар в челюсть. Тот, отлетев, упал на землю, раскинув руки в стороны и, больше не шевелился. Двое других егерей, не дожидаясь команды, оперативно обезвредили подмогу: спешащую на помощь своему сослуживцу. А Гаврилов, подхватив мушкет, лежащий рядом с поверженным часовым, сбил им замок с ворот.

Когда он, въехав на территорию, уже подъезжал главному входу госпиталя, на его пороге появилась Ульянка с Елизаветой Семёновной. Они, сразу поняв, что происходит, окриком остановили выбегающую из караулки дежурную смену. Затем, Лиза кинулась к саням, а Уля исчезла за дверью.

— Юра, что стряслось? — На бегу поинтересовалась она.

— Тима при смерти, стрелой достало.

Врач бегло осмотрела раненого.

— Хорошо, что стрелу не трогали. — Резюмировала она. И когда подбежали Ульяна с четырьмя санитарками продолжила. — Быстро подготовить к операции. Уля, передай Паране, она мне ассистирует.

Затем повернувшись к Юрию, только и сказала с упрёком.

— Умеешь ты нам проблемы создавать. У него сильная кровопотеря, в наших условиях, он, скорее всего не жилец.

— А ты попробуй донора крови поискать. — Ляпнул Гаврилов.

— Ты издеваешься?! А как определить, что она подойдёт, а не вызовет агглютинации? — Лиза с тоской и небольшим отчаянием посмотрела в глаза собеседнику.

Юрий задумался, ему было так противно осознавать, что он не может ни чем помочь. И в этой ситуации, он только и может, что наблюдать со стороны.

Бывшая леди Грин, видимо и не ожидая ответа на свой вопрос: развернулась и быстро зашагала в госпиталь.

— Вот так и уходит надежда на спасение друга, шаг за шагом, капля за каплей. — Пессимистично подумал Юра, смотря ей в след. — Капля за каплей; капля к капле; … что-то знакомое… когда-то про эти капли что-то читал… стоп!

— Элизабет! Стойте, я кажется, придумал! — Он даже не заметил, что назвал её старое имя, которым к ней обращались ещё в «прошлой жизни».

— Что вы придумали? — Поинтересовалась она, остановившись и почти безучастно обернувшись к нему.

— Лиза я слышал, Карно удалось сделать для ваших опытов с кровью некую центрифугу. Это правда?

— Да, но это пока ни к чему не привело. — С грустью ответила она.

— Попробуй так. — Юрий постарался вспомнить точнее то, что когда-то прочитал. — Из вены Тимони, возьми где-то десять миллилитров крови, пропусти её через центрифугу, одну каплю сыворотки крови наносят на пластину. Рядом помести каплю крови донора примерно в соотношении от 5:1 до 10:1, перемешай уголком предметного стекла или стеклянной палочкой и наблюдай в течение 5 мин, после этого добавь 1 каплю изотонического раствора хлорида натрия и с помощью лупы, оцени результат по наличию или отсутствию агглютинации. А на резус фактор, бери каплю полученной сыворотки, нанеси на чашку Петри. Далее, добавь в 3–5 раз меньшего размера каплю крови донора, перемешай, накрой крышкой, чашку помести плавать на водяную баню при температуре 42–45 °C где-то на 10 минут. Затем, просмотри чашку на свету и определи наличие или отсутствие агглютинации. Исследование лучше проводить с помощью лупы. Пробы делай, сразу на несколько человек одновременно, предварительно пометив их чашки.

— Так Юра, живо иди, мойся, переодевайся: будешь подсказывать, что ты придумал и как это нам делать….

Это абсурдно, но из всех проверенных доноров, (всех людей находящихся в госпитале) подошли только Юрий и тот упрямый охранник. К сожалению, Гаврилов ему сломал челюсть: и того решили использовать лишь в крайнем случае.

Пока шли приготовления к операции, пациенту успели влить примерно двести миллилитров изотонического раствора. А теперь, предстояло начать переливание крови, ввели первые 15–20 миллилитров крови, и остановились на 3 минуты. В это время сестра милосердия наблюдала за состоянием больного. Не участился ли у него пульс, не появилась ли одышка, затруднение дыхания, гиперемия лица, снижение артериального давления: указывающие на несовместимость крови донора и реципиента. Но всё было в порядке….

Крови, которую отдал Юрий, конечно же, не хватило. Поэтому в процессе спасения жизни Тимофея, пришлось поучаствовать и пострадавшему охраннику. Ему уже объяснили от кого и почему он пострадал. Поэтому, тот с радостью согласился участвовать в спасении раненого бойца.

— Барин, вы не щерщайте на меня, я не шнал што это вы. — Когда его вывели из операционной, подошёл он с извинениями, при этом говорил сильно шепелявя.

— Ладно, братец. Я тоже погорячился, но пойми, мне некогда было тебя уговаривать. Да и ты к сабельке потянулся, а мой солдат умереть мог. — Юрий устало посмотрел на стоящего перед ним в стрелецкой форме воина. — Извини брат.

— Да чего уш… — Воин улыбнулся настолько, насколько позволяли перелом и наложенная шина. — Ты ведать, хороший воевода. Ты, о своих раненых воях так печёшься….

— Ты это чего сук… н сын творишь?! — Сотряс госпитальные стены голос Петра. — Тебе кто позволил бить охрану, мною поставленную?!

Царь влетел в коридор, и устремился к Гаврилову. Тот резко встав, повернулся во фронт к входящему и отрапортовал, не опуская взгляда:

— Государь, не мог я иначе — на волоске весела жизнь, моего друга и твоего верного солдата.

— Да я бы сам, таких как ты… даже в город не пустил! — Пётр кричал, окинув взглядом Гаврилова, но в его взгляде читался не гнев, а юношеский азарт. — Видел я твоих разбойников, сидят у входа! Грязные, оборванные, бородатые! Неужели не знаете, что я с таким пережитком как бороды, борюсь! А-то вбегает мастерскую Алексашко и начинает причитать: дескать, ты против моих решений пошёл. По возвращению госпитальную охрану перебил, и бунт против меня затеваешь, только в набат не бьёшь. А ведь я чуть не поверил.

— Государь грех мой, что побил людей тобой на охрану поставленных. Но на кону стояла жизнь моего друга. Так же знаю про указ, относительно бород. Но в зимней степи, негде бриться и стиркой заниматься. Как явится основная группа. В течение часа все мы будем и, гладко выбритыми, и аккуратно одетыми.

— Да знаю я, прибыли твои орлы. И поведали про раненного товарища. Я им уже баньку приказал организовать, а погибшего воина, уже к отпеванию и погребенью готовят. — Царь говорил спокойно, а в его взгляде читалось сострадание и понимание. — Как друг твой, что лекари говорят? Там один из стрельцов, приставленных для охраны госпиталя: говорит, что видел рану твоего товарища, и думает что, не жилец он.

— Пётр Алексеевич, я нашим медикам верю. — Постарался возразить как можно дипломатичнее Юрий. — Рана на самом деле серьёзная, но скоро закончится операция и Елизавета Семёновна сообщит, удалось ли ей спасти Тимофея ….

Дверь операционной распахнулась: и из неё две медсестры аккуратно вывезли каталку с пациентом. То, что его везли не вперёд ногами, Юре показалось хорошим знаком. Буквально следом за ним, вышли и усталые врачи.

— Ну что Лиза? Как Тима? Жить будет? — Засыпая её вопросами, Юрий сорвался к ней на встречу. Позабыв о царе.

— Мы сделали всё что могли. Нынче одна надежда — на его молодой организм. — Устало, еле слышно проговорила доктор.

Юрий еле сдержался, чтобы от радости не заключить её в объятья. И уже даже сделал для этого ещё полшага в её направлении. Но вовремя опомнился — этим можно сильно скомпрометировать Элизабет: на дворе сейчас, не тот век.

— Невероятно Мисс! — К разговору подключился Пётр — Доктор, если этот раненый выживет, то я, сделаю всё необходимое, чтобы при моих Преображенском и Семёновском полках, тоже были такие госпиталя…

На панихиде по погибшему Василю, присутствовал весь город. Старший клирик отец Серафим отслужил службу: и после неё, по направлению к кладбищу, шла большая траурная процессия. Первыми в ней, шли одетые по форме боевые товарищи погибшего, которые несли гроб на руках. Именно гроб, а не закутанное в саван тело — на этом настоял Гаврилов. За ним, в окружении, стенающих навзрыд плакальщиц, одетых в синие траурные наряды, шла сразу постаревшая от горя мать и три младших сестры Василя. (Юрий, выпросил у царя разрешение, выкупать родню своих егерей и давать им вольную). Медленно шагали, отрешённо, как будто ничего не видя и не слыша. Мать, даже никак не отреагировала, когда возле могилы бойца, Юрий выражал ей свои соболезнования. А только смотрела на потемневшее лицо сына, точнее на повязку, прикрывавшую смертельную рану и навязчиво пыталась поправить вихор на его голове. И только, когда стали закрывать гроб крышкой, она как подкошенная упала без чувств. К ней сразу же кинулись медики… Тризну справляли до утра…

На следующую ночь, Гаврилову приснился странный сон. Перед ним стоял Тимофей и, ударяя себя по ноге ножом, который не мог ей причинить никакого вреда, и вопрошал:

— За что командир?! Зачем ты так со мной поступил?! Лучше бы, ты дал мне умереть! Ведя я теперь не человек!

А за спиной егеря, стоял скелет трансгена и сотрясался от смеха, тыкал своей четырёхпалой рукой прямо в голову Тимофея….

Юрий проснулся от собственного крика: рядом в постели сидела испуганная жена, а по его спине, струился холодный пот.

— Любый, что случилось? Ты так кричал. — Ульяна обеспокоенно смотрела на мужа.

— Прости любимая, дурной сон приснился.

— Тогда не рассказывай. Пусть будет — «куда ночь туда и сон». Философски заключила она.

— Конечно радость моя, нечего всяким там снам потакать….

Поутру, Юрий первым делом пошёл в госпиталь, справиться о здоровье своего товарища. Там его встретила дежурный доктор Ефросинья Рябенькая. Она как раз выходила из палаты, где лежал Тимофей. И на немой вопрос сбивчиво ответила:

— Юрий Витальевич, всё в порядке ваш друг будет жить. Поближе к утру, он пришёл в сознание и сейчас, попив бульон, уснул. Понимаете, сейчас я вас к нему не пущу, он ещё очень слаб, и пока температура держится немного повышенная. Но сильно не переживайте, угрозы жизни больше нет.

— Спасибо доктор. Только, пожалуйста, если что-то произойдёт, не забудьте и меня позвать. — Юрий понимал, что не в его силах было скрыть его озабоченность состоянием здоровья друга. Поэтому решил, что сейчас, на самом деле резонней будет уйти.

Молодая врач посмотрела в след уходящему мужчине. И немного постояв, (будто вспоминая, зачем вышла в коридор) пошла по своим делам….

Юрий уже шёл по улицам крепости и его мучили догадки и нехорошие предчувствия. Если он «заразил» через свою кровь этого юношу, то теперь он несёт за него полную ответственность. Как только он увидит у него первые признаки слияния с симбионтом. То, чтобы не происходило, не отойдёт от него ни на минуту. Пока он не придёт в себя. А затем, расскажет Тимофею всё, что он должен знать. И предостережёт его от ошибок, которые наделал сам, ощутив в себе новые способности. Заодно объяснит, что это всё надо скрывать от людей. И стараться, по возможности не увлекаться синтезом нужных вещей.

Прошла неделя, отпущенная на отдых отряда, но у Тимофея никаких признаков начала слияния не наблюдалось, он шёл на поправку. Но как говорили медики, для молодого организма это нормально… Выходит Юрий зря искал чёрную кошку, в тёмной комнате…

За день до выхода группы, были назначены крестины дочери Дарьи и Кирьяна. Юра с утра принёс в дом к её родителям крестильные вещи для ребёнка и теперь наблюдал, как Пелагея суетилась с девочкой и тихо о чём-то напутствовала молодую маму. Затем уже у церкви, она взяла ребёнка на руки и смиренно вошла в храм. Таинство вёл сам отец Серафим, и нарёк малышку Лукерьей. Девочка вела себя относительно спокойно и только когда её окунули в купель, ненадолго заплакала. Вызвав у молодой мамы приступ беспокойства о родном чаде.

Немного позднее в «деревянном городке» в доме Марьиных, был накрыт богатый крестильный стол и по этому случаю, было много людей разделявших веселье по поводу появлению в этом мире нового христианина. В комнату, где была сама виновница торжества, конечно же, никого не пускали. Исключение сделали только Петру Алексеевичу (здесь отказать, было просто невозможно), который на правах правителя и сослуживца, просто категорично потребовал показать ему её.

— Ой, хороша будет девка, ой хороша. — Тихо проговорил он, когда вошёл в детскую спаленку. — Кондрат ты няньку сделал в помощь жене, теперь давай воинов рожай да чтобы, такие же, как ты удальцы были.

— А как же Пётр Алексеевич, — буквально от счастья ответил он царю, — мы с Дарьюшкой, много деток хотим.

— Ай, молодца, ну ладно пусть твоё чадо спит. А мы пойдём дальше праздновать.

Уже уходя, царь подозвал к себе Юрия.

— Ты почему своего воя обижаешь?

— Кого я обижаю? — Искренне удивился Юрий. — Да быть такого не может. Если я и гоняю их усиленно, то исключительно только для пользы дела.

— За это, как раз обиды у них нет. А вот то, что ты некоторых опекаешь как та наседка. Всё норовишь подальше от малейшей опасности держать….

Настало утро, на которое намечался второй выход группы. Но среди ночи Юра проснулся от уже знакомого чувства, свидетельствующего, что симбионт включился. Даже было непонятно, радоваться этому или огорчаться. — «Значит, пришёл конец иллюзии, что ты нормальный человек, а ты только к этому привык?». — Пронеслось у него в голове, пока он ворочался, выбирая более удобное положение для продолжения сна.

За месяц было сделано ещё пара «партизанских выходов» оба раза, возвращались без потерь и с трофеями. Назад, как всегда шли, тщательно путая следы и соблюдая скрытность (насколько это было возможно). Как обычно, на спец площадке, расположенной за приделами крепости. Интендантской службе были сданы все трофеи и когда после этого, отряд въехал в ворота крепости. Так Гаврилову сразу доложили, что его срочно ждёт к себе на аудиенцию царь.

Юра, отдав автомат ближайшему своему бойцу, ненадолго заскочил домой, чтобы побриться и переодеться и сразу пошёл в гостевой дом. Где, на одной его половине обосновался Романов со своей свитой. На этот раз, Пётр ждал его не в своём зале для приёмов, а в личной комнате. Под неё, переоборудовали небольшую гардеробную с низким потолком и единственным небольшим окном. Желание царя — закон для подданных. Аудиенции в полном смысле слова не получилось — с царём, прихода Гаврилова ждал Патрик. Они оба сидели за столом и видимо до момента, когда в дверь постучал Витальевич, чего-то обсуждали.

— А Юрка, пришёл-таки. — Буднично сказал самодержец, попыхивая своей трубкой. И слегка скосив взгляд на вошедшего подчинённого. — Тут вчера посланник твоего соглядатая приходил, с тебя две полные мошны с золотом. Представляешь, твой Сулейман с меня их стребовал.

В прищуренных от дыма глазах царя промелькнуло подобие озорного «огонька».

— Разумеется государь. Сегодня же долг верну.

— Да не в долге дело. — Спокойно возразил Пётр. — Разбаловал ты их такими подарками. Разорят они тебя. А с казны, я тебе деньги на это давать не собираюсь.

— Есть такой грех государь. Но когда я их вербовал, не до подсчётов было, мне главное чтобы скорее пошла информация о враге. Ведь не стоит скупиться на, «ослике» гружёном золотом, который открывает крепостные ворота.

— Ладно, тогда слушай, что этот «ослик» рассказал. Давай Патрик, поведай нашему другу, о чём мы вчера от Сулеймана узнали.

Гордон недоверчиво поглядел на Юрия. Даже показалось, что он немного осуждающе покачал головой. Но подумав, сказал.

— Так, этот предатель говорил, что великий визирь Мустафа Кёпрюлю, заказал много осадных пушек. И скоро они должны будут начать прибывать в Азовскую крепость.

Патрик внимательно смотрел на Юрия, видимо ожидая его реакции на сказанное.

— Ну, это и не удивительно. — Не сдержался от улыбки Гаврилов. — Чем больше орудий, тем больше шансов понаделать в стенах брешей. Но, если вы позволите, я могу немного полазить в тех краях. Посмотрю на всё своими глазами, заодно может, удастся кое-чего отбить. Ведь всегда приятно знать, что не все пушки противника, будут по тебе стрелять.

— Вот и хорошо, бери всё, что тебе нужно, подготавливайся и как будешь готов выходи к Азову. — Подвёл итог разговора царь. — Ну а если новых трофейных пушек привезёшь, то те два кошеля прощу — которые осману отдать пришлось.

Немного не доходя до своего дома, Юрий повстречал Тиму, тот шёл бодрой пружинящей походкой, а на лице выделялась разбитая и отёкшая губа.

— Значит всё в порядке, симбионт не «размножается» через кровь. — Подумал он, разглядывая «боевую рану» на товарище. — Уже прошло прилично времени и если до сих пор ничего не проявилось, значит и опасаться нечего. И мои дети, его не унаследуют.

— Ну-ка, ну-ка, воин, это кто на тебе такой автограф оставил? — Юра шутил, не в силах сдержать эмоций.

— Командир, так это мы вчера ребятами в зале играли, вот я и пропустил, когда один против двоих вышел.

— Эх, жаль, такой воин, а от простоя навыки теряет.

— Да я… — Тимоша не на шутку распалился. — … Да Юра, я… хоть завтра на задание пойти готов… Возьми с собой. А?

Тимофей на самом деле уже окреп. Гаврилову рассказывали, как тот гонял себя, чтобы скорее восстановиться. Но брать его с собой Юра не спешил. Пусть ещё один выход отдохнёт, а там видно будет.

— Давай так, ты ещё немного посиди в крепости пока мы отдохнём. Занимайся фи-зо, кадетам рассказывай, какая это честь родине служить: ты ведь для них герой получивший ранение в бою. Только романтичнее, ну и не все наши «подвиги» конечно описывай. Сам понимаешь. А докажешь мне что ты в форме, уже на этот выход идёшь с нами….

 

Глава 7

Снова скрипит снег под лыжами. Остался где-то позади родной дом и его тепло, впереди Азов и ночёвки в зимней степи. На сей раз, к рейду подготовились основательнее. Каждый вёз с собой по три пары сменной обуви, а в верблюжьих повозках помимо запасов консервов и боеприпасов были запасные маскхалаты и множество толстых восковых свечей. Находясь в иглу, ими можно обогреваться. Ещё с их помощью, так удобно разогревать еду в жестяной банке (правда, чтобы не демаскироваться, всё это делали только днём). На картах условными знаками, были указаны места, где во время прошлых походов делались продуктовые тайники (с консервами).

— Мелес, пометь, что здесь тоже можно будет разбить стоянку! — Прокричал Юра, заприметив подходящий для этой цели участок.

— Уже сделано! — Улыбаясь, ответил темнокожий Иван: достав карту и, внимательно осмотрелся вокруг, привязываясь к местности.

Юра тем временем машинально посмотрел на небо и ненадолго задумавшись, остановился. Он прикинул, что скоро начнёт вечереть и другое место для ночёвки, они просто могут не найти. И шансы, на то, что им придётся сюда возвращаться, очень велики.

— Стоп! Разбить временный лагерь! Кокоря, Марьин, выставить охранение! Пугач, на тебе и твоей тройке оборудовать гнёзда для обороны….

Прошло больше двух недель постоянных наблюдений за Азовом. Но толком понять, что за его стенами происходит, не получалось. В город не пойдёшь рожами не вышли, а к его стенам, не приближалось ни одного крупного каравана. Поэтому шло монотонное наблюдение, с фиксацией входящих и выезжающих повозок и людей. Была небольшая надежда, что хоть из этих крох, начнёт складываться пазл, благодаря которому, удастся хоть что-то понять.

Как не странно, но это принесло свои плоды. При очередном просмотре записей, Юрию удалось заметить то, что в другой ситуации осталось бы не замеченным. А именно: три дня в подряд, утром, в северном направлении, из крепости выезжали человек тридцать сипахов. О столько же возвращалось назад, когда начинало темнеть. Все наблюдатели отмечали, одно, вооружение конников было архаическим, и состояло из разновидных сабель, луков и копий; щита, шлемов и кольчуг или панцирей, этакое «народное ополчение». Что говорило о том, что вооружались они самостоятельно. И империя переживала не лучшие времена. Но не это было главным, интересовало, зачем они начали выполнять эти конные прогулки по морозу.

— Командир, мне кажется, надо прощупать этот отряд. Не удастся от них, что-либо узнать, так посмотрим, как басурмане отреагируют на его исчезновение. — Тимофей, со свойственной ему горячностью, пытался объяснить Юре свою точку зрения по этому вопросу.

Его искренний открытый взгляд, полный юношеского азарта, всклокоченная русая шевелюра. Плюс начавшая пробиваться жиденькая бородка. И всё это, сидит на широких плечах, прикрытых мешковатым зимним камуфляжем, выглядело настолько комично, что Гаврилов, как не крепился, но глядя на юношу, не смог сдержать улыбки.

— Юра я ничего смешного не сказал! — Также эмоционально возмутился он.

Тут уже, не выдержал Мелес, и зычно захохотал, сотрясаясь от смеха всем телом.

— Тише Ваня, а то не ровен час, из-за тебя не только мой иглу развалится, но и османы со всей округи сбегутся. Посмотреть, что за «громовержец» здесь беснуется. — Съязвил Юра, обращаясь ко второму своему собеседнику. И тут же посерьёзнев, продолжил. — Но Тима прав, сегодня перебазируемся на северную, дорогу ставим недалеко от неё временный лагерь и за ночь подготавливаем засаду. И когда сипахи пойдут утром в свой рейд, валим их. Но одного, или лучше парочку всадников нужно взять живьём. Мелес, ты с Эзаной, из своих «тигров» первым делом, делаете нескольких подранков, чтобы были живы, но не могли двигаться. А затем, валите самых активных. А дальше действуем по обстоятельствам, желательно разговорив взятых «языков»….

Наступило утро, последний раз окинув придирчивым взглядом и оценив, насколько незаметно всё получилось, Юра занял своё гнездо. Время тянулось и находящиеся в засаде егеря, уже стали подмерзать, но утренняя кавалькада, так и не появлялась. Гаврилов, чтобы не заморозить своих бойцов, разрешил им время от времени делать активную зарядку. Благо штолицы (окопы) — выкопанные ночью позволяли им это делать, не опасаясь демаскироваться. А сам Юрий, уже сомневался, не слишком ли он далеко отошёл. Не сворачивают ли конники с дороги раньше этого места. Хотя, понимал — эти мысли, были полным абсурдом. Ведь он лично пробежался на лыжах вдоль дороги и никаких следов, подтверждающих эту теорию, не увидел.

Время шло, небольшими порывами дул ветерок, поднимая позёмку. Тем самым ухудшая видимость тем, кто сидел в засаде. Оно было и не мудрено, приближался сезон зимних ветров. Когда из-за вьюг, больше нельзя будет безопасно выходить в степь. А у егерей, на этом задании, до сих пор, нулевой результат. Поневоле занервничаешь, ведь так не хотелось возвращаться, не солоно хлебавши.

Юра до рези в глазах, всматривался в белый пейзаж, гоня прочь ненужные мысли и наконец, был за это вознаграждён. Вдали, появилась еле заметное пятнышко, затем оно постепенно сформировалась в цепочку вольготно едущих, всадников. Они подъезжали всё ближе, и ближе ехали как-то немного расслабившимися — почти не смотря по сторонам. Оно и понятно, каждый день туда и обратно, да и ещё по своей вотчине. Где каждая собака знает, что с этими всадниками, лучше не сориться. Поэтому им, даже теоретически ничего не угрожает. Со временем, такие поездки становятся рутинным занятием, и наступающая «расслабуха» сильно притупляет внимание. А этим, не грех воспользоваться.

Вот всадники уже рядом, и исчезли последние переживания, и прочие мешающие выполнению задачи чувства. Все бойцы ждут, когда начнёт работать дуэт снайперов. Они, должны были, подранив будущих «языков» увеличив тем самым их шансы на выживание. Время идёт: и вот несколько выстрелов, прозвучавших один за другим, нарушают размеренный аллюр лошадок. Из седел, с небольшим временным промежутком, вылетают седоки. Когда последний из подранков оказался на снегу, заработало и остальное оружие егерей, быстро помножив на ноль, весь вражеский отряд — так и не успев до конца понять, что с ними произошло. Хотя, после первых выстрелов конники всполошились, и некоторые турецкие воины, успели сделать по несколько выстрелов из своих луков. А один, кажется, даже попытался стрельнуть из пуффера (небольшой пистолет). Но в сегодняшней схватке у егерей не было даже раненых. Когда в седле не осталось никого. Они, прекратив огонь, со всеми предосторожностями приблизились к дороге, добивая всех, кроме троих выживших языков. Оперативно их связали и понесли к временному лагерю. Другие, окончив зачистку, проступили к ликвидации следов нападения….

Экспресс допрос проведённый бойцами по горячим следам показал, что этот отряд, должен был встретить особо важный обоз и охранять его на последнем участке пути. Что там, или кого везут, никто не знал, но это уже и не имело большого значения. Главное, груз был важным, и этого было достаточно, чтобы перехватить его. Главное теперь, не «проморгать» этот подарок судьбы.

Дорога была пустой. В этом отряду Гаврилова повезло: пока они прибирались, выставив дозоры, на зимней дороге, так никто и не показался. К моменту, когда последнее тело оттащили в степь и забросали снегом следы крови, на горизонте так и не замаячило не единого силуэта. Поэтому покончив со скорбными делами, егеря прошлись севернее ещё километра два, пока не обнаружили следы стоянки, на котором, очевидно эти дни постоянно останавливались недавно уничтоженные сипахи. Сегодня оно было пусто и, его уже слегка припорошил снег, перегоняемый ветром.

— Это хороший знак, значит, они здесь кого-то ждали, следовательно, пока всё идёт как надо. — Подумал Юрий, с небольшой возвышенности рассматривая его в бинокль. — Уже вечереет, поэтому пока светло, срочно ставим лагерь. А на этом холмике оборудуем небольшой опорный пункт.

Как будто подслушав мысли командира, заговорил стоящий рядом Иван Мелес:

— Юра, хочешь успеть до темноты, разбиваем лагерь неподалёку. А здесь, оборудуем огневую точку. С неё можно и наблюдать, и случись что, вести огонь во всех направлениях.

— Правильно мыслишь Ванюша. — Гаврилов посмотрел на своего темнокожего соратника и сразу обратил внимание, что у него начал белеть кончик мочки уха. — Мелес, срочно разотри уши и щеки и одень на лицо балаклаву. Или обильно мажь лицо жиром, иначе, всё отморозишь — без ушей останешься.

— Как это? — Удивился тот. — Я ничего такого не чувствую.

— Поэтому я вам всё время и объяснял, что следите друг за другом. Давай становись: буду спасать твои уши, а затем пойдём к бойцам и озадачим их….

С каждым разом бойцы разбивали лагерь всё быстрее и быстрее. Всё меньше делая ненужной работы. Поэтому до наступления темноты, успели даже поужинать, разогрев консервы на свечах. И погасить их, ещё до наступления сумерек. Гаврилов, как обычно уже собирался, обойти перед отбоем весь лагерь. Когда к нему явился Кокоря, который в этот момент должен дежурить с Мелесом на опорном пункте. Просто оставить пост он не мог, значит, там произошло что-то важное.

— Степан, ты чего здесь делаешь? — Поинтересовался Витальевич, у низкорослого, но коренастого юноши. Который залез в его иглу и тщетно пытался хоть что-то в нём рассмотреть.

— Так меня за тобой Иван послал.

— Зачем?

— Так немного северо-западнее появились огни. Скорее всего, там кто-то стал на ночную стоянку. — Он говорил, так и не видя собеседника из-за темноты (с наступлением сумерек, свечи не зажигали), ориентируясь только по голосу.

— Отлично, иду. Давай, скорее, освобождай дорогу — ты перекрыл мне выход. Заодно позови Тимофея и Кондрата. Надо посмотреть на ваши огоньки, а потом решим, что с ними делать.

Кокоря, как будто только и ждал этого приказа: с невероятной для его телосложения проворностью, он развернулся и прошмыгнул в лаз.

Вот командир, смотри. — Указал Мелес направление, где заметил огни. Хотя мог этого и не делать. Свет от костров, был и без его подсказки хорошо заметен. — Огни появились, уже после того как стемнело.

— Вижу, а что ты сам по этому поводу думаешь?

— Предполагаю, что это те, кого должны были встретить конные воины. И это их последняя ночёвка перед встречей с сипахами.

— Может быть, всё может быть. — О чем-то задумавшись, проговорил Юрий. — Жалко, что в темноте не сориентируешься, как далеко горят огоньки.

В последней фразе, он несколько слукавил. Симбионт позволял ему детально разглядеть местность. И по приблизительным прикидкам, до той стоянки было часа два, максимум три ходьбы на лыжах. Но уж очень ему не хотелось выделяться на общем фоне.

— Тимофей, а что, ты, думаешь по этому поводу?

— Юра, я думаю что надо стать на лыжи и постараться прощупать тех, кто заночевал у того костра. В ночи этим заняться будет сподручнее. Можно «снять» ножами охрану, а с остальными как получится. Да и полусонные враги, не сразу смогут организовать против нас должного сопротивления. А это, нам только на руку играет.

— Надо же, как быстро меняются люди. — Отрешённо от темы разговора подумал Юрий. — Ещё не так давно — в момент наших первых встреч, Тима меня иначе как барин, не называл. А нынче, частенько обращается просто по имени. Оно и к лучшему, только потом, наедине, надо с ним поговорить, что так фамильярничать можно только в узком кругу.

— Ну что же Тимофей, резон в твоих словах есть и притом не малый. — Гаврилов выдержал небольшую паузу и продолжил. — А знаешь… мы, так и поступим. Оставим четырёх человек здесь, для охраны нашего имущества. Остальным, через час подъём и идём в «гости». Как говорится — «заглянем к нашим соседям на огонёк».

— Юрий Витальевич, я на охране не останусь. — Авансом возмутился Марьин.

— И не надейся, — с улыбкой ответил Юра, — ты у меня сегодня на острие атаки будешь. На тебе сегодня особое задание будет, на ножи охрану вражеского лагеря возьмёшь….

Через час с четвертью, все бойцы, участвующие в ночном рейде уже стояли полностью экипированными и готовыми к выходу. И слушали последние наставления, несмотря на то, что по лицам некоторых можно было понять недовольство от того, что этой ночью им уже поспать не удастся. Но открыто этого, никто не демонстрировал.

— Ну что бойцы, задача ясна? — Поинтересовался Юрий у стоящих перед ним воинов.

— Так точно. — Негромко, но слаженно ответили они.

— Тогда с богом братцы, выдвигаемся. Да поможет нам бог.

Ночь выдалась тихая, безоблачная и звёзды неплохо подсвечивали путь. Правда местность, по которой шла группа, была немного неровной — холмистой, мало пересечённой. И это в свою очередь, немного затрудняло продвижение. Как Юрий и предполагал, ночную стоянку неизвестных настигли, часа через три. В ближайшем небольшом овраге было решено сделать временные крытые убежища. А сам Гаврилов, взяв с собой Евпатия (Пугач) и Тимофея: тем временем пошёл к стану, чтобы разведать, что там к чему. Лесть туда, не узнав, что к чему, было, по меньшей мере, глупо.

Когда разведчики, идя низиной, немного приблизились к чужой ночёвке, они скрепили пары своих лыж меж собой, так чтобы они не разъезжались и легли грудью на грузовую площадку своих лыж. Затем, отталкиваясь наружными сторонами кистей рук, начали свободно скользить. Пока не приблизились метров на тридцать, к поставленному лагерю. Возы в нём стояли по периметру, надёжно прикрывая всех, кто был внутри этой простой, но, тем не менее, эффективной оборонительной конструкции.

— Да, здесь кавалерийским наскоком не возьмёшь. Не глупые люди перед нами. О, как оборону организовали. — Комментировал Юрий увиденное им построение. — Даже по внешнему периметру охрану пустили.

— Так что нам, теперяча, не солоно хлебавши уходить? — Тихо спросил Евпатий, лежавший на своих лыжах, справа от Юрия.

— Неужто отпустим?

— Не-е-е Пугач, я, о таком варианте, даже и не думал. — С расстановкой прошептал Юра. — Просто надо будет работать аккуратно, без всяких там….

Восемь человек в белых маскхалатах ползли к ночной стоянке: используя давно проверенный способ ползания на лыжах. Они продвигались к ней так, как будто на данный момент, она бала самым желанным призом. Достигнув определённого рубежа, они остановились, взяв своё оружие. От этой группы, отделились двое воинов, которые тихо начали сближаться с двумя курсирующими по внешнему периметру охранниками. Люди подбирались тихо, замирая, когда в этом была необходимость. И вот настал момент последнего броска. Как в самом страшном сне буквально, из снега возникло две «снежных» фигуры, которые обхватили несчастных стражей и тут же «осыпались» вместе с ними на землю. Через пару секунд, эти безжалостные белые фигуры появились снова. Для наблюдающих за ними соратников, они были хорошо различимы, особенно на тёмном фоне крытых зимних повозок. Вот они замерли на несколько мгновений и, убедившись, что всё спокойно, сделали несколько взмахов: подзывая к себе шестерых своих товарищей. Те, увидев этот сигнал, не заставили себя ждать и вскоре, уже были рядом.

Когда вся группа была около стоянки: неожиданно послышались неспешно приближающиеся шаги и голоса, как минимум двух человек. Которые, по-видимому, окликали тех, кто уже не мог им ответить. Стало ясно, что полного провала оставались считанные секунды, а пока, все было тихо. Но это до тех пор, пока идущие не увидят тела своих друзей лежащих тёмными, неподвижными силуэтами на снегу. Дальше, будет достаточно одного, даже короткого вскрика.

Здесь, помогла быстрота реакции и смекалка егерей. В полной тишине двое бойцов накрыли собой тела поверженных и ещё несколько почти бесшумно расположились в снегу недалеко от тропы протоптанной охранниками. Ещё несколько мгновений и вот, показались трое турок, которые остановились, немного не доходя до места последнего упокоения своих предшественников. Они обратили внимание на непонятные пятна на снегу и потеряли последнюю возможность, оповестить своих товарищей о приближающейся беде. Потратив их на попытку понять, то, что открылось их взору. Этого было достаточно для того, чтобы бойцы, выросшие у них за спинами: упокоили их и аккуратно уложили на землю.

— Всё братцы, медлить нельзя. — Очень тихо прошептал Гаврилов. — Если хоть кто-то внутри периметра, обратит внимание, что охрана долго молчит. То, о таком преимуществе, как эффект неожиданности, можно забыть. Действуем.

И на сей раз ППШ., безжалостно поливали смертельным «дождём» как тех, кто не успел среагировать и умер у костра, даже не осознав этого. Так и тех, кто чуть позднее, смекнул, что к чему и успел взяться за оружие. Самые резвые османы, даже успевали подняться в полный рост, чтобы тут же упасть замертво… Со времени первого выстрела, прошло не более минуты, но сопротивляться нападавшим уже было некому. Возле костров больше никто не шевелился. Первой неприятностью, этой бойни, был заклиненный автомат Юрия. Виной этому была неисправность барабанного магазина. Далее, были раненые егеря, их было двое, одному пробили бицепс на правой руке. А другому воину, стрела, вскользь, разодрала левую скулу и порвала ухо. Пока двое других бойцов им оказывали помощь, Юрий с остальными спецами, ходил среди остывающих тел, в поисках выживших.

— Командир есть живой! — Радостно закричал Степан Кузнецов. Поднимая за шкирку, богато разодетого, пожилого, худого как кощей османа. Он даже и не делал попытки сопротивляться, хотя, зная хватку Степана, это делать, было бесполезно, Стёпа был средним — третьим сыном кузнеца, и мог забавы ради гнуть подковы. Ох, и намучились с ним в своё время Юрий, с Захаром пытаясь приучить его слушать их команды. (После того как его рекрутировали, молодец, пока не приехала в Ростов вся его семья, всё норовил дезертировать).

— Ничего не поделаешь, среди всех народностей есть и герои и трусы. — Подумал Гаврилов, с тоской глядя на испуганного представителя соседней империи. — А может он впервые в такой ситуации и растерялся… Стоп, да он никак на русском языке лепечет. Правда, с сильным акцентом. Да, сильно вы на набегах наживались, беря мирных жителей в рабство. Даже язык выучили, чтобы удобнее командовать было.

— … Я всегда любил урус. В моём доме, им всегда хорошо жить. У меня много, много урус мальчик. Они сыт, хорошо одет. Я их некогда не бит….

— Тьфу, мразь! — Выругался Юра нот неожиданной догадки. — Да ты, никак содомит! … Стёпа, будь добр, уведи его от меня подальше, и сам допроси, а то боюсь, я его даже этого сделать не дам — порешу.

Сын кузнеца, скорее всего не понял причину таких слов командира. Но простодушно пожал плечами и потащил свою добычу за приделы лагеря. А Юрий, уже давал следующие необходимые распоряжения:

— Пугач, выдвигайся к нашим, пусть срочно подтягиваются сюда: со всем нашим имуществом. Тима и Прошка, Кондрат, в охранение, остальные подготавливают караван, уходим, как все соберёмся….

— Командир, в общем, это был сборщик подати, а в обозах в основном шкуры, немного золота и серебра. И не каких пушек. Но, перед самой смертью, надеясь, что я его пощажу, он сказал, что их должны привезти на галерах, как только позволит погода.

Гаврилов посмотрел на обветренные и осунувшиеся лица своих бойцов и сказал:

— Неплохо. Конечно не то, на что мы охотились. Но нельзя поймать чёрную кошку в тёмной комнате, особенно, когда её там нет. А этот трофей берём с собой, пусть хоть раз османы и нам дань заплатят. Да и с пушками, хоть какая-то ясность появилась….

Незадолго до рассвета караван был готов к выходу и отправился в Ростовскую крепость. Шли спешно, но со всеми предосторожностями. В любой момент могла появиться погоня, ведь в Азове тоже не дураки, и скорее всего, выслали поисковую группу, чтобы узнать, что стало с не вернувшимся конным отрядом. И чтобы хоть немного усложнить задачу преследователей, замыкающие сани тащили за собой несколько привязанных метёлок сделанных из какого-то кустарника. Они разметали след, делая его менее заметным.

Через час появился и стал крепчать ветер, который поначалу обрадовал егерей, но скоро озадачил тем, что начал перерастать во вьюгу. Пришлось пока не поздно становиться лагерем….

— Прости государь, но ни пушек, ни огненного зелья, я не привёз, Всё это придёт в Азов только весной. Перед самым началом карательной компании. — Гаврилов, стоял перед Петром и Гордоном, они снова о чём-то беседовали в каморке царя: до того как он постучался.

— Знаем Юрий, мне уже всё Алексашко доложил. — С хитринкой улыбаясь, ответил Романов. — Ума не приложу, как он у интендантов только успел всё выведать и мне первым доложить.

— Питер вот и я говорю: невозможно захватить то, чего ещё здесь нет. — Вступился за Юрия Патрик.

Так было непривычно видеть его без парика, который, лежал на данный момент, рядом с ним. Его сильно поседевшая редкая растительность, ни как не сочеталась с тем образом, к которому Гаврилов уже привык.

— Знаю. Поэтому и не наказываю. Но два кошеля с золотом, ты мне всё равно должен. И ещё один за то, что решил твою проблему. Мне Феофан пожаловался, что конфликт назревал — из-за цвета кожи твоих некоторых товарищей. Так я взял всех повзрослевших девок, построил перед парнями с другим цветом кожи и отец Серафим обвенчал их. Так что, я сделал то, что ты сам давно должен был сделать. Глядишь, перемешаются, как следует — одним целым будут.

— Пётр Алексеевич, я и не отказываюсь от этого долга. И за помощь спасибо.

— Ещё бы ты отказывался и не был благодарен. — Беззлобно усмехнулся царь. — Кстати, недавно из Голландии пришло хорошее известие, они как придёт тепло достроят подарки, заказанные тобой для меня. И к середине этого лета, обещают пригнать оба корабля в Архангельск. Так что твой Иванов Иван Иванович, уже убыл туда со своими учениками, и их задача принять, и опробовать первые корабли моего флота. Жаль, дела Азовские не позволяют, не то бы и я туда поехал.

Здесь Пётр уже не сдерживал своих эмоций. «Взвился» как ураган и, подхватив Гаврилова как пушинку, затряс им в воздухе. Да правы были историки, что силы у него было не меряно.

— Всё же не прав был Алексашко, это не пустые бумажки. А настоящие, Российские корабли подарены были.-

И видимо успокоившись, после выброса эмоций, «вернул» виновника своей радости на место.

— По поводу появления первых кораблей Русского Флота, я даже новый штандарт начертал. — С этими словами царь положил перед Юрием лист с наброском флага.

Проект был двух видов, сверху было нарисовано знамя с тремя горизонтальными полосами, с неразборчивыми надписями. Пётр, пояснил их значение, тыча пальцем:

— Сверху белое, посредине синее, а внизу красное. А вот поверх всего этого, нашиваем по диагонали Андреевский крест. — Царь указал на рисунок находящийся ниже. — Кстати, Борис Самуилович, для этого проекта уже сделал краску и окрасил шёлк: выделенный для этого из городских запасов. А твои белошвейки начали пошив штандарта. Обещали при помощи своих чудных машинок, сделать по три комплекта на каждый парусник.

Увидев, как при этих словах, Юрий немного насторожился, самодержец ещё шире засмеялся.

— Не бойся, если они сделают всё как обещали, то я за это, щедро оплачу. Уж злата у меня хватает. А если что не так, тогда не взыщи….

Теперь, после беседы с царём, его путь лежал к госпиталю. Медики, увидев сильно обветренные лица бойцов, настояли на полном медосмотре всех вернувшихся. И «получив бойцов в своё распоряжение» вовсю «свирепствовали». Юрия отпустили только под честное слово — сделать доклад и сразу вернуться назад.

— Ну что? Я была права, зимой после таких походов, нужно проводить медкомиссии. У многих от мороза пострадали уши и носы. У одного твоего бойца, подозрение на бронхит. — Тихо выговаривала ему Елизавета Семёновна. — По крайней мере, к двоим раненым, я госпитализирую ещё троих. Двое с обморожением и один с бронхитом. И это, я ещё тебя не обследовала.

— Лиза, ты же знаешь, что мне некогда у тебя прохлаждаться.

— Есть время, нет его. Юра, ты же знаешь, что я на это смотрю по-другому. Пока не буду убеждена, что всё в порядке, не отпущу.

— Узнаю ярого служителя Асклепия. — Шутливо ответил тот. — Отдаюсь в твои чистые руки, в надежде на скорейшее освобождение.

— Вот, вот, А твоя жена ещё удивляется, почему с твоими «орлами» так тяжело работать. Ты признайся, специально так воспитываешь своё «войско»? Чтобы нам насолить? Один в один, такое же нежелание долго находиться у нас на обследовании.

— Ни в коем случае. Мы вас, очень боготворим, но только болеть, не любим. После того как ты Тимофея с того света вытащила, так все на тебя как на икону молятся. Вот только вы нас, одним росчерком пера переводите со здоровых парней, в хворые создания. Знаешь как обидно.

— Ну, в этом нашей вины нет. Не болейте и, всё будет в порядке. Да, из-за тебя чуть главное не забыла. Лёня сказал, что сделал какие-то насадки на ваши ружья и Билли тебя искал, просил, чтобы ты сразу после меня поспешил к нему, мол, это очень важно. Но ты пойдёшь к нему, только после того, как я тебя осмотрю! Иначе передам тебя на излечение Петру: тогда узнаешь, как он врачевать любит. Но попадать к нему, не советую. — Строго добавила она, пресекая попытку Юрия избежать медосмотра и, закончила говорить уже немного мягче. — Тем более, подозреваю, что ты быстро от меня уйдёшь. Ну, не подавай, пожалуйста, дурного примера своим подчинённым.

Эту фразу, она сказала уже шёпотом, чтобы не слышали посторонние «уши» немного потупив взгляд. Юра невольно подметил — ей в этот момент, очень шла форма, которую она ввела в госпитале. Она предавала ей почти ангельский вид, этот белый врачебный чепчик — таблетка, пришпиленный к аккуратно уложенной причёске и такой же белоснежный халат, поверх чёрного, строгого форменного платья. Похожий рисунок, Лиза видела на странице одной из брошюр по медицине, когда штудировала подаренный ей ноутбук. Срисовав его, как смогла и доработала со своей подругой — подогнав под современные нравы. Когда обоим понравился результат, заказала местным портнихам врачебный и сестринский варианты. (Кстати, с мужским костюмом даже не мучились — просто, скопировали первый же вариант халата, с завязками на спине). Тем более, её муж согласился полностью оплатить этот заказ, как говорится из своего кармана. Что не говори, но Леонид Карно, временами даже баловал свою супругу.

— Юрий, ты даже не представляешь, каких результатов я достиг!

Молодой учёный сгорал от нетерпенья, ему хотелось поскорее поделиться своими успехами. Поэтому как он только заметил Гаврилова, так сразу закричал через всю лабораторию и замахал руками, подзывая его к себе.

— Ну, если не перестанешь так кричать, то подозреваю, что оглохнув, так и не узнаю о твоих достижениях. — Ответил Юра шуткой. — Где ваши манеры, господин учёный?

— О-у. Прошу прощения. — Иванов Борис Самуилович, поспешно отвернулся и начал что-то тихо себе нашёптывать.

К моменту, когда Гаврилов подошёл к молодому химику, тот уже взял себя в руки и был почти спокоен. О былых эмоциях, уже не говорило ничего, кроме радостного блеска в глазах.

— Я, узнав географию набора новых учеников, пошёл на аферу, которая увенчалась успехом. — Интригуя, заговорил он, после того, как Юра сел на стул, предложенный им.

— С первых же занятий, я постарался разбудить в них интерес к моей науке. — Увлечённо продолжил он. — Правда, четверых человек, всё равно пришлось отдать в солдатчину. Уж сильно не по нутру им были мои науки, и они всё норовили сбежать. Зато с остальными всё пошло уже легче. Правда, без строгости с ними работать тоже не получилось: но мой уклон на простоту объяснения, дал свои результаты. Но не это главное. В ознакомительных уроках, я больше всего рассказывал об элементах необходимых для получения всего того, что вы мне заказывали. А приглашённые мной геологи, показывали и рассказывали, как оно должно выглядеть и признаки их присутствия в почве. В итоге у меня есть карта, где помечено, где нужно вести поиск необходимых ресурсов, с последующей их разработкой. Я понимаю, что будет много пустышек, но хоть что-то должно сработать. Так что, сейчас в свободное время я с господином Бремоном разрабатываем производственные технологии, планы и чертежи будущих мануфактур.

— Я рад за тебя Билли. Но насколько я тебя понимаю, ты что-то ждёшь от меня? Иначе, зачем ты всё это мне рассказал? Я прав?

— Вот именно. Именно такой вопрос, я от тебя и ожидал. Дело в том, что для того чтобы это всё получилось, нужны деньги, и при этом не малые. Но, не у меня не у Евгения, их в достаточном количестве нет. Но все вокруг говорят, что их можно занять у тебя. Якобы ты их специально, для развития таких разработок где-то держишь. Клянусь, верну всё, до последнего гроша и потрачу их только на производство. Хочешь, расписку напишу, а затем, коли скажешь, ещё и проценты выплачу. Сколько хочешь.

— Нет, Ваня, мне ничего этого не надо. Я не «старуха процентщица» чтобы в финансовую кабалу вас вгонять. Завтра, зайди ко мне, сундучок со всем необходимым уже будет тебя ждать. А сколько в нем должно лежать определите сами. Но сумма, должна варьироваться в разумных размерах. Да и возвращать, не надо, это моё долевое участие в вашем деле. Там напишем бумагу, по которой мануфактуры, потом будут, нам троим принадлежать. Тебе, мне и Евгению, в равных долях. Согласен? Если да, то жду вас двоих….

 

Глава 8

Вот и прошла первая капель, за нею ледоход, с сильным разливом реки и, в конце концов, сама распутица. Как только земля немного просохла. Из Ростова, по первым же дорогам, в путь отправились две группы: одна из которых отправлялась в Тулу. Точнее, её задача заключается в том, чтобы выше села Торхово по реке Тулице основать городок, где Борис Иванов, впоследствии должен развернуть производство бездымного пороха и капсюлей, … точнее унитарных патронов. В задачу другой группы входила разведка залежей стратегического сырья. Обе команды, имели не только бумаги от царя, но и охрану, из нанятых Юрием стрельцов. Чему сам Пётр, был не очень рад — не доверял он этой братии. Одновременно, были приведены в движение две армии Русская, идущая к Дону и Турецкая, движущаяся навстречу.

Как докладывали егеря: регулярно посещавшие Азов. Имперское войско вышло из крепости и двигалось очень медленно. Собирая по пути присоединяющихся воинов, из племён вассалов. Но самой большой причиной, такого медленного продвижения, был не до конца высохшая земля. Вязли не только тяжёлые пушки, продавливающие своими колёсами тонкий слой подсыхающей земли, но и все повозки. Но, несмотря на это, войско всё равно двигалось, повинуясь воле визиря. На третьи сутки движения, возникла новая беда. Не с того не с чего, начали падать замертво, самые богато одетые воины. Но не было слышно ни единого выстрела и невидно никаких стрелков поблизости. Поначалу великий визирь Мустафа Кёпрюлю, думал, что это кочевники, исподтишка сводят меж собой счёты за старые обиды. Поэтому уже собирался в назидание другим, схватить и показательно обезглавить нескольких подозрительных «детей степи». Но когда, на его глазах, неожиданно, вылетел из седла один его охранник. Как будто, злой Джинн поразил его своей невидимой адской стрелой. Он почувствовал волну холодного страха, сдавившую его грудь.

Мустафа Кёпрюлю, не был бы визирем, если бы позволял чувствам и эмоциям иметь над ним, хоть какую-то власть.

— Алаэддин, посмотри, не с арбалета ли подстрелили несчастного. — Отдал он команду одному из охранников, которые мгновенно окружили визиря плотным кольцом.

То, что произошло после выстрела, заставило Юрия удивиться. Не успел он выбрать для себя другую цель. Как несколько всадников, быстро окружили кольцом какого-то богато одетого, пожилого мужчину. А он в свою очередь, принялся отдавать разные команды окружающим себя людям. Конечно, его «достать» было возможно, но Гаврилов, подумав, этого делать не захотел. Судя по реакции, скорее всего это и был великий визирь. Благодаря его вмешательству в этом времени, он не погиб в девяносто первом году. В том случайном бою против австрийского войска во главе с Людвигом Вильгельмом Баден-Баденским, при битве под Сланкамену. А находился здесь на Дону и был жив, и здоров.

— Юрий Витальевич, что вы не стреляете? — Тихо поинтересовался Степан, бывший при нём вторым номером.

— Кажется, я за малым, чуть самого визиря не подстрелил. — Ответил тот.

Кокоря немного неаккуратно пошевелился — быстро и сильно повернувшись к напарнику. И удивлённо посмотрел на него.

— Ну и прекрасно. Одним выстрелом обезглавил бы османское войско.

— Не всё так просто, Стёпа. Убей мы его сейчас, то вся эта орда, вернётся в Азов, и когда мы в свою очередь подойдём к его стенам. Представляешь, сколько своих людей потеряем, их, оттуда «выковыривая». А так, пусть идут, а мы их на марше пощиплем, затем, когда половина войска переправятся через реку. Так что, обезглавливать османов, ещё рано.

— Ну, тебе командир виднее. — С неохотой согласился Кокоря.

В этот момент один из всадников закончил осмотр тела убитого товарища, и о чём- то доложил тому, кого Юрий посчитал визирем. Тот что-то сказал, и сделал какой-то короткий жест рукой. Повинуясь этому, несколько всадников начали прочёсывать землю в указанном им секторе. Постепенно приближаясь к залёгшим стрелкам. Уж такой прыти от турок Юрий не ожидал.

— Всё братец, легли и не шевелимся. — Прошептал Юрий, плавно опуская голову. — Сейчас проверим, насколько хороши наши маскхалаты и оборудованные лёжки. Смотри не шевелись, даже если их лошадь наступит своим копытом на тебя.

— Хорошо командир, будь спок. — И плавно распластался по земле, сливаясь с травой.

Сипахи приближались неспешно, осматривая каждый клочок земли и держа луки наготове. Чтобы любой непонравившийся участок, незамедлительно усыпать роем стрел. Один раз они так и поступили, заметили небольшое шевеление в траве, и за короткий промежуток времени каждый из них выпустил по несколько стрел. Когда же конники достигли того места которое только что обстреляли: то неожиданно радостно засмеялись и заглушая друг друга затараторили. Самый ловкий и молодой из воинов быстро наклонился и, не покидая седла, выдернул с земли стрелу. На неё был нанизан какой-то маленький зверёк, а уже в нём торчало ещё пара стрел. Боец лихо поднял тушку зверька над головой, что вызвало новую бурю эмоций.

— Так будет с каждым, кто постарается к нам подобраться незаметно! Или снова стрелять по нам! И кем бы ты ни был, тебя ожидает такой же конец!

Перекрикивая всех, орал воин, держащий над головой стрелу с несчастным зверьком. И злобно смотря куда-то в степную даль. Его гримаса, соответствовала угрозе и наверно должна была напугать таинственных стрелков.

В поддержку слов своего товарища, все остальные громко заулюлюкали.

Пока разыгрывался этот спектакль, разыгранный в их честь, метрах в сорока от группы всадников, в траве, затаившись, лежали двое стрелков. Они как хамелеоны полностью слились с поверхностью и благодаря этому, были абсолютно незаметны для окружающих.

— Ну что Стёпа жив? — Поинтересовался Гаврилов, когда группа всадников отъехала от них на приличное расстояние.

— А что со мной сделается, они-то до нас даже не доехали. — Они приподнял голову и посмотрел в след уезжающим всадникам. — А что кричал тот турок?

— Да так. Говорил, что мы обидели его, и он хочет пристрелить нас как бедного зверька, которого перепутал с нами. А сейчас поехал к своему командиру хвастаться своим успехом. — С сарказмом пошутил Юрий.

— И что? Неужели мы его отпустим?

— Можно было бы, и наказать его, но, не дай бог придётся открыть плотный огонь, и от этого пострадает Мустафа Кёпрюлю. Нет, лучше отыграемся на артиллерии.

Через полчаса или чуть больше показался и «бог войны». Телеги запряжённые верблюдами тянули большие пешки. Тащили их медленно, с большим натягом. Пушки хоть и были разобраны для транспортировки, но всё равно, колёса одноосных повозок глубоко продавливали землю.

— Ну что Стёпа, работаем?

«Тигр» трижды выстрелил почти без паузы, и это сразу сказалось на звуке выстрелов. Каждый последующий звучал всё громче. Поэтому Гаврилов перестал стрелять. Всё бы с этими глушителями хорошо, но они, для нормальной работы требовали длительного остывания. Иначе становились практически бесполезными. А и баланс оружия был нарушен, как следствия для стрельбы приходилось искать опору. И прочие «неприятности» которые приходилось исправлять и корректировать индивидуально для каждого карабина. Где даже фрагментация пули, в процессе прохождения канала глушителя, была не самой неприятной.

Соблюдая длительные паузы, Гаврилов вёл отстрел тех, кто возился возле пушек или был наиболее хорошо вооружён. Слава богу, никто усердно не искал, откуда стреляют: так только озирались по сторонам и в глубине своей души радовался, что на этот раз смерть пролетела стороной.

Правда, пару наиболее сообразительных всадников, пришлось спешно пристрелить, когда они решили найти тех, кто объявил на них охоту. Остальные тушевались и затравленно посматривали по сторонам. Ну что же это только на руку: чем больше страха и перешёптываний, тем ниже боевой дух войска, и всё из этого вытекающего. Не Юрием это было придумано, что деморализованная армия проигрывает. Но он, это постарался применить.

— Ну что Степан, на сегодня с них хватит, да и у меня появилась новая идея. Так что, потихоньку и незаметно отходим на базу. Там всё потихоньку и обсудим.

Две лохматые как лешаки фигуры, держа оружие наизготовку: начали медленно отползать прочь от «людской реки» идущей к Дону, чтобы наказать этих дерзких кафиров…..

— Ну что братцы, как вам моё предложение? — Поинтересовался Юрий мнением своих бойцов.

— Звучит заманчиво. Но командир, что нам это даст? — Поинтересовался Тимофей. — Только то, что мы соберёмся в относительно одной точке и, если нас засекут, то смогут накрыть одним ударом.

— Кто-то тоже так думает? — Поинтересовался Юра, обводя присутствующих взглядом.

— Да Юрий Витальевич, нельзя собирать все яйца, в одной корзине. — Высказал своё мнение Прохор Силеши.

— Не забывайте, что мы сможем вести очень плотный огонь и будем в первую очередь отстреливать самых инициативных и смекалистых бойцов. А если нам удастся взять в оборот относительно небольшую группу, то лишив её лидеров, сможем или полностью её уничтожить, или дать выжившим распространять панические слухи в стане врага. Самыми страшными историями являются те, которые невозможно объяснить. Следовательно, они обрастают множеством небылиц.

— Но мы и без того ведём планомерный отстрел. — Высказал своё мнение Степан Кокоря, до того молча сидевший и внимательно слушавший всех желающих высказаться.

— Но этого мало. Нам надо действовать против них более дерзко и решительно. Иначе, мы ничего не добьёмся. Да, я не спорю, вырастут и наши риски….

После долгого диспута, было решено, что ради эксперимента, такой засаде быть. Но позиции для снайперской засады, нужно подготовить более тщательно. Делая их не только замаскированными, но и по возможности защищёнными. Настолько, насколько это было возможно сделать в этих условиях.

Утро выдалось тихое и безветренное, вокруг, куда не кинь взгляд, пробивалась молодая степная поросль полыни и ковыля. Где-то высоко, в небе щебетали птицы, почти беззвучно ползло в полукилометре Азовское воинство, торя себе дорогу по девственной степи. Несмотря на утреннюю свежесть, точнее сказать прохладу, из норы выполз любопытный суслик. Он первым делом, как только вылез из норки, встал на задние лапки и осмотрелся вокруг. Его привлёк новый, совершенно незнакомый запах и шёл он от какого-то огромного, мохнатого чудовища. Оно, за ночь сделало для себя несуразную нору и теперь, притаилось в ней. На какое-то мгновение их глаза встретились, и немного вытянутая заострённая мордочка, заворожено смотрела на чужака своими глазками — бусинами. Зверёк насторожился, но чудовище никак не реагировало на его присутствие. И когда странный зверь снова посмотрел куда-то вдаль, суслик решил, что новый сосед опасности ему не несёт, хотя, приближаться к нему, тоже не стоит. О чём и просвистел — оповещая своих соседей. А те в свою очередь ответили ему, что видят ещё несколько таких странных норок, с непонятными чудовищами, лежащими в них. И пока они тоже не агрессивны.

Мохнатое бесформенное существо тоже решило игнорировать суслика, так как у него была своя цель, из-за которой оно находилось здесь и, этот грызун к ней не имел никакого отношения. Хотя долго её ждать не пришлось. Неспешно, почти с ленивой неспешностью, к медленно движущейся основной войсковой колонне, с северо-востока приближались четыре гружёные повозки. На которых везли какую-то утварь, а сопровождало их где-то тридцать всадников. Когда все они проезжали в метрах ста пятидесяти от егерских снайперских групп, (эти мохнатые существа были именно они) последние открыли по ним перекрёстный огонь. Поначалу обозники не могли понять, что происходит, и несколько секунд растерянно осматривались, стараясь понять причину происходящего. Почему? Без видимых на то причин, замертво падают их товарищи? Ведь врага негде не видно. Только когда на повозках не осталось не одного живого возницы, оставшиеся в живых конные степняки, бросив своё имущество, устремились к основной колонне. Инстинктивно желая поскорее раствориться в её массе. Но даже этот шаг, помог немногим, неведомая сила продолжала выбивать всадников из седла.

Но следом за этим, фортуна показала егерям свой капризный и взбалмошный нрав. Произошло то, что Юрий никак не ожидал. Видимо увидев, что рядом с повозками происходит что-то неладное. В направлении спасающихся всадников: от основной колонны отделилась довольно внушительная группа всадников. И развернувшись шеренгой, понеслась в направлении засады. Пришлось срочно переносить огонь на них, спешно прореживая их ряды. Но они, всё равно стремительно приближались. Уже на минимальном расстоянии, в бой вступили стрелки ППШ. и пара ДТ. Несущиеся галопом кони начали падать, как будто натыкались на невидимую преграду. В какой-то степени, это спасло тех, кто устроил эту засаду, но эта стрельба демаскировала местоположение стрелков. И привлекла внимание новых конников, чем враг сразу и воспользовался.

Новая, правда, не очень многочисленная группа конников, устремилась во фланг обороняющимся егерям. Поэтому, Гаврилов, заметив её, сразу перенёс огонь на них. Впереди этих воинов, скакал уже знакомый всадник. Тот молодой боец, который, вчера сыпал угрозы в адрес своего невидимого врага. И лихо демонстрировал поражённого стрелой зверька. Теперь он лихо скакал, держа наизготовку свой лук. С явным намерением применить оружие против врага, вот его Юра первым и наградил свинцом. Ещё пара выстрелов и перезарядка. Но всадники, слишком быстро приближаются и Юрий, просто не успевает их выбивать из седла.

Ситуацию спасают очереди из ППШ. это Степан, быстро сориентировавшись, подключается к обстрелу новой группы мчащейся конницы. Гаврилов, тут же воспользовавшись моментом, меняет оружие, откладывает «тигр» и берёт ППШ. (применение которого на данный момент более рационально). И неистово начинает «поливать из автомата» всадников, приблизившихся почти вплотную к его позиции. Как они не старались автоматчики, уничтожать по максимуму, но несколько всадников проскочило на позиции. Осознав это. Юра перекатом выкатился из — под защищающего его навеса. И став на колено, несколькими прицельными очередями поразил конных воинов, которые кружили по позиции спецов и были готовы затоптать копытами своих лошадей всё, что только увидят на земле. Почти сразу как он начал стрелять, по затылку пришёлся сильный удар, от которого каска почти наехала на глаза. Спасибо её застёгнутый ремешок, не позволил ей совсем упасть. Довернувшись в сторону, откуда прилетела стрела (в том, что это была именно она, он не сомневался), Юрий разрядил весь диск своего пистолета пулемёта в троицу, скачущую на него. Быстро окинув поле боя беглым взглядом, он упал на землю и перекатился назад, под навес своего укрытия. Это движение, отозвалось болью в левом плече. Оказалось, что боль вызывал обломок стрелы, так некстати угодивший в руку. Выдернув его, при этом, чуть не закричав от боли. Гаврилов успокоившись, пристально осмотрел поле недавнего боя, повозки исчезли, скорее всего, ими уже кто-то управлял в уходящей колонне. А по всему полю, небольшими холмами выделялись тела людей и животных. Были слышны стоны раненых, только понять своих или чужих было невозможно.

— Ещё одна такая атака и нам нечем будет на неё ответить. — Подумал Юрий, осматривая свои оставшиеся боеприпасы. — Это надо же так бездумно подставиться.

Его ошибкой было то, что он устроил засаду очень близко от основных сил противника. За что и поплатился — его отряд за малым не раздавили, помножив на ноль. И, слава богу, османы, увидев, как быстро полегли их храбрецы, больше не предпринимают попыток атаковать.

— Командир, ты как? — Раздался возбуждённый шёпот Степана.

— Я в порядке, а как ты? — Ответил Гаврилов.

— Я видел, в тебя две стрелы попало. — Не унимался Кокоря.

— Ну да, одна чуть каску не сбила и ушла в сторону, а другая, в балахоне маскхалата запуталась. Немного слукавил Юра. — Ты как? Не пострадал?

— Ногу продырявили злыдни. — Признался Стёпа. В его голосе, проскочили обидные нотки

— Потерпи, сейчас подползу и перевяжу твою рану.

— Не надо Витальевич, я уже стрелу вынул и сам заканчиваю перевязку. Ты лучше смотри, чтобы врага не проморгать, если он опять в атаку пойдёт.

— Ты это, передай по цепи, пусть сделают перекличку, и если есть раненые, срочно окажут им помощь….

Результат переклички оказался неутешительным, из двенадцати человек четверо было ранено и двое было убито. Ими были Йикуно и Кондрат. Кондрату попали стрелою в шею, когда он, подражая Юрию, встал на колено, чтобы уничтожить прорвавшихся всадников. А Йикуно затоптали копытами прорвавшиеся конники, которых затем пристрелил Юра.

Дождавшись, когда колонна турецкого войска скрылась из вида, растворившись в облаке пыли, люди покинули свои укрытия, собрали весь свой скарб и, поймав в достатке коней, погрузили на них раненых и убитых. Затем, сами запрыгнули в сёдла и ускакали, в только им ведомом направлении. А суслик непонимающе смотрел им в след. Для него было загадкой, зачем странные существа здесь появились. Затем нашумев, оставили много трупов, как лошадей, так и себе подобных существ. А теперь, срочно ускакали вдаль. И во что они превратили окрестности его норы. Всё-таки он был прав, решив не приближаться к чужакам. Мало чего они могли с ним сделать, с их непредсказуемостью и нелепостью поступков.

Через два часа, конная группа егерей была уже у берега Дона. Намного ниже места, где враг предполагал его форсировать. Соблюдая все меры предосторожности, они связались по рации с катером, и договорились о встрече для пополнения боеприпасов, и о передаче раненых, и убитых на его борт. Теперь оставалось только ждать его появления и не быть замеченным разъездом неприятеля. Довольно таки скоро послышался звук мотора бронекатера и вскоре на водной глади показался он сам. Заметив ожидавших его появления людей, тот изменил курс, и с ходу ткнулся носом в берег. В следующую секунду, на нём выключили двигатели, и он замер как вкопанный. Какое-то время на нём не наблюдалось никакого движения, пока в носовой орудийной башни не открылся люк, и из него показалась голова улыбающегося Петра. Через пару секунд он высунулся из неё по пояс, а затем и вообще покинул башню.

— Ну что Гаврилов, срочно грузитесь со своими людьми на катер. Вам больше нечего делать на этом берегу. Сегодня здесь хозяйничают твои друзья — Донские казаки. Мы вчера утром с ними уже всё окончательно обговорили и распределили, что будем делать.

Юрий и его команда, замерли, переваривая только что услышанное. Гадая, что после этого монолога ожидать. А царь, с хитрым прищуром посмотрел на егерей и снова заговорил:

— Войско визиря Кёпрюлю, вышло к Дону там, где мы его и ждали. Сейчас у них, уже полным ходом идёт переправа на правобережье. Как только переправят пушки, нам дадут сигнал, к началу войсковой операции. Так по плану, ваша задача, заключается в том, чтобы не одна пушка у османов не выстрелила. — Пётр пристально посмотрел в глаза Юрию. — Я слышал, что ты якобы уже устраивал подобное британцам. Так повтори же это, во славу нашего, русского оружия.

— Почему бы и нет государь. Только, мне нужно оборудовать хорошие позиции, для себя и своих стрелков.

— Позиций сколько угодно. Мы там столько штолиц для солдат накопали. А перед ними, Андрейка, который по фамилии Адис, замаскированных ловушек против конницы накопал. Так что, не один вражина, недолжен до вас добраться. А где для вас штолицы копать, сам Леонид Карно выбирал. А затем контролировал, как их делают. Хотя хватит болтать, скорее грузитесь на катер, времени и без того мало. Того и гляди, «веселье» начнётся, а вы ещё здесь прохлаждаетесь….

 

Глава 9

Не успел катер причалить к другому берегу, как егерей встретила санитарная команда. Она деловито приняла и погрузила на ближайшую подводу раненых. А на другую телегу санитары аккуратно положили два тела, закутанных в саван.

— Вы братцы, скорее их уложите в гробы и везите скорее в город, чтобы погибших с честью похоронили!

— Не положено! — Заартачились санитары. — Те ящики для офицеров приготовлены. А ваших погибших, здесь хоронить будем.

Гаврилов, мгновенно вскипев, вынул из кобуры свой пистолет и приставил его к голове санитара.

— Ты служивый слышал, что я тебе сказал?! Или ты хочешь, чтобы я тебя прямо здесь пристрелил?!

— Так не положено ведь. — Замерев, оправдывался санитар. С испугом смотря на человека, который вспылив, держал его на прицеле.

— Ты дядя, про егерей слышал? — Задал Юрий ему вопрос санитару, не убирая своего оружия от его головы.

Бедолага часто закивал головой.

— Тогда, наверное, знаешь, на что мы способны ради друг друга.

— Ага, знаю: мне рассказывали про вас барин.

— Тогда не чуди, уложи тела в гробы, заколотишь, и напишешь имена на крышках. Этого пометишь как Кондрата Марьина, а этого как Семёна Йикуно. И быстрее вези в Ростовскую на Дону крепость, чтобы на нашем кладбище похоронили, и ни дай бог не сделаешь, как я тебе сказал….

— Барин не беспокойтесь, сделаю всё, как вы сказали. Только написать не смогу — безграмотен я. — Санитар развёл руками и виновато улыбался.

Гаврилов пока выговаривал мужичку, призванному на санитарную службу: немного успокоился и, убрав пистолет, сказал уже более спокойным голосом.

— Ты давай пока тела в гроб уложи, а я пока крышки подпишу — кто, где лежит. И поторапливайся, давай. — Достал карандаш и стал аккуратно выводить буквы….

Остальные спецы, пополнив боеприпас ещё на катере: тоже опустили своё оружие, когда поняли, что всё решилось положительно. Затем неспешно оседлали коней, которых охранял какой-то незнакомый молодой гвардеец в зелёном суконном мундире (он до этого, с большим интересом наблюдал за происходящим конфликтом). И когда все были в седле, тот недоверчиво осмотрев непонятных для него воинов со странным оружием, обратился сразу ко всем:

— Господа, прошу поторопиться, вас уже заждались. Следуйте за мной.

И больше не говоря ни слова, пришпорил своего гнедого коня, и поскакал на нём к ближайшей балке. Когда она была достигнута: отряд, вслед за провожатым, направился по её дну на восток. Через какое-то время появились группы стрельцов, ожидающие начала боевых действий. Все они вели последние приготовления к боевым действиям, которые должны были вот — вот начаться. Кто-то из них точил свою саблю, некоторые правили полулунное лезвие своего бердыша. И к своему удивлению Юрий заметил, что у всех воинов были пищали и ручницы (ручная пищаль), к которым стрельцы прилаживали фитили. И что было причиной такого анахронизма: толи консерватизм этих воинов, или нехватка средств на их перевооружение, было непонятно.

Конная группа егерей с интересом рассматривала это красочно одетое воинство. Но и те на какое-то время, отрываясь от своих занятий, с не меньшим интересом смотрели в след странно одетым всадникам, ведомыми петровским потешным воином. А затем, удовлетворив своё любопытство, снова возвращались к своим занятиям. Постепенно овраг расширялся, и вскоре перешёл в низину, где расположилась основные силы российского войска.

— Нам сюда. — Коротко бросил фразу гвардеец, направляясь к большому шатру находящемуся почти посредине лагеря.

Юрий, не говоря ни слова, послушно последовал за гвардейцем, указывающим путь. Войско, готовящееся к битве, завораживало своими размерами и мощью. Вокруг штабной палатки компактно, расположились Преображенцы, они готовились к бою, и что было отрадно, в руках у них были штуцера, выпущенные ростовскими оружейниками. Они, так же как и стрельцы, готовились к предстоящей битве, кто-то правил заточку своей сабли кто-то с интересом рассматривал примкнутый штык на своём штуцере, который в отличии то багинета, не закрывал канал ствола. А немного вдали, часть гвардейцев имитировала зарядку, прицеливание и выстрел из нового оружия. Многие воины: в черных треуголках, тёмно-зелёных мундирах с красными воротниками и манжетами на рукавах, узнавали своего товарища — сопровождавшего егерей и приветствовали его по имени:

— Здрав будь Алексашко! — Бодро и весело кричали они, замечая приближающегося к ним товарища.

Тот так же радостно и весело здоровался со своими друзьями, обращаясь к каждому по имени иногда умудряясь мимоходом перемолвиться несколькими словами.

Юрий со своим воинством, следуя за петровским воином, в свою очередь приветливо кивал во все стороны и просто говорил всем — «Здравствуйте». Но им, по сравнению с провожатым, уже отвечали более холодно и сдержанно. Когда, наконец, миновали «живое ограждение» взору подъехавших к штабу людей, открылась картина, достойная пера великого художника. Перед шатром был большой стол, на котором была разложена карта. И склонившись над ней, стоял Патрик Гордон, Лефорт и ещё несколько незнакомых Юрию человек. Единственной фигурой стоявшей демонстративно прямо, был Меньшиков, он, как и все был в форме Преображенца, и с хитроватой улыбкой, и вызовом смотрел на подъехавших к штабу людей.

— О, какие люди. — Начал он. Заговорив на манер паяца, и театрально разведя руки в стороны. — Премного наслышан слухами о ваших подвигах. О том, как после вашего сегодняшнего нападения, сразу несколько калмыцких отрядов, якобы решили, что против них воюет нечистая сила, и дезертировали. Не соблаговолите ли нам сегодня воочию показать ваше военное мастерство и мужество.

Он явно играл на публику. И Тимофей, за малым не кинулся на нахала с кулаками. Хорошо что Юрий вовремя это заметил начало его движения и схватив того за руку.

— Стоять! Господа офицеры, давайте прибережём свой боевой пыл для врага! — Громко отдал он команду своим егерям. Поверьте, там будет более достойный противник.

Меншиков не успокоился и продолжил куражиться:

— О, у вас так мало боевого пыла, что вы боитесь потратить последнее?! — И сам же засмеялся над своей остротой.

— Отнюдь! — Тут же ответил Юра. — Боюсь, что мои люди, не столь искушённые в ваших шутках, слишком рьяно начнут доказывать свою правду и могут кое-кого покалечить. Не хотелось бы Петра Алексеевича лишать такого ярого и грозного сподвижника! До которого, нам расти и расти.

За этими словами, последовал дружный хохот. Так как уже все окружающие люди, отложив свои дела. Наблюдали за неожиданным «балаганом» разыгравшемся на их глазах.

— Молчать! — Коротко и сухо «рявкнул» Патрик Гордон. Посмотрев на Юрия и Меньшикова с неким призрением. И затем сухо продолжил. — Здесь вам не Двор и не ассамблея. Кто хоть слово без моего разрешения скажет, выпарю прилюдно — да так, что месяц ни сесть, ни лечь не сможете.

И уже более тихо, почти себе под нос. — Ненавижу пустых фаворов. Ради своей выгоды, любое дело запорют.

— Пётр Иванович, да я что? Ведь я что подумал то и сказал… — Заговорил было Меншиков, но осёкся под взглядом Патрика.

— Только глупак, когда не надо, говорит что думает. — Резюмировал Гордон. И уже обращаясь к Юрию, продолжил, тыча в карту веткой, которая служила ему указкой. — Иди сюда. Вот здесь располагай своих людей. Приблизительно здесь, Османы будут поднимать на кручу свои пушки. Больше негде не получится. Делай что хочешь, но ни одна турецкая пушка недолжна выстрелить. Торопись, скоро они всполошатся, мы перехватили и уничтожили два из передовых отряда.

— Тогда разрешите выходить на позиции. — Поинтересовался Гаврилов, изучив хоть и подробную, но украшенную ненужными рисунками и знаками карту.

— Иди. Тебя проводят, а там тихой сапой, незаметно доберётесь до своих позиций. — Буркнул Гордон и повернулся к Юрию спиной, Давая понять, что разговор окончен.

— Пётр Иванович, разрешите ещё на карту взглянуть? — Поинтересовался Гаврилов.

— Это ещё зачем? — Удивлённо, но, слава богу, не раздражённо поинтересовался Патрик Леопольд, снова повернувшись всем корпусом к вопрошающему.

— Хочу заранее решить, как выгоднее своих воинов поставить. Чтобы они, с максимальной пользой могли своё оружие использовать.

— Ну, посмотри, коли тебе, это поможет….

Юрий, еле успел распределить своих воинов по позициям, поставив пулемётчиков туда, откуда они могли эффективно вести фланговый огонь. И уже дооборудовал малой сапёрной лопаткой свой окопчик, когда, первые пушки были подняты по крутому берегу. Орудия подымались в разобранном виде, и некто их устанавливать на лафеты не спешил. Их попросту складировали на большой площадке. Которую турки, спешно оборудовали под свой опорный пункт, поспешно возводя вокруг неё укрепления. Но его — Юрина позиция, выгодно возвышалась над вражеским укреплением.

Но мирная идиллия продолжалась недолго. По началу, внизу на реке что-то вызвало усиленный интерес у османов. Но когда оттуда послышались первые выстрелы, весь лагерь пришёл в хаотичное движение. Кто-то кинулся к пушкам, кто-то к своим лошадям, а некоторые, как были, стали прыгать с кручи. Наверное, чтобы помочь раненым товарищам. Юрия и его егерей интересовали те, кто возился с орудиями. Как тогда в крепости на Эльютере он со своими друзьями планомерно отстреливал орудийные расчёты. Только задача упрощалась тем, что сейчас пушки были без лафетов, а последние без колёс. И для начала стрельбы, из орудий: надо было всё это собрать воедино. А пока, получалась такая картина, один падающий пушкарь, державший до этого тяжёлый чугунный ствол. Вызывал цепную реакцию, когда все теряли равновесие, и пушка калечила тех по кому ещё не стреляли. Поэтому, с расчётами покончили ещё до того, как было готово к заряжанию первое орудие.

Турецкое воинство, сориентировалось, что к чему. Видимо кто-то принялся им руководить. Пешие воины, начали строиться во фронт шеренгами, а за ними начала собираться воедино конница.

Юрий недоумевал, с чего это враг так легко определил, откуда исходит для него угроза. Но машинально оглянувшись назад, увидел позади своих позиций, ровный строй Преображенцев. А с правого фланга стояли стрельцы. Они уже поставили свои бердыши как упоры для своих мушкетов. И в данный момент почти все примерялись, как удобнее расположить своё оружие. На этом фоне выделялись начальные люди (офицеры) их можно было заметить по протазану с государственным гербом и красной кистью, и кушакам с кисточками. Они отдавали последние команды: выравнивая насколько это было возможно, строй со своими подчинёнными.

Но долго любоваться всем этим, не было возможности. Со стороны противника, застучали барабаны и турецкое войско, пришло в движение — начав наступление прямо на позиции Гаврилова. Теперь, снайпера переключили своё внимание на пехоту. Выбивая в первую очередь тех, кто отдавал приказы, контролируя своих солдат. Но движущаяся масса людей была столь огромна, что одного только снайперского огня было катастрофически мало. Создавалось впечатление: что стрельба егерей, для османского воинства была как, для того слона дробина. Даже полоса обеспечения не повлияла на скорость их движения. Тут уже, ступили в дело пулемёты: обильно собирая свою кровавую жатву. Но лавина наступающих турок, несмотря на потери, неуклонно продолжала приближаться к окопам.

Обстановка усложнялась и Юрий настолько был занят отражением этой атаки. Что поздно заметил, что вражеская конница хлынула на стрельцов, держащих правый фланг. Грозя смять их сопротивление и затем выйти во фланг и возможно тыл всего войска. Не думая о том, что этим боем командует не он, Гаврилов прокричал пулемётчикам, стоящим на правом фланге:

— Сеня, Иван, отсекай от стрельцов конницу! Не дай ей их смять! Иначе нам всем хана!

Как не странно, но оба расчёта его услышали и почти сразу открыли огонь по сипахам, расстреливая их длинными очередями во фланг. Ещё, через какое-то время, так и не дождавшись, подкрепления от Преображенцев: Юра отдал приказ, который был не очень ему по душе:

— По три человека на защиту пулемётчиков! Остальные приготовиться к рукопашному бою!

И сам, первым выскочил к врагам, подошедшим вплотную к его окопу. Здесь уже всё работало на рефлексах… Отводя удары, рубя и подныривая под чужие замахи, Юрий крутился как юла. Звуки очередей из ППШ. и ДТ. говорили о том, что линия обороны егерей ещё не уничтожена. Но задумываться об этом было некогда: почти каждое движение клинка атакующее. Забирающее чью-то жизнь, или увечащие того, кто попал под удар. Но и об этом думать некогда. Удар, удар….

Ощущение времени исчезло, никаких чувств и посторонних мыслей. Только движение и взмахи катаной в направлении всех, кто появится чужой в поле зрения и имел чужую форму…, и так до исступления. Наконец, не меньше чем через «целую вечность» как райская мелодия, до слуха егерей доносится боевой клич — «УРА-А-А» и «ВИВАТ». Они даже поначалу не поняли, что они слышат. Но враг, в панике побежал назад, и вскоре мимо пробежали наступающие воины в темно зелёных мундирах. И все оставшиеся в живых егеря, как по команде устало озираясь по сторонам, пошатываясь от резко навалившейся усталости, оступаясь, побрели к своим окопам. Они выполнили свою задачу и выстояли.

Почти сразу, как прошли шеренги гвардейцев, к спецам подбежали санитары. Они деловито искали среди мешанины тел, егерей: которые не могли встать, перевязывали тех, у кого были раны. Затем укладывали на носилки и несли в тыл, туда, где, по-видимому, был развёрнут госпиталь. Некоторым, кто передвигался с трудом, помогали идти. Самостоятельно — без посторонней помощи шёл только Гаврилов, он наотрез отказался от сердобольных помощников. А теперь неспешно идя, смотрел по сторонам и гадал: — Кого из его товарищей несут живым, а кого нет. Кого спасут, а… лучше об этом не думать. Те, кто стонал, скорее всего, выживут, а вот те, кто лежал тихо вызывали у Юрия сильные опасения.

Возле госпитальных палаток уже было много пострадавшего народу, между ранеными суетились люди в белых халатах. Они кого-то перевязывали прямо на месте, некоторых спешно несли в шатры, по-видимому, там были операционные. Третьих относили туда, где между лежащих людей, ходили священники, исповедуя умирающих.

— Боже, умоляю тебя, сделай так, чтобы там не оказался не один из моих бойцов. — Эгоистично взмолился Юрий, тихо шепча, чтобы никто не услышал его слов. — Я понимаю, что они все не ангелы, много нагрешили по этой жизни, но прошу тебя, сделай для них снисхождение, не забирай моих товарищей. Они ещё столько могут и должны сделать. И дела предстоят такие, что каждый из них на отдельном счёту — на вес золота. Хотя прости меня, это всё из-за слабости моей, и тебе виднее, что лучше, а что нет….

В прошлой своей жизни, которая осталась далеко в будущем, Гаврилов никогда не отличался набожностью. Поэтому, немного погодя, сам удивился своему неожиданному порыву. Но долго думать об этом, ему не дали. Рядом с ним оказалась темнокожая Мария Ивановна, которая бегло осматривала его и при этом причитала.

— Юра ты как? Да ты весь в крови…

— Мари, это не моя. — Почти автоматически ответил Юрий и немного отстранился от неё. — Ты, лучше скорее моих ребят осмотри и постарайся по возможности их всех спасти. Может вам чем-то помочь? Ты только скажи.

— Уже делаем все, что в наших силах. Я видела, как вы бились с османами и на свой страх и риск, специально для твоих бойцов, оставила две врачебных бригады из шести имеющихся. Так что не переживай, сделаем всё что можем. Ну а насчёт помощи: сам подумай, ты нам сейчас не помощник. Будешь только под ногами мешаться: мы сами уже распределили, кто что делает… — Последние слова она говорила, уже удаляясь от него. Направляясь к ближайшим от неё носилкам. Тут же, как врач удалилась, на Юрия нахлынуло осознание прошедшего боя, на душе стало муторно и, предательски, мелкой дрожью затряслись руки. И что самое для него обидное, он ничем не мог помочь своим раненым друзьям. Чтобы хоть как-то с этим справиться, и не завыть волком от чувства безысходности. Он кое-как, примостившись на земле, начал сосредоточенно править заточку своего меча. По началу, это не очень получалось этим отвлечься, но через некоторое время, он полностью погрузился в этот процесс.

— Командир, ты как, не ранен? У ё-ё-ё! Ты вообще видел, на что стал похож твой «тигр»? Как ему бедняге досталось в этом бою.

Судя по голосу, это говорил подошедший справа и немного сзади от него Зенауи: его левая рука весела на перевязи и половину лица занимал пластырь, сквозь который уже успела просочиться кровь. Его вопрос, вернул Юрия в суровую действительность. Витальевич тут же вспомнил, что перед тем как вступить в рукопашный бой, он перекинул карабин за спину. К своему стыду, в горячности боя, даже не подумав снять оптический прицел. Теперь, его взору открылось не очень приятное зрелище. На прикладе, цевье, в общем, по всему карабину виднелись множественные глубокие и не очень зарубки. А самое неприятное было в том, что оптика была полностью уничтожена парой очень сильных ударов. О её дальнейшем использовании, не могло быть и речи.

— Да, надо же, как я так опростоволосился. — Только и смог сказать Гаврилов, закончив беглый осмотр оружия и положив карабин перед собой.

— Не переживай Юра, главное, ты сам остался жив. И врагов мы набили немерено.

— Да я не о том Захар. Оружие если надо, будет новое: а как там наши люди, сколько среди них раненых? А сколько вообще погибло? Сколько из тридцати четырёх осталось? Вот это плохо.

— Не трави душу командир: насколько я видел, нет ни одного нашего, который не был раненым, или почти никого.

— Блин! — Юрий с силой ударил кулаком по колену. — Пошли к медикам, уточним какие у нас потери и что мы можем сделать для наших ребят.

— Ты это, командир, конечно, пойдём, меня же к тебе Мари с Элизабет послали. Ты вообще себя видел, весь в крови с головы до ног, одежда вся разодрана, карабин и тот весь измочален. Так что, прошу тебя, пойдём: они тебя ждут на осмотр. А наши, уже все прошли через санпропускник — кроме тебя. Заодно расспросишь у врачей о наших потерях.

— Да не моя это кровь. Я уже говорил это Марии Ивановне.

— Говорил, не говорил, но я обещал тебя привести. Так что, Юра, пожалуйста, дай им себя осмотреть.

Вокруг медицинских палаток, творилось что-то невообразимое. Наблюдалось активное движение: прибывали всё новые покалеченные, и между ними суетились ученики Элизабет. Одни, быстро осматривали раненых, ставили на левой руке какие-то метки и бегом неслись к следующему пациенту. Порой, поставив условную метку, подзывали санитаров и те быстро уносили бойца в госпитальные палатки. Другие ходили почти следом, смотря на условные знаки на руках, начинали обрабатывать раны прямо на месте и накладывая повязки, заодно более тщательно осматривая бойца.

Здрав будь Воевода!

Услышал Юрий оклик откуда-то сзади. Но не обратил на это внимание. Но голос прозвучал снова, и уже было ясно, что обращаются именно к нему:

— Здравы будьте, Юрий Витальевич!

Гаврилов обернулся и увидел кланяющегося стрельца, с которым у него был конфликт возле госпитальных ворот. Когда тот не хотел пускать его с раненым Тимофеем.

— И ты, будь здоров служивый! — Поздоровался Юра, кланяясь в ответ. Ты ….

Старый знакомый был в белом халате, фартуке и был уже изрядно запятнан кровью. Несмотря на улыбку, было видно, что уже сказывалась усталость от бешеного темпа работы.

— Меня Жданом зовут, а по батюшке Алексеевичем. — Подсказал он, видя как Юрий, напряг лоб, пытаясь вспомнить его имя. А затем продолжил. — Тут такое дело, все врачи заняты, но нам всем дали наказ. Кто вас увидит, должен проводить в смотровую палатку. И прислать туда, кого ни будь из учеников Елизаветы Семёновны, чтобы они, как следует вас осмотрели, и обработали ваши раны.

— Ну, коли так, то Ждан Алексеевич, я в вашем распоряжении, ведите меня туда, куда надобно.

— Тогда боярин, пожалуйста, отдай своё оружие на хранение другу и иди за мной. — Обрадовано заговорил он. И тут же поспешил добавить. — Не обижайся, но в госпиталя с ним входить нельзя. Наши врачи не велят — говорят, что не положено.

— Не переживай так Ждан, говорят что нельзя, значит нельзя.

Юрий отстегнул с ремня кобуру с пистолетом, снял с плеча карабин и всё это вместе с катаной, протянул Зенауи.

— Держи Захар, иду сдаваться нашим медикам. — Сделал попытку пошутить он.

В палатке, куда Ждан привёл Юрия, было два стола. На которых лежали раненые, на дальнем столе, находился гвардеец Преображенского полка. Он был без сознания, двое санитаров специальными ножницами спешно резали его камзол вместе с нательной рубахой. А третий, чем-то обрабатывал его грудь, которая обильно кровоточила.

На втором столе четверо санитаров «воевали» со стрельцом. Он был уже без кафтана и на данный момент, у него срезали левую штанину его шаровар: а именно, в данный момент начали резать жёлтый сапог, из которого обильно текла кровь.

— Что же вы делаете та, антихристы?! Креста на вас нету! — Истошно вопил воин. Пытаясь вырваться из рук троих помощников медиков, которые надёжно зафиксировали его на высокой кушетке. Пока четвёртый, деловито орудовал ножницами. — Да вы знаете, сколько за них уплачено?! Они же совсем новые! На той неделе мной впервые одёванные! А-А-А! У-У! Ироды! …

— Не дёргайся брат! — Пытался докричаться до него один из удерживающих его мужчин. — Мы сейчас стараемся не только твою ногу, но и жизнь спасти! А ты….

— Юрий Витальевич, вы пока проходите сюда и снимайте грязную форму. — Юрин провожатый указал на стул стоящий в углу. — Я сейчас тёплой водицы принесу, и лекаря покличу, ибо вы весь в засохшей крови, аж смотреть на вас страшно.

Гвардейца с ранением в грудь, уже унесли в операционную, и его место занял очередной раненый. Немного погодя, туда же отнесли крикливого стрельца. И его место тоже долго не пустовало. Тем временем Гаврилов при помощи санитара полностью оттёр и отмыл запёкшуюся кровь с головы и рук, и стоял в одних подштанниках, в ожидании медика.

— Это что? Витальевич, никак морда барса у вас на руке?

— Что- то вроде того. — Ответил Юра, который уже настолько привык к этому тату. Которое он сделал по глупости: по пьянке, поддавшись на уговоры своей очередной зазнобы.

— Ух ты. Слышал я, что у нас на Руси, были племена, принадлежавшие роду волков, медведей и прочих зверей. И у них, не только был тайный узор на одежде, но и другие отметины на теле. Так ты, стало быть, из барсов.

Ждан не спрашивал, а утверждал то, что думал по поводу увиденного.

— Нет, браток. Это знак того, что мой род всегда преданно служил правителю. — Юрий решил придерживаться уже рассказанной версии, рассказанной им относительно рисунка. — И был его надёжной защитой….

Пока они так разговаривали, она, в смысле медик, появилась, это была запыхавшаяся, забрызганная кровью, ученица с факультета Елизаветы Семёновны.

— Ждан, кого я должна осмотреть? Где он? — Задавая вопрос, та не отводила взгляда от столов, на которых санитары занимались предоперационной подготовкой раненых.

— Да вот он Марьюшка, перед тобой стоит. — Ждан указал рукой на Юрия.

— Повернитесь. — Сказала они переведя взгляд на того на кого ей указали.

Юрий неспешно обернулся вокруг своей оси.

— Вы что издеваетесь! Да на этом симулянте, нет, не единой царапины! А у меня столько серьёзно раненых не осмотрено, да ещё новые до сих пор прибывают!

— Извини Марьюшка, но это приказали Елизавета Семёновна и Мария Ивановна. Это они про этого господина говорили.

— Тогда простите Юрий Витальевич, у меня сейчас столько дел, так что я побежала. — Машинально протараторив извинение, девушка поспешила к выходу из смотровой.

В эту же секунду в палатку заглянула Мари.

— Братцы, миленькие, кто ещё кровь не сдавал? Выручайте, очень нужно.

— Мария Ивановна, я могу сдать кровь. — Тут же отозвался Юрий. — У меня как я вам и говорил ни единой царапины. Вот даже доктор может мои слова подтвердить. Она только что меня осмотрела.

Юрий кивнул на Марью, которая ещё не успела уйти.

— Тогда Юра, бегом в операционную сделаем пробы, и надеюсь, для кого ни будь из пациентов, вы сможете стать донором. Ещё кто либо, нас может выручить?

— Я могу! — Отозвался Ждан.

— Тогда быстрее миленькие, время на вес жизни.

Кровь Гаврилова подошла гвардейцу. А его знакомый стрелец, в этот момент тоже давал свою кровь кому-то, кого оперировали через два стола. Юра, коротая время, осмотрелся вокруг, гвардейца, у которого он был донором, оперировала Элизабет. Она настолько была занята спасением жизни бойца, что даже не посмотрела, кто лёг на донорский стол.

— Всё вставайте, сказала через некоторое время сестра милосердия, которая брала у Юрия кровь.

— Быстрее ещё донора! — Не отрывая взгляда от пациента, скомандовала Элиза.

— Сейчас найдём, подождите. — Отозвался девичий голос где-то рядом. И послышался топот бегущих ножек.

— Немедленно ищите, где хотите! Но немедленно обеспечьте меня донором! Иначе мы этого пациента потеряем! И вообще, кто ни будь, может организовать донорство так, чтобы проблем с кровью у нас больше не возникало!

— Сестрёнка, бери ещё у меня, пока найдут нового донора, пока проведут тест. — Обратился Юрий к девушке, занимавшейся переливанием крови. — Я от этого не умру, просто полежу подольше, а вы позднее меня горячим чаем обильно попоите. Я на этом настаиваю.

— Бери! — Коротко, не отвлекаясь от операции, сказала Елизавета. — Юра, а что касается тебя. Так и быть сдавай, но в ближайшее время ты сюда больше не допускаешься. Вам ясно Юрий?

— Куда уж яснее.

Из операционной Гаврилова выносили на носилках. Не потому что он не мог идти, просто так приказала Елизавета Семёновна. Посчитав, что после того как он сдал столько крови, то может упасть в обморок от анемии. Как только его вынесли из палатки, Юрий, на фоне стонов раздающихся отовсюду, услышал крики:

— Да где же он, черт вас побери! Найдите его немедленно! Шевелись су… ы дети!

Судя по раздражённым голосам. Кого-то усиленно искали и до сих пор не могли найти.

— Пётр Иванович сам своими глазами видел, как он после боя, шёл на своих ногах! Ищите его! …

— Гаврилов вы где?! Отзовитесь! — Раздался окрик где-то рядом.

— Да здесь я! — Юрий чуть приподнялся на носилках и помахал рукой.

— Воевода, не шали. — Тут же послышался голос Ждана, которого Лиза приставила к нему, с одним только поручением — не позволить вставать или чего хуже чего-либо делать. — Не положено подыматься, слышали, какие распоряжения по этому поводу Елизавета Семёновна дала.

Но уже со всех сторон закричали. — Здесь он! Вон его на носилках несут!

— Господин капрал. Я его вижу! Он здесь, его на носилках несут! — Более уверенно прокричал высокорослый гвардеец, первым подбежавший к Гаврилову.

Носилки, по его требованию сразу же были поставлены на землю и оба санитара, за исключением Ждана, удалились по своим делам.

— Вы как? Сильно ранены? — Поинтересовался гвардеец, присев и немного склонившись над Юрием.

— Абсолютно цел. Даже не получил не единой царапины….

При этих словах в разговор вклинивается Ждан:

— А сколько вы своей крови раненому отдали?! Это как считать?

— А ты кто такой?! Почто в наш разговор влез?! — Огрызнулся, поднявшись с корточек воин. И возмущённо посмотрел на санитара, положа руку на эфес своей сабли. — Не видишь? Я не с тобой разговариваю, смерд!

— Ты на меня не кричи! — Так же, на повышенных тонах ответил Ждан. — Меня сама дохтор приставила, приглядеть за Юрием Витальевичем! Ему совсем с носилок вставать нельзя! Поэтому ты мне не указ.

— Так смотри, а в наш разговор не лезь! Уяснил?! — И уже обращаясь к другим — только что подошедшим гвардейцам. — Берём, братцы носилки и несём Гаврилова, к Пётру Ивановичу. Говорят, ему запретили вставать. А почему? Сам толком не пойму.

Гаврилова снова подняли и, обходя лежащих и сидящих на земле раненых, куда-то понесли. Ждан шёл рядом, через несколько шагов, заметив, что одеяло, которым был укрыт Юрий, начало медленно сползать, заботливо поправил его. Не обращая никакого внимания на недовольных гвардейцев.

— Куда вы меня несёте братцы? — Поинтересовался Юрий, чтобы иметь хоть какое-то представление о происходящих событиях, участником которых он поневоле стал. Всё легче, чем быть в полном неведении.

— Наш Пётр Иванович, вас срочно разыскивает. — Спокойно сказал кто-то. — Больше ничего не знаем.

— Вот етит мадрид. — Тихо в сердцах выругался Гаврилов. — Братцы, меня с госпиталя вынесли в одних подштанниках, так как вся остальная одежда, во время боя пришла в полную негодность. Как-то не очень удобно мне представать перед очами Петра Ивановича в таком виде.

— Ничего, вам всё равно вставать нельзя. — Сказал кто-то из Преображенцев. — А, Пётр Иванович, всё поймёт.

— Да вы только загляните к нашим обозам, там у меня запасная форма есть. Негоже и неуважительно, мне, в таком сраме, перед господином Гордоном показываться.

В штабную палатку, Юрия вносили уже одетым в новый камуфляжный костюм. И вопреки ожиданиям, обстановка внутри её была спартанской — без излишеств, больше всего, подходя щей каким ни будь аскетам. На шесте стоящем посередине, (служившим опорой для всей палатки) висел чей-то плащ, в дальнем углу палатки что-то вроде топчана. Завершал картину открывшуюся взгляду Юрия небольшой стол с бумагами, за которым сидел Патрик Леопольд Гордон, который и разрешил войти, когда гвардейцы, запросили у него на это разрешение.

— Пётр Иванович, мы нашли Гаврилова. Он в госпитале был. — Доложил капрал, вытянувшись по стойке смирно.

— Спасибо капрал.

И переведя взгляд на Гаврилова, обратился уже к нему:

— Вы ранены? — Строго спросил Гордон, внимательно присматриваясь к Юрию. — Надеюсь, раны не серьёзны?

И снова, Ждан опередил со своим ответом:

— Юрий Витальевич кровь для раненых сдавали! И, чтобы не умер один из бойцов, вынуждены были сдать своей крови, больше положенного!

— Это что за шут?! — Брови Петра Ивановича, возмущённо искривились. — Гаврилов что, сам говорить не может?!

— Это местные лекари приставили, чтобы за Юрием Витальевичем присматривал и ухаживал. — Ответил капрал.

— Какую кровь? Чем она раненым помогает?

— Пётр Иванович, наши медики научились определять, какую кровь можно вливать раненым, чтобы этим не убить, а спасти жизнь человеку. — Слава богу, санитар на этот раз молчал, и Юрий сам пытался всё это объяснить. — Это необходимо, чтобы восполнить кровопотерю при получении глубоких ран. Вот из-за нехватки крови, я и отдал, по мнению наших лекарей слишком много своей. Но им срочно нужно ещё люди, иначе, многих раненых не удастся спасти.

— И что вашим медикам подходит кровь любого человека?

— После определённой проверки, если будет подходящей, то да. Лишь бы донор был не хворый и не был ранен.

— Так… — Гордон ненадолго задумался. — Передать полковнику, полка иноземного строя Карлу Клейцу. Пусть, немедленно выдвигается со всем личным составом к госпиталю и поступает в распоряжение врачей. Его подразделение было в резерве и является единственным, которое в бою не участвовало.

— Ждан, а ты, бегом к Елизавете Семёновне, объясни, зачем к ней пришлют солдат.

Поспешно распорядился Юрии, не вставая с носилок. Он понимал, насколько важно, чтобы не возникло неразберихи. Из-за того что, кто-то что-то не так сказал, другой не то сделал. А в результате было потеряно драгоценное время, потому что, никто, ничего не понял.

— А как же вы?

— Ждан, бегом в госпиталь, пусть готовятся к большому наплыву доноров! А не думают что это свободные руки — принеси, унеси!

Видимо у Патрика Гордона, была необходимость поговорить с Юрием один на один. Поэтому он, как только санитар покинул штабную палатку, властно, не очень громко, но с нажимом сказал:

— Так, поставьте носилки здесь и все вон!

Когда все поспешно вышли, и они остались одни, то Патрик Гордон подошёл к Юрию, присел на табурет стоящий рядом и посмотрел прямо в глаза.

— Ну, рассказывай.

— О чём рассказывать? Как бился с превосходящими силами противника, а вы стояли? Это вместо того, чтобы прийти нам на выручку?

— Да как ты смеешь, мальчишка! Ты, наши планы знаешь?! Ты, всё поле боя видел?! — Юрин собеседник вспылил, но тут же взял себя в руки.

— Я видел конницу, атакующую стрелецкий полк. И мои пулемётчики, сильно уменьшили количество атакующих сипахов. Но сами в нужный момент помощи не получили. — Не вставая с носилок, говорил Юрий.

Гордон на сей раз даже бровью не повёл.

— Видел и благодарен тебе за оказанную помощь. Не открой ты огня, не устояли бы стрельцы. И неизвестно какие бы мы тогда понесли потери. Но ты видел, что происходило на левом фланге наших войск?

— Нет.

— Там нас так же атаковали конницей. Но, на их пути был один из полков иноземного строя. Так им, никто не помог. И они, только благодаря своей выучке, с трудом, но устояли под натиском врага. И то, Преображенскому полку, пришлось добивать несколько групп прорвавшихся всадников. Представляешь, чтобы они натворили, брось я гвардейцев раньше времени тебе на выручку? … Так, я ответил на твой вопрос?

— Да, Пётр Иванович, вполне.

— А сейчас, ты так же ответь на мой вопрос. Только как на духу. Ты с кем собираешься быть в коалиции?

— Прошу прощения, не понял, к чему вы клоните?!

— Ты, имея таких солдат, можешь набрать определённый вес. Но в одиночку, при дворе тебя всё равно раздавят. Тебе нужно иметь кого-то, кто мог бы поддержать тебя в трудную минуту.

— Или беспардонно бросить, если это будет сулить выгоду. — Подумал Юрий, но высказал совершенно другое.

— Если вы так говорите, то вам от меня что-то нужно. Но не кажется ли вам, что момент для этого не подходящий. Я только что потерял весь свой отряд. И подозреваю из-за вашей нерасторопности.

Было заметно, как Патрик весь побелел. Но продолжил разговор, тихо выговаривая слова.

— Я вам клянусь, если бы не опасность флангового обхода конницей, Преображенцы пришли к вам на помощь намного раньше. Не мог я наступать, не ликвидировав угрозы с тылу.

— Хорошо я вам верю. Но не пойму, что вы хотите.

— Я косвенно, чувствую свою вину за ваше нынешнее положение. Поэтому я предлагаю вам быть компаньоном в одном деле. Если вы согласитесь с моим предложением, никто не посмеет воспользоваться ситуацией, чтобы отдалить вас от Питера. — Эти слова собеседник говорил, уже низко наклонившись, шепча почти на ухо.

У Юрия всё больше крепла уверенность, что не только сипахи виновны в задержке атаки гвардейцев.

— И что вы хотите от меня конкретно?

— Я видел, как бьётесь вы и ваши воины. Так же обратил внимание на ваше скорострельное оружие. Почему бы нам не создать из гвардейцев охрану для Питера. Так сказать лейб-гвардию. На вас будет оружие для них и обучение, остальное уже моя забота.

Гаврилов посмотрел на Патрика, на его жёсткий и расчётливый взгляд хищника и задал вопрос:

— А не получится ли так, что когда я выполню свою часть уговора, ваши орлы, подымут меня на свои штыки. Как уже не нужного исполнителя. Ведь вы, меня так шустро отстраняете от любого способа вмешаться в управление отрядом. Я подозреваю и все лавры, будут только ваши.

— Юрий Витальевич, такое исключено. У Российского монарха к вам и вашим людям, очень сильный интерес. Открыто вас убивать — выйдет себе дороже. Но если вам нужны гарантии того что я не играю против вас, то извольте. Вам всё это будет предоставлено.

— Конечно, будут и гарантии. — Подумал Юрий. — Ведь моими руками, ты «отодвинешь» от будущего самодержца своих конкурентов. А может быть будешь даже знать, что они задумали. А это, уже «проход в дамки». Ой Юра, куда ты вляпался, ведь это такая скользкая и опасная тропа….

— Тогда подбирайте людей, я согласен на ваше предложение. — Юрий протянул пожилому шотландцу руку для пожатия. — Но не дай бог, вы меня обманите.

— Что вы? Ни какого обмана.

Юрин собеседник смотрел, немного ликуя, или, по крайней мере, Гаврилову так показалось. О том, что боеприпас ограничен, Гаврилов решил не говорить. Незачем слишком перед ним открываться.

— Тогда по возвращению в Ростовскую крепость, жду ваших людей. Заодно покажу образцы вооружения, которое могу предложить для них.

— Ладно. Как вы сказали, так и поступим. По прибытию первым делом, показываете мне свой чудо арсенал. Но о нашем разговоре, ни кому не слова. Мы с вами вдвоём предоставим это Питеру, как наш совместный проект….

Победители подводили итоги сражения, считали свои и чужие потери. Кому повезло — занимался трофеями (ну чтобы и себя не обидеть). Менее удачливые придворные, присматривали за первыми: вдруг удастся поймать их за руку, или самим что-то незаметно умыкнуть. На то она и война. Поближе к вечеру нашли и опознали тело визиря Кёпрюлю. А тем временем, радуясь победе, Пётр Восторженно ходил по полю брани, осматривал трофеи и выслушивал от своего любимого учителя доклады и пояснения по поводу прошедшего сражения. Когда царя проводили мимо окопов, где держали оборону егеря, он обратил внимание на россыпи гильз. На полу слове — жестом прервав, рассказ Гордона и осмотревшись по сторонам, он возмутился:

— Почему столько меди лежит под ногами и просто втаптывается в землю! А потом будите мне жаловаться, что не из чего пушки лить, и деньги просить на её закупку! Немедля стрельцов сюда, и пусть соберут с земли всё, до единой гильзы.

— Так, егеря здесь стояли, это после них осталось. — Раздался голос из толпы, состоявшей, из сопровождавшей её свиты.

— А мне плевать, чьи позиции здесь были! Я сказал стрельцам собирать, значит, тому и быть! — Царь возмущённо посмотрел на сопровождающих, ища того, кто посмел ему дерзить.

Не дожидаясь пока найдут виновных, сразу несколько человек из его свиты, побежали в стрелецкий полк, чтобы озадачить последних царским указом. С усмешкой посмотрев вслед бегущим порученцам, царь не поворачиваясь, спросил:

— Патрик, а где егеря что-то я их нигде не вижу? Ты что, без моего ведома их куда-то отослал?

— Питер, так от их отряда почти нечего не осталось. Почти все его бойцы, получили ранения той или иной степени тяжести. К несчастью, среди них немало и убитых.

— Как это…?! — Лицо царя, снова стало серьёзным. И он повернулся в сторону своего друга и учителя.

— Они, как и было им приказано, выбили всю артиллерию врага, и когда Османы пошли в атаку, задержали их, не пропустив их дальше своих позиций. Они дрались как берсеркеры древних викингов, благодаря чему мы смогли без особых проблем отразить фланговые атаки конницы. Да и среди твоих гвардейцев, поэтому потери малые, хотя они атаковали уже изрядно ослабленного и сломленного противника.

— Жалко. Очень жаль. Они могли бы мне под Азовом пригодиться. А Гаврилов как, сильно ранен? Или он погиб в этом бою?

— Нет, Питер, у него ни единой раны. Но, его лекари, что-то там делали с кровью Юрия Витальевича и теперь, он вынужден какое-то время лежать. По его же просьбе, мы его отнесли егерскому обозу, куда, скорее всего, будут подходить его уцелевшие бойцы. — И приблизившись к Петру почти вплотную, тихо проговорил. — Я тут после боя был у Юрия Витальевича, и мы с ним какое-то время беседовали. И нашли интересное решение, как обезопасить вас, на случай если стрельцы вздумают снова бунтовать.

Лицо Петра мгновенно «окаменело» а кулаки сжались с такой силой, что на них побелели пальцы.

— Они что, опять что-то замышляют? — Спросил он.

— Нет, Питер, это превентивный шаг. Сейчас ни какой угрозы нет, прости, что испортил твою ВИКТОРИЮ, совершенно не вовремя начав эту беседу.

— Не вовремя?! С этими животными такого слова не существует! Не успеешь и глазом моргнуть, как они в набат бьют. Если вы придумали что-то стоящее, говори. — Пётр несмотря на бушующую внутри его ярость, говорил тихо и уже ничем её не выказывал.

Патрик, посмотрев по сторонам, на недоумевающую царскую свиту, стоящую немного в стороне. И гадающую, о чем сейчас шепчется царь со своим учителем.

— Мы вооружим отряд из преданных тебе гвардейцев, и они пройдут соответствующее обучение у Гаврилова: будут действовать по принципу егерей. После этого, только пусть кто ни будь попробует сунуться со своим бунтом….

Как сказал Юрию пожилой шотландец, так оно и вышло, егеря, не имеющие серьёзных ранений один за другим, подходили к обозу с амуницией. Гаврилову же, давно уже опостылело валяться: и он, пользуясь тем, что Ждан до сих пор его не нашёл, поднялся и занимался тем, что составлял список уцелевших бойцов. Пока «картина» получалась не очень радостной: возле обозных телег, вместе с ним находилось человек двенадцать, двое, как и Юрий не имели не единой царапины. Среди остальных, с большой натяжкой, боеспособными можно было считать семь — восемь человек. Судьба остальных была пока неизвестна.

— Тима, Захар, берите тех, кто не сильно ранен. Пройдитесь среди убитых поищите наших. — Дал запоздалое распоряжение Юрий. — Понимаю, что могут уже некоторых похоронить, но поспешите, может, кого ни будь, ещё найдёте.

— А вот вы где! — Раздался голос Ждана. — Юрий Витальевич, батенька, почему вы поднялись? Ни дай бог, что с вами случится, чего я буду в своё оправдание Елизавете Семёновне говорить? Отец родной, не губи, приляг, делай так, как дохтор тебе велел.

Запричитал санитар, всплеснув руками, когда увидел сидящего Гаврилова.

— Некогда мне любезный друг. Надобно о своих погибших побеспокоиться, пока их всех в общих могилах не похоронили.

— Так воевода, не изволь беспокоиться. Всех ваших убиенных уже положили в как их там, э-э-э… гробы — во. Дохтора, ещё перед началом сечи по этому поводу распорядились. Мол, всех павших, кто в вашей одёже будет, укладывать в эти… ну, деревянные. И отправлять в Ростов. А теперяча не серчайте, но я, должен следить, чтобы вы лежали. Такой у меня приказ имеется.

— Ой, зря я так избаловал медиков. — Отшутился Юрий, неспешно укладываясь на телегу. — Скоро и шаг без их позволения нельзя будет сделать. Ну, укрой уж меня любезный помощник жрецов Асклепия, ветерок то прохладный, замёрзну ещё по твоей милости….

 

Глава 10

Уже прошло четыре дня, как Петрово воинство разбило армию великого визиря. Теперь оно стояло возле ростовской крепости и, выставив кордоны, блокировало все подступы к ней (незачем чужим видеть то, что им не положено). А заранее привезённые мастера и корабелы из команды Юрия, начавшие работать, как только сошёл снег, ускоренными темпами строили всё новые и новые ладьи. Благо, всё необходимое для этого, заготовили ещё зимой. Царь лично бегал между кораблестроителей и поторапливал их. Временами он брался за топор, чтобы вдоволь помахать им. Но особо часто он забегал на лесопилку. С мальчишеским восторгом наблюдая, как быстро распиливаются брёвна. И какие ровные получаются доски. Когда он увидел это впервые, то долго пытал обслугу, чтобы они подробно ему объяснили, как ветер может одновременно подавать древесный ствол для распиловки и одновременно пилить его сразу несколькими пилами. Не с меньшей нагрузкой работали и металлурги, которые объединившись с оружейниками, круглосуточно отливали стволы для корабельных пушек….

По возвращению, Юрия очень удивила одна перемена, а именно: что Гаврила, нанятый для помощи по хозяйству и живущий у них дома во флигеле, оказывается за время его отсутствия, женился. И привёл к себе молодую жену Марью, которая с усердием начала помогать Ульяне. Юра, как только узнал эту новость, сразу вышел во двор, чтобы поздравить своего работника.

— Ну что Гаврила, позволь поздравить тебя с тем, что нашёл свою вторую половину. Искренне рад за тебя.

— Благодарствуйте Юрий Витальевич. Вы уж извините меня, что жену в дом без спроса у вас привёл. Но мне Ульяна Матвеевна добро дала. Вот те крест.

И работник, размашисто перекрестился.

— Всё в порядке Кузьмич, не переживай так. — Юрий с улыбкой протянул руку своему работнику. — Дай пожать твою руку, и живи во флигеле со своей супругой. Даю тебе на это добро. И вот ещё что.

Гаврилов, после рукопожатия полез за пазуху и достал оттуда заранее приготовленную небольшую мошну.

— Это тебе, от меня подарок. Сам купишь чего подарок своей жене. Да и так мало ли чего вам ещё может понадобиться….

Патрик Гордон, сразу же по приезду, нагрянул к Гаврилову и после с восторгом рассматривал арсенал будущих охранников. Он состоял из пятидесяти ППШ. и ТТ., десяти ДТ., и в придачу к ним, шла половина из имеющихся боеприпасов. В довесок к этому Юрий выделил полсотни бронников и касок. Юре, на ружейном складе лучше было не появляться, у него сердце обливалось кровью и, нещадно душила «жаба» когда он видел тот мизер патронов, который у него остался. И он нещадно корил себя за такую расточительность. Радовало только одно: Иванов Борис Самуилович, Кузнецы и прочие необходимые специалисты. Уже убыли под Тулу, где согласно царскому указу, спешно возводился городок, в котором должны будут открыться цеха по производству передового оружия, а позднее и боеприпасов к ним.

Так же Юрию стала известна суровая правда о последствиях того боя. Из тридцати шести человек вступивших в сражение, погибло десять. Причём, в основном это были самые опытные воины. Восемнадцать бойцов были серьёзно ранены и сейчас лежали в ростовском госпитале. Четверо хоть и небыли госпитализированы, но в ближайшее время на них рассчитывать было невозможно. Оставались только восемь человек, с которыми можно было идти в Азов. Математика получалась очень удручающей, выходило так, что на данный момент от подразделения осталось меньше трети личного состава.

Но время шло, и военная компания как могучий маховик, набирала обороты. На пятые сутки, прибыл посыльный от Бориса Петровича Шереметева, он сообщал что вышел, со своим войском из Севска и в данный момент, движется к крепости Казы-Кермен, для нанесения отвлекающего удара. В тот же день к Ростовским на Дону стенам прибыло войско под командованием Лефорта. Армия полным ходом готовилась к нанесению главного удара.

Юрий, наблюдая за этими приготовлениями, чувствовал себя так, как будто его оставили за бортом. Потому что, ему просто не хватало времени на личную подготовку своих егерей к походу. И он, чтобы до конца выполнить свою часть договора. Взяв, в помощники Василия Эзана и Тимофея, приступил к обучению владением новым оружием гвардейцев, отобранных для личной охраны царя. Причём, это надо было сделать как можно скорее. Гордоном же на эти цели, боеприпасы не выдавались. — Мол, это для обеспечения безопасности государя и поэтому неприкосновенно. Хорошо, что он не знал, о том, что патроны оружейниками не производятся. А-то неизвестно, какой бы разразился скандал. Хоть одно хорошо, удалось его убедить, что при охране царской особы целесообразнее всего в основном использовать ТТ., а не ППШ.: Пистолет и носится скрытно, и более точно будет разить любого недоброжелателя. При этом, уменьшая риск верных подданных, оказавшихся случайно неподалёку, «получить пулю». А пистолет-пулемёт можно использовать в тех случаях, когда нападающих слишком много. Для этих целей ППШ. пусть скрытно весит под плащом у двух, трёх человек в смене.

Занимаясь этим Гаврилов, мог только издали наблюдать, как остатки отряда его егерей, под руководством Евпатия Пугача и Зенауи, оттачивают навык снайперской стрельбы по мишеням с сильным возвышением. И усиленно тренируются в лазании по каменным стенам. Потому что, хотя у него и не было времени заниматься боевой подготовкой со своими людьми. Но Юрий считал, что идти в Азов совсем без подготовки, является преступлением. Поэтому, до поздней ночи он просиживал с Евпатием и Захаром в штабе, оговаривая и корректируя планы занятий на следующий день, обдумывая, с чем ещё могут столкнуться его воины под стенами вражеской крепости.

В одну из таких ночей, к ним без предупреждения нагрянул Пётр.

— А — а-а, полуночники. Никак опять заговор против меня плетёте?! — С озорной улыбкой, громко, поинтересовался он.

Юрий с Пугачом и Зенауи, мгновенно поднялись из-за стола, приветствуя вошедшего Петра.

— Здравы будьте Пётр Алексеевич. Намного интереснее государь. Зачем нам какие-то скучные заговоры и интриги? — Ответил Юрий, поддержав шутливый тон царя. — Мы тут по другому вопросу собрались, и маракуем, как при минимуме, который от нас остался, выполнить ту задачу, которую мы, и предназначены решать.

— Это какую задачу?

Романов прошёл к столу, по-хозяйски развернул к себе план Азовской крепости, лежащий на нём. И внимательно окинув его взглядом, поинтересовался, посмотрев испытующе на троицу:

— И чего вы надумали? Стратеги.

— Пока ничего гениального. — Ответил за всех Гаврилов. — Днём будем вести отстрел защитников Азова, стоящих на стенах. Да так чтобы они, через некоторое время, даже выглянуть из-за них боялись. И заодно подумываем, как открыть для наших войск проход в саму крепость, причинив ей минимум вреда. Как-никак, потом самим её в спешке ремонтировать придётся.

— Так что вы считаете, что мои генералы не могут спланировать толковой войсковой операции? И без вас не справятся?

По тону Петра, нельзя было понять, толи он возмущён, толи шутит. Не вносило ясности и его выражение лица.

— Ни в коей мере государь, мы не желаем ставить под сомнение таланты твоих стратегов. Все что мы сейчас планируем, касается только действий моих егерей. Чтобы оставшимся минимумом, и у вас под ногами не мешаться и наиболее эффективно «насолить» врагу.

— Ладно уже, ты передо мной ужом не извивайся. Рассказывали мне, как ты со своими людьми, под ногами у моих Преображенцев «мешался». До сих пор только и разговоров среди них, как ваше чудо оружие, целыми рядами османское войско выкашивало. А когда враг подошёл вплотную к вашим штолицам: так твои воины, с тобой во главе, такую смертельную пляску устроили. Что мои гвардейцы прозвали вас «жнецами смерти». И все уверены, что тебя турецкая сабля не берёт. Пошли слухи, что ты заговорённый. — И Пётр Алексеевич пристально посмотрел на Юрия. — Так что ты на это скажешь?

— Пустое это государь. Не будь на мне бронника и каски, а за спиной карабина, то моя «пляска» скорее всего, бесславно, закончилась в самом её начале.

— Ну, я так и подумал. — Царь улыбнулся с хитрым прищуром. — Поэтому, когда я узнал от Патрика, что вы с ним решили улучшить мою охрану. А ты её вооружил своим оружием, и укомплектовал их своими кирасами и шлемами. То ко мне пришла такая мысль: о дефиците скорострельного оружия я знаю, но ты, должен выдать для моих гвардейцев комплекты вашей индивидуальной защиты.

— Ну что, влип косой? — Пронеслось в мыслях у Юрия. — Как теперь выкручиваться будешь?

— Государь, выдам всё, что есть у меня в наличии. Но, на весь полк, этого количества точно не хватит.

Царь сурово сдвинул брови и грозно посмотрел на Юрия.

— Ты почто мне всё время перечишь?! Делай что хочешь, но у всех Преображенцев должны быть твои кирасы и шлемы! И, ни каких отговорок, я не принимаю! Они мои дети и должны иметь только лучшее! — Затем более спокойно подытожил. — Сам понимаешь, каково их терять.

— Думай, думай башка, картуз куплю. — Мысленно подбадривал себя Юрий, судорожно ища выход из сложившейся ситуации. И безумно кидаться, штамповать царский заказ было нельзя. Ведь Пётр не дурак, рано или поздно поймёт, что к чему. Но и игнорировать его волю тоже было невозможно.

— Пётр Алексеевич, хотите, казните меня, но гарантированно могу дать только, то количество брони, которое есть у меня в наличии. Чтобы начать самим делать бронежилеты, не может быть и речи. Наши металлурги, ещё не могут получать сталь нужного качества. Поэтому броня будет получаться более тяжёлой и, вряд ли будет надёжно защищать бойцов.

— А не гарантировано, что можешь предложить? — Царь «поймал» Юрия на неаккуратно сказанном слове. И было ясно, что вряд ли уже отступит.

— Думай что говоришь, и будь внимательнее со словами. Правда, если не жаждешь в итоге попасть на дыбу. — Мысленно отругал себя Гаврилов.

— Пугач, Зенауи, оставьте нас наедине с царём. — Обратился он к соратникам. Пытаясь этим выиграть время, необходимое на обдумывание выхода из сложившейся ситуации. — Завтра я вас снова жду вечером.

— Ну, чего ты хотел мне предложить?

Поинтересовался Пётр, как только они остались наедине. При этом он снова светился юношеским задором, как будто, он не смотрел только что на собеседника гневным взглядом. После этого поневоле задумаешься, настоящие это эмоции, или всего лишь искусная игра, позволяющая добиваться в разговоре нужного эффекта, для достижения только ему известных целей.

— Я знаю о том, что по плану спасения моей родины должен был строиться как минимум ещё один город. Подготовкой к его возведению, должен был заниматься мой друг Дэн. Чего он успел там заложить и сколько, я не знаю. — Бесстыже брехал Юрий, «предано» глядя в глаза царю. — Как он помечал места своих закладок, я могу только догадываться. Но знаю одно, по не писаному правилу, первым делом делаются тайники с оружием, затем золотом, а после и стройматериалы.

— И что ты хочешь этим мне сказать?

— Только то, что завтра, с утра взяв с собой пару посвящённых в мою тайну людей, пойду на поиски возможного клада. И приложу все свои силы, чтобы его найти.

— А успеешь? У меня осталась неделя на подготовку войска, и я выступаю. — На сей раз, Пётр, скорее всего, сбросил маску, которая предназначалась для окружающих его людей. И перед Юрием стоял хоть и молодой, но уже очень уставший человек.

— Государь, максимум дня через два, тебе будет известно, удалось ли мне чего найти, или нет. Злата скорее всего не найду, но обнаружить склад с бронёй и оружием скорее всего должен.

— Найди мне этот склад с бронёй. Он сейчас дороже всякого злата будет.

Ещё до рассвета, из крепостных ворот выехало трое всадников на лошадях. У каждого из них была ещё и по вьючной лошадке. Из них безошибочно угадывался только Гаврилов, едущий первым. Спутников едущих за ним опознать было невозможно не только из-за темноты, но и потому, что их лица сливались с ней. Но это были, небезызвестные в крепости Адису Андрей Андреевич и Зенауи Захар Павлович, пока было темно, они ехали неспешно, аккуратно, чтобы зря не травмировать своих лошадок. Их путь был на восток, туда, где начинало слегка светлеть небо и начала проявляться слегка волнистая линия горизонта. Через какое-то время, стало заметно, что помимо баулов с провизией к сёдлам были приторочены и большие сапёрные лопаты. Хоть троица путников и знала что это чистая формальность, но её, всё равно надо было соблюсти. А когда полностью рассвело, они перешли аллюр средней рыси. Шли, с опаской, временами оглядываясь, чтобы убедиться, что их никто не преследует. Так они двигались около половины светового дня, пока Гаврилов не приметил удобный овражек, доходящий почти до самого берега реки. Рядом с ним было удобно провести его аферу, с якобы найденным кладом с необходимыми вещами.

— Так братцы, пока спрячьтесь с лошадьми в овраге, сделаю каменного божка, которого мы якобы выкопали из земли. А затем копаем здесь небольшую ямку, после вы снова, прячетесь в том овраге. И не высовывайтесь, пока я вас не позову.

— Юра, ты уже этими инструкциями плешь проел. — Усмехнулся Адису, спрыгивая на землю со своей лошади. — Давай уточняй, где нам копать.

Юрий, всё ещё сидя в седле, посмотрел на своего старинного друга. Тот снял свою кепку и заправил её под погон, оказывается, у него уже есть небольшая лысина. Да и по сравнению с тем, каким он был во время их первой встречи, в теле он тоже сильно прибавил.

Хотя в запасе было много времени, но зря его тратить, было тоже бессмысленно, поэтому Витальевич тоже спешился и отдал поводья своей лошади Захару.

— Лучше уж я буду вам плешь проедать, чем тризну справлять. — Крикнул он в след второму своему товарищу, который уже направился в укрытие.

Убедившись, что все скрылись из виду, и находятся в безопасности. Юрий воспроизвёл каменного идола с оскаленными зубами. Снова осмотрелся по сторонам и спонтанно решил пойти не эксперимент. Он вспомнил, как трансген подобным образом — не входя в убежище, должен был делать оборудование для портала возвращения на свою планету. Единственной загвоздкой было то, что функция его создания, была заблокирована. Но это не мешало поэкспериментировать, чтобы таким образом создать там бронники. Снова покалывание в ладонях и Ура!!! Юрию показалось, что по ощущениям, вроде всё вышло.

Справившись с возникшим головокружением (точнее переждав его), Гаврилов снова огляделся вокруг и только после этого свистнул. Это был сигнал, чтобы друзья покинули своё укрытие.

— Андрюха, Захар, начинаем. С учётом того, что мы будем работать над пустотой, копать начнёте вы, а как углубитесь на метр, то вы вылезаете, и далее работаю лишь я. Да чуть не забыл, божка чуть прикопайте, но, чтобы немного выглядывала его голова.

— Угу. — Только и ответил Зенауи, примеряясь лопатой, как лучше начать изымать грунт…

Когда было всё готово, и Юра относительно аккуратно отчистил твёрдую вершину купола убежища. То, взломать её, можно и позволить представителям Петра. Это увеличит вероятность того, что царь поверит в версию с кладом. А значит и невозможностью новых таких находок.

— Адис, ты остаёшься со мной. Вместе разобьём палатки и будем охранять наш клад. А ты Зенауи, отправляйся в крепость и обрадуй царя находкой.

— Юра, а может быть, я пойду? — Взмолился Адис. — А вы здесь вдвоём, прекрасно справитесь.

— Нет, брат. — Юрий вылез из ямы и, очищая брюки от земли, машинально посмотрел на свой взмокший торс, и про себя отметил, что надо обмыться в реке. — Хоть врага мы и разбили, но в степи всё рано опасно. Поэтому, в крепость отправится самый опытный из вас. И это, не обсуждается. Не переживай, ты посмотри погода то какая, и красота вокруг. Сейчас мы с тобой картошки напечём на костре, так что не пожалеешь что остался.

Захар вернулся к полудню следующего дня. Первым ехал он в сопровождении Петра Лефорта и Гордона, а за ними тянулась вереница из телег. Когда Юрий поднялся и приветственно помахал подъезжающим людям рукой. То царь, а за ним и все остальные всадники, пришпорили своих скакунов, заставив тех перейти на быстрый галоп.

— Ну что, нашёл? — Поинтересовался Пётр, осадив своего коня рядом с Юрием.

— Да государь. Вон там. — Гаврилов указал на яму.

— И чего там находиться? — Романов спешился, то же самое сделали и остальные сопровождающие его лица.

— Не знаю. Решил не вскрывать до твоего приезда. Я же пообещал, что ищу для тебя.

— Ай, молодец, зело приятно видеть такую верность службе. Ну, веди к кладу, я сам его двери открою.

И царь, быстрым шагом направился к яме.

— Пётр Алексеевич, то, что мы откопали, является потолком хранилища, все входы в него, скорее всего, замурованы и их, слишком долго искать.

— Так что ты предлагаешь? — Царь остановился и удивлённо посмотрел на Гаврилова.

— Предлагаю что бы я в вашем присутствии, с соблюдением всех мер предосторожности, сам проломил проход в хранилище.

— Э нет. — Будущий император погрозил пальцем. При этом хитро улыбаясь. — Я сам его проломлю, а ты мне обеспечишь все меры твоей предосторожности. И не спорь со мной!

Молодой Романов, еле дождался — сгорая от нетерпения, пока возводи над ямой несложную конструкцию с воротом. Затем, пока Гаврилов, перекинув верёвку через ворот, обвязал её конец беседочным узлом вокруг его поясницы и объяснил нескольким гвардейцам как подстраховывать царя.

— Всё Государь, можете приступать. Теперь я за вас спокоен, если потолок под вами провалится, то вы не разобьётесь, упав с высоты.

Пётр два часа методично пытался пробиться в хранилище, его уже несколько раз сменяли гвардейцы, но купол никак не поддавался. На третьем часу мучений, когда все окружающие стали тихо роптать, что это всё Сизифов труд. Раздался сильный треск, и твёрдая поверхность препятствующая проникновению в убежище, осыпалась. За малым не прихватив с собой гвардейца, который в данный момент работал в яме, стуча тяжёлой киркой. Беднягу успели подхватить и полуживого от испуга вытащить из ямы.

Возле провала, сразу же скопилось большое количество людей. Каждый из них пытался заглянуть в пролом. Это вызвало толчею и грозило тем, что кого ни будь, могли туда столкнуть. Но Пётр быстро — одним окриком навёл порядок. И не смотря на возражения Юрия и Патрика, первым спустился в хранилище. Где пробыв около семи минут, к всеобщей радости, подал сигнал на подъём его на поверхность.

— Вот удружил, как раз то, что мне надо! — Восторженно кричал Пётр, держа в левой руке бронежилет и сотрясая им в воздухе. — Там только кирасы, или ещё что-то есть?!

Пётр осмотрелся вокруг и, найдя взглядом Юрия, повторил вопрос адресованный ему:

— Там только кирасы со шлемами, или ещё что-то есть?! Где ещё находятся клады, оставленные твоим знакомым?!

— Пётр Алексеевич, я не знаю, что там ещё есть, а чего нет. Да и условным знаком был обозначен только этот тайник. Так что, здесь больше ничего нет.

— Как нет?! — Бронежилет, которым правитель держал в руке, полетел на землю. И он, подойдя вплотную к Юрию, тихо поинтересовался. — Ты это точно знаешь?

— Государь, я, честно говоря, не надеялся и этот склад найти. Но обнаружил его только потому, что знал приблизительно, где искать и догадывался, чем мой знакомый может пометить свою закладку. Подобного этому идолу, в округе нет. — Юрий, пхнул ногой выглядывающую из-под кучи земли голову, принадлежащую небольшой каменной статуе. — Значит, искать здесь больше нечего. В этом я уверен. Можешь убить меня, но теперь будем обходиться на том, что у нас есть. И в дальнейшем будем делать сами.

— Ну, да, только смотри, ты сам обещал, что твои люди будут делать только самое лучшее.

— Пётр Алексеевич, а штуцера, которыми вооружили твоих гвардейцев, разве плохи? А пушки, которые уже льют из бронзы мои оружейники? Причём, все они единого калибра — любой пушке ядра подходят.

— Мы ещё в бою на них посмотрим.

— Клянусь государь, не подведёт тебя наше оружие. А сейчас, дозволь в крепость вернуться, и к походу надобно готовиться, и с женой перед походом побыть хочется.

— Ладно, иди уже, кобель ты этакий. — Царь недвусмысленно улыбнулся.

В крепостные ворота Юрий с друзьями уже въезжали затемно. Отведя лошадей в полковые конюшни, троица распрощалась и каждый из них, устало побрёл к себе домой. Небо было обложено тучами и поэтому, на улицах Ростова было очень темно. Хотя на это никто не жаловался, ибо все жители уже давно сидели по домам. Не создавало это проблем и Гаврилову. Благодаря симбионту он прекрасно все видел и шёл, уверенно различая дорогу — не боясь споткнуться о неожиданное препятствие. Подходя к дому, Юрий заметил, что возле его двора кто-то притаился. Человек стоял спиной к нему и явно кого-то ожидал. Это немного насторожило Юрия. И он, сместившись к забору начал тихо подбираться к незваному гостю. Вот неизвестный оглянулся и благодаря этому, в нём удалось распознать Меньшикова.

— А этот клоун, что здесь делает? — Пронеслось в мыслях у Юрия.

Поэтому он затаился и стал ждать дальнейшего развития событий. Александр стоял как-то слишком беспечно, немного даже расслабившись. Но вот послышались чьи-то шаги и недовольное бурчание. Это, подсвечивая себе путь масленым светильником, шёл сонный Гаврила. Увидев Меньшикова, он учтиво поздоровался:

— Здравы будьте Александр Данилович, моя Марьюшка сказала, что вы хотите меня срочно видеть. У вас ко мне какой-то интерес.

— И тебе не хворать Гаврила. — С явной ленцой ответил незваный гость. — Люди говорят, ты недавно женился, так вот, пришёл тебя поздравить.

— Александр Данилович, и из-за этого вы меня разбудили. Это можно было и днём сделать. Если у вас ко мне дело, говорите. А то я пойду назад в дом. — Возмущённо пробормотал мужчина.

— А как тебе Марья, хороша девка, или как? — С наглой ухмылкой поинтересовался бывший денщик у Кузьмича.

— Вы это, мою жену не троньте. — Возмутился Гончаров. — А то не посмотрю на то, кто вы такой.

— Она моя холопка, как хочу, так и называю. — Процедил сквозь зубы Меньшиков, но при этом стал наизготовку, для отражения возможного нападения. И почему-то левой рукой вынул из ножен стилет, готовый вонзить его тонкое жало в Гаврилу, если тот проявит агрессию. — Ты не помнишь, что происходит со свободным человеком, после того как тот возьмёт в жёны холопку?

— Как же так? — Только и смог произнести обескураженный Гаврила.

— Ну что поделаешь, — ликуя, говорил царский любимец — ну дура девка, я её отпустил, но вольную не давал. Вот она, не поняв ничего и, подставила тебя.

Юрий еле сдержался, чтобы не выскочить из темноты и прикончить этого царедворца. Но решил дослушать до конца этот «спектакль» а затем и решать, что делать дальше.

Гаврила стоял, растерянно моргая глазами и безвольно опустив руки, так что потёкшее из светильника масло, загасило фитиль. И оба собеседника, погрузились в темноту.

— Ну что ты голубчик? Что так сник? — Уже душевно заговорил Меньшиков. — Господь не посылает на человека испытаний, с которыми бы нельзя было справиться. Мы все люди и притом православные, так неужто не договоримся, как тебе в этой беде помочь.

Юрин работник обречённо смотрел на человека, который отныне являлся его хозяином, и молчал.

— Ты Гаврила вот что, я так и быть могу написать вольную и тебе, и твоей жене. Только и ты мне помочь должен. Эй, братец, ты меня слышишь? — Меншиков изобразил наигранное беспокойство.

— Да барин, говорите что надобно. — Ответил обескураженный Гаврила, перестал смотреть себе под ноги и перевёл взгляд на Алексашку.

— То-то, другое дело. Я, конечно пока не буду заявлять на вас права, а дам тебе время, чтобы ты приглядывал за Юрием Витальевичем. О чём говорит, кого ругает, да и вообще, что делать хочет. Может тайник какой, с бумагами, найдёшь. Удружишь, вольную вам с Марьей даю, и живите, как хотите. — И резко сменил тон. — Но если подведёшь меня, пожалеешь, что вообще на этот свет родился. Иди дорогой и помни о нашем уговоре. Меншиков не прощаясь, резко повернулся и осторожно пошёл прочь. Но этого было достаточно, чтобы полы плаща разошлись и Юрий увидел, что правая рука интригана имела ранение, то есть висела на перевязи.

— Выходит он получил в бою ранение и, воспользовавшись этим, остался в крепости: чтобы тайно провернуть свои делишки, воспользовавшись моим отсутствием. — Подумал Юрий, смотря ему в след. — Ой, молодец, сделай ты это вчера, а не сегодня: то я ни сном, не духом не знал бы о том, что ты под меня копаешь. Да, всё-таки есть бог на свете.

Юрий подождал, пока пришёл в себя его работник, как он нелепо повернулся, и как- то тяжело, по-старчески шаркая ногами, побрёл в свой флигель. После того как скрипнула и хлопнула закрываясь дверь, Гаврилов выждал ещё немного, и только после этого, не спеша и тихо зашёл в свой дом.

Как он не старался идти тихо, но через несколько секунд послышался вопрос его жены:

— Кто там? Немедленно отзовитесь!

Судя по появившимся теням, в спальне зажгли свечи и чуть погодя, послышались неспешные, шаги. Скорее всего, Ульянка хотела сама посмотреть, что происходит в прихожей.

— Любимая, это я. — Отозвался Юра, чтобы его беременная жена понапрасну не нервничала. И не испугалась, неожиданно увидев его.

— Фух, Юрашка, ну и напугал ты меня. Что так тихо крадёшься? Я уже бог весть что подумала, услышав твои шаги.

С этими словами, она появилась в коридоре. На ней был байковый цветастый халат, накинутый поверх нательной рубахи, которая уже не могла скрыть большой живот. В левой руке она держала серебряный подсвечник, с тремя свечами, которым освещала себе дорогу. А правой рукой она придерживала полы халата, которые уже с трудом сходились на ней.

— Прости родная: я только вернулся и не хотел тебя будить. Думал заночевать в своём кабинете.

Её милое, сонное, личико: мгновенно сменило улыбку на забавную гримасу возмущения.

— Ещё чего?! Что я, мёрзнуть должна при живом то муже?! Ладно, когда ты на службе, но когда ты дома….

Юрий прервал её возмущённую тираду поцелуем, аккуратно обняв жену. Затем присел перед ней и, поцеловав живот, тихо произнёс:

— Ну, здравствуй малыш….

Утром, Юрий пригласил в штаб Захара и Евпатия. Сославшись на то, что нужно срочно поработать дома с важными бумагами. Он дал каждому план работы с личным составом и поставил Захара для занятий с Петровскими телохранителями, а Пугача с уцелевшими егерями.

Где-то часа через три, управившись с текущими делами, Юра вернулся домой. Там он заметил перемены в работниках. Хотя Гаврила, как обычно возился по хозяйству, ремонтируя летнюю беседку. Только обычно сосредоточенный и деловитый помощник был задумчивым и рассеянным. Когда Юра входил во двор, то случилось, то, что он не мог ожидать, Кузьмич ударил себя по пальцу молотком и от этого, чуть не упал с приставной лестницы. Да и Марья, возившаяся в палисаднике, выглядела немного потерянной и задумчивой. И даже не сразу заметила проходящего мимо Юрия.

— Да, видать разговор у них состоялся и вряд ли его назовёшь дружественным. — Подумал Гаврилов, глядя на притихшую и осунувшуюся Марью.

Свою жену Юрий нашёл в каминной комнате, она сидела у окна и чего-то вязала. Забавно шевеля губами отчитывая накидываемые петли.

— Дорогая, я уже вернулся. — Тихо, шутливым тоном проговорил Юра, чтобы привлечь к себе внимание жены.

— Ой, Юра, а я тебя не раньше обеда ждала. — Откладывая вязание в сторону и, виновато улыбаясь, проговорила Ульяна. — Думала ты, как обычно будешь весь день на службе.

— Нет, дорогая, оставшиеся дни я буду дома, мне ещё надо довести до ума столько бумаг. А в штабе, этим просто некогда заниматься, всё время я кому-то нужен.

— Ты не голоден? — Уля уже было направилась на кухню. (Гаврилов поражался, как быстро его жена освоилась с необычной для неё планировкой в его доме).

— Нет, нет, не беспокойся, я абсолютно не голоден. Мне сейчас интересно другое, что случилось с Гончаровыми? Оба ходят потерянными, как в воду опущенные.

— Ты что не чего не слышал? — Искренне удивилась Ульяна. — Они сегодня ночью из-за чего-то поругались: теперь, ходят друг на друга обиженные. Ну, прямо как дети малые.

— Нет, я не чего не слышал. Спал как сурок. (И это было правдой)

Уже двое суток Гаврилов наблюдал за своим работником, было заметно, как он мучился, часто поглядывая на порог дома. Несколько раз входил в него по делам, но ничего подозрительного вроде не делал. Так что простое наблюдения за Гаврилой, не приносило никаких результатов. И как Юрий начал подозревать, было проигрышным. Скоро он уйдёт в Азов и тогда неизвестно, чем это может закончиться. Поэтому, когда Кузьмич в очередной раз вошёл в дом, занося дрова для кухонной печи. Юрий подошёл к нему и спросил:

— Гаврил, что случилось? Ты уже несколько дней сам не свой.

Работник стоял, понуро смотря себе под ноги и молчал.

— Говорят, что вы с женой почему-то поссорились? Поверь, в жизни бывает всяко….

— Да она, змея подколодная! — Неожиданно Гончарова прорвало, и он заговорил, уронив дрова на пол. — Приютил змейку, на свою шейку! А теперь, хоть руки на себя накладывай. Никакой больше жизни….

— Стой братец, ты чего так разошёлся? — Юрий схватил за плечи и слегка встряхнул своего работника. — Ты чего так разбушевался? Ещё недавно в супруге души не чаял, а теперь такими словами разбрасываешься.

— Да она… она, холопка Меньшикова. После того как тот вызвал меня ночью и рассказал всё. Я на неё придавил, и она мне во всём созналась. Божилась змеюка, что не думала, что всё так закончится. Говорила, что он ей приказал меня окрутить, пообещав за это дать вольную. А она дура, ему поверила. Теперь выходит и я его холоп. — Кузьмич говорил, стоя посреди коридора рассматривая половицы под своими ногами: затем видимо собравшись силами, посмотрел собеседнику в лицо и продолжил. — А он теперь, меня неволит за вами следить, или бумагу, какую у вас умыкнуть. А ведь чую, чтобы я не сделал, всё равно обманет. Так что не обессудьте, завтра сбегу я. К казакам подамся, они назад точно не выдадут. Да только боюсь, что его соглядатаи ему о моём побеге не только донесут, но и догонят меня. Поэтому, прошу прощения, но я вашу лошадь возьму: буду на ней, они меня не догонят.

— Ты что это удумал мерзавец — мелкая твоя душонка?! — Юрий схватил Гончарова за грудки и притулил его к стенке. — А жену на кого оставишь? Ведь перед богом поклялся — быть вместе и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит вас. А о брате своём, который в солдатах служит, ты подумал, каково ему будет? Или ты думаешь, Александр Данилович на нём не отыграется?!

Для Гаврилова, честно говоря, важнее было другое: побег Гаврилы, был в первую очередь невыгоден именно ему. Потому что неизвестно, что в таком случае предпримет его оппонент. Хорошо если захочет продолжить узнавать Юрину подноготную через Марью. Заставив её исполнять то, что должен был делать Кузьмич. А вдруг он предпримет ещё чего. Да и с Гончаровым будет надёжнее играть против Алексашки, чем с его женой, которая с детства привыкла подчиняться только хозяину.

— А что делать прикажите?! — Глаза бедолаги, заблестели то слёз.

— Бороться Гаврила. — Уже спокойным тоном продолжил Юра и отпустил шиворот своего работника. — Именно бороться за себя. А побег оставь на крайний случай. Но тогда о родне не забудь — не оставляй их на растерзание.

— Кто я, а кто Александр Данилович, как мне с ним тягаться? — Мужчина ткнул в потолок пальцем, в подтверждение высокого положения своего обидчика — лишившего свободы.

— Так ты не один Кузьмич, ведь твой обидчик, через тебя — под нас копает. — Раздался голос за Юриной спиной. — Значит, нам вместе держаться надо. Только своей жене, пока не говори об этом ни слова. Она хоть и любит тебя дурака, но может по привычке проболтаться своему хозяину.

Оказывается, Ульяна услышала, как загремели падающие дрова, а затем её муж начал разговаривать на повышенных тоннах. И заинтересовалась происходящим «разговором». А теперь, решила в него вмешаться. Иначе бы это была не она (одно дело блюсти приличия на людях, другое дело в семье). И теперь горделиво стояла посреди коридора в темно-синей клетчатой понёве, одетой поверх нательной рубахи с вышивкой на рукавах, и кичке (старинный русский головной убор замужних женщин): ходя по дому, она иначе не одевалась.

— Уля, а где Марья? — спохватился Юрий.

— Как и положено сегодня, весь день помогает по хозяйству вдовой Дарье, вернётся от неё как всегда поздно.

У Юрия, как гора с плеч свалилась. Ведь он в порыве эмоций забыл о том, что его может услышать не только жена, но и работница.

— Вы вот что, за грудки не тягайтесь, а идите и думайте, как Кузьмича спасти и беду от нашего дома отвести. — Предложила Юрина жена. — А я, пока нам чая с шанежками сделаю. И не шибко голосите, незачем округу полошить.

— И то верно. — Поддержал жену Гаврилов. — Пойдём в мой кабинет да там братец и побеседуем.

Войдя в Юрин кабинет, Гаврила немного замешкался. Здесь он был впервые и поэтому, перешагнув порог, сразу же остановился. Его внимание привлекли оба ковра висевшие на стенах и служившие фоном для небольшой хозяйской коллекции холодного оружия. Затем он перевёл растерянный взгляд на странный шкаф. С его полками, на половину заполненными книгами; большой письменный стол с двумя креслами; тёмный кожаный диван, стоящий напротив его.

— Да ты не стесняйся, проходи, присаживайся. — Подбодрил Юра Гончарова. — Разговор будет серьёзный и долгий. А в ногах, сам знаешь, правды нет.

Гаврила, было, машинально сделал несколько шагов по направлению к столу, но затем остановился и, повернув к дивану, подошёл к нему. Осторожно пощупал его, ещё раз осмотрелся вокруг: и присел на самый его край, положив свои руки на колени. При этом, продолжая с любопытством озираться, разглядывая кабинет.

Юрий, тоже хотел было пройти на своё любимое место за столом, но подумав, был вынужден изменить своё первоначальное решение. Разговор, который он собирался вести, должен был быть немного душевным. Чтобы располагать к себе собеседника: а разные концы комнаты и стол, разделяющие собеседников, этому точно не способствовали. Поэтому, Юра тоже подошёл к дивану и присел на него рядом с собеседником, который, теперь выжидающе смотрел на него.

— Ну что Гаврила, скажу начистоту. — Заговорил Юрий, выдержав небольшую паузу. — В том, что вокруг нас происходит, хорошего мало. И чтобы не выйти в этой истории проигравшими, мы должны действовать сообща — помогая друг другу.

— Ага. — Согласился тот. — Ясно дело.

— Поэтому братишка, постарайся точнее вспомнить. Что тебя хотят заставить делать?

— Ну, он говорил. Чтоб я слушал и запоминал; что вы делаете; о чём говорите; кого ругаете. А если я, какой тайник с бумагами найду. То, кажется из него, должен какие ни будь бумаги выкрасть. Вот.

— Ну, что же, если уважаемый человек хочет чего-либо найти, то почему бы ему в этом не помочь? — С сарказмом проговорил Юра после недолгого раздумья. — Но мы ему дадим только то, что будет играть нам на руку. А супостат пусть немного порадуется, что поймал нас за …

— Как это? — Было заметно, что Гончаров настолько подавлен своей бедой и не мог уследить за ходом мысли Юрия

— Понимаешь, я сейчас подберу несколько документов, — которые не на русском языке писаны. Александр Данилович, их прочесть, конечно же, не сможет. Но преподнести это как мою шпионскую деятельность, соблазн очень большой. А насчёт тебя, с Марьей, то у меня задумка имеется: по идее должно сработать. А если это не получится, попробую вас выкупить, а затем сам вам вольную дам. Но это вс….

— Ой, отец родной, спаси от холопства. — Гаврила соскочил с дивана и упал в ноги. — Спасёшь, век тебя не забуду. Бога за тебя молить буду, глотку любому супостату перегрызу.

— Да перестань ты в ногах валяться. Мы не сделали ещё ничего. Поэтому, слушай и запоминай. Меньшикову будешь говорить так: что якобы ты сегодня заметил в приоткрытую дверь, как я торопливо прятал в потайной, запирающийся ларец какие-то бумаги. При этом был мною замечен и я, мгновенно рассвирепев, тебя отругал, хотел даже взашей из дома выгнать. Но за тебя, вступилась моя жена Ульяна. Про то, что в доме сегодня ругались, подтвердят соседи, слышавшие, как я на тебя недавно накричал.

Кузьмич слушал и, соглашаясь, кивал головой.

— Далее. Я, завтра забуду взять с собой в баньку чистую рубаху и пошлю тебя за ней. Ну а ты, в предбаннике, якобы вытащишь у меня ключ — с которым я редко расстаюсь, и с большим для себя риском, выкрадешь эти бумаги. Главное — для всех ты взял их с самого дна ларца. Да ещё вот что, когда будешь передавать «украденное» проси у него от меня защиты. Дескать, боишься моей кары за содеянное воровство. И ещё, для большей достоверности, ты слышал, как я строго говорил с женой: чтобы она тоже не приближалась близко к ларцу — объясняя это тем, что в нём лежит моя тайная переписка. Запомнил? Ничего не перепутаешь?

— Ага. Всё сделаю как велено: только и вы меня не обманите. А то когда всё сделаю, вы обо мне и не вспомните….

— Ты что? Обидеть меня хочешь? — Строго оборвал его Юрий. — Назови хоть одного человека, кого я хоть раз обманул.

— Дык, э… — Гаврила запнулся, немного помолчал чего-то, обдумывая, и продолжил. Не знаю я. Но всё равно, боязно, и за себя, и за свою родню.

 

Глава 11

Настал день, когда громадная сила, под командованием воеводы Шеина Алексея Семёновича (так было заведено), скопленная у стен Ростова, пришла в движение. Она, как огромный маховик мощного механизма, начала медленно, но неотвратимо набирать обороты. Первыми в движение пришли передовые отряды, конницы, усиленные пехотой, посаженной на телеги. Которым для усиления были приданы лёгкие пушки. Так царь решил компенсировать потерю егерей и назвал мобильные отряды корволантами. Они переправлялись на левый берег, на трёх паромных переправах стоявших относительно крепости, немного выше по течению. И по мере готовности, разъезжались по своим маршрутам, чтобы вести охрану основных войск. Затем за ними последовали и основные силы пехоты, называемые Петром не иначе чем инфантерия. Там их уже ждало казачье войско, по договорённости тоже участвующее в походе. Отдельно переправлялась осадная артиллерия с её тяжёлыми пушками, которая, состояла сплошь из трофеев. Осадные орудия должны были обслуживать недавно приставленные к ним, наскоро обученные расчёты. В целях обучения, сделавшие из своих пушек, максимум по десять выстрелов.

В числе последних подразделений, на левобережье переправлялись интендантские службы. Для начала, им выделили один паром, и они в спешке переправляли на нём свои обозы. Потому что за несколько дней, те, кто успел переправиться в числе первых, уже давно нуждались в провизии, запасы которой, «таяли буквально на глазах». Этим беднягам снабженцам, предстояло всё время похода курсировать между магазинами, которые уже доделывали на левобережье и армией. А ростовчанам в свою очередь, предстояло заботиться о том, чтобы склады не опустели: постоянно пополняя запасы всем тем, что будут подвозить с других городов. И обеспечивать должную охрану.

В походе участвовал и Гаврилов с восемью своими егерями. Желающих было больше, но медики их отсеяли. Формально Пётр их тоже подчинил Шеину, но при этом, запретив тому даже думать об отдаче приказов Юриным воинам. Дескать, у тех своя задача. Дав последним единственный приказ — по достижению крепости, делать что угодно, но, нанести максимально возможный вред её защитникам. На этот раз, проводы были очень тяжкими. Группу, уходящую под Азов, как обычно провожала родня. Но стоило Юре дать бойцам команду прощаться и выдвигаться к переправе. Как буквально сразу заголосила одна из матерей, а за ней, этот крик души подхватили и другие женщины. Они рыдали, заклинали остаться. Висли на своих сыновьях и мужьях — боясь их отпустить. Не стала исключением и его жена, с той только разницей, что она не причитала. А что было ещё тяжелее — молча, «обливалась» слезами, повиснув на руке у мужа. А когда Юрий постарался её освободить, то кинулась ему на шею….

Сам же царь, на сей раз не встал под начало Алексея Семёновича, как было в той истории, при походе на Азов в 1695 году и, не собирался довольствоваться чином бомбардира. Он взял на себя командование мини флотом, в задачи которого, входило блокировать противника с моря. Правда, в этом флоте, было всего сорок ладей, на пяти из которых, были установлены по два ДШК. И десять барок, из которых, две должны были быть плавучими базами снабжения для бронекатеров. Так как на этих «речных танках» лежала основная нагрузка по уничтожению Османского флота. Пётр здесь дал им полную свободу действий. Разумно посчитав, что так они наиболее эффективно смогут использовать свои козыри — манёвренность, скорость, мощную вооружённость и броню. Для него главное, чтобы турецкий флот, не смог прорваться на помощь осаждаемой крепости. На остальных барках был размещён десант, предназначенный для уничтожения двух башен, запирающих большой цепью проход к морю. Отобранный ударный отряд, должен был действовать, при огневой поддержке катеров. А затем, по завершению штурма, присоединиться к осаждающим войскам.

Когда Юрий с егерями подошли к Азову, то всё Петрово войско уже окружило крепость и готовилось к осаде, деловито возводя укрепления. Коменданту крепости бею Гассан-Араслану, уже был предъявлен ультиматум о капитуляции, на что тот ответил отказом. И вот возле реки Узяк, окапывались Донские Казаки, рядом с ними Лефорт, а его соседями справа были Шеин и Гордон. На всех позициях возводились укрепления из мешков, в которые засыпалась земля. Значит, Пётр с Гордоном не захотели возиться с плетением бездонных корзин для туров (габионов). Решив, что с мешками, будет проще и эффективнее возводить фортификационные сооружения (да и доставить их к полю боя легче). Идя, озираясь по сторонам в поисках штаба — где он собирался доложить о своём прибытии. Юрий заметил белые госпитальные палатки. Весь медперсонал, участвующий в этом походе, занимался подготовкой к большому наплыву раненых. Санитары кипятили воду, стерилизуя в ней хирургический инструмент. Почти все сёстры милосердия перебирали свои большие, увесистые сумки с перевязочным материалом. А некоторые бригады врачей, вместе с хирургическими медсёстрами, уже оказывали помощь первым пострадавшим. Остальные возились возле палатки приёмника, ведя необходимые приготовления.

— Вот и чудесно. — Мысленно порадовался Юрий, на ходу посмотрев на это. — Россия будет первой страной, где раненым воинам, будут оказывать медицинскую помощь на поле боя и сразу на должном уровне. И надеюсь, уже никто не решится придать этот опыт забвению.

Лёгкое дуновение ветра, донесло до Юрия лёгкий запах эфира. Значит Борис Самуилович, наладил его массовый выпуск, и русский солдат, отныне всегда будет оперироваться с применением анестезии. А в дальнейшем, скорее всего и не только он.

Но, долго всему этому радоваться и любоваться было некогда, и Гаврилов продолжил свои поиски. Как он и предполагал, штаб находился на позициях, занимаемых Шеиным, точнее в их тылу и это был уже знакомый ему шатёр. Когда Гаврилов увидел его и вошёл туда, то застал всех присутствующих склонёнными над картой. Они, не сговариваясь, посмотрели на Юру, прервав на секунду своё занятие. Юрий даже не успел рассмотреть всех присутствующих, чтобы найти Шеина, которому должен был отрапортовать о своём прибытии. Как тут же прозвучали слова Алексея Семёновича:

— А Юрий Витальевич, проходи, тут все говорят мне, что в этом деле, только ты мне можешь помочь. — Воевода как-то лукаво улыбнулся, «пряча» её в свою чёрную широкую бороду (странно как Пётр до неё ещё не добрался). — Не могу тебе приказывать, но говорят твои витязи, могут лихо с вражескими пушкарями разбираться?

— Да воевода, тебя не обманули. Покажи где стоят пушки, остальное наша забота.

— Ну, уж, будь добр, разберись с ними. Иначе эти бестии коменданта бея Гассан-Араслана, время от времени мне такой урон творят. Особо на этом южном валу. Уже пару наших орудий разбили. Да и погибшие с ранеными ещё до начала боя появились.

— Ну что же, будем посмотреть. — Исказив по старой детской привычке фразу, произнёс Гаврилов.

— Что? — Переспросил Шеин, удивлённо глядя на Юрия.

— Говорю, что скоро все вражеские пушкари, докучающие вам, будут беседовать со своими праотцами, досрочно прервав дела земные.

— А-а-а, так бы и сказал. Так тяжело вас нерусь понять: когда вы, то слова коверкаете, то вообще непонятно что говорите. — Пробурчал он, теряя к Гаврилову интерес и снова склоняясь над картой.

Гордон в свою очередь, удостоверившись, что больше никто не отвлекается: продолжил ставить задачи собравшимся соратникам и разъяснять когда, как, и что они должны делать. Это объяснило — кто здесь командует на самом деле, а кто номинально числится. Сделав этот вывод, Юрий, направился к своему, воинству — ставить им первую задачу….

Пока бойцы готовились, беря необходимое вооружение и боеприпасы, и затем пошли на позиции, начался очередной артобстрел. И почти сразу с передовой, по направлению к госпиталю понесли изуродованных раненых и убитых солдат. Гаврилов уже больше года был здесь — в этом времени и много раз был вынужден убивать: но, до сих пор не привык к этому. Поэтому идя к валу, старался не смотреть на тех, кого несли ему навстречу. К частично разрушенным в результате обстрела укреплениям, добрались как раз с последними орудийными выстрелами, и видели, как ядра разносили стены из мешков с песком. К несчастью укрепления ещё и небыли достроены, и были пока тонкие, что делало их очень уязвимыми. Юрий обратил внимание, что благодаря слабому ветру, вражеский вал ещё был окутан пороховым дымом. И этот «туман войны» надёжно закрыл его от глаз врага.

— Ну что соколы, быстро осмотрелись и выбрали себе позиции. Желательно чтобы вы распределились по уже вырытому рву, и главное, пулемёты держите наготове — мало ли что решит предпринять враг.

Юрий не стал напоминать о том, что каждый из них выбирает для себя сектор и работает в основном по нему. Его соколы это и так уже хорошо знали. Поэтому он, молча, смотрел как они, устремились на свои позиции. Воспользовавшись для этого проломами в недостроенных укреплениях. Следом за ними, последовал и он.

Кода пороховой дым окончательно рассеялся, открыв обзору вражеские позиции, то было видно, как турецкие артиллерийские расчёты всё ещё банили стволы своих орудий. Здесь уже начали работать, успевшие занять свои позиции егеря, один за другим начали падать османские пушкари, но это, остальных пока не сильно беспокоило.

— Они открывают восточные ворота! — Послышались крики с правого фланга, находившегося почти рядом с речушкой Скопинкой (Азовка).

Предчувствуя, что там назревает что-то недоброе, Гаврилов привычным движением перекинул за спину свой карабин и прихватив свой ДТ., и суму с дисками к нему. И прямо по рву побежал на правый фланг. К моменту, как он занял новую позицию, из крепости уже выходили турецкие всадники. Они спускались «змейкой» огибая защитные сооружения, внизу останавливались, где и начали группироваться в единый кулак.

— Эх, АГС бы сюда. — С тоской подумал Юрий, рассматривая неприятеля в оптику своего «Тигра» но тут же, с сарказмом, сам себя отдёрнул. — Или Т-90, а может и ударный вертолёт с тактическим истребителем.

— Командир. — Раздался за спиной голос Силантия (сероглазого крепыша из последнего набора). — Это что, они нас атаковать собираются?

Когда только набрали рекрутов, этого русоволосого, широкоплечего юношу поначалу хотели даже отсеять. Внешне чересчур спокойный, слишком рассудительный и послушный: он не очень подходил для выполнения задач, обычно стоящих перед егерями. Как Юрий для себя сформулировал, что ему не хватало расчётливого куража — чтобы в экстренных ситуациях действовать на грани. Но как показали первые боевые действия, если было надо, он мог не только рисковать, но и нестандартно мыслить. Что продемонстрировал, когда охранял зимнюю дорогу, связывающую Ростов на Дону с Бахмутом. Это именно он предложил Юрию и уговорил его сделать в каждом опорном пункте тревожный отряд. В который будут входить солдаты из гарнизона: но со скорострельным оружием егерей. Посадить их на сани, на которых установить некогда скопированные на «Авеке» и растиражированные для обороны строящейся крепости, авиационные пулемёты Морской Тип — 2. Всё равно, они лежали на складе невостребованными. Вышло что-то вроде мобильной, ударной группы, имеющей по четыре зимних подобий тачанки. И оно — это подразделение, оказалось очень эффективным, много раз выручало егерей. И в том, что степняки так и не отважились напасть на Ростов, этот отряд внёс немалую лепту. Так же было несколько случаев, когда в тяжёлых ситуациях, он нестандартными действиями спасал своих товарищей.

— Силантий, ты почему оставил свои позиции? — Обернувшись на голос, возмутился Юрий. — Кто пушкарей бить будет?

Боец невозмутимо, и слишком спокойно — как будто нечего не случилось, и его не отчитывали, смотрел на Гаврилова.

— Так Витальевич, мы с ними покончили. Я, распределил свой сектор среди остальных. — Но подумав, поправился. — Попросил ребят, чтобы они его тоже контролировали.

— Иванов, что за самодеятельность?! Почему самовольно оставил позиции?! — Строго спросил Юрий, не отрывая взгляда от конников, готовящихся к атаке. — Да я тебя, когда вернёмся домой, за это в яме сгною!

— Есть вернуться на свои позиции. — Без эмоций, ответил боец.

— Раз уже пришёл, то занимай позицию рядом со мной. Сейчас проредим толпу этих наглецов. — Приняв окончательное решение, сказал Юрий. — Но от наказания тебя это всё равно не спасёт, на первый раз десять суток ямы. В следующий раз, за подобное, осужу как дезертира.

— Есть десять суток ямы!

Силантий деловито занял позицию метрах в пяти от своего командира. Сразу же, как и Юрий приготовил к стрельбе свой пулемёт. На таком расстоянии о прицельной стрельбе не могло быть и речи, но выручало то, что в такое скопление целей, промазать было тяжело.

Омер Акгюл, готовил свою сотню всадников к атаке. Он ожидал, когда его подчинённые закончат этот извилистый спуск. Который шёл вдоль стены и был специально удлинён и сделан так, что удобно простреливался со стены. Как он сейчас мешал, хотя, когда эти кафиры решатся на штурм, то для защитников обороняющих эту стену, это будет как нельзя, кстати. Дорого заплатит враг за каждый шаг по направлению к крепостной стене.

Час назад, комендант крепости бей Гассан-Араслана, лично отдал ему приказ провести стремительную конную атаку на Русские позиции. А полчаса назад, он сам подошёл к Акгюлу, это произошло тогда, когда тот готовил своих всадников к выходу — ставя каждой группе конкретные задачи. Всё это проходило во дворе Орта-хиссар (средняя крепость). Гассан-Араслана заметив, что Омер обратил на него внимание, жестом предложил пройтись к башне Шахин-паша. А когда они отошли подальше от лишних ушей, и рядом уже никого не было: поправил на голове тюрбан и начал говорить.

— Омер Акгюл, эти кафиры, подтягивают осадные орудия, и наши стены не смогут долго противостоять такому количеству пушек. — Он начал говорить тихо и вкрадчиво, неспешно вышагивая рядом и глядя себе под ноги. — Мальчик мой, нас мало, и нам нужно выиграть время. Это необходимо, чтобы к нам подоспела помощь. Эти русские, каким-то образом доставили к нашим стенам много мортир и стенобитных пушек. И поэтому, нам нужно срочно нанести по ним упреждающий удар. Главная твоя цель артиллеристы и их пороховые склады. Мы вынуждены сделать этот опасный шаг, он необходим, чтобы повысить наши шансы выдержать эту осаду. Наши артиллеристы сейчас не дают им укрепиться — достроить защитные укрепления….

И вот Омер сидя в седле, смотрел, как его боевые товарищи, собирались вокруг его в ожидании начала атаки. Совсем рядом с ним, придерживая свою разнервничавшуюся лошадь, был его лучший друг Рамазан Каплан (лев). Вот уж действительно, в бою он был подобен льву — не знал ни страха, ни жалости к врагу, не пощады. На нём были хоть и старые, но ещё прочные кольчато-пластинчатые доспехи, а на голове, тюрбанный шлем с бармицами. Правой рукой он держал длинное копьё, а на левой руке — держащей поводья, висел круглый щит.

— Эх, если бы наш бей Гассан-Араслана, не отдал бы большую часть воинов гарнизона для похода на эту новую русскую крепость. — Тоскливо думал он. — То, им бы было чем встретить этих наглых кафиров. А так, судя по тому, что враг пришёл к нам, войско великого визиря Мустафы Кёпрюлю разбито… Эх, как нам сейчас пригодились бы эти ушедшие воины…

— Омер, наши воины готовы. — «Вырвал» его из размышлений Рамазан. — Медлить нельзя, враг уже заметил, что мы выходим из Топрак-кале (восточные ворота) и может подготовиться к нападению.

Акгюл приподнялся в стременах и окинул взглядом своих всадников.

— Воины с нами Аллах, вперёд! Алла!

— Алла-а-а-а!

Подхватило множество голосов. И даже топот множества копыт был не в силах заглушить этот боевой клич, несущихся в бой всадников. В их сердцах пылал праведный гнев, и он объединил отважных воинов в едином порыве, несущим смерть неверным, против которых, он и был направлен.

Омер среди первых доскакал до крепостного вала, на котором было подозрительно тихо. Было видно, что орудийные расчёты лежали сражёнными рядом со своими пушками. И все, кто подбегал к орудию, тут же падали рядом. Но бой уже начинался, и думать о бомбардирах было некогда. Вот вал остался справа, но неожиданно с лева и немного спереди что-то часто засверкало и мчащиеся во всю прыть всадники, начали вылетать из сёдел. Лошади тоже стали жертвами нового оружия неверных и начали спотыкаться на всём скаку. Бедные животные падали, страшно кувыркаясь, ломая свои кости. Вот и его белогривая красавица Ай (луна) как будто споткнувшись, начала падать. Но даже будучи сражённой, она осталась верной своему седоку — каким-то неуловимым движением, она выбросила Омера Акгюл из седла. И падая, даже не зацепила того, кого она возила с такой радостью и из чьих рук она любила, есть угощения. Когда он окончил кувыркаться после падения и вскочил на ноги, то первые секунды не мог ничего понять, где он и что с ним случилось. Но когда в голове просветлело, это тоже не принесло ясности в происходящее, его боевые товарищи падали как подкошенные, и самое непонятное заключалось в том, что со стороны кафиров в его воинов летели дьявольские огни, которые не щадили никого. Он обернулся посмотреть, что за коварное оружие используют эти неверные и тут же почувствовал сильный удар в грудь: отбросивший его назад. Но боли не было, только мир вокруг начал сжиматься в одну точку, оставив только яркую звезду вдалеке: вот туда он и устремился на суд.

— «Нет бога — кроме бога»… — Прошептали его губы…

Всё завершилось как нельзя лучше, не один сипах не доскакал до русских позиций. Да и среди егерей не было никаких потерь. Когда Юрий через прицел своего карабина, посмотрел на Азовскую стену, то ему показалось, что он даже увидел выражение ужаса на лицах его защитников. Они прекрасно оттуда видели, как быстро Россияне расправились с атакующими всадниками.

На позициях генерала Гордона, наоборот, наблюдалось воодушевление. Под крики виват солдаты бросали вверх свои головные уборы. Обнимали друг друга, а некоторые даже не скрывая это от остальных, пустили слезу. Уже позднее Юра узнал, что ещё до его прихода: турки, пробравшись сквозь сады, совершили ужасный налёт на лагерь генерала Лефорта — где почти не занимались возведением защитных сооружений. Ворвавшись в него территорию, они убили множество солдат, а некоторых захватили в плен. И они, нанесли бы гораздо худший урон, если бы две тысячи солдат из лагеря генерала Гордона, не поспешили на помощь через поле, чтобы отрезать турок от города. Османы, увидев это, отошли в сады и даже умудрились увести с собой наших пленённых солдат. Всё это, они делали под прикрытием своей конницы. Так же, с собой они забрали много голов убитых ими воинов, которые затем в целях устрашения врага, насадили на колья вдоль стены. А теперь пришла очередь ликовать нашим воинам — потому что, это было, и первой победой над ненавистным врагом, и местью за павших и осквернённых собратьев.

Но вскоре ликование утихло, нельзя надолго расслабляться. И Российское воинство, под командованием инженеров стало доделывать укрепления, и копать апроши, по направлению к крепости. Но не всё было так безоблачно, как казалось на первый взгляд. Из-за отсутствия Петра, каждый из генералов делал всё так, как он считал нужным. Поэтому Лефорт и Головин, стали лагерем не там, где им указывал Гордон, а там где каждый счёл необходимым. Хотя Пётр Иванович, намечал для них, гораздо более подходящие и не такие опасные позиции. Именно за это Франц Яковлевич, и поплатился — подвергнувшись нападению. Спасибо хоть после этого, они согласились на единоначалие.

Пострадавший от страшного нападения стрелецкий полк, который был сильно деморализован, заменил полк иноземного боя, прибывший откуда-то с Волги, и находившийся под началом полковника Шарпа. А стрельцов направили на земляные работы. И всё эти события, успели произойти за один неполный день.

Весь остаток дня, егеря отстреливали всех, кто пытался подойти к пушкам на валу. Так они делали до тех пор, пока русская артиллерия, как следует пристрелявшись, уничтожила все стоящие там орудия. А незадолго до того, как начало темнеть, Гаврилов отправился к казакам на поиски своего старого знакомого. Потому что он вряд ли мог пропустить такой поход. И на самом деле, Степана он нашёл сразу, оказывается, тот «вырос» до есаула, и Юрия сразу к нему препроводили. Увидав Юрия, казак очень обрадовался, не забыв при этом отчитать своего старого знакомого за то, что тот, так и не приехал к нему в гости.

— Каюсь Стёпа, но я сейчас на государевой службе и абсолютно не было свободного времени. — Извинялся Юра, пытаясь освободиться из крепких объятий казака. — Зато сейчас, узнав, что вы стоите на нашем левом фланге, сразу же, первым делом решил найти тебя.

— Я, честно говоря, так и подумал. До нас доходили слухи о твоих зимних безобразиях. Уж не знаю кому как, а мне сразу стало ясно, кто шалит на зимних стойбищах степняков. — Старый знакомый смотрел на Юрия с хитрым прищуром. — Потом, когда после боя на левобережье, мы гонялись за этими недобитками, то наткнулись на пару малых обозов с перебитыми обозниками. Заметь, они небыли разорены, и оружие у убитых оставалось при них. А это, так похоже на твои причуды.

— И что, ты их тоже не тронул?

— Почему же? Все, что было можно, мы взяли с собой. Хорошее оружие моим друзякам тоже нужно, да и амуниция с провизией не помешает.

За этим разговором, они прошли к большой и добротной войлочной юрте. Входя в которую, казак не удержался и гордо заявил, указывая на неё:

— Это тоже из тех обозов, не пропадать же такому добру. Да и надо было получше одеть и вооружить некоторых голытвенных казаков. Ну и кормить моих людей, тоже надо.

— Да не оправдывайся так Стёпа. Ты поступил правильно — о своих людях надо заботиться. И я тебя в этом полностью поддерживаю.

Оба друга сели на шкуры, лежащие почти посреди трофейного жилища. Гаврилов бегло осмотрел аскетское убранство, состоящее из четырёх тюфяков, которые лежали у круглой стены юрты — форму которой, поддерживали рейки, перекрещённые и скреплённые между собой. Благодаря чему, внешне напоминали косую решётку….

— Ладно, Юра, ты так сильно-то праздное любопытство не изображай. Подозреваю, ты ко мне, не за этим пришёл? — Широко улыбаясь, проговорил Степан.

— В какой-то степени, ты прав. — Ответил Витальевич, с непривычки пытаясь удобнее усесться на ковре, и тоже улыбнулся в ответ. — Мне просто интересно узнать от тебя то, что здесь происходит. И вообще, что ты обо всём этом думаешь?

— А что тут думать? Русские генералы нам не указ, поэтому мои казачуры их сильно слушаться не будут. В этом походе у нас нет своих инженеров, поэтому никаких подкопов делать никто не собирается. Ну и самое главное, настроение у моих бойцов такое, что боюсь, они долго сидеть не будут — недели через две, самое большее три, сами пойдут на штурм. Уже сейчас, я с трудом их от этого шага удерживаю. Надеюсь, ты меня понимаешь, ведь я не атаман.

— Понимаю, даже очень понимаю. Тогда давай на пару с тобой покумекаем, глядишь — придумаем, что ни будь стоящее….

Поутру весь лагерь Донцов разбудил невероятный шум и крики, несущиеся как со степи, так и от соседей. Люди спросонок вскакивали — в чём спали, и большинство из них метались, не понимая, что происходит. Гаврилов, тоже разбуженный этими звуками приближающейся беды, покинул юрту Степана — где остался заночевать. И какое-то время растерянно осматривался по сторонам, чётно пытаясь понять, происходящее. В конце концов, несмотря на сильную какофонию и сумятицу, удалось узнать, что степняки совершили налёт позиции генерала Головина. Так как его оборонительные позиции были самыми худшими (недостроенными). Поэтому его не только засыпали роем стрел, но, ворвавшись на его позиции, нанеся тем самым, разгром немалый. Сами кочевники, при этом, понесли потери несоизмеримо малые.

После этого случая, Шеин провёл военный совет, на который Юрия не пригласили. Как стало известно, на нём было решено послать отряд под командованием Якова Фёдоровича Долгорукого за Дон, укрепиться в садах на той стороне напротив города и блокировать его оттуда. На это было решено выделить четыре тысячи человек. Командовать этим отрядом назначили князя Якова Фёдоровича Долгорукого. Далее, соорудить линию редутов от позиций генерала Лефорта вниз к реке и окружить город, чтобы воспрепятствовать сообщению его с конницей вне города. Так же по слухам, Гордон устроил сильный разнос своим коллегам. Напомнив им о негласном приказе царя про единоначалие, и безусловном подчинении всех присутствующих, именно ему. А ослушавшихся офицеров и генералов, согласно этого же указа будут расстреливать. Мол, «хватит нести потери из-за вашей расхлябанности». После совета, все полки стали усиленно окапываться, а апроши начали скорее продвигаться к стенам. Единственный и большой недочёт в капании этих защищённых ходов, был замечен у стрельцов. Они по своей неопытности: не уделяли должного внимания укреплению и защите, на что Юрий незамедлительно указал их полковнику. Тот дерзко и грубо послал Гаврилова, за что, сразу получил приличную зуботычину и был отправлен в нокаут. На подмогу своему командиру, бросилось ещё несколько стрельцов, но их, постигла та же участь — распластаться на земле. Но, эту потасовку заметил Лефорт и поспешил вмешаться в конфликт. Быстро разобравшись, в чём дело, он накричал на нерадивого полковника:

— Ах ты, смерд, доколь мне терпеть твоё разгильдяйство?! Тебе делают замечание, чтобы ты исправил недоделки, которые могут стоить жизни твоих вояк. А ты…! — Франц Яковлевич немного замешкался не найдя подходящего слова. — Если твои люди будут так небрежно работать, повешу сволочь! Зачем мне тебя жалеть, коли тебе не жаль жизни своих подчинённых.

Бедный полковник, молча, стоял и утирал кровь, вытекающую у него из разбитой губы. Она струилась по его бороде и капала на коричневый кафтан: пошитый из дешёвого, коричневого сукна. Но его взгляд красноречиво говорил о том, что полковник не простил своего обидчика и при первой же возможности готов с ним поквитаться.

— Юрий Витальевич, я, вас, конечно, понимаю, но нельзя с русскими воинами так обращаться. — Тихо отчитал Гаврилова Лефорт, когда они отошли подальше от стрельцов и остались одни. — Это вам не ваши соотечественники. Эти Россы, чужеземцу такого не прощают, теперь берегитесь его протазана или сабли. Если что не так они даже могут на царя пойти, зазвонив в свой колокол. Поверьте мне: подобное уже было.

— Спасибо вам Франц Яковлевич, я это обязательно приму к сведению.

Генерал улыбнулся в ответ и похлопал Юрия по плечу.

— В следующий раз юноша, если что заметите, говорите мне. А я знаю, как их заставить делать то, что необходимо. Мне легче это сделать, тем более, он в моём подчинении…

Своих егерей, Юрий нашёл перед позициями Гордона. Они, как и было заранее оговорено: за ночь, на нейтральной полосе сделали себе защищённые ячейки, из которых, трое снайперов вели огонь по стенам. А остальные, находясь на линии редутов, прикрывали товарищей, на случай атаки Турок.

Поближе к полудню, было решено попробовать ещё раз склонять осаждённых к переговорам; было написано, и заверено подписями трёх генералов послание осаждённым, и доставлено с соблюдением всех формальностей в крепость. Через пару часов, получен письменный ответ с отказом и наглыми, хвастливыми словами в адрес Петровских войск, — то есть, был брошен вызов, после чего, обе стороны возобновили огонь. Было очень обидно, что все чаяния на мирное соглашение окончательно растаяли, и русские войска принялись выдвигать вперёд войсковые колонны и траншеи усерднее прежнего; но этой работе, сильно мешал гарнизон Азова. Гаврилов тем временем получил в своё распоряжение команду плотников и велел им собирать на виду у обороняющегося гарнизона три гелеполы (осадные башни). На которых впоследствии разместил своих егерей, добавив по три средних орудия. В дополнение, от ближней к крепости траншеи стали делать насыпь с возвышением в турецкую сторону. Для увеличения её прочности, грунт насыпался слоями, вперемешку с перпендикулярно уложенными брёвнами….

Через неделю, казаки ходившие ночью в разведку, захватили двух пленных; которые сообщили, что в Азове, завтра ждут нурадин-султана с десятью тысячами татар и полутысячей янычар, которые должны скоро подойти по морю: и их осаждённые намереваются провести в город. Это известие, немного огорчило Юрия. Неужели они с Петром выставили слишком слабый флот. И бронекатера не справились с поставленной задачей. Тогда нужно было срочно приводить в исполнение авантюрный план, разработанный им на пару со Степаном.

Благодаря Юриной настойчивости, Гордон согласился выслушать и посмотреть план операции придуманной Гавриловым, (который тот начертал на бумаге) и после некоторого раздумья, он ввёл в него несколько дополнений и дал своё добро на его осуществление. Но перед этим решил пройтись с Юрием — осмотреть место, где, как говорили, должен был пройти нурадин-султан, и где было решено соорудить три редута с линиями коммуникаций. Их возвели у реки, за сутки, и укрепили со стороны моря, города, и поля. Только после этого — на следующую ночь, было дано добро на выполнения ночной операции.

Прошедшей ночью Нурадин-султан так и не прибыл. И день начался с того, что с казаком, знавшим турецкий язык, послали письмо в крепость: с предложением капитуляции. Там, откуда он собрался идти, стали размахивать белым флагом. Казак медленно, даже немного вальяжно, выбрался из траншеи и пошёл к стене, держа посланий так, чтобы его видели все. Но турки принялись по нему стрелять, и он был вынужден, вернулся. На его радость, не получив не единого ранения. Зато егеря, неплохо сократи число вражеских стрелков осмелившихся стрелять в парламентёра. Так повторялось ещё дважды, но все усилия по передаче ультиматума, были напрасны и заканчивались одним и тем же результатом. Тогда, как и было условлено — белый флаг заменили красным, и тотчас же со всех батарей ударили пушки и полетели бомбы. Это вызвало в городе большой переполох, что происходило за стенами, наверно было ужасно. Судя по появившимся дымам, в крепости начались пожары. А артиллеристы продолжали вести огонь из всех имеющихся тяжёлых орудий до самого вечера. Их бомбы причинили большие разрушения и даже опрокинули со стен несколько неприятельских орудий, которые впрочем, давно уже не стреляли.

Когда закончилась артподготовка, то вокруг наступила блаженная тишина, нарушаемая лишь горестными воплями и стенаниями, доносившимися из Азова. Но после грохота орудий — разрывавшего весь день барабанные перепонки: это даже не воспринималось как шум. Вскоре Преображенцы привели пленника-татарина, который дезертировал из крепости и пытался незаметно уйти в степь через сады. На допросе он сказал, что не все турки ещё потеряли надежду на помощь, и что вот-вот ожидают прибытия Нурадин-султана. Мало ли чего могло его задержать в море на несколько дней. И что с ним ожидают провиант, амуницию и жалование. Ну что же, Юрий догадывался об истинной причине задержки турецкой флотилии. Но предпочёл об этом никому не говорить. Не дай бог сглазить….

С наступлением темноты, осадные башни начали выдвигать на максимально приближённое расстояние к крепости. К этому времени казаки, одетые по совету Гаврилова во всё тёмное, и замазавшие свои руки, и лица сажей: вырезали всех османов охранявших вал и бастионы. После чего, Юрий первым полез по больверке вверх. Он полз, цепляясь пальцами за швы в каменной кладке, и поначалу, это не представляло трудности. Но когда он достиг вертикальной стены, то его продвижение заметно замедлилось. Потому что, не всегда получалось находить опору на три точки, поэтому Юра часто зависал на одних лишь пальцах и смещался в сторону, в поиске более удобного маршрута подъёма. Через какое-то время, от постоянного напряжения, его ладони начали предательски потеть и это, увеличивало опасность, соскользнув сорваться со стены. Чтобы не допустить этого, Юрий останавливался, пытался вытереть руки об куртку, и снова карабкался вверх. Вот так постепенно, потихоньку он долез до вершины укрепления, протиснулся в мерлон и змейкой скользнул по ту сторону стены.

Бегло осмотревшись и ни заметив никого рядом, он снял моток верёвки, перекинутой на время подъёма через плечо, закрепил один конец на зубце стены, а другой скинул вниз. Там к нему должны были привязать более прочную, следовательно, и тяжёлую. А уже по ней, поднимутся егеря и казаки, участвующие в этой авантюре. Но перед этим, предстояло разобраться с возникшей проблемой: ему надлежало снять охранника, неожиданно появившегося из машикули (навес в верхней части крепостной стены с бойницами), нависающей над воротами. То, что охранник шёл в направлении Гаврилова, а не удалялся, было не очень хорошо. На узкой площадке крепостной стены, негде было спрятаться. А при атаке в лоб, есть риск, что страж успеет подать сигнал тревоги. Молодой турецкий воин шёл неспешно, заглядывая в каждый мерлон, так что, прятаться там, было бессмысленно. В руках у него был факел, а за спиной, судя по всему, висел арбалет (что очень удивило Юрия). Юноша медленно приближался: уже можно было в деталях рассмотреть его чалму; халат, подпоясанный кушаком и заткнутый за него боевой топорик с широким лезвием; весящую на левом боку саблю; шаровары и узконосые туфли. За его спиной, действительно был арбалет — из-за спины выглядывало его плечо с тетивой. Странно Юрий считал, что у всех обороняющихся Турок должны были быть луки, или мушкеты, оказывается, он ошибался.

Шаг за шагом, враг неумолимо приближался. Ну, всё, пора. Гаврилов, притаившийся возле стены, резко встал и метнул в лоб противнику сюрикэн. Тот, заметив неожиданно возникший перед ним чёрный силуэт, застыл от удивления, и через мгновение, начал тихо оседать. Юрий кинулся к нему, подхватил факел и, выглянув за стену, бросил его вниз. Затем, наклонившись над убитым, снял с поверженного часового арбалет и суму, с болтами к нему. Ещё раз выглянул наружу и, убедившись, что более прочная верёвка привязана: потянул её вверх.

Когда поднялся первый из егерей, Витальевич оставил его встречать товарищей, а сам пошёл «зачистить стену». Честно говоря, он готовился ко всему: что его заметят, будут наседать большой толпой, но… стена была почти безлюдной и Гаврилов, очень быстро, и как-то слишком легко справился с задачей. Затем, Юра спустился вниз по каменной лестнице, и подкрался к северо-восточной башне второй стены. Здесь при помощи симбионта, он сделал углубление в стене, заложил в него полученную взрывчатку, и засыпал всё это мусором и землёй лежащей вокруг. Снаружи оставался только небольшой кусок фитиля. По возвращению Юрия на захваченную стену, на неё по нескольким верёвкам уже поднимались Донцы и сразу рассредоточивались, занимая удобные позиции. А с позиций, занимаемых генералом Гордоном, тихо выдвигалась колонны сформированные из добровольцев — каждому из них, в случае победы было обещано денежное вознаграждение (из кошелька Гаврилова). В итоге колонны состояли сплошь из стрельцов, которые захотели на этом заработать и они должны будут начать утренний штурм.

Время шло и у Гаврилова, смотревшего на идущие приготовления к штурму. Всё это вызывало ассоциации с мощной пружиной, которая постепенно сжимаясь, накапливала энергию. А в нужный момент, она, резко освободившись, ударит в нужном направлении, снося всё, что появится на её пути… Вот после долгого томительного ожидания: на востоке появились первые признаки рассвета — начала постепенно проявляться линия горизонта. Казаки, находящиеся на стене, прибывали в тревожном ожидании начала боя. Юрий хорошо видел, как кто-то из них тихо молился; кто-то нервно теребил свисающий конец кушака. Другие как-то отрешённо смотрели перед собой — наверное, мысленно витая где-то вдалеке. И лишь молодой казак, с густой копной тёмных волос, подстриженных под горшок: почувствовав взгляд Юрия, уж сильно старательно изображал спокойствие.

— Ну, братцы, я пошёл. — Тихо обратился Юрий к Донцам. — До того как рванёт бомба, по стене к северо-восточной башне никому не приближаться. Я ещё хочу с вами после штурма пару чарок пропустить.

— А чё так мало? — С улыбкой поинтересовался тот самый молодой казак, стоящий рядом.

— Ну, коли ты будешь наливать, то можно и намного больше выпить. — Отшутился Юра.

Слава богу, стоящие рядом казаки не расхохотались, раньше времени нарушая тишину, и Гаврилов быстро, и тихо начал спускаться вниз по лестнице. Найти закладку, сделанную ночью, для него не составило особого труда. Теперь дело заключалось в малом — предстояло подпалить шнур и надеяться, что взрывчатка сработает как надо. Как только огонь занялся и побежал к заряду: наверху его заметили и подняли тревогу. Моментально со стен полетели стрелы и камни. Но в виду того что защитников на стенах было мало, и рассмотреть что либо внизу было невозможно. Поэтому, этот смертельный дождь был редким, и в убегающего Юрия так никто и не попал. И не успел он добежать до лестницы как раздался сильный взрыв, немного всколыхнувший землю. Затем послышался нарастающий грохот падающих камней и башня начала медленно оседать.

Но все звуки были заглушены грохотом стреляющих орудий. Начался обстрел Азовской крепости, сигналом к которому и послужил подрыв башни. Юра поспешил подняться на стену, чтобы не попасть под шальное ядро своих же мортир. Как и было запланировано, под эту канонаду, казаки начали открывать ворота внешней стены. Тем временем рассвет быстро набирал силу, освещая округу, и турки заметили открытые ворота, и неприятеля готового идти на штурм последнего рубежа. С турецкой стороны, по ним, было, открыли стрельбу, но её быстро подавили ответными выстрелами. И через какое-то время всё вокруг было затянуто непроглядным пороховым маревом. Тук что далее, обе стороны стреляли друг в друга наугад. Такая перестрелка продолжалось не очень долго — сначала затих противник, прекратив стрельбу. А затем, всё окрестности утонули в радостных криках «ВИВАТ… ВИКТОРИЯ»… И когда ветер развеял дым, то перед взором казаков находящихся на стенах, предстала крепость увешенная белыми полотнищами…

Так что когда полностью рассвело, из города выслали двух человек с письмами к русским, прося выпустить их с жёнами, детьми, оружием и вещами. На что им без раздумий было дано добро, и в назначенное время, бей Гассан-Араслана, в сопровождении небольшого эскорта состоявшего из сипахов подъехал к штабному шатру. Капитуляцию гарнизона принимал Шеин — царь хоть и прибыл к этому моменту в Азов, но принимать участие в этой церемонии не пожелал. Тем временем осаждённые стали выходить из города; бей преклонил 16 знамён перед, сидящим на коне Шеине, и вручил ему городские ключи. По распоряжению Гордона, несколько русских полков блокировали город со всех сторон и ещё пять — встали коридором, сквозь который капитулировавшие проходили от ворот у реки, к ожидавшим их лодкам. Которые поджидали их на берегу, немного ниже города. Идущие из крепости Турки, шествовали в полном беспорядке, и с собою несли только то, что поместилось в руках. Погрузив свой скудный скарб, они отплыли вместе с жёнами и детьми. Бросая полные тоски и растерянности взгляды, на неожиданно ставшие чужими стены Азова. Когда отчалила последняя турецкая лодка, Русские войска заняли город и на радостях стали палить из всех пушек, чем изрядно напугали тех османов, кто не успел далеко отплыть.

Пётр, понаблюдав за этим со стороны, и взяв Гаврилова, охрану, состоявшую из гвардейцев, отправился смотреть разрушенные каланчи, которые раньше цепью перекрывали Дон.

— Юрка, ты бы видел, как лихо твои катера разбомбили эти крепости! — Восторгался он, разглядывая повреждённые стены укреплений. — Главное как они точно и далеко палили. Когда мы высаживали наших солдат для штурма. Оставшиеся в живых османы, уже драпали так, что у них только пятки сверкали!

Царь наклонился, поднял небольшой осколок от камня, который ещё недавно был частью стены. Покрутил его в руках и отбросил его в сторону.

— Турки больше испугались того, как разрывались снаряды от пушек… — Будущий император замолчал, глядя на поле боя.

— Отчасти да, Пётр Алексеевич. Ведь мы уже громили их при помощи этих катеров, вот они и побежали, по старой то памяти.

— Это хорошо, России как раз такой флот нужен. Так что прибереги эти корабли — они ещё пригодятся. Как они турецкую армаду разгромили, такой виктории ещё никто не видел.

Пётр театрально вознёс правую руку вверх, чтобы показать величие этой победы. Его взгляд «пылал огнём» и он как мальчишка наслаждался первой, хотя и не очень большой победой России на море.

— Адмирала я твоему Серафиму Васильевичу дать не могу — Ибо он, не имеет у меня чина, да и дворянству не принадлежит. Но я вот что решил, недолжно такими кораблями всяким безродным человекам управлять. Поэтому, по возвращению в Ростов-на-Дону, подашь мне список, всех кто на них служит. А я в свою очередь за добродетели мужей, отличивших себя воинскими заслугами, чем, обращая самую службу в заслугу, жалую им и потомству их, нарицание благородное. Будут они величаться князьями. Так я решил. Заодно этой чести удостоены оба твоих лекаря медицину развившие. Инженеры оружейники — зело по нраву моим гвардейцам новые штуцера пришлись. Да и до меня дошёл слух, что в Туле твоих мастеров, один боярин хотел под себя подмять. А когда они ему показали, где раки зимуют, хотел правды против них искать. Жалую им тоже дворянство — чтобы ни одной собаке, на них свой рот разевать не захотелось.

Пётр внимательно посмотрел на Гаврилова, и было невозможно понять, что он ждёт. Или проявления радости за друзей, или желает знать мнение своего собеседника по этому вопросу.

— Государь, я рад, что вы так щедро оценили заслуги моих товарищей….

— Ой, полно тебе! — Широко улыбаясь, заговорил царь, перебивая Юрия. — Небось, желчью исходишь, оттого, почему тебя такой милостью, да мимо обошли!

Царь не выдержал и громко захохотал. Отсмеявшись, он продолжил:

— Также, мною отправлена бумага Римскому императору Леопольду I, для подтверждения графского достоинства Борису

Петровичу Шереметеву. Который командовал добровольцами вызвавшимися штурмовать Азов.

Снова наступила небольшая пауза.

— Ну и Тебя с Адисом и Зенауи в другой список включил, который позднее отошлю. Будете тоже титулованными дворянами, только после Шереметева.

— Да, Пётр взрослеет. — Подумал Юрий. — Вроде и великой милостью одарил, но при этом надёжно привязал к себе всех, кто может быть ему полезен. Дворянин обязан служить своему государю и точка, никаких других вариантов нет. И некуда ты милок, из золотого хомута теперь не денешься. Хотя Юрик, ты знал куда шёл. Только не ожидал, что это произойдёт так быстро.

Но, а внешне, Гаврилов отреагировал так — став по стойке смирно, громко и чётко ответил:

Спасибо Государь! Клянусь, оправдаю твоё высокое доверие!

— Оправдаешь, говоришь? Но ничего время покажет, насколько ты искренен. — С усмешкой ответил царь. — Далее запомни, на занятиях со своими егерями и в бою — так уж и быть, носи свою форму. Но ко мне на аудиенции, и твои люди, и ты, должны ходить только в обмундировании гвардейца Преображенского полка, при котором вы уже приписаны….

По возвращению в лагерь, Юрий был очень удивлён одним событием. Казаки, окрылённые победой. Как «бреднем прошлись» по Азову, затем, сняли свой лагерь и отправились к Мёртвому Донцу: осаждать турецкую крепость Лютик. Несмотря на то, что течение этой истории уже сильно изменилось, «войдя в новое русло». но некоторые события стремились пройти так же, как уже когда-то было — как это помнил Юрий.

— Интересно, а пошлёт ли гарнизон Лютика людей, чтобы проверить весть о сдаче Азовской крепости? Или дадут бой, по их мнению, чрезмерно обнаглевшим казачурам. Ведь эта небольшая, квадратная крепость, является настоящим ужасом для осаждающих войск. Подкопы под стены не сделаешь — из-за близких грунтовых вод, да и долго под стенами не постоишь. Потому что, как подует низовка, нагонит воду, затопив всю округу, хочешь, не хочешь, а осаду снимешь.

— А чего голову ломать? — Ответил самодержец, выслушав Юрия. — Если у них всё получится, то хорошо, Россия ещё землёй прирастёт. А если нет, то тоже неплохо, эти союзники, со своим правилом — «с Дона выдачи нет» они у меня давно — как кость в горле….

Далее, Пётр не отпускал Гаврилова не на шаг. Так и ходили они весь день в сопровождении Гордона, Меньшикова, Лефорта и Шеина. Поначалу осмотрели разрушения причинённые артобстрелом Азову. Осмотрев и оценив ущерб нанесённый постройкам: государь издал указ, о реконструкции крепости и переделке мечети под православный храм. Для проведения этих работ, сюда должны были сгоняться все осуждённые. Причём, по этому указу, даже смертный приговор, должен заменяться ссылкой на каменоломни. Где каторжники будут добывать камень для строительства новых крепостных укреплений и восстановления старых.

Покончив с указами, по решению Петра, как были, так и заглянули всей гурьбой в госпиталь. Где случился один очень неприятный инцидент. Дело в том, что Меншиков изловчился и незаметно дал указание. — «Мол, кровь с носу» но госпиталь привести в надлежащий вид. Чтобы нечего не огорчало Петрова взгляда. Вот группа гвардейцев и захотела навести там порядок — так, как они это понимали. То есть, решили всех сильно калеченных, вынести из госпиталя с глаз подальше. Но, неожиданно для них, на их защиту встали все медики и стрельцы — прикомандированные на должность санитаров. Неизвестно, чем это всё закончилось, не появись вовремя царь возле госпитальных палаток.

— Это что здесь происходит?! — Закричал Пётр, заметив это противостояние. — Убрать оружие! Живо!

Этот окрик подействовал на обе стороны отрезвляюще и они, готовые уже начать друг друга сечь насмерть, спрятали сабли. Но напряжение, только ослабло и в воздухе, судя по взглядам двух сторон, ещё витала агрессия, не нашедшая выхода.

— Я спрашиваю, что здесь происходит?! — Повторил свой вопрос Романов, когда он подошёл со своей свитой поближе.

Он всем своим видом, показывал недовольство увиденной ситуацией. Он считал себя лидером, да что там считал — он был им. Он должен был владеть ситуацией, и это у него отлично получалось. Всем своим видом — тем как он стоял — широко и твёрдо, как смотрел на участников конфликта: всё это, без лишних слов подействовало на окружающих. Образно говоря, Пётр буквально нависал над всеми, подавляя волю участников конфликта, как могучая скала, готовая уничтожить всех, кто опрометчиво возомнит себя равным ей.

— Батюшка государь, так это они ироды, незвано к нам явились, и стали у нас хозяйничать! — Запричитала Элизабет, бросившись, царю в ноги указывая рукой на гвардейцев. — Защиты молю, не для себя, а для раненых! Их трогать нельзя! А эти убивцы, самых тяжёлых раненых, куда-то унести решили — мол, нечего им здесь царские очи мозолить. С некоторыми пациентами так грубо обошлись, что у горемык все повязки снова кровью пропитались! Нельзя с ними сердечными так, помрут ведь от кровопотери! Значит, все наши труды по их спасению были напрасны!

Стоя на коленях перед Петром, Лиза сорвала с головы форменный белый чепец и распустила свои русые волосы. Наверное, потому что это был неподдельный крик её души, в этот момент она всем своим существом, олицетворяла глубочайшую скорбь. И всякий, кто видел лицо доктора, не мог не посмотреть в её светлые глаза, которые были полны слёз отчаяния, и с мольбой, и надеждой смотрели на самодержца.

Юрий, потянул свою руку к мечу, чтобы кинутся с ним на обидчиков его медиков. Но сильная рука Гордона, прервала его движение. Не меняя мимики, Пётр Иванович тихо прошептал:

— Остыньте Гаврилов, государь сам во всём разберётся. Поверьте, в это дело лучше никому лишнему не влезать.

Тем временем, события у госпиталя развивались своим чередом. Романов наклонился к женщине стоящей перед ним на коленях и, взяв за плечи, легко поднял с земли. И наклонившись, сам, собственноручно отряхнул от земли её белый передник.

— Елизавета Семёновна, полно тебе голубушка причитать. Сейчас мы наведём здесь порядок и больше никто, никогда вас не побеспокоит. — Будущий император, с отеческой теплотой смотрел на молодую женщину, которая тут же сильно смутилась от такого внимания.

Но когда он уже по-другому посмотрел на своих гвардейцев, они сперва сконфужено поёжились, а затем вытянулись в струнку — став по стойке смирно.

— Вон отсюда! — Тихо, но при этом грозно прошептал царь. — И не приведи господь, кто-то из медиков ещё на вас пожалуется. На дыбе свою жизнь окончите.

«Провинившиеся» воины мгновенно «испарились» как будто, их здесь и не было.

— Так доктор, командуйте, что нам делать, чтобы исправить ситуацию. — Снова улыбаясь, поинтересовался Пётр.

— Да что вы, надёжа государь! — Испуганно замахала руками Лиза и снова упала на колени. — Спасибо вам батюшка, вы нас и без того спасли и защитили, а дальше мы сами справимся!

— Доктор, вы с земли то подымитесь. — Уже строже сказал государь. — Мои соколы вас обидели, знать мне и ответ за их безобразие держать. И не вздумайте больше перечить мне! Не люблю такого.

Всё это, отрезвляюще подействовало на врача, и она, поднявшись с колен, вытерла рукой слёзы (лучше бы ей этого было не делать — пыль, прилипшая на её ладони, размазалась полосами по её смазливому личику).

— Так нам раненых, назад, в палатки занести. А там мы им родимым, сами необходимую помощь окажем.

После этих слов врача, самодержец подошёл к ближайшим носилкам: на которых лежал воин без обеих ног, и перед тем как взять их, обернулся к своей свите, и распорядился:

— Чего стоите как столбы? Немедля, аккуратно взяли носики и бережно заносим наших воинов обратно. А ты Гаврилов, иди ко мне, вместе будем солдат в палатки заносить.

Когда Юрий выходил за следующим раненым, их с царём догнал Меньшиков. Поравнявшись с Петром, он слегка подтолкнул его локтём. И с нагловатой улыбкой, многозначительно кивнул головой в сторону Элизабет, которая умывалась в госпитальном рукомойнике. Пётр отвесил тому увесистую оплеуху и серьёзным тоном, отчитал своего любимца:

— Охолонь сводня. Она мне не как куртизанка нужна, а как доктор. Хотя, впрочем, она ничего, … — Царь выдержал паузу, оценивающе поглядев на девушку. — …Но я, запрещаю её трогать! Доктор, мне для дела нужнее — как врач. Уяснил? А пока, Азовскими прелестницами обойдёмся.

— Как скажешь, мин херц. — Пожал плечами Александр Данилович, изображая полное безразличие и покаяние.

— Ладно, иди уже шельма, и не вздумай меня ослушаться по этому вопросу.

На следующее утро произошло то, что и ожидал Гаврилов. Появились казаки, которые сопровождали делегацию из Лютика. Делегаты растерянно бродили вокруг крепости (в неё саму их не пустили). Удостоверившись, что отныне Азовом владеют русские, турки немного сникли и отправились в обратный путь, неся своим товарищам эту горестную для них весть.

 

Глава 12

Двое старых, неразлучных друзей, степенно сидели у камина и попивали новомодный — целебный напиток — джин. Начинающий лысеть джентльмен рассеянно смотрел на пляшущие языки огня, излучающие приятное тепло и изредка прикладывался к своему бокалу. Видимо он чего-то старательно обдумывал. Другой же, в противоположность своему начавшему набирать вес другу, был сухопар, и расставаться со своей полностью седой шевелюрой не собирался. Так же, в отличие от своего товарища, временами проявлял еле заметные признаки нервозности. Они заключались в том, что время от времени, он, на очень короткий срок, начинал выбивать дробь, стуча костяшками пальцев по деревянному подлокотнику своего кресла. Другим признаком его беспокойства было то, что он слишком часто поглядывал на сидящего рядом с ним джентльмена. С явным нетерпением ожидая услышать его мнение по какому-то вопросу.

— Вильям, чтобы не говорили, а всё-таки замечательный напиток изобрёл этот врач Францискус Сильвиус. — Не выдержав долгой паузы, нарушил молчание долговязый, седой мужчина.

— А? — Спокойно переспросил крепыш, не отрывая своего взгляда от огня. — Да, ты прав, меня например, он прекрасно избавляет от моей колики. Да и его вкус, просто божественен.

С этими словами Вильям (он же хозяин замка), молча, лениво, отвёл немного в сторону руку держащую бокал. Вышколенный слуга (молодой юноша, в богато расшитой ливрее: державший бутылку алкогольного напитка в руке), тенью скользнул к креслу своего господина и с грациозностью и элегантностью, достойной великого болеро, наполнил его бокал. Затем, также тихо отступил назад, в затемнённую часть зала.

— Вообще-то Брайан, то, что ты мне сейчас рассказал. — Вернулся к основному разговору Вильям, посмотрев на собеседника. — Это не дурные вести, а кошмарные известия.

— Неужели? Но ведь Османская империя далеко. Да и я уверен, что в этих невероятных рассказах очень мало истины. Они придуманы трусами, лишь бы оправдать перед ханом своё поражение.

— Друг мой, вот здесь, я с тобой не согласен. Всё сегодня рассказанное тобою, лишь подтверждает то, о чём мне докладывали ранее. И надо признать: выслушав твой рассказ, я теперь сильно сомневаюсь, что могу в этих событиях отличить вымысел от реальности.

— Даже так. — Худощавый джентльмен ничем не выразил своего удивления, а, только, посмотрев на опустевший стакан, повторил движение своего друга, означающее, что его бокал должен быть наполнен. Что в итоге и было сделано. — Брайан, могу я полюбопытствовать, что за тайны известны тебе и почему о них не знаю я?

— О — о — о, друг мой, это будет долгий рассказ. — На лице пожилого крепыша, появилась еле заметная снисходительная улыбка. — Так что, усаживайся удобнее и слушай.

И не поворачиваясь, будто вещая в пустоту, проговорил:

— Чарльз, мальчик мой, будь добр, подойди к нам.

— Есть сэр, да сэр. — Ответил голос из темноты.

Послышались степенные, размеренные шаги, и совсем скоро к сидящим у очага мужчинам подошёл молодой человек. Внешне, он был сильно похож на хозяина замка, только был молодым, стройным юношей и его голову украшали густые, длинные, рыжие волосы. Одет он был в дорогой костюм, который состоял из белоснежной рубашки с отложным кружевным воротником, камзола. По диагонали, его пересекала перевязь для шпаги. На ногах было одето светлое, вязанное обтяжное трико, мягкие широкие сборчатые штаны и модные — низкие сапоги с расширенным голенищем.

— Мальчик мой. — Повторился в обращении полноватый джентльмен. — Не надо так официально, здесь все свои, ты садись рядом с нами и слушай внимательно. Всё что здесь услышишь — очень важно. Ты должен владеть этой информацией как говорится от первоисточника, чтобы там, куда ты поедешь безошибочно ориентироваться, что к чему. Честно говоря, из-за этих странных событий я тебя и посылаю к этим варварам.

Тем временем, двое слуг поднесли к камину ещё одно тяжёлое, дубовое кресло, в которое чинно, уселся юноша. Он сидел с прямой спиной, не касаясь ей спинки кресла, и при этом выглядел монументально, и величественно. Это впрочем, не мешало ему с глубоким уважением, смотреть на рассказчика, приготовившегося поведать о чём-то важном.

— В общем, так. По докладам, поступающим ко мне, эти странные события начали развиваться на Карибском острове Эльютера. По началу, нам стало известно, что на нём взбунтовались рабы. И местный гарнизон не смог подавить этот бунт, и был толи пленён, толи уничтожен разбойниками. Именно поэтому, туда были направлены три корабля Royal Navy с экспедиционным корпусом на борту, в задачу которого входило жёсткое подавление восставших. Всё бы в этой экспедиции нечего, но, странности начались почти сразу при подходе к злосчастному острову. Наши доблестные моряки заметили очень странную и большую лодку, у которой не было ни парусов, ни вёсел. Поначалу её даже приняли за гигантское морское чудовище, и только страх перед наказанием не позволил начаться панике, и разобраться что к чему. Когда же Royal Navy постарались догнать это судно, то оно очень быстро оторвалось от преследователей и с невероятной скоростью ушло в океан. Кстати, забегая вперёд, скажу: то, что это был корабль, подтвердили несколько наших солдат с острова. Которые своими глазами видели, как мятежники грузились на его борт.

Рассказчик ненадолго прервался, посмотрел на своих слушателей. Видимо, он захотел оценить реакцию сидящих рядом людей, и остался доволен тем, как они внимательно на него смотрели. Отхлебнул из своего бокала глоток джина. Выдержал небольшую паузу и, решив, что добился этим должного эффекта, и слушатели уже достаточно заинтригованы, продолжил свой рассказ:

— Дальнейшие события принесли новые сюрпризы, которые, продолжили сильно удивлять наших людей, когда они оказались на этом острове. К моменту высадки экспедиционного корпуса на сушу, к всеобщему удивлению, остатки гарнизона уже были на свободе, и все находились на берегу, встречая тех, кто пришёл к ним на выручку. Надо сказать что, как говорили мои осведомители, бывшие среди прибывших воинов: это зрелище было пренеприятное для нашего самолюбия. Местные солдаты, были в подавленном состоянии, и то, что они начали рассказывать, поначалу вызвало сомнения во здравии их ума. По их рассказам выходило, что оружие повстанцев не требует перезарядки, и способно стрелять с невероятной точностью, и на большое расстояние. Вдобавок, эти дикари, умудрились в кротчайший срок построить крепость, под стенами которой гарнизон острова и потерпел это кошмарное поражение. Джентльмены, представьте, каково было удивление воинов, прибывших на Эльютеру, когда им воочию показали современную крепость построенную рабами. И недалеко от неё, большое кладбище, где покоятся наши солдаты, так бесславно сложившие под её стенами свои головы.

Монолог снова прервался, сэр Вильям, слегка пригубил содержимое своего бокала. Немного призадумался и после чего снова заговорил.

— Далее, при детальном разбирательстве этого инцидента выяснилось: как ни странно всё звучит, но этим бунтом руководили трое белых бандитов. Между собой, они общались на каком-то неизвестном языке, в котором на слух слышалось много звуков ш, щ, с, — а это, уже напоминает язык московитов. Поверьте — я знаю, о чём говорю. Также, на этом языке говорили некоторые арапы, находящиеся при них и эти …, общались с белыми, как равные им. В довершение ко всему, выясняется, что предводитель бунта, говорил себе как о путешественнике, у которого возникли проблемы с кораблём, и он причалил к берегу, в надежде получить необходимую ему помощь. Здесь он и попал в руки одного жадного бастарда, имя которого я не желаю даже вспоминать. И этот, прошу прошения джентльмены за выражение — алчный выродок, захотел прибрать к рукам всё имущество чужестранца. Заодно, и его самого сделать своим рабом: после такой «встречи», московит и устроил этот бунт.

Рассказчик, немного не совладал с эмоциями и на его лице, проскочила лёгкая тень гримасы брезгливости.

— Не убей эти бандиты того бастарда, то клянусь. Свою никчёмную жизнь, он закончил бы на виселице — как безродный пёс. Я сделал бы это с ним, даже, несмотря на его папашу. Так, о чём это я, ах да, я пришёл к выводу, что крепость строили, только для того, чтобы за её стенами выждать время, необходимое для ремонта таинственного корабля.

Взгляд хозяина замка стал немного мечтательным.

— Надо было хитростью; подкупом; посулами, но добиться, чтобы этот путешественник со своей большой лодкой и её командой достались нам. Или на крайний случай — их вещи с судовыми бумагами. Это так бы помогло Британии, в борьбе с Голландией. Ни для кого не секрет — нам, так жизненно необходимы её рынки. — Сэр Вильям, немного виновато улыбнулся. — Простите меня, немного отвлёкся. Так вот, этот путешественник, в общении, ни от кого не скрывал, что он из Московии и хочет только одного — вернуться домой. Далее, мне докладывали о том, что команда одного французского торгового флейта: перебрав спиртного в тавернах, хвалилась тем, что встречалась с самим морским дьяволом, и его слугами. И якобы он, благосклонен к французам. Они своими глазами видели, как он разнёс своими могучими щупальцами три британских пиратских корабля. Которые пытались атаковать их судёнышко. А затем, его слуги помогли отремонтировать французскую посудину.

Рассказчик снова прервался, снова сделал глоток лечебной настойки и для большей убедительности своих дальнейших слов, указал в потолок указательным пальцем левой руки.

— Обратите внимание господа, команда описывала флаг трёх погибших кораблей принадлежащих нашим корсарам. Они приблизительно в этом временном промежутке бесследно исчезли. По моей команде, была захвачена парочка этих хвастливых матросов. И под пытками, они продолжали настаивать, что видели, как дьявол всплывал из — под воды. И по их рассказам, описание дьявола, очень походит на лодку, что заметили наши моряки возле берегов Эльютеры. Теперь, добавьте к этому рассказ о событиях под Азовом. Что получается?

Наступила гнетущая тишина, вся троица, сидевшая у камина, молчала. Все смотрели на огонь в очаге, и каждый был погружён в свои мысли. Затянувшееся молчание, было нарушено сэром Брайаном.

— Вильям, ни дай бог, эти варвары получат выход к морю и, почувствовав свою силу, предъявят свои претензии на владения морскими торговыми путями. Это будет ужасно.

— Говори прямо Брайан — катастрофа. — Поправил друга крепыш. — Плакали наши вложения в вест-индскую торговую компанию. Корабль, который может атаковать из — под воды, с лёгкостью сможет уничтожить весь наш военный флот. Это будет ещё одно побоище. А без могучего флота: о морских торговых путях, можно попросту забыть.

— Дядя Вильям, так что нам делать? Неужели это всё? — Юноша, позабыв о манерах, позволил себе слабость дать волю эмоциям. За что был удостоен двух мимолётных взглядов, содержащих укор.

— Пока нет мальчик мой. Я знаю эту дремучую страну, мы там закупаем зерно, меха и пеньку. Пока у них нет никакого флота. А корабль, скорее всего, является имуществом того опасного путешественника. В данный момент, у них такая неразбериха, что у нас есть полная свобода действий, и мы сможем на будущее обезопасить себя от этих кораблей. Чарльз, я, поэтому и позвал тебя. Мы с сэром Брайаном уже стары для таких дел. А ты, как никто другой подходишь для этого дела. Поедешь туда как торговый представитель, все твои документы уже готовы. Чарли, ты некогда меня не подводил: все мои секретные поручения тобою выполнялись идеально, даже, несмотря на их сложность. Вот и сейчас, я в тебе уверен.

— Я не подведу вас сэр. — Ответил Чарльз.

— Не надо так официально сынок, ты лучше иди в библиотеку, тебе уже подготовили все, что тебе должно прочитать об этой стране. Также в свитках, лежащих на моём столе, есть специально написанные мною инструкции. В них говорится, как и чего можно добиться — кого можно подкупить, кого с кем стравить. И пользуйся тем, что у них два царя, а это значит, что можно манипулировать их дворней, умело сталкивая лбами. Самое главное, завладей секретами нового русского оружия, разрушь всё, где налажено его производство, сделав последнее невозможным. А кого из мастеров не сможешь перекупить, уничтожь, но, действуй только руками самих же московитов. Пусть это будет похоже на меж клановую резню, или даже простой разбой. Но ничего недолжно указывать на твоё участие в этих делах….

Когда молодой человек покинул каминный зал: долговязый джентльмен, проводив его взглядом, тихо проговорил.

— Подумать только, ведь этот юноша когда-то был у тебя младшим сокольником. Кстати, как там его мать, кажется, её зовут Дебора?

— Уже лет пять, как померла.

— Эх, жаль, по молодости красивой была чертовка. Кстати всё хочу тебя спросить. Ты занялся судьбой этого мальчика только потому, что он твой отпрыск?

Вильям посмотрел на друга со снисходительной улыбкой. И после лёгкого вздоха, проговорил:

— Конечно, нет. Мало ли, сколько у меня может быть бастардов. Так почему я о них должен переживать? Ты же помнишь, этот сам, с детства начал проявлять особые способности и смекалку. Вот я его и поддержал.

— Так может после гибели твоего Ричарда, при Лоустофтском сражении, признаешь Чарльза. Ведь у тебя совсем не осталось детей, кроме него. А твой род кому-то надо продолжать

— Увы, но ты же знаешь — это невозможно. Поступи я так, то мгновенно стану всеобщим посмешищем. Уж кто-кто, а ты точно знаешь: когда Чарли исполнилось двенадцать лет, я погасил долги разорившегося соседа, поставив ему условие, что он признает своим сыном моего незаконного отпрыска и передаст ему свой титул. И за эту услугу, одинокий граф доживает свои дни на полном моём содержании. Неужели ты этого не понимаешь? Это будет, мягко говоря, просто смешно. После всего этого: я тоже предъявлю права на своё отцовство. Я и без того, уже много для него сделал. Сейчас, он должен службой общему делу, доказать, что достоин, быть равным нам.

Петрову воинству, пришлось простоять под Азовом ещё около трёх недель. Солдаты спешно восстанавливали разрушенные крепостные стены. Но на этом их обязанности не заканчивались, за первую неделю, войском несколько раз успешно отражались атаки степняков. Впрочем, эти набеги на удивление быстро прекратились. Видать, кочевники быстро поняли всю тщетность своих набегов. Да и благодаря новому оружию, применяемому против них, нападающие несли очень большие потери.

Когда инженеры, контролировавшие ход восстановительных работ, подтвердили, что за такими укреплениями, оставленный в крепости гарнизон, сможет успешно противостоять осаде. Войска начали поэтапный отход к основным местам своей службы. Далее, на восстановлении Азова и строительстве судоверфи, должны были работать осуждённые. К тому моменту, когда царь со своей свитой и в число которых был причислен и Юрий, отбыли в Ростов, первые две небольших партии этих каторжников, уже были пригнаны. А сколько ещё прибудет, и ляжет на строительстве своими костями, это никому не известно. Да и вообще, об их судьбе никто не задумывался, самое важное было, как следует закрепиться и удерживать присоединённые территории. А самым драгоценным в этом завоевании было то, что появился выход в море

При возвращении из этого похода, на душе у Юрия было намного легче: его радовало, что на сей раз, его маленький отряд не понёс никаких потерь. Можно сказать больше, у егерей не было даже раненых. Ему было очень приятно видеть, что у родни, встречающих его воинов, были только слёзы радости. И это несмотря на то, что все были измучены тягостным ожиданием. Когда неизвестно, вернётся ли родной человек, или навеки останется на поле брани. Особо тягостно было на фоне последнего сражения, когда потери были просто катастрофическими. Люди, с нескрываемым нетерпением ждали, когда егеря (по требованию Петра, возглавлявшие колонну возвращавшегося войска), входили в город. И как они это умеют, торжественным маршем прошли по улицам до городской площади. Они шагали по ковру из живых полевых цветов, которые щедро бросали горожане, под ноги вернувшимся солдатам. Царь и в этом возникшем ответвлении истории, послал Шеина в Москву, чтобы тот как генералиссимус — победитель, прошёл через триумфальную арку: взяв на себя основное бремя славы (которая пока тяготила будущего императора). В этой истории, было ещё одно отличие, оно заключалось в том, что в Ростове на Дону, также было устроено чествование воинов победившей армии. Но и здесь, Романов предпочёл остаться в тени, проще говоря, раствориться среди массы своих гвардейцев. Отдав на откуп ликующим горожанам, их земляков. Следом за егерями, по нетканому ковру прошли Преображенцы и завершали шествие стрельцы. Впрочем, людского ликования хватило на всех и даже с избытком.

— Любый мой, я так по тебе истосковалась. — Прильнув к мужу, тихо сквозь слёзы проговорила Ульянка. Когда, наконец, смогла к нему подойти. — Так изболелось моё сердечко, прямо извелась вся, тебя ожидаючи. Пойдём, скорей домой, я уже велела Гавриле, чтобы тот баньку истопил: а то там, под Азовом, поди, хорошенько помыться было некогда.

Несмотря на то, что она пыталась сдерживать эмоции и «не давать им воли на людях». Уля, буквально «светилась» от переполняющей её радости. Окончив эту фразу, она уткнулась лицом в грудь мужу. Они так и замерли, обнявшись: окружавшие их горожане — из тех, кто не встречал своих близких, учтиво обходили эту пару стороной. А те, кто дождался из этого похода мужа или сына, тоже стояли, боясь разжать объятья, или плотно облепив своего героя, неспешно шли домой. Что в итоге вскоре сделали и Гавриловы. Ульяна шла молча, даже не смотря на дорогу: как будто боялась оторвать хоть на мгновение свой взгляд от мужа. И перед самым домом вымолвила:

— Юрашка, а я тебе приготовила твою любимую картоплю. Запекла её с мясом, как Дибаба научила. Я её сама, специально к твоему приходу сделала.

— Родная, ты меня просто балуешь, спасибо тебе за это. — Юрий, подражая польским кавалерам, поцеловал руку жены. Низко склонив голову, чтобы прижаться губами к кисти её руки.

— Ой, чего это ты удумал! — Уля смущённо отдёрнула руку. — Делать тебе больше нечего, как при людях чудить. Пошли лучше домой, там нас уже заждались, наверное. Ведёшь себя, как шляхтич какой-то.

Что не говори, но баня это самое прекрасное из того, что придумало человечество. Пропаренный, пробитый вениками (Гаврила, оказывается в этом деле великий мастер), Юрий ощущал себя, как заново родившимся на свет. И одетый во всё чистое, уже предвкушал праздничный обед, в честь своего возвращения из похода. Но, до стола дойти ему было не судьба. В дом буквально ворвались трое гвардейцев (из числа тех, кого Юра сам обучал для Петровой охраны), и буквально с порога закричали:

— Гаврилов, где ты пёс! Живо пошли с нами собака! Царь тебя требует!

Юрий, не раздумывая, поспешил им навстречу, и голосом полным «металла» с нескрываемой угрозой «процедил» сквозь зубы:

— Что вы себе позволяете смерды?! А ну, или сменили тон, или пошли вон из моего дома!

Гаврилов вышел к ним без оружия, но, несмотря на это, ближайший воин приставил к его голове пистолет и с презрением произнёс:

— Ты гнус не очень-то хорохорься. Ведь мы невзначай и зашибить тебя можем.

На беду вояки, тот был слишком близко — почти касался дулом своего оружия, лба Юрия. Чем тот и не преминул воспользоваться. Молниеносное движение на отвод вооружённой руки, залом кисти и из-за чего оружие из неё вывалилось на пол. Следом был нанесён удар пяткой по большому пальцу ноги. И пока противник был этим обескуражен, его рука была заведена за спину, и гвардеец был взят на удержание. Служа для Юрия живым щитом.

— Сынки надеюсь мне не надо вам объяснять, что мне ненужно оружие. И я могу и без него отпустить на божий суд ваши грешные души?

— Ты это. Не дури. У тебя ведь семья есть, о ней подумай.

Это после небольшой заминки, заговорил более спокойно молодой белокурый гвардеец, которого Юрий знал как Алексея.

— Ели что с моим семейством случится, то обидчикам я не завидую, они перед смертью, проклянут день, когда это зло замыслили.

— О себе подумай, ведь за сопротивление нам, точно на дыбу пойдёшь.

Гвардеец говорил уже совсем спокойно, но продолжал держать Юрия под прицелом.

— Честь дороже. И я, её никому топтать не позволю. Вам велено доставить меня к царю, так подождите, пока я переоденусь для встречи с ним.

— А ты нам не указ, мы слуги государевы. — Вмешался в разговор, стоявший справа от своего товарища по оружию воин. Если Гаврилову не изменяла память, то его звали Андреем.

— Андрейка, вам решать, с вами я пойду к царю или без вашего сопровождения. Коли вам велено только доставить меня ко двору, то ждите….

В следующую секунду оба царских телохранителя уже лежали обездвиженными. Это на помощь Юре подоспели Тимофей и Василий Эзана. Они жили неподалёку — в соседних дворах. И услышав крики Преображенцев, заподозрив неладное, поспешили на выручку своему командиру.

— Беги командир, спасай семью! — Скороговоркой выпалил Тима, крепко связывая Андрея. — Наши ребята, прикроют твой отход.

— Спасибо братцы за верность, но мне бежать — это лишне, я присягнул на верность Петру Алексеевичу. А этим парням, велели доставить меня к царю, но они, не так это поняли и перестарались в своём усердии.

Гаврилов говорил как можно спокойнее, стараясь, насколько это, возможно, смягчить тембр своего голоса. Жертвы в этой ситуации были лишними.

— Так тебя в измене заподозрили. — Подал голос Мирослав, которого Юра до сих пор удерживал в захвате.

— Ага. И все видели, как собаки по небу летали. — В ответ съязвил Витальевич.

— Что за бред ты несёшь? — Непонимающе переспросил Мирослав.

— А такой же, как вы про моё предательство. Поэтому, поступим так. Я переоденусь в свой мундир, и иду с этими орлами к царю. На мне вины нет, и я это докажу. Всё что связано с моей изменой, всего лишь слухи и досужий вымысел.

— Так что? Нам их отпустить? — Спросил Эзана, указывая взглядом на своего пленника.

— Однозначно отпускай. Мы с ними слуги государевы, и враждовать нам нет нужды. — Далее Юрий добавил в свой голос нотки металла. — Но, если они ещё хоть раз, позволят нечто подобное в мой адрес. Я этих наглецов убью.

Отпуская Мирослава, Юра заметил за своей спиной Ульянку. Она обеими руками сжимала один из его охотничьих ножей. А уже за ней стоял Гаврила, но в его руке был большой, сувенирный мачете.

— Родная, не беспокойся. — Тихо обратился Юра к жене. — Ты же знаешь, я могу доказать свою невиновность.

Он незаметно ей подмигнул: и она поняла всё, что хотел этим сказать её мужчина. Опустила руки, выронила ножик, который выскользнув из её ладоней, воткнулся в пол.

Слава богу, егеря не подняли ненужного шума, и Гаврилов в сопровождении трёх гвардейцев и двоих егерей спокойно, без приключений, дошёл до гостевого дома: где остановился самодержец. Перед входом в кабинет, где находился царь, Юрий сдал оружие и, не удержавшись, подшутил над охранником принимавшим его:

— Ты орёл, далеко его не прячь, а то не дай бог забудешь, где положил, а оно мне дорого.

И не дожидаясь ответной реакции на свою остроту, подошёл к открытой двери. За ней его оказывается, с нетерпением ждали. Царь сидел на стуле, который у него выполнял функции трона. А рядом стоял Меншиков и даже не скрывал своего ликования.

— Ну что, двуликий Янус. Рассказывай, кому ещё служишь? — Без предисловий начал свой словесный допрос Пётр.

— Государь, хоть убейте меня, но я не пойму, в каком предательстве вы меня обвиняете.

Юрий стоял перед будущим императором в окружении двух гвардейцев, справа от него был Андрей, а слева замер Алексей. Поэтому, он даже не предпринимал попытки приблизиться к самодержцу. Чтобы зря их не провоцировать. А просто, постарался изобразить искреннее удивление.

— Да вот, Алексашка говорит, что имеет неопровержимые доказательства твоей измены.

Романов наклонился вперёд, упёрся на своё левое колено локтём и с характерным ему прищуром, испытующе посмотрел на Юрку.

— Ваше сиятельство, коли имеет то пусть предъявит. Я, не могу оправдываться против того, чего сам за собой не ведаю.

Тут, в свою игру вступил Меньшиков: он начал ходить туда, сюда по залу, маяча между царём и обвиняемым.

— Это как он не знает за собой вины?! Так ты что хочешь сказать?! Что я который не щадил живота своего во время битвы на реке Дон. И, получивший там ранение, продолжавший рубиться насмерть с турками: возвожу на тебя напраслину?! Я, который, не залечив ран, пошёл в Азовский поход, и под обстрелом вражеских пушек, возводил укрепления: вру своему государю?! ….

— Врать нет. Но сам быть в заблуждении вполне можешь. — Ответил Юрий, когда Александр Данилович закончил свой полный эмоций монолог.

— Вот! У меня обличающие тебя в измене бумаги есть! — С этими словами Александр извлёк из-за пазухи бумаги, которые Гаврилов передавал Кузьмичу. — Здесь твоя переписка с твоим заграничным хозяином. Что теперь скажешь?! А?!

— Отдай их царю, пусть он их посмотрит, там нечего такого, о чём ты говоришь, нет.

— Ой, хитёр! Тут или тайнопись, или чужеземном языке написано. — Не унимался Алексашка. — Поэтому ты так и смел, что никто этих писулек прочитать не сможет.

Но, он всё-таки подошёл к Петру и отдал ему все листки.

— Государь, это что-то вроде моих набросков о планах, и трудах которые я должен осуществить во благо твоего дела. Правда, единственный мой грех, пишу на том языке, который мне удобен.

Романов, сначала бегло бросил взгляд на иероглифы, но затем, узнав письменность, углубился в чтение.

— Так зачем тебе собака писать о состоянии моей артиллерии?! — Самодержец грозно посмотрел на Юрия исподлобья.

— А! Что я говорил?! Измена! — «Подлил масла в огонь» Меньшиков, который рассматривал листки, заглядывая в них из-за Петрова плеча.

— Государь, прочти дальше, там будет понятно, зачем я это делал.

Царь долго и внимательно изучал каждую бумажку. Читая одну из них, оглянулся, посмотрел на своего любимца и, улыбаясь, промолвил:

— Тут кстати, тебе вскоре планировали предложить дело, сулящее, кстати, немалые барыши.

От улыбки на лице фаворита, не осталось и следа. Но в остальном, он держался достойно.

Вскоре царь захохотал так, что всем показалось, якобы от этого затряслись оконные стёкла. И сквозь смех он произнёс:

— Ха — ха. Тут написано, что ты Алексашко, предъявив этот документ, даришь Гаврилову свою холопку Марью урождённую Лукину и мужа её, Гавриила Гончарова. Ха — ха — ха. Так что друг ситцевый, садись и пиши дарственную. Ибо, бумагу эту, ты мне уже дал, причём собственноручно. А ты Юрий, не обойди Алексашку своими планами. Сделай так, как обещал поделиться с ним в своей бумаге. Ха — ха — ха.

К моменту окончания царской аудиенции. Возле гостевого дома собрались все егеря, которые могли ходить. И Юрино появление при оружии и без конвоя, явно обрадовало всех, но, слава богу не вызвало киношного ура, и рукоплесканий. На мгновение, остановившись на ступенях и оглядевшись, с первого же взгляда, Юрий заметил свою жену. Она стояла среди егерей, и нервно теребила руками какую-то тряпицу. И, это было впервые на его памяти: она была растеряна и выглядела беспомощной как ребёнок. Рядом с ней находился Гавриил — ожидавший известия относительно его дальнейшей судьбы.

Он стоял, сняв свою шапку и от волнения, с силой вцепился в неё обеими руками.

— Ну что братцы, у нас всё отлично. Скоро мы все переезжаем на новое место службы. Оно находится где-то под Тулой. Мне очень хочется, чтобы со мной поехали все, с кем я сражался плечо к плечу. Не зависимо от того, могут они держать оружие, или нет. И самое главное, друзья, благодарю за поддержку. А что касается тебя братец, — Юра обратился к своему дом работнику — то поздравляю тебя, вот дарственная на тебя и твою жену. Так что, всё у нас получилось.

— Отец родной, благодетель ты наш… — Кузьмич уже намеревался распластаться в ногах у подошедшего к нему Гаврилова, но тот его быстро подхватил, не позволив это сделать.

— Ты это брось. Мне достаточно в знак твоей благодарности простого поклона. Ты же вольный человек. А это, — Юра потряс свитком в воздухе — простая формальность, говорящая о том, что вы больше не холопы князя Меньшикова и я имею право вас обоих отпустить. Братцы, обращаюсь ко всем, на будущее учтите, я всем писать вольные не собираюсь, так что думайте головой, а не другими местами.

Последняя фраза вызвала дружный смех, и поток шуток скабрёзного содержания. Вот так неспешно всей гурьбой, неспешно и дошли до дома Гавриловых. А дальше вышло так, что, скромного семейного застолья, о котором мечтал виновник переполоха, не получилось. Прямо на улице были выставлены столы, и благодаря совместным усилиям жён егерей и Дибабы, они вскоре ломились от разнообразных яств. А поближе к вечеру, пришлось добавлять столы по причине нехватки мест. Как говорится, «зашёл на огонёк» Пётр со своими товарищами и не побрезговал тоже присесть к общему столу….

На новом месте, где предстояло создать базу для подготовки егерей, работы был непочатый край. Работники, поехавшие с воинами из Ростова на Дону, возводили мини завод для производства кирпича. Крепостные, которые были дарованы для возведения нового города: строили из дерева временные жилища и казармы. А Гаврилов, курсировал между тремя стройками. Городком, который строился Жан — Полем и Лео, ему уже дали имя Малиновка. Почти рядом с ним возводился Буков, где хозяйничал Билли. И тем, где ему предстояло возводить гарнизонный городок. Который, поддавшись ностальгии, Юра решил назвать в честь своего любимого района — Берберовка. Новая история, почему бы и не основывать города, которых не было и в помине. Пусть в далёком будущем, историки поломают головы, откуда взялось такое название и что оно значит.

Больше всего, радовали успехи Билли — Иванова Бориса Самуиловича. Он уже построил два экспериментальных заводика. Где вместе со своими учениками, апробировал технологии по производству новейших боеприпасов. Здесь он, не уложился в отведённую смету, и пришлось срочно делать «небольшое финансовое вливание».

— Здесь живут такие ворюги, — жаловался он — что не чиновник, то отдельный князь местного пошива. Никакой царский указ не действует, пока не позолотишь ручку, а аппетиты у мздоимцев растут, как на дрожжах.

— Да не переживай ты так Билли, найдём мы на них управу. — Юрий вложил в эту фразу как можно больше уверенности. — Ты смотри, сколько уже сделал, такого нигде и за сто лет не возводили.

Они шли вместе, от одного заводика к другому. И приближались к корпусам, где должны были производить бумагу, необходимую для изготовления гильз.

— Юрий Витальевич, смотри, стены деревянные, крыша течёт. И всё потому, что кирпичную артель никак не запустят. Лео, с Жан-Полем, заказанное мной оборудование, мне более или менее вовремя поставлять начали. А монтировать его было негде, вот и пришлось эти громадные сараи возводить. Будь они трижды неладны….

Гаврилов смотрел на юношу и диву давался. — «Вроде чистокровный британец, а разговаривает так, что от русского не отличишь». Его уж точно не поставит в тупик ответ — «да нет, пожалуй» Метаморфозы — ничего не скажешь. Это ощущение усиливалось тем, что рабочий люд мимо которых они проходили, по возможности прекращал работу и кланялся, приветствуя Иванова и Юру.

…А вот, кстати, идёт один из этих хапуг — ключник, или как там его, э-э-э… вспомнил — сельский тиун, кажется. Служит при одном сварливом помещике. Сколько он уже крови моей попил, зараза.

Молодой химик как-то устало посмотрел на небольшую группу мужиков, которая с показательной надменностью приближалась к ним.

— Местный воевода поручил им строительство кирпичной мануфактуры. А они, только изображают деятельность, да деньги, на разные там непредвиденные расходы требуют. — Иванов обречённо махнул рукой. — Я всего лишь раз им уступил. И всё.

— Вот это, ты напрасно сделал.

Банда местных вымогателей (так Юрий их для себя их окрестил) приблизилась к говорящим о них мужчинам.

— Эй, чужеземцэ, деньга давай! Или, ты нас дас нихт понимай! — С издёвкой, искажая слова, закричал рыжебородый, худощавый дылда. — Мастеров кормить надать, и песка, камня покупать! Иначе, нихт арбайтен!

Его нескладная фигура, минимум на целую голову возвышалась над остальными, и это смотрелось весьма комично. И когда товарищи высокорослого детины, заржали как кони, сочтя сказанное весьма смешным. Юра еле сдержал себя, руки буквально чесались от желания немедленно пристрелить всю эту компанию. Борясь с этим желанием, он начал рассматривать эту шайку и мысленно подметил одну особенность, что «некоторые мужички, своему главарю, точно в пупок дышат». И поэтому, он широко улыбнулся.

— Любезный, а что будет, если мы больше не дадим вам денег? — Улыбку на лице Юрия сменила пренебрежительная ухмылка.

Несмотря на то, что сказано это было спокойным тоном и негромко: но шумная компания мгновенно стихла, и обратила внимание на Юрия.

— Братцы, а это что за скоморох, с босой рожей?! Интересно, он что, нас так развеселить хотел?!

Рыжебородый дылда, театрально изобразил удивление. Что вызвало у его банды новую волну бурного веселья.

— Ты холопье семя, или по делу говори, или я крикну своих людей, чтобы они гнали вас поганой метлой, да, подальше чем до околицы. Да наказ дам, чтобы в следующий раз, на вас, коли появитесь здесь, собак спустили. Или может это прямо сейчас сделать?

Вокруг снова всё стихло, ватажка вымогателей непонимающе смотрела на странного незнакомца, неожиданно решившего им перечить. Видимо Билли, позволил им, как следует «сесть себе на голову» странно, как он ещё умудрился столько сделать. Первым, почти сразу, опомнился сельский тиун. И уже спокойно

— Ты это… мил человек, кто ты такой, мы позднее разберёмся. А сейчас, мы пришли не с тобой побалакать, а с Борисом Самуиловичем.

— А я, тебе последний раз говорю, или со мной говоришь, или пошёл вон. — Гаврилов всем своим видом показывал, что его терпение на исходе. И уже не сдерживал зарождающуюся в его груди агрессию.

Ключник оглянулся на своих товарищей, и не найдя от них должной поддержки, слегка замешкался, затем, собрался духом, и заговорил с Юрием:

— Значит так, мой господин Даниил Александрович, несёт убытки, потому что для строительства вашей мануфактуры вынужден отрывать холопов от основного их занятия — работы в поле. Его убытки растут с каждым днём, ещё немного и он из-за вас по миру пойдёт….

— Ты мне воду в ступе не толки, а дело говори. — Прервал его разглагольствования Гаврилов.

— Нашему барину деньги нужны, иначе, больше никакого строительства. Ясно?

— И всего-то дел. — Юрий расплылся в добродушной улыбке и достал из кармана небольшую мошну. — Этого хватит? Здесь золото.

Рыжий детина тут же осмелел, глазки алчно заблестели и на его лице, снова появилась улыбка.

— Вроде да? Точнее скажу, когда пересчитаю.

— Тогда бери. — Гаврилов бросил кошель на землю, возле своих ног.

Все недоумевающее посмотрели на мошну, затем на Юрия. А тиун приосанившись, направился к нему, чтобы поднять с земли свой барыш.

— Эт ты зря так добрый человек поступил. Мы люди не гордые, моя спина то, поди, не переломится. Но, по твоему отношению и наше… А-Ай! … ы-ы!

Как только мужичок наклонился, чтобы поднять кошель, Гаврилов выхватил из-за пояса нагайку (подарок от казака Дзюбы), и начал с оттяжкой хлестать ею наглого вымогателя. Тот поначалу выгнулся, а затем, воя и скуля от боли, начал извиваться под её ударами.

— Я тебя научу холоп: как дворянину дерзить, да государеву казну разворовывать! Убью собаку!

Ватажка доморощенных рэкетиров: было, кинулась на выручку своему главарю, но Юрий и Борис почти одновременно обнажили свои катаны. А Иванов, неожиданно прокричал:

— Братцы, бей татей! Ату их!

Это заставило ватажников остановиться. Но то, что на клич Билли никто не отреагировал, вернуло им уверенность в их безнаказанности. И они, неспешно стали окружать обидчиков своего главаря. Правда, первым нападать никто не желал, что не говори, но своя рубашка, ближе к телу.

— Эй, славяне, что же это деется?! Пошто стоим в стороне?! — Раздался голос со стороны одной из строек: где стучали своими топорами плотники. — Неужто вам этот барин плох?! А ведь его убьют сейчас! А тама, незнамо, каков новый будеть!

Снова заминка, после которой работники, кто с топором, а кто и обрубком толстой ветки, что-то крича, побежали на выручку Борису Самуиловичу. Увидев это, и быстро сообразив, чем это для них закончится, не прошеные гости кинулись наутёк. Надо признать, сделали они это очень своевременно.

— Убёгли ироды.

Доложили мужики, вернувшись из погони. Они тяжело дышали и, было видно, что они сильно вымотались, пытаясь догнать пришлых. Далее от лица всех говорил низкорослый, худощавый мужичок. Его на общем фоне выделял уродливый шрам, пересекающий загорелое лицо по диагонали. Насколько Юрий понял, к нему все обращались не иначе как Егорша.

Так вот, этот русоволосый мужчина, которому уже было за тридцать, являлся у строителей лидером.

— Тут это барин, не зашибли ли они вас? Да и Борис Самуилович, вы не обижайтесь на нас, что не сразу на кличь отозвались. Поймите, нам против тиуна, идтить не можно: ведь паны дерутся, а у холопов чубы трещат.

— Да что вы братцы я вам и без того благодарен. А сейчас идите работать, нам многое успеть сделать надо, а времени осталось слишком мало.

— Подождите мужики, — вступил в разговор Юрий — если этот Тиун….

— Стёпка. — Подсказал ему кто-то из толпы.

— …Так вот, если этот Стёпка, — Юрий подчеркнул интонацией имя — заявится с воеводой, или ещё с кем правду искать. То говорите, «да, видели конфликт», но погнались за этими «добрыми» людьми только потому, что получили от меня приказ, и догнать их даже не пытались?. А ослушаться не могли, потому что знаете, я нраву сурового. А дальше, я со всеми «обиженными» буду разговаривать.

— Постой барин, не можно нам кривду говорить. — Ответил Егор.

— А вас никто душой кривить и не заставляет. Нраву я действительно сурового, это вам и Борис Самуилович подтвердит, да и сами вы видели, как я со Стёпкой поступил. И если бы, не ваше вмешательство, то, всех бы его дружков порубил. А насчёт приказа, так вы сами его слышали….

Поближе к вечеру, когда Юрий встретил десяток егерей (они были вызваны через посыльного, отосланного Билли сразу по завершению утреннего инцидента), явился воевода, с ним прибыли два десятка стрельцов и тиун. Последний, имел очень страдальческий вид, а голову его украшала повязка, на которой области лба, имелись следы просочившейся сквозь неё крови.

— Иван Осипович, вот этот душегуб меня, чуть насмерть не зашиб! — Степан, изображая саму боль и страдания, указал на Юрия. — А затем ещё и холопов своих натравил, мы еле от них ноги унесли.

Воевода уже был знаком с Гавриловым, был ознакомлен с его документами, и полномочиями данными Петром. Поэтому он поздоровался с Юрием.

— Здоров будь Юрий Витальевич, что же ты натворил любезный друг. — Говорил он спокойно, и уверенно. Теперь будь добр, сдай оружие, пора за свои дела ответ держать.

— Иван Осипович, что-то я за собой никакой вины не знаю. — Гаврилов положил правую руку на катану, давая понять, что готов пустить её в ход.

Воевода улыбнулся, погладил рукой свои роскошные усы и сказал с укоризной:

— А кто человека, лично мной назначенного покалечил. Ведь он, только мне подотчётен и мою волю до всех доносит. Так что трогать его, некому нельзя.

— Иван Осипович, так это вы его, надоумили меня оскорбить? Это с вас мне теперь за обиду спрашивать?

— Не ведаю я, о чём вы говорите?

— А вы у своего Степана спросите, что за выражения он позволил себе, обращаясь ко мне. Я, например, не привык терпеть такого. И пусть будет доволен, что я не захотел его поганой кровью, свой меч пачкать. А только так — проучил слегка, отходив плёткой для коня.

Тут Стёпка сыграл на руку Юре:

— Барин, так я не знал кто вы такие! Да и…

— А ты молчи Степан, тебе ещё не давали права слово молвить. — Воевода оборвал на полуслове своего порученца, при этом брезгливо посмотрев на тиуна.

Тот сжался под его взглядом, отошёл за спины стрельцов и умолк. Как разительно он отличался от того наглого образа, в коем он блистал ещё днём.

— Всё равно Юрий Витальевич, сдай оружие. Это мой человек, мой порученец, и ты, не имел права его трогать. Ибо он мою волю исполняет.

Егеря, по условному знаку, поданному их командиром, не дожидаясь окончания его фразы, взяли свои ППШ наизготовку. А Юрий, с явными нотками призрения в голосе, произнёс.

— Так, если это твой порученец, то значит это он для тебя, с царской казны деньги воровал?

— Ты это, говори, да не заговаривайся. — Внешне воевода оставался спокойным. — Какие деньги?

— Судя по отчётам, на средства выплаченные Стёпке, должно быть построено не меньше двух мануфактур. Так что будем предъявлять государю, когда он приедет посмотреть на выполненную работу. А мы здесь, все слышали, как ты говорил о том, что тиун выполнял твои особые поручения. На лбу воеводы, появились бисеринки пота.

— Я слуга государев, и мне, никто здесь не указ. — Продолжил излагать свои доводы Гаврилов. — Так что, я найду виновных и за шкирку притащу на царский суд. Заодно и тех, кто покровительствует этим казнокрадам, присваивающим государевы деньги. Все знают, что особо Пётр не жалует тех, кто у его армии крадёт. А мы, артель по производству оружия задумали здесь построить. И уже стараниями этого тиуна, многие убытки понесли.

— Так он только служит у меня, да и не мне принадлежит, а соседу моему, Даниилу Александровичу. — Начал оправдываться воевода….

Поутру, посёлок строителей, возводивших заводики, собравшись в огромном дворе дома, принадлежавшего Иванову, «гудели» в полном составе. Юрий, за помощь, оказанную в нужный момент, пожаловал мужикам половину содержимого кошеля. Того, который кидал на землю как приманку для Степана. А Билли, в знак своей благодарности, дал выходной и решил накрыть им хороший стол. Как говорится, на его улице был праздник.

По совету Юрия, хозяин с гостями, сидели за отдельным столом. А работники, рядом, неподалёку. Но последним, это совершенно не мешало возносить здравицы в адрес своего барина и его гостя. Больше всего Юрия поразило то, что, несмотря на выставленную бочку с медовухой, крестьяне почти её не пили. Это так не вязалось с его представлением о том, что русские, испокон веков много пили. Видать историки, здесь чего-то сильно напутали, или, всё это начнётся немного позже.

— Боря, я к тебе своих мастеров пришлю. — Гаврилов решил совместить застолье с делами. — Приставь к ним учеников, из числа своих молодых крепостных. Будет тебе свой кирпичный завод. И делай его сам столько, сколько тебе нужно. И ещё, построй небольшую лечебницу. У наших девчонок, уже есть, кого к нам послать доктором и сестрой милосердия. Сейчас, они усиленно натаскивают кандидаток на эти должности.

— Юра это всё хорошо, но, у меня и так большая нехватка людей. На полях некому работать. И что я воеводе скажу о том, что, не посоветовавшись с ним, сам строю для себя мануфактуру.

— Вот насчёт этого не переживай. — Юрий улыбнулся и на правах старшего, немного потрепал юношу за его светлую шевелюру. — Иван Осипович, теперь у нас с руки есть будет. Шутка ли дело чуть на каторгу не угодил. Не зря же я перед ним такой спектакль разыграл. А то, что Стёпка со своими дружками, скоро пойдут на каторгу, в том они сами виноваты. У русских есть хорошая поговорка — «На чужой каравай, рот не разевай».

Юрий осмотрелся, и, наклонившись к уху собеседника тихо произнёс.

— С негласного разрешения Петра, я тайно посылал вербовщиков во Францию и Германию. Так вот, на этой неделе, в Берберовку прибывает десять семей с немецкими бауэрами (крестьянами). Себе из их числа, никого не возьму, а отправлю их к тебе и Жан-Полю. Пусть строятся, подъёмные я им выдам, и продуктов для зимовки и зерна к севу тоже выделю. Ваша задача, дать им земельные участки для основания своей немецкой слободы.

 

Глава 13

Чарльз сидел в карете с наглухо зашторенными окнами. Ему уже опостылели этот бесконечный и однообразный лес, с очень редкими поселениями по пути его следования. Казалось, он ехал по этим диким местам целую вечность. От постоянных толчков, вызванных ухабами на разбитой дороге у него начала болеть спина. Он, конечно, читал, что эта Тартария состоит из бесконечных лесов, потому что населена сплошь дикарями. Но то, что он увидел, многократно превосходило все его ожидания. Поначалу прибыв в Архангельск, он испытал небольшое облегчение: портовый городок хоть и был маленьким и сплошь построенным из дерева. Но в нём был паб, где отдыхали его соотечественники (моряки с торговых судов), кормили ещё сносно, но вот эль, был просто ужасен: Чарли, ещё никогда и нигде, не пил такого ужасного поила.

Также подтвердились слова сэра Вильяма, что на данный момент, Московиты сильно враждуют меж собой. Чарльз заметил, с какой злобой смотрели стрельцы вслед капитану Свиридову, когда он проходил мимо них. Этот офицер, повторно, после воеводы, проверил документы у Чарльза — представителя Московской торговой компании. На жутком английском, неизвестно зачем, задал несколько вопросов о цели визита: внимательно выслушал ответы. Затем, собственноручно сделал соответствующую запись, в толстенной амбарной книге. А после, «по-дружески» за небольшое вознаграждение, любезно предложенное английским «купцом» отвёл в таверну, где можно было снять на ночь комнату. А поутру, организовал экипаж, и пристроил к первому же каравану, отходившему в столицу (Чарльз сетовал, что ему нужно как можно быстрее оказаться в Москве, поэтому и пожертвовал таможенному служащему некую сумму — за хлопоты). И если судить по солдатам, которые их сопровождали до таверны (они также как и их командир, были одеты в суконные мундиры европейского образца). Те в свою очередь, сильно недолюбливали стрельцов, так что, когда понадобится, этим нужно будет обязательно воспользоваться.

Который день, Чарльз Фокс, трясся по ухабистой, бесконечной дороге, с нетерпением ожидая окончания этого мучения. Ему начинало казаться, что он уже никогда не доберётся до этой далёкой от цивилизации Москвы. А самое скверное в этой поездке, заключалось в том, что ему пришлось делить экипаж с Голландцем. Да и торговый караван, в котором ехал экипаж, тоже был голландским. Между попутчиками, сразу возникла взаимная антипатия. Голландец при каждой возможности, пытался хоть на какое-то время, по неотложным делам, покидать Чарльза — делая это на каждой остановке. Но, на третий день, Айрик, так звали купца, видимо свыкнувшись с мыслью, что его попутчик Британец, дважды пытался наладить контакт. Но Чарли, пресекал эти попытки на корню. Слишком сильно над ним довлели воспоминания о том, как мучился его отец, когда он узнал о гибели своего законного сына Ричарда. Старик тогда сильно сдал, хотя держался достойно и никому не демонстрировал своего горя. К середине пятого дня пути по Тартарии, Чарльз, в результате долгих раздумий решил, что для дела, лучше пойти на контакт. Купцы не солдаты, им выгода дороже, чем политика, да и мало ли, вдруг для достижения главной цели, пригодится этот упитанный торгаш.

— Айрик, ты извини меня за моё поведение. — Заговорил Чарльз, обращаясь к спутнику, когда тот вернулся в карету после очередной стоянки. — Но у меня ещё свежи воспоминания о том, как в прошлом году пропал мой отец, вместе со своим кораблём. Нам сказали, что его захватили и потопили ваши пираты. Прошу, пойми и не обижайся на меня, рана в моём сердце, ещё сильно болит. Ещё раз прости: я Чарльз Фокс, и впервые еду в Московию. Да и ехать нам вместе ещё долго, так что ты прав, лучше забыть былые обиды. Главное, друг в друга мы никогда не стреляли, и надеюсь, не будем.

Чарли с виноватой улыбкой протянул своему спутнику руку. Тот, с нескрываемой радостью пожал её.

— Конечно мир, но, при условии, что ты не будешь мешать моим торговым делам в Московии.

Айрик никогда бы не пошёл на сближение и не пожал своему спутнику руки. Но, перед самым отъездом из Архангельска, к нему подошёл старый знакомый, капитан Парфентий Свиридов. И как он выразился, «прошу не в службу, а в дружбу»: доставь в Москву срочное послание, заодно и этого британского сноба. Также, наказал в пути присмотреть за ним внимательнее. Поэтому, пришлось «наступить на свою гордость» — пойти первым на контакт и в дальнейшем, всю дорогу улыбаться этому британцу. И всё по причине того, что Госсарту совсем не хотелось портить отношения с капитаном. Он понимал, что по роду его деятельности, ему с ним ещё не раз придётся пересекаться. Да и новое воинство молодого царя заметно набирает силу. Айрик на уровне инстинкта чувствовал, что скоро, в Архангельске все вопросы будут решаться только через этого человека. А этому чувству, он привык доверять безоговорочно, оно его ещё ни разу, нигде не подводило. Вот и сейчас, оно без устали давало о себе знать. Несмотря на внешнюю открытость и миролюбие, исходящую от попутчика, Айрик буквально всем телом, ощущал его опасность. Хотя для этого не было видимых причин.

Слава богу, ассамблеи, устраиваемые петровским окружением стали проходить более цивилизованно. Уже не было неугомонного шабаша и безумного поглощения спиртного (хотя, назвать его потребление умеренным, было нельзя — «перепил, не возбранялся» а скорее наоборот). Но всё-таки, изменения были налицо. На сегодняшней — устроенной Лефортом «вечеринке» куда настоятельно пригласили Юрия, уже были заметные изменения. А именно — в одних залах стояли столы с дарами Бахуса и закусками, там же, и дымить табак позволялось, здесь же, мужчины играли в шашки, и вели деловые беседы. В других, желающие могли предаться танцам с приглашёнными дамами. Отдельно были помещения, где представительницы прекрасного пола, в чисто женском кругу могли посплетничать, «перемывая всем знакомым косточки».

Гаврилов удивлялся, из того, что он помнил по внеклассному изучению истории, царь ещё не писал свои указы об ассамблеях. Первый, который, по словам некоторых историков, произвёл коренной перелом в области развлечений и придал им более цивилизованный вид. Где, женщины впервые получили право посещать общественные собрания, а вход на ассамблею должен был быть доступен каждому прилично одетому человеку, за исключением слуг и крестьян. Затем «О достоинстве гостевом, на ассамблеях быть имеющем», А может быть эти гуляния с самого начала так и проходили, а те, Ростовские оргии, были их походным вариантом. Ну а указы, были написаны постфактум — когда Россияне начали посещать их более массово.

Уже около получаса Гаврилов ходил среди незнакомых людей. Все с ним здоровались, некоторые даже предпринимали попытки познакомиться, но Витальевич, их не запоминал. Большинство же, не обращая на нового гостя особого внимания, занимались своими делами: кто-то играл в карты, другие в шашки. Были те, кто просто внимательно наблюдал за игроками. Молодёжь в основном собралась там, где играла музыка и предавалась танцевальным утехам.

— Ты это почему свою жену не взял с собой?! — Пётр, издали заметил скучающего Юрия и лично подошёл к нему, широко и приветливо улыбаясь.

— Государь, так на сносях она, поэтому, пока свой дом в Берберовке не благоустрою, она в Ростове, под присмотром своего отца осталась.

— Ну, это разумно. Тогда выпей как следует и, не мешкая, в кипение гостевое с рвением включайся. Понятно тебе говорю, или нет? Да, и на прелести дамские, не взирай с открытой жадностью, коли без супруги пришёл. — Самодержец задорно засмеялся, сочтя сказанное им замечание смешным. — И ещё, зря постоянно не ходишь по европейской моде одетым: тебе это идёт.

— Всенепременно, так и поступлю государь — буду веселиться, и взирать на дам лишь мимолётно, и украдкой.

— Вот это другое дело! Да, вот что ещё, ты резвись, но, далеко от меня не отходи. На днях, мне британский посол представил одного своего соотечественника. Так судя по всему сказанному про этого купца, знакомство с ним, будет для тебя очень полезным. — Пётр широко улыбался, как будто не говорил о серьёзных вещах. — Поэтому, будь у меня на виду, не заставляй коли понадобишься, долго тебя искать… Но и не стой пнём, не мешай своим унылым видом всеобщему веселью!

И самодержец панибратски похлопал Юрия по плечу. Но какое может быть веселье, если на Юрии была новая, непривычная одежда — модный французский жюстокор, красного цвета. Покрой, которого позаимствованный из французской военной формы, имел прилегающий силуэт, расширенный книзу, с поясом-шарфом на линии талии, с застёжкой на ряд мелких пуговиц и петлиц. Рукава вверху были узкие с расширенным низом (Гаврилов насколько смог, вытребовал у портного не делать слишком большого расширения) и отложными манжетами. Под него был надет камзол зелёного цвета. Который был немного короче, чем жюстокор, и жутко контрастировал с ним. Всю эту нелепую картину, дополнял жуткий, жёсткий парик. Поэтому, в этом наряде, Юрий чувствовал себя как дешёвый, ряженый клоун. И уже сильно жалел, что не соизволил надеть мундир Преображенца, который, на случай торжественных построений и царской аудиенции, уже давно висел на вешалке в его гардеробе.

— Господин полковник, вас, его светлость к себе позвать соизволили. Дело срочное

Обратившийся к Гаврилову солдат — гвардеец (из царских телохранителей), отвлёк его от игры в шашки. Точнее будет сказано от её созерцания.

— Хорошо Евлампий, ….

— Ну что Юрка, мне доложили, что нужные нам гости, уже подъехал. Так что, пока будь рядом со мной, неотлучно.

Говоря это, царь внимательно кого-то высматривал. Благодаря своему росту, он глядел поверх голов собравшихся на ассамблее людей. И расплылся в довольной улыбке, когда увидел двух мужчин входящих в зал.

— А вот и английский посол, а с ним и сэр Чарльз Фокс. Это тот представитель Московской торговой компании, которого я хочу с тобой познакомить.

От этих слов, Гаврилова даже слегка передёрнуло. Вот уж с кем ему не хотелось встречаться, так со своим бывшим пленником. Зная его (с учётом обиды), от этого лиса, можно было ожидать много неприятностей. Царь, заметил реакцию своего подданного на имя гостя, и внимательно посмотрев на Юрия, уточнил:

— Что-то мне говорит, что ты уже знаком с гостем. — От улыбки Петра не осталось и следа. — И, кажется этой встречи, ты не очень-то жаждешь.

— Ты прав государь. — Юра уже совладал с эмоциями и уже никто бы, по его виду не догадался о том, что он чем-то обеспокоен. — Я тебе уже рассказывал о том, что на Эльютере, моими людьми был пленён британский гарнизон. Так вот, им командовал сэр Чарльз Фокс и этому лису не за что меня любить. Как ни крути, но этим я сильно задел его самолюбие.

— Нечего, сейчас посмотрим, что за лисица с тобой желает увидеться. Только ты, точно мне всё рассказал? Не будет никаких сюрпризов?

— Из того, что происходило на самом деле — да. Надеюсь если это тот человек, которого я знаю, то он будет человеком чести, и не станет нечего придумывать в угоду политических интриг.

Юрий напряжённо ждал, гадая, чем для него окончится эта встреча. И вскоре, эта мука была окончена. Он увидел тех двух англичан, пришедших на ассамблею ради деловых переговоров. Это были седоватый мужчина, на вид немного старше сорока и франтовато одетый юноша. Ни один из них и отдалённо не напоминал того британского капитана. Так что к радости Гаврилова, встреча с бывшим пленником, не состоялась. Все тревоги сразу отлегли от сердца, и Юрий встречал приближавшихся британцев, немного небрежно улыбаясь.

— О, иа рад ведёт вас, светлейший книаз!

Седой англичанин улыбаясь — буквально сияя (как будто его радости не было предела), а поклон, был церемониальным и отточенным до совершенства. А его спутник, только молча, поклонился, признаться сделал он это не менее грациозно, чем его старший товарищ.

— Здравствуй милый друг! — Пётр в ответ только слегка кивнул. Но в излучаемом радушии, ничем не уступал британскому политику. — Гарри, я рад, что ты помнишь наш недавний разговор и сдержал данное тобой слово — прийти на эту ассамблею. Причём как мы и договаривались, ты привёл своего протеже.

— Оу, и иа об этом ни капелки не жалею. Так вроде у вас говориат? Да? Дворец Лефорта просто великолепен, причём не только с наружи. Оу-у, а каково убранство в залах и сразу ест видно, что здесь собран вес… как это? — Говоривший немного замешкался. — О — ес — цвет Москвы.

— Ладно, Гарри, хватит лясы точить, давай перейдём к нашему делу.

На лице британца появилось недоумение. Он вопрошающе посмотрел на царя и переспросил:

— Питер, что ест значит, точит ласы?

Царь приблизился к бритту вплотную, посмотрел на посла как на малого ребёнка, взяв его за руку, и немного наклонившись, перейдя на английский, пояснил:

— Ну, это значит, вести пустые, ничего не значащие разговоры.

— А я понял. — Представитель туманного Альбиона буквально растворился в своей счастливой улыбке. — Как скажешь. Вот, позвольте представить, сэр Чарльз Фокс, мои хорошие друзья, находящиеся в Лондоне, прислали несколько рекомендательных писем. Где они, восторженно отзываются о способностях этого юноши. Там он наделами доказал свою гениальность. Во многом благодаря его идеям мы начали быстро, и качественно строить наши корабли. Также он лично открыл несколько мануфактур. И мы, видя ваши старания, направленные на то, чтобы Россия стала цивилизованной державой: решили прислать его к вам, для оказания помощи в ваших начинаниях.

Несмотря на то, что эта тирада сильно оскорбила Юрия, но ни один мускул не дёрнулся на его лице.

— Что они себе позволяют? — Мысленно негодовал он. — Тоже, мне нашлись «цивильные учителя» из ваших слов получается, что вы прибыли помогать варварам. Хотя если судить по пружинящей, мягкой походке этого гения технического прогресса, то он больше воин, чем производственник. Так что, посмотрим, что нам привёз. Может оказаться, что правы древние, говорящие — «бойтесь данайцев, дары приносящих».

— Ну а у меня, этот муж успешно занимается нашими мануфактурами….

Элизабет пребывала в приподнятом настроении, может быть, даже в лёгкой эйфории. Ещё недавно, живя с отцом на Эльютере, она даже в самых смелых мечтаниях не могла представить себе того, чего добилась здесь, в далёкой России. Главное, у неё был понимающий её муж, который поддерживал её во всех начинаниях. Здесь она была успешным врачом, и ей покровительствовал сам царь. Но и это было ещё не всё — у мисс Грин были ученики, а некоторые (правда, не без «колдовства» Гаврилова) уже успешно практиковали сами.

И вот сейчас, она приехала в Москву. Здесь, по высочайшему повелению, открывалась медицинская академия, где под её началом будут служить величайшие европейские мужи от медицины. А значит у неё, появилась возможность обучать намного большее количество студентов. Правда, за эти возможности пришлось заплатить тем, что она стала совершенно другим человеком — здесь её знают как княжну Корнееву Елизавету Семёновну. Но ничего страшного, главное не имя, а то, что она занимается любимым делом.

— Барыня, мы приехали.

Чернявый и кучерявый как цыган кучер, которого звали Василий, остановил карету напротив её нового места службы. Ловко спрыгнул на землю, и учтиво открыл дверь её экипажа и выдвинул ступеньки (чтобы госпожа, по ним без труда смогла сойти на мостовую).

— Спасибо голубчик, ты свободен, ты пока свободен, поезжай пока домой, а поближе к вечеру заберёшь меня.

— Слушаюсь Елизавета Семёновн. — Кучер поклонился, затем закрыл дверь кареты, но уезжать не спешил.

Странно, но Элизабет никто не встречал. Хотя она заранее оповестила всех, о том, когда прибудет. Поэтому, удивлённо оглядевшись по сторонам, она неспешно подошла к закрытой тяжеленой двери. Здесь её обогнал Василий и услужливо открыл перед своей госпожой дверь.

— Благодарю Вася. — Лиза благодарно кивнула своему слуге, заходя в здание. — Но всё-таки поскорее езжай домой и помоги Марье, распаковывать и раскладывать вещи. Дальше я сама справлюсь.

— Может быть, я немного подожду вас.

— Это излишне; на сегодня у нас собрание преподавательского коллектива. И, наверное, меня уже ждут в конференц-зале.

От хорошего настроения Элизабет ни осталось и следа, с замиранием сердца она шла по длинным, пустым коридорам, гадая, что бы это могло значить. Поворот, подъём на второй этаж по лестнице, снова поворот. Вот она уже на месте, дверь конференц-зала была приоткрыта и из-за неё слышались приглушённые голоса. Затаив дыхание, она заглянула в зал и увидела, что все европейские преподаватели уже собрались в полном составе. Приглядевшись, Корнеева заметила, что среди заседающих преподавателей, не было ни одного её педагога, с которыми она приехала в столицу.

— Здравствуйте господа! — Лиза поздоровалась с присутствующими и вошла в дверь. — Как я погляжу, вы начали заседать, не дожидаясь меня.

Все мужчины находящиеся в помещении, как по команде поднялись. Но что насторожило Элизабет, так это то, что большая их часть на неё совсем не смотрела. Да и на её приветствие, ответил только Вольфганг Шульц. Худощавый, лысый немец, уже довольно преклонного возраста: к тому же единственный из присутствующих учителей, умеющий изъясняться на русском языке.

— Здравствуйте фрау Корнеева, прошу вас, проходите. — Старик сделал приглашающий жест, указывая на отдельно стоящий стул.

В том, что он специально находился там и был предназначен именно для Элизабет: можно было не сомневаться.

— Господин Вольфганг, как вы прикажете это понимать?! — Холодно поинтересовалась Элиза.

Она уже обо всём догадалась, и теперь прилагала неимоверные усилия, чтобы никто не заметил бурю эмоций, разбушевавшихся у неё в душе. И не двигалась с места, в ожидании ответа на свой вопрос.

— Чего тут непонятного, фрау? — Старый профессор, оскалил свои редкие зубы в ехидной улыбке. — Вы, здесь присутствуете, только благодаря своему высокому положению и потому, что за вас просил один из Московских царей.

— А вы нечего не путаете любезный? Это вас прислали под моё начало, и мне решать, где мне сидеть, и чем вы будете здесь заниматься.

— Фрау Корнеева, вы женщина, и что вы можете понимать в науке. — Его обесцвеченные от возраста глаза буквально пылали от благородного возмущения. — Ваш удел, детей рожать да мужу прислуживать! Мы тут ознакомились с той ересью, которую вы понаписали в своих книгах. Такое могло прийти только в пустую женскую голову! Кстати, мы отчислили всех женщин, как из педагогов, так и из школяров! А остальные студенты стоят во внутреннем дворе и смотрят, как горят книги с вашим якобы научным бредом. Только представьте себе, если верить вам, то миазмы не существуют. А что тогда, по-вашему, вызывает все болезни и эпидемии?! …

Дальнейших возмущений немецкого профессора, Лиза уже не слышала. В её голове, вторили слова этого старого маразматика: оказывается, они в данный момент жгли её труды. Вот почему на улице пахло дымом — «А её студентки. Что с ними теперь будет? И как эти так называемые МУЖИ НАУКИ собираются учить россиян, когда почти никто из них, не говорит на русском языке?»

— … Так что, мы на нашем научном совете решили, вас сместить и полностью вывести из академии. Также, наложить запрет, на любую вашу преподавательскую деятельность.

Дальше произошло то, что Элизабет никогда от себя не ожидала. Этого не могло привидеться даже в самом жутком сне. Она, с силой (так что побелели костяшки пальцев) сжала солнечный зонт — трость, который ей в подарок сделал муж. И в следующий момент, орудуя ей как батогом: набросилась профессуру.

— Ах вы, нехристи! Ах, немчура поганая! Маразматики ….

Такого потока ругательств и проклятий, ещё никто и некогда от неё не слышал. Она лупила всех, до кого только могла дотянуться. А когда иностранные учителя обратились в бегство, то доставалось тем, кого она догоняла. Так гоняя своих врагов, Элизабет оказалась во внутреннем дворе, где были построены те из её школяров, кого не отчислили: перед ними, в большом костре горели учебники, написанные ей. Увиденное безобразие, только усилило её ярость, и она с большей силой стала наносить удары — избивая иностранных медиков: позволивших посягнуть на самое святое — на развитие медицины. Так она и гоняла наглецов: вызвав этим дружный хохот учеников, пока окончательно не сломался бамбуковый зонт. И группа стрельцов — прибывшая на всякий случай (для усмирения студентов), не схватили её за руки. Спасая иноземцев от дальнейшей расправы.

— Елизавета Семёновна, будет вам матушка. — Успокаивающе говорил один из удерживающих её стрельцов. — Вы и уже так хорошо дали им на ум. Будет с них.

— Так они! … — Лиза запнулась не в силах совладать с собственным голосом.

— Мы всё знаем матушка. — Также тихо, сказал другой воин. Но ни приведи господь, кого-то насмерть пришибёте, не стоят они того.

После этих слов, на Лизу накатила сильнейшая усталость, казалось не осталось сил даже на то чтобы передвигать ноги. Вокруг ещё чего-то говорили, затем её куда-то повели, но это уже ничего не значило.

Апатия начала проходить, когда за ней с грохотом задвинули засов. И молодая женщина, осознала, что находится в тёмной сырой камере, со сводчатым потолком. Под ногами у неё находится подстилка из гнилой соломы, а единственный источник слабого света — это небольшое зарешеченное окошко, находящееся почти под самым потолком. Она, с ужасом осмотрела место своего заточения, пощупала руками влажные стены и обречённо села в дальнем углу. Разреветься навзрыд ей не давало воспитание, но слёзы обиды, сами собой обильно потекли по её щёкам. Благо рядом никого не было, и никто не мог этого видеть.

Примерно через три часа — не меньше, послышались чьи-то шаги, по мере приближения, они становились громче и отчётливее. Когда они поравнялись с дверью её темницы, то остановились и снова с шумом сдвинулся засов. Кто-то пока невидимый, потихоньку открыл дверь, и его неразборчивый в темноте силуэт перешагнул через порог.

— Елизавета Семёновна, как вы тут сердечная? — Поинтересовался вошедший.

— Слава богу, неплохо. Только зябко немного.

— Голубушка тут я вам тулупчик принёс, не побрезгуйте матушка. И в горшке, ботвиньи с рыбкой принёс и хлебца немного он свежий, сегодня выпечен. Позднее кваска принесу и сухой тюфячок. Вы только не обижайтесь на нас, за то, что вас сюда посадили. Но мы на службе, а вы таким смертным боем немчуру гоняли. Вот они и вытребовали для вас это заточение. Как суд будет, мы все за вас слово своё скажем, а не поможет, так в набат ударим.

— Спасибо тебе, прости, не знаю, как к тебе обращаться.

— Так Егорка я, Иванов сын. — По голосу можно было понять, что говоривший мужчина немного смутился.

— Благодарю тебя Егор Иванович, в век твоё добро не забуду.

— Не стоит, благодетельница ты наша, чем можем, тем тебе и поможем. — Сказал он, выходя из камеры и закрывая дверь.

Ботвинья была ещё тёплая, густая и наваристая. Не смотря на то, что Елизавета проголодалась, ела она, не спеша — по-другому не позволяло воспитание. Тем более, принесённый стрельцом тулуп, начал уже согревать. Благодаря чему, ситуация в которой она оказалась, воспринималась уже не столь критично. Узница даже начала немного дремать, когда снова услышала звук отодвигаемого засова запирающего дверь её темницы.

— Елизавета Семёновна, не пугайтесь это мы.

На сей раз, стрельцов было двое. Один из них подсвечивал горящим факелом и нёс кувшин, скорее всего в нём был обещанный квас, а его товарищ держал в руках что-то похожее на матрац.

Они подошли к заключённой и тот, который нёс мешок, положил его рядом с Лизой.

— Тут такое дело боярыня, — заговорил стрелец держащий факел, по голосу Лиза узнала в нём Егора, — Твой муж, прознал о том бесчинстве, учинённом германцами. Ну и решил их наказать.

Вот.

Сердце Элизабет учащённо забилось в предчувствии чего-то нехорошего.

— Что с ним!? — Не сдержавшись, выкрикнула она.

— Боярыня не бойтесь, с ним всё в порядке. — Заговорил второй — молодой стрелец с только что начавшей пробиваться жиденькой порослью на лице. Просто он легко ранил двух иноземных учителей, а одного австрияку, кажется, серьёзно подранил.

— Хорошо, что нас туда послали и смогли уговорить его отдать нам оружие. — Дополнил рассказ молодого воина Егор. — Мы ему тихонько сказали, что вы у нас и пообещали устроить этой ночью для вас небольшое свидание. Так что, не подведите нас.

— Вы, так много для нас делаете, — растерянно поинтересовалась Лиза, выслушав воина стоявшего перед ней с факелом, — но я не понимаю, почему? Что за обстоятельства заставляет вас так поступать? В чём причина вашей заботы обо мне и моём муже? Ведь мы с вами не родственники и даже не знакомы.

— Вот здесь вы ошибаетесь матушка. — Егор искренне улыбнулся, и посмотрел на узницу с какой-то отеческой теплотой. — Мы вас видели под Азовом. Вы тогда братку моего, младшенького спасли, ранен он был — страшно ранен. Поверти, я в этом понимаю, не в одном бою участвовал и разное повидал….

Стрелец ненадолго замолчал, а затем продолжил:

… так я уже прощался с ним. А вы его выходили. Вот, жив он теперяча. А затем Митька, приставленный к вам в госпитля — для помощи. Рассказывал нам, как вы будто за своих детей защищали калеченных. Это когда царёвы потешники, у вас бесчинство устроили. Мы все знаем, как вы у Петрухи в ногах валялись, ища правды. Вот, не по-людски это, коли мы вас бросим.

— А то, что вас в яму посадили, так мы не могли воеводу ослушаться… — Вмешался в разговор юноша. Но под строгим взглядом старшего товарища тут же замолчал.

— Прошка прав, — продолжил старший стрелец, — у воеводы есть царский указ — о том, чтобы этой немчуре, оказывать во всём содействие. Но вы не бойтесь матушка, мы вас отсюда в любом случае вызволим. В крайнем случае, в набат ударим. Просто надо для этого подготовиться — сговориться, чтобы все были готовы выступить….

Ночью, стрельцы сдержали своё обещание. Дверь отворилась, и в камеру вошёл Лео. Одет он был в европейский костюм (который был пошит специально, для приездов в столицу), но только без головного убора. Перешагнув через порог, он остановился, приподнял повыше масленый светильник, который держал в правой руке и внимательно осмотрел темницу.

— Леонид Ибрагимович, мы за вами поближе к утру придём. — Сказал охранник и закрыл дверь.

— Лиза, ты спишь? — Тихо спросил Лео и, не дожидаясь ответа, начал спускаться по ступеням.

— Лео!

Элизабет мгновенно прогнав остатки сна, вскочила и бросилась на шею мужу. От этого её порыва, он чуть не выронил единственный источник света.

— Родная, а где твои хвалёные манеры? — Спросил Лео, при этом крепко обняв супругу свободной от светильника рукой.

— А ну их, они сейчас только мешают. Тем более, мы здесь одни.

Вот так, они простояли — очень долго. Что-то шептали друг другу, наверно рассказывая каждый свою историю того, как угодил сюда. Затем, вдоволь настоявшись, уселись рядом друг с другом, на тюфяке, принесённом стрельцами.

— Лёня, меня в этой истории, вот что больше всего беспокоит. — Элизабет сидела, прижавшись к мужу и поместив свою голову на его плече. — Где сейчас все мои ученицы? Ведь они совсем не знают Москвы. Да и какая судьба их ждёт дальше?

— Успокойся родная, не переживай зря. — Корнеев (в прошлом Карно) успокаивающе похлопал по руке свою супругу. — После того как ты поехала на службу, почти сразу к нам пришли твои помощницы: Мария Кочеткова, Анастасия Лаптева и Ефросинья Рябенькая. Вот они и привили к нам всех твоих отчисленных учениц. Пока я организовывал их отправку к нам — в Малиновку. Меня нашёл сильно испуганный Василий, он видел, как тебя взяли под стражу. Ну а дальнейшее, ты уже знаешь. Главное стерв…цы, как они подобрали момент: Пётр убыл в Архангельск — там два наших корабля и он захотел посмотреть на них. Юрий у себя в Берберовке — развлекает сэра Чарльза Фокса. Но я, первым делом послал к нему Йикуно, так что потерпи…

Поближе к утру, в дверь темницы постучали, а когда Корнеевы ответили — «Войдите». Дверь отворилась и уже знакомый молодой охранник с редким пушком вместо бороды осторожно заглянул.

— Ваше сиятельство, вы извиняйте, но вам пора в свою камеру возвращаться.

— Хорошо Прохор, иду.

— Леонид Ибрагимович, там мы вам поесть принесли. Так что, как говорится, чем богаты, … а вот это для вас Елизавета Семёновна. — Стрелец протянул Элизабет увесистый узелок.

 

Глава 14

Гаврилов не доверял Британскому консультанту от Московской торговой компании. Поэтому, некуда не хотел возить этого джентльмена. Он мог прекрасно обойтись без получения его «консультаций». Поэтому и повёз Чарльза не к кузнецам в Малиновку, а в городок Буков, где возводил свои заводы Билли. Но и то, там надо будет быть внимательнее — чтобы ни дай бог, не показать ему лишнего.

Гостей Иванов встретил по высшему разряду, как и полагалось, хлебосольно. Так как, был предупреждён через гонца о приезде великих гостей. Конечно большего через посыльного, Юрий нечего не передавал. И поэтому, после того как «экономический» консультант вкусив поднесённый ему Коровай, в сопровождении Юрия и Билли шёл в хозяйский дом: Гаврилов расслабленно, беспечно улыбаясь, проговорил на японском языке:

— Друг мой, изображай радушие и улыбайся: но при этом, внимательно слушай всё, что я тебе говорю.

— Да Юра, я тебя слушаю. — Юноша был молодец, глядя на него, никто бы не подумал, что он насторожился.

— Показывай гостю только кирпичную фабрику. И никаких даже намёков про то, что ты англичанин и занимаешься ещё чем-то, кроме возведения мануфактуры для производства стройматериалов.

— Хорошо, ха-ха-ха. — Засмеявшись, ответил Борис Самуилович.

Чарли вопросительно смотрел на своего переводчика, но тот только растерянно глядел на говорящих между собой хозяев поместья и пожимал плечами. Мол — «ничего не понимаю».

— Джентльмены, я, конечно, прошу прощения, но вам не кажется, что вы ведёте себя очень неприлично. — «Консультант» говорил спокойно, но при этом, всеми своими сдержанными жестами, давал понять, что возмущён таким явным неуважением к своей персоне. — В цивилизованном обществе, при гостях принято говорить так, чтобы слышали и понимали все присутствующие.

— Прошу прощения сэр Чарльз, — Юрий изобразил само раскаяние, — Мы просто обсуждали нашу последнюю охоту на лиса. И тот нелепый случай, произошедший со мной, когда мы уже почти нагнали зверька.

— Хорошо, считайте, что я принял ваши извинения. Но только позвольте мне полюбопытствовать, что это за язык, которого не знает мой толмач.

Юрий развёл руками — «мол, извольте» посмотрел на Билли, который всем своим видом пытался дать понять, что ни слова не понимает на английском языке.

— Мы с Борисом Самуиловичем кузены — по маменькам. И детство мы провели вместе, в доме моего отца — он рос вместе со мной. Дозвольте, я не буду объяснять почему — это дела семейные. Так вот, мой отец подарил мне арапа, который мне во всём прислуживал. Этот холоп, был из народности Итту, и неплохо говорил на своём, и нашем языках. Вот так язык Итту и стал нашим детским языком, для тайного общения друг с другом. Надеюсь, вы удовлетворены моим ответом?

— Благодарю, вполне доволен.

Гаврилову было всё равно, поверил ли новоявленный миссионер от капитализма, в его историю якобы произошедшую в не столь далёком прошлом, или нет. Но ничего другого он не придумал, а играть в таинственную загадочность, ему тоже не хотелось. В конце концов, на его взгляд, такая история вполне имела право на существование.

Чарльз даже немного разочаровался. Он ожидал хоть какие-то трудности на своём «пути» но этого не произошло. Если не считать длительную поездку из Архангельска, в компании с голландским купцом. Но здесь, его утомила сама непомерно длинная дорога.

По приезду в Москву и заручившись помощью посла, он без труда вошёл в круг нужных людей. Побывал с Гавриловым в Букове, где понял, что его стараются держать подальше от того ради чего он и приехал. После чего он отправился в Москву. И вот теперь, «прогуливаясь» по немецкой слободе, он зашёл в бар — вслед за одним из немецких врачей, уже давно жил здесь и пользовался у местных бюргеров непререкаемым авторитетом. По имеющимся данным, именно этого старого профессора — Вольфганга Шульца пригласили преподавать в новой медицинской академии. По слухам, там должна руководить некая княжна, Корнеева Елизавета Семёновна, которая уже доказала во время Азовской военной компании, что она гений в медицине. — «Но что с ней делать? Как её вербовать?»

С этими мыслями, Чарльз вошёл в паб и остановился, якобы в поисках свободного места. И наблюдал, как пожилой Вольфганг подошёл к пустому столу и уселся за него. Через несколько минут, молодая девушка поднесла тарелку с мясом и большую кружку пива. Сразу видно, доктор здесь постоянный гость. Обслужив его, хозяйская дочка, проходя мимо Чарльза, посмотрела на него с любопытством.

— День добрый, господин. Что вы так скромно стоите? Вы к нам покушать, или как?

— Конечно, поесть, фрейлин. — Фокс растерянно улыбнулся. — Но я впервые здесь, и немного теряюсь ещё.

Девушка не удержалась и хихикнула.

— Чего стесняться, проходи за любой стол, заказывать что будешь? Кстати, а деньги у тебя есть?

— Конечно же, у меня есть деньги. Так что, принеси мне жареных колбасок, рататуй и пива. А я, пока за тем столом посижу. — Фокс лениво указал на стол, за которым сидел интересующий его человек.

Присев за стол, молодой британец некоторое время сидел, молча: якобы погрузившись в размышления. Затем обратился к профессору:

— Простите, вы уже давно живёте в Московии? — При этом Фокс не лебезил перед тем, к кому обращался, но и не держался снобом.

— Что вы сказали? — Профессор прервал свою трапезу и с удивлением посмотрел на соседа по столу.

— Прошу извинения за то, что я вас отвлекаю, но мне кажется, что вы являетесь здесь старожилом. Я недавно сюда прибыл и нуждаюсь во мнении более опытных людей.

— Так идите в своё землячество, ваши соплеменники помогут вам устроиться. — С полным безразличием в голосе, ответил Вольфганг, не отрываясь от трапезы.

— Земляки это хорошо. Но мне нужно больше информации от людей, которые смогли здесь удачно прижиться. Я, конечно же, хорошо заплачу, за ваши добрые советы. — С этими словами, Чарльз положил перед собеседником золотой.

Старик, обнажил в усмешке свои редкие зубы. В его серых, выцветших глазах вспыхнул и тут же погас алчный огонёк. А «презренный метал» в мгновение ока оказался в его ладони.

Затем Шульц выпрямился, приосанился и немного высокомерно произнёс:

— Ну что же, задавайте свои вопросы.

— Это правда, что у Петра можно легко получить руководящую должность и построить карьеру? И то, что он за службу будет хорошо платить?

— Да. Молодой царь во всём хочет походить на Европу. Но таких должностей, о которых говорите вы, у него пока мало. Но иноземным специалистам и без того здесь много привилегий перед русскими. Хотя, к несчастью уже появился один неприятный прецедент — сам Питер поставил над нами свою фаворитку — выскочку, Московитку.

Старик сам перешёл на нужную для Чарльза тему, и ему не пришлось, долго и осторожно подводить господина Шульца к этим словам.

— Как это?! — Удивление у Чарльза получилось весьма искреннее. — Над вами будет женщина?! Надеюсь, у неё хватит ума, не мешаться у вас под ногами?!

— К сожалению, всё намного хуже. — Профессор заметно сник. — Мы будем учить школяров её варварским обычаям знахарства. Всё это шаманство, противоречит основным канонам медицинской науки. И в итоге мы, станем всеобщим посмешищем в глазах всех коллег.

— Это уму непостижимо! — Фокс намеренно «подливал масла в огонь». — И они хотят быть цивилизованной страной. А сами, культивируют варварство и прикрываются вашими спинами.

— К черту, всякую там цивилизованность! — Старик горько и тяжело вздохнул, затем обведя вокруг рукой: продолжил. — Здесь можно было хорошо заработать. А нынче, придётся на старости лет возвращаться домой: где о таких заработках придётся забыть. И я, стану никому не нужным стариком, а жаль.

— Да, обидно. В Европе, коллектив бы легко справился с такой «паршивой овцой». Приняли бы решение большинством голосов и всё — больше никаких проблем. Вот бы и здесь так.

Заметив, как оживился взгляд у профессора, Чарльз решил замолчать, имитируя угрюмую задумчивость. — «Пусть сам примет решение. Главное, что он подброшено, и надо ждать, чтобы посмотреть какие оно принесёт дивиденды».

К этому моменту Фоксу поднесли заказанную еду с кружкой эля.

Простите господин … — Фокс сделал паузу, имитируя незнание имени собеседника.

— А? Что? — Переспросил Вольфганг, оторвавшись от раздумий.

— Прошу прощения, что влез, куда не положено.

— Ничего. — Рассеяно ответил Шульц и снова углубился в свои мысли.

Через два дня, Фокс издали наблюдал, как госпожу Корнееву вели в темницу. Ничего, это как раз то, что ему и надо — пусть помыкается там, зато будет сговорчивей, когда он, под предлогом спасения предложит ей «Британский рай». А пока, при тайном посредничестве одного боярина: он заплатил воеводе, за то, чтобы её арестовали, придравшись к любому, даже к незначительному проступку. Затем, подольше подержали в темнице, без суда, и следствия. Хвала маленькому ослику, открывающему ворота неприступных крепостей….

Британский консультант, был явно разочарован. Он, скорее всего, ожидал увидеть намного больше, поэтому, вроде и проявлял интерес к тому, что ему показывали, но… В общем, Гаврилов чувствовал, что во время осмотра возводимой кирпичной артели, Чарльз скучал и был немного разочарован. Через два дня постоянных посещений одной и той же стройки, он неожиданно вспомнил о неотложных делах, и необходимости уединённо подумать — чем он сможет помочь в этом деле и, извинившись, спешно отбыл в Москву. Юрий, на всякий случай дал указание Тимофею, чтобы он со своими людьми проводил гостя до самой столицы. — «Мало ли чего в пути может случиться. Лихих людей надо остерегаться, поэтому, „охрана высокого гостя“ будет совсем не лишней». Здесь его орлы на показ вооружились допотопными фузеями, и на всякий случай, скрытно, взяли по два Т.Т. на брата. Незачем новинками хвастаться раньше времени.

Как только гость убыл, Юра незамедлительно отправился в Берберовку — там его ожидали дела связанные с новыми рекрутами. Петру не терпелось заиметь в своём распоряжении хорошо обученных егерей. Что льстило Гаврилову. Только одного царь не мог, а может быть и не хотел понять: волевым указом, таких воинов не взрастишь. Здесь как нигде, нужен жесточайший отбор, чтобы потом быть уверенным в том, что все поставленные задачи будут успешно выполнены. Несмотря на их сложность и опасность.

— Ну да ладно, постараюсь использовать ситуацию по максимуму. — Думал он, по пути в свой новый городок. — Проведу среди рекрутов жесточайший отбор, кто отсеется, будет просто гренадёром. А выдержавшие этот отбор, будут служить в отдельном егерском подразделении. А царю после объясню, почему я так поступил.

Юрий не успел даже переодеться с дороги, как появился Бикила, и прямо с порога, начал докладывать:

— Командир, предварительный отбор мы провели, отсеяно чуть более трети личного состава.

— Во-первых, здравствуй Борис. И как они, наши новобранцы, не ропщут?

— Здравствуй, прости Юра, я забегался тебя замещая. В общем, с этим призывом всё нормально, конечно недоверие к нам у них чувствуется, но приказы выполняют чётко. Правда, мы их ещё сильно и не гоняли. Хотя, за последнее время, пятнадцать человек дезертировали, но одиннадцать мы поймали и сейчас они под конвоем работают на строительных работах. Шестерых из них, по окончанию наказания, собираюсь забрать себе в егеря. Остальных определю в обыкновенную пехоту.

— Надеюсь, им мозги уже начали «промывать»?

— Да, и мы всем постоянно талдычим, и местный священник помогает. Он им тоже постоянно внушает, что они защитники веры и земли Русской. И должны этим гордиться.

— С полковой церковью что? — Поинтересовался Юрий, умываясь прямо из таза с холодной колодезной водой. Который стоял посреди его временного жилища (небольшой, бревенчатый домик) — Бр-р-р а- а! Хорошо!

— Доделываем. Приданные нам холопы сами спешат поскорее довести её до ума. Так что скоро уже будем её освещать. — Докладывая, Бикила стоял около двери, вольготно оперившись спиной о её косяк.

— Это хорошо. А казармы как? Всех смогли разместить? — Юра окончил умываться и чтобы лишний раз, не капать водой на дощатый пол, попросил. — Боря, будь добр, подай полотенце?

Молодой воин, взял полотенце, висевшее на спинке стула, стоящего у кровати и подал его своему командиру.

— Здесь всё в порядке, всё сделано добротно, и каждая казарма возводилась, с запасом на два десятка человек.

— Тогда, через десять минут построение, все кандидаты должны стоять по полной выкладке. Скажу перед ними речь, после которой, и для них, и для нас, начнутся три недели ада….

Рекруты стояли с оружием в руках и тяжёлыми вещмешками за спиной. Они не понимали, зачем их здесь собрали и встревожено озирались по сторонам. Когда Гаврилов вышел перед строем, то все взгляды рекрутов, были прикованы лишь к нему. Он в свою очередь бегло окинул не очень ровный строй взглядом и поприветствовал испытуемых:

— Здорово орлы!

— Здравия желаем, господин полковник! — Не совсем чётко, ответили кандидаты.

— Братцы! — Заговорил с частыми, небольшими паузами Юрий. — Как вы уже знаете, вас не просто призвали в армию. Мы хотим, чтобы вы стали лучшими защитниками земли Русской. Мне сказали, что из вас уже получились неплохие воины. Но, этого мало, чтобы стать наилучшими бойцами, всем придётся дойти до придела своих сил, и даже более того. Поэтому, с этого момента, мы начнём жесточайший отбор и не все….

Окончив свою долгую речь, Юрий снова и снова вглядывался в лица кандидатов. В них отражалось эмоции от угрюмости до удивления. Но испуга не присутствовало.

— Направо, — подал он команду, — за мной, бегом, марш!

Застучало множество ног, отмеряя первые метры безумного «марафона» окончание которого планировалось не километражем, а выбывшими участниками. Солдаты ещё не догадывались, что спать им предстоит по два три часа. А инструктора, получили от Гаврилова указание: на некоторых испытаниях им полагалось усиливать психический прессинг на кандидатов, специально мешая им принимать какие либо решения.

В первый день, отсеялось человек пять, а далее количество сдавшихся резко выросло. Юрий даже испугался, не слишком ли он усложнил это испытание. Но через неделю, сдавались, не более восьми человек за сутки. И то, некоторые кандидаты получали травмы и поэтому, физически не могли продолжать испытания. Их, Юрий направлял в П.М.П. на лечение, а по выписке, в школу сержантов.

В самый разгар этих испытаний, из Москвы пришло известие. — «Иностранная профессура, сместила Элизабет с занимаемого ей поста, разогнала всех учениц и спалила книги, написанные бывшей леди Грин и её подругой Мари. В завершение Лизу арестовали и посадили в темницу, туда же угодил и Лео, который решил заступиться за свою жену». Единственной удачей было то, что Корнеев успел отправить пришедших к нему учениц и педагогов в Малиновку. И далее Жан — Поль перенаправил их в Берберовку, решив что, если снова что-то подобное случится, то новая войсковая часть будит им более надёжной защитой.

Жан — Поль лично принёсший эти известия, буквально сгорал от нетерпения и желания наказать виновных. Поэтому, Гаврилов потратил немало усилий, чтобы убедить Бремона остаться в Малиновке и с удвоенной силой развивать производство. А затем, сам поехал в столицу, выяснять, что там за чудеса творятся и чья там рука так умело дирижирует свалившимися напастями.

Лиза сидела в камере на тюфяке и слушала рассказ Прошки, который, в нарушение всех негласных правил, не только вошёл в камеру, но и уселся напротив узницы на пол.

— …Елизавета Семёновна, самое прискорбное в этой ситуации то…, ёк макарёк…, — парнишка запнулся, подыскивая нужные слова, — мы подозреваем, что нашего воеводу кто-то подкупил. Потому что он злыдня, ни дознания не ведёт, ни вас отпускать не хочет. Вот. Но ничего, мы всё равно до правды докопаемся. И коли наши опасения подтвердятся, то мы найдём и на него управу.

— Что, неужели всё так плохо? — Лиза горестно вздохнула.

— Да что вы барыня. И не вздумайте унывать. — Прошка опомнился и начал успокаивать Корнееву. — Вчера утром к вам на выручку приехал граф Гаврилов. Он уже и с Егором поговорил, всё расспрашивал, как вы с мужем себя чувствуете, и чем он вам может помочь.

Эта весть немного успокоила Элизу. А Прохор продолжал свой рассказ.

— Поговаривают, что он уже вызвал на эту … ну как её… дуэлю, вот. Хочет биться с самым молодым и наглым немчурой.

— Неожиданно для себя, Лиза улыбнулась, и с некой злорадной ноткой сказала:

— Ох, не завидую я тому, от кого Юра пожелал сатисфакции.

— Чего вы сказали матушка? — Переспросил стрелец, не поняв смысла сказанного.

— Говорю, что тот с кем будет биться Юрий Витальевич, должен успеть сходить на свою последнюю исповедь.

— Это добре, давно пора этих иноземцев отсюда нагнать! Житья от них нет никакого!

Лиза посмотрела на возмутившегося охранника, как на малого дитя.

— Проша, а ведь я тоже не русская, моё имя, которое мне дали при рождении Элизабет, и мой муж не Леонид, а Лео. Мы с ним родились и долго жили в дали отсюда.

Юноша понял, что из-за своей горячности сказал что-то не то, и замолчал: замерев и растерянно моргая. Затем опомнился и, извиняясь, заговорил.

— Простите меня, я совсем ни это хотел сказать. Елизавета Семёновна, бог с вами вы и они, совсем разные люди. Вот. Они пришли к нам и нечего нашенского не любят — только рушат наши традиции. А вы худо-бедно и язык наш выучили, и в нашу веру перекрестились… — Юноша замолчал, судорожно ища, что ещё сказать, чтобы загладить нанесённую обиду. — … А как вы за наших русских воев, которые были ранены, бились? А как немчуру гоняли, когда они ваши лекарские книжки жгли? На такое только наши — Русские бабы способны. Так что вы матушка давно стали нашими, у вас душа нашенская. Вот.

— Всё в порядке Проша, я на тебя не обижена, я понимаю тебя.

Молодой человек совершенно по-детски наклонил голову и улыбнулся, глядя на Лизу исподлобья.

— Те, кого вы побили, досих зализывают свои раны. Один даже ходить не может — у него голова кругом идёт, когда он встаёт на ноги. Его кровопусканием лечат. Хи-хи.

— Негоже Прохор Иванович смеяться над теми, кого победили. — Корнеева придала своему личику немного строгое выражение. — Ты мне лучше скажи, что ещё делает Юрий Витальевич?

— Так он ищет, кто вам это безобразие устроил. Да и кому заплатить, чтобы вас отсюда вызволить….

Разговор Егором Тимофеевичем был как нельзя кстати. В тот же день, как Юрий прибыл в Москву и остановился в доме Корнеевых, поближе к вечеру, в гости явился этот стрелец.

— Здрав будь Юрий Витальевич. — С порога поздоровался он, видимо его впустил или Василий, или его жена. — Тута, я вот по какому делу….

Стрелец был среднего возраста, худощавого телосложения. Его седая редкая бородёнка, делала его похожим на карикатурного дьячка, но впалые, серые глаза оценивающе смотрели на Юрия.

— … Я слышал ты приехал правды искать — хочешь вызволить своих людей. Я могу тебе подсобить в этом деле. Но при одном условии, ты не трогаешь нашего воеводу, если с ним что случится, тебе не жить. Из — под земли достанем.

— Вот так поворот, — подумал Юра, — в том, что в этом деле воевода приложил свою руку, как говорится, и к бабке не ходи. Но, чтобы человек, желающий помочь в освобождении Корнеевых, ставил условием, безопасность этого прохиндея. Это уже очень любопытно.

Гаврилов ничем не выказал своего удивления, только слегка улыбнувшись, спросил:

— Это конечно можно, но за это, он должен помочь мне вызволить из заточения моих друзей и сказать, кто попросил его о такой услуге. Помоги мил человек мне с ним встретиться и переговорить. Я ведь не убивец какой-то, которому кровь людская как водица: мне главное друзей освободить, да покарать того, кто всё это затеял. А воевода ваш, не тот человек, которому я алчу смерти — нет у него другого резона, кроме как кому-то, за определённую мзду оказать содействие.

— Как-то мудрёно ты всё говоришь, но суть сказанного тобой я понял.

— Ты садись за стол служивый, да посидим с тобой, будь моим сотрапезником, а там глядишь, и всё миром решим. Язык затем людям и дан, чтобы они, меж собой договаривались.

Стрелец пригладил рукой свою жиденькую бородёнку и немного подумав, согласился….

Через день, Юрий, после некоторых раздумий, оделся в мундир Преображенца и пошёл на встречу, устроенную Егором. Дом воеводы был добротным, бревенчатым, с высоким забором. Можно сказать старой постройки: со двора, в него вело крыльцо с множеством ступеней. Юрий никак не мог привыкнуть к тому, что в них могут жить люди. В его ассоциациях, такие хоромы больше подходили для музеев, но ни в коем случае для проживания.

— Мир вашему дому! — Сказал Юрий, переступая порог горницы и перекрестившись на «красный угол» где находились иконы. И следом обращаясь к хозяину дома. — Будь здрав, князь воевода.

— Заходи, мил человек, присаживайся, желаю и тебе не болеть. — Хозяин, приглашая сесть — указал рукой на скамью, стоящую рядом с ним.

Воевода сидел на скамье у окна, и делал вид, что читает какой-то свиток. Но ради гостя, он отложил его в сторону. Теперь, он внимательно смотрел на посетителя, давая понять, что готов внимательно его выслушать.

— Мне мой сотник — Егор Тимофеевич сказал, что у тебя ко мне какое-то неотложное дело имеется?

— Да князь, и оно настолько щепетильно, что хотелось бы обсудить его без лишних ушей. — Юрий, окончив фразу, церемониально слегка склонил голову, затем неспешно подошёл к предложенной ему небольшой скамье и сел на неё.

Воевода выслушал и, слегка покачал головой, в знак согласия.

— Это хорошо, радует, что среди Петровых потешников, есть мужи умеющие говорить, а не кичиться, выпячивая грудь. — Говоривший ухмыльнулся кривой усмешкой.

— Ты прав воевода, на то мы и люди чтобы уметь меж собой сговариваться. — Юрий решил подражать собеседнику: поэтому скопировал не только его тон, с манерой говорить, но и посадку на скамье.

Хозяин дома, только глянул на свою дворню, и кивнул головой, указывая на дверь. Его холопы спешно, но без суеты, покинули помещение и притворили за собой двери. Но, можно было не сомневаться, случись что, они тут же ворвутся в светлицу — для защиты своего господина.

— Что же, говори, я тебя слушаю. — Чинно проговорил князь, когда убедился что они остались одни.

— Чего тут рассказывать? — В тон собеседнику заговорил Гаврилов. — Кто-то затеял поганое дело, и решил стравить нас с вами лбами. Не знаю, какую кривду тебе наговорили, но, убедили тебя, что надобно, моих друзей безвинно в темницу посадить.

— Ты это на что намекаешь? …

— Спокойно воевода. — Юрий предостерегающе выставил ладонь. — Я не ругаться пришёл, а правду искать. Надеюсь, ты знаешь кто я?

— Ну да. Наслышан про твои Азовские подвиги. — Собеседник нахмурил брови.

— Так вот, они в большей степени не мои, а моих солдат. А они очень обеспокоены тем, что здесь происходит. И многие жаждут наказать обидчика Корнеевых.

— Ты что Гаврилов, пугать меня пришёл? — Несмотря на спокойный голос, воевода представлял собой сплошное негодование.

— Бог с вами. Я всего лишь хочу не допустить кровопролития. У нас и без того много общих врагов, зачем нам ещё друг с другом враждовать? Помогите мне вывести на чистую воду того, кто, сделав крайним, подставил вас под удар.

Говоря это, Юрий достал из-за отворота рукава увесистую мошну и, развязав её, продемонстрировал, что в ней лежит золото

— Мне для друзей нечего не жалко, — Юрий, не переставая говорить, положил её на скамью, — Я лишь желаю найти и наказать того, кто нас с вами желает поссорить.

— Так что, выходит, ты считаешь, что меня можно купить? — Воевода как-то зло и устало посмотрел на кошель. — Хочешь сказать, что я на мзду падок? И негож я, быть воеводой?

— Помилуй, бог с тобой. — Юрий изобразил искреннее удивление. — Гнать паршивой метлой надо не тех, кто берёт виру, а тех, кто наносит вред своему государю и отчизне. Будь то, или просто дурак, или настолько алчный до злата, что в погоне за ним: и отца с матерью готов продать. Но, если я обидел тебя своим даром, ты мне так и скажи. Я человек пришлый, многого не понимаю: тогда я просто заберу его.

— Ну, коли это просто подарок, а не подкуп, то другое дело. — Князь воевода, немного расслабившись, заулыбался.

Юрий в ответ тоже расцвёл в улыбке, и добродушно произнёс:

— Я ведь не прошу взамен никаких поблажек для себя и не требую ничего противозаконного. Да и вы сейчас не на службе.

— Ну, коли так, тогда слушай. Не разобравшись, что к чему, друзей твоих не отпущу. Сам понимаешь, служба.

— Вот старый жук, хочет и рыбку съесть и … на речку не ходить. — Подумал Гаврилов, глядя на собеседника, но в слух, сказал совсем другое.

— Да кто против того чтобы вы докопались до истины. Вы только на время пока вы разбираетесь, можно моих друзей перевести с темницы в более хорошие условия. И кормить их хорошо, вот, кстати, я готов оплатить затраты на улучшение их питания.

Юра как фокусник, извлёк ещё один кошель и положил его рядом с первым.

— Это похвально, что вы так о друзьях беспокоитесь. Поверьте, всё сделаю так, как вы того желаете, они у меня будут сидеть, как у Христа за пазухой. Ни в чём нужды не будет. А навет на них возвёл Игнашка — тиун боярина Смирнова. Но я, всё равно должен всё проверить и только затем вершить суд.

За этими словами последовал красноречивый взгляд, — «мол, коли не дурак, то должен всё понять правильно».

Можно было сказать, что Чарльз ликовал, все его дела складывались пусть не так, как он того хотел, но не так уж и плохо. Игнат, тиун боярина Смирнова, выполняя наказ своего хозяина, был незаменимым помощником: а те несколько серебряных монет, которые дал ему Чарли, сделали его ещё и усердным. Было даже немного жалко, что когда всё будет сделано, придётся его убить. Но оставлять за собой след было глупо, а тиун, был самым активным участником этой аферы. Следовательно — первым кого заподозрят. Когда, Игнатий и Чарльз прибыли в Тулу, тиун активно занялся сбором информации. То, что удалось узнать, сильно настораживало британского подданного. Получалось так, что поселенцам оказывалась большая поддержка от царя. Это проявлялось в указе: где говорилось о том, что новым поселенцам должна оказываться помощь во всём и незамедлительно. Так же выделялась земля, и рабочий люд, в том объёме, который понадобится. По славам очевидцев, в двух городах: Малиновке и Букове, возводились корпуса больших мануфактур. Когда Чарльз, несмотря на опасность раскрыть своё инкогнито, сам захотел посмотреть на эти стройки, то был сильно поражён их размахом. Некоторые производственные корпуса, уже функционировали, хотя, скорее всего не на полную мощность. Надо было признать — такого размаха, он не видел ни в Англии, ни в Голландии. Из того, что удалось узнать про тех, кто всё это затеял, было то, что они представляют собой команду, единомышленников: причём таких упёртых, что о подкупе кого либо, можно забыть. Для всех оставалось загадкой, откуда они, и как здесь появились? По этому поводу ходит много различных слухов, но ни одного достоверного факта. Из этого, Чарли сделал вывод, что его отец прав — эти люди оставили свой след на Эльютере. И после того, что там с ними произошло и того что он узнал здесь, о вербовке этих людей, не может быть и речи. Как в этой ситуации поступить с этими варварами, у британца не возникло никаких вопросов.

В Туле остановились на постой у одного из ватажников, с которыми Игнашка время от времени имел общие дела. Это была изба стоящая почти на самом отшибе, строение было старым и уже немного покосившимся. Потолок в ней был очень низкий, а окна маленькие, сени тёмные. Посреди горницы был большой стол с двумя скамьями, стоявшими по обе его стороны, справа от него давно не белёная печь. Всё в избе говорило о запустении и отсутствии женского пригляда, но англичане с этим смирились, как ни как, но здесь они могли жить никем незамеченными. И вот настал день, когда нужно было нанести по этим дикарям очередной удар, Игнат невозмутимо сидел за столом и вырезал ножом (который постоянно носил за голенищем правого сапога), незатейливый узор на небольшом прутике. Чарльза поражало и одновременно бесило спокойствие этого мужика. Лично ему, было тяжко от вынужденного безделья, точнее ожидания — когда станет ясно, получилось ли задуманное им дело, или нет. Ведь сейчас на карту поставлено очень многое, и как назло, в данный момент от Чарли ничего уже не зависело. Оставалось только дожидаться исполнителей обеих акций, в надежде, что они не чего не напутают и не испортят.

— Я поражаюсь спокойствию этих варваров. — Чарльз обратился к толмачу сидевшему рядом. — Дикость сквозит во всём, а некоторые, в любой ситуации, держат себя так, что любой лорд позавидует.

— И не говорите сэр, — ответил посольский переводчик, — я уже столько времени служу здесь, и до сих пор не перестаю удивляться этим тартарам. В дикости, им уступают только гунны, а сколько в них амбиций ….

Переводчик красноречиво посмотрел на потолок — намекая, насколько велики амбиции Русских.

Услышав, что англичане о чём-то говорят, тиун оторвался от своего занятия и неспешно, с ленцой посмотрел на них. Затем ухмыльнулся и продолжил вырезать узор по коре прутика.

— Слышишь Иван, а твои люди нас не обманут? — Обратился толмач к тиуну на русском языке.

Тот как-то грустно вздохнул, посмотрев исподлобья на обратившегося к нему человека и неспешно, с небольшой растяжкой слов проговорил.

— Ну, сколько тебе нерусь говорить, Не Иван я, а Игнатий. А про лихих людей не бойся, я им деньги раньше времени не давал. Так что, чтобы их получить, они должны сюда прийти и принести доказательство о проделанной работе. Так что не дёргайся, а сиди и жди. Только терпеливому охотнику, удача, сама в руки идёт.

Толмачу оставалось только перевести для своего соотечественника состоявшийся диалог. На что тот только пожал плечами и всё… За этим, снова потянулось тягостное ожидание, которое было угнетающим.

Поближе к утру, послышался конский топот, он быстро приближался, затем замедлился и вскоре, совсем стих. Прошло несколько минут и в распахнувшуюся дверь, вошла небольшая ватажка. Вошедшие люди, выглядели устало, но были весьма собой довольны и внесли несколько увесистых свёртков.

— Тут такое дело Игнат, мы это… своё дело вроде как сделали. — Заговорил прямо с порога низкорослый худой молодой разбойник. Он спешно и придирчиво осмотрелся вокруг и направился к тиуну, вольготно расслабленной походкой, ехидно, с вызовом улыбаясь. — Так что давай ….

— Замолкни Хрящ! — Пробасил бородатый крепыш, вошедший в дом последним. — Тебе сколько говорить: «не лезь поперёк батьки в пекло»?!

— А я что? Только спросил. — Отозвался разбойник, улыбка хоть и не исчезла с его лица, но юноша поспешил отступить за спины своих товарищей.

Поставив наглеца на место, крепыш с чёрной, густой бородой и свёрнутым набок носом, удовлетворённо хмыкнул, и невозмутимо прошествовал к столу, где по-хозяйски за него уселся — заняв место напротив тиуна.

— Ну что Игнатий, то, что ты просил, мы сделали. — Он широко улыбнулся и кивнул головой в сторону узлов и свёртков, принесённых его людьми. — Только в Букове, ничего стоящего не нашли, там на мануфактуре — только железные бочки соединённые меж собой трубами, да непонятные записи которые были при том бедолаге. Так что, не обессудь, кроме этих бумаг, оттуда ничего не прихватили.

Всем присутствующим было понятно, этот человек не оправдывался, а только говорил о том, что удалось сделать. Он чувствовал себя хозяином положения, и вёл себя подобающим образом. Не обращая никакого внимания на бубнящего толмача, который переводил иноземцу всё сказанное.

— В Малиновке, нам повезло больше. Там делали непонятные самострелы, и много того, что мы не смогли понять. Но в комнате того, кого мы должны были убить, мы нашли множество бумаг с рисунками. Так мои ребята пришли к выводу, что это оружие, причём доселе не виданное. — Последние слова он подтвердил жестом, подняв указательный палец к верху и слегка наклонив голову набок. Так что передай своему чужеземному другу, что эти бумаги ему будет стоить немного дороже.

— Это ему решать Петро, а не мне. — Ответил Игнатий, было заметно, что он с трудом выдерживает тяжёлый взгляд собеседника. — Ты мне вот что скажи, те, кого мы попросили убить, точно мертвы?

— Обижаешь, — осклабился бородач, — я хоть раз подводил тебя?

— Ты мне свои зубы зря не показывай, здесь дело серьёзное, поэтому и спрос такой.

— Успокойся, оба уже на божьем суде. Мои ребята, своё дело знают.

Тут в разговор влез переводчик.

— Мой господин желает взглянуть на бумаги, что привезены из Малиновки и если там, на самом деле то, что вы говорите. Мы их выкупим отдельно, цена, это не вопрос.

— Вот это, другой разговор. — Обрадовался главарь ватажки и начал раздавать указания своим подчинённым. — С такими людьми, всегда приятно иметь дело. Хрящ, чего бревном стоишь? Доставай свои запасы, да накрывай на стол. Такое дело надо отметить. И вы бездельники, помогите ему.

Все разбойнички засуетились и вскоре, стол ломился от обилия выпивки и закуски. А Петро барски указав на него рукой, пригласил всех к столу.

— Прошу вас гости дорогие, сперва отведайте наш хлеб, соль: а затем и дела решать будем. Как говорится, чем богаты…

Крепыш хоть и улыбался гостям, но при этом, продолжал контролировать ситуацию.

— Ну, все наполнили бокалы! — Властно сказал лидер разбойников, когда сидевшие за столом люди, по его мнению, уже достаточно «подкрепились». — Я желаю выпить за гостей, и чтобы наша дружба с ними, только укреплялась!

До конца допить свою чарку не получилось ни у кого, почти одновременно все участники застолья попадали, на пол дёргаясь в предсмертных конвульсиях. На ногах остались только трое, тиун и оба его спутника.

— Ну что стоишь как истукан? — Нарушил возникшую тишину переводчик. — Давай Игнатий, поскорее их раскладывай по лавкам да полатям. А мы, пока погрузим на телегу всё, что покойные привезли.

— Так это что, потом вы и со мной также? — Растерянно поинтересовался тиун, указывая рукой на лежащих на полу мертвецов.

— Глупак, хотели бы тебя убить, так не предупреждали бы, что, ко рту бражку подноси, но не пей.

— Ответил толмач, взяв в руки один из узлов привезённых ватажниками.

— Не сейчас, так потом сгубите, когда стану не нужным для вас. — Не унимался Игнат.

— Коли так боишься, ни ешь и не пей, когда мы будем с тобой расплачиваться. — Прозвучал ответ толмача, который уже был у двери, ведущей в сени.

Рассвет жители Тулы встречали туша сильный пожар, этот дом, среди местных давно пользовался дурной славой. Так как в нём часто пьянствовали — хозяин вёл праздный образ жизни и вот, ночная гулянка завершилась пожаром. Все участники борьбы с огнём решили, что видимо выпивохи, сильно перебрали, так как ни один из них не спасся из пожара. Так и сгорели бедолаги, все — вместе с домом. Несмотря на такое горестное событие, горожан радовало, что благодаря общим усилиям огонь не перекинулся на соседние постройки и, улица была спасена.

Время поджимало, а расследование, которое вёл Юрий, зашло в тупик. Боярин Смирнов, отказал во встрече, а сразу беспредельничать, прибегая к силе, не хотелось. Боярский ключник Игнат, по странному стечению обстоятельств отсутствовал. По словам дворни, он поехал по ближайшим городкам, чтобы там, на торжках, скупить всё, что необходимо для хозяйского дома. Так что, раньше, чем тот вернётся, поговорить с ним по душам не получится. Единственное чем мог утешить себя Гаврилов, это то, что на дуэли, зарубил двух наглых иностранных профессоров, а остальные, узнав об этом, спешно собрались и покинули Россию. Но всё это было не то.

Вот и сегодня, его люди тайно прогуливался мимо боярского двора. Держа его под постоянным наблюдением, ходили мимо, поглядывая на всех посетителей входящих туда. Но среди них управляющего не было. О чём они ему регулярно докладывали. Когда стемнело, Гаврилов отпустил своих «топтунов» и для надёжности ещё немного постоял в полной темноте, наблюдая за тяжелеными воротами.

— «Прямо мини крепость какая-то, а не двор». — Думал он, разглядывая высокий бревенчатый забор, из-за которого еле выглядывали боярские полати. Убедившись, что больше никого из посетителей не будет, Юрий устало отправился в дом Корнеевых. Привычно, срезав дорогу, свернув на узкие улочки, идущие мимо деревянных домиков Москвы. Он шёл в тягостных раздумьях, о том, что кто-то его явно переигрывает.

Никакого освещения улиц ещё не существовало и в помине, поэтому, прогуляться по темноте, желающих не было. И Юрий шёл в почти полной тьме и одиночестве. Хотя нет, сзади кто-то быстро приближался — были слышны торопливые шаги и идущий подросток — почти ребёнок, подсвечивал себе дорогу факелом. Витальевич насторожился став, спиной к забору: юноша, увидев его, тоже отреагировал, немного замедлил шаг, почти боком прошёл мимо Юрия, с испугом размаривая его, а немного удалившись, побежал проч. Недавно прошёл дождь, и доски, которыми были вымощены улочки, сильно скользили, что немного усложняло его бег. Поэтому было видно, как малец, поскользнувшись, упал (Из-за чего, его факел чуть не погас затем), пацанёнок вскочил и побежал дальше. Юрий быстро забыл о нём, как только исчез огонёк факела и через какое-то время, снова вернулся к мыслям о грустном:

— Блин твой клёш, ну полный каюк. Никакой информации, никто ничего не знает, не помогают и взятки. На завтра если ничего нового не узнаю. Ночью наведаюсь к Смирнову, хватит либеральничать не то время….

Внимание Гаврилова привлекли двое мужчин, стоявших на его пути, у забора одного из дворов. Они стояли и о чём-то беседовали, временами поглядывая по сторонам. Насторожившись, Юрий машинально оглянулся, но сзади никто не шёл и не перекрывал дорогу к отступлению. Но это всё равно не давало право расслабляться. Все знают, что в ночном городе очень опасно, особенно, одинокому прохожему. Вот один из неизвестных, неожиданно направился навстречу Юрию. Шёл он шаткой походкой пьяного человека и что-то невнятно буровил себе под нос. Его шатнуло в сторону забора, и он сильно об него ударился, пробурчал в его адрес проклятия, потёр ушибленный лоб и, выписывая ногами немыслимые кренделя, пошёл дальше. Немного не доходя до Гаврилова, бедняга снова потерял равновесие, на сей раз его бросило на Юрия. Сработал рефлекс, и Юра придержал падающего поклонника Бахуса. Тут же, Юрий почувствовал сильную боль в животе, которая устремилась вверх, дойдя до сердца. Было такое ощущение, что кто-то ударил ножом, затем провернул его — нанося максимальный вред, и вынул из оседающего тела.

Тут Гаврилов понял: нож был настоящим и от «пьяницы» как не странно, абсолютно не разило перегаром. И на его счастье, убийца не захотел расставаться со своим оружием. И вынул его из тела, поэтому симбионт мгновенно справился с повреждениями, и Юра резким движением приложил свою руку ко лбу бандита: тот замер.

— Ага, ты просто исполнитель, — подумал Витальевич, «прочтя» то, что удалось «скопировать» — прости, но ты мне не больше нужен, ты и без того, слишком задержался на этом свете, отнимая чужие жизни.

В следующую секунду, большой нож вонзился в грудь своего хозяина. Ставя точку в его преступной, никчёмной жизни. А вот с тем, кто невдалеке наблюдал за исполнителем, обязательно нужно было пообщаться, тем более, это был, так давно разыскиваемый Игнашка. Пока неуловимый тиун, не догадался в чём дело (благо стояла кромешная тьма), Юра кинулся к нему и, подбежав к ключнику, «наложил» на его голову руку.

— Вот теперь ясно, откуда ветер дует. — Тихо проговорил Гаврилов, пустив кафтан Игнатия на путы для его владельца. — Но ты мне ещё живой понадобишься. Хотя, это не самый лучший для тебя вариант.

 

Глава 15

— Доброе утро сэр. Как вам спалось? Этой ночью, не всё задуманное нами, получилось отлично, наш Игнашка, оказался намного хитрее, чем мы думали. — Докладывал толмач, явившись поутру в спальню к Чарльзу. — Сегодня поутру, стражи, обходя город, нашли тело мужчины, оно находилось там, где мы и устроили засаду на Гаврилова, но вот трупа нашего тиуна, там не оказалось.

— Доброе утро Райан. А я всё равно рад, что нам удалось избавиться от самого страшного нашего врага. Но ты уверен, что это именно его обнаружили?

— Да сэр. Как мне рассказали, под утро стрельцы обнаружили тело мужчины, оно было одето в форму потешного гвардейца. Другие сведения, узнать не удалось. — Переводчик стоял перед Чарльзом навытяжку — как хорошо вышколенный лакей. Хотя в поездке, за ним такого не наблюдалось.

— А в чём нас переиграл тиун? — Поинтересовался тот, кто по документам значился как Фокс, он уже сидел на кровати и нащупывал босыми ногами свои тапки.

— Эти русские, видимо сговорились меж собой, потому что на месте убийства не оказалось тела Игнашки, и исполнитель не пришёл за обещанным ему вознаграждением.

— Вот чёрт! Ты был прав — надо было убирать тиуна, как только он догадался о своей дальнейшей судьбе. А теперь ищи его и того, кто должен был убить Игната, по всей Тартарии.

Фокс ненадолго задумался, после чего, дал дальнейшие распоряжения.

— Так, зато тем, кто будет расследовать все, что мы здесь натворили, тоже придётся их искать. Твоя задача опередить этих русских и исправить свою ошибку. Далее, мои отчёты пошлёшь с дипкурьерами. Всё, что мне удалось собрать у этих гениев, грузите в карету и выделите мне эскорт — для охраны груза… Что ещё? … Послу скажи, пусть всё делает так, как я указал, это очень важно в нашей партии против этих варваров. Проконтролируй, чтобы сидящие в заточении Корнеевы, тоже получили свою порцию яда. Ну а я знаю, что надо сказать и показать Шведскому королю…

Да, такого удара Гаврилов не ожидал, пока он предпринимал ответные шаги на происходившие вокруг события, его обставили со всех сторон. Невидимый враг сумел навязать свои правила игры, и поэтому он пока выигрывал. Итогом этих побед, стали пожары в цехах: сборки производственного оборудования; недостроенных оружейных корпусах; в фармацевтической фабрике; в цехе по производству бездымного пороха и капсюлей. Это был сильнейший удар: но всё это можно было со временем восстановить.

Но, кто вернёт нескольких мастеров, погибших при пожаре. Или кто заменит Жан — Поля, убитого во дворе своего дома? А Билли? Этот юноша, до сих пор находился между жизнью и смертью. Врачи не дают никаких гарантий, что смогут его выходить. И этот мизерный шанс, на выживание этого юноши был только потому, что его почти сразу обнаружили и прооперировали. Спасибо Анастасии Лаптевой и её медсёстрам, которые были приписаны к больнице Букова. Это именно благодаря их стараниям, у Мари был шанс не стать молодой вдовой. На бедную молодую женщину свалилось ещё одно горе, не стало её отца. Сердце старого дядюшки Джорджа, не выдержало переживаний, из-за свалившихся на его дочь напастей и остановилось. Единственное в чём он обыграл этого лиса, это в том, что ни Элизабет, ни Лео не пострадали. Воевода собственноручно принёс и отдал Юрию яд, который ему приказали подсыпать супругам, содержащимся у него.

От всего этого, Юрием овладела такая ярость: что он еле с нею совладал. Он злился на себя, на британцев — слишком ретиво борющихся за интересы своей страны. Было горестно, что он расслабился и «проморгал» опасность, нависшую над ним и его друзьями. Но как говорится — «сильный не тот, кто никогда не падал, а тот, кто, упав, сумел подняться».

— Так что, дорогие заморские друзья, теперь моя очередь делать преподносить сюрпризы. — Успокаивал себя Витальевич.

Узнав всё, что было возможно выведать у Игнатия, он передал его под опеку Кокоре.

— Стёпа, смотри, береги этого урода, «как зеница ока» ему ещё предстоит за свои дела ответ держать.

— Будет сделано командир, не изволь по этому поводу беспокоиться. — При этом боец посмотрел на пленника таким взглядом, что связанный тиун засучил ногами, пытаясь отползти подальше от егеря. — Чует сукин сын, что пришла расплата.

Степан брезгливо сплюнул и в сердцах замахнулся рукой. Тиун, которого «прессовали» уже не менее семи часов, испуганно зажмурился. По этому поводу, Юрий не испытывал никаких угрызений совести. Пленник сам виноват — погнавшись за серебром, загубил столько людей, и при этом, не наблюдалось никакого раскаяния за содеянное зло.

Этой ночью Гаврилов собирался призвать к ответу британцев. Виновники трагедии не должны остаться безнаказанными. Дом английского переводчика Райана, несмотря на высокий частокол, всё-таки не был неприступной крепостью. Попав в него, Юра поначалу хотел изобразить из себя слона в посудной лавке, но тут же, отмёл это решение — как непригодное. — «Лучше всё сделать тихо, — не привлекая ненужного внимания. Чтобы об истинных причинах произошедшего, догадывались только посвящённые, но при этом, ничего не могли доказать. Не надо помогать врагу, он и без того слишком во многом преуспел». Благодаря охраннику, дремавшему у ворот. Юрий его не тронул — а только слегка «порылся в его голове». Благодаря чему он узнал, что сэр Чарльз, спешно отбыл в неизвестном направлении, А вот толмач, преспокойно спит в своей комнате. Значит, с него и начнётся возмездие.

Пока всё шло хорошо, до спальной комнаты Райана, удалось добраться незаметно. Также без проблем, удалось проникнуть и в неё. Заперев дверь, Юрий огляделся, переводчик спал сном младенца, «утонув» в мягкой перине большой кровати. На противоположной стороне комнаты стояло высокое бюро с двумя подсвечниками: за ним можно было лишь стоять. На столе, стоявшем рядом, было несколько кип книг и большая кипа бумаг.

— Этим, я позднее займусь. — Подумал Юрий и подошёл к спящему британскому подданному.

В нем боролось желание перед смертью нагнать жути на британца — бубня как киношный злодей, долгую историю о том, почему и за что он (Юра), его убьёт, или просто придушить подушкой. Что было предпочтительней, так как, не давало ни каких шансов приговорённому к смерти переводчику, позвать кого-либо на помощь. Но, после некоторых раздумий, выбор пал на совершенно другой — третий вариант. Гаврилов извлёк из кармана пузырёк с ядом (тот самый который передал ему воевода) банально «наложил руку» на лоб спящего и пока тот был в прострации, приложил у его горлу лезвие своего ножа. Когда Райан, придя в себя, почувствовал на кадыке холод и открыл глаза, он увидел перед собой Юрия, мгновенно осознав, что так холодило его шею. Московит, склонившись над ним, тихо сказал лишь одну фразу:

— Открой рот.

Толмачь, обречённо выполнил эту команду, Витальевич вылил туда половину флакона. Переводчик сморщился (видимо яд был очень горьким) но ничего не выплюнул.

— Глотай.

И это было послушно выполнено. Не прошло и минуты, как отравленный закашлялся, забился в конвульсиях, и в уголках его рта появилась пена. Очень скоро он стих и обмяк. Убедившись, что всё кончено, Юрий занялся бумагами: бегло осмотрев их, он отобрал несколько штук и, сложив, спрятал себе за пазухой. Затем вылил остаток яда в кувшин с водой, стоявший на прикроватной тумбе. Наполнил из него медный кубок, примерно на треть и вложил его в руку покойнику. Тот сразу опрокинулся, разлив воду по кровати. Всё, здесь больше нечего делать, пора тихо уходить.

Когда только начало светать, Гаврилов, всё обдумал и принял решение что ему делать дальше. А именно, отдав найденные на столе у Райана бумаги на хранение Кокоре и взяв с собой необходимый минимум вещей, он отправлялся вдогонку за Чарльзом. Нельзя было допустить его встречи с Карлом XI. Хотя у короля и был весьма умный советник — Юхан Юлленшерна, который во внешних делах королевства, советовал Карлу держаться самостоятельной политики. То есть никаких военных союзов, что бы ни принимать участие в ненужных войнах. Но, недооценивать этого проныру Фокса, тоже не стоило. Он стремился поскорее попасть в Шведскую Ливонию и дальше в Стокгольм, поэтому держал свой путь на Псков. Где его и надо было перехватить, не позднее.

На первом же постоялом дворе, весьма упитанный и лысый корчемник, поставив перед Юрием кружку пива и жареного мяса. Выслушал вопрос о том, не видел ли он молодого иноземца с охраной. Испуганно осмотрелся по сторонам и, растеряно пожал плечами. Витальевич повторил вопрос, решив немного «стимулировать память» хозяина заведения, тот польстившись на пару лишних медных монет, поведал: мол, проезжал подобный господин и точно, был с охраной. Прибыл вчера вечером, поел и, сменив лошадей, поехал дальше, наотрез отказавшись от предложенного ночлега.

— Точно говорю, спешил куда-то. — Окая, полушёпотом, говорил розовощёкий толстяк, усевшись за стол рядом с Юрием. — Кричал всё на одного из своих охранников, того, который мог говорить по нашенски. А тот конюхов наших торопил, мол, поторапливайтесь холопы, иначе батогов получите вместо денег. Ну а наши парни за это на этих гостей и осерчали, да так, что, обнаружив, небольшую поломку — на карете скоро колесо отлетит. Не сказали им ничего, пущай эта нерусь, в дороге помается, да будет знать, как на нас голос свой повышать.

Толстяк расплылся в злорадной улыбке.

— А ведь перед Чарльзом, наверняка тоже угодливо улыбался и лебезил. — Мысленно подметил Юра.

— Благодарю хозяин, за угощение и рассказ твой интересный, вот тебе ещё от меня, — Юрий положил на стол ещё один «медяк». — Но и мне в дорогу пора. Не обессудь и будь здоров.

Заметив нехороший огонёк, блеснувший во взгляде хозяина гостиного двора, Гаврилов решил не подавать виду. А только, рассеянно окинул корчму взглядом. Или ему показалось, или на самом деле, один из посетителей, еле заметно кивнул толстяку. Затем неспешно встал и пошёл к выходу.

— Да Юра, твои рисовки тебя и погубят. — Думал Гаврилов, поедая мясо и запивая его пивом. — Ну, кто тебя просил доставать кошель и соблазнять им окружающих. Хотя…, может быть, тобой заинтересовались потому, что Фокс приплатил местным задирам, чтобы те расправились со всеми, кто будет им интересоваться.

В любом случае доев заказанный ужин, Юрий, решил здесь не задерживаться. Он понимал, что неприятности уже не избежит: что оставшись здесь, что отправившись дальше. Но в пути хоть не будет ненужных свидетелей, мало ли чего в глухом лису может произойти: на то он и глухомань.

Как и положено — расплатившись, и устно поблагодарив хозяина постоялого дома, Гаврилов неспешно пошёл к выходу. Выйдя во двор, где неспешно возились работники корчмаря: немолодая, женщина с болезненной худобой (которую не могла скрыть даже рубаха и шугай), ощипывала курицу, возле коновязи, конюх возился с лошадью, вычёсывая ей гриву. В противоположность взрослым двое мальчишек, не старше десяти лет, по идее кололи дрова. Старший малец, как и положено, подтрунивал младшего. И в данный момент, смеясь, убегал от обиженного белобрысого малыша, позабыв о работе.

— Стёпка, курв… сын, ты чего балуешь? Ты вот от Миньки то бегаешь, а глядишь, очаг то без дров и загаснет! От сейчас матери твоей скажу, она-то тебе покажет, где раки зимуют.

Женщина, занимавшаяся птицей, и отвлеклась на ребятню, чтобы их приструнить и не успокоилась на том, что пожурила детей. А подняла с земли и бросила в их направлении кусочком сучка, валявшегося у неё под ногами. На удивление, это возымело действие на обоих озорников. Они молчком, понуро пошли назад к поленнице. Только тот, кого звали Степаном, выждав момент, когда никто на них не смотрел, отпустил Михаилу лёгкий подзатыльник. Малец замахнулся, чтобы ответить обидчику, но тут его окликнул конюх — пообещав надрать уши.

Во всю эту идиллию, не вписывалось только одно — Юрины лошади были явно чем-то встревоженными. Но почему были возбуждёнными именно его, а не все находящиеся рядом животные? И это настораживало.

— Спокойно красавица. Ну что с тобой, что случилось? — Гаврилов достал из дорожной сумки и протянул на открытой ладони сухарик, желая угостить им свою пегую лошадку.

Она, было, потянула к нему свою морду, но когда Юрий захотел поправить сумку, висевшую на ремне, через плечо — испугавшись этого движения, отпрянула. По тому, как она это сделала и косилась на руку, было ясно, что кто-то недавно её напугал, или причинил боль.

— Ну что с тобой произошло девочка? Кто тебя обидел?

Услышав спокойный, и ласковый голос, пегая кобыла снова успокоилась, и польстилась на угощение, аккуратно взяв его своими губами с Юриной ладони. Он же, в свою очередь, стараясь больше не делать резких движений, решил проверить свою догадку, касающеюся такого поведения лошади. Немного наклонившись, он заглянул ей под брюхо и заметил то, что так боялся увидеть — передняя и задняя подпруги кавалерийского седла, были подрезаны. Тот, кто это сделал, видимо торопился, так как, делая надрезы на заднем ремне, глубоко поцарапал шкуру бедного животного.

Такая же «история» была и у вьючной лошади. Единственным плюсом было то, что чёрной лошади не поранили шкуру. Но всё равно, в такой ситуации, на какую бы лошадь Юрий не сел, через какое-то время, он гарантированно с неё упадёт: причём, скорее всего на скаку. И как следствие: человек совершивший такое падение никому, полноценного отпора оказать не сможет.

— Бери, как говорится, если не голыми руками, так … Сволочи, где мне теперь хорошего шорника искать?

С этими мыслями, Юрий опустошил обе перемётные сумы, переложив самые необходимые из вещей в свою суму. Затем, снял с задней части села и приторочил к переднему вьюку скатанную попону, и расстегнул заднюю подпругу (чтобы она не бередила рану на шкуре животного). Управившись с этим, призадумался, придирчиво осматривая своих лошадей. Сел на вьючную лошадку, перед этим перенеся её поклажу, на спину пегой кобылки и неспешно направил свой мини караван к выходу. Гаврилов понимал, что так ехать рискованно, намается, ожидая неизбежного — не зная в какой момент лопнут подрезанные ремни. Но ничего другого он не смог придумать. Так и проследовал к воротам, кожей чувствуя взгляды возившихся во дворе людей.

Когда лесная дорога сомкнулась за спиной почти сплошной стеною, скрыв от взгляда постоялый двор, Гаврилов неспешно проехал ещё немного, убедившись, что его пока никто не преследует, спешился и, взяв коней под уздцы, свернул в лес. Да, это был не парк культуры и отдыха или ботанический сад, уже через несколько шагов, небо не было видно, и вокруг, несмотря на то, что был ясный день, всё погрузилось в сумрак. Под ногами хрустел валежник, толстые стволы деревьев стояли абсолютно не упорядоченно, вперемешку с молодой порослью, затрудняя продвижение. Хотя, чем дальше, тем молодняк встречался реже, но местами появилась другая беда — упавшие деревья, зацепившись своими сухими ветками за ещё живых собратьев, угрожающе нависали над путником.

— И куда только смотрят эти местные, столько сухостоя, давно бы уже на дрова порубили. — Удивлялся путник, временами поглядывая на мёртвых исполинов, и шёл, ведя за собой своих лошадей, при этом, чего-то старательно выискивая.

Когда ему повстречалась хорошо проторённая тропинка, он смело свернул на неё, и уверенно пошёл прочь от людского селения. Пару раз лесную дорожку пересекали звериные тропы, Юрий боролся с соблазном свернуть на них, но продолжал двигаться по уже выбранному пути. Примерно через полчаса, Гаврилов нашёл то, что искал, это была небольшая полянка. Витальевич внимательно осмотрелся, а затем вышел на неё. Здесь он решил сделать временный лагерь, чтобы постараться хоть как-то отремонтировать испорченные сёдла. Ему так не хотелось портить спины своим лошадям, потому что, они точно не выдержат длительную поездку седока без седла. Слава богу, в тюке у вьючной лошади лежали несколько сыромятных ремней. Конечно, делать подпруги самому (пусть даже используя старые вместо шаблона), это не лучший выбор, но как говорится на безрыбье и рак — щука. Поэтому, для начала Юра расседлал своих лошадок, при этом был сильно удивлён тому, как сёдла ещё «были живы» ремни всех подпруг «держались только на честном слове» готовые порваться в любую секунду. Затем стреножив животных, достал кожаные полосы, сапожный нож и нитки приступил к ремонту. Разобрать седло, сняв всё, вплоть до крыльев, оказалось не самым сложным, даже отвязать подпруги от ленчика не вызвало проблем. А вот дальше, было то, о чём Гаврилов имел только отдалённое представление, вот здесь и началась морока.

Увлечённый этим занятием, Юрий чуть не прозевал тот момент, когда лошади насторожились. Перестав на несколько секунд работать пробойником, которым делал помеченные отверстия, — на стороне ремня который был без пряжки. Гаврилов прислушался, вроде всё вокруг было спокойно. Но лошади продолжали коситься в сторону тропы, откуда они ведомые своим седоком недавно пришли. А это, уже само по себе настораживало:

— Значит, кто-то целенаправленно шёл именно за нами. — Думал Юрий, имитируя продолжение работы и пытаясь незаметно осмотреться. — Они увидели прогалину: оставленную мной, когда я входил в лес и как хорошие следопыты пошли по моим следам.

Но вокруг всё было спокойно, и мужчина занятый ремонтом седла, уже стал привязывать подпруги к ленчику, положив их свободно на него. И в этот момент, семеро мужичков выросли как из-под земли. Их хмурые лица, не обещали путнику ничего хорошего: лишая всякой надежды на мирный исход этой встречи. Да и то, что они стояли, окружив путника, подтверждало их намерения. Лицо одного из разбойников было уже знакомо, это был тот чернобородый крепыш, который кивнул корчемнику. — «Мол, всё понял и займусь этим чудиком». Этот бандит, держал в руках косу, переделанную под рогатину. Ещё у двоих ватажников были старые, успевшие изрядно поржаветь бердыши, у остальных в руках были увесистые дубинки, которыми они поигрывали, пытаясь устрашить свою жертву.

— Эй, чужеземец, ты зря теми людьми интересовался. — Пискляво заговорил крепыш с косой наперевес (тембр его голоса, никак не сочеталось с его комплекцией). — Они предупредили нас, что, такие как ты, появятся, и хорошо заплатили за то, чтобы мы со всеми разобрались.

— Так что не взыщи, — пробасил стоящий рядом с крепышом ватажник с дубинкой — и не глупи, тогда мы быстро, чтобы ты не мучился, убьём. Мы же не звери какие-то.

Говорящий басом бородач осклабился и шагнул вперёд, это и решило его судьбу — быть первым среди павших. Гаврилов, как в тире расстрелял претендентов на его голову. Единственный с кем пришлось повозиться, был «Писклявый». Юрию пришлось перезарядить пистолет и выпустить почти всю вторую обойму, пока этот крепыш шаг за шагом приближался к нему, невзирая на множественные ранения. Он упал, совсем немного не дойдя до Гаврилова, и даже после этого сделал несколько попыток подняться. Так продолжалось до тех пор, пока очередной выстрел, окончательно не поставил жирную точку на его жизни.

— Вот блин. — Тихо и с сожалением выругался Юрий. — Твоё здоровье, да упорство, да на благое дело. Цены бы тебе не было дядя….

…Задерживаться здесь не стоило. Эти семеро, сложивших свои буйные головы на этой поляне сюда добрались явно не пешком. Самым логичным было то, что, кто-то должен был остаться сторожить или лошадей или телегу и этот охранник, не дождавшись подельников, вскоре должен забить тревогу. — Думал Юрий, оглядывая поляну и погибших мужиков, лежащих вокруг него. — Как следствие, будет организован поиск и, не дай бог меня обнаружат рядом с этими телами. Долго разбираться не будут. Я чужак — они свои.

Когда Гаврилов окончил сборку обоих сёдел и оседлал своих лошадей, уже слышался далёкий собачий лай. Он быстро посыпал по поляне мелко натёртого табака, и направил свой мини караван прочь от погони. Временами, посыпая остатками табачной крошки свои следы. Световой день уже заканчивался, и Юра шёл по тропе, ведя за собой пегую кобылу. За ней на привязи шла чёрная кобыла, но из-за наступившей темноты, они обе ничего не видели и немного упирались, пугаясь темноты. Но это всё равно не мешало медленно удаляться прочь от преследователей. В данный момент Юрия успокаивало только одно, тела убитых не станут добычей для диких зверей. Как не крути, но они люди: даже не смотря на их недобрые намерения относительно его. Ими займутся те, кто шёл по его следу и уже их должен обнаружить….

Часа через два, выйдя на очередную поляну, Гаврилов устроил привал, потому что дальнейший путь был далёк и не лёгок, поэтому и он, и лошади нуждались в отдыхе. Костёр решил не разводить, чтобы не облегчать труд следопытам, на тот случай, если они будут его преследовать. А хищный зверь летом не так лют и голоден: авось пронесёт, и ни волк, ни другая плотоядная тварь, на ночлежников не позарится.

Видимо права пословица — гласящая, что дуракам везёт. Если не считать что Юрий спал урывками, просыпаясь от малейшего шороха, то ночь прошла хорошо. На стоянку никто не напал: ни те, кто ходит на двух ногах ни те, кто на четырёх лапах. Лошади спокойно стояли и щипали траву, небосвод уже был светел, где-то вдали дятел выбивал дробь — пытаясь достать свой завтрак. Такая идиллия расслабляла и Гаврилов, открыв глаза, лежал, раскинувшись на конской попоне, не в силах отвести взгляд от чистого, прозрачного неба. Затем опомнившись, сделал над собой усилие и начал сворачивать ночёвку.

— Первым делом догнать Фокса, а когда тот ответит за содеянное зло, вот тогда можно и расслабиться. — Подгонял себя Юрий, ища дорогу. — А так каждая потерянная минута увеличивает шансы противника уйти от расплаты.

Или сказывалось отсутствие, каких либо карт, или Юра просто заблудился, но, выйти на дорогу, никак не получалось.

— Вот придурок. — Бурчал на самого себя Витальевич, при этом стараясь выдержать выбранное направление, уточняя его по мху на стволах. — Какого ляха ты себе настолько жизнь усложнил? Кто тебе мешал, расправившись с той семёркой, сделать рывок и «убрать» человека оставшегося охранять обоз. Сейчас бы ехал на телеге, чинил бы на ходу седла. А может быть, уже управившись, отпустил в обратном направлении повозку и пусть домой едет. А ты в своём направлении поспешай.

В таких терзаниях Гаврилов шёл где-то до полудня, пока не заметил немного впереди и слева просеку, которая буквально светилась на фоне тёмного леса. Уставший и уже не чаявший найти так необходимый ему тракт, Юрий поначалу ошибочно принял его за поляну и принял решение, выйти на неё, чтобы сделать привал. И какова была его радость, когда он увидел что ошибался: на этой просеке была накатанная колея. Снова сориентировавшись относительно сторон света, он ловко вскочил в седло чёрной кобылки (пегую лошадь он берёг, пока не заживёт порез на брюхе). И еле сдерживая себя чтобы не пустить лошадей в галоп, Юра продолжил свой путь.

Снова потянулась дорога, которая пролегала по лесу, утомляя своей монотонностью. Поближе к вечеру, стена из деревьев неожиданно закончилась, и устало бредущие лошади, выехали к обрабатываемым крестьянским полям. Чёрная кобылка, увидав такое обилие растущей пшеницы, приняла их за пастбище и потянулась мордой в их сторону, но Юрий резко её одёрнул: животное конечно голодное, но и чужие посевы тоже трогать нельзя. Он покормит своих лошадок — но немного позже. Путник окинул поля взглядом, подметив, что по занимаемым площадям, до колхозных угодий (которые ещё по прошлой жизни помнил Юрий), им было далеко, но и маленькими они тоже небыли. Сама же просёлочная дорога, пролегала как межа, между лесом и землёй колосящейся почти созревшей пшеницей, разделяя их чётко отчерченной границей. Также, она, вильнув, подходила к небольшому селению — дворов на пять, приближаясь к которому, Гаврилов почувствовал запах печного дыма. Видимо кто-то из местных готовил ботвинью, примесь других ароматов, распознать было невозможно. Да это и не было важно: главное, что впереди было селение. А значит, можно было рассчитывать на ночлег под крышей, а не среди деревьев. При дальнейшем приближении, стало заметно, что избы в этой деревеньке были низенькие — с виду неказистые, даже слишком приземистые. А рядом с ними находились ещё какие-то постройки, только более мелкие и без окон. Но убогости в этом не было — только расчёт на климат и особенности быт или как в будущем будут говорить менталитета. Возле ближайшего от дороги двора, стояла худая толи белая, толи седая лошадёнка, запряжённая в волокушу. И этот предок телеги, в который её запрягли, был загружен небольшим количеством дров. Этот воз неторопливо разгружал низкорослый мужичок, одетый в выцветший и многократно залатанный зипун, холщовые штаны, тоже многократно чиненые, лапти из которых местами торчали пучки соломы, а на голове уже облезшая, остроконечная меховая шапка. Определить возраст местного жителя навскидку было невозможно, прокопчённое солнцем, морщинистое лицо почти полностью прятали седые усы и борода, а взгляд был поникшим, безразличным и усталым. Крестьянин мельком взглянул на Юрия, положил назад на волокушу пару поленьев, которые только что с неё взял и низко поклонился.

— Бог в помощь хозяин. — Поприветствовал Гаврилов мужичка и, спрыгнув с лошади, тоже поклонился в ответ.

— Благодарствую, мил человек и вам доброго пути. — Бесцветные как у старца глаза крестьянина, смотрели на гостя с нескрываемой насторожённостью.

В воздухе «повисла» небольшая пауза и землепашец, не спешил её нарушать. А только выжидающе стоял, ожидая дальнейших действий спешившегося перед ним человека.

— Спасибо за пожелание хозяин, да разве может быть путь добрым, когда уже почти ночь на дворе. А где можно на ночь остановиться, ещё не ведаю. Может ты мил человек, пустишь путника на ночлег?

— Отчего же не пустить, Гость в дом — Бог в дом. Ответил мужичок, продолжая пристально разглядывать Юру. — Коли к нам с миром, мы завсегда рады. Только не взыщи, хоромы наши не богаты, как говорится, чем богаты… Обычно, у нас никогда, никто, не останавливается, все норовят мимо проехать.

— Этих мест боятся, что ли?

— Да нет боярин, — селянин посмотрел на собеседника как на неразумное дитя, — ось от одного постоялого двора, до другого ровно день ехать. Ото они, путники то и торопятся, на Псков то, много кто путь держит. Ой, простите меня старого милый гость, заболтался я, а соловья баснями не кормят. Вы проходьте то в хату.

Мужичок сделал приглашающий жест, объединив его с поклоном, указывая на свою курную избу и крикнул:

— Эй, Паранька, ну-ка встречай гостя!

Из-за избы послышался женский моложавый голос.

— Это чё, никак братка мой приехал?

— Ото дура баба, — усмехнулся седобородый, — нам чё, кроме твоего Ваньки, никто и придтить не может? А?

Вскоре из-за хаты показалась и сама Параня, к удивлению Юрия она выглядела старше мужичка, который согласился приютить Юрия. Выцветший платок, повязанный на голову, надёжно скрывал её волосы, обветренное, загорелое лицо, изборождённое множеством морщин. Но, карие глаза (как две крупных, чёрных пуговки) смотрели по-юношески пытливо и открыто. Остальное её одеяние, хоть и было уже сильно изношено, но было аккуратно отремонтировано и на удивление чистым.

— Ой! — Удивлённо — растерянно вскрикнула женщина, и прикрыла своё лицо ладонями. — Чё же ты ирод не предупредил, что у нас в гостях столь знатный путник!

Быстро придя в себя, запричитала крестьянка. Скоро оправив подол понёвы и рубахи, — который был, подвернут, видимо, чтобы не мешал возиться по хозяйству.

— Сенька, сынку, поди, баньку приготовь! У нас гость, которому с дороги помыться надобно! Марья, Фроська, живо поменяйте сено в тюфяке и положите его около очага. — Начала командовать селянка.

Судя по всему, она и была единственной хозяйкой в доме. Потому что после её слов, все вокруг послушно засуетились, спешно выполняя её указания.

Молодой, чернявый парень со всклокоченной бородой и шевелюрой кинулся к самому низкому и маленькому строению, стоявшему немного на отшибе двора. А две девицы, одна лет десяти, другая не старше семи чего-то, щебеча, и смеясь, вытащили из жилища большой матрас и куда-то с ним побежали.

— А ты Фёдор… — Женщина замолчала, посмотрела на гостя и продолжила уже в другом тоне. — Как думаешь? Коням гостя, уход нужен? Чего прикажешь делать?

Мужичок слегка встрепенулся — приосанился и, судя по реакции Парани, сказал то, что она хотела от него услышать.

— Параньюшка, давай невестку зови, пусть дрова до конца разгрузит, а я пока лошадьми займусь. А ты проводи гостя к баньке, пусть Сенька его в ней попарит.

Чистый и разморённый паром Юрий переоделся в запасной дорожный костюм и, еле двигая ногами — от приятной истомы, сделавшей тело «ватным», и непослушным (не в смысле от усталости, а от неги, охватившей всё тело), направился в крестьянскую избу. Где удивлению Юрия не было придела: первое, что его поразило — в крестьянской избе не было двери — в привычном понимании этого слова, её заменяло небольшое входное отверстие, примерно метр на метр, прикрываемое парой бревенчатых половинок связанных вместе и тяжёлым пологом. Когда же Гаврилов протиснулся в этот лаз — служивший входом, то его ждало другое открытие: полов в хате — полуземлянке, как таковых не было, лишь плотно утрамбованная земля. У входа с лева, в огороженном углу стоял маленький телок, который сразу потянулся к вошедшему единственную комнату хаты Юрию, видимо надеялся, что тот его покормит. Справа от символической «двери», было убогое подобие печи — без дымоходной трубы. Возле неё стояла широкая скамья, на которой лежал набитый свежей соломой тюфяк.

— Так вот почему в Ростове, все русские поселенцы так испуганно и с непониманием косились на дома, которые он им строил. И роптали поначалу, что мол, зима придёт, и они все помёрзнут. — Подумал Юрий, удивлённо оглядывая жилище. — Оказывается между домами в городах и сёлах, такая большая разница, благословляя трапезу.

Возле небольшого оконца (не затянутого бычьим пузырём — по случаю летнего тепла) стоял большой, тяжёлый стол, на котором красовался приличных размеров глиняный горшок, Дополняла эту композицию крестьянская семья, которая ожидала к столу дорогого гостя. Только после того как хозяин усадив рядом с собой Гаврилова, сел сам, остальные тоже заняли свои места — по старшинству. Когда все уселись, Фёдор, щуря полуслепые глаза, окинул всех взглядом и начал благодарственную молитву….

Ужинали в полном молчании: каждый, начиная с главы семьи, по очереди черпал кулеш из горшка. Затем, дожидался, пока наступит его черёд, и снова погружал ложку в посудину за очередной порцией каши. И так продолжалось до тех пор, пока всё содержимое горшка не доели. После чего мужчины (включая детей) встали из-за стола, и пошли во двор, а женщины засуетились, наводя порядок.

— Прошу прощения, дорогой путник, ты издалече идёшь, много ли чего интересного на свете видел? — Обратился к Гаврилову Фёдор, когда они оказались во дворе.

— Да. — С небольшой тоской ответил Юра. — Куда меня только господь не закидывал, и даже за океаном побывал. Пришлось мне, по чужеземным дорогам пыль глотать. Да и теперь, никак осесть и спокойно пожить не получается.

— А по делу ходишь, или от дела бегаешь? — Не унимался землепашец.

— По делу, отец, по делу. — Юрий горестно улыбнулся. — Только никто меня не спросил, хочу ли я этими делами заниматься, или нет.

— Неужто и ты подневольный? А с виду то, вроде как вольный человек.

Этот вопрос задал какой-то древний, седой как лунь старик. Это соседи, заметив гостя, остановившегося у Фёдора, стали подходить ко двору, чтобы послушать свежие дорожные байки.

— Свобода- то, каждому своим ломтём нарезана. Кому побольше кусок достался, кому поменьше, а кому совсем никакой. — Задумчиво сказал Фёдор. — Коли он человек княжий, то и должен идтить туда, куда будет велено. И не роптать. А здеся, вроде и говорит чудно, но по нашенски. Только они безбородыми ходят, а я слыхал, что молодой, царь всех кто при нём на службе, с босой рожей ходить принуждает. Тьфу ты ….

Крестьянин ещё чего-то тихо прошептал и с гримасой брезгливости перекрестился. Присутствующие, соглашаясь со сказанным, дружно закивали головами.

— Вы барин, не взыщите за наглость, только расскажите, пожалуйста, каково там за морем-океяном? Это правда что у них там чудно всё, и не как у людей? А?

Гаврилов посмотрел на вопрошающего соседского мужичка, и, улыбнувшись, заговорил:

— Чудес там, как и везде — немало. Например, есть страны, где снега люди отродясь не видели. Зимы у них, в нашем понимании совсем нет. А коли ливень пойдёт, то такой сильный, что мгновенно весь промокнешь, а чуть замешкаешься, так в воде по колено стоять будешь. Дай бог, чтобы водяным потоком не смыло…

Несмотря на то, что уже вечерело, новые слушатели подходили и подходили. И лица у всех, выражали сильнейшее любопытство и удивление. Каждое слово ловили с жадностью, но при этом старались лишний раз не перебивать рассказчика.

— … Также за морем видел людей, которые кожей черны как уголь….

— Свят, свят… — Запричитали селяне, усиленно крестясь. — А они точно люди, а не сатанинское порождение?

— … Конечно люди — они также как и вы, также в поте своего лица занимаются землепашеством. Только выращивают сахарный тростник, картофель и другие чудные растения. Когда я эту пищу впервые попробовал, оказалось что всё это очень вкусно, особенно картофель….

Местные крестьяне, ещё долго слушали Юркины рассказы, утоляя свой информационный голод. Уже давно стемнело, но никто не собирался уходить. Стоило Юре замолчать, как тут же задавались уточняющие вопросы.

— Спасибо вам Юрий Витальевич, уважили. — Поблагодарил рассказчика седой старец: когда Гаврилов замолчал, в очередной раз, сделав паузу в своих рассказах. — Но пора и честь знать — время позднее, а завтрашние дела никто не отменял. Сейчас, каждый день год кормит.

— И вам спасибо за приём и то внимание, которое вы мне уделили. Так редко кто из путников у нас останавливается и то, чурается у нас на ночлег оставаться. — Посетовал сын Фёдора — Сенька.

— Ага, особо те чужеземцы, что коло двух днёв назад, около нашей деревеньки на повороте обломались и перевернулись. Поддержал Сеню юноша, приблизительно его сверстник. Тот, что в карете ехал руку повредил, а его охрана, и нашего старосту, и телегу с лошадью забрали, а больше никого из наших, и близко к месту крушения не подпускала. Всё сами собрали, перегрузили, на воз и поехали со старостой, к кузнецу — знать ремонтироваться.

— Судя по всему, если это мои знакомые, то мои шансы догнать беглецов растут. — Подумал Юрий….

 

Глава 16

Вильям неспешно прогуливался по лесу неподалёку от родового замка — совмещая приятное с полезным. Он шёл вместе со своим старым другом и деловым партнёром Брайаном, тихо и неторопливо ведя деловую беседу. Настроение у обоих было приподнятое и не только по причине на редкость тёплого и солнечного дня: начинающий лысеть джентльмен, радостно делился с другом новостями, полученными вчера из далёкой России.

— Брайан, я горд, что мой сын, — говоривший вставил очень короткую паузу, заостряя внимание, что говорит именно о нём, — как я и ожидал, при выполнении задания, проявил себя с наилучшей стороны — он, с лихвой оправдал оказанное ему доверие. И в ближайшее время, эти московиты настолько погрязнут в междоусобных склоках, что ни будут представлять для нас никакой опасности. А если ещё удастся подбить шведов на нападение на Русь: то будет просто отлично.

Долговязый, седой господин, неспешно вышагивая рядом с хозяином дворца, ничем не выражал своих эмоций. Только когда говоривший джентльмен окончил свой монолог, соизволил флегматично произнести:

— Я никогда не сомневался в способностях твоего мальчика. Поэтому, другого результата от этой аферы я и не ожидал.

— В своём послании, Чарльз сообщил, что нашёл нужных нам русских и, пронаблюдав за ними, сделал вывод — этих подкупить, не представляется возможным. — Продолжил Вильям, еле сдерживая себя, чтобы не дать волю эмоциям, рвущимся наружу. — Также он узнал, что наши подопечные развернули бурную деятельность по постройке мануфактур, где-то недалеко от Тулы, где собирались наладить производство оружия, и не только его….

Сухопарый собеседник хозяина имения не выдержал, и, остановившись, взял друга за руку.

— Только не говори, что мы опоздали. И не сможем ликвидировать угрозу, а только уменьшим её.

— Мой мальчик так не думает: он скоро физически устранит всех варваров создающих нам угрозу. Заодно уничтожит все построенные ими производственные корпуса. Как он пишет в послании, его исполнители — из местных, уже нашли, где хранится вся документация по новым видам адского вооружения. И когда она будет в его руках, Чарльз лично привезёт её домой — там очень много ценной информации чтобы доверять её ещё кому либо. Заодно он делает всё, чтобы стравить меж собой сторонников Петра и Ивана: да так, что их будет долго трясти в междоусобных дрязгах. Более подробно о том, с чем он занимался в Московии, обещает рассказать лично — по возвращению.

— Тогда, как только Чарльз появится, сразу приглашай меня. Я хочу из его уст услышать рассказ о его похождениях в Тартарии. Признаться, я несказанно рад: что ты приметил его и принял участие в судьбе этого бастарда. Твоя парода в нём сильно заметна и он очень похож на тебя, в молодости, причём не только внешне.

Для Чарльза, эта поездка обернулась настоящей пыткой — каждая неровность на дороге отзывалась острой болью в травмированном плечевом суставе. Это приносило сильные страдания, и плечо, растормошённое дневными переездами, с их бесконечной тряской: по ночам продолжало донимать ноющей болью, и мешало, как следует отдохнуть. Видимо этот русский лекарь был прав: Чарльзу нужно было переждать, когда боль успокоится и только после этого продолжить свой путь. Но, в данной ситуации, это было недопустимой роскошью, ибо в Дорпате (нынешний Тарту) его ждали резиденты (имеющие связи в окружении шведского короля). На этой встрече он лично должен был их проинструктировать, объяснив, что им предстоит делать. Для этого Чарльз решил снабдить этих господ некоторыми сфабрикованными документами, разбавленными несколькими оригинальными письмами. Всё это, он заранее, тщательно подобрал и снабдил нужными комментариями — способными убедить шведского короля в намерениях Московитов вернуть свои исконные прибалтийские территории. Всё это должно дойти до адресата и заставить последнего нанести по России «превентивный удар».

Его миссия подходила к концу. И пересечение границы со Шведской Ливонией, воспринималось как окончание её самого трудного этапа. Да, Чарльз бастард, но он сумел своими делами доказать отцу, что он его достойный отпрыск. Сегодня он без сожаления покинул ненавистное ему варварское царство — он возвращался победителем, а их никто не судит. Да и кто посмеет это сделать….

Самое трудное и непредсказуемое дело, это охотиться на хитрого и умного лиса: Гаврилов убедился в правоте этого высказывания на собственном опыте. Как он только не старался, но всё время на шаг опаздывал и никак не мог настигнуть беглеца, которому удача в буквальном смысле благоволила. Юрий старался перехватить Фокса у помещика, к которому Чарльз и его охрана прибыли для ремонта повреждённого экипажа. Но здесь фортуна оказалась на стороне противника: к моменту прибытия Витальевича, те давно оттуда уехали. Об этом ему поведал мальчишка — пастушок, пасущий около дороги коров. В Пскове, пара стражей отдыхавших в корчме за несколько медных монет поведала Юрию, что он и здесь сильно опоздал, искомые им люди, покинули град ещё утром. На кордоне стало ясно, что отставание от британцев и здесь осталось неизменным. Гаврилову никак не удавалось хоть на йоту приблизиться к противнику. Даже в Изборске (куда завела извилистая дорога) ситуация была неизменной.

Всё радикально изменилось на территории Ливонии. В первом же трактире где остановился Гаврилов, хозяин поведал, что интересующие Юрия люди отбыли два часа назад. Юра как раз только что закончил у него обедать, и просто расслабившись, с интересом наблюдал за посетителями этого заведения. Лысый трактирщик — весьма болтливый человек, сам подошёл к Витальевичу и начал с ним беседу, тарахтя как сорока. Гаврилов уже устал от этой пустой трескотни, когда этот балабол, заговорил о странных вооружённых путниках, недавно отбывших от него. Также он рассказал, что один из этих путников выглядит неважно — рука подвязана, весь бледный и измождённый. По словесному портрету Гаврилов понял, что этим господином и был искомый им Фокс.

— Страшно было на него смотреть. Странно, как только он на ногах держится. — Говорил краснощёкий, низкорослый толстяк, протирая засаленной, тряпицей очередную грязную тарелку. — Хотя, когда они, несмотря на моё предложение побыть у меня, пока этому господину не станет лучше уезжали. Один из его вооружённых попутчиков, постарался помочь раненому сесть в карету. То этот господин, категорически отказался от помощи своего охранника.

— Слава богу, что я их не потерял — это мой друг Чарльз я как раз хочу его догнать. Чтобы сказать, что он может больше не спешить.

Болтливый крепыш удивлённо посмотрел на своего «благодарного слушателя».

— Неисповедимы пути господни. Так вы его знаете?

— Да, и тоже говорил Чарльзу, что нельзя сразу после дуэли отправляться в путь. Ни чем хорошим это не кончится. — Изобразив на своём лице сострадание, посетовал Юрий. — А он упёрся и ничего не хочет слушать. Ему всё кажется — родня убитого им наглеца желает мести. Вот и спешит как угорелый, желая как можно скорее уехать подальше. Считая, что только так он может обеспечить свою безопасность.

— В чём-то он прав господин — Немного погрустнев и снизив голос до шёпота, проговорил краснолицый. — Дуэль — это поединок чести: а вот мстители редко действуют почестному. Чаще всего, норовят ударить исподтишка. Уж я знаю что говорю, поверьте мне на слово.

Трактирщик, прищурившись, покачал головой, изображая из себя бывалого человека. После этого, как нив чём не бывало, взял очередную тарелку и принялся усердно натирать её всё той же тряпкой. У Юрия это вызвало волну неприязни и воспоминаний. По сравнению с увиденным — ругаемый многими советский общепит, был верхом стерильности и культуры. Он с тоской вспомнил мясные котлеты, с повышенным содержанием хлеба, чай с привкусом соды (чтобы выглядел темнее). А особую тоску у Юрия выхвали посудомойки в столовых, которые предварительно замачивали грязные тарелки в растворе «трилона — б». И всё это было безвозвратно утеряно. От этого приступа ностальгии у Гаврилова спёрло дыхание и защемило сердце.

— Что с вами Господин, вам плохо? — Забеспокоился трактирщик, в этот момент, посмотревший на Юру. — Вы так резко побледнели.

— Ничего страшного, просто сильно устал, пытаясь как можно скорее догнать друга и сообщить хорошую весть. Родне убитого в Московии немца сейчас не до мести, они неожиданно попали в опалу — дай бог теперь самим выжить….

Юра безбожно врал, чтобы соответствовать выбранной легенде. Уж очень не хотелось повторения прошлого ляпсуса. А его собеседник, понимающе кивал в ответ, продолжая натирать посуду.

— Да, вы настоящий друг, по нашим временам, это большая редкость. — Резюмировал он, дослушав Юрины фантазии. — Вот только про дуэль, ваш друг ничего не говорил. Он ругал дороги московитов, где он опрокинулся и сильно повредил свою карету. Говорил и руку там повредил.

Толстяк посмотрел на Юрия с заметным недоверием.

— Влип «косой» не будешь болтать почём зря. — Мысленно отругал себя Гаврилов. — Этот толстяк, тебе и без этого всё готов рассказать — только изобрази из себя благодарного слушателя. А ты…

А вслух посетовал:

— Откуда мне было знать, что с ним в дороге произошло? Когда Чарльз из Москвы уезжал, с экипажем всё было в порядке. А вам любезный, он про свою дуэль, скорее всего не захотел говорить. Или судя по вашему взгляду, вы хотите меня оскорбить, называя лгуном?!

Рука Юрия недвусмысленно легла на эфес, подтверждая его решимость наказать наглеца, посмевшего усомниться в правдивости его слов.

— О господин, вы меня не так поняли! — Испуганно залепетал краснощёкий. — Я ни в коей мере не желал вас обидеть! Я только хотел сказать, что вы не всё знаете! А эта авария, только усугубила ранение вашего друга! Поэтому вам надо спешить, чтобы догнать его, пока не стало слишком поздно!

Маленькие как у свиньи глаза пуговки, сильно «забегали», и трактирщик уронил на замусоренный пол глиняную плошку, которая разлетелась на несколько частей. А подбородок у трактирщика предательски затрясся. И куда только делся тот образ бывалого и «тёртого жизнью» человека.

— Любезный, ты смеёшься надомной?! Да я, чтобы догнать Чарльза, готов даже пешком идти — только успеть! А мои лошади сильно устали! Они должны хорошенько отдохнуть! — Юрий не кричал, а только говорил с такой нескрываемой агрессией, что у толстяка от испуга глаза полезли на выкат и затряслись руки. — Как прикажешь мне поступить в такой ситуации?!

— О господин, вы меня не так поняли, я вам желаю помочь. — Собравшись духом, предложил побледневший хозяин таверны. — Я и в мыслях своих несмел вас обидеть, только желал вам помочь. У меня как раз найдётся пара хороших коней. Они очень быстрые и отдохнувшие, я с превеликой радостью вам их уступлю, а ваши лошадки как раз у меня отдохнут….

Гаврилов, наученный горьким опытом, опасаясь подвоха, тщательно проверил коней. Но всё оказалось в полном порядке, никто ничего не подрезал, кони были здоровые и ухоженные. После этого, Юрий ловко вскочил в седло и бросил под ноги провожающему его трактирщику несколько серебряных монет.

— Спасибо тебе Карибутас, прости, что дурно подумал о тебе. Ты на самом деле хороший человек.

А это тебе, в знак моей благодарности за оказанную помощь.

С этими словами, Юрий не глядя на провожавших его людей, выехал за распахнутые ворота. И направил свой мини караван на северо-запад.

Кони Карибутаса, были статными и красивыми, оба красавца как на подбор — мастью гнедые, с большими белыми пятнами: но как позднее выяснилось, по резвости и выносливости сильно уступали степным низкорослым лошадкам. Что больше всего раздражало Гаврилова, не могли долго выдерживать заданного им темпа. Он уже многократно пожалел о том, что променял на них своих неприхотливых красавиц.

Однако, все эти переживания, не помешали Юрию внимательно наблюдать за дорогой, а не полагаться только на то, что лошади сами могут идти по дороге. И ближе к вечеру, он заметил далеко впереди по дороге экипаж с вооружённым эскортом. Судя по всему, это были те, кого он так долго старался настигнуть. Эта кавалькада, как-то медленно и осторожно приближалась к городу и вскоре скрылась из виду, въехав в Нейхаузен. Витальевич же, оказался под стенами города, когда стемнело и тяжёлые ворота, были закрыты на ночь. Кстати, это не огорчило его ни капельки: для того что он хотел сделать, свидетели были не нужны — не к чему было светиться перед стражей (мало ли чего). Да и крепостные стены, для Гаврилова давно не были существенной преградой — тем более после Азова. Поэтому, через полчаса он уже осторожно крался по тёмным и узким улицам города, в поисках своих старых знакомых. Несколько раз приходилось менять направление своего движения для избегания встреч с патрулём. В итоге, он оказался на улице ремесленников, где его ждала первая удача. Заглянув во двор кузнеца, Юра заметил знакомый экипаж: он сиротливо стоял посредине двора. Видимо мастера решили заняться им с утра: что и немудрено, ведь ночью при факелах можно делать только грубую работу не боясь чего-либо испортить.

Понадобилось ещё половина ночи, чтобы отыскать таверну, где заночевал Фокс. Как не странно это звучит, но задачу облегчили его меры повышенной предосторожности. Он, выставил во дворе охрану из своих людей. И дежурившая пара, слишком эмоционально обсуждала своего охраняемого — выказывая недовольство его повышенной манией преследования. Пока Юрий прислушивался, чтобы убедиться, что это именно те люди, кого он ищет. Распахнулись до этого момента прикрытые створки решетчатого окна, и, из него выглянул немного осунувшийся Чарльз.

— Господа, как вы прикажите понимать ваши разговоры? — Тихо, но строго спросил он. — Это бунт?!

Он выделил голосом последнюю фразу, сделав на ней ударение.

— Сэр, нет сэр! — Отвечали оба часовых, вытянувшись по струнке. — Мы беспокоимся о вас: не бережёте вы себя. Нельзя в вашем состоянии так гнать, вам необходим отдых.

— Отставить любые разговоры на эту тему. Ещё раз услышу подобное — накажу! Ясно?!

— Да сэр!

Юрий наблюдал за этим «разносом охраны», распластавшись на краше добротного сарая и молча ликовал. Он нагнал своего врага, теперь дело оставалось за малым. Но, это финальное действие, обещает быть самым сложным и опасным — через двери войти не реально, а окно хорошо просматривается со двора (одна надежда, что охранники не будут часто посматривать наверх). Вот и выходит, раз других путей проникновения нет, поэтому, спешить, и расслабляться нельзя.

Выждав для надёжности около часа (пусть Чарли уснёт), Витальевич аккуратно и тихо выдвинулся к нужному окну. Для этого, ему нужно было попасть на карниз, проходящий под окнами второго этажа. Попасть на который не составило особого труда, потому что сарайчик, на котором укрывался Юра, примыкал вплотную к дому. Далее по этому выступу, плотно прижимаясь к стене и ежесекундно рискуя сорваться вниз, Юрий стал медленно приближаться к нужному окошку. Оказавшись рядом с ним, Гаврилов был вынужден замереть. Потому что внизу скрипнула дверь и чей-то голос пробасил:

— Вы что, спите черти?!

— Сэр, никак нет сэр. — Ответили охранники, повернувшись лицом к дому.

У Юры сжалось сердце. — Ни дай бог, они сейчас посмотрят вверх. Ведь его чёрный силуэт сильно контрастирует с серой стеной и не заметить его просто невозможно. А в Юрины планы, не входило устраивать здесь бойню. Это всё равно, что подарить козырь противнику, играющему против тебя. Умный вражеский политик, сразу поймёт, что к чему, и сообразит, как этот инцидент «привязать к Москве», и повернуть его против России.

— Тогда почему притихли? На вас это не похоже, вы последнее время всё время о чём-то болтаете как две торговки, ха-ха- ха!

Когда смолк смех, один из стражников ответили без каких-либо эмоций.

— Сэр, наш принципал потребовал тишины, поэтому мы и молчим.

— Ладно черти, идите спать, вот ваша смена.

Внизу послышались торопливые шаги нескольких человек, затем вскоре хлопнула дверь и снова наступила тишина.

— Фух, пронесло — не заметили.

Подумал Гаврилов, выждал несколько минут, и с трудом сохраняя баланс, тихо прикрыл оконную раму, преграждаю путь, и бесшумно влез в окно. Став на пол, он присел и замер, прислушиваясь, но ничего кроме дыхания спящего человека не услышал.

Комната куда он попал, была относительно хорошей и просторной. У окна и с боку стоял небольшой стол. Справа от двери располагалась большая деревянная кровать, на которой спал Чарльз. Рядом с ним буквально под рукой, была длинная шпага, а сам Фокс спал на покрывале, не раздеваясь. На противоположной от кровати стороне спальни, стояло штук пять больших сундуков, которые занимали большую часть опочивальни. Аккуратно, чтобы не скрипнуть ни единой половицей, Юра подошёл к кровати и приложил руку ко лбу спящего на ней человека. Постоял так несколько секунд и удалился от кровати, направившись к сундукам. Остановился возле них и поочерёдно дотронулся до каждого.

Тем временем мужчина, спящий на кровати, повернулся и, застонав от боли, открыл глаза.

— Ты? — Удивлённо спросил он, рассматривая не прошеного гостя — приподнявшись над кроватью, опираясь на здоровую руку. Но ведь тебя…

Больше он ничего не сказал: тот, кто Чарльзу спросонья показался призраком, улыбнулся, протянул левую руку к рундукам и они один за другим растворились в воздухе, обдав комнату сильным порывом ветра. В тот же миг перед Московитом оказавшимся колдуном, возник какой-то бочонок и через секунду тоже исчез став чем-то непонятным. От увиденного, чародейства бастард временно потерял дар речи, затем, у него закружилась голова и, потемнело в глазах….

Ликвидировав сундуки с украденными Фоксом документами, Юрий синтезировал бочонок с порохом и тут же распылил и его, сделав моток верёвки, чтобы с её помощью спуститься с городской стены. Для его заклятого противника, этого оказалось достаточно. Увидев начавшуюся агонию, Гаврилов перекинул моток через плечо, повернулся и неторопливо направился к окну: ему не прельщало любоваться последними мгновениями жизни своего противника.

— Надо уважать своего поверженного врага, тем более, он был умён, смел и решителен. Но всё же враг. А раз так, то он заслужил свою смерть — мы с ним квиты. Хотя… будь я британцем, я бы восхищался Чарльзом, боготворил как героя спасавшего отечество и нашёл чем оправдать все его коварные убийства. — Мысленно признавался себе Юра. — Человек, назвавшийся Фоксом, искренне верил, что именно так, а не иначе, он может помочь своей стране. А самое главное, хотел доказать своему отцу, что он его достойный отпрыск. И сэр Вильям, не напрасно принял участие в его судьбе и может гордиться своим незаконнорождённым сыном….

Как всегда бывает в жизни, мысли на отвлечённые темы внесли свои коррективы в то, что было уже почти закончено. Не успев даже удалиться от окна, из которого он только что вылез, Юра полетел вниз, сорвавшись с карниза. От неожиданности, у него вырвалось, — «Ё…». — Что привлекло внимание пары охранников, дежуривших во дворе, ещё до того как он упал на землю. Благодаря симбионту (точнее его работе), Юрий не остался лежать, корчась от боли, а сразу, пока не успела опомниться стража, поднялся и метнулся к забору. В несколько больших скачков оказавшись около него, запрыгнул на телегу, а с неё подпрыгнув, зацепился за забор и, подтянувшись, перевалил своё тело по другую его сторону.

Здесь его ждала новая неудача, он приземлился в нескольких метрах перед ночной стражей. Начавшийся во дворе переполох и Юрий, соскочивший с забора, не давали патрулю никаких разночтений, относительно сложившейся ситуации.

— Стоять! … Держи вора! … Тревога! …

Наперебой закричала городская охрана и кинулась на спрыгнувшего с забора человека. Который кстати, не стал дожидаться, пока они его скрутят, а, невзирая на темноту, стремглав помчался проч.

— Держи его! Вор бежит к рыночной площади! — Послышались голоса за спиной убегающего.

Юрию казалось, что эта гонка длилась уже целую вечность. Он менял направление, поворачивая в незнакомые переулки, иногда возвращался назад: увидев впереди огни факелоносцев. И хотя вокруг уже никто не кричал, и не бегал, Гаврилов всё равно не желал встречи с ними. Передвигаясь разными окольными путями, через какое-то время ему удалось добраться до стены: даже подняться на неё и начать спуск. Но тут, кто-то заметил верёвку и, перерубив её закричал:

— Тревога кто-то пытается проникнуть в город! …

Эскорт, выделенный для охраны таинственного Фокса, весь был поднят по тревоге. Что было не мудрено: кто-то пытался тайно проникнуть в таверну, но сорвался с межэтажного карниза. Упав злоумышленник быстро исчез, перепрыгнув через высокий забор, где даже ночная стража (проходившая в тот момент по другую его сторону) не успела его схватить. Только подняла шум и больше ничего. Охранники тем временем решили обследовать двор и на всякий случай отправили двух человек — охранять принципала в его комнате. Но вскоре один, из них выбежал в полном недоумении.

— Сэр, комната сэра Чарльза заперта изнутри и на стук он не отвечает! — Рапортовал он, вытянувшись по стойке смирно перед своим командиром.

— Может это он шёл на тайную встречу, да сорвался с окна из-за больной руки. — Высказал своё предположение молодой охранник, выскочивший по тревоге во двор в одних штанах и рубахе (если не считать саблю и пистолет в его руках).

— Молчать! Как он мог перелезть через такой забор с раненой рукой?! — Рявкнул старший по возрасту мужчина, которому только что доложили о странном молчании охраняемого человека. — Вы двое бегом наверх ломайте дверь! Остальные стреляют по любому, кто вылезет в окно. А вы, оба, марш на крышу сарая, хватайте всех, кто, несмотря на обстрел, доберётся до него по карнизу!

Не успела последняя пара залезть на сарай, чтобы так отрезать пути отступления, как из распахнутого окна послышался голос полный отчаяния:

— Сэр, не стреляйте! Мы сейчас выглянем! Здесь никого постороннего не обнаружено!

И на самом деле через секунду в проёме окна появился один из охранников.

— Сэр, тут такое дело — говоривший немного замялся, подыскивая нужные слова, — дело в том, что наш принципал мёртв!

— Как мёртв?! Тысяча чертей! — Крепыш даже застыл на месте глядя на своего подчинённого. — Он убит?!

— Нет, господин капитан, не похоже, но это ещё не всё! — Продолжил выглянувший боец. — Весь его ценный багаж исчез!

— Как это…? — Просипел тот, кого назвали капитаном, его лицо заметно вытянулось от удивления.

— Комната пуста Сэр!

— Перевернуть всю эту дьявольскую таверну! Чёрт вас возьми! Багаж никуда не мог отсюда деться! Рундуки вам не шкатулки, мимо нас незаметно не вынесешь! Делайте что хотите, но найдите проклятый груз! Иначе точно, пенька обмотает наши шеи! …

В таверне «Донар» (Бог грома), принадлежавшей старому Готхарду, творилось что-то не ладное. Несмотря на ночное время, стоял дикий крик и душераздирающие стоны, которые дополнялись грохотом — как будто кто-то решил разрушить весь дом изнутри. Или как минимум, захотел переломать всю мебель. Всё это, в свою очередь не могло не привлечь внимание ночной стражи, которая не заставила себя долго ждать. За короткий промежуток времени, перед запертыми воротами таверны собрались вооружённые люди, которая заполонила собой всю улицу. На её требование — пустить представителей власти во двор, никто не отреагировал. Правда прекратился грохот и стихли крики. Но, это только насторожило собравшихся воинов, которые немного выждав, начали ломать ворота. Дальнейшие события протекали очень стремительно: как только ворота, не выдержав натиска, распахнулись, грянул залп, окутавший белым густым дымом окна верхнего этажа и несколько человек, из числа штурмующих упали как подкошенные. И чей-то голос с сильным акцентом прокричал:

— Замрите там, где стоите! Здесь было совершено преступление против британской короны! Так что пока мы не найдём виновных, мы к дому никого и близко не подпустим!

— Мы здесь представляем закон, и это наше право, искать виновных среди постояльцев «Донара»! — Ответили из толпы. — И наш суд будет решать степень вины того или иного человека.

— Стоять! Мы никого не подпустим к дому, пока не найдём украденное у нас имущество! — Послышался ответ из окна.

— Чего стоите?! — Обратился к городским воинам богато одетый вояка. — Неужели мы позволим какому-то иностранному сброду безнаказанно у нас хозяйничать?!

Раздался одиночный выстрел, на сей раз стреляли с первого этажа, так как верхний, всё ещё был окутан дымом. Стоявшего рядом с офицером солдата, пуля отбросила на стоявших позади товарищей, после чего он упал на землю.

— Неужели вы надеетесь жить вечно?! — Заорал командовавший стражей мужчина. — Всем вперёд и убейте этих мерзавцев! …

— Ну что расскажешь Генрих? Кто эти люди и почему они устроили эти ночные бесчинства?

Комендант городского гарнизона сидел за столом в своём кабинете и допрашивал офицера, командовавшего штурмом таверны. Сейчас он стоял перед своим непосредственным начальником и время от времени трогал свою левую руку. Которая весела на перевязи и была замотана тряпицей, сквозь которую уже просочилась кровь.

— Это были бриты. Когда мы ворвались в «Донар» то они оказали такое сопротивление, что мои воины вынуждены их всех убить. Хочу заметить, благодаря нашим действиям хозяин таверны старый Готхард остался жив: правда в ночной суматохе и горячности боя, погибла его жена и старший сын, ну ещё четверо постояльцев в придачу. Ещё десяток гостей удалось спасти, на теле погибших и выживших людей, видны следы пыток.

— Что говорят спасённые?

Генриха сильно качнуло, но он каким-то чудом удержался на ногах.

— Ты давай присядь, ещё не хватало, чтобы ты упал, сейчас тебе красного вина принесут….

— Спасибо Костас, но я не настолько слаб, чтобы меня так опекать.

— Это кто тебя так? — Лицо пожилого, но всё ещё поджарого и крепкого коменданта выражало неподдельное сочувствие.

— Это старший этих британцев меня достал — искусный был фехтовальщик. Стольких наших сволочь положил, пока я сам с ним не вступил в поединок. Надо признаться, силён был бестия, представляешь, я еле его подловил — отвёл удар и рубанул по его шее. Так он всё равно, успел перед смертью контрударом подрезать мне руку.

Раненый, рассказывая о недавнем поединке, порывался здоровой рукой имитировать наносимые удары и отводы, а его глаза яростно горели как будто, он снова сошёлся с недавним врагом. А пожилой Костас, снисходительно смотрел на своего старого друга (который был немного моложе его) и чему-то улыбался.

— Хорошо, я и без того знаю что ты знатный фехтовальщик и неисправимый дуэлянт. Ты лучше всё-таки присядь и поведай мне, чего говорят выжившая чернь и путники? Да и что, чёрт возьми, произошло в этой проклятой таверне?

— В том-то и дело, там толком ничего понять нельзя. Говорят, что англичане подняли крик о том, что некий неизвестный проник в комнату их предводителя и убил его. После, незаметно, под их носом, перенёс несколько больших сундуков и спрятал где-то здесь же — в здании, у своих сообщников. Затем, пытался покинуть дом из окна убитого….

— Бред какой-то. А украденное имущество нашли?

— Нет. Бриты, только повыбивали все запертые двери и перевернули всё верх дном. Затем всех связали и начали пытать постояльцев, и хозяина, с его семьёй, и чернью.

М — м да, и вы тоже ничего не нашли? — Задумчиво поинтересовался комендант.

— Ничего, чтобы подходило под описание того, что искали покойные.

— А их предводитель действительно был кем-то убит?

— Нет. По крайней мере, нет никаких следов борьбы и признаков насильственной смерти.

— Хорошо, для вех эта история будет выглядеть так: Англичане перепили — поминая своего неожиданно усопшего. А затем устроили бойню. А мы чтобы навести порядок, вынуждены были их убить. Ну, чтобы остановить это смертоубийство. А сейчас, живо иди к моему лекарю….

 

Глава 17

Москва встретила Юрия очень «приветливо», поначалу, даже слишком. Неизвестно каким образом, но Пётр так быстро узнал о его прибытии, но через посыльных, срочно — обморочно вызвал к себе на аудиенцию. Так что о такой малости как отдохнуть с дороги, пришлось на время забыть и поспешить на встречу с нетерпеливым венценосным правителем. Но вопреки всем ожиданиям, сопровождающие Юрия гвардейцы, направились не в кремль, а к Лефорту.

— Ты чего это собачий сын творишь! А?! — Сразу набросился на Юрия царь, когда тот предстал перед ним и хотел, улыбнувшись, поприветствовать самодержца.

Романов был в своём неизменном мундире Преображенского гвардейца и сидя за столом, вырезал деревянную фигурку лебедя (надо заметить очень искусно). Наорав на Витальевича, он отложил нож и свою поделку, поднялся во весь свой высокий рост, опёрся кулаками о столешницу, наглядно демонстрируя степень своего недовольства.

— Государь если ты о моём самовольном отсутствии, то я не мог поступить по-другому. — Ответил с небольшой фамильярностью Юра, стараясь выглядеть как можно спокойнее.

— Ты мне зубы не заговаривай! Ты почто заморских учёных мужей разогнал? Я значит, этих служителей Асклепия к себе на службу зову, большие деньги им плачу, а ты. Кого на дуэль вызываешь, а кого, как взбесившийся пёс, по всей Москве гоняешь?!

— А, Пётр Алексеевич, вот вы о чём? Так о том, почему я так с ними обошёлся, как раз завтра вам сам собирался докладывать.

— А почему не сейчас? — Царь немного успокоился (видимо «выпустил пар», а может, он немного ранее, имитировал своё недовольство) и уже не выказывал былой агрессии.

— Для этого, в дополнение моих слов, должны кое-чего поведать князь — воевода, и пара его стрельцов, Егор Тимофеевич и Прохор Иванович. Вот тогда, будет более полная картина происходившего недавно лиходейства. Мы вместе такой заговор раскрыли: что удайся он заговорщикам, много бы русской кровушки пролилось, И бились бы мы меж собой, на радость недругам, пока не стали бы лёгкой добычей для иноземных завоевателей. Но каюсь, мы, к сожалению, не всё беды сумели предотвратить. Пожар и покушение на смертоубийство моих друзей — это ещё цветочки, по сравнению с прочими кознями, которые против вас государь наши недруги замыслили.

Пётр поменялся в лице — затем «одел маску» самой невозмутимости и уже спокойно спросил:

— А ты случаем не брешешь? — Сказано это было так, что в голосе чувствовалось нескрываемое недоверие.

— Пёс брешет, а я государь, говорю лишь то, о чем знаю наверняка. — Возразил Гаврилов, не отводя взгляда.

— Ну, будь, по-твоему. — Усмехнулся Романов и одарил таким взглядом, что нельзя было понять к добру он, или нет. — Но ни приведи господь, если ты мне в чём-то слукавил….

Фраза была многозначительно прервана, а царские очи ещё какое-то время продолжали придирчиво осматривать стоящего перед ним человека. Затем Пётр Первый, развернулся к двери одной из комнат и крикнул:

— «Алексашко», ты всё слышал, о чём мы здесь говорили?!

Дверь распахнулась, и на пороге появился лукаво улыбающийся Меньшиков.

— Да Мин Херц, каждое слово.

— Тогда, бери моих гвардейцев и пригласи упомянутых здесь служивых. Пусть как можно скорее идут сюда, скажи, что у меня к ним важный разговор есть. А ты Гаврилов, иди пока поешь с дороги, голоден, поди.

Разговор получился долгий, каждый его участник, сидящий за небольшим столом в маленькой комнатке, подробно рассказывал всё что знал. Временами Юра делал уточнения и нужные комментарии, ликвидирующие пробелы в этих рассказах. Затем, когда все, всё рассказали, Витальевич поведал свою — отредактированную версию своей эпопеи. Также умолчал, каким образом допросил Чарльза.

— Да, самое главное чуть не забыл. — Спохватился Юрий. — Боярина Смирнов со своим тиуном, не только активно помогал нашему иноземцу в разгроме наших мануфактур. Но, за посулы, быть мелким князьком на одной из земель побеждённой России, отравил Ивана Алексеевича.

— Как это?! — В унисон возмутились воевода и стрелец Егор Тимофеевич.

Только самодержец угрюмо молчал, смотрел в одну точку, чего-то обдумывая.

— Михаил Григорьевич, вспомните, кто с месяц назад Ивану Алексеевичу свечи для опочивальни привёз. Ведь они не из монастыря.

— Да. — Изумлённо подтвердил воевода.

— А затем, немного погодя, царь начал сильно хворать? — Уточнил Юра.

— Ну да. А этот пёс, начал громче всех горлопанить, мол, это Петровы прихвостни Ивана отравили.

— Так значит у этих свечей дым ядовитый? — Раздался грозный голос Петра.

— Да государь. — Подтвердил Гаврилов.

— Значит так! — Романов с силой ударил кулаком по столу. — Михаил Григорьевич, завтра же собирай бояр. О том, что здесь слышали, до поры, до времени, никому ни гугу. Ясно?!

— Да государь. — Хором ответили все присутствующие.

— А завтра, мы этого Смирнова, со всей его фамилией посадим в клеть и заставим этим дымком дышать, пока свечи не кончаться. Кто выживет, знать, не виновен, а сдохнет, туда и дорога. Так, теперь ты Гаврилов, то, что ты покарал Чарльза — эту змею подколодную, это правильно. Но не будет ли у меня из-за этого преждевременных проблем с Англией?

— Нет, Питер, я нигде не наследил. А вот они, по горячке, должны были дров наломать, или нести, какой ни будь бред. Так что догадаться о нашем участии, люди, посвящённые в деятельность Фокса, могут. А вот всю правду о его гибели узнать, у них не получится. Тем более, всё это в Ливонии произошло. Как там, что там происходило, нам-то, откуда знать.

Все участники разговора посмотрели на Петра.

— Хорошо посмотрим, что дальше будет. — Продолжил самодержиц, нарушив затянувшуюся тишину.

— Но про участие англичан в этом деле, всем надобно молчать — незнаем мы про их участие в этом безобразии и всё. Рано ещё нам с ними отношения портить.

— Государь, но это ещё не всё. — Поспешил вставить слово Юрий, видя, что Пётр собирается уходить.

— Только не говори, якобы и меня чем-то отравили.

— Нет, Питер, по плану Фокса, после смерти Ивана, на тебя должны были направить гнев возмущённых стрельцов.

Самодержец яростно сверкнул очами и, у него задёргалась в нервном тике правая щека. Секунды две ушло на то, чтобы он «взял себя в руки». И грозно процедил сквозь сжатые зубы, посмотрев на каждого из присутствующих.

— Всех, кто по этому поводу осмелится ударить в набат — четвертую, всех четвертую. — И отдельно обратился к Гаврилову, жёстко спросив. — У тебя всё?

— К несчастью нет. Я не смог догнать посланцев Чарльза. Чьей задачей было убедить представителей двора Карла XI том, что Россия ведёт компанию по подготовке войны со Швецией. И что ты государь, желаешь вернуть исконно русские земли на Балтике заодно присоединить к России Левонию с Эстляндией. Для этих целей ты уже ведёшь переговоры с группой лиц и их предводитель Иоганн Рейнгольд фон Паткуль. А для убедительности этих утверждений, им передали некоторые образцы нашего нового вооружения.

— Что?! Ты хоть понимаешь, чем это грозит?! — Царь буквально «кипел от ярости» охватившей её.

— Да государь. Именно поэтому, прошу твоего дозволения на определённую свободу моих действий и твоей поддержки в этих делах. Нам нельзя сейчас проиграть не одного боя. — Народ любит победителей.

— Денег не дам!

— Государь всё буду делать за свой счёт. Мне только нужны ещё люди для скорейшего восстановления разрушенного и закупки за рубежом железа, также за мой счёт.

— Но, только всё делаешь под моим, личным контролем, а то, слишком мягко стелешь….

— Спасибо Брайан, ты настоящий друг. Но оставь меня одного, я хочу побыть с моими мальчиками наедине.

Проговорил после длительного молчания начинающий лысеть джентльмен. Он стоял со своим другом возле родового склепа. И, несмотря на прекрасную, солнечную погоду, крепыш ёжился — как будто ему было зябко.

— Этот ангел скорби, должен охранять покой усопших. — Вильям рассеянно показал на вход в усыпальницу, над которым, скорбно склонили головы два ангела. — А два моих сына, никогда не будут здесь покоиться. Только две таблички с их именами и всё….

— Крепись друг мой, самое тяжкое, это хоронить своих детей. — Долговязый, седой мужчина приблизился к резко постаревшему товарищу и тронул его за плечо.

Тот немного встрепенулся, приосанился, но голосом полным безнадёжной тоски заговорил:

— Здесь ты не прав. Когда у тебя есть ещё дети, это одно. Есть утешение, что ты в этом мире не один. А теперь, нет ни какой надежды на продление рода, я даже не знаю, есть ли у Чарльза бастарды и где их искать… А ведь я так мечтал понянчить внуков. Давно надо было его женить. А теперь… — Вильям помолчал, а затем более уверенно заговорил. — Я уверен, что это московиты его убили — в отместку за то, что он им устроил. Они хоть и варвары, но не дураки…

— Я понимаю, что это слабое утешение, но твой сын сам отомстил своим убийцам. — Проговорил, пытаясь утешить друга, сухопарый джентльмен. — Как мне стало известно, Шведы скоро нападут на Россию. И это достигнуто стараниями Чарльза. А затем, им в спину ударит Османская Империя, и я в свою очередь сделаю всё от меня зависящее, чтобы оно так и было….

В Малиновке, несмотря на то, что руины от сгоревших цехов уже успели разобрать, картина всё равно была удручающей. Всё оборудование во время пожара пришло в полную негодность, и максимум на что годилось, как только на металлолом. Повсюду стояли треснутые или поведённые станины покрытые окалиной и местами даже начавшейся коррозией. Это были остовы станков, которые ещё не успели увести на переплавку. И на фоне всей этой разрухи, была только одна небольшая радость, секретный — подземный цех не пострадал. Теперь в нём работало пять учеников Жан-Поля и Лео, которые начали делать первые детали для будущих станков оружейного цеха. Благо техническая постройка, обеспечивавшая все нужды цеха, стояла в стороне от посторонних глаз и была нетронута нанятыми вандалами. Тем временем, на местах, освобождённых от завалов, согнанные отовсюду рабочие, возводили новые стены производственных корпусов, только на сей раз их делали из камня. Его везли отовсюду, с Ростова на Дону, с Тулы, и с местного заводика. И всеми этими работами «заправлял» Леонид, он же Лео. Где уговорами, где личным промером, а где и угрозами, заставляя ускорять темп проводимых работ.

В Букове картина была не намного лучше, те же разбираемые руины и кучи оплавившегося медного лома. Иванов Борис Самуилович (Билли) ещё не успел, как следует оправиться от полученного ранения. Но, не смотря на возражения врачей, контролировал ход работ, постоянно передвигаясь по стройке. Ходил он, перекосившись на левую сторону, опираясь на трость и часто останавливаясь для передышки. Но, несмотря на это, повсюду — то тут, то там слышался его голос, подбадривающий строителей и подсобных рабочих. Но чаще всего его можно было увидеть у стеклодувов. Где мастера под его контролем выдували разные хитроумные склянки, о назначении которых знал лишь только он один. Стеклодувы тихо роптали и даже немного побаивались, уж слишком часто он нещадно браковал их работу, требуя переделать то, что им казалось идеальной поделкой. И как не убояться этого господаря, когда его постоянно сопровождали трое суровых, вооружённых солдат, одного взгляда которых, хватало для того чтобы душа ушла в пятки. Мастера меж собой поговаривали: — «в силу важности боярина Бориса Самуиловича, охрану то, к нему приставил сам царь. — Во избежание повторного покушения».

В полку расположенном в Берберовке тоже наступили неспокойные дни. Солдаты только что привыкшие к нагрузкам, по возвращению в часть её командира, снова почувствовали себя новобранцами. Вечерами, еле доползая до пастелей, все тихо роптали:

— Как вернулся этот полковник, нам совсем житья не стало …, совсем загонял ирод…, креста на нём нет окаянном….

Но вскоре всё стихло, бойцы, возвращаясь в казармы, едва раздевшись, «падали» на кровати и мгновенно засыпали. И лишь немногие находили в себе силы подискутировать меж собой, «перемывая командиру кости», но вскоре и они проваливались в глубокий сон. Тем временем в небольшом доме, у виновника этих бед, по ночам собиралась таинственная троица и планировала дальнейшие действия полка.

— Мелес, Ваня, ты отбери среди своих воинов десятка три человек, желательно тех, кто умеет плотничать. Пора нам создавать своё инженерное подразделение. — Гаврилов устало посмотрел на своего старого боевого друга. — Тем более, у тебя уже есть неплохой опыт в строительстве. А свою роту, передай своему заму — Силантию Понедько. Он парень толковый, я его с Дона заприметил. На все эти дела, даю вам неделю. Далее, в течении трёх недель прибудут новые рекруты. Пополним ими все подразделения до полного состава, а инженерно-сапёрное, доукомплектуем до роты.

Сидящий за столом молодой темнокожий мужчина кивнул. Но, даже при слабом освещении одинокой свечи, стоящей на небольшом столе с белой скатертью, были видно, какие усилия он прилагает в борьбе с накопившейся усталостью.

— Хорошо командир, сделаю всё в лучшем виде.

— Далее, Захар Павлович. Придётся твоим воинам в виде исключения «проходить посвящение», этим займёмся сегодня, пока они спят. Затем, дня три ещё погоняй их, для усвоения навыков, затем даю вам недельку на отдых и сборы. После чего, убываешь со своими егерями, на разведку местности в местах возможных направлений наступления шведов. Уточняешь карты, делаешь замаскированные базы и схороны. Всё необходимое для этого, получишь у Корнеева. Я с ним уже обо всём договорился….

Поутру, после утреннего полкового построения, Гаврилов планировал, отправился в Малиновку, где у него была куча неотложных и важных дел. Но как это всегда бывает, жизнь внесла свои коррективы. Появился гонец из Ростова — на — Дону, с известием, что у Юрия родилась дочь. И буквально через полчаса, которые он потратил на поиски заранее приготовленного подарка для жены, об этом уже знал весь полк. Первым явился Захар Зенауи, прямо в полевом камуфляже и хитро улыбаясь, проговорил:

— Ну что, Юрий Витальевич, хочешь скрыть от боевых товарищей радостную весть?

— А от вас разве что-либо скроешь? — В тон ему ответил Юра. — Вы, небось, все наперёд меня узнали эту новость. А теперь корчите из себя, обиженных и обделённых вниманием.

— Не переживай командир, ты первый, кому посланник сказал эту весть. Нам он это поведал уже после того, как от тебя вышел. Ты лучше вот чего скажи, когда будем праздновать это событие?

Зенауи всё ещё стоял у порога и выжидающе смотрел на Гаврилова. Тот, опомнившись, прекратил сборы и присел на диван.

— Захар, не стой столбом, ты проходи, присаживайся. Вот. Не каждый день ведь отцами становятся, особо в первый раз, сейчас мы посидим и поговорим с тобой обо всём.

— Да тут, в общем, говорить много и не надо. Давай соберёмся сегодня вечером у тебя и отметим это….

— Нет. Так дело не пойдёт. Я в жизни себя не прощу, если немедля не поеду к дочери. И так, сколько времени с семьёй только через письма общаюсь. Так что, собираемся у меня сейчас, а в полку по такому случаю можно и выходной объявить. Служивым это не помешает, а то, загонял я их. Но далее, чего бы ни случилось, а к обеду, я должен отправиться в Ростов — на — Дону. Со мной пойдёшь и ты с егерями — будет вам первое задание, все наши семьи перевезти сюда. Городок для них готов, пусть его и обживают, а то ещё немного погодить и заново со своими жёнами знакомиться будете. Если вообще их узнаете. Хотя, с собой возьми половину состава, во второй его части, оставь только светлокожих бойцов. Пусть под командой Тимофея, завтра же в Малиновке получат всё необходимое и приступают к разведке и подготовке баз.

— Так я, тогда…, прямо сейчас, по нашей тайной связи весточку в Ростов пошлю, пусть готовятся к нашему приезду! — Захар, буквально сиял от радости….

Жизнь в Ростове шла своим чередом. На базаре кипела бойкая торговля (сказывалось выгодное расположение города), рядом с городом построили и запустили несколько новых плавильных печей. Адис, одетый в новомодный европейский костюм со шпагой на поясе и изрядно располневший: увидав своего древнего товарища начал горестно сетовать. Что, дескать, невдалеке, на правобережье Темерника, самовольно выросло новое поселение — Гниловской курень. Основали то его казаки и постоянно пополняют беглыми крепостными.

— Ой, проведает Пётр Алексеевич о нём. Столько беды будет. А выкупать их всех, у города денег не хватит. — Жаловался он Юрию, когда они вошли в кабинет, полученный в Адису наследство от Гаврилова. — А случись чего, придут беглецов опять в крепость забирать, так местные не поймут, коли не сможем им помочь.

— Не бойся Андрюха, в ближайшее время царю будет не до Донских земель. А там глядишь, я что ни будь, придумаю. Ты мне лучше расскажи, что у тебя с производством штуцеров? — Юра, не спрашивая разрешения, по-хозяйски сел на местами уже потёртый, кожаный диван.

— А что? Опять османы что-то против нас замышляют?! — Встревожился Андрей Андреевич. А мы, в Азов половину крепостных башен отдали….

Он даже встал из-за стола, за который только что уселся. Вид у него был явно обеспокоенный, но не испуганный. Что в свою очередь, не помешало ему театрально «схватиться» правой рукой за сердце. Поэтому, Юрий поспешил успокоить своего старого товарища.

— Нет, Андрюха, на сей раз «беда с другой стороны к нам стучится». Но ты, так и не ответил на мой вопрос.

— Мы их выпускаем, — у Адиса тут же улучшилось настроение, — даже, насколько смогли, расширили производственные мощности, но перевооружить целый гвардейский полк, как того требует царь, ещё не получится. И так, всех мастеровых задействовал только на выпуске штуцеров. Поэтому к изготовлению заявленных тобой лёгких, подрессоренных телег, мы даже и не преступали.

— Это плохо Андрей. Но ничего, я завтра с тобой эти вопросы буду решать. А сейчас не обессудь, я к своей семье, домой пойду. Я — то к тебе, только на минутку заскочил — знаешь, как моя душа к жене с дочуркой рвётся? Так что бывай… — С этими словами Юра встал и быстрым шагом, не оглядываясь, вышел из кабинета.

Дальнейший его путь по улицам, знакомым до боли, осложнялся борьбой с желанием перейти на бег. Сдерживала только нелепость этого поступка, и нежелание предстать перед Ульянкой взмыленным как конь, и запыхавшимся. Вот так и шёл, неспешно ведя на поводу обеих своих лошадей — шаг за шагом приближаясь к заветной цели.

Вот и дом, видно, как во дворе неспешно возится Марья, деловито сметая с каменной дорожки угольную пыль (видимо уголь недавно подвезли и уже перетаскали в сарай). Но увидев идущего по улице Гаврилова, женщина бросила метлу и опрометью побежала в дом, голося:

— Юрий Витальевич приехали! Встречайте хозяи…!

Буквально через несколько секунд, во двор выскочил Гаврила и подбежал к воротам. И как ни странно, умудрился их открыть до того, как Юрий дошёл до них.

— Юрий Витальевич! Здравствуйте отец родной, наконец-таки вы вернулись! Ульяна Матвеевна уже заждалась вас, извелась матушка! — С этими словами, он отвесил поклон, Взял у Юры поводья и собирался повести лошадей в конюшню.

— И тебе хорошего здоровья Кузьмич. Только сразу лошадок не пои, да и поводи немного. Каюсь, гнал их — спеша домой. — Ответил Юра, с небольшим поклоном.

Тем временем на крыльцо чинно вышел Матвей, как обычно одетый в свой старый стрелецкий кафтан. А из-за его спины, любопытствуя, выглядывала жена Гончарова, держа в руке и покусывая кончик своего головного платка. А Ульянкин отец, неспешно пригладив рукой свою бородку, деловито с хитровато — довольным прищуром, изрёк:

— Ну, здравствуй зятёк, спасибо тебе, порадовал ты меня внучкой. Удружил. Теперь, немного погодя, жду от тебя уже внука. Ты уж извини меня старого, но в твоё отсутствие, я сам сделал дитю колиску (колыбель). Да не стой ты как столб, иди скорее к своей лебёдушке, чай измаялся, её не видя. Да и на сокровище своё, поди, не терпится скорее посмотреть.

В этом, бывший стрелец оказался прав. Юре хотелось как можно скорее войти в дом, но отталкивать тестя, перекрывшего собой дверной проём, тоже не хотелось. Как будто прочитав мысли зятя, Матвей шагнул в сторону, уступая дорогу и молча, отодвинул рукой Марью, не успевшую вовремя посторониться.

Жену, Гаврилов нашёл в их спальне, она как раз сидела и кормила грудью ребёнка. За этим занятием, она была похожа на Мадонну с картины Рафаэля «Мадонна в кресле» — тот же взгляд, наклон головы, та же нежность, с небольшой каплей грусти. Только, вместо просто сидящего на руках младенца Иисуса, его ещё маленькая дочурка, приникшая к материнской груди. Прикрыв за собой дверь, Юра замер, не в силах оторвать от жены своего взгляда. Она тоже заметила его, её взор стал радостным, но одновременно, покраснев и засмущавшись, она тихо промолвила:

— Юрашка, любый мой. Не надо так на меня смотреть, мне неудобно так. Дай, пожалуйста, дочурку докормить.

— Да, да родная, я подожду. — Ответил Юрий и беззвучно ретировался в соседнюю комнату.

Ждать пришлось не очень долго, но это время, всё равно тянулось как вечность. И когда Уля появилась в двери, ведущей из спальни, Гаврилов резко вскочил из кресла, в котором сидел, и сделал несколько шагов на встречу к ней. Его жена тоже кинулась навстречу ему и прильнула к мужу всем своим телом. Всё это было проделано в полнейшей тишине — без единого звука. Юра глубоко вдохнул, ощутив приятный запах, исходящий от любимой женщины, правда, к нему прибавился ещё какой-то доселе незнакомый. — «Так наверно пахнут все кормящие матери». — промелькнула и тут же исчезла шальная мысль.

— Ну как ты радость моя? Как дочурка? — Первым заговорил Юрий, нежно прижимая к себе жёнушку.

— Всё хорошо любимый, наша доча спокойная, поест и спит. Лицом наша девочка, ну очень на тебя похожа — особо, когда во сне улыбается. Ой, да чего это я стою, ты, поди, устал и с дороги голодный. — Засуетилась Ульянка.

— Постой, солнышко ты моё, успеется. Не уходи, дай мне на тебя налюбоваться.

Но вместо этого Юра начал покрывать личико своей жены нежными, невесомыми поцелуями. Молодая женщина какое-то время благодарно подставляла то щёчку, то бровку, то уста…, но затем немного отстранилась и прошептала:

— Милый, уже банька то, поди, согрета, негоже с дороги немытым быть. Ты иди, а я пока на стол соберу. — Сказано это было так нежно и настойчиво, что Юрий, напоследок ещё поцеловав жену, послушно пошёл выполнять её указание.

После баньки, изрядно разморённый паром и пробитый вениками, Гаврилов, не столько хотел, есть, сколько вздремнуть — хоть часок. Но стол уже был накрыт и все домочадцы, ждали только его. Пришлось их уважить, и присоединиться к общей трапезе, после которой, желание уснуть только усилилось: и как назло, стало невыполнимым. Виновником чему стал тесть, пожелавший посудачить о политике.

— Ты послушай меня сынок, — начал тот, когда они оба оказались в Юрином рабочем кабинете (было видно, что в его отсутствие за порядком в помещении ревностно присматривали) — ты вот говорил мне одно. А народ то, Петруху не любит, ему Иван мил.

— Отец, я уже говорил, что одной народной любви, для правителя мало. За ним должна быть сила и победы. А Иван Алексеевич, неспособен на такое.

— Нет, сынок, ты меня слушай, я в жизни больше понимаю, чем ты. Грядут лихие времена и надо делать свой выбор. Все твердят, что Пётр своего брата травит, чахнет он наш царь. Милославские говорят, что от тех ядов старший царь стал совсем дряхлым, плохо видит и поражён параличом. А всё потому, что младший брат, своих лекарей-убивцев недавно к нему приставил.

— А вот теперь Матвей батькович, послушайте меня. — Юрий даже встал с дивана, на котором он сидел рядом с тестем. — Про здоровье Ивана Алексеевича, я знаю получше вас, папа….

Видя, что отец Ульяны вспылив, хочет вскочить, Гаврилов придержал его рукой и продолжил:

— … Этот лекарь-убивец — наша Елизавета Семёновна. Вы можете её обвинить в том, что только сказали? А не верите моему слову, пошлите людей к московскому воеводе. Он знает, кто царя травил.

Но сейчас, «достучаться» до разума стрельца было невозможно. Он, побагровев от возмущения, и ухватившись обеими руками за рукав удерживающей его руки, твердил только одно:

— Ты, на меня, руку поднял! Щенок неблагодарный! …

Юре пришлось немного тряхануть своего родственника за шиворот и, выделяя каждое слово сказать:

— Ой, батя, не время сейчас выяснять, кто на кого руку поднял. Давай для начала, с отравлением старшего царя разберёмся. Поверь, перед лицом надвигающейся опасности — важно на Руси внутри усобицу не допустить. Коли удастся нам это дело миром, или малой кровью решить то я, прилюдно перед тобой повинюсь.

— Прилюдно не надо. Не к чему «сор из избы выносить». Коли дело окажется, так как ты говоришь, то мы после — посемейному поговорим с тобой зятёк. За такой проступок, спрос с тебя будет очень строгий.

Через пару минут, Матвей выглядел успокоившимся, но взгляд всё равно продолжал жечь Юрия возмущением и немым укором. И Гаврилов, тяжко вздохнув, согласился на условия примирения. После чего, поведал тестю свою недавнюю эпопею (немного скорректированную), включая и то, каким жидким на расправу оказался боярин Смирнов. Стрелец, слушая этот рассказ, всё сильнее хмурился: желваки и складки на лбу, «жили своей жизнью» — выдавая всё, что творилось в душе старого вояки. Даже после того, когда его зять замолчал, он какое-то время сидел, смотря в одну точку. Затем прокашлялся и заговорил немного осипшим голосом:

— Не приведи господь, чтобы вышло то, что задумали для нас эти нехристи. Кровушки прольётся немало. Да только, Петруха сам виноват, сам к этим антихристам морду воротит. Вот и сломал шею от излишнего усердия. А всё его блуд виной, все знают, что он на слободке, у Лефорта, к распутнице Елене Фадемрех бегает. Вот и сбила его немка с пути истинного… И это при живой то матушке Евдокии Фёдоровне, тьфу, пёс шелудивый. Ой, всё равно, погубит он Русь матушку….

— Так что отец? Не поможешь мне правду до всех твоих знакомых донести? — Юра, с надеждой посмотрел на отца своей жены.

— А может наша Лизавета выходит Ивана Алексеевича? — Ответил он встречным вопросом.

— К сожалению нет. Уж слишком сильно яды подорвали и без того слабое царское здоровье. Одно знаю твёрдо, если бы не Елизавета Семёновна, то давно бы уже похоронили Ивана. А так, она продлит его жизнь, насколько ей господь позволит. И не более того.

— Да, не думал, что до такого лихолетья доживу. И что, сам буду отпрыску Нарышкиных помогать. Тьфу житие… окаянное.

— Так что батя, могу я на твою помощь рассчитывать? Аль нет?

— Хорошо, сделаю что смогу, а по началу, извинись передо мной, как это положено….

Поутру, Юра, как и обещал, встретился с Адисом. И спустившись с ним в подземные хранилища — где хранились штуцеры местного производства. Где, выбрав наугад ящик с оружием, Гаврилов скопировал его. Затем, обернувшись к старому другу, держащему факел, посоветовал:

— Андрюха, ты сейчас пойди, погуляй, — ты сам прекрасно знаешь, насколько опасно для окружающих то, что я собираюсь сейчас делать.

Тот радостно заулыбался и поспешил покинуть подземное хранилище, догадываясь, что сейчас будет здесь происходить. Ну а Юрий, выждав для надёжности, несколько минут, проделал то, отчего так тщетно хотел отказаться.

— Ну что Андреевич, у тебя на одно подземное помещение, битком забитым оружием, стало больше. Но не расслабляйся, лишнего вооружения не бывает. Если что, пусть оно будет с запасом. — Обратился Витальевич к другу — ожидавшему его возле выхода из музея. — А я, опять иду к семье. Надо к крестинам готовиться….

Ровно через неделю, из Ростовских крепостных ворот выезжали телеги с переселенцами (семьями служащих в Берберовке воинов). В основном, у сидевших на забитых до отказа вещами двухосных телегах людей, лица были угрюмыми, за исключением детей, для которых это было как забавное и интересное приключение. И только у их родителей были другие мысли — им пришлось оставлять обжитые дома, хозяйство, и хотя всем обещали, что там, куда они едут, будет, и спокойнее, и лучше. Но, пословица про журавля в небе, всё равно будоражила их умы, мучая сомнениями. Единственная семья, которая повременила с переездом — была Юриной. На семейном совете решили, что слишком рискованно перевозить ещё крошечную Антонину (такое имя дочери Юрия и Ульяны дал священник во время крещения) и Юрий на скором переезде своих девочек не настаивал. Тем более, ему предстояло «навёрстывать» дела, которые он вынужденно пустил на самотёк. И в любом случае, он не сможет им уделять должного внимания. — «Тогда к чему такой неоправданный риск»?

— Ну, Захар, теперь вся надежда на тебя. — Напоследок инструктировал друга Гаврилов. — Провизии медикаментов у нас достаточно, даже с запасом. Время не очень спокойное, так что семьи везём аккуратно — со всеми предосторожностями. Ну, не мне тебя учить….

— Господин полковник! — Прерывает инструктаж, подбежавший посыльный из штаба. — Господин полковник! Вам срочное сообщение из Берберовки!

— Слушаю тебя боец. — Юрий повернулся и козырнул немного запыхавшемуся солдату. — Только не кричи, а говори спокойно — а то, не всем ещё слышно, особо в Стамбуле.

Служивый в первую секунду немного смутился, затем вытянулся по стойке смирно и уже тихим голосом доложил:

— Вам сообщение — «в Берберовку пришёл приказ, быть готовыми в любой момент выдвигаться для подавления бунта. Старший брат Петра Алексеевича, совсем плох». Так же передали, что вам желательно как можно скорее оказаться в расположении вашего полка.

— Спасибо братец, свободен, можешь идти.

— Вот так-то, Захар батькович. — Юрий снова вернулся к разговору с Зенауи и похлопал друга по плечу. — Ответственность за этот караван, полностью ложится на тебя, а я….

— Ну, здравствуй князь, что хорошего скажешь? — Царь, по обыкновению находящийся в доме у Лефорта, небрежно приветствовал воеводу. — Чем ты меня порадуешь?

Старый служака хоть и считал себя человеком, которого трудно хоть чем-то удивить, но всё равно был немного сконфужен тем, что увидел. На коленях самодержца сидела молодая прелестница, чью грудь, он не перестал ласкать даже при появлении своего вассала. Как впрочем, и она, — не замечала вошедшего посетителя.

— Государь, дело важное… — и недвусмысленно, указал взглядом на девицу.

Пётр, хмыкнув, обратился к блуднице:

— Ну что, фрау Елена, поди, пока, с Анной пообщайся. Не мешай мужам их дела вести. — И резко перейдя на строгий тон. — Да не забудь все двери за собой закрыть. Живо!

Царская фаворитка (явно жительница слободы), от неожиданности вздрогнула, но поднялась с царских колен с нарочитой неторопливостью, не спеша, оправив свою одежду, пошла на выход.

— Ух, хороша чертовка! — Не удержался от реплики царь, с восхищением глядя ей в след.

— Ой, не время сейчас надёжа царь, блуду то предаваться. — С укором заговорил воевода

— Одно другому не мешает Михаил Григорьевич: так что сказывай, какие вести принёс? — От былой Петровой бесшабашности не осталось и следа.

Бывалый вояка, немного покосившись на закрытую дверь, заговорил, стоя перед самодержцем:

— Бояре сказывают, что везде отправили гонцов, с известием об учинённой Смирновым измене, которую тот устроил по сговору со шведами. Что согласился подтвердить и дядька вашего брата — соправителя Прозоровский. Также, по вашему указу, арестованы все полковники, которые своими действиями вызвали недовольство своих стрельцов. Полк, от которого можно ждать неприятностей, отправлен на Дон. Также, во все стрелецкие полки отправлено жалование, и средства на пошив формы и закупку вооружения. Все воины, оповещены о нависшей угрозе нападения со стороны шведов. Так что, единый враг, сейчас нам только на руку. Новодевичий монастырь, в полной изоляции, а князь Голицын, на время, тайно вывезен из села Пинега. Так что большого бунта, скорее всего, удалось избежать.

— Это хорошо, Дай то бог, чтобы у нас всё получилось. А тем, кто спровоцирует стрелецкий мятеж, самолично буду головы рубать. Как впрочем, и всем его участникам, если таковой будет иметь место. Мои гвардейцы и полки иноземного строя, готовы к любому развитию событий.

— Надёжа государь, дозвольте совет вам дать. — Григорьевич покорно склонил голову, ожидая ответа.

— Говори.

От хороших вестей, царь прибывал в хорошем расположении духа. И позволил себе немного фамильярный тон в общении со стоявшим перед ним воеводой.

— Пётр Алексеевич, не ходили бы вы пока на слободу, нечего народ лишний раз гневить.

— А вот это уже, не их холопье дело…!

Горн играл сигнал общего построения, из казарм выбегали солдаты и сразу строились поротно. После беглой проверки личного состава, все организованно выдвигались на плац. Где на трибуне, в окружении штабных офицеров, их уже ожидал командир полка. Он стоял, спокойно поглядывая на карманные часы (их изготавливали в Ростове на Дону и по требованию Гаврилова, выдавали всем офицерам). И судя по его реакции, был удовлетворён действиями подчинённых, уложившихся в установленные им нормативы.

— Здорово богатыри! — Обратился он к построенному перед ним воинству, когда командиры батальонов сделали положенные доклады.

— Здра… жела… господин полковник! — Дружно ответили военнослужащие.

— Братцы, враг опять угрожает нашей родине! Снова пытается стравить меж собой Нарышкиных и Милославских! Надеясь, что когда мы ослабнем в междоусобных битвах, он сможет напасть на нас! И устроить такие же смутные времена, какие некогда учинили здесь поляки!

Полк возмущённо загудел — как встревоженный улей. И чтобы не потерять над ним контроль, Юрий, предупреждающе вскинул руку и прокричал:

— Тихо! Не время сейчас вече устраивать! Нужно соблюдать дисциплину и по возможности не допустить братоубийства! Так что витязи, от вас зависит, будет ли Русь жива, или сгинет под мечом завоевателей! Не подведите, покажите, что не зря мы вас учили тяжёлому ратному делу! Не дайте в обиду землю русскую!

На сей раз, никто не выказывал своих эмоций, и Гаврилов, переходя к организационным вопросам продолжил:

— Интендантская рота, у вас всё готово?!

— Так точно! — Коротко ответил её командир.

— Тогда капитан, выдвигайтесь немедленно! Ваша задача: по пути следования полка, обеспечить всё необходимое, чтобы на каждом привале, все солдаты были сыты, а на ночёвке, обеспечены палатками! Приступайте!

— Есть!

Когда рота обеспечения покинуло плац, Гаврилов обратился к оставшимся командирам:

— Господа урядники всех звеньев! Начиная от капралов, до капитанов, проверить экипировку у своих солдат! У всех должна быть сменная одежда и запасная обувь! Особое внимание уделить наличию предметов личной санитарии и походной посуды! При необходимости доукомплектовать! В расположении остаётся только сапёрная рота и сводный взвод охраны, состоящий из тех, кто сейчас находится в наряде. У каждого из них своя задача, первые ускоренно постигают азы установки защитных сооружений; другие охраняют имущество нашей войсковой части. Всем, кто участвует в боевом выходе, построение через полчаса: разойдись! …

Несмотря на то, что это был первый такой крупный выход, подразделение прошло свой путь чётко и организованно. И что больше всего радовало Юрия, полк не понёс так называемых не боевых потерь. Единственный неприятный инцидент произошёл на первом привале (на котором солдат ждала походная кухня). Гаврилов мимоходом заглянул в котелок солдата, только что получившего свою кашу и отходившего в сторону, ища, где можно было присесть для приёма пищи. Ему сразу «кинулось в глаза», что овсянка с солониной явно была выдана не полной порцией.

— Воины, ты, ты и ты, ко мне! — Обратился он к трём солдатам, которые получили еду, но ещё не ещё успели, начать её есть.

Те, на кого Юрий указал, подбежали к нему и вытянувшись по струнке, собирались уже начать докладывать, что — «Господин полковник, рядовой такой-то по вашему приказу явился»! — Но Гаврилов, опередил их, немного выставив руку, ладонью вперёд и сказав:

— Спокойно братцы, это сейчас лишнее, лучше предъявите содержимое ваших котелков.

Бойцы послушно выполнили приказ: как оказалось, и у них порции были ополовинены.

— Все за мной. — Коротко приказал Витальевич и направился к котлам полевой кухни.

Все кто стоял в очереди, расступались, освобождая дорогу полковнику и, с любопытством поглядывали на сопровождавших его солдат с котелками в руках. А Юра, подойдя к аналогу знакомых по прежней жизни Походных Армейских Кухонь, остановился, и обратился к кашевару:

— Скажи ка ты мне голубчик, кто здесь главный?

— Вы, ваше высокоблагородие! — Отчеканил повар, став по стойке смирно. Чудом, не свалившись с ПАКа.

— Нет уважаемый, ты меня не понял. Кто сейчас твой непосредственный начальник? — Почти отеческим тоном уточнил Гаврилов.

— Так подпрапорщик Ныгуайе Фёдор Семёнович, ваше высокоблагородие!

— Тогда в чём дело? Зови! — Полковник широко улыбнулся. — Или прикажешь мне самому его искать?!

— Ваше благородие, Фёдор Семёнович, вас господин полковник, на пункт раздачи пищи требует!

Выкрикивая эти слова, кашевар спрыгнул с подножки походного котла и побежал в направлении одиноко стоящей палатки. Не успел служащий кухни до неё домчаться, как она распахнулась и из её недр, выглянул Ныгуайе с заспанным лицом.

— Господин подпрапорщик, ко мне, бегом, марш! Доложите, как поставлена у вас служба! — Рявкнул Юрий, увидев это безобразие.

Это возымело результат — вскоре младший командир стоял перед Юрием и ждал ответ на свой устный рапорт.

— Так что Фёдор Семёнович, говоришь у тебя всё в порядке? Так мы это сейчас проверим.

Повернувшись к очереди ожидавшей продолжения раздачи пищи, Гаврилов обратился к ближайшему солдату:

— Ну, ка боец, дай мне свой котелок. — И тут же передал его Ныгуайе. — Путь твой подчинённый положит порцию каши на пробу.

Это было тут же выполнено, и как было положено, в котелок плюхнулось содержимое полного черпака.

— Ну что же, похвально, армию, которую так кормят, измором не возьмёшь. — Подытожил Юрий, заглянув в него и кивнув на троих солдат спросил. — Вот только как мне понимать такие порции? С какими силами пойдут в бой эти орлы, после такой то кормёжки?

Сказано это было, с нотками метала в голосе, но не на повышенных тонах. И ответом на это была тишина. Не дождавшись ответа, Витальевич окинул взглядом, стоящих с поникшими головами служащих кухни и спокойно приказал:

— Возле каждого котла поставить по поручику. Их задача контролировать, чтобы всем солдатам пища выдавалась в полном объёме. И не приведи господь кому-то из солдат остаться голодным. Виновных запорю батогами. Далее, отныне и навсегда, старший наряда — последовал строгий взгляд на Ныгуайе — днём не спит, кухня ест последней — после того как поедят все служащие в боевых подразделениях. Выполнять.

В итоге, около тридцати человек остались без пищи. По приказу полковника им выдали по две банки тушёнки — из НЗ. Виновники же, были прогнаны через строй, состоявший из солдат, лишившихся обеда. Правда, на первый раз, Витальевич не контролировал, чтобы солдаты били своих обидчиков батогами посильнее. Да и медики в конце экзекуции констатировали, что наказанные, в госпитализации не нуждаются (служивые тоже пожалели своих товарищей). Но спать на спине, какое-то время не смогут.

В положенном месте оказались очень быстро. Интенданты, к моменту подхода основных сил, уже поставили на двух дорогах укреплённые блокпосты и «разбили» основной лагерь (благо, леса для хоз. — построек, в округе было предостаточно). Надо отдать должное капитану Емельянову, он уже построил и собирался запускать коптильню. Часть мяса и рыбы должны были добывать пятеро охотников, и с десяток рыболовов, служивших под его началом. Другую его часть, он собирался брать у местных, благо договорился с ними о том, что они сами будут привозить свой товар.

— Зря Юрий Витальевич смеётесь. Сколько здесь будем стоять — одному богу известно. А солдату есть каждый день надобно. Издали не навозишься, так что, как прижмёт нужда, сразу меня вспомните. — Обиженно бурчал Силантий, заметив с какой улыбкой, Гаврилов осматривал его хозяйство. — А у меня то, будет, и солонина, и мяско копчёное, и ваши любимые колбаски, даже грибочки заготавливаю, будет, чем солдатушек побаловать. Вот тогда-то и посмотрим, кто из нас будет смеяться последним….

— Да не смеюсь я над тобой Феофанович. Наоборот, рад, что ты у меня служишь.

— Одной радостью сыт не будешь. — Продолжал ворчать капитан, его низкорослая худая фигура и ворчливый характер, делали его похожим на кощея бессмертного. — Мне бы соли — с четверть пуда, да медяков — мошны две.

— А это тебе зачем? — Юрий даже остановился от удивления.

— Как зачем? Так на наш посол у меня есть излишек соли. А вот местные, на многие уступки ради неё готовы пойти — жадобы. Да и расплачиваться с ними чем-то надобно. А я что, здесь самый богатый, что ли?

— Сдаюсь, Силантий Феофанович, твоя правда, будет тебе всё, что ты просишь. Но и спрос за полученное «богатство», будет соответствующий.

— Так не я не для себя прошу, а это для дела надобно. Тоже мне, нашли просителя….

Наследующее утро, по радио пришло известие, о том, что ночью умер царь Иван Алексеевич. В предыдущей истории, ему было отмерено немного больше жизненного пути. И осознание этого, немного давило на Гаврилова. Деятельность которого хоть и была причиной происходящих искажений истории, но в этом не было его прямой вины — Юра, оказался здесь не по своей воле. И раз уж судьба так с ним пошутила. То он, должен наперекор ей не только выжить, но и постараться чего-либо добиться в этой действительности. На общем построении, состоявшемся после завтрака, он объявил солдатам о преждевременной кончине Ивана Алексеевича и довёл до них новый приказ:

— В полку объявляется повышенная боевая готовность, караулы будут усилены вдвое! Любые перемещения по лагерю только в полной боевой экипировке. Наша основная задача, не пустить в Москву стрельцов, расквартированных в новой — строящейся на Азовском море крепости Таганрог! Если они всё-таки здесь появятся, то поначалу постараемся их урезонить — решить дело миром! А, если эти господари будут глухи к нашим словам и по их вине возникнет угроза жизни кого-либо из вас! Только тогда, будем стрелять на поражение! Не посрамите братцы, не дайте разгореться смуте, я верю в вас!

— Ну что дети мои! Не дадим в обиду Русь матушку?! — Поддержал Юрия полковой священник, обращаясь к солдатам. — Защита отечества святое дело! Благословляю вас дети мои! …

Неспешной чередой шли дни, вокруг всё было тихо и спокойно, даже слишком. Всем, включая и Юрия, начало казаться, что ничего плохого уже не случится и опасность миновала. Воины, несущие дежурства на постах стали расслаблять своё внимание, и только постоянные проверки устраиваемые Гавриловым, не позволяли, свести службу к пустому, формальному ритуалу. Возле лагеря крутились местные мальчишки, которые с восторгом смотрели на боевую учёбу солдат. Играли в войну и, подражая бойцам, ходили строем (правда, вместо штуцеров, брали на плечо палки). Служивые, в свою очередь тоже не остались равнодушными к ребятне — балуя их, то кусочком сахара, то бутербродом с копчёным мясом, то ещё чем ни будь. А не так давно, Юрий заметил, что некоторые солдаты, в свободное время чего-то стругали. И буквально на следующий день, некоторые пацанята, с гордостью носились с деревянными ружьями.

— Ой, пора это прекращать, пока не поздно.

Недовольно проворчал Силантий Феофанович, когда Юрий, задумавшись, наблюдал за ребятнёй.

— А это ещё почему? — Витальевич удивлённо посмотрел на Емельянова.

— Так ведь мало того что солдаты так и норовят, со своей пайки урезать, что ни будь на гостинец этим босякам. Так они ещё и несколько хороших холщовых мешков из-под сухарей у меня увели, пошили этим голодранцам из них рубахи. Вон они, бегают в них.

— Феофанович, а вы знаете, кто это сделал?

— Конечно.

— Тогда поступим так, ребятня пусть как бегала к нам, так и бегает. Наш солдат, должен видеть, кого защищает….

Увидев удивление капитана и его порыв начать возражать, Гаврилов его отдёрнул:

— Тихо Силантий Феофанович, слушайте меня. Через час, у нас построение на развод, вот на нём вы мне о пропаже и доложите. Мы, перевернём весь лагерь, но нечего не найдём. Вы поняли? На сей раз, мы никого не уличим. Но, преступление недолжно оставаться без наказания, и всему полку будет об этом объявлено. Уж кто-кто, а я знаю, как надо гонять, чтобы служба не казалась мёдом и, повторно не захотелось через такую экзекуцию проходить….

— Ну а если? …

— Ну, коль не пойдёт урок впрок. То тогда, поймаем виновных за руку, и показательно накажем, со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Я бы, прямо сейчас виновных розгами наказал. — Не унимался интендант. — Незачем мудрить.

— Вот здесь, я с тобой не согласен. — Возразил Юрий, внимательно посмотрев на местных ребят, которые копируя солдат, как могли, играли в штыковой бой. — Коллективное наказание более действенно: больше шансов, что, за нарушителями будут приглядывать и их товарищи, которые, помня о том, что было, не позволят повториться воровству. А ты со своими орлами, выкопай яму, которая будет служить гауптвахтой….

К вечеру, солдаты, еле держась на ногах, бег, когда почти постоянно приходилось держать тяжёлые штуцера над головой, вымотал всех без исключения. И поутру, Гаврилов мог уверенно сказать, что знает одного из сердобольных воришек. Заметил одного военнослужащего с подбитым глазом. А в остальном, жизнь в лагере шла без изменений, пока вскоре, в один чудесный день, на пост стоящий у дороги, не прибежали мальчишки — крича:

— Дяденьки, стрельцы идут! … Их много! … У них….

Сразу же была объявлена тревога, и солдаты побежали на позиции — занимая каждый своё место (постоянные тренировки не прошли даром). Так что, к появлению стрелецкого войска его встречали ровные шеренги солдат, готовых в любой момент ощетиниться штыками своих штуцеров. Эта картина, заставила ратников идущих на Москву остановиться. И толпа из взбунтовавшихся вояк, стала медленно перестраиваться в подобие боевого строя.

Пока происходила эта эволюция, Гаврилов, оседлав белую лошадь, выехал перед строем своих солдат. И обратился к ним, прямо из седла:

— Ну что братцы, у всех примкнуты штыки и заряжены ружья?!

Лошадь гарцевала под ним, чувствуя общее возбуждение.

— Так точно командир!

Дружно ответили шеренги его бойцов. При этом лица у солдат, были хмурые, а взгляды полны тревоги. Шутка ли, у всех, это было первое боевое крещение. Да и перед ними стоял не чужеземный враг, а свои — русские люди.

— Орлы, слушай мою команду! — Продолжил своё обращение к воинам Юрий. — Сейчас я пойду к мятежникам и постараюсь их урезонить. Надеюсь, они прислушаются к голосу разума. Но, если они заартачатся, то, как только я покину сектор обстрела, открывайте залповый огонь. Подполковник Йикуно, остаётесь за старшего. Так что, Михаил Иванович, от ваших дальнейших действий будет зависеть наш успех или поражение.

Находящийся рядом с полковником зам командира части Йикуно, подъехал к нему вплотную. Так что его гнедой конь, коснулся боком лошади Гаврилова и тихо, чтобы никто больше не слышал, проговорил:

— Юрий Витальевич, это очень рискованно. Может, я поеду на переговоры?

— Нет, Михаил Иванович, поверьте, если что, у меня намного больше шансов выжить. Да и не думаю, чтобы бунтари сразу начали стрелять в переговорщика. Так что, принимай командование.

Не дожидаясь ответа, Юрий развернул белое полотнище, нанизанное на пику и, неспешно поехал навстречу стрельцам. Как не странно, с их стороны парламентёра не было. Поэтому, не доезжая до них метров тридцать, Витальевич остановился и оглядел толпу, изображающую боевой строй. Их вооружение состояло из пищалей, фузей, бердышей и сабель. У всех поверх поношенных кафтанов, была перекинута через плечо берендейка — перевязь с привешенными к ней гнёздами для патронов и всем необходимым для стрельбы. Первая шеренга держала Юрия на прицеле, оперев на бердыши своё оружие с дымящимися фитилями.

— Ну что ратники? С кем я могу поговорить, кто у вас старшим будет?

Гаврилов старался говорить громко, но при этом спокойно и уверенно. При этом, неспешно осматривал стоящих перед ним воинов пытаясь вычислить их предводителя. Справа прозвучал голос:

— У — у-у, душегубы, не о чем нам с вами говорить! Лучше уйдите с дороги….

Заметить говорившего человека Юрий не успел. Так как тут же возмущённо заголосили и рядом стоящие воины:

— Сослали нас к чёрту на кулички…, а у нас семьи. Кто огороды обрабатывать будет?! Зима придёт, что есть будем?!

— Эти Петровы кругляки нечего не стоят даже осьмушки тына (Романов приступил к выпуску своих денег)! …

— Сам себе пусть за эти медяшки служит! Собака!

— Братцы, бей прихвостня Нарышкиных!

Стрельцы голосили, распаляя друг друга, и Юра понял, что диалога не получится. Перед ним стояла неуправляемая и непредсказуемая толпа.

— Да одумайтесь вы! Ведь именно вы, всегда были опорой государства Русского!

Юрий постарался прибегнуть к последнему аргументу, который он смог придумать в этой ситуации. Но его, никто не слышал. Один за другим в нескольких местах образовались сизые облачка, за которыми грянули выстрелы. Лошадь под Гавриловым передёрнулась и, не обращая внимания на его попытки приструнить её: развернулась и понесла его к шеренгам своих солдат. Скакала, тяжело хрипя и, позволила себя остановить только метров за шесть до строя, изрядно напугав людей стоявших в нём. Полковник спрыгнул из седла на землю — желая успокоить и, заметил на её груди, сильно кровоточащую рану. Через секунду животное покачнулось, её передние ноги подкосились и она, сначала уткнувшись мордой в траву, упала набок и несколько раз дёрнувшись, замерла навек.

— Видит бог, я этого не хотел! Вы сволочи, сами не пожелали меня слушать!

В сердцах выругался Юра, быстрым шагом направившись на правый фланг, чтобы командовать огнём шеренг. Мимоходом, он поглядывал на противника, который был еле виден через марево порохового дыма. — «Значит, вы гады ещё стреляли мне вслед». — Горестно подумал он, рассматривая фигурки стрельцов, спешно заряжавших своё оружие. Достигнув фланга, Витальевич достал свою саблю, прикинул расстояние до противника и скомандовал:

— Первая, вторая шеренга, товьсь! — Выждал, пока команда будет выполнена. — Цельсь! Пли!

Прогрохотал залп, было видно, как упало немало противников. Тем временем, отстрелявшиеся солдаты пошли в тыл — заряжаться.

— Третья, четвёртая шеренги, товьсь! Цельсь! Пли!..

Как только из-за дыма не стало видно врага, последовала другая команда:

— Вторая линия! Вперёд! Шагом! Марш! … Держать строй!

Выйдя из зоны задымления, Юрий увидел бегущих в атаку стрельцов и снова скомандовал:

— Первая, вторая шеренга, товьсь! Цельсь! Пли!

После третьего залпа — новая команда.

— Сомкнуть строй! Держать линию!..

По счастливой случайности полк Гаврилова занимал позиции с наветренной стороны, и белёсую пелену образованную сгоревшим порохом уносило в сторону врага.

— Чтобы не случилось братцы, держать строй! …

Надо отдать должное стрельцам — после того как они понесли сильные потери от залпового огня, они не отступили и совсем скоро столкнулись с передовой шеренгой солдат, ощетинившейся штыками. Уж здесь бунтари показали, что хоть бердыши и были устаревшим оружием; но до сих пор, в ближнем бою, да в умелых руках, оно было смертельно опасно. То тут, то там, падали сражённые ими солдаты: кого-то спасали бронники (правда, перед этим воин часто лишался руки), а кому-то, не помогли и они. Вот стрелец снёс бердышом солдатскую голову и по инерции рассёк руку его соседу. Но тут же сник пронзённый насквозь штыком. Многие из нападавших воинов, падали замертво, не успев нанести даже первого удара. Хруст, удары, выкрики бьющихся меж собой людей, стоны раненых, делали картину боя, ещё более ужасающей. Тем более что первая линия обороны редела буквально на глазах… Переломный момент наступил, когда третья рота — посланная по лесу в обход, ударила в тыл нападавшим, которые к тому моменту, успели увязнуть в рукопашной схватке. Вскоре, обезоружив сдавшихся участников смуты, солдаты собрали их на специально отведённой для этого площадке. А на поле боя вышли хозяйничать медики и их санитары. Которые, первым делом перевязывали всех раненых, а кого необходимо, спешно доставляли в операционную палатку. Мёртвыми займутся позднее.

Гаврилов в свою очередь, быстро приведя себя в порядок (умывшись и сменив порванную в нескольких местах форму), стоял, озирая место недавнего сражения и, ожидал рапорт о потерях.

— Михаил Иванович, — позвал он своего зама стоявшего немного поодаль, в окружении других офицеров, — вели взять нужное количество пленных и пусть копают братскую могилу для погибших.

Йикуно, почти сразу уточнил:

— Юрий Витальевич, одну на всех? Или супостатам отдельную яму копать?

— Смерть уже давно всех примерила. Главное — все они православные, к тому же русские. Надобно всех отпеть и похоронить, по-людски, как подобает, — со всеми почестями. И невдалеке друг от друга.

Но тут, подбегает запыхавшийся капрал — подчинённый капитана Емельянова. Тяжело дыша, с паузами на попытки восстановить дыхание, пытается доложить:

— Господин полковник! … Разрешите доложить! … Нашли командира стрельцов! … Он жив сволочь! … Только сильно ранен в ногу! …Что прикажите с ним делать?! …

— Отведи меня к нему, хочу поговорить с этим гадом. Важно знать, кто подстрекал их на бунт, но в поход на Москву не пошёл.

— Пойдёмте, … он у медиков в операционной… и заодно, под нашей надёжной охраной…

К моменту, когда Юрий со своей свитой достиг госпиталя, военноначальник стрелецкого полка был уже прооперирован и его как раз выносили на носилках из операционной, на него и указал капрал.

— Вот он, господин полковник.

Мужчина, которого несли, был очень бледен и под простынёй, которой был он прикрыт, угадывалось, что вместо левой ноги у того была культя. Гаврилов подошёл к ним поближе и тихо приказал санитарам:

— Стоять. Поставьте его на землю и отойдите. Дайте мне с ним наедине побеседовать.

Раненый — лежавший на носилках, в свою очередь с нескрываемой ненавистью смотрел на склонившегося над ним мужчину, который зачем-то прикоснулся к его голове…

— Ну что, вражина? — Прохрипел он, очнувшись и перекосив синюшные губы в кривой ухмылке. — Пришёл позлорадствовать? Тебе мало собака, что ты нас разбил подлым ударом в спину?

— Эх, дурья ты башка, откуда тут радости взяться? Когда русские — русских так дубасят?

— Тоже мне праведник нашёлся! — Отвернувшись, проворчал покалеченный собеседник. — Давай, неси меня к своим душегубам. Вот, ногу уже отняли, чтобы не бежал, пусть дальше калечат, ироды…

— Дурак ты полковник. — Перебил раненого Юрий. — Что тогда, когда можно было ещё избежать беды, ты не хотел меня слушать; да и сейчас, разговор с тобой не возможен. Как шелудивый пёс — рычишь на всех, кто к тебе подходит и желает протянуть руку.

— А что мне твоя длань (устаревшее, рука, ладонь). Она что, гнев Петрухин от нас отведёт? — Сказал он, смотря с нескрываемой тревогой на группу пленных, копающих невдалеке братскую могилу. — Или жизнь моим товарищам подарит?

— Ты прав. Не мне и не сейчас их дальнейшей судьбой распоряжаться. Но, дать тебе шанс избежать палача, в моих силах. — Сказал Юрий, достав из голенища сапога пуффер и, взвёл его курок. — Так что помолись — всё лучше, чем на дыбе, в мучении помирать.

— Э нет, мил человек, Христом богом прошу, не стреляй.

Взмолился стрелец. Но в его взгляде не было испуга (он перевёл его с пленных товарищей на Юрия). Возникла небольшая пауза, которую вскоре нарушил пленённый полковник.

— Я своих людей на это дело повёл и мне, вместе с ними, за всё держать ответ. Ты лучше прикажи меня к тем, кто землю копает поднести и, пистоль свой дай. — Увидев недоумение Гаврилова, он пояснил. — Там сын моего старинного друга, он по своей молодой горячности, много чего наговорил, призывая идти на Москву. Так что под пыткой, кто ни будь, всё равно про его речи расскажет, так пусть его минует сия участь — отец его как-то меня от смерти спас. Не можно мне теперяча, этому молодцу допустить смерти лютой.

— Тебе решать. — Сказал Витальевич и с этими словами, вложил оружие в руку своему бывшему врагу и накрыл простынёй. — Только давай, без глупого геройства. И аккуратно, порох с полки не рассыпь.

— Не бойся служивый, не подведу. Хотя будь моя победа — никого бы из вас не пощадил. — Устало проговорил пленник. — Ну…, прощай и не поминай лихом.

Юрий издали наблюдал, как полковника поднесли к людям, копающим землю. Как положили на траву носилки с ним, затем к нему подошёл юноша, в сопровождении конвоя и присел рядом. Вот они о чём-то переговорили, и отрок, став на колени начал молиться. Снова наклонился над пожилым воякой и… прогремел выстрел: воин — охранник, среагировав на этот звук, несколько раз ударил прикладом пожилого вояку. Когда Юра подошёл к месту разыгравшейся драмы, то ему оставалось только констатировать две смерти. Так что, его оппоненту удалось спасти сына боевого друга от пыточных застенков. Да и по воле случая, и его самого миновала чаша сия.

— Этих двоих, похороните вместе.

— Ваше высокоблагородие, а разве можно хоронить в одной могиле убивца с его жертвой? — Поинтересовался солдат, вытиравший приклад своего штуцера.

— В этом случае — можно. Здесь, убивая, спасли от худшего. — Тихо, чтобы не слышали пленные, проговорил Юрий. Так что, делай, как я сказал.

 

Глава 18

В замке Тре Крунур, было неспокойно. Девятый король Швеции, Готов и Вендов, потомок славной династии Пфальц-Цвейбрюккен, Карл XI, после завтрака, собрал тайный совет (состоящий из узкого круга доверенных лиц). Риксдаг, было решено покамест не созывать, а в свете недавно полученных от англичан данных, взвесив все факты, принять единственно верное решение и обсудить свои дальнейшие действия. Собрание проходило в тронном зале деревянного замка воздвигнутого Ярлом Биргером Магнусонном.

— Нет, нам ни в коем случае ни стоит ввязываться в войну с Россией. — Твердил Арвид Бернхард Хурн, стоя по правую руку от короля, рядом с ним — для моральной поддержки, стоял хранитель замка Георг Штирнхофф. — Наши реформы ещё не окончены. И война, в данный момент только навредит Швеции.

— Но русский царь Пётр, ведёт интенсивную подготовку к войне с нами. И в Азове, очевидно, была только проба сил. — Возражал ему состоящий на королевской службе, знатный дворянин, потомок славного рода Багге-аф-Боо. — Иначе, почему он не пошёл дальше на Крым? Да и вы сами видите, каким оружием вооружаются эти московиты.

Он, уже не молодой вояка, стоял прямо посреди тронного зала, высоко подняв голову и буравя своего оппонента взглядом которым обычно смотрят на умалишённых — которые путаются под ногами мешая идти. Его окружали нескольких его единомышленников. Все они держали различные образцы нового русского оружия — как раз того, о котором говорил их лидер.

— Не спорю, всё сделано мастерски, — возразил своему оппоненту Арвид Бернхард, не обращая внимания на взгляды стоящих перед ним людей — наши оружейники высоко оценили мастерство московских ремесленников. Но, посчитали бессмысленным усложнение конструкции их мушкетов. Кроме удорожания оружия, оно ничего не даёт. Мы отлили пули и провели испытание.

— Я бы, так не сказал, чего только стоит эта новинка под странным названием штык. Очень интересная замена байонета, легко крепится к мушкетному стволу, и самое главное, позволяет вести стрельбу в примкнутом состоянии. Одно только это, многого стоит. А бомбы гренадёра, легко бросаются и наносят существенный урон. Мы сегодня утром в этом уже убедились, проведя её испытание. Все видели, что произошло, когда англичане бросили этот метательный снаряд с крепостной стены в стадо коров. И оценили нанесённый ущерб.

— А вторая бомба, убила нашего кузнеца с его учеником. Это же была ваша идея попробовать разобрать её?

— Вот именно. Пока такое оружие не поступило во вражеские войска, мы имеем преимущество над ними — благодаря нашей кавалерии. А там — бог его знает, что ещё за оружие придумают эти варвары? И что с нами будет, если благодаря нашей нерешительности, русские, поправ условия договора подписанного в Кардисе, войдут в Стокгольм? А так, у нас есть шанс получить технологии этого оружия — как трофей….

— Довольно! Всем молчать! — Коротко и грозно одёрнул своих вассалов король.

До этого, он молча сидел на троне, выслушивая словестную перепалку, разбушевавшуюся перед ним. Его тёмная одежда и чёрный парик, только подчёркивали его нервозную бледность, которая в данном случае, только подчёркивала его благородство.

— Мы долго вас слушали, — заговорил он более спокойным голосом, — Мы взвешивали все ваши доводы, но ….

Король медленно обвёл взглядом всех присутствующих в тронном зале. Все внимательно его слушали — внимая каждому его слову.

— … Несмотря на то, что вы все приводите веские аргументы, доказывая каждый свою правоту, ясности в этой ситуации, это не добавляет. Поэтому, говорите по существу, а не соревнуйтесь в риторике. Тем более, у вас сегодня это плохо получается.

Уголки его губ слегка искривились, выражая лёгкое презрение.

— Мне кажется, что наилучшее подтверждение правоты англичан, утверждающих, что русские вынашивают планы нападения на нас: это загадочная гибель британских посланцев и исчезновение их багажа. — Прокашлявшись, заговорил потомок славного Багге. — Московиты, со всех сил стремятся сохранить инкогнито своих намерений — вернуть выход к Балтийскому морю.

— Я тоже так думаю, — чему-то улыбаясь, проговорил король, — тем более британская корона готова нам оказать некую помощь. И быть посредником в заключении альянса с Речью Посполитай. Правда, в ближайшее время, с таким союзником, мы не успеем подготовить войско и нанести превентивный удар: а вот с наступлением холодов, когда все болота как следует, промёрзнут….

— Ты, почему мне не всех мятежников отдал?! А?! — Негодовал Пётр, появившись в Берберовке через пару дней после возвращения Юриного войска в родные стены (он как всегда был в форме гвардейца преображенского полка).

Его глаза были на выкате, брови «ползли» на лоб, а усы топорщились — выражая наивысшее негодование.

— Государь, все кто мог ходить — до единого человека, под усиленной охраной, отправлены мной в Москву.

Спокойно отвечал Юрий, стоя перед царём, который как вихрь ворвался в его кабинет и сейчас походил на разъярённого гепарда ищущего очередную жертву.

— А недобитков, что, пожалел?! Или с ними заодно?! — Прокричал он, указывая рукой на воображаемых врагов. — Немедля, строй на плацу плаху и чтобы всех бунтовщиков — без исключения, туда доставили!

— Как прикажите Пётр Алексеевич, так и будет сделано. — Юрий старался говорить как можно спокойнее. — Только, разрешите для начала мне с вами поделиться некоторыми своими мыслями.

— Опять мне перечишь?! — Романов, грозно посмотрел на подчинённого. — Что, надоело жить в моей милости, в опалу попасть хочешь?!

— Государь, я не отказываюсь выполнять вашу волю. Просто, первым делом, хочу поделиться с вами некоторыми соображениями по поводу будущей войны с северным соседом.

Самодержец изобразил на своём лице неподдельное удивление. В два шага подошёл к столу для посетителей и уселся на его край. И приглашающе указав на стоящий рядом, уже более спокойно предложил:

— Садись Юрка, рассказывай, что ты там придумал. Только, сначала дай приказ своим подчинённым, чтобы скорее строили, все, что я приказал.

— Как скажите Пётр Алексеевич, … разрешите? … — Юрий вопросительно указал глазами на дверь.

Ответом был утвердительный кивок.

— Хызбэ! — Крикнул Гаврилов, не подымаясь со своего стула.

Вскоре дверь в кабинет приоткрылась, и в неё заглянул темнокожий человек.

— Вызывали, Юрий Витальевич?

— Да Ванюша, срочно позови сюда капитана Емельянова.

— Есть срочно позвать капитана Емельянова! — Ответил темнокожий воин и закрыл дверь.

— Ну, вот государь, сейчас явится тот человек, в чьём прямом подчинении все наши плотники. А пока он подойдёт, разрешите мне изложить свои мысли?

— Вот шельма, ведь видно, что хитришь. — Пётр погрозил пальцем и весело улыбнулся. — Ну, давай выкладывай, что придумал для спасения этих псов. Только учти, безнаказанными они недолжны оставаться. Надобно эту скверну, на корню выжигать. Пока они не натворили беды.

— Да я, не о них, а о наших солдатах думаю. И эти пленные, мне нужны для спасения жизни солдат находящихся в моём подчинении, ну и твоих гвардейцев, разумеется.

— Вот как завернул, ну-ка выкладывай, как ты это собирался сделать? — Царь перестал улыбаться и приготовился внимательно слушать Гаврилова. — Только смотри, я ещё не отменил казнь. Для меня, участники бунта смерти достойны.

— Питер, а я им жизнь и не прошу. Только желаю, чтобы их смерть принесла пользу.

— Ладно, не тяни, считай, заинтриговал уже, так что рассказывай, чего придумал?

— Ну, начну по порядку. Не секрет, что в современном бою в первую линию ставятся только малоподготовленных новобранцев, а опытных бойцов, желательно оставлять в резерве….

— Не разглагольствуй, говори по существу. Без тебя известно про то, что первые шеренги в бою почти полностью погибают. — Грубо перебил Юрия царь.

— … Так вот, сейчас все, кто общается с ранеными стрельцами, только и говорят при них, о нависшей угрозе исходящей от короля Карла одиннадцатого. А позднее, я им предложу на выбор или первая шеренга в нашем войске, или дыба. И ставить их буду, на самых опасных участках. Разрешите их использовать в таком качестве?

— Нет! Не позволю! — Романов подчёркивая свою категоричность, хлопнул по столу ладонью. — Погибнуть на поле боя, это участь солдат, а не изменников. Все мятежники должны быть доставлены в Московский приказ к Ромодановскому, а после дознания казнены. — Немедленно.

— Согласен с вами Питер, все, кто затевал эту смуту, должны быть наказаны. Но что делать с «баранами», которые безропотно шли туда, куда их поведут пастухи? Может, стоит положить их на алтарь вашей будущей победы над Шведами? Пусть хоть какую-то пользу принесут.

Пётр задумался, и немного помолчав, посмотрел на Гаврилова.

— Быть посему, готовь это стадо баранов. Я пока тебе верю — ты ни разу не подводил: и поэтому, я сам приехал с тобой разговаривать. Но если что будет не так: я тебя, вместе с ними колесую — расстрелом не отделаешься. — Царь развёл руками. — Сам напросился, так что не обессудь. И вот что ещё. Я, немного подумал: может быть, в эту отару пригоним ещё «жертвенных агнцев»- тех, кто ещё цел после встречи с подчинёнными Фёдора Юрьевича. Прямо сейчас «нарочного посыльного» снарядим. А ты, в дальнейшем, делай с ними что хочешь, но на их содержание, из казны не дам ни гроша, а спрос за них будет усиленный. — На царском лице промелькнула кривая ухмылка. — Ну что? Ещё не передумал? Может проще на плацу поставить плаху, да самолично рубануть несколько голов, и больше ничего не чего не бояться? А?!

— Нет, государь, пусть лучше шведы потратят на них свой порох и свинец. Заодно эти заблудшие души, немного проредят вражеское войско. Зато, всё это поможет сохранить жизни преданных тебе солдат….

В дверь постучали, и Пётр, оглянувшись на стук, по-хозяйски сказал:

— Входи!

Слегка приоткрылась дверная створка и через образовавшийся проём, нерешительно заглянул Силантий Феофанович.

— А Емельянов, ну, что застыл в дверях? Проходи уж, коли пришёл. — Зычно проголосил самодержец, увидев нерешительность капитана. — Про тебя тут говорят такое! … Якобы ты, так умеешь рыбку и мясцо коптить, что отведав его раз, больше ничего другого есть, не захочешь.

— Ага. А про то, что такие хорошие коптильни заставили бросить на произвол судьбы. Никто не рассказывал? А ведь я предлагал там некоторых моих людей оставить. Так нет, нельзя. А местные тати, поди, их родёмых, уже растащили всё по брёвнышку, да по камушку.

— Ну ладно, не прибедняйся. Мы, ещё подъезжая к Берберовке, почувствовали запах копчёности, так что, не прибедняйся, а накрывай на стол. — Пётр еле сдерживался, чтобы не засмеяться.

Ефремов покосился на Юрия и тот одобрительно кивнул….

В небольшой офицерской столовой, отличавшейся то солдатской только размером и отсутствием больших столов — вместо них стояли небольшие, где могли поместиться максимум четыре человека. Так вот, в этом небольшом обеденном зале за дальним столом — буквально заставленным разнообразной снедью, сидели два человека. И если не считать людей их обслуживающих, то можно сказать, что они трапезничали в полном одиночестве.

— Ты Юрка, делай что хочешь, но увеличь выпуск вашего нового оружия. Мне недавно, одна сорока на хвосте такую плохую весть принесла.

— Я и мои друзья, делаем всё что можем. — Оправдывался тот, который выглядел немного постарше. — Адису говорит, что даже задержал выпуск боевых повозок, все, кто должен был их делать, работают на производстве штуцеров.

— Всё равно мало. В ближайшее время, пригоню к тебе ещё людей: обучайте их и ставьте на сборку новых винтовок. Не знаю, кто помогает Карлу: но шведы, ведут тайные переговоры с Яном третьим Собеским. Якобы они уже заполучили поддержку великого гетмана коронного Станислава Яблоновского; великого маршалока коронного; подскарбия великого… всех даже не перечислишь. Также воеводы курляндского и прусского. Единственная надежда, что сейм не одобрит этот военный союз, или сам Ян III Собеский, из-за своей хвори и разлада возникшего меж его детей, не захочет воевать.

— Кто его знает, — задумчиво ответил царский сотрапезник, — вдруг король Ян, захочет для объединения семьи, обозначить общего врага?

— Перестань, и без того на душе муторно. Эх, знать бы, кто за всем этим стоит… — Как будто в пустоту проговорил самодержец, наливая себе в стакан водки (стеклодувы из Ростова на Дону наладили выпуск гранёных стаканов). — Тут ещё, обнаружилось мздоимство великое и кража государственная. Прямо из казны крадут тати, … но ничего — Головкин уже ведёт по этому вопросу дознание, я уверен, что Гавриил Иванович докопается до истины.

— А что будем делать с Речью Посполитай? Нельзя нам на два фронта воевать.

Романов выпил водку, как будто это вода — только немного поморщился и сразу закусил кусочком буженины. Несколько секунд подождал и проговорил:

— Делаем всё что можем, князь Долгоруков уже отбыл в Варшаву с тайным поручением. Да и с гетманом войска запорожского Мазепой, тоже союз ищем. — Пётр как-то нерадостно улыбнулся.

Юрий, вспоминая то, что знал о будущем, немного подумал и изрёк:

— Нам с этим Иваном Степановичем, конечно, надобно идти на сближение — у него есть сила. И как союзник, в данной ситуации, он может принести много пользы. Но в дальнейшем, я бы ему сильно не доверял — изменивший присяге раз — склонен придать то же самое повторно.

— Это уже моё дело, как к кому относиться и кому, когда, и насколько стоит доверять. — Царь, даже на мгновение замер, перестав отрезать для себя ломоть корейки. — Ты лучше срочно езжай в Малиновку и поторопи своих соратников. Пусть ускорят восстановительные работы на своих мануфактурах.

— Государь, так для этого нам больше железа нужно. Леонид Ибрагимович, постоянно жалуется на его нехватку — говорит, скоро весь лом переплавит и придётся печи гасить. Затем, пока новые возведёшь, всё это приведёт к потере времени и средств.

— Хорошо, поручу решение этой проблемы «Алексашке» — этот проныра, что угодно достанет — коли учует в этом свой барыш. — И тут же сменил тему разговора. — На днях из Ростовской на Дону крепости, был отозван Бухвостов: будет у моего сына воспитателем. А позднее, когда цесаревич немного подрастёт: твои учёные мужи, начнут обучать его — индивидуально.

Последнее слово Романов недвусмысленно выделил интонацией. Далее пошли разговоры на отвлечённые темы, не имеющие к назревающей войне никакого отношения.

В Малиновке дела шли неплохо, но не настолько, насколько этого хотелось. Всюду как муравьи возились люди и благодаря их стараниям, некоторые корпуса уже были почти возведены. Не дожидаясь возведения крыши, в них устанавливались новые станки и прочие оборудование. Также, наметилось несколько новых производственных корпусов, — которых ранее не было.

— А это, мы с перспективой на будущие — возводим корпуса под цеха по изготовлению унитарного патрона. — Заметив заинтересованный взгляд своего товарища, проговорил Корнеев. — Мы с Билли решили объединить производство — не рентабельно, если цеха будут так далеко разбросаны. Выгоднее всё производить в одном месте. А пока он, у себя в Букове начал обучать молодёжь, которая в дальнейшем будет здесь работать. Так что, ориентировочно к весне, собираемся приступить к выпуску нового боеприпаса. Затем и ружья под него начнём проектировать.

— Лео, а не слишком ли ты с Билли форсируете события, ситуация не та, чтобы так распылять свои силы. — Витальевич по привычке называл друзей прежними именами. — Не получится так, что вы, в итоге ничего не успеете сделать?

— Нет, Юра, я всё рассчитал. — Начал эмоционально оправдываться бывший кузнец. — Пока нам идёт наибольшее благоприятствование со стороны русского царя, нам надо успеть, всё сделать по максимуму. А народу сюда нагнали столько, что работай они только на запланированных объектах: то будут только мешать друг другу. А дополнительную мануфактуру, по производству кирпича, я за свой счёт уже построил. — Мне кстати, со временем ещё и Малиновку благоустраивать предстоит. Да и местные — из Тулы, уже интересовались — смогу ли я в будущем, и им кирпич с черепицей продавать.

При этом глаза Корнеева горели как при горячке, его руки жили своей самостоятельной жизнью — пытаясь показать масштабность его задумок. Во время своего эмоционального рассказа он даже временами шёл спиною вперёд и совсем не смотрел под ноги. Из-за этого, споткнулся и упал: выпачкав глиной свой новый, суконный камзол, чёрного цвета. Но даже это, не остудило его пыл. Поднявшись и слегка отряхнув одежду, он продолжил с прежним задором, не обращая внимания на снисходительную улыбку Гаврилова:

— Нам надо, пока есть строители, возвести всё по максимуму. А необходимое оборудование, я уже сам буду устанавливать.

— А Билли уже отработал производственную технологию? — Перебил товарища Юрий, придержав его за локоть — спасая от очередного падения (на сей раз, Лео рисковал упасть в лужу).

— Говорит что да. Правда, было несколько небольших взрывов. — Но тут же бывший кузнец поспешил уточнить. — Но всё это было ещё до пожара и уже тогда — перед этими печальными событиями, всё начало идти как по маслу. Да и сейчас, он со своими учениками зря время не терял. Внёс в чертежи ещё несколько изменений, улучающих работу производственного оборудования.

— Хорошо. Убедил что вы молодцы. Ты Лёня, лучше скажи, что тебе ещё надо? Чем я смогу помочь? — Дальнейший разговор друзей, пошёл на японском языке.

Щёки молодого, начинающего фабриканта, залил румянец смущения. — «Вот уж чего никогда за ним не замечал». — Подумал Юра, увидев это.

— Ну, денег конечно. Уж очень сильно аборигены мзду любят. Также, мне необходимо железа побольше, меди для выполнения заказов нашего химика, ну и инструментальной стали. — И перейдя на шёпот, как будто кто-то мог подслушать и понять их разговор, прошептал. — Если получится несколько станков…, ну вообще…, как ты это умеешь, немного того….

— Размножить? — С улыбкой уточнил Юра.

— Ну да.

— Так бы и сказал, а то устроил тут, непонятный спектакль стеснительного актёра.

— Так ты же сам сказал, что должны обходиться без твоих чудес. И если бы не эти диверсии, то я бы и не обратился к тебе с такой просьбой… Мне ещё нужно сделать пять станков, тогда, я смогу запустить первую линию по выпуску штуцеров. Ничего, что работать будут под открытым небом, ты же сам рассказывал, что у тебя на родине так когда-то делали.

— Хорошо. — Без лишних раздумий согласился Гаврилов. — Иди, показывай, что и где делать.

Поутру, Карно показывал рабочим, измотанным тяжёлым трудом, на станки, которые нужно срочно оттащить в достраиваемый цех. А другие их товарищи по несчастью, понуро перетаскивали невесть откуда взявшиеся три огромных кучи железа, меди и других непонятных железок на склад. Он одиноко стоял возле кузницы, к нему, их раньше даже близко не подпускали.

— Скорее братцы! Поторапливайтесь! … Да не перепутайте, что откуда берёте и куда надобно сложить! … — Подбадривали бедолаг охранники: ибо эту тяжесть таскали каторжники (бежать им было некуда — вся территория была обнесена рвом и двумя высокими заборами с вышками — на которых дежурили солдаты). — Хозяин сказал, что сегодня, вы как управитесь, то все пойдёте отдыхать. И обеденную пайку на сей день увеличат. А будете лениться, так мы вас живо снова в кандалы закуём…! Цените доброту господина Корнеева! Потому что, у вас здесь не каторга, а сущий рай! Уж в этом поверти нам на слово! Под Азовом или Таганрогом, от тамошней кормёжки и работы — вы бы уже многие подохли! …

Уже заканчивался октябрь, а Шведы всё не объявляли войну. Гаврилов, чтобы зря не изнурять военнослужащих, отменил повышенную боевую готовность. Проводя с ними только плановые занятия с личным составом: чему солдаты очень обрадовались; почувствовав некое облегчение в службе.

Давно уже вернулись егеря, проводившие разведку местности: и теперь полковые картографы, были буквально завалены работой, размножая, и уточняя карты. Однако не всё что принесли спецы, попало к этим молчаливым трудягам. Те планы участков, на которых были нанесены схороны, и магазины (склады провизии и боеприпасов), были объявлены секретными, и хранились в штабном сейфе. Доступ к этим бумагам имели только егеря, которые самостоятельно делали с них копии.

Штрафники — так негласно, Юрий называл спасённых им от казни стрельцов, проблем не создавали. Сказывались труды полковых священников (постоянно ведущих с ними беседы в нужном ключе) и работа поставленных над ними командиров. Правда, поначалу, Гаврилову пришлось с ними помаяться — добиваясь должного повиновения: к кому подходя с добрым словом, а кого, ставя на место зуботычиной. К сожалению, троих буянов, всё-таки пришлось расстрелять перед строем: но после этого, постепенно, всё пошло на лад и больше никто не пытался дезертировать, или готовить бучу. На этот случай, Юрий, не побрезговал завести нескольких осведомителей. — «С таким контингентом, держать руку на пульсе, лишним не будет». — Решил он.

Инженерная рота, особо радовала своими успехами — уже более или менее быстро и хорошо устанавливала линию обеспечения против кавалерии, и могли наводить переправы через реки. Последнему их навыку, больше всех радовались местные жители — вместо экзамена, на Тулице, в двух местах были возведены добротные мосты, позволяющие сильно сократить путь тем, кто направлялся на торг в Тулу; да и не только туда.

Не меньше радовали известия, приходившие с Малиновки. Там уже были возведены все цеха, а некоторые из них, приступили к выпуску необходимых для армии изделий. Князь Меньшиков, наладил регулярную поставку железа из Сибири — не забывая при этом нагло обирать добытчиков. На все замечания он реагировал резко: особо доставалось Никите Демидовичу, сын Демида Антуфьева. Не так давно, царь, не без Юриной помощи заприметил этого энергичного и предприимчивого молодого человека и взял под свой контроль. А сам Гаврилов, обратил внимание на этого кузнеца на торгу — возле Тульского кремля. Мастеровой бойко торговал своими поделками, — которые надо признаться, на порядок превосходили по качеству аналогичный товар предлагаемый соседями.

— Бери барин, не пожалеешь! — С улыбкой заговорил молодой, чернявый мужчина: когда Юра с интересом крутил в руках нож с клипсом вместо рукояти. — Ты не смотри, что он с виду неказист — не украшен рисунком ненужным. Зато ты, им без правки сможешь кабана освежевать.

Его умные, с небольшой хитринкой глаза, оценивающе рассматривали потенциального покупателя. От его взгляда, не укрылось, что на нём надет военный мундир и мгновенно всё взвесив, продавец предложил:

— Коли захочешь барин, то могу тебе пару ружей предложить. Они мной самолично сделаны: не у одного заморского мастера лучше не полу…

— Как величать то тебя, мастер? — Перебил его Юрий. — А то, как надумаю купить, у тебя оружие, а кого искать — неведомо.

Кузнец, ещё шире улыбнулся, и, пригладив свою чёрную бороду гордо представился:

— Так Никита я, Демидов сын: меня здесь все знают и уважают. Так что барин, берёшь что, али как?

Эта фраза, сильно резанула Витальевичу слух. — «Неужели перед ним основатель династии Сибирских заводчиков Демидовых».

Никита, по-своему поняв замешательство стоящего перед ним человека, тут же добавил:

— Не сомневайся в моих словах барин, мне нет резона тебя обманывать — больше потеряю, чем обрету.

Через две недели после этого разговора, В Тулу приехал Пётр (прервав свою инспекцию гарнизона расквартированного в Азове и строительство нового флота в Таганроге). И заинтригованный рассказами Гаврилова, изъявил желание как можно скорее познакомиться с тем — в ком Юра увидел перспективного купца и производственника. После многочасовой беседы (надо сказать, что царь остался доволен новым протеже), для расширения дела было приказано выделить для сына Демидова, в 12 вёрстах от Тулы, в Малиновской засеке несколько десятин земли. А Юрий, должен был выделить своему выдвиженцу, не менее ста рублей подъёмных. И обо всех его успехах, надо было регулярно докладывать в Москву.

Никита ещё не успел достроить свой, как он выражался — «железный завод „о многих молотах“» — заложенный при устье реки Тулицы, за что ему и доставалось от князя Меньшикова. Надо признаться и плавильные цеха принадлежащие Корнееву (он их построил у реки Нейвы, вытекающей из озера Таватуя), тоже князем не очень жаловались. Что чуть не закончилось дуэлью между Меньшиковым и Гавриловым. Благо Романов каким-то образом про это узнал и волевым решением уладил этот назревающий конфликт.

Весеннюю распутицу, размочившую всё вокруг до непроходимой размазни: Юрий встречал, исчерпав ресурс своего симбионта под ноль. Оправдываясь, что поступить по другому было нельзя: нужно было помочь Корнееву с ускоренным возведением цехов обогащения руды и плавильных печей; прокладкой насыпной дороги до Малиновки; сделать для егерей неприкосновенные склады с боеприпасами и амуницией; а для врачей с медикаментами. Ну и само собой разумеющиеся — аварийный золотой запас.

Пётр же, повинуясь своей непоследовательности решений и эмоциональным порывам, убыл в Архангельск, где и застрял — остановленный непогодой. Поэтому Гаврилов, не обладая свежей информацией о подготовке противника: до одури гонял егерей, заодно выматывая и себя. А во время непродолжительного отдыха, наблюдал как на плацу солдаты его полка, отрабатывали штыковой бой. Временами ему было их жалко — из-за постоянных дождей одежда на служивых промокала насквозь. Но он, душил это чувство на корню — в боевой обстановке, если что, отсиживаться будет негде, так что, пусть привыкают. В конце концов, он и сам промокал не меньше их: и по утрам, спеша на занятия с егерями, одевал ещё волглую одежду, — которая, из-за повышенной влажности, не успевала, как следует просохнуть. И только постоянные физические нагрузки, и хорошее питание, не позволяли людям заболеть. Да и сами солдаты больше не роптали — видя, что их полковник, делит с ними все тяготы службы: а не наблюдает за происходящим через окошко своего тёплого дома.

В один из таких дождливых дней, когда он со спецами возвращался со штурмовой полосы: к Юрию подбежал посыльный из штаба.

— Господин полковник, разрешите доложить! — Обратился молодой, худощавый солдат, вытянувшись по стойке смирно.

Дождевая вода, струйками стекала с его головного убора, лилась на камзол, где почти сразу впитывалась в сукно (видимо в спешке служивый не надел свой плащ). А это грозило тем, что бедолага скоро окончательно промокнет: вздумай Юрий дольше подержать его под осенним дождём. Поэтому, он не стал тянуть время и коротко ответил:

— Докладывай!

— Вас срочно просят подойти в отдел планирования!

Так для всех назывался узел связи, и только избранные люди, знали его истинное назначение и были вхожи туда.

— Спасибо. Можете идти, солдат.

— Есть. — Коротко ответил посыльный и, развернувшись, побежал назад в штаб.

Глядя след посыльному, тяжело бегущему по лужам, Гаврилов подумал:

— А ведь надо дать указание, чтобы мои орлы в Ростове, подумали о производстве армейских прорезиненных плащей. В походе — очень пригодится солдату: спасая от промокания. Да и медики обрадуются, факту снижения опасности возникновения простудных заболеваний в походных условиях. А пока, надо узнать, зачем меня вызывают связисты…

Вильям, опомнись: ты никогда таким не был. — Долговязый, седой мужчина: отчитывал идущего рядом с ним друга. — Ты только посмотри на себя: от тебя совсем ничего не осталось. Весь осунулся; по глазам видно, что недосыпаешь…

Два друга, неспешно шли по скверу: не обращая внимания на моросящий дождь. Один из них, как и прежде был полон сил и энергии. Другой шёл семенящими шагами, неуклюже опираясь на трость, за последнее время, он сильно исхудал и в его взгляде, еле теплилась жизнь.

— …А что ты делаешь со своим состоянием? Ты ведь, так совсем скоро разоришься. — Тихо выговаривал седой джентльмен.

— Брайан, а зачем мне это всё нужно? Кому я всё передам? — Бесцветным голосом отвечал джентльмен с тросточкой в руке. — А так, я знаю, что каждый мой потраченный цент — принесёт страдания этим варварам.

— Понимаю. Месть врагу, это дело святое. Но это блюдо, должно готовить с холодной головой. Иначе: ничего толкового не получится. Мои люди делают всё от них зависящее, чтобы Шведы напали на Московитов: надо сказать, у них это неплохо получается. Мы уже подтолкнули их к созданию выгодной коалиции с Речью Посполитай. А ты? … Зачем тратишь деньги на подкуп надворного канцлера: пойми, он ничего не решает; это не Англия, здесь всё не по-человечески. У этих шляхтичей, пародия на монархию…

— Но это, всё равно поможет тебе в твоих интригах. — Тихо возразил Вильям.

— Господи, воистину — непосильное горе, отнимает не только здоровье, но и разум. — Еле слышно прошептал седой мужчина: отвернувшись от друга и горестно взглянув на небо.

Но через секунду повернувшись: немного громче, сказал совсем другое.

— Твой Чарльз, как «Аполлон рукой Париса, поразил русского Ахиллеса своей стрелой». А я, в свою очередь, разобью глиняные ноги российского колосса. Чтоб он, больше никогда не смог подняться и хоть чём-то нам угрожать. Но если, наши пешки, благодаря ненужным денежным подачкам, поймут, что ими играют чужую партию: то все наши труды на ветер. Поэтому прошу тебя, заклинаю: направь свои деньги и энергию на постройку новых крупных боевых кораблей. Этим, ты как нельзя лучше почтишь память своих сыновей — отдавших за корону свои драгоценные жизни. Ведь имея мощный флот: мы сможем решать, кто может бороздить океан, а кто нет.

— Да-да, ты прав. — Тихо согласился Вильям: и, поёжившись от мороси — падающей с неба, по привычке держа горделивую осанку, засеменил к парадному входу своего замка. Всё это, было так неестественно и непривычно, что Брайан старался не смотреть на своего резко постаревшего и исхудавшего друга, а идти рядом, глядя только вперёд.

— Нет. Эта Московская Тартария, дорого заплатят за свои деяния. — Думал сухопарый джентльмен: медленно вышагивая рядом с «увядающим» другом. — Этим выскочкам, надо преподать урок: пусть знают своё место. А за то, что они сделали с моим другом — будет отдельный спрос. После того как они лишатся своей государственности. Я разыщу всех виновных в гибели Чарльза и всю их родню — по седьмое колено. И тайно подарю их Вильяму: думаю, он придумает, что с ними делать. И пусть будет предан забвенью сам факт существования этих людей — на варваров понятие гуманности не распространяется. — «Тем более, когда они настолько опасны для моей родины и тем паче — моих экономических интересов».

— Сегодняшний день слишком хорош, чтобы быть правдой. — Думал Юрий: в очередной раз, вспоминая разговор, состоявшийся в узле связи. Его вызывал Корнеев, желая поскорее поделиться достигнутыми успехами. — Его мастера, изготовили пулемёт по схеме Гатлинга: правда, он был сделан в единственном экземпляре и вручную. Специально для его испытания, бала произведена пробная партия патронов — с бумажной гильзой. Во время, которого новинка показала свой норов — следовало дорабатывать всё: начиная от боеприпасов — давших более трети осечек; до самой картечницы (так в своё время, называли изобретение инженера Гатлинга). Но даже такой результат: вызвал бурю восторга у всех присутствующих на испытаниях. Во-первых, испытания проходили под дождём — когда ни один штуцер не мог выстрелить; во-вторых, не было закрывающего обзор порохового дыма. Да и стрельба велась просто бешеным темпом (так считали те, кто не видел в действии оружие егерей). Эпохальным это событие делало то, что было испытано скорострельное оружие, произведённое в этом времени и здешними мастерами. А недоработки — так это болезнь роста. Без неё ни у кого, ничего, никогда не получалось.

Даже поздно вечером: идя домой, Юрий прибывал в некой эйфории — снова и снова «смакуя» новость: пытаясь осмыслить её значение под разными точками зрения. Вот здесь, он и допустил свою главную ошибку на сегодняшний день. Гаврилову померещилось, что у дровяного сарая — стоящего возле дорожки, ведущей к дому, кто-то притаился. Но Юра, увлечённый размышлением — не стоит ли попытаться сразу делать более продвинутое в техническом плане оружие: не обратил на это внимание; продолжив идти без опаски. Через несколько шагов, он поравнялся со злосчастной постройкой — мысленно склоняясь к тому, что он прав: пытаясь хоть немного имитировать пошаговое развитие технического прогресса. И тут. Боковое зрение среагировало на движение, следом включились рефлексы и руки, сами блокировали сильнейший удар ножом — отводя его немного в сторону. Но толи противник в этот удар вложил много силы, толи виновата нога, скользнувшая по мокрому камню: а может всё вместе. В общем, нападавший устоял на своих ногах, а Витальевич, нелепо растянулся перед ним. Незамедлительно последовала новая атака. Юра не мог разглядеть лица нападавшего, а видел только тень, метнувшуюся к нему и навалившуюся на него всей своей тяжестью. Вражеское колено, больно врезалось в живот: а чудом пойманная рука с ножом, застыла в нескольких сантиметрах от груди. Противник кряхтел, силился вдавить холодную сталь в Юрино сердце — которое взбодрённое порцией адреналина, бешено, колотилось в груди. Гаврилов понимал, что долго он так не продержится. Ещё немного и уставшие мышцы рук начнут сдавать, по миллиметру уступая холодному жалу ножа, стремящемуся, во что бы то ни стало, обрезать его нить жизни. Да и кричать бесполезно. Никто не услышит: да и будут расходоваться силы необходимые для сопротивления.

Неизвестный враг, уверовавший в свою победу, поспешил — захотев удобнее перехватить нож. Седьмым чувством, угадав это движение: Юра, подловив инерцию, подтолкнул своим телом противника и, уходя на борцовский мост, сбросил своего убийцу потерявшего равновесие на землю. За этим, почти сразу последовал короткий улар правым локтём в голову: другая рука, одновременно выхватила из ножен охотничий нож. И когда Юрий окончил перекат — оказавшись на противнике: он несколько раз ударил противника в грудь. Тот захрипел, но всё ещё был живой.

Заметив рядом с раненым противником его нож, видимо он его выронил, когда Юра его сбросил с себя. Гаврилов оттолкнул его подальше и встал. Враг остался лежать, даже не предпринимая попыток подняться.

— Ты кто? — В два приёма спросил Витальевич, пытаясь одновременно восстановить дыхание.

— Гришка я. Из стрельцов, что ты злыдень на убой держишь. — Тихо, с бульканьем проговорил поверженный мужчина.

— Понимаю. Ты, ненавидишь меня. Но какого ляха ты пытался меня убить?

— Ты кума моего, Василя, за слова правдивые, на моих глазах расстрелял. — Даже в темноте, без помощи симбионта было видно, с какой ненавистью смотрят глаза умирающего. -

— Эх ты Григорий… горе ты луковое. — Грустно произнёс Юрий. — Как жаль…

— Что жаль? … — Бывший стрелец закашлялся, а когда успокоился, стал тихо читать молитву.

— Жаль, что ты был дураком и помираешь им. Ты подумай, дурья башка, что для вас лучше, сгинуть с семьями в московском приказе. Или в лучшем случае с вырванными ноздрями, пойти в сибирскую ссылку. Пугая своим видом всякого встречного. Или помереть достойно в бою — как и положено воину.

Григорий не отвечал, хотя было видно, что он ещё жив. Юрий стянул с себя камуфляжную куртку и, держа её навису, прикрыл голову стрельца от дождя.

— Ты не переживай Гриша. Семью я твою не трону. И в обиду никому её не дам…

Юрий ещё чего-то говорил, в большей степени для себя: а когда стрелец испустил дух, накрыл своей же курткой его голову и, немного пошатываясь от навалившейся усталости, пошёл в дежурку — распорядиться, чтобы позаботились о теле. Адреналин, столь необходимый в схватке за жизнь: в кровь больше не выбрасывался, и Юра начал чувствовать, как саднят порезы на руках. Эта боль быстро усиливалась — умножаемая «бонусом наказания» — придуманным инопланетными яйцеголовыми, для контроля своих трансгенов.

 

Глава 19

Как только зима полноценно вступила в свои права: укрыв землю своим белоснежным одеянием. Которое из-за протоптанных людьми тропинок и укатанных санями дорог, вскоре стало напоминать лоскутное одеяло. В Берберовку прискакал посыльный и, явившись прямо на штурмовую полосу, вручил лично в руки Гаврилову: опечатанный сургучом свиток. После чего, застыл в ожидании ответа. Это был царский белокурый, молодой гвардеец из Семёновского полка с сильно обветренным лицом — поэтому: памятуя, что Ромодановский (правда, немного позднее) часто посылал за очередными жертвами посыльных; а не выезжал на место — расследуя очередное дело. Юрий подспудно переживал — уж, не за оставшимися ли стрельцами прислали. Поэтому, пересилив желание отвернуться на время прочтения послания: Юрий неторопливо вскрыл свиток, также не спеша приступил к его чтению и вскоре с облегчением вздохнул. Это был всего лишь приказ о выдвижении к Пскову и занятии его полком: позиции возле Чудского озера. В усиление, Юрию придавался какой-то полк иноземного строя, драгунский полк и Псковские стрельцы (с которыми ему надлежало встретиться в условленной точке сбора). Уже намного позднее, Витальевич узнает, что этот приказ увидел свет, благодаря сведениям собранным псковскими купцами и поддьячными приказной палаты. Так, ему вскоре расскажут, как в разрядный стол (военный) обратился гостевой купец Поганкин и поделился своим наблюдением, что Шведы копят на своей стороне немалое войско. Вскоре в посольском столе, с небольшим временным промежутком, явились два британских купца: имеющих множество товара — хранящегося в гостевом доме. И сами — по секрету, предупредили толмачей о замеченных ими приготовлениях шведов. Заодно, поведав о том, что меж собой, шведские военные часто говорят о скором нападении на Псков и далее на Москву. Также, в разговорах других иноземных купцов, местные толмачи подметят: мол, слишком часто проскакивает у них мнение, что самое выгодное сейчас это вести в Ингрию фураж — который там скупают быстро и по хорошей цене. Но всё это, Гаврилову станет известно немного позднее. А сейчас: Юрий, ознакомившись с документом, посмотрел на стоявшего перед ним служивого. Того несмотря на усилия сдержаться, била мелкая дрожь возникшая по причине явного переохлаждения.

— Сергий! — Позвал Юрий егеря, находившегося к нему ближе всех. — Бегом в расположение и объявить полку сбор по тревоге. А этого молодца, передать на попечение нашим инвалидам. Пусть его напоят сбитнем, пропарят в баньке и накормят хорошенько. Когда он отдохнёт и придёт в себя, но не ранее, пускай снарядят в обратную дорогу.

И обращаясь к гвардейцу, собиравшемуся что-то возразить ему в ответ — продолжил:

— Ты братец, не возражай мне. Мы с тобой оба — слуги государевы и кому как не нам друг о друге заботиться…

Уже около недели Юрий с егерями находился на марше. Основные силы двигались медленнее и шли под командованием подполковника Йикуно. А спецы — летели как на пожар, часто пугая встречных путников. Особенно нагонял страха головной дозор — заставляя всех в подряд, уступать дорогу, прижимая телеги к обочине — невзирая на чины. Гаврилов понимал, что по идее, он должен идти во главе своего полка: но, самая большая ответственность лежала на егерях. Они должны были первыми обнаружить противника и войти с ним в соприкосновение. И от того насколько это удачно произойдёт — во многом зависит дальнейшее развитие компании. Поэтому он и скакал с ними — желая «держать руку на пульсе».

А насчёт полка, он сильно не беспокоился. Михаил Иванович должен был справиться — так как, по всему пути следования, были заранее приготовлены магазины со всем необходимым. Да и интендантскую службу он не зря гонял: выслушивая частые ворчания капитана Емельянова о том, что Юрий зря мучает его орлов. Мол у него и без того всё работает как Ростовские часы: дай бог каждому иметь в своём подразделении такой порядок. Хотя, как часто показывает жизнь, всего заранее не предусмотришь…

Остаток пути до Пскова проходил по реке Великой. Днём собирались миновать сам город крепость и его белокаменные стены — величественно стоящие на высоком правом берегу и впадающею в него Пскову. Благодаря ей крепость клином смотрела на север, Правда ещё на подходе к городу, за малым не вступили в бой с ополченцами — пронявшими дозор егерей за шведских лазутчиков. Слава богу, всё обошлось без жертв: если не считать несколько синяков, ушибов и вывернутых суставов рук; коими наградили Юрины бойцы особо ретивых защитников. Но и пару своих бойцов пришлось оставлять в городе — дожидаться подхода основных сил. Это постарался местный кузнец Сергей Кузнецов — этот богатырь: пока его скрутили, умудрился поломать одному спецу правую руку, а другому рёбра (хорошо, что не шеи). Вот он, когда всё прояснилось и приютил покалеченных им воинов, после того как им была оказана необходимая помощь.

Все неприятные моменты — объяснения, кто они такие, что здесь делают — проходили в палатах разрядного стола. При этой личной встрече с местным воеводой и дьяком: Гаврилов показал им необходимые царские грамоты. И всё равно, это отняло уйму времени и нервов и если бы не толстенные каменные стены, вся округа бы узнала, что думает про этих двоих странный гость. И каких нервов ему стоило заставить их оказывать должное содействие и почтение. Хотя плюсом в этой ситуации было то, что в конце «беседы» им безропотно поменяли лошадей и пополнили запасы провизии и настоятельно предложили проводника. Заодно и его бойцы, не тратя времени даром, сходили в баньку и впервые, за время марш-броска, расслабились и отдохнули в тепле. На прощанье, Юрий намекнул уважаемым горожанам: чтоб местные купцы готовились к поставке провизии, фуража и всего необходимого войску. Как только полки придут, это всё будет востребовано.

Поутру, отряд был снова в пути. Река Великая ушла влево, а отряд егерей продолжил движение в нужном ему направлении. Прокладывая путь по своим картам и подсказкам проводника. Который, в свою очередь не переставал восхищаться Юриным компасом и карманными часами. За что был вознаграждён — Тимофей подарил ему — Егору свои запасные часы, не преминув при этом сказать, что это наши — русские мастера делают такую красоту. Та как у проводника — молодого, низкорослого и при этом жилистого молодого человека, с всклокоченной чёрной бородой постоянно торчащей во все стороны, не было карманов: то он, тут же расстегнул свой старый, длиннополый тулуп и, положив хронометр в мошну, спрятал её за гашник.

— Только не забывай их заводить поутру. — Посоветовал Тима, наблюдая за стараниями Егора.

— Благодарствую, Тимофей Иванович. — С поклоном ответил охотник, приставленный к ним проводником. — Не извольте беспокоиться, всё буду делать, как вы мне наказали.

Но, несмотря на внешнюю простоту и бесшабашность, по его постоянно прищуренному взгляду, можно было понять — не до конца он доверяет пришлым. Поэтому, он незаметно прислушивался к их разговорам: время от времени удостаивал, кого ни будь мимолётным, настороженным взглядом — особенно темнокожих воинов. И чтобы не провоцировать его недоверие Юрий потребовал, чтобы все говорили только на русском. Так что Егор, часто слышал, как егеря частенько ругали шведского короля, которому всё неймётся. — «Сидел бы дурень дома, да на балах бы со своими придворными развлекался. А то, ишь что удумал — на нас войной пойти… Но ничего, мы ему покажем, где раки зимуют?…» Витальевич, видел насторожённость и подозрительность Егора и не подавал виду, что замечает это. Только аккуратно присматривал за ним — чтобы не начудил чего сдуру.

Когда достигли условленного места — где должна была пройти линия обороны. Гаврилов подозвал к себе Егора. Тот подъехал на своей пегой лошадёнке и, улыбаясь во все зубы, пристально посмотрел на Витальевича. Вроде и взгляд у проводника выглядит немного заигрывающим, а «просвечивает» не хуже чем рентген.

— Запомни это место Егор. — Юрий указал рукой прямо под копыта своей белой кобылки. — Сюда приведёшь мой полк и своих стрельцов. Мужиков прогоните — пусть землянок для воинов нароют, и некоторые укрепления помогут возвести. Ну, может, покуда обозники не проторят хорошей дороги: ты и караваны купцов сюда поводишь: за это будет тебе наша отдельная благодарность. А на сём, прощай братец, дальше мы уж сами, на шведских басурман капканы будем ставить. Так что поспешай.

— Лишь бы ты мужик не надумал следить за нами — поддавшись своему недоверию. Ведь без тебя дольше полки будут блукать — пока на нужное место не выйдут. — Думал полковник, провожая взглядом проводника. Тот, удаляясь, постепенно превратился в точку, а затем и вовсе, исчез, растворившись в снегах.

Стараясь, не тратить времени даром, егеря разбились на заранее составленные четыре группы, из которых, первую возглавил Юрий, вторую — Прохор Силеши, третью — Захар Зенауи, а четвёртую — Тимофей. После чего, каждая направилась к своему заранее оборудованному базовому лагерю. Двигались быстро но, не забывая про дозоры — на случай внезапной встречи со шведами. Хотя по пути следования, этого так и не произошло. Толи егерский отряд подошёл вовремя, толи враг, решил напасть не на Псков: а ударить по Новгороду и далее, двигаться на Боровичи. А может вообще: решил напасть где-то в другом месте. Так что, пока это была задачка, состоящая сплошь из одних неизвестных.

Достигнув дальней базы и расконсервировав её, Юрины бойцы, с ходу приступили к патрулированию ближайших дорог и промёрзших болот. Связист Фёдор — лопоухий, рябой, вечно улыбающийся здоровяк: незамедлительно наладил связь с другими отрядами. У них, тоже всё было спокойно. Только в группе Захара, была одна небольшая неприятность. Кто-то разграбил один из трёх, продуктовых схоронов: которые были расположены недалеко от его временного лагеря. Судя по всему, это произошло не так давно, ибо весь лес был затоптан. Заснеженные следы были даже на территории самой базы. Поэтому, всем было понятно, что не прошеные гости чего-то искали. Даже невдалеке от разорённого тайника, они выкопали пару ям: но к счастью больше, они больше ничего не обнаружили.

— Ну, ничего, пусть это будет плата за урок преподанный нам. — Подумал Гаврилов, выслушав доклад радиста, сидевшего тут же. — Зато в дальнейшем, мои соколы будут аккуратнее работать.

Этот разговор происходил в замаскированной землянке, в которой было относительно тепло и комфортно. Егеря постарались на славу: сухой пень — служивший крышкой люка; отвод скрытого дымохода; бревенчатые стены и потолок землянки — всё это было сделано добротно. И Юрий удивлялся, как они только умудрились сделать незаметно двенадцать таких укрытий. Незаметно для всех, рассредоточив такие постройки по всей территории. Хотя. Именно сейчас стало ясно — куда Йикуно отправлял большую часть плотницкой артели Егорши. Этот русый мужичок, с уродливым шрамом через всё лицо: работал ещё над созданием зимних укреплений на Бахмутской дороге. А затем принимал активное участие в возведении основных строений в Берберовке. Надо признать, что везде, где были эти артельщики, они работали споро и качественно. Правда, при этом, умудрялись без ущерба для стройки экономить на всём.

Всё эти отстранённые размышления были окончены, как только в укрытие явился Силантий Иванов. Сначала в открытый люк пахнуло морозной свежестью и землянку осветило дневным — ярким светом. Затем, по вертикальной лестнице быстро спустился боец — в белом бесформенном комбинезоне. И без предварительного формального доклада обратился к Юрию:

— Командир, во втором квадрате замечен шведский конный дозор! — Его лицо буквально святилось от радости. — Мы его пропустили. Ну а я, сразу, прямо сюда.

— Отлично братец. Значит, нас не обманули, говоря, что они группируются под Нарвой и Ямбургом. Значит Карл, решил не оставлять за своей спиной Псков.

Гаврилов резко поднялся с топчана, на котором сидел и, потирая руки, подошёл к связисту. Его настроение резко улучшилось: словно он нежданно выиграл миллион.

— Ну что там Федя? Наш полк ещё не вышел на связь?

— Простите: но с ними ещё связи нет. — Как будто в том была его вина, ответил тот.

— Это плохо. Чего они там резину тянут: теоретически, уже давно должны быть на месте. — Подумал Гаврилов. — Завтра не объявятся — пожалеют, что родились на свет.

И не выказывая своей обеспокоенности, бодро подмигнув Силантию, обратился к радисту:

— Так. Передай всем. С противником в открытое столкновение не вступать. Продолжить скрытное наблюдение и до достижения вражиной намеченного нами рубежа — по возможности перехватывать каждый третий обоз снабжения. После прохождения «синей черты»: перекрываем им кислород полностью. — Юра в подтверждение своих слов, сжал кулак — как будто в нем была вражеская шея. — Ну и как условились, после «красной полоски» покажем Карлу, всю прелесть партизанской войны.

Молодой радист сдержано улыбнулся: а в глазах Иванова, появились огоньки охотничьего азарта.

— Только все ваши действия должны быть обдуманными. — Твёрдо сказал Витальевич, обращаясь к Силантию. — Никакого азарта и ненужной бравады, только холодный расчёт. Да, да — это я тебе говорю боец.

— Командир, ну ты же меня знаешь. — Театрально разведя руки в стороны, пытался оправдаться воин.

— Поэтому и говорю. Так что — давай, «дуй» к своим товарищам, пока не успел сильно запреть.

«Тыловики» ехали вольготно — расслабившись и очень неспешно. Они небыли военными — в прямом смысле этого слова. Их основной задачей было снабжение — точнее доставка всего необходимого своему войску, находившемуся на марше. Да и война, как таковой ещё не началась — не было не одного боя, поэтому не бегали по лесу разрозненные группы солдат разбитой армии. Не существовало шаек дезертиров — потерявших от страха не только свои честь с совестью, но и последние частицы разума, что отличали человека от животного. Также, ещё не были разорены местные землепашцы, у которых, на содержания войска победителя: будут отняты последние крохи, так необходимые для выживания их семей. Всё это будет в будущем, а пока, обозники беспечно ехали, наслаждаясь последними мирными днями и кутаясь в шкуры, чтобы хоть немного согреться. Вот, один из возниц покинул свои сани и, не выпуская из рук вожжи — пошёл рядом с санями, пытаясь так согреться. Вскоре, его примеру последовали ещё несколько человек из обоза. На всё это с завистью смотрели всадники — составлявшие боевое охранение. Они мёрзли не меньше этих рекрутированных бонде (крестьян), но не могли дополнительно укутаться в меха, или «размять ноги». Поэтому они стоически терпели холод в ожидании привала — когда смогут согреться у костра. Некоторые из них накинули на плечи конские попоны, и только головы этих «умников» выглядывали из-под этой этого нелепого нагромождения на конских спинах. Мороз крепчал, потрескивал ветками на деревьях: а лесная — зимняя тишина, убаюкивала, притупляя внимание невольных путников.

Неожиданно, редкие потрескивания на деревьях зачастили, поменяв тональность: да и путники, усыплённые окружавшей их идиллией, стали засыпать и неуклюже падать со своих скакунов. Только те, кого сморил этот сон, свалившись не просыпались, а продолжали лежать в нелепых позах — даже не пытаясь улечься удобнее. Такая же напасть, свалилась и на возниц: другой нелепостью происходящего было то, что началась она с хвоста колонны и начала плавно приближаться к её голове. Вот упал очередной всадник, но его конь не остановился рядом со свалившимся человеком, а испуганно помчался вперёд. Путники от удивления стали оглядываться по сторонам: пытаясь понять, в чём дело. Некоторые обозники, увидев лежащих товарищей, начали понимать что происходит, но уже ничего не успели предпринять. Сразу в нескольких местах раздались звуки напоминающие трескотню неизвестной птицы и вскоре, не одного не уснувшего человека не осталось. Зато далее, начали происходить ещё не менее странные действия — с деревьев, почти одновременно с небывалой скоростью начали спускаться белые, бесформенные чудовища. А из снега — как будто из-под земли выросли такие же чудовища. И они, все вместе устремились к дороге.

— Силантий, тормози головные сани. Рябов, ты со своими людьми занимаешься остальными. Ваня, а вы в охранение.

Сказано всё было не громко. Но все, кому это было адресовано — услышали и кинулись выполнять эти приказы. А отдавший их мужчина, настороженно смотрел вокруг: через прорези для глаз на белой, вязаной шапочке, почему-то называвшейся странным словом «балаклава». Он стоял в полный рост и, осматривая окрестности — поворачивался всем корпусом, наводя свой ППШ туда, куда устремлял свой взгляд.

— Командир, это продуктовый обоз! — Вскоре доложили бойцы, занимавшиеся санями.

— Отлично. Доставить это на третий объект. Затем сани отвезёшь подальше и распряжёшь, коней отпустишь. Встречаемся на базе.

Через пятнадцать минут на месте нападения на караван, уже не осталось никаких следов. Тела убитых покоились в лесу, следы крови пролитой на дороге выскоблены и заново засыпаны снегом. А след, оставляемый свернувшими в лес санями, тщательно заметался лапником. С наступлением темноты, с неба начал срываться лёгкий снежок, который вскоре перешёл в сильный снегопад. Так что к утру, ни один следопыт не мог ничего найти, и прояснить, где произошло нападение на обоз и, куда он затем девался с зимней дороги.

— Командир, тут такое дело….

Николай Рябов, немного нагловатый на вид юноша, небольшого роста и при этом известный среди друзей как несусветный балагур. На сей раз был чрезмерно серьёзен: Взгляд был пуст и холоден — как бездна: от обычных озорных искорок в них не осталось и следа. Сейчас он стоял посреди землянки и даже в полутьме, было видно бушующую в нём лютую ненависть. Он с такой силой сжал кулаки, что затрещали костяшки пальцев: и он не как не мог найти слов, чтобы высказать то, что так его обескуражило.

Все кто был в землянке, озадаченно смотрели на вернувшуюся группу егерей. От них веяло морозом, но не только им одним — что-то сильно потрясло бойцов и от этого они были сами не свои.

— … Тут это… — Снова заговорил Рябов. — Мы наткнулись на деревню, в которой хозяйничали вражеские фуражиры… Эти курвы, не просто обирали селян. — Они убивали и насильничали: не щадя ни детей ни стариков. Не пощадили и местных карелов … В общем, мы порешили их всех. А нескольких насильников подрезали так, чтобы они подольше подыхали.

В подземном убежище повисла гнетущая тишина. Все обдумывали только что услышанную историю. А Николай, помолчав, снова заговорил глухим голосом:

— Командир? Ведь я прав? Ведь нельзя этих антихристов пускать в наши селения.

Светловолосый юноша первый раз за время его монолога, посмотрел в глаза своему командиру — в ожидании ответа на свой вопрос.

— Я уверен, что все согласны с тобой. Поэтому отныне ни один обоз не должен дойти до наших селений. Федя, передай это всем — немедленно. А что с селянами? Среди них кто ни будь, выжил?

Говоря это, Юрий старался выглядеть как можно спокойнее: хотя это давалось ему не очень легко. Он чувствовал, как сильно «зачесались кулаки» в желании как можно скорее поквитаться с противником за его злодеяния. Но поддаваться эмоциям, было самым последним делом. Поэтому Гаврилов успокаивал себя как мог.

— Юрий Витальевич, тут наши на связь вышли! — Неожиданно выкрикнул связист, включив рацию.

— Тогда передай им мой приказ — об уничтожении всех караванов и недопущении их к нашим селениям.

— Это не то, командир. На связи полк. — Фёдор замолчал, прислушался к тому, что говорили в наушниках и ответил невидимому собеседнику. — Вас понял, передам.

Не вставая из-за рации, повернулся к Гаврилову и доложил:

— Полк, прибыл на место ещё три дня назад. Сейчас инженеры занимаются укреплением позиций, а остальные выставили дозоры и работают над благоустройством лагеря. Также докладывают, что на марше потерь не было — если не считать троих заболевших пневмонией и десяток с обморожениями различной тяжести. Медики утверждают, что скоро почти всех вернут в строй.

— А они что, на позициях одни?

Связист повторил вопрос — передавая его в эфир. И выслушав ответ — пересказал его Гаврилову:

— С ними только псковские стрельцы. Ни обещанных драгунов, ни полка иноземного строя ещё нет.

— Передай подполковнику Йикуно, чтобы выделил людей в помощь инженерам. Пусть делают засеки и копают рвы. Затем посмотрел на Рябова, так и стоявшего со своими товарищами посреди землянки.

— Коля, так что с селянами? Есть выжившие?

— Да командир, но, к сожалению, спасли немногих — одни бабы, девки, да дети малые. Остальных всех сгубили — ироды. Мы убитых в братской могиле схоронили, выживших, с собой взяли: нельзя их одних оставлять — помрут без своих мужиков.

Все присутствующие смотрели на своего командира — ожидая, какое он примет решение. С одной стороны — в глубине души, он радовался, что его воины так переживали за судьбу спасённых ими гражданских лиц. Но с другой стороны — для их охраны, нужно было выделить, кого ни будь для их сопровождения. А людей для выполнения поставленной задачи и без того не хватает. Куда не ткнись — везде жо…

— Значит, поступим так. — Юрий неспешно осмотрел всех присутствующих. — Насчёт гражданских — всем, кому это требуется, оказать необходимую помощь. Накормить людей горячей пищей. Загрузить обоз едой — с запасом. Коля, твоя группа, должна окольными путями довести караван до нашего полка: там передадите селян на попечение медиков. Всем твоим бойцам, необходимо….

Говорят что лес, как и море, умеет хранить тайны. Но, как показала жизнь, это не всегда так. Вчера днём, дозорные наткнулись на сани из каравана фуражиров, ушедшего за сутки до этого за провизией. В них был только один пассажир — слегка придурковатый Ларс. Безобидный светловолосый детина, с вечной добродушной улыбкой: его знали многие и почти все, при случае не гнушались над ним подтрунивать. Добродушный обозник, всегда стоически переносил придирки — точнее, он их не замечал. Только, когда кто-то перегибал палку: он тихо бормотал себе чего-то под нос — что очень забавляло воинов. Нынче он с той же улыбкой, смотрел в небо своими остекленевшими глазами. И когда его подняли с саней — оказалось что у него в спине торчит обломившаяся стрела. Лекарь, которому было приказано осмотреть тело: извлёк обломок из раны и дал заключение. Что, скорее всего, это дело рук разорённых селян или местных ватажников — ибо на стреле не было наконечника. Её остриё было заточено и обожжено — такое оружие делали лишь нищие бандиты. И это объясняло, куда девались обозники: единственное что настораживало, это большое количество не вернувшихся фуражиров. Генералитет, которому было доложено об этом по инстанции: сразу нашёл решение этой проблемы. Охрана обозов была усилена и бандиты, вздумавшие нападать на служащих шведского короля — сами станут жертвой вооружённой охраны. Необтёсанные землепашцы, какими бы они хитрыми ни были, не смогут противостоять хорошо вооружённому и обученному воину.

Бывалый вояка Гуннар Магнуссон внешне выглядел слишком спокойно, беспечно сидел в седле и больше прислушивался — чем присматривался к проезжаемой караваном местности. Пока всё было спокойно. Если не считать одной маленькой неприятности — они пересекали небольшое замёрзшее болотце, и когда они достигли его середины, неожиданно появилась стая волков. Заметив людей, они остановились, некоторое время сопровождали обоз, присматриваясь и принюхиваясь. Они ещё боялись людей и, несмотря на голод, так и не отважились к ним приблизиться. Повыв и напугав этим лошадей, хищники отвернули в сторону и неспешно убежали прочь. А фуражиры, вздохнув с облегчением, выбрались на дорогу, ведущую в лес и, продолжили свой путь, с опаской поглядывая туда, где исчезли серые бестии.

Только Магнуссон, флегматично провожая взглядом ещё заметную стаю, с претензией на философию изрёк:

— Эти божьи твари, ещё не ведают, что человеческая жизнь уже обесценилась. Но уже чуют, что вскоре, для них будет устроен такой пир, что они ожиреют от обилия человечины и конины. И всему виной — мы сами.

— Тьфу ты. — Возмутился молодой всадник, едущий неподалёку. — Нашёл, когда об этом разглагольствовать.

Юноша и без того нервно смотревший по сторонам, стал оглядываться с ещё большей опаской.

— Не бойся Хюго. — Снисходительно посмотрев на молодого всадника: проговорил Магнуссон. — Эти бандиты нам неопасны — они пока боятся людей. А вот двуногих, остерегаться необходимо.

Гуннар немного поёжился — мороз понемногу пронимал путников и, желая ещё немного развлечься: продолжил свой монолог, предназначенный для Хюго.

— И если бы не эти дурни, — говоривший всадник, кивнул на возниц саней, — которые сдуру стали насильничать, убивать и отнимать у местных всё до зёрнышка. Мы бы с тобой не рисковали жизнью, защищая этих глупцов, от тех, кого они заставили взяться за топоры. Всего-то нужно было оставлять немного провизии, чтобы аборигены могли дотянуть до весны.

Для Хюго, это был его первый поход. И до недавнего времени, пока он не увидел Ларса и не был назначен охранником этих рекрутированных бонде: юноша грезил о том, как он совершит множество подвигов, прославляя свой род. А теперь, ему было муторно и противно. — «Одно дело честный бой, где ты видишь противника. А другое дело быть растерзанным волками, или быть убитым предательской стрелой — пущенной в спину каким-то лесным бандитом. А тут ещё этот Гуннар с его болтовнёй».

Виновник этих переживаний ехал немного впереди, и видимо ему прискучило издеваться над молодым воином, и он снова замолчал. Но тишина возникла по другому поводу. Дорога уже шла по лесу и впереди, делала крутой поворот. И подъезжая к нему, Магнуссон почувствовал чей-то недоброжелательный взгляд. Кто-то смотрел на него из лесу, и этот неизвестный наблюдатель, по ощущениям олицетворял собой смертельную угрозу для каравана. Гуннар уже собирался поделиться своими тревожными предчувствиями с товарищами, как услышал знакомый «звук смерти» — звука выстрела не было, но немного позади, вжикнула пуля, и было слышно, как она с характерным звуком вошла в чью-то плоть. Старый вояка, молниеносно прижался к шее своего коня: и скорее почувствовал, чем услышал, как нал ним пролетела ещё одна «смерть».

— Засада! — Закричал он: направив своего коня туда, где, по его мнению, скрывались враги.

За спиной он услышал крики, вторившие его предупреждению. В лесу, мерзко застрекотали неизвестные птицы. А направляемый всадником конь, послушно спешил туда, куда его направили: он с трудом преодолевал глубокий снег, хрипел от усердия, но пробивался по сугробу вперёд. Время вокруг как будто замедлилось, вот Гуннар заметил одного из участников засады: тот был в белых одеждах; стоял на колене, прислонившись плечом к дереву, и держал странное оружие, которое стрекотало — извергая языки пламени. Раздумывать что это за оружие, было некогда: потому что бандит тоже заметил на коне всадника и уже был готов по нему стрелять. Магнуссону повезло, он на мгновение опередил врага, — провалившись в седле на его сторону и нанеся своей саблей удар по шее противника. Снова оглядевшись, бывалый кавалерист заметил ещё одного из нападавших. Тот тоже был в белом одеянии и хладнокровно убивал его товарищей из более длинного оружия — с двумя короткими ножками для упора. Шведу стало ясно, что это были не местные повстанцы — это точно. Он резво развернулся, чтобы атаковать и его. Русский тоже заметил всадника и, с перекатом упал на снег, взяв Гуннара на прицел. В ответ на это — скорее всего на уровне подсознания, кавалерист поднял коня на дыбы. И в следующее мгновение, конь неожиданно завалился на спину, придавив собой своего седока. Тщетно Магнуссон пытался освободить раздавленную ногу, неподъёмная туша убитого животного крепко прижала её к земле, и любое его движение отдавало болью. Вскоре к нему подбежал вражеский воин в белой одежде и белой вязаной маске. Быстро окинул холодным взглядом поверженного: присел рядом с ним и отточенным движением нанёс удар ножом — отправив душу Гуннара на божий суд.

Егерские команды выкладывались полностью, работая во всех направлениях. Во избежание гибели мирного населения: были заранее эвакуированы в лес жители деревеньки, стоявшей на пути движущейся армии. Местные крестьяне не хотели сниматься с насиженных мест и покидали своё селение с большой неохотой. Уходя в лес они, забрали с собой весь свой скудный скарб и все имеющиеся запасы провизии. Для этого егеря выделили им трофейный обоз и разместили вынужденных беженцев в своём резервном лагере, — который крестьяне уже сами стали расширять — копая новые землянки. Благо им были выданы для этих целей хорошие инструменты.

Как егеря не старались, но полностью перекрыть снабжение войск противника, не получилось. Санные поезда — уходящие к ближайшим селениям, конечно, перехватывались и уничтожались. Но самой большой проблемой, были обозники, идущие вторым эшелоном — вслед за войском. Они шли под усиленной охраной и следовали друг за другом слишком плотно. Поэтому, говорить об их полном — поголовном уничтожении, не могло быть и речи. Для выполнения этой задачи, ни хватило бы, ни сил, ни времени — на выручку попавшей в засаду колонне, могла подоспеть охрана следующего обоза. Пришлось довольствоваться беспокоящими утренними набегами по примеру скифов.

Видя, какие силы идут на Псков и, понимая, что его дальнейшее присутствие здесь лишне — его спецы и сами неплохо справляются с поставленными задачами. Гаврилов решил напоследок лично провести ещё одну операцию и далее, пока не поздно, пробираться к своему полку. Последнее время, у него всё чаше болела душа насчёт того — смогут ли они закрепиться и дать достойный отпор врагу. Не видя фронт проделанных работ Юра не находил себе места. Нет, Юрий доверял своему заместителю подполковнику Йикуно. Можно было не сомневаться, Михаил Иванович прекрасно справится с поставленной задачей. Он не раз это доказал во время штабных учений — когда на картах обыгрывались различные варианты событий, которые теоретически могут возникнуть. Тогда в штабе, они долго выбирали наилучшее место для проведения боя: обдумывали варианты тактических ходов противника и вырабатывали против них контрмеры. Но это было всё на бумаге — а действительность может внести свои коррективы. Поэтому, Юре хотелось самому присутствовать там и контролировать развивающуюся ситуацию. А перед этим, не грех было воспользоваться ситуацией и наказать врага за его оплошность. — А именно — артиллерия Карла одиннадцатого из-за тяжести орудий и большого количества обозов с порохом и ядрами, не поспевала за темпом передвижения основных сил: поэтому из середины войсковой колонны сместилась в её арьергард. А вот вчера, егеря заметили, что пушкарям выделили группу боевого охранения и они пошли как самостоятельная единица. Такое решение отрицательно сказалось на скорости движения бога войны. Больше никем не подгоняемые они замедлили свой ход: и прошлой ночью, они стали на ночёвку одним лагерем с фуражным обозом. А охрана, расслабившись, свела службу к соблюдению простой формальности. Если ничего не изменится, то сегодня всё произойдёт точно также.

Серое небо, ещё слабо освещало пробуждающуюся землю. Но люди ставшие ночлегом на поляне, уже возились, сворачивая свой лагерь, собираясь продолжить свой путь. Мороз пощипывал за щёки и норовил залезть под одежду — стремясь заморозить только что проснувшихся мужчин. Ему было мало тех несчастных, чей костровой, так, кстати, уснул: огонь его костра вскоре погас и все кто спал вокруг него, стали добычей этого старого злодея. А те, кому повезло не стать его добычей, сейчас бросали взгляды на замёрзших товарищей, которых готовили к спешному погребению. Они радовались, что сия чаша их миновала и не подозревали, что проведенье приготовило им не очень приятный сюрприз — сегодня ночью, их стоянку тайно посетили вражеские воины: чьё белое одеяние, делало их незаметными на фоне снега, а манера передвижения — неслышными.

Гости пришли незаметно, никого не трогая — их интересовали только сани с пороховыми бочками. Вот к ним, оба воина и поползли, передвигаясь на манер юрких ящерок проворно скользя к своей цели. Также тихо незнакомцы повозились, достигнув её, чего-то незаметно установили и никем незамеченными, скользя как бестелесные тени, ушли в лес.

И вот сейчас, когда полусонные люди, попытались впрячь в сани лошадей: раздался взрыв — заставивший содрогнуться весь лес. Взрывная волна, пронеслась вихрем, опрокидывая возы, ломая деревья и расшвыривая и круша всё, что попадалось на её пути. И не оставляя никакой надежды на благоприятный исход, тому, кого она встречала на своём пути.

Лес быстро погасил эту ударную волну, вызванную мощным взрывом. Правда, потерял при этом часть своих деревьев; но даже он, не смог удержать распространение грохота от сильного взрыва. Тот разлетелся по нему, испугав всё живое в округе. Но группа из шести человек — одетых в белые одежды, только оглянулась, услышав его отдалённый отзвук. Люди молча переглянулись и как нив чём небывало, продолжили свой путь. Они сделали своё дело и сейчас стремились, идя на лыжах как можно скорее уйти подальше — запутав свои следы.

У него всё получилось: его поезд — состоящий из трёх саней гружёных трофейным оружием (пригодится стрельцам и казакам), удачно миновал все вражеские разъезды и, обогнав врага, уже почти прибыл на позиции занимаемые своим полком. Юрий в душе радовался, у него получилось пройти незамеченным. Если не считать один уничтоженный вражеский разъезд. Допросив пленённого дозорного, он знал, что король Швеции решил остановить своё войско — желая подтянуть растянутые тылы. Но не ведал, что Карл XI собрал весь свой генералитет и в данный момент решал: стоит ли идти дальше на Псков, или лучше повернуть назад. Недавний непонятный взрыв запасов пороха по урону не был критичным — запасы огненного зелья ещё были, хотя в недостаточном количестве. Однако этот дефицит можно было легко пополнить, доставив новые его запасы по основному пути снабжения — он был безопасен. Как показало быстрое расследование, подрыв запасов пороха был трагической случайностью. Немногие выжившие в один голос утверждали, что никакого нападения не было: а скорее всего, один из возов случайно подожгла искра от ночного костра. Эти недотёпы, сами виноваты в произошедшем ЧП.

Взвесив всё аргументы за и против, командование оккупационной армии в итоге решило — подождать отстающие обозы и продолжить путь на Псков: ну а то, что солдаты недоедают — так это только на руку. Они с большим рвением и упорством будут штурмовать крепость, узнав о богатых складах находящихся за её стенами…

Ещё не доехав до линии полковой обороны, обоз Гаврилова повстречал казачий разъезд. Казаки, с гиканьем и свистом выскочили из ближайшего леска. И разделились на две группы, одна понеслась на перехват саней, а другая — стала отрезать путь возможного отступления. Егеря, управлявшие санями, никак не среагировали на это, если не считать того, что они привили в боевую готовность своё оружие.

— Эй! Вы кто такие?! — Закричали всадники, приблизившись вплотную и резко сбавив ход своих скакунов. — Куда едите?! Стоять когда мы с вами разговариваем!

— Кто мы такие, мы и сами знаем! — С усмешкой ответил самый молодой егерь. — А вот, кто вы такие дяденьки?! Это признаться очень интересно!

Парнишка немного вольготно — полу лежал на санях. На его плечи был накинут огромный, тяжёлый тулуп, из-под края, не застёгнутого борта которого, выглядывал ствол ППШ. Гордей (именно так звали юношу), в силу своего юношеского максимализма, явно насмехался над казаками. Но так как конфликт с этими войнами не входил в планы Юрия, он одёрнул своего подчинённого:

— Цыц Гордеюшка! Негоже нам со своими братьями сориться! — И тут же заговорил с казаками: говорил деловито и спокойно. — Свои мы братцы, егеря Берберовского полка. Сопроводите нас в лагерь. Там всё и прояснится.

— А чё эта, вы тогда не в их форме?

Недоверчиво поинтересовался бородатый казачура с косматыми бровями. Все четверо его товарищей тут же напряглись. Заметив это, Гаврилов неспешно скинул со своих плеч тулуп: под которым оказался белый комбинезон, одетый поверх тёплой одежды.

— Как ты думаешь, казак, как сподручнее зимой подкрадываться к врагу? Так, или в полковом мундире?

— В белом конечно. — Добродушно улыбаясь: ответил старший среди казаков. — Только это, я-то точно не знаю, кто твой враг. Мы аль Шведы.

— И в этом, твоя, правда. — Нарочито небрежно ответил Витальевич, демонстрируя полное спокойствие. — Давай так. Вы нас отвозите к подполковнику Йикуно и если мы, не те за кого себя выдаём, то крошите нас в капусту. Ведь тогда, на вашей стороне будет значительный численный перевес.

Казак задумался. Этим временем подошла пятёрка отрезавшая путь отступления. И видя, что их руководитель о чём-то мирно беседует с незнакомцами, они, не сговариваясь, вложили ли в ножны свои сабли.

— Э-э-э, бог с вами! — Принял решение бородач и махнул рукой. — На самом деле: если что, то неохота со своими воевать. Тем более, вы всё так складно баете…

Романов занял одну из землянок и, судя по всему, чувствовал он себя в ней весьма комфортно: несмотря на явную аскетичность её обстановки. В дальнем её углу стояла печка — буржуйка (работы Ростовских мастеровых), по центру жилища был дощатый стол, а рядом с ним широкая скамья, служившая по совместительству постелью. Об этом говорили шкуры лежащие на ней. Пётр устроил в этом жилище свой штаб, где на тот момент, (когда туда заглянул Юрий), находились: Йикуно; Емельянов; двое каких-то неизвестных Юрию стрелецких полковника; старинный донской «друзяк» Степан, который, оказывается, успел дорасти до атамана и неизменный Петров спутник Меньшиков. Все эти люди склонились над столом и при свете свечей пытались разобраться в карте. Все они обернулись, когда Юрий, постучав по дверной колоде, спросил:

— Разрешите войти?

— Проходи уже: давно тебя жду. А ты, все где-то гуляешь — Обернувшись, ответил Пётр.

Попав с дневного света в полутьму землянки, Юрий не мог разглядеть многого (симбионт был до сих пор заблокирован). — Поэтому, скорей всего по интонации голоса догадался, что в данный момент, самодержец ненадолго улыбнулся.

— Извини государь, не мог я раньше появиться. Мои орлы впервые с таким сильным противником столкнулись: поэтому, я обязан был быть рядом с ними.

— Ладно, хватит оправдываться. Ты мне лучше вот что скажи — как там враг, идёт на нас с войной?

— Идёт Пётр Алексеевич, и уже несёт свои первые боевые потери. — Гаврилов говорил бодро и уверенно — нельзя было по-другому.

Даже при плохом освещении было заметно, как заблестели глаза будущего императора. Он как мог, приосанился и с довольным видом окинул взглядом стоящих у стола людей. И произнёс твёрдым, уверенным голосом: адресуя сказанное именно им:

— Так значит можно бить шведа! И каково соотношение потерь?!

— У нас погиб один боец, а у противника потери такие, что мы давно со счёта сбились. И это без учёта солдат — умерших на марше.

— Надёжа государь, отец родной, — заговорил один из присутствующих стрельцов, — Так на марше врага намного легче бить, чем в бою — всяк уязвим для засад. Да и у нас, тоже в пути много людей померло от хворобы и мороза. А без надлежащей кормёжки, люди так отощали, что до сих пор слабы.

— А у моих соколов, по пути одёжа так обветшала — что просто, срамно смотреть. — Добавил второй. — На паперти, у попрошаек, она и то целее и приличнее выглядит.

Царь, немного пренебрежительно скривив губы, смотрел на полковников. Стоять в полный рост было неудобно, из-за невозможности выпрямиться в полный рост — мешал недостаточно высокий потолок. Поэтому он присел на скамью стоящую рядом, скрестив на груди руки, и выслушивал стрельцов сидя.

— А что же вы не взяли с собой сменное одеяние? Кто вам мешал? Вот, Михаил Иванович, — Пётр указал рукой на подполковника Йикуно. — Позаботился о своих воинах. Они у него, несмотря на проделанную ими долгую дорогу, все как ряхи одеты. И о провизии позаботился так, что даже вас на своё довольствие взял. А Силантий Феофанович, несмотря зиму придя сюда, жильё успел возвести. Где бы вы без него сейчас ночевали?

Оба стрельца, несмотря на свой уже не молодой возраст: стояли как провинившиеся мальцы — потупив взор. И ничего не говорили в своё оправдание. Неожиданно для всех, заговорил Емельянов и то, что он сказал этот прижимистый хозяйственник: заставило сильно удивиться Гаврилова.

— Пётр Алексеевич, так у меня это. Есть в запасе четыре полных воза с синими штанами и столько же с жёлтыми сапогами. Если надо, то я могу им их уступить. Всё лучше, чем в рванье ходить. А так, хоть, кого-то одеть сможем.

Говорил он немного нескладно, видимо перебарывая своё прирождённое чувство хозяйственника. Судя по всему, царь тоже был немного удивлён таким поворотом событий, поэтому от удивления даже приоткрыл рот. Немного помолчал и задал интенданту вопрос:

— Силантий, ты ли это? Да и откуда у тебя это богатство?

— Так мы это. Тех воинов, которых вы к нам прислали: должны были во что-то одевать вот и решили пошить на них такое обмундирование. Ну, чтобы их полк, стало быть, от нашего внешне отличался.

— Ну что стоите как пни — берите, коли дают. — Романов надменным взглядом смерил обоих полковников и горестно усмехнулся, затем продолжил, с явным упрёком в голосе. — Возьмёте и поделите меж собой всего поровну, а по завершению компании, чтобы сполна расплатились с Силантием Феофановичем. Проверю!

К вечеру Войско стоявшее лагерем пополнилось ещё одним подразделением — прибыл сформированный этим летом полк иноземного строя. Командовал им немецкий наёмник Фридрих Зиберт, с трудом изъяснявшийся на русском языке. Зато надменность и щегольство: как говорится, — у него сквозили во всём. Его форма была пошита явно заказ и её владелец, не поскупился в средствах, чтобы придать ей франтоватый вид. Надо признаться, что в противовес ему, его солдаты выглядели весьма плачевно. На ногах у многих вместо пришедшей в негодность обуви были одеты чуни, обмундирование буквально разваливалось на части, а сами люди — были сильно вымотаны этим переходом, многие солдаты, еле держались на ногах.

Увидев это, Юрий приказал медикам немедленно осмотреть всех новоприбывших. Результатом стало то, что более полусотни солдат этого полка, были немедленно госпитализированы. Большей частью у них было диагностированы сильные обморожения и у многих, это усугублялось пневмонией. И только после этого, только что прибывший полк поставили на довольствие. За неимением лучшего, это, почти потерявшее боеспособность подразделение поставили на усиление правого фланга. Выделенный им рубеж, находился сразу за небольшим леском. Стоять он там должен был вместе с Псковскими стрельцами, которые по высочайшему приказу, уступили подразделению Фридриха часть своих землянок. Псковичи, были единственными, кто не вызвали у Гаврилова негодования: одеты все были добротно; прибыли со своими продовольственными обозами; да и как доложил Емельянов, без разговоров стали помогать в благоустройстве лагеря (заготавливали брёвна для строительства землянок). За что, в виде поощрения, Юра и отдал им всё трофейное огнестрельное оружие: ну а холодное, с высочайшего согласия Петра, досталось донцам. На данный момент, они были единственным конным подразделением — остальные до сих пор не прибыли. По правде сказать, в собранном войске, отсутствовала большая часть из запланированных полков, и поспеют ли они к началу битвы, было неизвестно.

Сложившаяся ситуация, сильно беспокоила не только Юрия, но и Патрика с Петром — царь несколько раз порывался лично поехать за неявившимися войсками. И только Гордон, при содействии Гаврилова смог удержать самодержца от этого рокового шага. Он и Витальевич, аргументировали это тем, что если сейчас покинуть войско, то его боевой дух сильно упадёт. Солдаты посчитают, что их бросили, а это, накануне сражения неизбежно приведёт к поражению. Поэтому, все силы были брошены на укрепление обороны. А командиры присутствующих полков: до поздней ночи работали в штабе. Они, по требованию самодержца, раз за разом обыгрывали различные варианты предстоящего сражения; строили планы; спорили до хрипоты с малоизвестным выскочкой Гавриловым — который пользуясь чрезмерным доверием царя, возомнил себя великим стратегом.

 

Глава 20

Этой ночью, Юрий так и не почувствовал сна — казалось, он только закрыл глаза: как его тут же разбудили крики и шум, доносящиеся из-за пределов его полевого жилища. Которое Юрий делил с егерями: это были воины из группы Николая Рябова и те, кто привёл вместе с Гавриловым обоз с трофеями. Они тоже проснулись от этой какофонии и быстро — без лишней суеты и команд одевали свою амуницию, проверяли оружие.

Всё стало более или менее ясно, когда Гаврилов и его люди покинули свою дернушку (она же землянка). На правом фланге — за леском, полыхало зарево пожара. Оттуда доносились крики и звуки редких выстрелов. Небосклон уже был освещён утренней зарёй, но это, не скрывало красных сполохов бушующего там пламени. Причины этого происшествия были неизвестны, а незнание обычно порождает страх: ещё немного и людьми, бегающими вокруг, также могла завладеть паника. Поэтому, Юрий достал свой пистолет и пару раз выстрелил из него в воздух.

— К оружию братцы! К оружию! — Прокричал Гаврилов.

Это возымело определённое действие. Почти все воины его полка, повинуясь приказу — кинулись к своим жилищам. И в воздухе, как эхо, — разными голосами повторялся приказ:

— К оружию! … К оружию! …

Главное достигнуто, — люди перестали бесцельно бегать. А сейчас им надо поставить какую ни будь задачу. Возле соседней дернушки, Юрий заметил подполковника Йикуно и Емельянова. Они оба только выскочили из своего жилища и осматривались вокруг — пытаясь понять, что вокруг происходит.

— Михаил Иванович, Силантий Феофанович! — На ходу позвал их Юрий.

Те, мгновенно обернулись в его сторону.

— Берите командование полком на себя! Постройте его в боевые порядки и с его помощью наведите здесь порядок! Будьте готовы к отражению нападения врага! А я, со своими егерями иду за лес. Посмотрим чего там у них!

Йикуно кивнул в знак того, что он всё понял и стал чего-то говорить только что подбежавшим к его землянке капралам. И уже через несколько мгновений над землёй понеслась трель выдуваемая из боцманских свистков (Юрино нововведение) — призывающая всех к боевому построению. Её подхватили другие капралы, благодаря чему, солдаты — уже без паники занялись привычным делом.

— Ну что братцы, расчехляйте своё оружие, и становитесь на лыжи, — обратился Юра к своим спецам, — айда — посмотрим, что, и почему там горит.

Этим временем к группе егерей подбежал царь, в окружении своей команды лейб-гвардейцев: которые, окружив самодержца — прикрывали его со всех направлений. Было видно, что Пётр уже давно справился со своими эмоциями и сейчас, спокойно, по-хозяйски осматривался: старался понять, что надо делать для наведения порядка.

— Гаврилов, что здесь происходит?!

— У нас — здесь. Объявлена боевая тревога. — Как можно обыденней и спокойнее ответил тот. — А причину пожара и переполоха, происходящего за лесом, скоро выясню. Как раз туда, мы и собираемся идти.

— Но там, явно стреляют. — Царь, скривив в усмешке губы, смотрел на приготовления егерей. — Каковы будут ваши действия?

— Коли палят от испуга, — став на лыжи и обернувшись к самодержцу, ответил Юра, — то успокоим. Ну а если произошло нападение: то постараемся, наведя порядок, дать врагу отпор. А сейчас, прости государь, время не ждёт, — пойдём мы.

Пройдя метров десять, Витальевич обернулся, чтобы окинуть взглядом своих бойцов — идущих следом. Это было лишним, — бойцы шли след в след и, отставая «растягивать мини колонну», никто не собирался. В данный момент вызвало беспокойство совсем другое — самодержец со своими охранниками, становился на оставшиеся в общих пирамидах лыжи. И зачем он это делал, было нетрудно догадаться. Возвращаться и объяснять Романову опрометчивость такого поступка, было некогда. Поэтому Гаврилов только горестно вздохнул и ускорил шаг.

Уже в лесу можно было услышать и разобрать крики — «Нас предали! … Бей немчуру! …» — Эти выкрики, особенно чётко выделялись на фоне всеобщего гвалта. И идущие по лесу лыжники, понимая, что паника уже овладела людьми, и решить эту проблему миром, не получится: не сговариваясь, на ходу, дослали патроны в патронники своего оружия. Сделано это было как нельзя кстати. Вскоре, из-за деревьев, на них выскочил воин, истошно вопящий — «Бей немчуру!» — Он бежал с перекошенным от овладевшей им эйфории лицом, и размахивал своим мушкетом на манер дубинки. Сблизиться с группой ему не дали — он упал как подкошенный сражённый точным выстрелом одного из егерей.

Пока вышли из леса, отряд Юрия, остановил не менее двадцати бегающих по нему человек: половина из которых была без оружия — кто в неразберихе не догадался его взять, а кто в страхе забыл о его существовании. Всех их — как могли, привели в чувство и гнали назад. Правда, для наведения порядка, всё-таки пришлось «положить» двоих солдат — на отрез отказавшихся подчиняться.

Когда егеря вышли на открытое пространство, и сняли лыжи: перед их взором открылась удручающая картина. На фоне пожара — бушующего на противоположном конце лагеря (который занимали стрельцы), беспорядочно метались люди. Было видно, что кто-то, кого-то бил, кто-то убегал — спасаясь от преследователей, а большинство, метались в панике — не понимая, что вокруг происходит.

— Егерям! Строить всех кого схватите, буянов и паникёров в расход. — Юрий, не оборачиваясь, стал отдать приказы. — Остальные идут строем. У кого нет оружия — поднимать его с земли…

Юрий на мгновение отвлёкся, чтобы свалить подсечкой солдата бегущего прямо на него. Тот бежал, схватившись за голову руками и орал только одно слово: — «А — а! Предали-и-и!»

— Кто предал?! — Тут же спросил у упавшего юноши Юрий.

— Немцы! — Ответил тот, глядя на Витальевича непонимающим от ужаса взглядом.

— Стал в строй солдат! — Приказал Юрий, сурово сдвинув брови и нависая над ним. — Живо!

Видя как юноша, так и не придя в себя — стал в страхе отползать. Юрий обратился к Рябову, идущему ближе всех:

— Николай, принимай рекрута!

— Становись! … Стоять! — Было слышно слева и справа от Юрия: он и сам останавливал бегущих людей — кого словами, а кого и зуботычиной.

К несчастью, часто приходилось стрелять и не только в воздух… Но «поддерживаемая» егерями и Петровыми гвардейцами шеренга двигалась вперёд. Вскоре, некоторые воины, видя, что кто-то идёт организованно дать отпор напавшему врагу, сами — без принуждения становились в строй: который, двигаясь по направлению пожара. Его шеренги становились всё внушительнее и внушительнее. Хотя, егерям приходилось затрачивать немало усилий на его поддержание (были попытки снова удариться в панику).

— Вперёд братцы! Если враг здесь, то гуртом, мы его точно одолеем! … Не посрамим Русь матушку! …

Гаврилов обернулся в сторону — откуда доносились эти призывы. Этим увещевателем, оказался сам Романов. Он шёл с правого фланга: указывая своей саблей направление, куда надо идти. И люди шли — вдохновлённые его харизмой и уверенностью, — которая, в буквальном смысле этого слова веяла от него. Его головной убор был где-то утерян: но он, не обращал на это внимание. Царь рвался в бой и увлекал за собой других.

Вскоре, искомые враги — вызвавшие этот переполох, были обнаружены. Ими были шведские всадники, которые гонялись за мечущимися русскими пехотинцами и, пользуясь возникшей неразберихой, нещадно рубили головы всем пешим, попадающимся им на пути. Справедливости ради, надо заметить, что у врага не везде и не всё шло гладко. Несколько групп стрельцов, прикрывая друг друга, весьма удачно держали оборону. Они очень ловко орудовали своими бердышами, — сокрушая ими противника, который на них нападал. Топорище их оружия, то рубило лошадиную ногу, то лишало всадника ноги — впиваясь в бок лошади. Иногда эти молодцы умудрялись и достать только всадника.

Без команды — как только Шведы были обнаружены егерями и гвардейцами: стали раздаваться короткие очереди — выпускаемые из ППШ: и вражеские кавалеристы, один за другим стали вылетать из своих сёдел. Что возымело своё действие — идущие рядом солдаты и сражающиеся небольшими группами стрельцы воспрянули духом: и стали с удвоенной силой уничтожать и теснить врага. Тем более — как оказалось, немалая часть напавших шведов — обнаружив обоз с продовольствием и водкой: забыли, зачем пришли и ведомые чувством голода — усиленно поглощали трофейные запасы. Они занимались чревоугодием, невзирая на то, что некоторые из их друзей, после длительного воздержания от пищи набили своё чрево так — что катались по снегу, сваленные коликами в животе. Видимо оголодавшие агрессоры, были настолько убеждены в своей победе, что увлёкшись утолением голода, совсем не смотрели по сторонам. И это было их роковой ошибкой — эту часть воинства, перебили без каких либо усилий и сожаления.

Когда полностью рассвело и солнце показалось из-за деревьев: стычка с врагом была окончена. По полю брани — особенно возле ещё дымящихся руин, ходили санитары — выискивая тех, кому требуется помощь и собирая для захоронения тех, кому она уже без надобности. Одновременно служба Емельянова: оценивала нанесённый ущерб, решала, что надо делать для его ликвидации и собирала трофеи. Сотники стрельцов, горестно вздыхая, считали свои потери и контролировали как грузили на сани их погибших. Только одно подразделение, сиротливо и тихо ожидало решения их дальнейшей судьбы. Это полк иноземного строя: этим утром, он был полностью обезглавлен. В нём не осталось ни одного офицера — самое обидное заключалось в том, что, их растерзали свои же солдаты. В итоге — лишившись командования, они метались по полю брани — как слепые котята.

— Ну что ты Юрка по этому поводу думаешь? — Взгляд самодержца, был строгим и одновременно надменным. — Что с этими холопами делать?

Царь кивнул — указывая на «осиротевших солдат».

— Будь наше войско в полном составе, то я бы наглядно и жёстко их всех наказал, да сделал бы это, перед общим строем.

Юра стоял перед царём, который восседал на стоящем на земле барабане, как на троне. И в данный момент, Гаврилов еле себя сдерживал, чтобы не прижать к своей груди своё левое предплечье. Оно было оцарапано шальной пулей и как было положено по «протоколу наказания», усиленно ныло.

— Что-то ты сегодня такой кровожадный?

Пётр криво усмехнулся: обведя взглядом всех присутствующих — давая понять, что сказанное адресовалось всем присутствующим. И они могут принять в этой беседе участие.

— А он видимо не настрелялся. И хочет продолжения! Га-га-га! — Мгновенно отреагировал Меньшиков.

— Уймись «Алексашко», уж тебя, перещеголять не кому не получится. Ты по всем, без разбора палил: по любому, кто имел неосторожность в мою сторону побежать.

— Так это я от усердия, мин херц! А вдруг, то ворог какой?! Темновато было — не разобрать!

Меншиков пародийно изобразил на своём лице, саму невинность. Отчего все окружающие его люди, не выдержав захохотали.

— Цыц скоморохи! — Спокойно и твёрдо прервал веселье Пётр. — Нынче, не та виктория, чтобы ликовать. С полком покойного Зиберта, что делать будем? Вместо боеспособного подразделения, нам досталось стадо безмозглых баранов. Хорошо, что они хоть своё знамя не утеряли.

— Не успели, мин херц! … — Поддакнул царский любимчик: но встретившись с взглядом своего кумира резко замолчал. — … Отдай их Псковичам, пусть стрельцы ими пока покомандуют.

— А ты что думаешь? А? — Самодержец буквально впился взглядом в Гаврилова. — Твоя виктория. Тебе решать их судьбу.

Все, кто в этот момент были рядом с Романовым, замолчали и все их взоры как по команде, устремились на Юрия.

Такие высказывания царской особы, немного сконфузили Юрия: но он, быстро справившись с собой — как ни в чём не бывало, ответил:

— В своём предложении Меншиков прав. Пустим «сирот», на восполнение потерь понесённых стрельцами. Только надобно сказать этим горе воякам, что живы они сейчас, только благодаря царской милости. Но за подобные поступки, или неповиновение больше, их никто щадить не собирается. А насчёт якобы моей победы — так не сочти за лесть, но, негоже мне её себе полностью присваивать. Вы государь, самолично команды на поле боя отдавали. И людей за собой призывали — на врагов указывая. Хотя прошу тебя государь, в дальнейшем больше не рискуй так понапрасну.

— А это уже моё дело решать, кто из нас победитель и где мне лучше рисковать. — Безапелляционно заявил Романов.

— Надёжа государь, дозволь вопрос задать. — С поклоном обратился подбежавший к царю какой-то Псковский стрелец.

— Чего тебе? — Коротко и холодно спросил Пётр: смерив безразличным взглядом, склонившегося перед ним служивого.

— Тут удалось пленить дюжину шведских драгунов, так мой сотенный Нелюбов, спрашивает — что вы прикажите с ними делать? — Учтиво проговорил воин, не поднимая своей головы.

Кафтан на нём был поношенный, выцветший, местами порван и в пятнах крови, на ногах были не сапоги, а лапти. Видимо он был из рекрутированных копейщиков: только никакого копья — на данный момент, у него не наблюдалось.

— А что с них возьмёшь? Поди, все они из обедневших дворянских родов… — Царь замолчал, посмотрел по сторонам и, махнув рукой продолжил. — … А пусть живут, как-никак — дворяне. Веди их к моей землянке. А обнаружите среди них простых солдат, то расстреливайте (в те времена нормальное явление).

— Государь, разреши и мне с прошением к тебе обратиться? — Неожиданно для всех обратился к Романову Юрий.

Самодержец удивлённо посмотрел на Гаврилова и небрежно сказал:

— Разрешаю.

— Пётр Алексеевич, вели не расстреливать шведских пехотинцев, а отдавать их мне. Мне без разницы, какого цвета у них будут мундиры — красные или синие…

— Ты их что? Тоже собираешься ко мне на службу ставить? И каким образом ты хочешь добиться от них повиновения и усердия в службе?!

Удивлению Романова не было предела, и он, с нескрываемым немым вопросом во взгляде, уставился на Юрия. А со стороны Меньшикова послышался еле сдерживаемый смешок. Судя по взглядам: были шокированы и окружающие их лейб-гвардейцы.

— Государь, они мне не в армии нужны, а для строительства дороги до наших сибирских железных рудников. Дело это хлопотное и долгое, а главное — рабочих рук постоянно не хватает.

— А зачем тебе дорога? Насколько я знаю: железо и по рекам неплохо сплавлять можно.

— Зато рудники не особо разовьёшь, значит и добычу, не увеличишь. — Гаврилов, перечисляя свои аргументы, хотел было начать загибать пальцы на руке, но передумал это делать. — Далее, неизбежны проблемы зимой, или в сильную жару, когда вода спадёт: тоже нечего не повезёшь. Следующий мой интерес — когда идёт война, то любая армия испытывает в железе постоянную нехватку: это надо решать как можно скорее. Также, благодаря дороге построим в Сибири новые русские города. А это — де-факто способствует дальнейшему расширению наших границ. Кстати, Корнеев обещал, что скоро, на основе паровой машины, сделает паровоз, который, и руду, и людей возить по этой дороге сможет. Так я, от этих перевозок, собираюсь половину прибыли в казну отдавать.

— Это не тот паровой агрегат, что в Малиновке — в цехах, все станки заставляет работать? — Поинтересовался самодержец.

Юрий заметил, что царский любимчик жадно ловил каждое слово. Меншиков считал, что на него никто не смотрит и поэтому не удосужился контролировать себя — его взгляд алчно горел. Поэтому, Гаврилов продолжил так, чтобы слышал и он:

— А когда будет в достатке железа: то, как я и обещал, помогу князю Меньшикову со строительством и запуском текстильных мануфактур. Будет с меньшим количеством людей: больше денег зарабатывать.

— Вот прохвост! Вот сказывает складно! — Восторженно выкрикнул Пётр. — Только с чего ты решил, с дороги, добровольно половину прибыли в казну отдавать?! Задобрить меня решил. Да?

— Так я Пётр Алексеевич, участвую в этом деле своими деньгами: а вы, в свою очередь обеспечиваете меня работниками из числа пленных солдат. Поэтому, вполне справедливо, если по завершению строительства, владеть этим предприятием мы будем в равных долях.

— Быть посему! — Коротко ответил самодержец, хитро улыбнулся и «рубанул» ладонью воздух. — Ну и прохвост…

Прошло три дня после того, как Русские стрельцы впервые столкнулись с передовым отрядом шведов. К вечеру того же дня, появились и начали готовиться к предстоящей битве основные силы противника. Они стали лагерем там, где и предположили Юрий и Гордон. И их лагерь, с каждым днём все сильнее разрастался: чего нельзя было сказать о войске русских. У которых, из пополнения были только Псковские ополченцы и вымотанный в походе полк поместной конницы, которой, командовал Граф Борис Петрович Шереметев. На этом, всё пополнение и закончилось. Так что картина складывалась не очень радужная.

— Вот поэтому государь, я и ратую о том, чтобы строить наши дороги повсюду — по всей России. Благодаря им, мы сможем оперативно перебрасывать наши войска туда — куда нам необходимо.

Перед Юрием сидели двое: царь и Патрик Гордон. Они пришли в его землянку ещё днём, и до сих пор о чём-то спорили. Хорошо, что Юрий догадался отправить своих соседей в почти пустующий госпиталь — иначе, егеря вынуждены были бы мёрзнуть под открытым небом.

— Этот вопрос будем решать после. — Поставил точку в этой теме Пётр и переключил свой разговор в русло другой темы, которая его сильно интересовала. — Шведские парламентёры сегодня передали, что на завтра — с утра, Карл на нас нападёт. Ты уверен, что мы сможем отразить любой их удар?

— Да. — Несмотря на внутренние сомнения, твёрдо ответил Юра. — Временные бастионы позволят нам разрушить боевой строй наступающей вражеской армии, лишить их возможности манёвра. Да и несломленные, укреплённые очаги сопротивления, оставленные в тылу: будут постоянно угрожать шведам ударом в спину. Да и в других наших наработках, я полностью уверен.

Утро, как назло было безветренным и морозным. Юрий ходил перед выстроившимися в две шеренги «штрафниками» на которых были одеты оранжевые полу-тулупы и давал им последние наставления:

— Главное, делайте всё слаженно братцы, — как я вас учил. Сотенные, посматривайте за сигналами, которые мы будем вам подавать.

— Юрий Витальевич, полно те. Неужто мы дети малые и сами ничего не понимаем. — Ответил безносый солдат. — Враг перед нами и мы погибнем, но не побежим от него.

— Нет, Илья, мне не надо, чтобы вы все бездумно погибли. — Остановившись напротив служивого, продолжил свои наставления Гаврилов. — Врага бить — да; слаженно вести бой — тоже да; а вот безумно погибать — я вас не учил. Нам ещё врага до Балтики гнать: так на кого мне рассчитывать, как не на вас и Берберовский полк. А на счёт вражеской артиллерии. Так ей сейчас займутся.

В подтверждение этих слов по направлению к линии шведских пушек, выехала группа всадников в тёмно-зелёных мундирах: за спиной у каждого из них был арбалет, а через плечо была перекинута широкая лямка гренадерской сумки. Они нагло подъехали на выбранное ими расстояние к врагу: извлекли из сумок небольшие железные предметы и зарядили ими свои взведённые арбалеты. Затем прицелились и, сделав по выстрелу — как нив чем небывало поскакали восвояси.

Снаряды, выпущенные ими, описали дугу — оставляя за собой еле заметный след из сизого дыма; упали почти под ноги бомбардирам; возящимся у своих орудий. Один пушкарь, даже успел небрежно отпихнуть ногой одну из дымящихся зелёных железок. После чего по позиции прокатилась череда небольших взрывов. К удивлению построившегося неподалёку полка «Красномундирников» — состоявшего из чехов-протестантов: эти «хлопки» — нанесли колоссальный ущерб: выбив из строя почти всю артиллерийскую обслугу. Смерть, выпущенная этим странным оружием, дотянула свои костлявые руки и до их шеренг — взяв положенную ей часть кровавой жатвы.

— Вот видите братцы, мы делаем все, что можем, чтобы нанести врагу максимальный урон и этим снизить ваши потери. — Продолжил свои увещевания Юрий. — Ну, всё. Пора. Пойду я к штабу. Вы соколы мои, главное держитесь!

Стан противника пришёл в движение. С небольшим интервалом между собой, пошли линии воинов в синих и красных мундирах. За третьей шеренгой, в ожидании своего часа, стояла конница.

— Вы видели, эти варвары, неспособны вести честный бой! … Никого не щадить! … — Слышались призывы среди рядов, готовящихся к атаке пехотинцев. — Разомкнуть ряды! Пропустить драгунов и гаккапелитов (Финские рейтары) … Живее мерзавцы, вы что? спите?! …

Гаврилов, оседлал коня, и в данный момент, спешил поскорее оказаться на командном пункте — до того как начнётся сражение. Он не смотрел, что творится в стане врага: ведь этого и не требовалось. Юрий точно знал одно — благодаря работе снайперов, шведам к своим пушкам больше не подойти. А в случае атаки пехотой, засевшие на деревьях егеря, будут отстреливать всех, у кого в руках окажется протазан (символ власти, с помощью которого офицер управлял своим подразделением в бою). И любого, кто отважится проявить хоть какую-то инициативу. Может быть это не очень честно, но при численном перевесе врага, не до сантиментов.

Этой ночью, возле штаба, была достроена большая и высокая деревянная платформа. С неё открывался прекрасный обзор на тот участок, где по идее должны были происходить основные события этого сражения: туда он и отправился. К удивлению Юрия, на деревянном помосте скопилось много, по его мнению посторонних людей. Так что, когда Витальевич туда поднялся: ему пришлось даже потеснить нескольких незнакомых лиц, мешающих ему пройти на своё место. Однако возле фронтального парапета, любопытствующих гостей не было. Никто из зевак не пересекал некую условную границу — чтобы не мешать тем, кто будет командовать боем. Так что, если не считать посторонних — толпящихся за спиной — всё было в относительном порядке: стояли на своих тумбах семафорщики, готовые передавать приказы своим подразделениям; стоял стол с картой местности; был поднятый кем-то резной стул с высокой спинкой. На нём восседал, если судить по костюму какой-то знатный европеец, а рядом с ним, опираясь рукой на спинку этого единственного стула, находился Пётр — в форме гвардейца преображенского полка. И с высокомерной снисходительностью говорил опекаемому им гостю:

— Вот милый друг, видишь, как мы тебя радушно принимали в Москве. Мы умеем ценить дружбу и всегда рады видеть вас у себя. Ну а коли, кто-то, как Карл шведский, к нам с войной придёт, то ты сейчас увидишь, как его поприветствуют наши богатыри. Нам от друзей скрывать нечего.

Заметив Гаврилова, царь задорно улыбнулся и, указав взглядом на сидящего перед ним человека, сказал:

— Вот Юрий Витальевич, я решил показать дорогим гостям предстоящую баталию. Как говориться пусть смотрят с самого лучшего места. Ты не против его присутствия?

— Воля ваша государь. Пусть смотрит. — Ответил Юрий, смерив быстрым взглядом «высокого» гостя.

Судя по проскакивающим временами мимике и взглядам «дорогого гостя», ему эта честь была совершенно не по душе. Но противоречить русскому монарху, в его планы тоже не входило: поэтому бедняга покорно принимал оказываемые «почести». Вот Романов заметил на груди у Юрия бинокль и, повернувшись назад прокричал:

— Алексашка, бегом окуляры неси сюда, да водку для месье Готье и закуску не забудь!

— Сейчас всё сделаем, мин херц!

Отозвался Меншиков, стоявший у стола с картой. И неторопливо — с пародийной церемониальностью, сквозившей в каждом его движении, покинул помост.

Тем временем, битва уже началась. Строй штрафников с помоста выглядел тонкой, оранжевой линией. Перед ней уже повисло сизое марево порохового дыма и с каждым залпом оно становилось всё гуще и гуще. Утреннее безветрие не позволяло ему, куда-либо смещаться: поэтому противоборствующие стороны, вскоре не могли видеть друг друга и стреляли почти вслепую.

— Пётр Алексеевич, разрешите обратиться к полковнику Гаврилову?! — Задал вопрос царю один из семафорщиков.

— Обращайтесь! И во время боя, больше не спрашивайте на это моего разрешения! — Пётр даже не посмотрел на вопрошавшего — опекая своего гостя.

— Юрий Витальевич, наши наблюдатели передают, что шведы — по центру нашего фронта, применили тактику караколь (улитка, поочерёдно заезжающие на строй обороняющихся, шеренги всадников). Но при этом, от нашего огня, они несут большие потери. У нас к несчастью, они тоже имеются, но ваши бойцы стоят.

— Передайте. Стоять! И ни в коем случае не прекращать огня — пусть даже вслепую!

— Это вон те гвардейцы, — послышалось объяснение царя, адресованное гостю, — их хорошо видно они храбро стоят вон той тонкой оранжевой линией. У них особая задача …

Юрий в свою очередь тоже видел, как стояли его стрельцы, и замечал, как время от времени, кто-либо из них падал, — сражённый удачным выстрелом финского рейтара. Результатов стрельбы своих воинов он видеть не мог: поэтому был вынужден верить тому, что ему передавали от наблюдателей. А воины, всё падали и падали. Вот к оранжевой линии подъехали первые санитарные сани и пятеро санитаров стали спешно грузить на неё перевязанных раненых. Вот вторые, третьи сани … первые спешно заскользили к госпиталю. А стрельцы всё заряжали свои штуцера и стреляли; заряжали и стреляли, одно благо, им не надо было подолгу вколачивать пулю в ствол — пули были само расширяющиеся.

Для Гаврилова, эта битва стала казаться вечностью — было впечатление, что всё зациклилось, и повторяется по спирали, и нечего неспособно прекратить этот бесконечный бой. Благо он пока шёл по тому сценарию, который был на руку Юрию. Карл атаковал по всему фронту, но основной удар сконцентрировал именно на тонкой линии, состоящей из стрельцов «штрафного полка». Здесь, в отличие от флангов, не было пушек, стреляющих картечью (грохот от выстрелов русских орудий был отчётливо слышен). И самое главное, этот участок фронта выглядел самым слабым.

Неожиданно, со шведской стороны послышались звуки трубы и вскоре, Юрий услышал доклад:

— Господин полковник, враг по всему фронту отводит свои войска!

— Прекратить огонь! Сотенного Смирнова на связь! — Отдал команду Гаврилов и тихо добавил. — Если он жив, конечно.

Пока солдат передавал сообщение и дожидался ответа, Юрий рассматривал поле боя в бинокль. К этому времени подул лёгкий ветерок, но как назло он был северо-западным. Получилось, что русское войско оказалось с подветренной стороны: и пороховое облако стало медленно накрывать шеренги; пряча его как в тумане.

— Юрий Витальевич, они получили сообщение, но из-за накатившего на них дыма, ответить не успели.

— Немедленно послать посыльного с сообщением, что я разрешаю отход под защиту бастионов!

В этот момент, с одних из мчащихся к госпиталю саней — не доезжая од линии бастионов: спрыгнуло два человека. И когда они остановились, один из них начал отмашку флажками — передавая сообщение.

— Смирнов жив и ждёт приказаний! — Проговорил сигнальщик, отвечающий за связь со штрафниками.

— Передай, что в целях уменьшения потерь: я разрешаю отход под защиту бастионов!

Снова время, пока всё было передано и озвучено. Затем пришёл ответ:

— Спасибо! Но отход считаем нецелесообразным. В таких наших действиях, враг может заподозрить неладное и изменить свои планы. Будем сражаться там, где стоим! Прощайте!

Оба человека, уже запрыгнули на сани везущие стрельцам боеприпасы.

— Третий передал, что с нашего левого фланга обнаружена небольшая конная группа. Судя по всему, они разведывают пути обхода нас с флангов.

— Выслать на перехват казачью полусотню! И придайте к ней пару саней с MG AS Туре 96. — Да предупредите Донцов, что бы ни лезли под пулемётный огонь — их основная задача охранять эти повозки. А в бой вступать только тогда, когда враг подойдёт слишком близко.

Гаврилов в своё время долго думал, что лучше поставить на сани, ДТ или MG. И остановился на строенном зенитном автомате, когда-то стоявшем на вооружении «Авеке». Как говорится — польстился на его плотность огня. Минусом такого решения, была необходимость установки на сани специального крепежа. Сравнительные, а затем и учебные стрельбы показали, что он оказался прав: по большим скоплениям мишеней, три ствола отрабатывали лучше. А сейчас это предстояло применить в боевой обстановке.

— Враг снова атакует! — Почти одновременно доложили все сигнальщики.

— К бою! Казачью полусотню довести до полной сотни, и пусть уничтожив вражескую разведку, остаются там! Нужно прикрыть этот участок до конца сражения!

Снова тонкая оранжевая линия окуталась дымкой. Это значило одно, что стрельцы уже ведут огонь по противнику. Только сейчас ветер сносил дым на юго-восток, не позволяя ему уплотняться до непроглядной пелены. Вновь волны гаккапелитов накатывали на стрелецкий строй, пытаясь приблизиться на расстояние пистолетного выстрела. У некоторых всадников это получалось, но приблизиться на расстояние второго выстрела, уже мало кто из них решался. А редкие «везунчики» — у кого это получалось, не всегда успевали отходить. Но они делали своё дело — сокращая численность обороняющихся стрельцов. Время шло, а карусель смерти не прекращала свой страшный пляс. Несмотря на потери, рейтары раз за разом накатывались на тонкую линию обороняющихся бойцов: которая становилась всё тоньше и тоньше. Было видно, как у некоторых стоящих в обороне воинов, из-за порохового нагара, образовавшегося в оружейном стволе, начались проблемы с заряжанием. Все решали проблему по-своему, одни спешно пытались чистить свой штуцер, другие брали штуцера своих убитых или раненых товарищей и продолжали стрельбу из них: благо у оружия был единый калибр.

— Юрий Витальевич, с левого фланга началось боестолкновение с большой группой шведских всадников!

— Пётр Иванович, разрешите использовать всадников Графа Бориса Петровича Шереметева? — обратился Юрий к стоящему рядом с ним Гордону. — Прикажите, пусть сотня из его поместной конницы перекроет пути вероятного прорыва вражеской кавалерии. (У Гаврилова не было права командовать резервом, в который входило данное подразделение).

Тот внимательно выслушал, кивнул в знак согласия и отправил посыльного с соответствующим приказом.

Тем временем, на основном участке сражения, битва приближалась к запланированной развязке. Шведы видя, как на одном из участков, линия, состоящая из защитников, сильно истощилась, направили на её прорыв все свои силы. Вначале драгуны под прикрытием рейтеров подъехали на необходимое расстояние и спешились: по готовности, когда все рейтары ушли из сектора огня, дали мощный залп — в буквальном смысле снёсший шеренгу русских воинов. В образовавшуюся прореху, сразу устремилась лавина кавалеристов. Стрельцы отчаянно старались закрыть образовавшуюся брешь, но сделать это было уже не возможно. Все вражеские силы, скопленные на этом участке для ввода в прорыв, устремились в образовавшийся коридор и стали развивать с таким трудом достигнутый успех.

Для Лалли (это имя означает медведь), сегодня должен был состояться его первый бой. И поначалу он даже немного обиделся, узнав, что подразделение, где он служил, определенно в резерв. Вот они и стояли в конном строю, как безучастные зрители: его командир и наставник — швед Лиам Ёнссон, был немного впереди и внешне невозмутимо сидел в седле, ожидая команды для вступления в бой. В своё время — когда юношу только призвали: этот старый вояка долго и нещадно гонял всех своих рекрутов — не давая никому поблажки. Нагрузки были такие, что к окончанию дня, Лалли не всегда имел силы пообщаться со своими земляками и соперниками по былым скачкам Севери и Анселми. Все трое были уроженцами местечка Оривеси (Коневы воды) и как все выходцы из тех мест, с детства неплохо сидели в седле. Но это нечего не значило для их офицера. Этот злодей, заставлял их часами скакать и махать, тяжёлым, длинным мечом. Так что, к концу занятий они совершенно не чувствовали рук: да и всё тело ныло от тяжести кирасы и железного шлема. Из-за этого, все воины Суоми успели возненавидеть Ёнссона лютой ненавистью.

Сейчас: стоя в резерве, молодой воин наблюдал как гаккапелиты подчинённые другому офицеру, раз за разом пытаются пробить строй русских. Поначалу, это показалось очень простой задачей — тонкая линия обороны и отсутствие пушек — такая картина не предвещала никаких сложностей. Но после того как десятка два русских конников — при помощи какого-то колдовства уничтожили всех шведских артиллеристов. Начали происходить не очень приятные и объяснимые вещи. Оказалось, что российские мушкеты стреляют очень далеко. Так что многие участвующие в бою земляки Лалли погибали, так и не достигнув расстояния, когда можно было выстрелить. А пули русских наоборот, долетали даже до пехоты ожидавшей, когда и её введут в бой.

— Да этим варварам помогает сам дьявол! — Выкрикнул Ёнссон, успокаивая своего коня, — который нетерпеливо перебирал копытами. — Это где такое видано, чтобы пули на таком расстоянии, разили в основном офицеров. Обратите внимание, падают в основном те, на ком повязан офицерский шарф. И также те, кто хочет подойти к пушкам.

Кто-то из земляков Ёнссона что-то грубо крикнул ему на их родном языке и тот замолчал, исподлобья смотря за сражением. К этому моменту шеренг русских, уже не было видно: их спрятала плотная пелена порохового дыма. Хотя это, абсолютно не мешало русским пулям забирать всё новые и новые жизни.

С обоих флангов картина была не лучше. Там грохотала канонада: и пушки, выплёвывая из своих стволов картечь и ядра, наносили немалый урон. Самое скверное заключалось в том, что русские успели возвести множество добротных укреплений. И их орудия были хорошо защищены от снарядов и пуль, выпускаемых по ним подданными Карла XI.

— Улссон и Эклунд, — послышалось со стороны королевской палатки — это кричал посыльный, — Вам и вашим драгунам поручается обойти русских с запада, и ударить им в тыл!

В скором времени в указанном направлении ускакала разведка — чтобы найти наиболее подходящую дорогу. А немного погодя, туда же выдвинулась и остальные всадники этих двух эскадронов.

Лалли поёжился от холода, пробирающегося под одежду, и снова посмотрел на поле боя. Которое представляло собой удручающее зрелище: из двух эскадронов рейтаров, кто начал утреннюю атаку почти никого не осталось: и это видели все, кто наблюдал вместе с ним за этой бойней. Из былой полутысячи — только небольшая группа всадников, то ныряла в пороховой туман с мечами наголо, то выскакивала из него, при этом изрядно поредев. В какой-то момент, прозвучал долгожданный сигнал к отходу: хотя он явно запоздал, — выходить из боя было уже почти некому: — из большого количества славных воинов, только маленькая горстка гаккапелитов смогла вернуться назад. Самое горестное заключалось в том, что за всё время сражения, они так и не смогли сблизиться с врагом, чтобы обагрить свои мечи его кровью. Тем временем, стрельба потихоньку затихла и наступила долгожданная тишина нарушаемая стонами умирающих и сильно раненых: доносящихся с недавнего поля боя.

Почти сразу, среди лежащих людских и лошадиных тел появились солдаты — одни из них выискивали тех, кому можно было ещё помочь. А найдя таковых, относили на поляну: где хозяйничали эскулапы. Другие собирали убитых воинов. Остальные, цепляли к саням конские туши, отчищая от оных поле недавней брани. От созерцания этой картины и осознания, что он тоже мог там лежать: в груди финского юноши немного похолодело: но он сразу — решительно отмёл эту мысль прочь. — «Нет, со мной ничего плохого не может случиться. Я молод, силён и умён — я найду способ, как победить врага и выжить»…

Юноша настолько был «погружён» в эти раздумья не заметил, как некоторых офицеров вызвали в штаб. Он не увидел, как мимо него — к штабу проехал Лиам Ёнссон, не заметил, как тот вернулся.

— Эскадрон, слушайте меня все! И не говорите, что вы не слышали! — Вырвал Лалли из его раздумий, голос командира подъезжающего к их сотне. — По сигналу, мы атакуем этих варваров. Делаем по одному проходу улиткой по центру шеренги стрельцов в оранжевой одежде: там, у русских самое слабое место. На второй заход идём плотным строем — необходимо прикрыть драгун. И по команде отходим в сторону, — чтобы не попасть под их огонь. Так что, не мешкайте и будьте внимательны. Но после залпа произведённого драгунами, все — во всю прыть несёмся в образовавшуюся брешь и расширяем её. Да поможет нам господь! …

Снова артиллерия не сделала ни единого выстрела — непонятным образом погибли все бомбардиры, которых прислали для обслуживания пушек (хотя все знали, что виной этому были русские дальнобойные мушкеты). Только на этот раз, Лалли больше не стоит в томительном ожидании, а что-то исступлённо кричит и несётся вместе с товарищами на врага. Русские выстрелили залпом и рядом с ним, упало немало всадников и лошадей. Но ему было не до того. У него есть лишь одна цель — сблизиться с противником на расстояние выстрела. Всё остальное — второстепенно.

— Огонь! — Раздаётся долгожданная команда.

— Всё, пора! — Проносится у него в голове.

Юноша протягивает в направлении врага руку с седельным пистолетом и жмёт на курок. Между поджогом пороха на полке и выстрелом проходит целая вечность: появилось даже сомнение, а не забыл ли он его зарядить. Но раздаётся выстрел и Лалли отворачивает в сторону. На скаку убирает в седельную сумку разряженный пистолет и уходит к месту сбора для повторного захода…

— Вперёд!

Команда, тут же подхватывается множеством голосов, и конная лавина, несмотря на потери, снова устремляется в атаку. На сей раз, всадники приближаются к врагу всё ближе и ближе, а команду никто не даёт.

— Огонь! — Раздаётся приказ, когда все уже отчаялись его услышать. — И не спим — отходим в сторону! Живее!

Выстрелив и повернув в сторону, Лалли оглядывается и видит, как спешившиеся драгуны берут свои укороченные ружья наизготовку. Как только всё гаккапелиты покинули сектор обстрела, они выстрелили: сразу окутавшись клубами дыма. Снова слышится команда — «Вперёд» — и Лалли, обнажив свой меч, круто повернув своего коня, устремился на врага…

С криком. — Хаккаа пяяля! — Он обрушил на голову бородатого русского свой меч. Этот воин, как раз старался достать пикой одного из его товарищей. Другой враг, — атака, второй русский в последний момент заметил замах Лалли и инстинктивно подставил руку: хорошо отточенная сталь, без труда преодолев неожиданное препятствие, всё равно достала до шеи и погрузилась в неё. Лалли оглянулся в поисках нового врага, но в этот момент сильный удар чуть не выбросил его из седла. Это один из стрельцов ткнул его своим копьём. Но его наконечник, оцарапав кирасу, соскользнул в сторону: не причинив никакого вреда. А подоспевший на выручку Анселми сразил копейщика сильнейшим ударом своего клинка. Дальше понеслась круговерть, в которой нечего нельзя было запомнить. Лалли рубил, давил копытами своего коня всех на ком была оранжевая одежда. Так продолжалось до тех пор, пока кто-то не прокричал:

— Чего топчитесь на месте! Живее заходите Московитам в тыл! …

Молодой воин, повинуясь команде, развернул коня и поскакал по направлению к белым холмам — вслед за большой кавалерийской лавиной. Неожиданно, посреди наступающих, то тут, то там, что-то загрохотало: и в воздух стали подыматься столбы земли и снега, раскидывая людей и животных как щепки. Но это, не могло остановить порыва наступающей конницы. Вскоре, все заметили другую напасть — с двух сторон шли искусно сделанные и замаскированные засеки, не дающие возможности свернуть в сторону. И они сужались — сковывая манёвр. А из-за укрытий, расположенных за этими ограждениями вёлся постоянный обстрел. Вскоре к нему присоединились до поры молчавшие, спрятанные русские пушки, стрелявшие картечью и ядрами почти в упор. Дальше было ещё хуже, белые холмы, выбранные Лалли как ориентир, оказались вражескими укреплениями для большей неприступности покрытыми льдом, и они встретили воинов шведского короля сильнейшим огнём. Остановиться и повернуть назад, было невозможно — подпирали всадники идущие следом. Оставалось только скакать навстречу смерти.

Всем стало ясно, что была западня, из которой было невозможно выбраться. Удивляло только одно. — «Почему московиты так упорно и долго никого в неё не пускали?» К чему эти варвары пожертвовали своим полком? Вскоре Лалли стало не до этих вопросов, прекратилось любое движение — для этого стало слишком тесно, чем и пользовался коварный враг. Русские стреляли — зная, что каждый снаряд, каждая пуля находили свою цель. Поэтому интенсивность огня только нарастала. И воины, попавшие в этот капкан, потеряв боевой кураж, с апатией стали ждать, когда смерть придёт и за ними. Видя, как после пушечного выстрела, ядра полосами выкашивают всех, кто попадается на их пути: Лалли сжимая свой меч, ждал, когда и для него будет всё окончено. Погрузившись в такое оцепенение, он даже не сразу понял, что стрельба утихла, и чьи-то громкие голоса — с сильным акцентом, начали говорить на финском и шведском языках:

— …Всем кто сложит оружие, мы даём слово, что сохраним жизнь! Выезжайте по одному, к редуту, где поднят белый вымпел! И складывайте возле него своё оружие! В противном случае, мы возобновим обстрел! …

Стрельба возобновилась — но где-то позади. И те же голоса пояснили:

— Любая попытка вернуться на свои позиции — считается продолжением боя. Так что не делайте глупых поступков.

Пальба вскоре опять утихла: и появились первые воины выбравшие жизнь. Они спешивались, и устало шли к указанному укреплению, ведя своих коней под уздцы. После некоторых раздумий, к ним присоединился и Лалли.

Забегая вперёд можно сказать, что юноша переживёт долгий путь в Малиновку: куда под казачьим конвоем доставят всех пленных. Где он со своими товарищами будет строить странную дорогу от города Малиновки, до городов Берберовки и Букова. Затем, долго будет прокладывать пути, строить тоннели и мосты к Сибирским рудникам. К окончанию этого строительства, юноша подымится по служебной лестнице до начальника участка (после работы он будет учиться русскому языку и другим, необходимым в его деле предметам). А по окончанию этих работ, он и его рабочие получат вольную и будут дальше по России тянуть железные дороги, соединяющие отдалённые города (это окажется очень прибыльным делом). Его сердце покорит русоволосая девчонка Неждана. После свадьбы, она своей поддержкой и природной смекалкой, поможет ему основать компанию занимающуюся строительством и ремонтом железных дорог. К моменту рождения их третьего ребёнка (девочки), за особые заслуги перед государством ему будет жаловано дворянство. С него и пойдёт славный род Лалливых…

— А Карлуша! Поверил, что я боюсь твоих фланговых ударов, да так боюсь, что про свой центр оголил! … — Радостно кричал Пётр и в запале хлопал себя ладонями по бёдрам. — … Давай вводи в прорыв больше своих воинов! Милости просим в Ад! …

Месье Готье недоумевающе смотрел на происходящее. Ему было непонятно почему царь так радуется тому, что враг прорвал его оборону. Государь, в свою очередь, заметив это удивление своего «дорогого гостя» — не поленился пояснить ему:

— Дорогой Готье, не всегда то, что выглядит победой — является таковой, как впрочем, и обратное.

Романов снова посмотрел на несущихся во всю прыть вражеских всадников и на сильные взрывы, — которые стали вырастать в самой гуще наступающих кавалеристов. Затем снова перевёл взгляд на гостя, приосанился и продолжил свои пояснения:

— Вот, видишь? Поэтому все и передвигались только по тем трём дорожкам. Иначе мина грохнет так, — что костей не соберёшь…. А сейчас, позволь откланяться, — Я при Преображенском полку капитаном бомбардиров служу, поэтому, мне надлежит идти к своим орудиям.

Когда Пётр повернулся к спуску с платформы, то все присутствующие без команды расступились — образуя живой коридор. Сделав пару шагов, самодержец остановился и, не оборачиваясь, дал распоряжение:

— Меншиков, займи моего «дорогого гостя». Пусть смотрит — ему это на пользу пойдёт. — И шёпотом добавил. — Жаль, никого из Речи Посполитай здесь нет — вот уж кому полезно посмотреть на этот бой.

Когда замолчали пушки; отстреляли зенитные автоматы, поразив тех, кто намеревался вырваться из ловушки. Голоса — усиленные рупором предложили сдаться. А Гаврилов, посмотрев по сторонам, ненадолго задумался, затем взяв со стола ракетницу и никому ничего не говоря, пустил в небо красную ракету. Вскоре ответом на неё полетело множество разноцветных огненных точек: — только их траектория была более пологой, и летели они во вражеский лагерь. Вся эта феерия окончилась докладом всех сигнальщиков, — по очереди:

— … Юрий Витальевич, все вражеские обозы подожжены!

В подтверждение этих слов — прогремело несколько сильных взрывов. И над позициями Шведов, поднялись густые столбы дыма. С некой усталостью смотря на это, Юрий сожалел лишь об одном. — Мысль с ракетами как орудием поджога обозов, ему пришла перед самым началом боя. Когда его егеря собирались выходить на позиции. Поэтому он и использовал их в конце сражения, чтобы врагу было не до повторных атак.

— Виктория — а — а!

Кричал Романов, возвращаясь на помост, его руки и лицо были в пороховом нагаре. Нетрудно было догадаться, что царь не гнушался не только стрелять из пушки но и собственноручно банил её ствол. Но внешний вид, не смущал молодого царя. Он ликовал, хватал за плечи всех, кто попадался на его пути и троекратно их целовал.

— А-а-а! Смотрите! Так будет со всеми, кто пойдёт на Русь! — Кричал Пётр, указывая рукой на пленных шведов. Подойдя к своему «дорогому гостю» и гордо став перед ним, он громогласно проговорил. — А-а-а, месье Готье, видели?! Так и передайте своему королю. Русский царь, друзей встречает радушно: а вот врагов бьёт нещадно! …

Вскоре внимание самодержца привлекли несколько саней идущих с запада: на них навалом лежали кавалерийские доспехи. Этот маленький караван сопровождали несколько Донских казаков, по которым было видно, что они довольны тем, как на их трофеи все оглядываются.

— Стоять молодцы! — Радостно прокричал самодержец и быстро направился к Донцам. — Чего это вы такое везёте?!

Сани остановились. А уже немолодой казак, едущий впереди всех, не покидая седла ответил:

— Так ваше величество, это наш атаман, по уговору с вашим полковником Гавриловым, все порченые доспехи велел сюда привести. — Ну, чтобы ваши кузницы их в дело пустили: стало быть, такой уговор у них.

Пётр быстрым шагом подошёл к ближайшим к нему саням: и, не брезгуя крови, которая была на железе, извлёк шлем пробитый пулей на вылет.

— Это кто это так его прострелил? — Поинтересовался Романов, покрутив его в руках — рассматривая со всех сторон.

— Так это ваши, эти… каких там… Издали всех расстреляли. — Пояснил казак, подъехав поближе к царю. — Ну те, что на санях: кого мы охранять должны были. Ох и быстро они с ворогом справились. Мы даже понять нечего не успели.

Когда казак говорил об этом странном оружии, его взгляд буквально светился от восторга. И с нескрываемым уважением он продолжил:

— Мы все впервые такое странное оружие видели. С таким, коли у нас будет, мы, быстро всех османов прищучим.

Царь слушал, кивая в ответ, и не переставал крутить в руках трофейный шлем. Затем усмехнувшись своим мыслям: позвал всех людей стоящих на платформе.

— Ну что там толпитесь?! Такого вы ещё не видели! Так что, спускайтесь все и смотрите, что делает с вражеской бронёй русское оружие! Причём, с расстояния более пятидесяти шагов!

Затем, увидев своего любимца, обратился к нему:

— Алексашка, как все насмотрятся на это! Бери все сани и вези их в Псков! Там прибьёте всю эту красоту на воротах першей стены — ну тех что ведут к Свято-Троицкому кафедральному собору, пусть все видят и вспоминают нашу сегодняшнюю викторию! И чтобы никто несмел их оттуда снимать!

Пётр уже собирался уходить, когда к Юрию подошёл связист и что-то тихо прошептал на ухо. Гаврилов молча выслушал это, кивнул говорившему, — благодаря его за новость. Затем обращаясь к самодержцу радостно проговорил:

— Государь, мои наблюдатели передают что шведский король, с частью оставшегося у него войска, покинул поле боя. Перед нами остались только три батальона пехотинцев, — которые прикрывают его отход. — И поддавшись чувствам, напоследок воскликнул. — Это значит только одно, — победа!

Последняя фраза, вызвала очень бурную реакцию. И множество голосов заорали на разный лад.

— Ви-и-ват! … Ви-и-иктория-а-а! …

Будущий первый Российский император сам радовался этому известию: не меньше чем все остальные. Через какое-то время, он, подняв обе свои руки вверх, громогласно прокричал — перекрикивая весь этот восторженный гвалт.

— Тихо! Это, только победа в первом бою! Видит бог, не мы начали эту войну, но нам предстоит её закончить! Нам предстоит вернуть для России наши исконные балтийские территории! А вместе с ними, утерянные когда-то и морские торговые пути.

Эти слова, вызвали новую волну криков одобрения. Лейб-гвардейцы из царской охраны от обилия эмоций, в порыве радости, подхватили государя на руки и восторженно крича, начали его «качать».

Оставшихся прикрывать отход своего короля пехотинцев, в тот день никто так и не атаковал. «Дорогих гостей» из Франции и Германии отправили в Москву — выделив им почётный эскорт, — состоящий из воинов поместной конницы.

Юрий при первой возможности отправился узнать о судьбе своих стрельцов из «штрафного полка». В госпитале пока не могли дать точного ответа, сколько у них находится раненых из этого подразделения. Поскольку весь его персонал работал в авральном режиме, чтобы спасти как можно больше людей. Поэтому, никто не вёл статистику кто и откуда к ним поступил. Хотя если судить по обрезкам одежды, валяющимся кучей возле хирургии. То раненых в оранжевых кафтанах поступило немало.

Пятьдесят два человека по окончанию боя, сами пришли к Юриной землянке. И ими занимались санитары: перевязывая множественные мелкие раны, которые были у всех без исключения. Окинув быстрым взглядом всех выживших воинов, Гаврилов заметил и безносого Илью. Тот сидел с забинтованной головой, сквозь эту повязки уже успела просочиться кровь. А стрелец сидел, отрешённо смотря себе под ноги, позволив одному из санитаров бинтовать своё правое плечо.

— Ну что Илюша, надеюсь, не сильно тебя ранили? — Поинтересовался Юрий, направляясь именно к нему.

Все воины намеревались было встать — отреагировав на его голос. Но Витальевич, не дал им это сделать.

— Сидите, сидите: вы и так сегодня стояли так, что дай бог каждому так выстоять. Низкий поклон вам за это, братцы.

С этими словами, Гаврилов поклонился стрельцам до самой земли.

В землянке занимаемой Петром, бушевали нешуточные страсти. Все собравшиеся в ней люди сидели за большим, грубо сколоченным столом и оживлённо спорили. Но, несмотря на все разногласия, они сходились в одном, — необходимо добить врага, пока он не опомнился. Некоторые из присутствующих — князь Меншиков, Головик, Апраксин, и поначалу сам царь: настаивали на немедленном преследовании отступившего противника. Утверждая. — «Необходимо буквально на плечах отступающего противника пройтись по всей Прибалтике: при этом, не давая ему опомниться». А Гордон, Гаврилов и Шереметев: настаивали, что с имеющимся в наличии войском преследование равносильно самоубийству. Они апеллировали тем, что полки понесли немалые боевые потери. И не пополнив их, идти на территорию врага, это мягко говоря — большая глупость.

— Государь, порох и свинец мои егеря частично восполнят тем, что мы успели отнять у врага: но этого недостаточно. Фураж и провизия, тоже в некотором количестве имеются — они тоже трофейные. Но где мы будем пополнять потери, которые будут неизбежны, когда мы будем стоять, например, у стен Ямбурга, надо накопить силы здесь…

— Да Питер, в этом есть резон. Во время осады, нам придётся воевать не только с теми, кого будем осаждать. А также, с войском, которое придёт на выручку гарнизону крепости. Поэтому, перед выходом, надо подготовиться основательней: и солдат, и боеприпасы с провизией, надо иметь с запасом. Иначе, нам нечем будет воевать.

— Везде ты прав учитель. — Сжав кулаки и смотря на столешницу, ответил Пётр. — Но, нельзя нам Карла отпускать. Он быстро наберёт новое войско и ударит совсем в другом месте — где мы его не ждём. Что нам тогда делать?

— Шли гонцов Питер. Пусть поторопят тех, кто не явился к началу сражения. Отпиши, что в случае повторной неявки, ими займётся Ромодановский. Всей фамилией будут в его застенки согнаны…

— Да Карлуша вообще непредсказуем и непонятен! — Невпопад вставил своё слово Меншиков. — Не знаю, зачем он напал на нас зимой: ведь день длится всего-то около шести часов. Одни неудобства от такой войны: солдаты мёрзнут; коней кормить сложнее; да и по глубокому снегу немного-то в атаку набегаешься.

— Это, смотря с какой стороны на это посмотреть: Александр Данилович. — Снисходительно улыбаясь, возразил ему Гаврилов. — Первое преимущество: замёрзли все болота, — значит можно идти, не слишком растягивая войско на марше. Второе: некто не ждёт нападения. Карл знает, что у нас почти нет регулярной армии. А это значит, пока ополченцы и стрельцы мобилизуются, пока дойдут по снегу — порознь: будут взяты и снова укреплены несколько городов. Вот и собирались Шведы нас громить частями. Сам же князь видел, что у нас с этой мобилизацией получилось. Скольких полков мы так и не дождались?

От былой радости победы не осталось и следа: все присутствующие в землянке, сидели потупив взор. Но Юрий, несмотря ни на что, продолжил, обращаясь к царю:

— Вот поэтому я государь и ратую за регулярную армию, которая способна в любой момент отреагировать на любую угрозу. А эту железную дорогу, я делаю, чтобы при любой погоде, по твоему указанию эти войска могли быстро сосредоточиться в любом месте России…

Через час, когда все обсудили услышанное и пришли к единому решению, самодержец неожиданно обратился к Гаврилову. Тот как раз собирался покинуть помещение.

— Юрий, по поводу твоего вопроса о твоих стрельцах: я считаю, что сегодня они все искупили свою вину. Комплектуй на их основе новый полк. Только солдатский — регулярный, а не стрелецкий: будет он именоваться Чудский гвардейский полк — в честь их героического противостояния шведам. Мои гости сегодня только о них и говорили: все восхищались их храбростью и упорством. Месье Готье особо поразило то, что солдаты знали, что им всем предстоит погибнуть и продолжали стойко удерживать позиции, чтобы враг не догадался о ловушке. Как он выразился: — «Это наглядный пример воинской силы духа и преданности своему государю»!

Юрий не успел ничего сказать в ответ: в дверь землянки ворвался радостный Меншиков — который только недавно её покинул.

— Мин херц, только что, без боя взяли оба Шведских пехотных батальона, которые остались для прикрытия отхода своего короля! Они улеглись на ночлег: а наши воины подкрались к ним, вырезали охрану, а остальных пленили — прямо тёпленькими вязали! У нас опять виктория! …

Неизвестно, что было самым весомым аргументом: толи страх попасть в застенки к Ромодановскому, толи победа возле чудского озера. Но, через неделю стало приходить пополнение, а вслед за ними и полки, которых так не хватало для преследования врага. Гаврилов, не теряя времени, приступил к муштре рекрутов — используя недавнее поле боя как полигон (оно было уже полностью убрано — погибшие захоронены, оружие собрано). Видя, как Юрий гоняет на эти занятия своих солдат, Романов в приказном порядке заставил все собранные подразделения заниматься тем же самым. По тому же указу, Псковский стрелецкий полк был полностью перевооружён трофейными мушкетами и под личным командованием царя и его приближённых офицеров, изучал азы строевой службы по новому уставу (иноземного строя).

Хватало забот и интендантам капитана Емельянова. Они не только копали новые землянки для новоприбывших, но и проверяли и по необходимости восстанавливали трофейные пушки (по необходимости устанавливая их на новые лафеты). Юра иногда сомневался, удаётся ли Силантию Феофановичу спать. Везде, где это только было возможно, было слышно его недовольное ворчание, и мелькала его худощавая фигура. Но надо признать, всё это работало на результат. Этот проныра — в хорошем смысле этого слова, договорился с купцами, и они привезли ему большой количество оранжевого сукна и всего необходимого. И в скором времени, все выжившие стрельцы из числа штрафников, щеголяли в оранжевых мундирах европейского образца, на которых красовались офицерские пояса (вдобавок к этому они получили у Гаврилова жалование — что немного прибавило им настроения попорченного тем, что их заставили сбрить бороды). Это конечно обошлось Гаврилову в копеечку: но он за это был не в обиде. Правда, не обошлось без недоразумений — из-за отсутствия новой формы, рекруты Чудского полка, носили стрелецкое обмундирование — которого в обозе было в избытке, и царь согласился на время боевых действий «закрыть на это глаза».

 

Глава 21

Прошло ещё три недели. За это время, была восстановлена вся трофейная артиллерия; прибыло в достаточном количестве пехоты и кавалерии, вследствие чего, стало слишком накладно кормить сильно «выросшую» — бездействующую армию. И вот, настал день, когда маховик военной машины хоть со скрипом, но начал набирать обороты. Войско медленно двинулось на север: оно шло в окружении обозов принадлежащих торговцам, которые знали, как и на чём можно поживиться на войне. Сейчас, они втридорога продавали продукты питания тем воинам, в полку у которых не было налажено должное снабжение. А когда появятся первые ценные трофеи: то они будут скупаться за бесценок — чтобы затем принести купцам неплохие барыши при перепродаже. Но без этих дельцов, у нерадивых командиров может начаться голод: поэтому и царь, и Гаврилов делали вид, что не замечают этих паразитов, снующих под ногами: и выискивающих где что плохо лежит.

Служивые, вынужденные перебиваться с хлеба на воду: с завистью смотрели на Петровских гвардейцев, у которых, как и воинов, подчинённых Гаврилову постоянно была горячая пища (её готовили в специальных котлах, поставленных на сани). Продукты для её приготовления постоянно пополнялись из магазинов, — которые были распределены по всему пути следования. Все только диву давались. — «Как это всё можно было заранее запасти и спрятать? А самое главное, как эти запасы не обнаружили Шведы, когда они шли на Псков?» Но, всем этим вопросам было суждено замолкнуть, когда в один из вечеров к общевойсковой колонне подъехало несколько обозов со свинцом, огненным зельем, шестью мощными стенобитными пушками и ядрами к ним. Это поразило даже царя: Пётр не поверил докладам и вскоре объявился сам возле прибывших возов — желая всё увидеть своими глазами.

— Ну, Гаврилов! Ну, кудесник! — Восторженно восклицал самодержец, внимательно осматривая каждое орудие. — Ты где такую красоту раздобыл?! … Знаю, знаю, можешь не отвечать! … Это твои егеря, у Карлуши отняли! — Правильно я говорю?!

Романов говорил, не переставая обстукивать и поглаживать тяжёлые пушки: которые полностью завладели его вниманием.

— Ты не представляешь: какой ты мне подарок сделал! И как он пригодится, когда мы будем крушить крепостные стены! Вот только жаль что калибр у всех неодинаковый: намаемся мы с ними! Что же ты так оплошал?! А!?

— Так Пётр Алексеевич, все претензии адресуйте шведам. — Сдержанно улыбаясь, ответил Юрий. — Что у них было: то мои орлы и взяли, — выбирать было не из чего!

— Вот здесь ты неправ! — Хитро улыбаясь, ответил царь, задержавшись перед одной из пушек. — Хоть выбор был и не велик, но в этой недоработке виновны не шведские мастера, а Английские! Видишь клеймо — пушки их производства, да и отлиты они были очень давно. Старьём торгуют джентльмены!

— Так может, они давно были куплены Мин Херц? — Раздался вопрос подошедшего к орудиям Меншикова.

— Нет, Алексашка! Не было такого калибра у шведов! Это я точно знаю! — Ответил царь, заглядывая в ствол пушке, возле которой он стоял. — Нет, всё же чего не говори, а сделаны они добротно. Решено, я их моим Преображенцам отдам — в дополнение к уже имеющимся: они, лучше всех с такими пушками умеют обращаться.

— Воля ваша государь. — Спокойно; с показным безразличием ответил Юрий. — Я вам давно, обещал отбить у врага пушки и отдать их вам. Вот теперь я его выполнил.

— Вот шельмец! … Обещал он! Ха-ха-ха! — Засмеялся царь. — Это когда было?! Когда мы с Османами воевали! А сейчас мы со шведами воюем!

— Петр Алексеевич, так лучше поздно, чем никогда. — Ответил Юрий, стоя возле обоза и с хитрой улыбкой наблюдая за тем, с каким восторгом царь разглядывал пушки…

Но не всё было так радужно и хорошо. В сорокатысячном войске, находящемся на марше: при отвратном снабжении люди слабели буквально на глазах; болели и умирали — «устилая своими костями дорогу» к Нарве. Поэтому Юрий приказал Емельянову, продавать по дешёвке небольшую часть трофейной провизии. — «Реализуй её только стрельцам и солдатам: пусть они сами готовят себе еду на кострах». — Инструктировал он своего капитана. Это решение стоило ему долгого, напряжённого объяснения с Петром: где ему пришлось оправдываться, что всё это он делал не из корысти, а чтобы улучшить питание людей служащих под командованием нерадивых военачальников. А деньги, выручаемые с продажи, идут не в, его карман, а на нужды всего войска: — мол, Силантий Феофанович, на эти средства, докупает у торговцев всё необходимое для армии. По причине того, что всего не предусмотришь и сразу не закупишь. Царь, просмотрел все записи по этим делам, которые предоставил ему Емельянов, и в итоге сменил свой гнев, на милость, после чего, больше не возвращался к этому вопросу.

Зато появились проблемы создаваемые шведами. — Они оказались способными учениками и их небольшие отряды, стали донимать частыми нападениями на обозы. Пришлось для решения этой проблемы привлекать егерей. Которые выслеживали и уничтожали группы этих новоявленных диверсантов. Налёты на обозы не прекратились, но стали очень редкими и малоэффективными: потому что возмездие, всегда достигало виновных, — когда они старались уйти со своими трофеями.

— Вот видишь, Аникита Иванович, вот здесь, где инженеры уложили поверх льда переправу, ты, со своим войском переходишь через Нарову и берёшь крепость в осаду. А ты, Пётр Матвеевич, смотри не забудь про оборону: все укрепления делай так, как мы учили. — Напутствовал Романов идущих на приступ Нарвы Репнина и Апраксина. — А мы с Гавриловым, одновременно с вами, Ивангород осадим.

— Пётр Алексеевич, отец родной, не извольте беспокоиться: всё будет сделано как вы и сказали. Тем более, с нами идёт Пётр Иванович, под его командованием, мы всё сдюжим. — Отвечал Репнин.

— Да, самое главное: не забывайте высылать вокруг себя разъезды. — Как будто не слыша их, продолжал говорить царь. Пусть конница Шереметева вас постоянно охраняет. — По территории врага идём: поэтому, не расслабляйтесь, будьте готовы ко всему.

Пётр давал напутствия, не покидая седла своего белого коня: его тяжёлый взгляд, постоянно переходил с окольничего, на Репнина и обратно. Временами, его взор устремлялся за их спины — на левобережье — куда в данный момент, двигались передовые отряды. Они уже преодолели крутой спуск и двигались по замёрзшей реке к противоположному берегу. Там им предстояло занять плацдарм, и охранять его от всевозможных непрошеных гостей, — пока туда не перейдёт вся остальная часть войска — вместе с осадной артиллерией.

— Государь, не изволь беспокоиться: чай мы не дети малые, всё сделаем как надо. — Успокаивающе проговорил Апраксин. — Уже столько раз всё оговорено, что в любой момент ночи разбуди нас, мы всё без запинки ответим…

— Повторенье — мать ученья. — Строго оборвал говорившего окольничего Романов. — Не зря я вас на штабных картах гонял, обыгрывая каждый ваш шаг. И ни дай бог вам меня подвести…

Хеннинг Рудольф Горн (история менялась, и его уже перевели из Кексгольма — в Нарву), забравшись на самый верх пятидесятиметровой башни Ивангорода — «Длинный Герман»: и не обращая внимания на холод, глядел на юг. Рядом с ним, невозмутимо, стоял подполковник Стирнсталь (командир гарнизона Ивангорода). И также рассматривал приближающееся вражеское войско, которое шло по обоим берегам Наровы: и с ходу начинало готовиться к осаде обеих крепостей. Русские полки, становясь лагерем, первым делом начинали возводить оборонительные сооружения.

— Да. Эти Иваны, понимают толк в войне. — Проговорил Горн, рассматривая противника в подзорную трубу. — Видно, что этот шотландец Гордон и его друг Лефорт: постарались на славу — все подразделения идут организованно и все солдаты знают, что им делать.

— Да — а…. Но как они собираются штурмовать наши новые бастионы французского типа? — Задумчиво проговорил находившийся рядом с генерал-майором подполковник. — Видит бог — эти московиты ещё пожалеют, что так опрометчиво сюда пришли.

В этот момент, обоих мужчин обдуло порывом ветра: и они немного поёжились.

— Мы-то будем ночевать в тепле наших домов, а эти варвары пусть мёрзнут возле наших стен. — С презрительной улыбкой проговорил Рудольф Горн: направляясь к лестнице ведущей вниз. — Хорошо, что наши дозорные вовремя заметили этих Русских: и мы успели послать людей за помощью. Теперь наша задача измотать, обескровить этих выскочек, чтобы они к приходу основных сил сами сдались на милость победителю — то есть нам.

Уже подходя к мосту, соединяющему оба города, Хеннинг Рудольф остановился и обратился к Стирнсталю:

— Подполковник, нам надо усилить охрану нашего моста. На месте Русских, я бы, или постарался, подойдя к нему по льду разрушить его, или, через него проникнуть в крепость. Так что, распорядись немедленно о выделении часовых. И пусть не спят. А охрана на воротах, ночью пускай внимательней смотрит за факелами тех, кто дежурит на мосту. — Начнут тухнуть, или падать вниз — объявляйте тревогу.

И не дожидаясь ответа, твердой поступью уверенного в своих силах человека: зашагал по мосту в окружении своих охранников. Он знал, что бесспорно удержит крепость: у него много пороха; свинца; артиллерии и ядер к ней. Удалось сполна заготовить запасы фуража, провизии, и его гарнизон, — который он, не так давно принял под своё командование: сможет долго, и удачно сдерживать любое количество врагов. Он начал свою карьеру военного ещё в тринадцать лет — пошёл добровольцем в артиллерию. И ему ли бояться этих варваров — недоучек: пусть они трепещут перед ним — когда осознают, какую совершили ошибку, напав на него.

Дойдя по мосту до крепости, генерал направился домой. И уже там, ощутив тепло родного очага, Рудольф приказал своему адъютанту, сходить на кухню и распорядиться насчёт обеда. И чтобы его принесли прямо в рабочий кабинет. Где он собрался ещё раз посмотреть на план крепостных сооружений — чтобы постараться найти её слабые места. — «Не стоит недооценивать противника, — хочешь победы, строя свои планы, считай, что он не глупея тебя». — В этих раздумьях он шёл к своему кабинету, и когда поравнялся с библиотекой, из неё буквально «выпорхнула» его старшая дочь Кристина. Она чему-то улыбалась и её ангельские глазки — всё ещё наивно смотревшие на этот суровый мир поначалу «засветились радостью». Ребёнок уже собирался кинуться навстречу отцу, но неожиданно встретившись с ним взглядом, дитя интуитивно поняло, что папу лучше сейчас не трогать. И девочка, также тихо скрылась в двери, откуда она показалась. А Горн, не останавливаясь, проследовал дальше. — Комендант не был слишком суровым отцом, просто сейчас, надо было думать о защите города и самое главное своей семьи.

Покончив с едой, и даже не ощутив её вкуса, Хеннинг Рудольф Горн, снова подошёл к карте. Он снова выискивал места, откуда бы он начал штурм. И понимал, что везде может дать московитам достойный отпор. А они, подходя к крепостным стенам, неизбежно попадают под перекрёстный огонь, как пушек, так и другого вооружения. От этого занятия его отвлекает посыльный:

— Господин генерал! По дороге из Ревеля, к бастиону Глория, подъехали вражеские парламентёры!

— Пусть ждут, Сейчас я к ним подойду! — Коротко и сухо ответил комендант, ещё раз неспешно окинул висевший перед ним план крепости, и неспешно зашагал вслед за убежавшим солдатом в синем обмундировании.

— Пусть постоят и остынут, — думал Горн, неспешно одевая тёплые вещи, — зато поймут, кто здесь хозяин, и чего они здесь стоят…

Также неспешно, он подошёл к пушке стоящей на бастионе и посмотрел вниз. Там, перед рвом с замёрзшей водой, его ожидали трое всадников в тёмно-зелёных утеплённых накидках, а под треуголками у них были поддеты нелепые белые подшлемники. Они, с вызовом, достойным уважения, они поглядывали на бастион. Заметив коменданта, они немного приободрились и приосанились.

— Что вам надо, уважаемые? — С нескрываемой иронией поинтересовался Горн, смотря сверху вниз на парламентёров.

— Да так! Просто хотим передать вам ультиматум! — В такт Горну ответил на сносном шведском языке один из всадников — выделяющийся на фоне своих товарищей самым бесшабашным взглядом. — Вам предлагают открыть крепостные ворота и сдаться! Тогда вы имеете право выхода с надлежащей амуницией, то есть — верхним и нижним оружием, 12-ю зарядами и пулями во рту! В крепости же, остаются ваши знамёна, пушки, барабаны и прочие припасы! В случае вашего отказа от нашего предложения: таких выгодных для вас условий вашей капитуляции, больше не будет! Даём вам на принятие решения час!

— Ух, какие вы прыткие! Ха-ха-ха! — Рассмеявшись, ответил Хеннинг Рудольф. — Вы для начала попробуйте взять штурмом наш город! А затем и свой ультиматум диктуйте! А-то как Александр Македонский хотите! — Veni, vidi, vici. Но что-то, я этого великого человека среди вас не вижу! Так что убирайтесь отсюда, пока целы! Вот вам мой ответ!

— Вы не спешите уважаемый, — с сильным, насмешливым подчёркиванием слова уважаемый: ответил парламентёр, — пока подумайте хорошенько. Чтобы в будущем, вы не говорили, что мы не давали вам время на размышление и торопили с ответом! Ждём от вас разумного ответа через час! Так что всего вам доброго господа! Честь имею!

Переговорщик от русских, слегка кивнул, прощаясь: и не спеша направил своего коня прочь от крепости. Его примеру последовал и его эскорт.

— Так и передайте своему царю: наш ответ нет! — Уже в спину отъезжающим парламентёрам прокричал Горн. — Можете, коли вам так нравится, мёрзнуть сколь вам угодно долго — под нашими неприступными стенами!

Последняя фраза вызвала восторг среди всех, кто находился на бастионе: и генерал, показав рукой в сторону русского лагеря произнёс:

— Московиты пришли к нам в поисках славы! А получат только позорную смерть! Господь вовремя подсказал нам, что надо укрепить нашу крепость: и мы это сделали! А сейчас, он нам поможет наказать этих варваров так, что они навсегда забудут сюда дорогу! С нами Бог и наша вера крепка — как стены этой крепости! И мы победим!

Хеннинг Рудольф Горн знал, что без солдат ни одна крепость не устоит. А отличная муштра, дисциплина и хороший боевой дух солдат — это то, что приносит победу. И о последнем, нужно было думать сейчас, а первые победы над московитами окончательно укрепят дух защитников. Поэтому, он и произнёс эту последнюю тираду: а затем, неспешно, чинно пошёл в крепость. И не оборачиваясь, сказал.

— Если эти русские переговорщики появятся здесь снова: то можете меня не звать. Я не меняю своего решения — так им и передайте. — Больше переговоров не будет! Если только о условиях их капитуляции.

Через час, генерал стоял на крепостной стене и наблюдал за тем, как к бастиону Глория, снова подъехали русские. Они долго о чём-то говорили с солдатами стоящими на нём, чего-то требовали. А закончилось это тем, что под всеобщее улюлюканье и скабрезные реплики защитников крепости, московиты убыли назад — так и не дождавшись коменданта.

— Пусть знают своё место, свиньи! — В сердцах высказал капитан Берг: стоявший рядом с Горном и тоже наблюдавший за происходящим в низу.

Хеннинг Рудольф, снисходительно посмотрел на этого офицера: ничего не сказал, но подумал. — «Уже немолод, но по-прежнему несдержанно горяч. Прав был мой предшественник, когда сказал, что этого Эдвина не стоит далее повышать по службе. Хотя, даже капитан из него никакой: несмотря на то, что он исполнителен и усерден.»

Комендант не стал уделять много внимания стоявшему рядом с ним офицеру: и снова переключился на наблюдение за лагерем Русских. Они копошились как муравьи: копали рвы; делали насыпи; устанавливали засеки; строили в земле крытые брёвнами жилища. А где укрепления были уже готовы: заливали их водой, — для упрочнения их льдом.

— Да, готовятся они основательно. Какие укрытия делают для своей артиллерии. Не думал, что эти варвары на такое способны … — Думал Горн, рассматривая своего врага в подзорную трубу. С ними нельзя расслабляться…

Как он и предполагал, в этот день противник не предпринял никаких атак, а только укреплял свои позиции — окончательно беря обе крепости в осаду.

Поутру все горожане проснулись от грохота орудий и звуков выстрелов — доносившихся со стороны бастионов Виктория и Гонор. Когда комендант туда прибыл, то бой был в самом разгаре. Оказалось что русские, под покровом ночи подкатили свои осадные пушки на расстояние эффективного выстрела. И прикрывая их толстыми бревенчатыми щитами и катками из вязанок собранных из стволов небольших деревьев, начали обстрел стен. Защитники Нарвы, сразу открыли ответный огонь. Но надо отдать должное врагу — его примитивные укрытия хорошо защищали нападавших от свинца пуль. А пушки, никак не могли попасть по ним своими ядрами. Зато вражеская артиллерия, часто попадала по стенам куртины и если бы не земля, находящаяся за наклонной каменной кладкой. То они могли спокойно пробить в них брешь.

Вскоре бастионная артиллерия пристрелялась: и начала в щепки разносить укрытия, за которыми прятался противник. А стрелки, расположенные как на бастионах, так и в их галереях: смогли поражать уцелевших московитов — которые лишились своего укрытия. И были открыты для обстрела и беззащитны. По окончанию этой дуэли, — когда ветер рассеял дым: там, где недавно была позиция московитов, лежали три разбитых пушки, множество разнесённой в клочья древесины и немало погибших и раненых людей.

— Признаться, я был о них лучшего мнения. — Проговорил Горн, осматривая место недавнего сражения. — Без предварительной подготовки, да сразу в бой. Что с нашими потерями?

Ответ, прозвучавший на этот вопрос, сильно удивил коменданта и заставил ненадолго отвлечься от осмотра русских позиций:

— Больше пятидесяти убитыми: в основном это бомбардиры, раненых значительно меньше…

— Это с учётом бойцов из галерей? — Уточнил удивлённый генерал-майор.

— Нет! — Ответил молодой, светловолосый офицер. — Они ещё не докладывали о потерях.

— Так узнайте всё и доложите мне!

Комендант, отчитав адъютанта: снова посмотрел на недавнее поле боя. Перевёл взгляд немного дальше — заметив непонятное шевеление, застыл от удивления и еле сдержался, чтобы не перекреститься. Из снега, одна за другой понялись несколько белых, с виду увальня подобных человеческих фигур, одели что-то на ноги, закинули свои мушкеты, закреплённые на ремне за спину: и быстро удалились в лагерь русских. Комендант не знал, что утренняя атака была проведена по инициативе царского сокольничего, который алча славы победителя, решил самовольно попробовать оборону шведов «на зубок». А эти белые призраки так сильно смутившие его — были неизвестными ему егерями. Чьей задачей, было наблюдение и изучение оборонных сооружений крепости. Когда они увидели, как с бастионов стали расстреливать обречённую штурмовую группу, то поддерживали их, как могли: пока не закончились боеприпасы (патроны брались по минимуму — не для боя). Тем временем на бастионах и крепостных стенах ликовали — была отбита первая атака врага. И погрузившись в эти эмоции, никто больше не заметил белых приведений: а Горн никому на них не указал. — «Незачем людям показывать то, что не можешь объяснить: мало ли чего они надумают с испугу».

Вскоре русские прислали парламентёров, они передали просьбу забрать тела своих товарищей. На что они получили добро, но с условием, что пушки они трогать не будут. И весь оставшийся день прошёл в молчаливом противостоянии. — Никто не вёл активных боевых действий. В городе, — за крепостными стенами: царило всеобщее ликование. Всё мужское население восторженно поздравляло Рудольфа и весь гарнизон с первой победой: а женщины дарили восторженные улыбки и взгляды. Так что до дому генерал шёл триумфатором, принимая все почести как должное.

Даже когда под вечер, обходя стены, он заметил, что враг стал копать сапы, генерал не огорчился, а дал указание сопровождавшим его офицерам:

— Пусть они грызут мёрзлую землю! Но когда отойдут на достаточное расстояние от своих позиций, устройте охоту на этих «кротов»: пусть знают, что мы здесь диктуем условия! А когда наш король подойдёт с новым войском, мы посмотрим, кто из нас окажется в осаде?!

Все кто стоял рядом дружно засмеялись: только один молодой офицер — Лундквист, невесело проговорил:

— У меня такое впечатление, что они тоже готовятся к длительной осаде. К ним весь день подвозили фуражные обозы и боеприпасы.

Никто не обратил внимания на слова этого по-детски щуплого юноши. Все смеялись глядя за крепостную стену. И только генерал, подойдя к нему похлопал того по плечу и по-отечески, тихо и спокойно сказал:

— Густав, мальчик мой, мы сидим за каменными стенами и отдыхаем в тепле. Они нет. — Горн указал рукой за стену. — Если русские смогут нам долго противостоять, то дождутся оттепели, когда всё начнёт таять. Начнут испаряться миазмы: на них обрушатся болезни, — которые будут убивать их в большом количестве — смерть будет их буквально косить. Вот тогда и посмотрим, кто окажется победителем. А насчёт провизии: так я не зря во всей округе её собирал, невзирая на жалобы и стоны крестьян. Московитам она не досталась, а у нас солониной и зерном всё забито. А будет нужда, так кавалеристы своих коней под нож пустят…

Шла третья неделя осады. Оккупанты не предпринимали никаких атак: только неизвестно откуда и как: обстреливали крепостные стены из ружей. Нигде не было видно характерных пороховых облаков, не было слышно выстрелов, но защитники, с ужасной частотой падали сражённые этими тихими убийцами. Затем, кто-то разглядел фигуры в белом одеянии, — которые то появлялись, то снова исчезали в снегу. И по Нарве поползли слухи о белых демонах смерти, которых русские колдуны привезли с собой из далёких, дремучих лесов. И выпустили для охоты на горожан. Горн, узнав об этих сплетнях, велел пресекать эти панические сказки самым жестоким способом: но это не сильно помогало. Люди, всё равно шептались на эту тему на каждом углу. Они, оглядываясь по сторонам, рассказывая истории которые обрастали всё новыми и новыми подробностями. И это продолжалось, несмотря на несколько проведённых публичных порок паникёров.

Гарнизон несколько раз проводил рейды против вражеских сапёров. Но те, во время дневных набегов, успевали отходить под защиту своих товарищей: а атакующих кавалеристов встречал плотный залповый огонь. И каждый раз, понеся потери, всадники отходили в крепость — так и не добившись существенных успехов. Не приносили результатов и действия, направленные против землекопов, работающих под покровом темноты. Трижды несколько групп добровольцев уходили в ночь: и все разы, поутру тела смельчаков находили аккуратно сложенными перед одним из редутов. Всё это не способствовало поднятию боевого духа: и даже попытки разжечь жажду мести (ради сплочения против врага), не имели нужного эффекта.

Сегодня утром, город начавший впадать в уныние, неожиданно возликовал. Дежурившие на стене солдаты заметили: как со стороны Ревеля показался небольшой конный дозор бывшие в нём кавалеристы, осмотрелись и уяснив обстановку, быстро ускакали назад. Часа через два, появилась войсковая колонна, в которой легко угадывалась принадлежность к шведской армии. Множество жителей Нарвы, узнав эту новость, взобралось на стены: и, несмотря на опасность умереть от пули безжалостного «белого демона», все ликовали, кричали, приветствуя пришедших на выручку воинов. А «демоны», больше не стреляли из своего дьявольского оружия — видимо поняли, что прошло их время: и бежали в свою преисподнюю, спасаясь от расплаты за свои злодеяния.

— Бенгтссон, Бьёрк, будьте готовы ударить по московитам, — когда наши нападут на них. Начал раздавать команды Горн, когда увидел, как подходящее войско начало разворачиваться, готовясь к бою. И никакой пощады к врагу!

— Мы можем взять дополнительные седельные пистолеты? — Уточнил рыжеволосый Бьёрк.

— Да! Вооружайтесь на ваше усмотрение!

— Будет исполнено, господин генерал! — С заметным воодушевлением от увиденного, ответили оба офицера кавалериста и быстрым шагом направились к своим эскадронам.

— Капитан Берг! — Продолжил раздавать приказы Хеннинг Рудольф. — Задача ваших солдат — под прикрытием огня рейтеров, закидать хворостом ров вырытый московитами и этим обеспечить прорыв нашей кавалерии на позиции противника.

Горн, не сильно дорожил этим офицером, поэтому и посылал его на это слишком опасное задание. Здесь не нужно было проявлять никаких своих талантов — кроме исполнительности. А Эдвин, даже ничего не уточнив, как мальчишка побежал в казарму. Посмотрев ему в след, генерал поймал себя на мысли, что в принципе такие служаки как этот бестолочь, необходимы армии. Ибо, она сильна беспрекословным подчинением на поле боя: а личную неприязнь к человеку можно и потерпеть. Главное результат, а для его достижения, под рукой всегда должен быть расходный материал — которым не жалко пожертвовать, — в целях сбережения более ценных солдат.

Всё наседание Нарвы затаив дыхание наблюдало, как прибывшее войско становилось лагерем: несколько конных групп, на безопасном расстоянии проехались вдоль русских позиций — проводя рекогносцировку. Затем, они все вернулись назад, где, вошли в недавно установленную, утеплённую палатку — судя по всему, чтобы доложить обо всём, что увидели. Весть о скором спасении, мгновенно разнеслась по всем домам и затаённым закоулкам осаждённого города. И горожане, желающие воочию увидеть своих избавителей, стояли на старой крепостной стене, с тревогой и надеждой наблюдая за происходящим: трепетно лелея надежду о скором снятии блокады. Здесь были все — и военные несущие здесь свою службу, и гражданское население, все перемешались в единую, однородную массу. И из-за нехватки места, они стояли очень плотно друг к другу, — обсуждая всё, что им удавалось увидеть.

— Немедленно отчистить стену от посторонних! Ещё раз такое повторится — виновные будут строго наказаны!

Комендант крепости стоял на башне и через бойницы наблюдал за тем, что происходило на пустыре перед городом. Услышав шум голосов, издаваемый зеваками, он пришёл в негодование:

— Как прикажите доставлять донесения адресованные мне?! И как я должен управлять гарнизоном: если посыльные не смогут пройти сквозь эту толпу?!

— Не извольте беспокоиться, господин генерал: сейчас наведём порядок! — Прозвучало в ответ: и чей-то силуэт, метнулся к лестнице ведущей вниз башни.

Однако Горн, снова прильнул к окуляру, наблюдая за действиями, развивающимися за крепостными стенами. Вот прибывшее войско, направило к московитам своих парламентеров, — которые достаточно скоро вернулись назад. Тем временем, пришедшее на выручку осаждённым полки укрепляли свои позиции находящиеся на вершине одного из холмов — готовя привезённую артиллерию к бою. Перед орудиями возводились укрепления, насыпался вал, и подносились боеприпасы.

Вскоре к шведским позициям, с небольшим интервалом прибыло три фуражных обоза конвоируемых рейтарами. Судя по одежде и окладистым бородам возниц, эти телеги были трофеем и управляли им пленные, понуро идущие рядом с возами. На крепостной стене — ещё не до конца освобождённой от любопытствующих горожан, послышались радостные выкрики. Люди тоже поняли происхождение этих караванов и не сдерживали радостных эмоций, нахлынувших на них новой волной. Некоторые степенные горожане, вели себя как бесшабашные подростки — поддавшись переполнявшим их эмоциям.

— Я что, неясно сказал — убрать всех посторонних со стены! — Брезгливо поморщившись: возмутился комендант — услышав возгласы, доносившиеся снизу.

— Господин комендант, это ещё те зеваки, которых не успели прогнать. — Доложил майор, посмотревший вниз.

— Медленно выполняете мои приказы! А если вы видите, что горожане начинают проявлять непокорность — то примените против них силу! Очень важно: все мои приказы должны выполняться точно и незамедлительно — иначе можно сразу открывать ворота перед этими варварами! Я понятно говорю?!

— Так точно, господин генерал-майор!

Но Хеннинг Рудольф, в данный момент снова наблюдал за тем, что происходило в лагере — недавно появившемся под стенами Нарвы. Точнее, его заинтересовали события, разворачивающиеся в стане у его соотечественников. Прибывшие туда санные поезда остановились: и конвоиры, весьма грубо и бесцеремонно вытолкнули всех бородачей из саней и погнали возниц к брустверу. Так что всем кто это видел, с первого взгляда было понятно, что должно было произойти дальше. Это понимали и те несчастные, кого вели на убой — один из русских упал на колени и о чём-то молил своих палачей. Но те, ударами ног и уколами сабель заставили мужика подняться. А один из молодых воинов, схватил пленника за бороду: и явно играя на публику — паясничая, повёл мужика как на поводке. То, как бедняга засеменил за своим мучителем, вызвало дружный хохот и улюлюканье: которое не утихло даже после того, как был казнён последний из захваченных московитов (в те времена казнь пленных солдат была общепринятой нормой) И прекратилось оно только после того, как заговорили русские пушки.

— Вот тудыть…! — Кричал Пётр, который в этот момент обходил позиции своего войска с инспекцией и стал очевидцем этой расправы. — Вот поэтому я и требую, чтобы вы все сбривали со своих морд эти мочалки! А то над вами, весь мир смеётся: и видели … как козлов, за эти бороды на убой ведут! Ну что стоите как истуканы?! Немедленно открыть огонь из всех орудий! …

Царь от возмущения весь побагровел, размахивал руками, указывал на врага. Создавалось впечатление, что ещё секунда и он сам кинется в атаку на врага. Его высокая фигура, возвышалась над всеми, кто находился рядом с ним, и излучала такую харизму, что вскоре все готовы были голыми руками рвать врага на части. Поэтому, все бомбардиры опрометью кинулись к своим орудиям, стараясь как можно скорее выполнить государев приказ: и вскоре прогрохотали первые выстрелы, давшие начало артиллерийской дуэли.

Во время этой перепалки, Романов бегал между орудий, подбадривая обслугу, иногда помогал им возвращать заряженную пушку на позицию — участвовал в прицеливании перед очередным выстрелом. И когда дымовая завеса стала совсем непроглядной: кинулся к ближайшим стрельцам с требованием: — «Немедленно подымайтесь в атаку: и обрушить на головы врага смерть лютую — кою он достоин».

— Негоже государь сейчас в атаку идти! — Неожиданно прозвучал голос Гаврилова: который как чёртик из табакерки появился перед царём. — Только людей зря положим: а пользы от этого не будет никакой!

— Да ты смерд! Да как ты посмел…! — Петр, кипя от ярости, замахнулся своей саблей на Гаврилова. — Это что?! Неповиновение?! Измена?! …

Юрий стоял, не пошевелившись, приложив для этого немалые усилия воли. Шутка ли — симбионт до сих пор не работает и поэтому, вздумай царь довести до логического конца начатый замах: закалённая сталь, с лёгкостью отпустит душу Юрия на суд божий.

— Да я тебя в яме сгною…! — Прокричал самодержец: но руку держащую оружие на Юрия так и не обрушил.

— Воля твоя государь. — Твердо, но с уважением ответил Витальевич, склонив свою голову перед монархом. — Я твой слуга и ратую только о твоей выгоде. Но коли ты желаешь меня за что-то наказать: приму это как должное — но от ракового шага, постараюсь тебя удержать.

Пётр посмотрел в сторону рассеивающейся завесы дыма, и на удивление быстро взяв себя в руки, не поворачиваясь к Юрию — поинтересовался:

— Так что прикажешь мне, стерпеть и простить то, что на моих глазах с такими издёвками убивают моих подданных. А?!

— Нет. Такие обиды никому не прощают. А я в свою очередь прошу, чтобы вы выслушали мой план наказания этих басурман…

— Небось, опять своих егерей к врагу послать хочешь? — Послышался насмешливый голос Меншикова.

Но Юрий, будто и не слышал этой реплики: продолжил изложение своего плана, обращаясь к царю.

— … Все знают, что утро вечера мудренее. Поэтому предлагаю этой ночью послать во вражеский стан егерей. Пусть они вырежут всех офицеров и артиллерийскую обслугу. А поутру, можно будет атаковать казаками, или поместной конницей. Без командования, шведы не смогут дать достойного отпора нашим воинам. И мы, с рассветом их всех перерубим в кавалерийской атаке — как капусту: причём без особых потерь с нашей стороны.

— А как твои соколы офицеров в ночи искать будут? — Поинтересовался монарх: явно заинтригованный услышанным планом.

— Так у них отдельные зимние шатры стоят — мои бойцы их уже заприметили. А кого не найдут ночью, так поутру — в начале боя подстрелят.

Царь отрешённо глядя в сторону противника, обдумывал всё услышанное, а все его приближённые замерли стоя вокруг него — ожидая высочайшего решения. Только пушкари с шутками и прибаутками: поодаль чистили стволы своих орудий, старательно оттирая их от пороховой гари. Вскоре ветер рассеял весь дым: и Романов глядя на вражеский лагерь неожиданно произнёс. Причём он сказал совсем не то, что от него ожидали услышать.

— А бомбардиры то у нас, совсем плохи. Столько палить и не нанести супостатам никакого урона. Непорядок. — Затем посмотрев на Гаврилова: криво усмехнулся и с небольшим металлом в голосе, сказал.

— Казнить тебя, я всегда успею. Делай что обещал, но коли подведёшь меня — отправлю на дыбу. И не приму во внимание не твои былые заслуги, ни оправдания. Таково моё слово — будешь знать как поперёк моей воли лесть.

Почти сразу вокруг Юрия образовалось некое пустое пространство. Все, кто недавно первым приветствовал Витальевича и старался быть всё время рядом: незаметно отступили в сторону и старались не встречаться с ним взглядом.

— Хм, вороньё. — Подумал Гаврилов, почти на физическом уровне ощутив возникший вокруг него вакуум. — Но бог не выдаст — свинья не съест.

Гордо поклонившись, царю, — который уже повернулся к Юрию спиной давая понять, что разговор окончен. Со словами: — «Будет всё исполнено в лучшем виде государь!» — Гаврилов пошёл к себе в землянку — мимоходом подав сигнал своим егерям, чтобы те шли за ним.

Когда все задачи были поставлены и цели распределены. Юрий остался сидеть за грубо сколоченным столом — несмотря на то, что все его подчинённые уже ушли. Сейчас оставалось только ждать, чем закончится его ночная афера. Но тут, в его временное жилище кто-то бесцеремонно вошёл. Вошёл нагло — как хозяин. Юра устало оглянулся и увидел человека, которого меньше всего ожидал увидеть.

— Как видишь Гаврилов, я умею ждать. — Прямо с порога, смерив хозяина жилища надменным взглядом, проговорил Меншиков. — И память у меня хорошая.

Гость пафосно подошёл к Юрию и без спроса сел на скамью по другую сторону стола.

— И чем я обязан вашему визиту? Чего пожаловали? — Поинтересовался Юрий.

— Да вот пришёл за своим… — Нежданный гость, красноречиво недоговорив, замолчал, «буравя» собеседника наглым взглядом, опершись обеими руками на гарду шпаги, которую он расположил между колен.

— Александр Данилович, бог с вами, что здесь может быть вашим? Никак над вами кто- то зло подшутил.

— Юрий Витальевич, не притворяйтесь, будто вы меня не понимаете. Каким результатом не закончится операция ваших егерей, но вы в любом случае в проигрыше. Вы допустили ошибку — зря так прилюдно перечили царю. Он поверти мне на слово — такое не прощает.

— Ну и вам какое дело до этого.

— Любезный, у вас есть некий ценный багаж знаний, связи с новыми артельщиками и немалые сбережения. Мне нужен такой человек. Вы принимаете моё покровительство, я вас спасаю от гнева государева. Если нет, то я знаю, как усугубить ваше шаткое положение при дворе и подвести вас к дыбе. — Меншиков смотрел на Юрия, как будто тот уже был его собственностью. — Решайте сейчас, пока не поздно.

Гаврилов ненадолго задумался: и с вызовом посмотрев в глаза царскому любимцу широко улыбнулся. — Ой не зря Юрий так скрупулёзно собирал информацию о многих царедворцах.

— Александр Данилович, вы знаете, я тут одну историю вспомнил, она очень интересная. Вот послушайте её. Жили, значит при одном боярине двое добрых молодцев, один был тиуном, а второй главным конюхом. Всё бы хорошо да первый юноша, жутко невзлюбил того кто при конюшне служил и старался всякие козни строить своему собрату. То одну гадость ему сделает, то неожиданно слух какой худой пустит. Ну, стало быть, конюху надоело это: и сказал он ключнику, что коли тот не перестанет портить ему жизнь, то он барину расскажет и про тёмные дела управляющего с неким Зубовым и прочими господами.

Меншиков, услышав знакомую фамилию немного всполошился. Но понять всё это можно было только по настороженному взгляду князя. А Гаврилов, с лёгкой небрежностью в повествовании и в мимике продолжил:

— Да не суть важно как звали этих людей, которых перечислил своему обидчику конюх. Он всего то — хотел служить хозяину, а не враждовать с кем бы то ни было. Испугался тиун, не хотелось ему, чтобы его делишки на божий свет вылезли. И возвел он такую напраслину, что запороли конюха насмерть на его же конюшне. Но не знал ключник, что у невинно убиенного были друзья, о которых никто не догадывался. Вот значит, вскоре получил барин письмо с описанием всех похождений его управляющего. Да только вышел проныра сухим из воды — правда, без своих барышей но при должности и живёхонький. А через пару дней, эка беда — нашли ключника с топором в спине. Да что жалко: ведь оба дуралея были преданы своему хозяину, кабы дружили они, такие дела могли делать, а так, сгинули оба бесславно.

— Ты это на кого намекаешь?! — Возмущённо приподняв одну бровь, поинтересовался Меншиков.

— Ни на кого. — Невозмутимо, с наигранным удивлением ответил Юра. — Ни вы князь, ни я: дураками не являемся. И вредить друг другу, не собираемся. Не правда ли, Александр Данилович?

Царский кумир заговорил ни сразу: но и не сильно задержался с ответом.

— Конечно граф, я пришёл напомнить вам, что вы как-то обещали мне помочь с постройкой мануфактур. И хочу сказать — если вы не передумали это делать, то вправе рассчитывать на мою поддержку перед государем. Я всегда рад помочь своим верным друзьям.

— Я вас заверяю князь, что все наши договоры в силе и самое выгодное производство будет вашим. Как известно, скоро в нашей армии грядут грандиозные реформы — стрелецкие полки будут заменяться солдатскими. И будут большие заказы на пошив новой формы, прибавьте к этому, что когда мы выйдем к Балтике, будет создаваться флот — это ещё заказы. Так что посылай своего управляющего к Леониду Ибрагимовичу. Насколько мне известно, оборудование для цехов уже почти всё готово: его мы как хорошему другу продадим недорого. Строй цеха и мы всё установим и запустим. А специалистов мы тебе бесплатно подготовим — так что присылай девок и отроков на учёбу.

Во взгляде Меншикова засверкали алчные огоньки, но в этот момент — он не потирал довольно руки, а одарил собеседника радушной улыбкой.

— Вот это добре. Приятно иметь дело с умными людьми. Так что Юрий Витальевич, даю вам слово, помогу я вам с Петром Алексеевичем помириться…

Горн, наблюдая за артиллерийской перестрелкой, ждал момента, когда Русские полки кинутся в атаку — чтобы в момент, когда они увязнут в бою, ударить им в спину. Но когда канонада стихла, московиты не бросили в бой, ни одного своего солдата. Так что, комендант напрасно продержал до наступления темноты своих людей в готовности к вылазке. Основательно промерзший и злой, он шёл по тёмным улицам Нарвы, предвкушая, как он сядет у камина и будет греться у огня. А, придя домой, сразу уснул, не дождавшись ужина. Его мгновенно сморило от усталости и нежного тепла домашнего очага. Старый слуга, принёсший блюдо с мясом и бокалом вина: зная суровый нрав своего господина, побоялся его будить. А только поставил принесённую еду на стол и заботливо поправил одеяло, которым был укрыт Хеннинг Рудольф. Так, спящим в кресле и застал коменданта посыльный прибежавший поутру.

— Господин генерал, Русская конница строится для атаки лагеря тех, кто пришёл нам на помощь! — Закричал посыльный прямо с порога двери ведущей в гостиную, где отдыхал Рудольф.

От неожиданности комендант вздрогнул и подскочил как ужаленный. Быстро поняв, в чём дело он возмутился:

— Чего орёшь, болван?!

— Виноват! — Солдат вытянулся в струнку, глядя строго перед собой.

— Тревогу объявили?! — Поинтересовался Горн, одеваясь — принимая помощь своего слуги как должное.

— Да — Объявили!

— Тогда чего ждёшь? Бегом на место своей службы!

Служивого как ветром сдуло: но коменданту было не до того, он тоже спешил поскорее оказаться там, где он должен быть. А старый слуга, пытаясь услужить, только мешал своей суетой. Что в свою очередь всё сильнее раздражало Горна. Но, несмотря на свои переживания, он успел оказаться на башне до начала боя. Разношёрстная конница московитов как-то лениво и неохотно готовилась к атаке. Что вызвало презрительную ухмылку у Горна, — который успел вбежать на смотровую площадку, пока эти варвары тянули с началом боя: даже успел немного замерзнуть, ожидая развития назревающих событий. Но и в лагере шведов, не всё было в порядке. Солдаты суетились — у них никак не получалось построиться в боевые порядки. Тоже происходило с конницей, пьяные кавалеристы беспорядочно суетились и некоторые из них настолько налакались, что даже падали с лошадей.

— Эти болваны что, упились и неспособны управлять своими подчинёнными?! — Возмутился Рудольф: слабая оптика его подзорной трубы не позволяла различать многих деталей, — поэтому, он строил одни лишь догадки о том, что на самом деле происходило в лагере.

Наперекор всем ожиданиям коменданта, перед атакой русских, не выстрелила ни одна пушка не у оккупантов, ни у подданных короля. Тяжёлые серые небеса, бесстрастно наблюдали за безумной драмой, разыгрывающейся на небольшом участке заснеженной земли. Ещё неуверенно начал срываться мелкий снег, который мог спокойно перерасти в мощный снегопад. Но, несмотря на это, московиты начали бой, вот они уже со свистом и улюлюканьем понеслись на лагерь шведов: в котором даже в этот момент не было никакого порядка. Передние шеренги оборонявшихся дрогнули от вида несущейся на них конницы и, попятившись, сломали последнее подобие строя (каре). Вражеская кавалерия вихрем влетела в лагерь и, не встретив достойного сопротивления, устроила там натуральную бойню. Замелькали сабли — обрезая нити человеческих жизней: вздымались на дыбы кони — нанося страшные удары копытами. Животные, как и их седоки, впали в неистовство боя — кусая и рвя зубами собратьев, несущих вражеских воинов. Горну показалось, что невдалеке — за приделами лагеря соотечественников, из снега поднялась человеческая фигура во всём белом, пробежав несколько метров, она снова исчезла в снегу. Тут же рядом кто-то испуганно прошептал:

— Матерь божья, опять эти белые демоны …

— Донести до всех! Любого кто будет распространять слухи о том, что произошло под нашими стенами сегодняшним утром — повешу! — Зло проговорил комендант, не поворачиваясь.

Когда бойня, развернувшаяся под стенами Нарвы, завершилась: комендант продолжал стоять неподвижно — как изваяние. Сжав зубы, Рудольф наблюдал за «картиной», от которой у него горестно заныло сердце — бой окончился, и Русские нагло хозяйничали там, где ещё недавно были позиции подданных Карла XI. Они деловито осматривали пушки, подбирали валяющееся рядом с погибшими оружие, — в общем, нагло собирали трофеи. Как это ни печально, но война, есть война: кто-то побеждает, кто-то проигрывает и победителю достаётся всё — такова жизнь. Но Нарва ещё стояла непокорённой — поэтому комендант считал, что проиграно только одно из первых сражений: и рано кому то ни было отдавать лавры победителя. — «Пусть радуются, пока могут. А время покажет — кто из нас достоин Ники»… Размышления коменданта были прерваны неприятным холодком прошедшим волной в его груди. Он снова увидел мешковатые белые фигуры: причём это уже не был одинокий силуэт — здесь была именно группа московитов одетых во всё белое. Они быстро скользили по снегу, удаляясь от недавнего места сражения. И насколько позволяла рассмотреть оптика его подзорной трубы: лица у этих колдунов были неестественно белыми: если не считать чётко выделяющихся глаз и рта.

— Так может быть они и правда виновны в том, что происходило на поле боя. И именно они наслали на воинов морок. Как иначе объяснить то, что хорошо вымуштрованная армия во время сражения вела себя как неотёсанный сброд. — Тихо прошептал себе под нос Хеннинг Рудольф: сопровождая взглядом тех, кого горожане прозвали «белыми демонами».

Русские в свою очередь, больше не предпринимали никаких активных боевых действий — занимаясь перевозом к себе всего, что они захватили. Немногочисленные пленные, понукаемые варварами, копали братские могилы: в которые они же укладывали всех погибших воинов. Поближе к полудню прибыл запыхавшийся гонец из Ивангорода.

— Господин генерал- майор, разрешите доложить! — Рапортовал Молодой белокурый посыльный, когда немного отдышался. — Сегодня обнаружили, что Московиты делают пару подкопов под наши крепостные стены! …

— Что вы мне докладываете?! — Возмутился комендант: который после утренней битвы, был и без того в скверном настроении. — Делайте контр подкоп и уничтожьте вражеских сапёров — пока они вам стены не обрушили! Что сами не можете до этого догадаться?!

Солдат немного стушевался и испугано попятился назад — на пару шагов. Но затем продолжил:

— Ещё велено передать, что, судя по нашим наблюдениям, Русские, уже не те необученные дикари, с кем мы привыкли воевать! Они, постоянно отрабатывают строевые эволюции, оттачивают навыки владения своим оружием…

— Без тебя знаю болван! Под нашими стенами я вижу туже самую картину! Так что, никакой паники — готовьтесь к отражению их атак! Король взял вас на службу, чтобы вы могли бить любого его врага! Тебе это ясно?!

— Да господин генерал! — Ошалело ответил посыльный, вытянувшись перед Горном стрункой и смотря строго перед собой.

— Тогда иди и передай своему полковнику все, что я тебе сказал!

Когда солдат поспешно покинул площадку (по нему было видно, что сделал он это с превеликой радостью): появилась новая напасть. Явились двое уважаемых горожан со срочной просьбой об аудиенции. Об этом ему доложил мушкетер Серого полка, третьей роты — ещё молодой и не очень опытный боец. Он с испугом косил глаза в сторону бойницы, возле которой ему не повезло остановиться: и как заметил генерал — заметно трусил.

— Нечего им здесь делать! — Зло ответил комендант солдату доложившему ему об этом. — Пусть ждут внизу, я скоро к ним спущусь! И стой, как положено воину — ты воин, а не ротехоллар (те, в чьи обязанности входило содержание солдата)…

Прочитав молодому воину мораль о долге и предназначении мужчин, Хеннинг Рудольф, отпустил его. А сам, выждав некоторое время — для того чтобы ожидающие его горожане, прочувствовали, что отвлекают его от важных дел. Затем, решив что можно снизойти к посетителям. Подал знак своему адъютанту и четырём мушкетёрам первой роты — следовать за ним: и неспешно спустился с башни к ожидавшим его горожанам.

— Улоф, Кристер, мне передали, что вы хотите видеть коменданта. — Поинтересовался сопровождавший генерала адъютант.

Оба просителя, несмотря на усиливавшийся снегопад, терпеливо стояли возле часовых, охранявших лестницу, которая вела на стену. Хотя внизу было теплее, чем на стене, но оба мужчины кутались в свои плащи запорошённые снегом и немного «пританцовывали» — пытаясь согреть свои замёрзшие ноги. Судя по их внешнему виду, оба были завсегдатаями местных таверн, и оставляли там все свои деньги, которые, когда-либо у них появлялись. О чём красноречиво говорили, их характерно для почитателей Бахуса отёкшие лица и лёгкий сивушный запах, идущий от обоих. Это амбре заставило немного поморщиться всех, кто к ним спустился. Увидев в этой группе молодого порученца, пьянчуги заискивающе заулыбались и, угодливо заглядывая ему в глаза, залепетали, перебивая друг друга.

— Тихо! Улоф, говори ты! — Раздражённо крикнул на них адъютант Горна.

Оба мужчины, испуганно моргая, замолчали и через секунду самый худой из них заговорил:

— Так господин капитан, как вы и велели мы, … ну это, слушали, о чём «говорят за вашими спинами». Значит так, все ропщут, что время идёт еда тает, а военные бездельничают. — При этом, говоривший забулдыга испуганно опустил голову — виновато поглядывая на Хеннинг Рудольфа. — Так это не я говорю, а они…

— А торговец Ардвидссон, со своим старшим сыном Каспером, вовсе панику среди горожан сеют. — Влез тот, кто, судя по всему, звался Кристером. — Они говорят, что якобы сами видели, как русские «белые демоны» колдовали так: что те, кто пришёл к нам на выручку, сегодня утром, погибали как бараны — без сопротивления. Во как.

— Это точно? Ты не чего не путаешь? — Спокойно переспросил один мушкетёр из охраны генерала.

— Нет, господин! Всё так! Я тоже это слышал! — Торопливо подтвердил слова своего собутыльника тощий Улоф.

Хотя Горн и презирал такой сброд: но игнорировать такую информацию он не мог. Поэтому повернувшись к адъютанту, он тихо, но безапелляционно проговорил:

— Нильс, разберись с этим инцидентом, коли те о ком сейчас доложили, если Ардвидссоны виновны — повесь мерзавцев. После этого, идёшь в казармы и передаёшь мой приказ. — Третья рота мушкетёров, утром — под покровом темноты и снегопада должна закидать рвы русских. И вместе с конницей Бенгтссона, Бьёрка с рассветом — атакуют московитов. Завтра днём, рядом с двумя сегодняшними висельниками: должен висеть пленённый «белый демон» московитов. А перед этим, проведи его по улицам.

— А если нам не удастся пленить «белого колдуна». — Немного растерянно переспросил офицер.

Горн так посмотрел на своего непонятливого порученца, что тот стушевался — пожалев о том, что вообще задал этот вопрос.

— Я сказал, что колдун должен быть публично казнён — значит, так оно и должно быть! Если ты не выполнишь мой приказ, то я тебя измордую до неузнаваемости, одену в белое и …. В общем, ты меня понял?

— Да, господин генерал-майор! …

 

Глава 22

Оливер Ардвидссон осторожно шёл по подземному ходу, которым издавна пользовалась его семья для доставки в город контрабанды. Он ничего не боялся в этой жизни, ни отцовской порки за какие либо проказы, ни кулаков старших ребят… ничего, кроме этого подземелья. Когда он ходил здесь вместе со старшим братом и отцом: то страх перед этим местом можно было побороть. А сейчас, он рвался наружу — выворачивая душу наизнанку. У десяти летнего мальчишки спирало дыхание; бешено колотилось сердце; ноги как будто стали деревянными, … но он шёл вперёд, на своих непослушных ногах — потому что его мать сказала, что это единственный шанс для их семьи выжить. И именно от его действия решают — будут ли жить его сёстры: рыжая бестия Элла; хитрая лисичка Альва бывшая признанным лидером среди сестёр и плаксивая тихоня Лилли, — которую всегда наказывали за проделки, придуманные старшей и средней сёстрами. Ещё этим утром всё было в порядке и ответственность за благополучие семьи держалось на плечах его отца и старшего брата. В тайном хранилище лежало немало товара на продажу, а Оливер, только помогал родителям — торгующим в лавке занимающей первый этаж их дома. Но сегодня днём папу и Каспера повесили — обвинив в распространении панических слухов.

Когда Оливер прибежал домой с этим страшным известием, то мать первым делом закрыла лавку — обслужив, на тот момент единственного покупателя — добродушного господина Отто. Спокойно закрыла за ним дверь, строго посмотрела на сына и …, обессилев, сползла на пол — прямо возле двери, которую только что заперла.

— Так сынок, — до неузнаваемости осипшим голосом проговорила она, — теперь, ты, у нас глава семьи — ты единственный мужчина. И только ты можешь спасти нашу семью от смерти…

— Но мама… — постарался что-то возразить подросток.

— Не перебивай сынок, лучше внимательно меня послушай. — Юханна, как-то обречённо поправила обеими руками на свой голове чепец и не глядя на сына — продолжила:

— Все съестные запасы, что у нас сейчас есть, отныне несут угрозу нашей жизни. Ещё немного Нарва побудет в осаде и в городе возникнут проблемы с едой — с этим прогнозом и к гадалке не ходи. Все жители догадываются, что у твоего отца должны быть её запасы и так же, все знают, что после его казни, нас некому защитить — родня то у нас живёт далеко. И если кто-то позарится на нашу провизию — то в этом деле живые свидетели никому не нужны. Поэтому, у нас есть два пути. Первый — тайно покинуть город — но во время войны и зимой, это равносильно самоубийству. Другой, заключается в том, что нужно помочь русским овладеть крепостью как можно скорее и желательно, чтоб обошлось без штурма. При этом главное, что надо сделать — это выторговать гарантии, что московиты нетронут нашу семью.

И вот сейчас, Оливер осторожно шагал по сырому подземному ходу: тщательно прислушиваясь к тишине подземелья. Ему со страху мерещилось, что деревянные опоры и перекрытия потолка зловеще поскрипывают, грозя обрушить груду земли на его голову. От этого, ему было непомерно жутко: но обливаясь холодным потом, отрок шёл вперёд — радуясь тому, что его сейчас никто не видит. Никто не будет смеяться над тем, как он испуганно озирался по сторонам, как нелепо шагал — нелепо передвигая свои одеревеневшие ноги. Вскоре, в темноте послышался негромкий вздох облегчения — мальчишка заметил показавшиеся из тьмы ступени, ведущие вверх: это означало долгожданное окончание страшного пути. Оливер на секунду замер, не веря своим глазам, — затем быстро устремился к выходу, стараясь поскорее покинуть жуткое подземелье. Он одним махом забежал на верх — перескакивая через одну ступень (больше перескочить не получалось из-за крутизны ступенек).

На верху подростка ждала новая беда — несмотря на все усилия мальца, крышка потайного лаза не поддавалась. Толи старый полусгнивший пень служивший крышкой был слишком тяжёл для мальчишки, толи снаружи, эту крышку сильно завалило снегом. Но после двух минут бесполезных потуг Оливер устало присел на ступеньку и, прижав руки к груди, стал покачиваться вперёд — назад, растерянно смотря на масляную лампу — которая была единственным источником света и стояла ступенью ниже. Так прошло ещё полминуты — у единственного мужчины рода Ардвидссон текли слёзы обиды и он растирал их по своим щёкам грязными руками, шмыгая носом, и проклиная своё бессилие. Затем — неожиданно, зло, ударив себя кулаком по коленке, Оливер снова посмотрел на выход из лаза. И тихо шепча проклятья неподатливой крышке, поднялся по лестнице, так что смог там стоять только в полу приседе — упираясь плечами в доски, к которым был прибит пень маскирующий выход.

— А-А-А … — Вырвалось из его груди, когда мальчишка со всех сил начал выпрямлять ноги.

В его глазах закружились в нелепом хороводе звёздочки: в груди как будто что-то оборвалось — прострелив болью; но крышка поддалась. Она резко пошла вверх — от чего мальчишка чуть не упал, и с дрожью в руках он всё-таки одолел эту тяжесть — откинул крышку и, пошатываясь, вышел из подземелья на чистый, девственно белый снег, предварительно погасив фитиль своего светильника. Уже вечерело, поэтому огонёк мог сослужить плохую службу — выдав его присутствие раньше времени. Вернув на место пень (который благодаря хитроумному устройству состоящему из противовесов и прочих механизмов в открытом состоянии не касался земли): мальчишка побрёл в направлении противоположном от лагеря русских. С неба обильно падал снег и дул порывистый ветер, — который должен был быстро замести все следы оставляемые маленьким человечком.

Оливер сделал приличный крюк — чтобы московиты не смогли сами разобраться, откуда он к ним пришёл. И парнишка начал сожалеть о том, что подобно зайцу слишком увлёкся запутыванием своих следов — ходьба по сугробам сильно вымотала его. Усугубляло ситуацию то, что снегопад усиливался, затрудняя возможность ориентироваться на местности. А это со сгущающейся темнотой, в свою очередь повышало шансы заблудиться.

— В пору хоть кричи, чтобы привлечь внимание проклятых Московитов. — С ужасом подумал Оливер, поняв, что больше не уверен в том, что движется в нужном направлении.

Юноша уже набрал в лёгкие воздуха, собираясь призывать, кого ни будь на помощь. Но увиденное заставило его только зашипеть: скорчить испуганную гримасу и в ужасе попятиться назад. Неизвестно откуда, перед подростком возникла абсолютно белая фигура с нелепой большой белой головой и грозно что-то проговорила на непонятном языке. В руках у этого чудовища было какое-то неизвестное оружие, — которое было направлено в грудь мальчишке. Юный Ардвидссон ни на йоту не усомнился, что это было колдовское оружие «белого демона» и отрок перестав пятиться, обречённо ждал, когда оно заберёт его душу. Он даже зажмурил глаза — готовясь к этому ужасному моменту. Но ничего страшного не происходило: только кто-то, приблизившись к нему — крепко взял за руку и уже спокойно о чем-то заговорил. Оливер открыл глаза — перед ним стояло уже три демона. Один держал его и о чём-то говорил с двумя своими товарищами, — которые даже во время беседы, внимательно осматривались по сторонам. Вскоре они пришли к единому решению и один из них — самый низкий одел лыжи: и связав пленника неспешно повёл его за собой.

Вскоре показались огни военного лагеря и путники, выйдя на утоптанную тропу, направились по ней к нему. Так они миновали дозорных, которые закутавшись в тулупы, прохаживались вокруг стана. Поравнявшись с Ардвидссоном, о чём-то переговаривались с его конвоиром и с интересом поглядывали в след этой паре. Вскоре, они шли по лагерю, мимо костров, возле которых грелись солдаты-оккупанты, некоторые из которых, повернувшись, провожали идущих взглядом, на время, прекращая свои разговоры. Так они подошли к какой-то землянке, в которой был один человек — сидящий за столом и устало посмотревший на вошедших людей красными от недосыпа глазами.

Выслушав доклад конвоира приведшего к нему задержанного, командир демонов что-то ответил и кивнул на один из четырёх свободных топчанов — куда и был усажен Оливер. То, что это был командир колдунов, можно было не сомневаться — они отчитывались перед ним как перед старшим, на нём была такая же белая одежда, рядом на столе лежало уже знакомое мальчишке оружие и белый шлем. Правда, лицо у сидевшего мужчины было вполне человеческое, даже без бороды, — которую мальчишка ожидал увидеть у русского мага. Конвоир — доставивший мальчика в лагерь, тоже снял свою вязаную маску, и тоже оказался вполне нормальным и даже весьма добрым человеком. Это стало понятно после того, как он что-то крикнул, выглянув за двери жилища: больше похожего на медвежью берлогу (тем, что было выкопано в земле). Затем по-кошачьи мягко подойдя к Оливеру, извлёк из своего мешка, — весящего за спиной что-то завёрнутое в шелестящую упаковку, немного развернул и протянул это угощение мальчишке. Так как речи друг друга они не понимали, то «Белый Демон» жестами объяснил, что это можно кушать. И одобрительно закивал, когда юный Ардвидссон, несмело откусил небольшой кусочек от предложенного ему угощения…

Всё «закрутилось», когда в землянку пришёл толмач, благодаря которому, хозяева землянки смогли начать общаться со своим гостем и узнали о цели прибытия Оливера в их лагерь. При этом особенно оживился мужчина — хозяин землянки и приказал первым делом, как следует накормить дорогого гостя. Он на самом деле оказался командиром колдунов, — которые называли себя охотниками (егерями) и звали его Юрием Витальевичем: добродушного егеря доставившего Ардвидссона к своему начальнику звали странным именем «Дядя Тимофей».

Переговоры начались с требования Ардвидссона, о предоставлении гарантий безопасности его семье и это было принято русскими как само собой разумеющиеся условие. После чего, люди в белом, подробно расспрашивали мальчишку: мол, сможет ли он показать, где в Нарве находятся казармы; где живёт комендант; где расположен арсенал и как попасть в казематы крепостных укреплений. А под конец их беседы произошло то, чего не ожидал Оливер — в землянке появился русский царь. Он оказался высоким, крепким мужчиной, который прямо с порога громко и задорно всех поприветствовал — мгновенно став центром всеобщего внимания. Юноша как заворожённый наблюдал за этим исполином: а встречаясь с ним взглядом — мгновенно опускал свой взгляд. И только поэтому Оливер заметил, что русский самодержец имеет непропорционально маленький размер ступни. Царь в свою очередь, каждый раз глядя на мальца с забавно вымазанной в шоколад мордашкой (парнишка только что доел угощение), расплывался в широкой улыбке. Затем подойдя к мальчугану, присел рядом с Ардвидссоном, расспросил Оливера о семье, о жизни и быте города. После чего, правитель Московии пожелал ему удачи и, утратив к нему всякий интерес, снова начал что-то обсуждать с командиром егерей.

Как ни странно, но, несмотря на возраст, проводник знал своё дело — он быстро нашёл замаскированный вход в туннель. Не было лишних хождений и поисков. Сын ныне покойного контрабандиста, несмотря на ночь и обильный снегопад, вышел на него очень легко — видимо он шел, сверяясь с большими и только ему известными ориентирами. Хотя, было непонятно, как он мог их находить в полной темноте и обильном снегопаде. Когда штурмовая группа егерей оказалась в нужном месте, Юрий снова сильно удивился, увидев, как сноровисто и легко парнишка поднял пенёк, открывая спрятанный под ним лаз. Затем на секунду замерев, мальчишка приглашающе махнул рукой, и резво юркнул в открытый проход: за ним один последовал и Гаврилов со своими егерями.

В самом подземелье, Оливера как подменили — его глаза немного округлились, и он сильно замедлил свой шаги и «втянул голову в плечи». Что не укрылось от Гаврилова.

— Не юный ли ты Сусанин? — Подумал Юрий глядя на идущего впереди мальчишку (он шёл следом за ним). — Не ведёшь ли ты нас случайно на погибель?

Но внимательно пронаблюдав за Оливером, Витальевич немного успокоился. Мальчишка часто и испуганно поглядывал не вперёд, а на потолок, который местами уже начал провисать под тяжестью земли, давящей не него — грозя в скором времени обрушиться. Этим и можно было объяснить смену настроения подростка: но, несмотря на это Гаврилов подал знак, чтобы все были на стороже — в этой ситуации перестраховка лишней не бывает. И хотя вокруг всё было тихо — хорошо подготовленный отряд двигался беззвучно, не нарушая тишины подземелья (за исключением проводника). Вскоре показались ступени, ведущие вверх и проводник, заметив их, ускорил шаг. И испуганно вздрогнул от того, что Юрий взял его за плечо, чтобы придержать. Мальчишка остановился, и медленно повернувшись, вопрошающе, с некой долей испуга посмотрел на Гаврилова. Тот только укоризненно покачал головой, дескать — «иди, но сильно не спеши»: и, отстранив мальчишку, первым ступил на лестницу. На сей раз, выход из подземелья перекрывала обыкновенная дверь, которая была с секретом и, несмотря на усилия Юрия, не хотела никак не хотела открываться. Здесь на выручку пришёл Оливер: он, молча протиснулся справа от Юры, и слегка сдвинул потайной рычаг — после чего дверь очень легко поддалась мягко открывшись. Судя по всему за петлями регулярно ухаживали — так как они работали легко и без скрипа. В помещении, которое находилось за дверью, горел неяркий свет масляной лампы, из чего выходило, что гостей ждали — оставалось выяснить с какими намерениями. Резким перекатом Гаврилов оказался почти посредине подвального помещения и в приседе сразу взял наизготовку своё оружие. Ответом это его действие был испуганный крик и женская фигура, метнувшаяся за стопку больших плетёных корзин. Вся комната была заставлена различными тюками сундуками и прочей утварью — скорее всего, это был тайный склад предприимчивого семейства, ставший одной из причин того, что Ардвидссоны пошли на сотрудничество с Петровым войском. Похоже, что кроме той женщины в подвале больше никого не было, потому что были слышны только её испуганные причитания и ничего более.

Когда Юрий загляну за корзины, то он увидел пожилую женщину, сидящую на полу у стены. Её глаза с ужасом смотрели на него. Сама она закрывалась от него руками, скрестив их перед собой. Несмотря на то, что дама упиралась спиной в каменную стенку, она продолжала попытку отползти ещё дальше — бесполезно скребя ими по земляному полу.

— Чисто братцы, Оливера и толмача сюда. Только без резких движений. — Как можно спокойнее сказал Витальевич, добродушно улыбаясь хозяйке (судя по всему матери проводника).

Первым подошёл мальчишка и, что-то говоря, кинулся к сидевшей на полу женщине. Она заплакала, прижав ребёнка к себе и, из её глаз хлынули слёзы. Она что-то шептала, целуя Оливера в лицо, и временами с опаской поглядывала на воинов, которые заходили из тайного хода в подвал.

— Господин полковник, отрок говорит, — «московиты приняли все его условия и даже заплатили за помощь», а она всё спрашивает, — «не пытали ли его эти варвары» — то есть мы.

— А что отвечает малец? — Поинтересовался Юрий.

— Говорит что мы хорошие и добрые люди. Рассказывает, что видел русского царя и тот, тоже добрый и весёлый человек. Говорит, что наш самодержец удостоил его своей аудиенции и … ну, вообще, говорит, что мы совсем не варвары.

Вскоре Юханна успокоилась, отряхнула запачканную одежду и подошла вместе с сыном к Гаврилову.

— Я благодарю вас господа, рада, что вы пошли навстречу несчастным сиротам. — Начал переводить толмач. — Только могу ли я поинтересоваться — как будет обеспечиваться наша безопасность?

— Переведи ей, что в её доме останется трое воинов, которые никого к ней не пустят — пока не будет наведён в городе порядок.

— Тогда господа, милости прошу вас пройти в мой дом. Только прошу вас, ведите себя тихо, чтобы не напугать моих дочерей.

— Не беспокойтесь госпожа Юханна, мы не обременим вас своим присутствием. У нас у каждого своё задание, которое надо выполнить. Так что, мои орлы у вас не задержатся — исключением будет ваша охрана.

После этого короткого обмена любезностями, хозяйка сделала лёгкий реверанс (который получился в её исполнении не очень элегантно) и неторопливо повернувшись: высокомерно пошла к дальней лестнице, ведущей в дом. Также манерно она поднялась по ней, стараясь держать себя как можно достойнее. Видимо стараясь реабилитироваться в «собственных глазах» после минутного испуга. Несмотря на поздний час никто из домочадцев не спал: и смотрел на входящих людей с любопытством, перемешанным со страхом. Хотя, из трёх девочек встречавших гостей, одна смотрела на гостей с нескрываемым вызовом. Она выглядела немного старше своего брата, её рыжие волосы были упрятаны под чепец и может быть, родители уже подыскивали ей подходящего жениха.

Идущая впереди Юханна, строго отчитала дочерей, которые тут же исчезли за дверью комнаты, из которой они выглядывали.

— Она отругала их за то, что те ослушались её. Хозяйка велела им не показываться нам на глаза, — чтобы никто из нас на них не позарился.

— Ефим, скажи ей, что безопасность её дочерей я гарантирую, и любой, кто покусится на их честь, пожалеет, что вообще родился на этом свете. А пока достань из бокового кармана моего сидора свёрток с шоколадом (его Юрий «отсканировал» ещё живя в своём времени) и отдай его матери Оливера. Сыну это лакомство понравилось, так что, он объяснит, как поступить с этим подарком.

Гаврилов оказался прав, стоило переводчику отдать женщине подарок для её детей: как возле неё появился Оливер, и стал что-то оживлённо объяснять, всё время, показывая на шоколадные плитки. Вскоре во взгляде его матери исчезла растерянность и она обратилась к Юрию.

— Что господин хочет за это? — Женщина жёстко указала взглядом на яркие упаковки плиток, которые она держала в своих руках (толмач заранее распаковал свёрток).

— Скажи ей, что это просто подарок её детям. У меня на родине тоже есть ребёнок, и я, помня о нем, просто решил угостить её детей. Без всяких условий и прочих формальностей…

На улице было темно, всё также падал снег, но только егеря были уже внутри городских стен. Они быстро расходились по узким улочкам каждая группа к своей конкретной цели. Кто шёл к воротам — чтобы по условленному сигналу открыть их: кто к стенам. Усиленные отряды выдвигались к казематам, чтобы отчистить эти защитные помещения от охраны. Сложности возникли с группой, которая должна была блокировать казармы, её было решено усилить полуротой из Берберовского полка. Поэтому она сильно растянулась по старинным кривым улочкам, что усиливало шансы её обнаружения противником. И эти опасения за малым не материализовались — когда боковой дозор доложил что по перпендикулярной улице, к ним идёт усиленный дозор.

— Всем залечь! — Тихо, но твёрдо скомандовал Гаврилов — обращаясь сразу ко всем воинам, идущим по улице. — А вы, двое, прикрываете меня: работаем только ножами и мечами!

Сам же, удостоверившись, что его приказ всеми понят и выполнен, быстро развернул трофейный утеплённый плащ: накинул его на себя и, сильно ссутулившись, шаркающей походкой, направился навстречу патрулю. Благо огни его факелов были заметны через снежную пелену. Вскоре городская стража заметила его одинокую тёмную фигуру, еле идущую к ним на встречу. Патрульные остановились и стали что-то выкрикивать. Но Юрий, как будто не слышал их, продолжая семенить навстречу. Послышались насмешливые реплики, вызвавшие дружный хохот. И даже это, никак не сказалось на движении немощного, сгорбившегося человека закутавшегося в тёплый плащ (именно так хотел выглядеть Витальевич). Вот Гаврилов, изображающий несуразного прохожего, поравнялся с громадным верзилой — который шёл в авангарде патруля. Стражник уже протянул руку, что бы сдёрнуть капюшон с головы идущего мимо его «чудика» как плащ странным образом слетел с Витальевича. Протянутая рука упала у ног своего хозяина: в следующую долю секунды, его душа, уже неслась на божий суд. Не смогли ничего понять и остальные. Только один шведский воин, по-видимому, заядлый дуэлянт успел вытащить оружие и сделать атакующий выпад в сторону напавшего на них Юрия. В этот момент его и настигла смерть. Вскоре, Гаврилов покончил со всеми противниками и церемониально вложил очищенный от крови меч в ножны.

— Спрячьте их в сугробах, чтобы в ближайшее время, тела никто не обнаружил. — Только и сказал Гаврилов, паре егерей, которые тоже успели внести свою лепту в уничтожение стражи.

Следующей неприятным эпизодом, с которым столкнулся большой диверсионный отряд, было то, что на плацу перед казармой — при свете факелов, небольшое подразделение шведов делало вязанки из хвороста. Всё это происходило под неусыпным присмотром отцов командиров: несмотря на непогоду, они работали слажено — как хорошо отлаженный механизм. А самые нерадивые вязальщики, нещадно стимулировались ударами шомполов. Исходя из такой организации работы и того, что готовых снопов было намного больше, чем наваленных веток: в скором времени с «заготовкой дров» должно быть покончено. А вот что они будут делать дальше, было неизвестно. Поэтому, Юрий для начала, решил расставить своих воинов так, чтобы случись чего, они могли простреливать всё пространство вокруг казарм. Как говорится — «бережённого бог бережёт».

Для пулемётных гнёзд, прекрасно подошли пара домов с остроконечными шпилями. Благо, егеря умудрились туда проникнуть, не наделав лишнего шума. Ещё пять домов выгодно стоящих вокруг казарм заняли также незаметно. Правда, пришлось запереть всех жильцов в подвалах (чтобы ненароком не пострадали). Эти приготовления заняли немало времени: но это того стоило — сработало правило, что фортуна любит тех, кто ничего не пускает на самотёк. Как только все бойцы успели занять свои позиции, «дровосеки» — так Юра назвал вязальщиков хвороста, окончили своё дело. Однако их не увели на отдых, как этого ожидали наблюдавшие за ними егеря, а поставили в строй с их собратьями, которых выгнали на улицу в полном вооружении. Всех служивых построили по ранжиру, подровняли шеренги и вперёд вышел щеголеватый офицер (новый персонаж — который, по-видимому, до этого отсиживался в тепле), и начал громко что-то объяснять своим подчинённым.

— Ставит им боевую задачу, ваше благородие. — Тихо зашептал переводчик, который всё время находился рядом с Гавриловым и всё прекрасно слышал через открытое окно. — Говорит, что они должны под прикрытием снегопада закидать наш оборонительный ров вязанками — оные, в данный момент лежат перед строем. А как начнёт светать: по команде, все они обязаны организованно ворваться в наш лагерь и завязать бой. И вести его до тех пор, пока шведская кавалерия не ворвётся в лагерь…. Вот. И тому подобная дребедень.

— А мы ждём. — Тихо ответил Юрий, не отрывая взгляда от плаца. — Пока наши передовые отряды не войдут в крепостные ворота, никакого шума. Ждём сигнала…

Время тянулось, вот уже шведский болтливый офицер закончил свой инструктаж: А сигнала к началу активных боевых действий не поступало. Вскоре солдаты Карла одиннадцатого разобрали хворост, — которым они должны были закидать ров перед русскими укреплениями: а сигнала всё не было.

— Блин, ведь как пить дать, сейчас уйдут. — Барабаня по подоконнику костяшками пальцев, прошептал Юрий.

Ему было обидно упускать такой отряд. Ведь он, столкнувшись со штурмовыми отрядами, может наделать немало бед. А преждевременно шуметь тоже нельзя — ставится под угрозу провала вся операция по захвату Нарвы.

Тем временем за окном развивались события, которые совершенно не вписывались в первоначальный план. Шведы покончили со своими приготовлениями и организовано начали движение…. В этот момент в небо взлетели несколько ярких свето-шумовых ракет. Отряд противника замер от неожиданности — все с изумлением смотрели на непонятный фейерверк. Но это затишье, оказалось не продолжительным. Из захваченных егерями и Берберовскими солдатами домов — точнее из их окон, полетели гранаты. За ними оставался след из искр чем-то напоминающий хвост кометы. Не успела отгреметь дробь частых взрывов, как заработали пулемёты. Они безжалостно разили всех, кто был на плацу и также тех, кто выскакивал на улицу. Им вторила трель коротких очередей ППШ, и трудно улавливаемые на общем фоне боя, одиночные выстрелы снайперов. Вскоре всё затихло. Не было тишины в полном смысле слова. На дальних улицах, слышались звуки боя: но возле казарм наступило относительное затишье — пытались отползти в безопасное место раненые; стонали умирающие или те, кто из-за ран не мог двигаться. Площадь перед казармой тускло освещалась несколькими небольшими костерками, — которые получились от того, что пулемётчики, стреляющие трассирующими боеприпасами: подожгли некоторые вязанки. Этого освещения хватало для того чтобы снайпера видели всю окружающую обстановку и успешно пресекали всякие попытки врага покинуть казармы (на сколько им позволяла видеть снежная пелена). Правда, как заметил Гаврилов: если кто-то из солдат выскакивал без оружия, чтобы помочь раненому товарищу. То егеря тех не трогали.

Всё это прекратилось когда появились русские солдаты с белыми повязками на рукавах (для распознавания свой — чужой). Они быстро наводнили всё пространство вокруг казарм и после непродолжительных переговоров, шведы сдались на милость победителей. Так что с рассветом город полностью перешёл под контроль русских.

Нарва была во власти Петрова войска. И в связи с этим, горожане в полной мере испытали на себе все «прелести» утверждения. — «Горе побеждённым» (в те времена это было нормальным явлением для любой армии мира взявшей штурмом город). Стрельцы, казаки, солдаты иноземного строя: с первыми лучами солнца начади выбивать прикладами двери домов, врываясь в дома горожан. Хотя царь и запретил разграбление города: но местами, всё равно шёл грабёж, насилие и убийство. То тут, то там, были слышны крики полные мольбы о пощаде. Поэтому Гаврилов, помня о ночном разговоре с царём, о том, что разбой допускать нельзя. Оставил в захваченных домах для охраны по несколько солдат, и пошёл на улицы для наведения в нём порядка. Где нагайкой (трофей Азовской компании), а где и пистолетом, он и его егеря утихомиривали особо разошедшихся победителей. Некоторых «героев» — дорвавшихся до винных погребов, приходилось связывать и вести в штаб (один из домов выбранных Юрием).

В одном из переулков на пороге одного из домов: рыжий, бородатый казак, бесстыже насиловал девицу, на которой из одежды были только остатки в клочья разорванной нательной рубахи. Рядом — на ступенях лежало бездыханное тело мужчины среднего возраста: по всей видимости, он был её отцом и погиб, стараясь защитить свою дочь. Двое друзей насильника, пытались снять с убитого дорогой халат, но увидев приближающихся егерей, мародёры «дали дёру». Когда Юрий подбежав, схватил пакостника за шкирку и рывком сбросил пакостника с лестницы. Тот что- то пьяно буровя, поднялся на ноги и, даже не пытаясь одеть портков, обнажил свою саблю. Лучше бы он этого не делал — стоявший рядом с ним егерь зарубил его своим мечом — катаной. А жертва насилия так и лежала у порога своего дома, сотрясаясь в истерике.

— Прикройте её чем ни будь, и занесите в дом. — Скомандовал Юрий не глядя на девушку. — И проверьте, всё ли в доме спокойно.

Вскоре отряд Гаврилова повстречал Петра, он, сидя на коне, в сопровождении своих преданных гвардейцев занимался наведением порядка, наказывая группу грабителей. Причём делал это весьма жёстко — нещадно махая своей саблей и топча копытами своего скакуна. Его лицо нервно подёргивалось, а глаза яростно горели — что говорило о высшей степени негодования овладевшей царём. Романов увлечённый этим делом, не заметил Юрия и вскоре расправившись с ослушавшимися его приказа воинами, свернул на одну из улиц. Преображенцы, идущие за царём занялись уцелевшими мародёрами более основательно — беря под контроль всю площадь. Поэтом и Витальевич, не теряя времени, направился со своими орлами на первую же улицу, откуда был слышен шум. Надо сказать, что он оказался на ней весьма вовремя: кучка солдат, орудуя небольшим обломком бревна как тараном, ломали добротную дверь весьма богатого дома. Челядь, видимо весьма преданная своим хозяевам оборонялась, как могла — бросая из окон на головы агрессоров всякую мелкую утварь. Чем они больше злили людей ломившихся к ним. После очередного удара дверь не выдержала и распахнулась. Послышался радостный крик, и кучка алчущих наживы мужчин устремилась в дом. Какая учесть была уготована всем кто жил в этом здании — было ясно и без объяснений.

— За мной! — Резко обратился к сопровождавшим его воинам Гаврилов, обнажив на ходу катану.

Юра, первым вбежал в дом и увидел как мародёры, тешась, махали своими саблями — пугая челядь, вооружённую, чем попало. Слава богу, пока никто из обывателей не был убит и имелся шанс на бескровный исход инцидента.

— Это что такое?! — Голос Гаврилова прозвучал как гром — перекрыв все выкрики находящихся в помещении людей. — Вам что, государев указ не писан?! Ведь было ясно сказано, местное население не трогать!

Наступила тишина — немая сцена, все её участники замерли как застывшие фигуры в одной детской игре. Все с удивлением смотрели на новых участников разворачивающихся событий — следом за Юрием вбегали его бойцы, беря под контроль ситуацию. Действовали они, молча и деловито: особо это подействовало на обороняющуюся прислугу. Послышался грохот падающего железа — это у нескольких человек выпали из рук топоры и другие предметы, которыми жильцы дома собирались обороняться. Вид у горожан был соответствующий, они все были бледные как снег и смотрели на спецов, одетых в белый камуфляж, как на злобных призраков из преисподней. Было непонятно, кого они боятся больше, тех, кто на них напал, или тех, кто пришёл на помощь. В этой ситуации первыми опомнились погромщики — то есть вожак их шайки.

— Ты это барин, не балуй! — Заговорил самый щуплый, пожилой на вид воин. — Это наша добыча, мы что, зря свою кровь проливали, штурмуя эту крепость?!

Судя по манере говорить и держаться, он обладал определённой харизмой и мог увлекать за собой людей. Говорил он, оглядываясь на своих товарищей, которые соглашаясь с ним поддакивали. Что в свою очередь добавляло ему уверенности в его правоте.

— Они что? — Солдат заулыбавшись, снова посмотрел на товарищей. — Они супостаты отказавшиеся сдать город. Значит, он подлежит разграбленью — закон войны. И не Петрухе его отменять. Мы с боем его заняли — значит, имеем право!

За спиной оратора послышались голоса одобрения. Молчали только хозяева дома, которые никак не могли понять, что происходит. Поэтому стояли, безучастно наблюдая за словестной перепалкой русских.

— Ты имеешь право сложить оружие и надеяться на царскую милость. Пока ты не натворил дел, у тебя есть шанс быть прощёным. — Как можно спокойней, но твёрдо проговорил Юрий. — Что-то думай. И вот ещё, я никого из вас, в своём отряде не видел. Так что, не вы открывали крепостные ворота и на стены не вы лазили. Тогда о каком вашем праве может идти речь?

— Ату их братцы! Их меньше и они всё себе забрать хотят! — Выкрикнул Юрин оппонент по переговорам — но сам остался на месте не спеша биться с егерями.

Гаврилов подметил это и устремился к хитрецу, чтобы тот не исчез — воспользовавшись неразберихой сечи. Надо признать опасения Витальевича были ненапрасными — пару раз отвлёкшись на отражение атак нападавших, Юра потерял вожака грабителей из виду. И обнаружил его пробирающимся к выходу, возле которого как назло никого не было.

— Стой сволочь, не уйдёшь!

Юра ринулся наперерез главарю, пожелавшему ценой жизни своих ватажников, уйти от ответственности за учинённый погром. Видимо он сильно увлёкся преследованием, потому что пропустил удар сзади. Сабля ударила по голове, скользнула по шлему и обожгла болью правое плечо. Оглянувшись, Гаврилов увидел, что напавший с тылу уже падал сражённый одним из его воинов. Раненая рука хоть и болела, но слушалась — поэтому Юрий продолжил свою погоню. Неприятеля он достиг уже возле выломанной двери и что есть силы, рубанул по шее — не стоит церемониться с теми, кто, спасая свою шкуру, жертвует людьми, пошедшими за ним. Скоротечный бой был окончен, все грабители лежали бездыханными на полу, но и среди егерей было двое раненых — не считая Юрия.

— Этих вынесите на улицу! — Юрий указал на убитых. — Толмач где?!

— Здесь я, господин полковник!

Переводчик хоть и выглядел немного испуганным, но был цел и здоров.

— Переведи хозяевам дома, — «что бояться нечего — больше их никто не тронет. И мы приносим им свои извинения за этот неприятный инцидент»…

 

Глава 23

Марта с испугом выглядывала в окно, за которым бесновались варвары захватившие город. И как на беду из всех зданий стоящих на этой улице, они выбрали именно её дом: и в данный момент ломали тяжёлую парадную дубовую дверь. Прислуга старалась отбиться от бандитов как могла. На головы нападавших летели ступки, выливалось содержимое ночных горшков, летели табуретки и опустошённые небольшие сундуки. Но оккупанты на это не обращали никакого внимания — размеренно и ритмично ломая дверь и подзадоривая друг друга бранью (о чём можно было догадаться по тону их выкриков).

Маленькая Эльза, чувствуя своим детским сердечком опасность, нависшую над всеми домочадцами, плакала, прижавшись к матери, которая держала малышку на своих руках — пытаясь её хоть немного успокоить. Да и сама Марта, металась по своей спальне как загнанная птица — от кровати к окну, от него к двери и обратно. Женщина, то шептала дочери срывающимся голосом:

— Что такое, радость моя? Всё хорошо малышка, скоро всё закончится.

Но, в очередной раз, с ужасом выглянув в окно, невольно вопрошала:

— Как же так? Как так вышло? Как эти Московиты попали в город? Неужто это все, правда? Неужели у царя Петра на службе состоят «Белые демоны», которые могут отважных воинов превратить в «безвольных, безобидных ягнят»?

Прижимая к груди свою драгоценность — плачущую дочурку, женщина целовала её волосы и снова тихо шептала:

— Тише моя радость, мама с тобой, всё хорошо…. — Эти слова шептались как молитва — как заклинание.

Выглянув в очередной раз в окно, женщина остолбенела от ужаса поразившего её. По улице шли «белые демоны». Именно в момент как она их заметила, с жутким хрустом сломался дверной засов, запиравший уличную дверь. Это было дурным знаком, объясняющим, каким образом русские могли проникнуть за крепостные стены — КОЛДОВСТВО. Внизу послышались ужасный топот, крики и жуткий смех — холодящий душу. Не отдавая отчёта своим действиям, Марта подошла к двери, ведущей из спальни и, не смотря на истерический плачь своего ребёнка, прислушалась — что происходит в доме. Но понять хоть что ни будь было невозможно. Поэтому вопреки всякой логике, женщина открыла дверь и стала прислушиваться к тому, что доносилось из холла. Было слышно, как чей-то властный голос — человека привыкшего приказывать, громко чего-то требовал. Другой — такой же уверенный, только немного шепелявящий вторил ему. Голосов её работников не было слышно.

Вскоре владелец шепелявой манеры говорить что-то выкрикнул, и внизу послышался звон стали — характерный сабельному бою. Здесь ноги у вдовы предательски подкосились в глазах начало темнеть и она, с грохотом упала на пол: настежь открыв приоткрытую ею дверь. Неизвестно как, но Марта не упала на дочь, девочка даже не ударилась об пол. Но от испуга малышка замолчала — ничего не понимая глядя на неожиданно «уснувшую» маму… Мама вскоре «проснулась» — увидела дочь, сидящую рядом и, из её глаз потекли слезы. Внизу снова стояла относительная тишина: шепелявого человека не было слышно, зато другой, снова отдавал приказы своим людям.

— Жители Нарвы, — послышалось обращение человека говорившего с небольшим акцентом, — мы приносим свои извинения за причинённый вам разгром. Виновные уже наказаны и вам, больше ничего не грозит. С вашего позволения мы ненадолго задержимся у вас для оказания помощи нашим раненым друзьям, после чего покинем ваш дом.

Ответом была тишина. Ни зная, как это понимать, Марта поднялась с пола, снова взяла дочь на руки и подойдя к перилам посмотрела вниз. Там она увидела своих работников, стоявших как столбы, «белых демонов» выносивших тела солдат напавших на её дом и троих раненых московитов, которым их друзья заматывали раны.

— Господа, я благодарна вам за вашу помощь и принимаю ваши извинения. — Ответила Мари, стараясь при этом выглядеть как можно увереннее и спокойнее.

Все стоявшие внизу, услышав её голос посмотрели наверх, но тут же тактично потупили взгляд.

— Фрау Марта, оденьтесь, пожалуйста. — Послышался скрипучий голос старой кормилицы — немки Эммы.

Пожилая женщина услужливо протягивала тёплый, бархатный халат — память о муже. В этот момент вдова осознала, что стоит перед гостями в ночной рубахе и чепчике. Быстро его, одев — с помощью пожилой немки, молодая женщина извинилась:

— Прошу прощения за конфуз — всему виной переживания, связанные с нападением этих разбойников… — она испугано посмотрела на русских и поправилась, — извините людей.

Когда толмач, перевёл её слова, раненый в руку московит, горестно усмехнувшись, ответил ей:

— Не стоит извиняться. — «Разбойник и в Африке — разбойник», и не надо переживать за то, что вы называете всё своими именами.

— Надо же, а этот солдат не так уж и прост. — Подумала вдова, но вслух сказала другое. — Простите, а кто из вас главный?

Когда вопрос был переведён, все заулыбались и несколько человек молча указали на раненого в руку бойца, который только что говорил с ней.

— Если вам это интересно, то я. — Спокойно ответил раненый, заново надевая куртку после перевязки. — У вас есть ко мне какие-то вопросы или претензии?

— Претензий нет, есть предложение. Думаю, незачем вам вести раненых на мороз, вы и ваши друзья, сможете остаться у меня дома. Клянусь, что за моими спасителями, будет организован надлежащий уход.

— Госпожа. Фрау Марта, что вы делает? Как это можно? — Тихо прошептала пожилая немка.

— Эмма, если эти воины станут у нас на постой, то это будет нам гарантией, что нас больше не придут грабить другие разбойники. — Улыбаясь и стараясь не шевелить губами, ответила Марта. — А эти господа, уже показали, что они ничего плохого нам не собираются делать.

— Но ведь они, белые демоны. — Не унималась кормилица. — Колдуны.

— Мне всё равно кто они. Только бы ничего не угрожало моей Эльзе и дому покойного мужа. И дорогая Эмма, давайте покончим с этими разговорами.

Тем временем Московиты оживлённо что-то обсуждали. Затем, главный колдун, приняв решение, обратился к хозяйке дома:

— Мои товарищи с благодарностью согласились принять ваше предложение. И мы в свою очередь обещаем, что не доставим вам лишних неудобств. Только можно с нами останется наш перелагатель (переводчик)? — Это для удобства вашего общения с нами.

— Всенепременно, пусть остаётся. Желаете спросить, что-либо ещё? — Марта старалась выглядеть как можно спокойнее и увереннее: борясь с мелкой дрожью вызванной недавним шоком.

— Да. К нам ещё будет заглядывать наш полковой медик, а лично ко мне, будут приходить офицеры из моего штаба. Сами понимаете, ранение у меня незначительное, и от государевой службы, меня никто не освобождал. Так что, я буду весьма хлопотным постояльцем.

Хотя воин, стоявший внизу, говорил, что у него лёгкое ранение: но бледность его лица, испарина на лбу и расширенные от боли глаза — говорили Марте о том, какие усилия прилагал этот мужчина, чтобы выглядеть в глазах окружающих немного беспечным. Её Биргхир, был заядлым дуэлянтом, и ей случалось выхаживать мужа после неудачных для него поединков. Он тоже крепился, пряча свои страдания под излишней бравадой, но она всё равно всё видела и понимала. Пока его…

— Что такое служба я знаю не понаслышке. Мой покойный муж — Биргхир, тоже был офицером. Так что, можете по этому поводу не беспокоиться.

Эмма, стоявшая за спиной своей хозяйки, что-то тихо бубнила себе под нос — время от времени крестясь. Весь её вид говорил о том, что она не одобряет решения своей хозяйки, которое для неё было равносильно попаданию в чистилище. Пожилая немка, постоянно поглядывала на свою бывшую воспитанницу — надеясь, что та отменит своё решение. Однако та, повернувшись к кормилице, отдала ей свою дочь и неспешно направилась к широкой парадной лестнице.

— Прошу вас господа подымайтесь, я покажу вам ваши комнаты. — Окончательно справившись с переживаниями и последствиями стресса, позвала гостей хозяйка дома. — А вы наведите порядок и уберите все следы недавнего боя…

Вдова мило улыбалась своим гостям, подтверждая жестами своё приглашение. При этом она как будто мимоходом, давала распоряжения своим работникам.

— Клеменс, Ола, помогите господину раненому в бок, — аккуратно возьмите его и подымите по лестнице. Не видите что ли, ему больно двигаться. Кайса, Улва, отведите господ в наши гостевые комнаты и помогите им там расположиться.

Заметив испуганные взгляды девушек, Марта обратилась к русским:

— Надеюсь, вы дадите слово, что ничем не обидите моих девушек? Я вижу, что вы цивилизованные люди.

Последние слова были утвердительно выделены, дабы московиты поняли, что они находятся в приличном доме: и она от них ждёт соответствующего поведения. Вдова была сама удивлена той смелости, которую она стала допускать в общении с этими жуткими оккупантами. Но те, видимо не имели претензий относительно её манер. Однако к ней возвращались не только самоуверенность: но и осознание того, что она позабыла про этикет — а это, она для себя считала недопустимым нарушением норм поведения.

— Ой, что это со мной. Ведь я до сих пор не представилась гостям? — Немного смущаясь, проговорила она на французском языке — по привычке решив, что её никто не поймёт.

— Мадам, не смущайтесь, — также негромко проговорил командир русских колдунов — оказывается, он уже поднялся по ступеням и остановился рядом с ней, — мы также допустили такую же неловкость. Именно мы должны были вам представиться первыми.

— О-ля-ля, вы француз? Судя по вашему диалекту — Гасконец? — С нескрываемым удивлением оживилась хозяйка дома: от неожиданности немного взмахнув руками. — Я слышала, что русский царь нанимает на службу иностранцев: но не ожидала что встречу этих наёмников.

— Увы, вынужден вас огорчить: я русский и сражаюсь за интересы своей родины, как говорится — «За веру, царя и отечество». Так что честь имею представиться — граф Гаврилов Юрий Витальевич. — Московит, так хорошо говоривший на французском языке, галантно поклонился. А это мои орлы — они мне не только подчинённые, но и надёжные боевые друзья. Потому что, я не раз вместе с ними заглядывали смерти в лицо.

— О, какой ёмкий, точный и одновременно — пугающий эпитет вы привели. Ну ладно, хватит о страшном, надеюсь, вы представите мне и своих друзей. — Несмотря на страх, который она испытывала стоя перед этим человеком: Марта всё равно — кокетничала.

— Всенепременно. Этого молодого человека, которого несут ваши люди, зовут Тимофеем — он унтер-офицер и его ждёт хорошая карьера на военном поприще. — Русский, так хорошо изъяснявшийся на французском языке, указал взглядом на бойца раненого в бок. — А вот этот мужчина, зовётся Евпатием, он тоже достойный уважения воин — герой.

Внимательному взгляду вдовы было заметно, что московит устал — его донимала недавно полученная рана, и он остановился поддержать ничего не значащий разговор, только из уважения к ней. Поэтому он представлял своих товарищей, не дожидаясь, когда те окажутся рядом с ними. Что в свою очередь, делало его попытку быть галантным — весьма нелепой. И немного смутило хозяйку дома — заставив немного растеряться.

— Очень приятно, мой отец, борон Аккурти фон Кенигсфельс. Правда, папа официально меня не признал. Но всем этим великолепием я обязана именно ему. — Невпопад и не очень связано пролепетала Марта, немного потупив взор. — Он принял активное участие в моем воспитании и позаботился о моей дальнейшей судьбе. Так что, сейчас я ношу фамилию Берг — Марта Берг. Мой безвременно усопший Андреас, — за которого меня выдал замуж мой папенька, был офицером. Но год назад, погиб на дули…

Как и обещал квартирант: вскоре прибыл русский лекарь, заставивший всех сильно удивиться — им оказалась женщина. Марта поначалу подумала, что Урсула чего-то напутала, докладывая ей о визите молодой женщины. Но девушка поклялась, что именно так её представил русский толмач, — который постоянно дежурил в прихожей… — «Ну и нравы у этих московитов — одно слово варвары». — Подумала вдова, провожая гостью взглядом. С ней она повстречалась, идя в комнату к своей дочери. Выйти встречать доктора московитов, было неудобно: а любопытство искало причину, по которой она могла увидеться со служительницей Асклепия. Всё оказалось так как и говорила служанка: гостя гордо шла за старым Клеменсом в сопровождении двух стрельцов; у которых на рукавах были белые повязки с красными крестами. На ней была необычного фасона одежда, — к слову сказать, она весьма хорошо смотрелась на русской врачевательнице. Поверх чёрного, изящного, длиннополого тулупчика с меховой оторочкой, был одет белый передник, с таким же, как у сопровождавших её воинов красным крестом на груди. На голове у этой дамы, была одета необычная, но при этом — прелестная меховая шапочка. А один из сопровождавших её мужчин, нёс увесистый саквояж из чёрной кожи.

— Тоже мне — рыцари ордена Тамплиеров — Тихо с нескрываемой ревностью прошептала Марта, повторно посмотрев в след лекарю, когда обернулась, дойдя до детской комнаты.

Вдова не могла определиться, что её больше всего раздражало в гостье: толи её внешний вид, толи самоуверенность, с которой незнакомка шла по её дому, или ещё чего не будь…. А может то, что русский доктор шла к комнате, где поселился командир егерей — так раненые воины себя называли. Ох уж эти непонятные Русские, зачем солдат называть охотниками…

Вскоре, после того как лекарь, осмотрев и перевязав своих пациентов ушла: забегали неугомонные русские посыльные, но все они вели себя очень более или менее тактично — чего от них ни ожидал никто. Прибывавшие порученцы докладывали о цели визита переводчику, сидевшему у входа, в компании двух вооружённых охранников. А получив добро на визит, спокойно шли за прислугой указывавшей им путь, и также под пристальным присмотром возвращались. Челядь дома Берга, не спускала глаз с чужаков, чтоб никто из них даже не посмел покуситься на хозяйское имущество. Мало ли что госпожа разрешила им здесь шастать — но о полном доверии завоевателям не могло быть и речи.

Поближе к обеду, по договорённости с хозяйкой, появились солдаты, принёсшие корзины с продуктами для приготовления еды постояльцам. Они аккуратно сложили всё на кухне. Всеми их действиями руководили обычно добродушная кухарка Ингегерд и невысокий, пришлый толстяк в белом костюме, колпаке и таком же белоснежном переднике. Иван Кузьмич, которого Юрий Витальевич отрекомендовал как хорошего повара. Ох, если бы он знал, на что он обрёк своего кашевара: которому довилось убедиться на собственном опыте, что женщины иногда, могут убивать не только словами, но и взглядом. Кухарку как будто подменили — позабыв о недавних страхах, она демонстрировала своё неудовольствие сложившейся ситуацией. Чтобы не делал, русский стряпчий со своими помощниками, куда бы он ни перемещался по кухне: его везде настигал тяжёлый взгляд поварихи. Ингегерд словно подменили — она как злой надзиратель контролировала каждое движение своего конкурента. Но видимо и Кузьмич, был не из робкого десятка. Он совершенно невозмутимо делал своё дело, не замечая бабу — снующую у него под ногами. Благо, он не понимал ни слова из того, что она временами ворчала себе под нос. Были у этой комедии и благодарные зрители — Ола и Клеменс. Оба брата остановились возле кухни после того, как услышали испуганное — «ОЙ»! — Это чужак, ущипнул надоедавшую ему Ингегерд, за то место, откуда у ворчуньи растут ноги. После чего весело засмеялся — довольный полученным результатом. Не меньше веселились и оба бездельника, ставшие свидетелями этого инцидента. Тем более, они понимали каждое слово, из возмущённой тирады — коей разразилась кухарка. Но встретившись с ней взглядом, они оба поспешили удалиться, уже издали извергая скабрёзные остроты по поводу увиденного «заигрывания» московита с кухаркой.

Через полчаса деятельности иноземного повара, паломничество прислуги на кухню усилилось. Все считали своим долгом заглянуть во владения Ингегерд: и причиной этому был не интерес к тому, что происходило между ней и иноземным поваром, а запахи, идущие из его странной посудины. Кузьмич с важным видом колдовал у казана, — который он принёс с собой, временами подсыпал в него необходимые ингредиенты. С чувством величайшего удовольствия поглядывал на хозяйских кухонных работников, которые во главе со своей начальницей, недоумевая, замерли и смотрели на его действия, вдыхая аромат томящегося мяса и специй.

— Вот етит-тудыть, это вам, не щи лаптем хлебать. — Назидательно говорил он, поглядывая на хозяев и тех, кто временами заглядывал в дверь. — И не вашу размазню есть. Это плов — Османское блюдо, оно совсем не хуже ядрицы с грибами. Эх, да чего вы нерусси понимаете.

Иван махнул рукой и с важным видом заглянул под крышку.

— Ну, вот и готово. Можно и господ звать. — Резюмировал он, сдвигая котёл с плиты. — Ну, что стоите рты разинув? А-а-а.

Снова обречённо махнул Кузьмич и пошёл к переводчику, чтобы тот объяснил всем, что пора накрывать на стол.

— Ляксандр, и суп, и плов, и коптофля — пюре — готовы. Скажи этим бестолочам: пусть сервируют столы, да зовут хозяев — мы и так уже задержали начало обеда.

— Давно пора. — Обрадовался сидевший в фойе мужчина. — А то, из-за твоих запахов, у меня кишка кишке лупит по башке…

К столу Марта вышла при «полном параде» — одев своё самое лучшее платье и ненавистный ей парик. В столовой уже были двое гостей с переводчиком (раненому в бок бойцу, понесли еду в постель, его должна была кормить Улва). Старая кормилица Эмма, тоже была в столовой, она держала на руках свою воспитанницу Эльзу. И с нескрываемым страхом, поглядывала на гостей, которые в свою очередь, ею совершенно не интересовались.

— Мадам, вы просто обворожительны. — Высказал комплимент Юрий Витальевич, заметивший её появление первым. — Я польщён, что вы решили осчастливить нас своим присутствием, и разделите с нами трапезу.

— О — у, месью вы мне льстите. Но всё равно, спасибо. — Ответила вдова, сделав неглубокий реверанс.

— Надо держаться достойно. — Думала Марта, неспешно обводя всех присутствующих взглядом. — Нельзя чтобы они заметили мою заинтересованность их присутствием: но и отталкивать их излишней холодностью тоже нельзя. Матерь божья, за что на меня свалились такие испытания?

Гости тактично подождали, пока за столом усядутся женщины, после чего сами заняли свои места. Когда начали подавать еду — кстати сказать, очень вкусную: московиты на удивление не накинулись на неё, не лезли в одну посудину — зачерпывая пищу по очереди (именно так, по слухам ели все русские). Здесь же, они были самим эталоном тактичности, поддерживая светскую беседу не о чём.

— Может в отсутствии женщин они ведут себя по-другому, но сейчас, они заслуживают репутации весьма приятных сотрапезников. — Думала Марта, наблюдая за гостями. — Особенно этот граф. Но, не ошиблась ли я, пустив его к себе на постой. Вот сидит, внимательно слушая рассказ Эммы, вроде само радушие и добродетель. Но одновременно, заметно, что он контролирует все, что происходит вокруг: и если что-то пойдёт не так как он хочет, то непременно вмешается в ход событий. О боже как он этим напоминает Андреаса, тот тоже ничего не пускал на самотёк: только в воспитании и сдержанности, немного проигрывал этому русскому. Хотя, ещё рано делать какие либо выводы может быть, я сама нахожу в них те добродетели, которые мне хочется…

Неожиданно, тот, о ком только что думала вдова, сравнивая его со своим покойным мужем: отхлебнув из своего бокала глоток вина, на секунду замер. Лицо подёрнуло небольшой судорогой, и взгляд на мгновение затуманило. Марта тут же отвела свой взгляд в сторону: надо сказать, что сделала она это как нельзя вовремя. «Краем глаза» она заметила, как командир егерей осмотрелся вокруг — не заметил ли кто произошедшую с ним неприятность. Когда вдова снова взглянула на Юрия, то, от его бледности не осталось и следа. Ей даже показалось, что исчез небольшой порез со скулы — оставшийся явно после бритья. Немного поразмыслив, молодая женщина пришла к выводу, что румянец на щёках гостя появился под действием хорошего вина, а царапина на лице ей просто привиделась. А всё остальное, произошло от того, что Юрий, сделав неловкое движение, потревожил свою рану. Тем более что, его правая рука из-за ранения покоилась на повязке.

— Надо отдать ему должное — он неплохо справляется с обедом, манипулируя только левой рукой.

Подумала Марта, вспомнив, что в таких случаях, её покойный муж требовал, чтобы его кормили…

— Госпожа Берг, фрау Эмма, ещё раз благодарю вас за компанию. Обед в вашем обществе, был выше всяких похвал. Я уверен, что также думают и мои друзья и по этому поводу, я выражаю наше общее мнение.

Все эти слова были сказаны, когда был доеден десерт и, все встали из-за стола: толмач, закончив синхронный перевод, замер в ожидании ответного слова хозяйки — чтобы перевести и его.

— Вы нам явно льстите господа. Мы в свою очередь хотим поблагодарить вас, за честь отобедать в вашем обществе и передайте похвалу вашим поварам. У вас прекрасная кухня — мы никогда, ничего подобного не ели. И это не пустой комплимент.

Эмма толи под действием вина, толи из-за совместно проведённой с гостями трапезы, больше не смотрела на них с опаской, а мило им улыбалась, время от времени что-то шепча на ушко своей маленькой воспитаннице.

— Нельзя больше так расслабляться. — Мысленно отдёрнула себя вдова. — Одно дело прикрываться этими господами от их бандитов-солдат: другое дело с ними сближаться. Они враги: и это факт. Будь жив мой муж, то эти господа постарались бы его убить. Поэтому, они только квартиранты — и не более того.

Хозяйка с гостями уже поднялись на второй этаж, когда прощаясь, русский командир сказал:

— Мадам Берг, спасибо за то, что вы нас приютили. Но как вы заметили, мы очень беспокойные жильцы — ко мне постоянно бегают солдаты с депешами. Подозреваю, что это будет происходить и ночью. Поэтому мы завтра же съедим от вас. Благодарим вас за всё.

От этих слов у вдовы похолодело в груди. Она помнила рассказы мужа, что побеждённый город отдаётся солдатам победителей на три дня. — «Солдат должен знать, какие трофеи его ждут за то, что он рискует своей жизнью, штурмуя неприступные стены. Это и есть самый мощный стимул для всех воинов». — Марта навсегда запомнила эти слова: тогда она воспринимала это как должное. Но сейчас этим «стимулом» становилась она и её дочь и это, уже не казалось справедливым атрибутом войны. Молодая женщина представила, как в её дом ворвутся пьяные победители и в поисках наживы, перевернут весь дом. Затем в поисках плотских утех надругаются над всеми женщинами и девушками — включая и её. И самое страшное: не веря, что у хозяйки больше нет ничего ценного — варвары будут на её глазах медленно убивать её дитя, её дочурку Эльзу. Все надежды рушились и зыбкая надежда на то, что беда миновала — таяли как маленькое облако в ясном небе. Марта машинально улыбалась, отвечала на вопросы, но в голове как колокол звучала только одно — «Почему? Почему? Почему? За что!?»

Весь оставшийся день прошёл под прессом тягостных дум о том, что может произойти с семьёй в ближайшем будущем. Когда стало темнеть, в гости пришла соседка с мужем. Пожилая пара видела, что в дом Бергов постоянно захаживают солдаты московитов, а перед этим — поутру, другие разбойники ломали двери. Поэтому, старую чету Палёных (Русские дворяне, оставшиеся в Прибалтике после её оккупации Шведами) долго мучало любопытство по поводу судьбы вдовушки, живущей в том доме. В итоге, любопытство взяло верх над благоразумием и, подбадривая друг друга, супруги отважились пойти в гости к вдове Берг. Надо было видеть, как старички прослезились от радости — увидев молодую соседку в полном здравии. Они подслеповато щурились, осматривая зал прихожей — ища следы погрома: и недоверчиво кивали, выслушивая рассказ соседки о том, как её спасли достопочтимые господа — которые ныне остановились у неё на постой.

— Соседушка, уж больно они у вас цивилизованными получаются. — Немного скрипучим голосом возразил старый Петер: снисходительно улыбнувшись. — Вы сильно идеализируете Петровых подданных.

— Но я рассказываю только то, что видела своими глазами. — Сказала, оправдываясь, вдова. — Я не утверждаю, что они идеальны. Но эти московиты, на удивление, ведут себя вполне корректно и воспитанно.

— Да-а-а, вот такие же, воспитанные московиты убили Оке Форсберга и надругались над его дочерью — Биргитой. Бедная девочка пережила такой ужас, что в её состоянии, не мудрено тронуться и рассудком. Никто не знает: отойдёт ли она от пережитого ужаса.

— Рассказывают, что такое происходит по всей Нарве. — Не удержалась от добавлений Анн-Мари, сотрясая в воздухе своим суховатым, костлявым пальцем. — Даже царь московский, и тот не смог смотреть на злодеяния, чинимые его солдатами. Сказывают, что он самолично вышел на улицы — остановить эти беззакония. Но его на весь город не хватит — невозможно везде уследить за соблюдением порядка.

— И ещё говорят, что убивают больше всего Шведов: ни Карелам, ни бывшим соотечественникам, ни представителям других народов, они большого урона не наносят. — Дополнил рассказ своей жены пожилой сосед.

— Так что соседушка, послушайте наш совет, — коли твоим гостям что-то в доме понравится: то отдавай им сама. Иначе разлютуются и никого не пощадят…

От этих слов у Марты стыла в жилах кровь и от безысходности спирало дыхание. И чувство безысходности и обречённости с уходом соседей только усиливалось. — «Лучше бы эти старые маразматики вообще не приходили». — Шептала сама себе молодая женщина, заперев дверь в своей комнате. Она, как и утром, ходила по комнате, вздрагивала от каждого звука в доме. Когда её позвали к ужину, вдова отказалась спускаться в столовую — сославшись на плохое самочувствие, усталость и отсутствие у неё аппетита. Позднее она запустила в комнату служанок, которые подготовили её постель ко сну. Сама же, в это время сходила к дочери и велела Эмме на эту ночь как следует запереть дверь и никому её не открывать.

Вновь оказавшись в своей спальне, Марта решила лечь спать, не раздеваясь: и долго мучилась от бессонницы — виной которой были толи тяжкие мысли, толи неудобное для сна платье. На улице было тихо — как будто и не было этой страшной войны, подрагивали тени, откидываемые светим свечи, а усталое сознание рисовало страшные картинки из рассказанных соседями историй. Намучавшись, вдова покинула постель, ставшую такой неуютной и неудобной. Снова прошлась по комнате и, выпив бокал воды стоявшей на столе, ненадолго замерла на месте, бесцельно рассматривая пляшущее пламя свечи. Встряхнув головой, чтобы прогнать возникшее оцепенение, молодая женщина решительно направилась к двери и отперев её, вернулась к изголовью своей кровати. Здесь висела лента — ведущая к колокольчику, — расположенному в соседней комнате для прислуги: вот за неё женщина и дёрнула дважды. За тонкой стеной отозвался колокольчик и вскоре в коридоре послышались спешные шаги — дверь приоткрылась и в неё заглянула Фрида. Светловолосая девушка выглядела сильно испуганной и явно тоже не сомкнула глаз: окинула взглядом всю спальню, и только убедившись, что в комнате кроме хозяйки никого нет, тихо поинтересовалась:

— Звали, госпожа Марта?

— Да, помоги переодеться. — Ответила хозяйка своей прислуге и повернулась к ней спиной.

Девушка в свою очередь, обратилась к кому-то стоящему в коридоре. — «Всё в порядке, идите спать». — После чего вошла в хозяйские покои и стала прислуживать госпоже.

— Всё. Поменяй свечу в подсвечнике и можешь идти, дальше я справлюсь сама. — Немного раздражённо проговорила Марта, когда поверх ночной рубашки был одет халат. — И не забудь запереть свою комнату — мало ли чего может ночью произойти.

Девушка давно ушла: в доме всё было тихо и спокойно; только госпожа Берг, никак не могла успокоиться. — «Завтра мы станем беззащитны, как овцы перед голодными волками». — Будоражила сознание беспокойная мысль. И чем больше проходило времени, тем страшнее химеры вырисовывало уставшее сознание…

Далеко за полночь, Марта сняв халат и чепец, направилась в комнату главного постояльца. Будь что будет — она вытерпит всё, только пусть он задержатся у неё на постое. Тихо войдя в его комнату: она, скорее всего, интуитивно почувствовала, что Юрий проснулся. Вскоре её догадка подтвердилась тихим звуком — его обычно издаёт клинок, выходящий из ножен.

— Юра, это я — Марта. Думай что хочешь, но я больше не могу…

С этими словами, молодая женщина подошла к постели и решительно залезла под тёплое одеяло. Она была готова, что её сразу же начнут насиловать, но, этого не произошло…

Юрий проснулся немного позднее обычного, — с первого этажа доносился громогласный голос Петра — он что-то весело говорил, подымаясь по лестнице, ему вторили ещё несколько человек. Кто именно сопровождал царя, было непонятно, да Гаврилов и не пытался это определить. Рядом с ним, не смотря на шумные крики, спала молодая женщина, которая чему-то улыбнулась во сне, доверчиво прижавшись к нему всем своим телом. Он вспомнил, как она пришла к нему ночью, и как его одурманила близость её тела…

Видимо почувствовав, что о ней сейчас думают, Марта снова безмятежно улыбнулась — как маленький ребёнок и слегка пошевелила пальцами, сжимая и разжимая свой маленький кулачок — выглядывавший из-под одеяла. Но, этой идиллии было суждено закончиться. Голос Романова, уже грохотал рядом с комнатой, где лежали двое полюбовников и дверь в спальню с грохотом отворилась. Вдова открыла глаза и удивлённо, с небольшой растерянностью, посмотрела на шумных гостей, вошедших в комнату.

— Виктория! — Радостно, прямо с порога выкрикнул царь. — Ты слышишь Гаврилов! Виктория! …

Посмотрев на постель, самодержец замолчал, и через секунду стены помещения сотрясались от его могучего хохота.

— Ха-ха-ха! Да у нашего полковника своя Ника! Ха-ха-ха! — Кричал Пётр, показывая пальцем на лежащую в постели пару и посматривая на своих спутников. — Что ему Ивангород? У него своё поле брани! Ха-ха-ха!

Сопровождающие царя соратники, бесцеремонно разглядывая Марту, смеялись, демонстративно хватаясь за животы. Они находили эту ситуацию весьма забавной и явно ждали дальнейшего её развития. Веселясь, они поглядывали на царя: на голове, которого был светлый парик, из-под которого нелепо выглядывали пряди волос самого Романова.

— Государь я конечно виноват, что проспал что-то важное. Но не могли бы вы на время выйти. Я считаю, что надо женщине дать возможность спокойно одеться и покинуть помещение. — Проговорил Юрий, обращаясь к царю.

— Эх, бог с тобой, пользуйся моей добротой. Ну-ка, вышли все вон! Алексашко! — Окликнул он своего любимца и, сняв со своей головы парик, молча водрузил его на голову Меншикова.

Когда все вышли: Витальевич обратился к хозяйке дома, которая, воспользовавшись тем, что посторонние вышли, спешно одевала рубаху:

— Марта, вы прекрасная и очаровательная женщина: и мне так не хочется от вас уходить. Но, ко мне пришёл мой государь, я ему нужен и … — Юрий многозначительно пожал плечами. — Надеюсь, я вас ничем не обидел: и мы снова увидимся.

Вдова, немного потупив взор только и сказала:

— Я всё понимаю. Надеюсь, вы не считаете меня падшей женщиной? … — женщина замолчала на секунду — подбирая слова, затем продолжила — … могу ли я надеяться, что вы вернётесь ко мне — в мой дом?

— Непременно …

— А ты, молодец: я то думал что у меня на службе монах, а-н, нет. — Удивил, ой удивил.

Заговорил царь, когда снова вернулся в комнату Гаврилова. Эти слова, вызвали новую волну весёлого смеха его свиты. Но Гаврилов, не обращая внимания на бурную реакцию окружающих, обратился к царю.

— Государь, так что за Виктория у нас? Уж просветите меня, как единственного отставшего от жизни.

— А то, Победа у нас великая и то, что не только ты можешь крепости брать. Есть люди — умеющие это делать даже без единого выстрела.

При этих словах Меншиков приосанился, из чего Юрий сделал вывод, что эта успешная операция, не обошлась без его участия.

— Сегодня утром мы послали в соседнюю крепость двух парламентёров, с последним предложением о почётной капитуляции. Да отправили с ультиматумом не наших соколов, а двух пленных офицеров, — которые замучили своих братьев по несчастью, утверждая, что своими глазами видели, как твои егеря — то есть «белые демоны» — так их называют местные. Так вот, они материализовались посреди крепости и стали убивать всех, кого только видели. Это Алексашко придумал послать этих паникёров доставить наш ультиматум. И час назад шведы, как мы им и предложили, покинули крепость без знамён и барабанов. — Ух. Сильного страху нагнали на своих сородичей наши пленники. Так что, у нас Виктория!

— Виктория! — Задорно подхватили все присутствующие.

— Так что, как только к нам подойдёт подкрепление, сразу выступаем на Ямбург. Там Левенгаупт с Карлушей, новые силы собирают — сразу второй и третьей очереди. Чем им на это ответим, а, Гаврилов?

— Насколько я знаю, Ямбург не самое лучшее место для такого дела. Поэтому, я вскоре пойду туда с егерями, и ещё сильнее усложню им подготовку солдат.

— Вот это, зело мне по нраву. Другого ответа, я и не ожидал. Да, чуть не забыл. Твои друзья из Малиновки прислали мне на лето приглашение — они открывают пробный участок железной дороги. Так что, предлагают покататься. Надеюсь, в моё отсутствие вы не проиграете войну?

Осмотрев придирчиво всех присутствующих, Пётр немного поёжился и подошёл к почти прогоревшему камину. И стал возиться в нём кочергой. Явно ожидая поток заверений, что его не подведут.

А Юрий, тем временем решил воспользоваться хорошим настроением самодержца, для водворения в свет очередного этапа своего плана.

— Государь, я и мои орлы не подведут. Но, позволь узнать твоё мнение по одному очень важному делу?

— Давай, спрашивай.

— Я хочу поговорить по поводу того как сделать Россию могучей державой — для этого нужно развивать промышленность. А в Сибири и далее на восток, находятся земли богатые всем тем, что нам так для этого необходимо. Надобно осваивать эту территорию. Нужно их соединять с нами дорогами, строить новые города и мануфактуры.

— Так строй. Кто тебе запрещает это делать? — Царь, слушая, продолжал возиться с углями: все остальные, молча слушали диалог.

— Так нужны люди — те, кто будут считать себя вольными…

Пётр насторожился, его щека задёргалась, но он, ничего не сказал, по поводу услышанного.

— … холоп неспособен осваивать новые земли. Подтвержденье сказанному мной в том, что Сибирь и далее на восток, до самого Тихого океана — всё к нам казаками присоединялось.

— Так что ты пёс предлагаешь?! Дать всем холопам вольную?! …

Романов вскипел и, замахнувшись кочергой, кинулся на Гаврилова. Но не успел он сделать и шага как на его руках сразу повисли сопровождавшие царя приближённые.

— Замолчи Гаврилов! — Натужным голосом выкрикнул Александр Данилович.

— Ты этим бородатым олухам только дай свободу! Они сразу, как крысы с корабля побегут — такой разброд начнётся! С кем тогда Россия останется?! А?! — Яростно кричал Пётр, пытаясь избавиться от повисших на его руках фаворитов. — Последнее Соборное уложение не только бояре писали, там и холопские представители были! Знать, не могут они сами жить! …

— Так я и не предлагаю крестьян с крепости отпускать. Знаю, что только хуже будет от этого. По моей задумке, для дела необходимо только несколько лет подряд, ко мне на учёбу в училища рекрутировать отроков. И не только юношей, но и девиц тоже. А я их за свой счёт учить буду, да отправлять на новые земли — пусть они их осваивают, развивая так необходимую нам промышленность. А чтобы воля сильно голову не туманила, и не вздумали они от трудностей убегать: у меня для них другой хомут есть. Буду поселенцам заём давать — под шесть процентов годовых. Вроде и помощь, но, пока не вернёшь, с места, где начал своё дело, не уедешь. А там глядишь, у многих дела в гору пойдут — жалко всё бросать будет. Ну а чтобы этих якобы вольных, от беглецов отличать, будем им паспорта выдавать.

— Да, они твои гроши возьмут, да в бега подадутся! — Не унимался Романов: правда, кочергу — от греха подальше, бросил на пол.

— Поэтому отроки и нужны. Пока они будут у меня учиться: мои люди начнут их наставлять на путь истинный. В этом возрасте, можно относительно легко воспитать из них патриотов своего отечества. Да и деньги будут даваться под конкретные дела.

— Утопия это всё! Сколько волка не корми, он всё равно в лес смотрит!

— А если волчонка взять щенком, то он, про лес и знать не будет. — Возразил Юрий: стараясь при этом выглядеть как можно безмятежнее. — Мне главное их обучить, подтолкнуть их думы в нужном направлении, дать средства и земли. А там, они сами — между собой разберутся: у кого есть хватка — организуют артели, кто неспособен самостоятельно работать — будут служить у первых наёмной голытьбой.

Пётр ненадолго задумался, и уже спокойнее спросил:

— А как ты с них подати брать предлагаешь? Случись чего, с кого недоимки спрашивать? А? Мне для моих дел деньги нужны. Цели передо мной, большие и многотрудные, и козна для этого должна постоянно пополняться. А насколько я знаю людей — добровольно со своими кровно заработанными грошами, мало кто согласится расставаться. Все за свою машну держатся, не желая на общее дело хоть медный грош потратить.

Царь посмотрел на Гаврилова немного недоверчиво, но во взгляде уже была заметна небольшая частица заинтересованности. Все остальные, молча наблюдали за диалогом стоя немного в стороне.

— Государь, я для этих свободных людей, не только пряник предлагаю, но и кнут, у нас тоже будет. Создадим фискальные службы, которые будут деньги взымать со всех работодателей — как с помещика. Введём небольшую плату за каждого работающего и определённые проценты с прибыли. А для служб, которые будет эти деньги собирать, уже подготовлены инструкции и прочие нормативные документы.

— Это не по тем запискам, некого Чичерина — о составлении сметы для строительства железных дорог? — Оживился самодержец (Юрий давал временами царю читать выдержки из работ этого великого человека).

— Да государь, и труды Бориса Николаевича, и других учёных мужей: всё это уже обобщено моим другом Адису и распечатано в типографии Ростова на Дону.

— Так от меня то, что тебе надо? Ты я вижу, уже всё решил: и давно делаешь за моей спиной всё, что тебе надобно.

— Нет, государь, без твоего дозволения, я ничего дальше делать не буду. И не потому, что не могу рекрутировать нужного мне количества учеников: а потому, что есть дела, в коих, только тебе добро давать.

— От… шельмец, строит из себя саму покорность. А стоит мне от него отвернуться — свои делишки стряпает. — Несмотря на высказанное возмущение, самодержец пребывал в весьма приподнятом настроении.

— Государь, — возмутился Юрий, — меня на худом деле никто не ловил. Мои барыши, твоему делу вреда не несут! Поэтому, я сам к тебе за одобрением моих дел и обратился. Мне, нечего от тебя скрывать!

— Ладно, уймись уже. — Пётр снисходительно улыбнулся. — Люди не только тебе, но и для армии нужны. Мои войска, несут потери, которые, между прочим, восполнять надо да и новые полки создавать надо. — Не могу я своих помещиков совсем без холопов оставить — ещё и для тебя их набирая.

— Но государь, не для себя прошу…

— И не возражай! — Прервал Юрия царь. — Пока идёт война: ищи и набирай отроков сам — где хочешь и как хочешь. Так и быть, тех переселенцев — у кого будут твои паспорта, трогать не будем. — Но при условии, они должны обживать нужные нам земли и приносить пользу, о коей ты мне только что так интересно рассказывал. Сделают из Сибири Голландию — за это, им самим, и их детям, будет вольная, и по заслугам почёт. Нет, всех на каторге сгною. Да и чтобы ни одному беглому холопу, приюта не было! Иначе …

Неделя, которую Пётр определил егерям для отдыха и подготовки к выходу на «охоту», пролетела очень быстро. Целыми днями Гаврилов не знал покоя сам и не давал его своим интендантам. Он требовал от капитана Емельянова почти невозможного чуда — посреди зимней компании, привести в порядок всю амуницию спецов. Что дало Силантию повод ворчать, что Юрию только одна проблема — озадачить: а в этой ситуации, он, выполняя приказ как назначенный крайним, должен изгаляться как — «незнамо кто». И никого не интересует, где он должен доставать всё необходимое. Однако к назначенному сроку, придя в дом вдовы на доклад, Феофанович обрадовал Витальевича:

— Юрий Витальевич, всё. — Я отремонтировал все тулупы твоих соколов. — Начал рапортовать он прямо с порога комнаты Юрия: забыв поздороваться. — И маскхалаты новые пошил, и валенки справил. Однако, зная, как твои воины их быстро приводят в негодность, не берусь зарекаться, надолго вам ли этой робы хватит? …

— Ничего, пока мы по лесам походим, ты ещё — новых вещей нашьёшь…

Заметив, что Емельянов готов разразиться новым «потоком» ворчания. Гаврилов, улыбнувшись — по-дружески проговорил:

— … Только не рассказывай, что ты обиженная сиротинушка. Я сам видел, как твои бойцы в здешних гарнизонных складах хозяйничали.

— Так Юрий Витальевич, бог с вами. Кто хозяйничал? То, я снарядил людей для помощи интендантам Нарвы. Как говорится, поделиться опытом: и так подсобить, — чтобы быстрее управились. Э-эх, а вы? … — Силантий с упрёком покачал головой и отмахнулся рукой.

— А сколько имущества во время этой «помощи» к их ручкам прилипло?

— Ваша светлость, господин полковник! — Феофанович, возмущённо выпучил глаза и несколько раз перекрестился. — Вот те крест. Ничего себе не взяли! Навет всё, … подлый навет!

— Да я сам видел, как вы вывозили всё, что вам приглянулось. — Отмахнулся Гаврилов. — Или скажешь, что мне померещилось?

— Юрий Витальевич, отец родной, ничего для себя не взяли! Всё для полка! Всё только для блага наших солдатушек!

— Вот тогда и не жалуйся, что я тебя по миру пустил! — Беззлобно отчитал своего подчинённого Юрий. — Вот, на столе лежит премия для твоих подчинённых…

Юра небрежно кивнул на небольшую, но увесистую машну, лежащую на краю стола — за которым он сидел, пересматривая какие-то документы.

— … А вот с этих денег, — Гаврилов указал рукой на кошелёк поменьше, — Как я уйду в поход: рассчитаешься за постой с нашей гостеприимной хозяйкой. И проследи, чтобы наши раненые товарищи, жили у неё до самого последнего дня. И никто, ты слышишь, никто не должен обидеть этих домочадцев — даже словом.

— Разумеется…

Юрий, ещё до прихода Петра знал истинную причину ночного визита вдовы. И после ухода царя со свитой: встретился с женщиной — где во время долгой беседы пообещал Марте, что её дом будут негласно охранять. И для этого ей, совсем необязательно приходить по ночам в его спальню. После чего, ему долго пришлось успокаивать расплакавшуюся женщину, — которая извиняясь и объясняла, что она не такая:

— Я не падшая, — сквозь всхлипы поясняла она, — у меня после смерти моего Андреаса, не было не одного мужчины… Я, даже в мыслях не могла…

Однако ночью, Марта пришла снова.

— Идёт война и мужчин становится всё меньше. Коли у тебя есть жена — то ей незачем знать о наших встречах: а если кто ей об этом расскажет, то пусть она не обижается на меня. Я, не претендую на её место. — Только и сказала она, ложась в постель. — Меня сейчас никто не вправе осуждать.

Снова лютует мороз, — пытаясь дотянуться своими холодными руками до всего живого и потрескивая деревьями. Но, несмотря ни на что, зимний лес продолжал жить по своим первозданным законам. — Голодный лис, замер на середине небольшой полянки, он опустил голову и внимательно прислушивался. Всё его внимание явно было приковано к одному — к тому, что сейчас происходило под снегом. Неожиданно, зверь подпрыгнул, ударил по насту передними лапами — провалившись под снег наполовину. Некоторое время быстро раскидывал снег, а затем выглянул из сугроба — держа в пасти мышь. Осмотрелся вокруг своей заснеженной мордочкой, и никого не заметив: неспешно покинул полянку, гордо унося свой трофей. Удачливый красавец даже не знал, что за ним внимательно наблюдали другие охотники. И на его счастье — их абсолютно не интересовала его шкурка — у них была другая цель. Судя по отметинам на коре, здесь были владения взрослого оленя. И два человека, построив на дереве небольшую площадку — сидели в засаде, ожидая этого быка. Никто не знал, удастся ли эта засада, а может быть нет. Но бегать за животным, у этих людей тоже не было возможности: поэтому, они терпеливо ждали появления своей добычи. Поближе к вечеру произошло то, что обрадовало людей — округу облетел низкий рёв лесного исполина — хозяин территории был совсем рядом. И охотники, собравшиеся покидать дерево, и возвращаться в лагерь замерли — решив немного с этим повременить. Затаив дыхание они замерли в ожидании, чем всё это закончится — за что и были вскоре вознаграждены.

Неспешно шагая, перед людьми появился олень: один рог у него уже отлетел, и бык мимоходом «чесал» оставшимся стволы деревьев, рядом с которыми проходил. Почти одновременно послышались два негромких хлопка, и животное, встрепенувшись, сделав несколько скачков, упало в снег — где вскоре и стихло.

В наступившей тишине одна из белых фигур охотников спустилась с дерева на землю и тихо — держа оружие наготове: направилась к добыче. Шаг за шагом, человек приближался к сражённому быку: заодно внимательно осматриваясь по сторонам. Достигнув своего трофея и убедившись, что животное мертво, — охотник начал ловко разделывать его тушу. К моменту, когда добытчик освежевал свою добычу и начал складывать вырезку на сделанную им волокушу, к нему пожаловали гости. Ими были четыре человека, на них также были белые одежды: они тихо передвигались на снегоступах, и были вооружены луками. Судя по тому, как они ловко окружали увлёкшегося погрузкой своей добычи человека: то, это были отличные, опытные охотники. Но и тот мужчина, к которому подкрадывались гости — тоже не был в лесу новичком. Вскоре он почувствовал чужое присутствие и начал скрытно осматриваться вокруг. В ответ, чужаки затаились — ничем не выдавая своего присутствия. В общем, началась кропотливая игра охотника и дичи. С той только разницей, что объекту охоты, убежать было возможности: его лыжи стояли рядом, воткнутыми в снег; и обуть их, ему вряд ли позволят. Но и пришлые люди, тоже догадывались кто перед ними, поэтому не спешили нападать — выжидая нужный момент, и стараясь занять более выгодную позицию. Нарастающее напряжение лопнуло сухим выстрелом, и чередой последующих «хлопков» — раздавшихся за ним. Запоздало, охотники поняли, что их обыграли: но, чего-либо переиграть, было невозможно…

— Дядь Вань. Ты зачем это злыдень их так близко ко мне подпустил? — Негромко поинтересовался молодой егерь, осмотрев тела поверженных противников.

Несмотря на опасения молодого бойца быть неуслышанным, Иван также тихо ответил:

— Ляксей, я то что? Я то, всего то хотел убедиться, что они — ну эти чухонцы, все на тебя пошли, и кто-нибудь незамеченный, неожиданно не ударил нам в спину. Но не бойся: я эту ситуацию, с самого начала контролировал и, нечего худого с тобой не могло случиться. Давай, оставляй волокушу здеся — потом за ней вернёмся. А сейчас пройдёмся по их следу — проверим, вдруг они были не одни…

Русские егеря столкнулись с тем, что Шведы оказались весьма способными учениками. Они быстро создали из местных охотников — аналоги русских егерей. Они пока уступали русским спецам в навыках и в вооружении, но сильно усложнили россиянам жизнь. Первым признаком их присутствия, было множество самострелов, обильно расставленных на тропах вокруг Ямбурга. За этим, было первое боесоприкосновение, — когда только благодаря симбионту (он заработал во время застолья у Марты) Юрий услышал поскрипывание натягиваемой тетивы лука.

— К бою! — Что есть силы, прокричал Гаврилов.

Сделано это было как нельзя вовремя — ещё не все бойцы успели упасть на землю, как в воздухе уже «прошуршали» несколько стрел. Ответом им протрещали короткие пулемётные очереди — егеря, заняв круговую оборону, «били» из своего оружия прицельно. А устроившие засаду охотники — не желая дать врагу опомниться, пошли в атаку на залёгших русских. Будь на месте егерей другой противник, то в успехе засады можно было не сомневаться. Здесь же, исход боя решил навык и вооружение.

— Командир, да они вроде как наши коллеги. — Удивлённо констатировал один из бойцов, осматривавший после скоротечного боя тела врагов. — Они тоже одеты в белый камуфляж и у них наши — русские штуцера.

— Ты не ошибаешься? — Юре не хотелось верить в эти слова.

— Юрий Витальевич (с протекции Юрия — вполне официально, только егеря могли так вольно обращаться к своим офицерам), что я, не узнаю наш пехотный штуцер?

— Егоров, ты проверь какие у него пули. — Стараясь не выказать волнения, поинтересовался Гаврилов — которого весьма удивила такая новость.

Боец немного повозился и удивлённо доложил:

— Они тоже наши — пули Питера. — Молодой человек, обернувшись, протянул на раскрытой ладони увесистую удлинённую свинцовую пулю.

— Тщательно обыскать тела: обращать внимание на всякую мелочь: чтобы в дальнейшем для нас не было сюрпризов…

Сюрпризов от «коллег» больше не было. Правда из-за засад было ранено пятеро и погибло трое бойцов. Поэтому с «собратьями» егеря не церемонились — Устраивая контр засады и полностью уничтожая все обнаруженные вражеские группы. Не забывал Гаврилов и о диверсиях: отбив за неделю пару фуражных обозов и «пощипав» одно кавалерийское подразделение — неудачно ставшее на марше недалеко от лагеря егерей, на ночлег.

Во время этой операции, поближе к утру, русские под покровом темноты, подкрались к лагерю. Первыми очередями пулемётчики подожгли обозы с сеном, затем забросав гранатами и расстреляв по мечущимся кавалеристам по два диска, организованно отошли. Группа прикрытия тоже внесла свою лепту в общее дело: когда спешно собранная группа преследователей пошла по следу, её в нужном месте встретил кинжальный, фланговый огонь. Уже было достаточно светло, чтобы егеря прикрывавшие отход своих товарищей, уничтожили всех кто вышел на них. Поэтому, убедившись, что их преследовать больше некому — бойцы стали на лыжи и отправились к точке встречи с основным отрядом.

Прошло ещё две недели: вражеские охотники приутихли. Больше никто не нападал на спецов, даже самострелов на тропинках заметно поубавилось (егеря их демонстративно демонтировали). Как-то раз был нагло перехвачен гонец с депешей: бедняга, скачущий по льду Луги, уже видел крепостные стены, он и его товарищи пришпорили коней, предвкушая тепло очага, — возле которого они скоро будут греться. Но неожиданно кони споткнулись, и невесть откуда взявшиеся люди, туго связали озябшего, и напуганного гонца.

С крепостных стен, тоже сидели это безобразие: все с недоумением смотрели, как связывали трёх курьеров; укладывали их на низкие сани и быстро повезли к противоположному от крепости берегу. Пока шведы опомнились, пока снарядили погоню — диверсантов и след простыл. Никто и не догадывался, что это — был чистой воды экспромт. Всё увиденное, воспринималось как колдовство: а то, что курьеры случайно наскочили на разведчиков — решивших осмотреть крепость поближе, никто не догадывался.

— Командир, возле Ямы построили огромный военный лагерь. Свеи, явно копят силы для мощного удара по нашей армии. — Докладывал Тимофей: протиснувшись в лаз Юриного иглу. — Мы мимоходом — изучая окрестности, прихватили троих языков, но пока мы их сюда везли — они, злыдни, насмерть окоченели. Вот, они какую-то грамоту везли.

«Старый» боевой товарищ Юрия, виновато потупив взор, протянул Гаврилову трофейный конверт.

Юрий, взяв послание и, покрутил его в руках, ненадолго задумался.

— А не буду я его вскрывать. — Хитро улыбнувшись, сказал он. — Пусть эта бумага послужит мне пропуском в лагерь шведов, надо изнутри его посмотреть. Достань мне полный комплект формы — такой же, которая была на ваших пленных…

Когда Витальевич вылез из иглу, то на нём уже было обмундирование шведского мушкетёра: послание покоилось на груди — под рубахой.

— Ну-ка братцы, потреплите меня немного — негоже такому доблестному воину как я, из плена таким аккуратным возвращаться. Только смотрите, будьте внимательны, не пришибите меня ненароком.

Приказ был выполнен незамедлительно: егеря с шутками и прибаутками толкали и дёргали своего командира — пока он не стал доволен своим внешним видом.

— Значит так Тима, перед тем как высадить меня возле шведов, свяжешь мне руки спереди обрывком верёвки. — Ещё раз, придирчиво осмотрев свою одежду, добавил. — А перед этим, немного протащишь за санями волоком. Жди меня сутки, не появлюсь в условленном месте, уедешь назад сам.

— Юра, может быть, пойду я?

— Так это ты на их языке говоришь, или я? — Посмотрев в глаза другу, поинтересовался Гаврилов

— Ты. — Коротко ответил воин, отведя свой взгляд в небо.

— Тогда, нам и говорить не о чем. — Коротко ответил Юрий, давая понять, что разговор окончен — направился к ожидавшим его саням.

Торбьёрн Нильссон устало пересчитывал солёную рыбу, мясо оленины и прочую снедь.

— Матерь божья, сколько всего этого добра ежедневно подвозят к лагерю, а оно, исчезает в этих бездонных утробах — как в бездне. — Прошептал старый воин, поняв, что он снова сбился со счета. — Да пропади оно всё пропадом…

Стоявший рядом с Торбьёрном старый охотник из местных Ямь, отрешённо наблюдавший, как оба его сына разгружали с саней привезённую провизию — никак на эти слова не прореагировал. Его морщинистое лицо осталось бесстрастным, как у древнего истукана — чей покой не нарушить никому из смертных.

— Торбьёрн, ты что, уснул!? Сколько тебе можно кричать!?

С этими окриками, к нему приближались двое старых его знакомых мушкетёра: они вели перед собой неизвестного солдата, который был вдобавок связан. При ближайшем рассмотрении, оказалось, что на нём была изодранная форма красного мушкетёра: одна нога была босой; головной убор отсутствовал; а длинные волосы его причёски, были забиты комьями замёрзшего снега. От увиденного даже стало немного зябко.

— Что натворил этот бедняга? За что это вы его так? … — Поинтересовался Нильссон, когда эта странная процессия поравнялась с ним.

— Да это не мы. — С нескрываемым соболезнованием, ответил один из конвоиров. — Это, он таким уже на нас вышел. Говорит, что бежал из плена и несёт послание нашему коменданту.

— А он не из тех, кого вчера московиты на реке пленили? — Предположил Торбьёрн. — Говорят, они тоже какую-то депешу везли.

— Не знаю. Нам приказали его до лагеря доставить и передать тебе. Ты уж, дай ему, какое либо старьё — это перед тем, как дальше по инстанции передавать будешь.

Вид у гонца был и на самом деле жалок. Разорванная одежда еле держалась на теле, один сапог отсутствовал, и его сильно трясло от холода — удивляло, как он ещё вообще не отдал богу душу.

— Ты кто? Откуда ты? — С неподдельным сопереживанием поинтересовался Нильссон, позабыв про принимаемую им провизию.

— Я… должен передать … депешу… — Сбивчиво, осипшим голосом прошипел неизвестный отрешённо глядя себе под ноги.

— Так давай её мне: я передам.

Торбьёрн протянул руку — но посланник отстранился и немного решительнее, чем прежде, прошептал:

— Я лично в руки должен отдать…

Неожиданно, в мозгах у старого солдата зародились сомнения относительно мужчины, которого он только что жалел. Он не мог сформулировать что: но чего-то было не так. Что-то выпадало из общей картины.

— Но что? — Думал воин, осматривая человека стоявшего перед ним. — Вроде связан, одежда порвана так, как будто его тащили по снегу. Соответственно и в волосах вмёрз снег, но, несмотря на мороз — он жив и даже не обморожен. Стоп! Если его волокли, то на руках и лице должны быть ссадины: да и как он в плену умудрился сохранить при себе депешу? …

В удар была вложена вся сила, на которую был способен Торбьёрн. Его кулак врезался в подбородок чужака, отчего, тот отлетая, сбил с ног одного из своих конвоиров.

— Ты с ума сошёл! Ты что творишь, Нильссон? — Закричал придавленный чужаком охранник.

— Он не тот, за кого себя выдаёт! — Яростно прокричал Нильссон. — Если вы плените московита, то неужели не подпортите ему шкурку?! А у этого, не единой царапинки! За исключением моей отметины — которую я сейчас ему поставил!

Стоявшие рядом любопытствующие воины кинулись к поверженному мужчине — лежащему без сознания и осмотрели руки с лицом.

— Так на нём до сих пор нет отметин! — Констатировали окружающие, окончив осмотр.

— Не может быть! — Ответил Торбьёрн, подойдя и наклонившись над тем, кого только что «послал» в нокаут.

Осмотрев лицо, воин снова ударил лежащего человека — только теперь в бровь. От удара свезло кожу на кулаке ударившего, и сильно дёрнулась голова оборванца: а на его брови не осталось ни единой отметины.

— Матерь Божья, — удивлённо проговорил Нильссон, пристально осматривая бровь, — Кто мне расскажет такое — не поверю. Такую дублёную шкуру подарил господь этому грешнику. За что ему такое досталось?!

С этими словами Торбьёрн, заметил уголок бумаги, выглядывавший через дыру в одежде гонца. К общему удивлению, стоило Нильссону протянуть к депеше руку: как гонец очнулся, и с силой сжал запястье протянутой руки, другой рукой, он коснулся его головы и через несколько секунд проговорил:

— Отдам послание только в руки коменданта!

— Отдашь — никто тебе в этом мешать не будет. Ты уж извини, что так с тобой обошёлся. — Без излишней сентиментальности проговорил Торбьёрн. — Идёт война, да и Московиты говорят, очень коварны — столько небылиц про них ходит, даже не знаешь, чему можно верить из этих сказок. А пока, пойдём ко мне на склад — подберём тебе подходящую одежду из моих запасов заодно, отогреешься с мороза — ты голоден наверно…

Через полчаса Нильссон и Гаврилов (это был именно он) вышли со склада, о недавнем происшествии уже все стали забывать — занявшись неотложными делами: а старого охотника с сыновьями, до сих пор не отпустили. Старик, всё также невозмутимо наблюдал, как его сыновья пересчитывали привезенные ими продукты. И также был невозмутим, когда встретился с Юрием взглядом — только отступил немного в сторону, уступая дорогу.

— Поспешите сыны мои — пора отсюда уходить. Проговорил он на родном языке, обращаясь к своим взрослым детям. — Ой, не к добру здесь появился этот человек — не к добру…

Но гость с Торбьёрном уже удалялись по направлению к крепостным стенам. Вскоре гонец потерялся и кинувшийся его Нильссон быстро успокоился. Депешу он всё равно у этого полоумного забрал, а гонец после пережитого им приключения, видимо окончательно потерял разум — часто «нёс» какой-то бред о чертях, которых якобы видел. Так что, невелика была потеря. Главное поскорее доставить депешу.

Позднее в лагере прогремел взрыв такой силы, от которого затряслись дома укрытые за стенами Ямбурга. Взрыв разметал по ветру большую половину лагеря и уничтожил все запасы пороха, хранившиеся в нём. — Виновниками этого происшествия, были назначены погибшие мастера — работавшие на пороховых мельницах.

 

Глава 24

— Ну и напугал ты нас командир. Ты хоть предупредил бы, что взрывать шведов будешь. — Заговорил Тимофей, встретив Гаврилова в условленном месте. — Мой иглу, не выдержал такого толчка и треснул — пришлось ремонтировать. А на реке, говорят — лёд вздыбился.

— Сам не ожидал от себя такого. Но упускать подвернувшийся случай тоже не хотелось. — Ответил Юрий, быстро переодеваясь в родную, егерскую форму. — Ты представляешь, такое количество пороха и без надлежащей охраны. Ну, грех их было за это не «щёлкнуть по носу».

— Юрий Витальевич, а король Свеев погиб? — С надеждой в голосе, поинтересовался Тима. Глядишь, по такому случаю и война окончится.

— Нет, друг мой. Карл, своего сына домой повёз, но скоро должен вернуться назад. Так что, телеграфируй царю, что можно к Ямбургу выдвигаться.

— Так командир, вчера утром получили сообщение — «Войско во главе с царём — вышло, готовьте лагерь». — «Старинный» боевой товарищ, задорно улыбнулся, и насколько позволили снежные стены иглу — театрально развёл руками.

Появление Русских конных разъездов не было для шведов неожиданным событием. Однако, оно вызвало учащение случаев дезертирства из армии северного соседа. Ну, не способствуют недавние поражения и несчастный случай с пороховыми складами, укреплению боевого духа. Казаки, егеря и поместная конница каждый день отлавливали представителей этой братии и сводили их в специальный концентрационный лагерь. Где, если не считать колючей проволоки и обязательных лесозаготовительных работ, были обеспечены весьма комфортные условия проживания. Было обеспечено сносное питание и медицинский уход. Пётр лично одобрил предложение Гаврилова по поводу основания этого лагеря. Ему импонировало использование труда и опыта пленных шведов при строительстве нового портового города в Усть-Луге.

— Государь, не знаю, что думать по этому поводу: но я снова нашёл условный знак своего древнего товарища. — Обратился к царю Юрий, в первый же день прибытия войска.

— Какой знак? — Переспросил Романов, непонимающе поглядев на Юрия.

— Такой же идол, которым на Дону был помечен найденный нами клад.

— И что в нём лежит? — Спокойно поинтересовался самодержец: хотя, его взгляд буквально заискрился алчными огоньками.

— Не знаю. — Без эмоционально — как-то буднично, ответил Гаврилов. — Я, как и в прошлый раз без тебя государь решил клад не трогать. Только пометил у себя на карте, где обнаружил этих божков.

— Ой ли? — С лукавой ухмылкой переспросил Пётр. — Так уж и не тронул? И других меток не находил?

— Государь, если ещё что интересное найду. Также, незамедлительно доложу — тет-а-тет …

Гаврилов, после долгих раздумий, подготовил пару кладов — в одном убежище было оружие для егерей и боеприпасы к нему. Другое убежище, заполнил золотом — война быстро истощала его запасы — одни наёмники чего стоили. Да и казнокрады из числа приближённых к царю вельмож — также неслабо приложили свои ручки к золотому запасу.

На следующее после беседы утро, как только рассвело, в землянку Юрия явился Пётр:

— Ну и мастак ты спать! — С порога заголосил он. — Ну, давай, веди нас к моим сокровищам!

Гаврилов недовольно проворчал себе под нос. — «Ёшкин клёш: только глаза сомкнул то». — Но всё равно послушно поднялся с топчана, — на который прилёг чуть более получаса назад.

— Хватит ворчать, как дед во сто лет. Только тебя одного все и ждут. — Не унимался самодержец: вышагивая по землянке, слегка пригнув голову. — Давай, показывай — где подарок от твоего друга находится…

Под охраной гвардейцев Преображенского полка, большой санный обоз, медленно двигался по заснеженной лесной дороге. Лошади устали идти по непроторенному снегу и понуро, еле плелись, несмотря на понукания возниц. Не в лучшем состоянии были и кавалерийские скакуны везущие охрану обоза — они тяжело дышали, устало переставляя ноги по глубоким сугробам. И во всей этой девственной тишине, только и слышалось, фырканье усталых животных, да оклики их седоков.

— Ну что? Скоро будем на месте? — С неуёмным нетерпением, поинтересовался Пётр у Гаврилова, — который ехал рядом с царём, в авангарде колонны. — Только не говори мне, что заблукал в мало знакомом лесу.

— Нет, Государь, я с пути не сбился. — Юрий улыбнулся и указал рукой вперёд. — Вон, видишь? Впереди поляна, она и есть цель нашей экспедиции. Там и стоят парочка наших идолов близнецов.

Юра уже чувствовал приближение убежища, он не знал, как это происходит, но навигация симбионта работала безотказно. Витальевич давно буквально ощущал каждой клеткой своего тела, направление и расстояние до объектов: и мог выйти на них с завязанными глазами. Его симбионт реагировал и на старое — более глубокое и древнее убежище, сделанное его предшественником. Оно было пустым и недоступным — так как возможность телепортации была надёжно заблокирована. А попытка добраться к нему по другому, отнимет слишком много времени и сил. Поэтому, Юрий гнал прочь все навязчивые мысли об убежище трансгена, сосредоточившись на паре своих кладов.

Вскоре, путники въехали на поляну, и Гаврилов указал на два снежных холма находящихся в разных частях этого небольшого пустыря. Из одного из них выглядывала оскаленная голова каменного чудовища:

— Вот государь, как я и говорил — две метки: что там под ними, я не знаю.

— Так может, там вообще ничего нет? — С ехидной ухмылкой вмешался в разговор Меншиков. — А мы, здесь только время теряем?

Царский любимец придирчиво осматривал окрестности и был явно недоволен тем, что его, помимо его воли повезли в холодный лес: и это прямо из тёплой землянки лагеря, где он мечтал немного отдохнуть после трудного перехода с Нарвы.

— Александр Данилович, я всего лишь заметил идолов, под которыми мы как-то — в Донской степи нашли клад. И надеюсь, что здесь будет тоже самое.

— Мог бы, и проверить, перед тем как нас сюда тащить! — Петров фаворит, явно снова играл на публику: так как огляделся, явно смотря реакцию окружающих на его слова.

— Так ты князь, меня первым и поспешишь обвинить, что я часть найденного клада присвоил. — Парировал Юрий.

— Цыц сороки! Растрещались! — Оборвал словесную перепалку Пётр. — Коли силы девать некуда, оба взяли лопаты и разошлись откапывать статуи! А не прекратите скандалить, так языки ваши усеку! Будите как гадюки, шипеть друг на друга!

Все знали крутой на расправу нрав царя, поэтому, все кто должен был копать, в полном безмолвии разобрали кирки и лопаты. А где-то, через час — обе бригады кладокопателей наткнулись на прочный купол убежищ.

— Виват! Виктория! — Заголосили участники экспедиции, когда поняли, на что они наткнулись. — Они ещё не тронуты, — они не распечатаны!

Назад возвращались поутру. На всё что извлекли из кладов, саней не хватило: поэтому, по царскому указу, часть кавалерийских коней обиженно тащили спешно сделанные волокуши — в которые их впрягли. Всадники, ставшие в одночасье возницами: понуро шли рядом со своими скакунами и с тоской поглядывали на своих красавцев. Те в свою очередь косили глазом на своих хозяев: не понимая, за что им одели эти хомуты. Так что, радость возвращения с богатым «уловом» — была омрачена необходимостью использования боевых коней в роли рабочих лошадок.

На этом фоне не очень улучшил настроение и гонец — прискакавший навстречу отряду кладоискателей. Воин, повстречался с дозором, в часе быстрой езды от основного лагеря. Так как воины, идущие в авангарде, знали курьера в лицо, поэтому, без долгих колебаний доставили к царю.

— … Ваша светлость, Пёрт Алексеевич, …

— Ладно, не тяни! — Прервал гонца царь. — Говори, с чем так ко мне спешил! Да подымись с колен — говорить с тобой неудобно.

Романов сидел в седле своего коня, а посыльный, в буквальном смысле распластавшись в снегу — бил челом.

— Отец родной, так король Свеев, прислал парламентёра: через которого, хочет договориться о встречи с тобой. Так что ему по этому поводу передать?

Было видно, как царь буквально «засветился» услышав слова посыльного. Романов приосанился и, больше говоря для ушей окружающей его свиты — поинтересовался:

— Так что же король со мной не говорил перед нападением на мою державу? Мне что, нужно всем бить по зубам — и этим будить уснувшее в них красноречие?

Реакцией на эти слова был дружный хохот, и шутливые реплики из разряда «будни стоматолога». Но стоило Петру нахмурить бровь: как все вокруг, как по команде утихли.

— Хорошо! — С «металлом» в голосе проговорил самодержец. — Если он желает диалога, то пусть в полдень явится со своей свитой в мой лагерь! Передай, что неприкосновенность всех кто прибудет с ним, я гарантирую! Других условий и места проведения этого диалога — не будет! Так что, коли желает говорить, я его жду!

— Посыльный, отвесив поклон, отправился к своему коню. И в след ему, царь повелительным тоном добавил. — «Так, слово в слово и передай»!

К удивлению Юрия: по возвращению в лагерь он застал бурную подготовку к предстоящей встрече. Под руководством Емельянова, возводился большой «Праздничный шатёр». Повара готовили свои фирменные блюда, Силантий Феофанович, по этому поводу извлёк из загашников неприкосновенные запасы разнообразных копчёностей: вследствие чего, все были вынуждены выслушивать его недовольное ворчание о том что его разорили. Больше всего он сетовал, что пришлось вскрыть пару последних мешков с сушёным картофелем. Сейчас — в данный момент, эта драгоценность запаривалась в походном котле, для дальнейшего приготовления из неё картошки пюре.

Вся эта спешка, стала понятна после того, как Гаврилов узнал, что король согласился с условиями переговоров, о чём срочно проинформировал через своих парламентёров. Сейчас эти господа оговаривали протокол встречи, и уточняли прочие — очень важные в таком деле детали. Пётр же, смотрел на происходящее с небольшой апатией. Его больше всего интересовал обоз, привезённый им в лагерь. Сани, в которых лежали ящики с испанскими золотыми монетами, сразу поставили отдельно, и тут же взяли под усиленную охрану: оружие и боеприпасы к нему, Пётр начал делить собственноручно. Заново пересчитав ящики — сверяясь с описью, самодержец выделил егерям половину «найденного» вооружения — за что заставил Гаврилова писать расписку.

— Эх, от сердца отрываю. — Сказал Пётр, глядя в след увозимых егерями саней. — Если не успехи твоих гвардейских охотников, да не то, что ты этот клад нашёл…

Царь махнул рукой, посмотрел на Гаврилова и продолжил:

— Пора уже самому всё производить. Запомни — больше ничего твоим орлам не выдам… Заставь своих друзей, скорее наладить выпуск боеприпасов.

Юра ничего не сказал по этому поводу: рассказывать, как он «случайно» натыкается на такие клады нельзя. Он который раз обдумывал сложившуюся ситуацию. — «Для массового производства боеприпасов далеко — слишком слабая индустриально-сырьевая база. А вот унитарный патрон в картонной гильзе — можно вскоре поставить на поток. Вместе с ними запустить производство казённо заряжаемых ружей и на первое время пулемётов системы инженера Гатлинга. Со временем можно будет начать выпуск более совершенного оружия. Но для этого, нужно вырастить нужных инженеров и квалифицированных рабочих. А уже они, вместе с новыми буржуа начнут двигать прогресс дальше. Вот только как это сделать? Общество ещё не готово к этому и может начать сопротивляться, всеми доступными ему средствами»…

Уже начинало смеркаться, когда из шатра рука об руку вышли оба правителя, следом — вышли и их придворные. Выходили все вместе, — что было добрым знаком. Немного отойдя от места, где они так долго заседали. Лидеры двух государств остановились и Петр, подняв руку, громко заговорил:

— Мы с моим кузеном Карлом, долго совещались и пришли к выводу, что нам незачем воевать друг с другом!

Царь сделал паузу, пока толмач перевёл королю сказанное: после чего продолжил:

— Нас, искусно стравили покамест неизвестные нам недруги, — которые надеялись, что мы измотаем, друг друга настолько, что станем для врагов лёгкой добычей! Ан нет! Мы сумели вовремя разобраться что к чему и заключить взаимовыгодный мир!

Выслушав перевод, король кивком головы подтвердил, что согласен со всем, что было сказано Петром. А Романов подняв над головой свиток подавшись эмоциям выкрикнул:

— Вот в моих руках находится договор, о вечном мире и сотрудничестве! …

Последние слова царя утонули в радостных криках — «ВИВАТ»! … — Но Романов, коротким взмахом руки добился тишины и снова заговорил:

— И Шведское королевство, и мы, получаем от этого договора большие выгоды! — А именно. Швеции нужны деньги — война проделала сильную брешь в их финансах. Поэтому мой венценосный собрат согласился продать за весьма приличную сумму: Ингрию; Эстляндию; Лифляндию и ещё некоторые прибрежные земли. Благодаря чему, мы получаем выход к Балтийскому морю, а это, для нас большая Виктория!

Снова окрестности содрогнулись, от ликующего крика множества людей.

На фоне этого безудержного ликования, царь приблизился к Гаврилову и, перекрикивая всеобщий гвалт, приказал:

— Юрий Витальевич, доставишь со своими егерями моего кузена и его свиту до самого лагеря. И смотри, чтобы не один волос с его головы не упал!

— Будет сделано, государь! — Только и ответил Юрий.

Из-за того что он обеспечивал безопасность переговоров, Юрий не знал — какие скрытые от посторонних, решения были приняты. Чем на самом деле было оплачено за каждую уступку. И не является ли его отряд, платой за этот заключённый мир. Поэтому Юрий намеренно оставил в лагере всех молодых бойцов и коротко проинструктировал тех, кого отобрал для этой миссии — чтоб они не поддавались на провокации: но при этом, были готовы отразить любую возникшую угрозу. Несмотря на то, что Витальевич не озвучивал причину этих предосторожностей, но его опытные бойцы, видимо сами догадались про опасения своего командира. И во время пути к Ямбургу и обратно, не задавая лишних вопросов, как никогда соблюдали все меры предосторожности.

Эта задача — по эскорту недавних врагов, и ожиданием возможного подвоха, отняла много сил. Поэтому когда по возвращению отряда, царь позвал Юрия к себе: Гаврилова, это не очень обрадовало. Но отпираться было бессмысленно — поэтому Юрий только тяжело вздохнул и, пошёл в царский шатёр — откуда доносились звуки безудержного веселья.

— А Юрка! Ну-ка, иди сюда! — Закричал Пётр, заметив входящего в большую, праздничную палатку Гаврилова. — Живо налейте ему водки — полную чарку!

Как по мановению волшебной палочки, в руках у Юрия оказалась большая чаша, до краёв заполненная водкой — отдающей сильным сивушным запахом.

— Пей колдун! Покажи нам, как ты умеешь это делать! — Перекрикивая всех, подбадривал Юрия самодержец.

— А почему колдун? — Скрывая свою настороженность этими словами, поинтересовался Юрий, осушив емкость, которую ему дали.

— А кто бы ещё мог, пробравшись в хорошо охраняемый лагерь. Да так удачно взорвать весь порох? Причём так, чтобы его действий никто не заметил. И при этом, умудриться уничтожить весь королевский генералитет — который, на свою беду, решил проинспектировать подготовку войска к предстоящему сражению!

Все вокруг замолчали, с удивлением глядя на Гаврилова. Витальевич, стоя почти посредине шатра, растерявшись, проговорил в наступившей тишине:

— То, что пробрался во вражеский стан, взорвал пороховые мельницы и склады, не отрицаю — моя работа. Но то, что там будут генералы, — ей богу не знал.

— Ха-ха-ха! — Задорно засмеялся царь, хлопая себя по бёдрам ладонями. — Ну и рожа у тебя Гаврилов. Так только благодаря твоему взрыву, Карлуша и запросил мир! Правда, просил меня распустить твоих егерей, которые, по его словам, нечестно воюют! Ха-ха-ха! Я, правда, спросил у него, а честно ли нападать на соседа, без объявления войны? И не его ли охотников, мы отстреливали рядом с нашим лагерем? Ха-ха-ха!

У Петра был настолько озорной смех, что вскоре смеялись все — включая и Гаврилова.

— Так что, к концу нашей беседы, продолжил свой рассказ самодержец, — он был безумно «счастлив» от того, что, я пожелал выкупить у него Прибалтийские земли. Особо сговорчивым он стал после того, как мы ему намекнули, что с нашим новым оружием — которым мы активно вооружаем наши войска. Нам дешевле будет отвоевать эти земли — но, однако, мы не прочь и мирно решить этот вопрос. И самым чудодейственным бальзамом на его израненную душу, было моё обещание, что если нам удастся обо всём договориться, он уйдёт не побеждённым. — Я дал слово, что его войска достойно пойдут домой — при знамёнах, барабанах и при оружии.

Царь, ненадолго замолчал — с хитринкой посмотрев на Юрия, разгладил рукой свои усы и под итожил свой рассказ:

— Знай, мой кузен, с каких денег я с ним рассчитывался, то должен был с обиды — повеситься…

 

Глава 25

Давно окончилась весенняя распутица: прошла весна; после заключения вечного мира, ратные будни сменились «мирной» рутиной неотложных дел. — Успокоением развоевавшихся охотников и строительством дорог. Ударными темпами осушались болота расположенные недалеко от Лужской губы Финского залива: а рядом с деревенькой Малый Остров, закладывался фундамент нового города — порта. Царь не жалея ни себя, ни кого либо ещё, трудился закладывая этот град — по началу ведя разметку будущих улиц: а затем и возведение административных корпусов и судоверфи. Будущая городская элита, параллельно с обязательными объектами — в специально отведённом месте возводила настоящие дворцы: благо по окончанию боевых действий, все участники получили из царской казны щедрое вознаграждение. И в данный момент среди царских приближённых, шло соревнование — у кого постройки выйдут богаче и красивее. Для этих целей, приглашались иноземные архитекторы — которые согласовывали свои проекты в архитектурном приказе (недавно созданном по указу Петра) Так что, в работе были все — начиная с царя и заканчивая каторжниками, и пленными. Среди последних, несмотря на старания медиков и Юрия, была слишком высокая смертность. Виной чему, были, не условия их жизни, а высокая производственная травмоопасность. Никто не понимал — зачем зря тратиться, если «утерянную рабочую силу» и без того восполняют в необходимом количестве.

Во всей этой кутерьме, Гаврилов не только возводил здание закреплённого за ним адмиралтейства, но и на землях, выделенных ему Петром, с нуля строил поместье. Правда, здесь вскоре появилась нежданная помощь — приехал тесть и привёз с собой Ульяну и маленькую Антонину. Однако радость встречи с семьёй была немного омрачена Ульяниным отцом. Матвей, только въехав во двор, спрыгнув из седла на землю, сразу подошёл к зятю, и с недобрым прищуром посмотрев ему в глаза, спросил:

— Нам как сынок? Домой ехать, или можно здесь располагаться?

— Вы это к чему отец такие вопросы задаёте? — Удивлённо спросил Юрий.

Старый стрелец, обернувшись, посмотрел на дочь — сидевшую в карете (подарок ростовских кузнецов) и вновь посмотрев на зятя, с показным безразличием проговорил:

— Да так. Добрые люди рассказали, что у тебя в здешних землях новая отрада появилась. Так что уточни для нас, ко двору мы здесь, али как? Что ответишь на это, а зятёк?

— Вы это, бросьте такие речи говорить! — Строго огрызнулся Юра. — Это за кого вы меня батя принимаете? И почему утверждаете, что моя жена может оказаться в моём доме не ко двору? Так что, вот вам моё слово. Немедленно в дом и осваивайте наше новое жилище.

— А с той пассией как быть? — Не унимался Матвей.

— Был на мне грешок — да весь вышел! — Повысив голос, ответил Юрий. — Пусть за это меня осудит тот — кто сам в этой жизни без греха!

В ответ бывший сотенный ничего не сказал — только махнул рукой — после чего, из экипажа, как будто только и ждала этой отмашки, с подросшей дочерью на руках, выскочила Ульянка, и побежала к мужу…

Как ни ожидал Юрий, но из уст его жены, не прозвучало ни единого упрёка.

— Антонина Юрьевна, а вот и твой папа… — Только и сказала она дочери, когда оказалась рядом с мужем.

А уставшая, ничего не понимающая Антонина, потёрла кулачком глазик, скривила личико — как будто собиралась заплакать, и прижалась к маме. Где немного похныкав, вскоре и уснула.

Вскоре Ульянка, уложив в кроватку дочь, и напарившись в бане, как полновластная хозяйка, осматривала временный бревенчатый дом — в котором жил Юрий и большую стройку их будущего поместья. Немного позже к ней присоединился и её отец, которого, немного смущал и одновременно радовал размах строительства.

— Ты сынок, вот что, — деловито проговорил он в конце этой экскурсии, — можешь по поводу нового родового гнезда не беспокоиться. Мы-то знаем, сколько на тебя по царёвой службе возложено обязанностей. Мы здесь с Улей, сами за хозяйством приглядим — можешь на этот счёт не беспокоиться. Но на будущее — чтобы больше, дочь мою не обижал! Не для того я её растил!

И на самом деле, Матвей быстро разобрался, что к чему и вскоре, со свойственной ему педантичностью, контролировал строителей — не позволяя рабочим долго раскачиваться в начале трудового дня. Юрию, иногда наблюдавшим за деятельностью тестя со стороны, было даже немного жалко итальянского архитектора Марка Болоньези. Тот, хотя и был большим пройдохой — которого Гаврилов частенько сам до этого ставил на место. Но бывший стрелец и Юрин тиун Гаврила Кузьмич Гончаров, доводили иноземного зодчего до белого каления — указывая на ошибки проекта, которые по их разумению сделают дом непригодным для жилья.

— Ты это чего стервец городишь?! — В очередной раз придрался Ульянкин отец к итальянцу — как раз в тот момент, когда Юрий, поутру собираясь на службу, ожидал на крыльце, когда ему подведут коня. — Тебе, олуху, сколько можно говорить, что нельзя делать такие большие окна?! Как ты собираешься в лютую стужу в этих хоромах тепло поддерживать?! Или прикажешь, по твоей милости по дому в шубе ходить?!

— О мамма миа! — Ожесточённо жестикулируя, огрызнулся «задетый за живое» архитектор. — Синьор Матвэи, в доме есть камины — они прекрасно будут отапливать все помещения! А окна в жилище, необходимы для освещения: иначе, будете сидеть по комнатам при свете своих лучин — даже днём!

— Нет, басурманин, я настаиваю — делай оконца поменьше!

— О Санта Лючия! Это палац, а не ваша изба! — Негодовал зодчий. — Это вы у себя можете делать маленькие бойницы и затягивать их бычьим пузырём! Здесь мой проект: и я не позволю его так уродовать!

Судя по всему, в этом споре о размере окон, никто не хотел уступать. Спорщики распалялись — привлекая своими криками всех окружающих их людей. Вся дворня Гаврилова, включая и строителей, замерли — позабыв о своих делах, и с интересом наблюдали за утренней, словестной перепалкой. Что не очень понравилось Юрию. Уж очень ожесточённо «сцепились» между собой оппоненты и неизвестно, чем они могут завершить этот спор. Да и работники, уловившие накал разгорающихся страстей, позабыли о своих обязанностях — конюх ведший Сивку к крыльцу хозяйского дома стоял, разинув рот; каменщики, перемешивавшие цементный раствор, сделали тоже самое. А этому, потакать нельзя.

— Чего стоим? — Спокойно, но громко спросил Гаврилов. — Вроде сегодня не воскресный день: да и я, его выходным для вас, не объявлял.

Спокойная и уверенная интонация голоса подействовала на всех — кроме спорщиков. Поэтому, Юрий обратился к ним отдельно:

— Синьор Болоньези, папа, пожалуйста, подойдите ко мне.

На сей раз, конфликтующие стороны услышали, что к ним обращаются и, замолчав с гордым видом победителя, направили свои стопы к Витальевичу.

— Так. Пойдёмте в хату. — Тихо сказал Гаврилов, когда итальянец и тесть оказались рядом с ним. — Незачем перед челядью балаган разыгрывать.

С этими словами Юрий, некой толикой грусти посмотрел на парочку, стоявшую перед ним, развернулся и первым вошёл в двери своего бревенчатого дома. За ним без лишних слов последовала и виновники переполоха. Когда они вошли в горницу и расселись за большим деревянным столом, Юра посмотрел на них с немым упрёком и проговорил:

— Ей богу, взрослые люди а ведёте — как дети малые. Папа, Марк, вам что, неизвестно, что не всегда в споре рождается истина. Иногда, без такой вещи как компромисс — такие дела заканчиваются мордобоем…

С лица Болоньези быстро исчезла самоуверенная улыбка — он, пытался понять только что сказанное (несмотря на то, что итальянец хорошо говорил на Русском языке, иногда ему было тяжело понимать всё сказанное). Мимика стрельца в этот момент, выражала высочайшее возмущение. — «Как это так, его зять позволил себе так с ним говорить»…

— … А сейчас — без лишних глаз и ушей, давайте поищем выход из сложившейся ситуации. Начнём с вас папа, в чём вы, видите проблему?

— Так этот антихрист, заморозить нас решил!

— Баста! — Выкрикнул архитектор, вскочив со скамьи: его лицо исказила оскаленную гримасу возмущения, а жест правой руки напоминал попытку укусить свой указательный палец. — Меня наняли, чтобы я строит красивый палац! Если вам нужен страшный изба, то ищите кого-либо другого! Только, заплатите за уже сделанный работа!

От волнения у него появился акцент, которого Юра раньше не замечал.

— Сядьте синьор Болоньези, я вас тоже выслушаю, но немного позднее. — Всё также спокойно проговорил Юра. — Я, не хочу искать виноватых. Мне, всего лишь нужно построить красивый и удобный дом. Поэтому я вас и позвал — нам нужно найти компромисс, то есть, наиболее приемлемое для всех нас решение.

Марк как истинный «горячий» итальянец, «сверкнул» глазами как молниями — но послушался.

— Папа, поясните нам, почему вы считаете, что зимой в доме, построенном нашим уважаемым архитектором, будет очень холодно.

— Так всем ясно почему. — Уже намного спокойнее заговорил старый стрелец — исподлобья, недобро глядя на своего оппонента. — Зимы у нас морозные и ветряные, а через такие большие окна, которые нам собирается делать этот Марк, мы будем терять столько тепла — что никаких дров не хватит для отопления.

— Меня пригласили строить красивый и светлый дом! — Снова «вскипел» итальянец, усиленно жестикулируя руками. — Темниц, строить не буду и не хочу!

— Успокойтесь дорогой друг. — Невозмутимо ответил на выпад зодчего Юрий. — Покажите мне ещё раз свой проект.

— Извольте! — С еле сдерживаемым возмущением ответил Марк и положил перед Гавриловым большую папку, которую он всегда носил с собой. — Вот фасад, вот залы…

Гаврилов внимательно слушал пояснения архитектора: часто уточнял интересующие его детали. Временами хвалил итальянца, иногда старался спокойно обсудить то, с чем был не согласен; задавал наводящие к нужному решению вопросы. Когда вся документация была просмотрена, и оговорена, Юра понял, что он безнадёжно опоздал на службу. К тому времени — когда всё было решено, из части прибыл посыльный, узнать что случилось, почему полковник не прибыл в полк. Несмотря на этот конфуз, Витальевич сделал главное — погасил разгоревшийся конфликт и добился нужных изменений в проекте усадьбы — на той стадии, когда ничего не пришлось ломать для переделки.

— Синьор Болоньези, значит, мы договорились насчёт изменений, — окна делаем немного уже и ниже, а рамы на окнах, будут двойные.

— Согласен, но это, сильно удорожит мой проект.

Гаврилов снисходительно улыбнулся и небрежно отмахнувшись ответил:

— Не переживайте так, я всё прекрасно понимаю: и ещё — для обогрева дома, мои печники сделают наши — двухконтурные печи…

Гаврилов, разрывался между подготовкой новобранцев своего полка и строительством адмиралтейства. Если в полку благодаря Емельянову, Тимофею и другим его боевым товарищам, всё было в порядке. А именно — почти «безболезненно» прошло разделение полка, на два новых подразделения: назначен новый штаб, который, отправился в Берберовку, где должен был в кратчайшие сроки пополниться новыми рекрутами. Построены новые казармы и другие служебные помещения для другой половины полка оставшейся здесь. Налажено снабжение всем необходимым. То на стройке адмиралтейства, были одни лишь проблемы. Хронически не хватало стройматериалов; поставщики норовили подсунуть не кондицию, по цене отличного товара, то вообще ничего не привозили. Отчего, Юрия буквально преследовало желание, решить вопрос с поставками его, проверенным способом — как в Ростове на Дону. Но он понимал, что это чревато неприятными последствиями и поэтому, максимум, что позволил себе, так это — однократное пополнение своих истощённых финансов.

— Ты это что мне привёз? Уважаемый! — Юрий, еле сдерживая себя, процедил сквозь сжатые зубы, подходя поближе к купцу. — Я тебя спрашиваю, что за г … ты мне привёз?

— Как и заказывали — отличные брёвна для вашего строительства.

— Фёдор, не гневи меня! Где ты здесь видишь хорошие брёвна? Да это, один сучковатый горбыль.

Оба мужчины шли вдоль возов с лесом, который привезли на стройку. Немного сзади их шёл управляющий стройкой: он сделал своё дело — позвал хозяина, когда увидел, что всё что снабженцы доставили, в строительстве использовать нельзя. Теперь он ждал, что решит Гаврилов.

— Бог с вами Юрий Витальевич, лес неплохой, да и вообще, где вы идеально ровные деревца видели…

— Ой, молчи — не доводи до греха…

Юрий смотрел в хитрые серые глаза торгаша и еле сдерживал себя чтобы не схватить того за бороду и не забить его тростью, с которой последнее время, всегда ходил по стройке (было модно).

— … Стволы намного тоньше и кривее, чем я, тебе смерд заказывал.

— Так ваша светлость, не обессудьте. Отборный лес, весь на строительство флота уходит. Даже весь карельский серебристый сухостой забирают.

— Так я, у тебя, такую древесину и не прошу. Ты дай мне то, что мне надобно — что я просил.

Купец, видя, что Юра его товар брать не хочет, раздосадовано улыбнулся и, пожав плечами промолвил:

— Так берёте, аль нет. Сейчас такой товар всем нужен, мне стоит только «свистнуть» — как покупатели его с руками оторвут. Тогда не обессудьте, ни я, ни другие купцы, к вам больше ходить не будем: — время дорого, чтобы его на таких приверед тратить.

Сквозь его густую, русую поросль на лице, была видна, широкая улыбка: глаза хитро прищурившись, оценивающе наблюдали за Гавриловым, ожидая его реакции. Он явно играл, стараясь внушить покупателю, что лучшего товара не будет.

Юрий, резко приблизился к купцу, став сбоку, схватил ладонь к ладони его кисть и, заведя свой локоть, сверху локтевого сгиба противника, распрямил своё запястье. От боли, пронзившей руку, торгаш, присел и громко завопил.

— А-а-а рука-а-а!

— Вот теперь, замолчи и слушай меня любезный друг. Я и так с тобой слишком долго миндальничал. Или, ты завтра привозишь то, что мне надобно для стройки. Или, ты пожалеешь, что вообще на этот свет родился.

Купец, как будто не слышал — продолжая голосить.

— Гаврилов, ты это почто моих купцов калечишь? — Послышался за спиной Юрия голос Петра. — Отпусти его немедленно!

Появление царя никто не ожидал, поэтому, оба участника конфликта, были немного обескуражены. Первым опомнился Фёдор, — как только захват был отпущен, купец с жалобными причитаниями обняв свою руку, спрятался за высокой фигурой Романова.

— Кто мне объяснит, что здесь происходит. Строго поглядев на Юрия и купца, поинтересовался самодержец.

— Надёжа государь о защите молю! … — Пав ниц перед Петром, запричитал Фёдор и, указывая на Юрия не травмированной рукой, залепетал. — Он, меня на подлог подбивает, мучает, для достижения этой кривды (обмана)! А я, человек маленький боюсь, не выдержу! …

Взгляд Петра стал более суровым, щека немного задёргалась в нервном тике. И, еле сдерживаясь, царь повелел.

— Говори, кто и чего от тебя добивается!

— Знамо что! Чтобы я, в большом подлоге участвовал!

— Каком таком подлоге?! — На грани бешенства, «прорычал» Пётр.

— От меня хотят подтверждения, что якобы, я получил от Юрия Витальевича деньги — как за хороший лес! А я, не хочу такое подтверждать! Как так можно, за горбыль то… — совесть не велит, казну то державную обкрадывать!

— Это правда?! — У царя, глаза уже были на выкате, и он кипел от негодования. — Я тебя спрашиваю, Гаврилов!

— Всё могу понять государь, но в чём здесь моя выгода? Хоть убей, не пойму. — С наивной улыбкой, Юрий развёл руками.

— В яму его! — Свирепо прокричал царь — неожиданно для всех, указывая рукой на купца.

В следующую секунду, не выдержав, самодержец трясся от приступа хохота. Вволю насмеявшись, провожая взглядом растерявшегося купца, — которого силком волокли лейб-гвардейцы. Царь, глубоко вздохнув и вытерев со щеки, не прошеную слезу: снова обратился к Гаврилову.

— Юрка, ты только объясни мне, в чём выгода воровать со своей собственной мошны? Я-то помню, как ты, тет-а-тет пообещал мне адмиралтейство за свой счёт построить. И вдруг узнаю, ты оказывается, жульничаешь — деньги у себя воруешь! Да ещё для этого в сговор с кем-то вступаешь!

Царь снова засмеялся.

— Ой, развеселили вы меня — скоморохи! Я-то думал, что после недавних плохих вестей, мне будет не до смеха: а нет. — Озорно подмигнул собеседнику. — Ты что, знал, что оно так получится, поэтому и решился на такие растраты?! — Ха-ха-ха!

— Знал — что будут стараться обмануть, но так подставлять: по правде про такое и не догадывался. А за свой счёт стройку затеял — так бонус подхалимажа хотел заработать. Тем более ведаю, что у Донских Ростовчан тебе придётся два новых корабля выкупать — а они не дешёвые. Вот и решил твою казну поберечь — чтобы тебе, наверняка денег на эти суда хватило. Как ни как, от этой продажи, мне опять — выгода не малая.

— Да знаю я уже эту новость! — отмахнулся рукой Пётр. — Она единственная, которая меня не огорчает. Я, кстати, только вчера с Дону вернулся. Твой Андрей Андреевич, приглашал меня и иноземных послов, катал всех по реке — на нашем первом пароходе. Эх, Гаврилов, видел бы ты испуганно-удивлённые глаза иностранных послов, и их «вытянутые рожи» — когда наш кораблик, хлопая по воде лопастями своих колёс, погрёб против течения реки. Будут знать, как в своих тайных посланиях, нас называть варварами! У них, подобного чуда, нет и в помине!

Царь сиял от радости, присел на лежавший на земле, треснувший каменный блок. И приглашая присесть — указал Гаврилову на другой камень, покоящийся перед ним. Когда Витальевич уселся на предложенном камне, самодержец, довольно улыбнувшись, продолжил свой рассказ:

— Как иноземцы того не хотели, но в машинный отсек их не пустили. Только я там побывал: посмотрел на эту рукотворную мощь; побросал угля в топку. Затем, поднялся на капитанский мостик, где постоял у штурвала. Жаль, что для моря, такие суда не подходят — очень жаль. Зато, когда я был на мостике, твой выдвиженец Адису, мне по секрету поведал: мол, в Таганроге, построили и испытали уменьшенный образец бронированного парусника — с улучшенным котлом и каким-то там хитрым винтом. Так представляешь — корабль, специально создан для того, чтоб ходить по морям. Как мне сказали, в случае боя, или безветрия, судно идёт на паровой тяге…

Юрий уже знал все эти новости, но всё равно внимательно слушал Романова.

— … Естественно, на таком ходу оно, может очень быстро маневрировать — не зависимо от направления ветра. Но первую пару таких кораблей, мне построят не раньше чем в следующем году. А мне они нужны уже сегодня! В сложившейся ситуации, они мне как воздух нужны!

От хорошего настроения Петра, не осталось и следа. Он снова посерьёзнел и сжал кулаки.

— Ты, наверное, слышал, что мы с Меншиковым и Гордоном, как открылась навигация, пробно послали в Британию пару наших торговых кораблей. Так вот — они бесследно исчезли. А некоторые наши товары — с того каравана, появились в Голландии. Кто их туда привёз? — Никто не знает. А перед тем как это узнать, я послал три наших боевых судна — чтобы они выяснили судьбу наших торговцев — так они, тоже сгинули!

— Да, море надёжно прячет следы. — Задумчиво сказал Гаврилов, поглаживая тыльной стороной руки свой подбородок. — Кто-то не хочет пускать нас на море — ох как не хочет. Кому-то, мы на его просторах — как кость в горле.

— Знаешь Юрка, раз твои соотечественники были здесь: то может быть, они оставили здесь броневые катера. Найди мне их! Не могу я долго терпеть, когда мне так нагло в лицо плюют.

Юрий мог пойти на остров Эланд, или Хийумаа — вообще, куда угодно: там, вполне «неожиданно», можно было «найти» пару Бронекатеров проекта 1124. Также — при желании, можно было «обнаружить» и подводную лодку I-400. Но только, постоянно — по заказу «находить всё необходимое» было нельзя. С этой затягивающей как трясина практикой «находок», пора завязывать: и делать это — надо немедленно.

— Государь, ты же знаешь, и мои орлы под командованием Захара Зенауи, и твои гвардейцы — уже не однократно обыскали побережья заливов и всю прилегающую округу. Где возникали подозрения о наличии клада — делались раскопки. Но всё это было в пустую — здесь больше ничего нет.

— Но надо что-то делать: это не дело — сидеть у выхода к морским торговым путям и не иметь возможности ими воспользоваться. И ты должен мне помочь решить эту проблему!

— Государь, я и мои друзья не бездействуем. Мы прилагаем все силы для скорейшего строительства Российского флота: например — на деньги пожертвованные Ростовчанами и жителями Букова, в Европе закуплено столь необходимое для новых кораблей железо. Адис, — смастерив специальные костюмы, смог поднять со дна Азовского моря множество железных осколков от нашего взорванного корабля. Ну, того, на котором мы через океан перешли. В Малиновке весь метал переплавляют и делают два улучшенных — экономичных паровых двигателя, спроектированных специально для новых боевых кораблей. Параллельно, из полученного железа, куются бронеплиты, и заканчивается отливка несущих конструкций корпусов кораблей. Здесь — на Балтике, уже работают специально обученные мастера: мы, уже отгородили от посторонних глаз и заложили суда. Причём благодаря новым технологиям и инструментам, удалось значительно ускорить сборочные работы.

— Вот этих новостей я не знал. — Немного оживился царь. — Но всё равно Юрка — слишком долго ждать окончания их постройки. А недоброжелателя надо наказывать сейчас — надо отучить ворогов покушаться на нас.

— Я сделаю всё возможное для ускорения работ на судоверфи: так что, объявивший нам блокаду — ещё об этом горько пожалеет. — Ответил Гаврилов и, желая сменить тему, задал вопрос. — Мне всё нет времени полюбопытствовать, как там строится весь город: как его назвать решили.

— Пока сам не знаю. — Машинально ответил Пётр. — Меншиков, и другие мои товарищи, советуют назвать Петергофом или Петербургом: а я, пока не решил на каком из этих названии остановиться…

Когда Гаврила со своей женой Марьей удалились выполнять очередное распоряжение Матвея: тот, заметил зятя, возвращающегося домой и, чинно пошёл ему на встречу.

— Ну как прошёл день зятёк? — Поинтересовался стрелец — когда Юрий остановил своего коня рядом с ним.

— Слава богу, хорошо. — Ответил Юрий, лихо, спрыгнув с коня и передав его на попечение подбежавшему мальчишке — конюху.

— Сынок, разговор к тебе есть, срочный, не лёгкий и очень серьёзный.

По взгляду стрельца, было видно, что возражений и отговорки на усталость он не примет: поэтому Юрий, сняв с головы форменную треуголку, поправил правой рукой свои волосы и, соглашаясь, ответил:

— Ну, коли надо — так значит надо. Пойдёмте папа, — где вам удобнее будет со мной беседовать?

— Пошли к баньке сынок — там нам никто не помешает: посидим с тобой, посекретничаем. Глядишь, и наше дело, миром решим.

Ульянкин отец, шёл не спеша, что-то обдумывая и видимо, подыскивая аргументы для поддержания своей «принципиальной линии» в предстоящем споре. Юрий, следовал за тестем, немного позади — даже не пытаясь гадать о теме предстоящей беседы. Когда они оба подошли к двери баньки и уселись на большую колоду — на которой обычно кололись дрова: Матвей продолжил молчать — только, хмуро смотрел себе под ноги.

— Ну что батя, в чём проблема то? О чём вы хотите со мной поговорить? — Нарушил молчание Юрий, которому надела затянувшаяся пауза.

— Ты ответь мне сынок, что ты собираешься делать с семьями погибших стрельцов?

— Пока обучаю отроков, да плачу семьям пенсион — за потерю кормильца. — Не скрывая удивления, ответил Юра.

— А дальше что будет? Что собираешься делать?

— Как молодёжь выучится всему необходимому — поедут в Сибирь, будут там для нас новые города и мануфактуры строить.

— Вот! — Выкрикнул старый стрелец, в сердцах ударив себя кулаком по колену. — За что ты людей собираешься сгонять с родной земли и отправлять к чёрту на кулички?! В Сибирь то, только за преступления великие — взамен казни ссылают. Разве это по-людски?!

— Не надо на меня кричать батя. — Сдержав порыв тоже перейти на крик, сказал Юрий. — Благодаря этому, земли к Руси прирастать будут: её мощь будет множиться. Да заодно я так, их из под удара — царского гнева вывожу. Пётр не забыл, как их отцы и мужья против него пошли. А я, для тех, кто будет Сибирь осваивать, его прощение выпросил. Да и не на произвол я людей бросаю, а снабжу на первое время всем необходимым: да и пленные шведы, туда дороги с мостами и туннелями строят, что существенно облегчит их жизнь. А там, как кто освоятся, так и стариков своих к себе заберут. И им польза, от этого, и держава прирастать освоенными землями будет.

— А кто из стариков не захочет на эти новые земли переезжать? Что, силком их гнать будешь? Под конвоем?! — Не унимался Матвей.

— Нет. Насильно никого гнать не собираюсь — на крайний случай, у всех есть родня: пусть они с ней и свой век и досиживают. А их дети, в Сибири послужат своим трудом на благо отчизне.

Юрин тесть, сидел, нахмурившись, смотря себе под ноги и нервно теребя в руках, подобранную с земли, щепу.

— Всё равно сынок. Негоже так с людьми поступать. Они всё видят. И знаешь, чего в народе про тебя говорят? — Матвей посмотрел на зятя и, не дожидаясь ответа продолжил. — Всё что идёт от тебя — оно от лукавого, например, в новом граде Таганроге, корабль железный, без парусов по воде ходит — поправ все законы божье. Далее, картошка твоя, которую ты всем православным в пищу навязываешь, не от бога она — вершки скотина поест и дохнет. Также непонятно, откуда у тебя столько грошей — которые ты всем так щедро раздаёшь. Что ты на всё это скажешь?

— Папа, и вы туда же. Как будто не знаете, сколько мануфактур и артелей с моим участием открыто и продолжает открываться. Вот с этих барышей, я и помогаю всем тем, кто в этом нуждается. Или помогать ближнему это не по-божески? Следующий вопрос, картошку, на моей родине все ели: она всегда всех людей выручала. И, по моему мнению, очень пригодится россиянам, когда им зимой есть, будет нечего. Ну а кто не хочет, пусть её не сажает — неволить никого не собираюсь. Теперь насчёт парохода — того корабля, который так вас пугает. Его дважды батюшка освятил, — когда закладывали и также, когда спустили на воду и давали ему имя. Так неужели вы, папа, считаете что молитва и святая вода бессильны против бесовщины. Я думаю, что после такого — там, ничего не может остаться от лукавого. Надеюсь, вы не сомневаетесь в силе слова божьего? …

Пролетела зима: прошла весна. Будущий город-порт, по-прежнему представлял собой громаднейшую строительную площадку. Всюду кипела работа, множество людей отвоёвывали у природы землю, в случае необходимости проводили мелиоративные работы и копали фундаменты для возводимых построек. Другие зодчие уже возводили стены — так что, всё это напоминало большой «бурлящий» муравейник.

Пётр, всё не терял надежды обнаружить клад — поэтому и егеря и его гвардейцы, раз за разом, повторно прочёсывали земли и острова, в поисках хоть какого-то намёка на его существование. Сам же царь, всё время пропадал на строительстве первых пароходов. Их уже спустили на воду и завершали установку мачт и прочей парусной оснастки. Одновременно с этими работами, распространялись слухи о несостоятельности нового проекта. Якобы, железный корпус корабля, настолько ухудшил мореходные качества парусников, что они, даже от малой волне, могли легко пойти на дно. И кораблестроители — только тем и занимались, что тщетно пытались ликвидировать эти недостатки. А этим временем, корабельные команды уже осваивали свои суда, а бомбардиры, отрабатывали навыки стрельбы на специально построенных качелях. Все пушкари были молодыми и необстрелянными воинами, которые только начинали свою службу — им приходилось осваивать новые — казённо зарядные пушки и боеприпасы к ним. Поэтому на полигоне, где они занимались, стоял постоянный грохот, утихающий только с наступлением сумерек. Ради этой подготовки, Юрий нарушил своё вето на пополнение необходимых запасов и с соблюдением всех мер предосторожности, «штамповал» снаряды и мешочки с бездымным порохом к ним. Пока, у него всё сходило с рук — никто не обратил внимания, на такие крупные «поставки» идущие из Букова и Малиновки.

Вскоре настал день — когда пять Флейтов: гружённые пенькой, пушниной и пшеницей, под охраной трех фрегатов — купленных у Голландии, при большом стечении ликующего народа, торжественно отбыли в Англию. Никто из провожающих не видел, как в море, к неспешно идущему каравану присоединились два тяжёлых парусника — еле идущих под полными парусами.

Смит Эбботсон был низкорослым — коренастым человеком: чем сильно отличался от большинства своих сослуживцев. Что, в общем, было не мудрено, ведь он не принадлежал к древним и именитым родам Туманного Альбиона. Его отец, удачливый пройдоха, заработав на торговле, умудрился купить себе герб, а немного погодя, пришедший в упадок замок: но, несмотря на его старания, все родовитые соседи упорно не принимали его в свой круг. Все они постоянно подтрунивали над безродным выскочкой, носившим костюмы нелепого покроя: в крайнем случае, безвозмездно брали у него деньги, давая пустые обещания — и не более того. Так что, подросшему Смиту, которого угнетало такое отношение к его семье, пришлось уехать подальше от, отчего дома и добиваться всего самому. Благо, упорства и терпения ему хватало. Поначалу — несмотря на отцовы деньги, было очень тяжело — сказывалось отсутствие воспитания хороших манер и образования. Всеми правдами и неправдами, нанимая репетиторами бедных студентов, Смит ликвидировал эти пробелы, выучился и в итоге, попал служить офицером на один их крупных боевых кораблей Royal Navy. Где, со временем, на него обратил внимание его капитан Чарльз Винтер — который, вскоре познакомил талантливого юношу, со своим другом сэром Брайаном. С тех пор, в карьере молодого человека начался головокружительный взлёт.

И вот сейчас, его благодетель, поручил ему задачу государственной важности — негласную морскую блокаду Московии. Этот полудикий сосед уже показал на суше свою воинственность и возрастающую мощь: так что задача была предельно ясной — не допустить Русских на морские просторы. В доверительной беседе, его благодетель рассказал о страшном корабле — некогда построенным этими московскими тартарами. И о том, что он погиб — взорвался в Азовском море. И судя по всему: Русские пока не могут построить ему замену. И этой ситуацией, надо успеть воспользоваться ситуацией — истощить и уничтожить этого опасного врага.

Пришлым летом Смит успешно справился с этой задачей — ограбив и потопив хлипкие судёнышки Московитов. Это существенно его обогатило — по каперскому патенту он имел от трофеев немалую долю. Вскоре на дне оказалась поисковая экспедиция — посланная русским царём для выяснения судьбы торговцев. И вот сейчас, небольшой флот, под командованием Эбботсона лежал в дрейфе, ожидая караван, судя по поступающим сообщениям, Русские скоро должны его снарядить.

— Ну что Юрка, слишком плохо ходят под парусом твои железные «скорлупки». Только и делают, что тормозят весь караван…

Недовольно сетовал Пётр — решивший возглавить этот поход. Он шёл на «Виктории», которую ещё во время постройки назначил флагманом. И судя по всему, Романов, никак не мог дождаться, когда судно пойдёт по большой воде под паром.

— … Даже гружёные Флейты идут под половиной парусного вооружения, а «Виктория» с «Зарёй», под полными парусами еле поспевают за ними.

— Государь, вот наладим добычу и подвоз угля к портам. Тогда, клянусь — наши суда смогут без паруса пересекать океан. И будут это делать, намного быстрее самых скороходных парусников.

Юрий со своими егерями присутствовали в этой экспедиции в роли абордажной команды. Но это, всё равно не спасало его от необходимости выслушивать претензий относительно новых кораблей и бесконечно оправдываться по этому поводу перед царём.

— Это всё обещания, а мне нужно дело! …

— Вест-норд-вест! Вижу скопление дрейфующих галеонов. — Прервал неприятную для Юрия беседу голос, донёсшийся с марсовой площадки.

Как только несколько голосов продублировали сказанное, всё вокруг пришло в движение: засвистели боцманские свистки; матросы полезли убирать паруса; машинисты разводить огонь в топках; подносчики боеприпасов устремились к крюйт-камерам; а артиллеристы побежали к орудиям. Каждый был занят своим делом, занимая свои места по тревожному расписанию. А «торговцы» в сопровождении охраны, начали маневр разворота, отходя, как и было с ними заранее оговорено.

Время шло, все, — включая и абордажную команду, выполнив нужные действия, стояли, ожидая дальнейших команд. И только кочегары трудились, разогревая котлы.

— Гаврилов, ну что твои кочегары так тянут время?! — Тревожно интересовался Петр, смотря в направлении указанном вперёд смотрящим. — Ведь враг нас скоро заметит! А мы неподвижны как …

— Противник нас увидел! Ставит паруса! — Доложил наблюдатель.

— Котельная! Что там у вас?! — Прокричал в переговорную трубу царь — обеспокоенный тишиной царившей в машинном отсеке.

— Температура растёт, но необходимого давления в котлах пока нет! — Ответили машинисты.

— Гаврилов! Су… сын, больше не строй такие неудобные суда! В них пока с паруса на пар перейдёшь, погибнуть можно! — Закричал, развернувшись к Юрию самодержец: глаза у него были на выкате, а щека дёргалась. — Пока эта посудина обретёт ход — нас потопят! Что хочешь, делай, но все остальные боевые корабли должны быть только на паровом ходу!

— Неизвестные корабли, строятся в кильватерную колонну и, судя по манёвру — собираются атаковать нас с наветренной стороны!

Снова тянется время, неизвестный противник уверенно идёт на сближение, а «Виктория» с «Зарёй», по-прежнему беспомощно лежат в дрейфе. Неожиданно, по корпусу флагмана пробежала дрожь, послышался глухой звук, — которому обрадовались все члены команды.

— Ура! Виват! … — Закричало множество голосов — радовались все, так как знали, что именно так начинает работать паровая машина.

Далее в подтверждение этому, двигатель стал набирать обороты и, вскоре, за кормой забурлила вода. Судно незаметно, понемногу набирая скорость, пошло вперёд. Следом за «Викторией» пришла в движение и «Заря».

— Твоё счастье Юрка, что мы успели «раскочегарить» эти лоханки! — С недобрым прищуром «смерив» взглядом Юрия проговорил Пётр — он был ещё зол за заминку при запуске парового двигателя. — Теперь моли бога, чтобы твоя хвалёная техника, не подвела во время боя! Иначе, самолично отправлю тебя местных рыб кормить! …

Тем временем, оба корабля набирая ход, пошли на перехват противника — шли без парусов. За ними тянулись два дымных шлейфа — не сильно густых, но всё равно, столь непривычные для этого времени. Не заметить эти странности было невозможно, но нападавшие, явно не собирались из-за этого менять свои планы: они сближались, намереваясь с ходу разобраться с парой странных парусников и догнать уходящий торговый караван.

Оба судна, идущие на паровом ходу: успели, набрав ход, занять выгодные для них позиции — (враг оказался по правому борту) и сейчас шли с вероятным противником встречными курсами. Приближаясь к неизвестным судам, снова перешли на малые обороты двигателя.

— Ждём братцы — первыми не стреляем! — Говорил своим бойцам Гаврилов, глядя на приближающиеся парусники.

Хотя намерения галеонов, идущих под британским флагом были и без того предельно ясны. У каждого на верхней палубе было немало вооружённого народу: борта кораблей были ощетинены стволами пушек; а семафорщики, передавали приказ. — «Лечь в дрейф и допустить на борт „осмотровую команду“».

— … Дома своей маме приказывайте! — Послышался возмущённый голос Петра. — Вы что, читать не умеете?! Ведь сказано, что мы боевые корабли России и у них нет права нас досматривать!

Незадолго до того как головной пароход поравнялся с кораблями, идущими в авангарде: британцы подняли новое сообщение. — «Если не выполните наш приказ, открываем огонь на поражение».

— Суки …! Господи прости мою душу грешную за сие сквернословие. — Осенив себя крестом, проговорил матрос, стоявший рядом с Юрием с оружием наготове.

Многие из стоявших рядом воины, последовали его примеру: кто бранил приближающихся разбойников, а кто, тихо шепча молитву — крестился.

Как только передовые корабли поравнялись с пароходами: прогремел первый залп. По железному борту загрохотали ядра и картечь. Гаврилов почувствовал, как содрогнулась от этих ударов «Виктория»: часть картечи прошла над бортом, «выкосив» людей попавшихся на её пути. Раненые заголосили, застонали, заливая палубу кровью; санитарная команда кинулись оказывать первую помощь и посыпать песком кровавые лужи. Раздался ответный залп, «заработали» двадцати шести миллиметровые MG АА Туре 96 поливая свинцовым дождём супостатов. Витальевич, оценивая понесённые потери, заметил, что зенитный автомат рядом с ним остался без расчёта и кинулся к нему. Бегло осмотрев его и не найдя повреждений, он взял в прицел корабль, которому вскоре «Виктория» должна была войти в сектор обстрела. Секунда и в его направлении полетел рой огоньков, впивающихся в его бушприт, фор-трисель-мачту и корпус. Это не замедлило принести свой результат — помимо погибших членов экипажа, стал заметен и другой урон — на фока-рейе, и в других местах, куда попадали трассы появился дымок, который вскоре сменился робким огнём, быстро переросшим в пламя. Команда горящего парусника кинулась тушить пламя: но новые очереди из зенитки существенно усложнили им задачу, создавая новые очаги возгорания.

А тем временем, хорошо обученные русские артиллеристы продолжали обстрел противника находящегося в их секторе обстрела. Как успел заметить Гаврилов, наносимый ими ущерб, был колоссальным. Пушкари «Виктории» успели сделать не менее трёх бортовых залпов, пока ослеплённый собственным пороховым дымом враг перезаряжался. Было видно, как головной корабль постепенно зарывался в воду «носом» — задирая свою корму и замедляя свой ход, что там произошло — было не понятно, да и думать об этом было недосуг. Юрий на мгновение застыл, увидев агонию галеона, но сильный взрыв вернул его в суровую действительность. Это после очередного залпа Российского флагмана, взорвался корабль, в который тот стрелял…

Когда «Виктория» проходила мимо горящего галеона, оттуда дали ожидаемый залп — вымуштрованная команда несмотря ни на что, продолжала бой. На сей раз, потерь было намного меньше: да и броня прекрасно выдерживала попадание снарядов. В ответ, в сторону парусника полетела картечь. Ну а «Заре», так и не довелось сделать ни единого выстрела по этому кораблю. Он взорвался, так и не войдя в её сектор обстрела.

Три галеона, которые ещё не участвовали в перестрелке — неожиданно поменяли тактику. Кильватерная линия «рассыпалась» и они пошли на сближение с «Викторией». А четвёртый — флагман, стал отходить в сторону.

— … Обе машины средний вперёд! Право на борт! … — Донёсся до Юрия обрывок команды отданной капитаном «Виктории».

Какие ещё приказы отдавались с мостика, из-за грохота боя было не слышно. Но исход сражения был уже предрешён — парусники, явно уступали русским кораблям в маневренности и скорости. Они тщетно старались сблизиться с пароходами для высадки своих абордажных команд. Но их встречал плотный артиллерийский и пулемётный огонь, разносивший в клочья деревянную обшивку галеонов — принося этим страшный урон нападавшим. Не обошлось и без неприятного для пароходов эксцесса — «Виктория» с «Зарёй», за малым не столкнулись во время манёвра — сказывался малый опыт команд обоих кораблей и наспех отработанное взаимодействие в бою.

— Догнать флагманский корабль напавших на нас разбойников! — Послышался приказ Петра, — когда последний из нападавших вражеских парусников, разлетелся в клочья от мощного взрыва, прогремевшего на его борту. — Взять их на абордаж, а выживших, допросить относительно судьбы наших торговцев.

Несмотря на большую фору, возникшую в результате затянувшегося боя, беглеца достигли очень быстро. Что сильно обрадовало самодержца.

— Давайте соколы! Не посрамите штандарта Андреевского! — Кричал Романов, наблюдая за тем, как быстро сокращалось расстояние разделявшее «Викторию» и беглеца.

Вскоре «Виктория» плавно замедляя ход, поравнялась с убегающим галеоном и пошла с ним на сближение. Бойцы Юрия, усиленно «поливали свинцом» противника, собравшегося на верхней палубе для защиты своего корабля. Также, из ДТ обстреливались те, кто стрелял с марсовых площадок картечью. Вскоре полетели «кошки» и борта обоих судов соприкоснулись: а абордажная команда, не дожидаясь завершения сцепки, уже вела бой на галеоне.

Гаврилов был среди первых кто ступил на вражескую палубу и, израсходовав обойму своего ТТ. — рубил противника катаной. Один раз, он поскользнулся на луже крови — неловко упав на спину, и не подоспей ему на помощь верный Тимофей, ему бы не дали подняться. Боевой товарищ, зарубив одного из пожелавших навалиться на Юрия английских матросов — отвлекая этим на себя оставшуюся троицу: с которой ему помог справиться поднявшийся с палубы Юрий.

Гаврилов, в пылу сражения так и не заметил, что послужило причиной капитуляции британских моряков — только, как по команде англичане побросали на палубу своё оружие и сдались на милость победителя.

Часом позже Романов стоял на трофейном паруснике, прислонившись к — фор-трисель-мачте спиной и выслушивал доклады о том, что удалось узнать о судьбе пропавших русских кораблей. С каждым докладом его лицо становилось всё суровей, а глаза бешено поглядывали в сторону пленных — покорно ожидавших решения их участи, сбившись в кучу между фор-трисель-мачтой и бушпритом. Вскоре, его щека задёргалась в нервном тике и, жестом прервав последнего докладчика царь, сжав кулаки громко спросил:

— Ну что?! Все слышали, как они поступили с нашими братьями?! — Самодержец с нескрываемым гневом посмотрел на английских офицеров — стоявших немного в стороне от матросов. — Так что?! Значит, наши купцы были трусами недостойными пощады! Да?! А остальных, вы тоже на дно отправили! Значит моря, мы не достойны!

Немного переведя дух, Пётр обратился к абордажной команде, стоящей рядом с ним:

— Как хитро они придумали! Победят наш конвой — концы в воду: а наш товар себе заберут. Коли мы их победим, так становимся варварами — напавшими на их мирные галеоны! — Всё продумали супостаты!

Среди Русских воинов, стоявших на палубе галеона и матросов, наблюдавших за всем с борта своего корабля, пронёсся негодующий ропот. Царь немного выдержал небольшую паузу и продолжил:

— Ну что братья! Ответим им той же монетой — отправим их в царство Посейдона! Пусть рыб покормят — поступим с ними также как и они с нашими товарищами!

После всего услышанного, все без исключения поддержали Петрово решение относительно участи пиратов.

— Да, пусть море скроет и их следы! … — Послышались одобрительные возгласы.

Но эти выкрики, вскоре утихли. Царь заметил капитана «Виктории», подошедшего к борту (пароход на полтора метра возвышался над захваченным галеоном).

— Ну что скажешь Семион Дормидонтович? Каково состояние наших пароходов после боя?

— Пётр Алексеевич, ущерб, конечно, есть — но, по сравнению с тем, что обычно бывает после таких баталий — незначительный. Вода нигде не просачивается, пробоин нет; медики возятся с ранеными — вот их как раз много. И судя по всему, «Виктории», придётся стать на верфь — для ремонта. В некоторых местах доски под бронеплитами сильно потрескались — заменить надо, да трубы в нескольких местах супостаты продырявили. Но эти прорехи, мы сами — по пути заделаем…

— Знать так! У России — броневым кораблям быть! — Вдохновенно выкрикнул самодержец.

 

Глава 26

Тридцать лет спустя.

Двое мужчин сидели за обеденным столом, в небольшой, но уютной комнате постоялого двора и вели непринуждённую беседу. Это завтра они будут играть каждый свою роль — один станет напутствовать уходящую в северную Америку экспедицию; другой — с длинной, окладистой бородой (что по общепринятым меркам было неприлично) — возглавит все пять кораблей везущих первых колонистов и всё необходимое им на первое время, к месту их нового жительства. Но всё это будет потом, а сейчас, они пили новомодный напиток — шоколад и вели ностальгическую беседу.

— Да, Пётр Алексеевич, разворошили мы с вами тогда «осиное гнездо». Ведь Британцы, так и не простили нам исчезновения кораблей Эбботсона. Ой, как они тогда удивились прибытию наших торговцев.

— Да. — Согласился мужчина — собеседник бородача. — Мне рассказывали как английская таможня тогда все глаза проглядела в поиске следов спешного ремонта, и других признаков боя.

— А когда они опомнились и прислали к нашим берегам карательную экспедицию Royal Navy. Помнишь?

Бородач, одетый в неброский гражданский костюм, был явно моложе своего собеседника — немного отёчного мужчины лет пятидесяти, носившего форму капитана Преображенского — гвардейского полка. Но при этом, молодой человек весьма фамильярно общался со своим сотрапезником. Но эта манера разговора, не вызывала со стороны старшего по возрасту человека никаких возражений.

— Да Юрка… ой прости — Пётр Петрович. Если бы мы тогда не успели перевести с Дону один из твоих бронекатеров — не было бы нам тогда, такой лёгкой Виктории. Быстро британский адмирал сообразил, что к чему и пошёл на попятную.

— Ну да. Куда деваться, когда на твоих глазах, за двадцать минут, небольшая «лодочка» береговой охраны без труда поджигает два галеона и собирается …

— Помню, помню: я ещё тогда согласился считать это их нападение недоразумением, которое не должно сказываться на наших отношениях. Впрочем, им этот урок всё равно впрок не пошёл.

— На то она и политика государь. — С этими словами, тот к кому обращались, как к Петру Петровичу потянулся за виноградом, лежащим в стеклянной вазе. — Улыбайся, даже если держишь камень за пазухой и постарайся его кинуть в соседа при первой же возможности — когда появится в этом выгода.

Оба собеседника, не сговариваясь, подняли рюмки с водкой стоящие рядом с ними на столе и, «чокнувшись» ими опорожнили их одним глотком.

— Да, были времена. Помнится на ассамблеях у Лефорта, водочку пивали кружкам. — С небольшой тоской в голосе проговорил Романов; возвращая опустевшую рюмку на стол. — А сейчас, благодаря стараниям нашего профессора Елизаветы Семёновны, мой медик пытается мне полностью запретить пить. Эх, нельзя мне было врачам столько свободы давать.

Бородач негромко усмехнулся и ответил.

— Питер, так ты сам им повод дал, когда сильно запил после Крымской компании.

— Да на моём месте, другой человек тут же помер, или на крайний случай ума лишился. — Это, какие нервы нужны — своими глазами видеть как сквозь твою ногу Петруха — на вылет проходит пуля, а ты, на это даже не обращаешь внимания.

— Это когда тебе надоело у Крыма выкупать своих подданных, и мы пошли его завоёвывать? — Бородатый собеседник постарался изобразить на своём лице удивление.

— Нет. — Съехидничал Император. — Это когда французы, с англичанами и поляками, год спустя, пытались нас оттуда вытеснить. Вот тогда я сильно испугался, — когда увидел, что у тебя от раны не осталось и следа — только дырка в амуниции.

— Ну, так я объяснил, что это нормально для сисадминов и вообще, мы живём намного дольше остальных людей. — Петров снова отщипнул от виноградной кисти несколько виноградин.

— И что с того? Осознание, что рядом с тобой ходит кто-то, кого нельзя убить, оптимизма не добавляет. Мало ли в какую коалицию ты Юрка решишь вступить.

— Сейчас я Петров Пётр Петрович. Государь ты сам меня так окрестил.

— Но ещё не привык к тебе так обращаться. — Отмахнулся самодержец.

— А надобно. Месяц прошёл, как после пожара в лаборатории, где я провёл в затворничестве несколько лет. Нашли моё обгоревшее тело и похоронили со всеми почестями.

— А твоя Ульянка молодец, великолепно играет безутешную вдову. Только вот твоих детей жалко — они ведь не посвящены в эту тайну: поэтому горе их — настоящее.

Гаврилов, это был именно он, — помрачнел и долго рассматривал чашку с остывшим шоколадом: крутя её в руках. А за окном, послышалось пение молодых людей вышедших из кабака:

…Тонкой, оранжевой линией

Против ворога, стали воины Русские!

И не было в мире силушки -

Одолеть способной — тех добрых молодцев …

— Сколько лет прошло, а всё помнят нашу первую Нику над шведами. Я слышал, что даже Германцы воспели тот подвиг наших стрельцов. — Негромко проговорил Романов.

— Да, храбро они тогда стояли… — Задумчиво ответил Юрий.

— Были орлы — несмотря на то что смутьяны, но не посрамили отчизну. — Продолжил самодержец. — А я, на днях, повесил трёх предателей. Они иудушки собирались голландцам продать секретную рецептуру нашего дизельного топлива. — Ну как мне доложили, это когда смешивается масло, спирт, и щёлочь. Двигатели иноземцы так и не научились делать, так хотят хоть топливо к нему сами производить.

— Нельзя было Меншикову им дизель электростанции продавать. Я слышал, что одну из них — разобрали до винтика.

— И поняли, что сами их делать — не смогут.

— Это пока. Поэтому нам нельзя почивать на лаврах. Надо дальше развивать науку и производство.

От такого ответа император вскочил со стула и заходил по комнате.

— А ты меня в такой момент покидаешь!

— Так надо государь! — Юрий по-прежнему невозмутимо сидел за столом. — Я не старею и, не смотря на все мои ухищрения, скоро все это поймут. И это может принести много бед, как мне, так и державе. Только представь, я выгляжу моложе даже твоего сына. Кстати как он?

— Часто с ним спорим по мелочам, но в целом из Алексея получился неплохой престолонаследник. Сейчас сидит в Петербурге и, когда я отсутствую, ведёт дела от моего имени. Правда с мачехой не ладит, но это не страшно, характером то, он весь в меня и мою вспыльчивый и Катерину, любить не обязан.

В дверь постучали, и в комнату заглянул сильно постаревший Меншиков.

— Мин херц, прибыл солдатский полк из Полтавы и начал погрузку своего имущества на корабль.

— Передай их командиру, что они сильно опоздали. И если по их вине задержится выход экспедиции, он будет строго наказан.

На время этой непредвиденной беседы Юрий сидел, отвернувшись у окну. Так что, царский любимец напрасно старался, рассмотреть императорского собиседника. Когда дверь закрылась, Романов улыбаясь, посмотрел на Юрия и спросил:

— Ну что конспиратор, немало тебе воинов, может позднее ещё прислать?

— Нет, государь. Для первого поселения в самый раз. А там начнём мирную экспансию — по примеру древних Римлян будем расширяться, действуя кнутом и пряником. Приучим лояльных нам аборигенов к нашим благам, заключим с ними оборонительные союзы. Для самодостаточности займёмся земледелием. Только вы, временами новых поселенцев присылайте — можно даже голытвенных казаков — и нам хорошо, и на Дону спокойнее будет.

— Только местных не невольте. Не надо их против нас настраивать…

На следующий день, всю торжественную часть проводов кораблей в Охотском порту, Юрий провёл в своей каюте. — Нельзя было показываться на публике, так как многие Петровы приближённые могли его узнать. Он сидел, вспоминая горестное, неизмеримо тягостное прощание с женой и понимал, что его жизнь отныне была бесконечным путешествием: Юрий должен раз за разом начинать всё сначала. А достигнув результата, обретя друзей и близких ему людей — снова всех бросать, «отрезая по живому» и начинать всё заново — в другом месте. Он будет идти по этой жизни странником неприкаянным и надеяться, что симбионт может со временем выключиться — выработав некий установленный ресурс. И в этом путешествии, даже если он смертельно устанет, самоубийство недопустимо — неизвестно кому может достаться его «наследство от трансгена».

13 03 2014 г.